Вечер потрясения

Глава 1 Союзники и "союзники"

Санкт-Петербург, Россия – Берлин, Германия – Вильнюс, Литва

19 мая

Война вступила в свои права, не собираясь делиться ни с кем. Механизм разрушения, запущенный на максимальные обороты, работал без сбоев, точно и слаженно. "Доблестный удар", от которого содрогнулась в одночасье едва ли не вся Евразия, достиг своей цели. Тех, кто рвался в бой, готовый показать всем свою отвагу и мастерство, ждала рутина, не столько опасная, особенно теперь, когда оборона была окончательно уничтожена, сколько утомительная. На театр военных действий было стянуто множество боевых самолетов, но для того, чтобы уложиться в отведенные вашингтонскими стратегами сроки, даже сотен крылатых машин оказалось слишком мало.

Авиация находилась в небе почти постоянно, совершая посадку лишь для того, чтобы пополнить боекомплект – в отличие от топлива, принимать на борт в полете ракеты и бомбы, к сожалению, оставалось пока неосуществимой мечтой. За несколько часов войны, грянувшей для многих вполне внезапно, пилоты выполнили уже по три-четыре боевых вылета, и очередной рейд на чужую территорию переставал быть чем-то действительно опасным. Больше всего рисковали только диспетчеры, с земли координировавшие действия ударных групп – самолетов в небе было столько, что наибольшую опасность представляли уже не русские истребители, а угроза столкновения. Наступление продолжалось полным ходом.

Когда до береговой линии оставалось уже не более десятка миль, командир группы отдал новый приказ, впервые за полчаса нарушив радиомолчание:

– Развернуться в боевые порядки! Разомкнуть строй! Разбирайте цели, парни, и атакуйте! Раздавим этих чертовых русских!

Услышав приказ, пилоты полутора дюжин тактических истребителей F-16C "Файтинг Фалкон" изменили курс, перестраиваясь на лету, расходясь широким фронтом, но неизменно продолжая двигаться на восток. В тот миг, когда под крылом водная гладь сменилась земной поверхностью, вздыбившейся прибрежными дюнами, истребители, разбившись на пары и четверки, разошлись в стороны, ринувшись каждый к своей цели.

Там, на земле, слыша над головами гул турбин, уже не надеялись, будто хоть что-нибудь помешает вражеским пилотам сбросить смертоносный груз, доставленный сюда, под Петербург, через всю Балтику. Звенья истребителей, медленно снижаясь, ринулись в строну охваченного пожарами порта, атаковав на этот раз военно-морскую базу.

– Мы на рубеже атаки! Включить прицелы, – приказал командир звена, и сам первым коснулся приборной панели, посылая к воде, сквозь дымную завесу, луч лазерного целеуказателя. – Оружие к бою!

Пилоты разом сняли с предохранителей управляемые бомбы, подвешенные под плоскости пикировавших к земле машин. И едва только перекрестье прицела на установленных в кабине каждого истребителя мониторах совпало с едва различимой целью, веретенообразным силуэтом боевого корабля, летчики нажали на спуск.

К тому часу, когда третья ударная волна достигла русских берегов, на земле, казалось, было уничтожено все, что хоть на миг привлекло внимание американских полководцев. Зенитные ракеты взорвались на пусковых установках, так что ни одна не сошла с направляющих, заставив пилотов врага хотя бы поволноваться. Перехватчики, заправленные, вооруженные, готовые к взлету, сгорели на бетонке аэродромов, и повезло тем пилотам, которых первый удар застал не в кабинах, в готовности к взлету.

Удар был внезапным и неотвратимым, последствия – кошмарными. Теперь у агрессора были окончательно развязаны руки, так что при планировании очередного налета решили обойтись почти без прикрытия, выбрав приоритетом бомбовую нагрузку. Теперь американские пилоты просто развлекались, оттачивая свое мастерство, а больше – просто похваляясь своей лихостью перед товарищами по оружию.

От каждой машины отделились, со все большей скоростью рухнув вниз, по две бомбы GBU-12 "Пэвуэй". Расправив короткие крылышки, наводимые на отсвет лазерных лучей снаряды помчались к целям, не выпуская их ни на миг из поля зрения своих электронных "глаз". Все, что требовалось от пилотов – просто держать риски прицелов на мишенях, выжидая считанные секунды. С земли не последовало ни одного выстрела, не взлетела ни одна зенитная ракета – там, внизу, все давно уже перестали надеяться, окончательно утратив боевой дух.

Вылет превратился в рутину, и летчики со скукой наблюдали, как бомбы ударили в борта и надстройки стоявших на рейде Ленинградской военно-морской базы кораблей. Предназначенные для охоты за чужими субмаринами в прибрежной зоне корветы даже теоретически не были способны помешать победоносному шествию американских батальонов, уже перешедших границу. Но раз уж на складах осталось достаточно бомб, так отчего бы пилотам лишний раз не закрепить полученные на полигонах навыки, расстреливая почти беззащитные мишени.

Следуя по лазерным лучам, точно по струне, управляемые боеприпасы кучно накрыли цели. Взрывы пятисотфунтовых боеголовок, начиненных мощной взрывчаткой, буквально выбросили из воды корпуса противолодочных кораблей, ставших очередными жертвами американской авиации. Тонкую обшивку разорвало вдоль бортов, и в отсеки хлынула соленая вода, стремительно заполняя опустевшие кубрики и каюты.

Суда, уже оставленные командой, искавшей спасения на берегу, охватило пламя, и спустя несколько минут они, так и не став защитой для охваченного ужасом города, исчезли под водой, уйдя на дно. Пилоты с удовлетворением видели, как над русскими корветами смокнулись свинцовые волны финского залива, навсегда погребая их на глубине.

– Задание выполнено, – сообщил командиру группы командир звена, выводя свою машину из пике. Пилот все еще мог видеть колышущиеся над местом затопления превратившихся в простые мишени противолодочных кораблей волны. – Цели поражены!

– Возвращайтесь на базу. Танкер будет ждать вас в квадрате "Эхо-семь". Удачного полета!

Последние корабли Балтийского флота, так и не вступив в настоящий бой с врагом, были уничтожены. Запертые в тесноте Финского залива, ушли на дно противолодочные корабли, ошвартовавшиеся в Кронштадте бесшумные субмарины "Варшавянка" исчезли в волнах, разорванные обрушившимися с неба бомбами, и ни одна торпеда так и не покинула их торпедные аппараты.

Одновременно четверка истребителей "Файтинг Фалкон" появилась над кварталами Санкт-Петербурга. Навстречу им уже поднимались столбы дыма – туда, в гущу городской застройки центральных районов, уже сбросили бомбы истребители первой волны, хирургическими ударами обезглавив Лениградский военный округ. Тысячи солдат в гарнизонах, разбросанных от Мурманска до Пскова, тщетно ждали приказов, а их командиры лежали, погребенные под руинами штабов и укрепленных бункеров, порой расположенных прямо под жилыми домами, будто призванными служить живым щитом перед атаками врагов. Но сейчас агрессор не гнушался ничем, и то, что часть бомб все же отклонилась от целей, забирая невинные жизни мирно спавших в своих постелях людей, ничуть не терзало слушавших победные реляции генералов.

Оказавшись в гуще сражения, люди, которых война застала в самых разных вещах, и вели себя по-разному. Кто-то панически метался по улицам, бросаясь под колеса мчавшихся на предельной скорости автомобилей, водителей которых, не замечавших знаков и светофоров, тоже охватил ужас. А иные, напротив, забивались в угол, и там, дрожа от страха, жадно вслушивались в нараставший в вышине рокот турбин. Но тем, кто парил над облаками, неся смерть под широко раскинутыми крыльями, не было дела до царившей на земле суеты.

– До цели двенадцать миль, – сообщил командир группы, сверившись с показаниями навигационной системы. – Снять оружие с предохранителя! Перестроиться!

Одно звено выдвинулось вперед, снижаясь к земле, пронзив облака и вдруг оказавшись над целью. Там, внизу, находилась одна из электроподстанций, питавших энергий огромный город, судорожно сжавшийся сейчас под не прекращающимися ударами.

– Пять миль до цели, – прозвучал напряженный голос командира, нервно теребившего гашетки. – Сброс!

Из-под крыльев истребителей, снизившихся до тысячи метров, посыпался град. На электростанцию обрушилось разом полдюжины бомбовых кассет CBU-94, каждая – с двумя сотнями боеприпасов BLU-114/B. Вместо взрывчатки они несли в себе катушки с тончайшими нитями из полимера, сотни метров токопроводящих нитей. Вышибные заряды на заданной высоте разрушили корпуса кассетных бомб, рассыпав суббоеприпасы над электростанцией, и путаница нитей частой сетью опала на высоковольтные линии и трансформаторы. Череда коротких замыканий выжгла предохранители, цепь разомкнулась, и почти половина города разом погрузилась во мрак. Нет, света хватало этим утром, но встало едва начавшее работать метро, остановились лифты в высотных домах, и даже вода в кранах иссякла. Привычная жизнь рухнула в один миг, без единого выстрела, без огня и смертей.

– Мы сделали это, – усмехнулся командир группы, видя фейерверк искр, взмывших над электростанцией. Мощные разряды могли поспорить сейчас с теми молниями, что сыпались на землю в самые сильные грозы. – Цель поражена! Лечь на обратный курс, парни!

– Есть сэр, – раздалось в ответ сразу в три голоса. – Уходим!

Избавившиеся от бомб истребители, выполнив вираж, медленно начали набирать высоту, удаляясь от охваченной пожарами и страхом земли, по которой метались обезумевшие от страха неизбежной смерти люди. Самолеты уже поднялись на десять тысяч футов, когда в кабинах разом взвыли сирены систем предупреждении об облучении.

– Дьявол, я в захвате, – кричали летчики, вращая головами но не видя и намека на присутствие противника, подловившего их в самый неподходящий момент. – Нас атакуют! О, черт!!!

Пилоты так ничего и не успели сделать, когда их настигли выпущенные вдогон ракеты "воздух-воздух". Машину ведомого разорвало на куски прямым попаданием, и летчик исчез в вихре огня. Командиру звена повезло чуть больше – одна из двух ракет, поразивших его истребитель, взорвалась несколькими футами ниже, и поток осколков, пробив во многих местах фюзеляж, не задел кабину. Катапульта выбросила кресло с пристегнутым к нему намертво пилотом, и когда взрыв второй ракеты повредил баки и двигатель, превратив истребитель F-16C "Файтинг Фалкон" в облако раскаленных газов, над летчиком, отброшенным на безопасное расстояние, уже развернулся шелк парашютного купола.

Раскиданные вокруг Санкт-Петербурга авиабазы были избраны одними из важнейших целей, и почти вся мощь первой волны воздушного удара пришлась именно по ним. На земле разверзся настоящий ад, когда десятки бомб и ракет достигли своих целей, поражая цистерны с топливом, склады боеприпасов и стоявшие вдоль взлетных полос машины. Казалось, все, что могло гореть, уже сгорело, все превратилось в руины, под которыми покоились люди. И все же в решающий миг защитники смогли оказать отпор.

Практически переставшие существовать аэродромы еще сражались, там нашлись офицеры, не утратившие выдержку, нашлись те, кто бесславной смерти предпочел гибель в бою, и аэродромы выбросили навстречу очередной волне вражеских машин свои истребители.

– В этом небе своих больше нет. Сбивайте все, что летает, – приказал командир импровизированной эскадрильи. – И тогда, быть может, вы останетесь живы сегодня!

Дюжина истребителей Су-27, все, что осталось от прикрывавшего Петербург с запада истребительного авиаполка, с яростью обреченных набросилась на уже отбомбившиеся американские самолеты, атакуя их один за другим. Чужие машины, только освободившись от смертоносного груза, подчас не успевали выйти из виража, когда на хвосте у них "повисали" краснозвездные истребители, и последним, что слышали американские летчики, кроме обреченной брани своих товарищей, был истошный зуммер системы предупреждения об облучении. Небо расчертили следы управляемых ракет, и за несколько минут четыре вражеские машины оказались на земле. И не всегда их пилотам удавалось воспользоваться катапультой.

– Уничтожить их всех, – приказал командир, ловя в прицел отчаянно маневрировавший истребитель "Файтинг Фалкон". – Не жалейте ракет!

Американские пилоты, внезапно атакованные, казалось, давно уже уничтоженными русскими истребителями, выжимали из своих машин все, на что те были способны. Маневрируя, рассеивая вокруг ложные цели, летчики пытались сбить прицел противнику, стараясь выиграть хотя бы несколько минут, чтобы в дело вступило боевое прикрытие. Огрызаясь залпами ракет "Сайдвиндер" и пушечными очередями, пилоты "Фалконов" пытались лишь немного продержаться, не сомневаясь, что помощь близка. И они оказались правы, хотя не всем повезло остаться в живых, когда ситуация изменилась.

Командир Двадцать седьмой эскадрильи Первого истребительного авиакрыла не испытал почти никакого беспокойства, когда экран отображения тактической обстановки внезапно заполнили красные метки "чужих" целей.

– Внимание, говорит лидер, – произнес летчик, вызывая своих пилотов, следовавших по обе руки от него на восток. – Обнаружен противник. Группа воздушных целей в квадрате "Зулу-шесть". Предположительно, "Фланкеры". К бою!

Дюжина истребителей F-22A "Раптор", круживших над восточной Балтикой, была тем козырем, которые американское командование до поры предпочло припрятать в рукаве. Новейшие истребители, впервые сегодня вступившие в настоящий бой, действовали практически автономно, почти перестав существовать для всех, кто находился в этом небе. Радары были отключены, и пилоты принимали данные в автоматическом режиме с борта самолета Е-3А "Сентри", державшегося еще дальше на восток. Истребители не пользовались поддержкой танкеров – каждая машина несла под крылом по четыре подвесных бака, каждый на шестьсот галлонов, и этого вполне хватало на несколько часов патрулирования.

– Сбросить баки, – приказал командир эскадрильи, разворачивая свою машину в сторону вражеских самолетов, пользуясь безнаказанностью, ожесточенно атаковавших машины ударной группы. – Ракеты к бою!

Почти опустевшие после нескольких часов кружения над морем емкости, отделившись от плоскостей истребителей, рухнули в море, вздымая пенные султаны и тотчас уходя ко дну. Теперь, избавившись от внешних подвесок, новейшие истребители словно переместились в иное измерение, окончательно перестав существовать для чужих радаров, прощупывавших пространство своими лучами. Руки пилотов слаженно легли на приборные консоли, снимая с предохранительного взвода бортовое оружие. Схватка в воздухе продолжалась.

Противник был обречен с той секунды, когда от земли оторвался первый из "Сухих". Мощный локатор "Сентри" обнаружил первую цель за четыреста километров, и электронный мозг "летающего радара", способный запоминать расположение двух с половиной сотен целей, передал координаты врага на борт истребителей, действовавших с Е-3А, как единое целое, мощнейший боевой комплекс, подчиненный только одной задаче – завоеванию господства в воздухе.

Пилотам "Рапторов" не нужно было включать мощные локаторы AN/APG-77, способные держать в памяти положение тридцати целей любого типа. Они ничем не выдавали свое присутствие врагу, но сами были готовы к немедленному действию, и в тот миг, когда в небе появился враг, пилоты не мешкали.

Бортовые компьютеры самолетов, объединенных в невидимую, но прочную сеть, некоторое время вели бой без участия людей, которым только оставалось следить за тем, чтобы в работе автоматики не возникали непредвиденные сбои. По командам с АВАКСа истребители выходили на дистанцию ракетного пуска, и, получив подтверждающий сигнал, летчики открывали огонь.

– Залп! – и распахиваются створки люков, выпуская в свободный полет ракеты "воздух-воздух" AIM-120C. – Надерем им задницы, парни!

Самолеты разделяло чуть менее сотни километров, и русские пилоты даже не подозревали, что уже стали мишенями. Ракеты AMRAAM, получая корректирующие команды с борта все того же "Сентри", мчались к целям, и лишь на дальности в несколько километров включались активные радиолокационные головки наведения, после чего управляемые снаряды переходили в полностью автономный режим, атакуя выбранные цели. С этой секунды русские были обречены.

Самолет ведомого превратился в раскаленный шар огня, от которого во все стороны брызнули осколки, еще мгновение назад бывшие обшивкой смертоносного "Журавля", прекрасного, как все совершенное. Полковнику, возглавившему контрудар уцелевших после бомбежки истребителей, пришлось выжать из своего "Сухого" все, чтобы увернуться от этого потока картечи, запросто способного изрешетить крылатую машину.

– Черт, я атакован! Я в захвате, – доносилось из эфира. – Ракеты на хвосте! Помогите!!!

Пилот, выровняв чудом не сорвавшуюся в штопор после отчаянного маневра уклонения, машину, увидел, как падают к земле, оставляя за собой дымные след, сразу три машины, и еще одна осыпается вниз градом пылающих обломков, неотделимой частью которых стало и тело пилота, не успевшего спастись.

– Господи, что же это?

Пять истребителей, тех самых, которые прежде считались непревзойденными воздушными бойцами, перестали существовать в считанные секунды. Пять крылатых машин – почти половина из находившихся в воздухе в этот миг – были уничтожены, и уцелевшие товарищи пилотов, разделивших участь своих истребителей, даже не знали, кто и откуда ведет по ним дьявольски точный огонь, обрушив град управляемых ракет.

Ракеты "воздух-воздух", разившие с невероятной точностью, казалось, возникли из пустоты. Русские пилоты не видели своего врага, отделенного десятками километров, но оттого не ставшего менее опасным. Луч бортового радара "Меч" касался фюзеляжей "Рапторов" уже "на излете", отчасти впитываясь специальным покрытием, действовавшим, точно губка, отчасти им же отражаясь под прихотливыми углами, так что лишь ничтожная часть отраженного сигнала возвращалась к "Сухому", превращаясь в едва заметное пятно засветки цели на экране радара, которое вполне могло быть следствием атмосферных помех.

Непревзойденные в ближнем бою Су-27 оказались обычными мишенями, встретившись с противником, понимавшим толк в такой вещи, как качественно е превосходство. Познакомившись с чудом советского авиапрома много лет назад, заокеанские конструкторы имели достаточно времени, чтоб придумать адекватный ответ, и они это время даром не теряли. Пока противник почивал на лаврах – скорее, вынужденно, чем просто из веры в собственное всемогущество – по другую сторону Атлантики рождалось оружие нового тысячелетия. Американские истребители, превратившись в смертоносных призраков, оставались практически невидимыми, но их пилоты, получая поддержку "Сентри" с его мощным радаром, сами отлично видели врага, посылая ему ракеты с предельной дальности.

– Где противник, – кричали перепуганные русские пилоты, попросту не видевшие целей для своих ракет, болтавшихся на пилонах бесполезным грузом. – Где они?

Ракеты налетали отовсюду стаей, и "Сухие", один за другим, оказавшись атакованы разом с нескольких сторон, после нескольких минут лихорадочных маневров – никогда прежде, ни на одних учениях, летчики не демонстрировали подобное мастерство высшего пилотажа – падали, уступив в схватке бездушным машинам. Еще два истребителя, уступив смертоносным "роботам", являвшимся из-за горизонта, оказались сбиты с разницей не более тридцати секунд, но только один парашютный купол появился в небе.

– Маневрируйте, – в отчаянии кричал командир авиаполка – точнее, бывший командир уже несколько минут как не существовавшего подразделения – видя, как гибнут его пилоты, его товарищи, и сейчас не изменившие присяге и воинской дружбе. – Уклоняйтесь! Отстреливайте все ложные цели!

Две ракеты ринулись к истребителю командира группы, заходя в хвост "Сухому". За кормой крылатой машины развернулось облако дипольных отражателей, отгородивших Су-27 от радиолокационных головок наведения ракет AIM-120С. Когда завеса рассеялась, "Журавль", турбины которого работали в форсажном режиме, уже оказался за пределами зоны видимости, сорвав захват. Теперь пилот готовился нанести ответный удар.

– Противник по азимуту двести восемьдесят, – сообщил командир полка оставшимся в живых пилотам, несмотря ни на что, готовым продолжать бой. – Смотрите во все глаза! Янки рядом, я знаю это!

Бортовой локатор "Сухого" по-прежнему ничего не обнаруживал, бессильно посылая по курсу санирующий луч, скользивший по фюзеляжам американских машин, державшихся на предельно возможной дистанции. Но законы физики, несмотря на все ухищрения инженеров, продолжали действовать в этой вселенной, и турбины "Рапторов" се так же выплевывали струи огня, оставляя невидимый, но вполне различимый для чутких приборов след.

– Теплоконтрастная цель по азимуту двести десять, – едва увидев возникшую на экране отметку, закричал своим товарищам командир эскадрильи, уже сократившейся втрое под неотразимыми ударами врага, бившего из-за горизонта. – Дальность тридцать! Атакуем их! Делай, как я!

– Черт, это невидимки!

Теплопеленгаторы, входившие в состав оптико-электронной прицельной системы Су-27 обнаружили противника, неосторожно приблизившегося к избиваемым русским перехватчикам, на слишком малое для воздушного боя расстояние. Едва различимые отметки целей манили пилотов, терзавших кнопки пуска ракет.

Истребители, разворачиваясь заостренными носовыми обтекателями в сторону противника, на максимальной скорости сближаясь с F-22A, пилоты которых еще верили, что находятся в безопасности, не сразу заметив неожиданный маневр.

– Атаковать с предельно малых дистанций, – приказал командир своим пилотам, которых осталось в строю, в готовности к бою, всего трое. – Навяжем им ближний бой, чтобы никакие АВАКСы не помогли! За мной!

Развернувшись широким фронтом, "Сухие" как будто шли на таран. Все, что было нужно сейчас – сократить расстояние, чтобы исход боя решали не радары, и точность бортовых пушек и быстрота реакции тех, кто нажимали на их гашетки. В прочем, сперва в ход пошло более сложное оружие.

– Черт, головки наведения не видят цель, – раздраженно кричали пилоты, не слышавшие сигнала захвата. – Не можем стрелять!

В схватке с этим противником отказывало даже самое надежное и проверенное оружие. "Рапторы", вершина авиастроения, излучали столь мало тепла даже на сверхзвуковой скорости, что системы наведения не замечали их, пока дистанция не сжалась вдвое. Несмотря на трение, обшивка, выполненная из композитных материалов, почти не нагревалась в отличие от обычного металла, раскалявшегося на высоких скоростях едва ли не докрасна, а выхлопные газы, вырывавшиеся из плоских сопел турбин, смешивались с забортным воздухом, и след, который неизменно оставляет за собой любой самолет, оказывался едва различимым. Но русские летчики не желали отступать, идя на врага без тени сомнений, доверившись своим машинам, уверовав в их смертоносную мощь, и наконец, вступили в бой.

– Есть захват, – один за другим доложили пилоты, когда тепловые головки наведения ракет Р-73 захватили свои цели, отделенные теперь уже всего полутора десятками километров, ничтожной дальностью по меркам воздушного боя нового тысячелетия. – Запуск ракет!

Огненные стрелы, вырвавшись из-под крыльев "Сухих", умчались к неразличимой невооруженным взглядом цели. Несколько мгновений свободного полета наперегонки со звуком отделяли их от чужой машины, несколько неуловимых мгновений, в течение которых пилоты уцелевших Су-27 продолжали стремительно сближаться со своим противником. Летчики могли поквитаться за гибель – глупую, почти бессмысленную – своих товарищей, и ради этого они, лишившись в одночасье всего, даже своей страны, сами были готовы умереть.

Командир Двадцать седьмой истребительной эскадрильи понял, что задумал противник, лишь тогда, когда возле машины его ведомого взорвалась русская ракета, наводимая на тепло, "выдыхаемое" мощными турбореактивными двигателями "Пратт-Уитни" F-119.

Слишком увлекшись расстрелом русских истребителей, американцы упустили момент, и противник воспользовался этим, нанеся ответный удар, в который вложил все свое отчаяние и ярость. Первый "Раптор", иссеченный обрушившимся на него сверху снопом осколков, клюнул носом, уходя к земле, но все же летчик сумел на несколько секунд выровнять машину, и спустя мгновение над облаками распустился белоснежный цветок парашютного купола.

– Внимание, – закричал в эфир командир эскадрильи, увидев устремившиеся к нему от горизонта искры управляемых ракет. – "Фланкеры" атакуют!

Русские налетели внезапно, залпами выпуская ракеты "воздух-воздух" и немедленно, сокращая дистанцию до считанных сотен метров, открывая огонь из бортовых пушек, наводимых посредством лазерных дальномеров. Они били в упор, не оставляя ни места, ни времени для спасительного маневра и не заботясь об экономии патронов – это бой должен был стать первым, последним и решающим, и это понимали все.

Мерцающая нить очереди повисла прямо по курсу командирского "Раптора", и его пилот увидел, как от одной из находившихся рядом машин отделились куски обшивки, вырванной тридцатимиллиметровыми снарядами. Истребитель, беспорядочно вращаясь, точно сорванный с ветки лист, ушел вниз, стремительно теряя высоту.

– В ближний бой не вступать, – приказал командир эскадрильи. – Разрывайте дистанцию, парни, и выпускайте ваши ракеты! Русские машины очень маневренны, эти ублюдки хотят устроить нам "собачью свалку"!

"Сухие" приближались, рассыпая вокруг себя облака дипольных отражателей, в которых вязли лучи бортовых радаров истребителей F-22A "Раптор". Град управляемых ракет AIM-120C уже почти иссяк, и последние, потеряв среди помех русские машины, бесполезно рвались в пустоте, сразив лишь один Су-27. Гроздья тепловых ракет-ловушек, выстреливаемые установленными в хвостовых балках "Журавлей" пусковыми устройствами, слепили головки наведения ракет ближнего боя "Сайдвиндер", заставляя тех уходить прочь от настоящих целей, мчавшихся на врага, изрыгая огонь.

Остроносый "Фланкер", окрашенный в серо-голубой цвет, промчался под днищем "Раптора", заходя в хвост выбранной его пилотом цели, и командир Двадцать седьмой эскадрильи, настоящий воздушный снайпер, не мешкал. Повернув голову в массивном кибершлеме, оснащенном встроенной системой целеуказания, американский пилот дал "увидеть" врага головкам наведения ракет AIM-9X "Сайдвиндер", ждавших своего часа в боковых отсеках вооружения.

Русский истребитель уходил из поля зрения, преследуя выбранную цель. Его пилот желал только одного – в последний миг своей жизни увидеть падающую к земле чужую машину, объятую пламенем. Обо всем остальном летчик не думал, за ненадобностью забыв про осторожность. Командир Двадцать седьмой истребительной эскадрильи не стал упускать такой шанс.

Американский пилот, коснувшись ручки управления двигателями, привел в действие систему управления вектором тяги. Плоские сопла реактивных турбин "Раптора" чуть отклонились вниз, и тридцатитонная машина, на которую на мгновение будто перестала действовать сила гравитации, развернулась почти на одном месте, уставившись заостренным и тоже чуть сплющенным носовым обтекателем, под которым укрывалась антенная решетка бортового радара, в хвост русскому самолету. Радар, в прочем, сейчас был совершенно ни к чему – видя противника невооруженным глазом, американец перестал полагаться только на технику, отчасти умышленно уравняв свои шансы с возможностями врага.

– Получи, выродок, – злорадно произнес пилот, нажимая кнопку пуска. Створки распахнулись, и катапультные устройства выбросили вслед "Фланкеру" две ракеты "воздух-воздух", немедленно, точно почуявшие запах добычи гончие, ринувшиеся за своей целью. – Подавись!

Ракеты AIM-9X, оснащенные, как и "Раптор", двигателями с управляемым вектором тяги, выполнили лихой разворот, атакую русский истребитель. В последний миг одна из них отвернула, обманутая ярким факелом ложной цели, вспыхнувшим чуть правее цели истинной, уже выполнявшей боевой заход, садясь на хвост одному из американских пилотов, внезапно из охотника превратившемуся в добычу. Но головка наведения второй ракеты прочно "держала" цель, и, сблизившись с "Сухим" на десяток метров, "Сайдвиндер" взорвался, выбросив поток осколков вслед самолету.

Шрапнель, разогнанная до колоссальной скорости, изрешетила хвостовое оперение "Сухого", перебив тяги управления, распоров баки и вызвав взрыв одной из ракет, подвешенных под крыльями. Истребитель превратился в огненный шар, и, по инерции еще промчавшись прежним курсом, врезался в уходивший от него "Раптор". Все летчики, на миг забыв о бое, видели, как две боевых машины, слившись воедино в последнем порыве, рухнули вниз, пронзив тонкий слой облаков.

– Чертовы психи, – в ужасе произнес командир эскадрильи, представивший на миг, что сам мог оказаться на месте своего офицера, от которого теперь не осталось даже праха. – Эти безумцы идут на таран!

– Это же русские, сэр!

Этот воздушный таран словно поставил точку в воздушном сражении, разыгравшемся на подступах к Санкт-Петербургу. Через минуту был сбит последний русский истребитель, и небо вновь оказалось открытым для ударных групп, подходивших со стороны Балтики, чтобы вновь обрушить на землю врага смертоносный груз. Трем новейшим "Рапторам" не суждено было вернуться на базу после этой схватки, длившейся всего лишь несколько минут но отнявшей у ее участников все силы. Всего три машины, пусть и баснословно дорогие и невероятно сложные – такова была цена за господство в воздухе, которое теперь уже некому было оспаривать. Дюжина стремительных "Журавлей", тяжелых истребителей Су-27, легла на другую чашу весов победы, окончательно склонившихся на сторону агрессора, теперь полностью уверовавшего в свою непобедимость.

Для тех, кто сидел в кабинах сошедшихся в яростных поединках истребителей, этот бой стал самым важным событием всей войны, но на земле, да и в далеких штабах, разыгравшейся в воздухе над береговой линией схватке почти не придали значения. Эта стычка, эта победа американских пилотов, да и вообще все действия американской авиации, с некоторых пор стали лишь вспомогательными действиями, обеспечивавшими едва успевшее начаться наземное наступление. И ему, этому паровому катку, мчавшемуся по русским просторам, не могла помешать ни дюжина "Сухих", ни вдесятеро большая воздушная армада, которой теперь попросту неоткуда было взяться здесь.

Третья механизированная дивизия продолжала свое неумолимое движение. Стальной клин все глубже врезался в тело жертвы, вытягивался все дальше и дальше на восток, рассекая территорию России. Батальоны наступали, не сбавляя темпа, не встречая даже намека на сопротивление. Еще не было израсходовано ни одного снаряда, ни один боец из тех, что укрывались под броней боевых машин, не был ранен, никто не получил даже царапины. Все происходило даже проще, чем на учениях, но заслуга в том была не пехотинцев и танкистов, а тех, кто расчищал им путь.

В те минуты, когда первый танк покатился по русской земле, самолеты из первой волны воздушного наступления, четыре десятка крылатых машин F-15E и F-111F, уже выполнили задачу. Успешно отбомбившись по целям, пилоты разворачивали истребители, спеша увести их из опасной зоны, но больше для того, чтобы освободить место для следующей волны, уже накатывавшей со стороны Финского залива, а потом еще одной, и еще и еще.

Град бомб, с каждой минутой, казалось, только усиливавшийся, уничтожал укрепления, аэродромы, склады, но главное – волю тех, кто попал под этот удар, лишая людей выдержки, вселяя в их сердца неконтролируемый страх, ужас, панику, которую невозможно было побороть. Перед танками, катившимися по балтийскому побережью, простиралась лишь выжженная пустыня, над которой витали обреченность и отчаяние.

Шестидесятитонные громады газотурбинных "Абрамсов" рвались к городу на Неве, сопровождаемые свитой стремительных бронемашин "Брэдли", грозно взрыкивавших дизелями "Камминз", работавшими на максимальных оборотах. Гусеничные ленты вгрызались в рыхлую землю, километры летели навстречу, и заветная цель становилась все ближе. Россия сотрясалась от многоголосого рыка, подобного торжествующему реву зверя, могучим ударом ломающего хребет обреченной добыче. Третья механизированная дивизия рвалась к Санкт-Петербургу, и ее победный клич отдавался в самых удаленных уголках Европы.

Бируте Варне не знала о разворачивающейся на подступах к многострадальной северной столицей России – и над ней тоже – битвой, но министр иностранных дел Литвы тоже готовилась к сражению, пусть оружием в нем должны были стать лишь слова и параграфы международных конвенций.

До встречи, относительно которой каждый ее участник питал свои надежды, порой скрываемые ото всех без исключения, оставались еще краткие минуты, как раз столько времени, чтобы обсудить будущее и дать последние указания, основанные, разумеется, на желании только лучшего для всех, вот только благо каждый тоже понимал по-своему. И Антанас Буткус, тот, кто в конечном итоге, отвечал за судьбу целого, пусть и весьма малочисленного народа, старался не потратить предоставленное ему самим провидением время зря.

– Я надеюсь, вы будете сдержаны, – осторожно, но настойчиво произнес президент Буткус. Лидер страны видел волнение, видел гнев, который глава внешнеполитического ведомства уже не в силах была скрывать, измучившись ожиданием. – Американцы – наш стратегический союзник, самый надежный партнер, и мы не должны сейчас вступать с ними в конфликт.

– Наш союзник грубо нарушил наш суверенитет, которого мы так долго, с таким риском добивались для себя, – раздраженно ответила Бируте. – Союзник как минимум, должен проявлять уважение к своим партнерам. Да, мы слабы, но это не значит, что о нас можно вытирать ноги кому и кода угодно, господин президент.

Антанас Буткус хотел сказать еще что-то, но в этот миг в зале заседаний появились опаздывавшие гости. Юджин Уилкинс, глава дипломатического представительства США, вызванный в литовский МИД для консультации, явился не один. Следом за ним чеканя шаг, точно часовой на плацу, крепко сбитый мужчина в парадной форме американской армии с внешностью классического латиноамериканца. Этого человека Бируте знала, хотя прежде не имела чести общаться с ним, и сразу поняла, что военный атташе Соединенных Штатов, полковник Лоренцо, появился здесь не зря, тем более, как раз его никто не желал видеть сегодня.

Встреча – и это было оговорено заранее – проходила в узком кругу, без посторонних, без многочисленных помощников, референтов и всех прочих, кого порой на таких мероприятиях просто не замечают. По обе стороны от президента Литвы расположились лишь самые важные его соратники – глава дипломатического ведомства и министр обороны, которого происходящее касалось еще в большей мере, чем саму Варне. И оппоненты тоже явились с малочисленной, но мощной группой поддержки, воплотившейся в этом крепыше, затянутом в униформу.

– Господа, добрый день, – президент Буткус был само радушие. Он тепло поприветствовал гостей, улыбаясь и расточая комплименты. Варне только поморщилась, немедленно перехватив брошенный на нее искоса взгляд министра обороны Гринюса, на лицо которого словно набежала грозовая туча. – Прошу вас, господа, присаживайтесь. Полагаю, наша встреча не займет много времени.

– Время – самое ценное, что у нас есть сейчас, – невозмутимо произнес Уилкинс. – И потому, господин президент, прошу сразу к делу.

– Собственно, господин посол, на встрече с вами настаивала министр иностранных дел, – Буткус указал на Бируте, подобравшуюся, словно готовая к броску гончая, почуявшая добычу. – Прошу, госпожа Варне, вам слово.

Президент расслабленно откинулся на высокую спинку кресла, приготовившись к зрелищу, словно досужий зевака. Так же держался и Гринюс. Министр обороны только украдкой переглядывался с Лоренцо – с американцем они прежде весьма тесно взаимодействовали на почве перехода литовской армии на стандарты НАТО – и одновременно искоса поглядывая на самого Буткуса за спиной у министра иностранных дел.

– Господа, я хочу высказать вам свое возмущение действиями американских военных, – резко, впервые услышав, насколько визгливый и неприятный у нее голос, бросила Варне. – Я имею в виду рейд американских "коммандос" на русский военный объект, расположенный на территории Республики Беларусь. Вы тайно, не поставив в известность власти Литвы, разместили на территории вильнюсского аэропорта своих солдат, осуществивших агрессию против суверенного государства, точнее, даже против двух государств разом – чтобы атаковать русскую базу, вы без разрешения пересекли границу Беларуси, а плацдармом для агрессии стала наша страна.

Все, чего хотела сейчас Бируте Варне – сдержать свои чувства, не дать собеседникам увидеть переполнявшие ее эмоции, поняв, насколько в действительности перепугана и растеряна глава внешнеполитического ведомства Литвы.

– Это совершенно недопустимо, и я уверяю вас, что мы заявим протест в ООН по поводу столь грубого нарушении международного права, – все еще пытаясь казаться решительной и непоколебимой, продолжала Бируте, взглянув в глаза американскому послу. – Фактически вы поставили всех нас под удар, хотя Литва не имеет отношения к вашей операции против русских.

Юджин Уилкинс, наблюдая за тем, как беснуется глава литовского МИДа, едва сдерживал смех. Если президент Буткус и министр обороны производили впечатление истинных арийцев, какими в свое время их еще представлял полубезумный фюрер германской нации, то Варне ассоциировалась у посла с вяленой рыбой. Какая-то бесцветная, блеклая, бледная, точно привидение, она, казалось, давно уже утратила всю женственность. Самому Уилкинсу больше нравились темпераментные латиноамериканки, и потому он никак не мог избавиться от пренебрежения, граничащего с омерзением.

– Наша страна является членом международного сообщества, обладая правами, не меньшими, чем любое европейское государство, – продолжала, все больше распаляясь, Варне. – Вы сами не единожды провозглашали всеобщее равенство, и мы желаем, чтобы от слов вы перешли к делу, подтвердив свои заявления. И потому мы не потерпим такого отношения к себе. Я требую уважения нашей территориальной целостности, наших границ, и настаиваю на том, чтобы впредь на землю Литвы не ступал ни один американский военный.

– Сожалею, госпожа Варне, что все случилось именно так, – успокаивающе поднял руки пред собой американский посол. – Но мы действовали в интересах того самого международного сообщества, и вынуждены были соблюдать меры секретности. Сообщи мы вам о готовящейся операции, и о ней тотчас узнали бы русские, с которых станется нанести упреждающий удар. Ядерный удар, целью которого, кроме прочих европейских столиц, мог оказаться и Вильнюс, – растягивая для достижения лучшего эффекта слова, четко, с расстановкой произнес Юджин Уилкинс. – Вы разве хотите, чтобы ваш любимый Вильнюс бомбили, чтобы на улицах рвались русские бомбы? Именно о вашей безопасности, о безопасности Литвы, как и о безопасности всех своих европейских союзников, мы и думали, проводя эту акцию в полнейшей тайне.

– Обеспечить нашу безопасность можно с меньшими усилиями, – скептически усмехнулась Бируте. – Просто не нужно было использовать нашу страну как плацдарм для своих военных операций, гарантировано подставляя ее под удар. Если для вас ваши партнеры по НАТО служат только живым щитом, пушечным мясом, что ж, полагаю, нам стоит немедленно начать процедуру выхода из Альянса, – бесстрастно бросила она в изменившееся лицо американского посла. – Я не считаю возможным подвергать наш народ опасности. Мы не ведем войну против России, не поддерживаем вас, и мне не хочется становиться мишенью просто потому, что когда-то кто-то из моих предшественников опрометчиво назвал Литву союзником и партнером Соединенных Штатов.

– Вот как, – вскинул брови Уилкинс. – Вы готовы зайти так далеко из-за сущего пустяка? Но и мы можем пойти гораздо дальше, госпожа Варне, – покачал он головой. – То, о чем вы говорите, походит более всего на предательство!

– Я думаю, министр иностранных дел слегка погорячилась, – немедленно встрял в беседу президент Буткус. – Разумеется, мы не можем принимать такие решения без всесторонних консультаций, без тщательного анализа. Но все же и мне не по душе, что наша страна фактически стала в глазах русских агрессором, – осторожно произнес Антанас Буткус, пытаясь выбрать верные слова и пребывая в изрядном замешательстве. Но ему, в отличие от Варне, не помогал праведный гнев. – Америка отделена от России океаном, мы же – только условной линий границы, перейдя которую, русские войска могут оказаться в столице в течение нескольких часов.

– Боюсь, они не в состоянии это сделать сейчас, – криво ухмыльнулся полковник Лоренцо – Русская армия понесла огромные потери, управление ею парализовано, высшее командование почти полностью уничтожено. А вот в Эстонии сейчас высаживается в полном составе Третья механизированная дивизия Армии США, и в случае любого демарша с вашей, господа, стороны, вместо Петербурга целью ее может стать и Вильнюс.

– Вы угрожаете нам? – вскинулась Варне. – Это уже слишком. Вы хотите воевать не только с русскими, но еще и с нами? Международное право на нашей стороне, и вас, агрессора, осудит весь мир.

В этот миг посол Уилкинс презрительно расхохотался. Сдерживаться было уже превыше человеческих сил, и американец дал вою чувствам, выплеснув их в истерическом смехе. Посол смеялся больше минуты, содрогаясь, точно в конвульсии, пока из глаз его не брызнули слезы.

– Вы это серьезно, – сквозь смех спросил он у опешившей от происходящего Варне. – Вы верите, что кто-то станет на защиту маленькой, но гордой Литвы? О, как это забавно! Да неужели вы до сих пор не поняли, что международное право – пшик! Прав тот, кто сильнее, а потому не вам тягаться с моей страной. Мы объявим Литву еще одним американским штатом, и никто, повторяю, никто не посмеет нам перечить. Никто даже не заикнется о вашей независимости. Вы были нужны, чтобы создавать мелкие проблемы для русских, только и всего. Вспомните торжественные марши бывших эсэсовцев, литовских ветеранов-нацистов, вспомните глумление над девяностолетними стариками, ветеранами Красной Армии, которых вы судили, как оккупантов. Разве это соответствовало международному праву? Вам позволялось все, что было в наших интересах, госпожа министр, а сейчас мы заинтересованы в использования вашей территории в качестве плацдарма для операции против России, и мы добьемся своего. Вы грозите нам войной? Отлично, но только подумайте, что сможет ваша жалкая армия, горстка резервистов, против двадцати тысяч американских солдат, прошедших Афганистан и Ирак. Дьявол, как же страшно, целых восемь тысяч кое-как обученных призывников против тех, кто живыми смог вернуться из такого ада, о котором вы не услышите ни на одной проповеди! Хватит и одной механизированной бригады, что там, батальона, чтобы за час разгромить всю Литву, пройдя парадным строем по улицам Вильнюса! Хотите устроить партизанскую войну? Тем лучше, у наших парней будет возможность поупражняться в стрельбе перед тем, как вступить в бой с остатками Российской Армии, если хоть кто-то из русских осмелится оказать сопротивление после того, что для них устроит наша авиация. Мы все равно добьемся своего, а вы можете выбирать – остаться нашим другом, или стать врагом со всеми вытекающими последствиями.

Литовские министры вздрогнули, как от удара. И прежде под вежливой улыбкой порой проскальзывал волчий оскал, но сейчас заокеанский "друг" по-настоящему показал клыки. И это было страшно.

– Я отправляю вас в отставку, госпожа Варне, – сухо произнес старавшийся скрыть страх президент Буткус. Повязанный раз и навсегда, он не осмелился предать, пусть верность "союзнику" и могла обернуться злом для его собственного народа. – В такой важный период вы готовы ввергнуть нас в войну, это недопустимо. Указ будет подписан в течение ближайших минут. Боюсь, вам не по силам больше выполнять свои обязанности в такой сложный период нашей истории!

Молча встав из-за стола, Бируте Варне одернула костюм, так, чтобы не осталось ни одной складочки, и, чеканя шаг, так же как полковник Лоренцо прежде, двинулась прочь из кабинета, сопровождаемая взглядами и своих коллег, и немного опешивших от происходящего американцев. Лишь на пороге она обернулась, смерив оцепеневшего Буткуса полным презрения взглядом.

– Иуда Искариот был бы рад назвать вас своим сыном, господин президент, – холодно произнесла бывшая министр иностранных дел Литвы. – Поверьте, ваши соотечественники никогда не забудут вашу заботу!

Никто ничего не успел сказать, замешкался и сам президент, и Бируте Варне, переступив порог, чтобы никогда больше не возвращаться обратно, с силой хлопнула дверью, так что присутствующие вздрогнули, точно от грянувшего над ухом выстрела.

– Я сожалею, – промолвил растерянный Буткус. – Сейчас, к сожалению, сложно справиться с чувствами. Не все понимают, что нужно держаться вместе, а не порознь, если мы и впрямь надеемся на светлое будущее, господа.

– Сейчас нужно не ссориться, а вместе думать о том, что делать дальше, – подхватил Гринюс. – Русские, как смертельно раненый зверь, могут нанести удар из последних сил, чувствуя безысходность, и нужно защитить наш народ от этой опасности. А с этим, я полагаю, способна справиться только Армия США.

Посол Юджин Уилкинс кивнул с явным одобрением, а полковник Лоренцо деловито сообщил, торжествующе взглянув на главу Литвы:

– Если вы дадите свое согласие, господин президент, в течение суток на территории Литвы будут развернуты батареи зенитных комплексов "Пэтриот", истребители-перехватчики, летающие радары "Сентри", а также размещены подразделения обеспечения. Мы закроем литовское небо от русских самолетов и ракет!

Президент Буткус и министр Гринюс молча переглянулись, будто о чем-то сказав друг другу без слов, а затем, вновь обратив взгляды на Уликинса и его немногословного спутника, кивнули. Уилкинс и Лоренцо тоже переглянулись, едва сумев скрыть торжествующие улыбки. Они могли возвращаться в посольство с чувством выполненного долга, и почти не сдерживали законную радость – рапортовать об успехах всегда лучше, чем оправдываться в неудачах.

Первый транспортный самолет, громадный С-17А "Глоубмастер", приземлился в Вильнюсе – этой серой громаде едва хватило посадочной полосы – спустя полчаса. Еще через час в столичном аэропорту совершила посадку шестерка истребителей F-15C "Игл", за которыми последовал еще один транспортный "борт", загружены ракетами "воздух-воздух" и запчастями для перехватчиков. Развертывание передовой группировки на новом плацдарме шло все более быстрыми темпами. В Белом Доме могли торжествовать по поводу еще одной важной победы своей дипломатии, но на радость там не было видно и намека – одновременно в других местах происходили и иные события.

За развитием наступления на Санкт-Петербург, первой полномасштабной наземной операцией американской армии за последние пять лет, но несравнимой ни по задействованным силам, ни по целям кампании со всем, что было прежде вплоть до достопамятного сорок четвертого года, пристально, с замиранием сердца, следили не только в Вашингтоне. В кабинетах глав европейских государств, как никто иной отчетливо слышавших отзвуки внезапно начавшейся войны, царило сильнейшее напряжение, понемногу перераставшее в страх, а кое-где – в праведный гнев. И причины для этого были более чем весомыми.

Руки федерального канцлера Германии трясло мелкой дрожью, так что он едва смог с первой попытки опустить телефонную трубку на базу, попав точно в выемки на плоском аппарате, весело подмигивавшем своему хозяину разноцветными огоньками. Больше всего сейчас хотелось схватить телефон и с размаху швырнуть его в стенку, и пусть рассыплется на мелкие куски. Правда, канцлер не был уверен, что это поможет, а сам телефон мог еще пригодиться – новости приходили постоянно, и Краус непременно желал слышать их из первых уст, а не в пересказе своего секретаря.

Этот день, начавшийся раньше чем обычно, не сулили ничего хорошего, и хотелось только дожить до того мига, когда исчезнув за горизонтом на западе, солнце вновь окрасит небосвод на востоке розовым сиянием. Сперва Йохан Краус не хотел верить услышанному, когда из Брюсселя с ним по прямой линии связался немецкий представитель при НАТО, едва досидевший до конца невероятно короткого заседания начальников штабов. Заикаясь и проглатывая слова, генерал сообщил всего лишь о том, что началась третья мировая война.

Это было подобно удару кувалдой по затылку, и грудь вдруг рвануло болью, словно кто-то вонзил острый кинжал в самое сердце. Но шок быстро прошел – любой, кто оказывается в паутине большой политики, невольно становится циником, иначе без этого просто не выжить. Усилие воли, немного валидола – и первое лицо Германии снова в строю, а боль, еще пытаясь перейти в контратаку, медленно угасает, не исчезая совсем, но лишь до поры отступая, чтобы потом напомнить о себе. Но это будет потом. И канцлер начал действовать.

– Герр Мердок, вы не должны были так поступать, – с напором начал Краус, едва президент США ответил на его звонок, всполошивший, наверное, многих по ту сторону Атлантики. – НАТО существует для того, чтобы действовать сообща, а не исполнят ваши приказы, точно цирковая собачка, бегающая по арене на задних лапах. Ваши действия поставили под угрозу безопасность моей страны, безопасность всей Европы, в конце концов, а это сотни миллионов людей, не имеющих к вашей войне ни малейшего отношения. Союзники так не поступают, герр президент!

Краус пытался быть сдержанным, более полагаясь на увещевания и уговоры, но его собеседник, давно уже принявший свое решение, оказался не просто глух – еще надменен и беспощаден.

– Германия – член НАТО, по крайней мере, сейчас, и ваш долг сделать все для безопасности остальных участников Альянса, – невозмутимо сообщил Джозеф Мердок, цедя каждое слово сквозь зубы. – Все происходит вполне в рамках устава, и я не понимаю, что вас так тревожит. Мы, Соединенные Штаты, подверглись агрессии, и ваш долг – помочь нам в отражении ее. И все, что нам нужно – ваши аэродромы, мы даже не требуем, чтобы вы рисковали жизнями своих солдат. Все ваши обвинения – чепуха, не более, чем проявление банальной трусости.

Мишень – вот кем ощущал себя канцлер ФРГ после короткого разговора, не имевшего никакого смысла. Мишень, а еще – немощный, ничтожный человечек, о которого запросто вытерли ноги, втоптав в грязь всю словесную шелуху о демократии. А туту еще министр обороны, так и лучившийся от счастья…

– Американцы подняли в воздух всю авиацию, все свои боевые самолеты. Сотни машин в одном вылете, – глаза шефа военного ведомства Федеративной республики Германия сверкнули фанатичным блеском: – Они сокрушат оборону русских за считанные минуты, раздавят их, как гнилой орех, сотрут в пыль их армию! Я не верю, что такой мощи возможно что-то противопоставить, чтоб хотя бы смягчить удар! Внезапность абсолютная, и шансов у русских нет, и не было с самого начала!

Выражение лица министра стало настолько кровожадным, что федеральный канцлер брезгливо поморщился. Перед Йоханом Краусом стоял фанатик, сам, наверное, готовые вскочить в кабину истребителя и умчаться навстречу русским, уничтожая все, что попадется на его пути. В этом человеке, как ни в ком другом, воплотился тевтонский дух, но сейчас эмоции должны были уступить здравому смыслу, ярость – страху.

– Они используют нашу территорию, как плацдарм для наступления, – прервал восторженную речь министра обороны канцлер Германии. – Американцы, не посчитав нужным предупредить нас, согласовать свои безумные действия, поставили всех, всю Европу, перед фактом. Черт возьми, они не оставили нам выбора, и теперь вся Германия, каждый немец могут ответить за это, дорого ответить!

– Господин канцлер, нам нечего опасаться, – упрямо помотал головой глава военного ведомства. – В атаку брошены такие силы, что русские будут уничтожены мгновенно, даже не поняв, что с ними происходит. Американцы все рассчитали, сумели сосредоточить на исходных рубежах огромный флот, лучшие эскадрильи своей боевой авиации, сделав это скрытно для противника. О таком "блицкриге" мечтали наши деды, и вот генералы из Пентагона сумели воплотить его! Россия падет спустя считанные часы. Их солдаты утратят волю к победе, да и как сражаться, если над головой кружат только вражеские самолеты, непрерывно сыплющие бомбами? Все кончится очень скоро, едва успев начаться.

Этот человек знал, о чем говорил, вернее, о чем его устами говорила сейчас банальная зависть. Много лет он сам, пребывая в разных званиях, готовился к войне, каждый день и час ожидая приказа. Но замершие друг против друга посреди Европы армады тогда так и не двинулись с места, а победа была одержана за столом переговоров. Дипломаты врага тогда оказались слабее духом, нежели солдаты и генералы. И вот теперь американцы в одиночку, ни на кого не оглядываясь, и, кажется, всерьез ничего не опасаясь, нанесли удар, сделав то, о чем мечтали военные многих стран – и чего политики прошлого и настоящего боялись превыше всего.

– Sie sind ein Dussel! – внезапно рявкнул Краус, заставив своего собеседника подавиться последними словами: – Русским не нужны часы на то, чтобы придти в себя. Черт возьми, им хватит десяти минут, чтобы нажать кнопки пуска ракет, и тогда, болван, все чертовы авианосцы янки не смогут нас спасти. Schei?e, эти ублюдки, проклятые американцы, сделали нас своим щитом, живым, черт побери, щитом!

Федеральный канцлер вскочил, пытаясь выплеснуть накопившуюся в нем злость и страх в движение, и подскочил к министру обороны. Глава военного ведомства казался настоящим арийцем не только по духу, но и внешне – без малого два метра, грудь колесом, белобрысый ежик на голове и безумный блеск в серо-стальных глазах. Но и министр обороны, почувствовав, какая ярость кипит в душе канцлера, невольно дрогнул, отступив на шаг назад.

– Ответный удар русских придется не только по Соединенным Штатам, но и по нам, немцам, по ничтожным французам, еще Бог весть по кому, а это значит, что самой Америке достанется несравнимо меньше, чем причитается, – торопливо заговорил Краус, выплевывая каждое слово в лицо побледневшему министру. – Мы, вся Европа, поглотим часть той смертоносной мощи, которую обратят русские против своих врагов. Америке будет нанесен страшный удар, но Штаты все же уцелеют, а вот у нас не будет ни единого шанса. Вы что, хотите видеть Берлин, Гамбург или ваш родной Дрезден в руинах, присыпанных радиоактивной пылью? Подумайте, что станет с Германией, со всей Европой, если на нее упадет хотя бы десяток русских боеголовок? Это у русских есть Сибирь, а нам бежать некуда!

Во взгляде министра появился проблеск понимания. Он был солдатом, прошел долгий путь, прежде чем оказался на самой вершине армейской иерархии, и представлял сокрушительную мощь того оружия, которое могло быть обращено против его страны. И так же он понимал, что противник, несмотря на очевидную гибельность такого поступка для всех, мог решиться и отдать приказ, после которого продолжение войны станет попросту бессмысленным, даже если кто-то и сумеет уцелеть по обе стороны фронта. И все же…

– Американцы заверили нас, что ответной атаки русских опасаться не стоит, – пытаясь казаться как можно более уверенным, сообщил министр, опустив взгляд – командующий Бундесвером знал, что в глазах видны лишь сомнения и зарождающийся страх. – В Пентагоне уверяют, что ядерный арсенал русских не будет применен. Президент Швецов был, судя по всему, и впрямь смещен, не передав дела, как полагается, а, значит, не передав и свое право на применение ядерного оружия. А без его разрешения все русские ракеты – просто груда металлолома, который американцы запросто уничтожат на стартовых позициях. Глупцам у власти не место, так что русские не осмелились доверить контроль над ядерным арсеналом только одному человеку, и теперь ответный удар исключен. Поверьте, они способны сделать это, господин канцлер. В Вашингтоне не для того задумали эту войну, чтобы проиграть.

– Возможно, американцы и выиграют, – зло усмехнулся Краус. – Я даже почти уверен в этом – в Пентагоне сидят умные люди, они все просчитывают на десять ходов вперед. Но вот выиграем ли мы, господин министр? То, как поступили американцы, использовав нас в качестве трамплина для своего броска на Восток – просто подлость, которой не должно быть места между теми, кто называет себя партнерами, союзниками и едва ли не друзьями. И в любом случае, я не верю всем обещаниям этих янки. Какова наглость, – возмущенно воскликнул Йохан, отступив от застывшего министра и принявшись расхаживать по кабинету, меряя широкими шагами огромный ковер. – Американцы просто не считают нужным о чем-то разговаривать с нами, не считают нас равными себе и демонстрируют это всякий раз, как только возможно. Для чего было создавать НАТО, придумывать уставы, разрабатывать всякие процедуры, если в нужный момент никто даже не попытался посоветоваться или хотя бы заранее предупредить нас? Россия нам не враг, но из-за горячности этих ковбоев в Москве будут полагать – и окажутся правы по большему счету – что мы поддерживаем эту агрессию, ведь американские самолеты взлетают с немецких аэродромов, чтобы бомбить русские города, убивать русских людей. Возможно, враг и дрогнет, ощутив на себе мощь ударов американской военной машины, но, быть может, увидев, как гибнут их товарищи, как в огне горящих городов исчезают их семьи, русские просто озлобятся и пойдут напролом. Нет, русские раз уже пришли на нашу землю, и я не желаю, чтобы это повторилось. Американцев нужно поставить на место, и я, видит Бог, сделаю это!

Ноздри Крауса гневно вздувались, лицо налилось кровью, а глаза горели бешеным огнем. Министр обороны, не ожидавший от этого спокойного человека такой бури ярости, поежился, ощутив наполненную злой решимостью ауру собеседника.

– Американцы наплевали на НАТО, подставили под удар своих союзников, как пешек, как разменную монету, – переходя на свистящий шепот, произнес канцлер. – Что ж, пусть так! – Йохан Краус злорадно усмехнулся, буквально придавив своим тяжелым взглядом к покрытому персидским ворсом полу министра обороны: – Если в Вашингтоне не считают более, что наш альянс может служить чем-то иным, нежели пушечное мясо и удобные плацдармы для американской агрессии, Германия с этой минуты не будет считать себя членом НАТО. Пусть другие рискуют, раз так хотят, но немцы – не марионетки! Наших дедов, в конце-то концов, победили русские, советские, а янки тогда явились на все готовое, и до сих пор ведут себя на нашей земле, словно завоеватели.

– Господин канцлер, – робко, что было ему совсем не свойственно, промолвил глава военного ведомства. – Господин канцлер, поймите, ведь у американцев просто не было времени на долгие обсуждения и согласования. Они вынуждены были действовать так быстро, отбросив дипломатию и протокол.

– Не было времени? Что за чушь! Едва ли не за месяц американцы начали стягивать в Европу свои войска, подвели свой флот к русским берегам. А Грузия? Две дивизии, развернутые там, это, по вашему, чистая случайность? То-то сейчас они могут в один миг перемахнуть через Кавказ и идти прямым маршем хоть на Москву!

– Но ведь все эти войска принимали участие в маневрах… – министр обороны невольно пытался оправдать американцев, своих собратьев-военных. Сейчас он едва ли понимал, что сам себе противоречит, прежде с таким воодушевлением расхваливая умение союзников проводить подготовку к операции подобного масштаба скрытно.

– В маневрах, которые, неведомо отчего, затянулись на много дней против изначально оговоренного срока, – саркастически усмехнулся Краус. – Американцы знали, что будет война, в отличие от русских, и сумели к ней неплохо подготовиться. Да, это верно стратегически, но почему наши "союзники", утаив приготовления от врага, не сообщили о своих намерениях нам, своим партнерам.

– Все же русские атаковали первыми, уничтожили американскую субмарину в Атлантике.

– Не сомневаюсь, что так и было, только вопрос, что эта подлодка делала у берегов России. Да, это большая потеря, но ради такой победы американские правители, не сомневаюсь в этом, рискнут и много большим, принудив врага сделать первый ход, чтобы потом предстать всему миру спасителями человечества и защитниками свободы. Так, например, сейчас они рискуют нами. Но я положу этому конец, с вами или без вас.

– И что же вы планируете делать? – настороженно поинтересовался министр обороны.

Глава правительства Германии усмехнулся, демонстрируя нескрываемое превосходство перед своим собеседником. Этого вопроса Йохан Краус ждал и ответ на него у канцлера давно уже был готов.

– Я приказываю блокировать американские базы на нашей территории, закрыть воздушное пространство Германии для полетов американской авиации, – отчеканил федеральный канцлер. – Приводите в боевую готовность наши вооруженные силы, немедленно отдайте приказ поднять в воздух все истребители, что у нас есть. Если хоть один американский самолет отныне пересечет наши границы, он должен быть уничтожен. А Бундестаг пока должен начать ускоренную процедуру по выходу страны из состава НАТО.

Министр обороны браво щелкнул каблуками, отрывисто кивнув канцлеру. Сейчас он только что услышал приказ, не допускающий двусмысленностей, и был не вправе обсуждать его, тем более, не мог не выполнить этот приказ. Оставаясь сколь угодно несогласным, министр мог только одно – подчиниться и действовать. И очень скоро слова, произнесенные под сводами кабинета федерального канцлера, воплотились в дело, но случилось это за сотни километров от мирно дремлющего, ничего не зная еще о начавшейся войне, Берлина.

Глава 2 От любви до ненависти…

Грозный, Чечня, Россия – Балтийское море – Таллинн, Эстония

19 мая

Небо над Чечней очистилось, и операторы летающего радара Е-3А "Сентри", несущего дозор в воздушном пространстве Грузии, могли видеть на экранах своих локаторов лишь единичные отметки целей, которые все без исключения помечались, как дружественные. В верности этого никто не сомневался – авиация противника была полностью уничтожена, в основном, еще на аэродромах, так и не успев проявить себя в деле.

Многочисленные истребители "Страйк Игл" и "Файтинг Фалкон", успешно отбомбившись по намеченным целям, ушли на родные базы для дозаправки и пополнения боекомплекта. Там их уже с нетерпением ждали команды техников и бензовозы, а кроме того – новые приказы, ведь война едва успела начаться, и для победы предстояло сделать еще очень и очень многое.

Вернулись в Тбилиси и вертолеты Сто первой воздушно-штурмовой дивизии, высадившие в Грозном несколько тысяч десантников и теперь направлявшиеся за их товарищами, ожидавшими в грузинской столице своей очереди играть в гляделки со смертью. В воздухе Чечни сейчас находилось с десяток вертолетов и самолетов, в их числе – и пара геликоптеров ЕН-60А "Квик Фикс", машины радиоэлектронной борьбы, продолжавшие глушить связь противника, мешая его наземным подразделениям, еще вполне боеспособным, координировать свои действия. Кроме того, экипажи вертолетов, барражировавших возле Грозного, прослушивали эфир, перехватывая переговоры врага. Именно с них все и началось.

– Командир, сэр, – старшего офицера окликнул оператор комплекса радиоразведки и перехвата AN/ALQ-151. – Сэр, запеленгован работающий радиопередатчик. Я слышу переговоры на стандартных частотах русских сухопутных войск. Район севернее Грозного, сэр. Кажется, кто-то движется к городу, какое-то подразделение русских.

– Черт, нашим парням там и так не сладко, – скривился командир экипажа. – Уточнить координаты! Нужно остановить ублюдков, пока они не наделали дел!

Вцепившись в частоту, выхваченную из взбудораженного эфира, оператор радиоперехвата вслушивался в рубленые, деловиты фразы безликих русских командиров. Настоящий профессионал, он в совершенстве владел языком врага, зная все особенности военного сленга, и быстро смог разобраться, чьи же разговоры услышал.

– Это подразделение русской артиллерии, сэр, – доложил офицер своему командиру. – Они примерно в полусотне миль к северу от Грозного, квадрат Виски-два, сэр. Докладывают, что войдут в город через два часа.

– Черта с два! Дайте связь с командным центром. Нужно провести разведку, уточнить положение противника!

Русские подразделения, разбросанные по всей Чечне, с трудом могли связываться друг с другом, продираясь сквозь шквал помех. Сигнал вяз в хаосе шумов уже через несколько километров, и радисты на той стороне едва ухитрялись разобрать обрывки слов или морзянки, порой совершенно бессмысленные. Управление, возможность просто согласовать свои действия, чаще становилось причиной успеха в современной войне, чем просто превосходство в огневой мощи, и те, кто нанес первый удар, делали все, чтобы жертва не смогла собраться с силами. Сами же американцы были лишены таких проблем, и потому донесение достигло Тбилиси за считанные секунды, став для многих сигналом к действию.

– Направить "Хищник" в квадрат Виски-два, – приказал дежурный офицер. – Пилотам истребителей F-16C "Файтинг Фалкон" выдвигаться в этот же квадрат в готовности к нанесению удара.

Круживший над предгорьями беспилотный разведчик RQ-1A "Предейтор", глаза и уши наступавшей группировки американских войск, изменил курс через пару минут, направившись на север, прочь от вздымавшихся в небо горных кручей. Телевизионная камера, установленная на стабилизированной платформе под фюзеляжем робота передавала на землю "картинку" отменного качества даже в сумерках, а там, где зрение отказывало окончательно, глубокой ночью, в сильный туман, выручали инфракрасный сенсор AN/AAS-52 и бортовая радиолокационная станция TESAR, луч которой равно легко пронизал и плотные облака, и дымовую завесу.

– Визуальный контакт, – операторы "Хищника", замкнутые в тесноте кабины передвижной станции управления, первыми увидели на экранах шлейф пыли, вытянувшийся не менее чем на километр. – Колонна бронетехники в квадрате Виски-два. Движутся курсом один-семь-ноль. Это самоходные орудия! Вижу несколько десятков артиллерийских установок!

Донесение не дошло до генерала Камински – даже появление русских танков возле Грозного не было столь важным, как маневры сразу нескольких дивизий в казавшейся далекой Калмыкии. Решение принял офицер меньшего ранга, и решение это было вполне ожидаемым:

– Уничтожить противника!

Два звена истребителей F-16C "Файтинг Фалкон", парившие над каспийским побережьем, изменили курс, уходя из воздушного пространства Дагестана на запад. От цели их отделяло двадцать минут полета с крейсерской скоростью.

Самоходно-артиллерийский полк Сорок второй гвардейской мотострелковой дивизии, растянувшись лязгающей змей на три километра, рвался к Грозному. Три дюжины самоходных гаубиц 2С3М "Акация", двигаясь с максимально возможной скоростью, приближались к столице Чечни, чтобы там вступить в бой. Полк, даже не в полном составе, мог окончательно сместить шаткое равновесие в этом сражении в пользу защитников, и потому командир, возглавлявший колонну, старался любым путем передать весть о себе туда, где его ждали.

– Грозный, я – Седьмой, прием, – надрывался офицер, бросая слова в треск и шелест помех, природу которых он точно не знал. – Грозный, прием! Кто-нибудь меня слышит? Нахожусь в квадрате девять-пятнадцать, следую курсом на вас! Кто-нибудь меня слышит?

Командир вновь и вновь выходил в эфир, пытаясь предупредить товарищей о своем приближении, возродив надежду. Мощь его подразделения была вполне достаточна, чтобы уничтожить любого врага, осмелившегося ступить на русскую землю. Но ответом ему по-прежнему оставался шелест помех, резавший ухо.

– Грозный, прием! Отзовитесь же!

Полк, приближавшийся к Грозному – пусть даже не в полном составе – был подобен молоту, способному с одного удара разбить в пыль боевые порядки врага, тщетно надеявшегося, что ему удастся пережить хотя бы еще одну атаку. Вот только молотобоец, сильный, решительный, беспощадный, бил вслепую, даже не на звук, и удар запросто мог придтись в пустоту. Без слаженности в действиях любая попытка контратаки становилась почти бессмысленной тратой и без того почти исчерпанных сил, с таким трудом собранных командованием. А второго шанса враг уже не даст.

– Напрасные усилия, товарищ полковник, – качая головой, произнес радист. – Янки глушат связь. На всех диапазонах такие помехи, что мы сами себя не услышим!

– Ублюдки! – Противник, не имея возможности разом уничтожить всех, кто был готов защищать свою страну от вероломного агрессора, заставлял каждого ощутить себя одиночкой, вокруг которого нет никого и ничего, и это было способно подорвать боевой дух самых стойких бойцов. – Продолжай вызывать их на всех частотах! Как угодно, докричись до наших, парень!

Командир полка, высунувшись из люка штабной бронемашины Р-145БМ, беспрестанно вертел головой, его взгляд скользил по небосклону, пока под тонкой скорлупой брони, способной защитить лишь от автоматных пуль да легких осколков, радист, хрипя и напрягая связки, все еще пытался кого-то вызвать, кому-то сообщить об их приближении.

– Только бы успеть, – приговаривал командир полка, всматриваясь в вышину, пытаясь выхватить из рева дизельных двигателей иной звук – нарастающий гул реактивных турбин – Только бы прорваться!

Командир полка нервничал не зря, и не зря командиры расчетов нервно сжимали рукоятки зенитных пулеметов ПКТ калибра 7,62 миллиметра, теребя гашетки. Вся Чечня превратилась в охотничьи угодья серокрылых демонов, явившихся из-за океана. Казалось, американские самолеты "висят" над каждым проселком, над каждым шоссе, немедленно атакую любую колонну, насчитывавшую в своем составе более трех машин. И зенитные пулеметы были слабой гарантией защиты, но зенитно-ракетный полк Сорок второй мотострелковой дивизии погиб одним из первых под ударом целой эскадрильи истребителей "Файтинг Фалкон", и некому сейчас было защитить пылившие по разбитому, давно не чиненному шоссе самоходки.

– Грозный, я – Седьмой, прием, – монотонно повторял, точно робот, радист, понимавший, что никто не услышит его, что все усилия тщетны, но исправно выполнявший приказ. – Прием, Грозный!

Завеса помех, окутывавшая столицу Чечни невидимым, но дьявольски прочным куполом, поглощала рвущиеся в эфир слова почти без остатка. Для устойчивой связи ныне требовались не десятки километров, как обычно, но считанные сони метров. В охваченном боем Грозном никто так и не услышал сообщения артиллеристов, но это не означало, что их не слышали вовсе.

Три дюжины самоходных орудий, каждое из которых всего за минуту могло послать по сто семьдесят килограммов свинца и огня – по четыре осколочно-фугасных снаряда – семнадцать с лишним километров, парой залпов не просто сокрушив оборону врага, но физически уничтожив его, причем своим солдатам не пришлось бы рисковать, сходясь с противником на расстояние автоматного выстрела. И появление на сцене этого персонажа враг, наблюдавший за всем из Тбилиси – а глазами его были парившие под облаками беспилотные самолеты и мчавшиеся в космическом безмолвии разведывательные спутники – не мог проигнорировать.

Полк оставил свои казармы, едва прервалась связь, когда радисты в последний миг услышали призыв о помощи. Самоходные орудия, способные остановить атаку целой танковой дивизии, двигались без поддержки прочих подразделений, даже боекомплект был ограничен лишь теми снарядами, что находились в укладках машин. Они были беззащитны в бою накоротке, уязвимы против воздушного противника, и враг не замедлил нанести удар туда, где оборона была слабее всего.

Четыре тактических истребителя "Файтинг Фалкон", снижаясь, выстроились один за другим, вереницей заходя на цель. Пилоты еще не видели противника, но спутниковая навигационная система позволяла летчикам, получавшим целеуказание от беспилотного разведчика "Раптор", уверенно вывести свои машины на рубеж атаки. Чтобы победить, отныне вовсе не обязательно видеть цель.

– Снизиться до восьмисот футов, – приказал командир группы, идущий первым на врага. – Дистанция между машинами пять тысяч. Оружие к бою!

Пилоты по команде отключили предохранитель, приводя в боевую готовность свой арсенал, гроздьями свисавший из-под крыльев. Бортовые компьютеры с громадной скоростью просчитывали варианты атаки, указывая точку оптимальную сброса.

– Одна минута до рубежа атаки, – сообщил командир, касаясь клавиши сброса бомб. И почти тотчас, с ничтожным промедлением: – Огонь!

Четыре рукотворные птицы, которым сталь заменяла невесомые перья, по очереди спикировали на растянувшуюся на многие километры колонну, смертоносную и одновременно беззащитную перед тем, кто не ползал по земле в пыли, но реял над облаками. Истребитель командира первым оказался над целью, и из-под крыльев его обрушился вниз град кассетных бомб CBU-59 APAM.

Русские артиллеристы, высовывавшиеся из распахнутых люков, еще провожали взглядами промчавшийся едва не над самым шоссе самолет, когда корпуса разовых бомбовых кассет раскрылись, словно бутоны цветов, и на землю посыпался град малокалиберных бомб. Кумулятивные суббоеприпасы BLU-77 – больше семисот в каждой из бомб – засеяли каждый метр шоссе, и земля за кормой уходившего в набор высоты истребителя окуталась сплошным ковром взрывов.

Огненный дождь пролился над дорогой, перегородив ее свинцовой стеной, в которую, одна за другой, утыкались самоходные установки "Акация". Противопульная броня, способная удержать разве что осколки на излете – больше орудиям, призванным вести огонь с тыловых позиций, через головы наступающей пехоты и танков и не требовалось – плавилась от прикосновений кумулятивных струй сыпавшихся с неба бомб. В корпусе боевых машин оставались лишь крохотные, с мизинец, отверстия, а уже внутри струя огня, свернутого в тонкий жгут, расправлялась, заполняя целиком боевое отделение. От жара лопались глаза, кожа мгновенно обугливалась, и крики заживо сгоравших артиллеристов звучали недолго.

– Я Дижпси-один, сброс выполнил, выхожу из атаки, – звучали в эфире рапорты отбомбившихся по беззащитной бронеколонне пилотов. – Я Джипси-два, атака завершена!

Каждый из четверки истребителей F-16C по очереди разгрузившихся над целью, сбросил на самоходные орудия, сжатые узостью шоссе, по четыре кассетные бомбы CBU-59, почти по три тысячи малокалиберных бомб. Каждой из самоходок досталось по несколько смертоносных "гостинцев", которых на метр дороги приходился не один десяток. В океане огня, разверзшемся на месте разбитой, запыленной дороги, ведущей прямо в Грозный, за считанные минуты сгорела самая большая надежда генерала Бурова. Самоходно-артиллерийский полк был уничтожен, не сделав ни одного выстрела в ответ по противнику, который был попросту недосягаем для гордившихся своей мощью, дальнобойностью и точностью своего огня артиллеристов.

– Цель уничтожена, – доложил в штаб командир группы. Избавившись от бомб, он сделал еще один заход на цель, но только для того, чтобы увидеть сожженные самоходки. – Задача выполнена!

Истребители "Файтинг Фалкон", набирая высоту, разворачивались на юг, в сторону своих баз, где пилотам предстояло, дождавшись, когда техники пополнят боекомплект, вновь оторваться от земли, отправляясь в очередной вылет. За спинами летчиков, уводивших свои машины к облакам, оставалась вереница самоходных орудий, превратившихся в неподвижные глыбы металла, скрывавшие в себе тела своих экипажей, принявших смерть, даже не поняв толком, что оказались в гуще сражения. Генералу Бурову так и не суждено было дождаться подкрепления. В прочем, командующий не сидел на месте, и был готов перейти к действиям уже сейчас. Во взбудораженном Грозном шли лихорадочные приготовления, неразличимые для спутников, и время ожидания уже истекало.

Канонада стихла неожиданно, и на прилегавшие к аэропорту чеченской столицы кварталы опустилась тишина, после почти не прекращавшегося грохота разрывов казавшаяся полнейшей, несмотря на доносившийся отовсюду рев моторов, лязг стальных гусениц, отрывистые команды и крики раненых, которых на своих плечах тащили в укрытие их товарищи и бойцы из медсанбата.

Земля еще дрожала, источая дым из множества воронок, которыми, словно оспинами, была изрыта мостовая, но артобстрел прекратился. Град снарядов внезапно иссяк, но воцарившееся спокойствие вовсе не сулило ничего хорошего.

– Боеприпасы кончились, – произнес кто-то за спиной генерала Бурова. – Выдохлись, падлы!

Несмотря на то, что грохот выстрелов смолк, в ушах все еще звенело, а во рту не исчезал привкус пепла и крови. Всюду лежали трупы, а к тем, кто еще был жив, спешили санитары. И все же командующий армейской группировкой в Чечне, в точности как полководцы минувших эпох, теперь управлявший остатками своей армии не из безопасного штаба, а под огнем противника, которого отделяли порой ничтожные десятки метров, чувствовал некоторое облегчение. Враг как-то пытался огрызаться, но силы его были на исходе. Наверняка кончались патроны, а теперь умолкли и пушки, не то и впрямь израсходовав боезапас, а может, просто стволы перегрелись.

– Снаряды доставят на вертолетах, – зло ответил, даже не обернувшись, чтобы понять, с кем спорит, командующий. – Всего полчаса, и они продолжат, черт возьми. Нужно закрыть небо над Грозным для авиации янки, и тогда мы сможем одним ударом покончить с их десантом. Когда же дивизия войдет в город?

Бригада Сто первой воздушно-штурмовой дивизии американцев, высадившаяся на аэродроме, три десантных батальона, всего чуть более двух тысяч бойцов, впилась в перепаханное взрывами летное поле мертвой хваткой, все глубже вгрызаясь в землю, и теперь от обороны перешла к активным действиям. Американцы, вовсе не казавшиеся обреченными, хотя фактически и попали в окружение, пытались расширить плацдарм, наверняка готовясь к приему пополнения. Все здесь, в Грозном, знали, что по другую сторону Кавказского хребта ждали своего часа еще две полнокровные десантные бригады, всего без малого пятнадцать тысяч бойцов, включая и подразделения обеспечения. Высадившимся в Грозном солдатам предстояло продержаться совсем немного, прежде, чем соотношение сил должно было измениться. И они держались, не желая отступать.

Грозненский аэропорт, занятый врагом, превратился в подобие неприступной крепости, яростно плевавшейся во все стороны раскаленным свинцом. Доставленные по воздуху орудия обрушили огненный шквал на город, заставив генерала Бурова отдать приказ об отступлении, поле того, как под обстрелом погибла почти рота. Командующий не мог позволить себе так легко терять людей, которых собирали отовсюду, пытаясь скопить достаточно сил для решающего удара.

– Авиации давно не слышно, – заметил начальник штаба танкового батальона, пока находившегося на переднем крае и готового своей несокрушимой мощью остановить любые попытки противника перейти в атаку. В прочем, последнее казалось совершенным вымыслом.

– Ублюдки к чему-то готовятся, – мрачно ответил командующий. – Их самолеты и вертолеты должны виться над нами постоянно, осыпая бомбами. Не верю, что янки забыли о своих десантниках, оставив их нам на съедение.

Отрезанные от всего окружающего мира, сражавшиеся на улицах Грозного, бойцы слабо представляли, что творится рядом, даже в пределах чеченской территории. И тем более они не могли знать о происходящих на севере, в степях Калмыкии, событиях, о выдвинувшихся из глубины русской территории дивизиях, рванувших вдруг к Кавказу, опережая реакцию американских стратегов, собравшихся в штабе в Тбилиси, и много дальше от этих мест, в Вашингтоне и Рамштайне. Никому здесь было не ведомо, что в эти самые минуты авиация врага, сотни крылатых машин всех типов, сжимается в могучий кулак на раскиданных по всей северной Турции аэродромах, готовая по команде взмыть в небо, чтобы разом сокрушить скапливавшиеся на севере войска, способные запросто разрушить все планы вашингтонских стратегов. Штурмовики, тактические истребители, даже стратегические бомбардировщики, многотонные тяжеловесы, готовились к взлету, и их экипажи томились в мучительном ожидании. Работой были заняты лишь немногие – для поддержки высадившегося в Грозном десанта генерал Камински выделил смехотворно малые силы, присутствия которых противник почти не ощущал.

В прочем, у командующего группировкой федеральных сил было довольно иных занятий, кроме как пытаться вскрыть стратегические замыслы безликого, удаленного, быть может, на сотни, а возможно, и на десятки тысяч миль врага, его искушенных в военном искусстве генералов или политиков, которые, в конечном итоге, и направляли помыслы людей в погонах. Сергей Буров видел противника прямо перед собой, осязаемого, уязвимого, и думал только о том, как уничтожить его, сокрушить одним ударом, выжечь огнем. Ну а те, кто был с генералом, просто были готовы выполнять его приказы.

Две группировки, едва ли сопоставимые по силам и возможностям, равно как и по силе духа – и мало кто смог бы однозначно определить сильнейшего сейчас – после первой схватки смогли по достоинству оценить противника, его ярость, заставлявшую забывать о страхе, и отвагу. Первый бой внешне закончился ничем, но и он принес свои результаты – теперь, готовясь к новой схватке, противники действовали осторожно, рассчитывая свои силы, не желая впредь идти вперед, очертя голову.

– Доложите о потерях, – потребовал Сергей Буров, обращаясь к сопровождавшим его офицерам. – Кто-нибудь, живее!

Первая схватка закончилась вничью, тупиком, из которого генерал лихорадочно пытался отыскать выход. Американцы понесли немалые потери, в этом командующий не сомневался, но и его бойцы далеко не все вернулись живыми из боя. Там, на посадочных полосах, превратившихся в линию фронта, остались напоминанием о фатальной недооценке противника сгоревшие танки, русские танки, так и не сумевшей своим огнем, своей многотонной массой проломить оборону врага, сражавшегося со все возраставшей яростью.

– Товарищ командующий, прибыл самоходный артдивизион и мотострелковый батальон, – сообщил Бурову подбежавший ординарец. – Они вошли в пригороды Грозного с севера, готовы занять исходные позиции для атаки.

Сорок вторая гвардейская мотострелковая дивизия была главным и, пожалуй, единственным козырем, на который еще мог полагаться генерал Буров. Разбросанная по всей равнинной части Чечни, дивизия избежала гибели под американскими бомбами, и теперь, получив приказ командующего, ее части стягивались к Грозному отовсюду, сжимаясь в тот кулак, который вскоре раздавит горстку вражеских солдат, тщетно ждущих помощи.

– Это хорошо, майор, – кивнул Сергей Буров, действительно, радовавшийся услышанному. – Нам нужны все силы, все, кто есть, каждый танк, каждое орудие, каждый солдат! Этих ублюдков – генерал кивнул туда, где кончались жилые кварталы, и начиналось летное поле, превратившееся в поле боя, – нужно раздавить, так, чтобы мокрого места не осталось. Раскатаем их танками, намотаем, черт возьми, на гусеницы!

Войска стягивались, пусть и медленно, но все же стягивались, выдвигаясь на исходные рубежи, маскируясь среди домов, пока очередной приказ не бросит их в атаку. Вереница боевых машин пехоты, облепленных по привычке передвигавшимися на броне мотострелками, извиваясь стальной змеей, продвигалась по улицам, кое-где перекрытым руинами разрушенных бомбежкой зданий. Солдаты, не доверяя обманчивой надежности брони, способной выдержать разве что обстрел из пулемета, предпочитали тесноте десантного отделения возможность быстрее покинуть машину, просто спрыгнув на землю, а не проталкивать себя через узкие проемы люков обхваченной огнем БМП.

Самоходные стадвадцатидвухмиллимеровые гаубицы "Гвоздика", неуклюже маневрируя на узких улицах, медленно ползли к назначенным им рубежам, чтобы оттуда обрушить на врага потоки огня. Приземистые шестнадцатитонные машины со смещенными к корме вращающимися башнями, они производили сильное впечатление и могли уравнять шансы с врагом, обзаведшимся вдруг удивительно мощной артиллерией. Дивизион, восемнадцать самоходных орудий, должен будет стать основой огневой мощи, и под прикрытием его залпов мотострелки и уцелевшие после первой неудачной атаки танки смогут ударить вновь, опрокинув противника, сокрушив, наконец, его оборону.

– Артиллерийскому дивизиону приказываю укрыться в городских кварталах, – распорядился Буров. – Ничем себя не выдавать, пока я лично не отдам приказ. Пусть ждут и готовятся к бою!

Способные посылать снаряд весом двадцать два килограмма на полтора десятка километров самоходки не было нужды размещать так близко от аэродрома, но в чистом поле они тотчас стали бы жертвами американской авиации, окончательно захватившей господство в небе над Чечней, и буров не желал рисковать. Пусть орудия молчат, пока все не будет готово, а потом они уничтожат врага.

– Товарищ генерал, на подходе зенитно-ракетная батарея мотострелкового полка, – доложил вестовой, прибежавший от укрывшихся на первом этаже полуразрушенного прямым попаданием снаряда здания. – Они войдут в город не позднее, чем через час.

– Хоть одна добрая весть, – усмехнулся Буров. – Что ж, передайте, пусть поспешат. Если янки вновь прилетят, теперь у нас будет, чем ответить!

Сорок вторая гвардейская дивизия имела на вооружении не самую новую технику, если не более того, но и этого сейчас вполне хватало командующему федеральными силами, намеревавшемуся покончить с врагом одним ударом. И всего четыре зенитные установки "Шилка", те самые, до сих пор, спустя десятилетия после своего создания вселявшие неподдельный ужас в американских пилотов, дополненные четырьмя же зенитно-ракетными комплексами "Стрела-10", были как нельзя кстати, чтобы прикрыть напряженно готовившееся наступление. И час его был уже близок.

– Всем подразделениям выдвигаться на исходные позиции, – продолжал приказывать генерал. – Пополнить боекомплект, поверить оружие! Мы ударим совсем скоро и раздавим противника, если он попытается сопротивляться!

Боевые машины пехоты, укрываясь в узких "ущельях" улиц и переулков, замирали, и даже двигатели их рычали не так громко, словно чувствовали близость врага. Лязгали затворы автоматов и пулеметов, из рук в руки переходили набитые патронами рожки и подсумки с ручными гранатами. Расчеты суетились вокруг своих минометов, подтаскивая поближе ящики с минами, проверяя прицелы, намечая ориентиры для стрельбы. Напряжение, которое не могли скрыть даже давно привыкшие к постоянной ожиданию смерти солдаты, прошедшие огонь и воду, становилось все сильнее, ощутимо витая в воздухе. Все, кто смог попасть в город, уцелев под ударами американской авиации, готовились к решающему бою.

– Товарищ генерал, стоит атаковать немедленно, – предложил кто-то. – Пока мы ждем, янки не сидят без дела. Они доставят сюда людей и боеприпасы, укрепят оборону, и тогда мы опять понесем большие потери.

– Мы пустили им кровь, но там все еще три батальона против двух наших, – напомнил Буров. – Если опять не сумеем сломить их, то вновь собраться с силами для очередной попытки противник нам не даст. Стянем в город всех, кого можно, и тогда уж начнем, чтобы наверняка!

Время играло вовсе не на защитников Грозного, и командующий федеральной группировкой понимал это. Обладая свободой маневра, имея в своем распоряжении сотни вертолетов, американцы смогут действовать без всяких ограничений. Бронемашины и самоходки не смогут помешать геликоптерам высаживать подкрепления на летное поле, по периметру которого уже успели укрепиться американские десантники. Нужно было действовать, тем более, три батальона вооруженных винтовками бойцов мало чего стоят против даже одного батальона на боевых машинах пехоты БМП-2, но Сергей Буров медлил, и сам не мог признаться себе в том, что просто боится отдать приказ, которого уже ждали столь многие.

Ранее, увидев, как горят расстрелянные американцами в упор танки Т-62М, генерал впервые испытал страх, ощутив вдруг собственную слабость, и это было полной неожиданностью для того, кто всегда втайне верил в собственное могущество. Враг должен был бежать, должен был в ужасе сдаваться, но вместо этого отступили как раз люди Бурова, после того, как число потерь стало слишком велико. И теперь, уже наверняка обеспечив перевес над врагом, пока лишенным всяческой поддержки, генерал страшился, что новая атака завершится неудачей, что наступление принесет только трупы. И потому он мешкал, невольно позволяя врагу лучше подготовиться к обороне.

– Американцы наверняка уже бросили в наступление наземные силы, – напомнил начальник штаба танкового батальона, старший из выживших в первом бою офицеров. – Десятая пехотная дивизия, хотя и называется легкой, разгромит нас. Нужно покончить с десантом и готовиться к обороне города всерьез, если хотим выжить, товарищ генерал! Лучше сейчас потерять даже целую роту, атаковав немедленно, чем потом, когда враг подтянет сюда главные силы, погибнут все наши бойцы. И они сами понимают это. Все ждут приказа, так отдайте же его!

Сергей Буров медлил, чувствуя неуверенность, переходящую в страх. Ему достался сильные и смелый противник, готовый даже в меньшинстве сражаться до конца, отважно отражая атаку за атакой. Время было на исходе, но решиться и скомандовать наступление генерал не мог, как ни пытался перебороть себя.

Командующий федеральными силами в Чечне не знал, что на этот раз промедление не грозит действительно дурными последствиями. Наземные силы противника, огибая Грозный с запада, рвались дальше на север, чтобы создать оборонительный рубеж там, откуда надвигалась на растревоженную Чечню армада русских танков. На время Грозный перестал быть важным и для тех, кто из штабов и тихих кабинетов руководил этой войной. У генерал-полковника Бурова и его соратников появился неожиданный союзник, нанесший внезапный удар, который едва не спутал все планы агрессоров.

Самолет-заправщик терпеливо кружил над водами западной Балтики, величаво проплывая над свинцово-серыми волнами. Скошенные крылья уверенно резали воздух, здесь, на высоте тридцать тысяч футов, слишком разреженный, чтобы им мог свободно дышать человек, но достаточно плотный, чтобы удерживать очередное творение его рук и неуемного разума. Монотонно гудели турбины "Пратт-Уитни", своим мерным гулом вселяя уверенность в сердца пилотов, и завеса облаков на горизонте то приближалась, то вновь начинала удаляться, когда машина шла на новый виток.

Громадный четырехдвигательный КС-135А "Стратотанкер" – не самый большой, в прочем, самолет в своем классе – был залит авиатопливом под завязку, и экипаж не мог дождаться, когда же, наконец, удастся избавиться от этого груза. Никто не верил всерьез, что сюда сможет добраться хотя бы один русский самолет – все они должны уже были сгореть на аэродромах, превратившись в куски искореженного металла. Но и единственного попадания ракеты, одной короткой очереди из бортовой пушки какого-нибудь "Фланкера" или "Фулкрэма" хватит, чтобы летающий танкер сгорел за считанные секунды, достигнув поверхности моря уже в виде метеоритного дождя из пылающих обломков.

Пятьдесят четыре тонны легковоспламенимого авиатоплива типа JP-5 – максимальная нагрузка, которую могла взять такая машина – означали, что экипаж, все пять человек, не просто сидели верхом на бомбе, они были внутри нее, со всех сторон окруженные смертью, которой хватило бы и ничтожной искры, чтобы на высоте десять тысяч метров разверзлись ворота в ад. И потому пилоты, люди бывалые, могущие держать себя в руках в самых сложных ситуациях, нервничали, хотя каждый старался скрыть это от своих товарищей. И тем тягостнее было ожидание, когда летчикам попросту нечем было заняться, пребывая в добровольном заточении в тесноте кабины огромного "Боинга". Автоматика удерживала самолет на заданном курсе, водя его по кругу радиусом полсотни миль, и людям даже не было нужды следить за работой автопилота.

– Наши парни на подходе, – штурман внезапно напрягся, подобрался, взглянув на командира экипажа. – Вижу их!

Первый пилот тоже насторожился – сейчас начнется самое важное, то, ради чего они и оторвались от земли, не без труда преодолев силу гравитации, ради чего и болтались здесь, в кажущемся совершенно пустым небе, теряя час за часом. И не они одни – в этом районе ожидали подхода ударных групп, волна за волной исчезавших на востоке за горизонтом, еще не меньше полудюжины заправщиков всех типов и мастей, все, что могло летать и делиться топливом прямо в небе. Мощные "Икстендеры", потрепанные, но надежные "Геркулесы", и точно такие же "Стратотанкеры", тоже проверенные временем, этакая дорожная заправка, чтобы спешащие по своим делам водители могли не отвлекаться, следя за показателем уровня горючего.

Заправщики, величаво кружившие в поднебесье, монотонно ходили друг за другом по кругу, и точно такую же картину можно было наблюдать ныне едва ли не над всей Балтикой. Десятки летающих танкеров всех типов расположились вдоль маршрута движения ударных групп, часами барражируя каждый в отведенной только ему зоне, чтобы идущие к цели истребители или те машины, что уже возвращались на свои базы, успешно выполнив задание, могли пополнить запас горючего, без проблем добравшись до цели, где бы они ни находилась.

Очередная волна боевых самолетов появилась, как и следовало, с юго-запада, придя от побережья Германии. Командир экипажа насчитал не меньше трех десятков машин, в основном – тяжелые F-15E "Страйк Игл". Из-под плоскостей истребителей, способных поднять одиннадцать тонн смертоносного груза, грозно топорщились обтекатели управляемых ракет, под фюзеляжи и массивные короба боковых воздухозаборников были прицеплены гроздья бомб, и всему этому вскоре предстояло внести свою лепту в хаос, воцарившийся ныне на западных границах России.

– Начали, парни, – стряхнув с себя сонную одурь, четко и внятно произнес командир, одним движением руки, легким касанием приборной панели вернув себе контроль над машиной – сейчас автопилот, сколь угодно надежный и безотказный, становился лишь помехой. – Приготовиться к стыковке!

Экипаж, все пять человек, теперь работали слаженно и четко, будто точно подогнанные друг к другу части сложного механизма. В эти минуты больше всего результат заправки зависел от оператора, занявшего место в корме крылатого танкера, и оттуда, наблюдая за ходом процесса без помощи какой-либо техники, полагаясь лишь на собственные глаза, управлявшего выпроставшейся позади "Стратотанкера" заправочной штангой. Оператор скупыми, выверенными движениями джойстика указывал тонкой четырнадцатиметровой трубе заправочной штанги, увенчанной стабилизатором, верное направление, стараясь совместить ее с гнездом топливоприемника, отмеченным на корпусе каждого боевого самолета белым контуром, хорошо различимым издалека.

– Есть контакт, – доложили одновременно и оператор заправщика, и пилот истребителя "Страйк Игл", первого в очереди, выстраивавшейся позади КС-135. – Заправка началась!

Цифры на указателе топлива в кабине "Стратотанкера", прежде застывшие, начали меняться. Командир экипажа удовлетворенно кивнул – первые галлоны хлынули в еще не успевшие толком опустеть баки истребителя, а это означало лишние десятки и сотни миль в воздухе, лишние минуты полета и, если все сложится совсем плохо, несколько лишних виражей в воздушном бою, а также возможность увести поврежденную машину из опасной зоны, туда, куда проще будет добираться людям из спасательной службы.

Это была ювелирная работа, сложная, требующая не только ловкости рук, но и немалой выдержки – самолеты, прочно сцепленные вместе, сближались на считанные десятки футов, и любая ошибка могла привести к столкновению. И здесь уже много зависело от пилота, не даром командир экипажа, не доверяя электронике, собственными руками стиснул штурвал. В течение нескольких минут требовалось выдержать скорость, сохраняя безопасную дистанцию, а здесь, на высоте, в царстве воздушных потоков, прихотливо играющих даже многотонным "Боингом", точно невесомой пушинкой, это было весьма нелегкой задачей.

От них двоих – оператора и первого пилота – во многом зависел успех, но и остальные члены экипажа не считали себя пассажирами. Каждый следил за показаниями приборов, готовый мгновенно сообщить о любой неполадке, ведь здесь, в небе, нет места зряшному риску и бесшабашной удали, хотя с земли порой все выглядит совсем иначе.

– Готово, – бесстрастно произнес оператор, когда счетчик замер на нужной отметке. – Есть первый. Заправка завершена, отсоединяю штангу. Контакт прерван!

"Страйк Игл", вновь оказавшись в свободном полете, ушел в сторону, возвращаясь на прежний курс, но лишь для того, чтобы уступить свое место следующей машине, пилот которой тоже в напряжении следил за мечущейся перед фонарем, казалось, на расстоянии вытянутой руки, штангой. А на борту заправщика оператор, переведя дыхание, приготовился продолжить свою работу – свой порции живительной влаги ждали еще пять истребителей, словно почетный эскорт, следовавших за летающим танкером.

Одна за другой, крылатые машины приближались к танкеру, чтобы, заполнив баки, продолжить полет. А заправщик, избавившись от опасного, прежде всего, для самих себя, и такого важного груза, опустошив скрытые в фюзеляже емкости с горючим за считанные минуты, наконец, мог оставить свою вахту, ложась на обратный курс и следуя на базу.

– Поздравляю, джентльмены, – чуть устало, с явной гордостью, произнес командир экипажа, обведя взглядом сосредоточенные лица своих людей. – Работа сделана. Пора отправляться за заслуженной наградой!

Летчики ответили кривыми ухмылками и невнятным бормотанием, переглядываясь между собой. Их не покажут в выпусках новостей – по крайней мере, если очередной вылет завершится в обычном режиме, без катастроф – им не будет жать руки президент, вручая медали. Это удел других людей, таких же офицеров ВВС, уносящихся сейчас на восток со скоростью звука. Тем, кто сидел под каплевидными фонарями стремительных истребителей, предстояло рисковать своими жизнями, насмерть сойдясь в бою с самым мощным противником, и сокрушить его – иначе эта война теряла всякий смысл.

Но победа, если она будет, в любом случае окажется невозможной без неприметного труда заправщиков, пилотов транспортных машин, питающих этот механизм разрушения, катящийся сейчас к русским границам. Каждый член экипажа "Стратотанкера" знал это, и потому был готов смириться со своей безвестностью. И никто не подозревал, что здесь, на границе воздушного пространства Германии, им все же суждено окунуться на мгновение в пламя войны.

– Рамштайн, я Джульетт-шесть, – произнес командир экипажа, прижимая ко рту усик микрофона. – Выполнил дозаправку ударной группы точно по графику. Прошу вашего разрешения вернуться на базу, Рамштайн!

В баках "Стратотанкера" еще оставалось немало горючего, и часть его при острой необходимости – обыденной, то есть, вещи на любой войне – могла быть передана другим самолетам. А это означало, что вахта КС-135А над суровыми водами Балтики могла продолжаться. В прочем, сейчас нужды в этом не было.

– Понял вас, Джульетт-шесть, – почти мгновенно откликнулся диспетчер, находившийся в сотнях миль отсюда на земле. – Возвращайтесь. Мы готовы принять вас!

Взглянув на мгновенно повеселевшие лица своих товарищей, своих подчиненных, первый пилот повернул колонку штурвала, задав летающему гиганту новый курс. Развернувшись затупленным носом на юго-запад, КС-135А "Стратотанкер" направился к берегам Германии, и дальше, к своей базе. Но на пути заправщика возникло неожиданное препятствие.

"Доблестный удар" заставил содрогнуться многих, в том числе и тех, кто ни на миг не задумывался об участии во внезапно начавшейся войне. Пилоты Люфтваффе давно не знали таких дней, когда в небе находилось все, способное летать и сражаться. Десятки боевых самолетов поднялись в воздух еще до рассвета, заставляя мирно спавших обывателей испуганно вскакивать с постелей под рев турбин уходящих в поднебесье крылатых машин. И причиной такого переполоха оказались американцы, их война, начавшаяся совершенно внезапно не только для одних лишь русских.

Взметенные по тревоге пилоты бежали к своим машинам, вокруг которых еще суетились заспанные техники, не ожидавшие ничего подобного, и теперь спешно готовившие истребители к вылету. И они взлетали, разбегаясь по озаренным мертвенно-белым светом прожекторов полосам летных полей, чтобы в едином порыве устремиться на север, в сторону побережья.

– Безопасность воздушных рубежей родины – ваш священный долг, господа офицеры, – веско произносили командиры "гешвадеров" и "штаффелей", глядя в насупленные, полные внимания и тревоги лица своих пилотов, в молчании слушавших приказ. – Ни один чужой самолет не должен даже приблизиться к нашим берегам. Пусть ваши жены и дети не услышат на этот раз грохот взрывов. Война не должна вновь ступить на нашу землю, и вы сделаете все, чтобы так оно и было!

Нет, ни один самолет германской авиации не принимал участия в этом наступлении. Звездно-полосатая армада обрушилась на границы России, методично круша оборону едва ли что-то успевшего понять противника, а пилотам Люфтваффе досталась иная работа. Сменяя друг друга, эскадрильи барражировали над морем, ожидая, что из-за горизонта в любой миг могут показаться стаи самолетов с красными звездами на килях и с горящими жаждой мести пилотами. И тогда парням, что сидели в кабинах "Фантомов" и "Торнадо", придется вспомнить, как прежде сражались в этом небе их деды, защищая любимый Рейх.

На самом деле мало кто верил, что русские смогут нанести ответный удар, а даже если и смогут – с востока примчатся не самолеты, а ракеты, несущие под головными обтекателями ядерный огонь, испепеляющий целые города. И тогда истребители вряд ли помогут, но все равно пилоты не покидали свой пост, терпеливо ожидая очередного приказа с земли.

– Орел-три, я Гнездо, доложите обстановку.

Пилот истребителя EF-2000 "Тайфун", услышав голос диспетчера в наушниках, привычно коснулся переключателей, послушно произнеся в ответ:

– Я Орел-три, нахожусь в квадрате десять. Посторонних целей в воздухе не наблюдаю, продолжаю патрулирование.

– Вас понял, – отозвались с земли. Там, разумеется, тоже видели все, творящееся в небе, на десятки, сотни километров, но это не означало, что летчикам стоит расслабляться. – До связи, Орел-три!

Командир истребительной эскадрильи "Ягдгешвадер-73", завершив стандартный радиообмен, повторявшийся с казавшейся уже утомительной регулярностью, щелкнул переключателем, вновь оказавшись отрезанным от мира тонкой обшивкой своего самолета. В прочем, не столь уж и тонкой – керамическая броня, укрывавшая летчика со всех сторон, могла выдержать очередь из крупнокалиберного пулемета в упор, а это чего-то да стоило.

С высоты семь тысяч метров майор Фриц Келлер мог взглядом пронзать пространство на много километров окрест, замечая все и вся. А уж при помощи сложнейшей техники, которой вдоволь было скрыто под композитными пластинами обшивки "Тайфуна", возможности пилота возрастали в десятки раз, всерьез позволяя ощутить себя почти богом, из поднебесья способным разить любого врага.

Истребитель был послушен, чувствуя твердую руку виртуозного пилота. Машина покорно отзывалась на любое движение, даря человеку великолепный, поистине счастливые минуты свободы, которую ничто не сковывало здесь, над периной облаков, затянувших землю, так, что казалось, будто самолет летит над бескрайней заснеженной равниной, протянувшейся до самого горизонта.

Это были минуты подлинной радости, познать которую дано немногим, но Фриц Келлер оказался одним из этих избранных. Майор был уверен в своей машине – он, успевший подняться в воздух почти на всем, что могло летать, знал в этом толк. Пилоту довелось сидеть за штурвалом и F-4F "Фантом", громадного, неповоротливого и дьявольски прожорливого, точь-в-точь как все американские автомобили, и "Торнадо", этого детища европейской кооперации, от которого втайне давно мечтали избавить ВВС многих стран, и даже русского МиГ-29, одной из тех машин, что достались Люфтваффе после воссоединения Германии, да как-то незаметно вдруг стали основой противовоздушной обороны страны. Кроме того, побывав на авиашоу и просто с дружескими визитами на авиабазах соседних стран, летчик смог ощутить норов вездесущего американского F-16C "Фатинг Фалкон" и французского "Мираж-2000" – "звезд" четвертого поколения истребителей, ровесников русского "МиГа". Майору Келлеру было, с чем сравнивать.

Разумеется, "древний" истребитель F-4F "Фантом", несмотря даже на глубокую модернизацию – оставшиеся в строю Люфтваффе самолеты получили возможность применять новейшие ракеты "воздух-воздух" AIM-120A AMRAAM, в том числе, благодаря установке нового радара "Хьюз" AN/APG-65, такого же, как на ранних версиях "Фалкона" – едва ли был способен на равных соперничать в небе с истребителями последнего поколения. Но и они были далеко не ровней друг другу. Французский "Мираж" оказался на удивление быстрой машиной, но маневренность его была отнюдь не на высоте, точно так же, как и F-16C, с недостатками которого можно было мириться, лишь помня об истинной многофункциональности американского истребителя. Но майор Келлер, что бы и кто бы ни говорил, твердо верил в одно – в воздушном бою ни "янки", ни "французу" не удалось бы продержаться и пяти минут против великолепного МиГ-29.

Пожалуй, русская машина была ближе всех к идеалу настоящего истребителя, воздушного бойца, а не гибрида-бомбовоза, даром, что освоенная майором модификация относилась к самым ранним, уступавшим, должно быть, и тем "МиГам", что ныне пилотировали сами русские. Правда, приборное оснащение выглядело бедновато, да и сами механические индикаторы со стрелками и круговыми шкалами циферблатов казались явным анахронизмом в сравнении с многофункциональными цветными дисплеями американских самолетов, но ведь и те получили подобное оборудование не сразу. К тому же избыток электроники хорош только тогда, когда по тебе не выпускают ракеты, и чужая машина на вираже не пытается зайти тебе в корму, чтобы вспороть фюзеляж пушечной очередью в упор.

Будучи честен перед самим собой, майор Келлер не мог назвать идеальным и вооружение русского самолета, точнее, не все из его не слишком разнообразного арсенала. Ракеты "Аламо-А" с радиолокационным наведением, например, трудно было назвать последним словом техники, хотя они едва ли уступали по своим возможностям тем же американским AIM-7M "Спарроу". В остальном же "МиГу" не было равных до сих пор.

Бортовой локатор "Фулкрэма" мог обнаруживать воздушные цели за семьдесят километров, в автоматическом режиме сопровождая сразу десять из них. А уж о чем-то подобном инфракрасной системе переднего обзора, позволявшей вести бой, не обнаруживая себя излучением радара, или нашлемной системе целеуказания "Щель-3УМ" пилоты не только Люфтваффе, но и USAAF могли только мечтать до самого последнего времени. Да и ракеты "воздух-воздух" АА-11 "Арчер" ни в чем не уступали последним модификациям "Сайдвиндера", а "Аламо-Б" средней дальности с тепловым наведением вовсе являли собой невероятное сочетание дальности боя, надежности и точности – инфракрасная головка наведения мало чувствительна к помехам, ее не так просто сбить с толку ерундой вроде рассыпанных в воздухе полосок фольги, а пилоту нет нужды рисковать зря, подсвечивая цель лучом локатора и при этом превращаясь в легкую мишень для товарищей атакованного вражеского пилота. Зато при атаке наземных целей все, на что мог рассчитывать пилот "Фулкрэма" – свободнопадающие бомбы, да еще неуправляемые ракеты, но это было, скорее, достоинством, ведь стихия истребителя – воздушный бой, для которого "МиГ" имел все, что только может быть нужно.

Майор знал цену русскому оружию, хотя сам и не долго летал на МиГ-29, и потому сейчас искренне сочувствовал американцам, которым предстояло сойтись в схватке с такими же, или даже лучшими машинами. Едва ли русский истребитель Сухого "Фланкер" был хуже "МиГа", во всяком случае, даже на своем EF-2000 майор Келлер не рискнул бы вести ближний бой с "Фулкрэмом" при соотношении худшем, чем три к одному в свою пользу – русский истребитель, дьявольски маневренный, словно специально был создан для беспощадных "собачьих свалок". По крайней мере, у "Фалкона" в таком поединке точно не было бы шансов – американский истребитель мог многое, был способен применять бомбы с лазерным и спутниковым наведением и ракеты "воздух-земля", но даже с "длинной рукой", управляемыми ракетами AIM-120, он не казался равным противником для русских машин, заметно уступая в маневренности.

Боевым летчикам, и самому майору в том числе, пришлось долго ждать того момента, когда в их руках появится оружие, не только не уступающее, но, наконец, способно превзойти русские самолеты в бою. И этот миг, когда все же можно было ощутить цену промедления, смирившись с ним, настал, и майор Фриц Келлер, как и вся его эскадрилья, сменил потрепанный МиГ-29 на новейший EF-2000, результат многолетнего труда сотен инженеров со всей Европы, сумевших достойно ответить "Фулкрэему", заодно утерев нос и американцам.

Пожалуй, именно "Тайфун", при создании которого учли все достоинства и недостатки его "одноклассников", мог стать одним из лучших, равно хороший и для высокоточных ударов по наземным целям и для воздушного боя, пускай, разумеется, и уступая в чем-то специализированным машинам. И майор был вполне уверен в своем самолете, испытывая нечто, похожее на гордость – ему доверили это совершенное оружие, плод усилий множества конструкторов, буквально "вылизывавших" свое детище, чтобы из любой схватки "Ефрофайтер" мог выйти победителем.

Сейчас истребитель майора был снаряжен для воздушного боя, хотя на самом деле мало кто верил в возможность его здесь, над западной частью Балтики. Но все равно техники подвесили под треугольные плоскости "Тайфуна" четыре ракеты "воздух-воздух" AIM-120A средней дальности и пару новейших ракет ближнего боя IRIS-T с тепловым наведением, по своим возможностям превосходивших и русские АА-11, и, пожалуй, американские AIM-9X, едва начавшие поступать на вооружение. С таким арсеналом Фриц Келлер не боялся встречи с любым противником, а топливный бак на полторы тысячи литров, подвешенный под центропланом, позволял находится в небе достаточно долго, неся почетную вахту по защите родного неба, пусть и от трижды призрачной угрозы.

Майор мог видеть обстановку в небе над Балтикой во всех подробностях. Антенна борового радара CAPTOR, скрытая в конусе носового обтекателя, непрерывно посылала сканирующие импульсы к горизонту, и на одном из трех цветных дисплеев, занимавших большую часть приборной панели, высвечивались многочисленные отметки целей, среди которых не было ни одного чужого самолета – только американские машины в диковинном танце кружили над морем.

Радар, ничуть не уступавший новейшим американским образцам вроде AN/APG-77, которым оснащался знаменитый F-22A "Раптор", обеспечивал идеальный обзор, намного превосходя локатор "Сапфир" истребителя МиГ-29, к тому же русский самолет утратил, наконец, превосходство и по другому параметру. Размещенный перед кабиной, чуть левее продольной оси "Тайфуна", датчик инфракрасной системы переднего обзора PIRAT позволял вести ракетный бой без включения радара, оставаясь не менее скрытным, чем "Фулкрэм", хотя дальность действия русского теплопеленгатора КОЛС и была несколько больше – пятнадцать километров против десяти. В бою это могло стать крайне важным, но сейчас, когда прятаться, скрывать свое присутствие, не было нужды, вполне хватало и возможностей радара.

В прочем, сейчас, по большему счету, не имела значение ни дальность действия, ни точность бортовых средств поиска целей – истребитель EF-2000 находился в зоне действия мощных наземных радаров, уверенно перекрывавших все побережье и способных заблаговременно обнаружить любого непрошенного гостя. "Тайфун" майора Келлера, как и остальные истребители его эскадрильи, первой, полностью перешедшей на новые машины, кружил над береговой линией, а американцы, не обращая внимания на молчаливое присутствие своих "коллег", продолжали вести войну.

Картинка на экране радара отчасти напоминала компьютерную игру, и наблюдать за перемещением разноцветных меток становилось все забавнее, но вместе с тем и скучнее. Последние несколько часов в воздухе не происходило решительно ничего неожиданного. С дистанции в три сотни километров Фриц Келлер видел, как меняет курс громадный заправщик КС-135А, лишь недавно поднявшийся в воздух с авиабазы Рамштайн. "Летающий танкер", выполнив свою задачу, спешил вернуться на землю, а принявшие от него драгоценное топливо истребители, напротив, со всей возможной скоростью рвались на восток, спеша скорее встретиться с врагом.

– Орел-три, я Гнездо, – внезапно раздалось в наушникам глубокого летного шлема, почти полностью скрывавшего голову пилота. – Прием, Орел-три. У вас новый приказ, майор! Вы меня слышите?

– Орел-три на связи, – послушно откликнулся Фриц Келлер. – Гнездо, я на связи. Слушаю вас.

Диспетчер говорил быстро и коротко, бросая в эфир рубленые фразы, каждая из которых заставляла майора мысленно ругаться, вспоминая самые грязные выражения, которые он только успел узнать за свою жизнь. Такого приказа пилот не ждал и сейчас не верил, что все это – не галлюцинации.

– Was zum Donnerwetter? – не сдержавшись, вслух произнес майор Келлер, прерывая размеренную речь находившегося на земле собеседника.

– Вас не понял, Орел-три, – с удивлением прозвучало в ответ. – Приказ ясен? Как вы меня слышите?

– Приказ понял, выполняю, – взяв себя в руки, немедленно ответил Фриц Келер. – Оружие на боевом взводе. Иду на цель!

Одним касанием приборной доски майор отключил предохранители, и теперь, чтобы открыть огонь, хватило бы только нажатия на гашетку на ручке управления. Развернув свой "Тайфун", майор ринулся наперерез приближавшемуся к берегу "Стартотанкеру". Американский самолет-заправщик в один миг превратился во врага, а как поступать с врагом, Келлер знал наверняка и был готов действовать.

Второй пилот КС-135А раньше своих товарищей увидел приближающийся истребитель, возникший справа от танкера. В этом сером силуэте летчик почти мгновенно опознал европейский "Тайфун" благодаря массивному коробу подфюзеляжного воздухозаборника и треугольным консолям низкорасположенных крыльев. А черные тевтонские крестя на киле и фюзеляже не оставляли сомнений в принадлежности "евроистребителя".

– Этот парень хочет стать нашим эскортом, – усмехнулся командир экипажа, взглянув в указанном своим напарником направлении. – Черт, все они давно хотели сделать то, что теперь делаем мы, и завидуют, что сами так и не смогли набраться смелости, ничтожества! Что ж, я не против почетного сопровождения.

– Кажется, здесь что-то иное, – с сомнением произнес бортинженер, который наблюдал за немецким истребителем, перегнувшись через спинку кресла второго пилота. – Он же идет наперехват, будь я проклят!

"Тайфун" серой молнией промелькнул перед самым носом продолжавшего двигаться в избранном направлении "Стратотанкера", и, набирая высоту, начал выполнять разворот, готовясь совершить второй заход. Американцы, точно завороженные, пристально наблюдали за стремительными маневрами немецкого пилота, машина которого легко порхала, точно пушинка.

– Рехнулся! – воскликнул второй пилот, весь подавшись вперед и прильнув к широкому лобовому стеклу. – Он, что, хочет нас таранить? Чертов лихач!

Разогнавшись, "Еврофайтер" на миг превратился в едва различимую точку где-то на недосягаемой линии горизонта, а затем, развернувшись в лихом вираже, вновь начал увеличиваться в размерах, стремительно сокращая начавшую, было, увеличиваться дистанцию. В тот миг, когда громадный "Боинг" уже был в пределах досягаемости даже не ракет, а даже встроенной пушки, которую, в отличие от британских EF-2000, несла каждая немецкая машина, в кабине КС-135А раздалась искаженная сильным акцентом речь.

Приказ, настигший майора Келлера в небе над прибрежными водами Балтики, не допускал двоякого толкования. Командир эскадрильи не знал, что заставило сидевших в уютных штабах генералов отдать такую команду, не знал, что двигало политиками, в конечном итоге, и принимавшими решение, которое предстояло воплощать людям в погонах. Здесь, на высоте десять тысяч метров над уровнем моря, все это едва ли имело значение. Приказ прозвучал, и от майора требовалось только одно – исполнить его.

– "Боинг" ВВС Соединенных Штатов, бортовой номер Чарли-Виктор-три-два-семь, с вами говорит истребитель Люфтваффе, – звенящим от напряжения голосом произнес Фриц Келлер, настроившись на частоту "кабина-кабина". – Приказываю немедленно изменить курс. Вам запрещено входить в воздушное пространство Федеративной Республики Германия. Немедленно меняйте курс!

Неважно, что заставило генералов отныне считать американцев, прежде бывших сильным и, чаще всего, верным союзником, врагами. Для тех, кому предстояло нажимать на курок, это не имело никакого значения. Американский самолет, огромный, словно дом, "Стратотанкер", неповоротливый и могучий, становился все ближе. Можно было уже без труда прочитать нанесенные черным на киль и серый, в тон с облаками, фюзеляж возле кабины надписи, рассмотреть яркую эмблему подразделения. Это была просто мишень, большая, легкая и одновременно очень трудная, ведь вооружение "Тайфуна" было рассчитано на поражение целей такого же класса, а сейчас предстояло сделать нечто большее.

Чтобы свалить огромный четырехмоторный "Боинг", понадобится всадить в него в упор все шесть ракет "воздух-воздух", отстрелив, точно ножом срезав мотогондолы, и вдобавок вогнав в борт заправщика полторы сотни снарядов калибра двадцать семь миллиметров, весь боекомплект бортовой пушки "Маузер" ВК-27. В прочем, может быть, даже этого будет мало.

– Приказываю изменить курс, – с нажимом почти уже кричал в эфир Фриц Келлер, не сомневавшийся, что пилоты "Боинга" слышат его, предпочитая отвечать молчанием. – Если не подчинитесь, я открою огонь!

– Какого черта, – прозвучало в ответ во встроенных наушниках. – Что за ерунда? Ты с кем-то нас перепутал, приятель! Мы же свои!

– Черт возьми, я не шучу! Разворачивайтесь!

Громада "Стратотанкера", на борту которого, наверное, попросту не верили в реальность происходящего, продолжала двигаться прежним курсом, заполнив сетку прицела на колиматорном индикаторе. В кабине прозвучал короткий сигнал готовности, и майор Келлер, коротко прочитав про себя знакомую с детства молитву, вдавил до упора гашетку.

Мерцающая нить трассирующих снарядов протянулась перед носом резавшего холодный балтийский воздух самолета-заправщика, чудом не коснувшись обшивки.

– Господи, он сошел с ума, – завопил перепуганный второй пилот, вжавшись в спинку кресла, словно так он пытался уклониться от умчавшихся в пустоту снарядов. – Он же стреляет в нас, черт возьми!

– Это были предупредительные выстрелы, – вновь зазвучал в кабине КС-135А пришедший извне чужой голос. – Меняйте курс, иначе я вынужден буду вас сбить!

Серым росчерком немецкий истребитель пронесся вдоль борта "Боинга", и летчики, следившие за энергичными маневрами своего "попутчика" через прозрачные панели остекления пилотской кабины, вдруг ощутили страх, не на миг не усомнившись, что тот, кто управлял EF-2000, исполнит свою угрозу без колебаний. На миг всем пятерым разом послушался треск вспарываемой выпущенными в упор бронебойно-осколочными снарядами обшивки, разваливающейся по швам, и сердца вдруг сковал холод.

– Долабный колбасник! – зарычал командир экипажа, испугавшийся ничуть не меньше, но свой страх сумевший превратить в ярость. – Какого дьявола он творит?! Рамштайн, ответьте, я Джульетт-шесть. Мы атакованы истребителем Люфтваффе на подходе к береговой линии!

Стремительный "Тайфун" метался вокруг "Стратотанкера", точно жестокий хищник, играющий с беспомощной добычей. Истребитель промчался перед носом "Боинга", и, удалившись примерно на полмили, вновь развернулся, оказавшись по левому борту танкера, позади него.

– Господи, он занимает позицию для атаки, – прошептал первый пилот, поняв, что сейчас может произойти. – Он же сейчас запустит свои чертовы ракеты! О, мой Бог!

Пять человек, оторванные и от своих, и от чужих, отделенные от полного опасностей окружающего мира лишь тонкой обшивкой фюзеляжа, почувствовали обреченность. Привыкшие полагаться на мощь своей авиации, верившие, что их товарищи всегда придут на помощь, стали беззащитными жертвами, всецело зависящими от воли того, кто сидел за штурвалом описывавшего круги истребителя, готовый нажать на спуск.

Махина "Боинга" упорно шла на запад, к той невидимой черте, за которой кончалась ничейная территория, и начиналось воздушно пространство Германии, то, куда самолеты с белыми звездами на плоскостях отныне не было пути. Запретная линия становилась все ближе, расстояние уже измерялось десятками миль, но пилоты, старательно выполнявшие приказ, вели многотонный танкер прежним курсом, ожидая новой команды с земли. Однако те, кто по рангу должен был принимать решения, медлили, в свою очередь ожидая указаний из вышестоящих штабов, глее, конечно, ситуацию знали лучше, и пять человек, экипаж "Стратотанкера", превратился в заложников чужой нерешительности, готовых в любой миг стать жертвами на алтарь тупого солдафонства.

– Разворачивайтесь, – кричал на весь эфир вслед воздушному заправщику пилот немецкого "Тайфуна", вновь заходивший в хвост КС-135А, попав как раз в шлейф тянувшихся за американской машиной выхлопных газов. – Меняйте курс! Немедленно!

Все было тщетно, "Боинг" шел напролом, унося своих пилотов прямиком к могиле. И единственным, кто мог остановить его, прервав этот полет, оказался майор Фриц Келлер. Он тоже получил приказ, и не мог не выполнить его, пусть даже и понимал, что обагрит свои руки кровью тех, кто ни в чем не был виноват, разве только в том, что родились они именно в Америке, став ее солдатами.

– Гнездо, цель продолжает двигаться прежним курсом, на приказы не реагирует, – доложил командир "Ягдгешвадер-73", когда его машина удалилась от летающего танкера, став слева-сзади от него, как раз в той позиции, из которой так удобно было одним залпом в упор "завалить" нахального американца. – Повторяю, самолет-заправщик ВВС США движется к воздушной границе ФРГ!

– Орел-три, разрешаю применение оружия, – раздался в ответ спокойный, сосредоточенный голос диспетчера, наверняка на экране радара во всех подробностях видевшего сейчас взаимные маневры самолетов, сошедшихся на считанные сотни метров. – Орел-три, приказываю уничтожить нарушителя! Огонь!

– Вас понял, Гнездо. Иду на боевой заход!

Американский самолет, совершено беспомощный – только его внушительные габариты могли служить относительной защитой сейчас, защитой ненадежно, и способной лишь превратить милосердную смерть в долгую агонию – оказался прямо по курсу, на мгновение попав в прицельно кольцо колиматорного индикатора, установленного на фоне лобового стекла "Тайфуна". Майор Келлер мог сейчас нажать кнопку пуска, легко и уверенно прервав полет "Стратотанкера", оборвав жизни пяти человек, ни один из которых не сделал ничего плохого и самом майору, и его стране, сейчас воплотившейся в голосе безликого диспетчера, отдававшего приказы.

– Господи, помоги не ошибиться, – прошептал Фриц Келлер, нервно сжимая ручку управления, на которую для удобства были выведены и гашетка встроенной пушки, и кнопка пуска ракет. – Укажи верный путь, Отче!

У командира эскадрильи не было нужды ненавидеть американцев, более понятных, чем странные русские, в боях с которыми погиб деда майора, двадцатилетий юнец, принявший смерть на подступах к Берлину, так и не сумевший после попадания снаряда покинуть кабину своего "Мессершмитта-109". Да, американцы нередко вели себя, как солдаты победившей армии в завоеванной стране, но все же они были детьми одной цивилизации, и то, что происходило сейчас, казалось противоестественным. Но майор получил приказ, и был готов выполнить его, невзирая ни на что.

– Истребитель Люфтваффе вызывает "Боинг", – вновь закричал в эфир Фриц Келлер. – Меняйте курс немедленно! Черт возьми, я не шучу! Вы у меня на прицеле!

В кабине раздался короткий пронзительный сигнал, и одновременно на центральном мониторе вспыхнула метка захвата цели. Обе ракеты IRIS-T были готовы к пуску, их тепловые головки наведения TELL "почуяли" оставляемый за собой заправщиком шлейф раскаленных газов, вырывавшихся из турбин, и могли в любой миг сорваться с направляющих, скользя вдоль следа, чтобы их одиннадцатикилограммовые боеголовки разорвались под брюхом танкера, насмерть калеча эту величественную стальную "птицу". Все произойдет быстро, почти мгновенно, ведь ракетам не понадобится много времени, чтобы преодолеть разделявшие охотника и его жертву тысячу сто метров. Оставалось только нажать на спуск.

– "Боинг", черт возьми, вы слышите меня? – в отчаянии закричал Фриц Келлер, страстно мечтая услышать в ответ хоть несколько слов. – Вы, что, не понимаете?! Ракеты готовы к пуску, я открою огонь, если вы не подчинитесь немедленно! Мне придется убить вас! Да меняйте же курс, если вам дороги ваши жизни! Разворачивайтесь, будьте вы прокляты!!!

Пилот почувствовал, как по лицу из-под шлема скатываются капельки пота, как мгновенно промок летный комбинезон, плотно облегавший тело. Все решали секунды, а над майором довлел приказ, нарушить который он не мог. Еще мгновение – и он, Фриц Келлер, станет, быть может, тем, кто сделает первый выстрел в этой неправильной войне, ударив в спину тому, кто искренне считал немцев, и самого его в том числе, своим союзником, рассчитывая на поддержку и понимание.

Обтянутый тканью перчатки палец коснулся кнопки пуска ракет, и майор с удивлением ощутил дрожь в руках. В этот миг "Стартотанкер" вдруг покачнулся, заваливаясь на правое крыло, а затем неторопливо, словно бы с ленцой, начал разворачиваться, ложась на курс параллельно береговой линии. "Боинг", до которого было уже чуть более восьмисот метров, повернул на восток, медленно, но верно удаляясь от запретной черты, за которой его ждала только быстрая и беспощадная смерть.

– Господи, благодарю тебя, – прошептал майор Фриц Келлер, когда его истребитель промчался над уходившим прочь от границы Германии громадным и уязвимым КС-135А, экипаж которого, наверное, даже не понял, что сегодня наступил второй день их рождения.

Германский "Тайфун" серой молнией пронесся над неповоротливым "Боингом", и пилот истребителя еще долго провожал взглядом летающий танкер, до тех пор, пока он совсем не исчез за горизонтом, зарывшись в пушистую перину облаков.

Глава 3 Мятеж

Эр-Рияд, Саудовская Аравия – Ленинградская область, Россия – Таллинн, Эстония – Вильнюс, Литва

19 мая

Генерал-майор Мустафа Аль Шаури пристально вглядывался в лица застывших перед своим командиром по стойке смирно офицеров. Пожалуй, командующий Двенадцатой бронетанковой бригадой Королевских сухопутных войск был одним из немногих, кто смог бы прочесть на этих бесстрастных, точно окаменевших лицах чувства и мысли, терзавшие без исключения каждого из замерших в молчании майоров и полковников, терпеливо, едва сдерживая трепет, ожидавших приказа. Командиры батальонов и рот, они были выбраны генералом за личную преданность, и теперь этим горбоносым потомкам отчаянных и вольных бедуинов предстояло стать орудием в чужих руках, козырем, решающим исход партии в той игре, о которой сами они не имели ни малейшего представления.

– Судьба королевства зависит сейчас от вас, – произнес генерал Аль Шаури, глядя по очереди в глаза каждому из своих бойцов, на лицах которых до сих пор не дрогнул ни один мускул. – Пришла пора действовать, и действовать решительно и быстро. Наш король готов ввергнуть страну в войну с американцами, в войну, в которой нам не стоит рассчитывать на победу. И причиной тому – гордыня и упрямство короля, осмелившегося противопоставить себя всему остальному миру. Все решают часы, и если мы промешкаем, королевство перестанет существовать. Неверные явятся сюда, чтобы огнем и мечом установить тот порядок, который нужен им и их еврейским союзникам, ненавидящим нас лютой ненавистью. И именно вы можете сейчас спасти нашу страну от катастрофы.

Офицеры молчали, ничем не выдавая своего удивления, испуга или возмущения, и Мустафа Аль Шаури еще раз убедился в том, что выбор его был верен с самого начала. С той секунды, как Самир Аль Зейдин прислал весть из столицы, сообщив лишь, что час, которого все они так стремились избежать, настал, генерал начал действовать, и вот теперь он сделал шаг, после которого уже некуда стало отступать. Оставалось лишь идти вперед, к победе, альтернативой которой был опускающийся со свистом меч палача.

– Я приказываю бригаде немедленно выступать к столице, чтобы силой оружия, если слов и голоса разума окажется недостаточно, принудить короля принять условия американцев, – жестко произнес генерал, выпячивая вперед челюсть, будто для большей убедительности. И ему эти слова дались нелегко, но труднее сейчас было тем, кто слушал их, кто должен был, подчиняясь присяге, исполнить этот приказ, ставивший каждого, кто слышал его, вне закона. – Ждать больше нельзя, как нельзя надеяться на чудо.

– Господин генерал, как мы можем исполнить такой приказ, мы, те, кто давали клятву верности своему королю? Нельзя выступить против того, чья власть дарована самим Всевышним!

В голосе усомнившегося полковника, командира механизированного батальона, не было достаточной уверенности, чтобы всерьез принять его возмущение. Просто офицер желал услышать достойное оправдание тому поступку, который уже вполне был готов совершить. Генерал Аль Шаури не стал разочаровывать его.

– Король забыл, кто наделил его властью, – ответил командующий Двенадцатой танковой бригадой, взглянув на своего подчиненного. – Он использует власть ради собственной выгоды, поставив под угрозу само существование королевства. Амбиции и гордыня заменили нашему государю здравый смысл, и он уже не желает прислушиваться к тем, кто окружает его, кто дает верные советы. Если все, как вы, полковник, станут сейчас сомневаться, сюда явятся американцы, сюда, к нам, в Мекку и Медину, куда никогда не ступала прежде нога неверного. И они установят свой порядок, в котором, быть может, не найдется места ни для кого из нас. Да, я призываю вас совершить преступление, но это малое зло, благодаря которому мы сумеем избежать великого горя и великих бед. Если мы убедим короля изменить свое мнение, американцы, которые сейчас заняты иными делами, оставят нас, и наши пески не оросятся кровью наших братьев. Мы должны победить, и тогда нас назовут не предателями, а патриотами, теми, кто сохранил мир на землях королевства.

– Как мы поведем в бой солдат, что скажем им? Многие будут готовы обратить против нас оружие, узнав, что мы затеяли!

– Скажите, что против короля устроили заговор, что королевские гвардейцы предали своего государя, угрожая ему смертью, – усмехнулся генерал, давно уже придумавший ответ на этот вопрос, вполне ожидаемый и осмысленный. – Мы идем, чтобы защитить короля, взяв его под свою охрану. И каждый ваш боец вплоть до последнего рядового должен думать именно так!

Воцарившееся вслед за этими словами, отдавшимися звоном в полнейшей тишине, молчание длилось недолго. Генерал Аль Шаури ждал всего лишь несколько секунд, испытующе всматриваясь цепким взглядом в лица своих офицеров, пронзая их до самого сердца, всматриваясь в самые дальние закоулки их порывистых душ. Ни один из них не решился более произнести ни слова, и тишина эта показалась командующему бригадой самым сладостным звуком, ведь в ней воплотилась покорность, которой он так страстно желал.

С этой секунды десяток офицеров, наделенных властью самим королем, отмеченных его доверием, стали предателями. Все они отныне были повязаны, так что никто не смел уже отступить, даже снизойди на него озарение. Пути назад не было, оставалось только, не щадя себя, рваться к победе, ведь победителей не судят. И Мустафа Аль Шаури не был намерен выпускать удачу из рук, тем более, на другой чаше весов все более явственно возникала встреча с беспристрастным и беспощадным палачом, чего командующий бригадой желал еще меньше.

– Вперед, – отрывисто выдохнул генерал, сдержав полную превосходства ухмылку. – Выдвигаемся немедленно! Да прибудет с нами благоволение Господа!

Пошло несколько минут, и военная база "Король Фейсал" взорвалась звуками команд, дробью шагов и ревом моторов. Бригада, взметенная внезапным сигналом тревоги, сжималась в кулак, нацелившийся на юго-восток, туда, где скрывалась за гребнями барханов столица королевства, еще ничего не подозревавшая.

Бойцы в полной выкладке, с оружием, полными запасных магазинов подсумками, карабкались на бронемашины, танкисты ныряли в проемы люков, занимая свои места возле орудий. Турбины танков М1А1 "Абрамс" словно пытались пересилить рев диезных двигателей бронемашин М2А2 "Брэдли". Боевые машины, выкатываясь из ангаров, выстраивались в колонны, стальным потоком выплескивавшиеся за ворота военной базы.

– Господин генерал, – офицер, бодро подбежавший к Аль Шаури, торопливо приложил ладонь к сбитому на затылок берету. – Господин генерал, передовые подразделения уже покинули базу. Мы выступаем!

– С нами Аллах, – кивнул командующий. – Наши имена останутся в веках, овеянные славой, полковник! Не смейте сомневаться, и мы победим!

Мустафа Аль Шаури забрался в салон штабного автомобиля "Хаммер", тихо фырчавшего мощным мотором в ожидании своего самого важного пассажира, и водитель, захлопнув дверцу, обежал внедорожник, занимая свое место за "баранкой". Окрашенный в песочный цвет автомобиль плавно тронулся с места, пристраиваясь к покидавшей расположение колонне бронемашин, под прикрытием которых генерал был готов следовать к самому Эр-Рияду.

Стальная лента, извиваясь меж песчаных склонов, лязгая гусеницами, выбрасывая в небо над собой густые клубы тяжелого дыма, вырывавшегося из выхлопных труб, растягивалась по пустыне. Она была подобна змее, нацелившейся головой-копьем на ничего не подозревающую жертву, пребывавшую еще в спокойном неведении. В Эр-Рияде о происшедшем предстояло узнать спустя несколько часов, когда уже почти невозможно будет хоть что-то изменить.

Глаза щипало от сигаретного дыма, витавшего под потолком густыми клубами, и запаха пота, но генерал Эндрю Стивенс все равно упорно всматривался в электронную карту, по которой ползли, неумолимо смещаясь на восток, многочисленные цветные метки. Треугольники и квадраты, для большей ясности снабженные лаконичными подписями, ползли по территории России, приближаясь к Санкт-Петербургу, охватывая его полукольцом с запада, севера и юга, чтобы вскоре плечи дуги сомкнулись окончательно, отрезая город от окружающей территории.

– Генерал, сэр, передовые подразделения докладывают об отсутствии сопротивления, – сообщил взлохмаченный майор, глаза которого лихорадочно блестели, а на лице выступил неестественный румянец, возможно, вызванный чрезмерным количеством выпитого за минувшие часы кофе. – Русские даже не пытаются остановить наши наземные силы. Противник полностью деморализован, он сломлен и бежит, сэр!

– Да, это успех, – кивнул, улыбнувшись в ответ – пожалуй, это было первое за все время операции "Доблестный удар" искренне проявление эмоций. – Мы уже почти победили, сумев в полной мере использовать фактор внезапности. Противник ошеломлен, и главное сейчас – не ослаблять натиск, пока враг окончательно не признает свое поражение. Бросить в бой все силы, атаковать непрерывно, не жалея снарядов и бомб! Это наступление должно завершиться только нашей победой!

Реляции об очередном достигнутом рубеже порой все же перемежались с донесениями о потерях. Большая часть русской авиации была сожжена на взлетных полосах, но те самолеты, которые находились в воздухе в момент начала вторжения, все же приняли бой. Горстка русских пилотов не бежала в страхе, но пыталась сдержать натиск многократно превосходящего их по силам врага, и в небе над западными границами России закипела яростная схватка.

Наступление почти не замедлилось, результат был достигнут, и оборона противника в итоге все же рухнула, но еще не менее полудюжины пилотов сбитых американских машин на чужой территории ожидали спасательные команды, и десятку летчиков предстояло отправиться обратно за океан в цинковых ящиках. Но все это было лишь булавочными уколами против удара дубиной. До победы оставалось рукой подать, и Эндрю Стивенс был готов сделать все, чтобы этот миг наступил как можно скорее.

– Сэр, – перед генералом вырос один из офицеров, неотлучно уже долгие часы находившихся здесь, в развернутом на авиабазе Рамштайн командном пункте. – Прошу прощения, сэр, вас желает видеть немецкий офицер. Он настаивает на немедленной встрече, генерал, сэр!

– Какого дьявола? Им же велели не вмешиваться!

В толпе своих помощников, метавшихся между столами, соединенными пуповинами проводов, Эндрю Стивенс немедленно обнаружил непрошеного гостя, явившегося как нельзя некстати. Полковник в форме Бундесвера, безупречно отглаженном мундире, обтягивавшем бочкообразную грудь, уверенно продвигался сквозь людскую массу, взирая на попадавшихся навстречу ему американских офицеров с явным презрением. Этот высокомерный, полный нескрываемого превосходства взгляд заставил Стивенса раздраженно поморщиться, выругавшись себе под нос.

– Генерал Стивенс? – немец, плечистый и рослый, похожий на баскетболиста высшей лиги, безучастно взглянул на координатора операции "Доблестный удар". – Господин генерал, я должен сообщить вам решение федерального канцлера, которое вы обязаны выполнить неукоснительно. Канцлер и Бундестаг требуют, чтобы все американские солдаты немедленно покинули территорию Германии. Я здесь, чтобы проследить за исполнением этого приказа.

– Что за черт? Мы проводим боевую операцию, и никуда не собираемся уходить отсюда. Мы здесь по договоренности с вашим правительством, достигнутой еще тогда, когда вас не было и на свете!

Эндрю Стивенс, набычившись, надвинулся на немецкого полковника, который оказался на полголовы выше вовсе не бывшего коротышкой "зеленого берета", выросшего из простого громилы до одного из лучших стратегов Пентагона. Они встали лицо к лицу, словно испытывая друг друга на прочность, устроив поединок взглядов. Но офицер Бундесвера был непреклонен и тверд, оставшись при своем.

– Вы начали войну, не известив об этом своих союзников, вы использовали нашу территорию в качестве плацдарма для своего наступления, – сквозь зубы процедил немец, в упор уставившись немигающим взглядом на генерала Стивенса. – Это, по меньшей мере, непорядочно. Вы подвергли опасности тех, кого прилюдно всегда называли прежде своими союзниками, сейчас ясно продемонстрировав, во что вы цените нашу верность и чувство долга. Вы без колебания сделали нас мишенями в войне, к которой никто из нас не имеет отношения. Я целиком поддерживаю решение своего правительства и намерен сделать все, чтобы вы, американцы, убрались с нашей земли.

В эти мгновения часовые на въезде на авиабазу Рамштайн с тревогой и непониманием наблюдали за маневрами размалеванных тевтонскими крестами танков, приблизившихся к контрольно-пропускному пункту. Огромный, точно дом, танк "Леопард-2", шестидесятитонная громада, достойный продолжатель родословной знаменитого "Тигра", надвигался на караулку, из которой навстречу ему высыпали солдаты, на бегу сдергивавшие с плеч винтовки.

– Какого черта он делает, – командир отделения, едва не перегибаясь через шлагбаум, перекрывавший въезд на территорию, фактически являвшуюся частью Соединенных Штатов, пусть и расположенную за тысячи миль от американского материка. – Что за ерунда?

– Хочет нас таранить? – рядовой, мальчишка девятнадцати лет, выпучил глаза, уставившись на выраставший в размерах по мере приближения танк.

"Леопард-2", тихо взрыкивая дизельным двигателем MTU в полторы тысячи лошадиных сил, подъехал к шлагбауму на десять метров, прежде чем резко развернулся поперек дороги, заскрежетав гусеницами и превратившись в почти непреодолимое препятствие. Приземистая квадратная башня плавно развернулась, и в лица сгрудившимся у КПП солдатам уставилось жерло стадвадцатимилиметрового гладкоствольного орудия, в любую секунду готового изрыгнуть пламя.

– Дьявол, – испуганно вымолвил сержант, начальник караула, невольно отступив назад на несколько шагов, будто это могло спасти его от фугасного снаряда или выпущенной в упор очереди из спаренного пулемета. – Оружие к бою, парни! – И сам он первым дослал патрон в ствол своей штурмовой винтовки М16А2.

Клацанье затворов слилось в единый хор, в который вплеталась нервная брань. Солдаты взводили оружие, готовясь к любым неожиданностям. Малокалиберные пули не могли остановить громаду танка, облаченного в прочную броню, но чувство тяжести оружия в руках вселяло некоторое спокойствие.

– Капрал, свяжись с начальством, – приказал сержант, несколько осмелевший, когда понял, что немцы, что бы они ни задумали, не намерены сразу идти напролом. – Сообщи, что здесь происходит. Черт возьми, это не к добру, будь я проклят!

Вокруг шумевшей и бурлившей авиабазы в считанные минуты замкнулось стальное кольцо. Заслоны из танков и бронемашин, выставленные на всех подъездах к громадному аэродрому и военному городку, отрезали Рамштайн от окружающего мира. А когда Эндрю Стивенсу доложили о появлении в воздухе немецких истребителей и вертолетов, генерал понял, что блокада установилась окончательно. Пробиваться наружу отныне придется с боем.

– У вас шесть часов, чтобы отсюда убраться, – не допуская и тени возражения, потребовал немецкий полковник. – Ни один ваш самолет с этой секунды не должен заходить в воздушное пространство Германии, совершать посадку на этой или иных принадлежащих вам авиабазах. Если вы не выполните эти требования, наши войска войдут сюда, и лучше вашим солдатам не оказывать сопротивления.

– Дьявол, это война! Вы берете нас в заложники? Неужели вы не понимаете, чем это грозит? Америка не потерпит такого унижения, такого предательства.

– У вас шесть часов, – напомнил полковник. – И лучше вам уложиться в этот срок, генерал, если вы не ищете неприятностей.

Немедленно, как только немецкий офицер, явившийся с неожиданным ультиматумом, покинул командный пункт, генерал Стивенс связался с Вашингтоном. То, что происходило, не укладывалось в голове у командующего "Доблестным Ударом", и генерал чувствовал, как у него внезапно затряслись руки. В один миг рухнула привычная система, союзники предали, даже не пытаясь никак оправдать эту измену.

– Господин министр, – с волнением произнес Стивенс, как только его тревожный звонок достиг Роберта Джермейна, как и большинство генералов, неотлучно находившегося в Пентагоне, в ситуационном центре на одном из подземных, защищенных от любой атаки, кроме, пожалуй, ядерного удара, уровней известного во всем мире здания военного ведомства. – Господин министр, немцы выдвинули нам ультиматум. Рамштайн блокирован, они подтягивают тяжелую технику и войска и угрожают захватить базу. Боюсь, мы уже утратили физическую связь с внешним миром. Мы в кольце, из которого придется прорываться с оружием в руках.

– Посол Германии передал госсекретарю ноту протеста. Германия не желает принимать участие в нашей операции против России в любом качестве, даже просто предоставляя свою территорию для наших войск. Немцы намерены выйти из состава НАТО.

– Они встали на сторону русских, – зло бросил Эндрю Стивенс. – Дьявол, эти колбасники плюнули нам в лицо!

– И мы покорно утремся – таков прямой приказ Мердока, генерал. Президент принял требования Германии. Вам надлежит покинуть Рамштайн вместе со своим штабом. Новый командный пункт будет развернут на территории страны, проявившей большую лояльность. Операция должна продолжаться без сбоев, Эндрю, и вы по-прежнему отвечаете за ее исход!

– Мы уходим из Германии? – удивлению Стивенса не было предела. – Вот так просто, сразу? Кого боится президент, этих чертовых колбасников? Как мы можем вести боевые действия, лишившись авиабаз? Это разрушает все наши планы!

Генерал был изумлен, ошарашен, несколько испуган даже, но более всего раздражен дерзостью немецких "союзников", посмевших так подло ударить в спину, став, фактически, по одну сторону фронта с русскими. В воздухе находились десятки самолетов всех типов, только что вылетевших на задание, или, напротив, уже возвращавшихся с чужой территории.

Танкеры, транспортные машины, "летающие радары", разведывательные самолеты, истребители – вся эта армада, находившаяся в небе над Балтикой, нуждалась в пополнении боекомплекта, заправке, заботе внимательных техников, на земле с нетерпением ожидавших каждый "борт". Здесь, в Рамштайне, в Шпангдалеме, и еще на нескольких военных базах, были заранее собраны огромные запасы бомб и ракет, в зарытых в землю цистернах хранились сотни, тысячи тонн топлива, тем более ценного сейчас, когда арабы устроили свой демарш. И всем этим отныне не было никакой возможности воспользоваться.

– Вы действуете с опережением плана, если верить вашим же донесениям, генерал, – уверенно и чуть насмешливо ответил на возмущенную тираду Стивенса министр обороны. – Небольшая заминка не будет критичной для вас, для всей операции.

– Потеряв базы, мы лишимся свободы маневра, – возразил генерал. – Фактически, отныне может действовать только палубная авиация, но она ограничена и по нагрузке, и по боевой дальности, а танкерам ВВС просто негде будет заправляться, чтобы потом везти горючее через половину Атлантики.

– Мы лишились отнюдь не всех баз. Британцы по-прежнему готовы принимать наши самолеты в Фэйфорде. Исландия так же готова разместить на своей территории наших людей. Вам предстоит не бежать из Европы, а лишь передислоцироваться. Вы доказали свой профессионализм, генерал, когда только разрабатывали тот план, который и воплощаете сейчас в жизнь так что и новая задача будет вам по плечу, уверен. Не беспокойтесь, вас и ваших людей уже ждут и встретят с радостью.

Многоголосый рев мощных турбин транспортных самолетов "Глоубмастер" и "Старлифтер", от которого задрожали стены и жалобно зазвенели оконные стекла, проник даже под прочные панцири танков и бронетранспортеров, затягивавших петлю вокруг Рамштайна. Немецкие солдаты, высовываясь из люков, запрокидывали головы, наблюдая, как с американской авиабазы один за другим взмывают крылатые гиганты, поспешно уходя затем в сторону моря, на северо-восток, как раз туда, куда несколькими минутами ранее умчались стремительные истребители.

Десятки транспортников, поспешно принимая на борт предназначенный им груз, тяжело разбегаясь, отрывались от земли. Серые "туши" растворялись в облаках, но гул моторов, заглушавших без проблем даже рычание танковых дизелей, умолкал еще не скоро.

Вереница грузовых самолетов вытянулась в сторону балтийских вод, и до самой границы крыло в крыло с ними летели немецкие "Тайфуны" и "торнадо", пилоты которых, казалось, только и ждали, когда опекаемые ими гиганты попытаются изменить курс, выйдя за пределы отведенного им воздушного коридора. На борту одного из тяжелых С-17А находился и генерал Эндрю Стивенс, одним из последних покинувший авиабазу, вернуться куда, скорее всего, предстояло еще очень не скоро, если это вообще когда-нибудь произойдет. Ни на минуту командующий операцией "Доблестный удар" не прекращал руководство подчиненными ему силами, вновь и вновь с земли, моря и воздуха обрушивавшимися на дрожавшую в агонии Россию, уже получившую смертельную рану.

– Всем подразделениям продолжать выполнение поставленных задач, – приказал генерал, когда его самолет, превратившийся на время в импровизированный командный пункт, только приближался к линии прибоя. – Все прежние распоряжения остаются в силе. Мы все равно добьемся своего, кто бы и как ни пытался помешать нам!

Эндрю Стивенс вновь обрел уверенность в победе. Их выгнали, но тем сделали, пожалуй, только лучше, позволив ближе подобраться к рагу, чтобы действовать быстрее и внезапнее, чем даже теперь. Американских пилотов, что вели еще свои машины к целям, разбросанным по всему русскому северо-западу, теперь ждала эстонская земля.

Стая транспортных самолетов ВВС США, на которые погрузили практически все, что только возможно было увезти, удаляясь от границы Германии, чем-то походя на пчелиный рой, отправившийся на поиски более удобного улья. Тем временем, небо над северной столицей России очистилось, если, конечно, не считать вздымавшихся ввысь столбов дыма – горели многочисленные склады горючего, нефтяные терминалы и даже отдельные корабли, оказавшиеся в минуты удара на рейде питерского порта. Оттуда, с высоты нескольких километров, флаги не были видны, и потому рядом с русскими судами полыхали, медленно уходя под воду, панамский контейнеровоз и либерийский танкер, случайные жертвы начавшейся войны.

А пилоты истребителей, отбомбившиеся, полностью довольные собой, ложились на обратный курс, уходя в сторону моря, прочь от объятой пламенем, окутанной дымом земли. Но теперь их целью был отнюдь не ставший уже почти родным Рамштайн – небо Германии отныне вдруг оказалось заперто для всех крылатых машин, кроме тех, на чьих плоскостях чернели тевтонские кресты. На незримой черте любого, кто осмелился бы не подчиниться приказам, звучавшим теперь на всех частотах, ждали ракеты и пушки немецких истребителей, пилоты которых выражали полнейшую готовность защищать свои дома от бывших союзников любой ценой. Там ждала смерть, не добившаяся своего над русскими просторами, не унявшая свой вечный голод. Но плох тот хозяин, что кладет все яйца в одну корзину.

– Всем группам изменить курс, – приказал офицер, координировавший воздушную атаку Петербурга с борта летающего радара Е-3А "Сентри", неторопливо нарезавшего круги в полутора сотнях верст от берега, над балтийскими водами. – Курс на Эстонию. Всем направляться в Таллинн, парни. После входа в зону аэропорта выполнять указания местного диспетчера!

Армада, на мгновение, словно в нерешительности зависшая над морем, слитно развернулась, устремившись к эстонской столице, вдруг гостеприимно распахнувшей перед агрессорами ворота своей воздушной гавани. А там, на земле, все службы, пребывая в страшном напряжении, готовились принять эту армаду, десятки многотонных машин и их пилотов, нуждавшихся в отдыхе и просто ощущении земной тверди под ногами после многочасового пребывания в поднебесье.

– Мы не намерены отказываться от союзнических обязательств, – решительно произнес президент Эстонии несколькими минутами ранее. – Наша страна готова оказать любое содействие партнеры по Альянсу, тем более, сейчас это, прежде всего, в наших интересах. Если бы не превентивный удар, нанесенный вами по России, кто знает, какая судьба постигла бы Эстонию хоть бы несколько месяцев спустя.

– Я рад, что вы столь последовательны в своих решениях, господин Янсен, – благодарно ответил американский президент. – Ваша преданность, верность долгу заслуживает уважения и должна служит примером для остальных, не столь твердых духом, для тех, кто остается союзником только в дни мира, при первых выстрелах забывая обо всех своих заверениях и думая лишь о том, как спасти собственную шкуру.

Потеря авиабаз в Германии, хотя и неожиданная, не стала действительно неразрешимой проблемой, хотя и принесла немало трудностей. И все же это препятствие было преодолено, не в последнюю очередь, благодаря прозорливости и осторожности американского президента. В те минуты, когда штаб-квартира НАТО в Брюсселе замерла в недоумении, слушая чеканные фразы Роберта Джермейна, с трибуны без колебаний провозгласившего о наступлении Апокалипсиса, лидер США тоже не медлил.

Джозеф Мердок связался с эстонским главой внезапно и без предупреждения, но неожиданное предложение лидера США не поставило Юри Янсена в тупик – чего-то подобного он ждал уже давно, с того памятного визита в Таллинн главы АНБ. И потому эстонский лидер вел себя именно так, как ожидали на западном побережье Атлантики, и даже рождавшийся в глубине души страх перед ближайшим соседом, его чудовищной мощью, не остановил его.

– Мы предоставим для вашей авиации свои аэродромы, а также обеспечим наземное обслуживание американских и других союзных самолетов, – заявил президент Эстонии. – Россия – наш общий противник, сильный противник, бороться с которым можно только сообща. И мы окажем всю посильную помощь в этой борьбе.

– Благодарю вас, – почти растроганно произнес Мердок. – Это благородно и храбро. История не забудет вашу решимость, господин президент, как не забудет ее и американский народ.

Сотни самолетов разом менял курс, со всех сторон устремившись к границе Эстонии. А далеко на западе, в водах Ла-Манша, так же курс менял пришедший от американских берегов коновой. Получив новый приказ, капитаны нескольких транспортных кораблей и быстроходных танкеров, в трюмах которых плескалось авиатопливо для прожорливых турбин боевых самолетов, как один, отдавали команды, починяясь которым, суда начали удаляться от германских портов. Караван, на борту которого было все, чего не доставало для окончательной победы, продолжил движение на восток, но вместо Гамбурга и Бремена они спешили бросить якоря в не менее удобных гаванях Таллинна, Клайпеды или Пярну. Все, и моряки, что провели в океане много дней, сражаясь со стихией и ожидая всякий миг, что к ней присоединится и человеческая воля, и пилоты, проведшие в небе лишь по несколько часов, и успевшие ощутить на своих щеках леденящее дыхание смерти, ждали отдыха в гостеприимных портах. Но там многих из них уже ждали разверстые пасти могил, изрыгавшие сладостное дыхание тлена.

Вопреки не раз звучавшим с трибун грозным заявлениям, их так и не перебросили в Калининград, чтобы оттуда грозить стремительным и неотвратимым ударом полякам и чехам. "Длинная рука" российской армии так и осталась под Петербургом, став частью обороны западной границы великой державы. Той обороны, которая рухнула в одно утро, не выдержав яростного напора давно копившего силы врага.

Сотни людей, расчеты ракетной бригады, находившегося в подчинении командующего военным округом, в один миг переместились из сонной тишины городка в самое сердце пышущего пламенем и плюющегося свинцом ада, но многие умерли, так и не поняв этого. Бомбы обрушились на казармы, склады и ангары, в которых и в эту предрассветную пору техники суетились вокруг громадин пусковых установок оперативно-тактических ракет. Огненный вихрь разом поглотил, казалось, абсолютно все, но пламя угасло, и те, кто сумел по какой-то прихоти судьбы выжить в первые секунды, начали действовать. Оборона не выдержала, значит, оставалось наступать самим, заставив врага играть по собственным правилам.

Выскочив на плац, командир Двадцать шестой ракетной бригады, растрепанный, дико вращавший полными ярости глазами, схватил первого попавшегося навстречу ему солдата, куда-то бежавшего, не разбирая дороги. Все здесь были напуганы, не понимая, что именно происходит, растеряв на миг выдержку и хладнокровие, но кто-то должен был навести порядок, взяв все в свои руки.

– Стоять, смирно, – рявкнул полковник, встряхнув перепуганного ефрейтора за грудки, так, что у того лязгнули зубы. – Собрать личный состав. Объявить боевую тревогу! Доложить о потерях! Выполнять, мать твою!!!

Командиру бригады и самому крепко досталось. От близкого разрыва бомбы звенело в ушах, носом вдруг пошла кровь и перед глазами все порой начинало двоиться, так что страшно было и шаг ступить. По виску стекала струйка крови – кусок штукатурки, сбитый с потолка от взрыва, чиркнул офицера по макушки, оставив глубокую, начинавшую сильно саднить борозду, тотчас налившуюся багровой влагой. Но все же сознание оставалось светлым, а страх в душе уверенно вытесняла злоба.

– Т-товарищ полковник, – пролепетал боец, с трудом сконцентрировав взгляд на своем командире, которого прежде никогда не видел так близко. – Товарищ полковник, все уничтожено…

– Выполняй мой приказ! Бегом, живо!!!

Ракетчики, те, кто уцелел поле бомбежки, далеко не столь интенсивной, как показалось сперва, собрались на плацу спустя несколько минут. Многие были ранены, и не все успели позаботиться о своих ранах, но все, кто мог держаться на ногах, собрались, получив приказ командира, в которого верили, надеясь, что он-то сможет восстановить порядок и точно знает, что и как делать теперь.

– Товарищ полковник, – начальник штаба бригады выступив вперед с докладом, остановившись в трех шагах от покачивавшегося командира. – товарищ полковник, полностью утрачена связь со штабом округа и соседними гарнизонами. На всех частотах или сильные помехи, или просто тишина. То же самое с проводными линиями. Нам не от кого ждать приказов, товарищ полковник.

– Прослушивайте гражданские частоты, – приказал командир. – Настройтесь на милицейскую волну, просто слушайте штатские радиостанции. Хоть что, хоть выпуски новостей, но слушайте! – Полковник коснулся рукой щеки, стряхивая тяжелый капли крови себе под ноги. – Черт побери!

– Вам нужно в санчасть, – предложил начштаба, понизив голос, будто для того, чтобы его не слышали замершие в строю бойцы. – Обработать рану, чтобы инфекция не попала.

– Если будем тратить время на всякую ерунду, скоро все подохнем. Что бы это ни было, это только начало. А потому, – голос полковника взвился над шеренгами солдат и офицеров. – Слушай боевой приказ! Проверить технику, пополнить запас горючего! Быть готовыми покинуть расположение через десять минут!

По команде бойцы, придерживая на головах фуражки, наперегонки бросились к ангарам, в которых, укрытые прочной каменной скорлупой, прошитой насквозь стальной арматурой, ждали постоянно готовые покинуть свои надежные убежища, боевые машины оперативно-тактического ракетного комплекса "Искандер-М". Бригада, оснащенная новым оружием, заставившими многих по другую сторону границы вспомнить времена, когда советские ракеты, раскиданные по половине Европы, в точности так же карающим мечом нависали над военными базами и столицами тех, кого в кремле назвали своим врагом, относилась к частям постоянной готовности, и служить здесь позволялось далеко не всякому, сколь бы сильно не было его желание. А потому расчеты, полив приказ, действовали слаженно и быстро, как будто не замечая разверстых воронок и раскиданных повсюду окровавленных тел своих товарищей.

Этот гарнизон, расположенный в считанных десятках километров от границы, был выбран одной из целей первого удара врага, но всего целей, подлежавших первоочередному уничтожению, оказалось столь много, что на каждую пришлось выделить весьма скромные силы. Тех, кто планировал удар, призванный обезглавить врага и лишить его воли к борьбе, больше беспокоили ракетные комплексы "Тополь" Седьмой гвардейской ракетной дивизии под Тверью, или межконтинентальные баллистические ракеты УР-100НУТТХ, укрытые в шахтах в Калужской области и грозящие оттуда половине земного шара. Именно туда, прорвав противовоздушную оборону не готового к столь массированному удару противника, устремилась американская армада, сметавшая все на своем пути. В прочем, кое-что что перепало и ракетной бригаде, о которой никто не забыл – просто ее уничтожение стало делом недалекого будущего.

Полдюжины тактических истребителей, атаковавших расположение бригады под Лугой, сбросили на военный городок немало бомб, и дьявольски точные попадания "умных" боеприпасов уничтожили значительную часть боевых машин, так и не вступивших в бой. Но немало пусковых установок и вспомогательной техники, вместе и составлявшей тот самый комплекс, отнюдь не ограничивавшийся одной только ракетой, уцелело, и теперь командовавший бригадой, сократившейся в числе, полковник рвался бросить их в бой.

У них хватало сил, чтобы заставить врага бояться. Ничто в радиусе четырехсот километров от наполовину уже превращенного в руины гарнизона не могло оставаться в безопасности, кроме как зарывшись на полсотни метров под землю и надежно укрывшись бетоном. Но противник знал об этом, и командир бригады не сомневался, что самолеты еще вернутся.

– Нужно убраться как можно дальше отсюда, и сделать это как можно быстрее, – сказал полковник своим офицерам. – Эта атака не может быть последней, а я не имею ни малейшего желания хотя бы еще минуту оставаться мишенью. Пока все здесь не сровняют с землей, они не успокоятся. А по лесам нас отыскать не так просто.

– Кто – они? – этот вопрос казался самым важным из того множества, что неизбежно возникло уже через минут после того, как разорвались, достигнув земли, первые бомбы. – Что происходит, кто нас атакует? Это война?

– Так точно, война, – вместо командира ответил внезапно появившийся среди взволнованных офицеров начальник штаба. – Нам удалось перехватить переговоры гражданских служб. Все крупные военные объекты и города вдоль границы, до самого Питера, атаковала американская авиация. Кажется, уничтожены все штабы и центры связи во всем военном округе. Это вторжение, сомнений быть не может!

– Черт возьми, нам нужна хоть какая-то цель, – в ярости зарычал командир бригады. – Мы еще можем нанести ответный удар, но куда?!

Для всех, кроме полковника, услышанная новость оказалась шоком. Офицеры, годами готовившиеся к этой войне, не верили даже на йоту в то, что когда-нибудь она произойдет, и тем страшнее было слышать, что воплотились вдруг самые страшные ночные кошмары.

– Выступаем немедленно, – решил после недолгих раздумий полковник. Теперь, когда все вышестоящее командование или погибло, или просто оказалось лишено возможности руководить войсками, на него легла вся ответственность за свое подразделение, и командир бригады не пытался преложить ее на кого бы то ни было. Офицер готовился к этому полжизни, и настал, наконец, час, когда предстояло показать все, на что он был способен. – Думаю, найдется, куда направить наши ракеты! Мы еще напомним о себе!

Все, что еще сохранило способность двигаться, едва прозвучали слова приказа, рвануло за пределы ставшего братской могилой гарнизона, сметя ворота, которые никто даже не догадался открыть. Во главе колонны в командно-штабном КАМАЗе, двигался командир бригады, в подчинении которого теперь оставался единственный дивизион, всего три огневые батареи, намного меньше, чем хотелось бы. А следом, рыча моторами, ползли самоходные пусковые установки комплексов "Искандер-М", на каждой из которых ждали команды на старт по две баллистические ракеты. Здесь же были и транспортно заряжающие машины, везущие вслед за пусковыми установками запасные ракеты и боеголовки, чтобы прямо на стартовых позициях снарядить уже готовые к запуску ракеты сообразно избранной цели.

– Двигаться с максимальной скоростью, – приказал полковник, стиснутый со всех сторон переборками транспортного отсека командно-штабной машины. – Воздушная и космическая разведка противника наверняка способна нас обнаружить, но мы сделаем все, чтобы вызванный по ее указаниям удар угодил в пустоту. Это не сибирская тайга, но и здесь мы сможем затеряться, заставив врага приложить максимум усилий для поисков. Приказываю направляться на запад, под Псков. Идем в обход крупных населенных пунктов, особенно тех, где есть хоть какие-то военные базы, все, что способно привлечь внимание противника и стать объектами для бомбардировки. Займем позиции как можно ближе к границе, и оттуда мы будем угрожать всей Прибалтике.

– Кого мы атакуем? Кто станет нашей целью?

Начальник штаба бригады тоже был здесь, в головной машине, мчавшейся со скоростью семьдесят километров в час по разбитому шоссе. Он старался оставаться уверенным в себе и невозмутимым, но при мысли, что вокруг, возможно, теперь находятся уже одни только враги, страх вновь поднимал голову, лишая мысли стройности.

– Полагаю, цель найдется, майор. Прослушивайте все частоты, особенно стандартные диапазоны натовцев. Я хочу знать, что происходит вокруг и по другую сторону границы тоже. Американцы не могли атаковать, не опираясь на своих местных союзников.

– Без поддержки, без данных разведки, – помотал головой начштаба, отделенный от своего командира плоскостью раскладного столика, заваленного ворохом топографических карт. – Мы вслепую выпалим весь боекомплект без всякого толку.

– Как угодно, но если можем что-то сделать, то сделаем! Хотя бы попугаем ублюдков напоследок!

Остатки ракетной бригады стрелой летели по извилистым лесным дорогам. Подразделение, пожалуй, одно из наиболее боеспособных, растворялось в новгородских лесах, превращаясь в смертоносного призрака, способного терпеливо ожидать своего часа, чтобы отомстить. И этот час вскоре настал, неся желанную сладость возмездия.

Аэродром Таллинна содрогался, будто в агонии, принимая приходившие с запада самолеты. Один за другим на его посадочные полосы приземлялись громадные транспортные самолеты С-17А и С-141В, и даже гиганты С-5А "Гэлакси", с которых техники мгновенно начинали выгружать оборудование и боеприпасы, все, что смогли захватить с собой в спешке покидавшие Германию американцы. Отныне здесь был их дом, тот плацдарм, с которого предстояло разгромить уже почти сокрушенного врага. И потому первым делом агрессор позаботился о том, чтобы защитить новую базу, в близости которой к территории противника помимо несомненных плюсов хватало и явных минусов.

В воздухе над эстонской столицей повис "летающий радар" Е-3А "Сентри", занявший свой пост на защите рубежей гордой прибалтийской республики. Периодически подпитываясь топливом от самолетов-заправщиков, АВАКС мог держаться в небе без малого сутки, и срок этот ограничивался лишь человеческими возможностями. А на земле, ожидая указаний от летающего "дозора", уже разворачивались первые батареи зенитно-ракетных комплексов "Пэтриот", готовые прикрыть Таллинн и практически всю Эстонию от воздушного удара, в который здесь уже окончательно перестали верить.

– Генерал, сэр, мы готовы к отражению любой атаки, – доложил прямо с летного поля командир ракетного дивизиона, связавшись с командующим операцией, находившимся еще над водами центральной Балтики, в десяти километрах над уровнем моря. – Первая батарея уже готова к бою, еще две на подходе. Ни один русский самолет не сможет прорваться к Таллинну на расстояние удара. Аэродром готов принять наших парней хоть сейчас. Все службы развернуты, мы полностью контролируем обстановку.

Транспортные "борты" подходили с запада, со стороны моря, и, стоило им закончить пробег, по грузовым аппарелям на бетон съезжали грузовики и "Хаммеры", погрузчики вытаскивали контейнеры, и по летному полю, словно сами собой, начинали змеиться жгуты кабелей. А в небо уже уставились антенны многофункциональных радаров AN/MPQ-53 зенитных комплексов "Пэтриот". Сейчас расчетам пришлось на время взять на себя управление воздушным движением в зоне аэропорта, решительно оттесняя прочь пассажирские самолеты, которым не посчастливилось оказаться в эти минуты в небе над Эстонией.

А первые американские истребители, выполнив боевую задачу, уже опускались на посадочные полосы, заранее расчищенные от гражданских машин. Местные диспетчеры, разинув рты, с высоты контрольной вышки наблюдали, как тягачи оттаскивают на рулежные дорожки приземлившиеся "Страйк Иглы" и "Файтинг Фалконы", чтобы следовавшие за ними крылатые машины могли, наконец, коснуться земли.

В эфире, забивая целые диапазоны, повисла торопливая скороговорка. Пилоты, наземные диспетчеры, солдаты аэродромных служб, все они говорили взахлеб, щедро сыпля кодовыми словами позывными. Им некого было бояться сейчас, когда, казалось, враг уже не мог сопротивляться, да и не имел такого желания, ощутив на себе всю сокрушительную мощь агрессора.

Командно-штабная машина, словно дикобраз, утыканная частой щетиной штыревых радиоантенн, вращая широкими колесами, мчалась по опустевшему шоссе на запад. В цельнометаллическом вагончике-КУНГе тряслись, чувствуя на собственной шкуре каждый из многочисленных ухабов родных русских дорог, старшие офицеры ракетной бригады, полностью отдавшись на волю опытного водителя-прапорщика, увлеченно крутившего баранку.

Бездействие претило командиру бригады, привыкшему держать инициативу в своих руках. Но сейчас все складывалось иначе. Единственное, что оставалось полковнику, это терпеливо ждать, когда радист, находившийся здесь же, буквально на расстоянии вытянутой руки, сможет различить в треске помех хоть одно понятное слово. Они двигались вслепую, надеясь лишь, что за очередным поворотом не наткнуться на спешащую к Санкт-Петербургу механизированную колонну американских войск, для которой сводный ракетный дивизион – девять самоходных пусковых установок оперативно-тактических ракет "Искандер", транспортно-заряжающие и штабные машины – будет легкой и желанной добычей.

Полковник скривился, издав утробный рык, в котором смешалась ярость, боль и досада. Слишком мало сил осталось в его распоряжении, ничтожно мало для того, чтобы изменить ход кампании, даже единственного сражения. В прочем, для того, чтобы заставить помнить врага о себе, и этого хватит с лихвой. Нужно только с умом использовать то, что уцелело после внезапной атаки противника, а уж этому-то полковник учился с юности.

Где-то позади взрывы мощных бомб вновь и вновь перепахивали землю, в порошок кроша бетон и скручивая узлами стальную арматуру ангаров. Четверка истребителей F-16C "Файтинг Фалкон", снова и снова один за другим заходивших на цель, щедро осыпала расположение бригады смертоносным градом, словно задавшись целью сравнять с землей все, что еще носило следы человеческих рук. Но время было безнадежно упущено.

– Слышу радиопереговоры, – вдруг произнес радист, скакавший с одной частоты на другую, и нигде не задерживаясь надолго. – Голосовой обмен на натовском диапазоне. Говорят по-английски, товарищ полковник!

Молодой, меньше года назад покинувший стены училища лейтенант перестал терзать ручки настройки радиостанции, отыскав, наконец, то, что было нужно. В тесный мирок фургона ворвалась чужая речь, порой совершенно неслышимая из-за треска помех, но временами столь отчетливая, будто говоривших и не отделяли сотни километров.

– Это американцы, точно! Переговоры пилотов и наземных служб, – пояснил радист, взглянув на подобравшегося, точно учуявший след охотничий пес, полковника. – Летчикам сообщают, чтобы меняли курс, направлялись в Таллинн. Кажется, место сбора их авиации находится именно там.

– Эстония? – Командир бригады криво усмехнулся: – Что ж, этого вполне следовало ожидать. Лучший аэродром подскока придумать трудно, право же! Значит, эти суки у нас в руках. Таллинн находится в пределах дальности действия наших ракет, и, черт возьми, пусть кто-то назовет мне хоть одну причину, по которой я не должен отдать приказ прямо сейчас.

Полковник, наконец, увидев вполне осязаемую, и главное, доступную цель, не желала медлить. Он жаждал действия, и теперь мог выплеснуть всю скопившуюся злость, весь страх и разочарование в одной короткой команде. Но не все могли похвастаться столь же высокой решимостью.

– Я рискну, – неожиданно произнес начальник штаба. – Возможно, это ошибка, возможно, мы не так расшифровали их обмен. Вы так просто сможете отдать приказ, зная, что через считанные минуты в огне исчезнут целые кварталы, сотни мирных жителей, и знать ничего не знающих об этой войне?

– Непричастных отныне нет, майор! Нет, и не может быть. Все виноваты, и те, кто сбрасывает бомбы на наши дома, и те, кто поддерживает их своим молчаливым согласием. Эти шакалы, чертова чухня, они давно ждали такого момента, и теперь, наверное, каждый американский самолет встречают цветами и шампанским. Суки! Ничего, для них все скоро кончится!

Полковник не забыл, да и как тут забудешь, если минуло не больше часа, дымящиеся руины офицерского общежития. "Умные" бомбы, конечно, разили точно, но всегда есть место для ошибки, а вражеские пилоты и не старались слишком тщательно выбирать мишени, довольствуясь хотя бы тем, что весь их груз лег в пределах военного городка. Несколько десятков детей и женщин так и приняли смерть, даже не успев проснуться, или только-только разлепив веки, разбуженные рокотом турбин. И за каждую жертву войны полковник был готов взыскать с врага стократно.

– Дивизиону приготовиться к бою, – отрывисто приказал, точно отрубил, командир бригады. – батареям развернуться вдоль шоссе. Всем расчетам проверить готовность систем, по завершении доложить мне. Ввести в головки наведения ракет координаты цели. Мы уничтожим Таллинн и всех американских выродков, которые там окажутся!

Пусковые установки, приземистые громады четырехосных тягачей, кажущиеся непривычно широкими и оттого слишком низкими, съезжали с дороги, замирая посреди примыкавших к шоссе полей. Злые, раздираемые гневом, смешанным с испугом, командиры расчетов хрипло кричали давно и намертво затвержденные слова команд, и их сослуживцы, склонившись над приборными консолями, колотили по клавишам.

– Провести привязку к местности, – торопливо командовали офицеры. – Начать проверку ракет. Загрузить полетное задание! Цель – Таллинн!

Комплекс "Искандер-М" мог взаимодействовать с разными разведывательными средствами, от спутников до беспилотных самолетов, обеспечивавших ракетчиков необходимыми данными, чтобы ни одна выпущенная ракета не оказалась потрачена напрасно. Сейчас всего этого не было – связь со спутниками установить не удалось, а в небе безраздельно господствовали чужие самолеты. Но где-то в вышине плыли по своим орбитам "сателлиты" навигационной системы ГЛОНАСС, и теперь их сигналов, которые не в силах оказались заглушить даже всесильные американцы, оказалось достаточно, чтобы направить удар возмездия.

Сейчас основная работа кипела в фургоне пункта обработки информации, установленного на таком же трехосном "камазовском" шасси, где четыре оператора, терзая консоли, рассчитывали полетное задание. И для того, чтобы сделать это, зная свое расположение и географические координаты цели, им понадобилось весьма мало времени.

Даже не полностью сформированная, космическая навигационная система дала все, что было необходимо. На американские спутники NAVSTAR, с которыми "Искандер-М" также мог работать, надежды не было – противник первым делом "загрубил" сигнал, так что приемники GPS давали теперь огромную по меркам военных погрешность в счислении места. Но на американцев никто и не рассчитывал, хватало и собственных сил.

Расчеты готовили оружие к бою, не покидая кабины пусковых установок. Все происходило дистанционно и очень быстро. Для того чтобы нанести удар, дивизиону не требовалась специально оборудованная стартовая позиция – хватало и просто ровной площадки, как раз такой, какая и попалась на их пути. Все были заняты делом, и только командир бригады оказался вынужден терпеливо ждать, слушая, как отсчитывает мгновения секундомер, возникший в его сознании. Шестнадцать минут – именно столько требовалось для подготовки пуска с марша, и даже если противник каким-то чудом обнаружит дивизион сейчас, едва ли он успеет помешать исполнить задуманное. Пусть сюда явится вся американская авиация – они все равно должны успеть произвести залп, а потом уже ничто не будет иметь значения.

А подготовка к пуску шла полным ходом. Лазерные гироскопы, которым предстояло вести ракеты к цели, уже раскручивались, заняв нужное положение. Ракетчики, дождавшиеся того часа, ради которого они изматывали сами себя изнурительными напряженными тренировками, сотни раз вскакивали по тревоге среди ночи, теперь действовали, не теряя ни мгновения зря. Навигационные спутники, продолжая свое бесконечное кружение над голубой планетой, исправно посылали сигналы, которые теперь почти некому было принимать, и для определения собственных координат расчетам потребовались неуловимо ничтожные десятки секунд. Плоская крыша каждой боевой машины разделилась на две половины, плавно отъехавшие в стороны, обнажая вытянувшиеся едва не на всю длину массивных тягачей семиметровые сигары баллистических ракет 9М720.

– Координаты цели введены в бортовые вычислительные машины, – скороговоркой, едва различимой для нетренированного человека, сообщил второй номер расчета, одновременно продолжая колдовать над приборной панелью. Всего три минуты – ровно столько потребовалось для выполнения всех вычислений, чтобы боевые расчеты могли получить готовый набор цифр. – Проверка систем завершена. Все параметры в норме. Готовы к пуску!

– Ракеты в боевое положение!

Подъемные механизмы, подчиняясь командам операторов, пришли в движение, и над всеми девятью боевыми машинами дивизиона взметнулись стрелы ракет, опиравшихся соплами о стартовые столы. В кабинах в эти мгновения все замерли в ожидании последнего приказа, после которого изменить что-либо будет уже невозможно.

– Мы отомстим за наш позор, за гибель своих товарищей, – произнес командир бригады, чувствуя, как скулы сводит судорогой. – Мы пойдем до конца. Всем расчетам – пуск!

– Огонь! – хором подхватили командиры всех девяти расчетов, от волнения срываясь на крик. Их Рубикон остался позади.

Клавиши пуска были едва ли не с хрустом вдавлены до упора, и разряд, пронесшийся по электрическим цепям, привел в действие механизм разрушения. Твердотопливные заряды ракетных двигателей воспламенились, и остроконечные сигары, срывая крепления, скользнули оп направляющим в зенит. Боевые машины на мгновение окутались облаками газов, в которых мелькали всполохи пламени, и из этой громыхающей мглы к небу рванулись иглы ракет, уже где-то в вышине неуловимо отклоняясь к западу, в сторону отделенной пока линией горизонта цели.

– Первая есть пуск! – доложили командиры расчетов. Они были готовы продолжить свой бой.

Первые девять ракет, пронзая тонкую завесу облаков, ушли к цели, чтобы, преодолев чуть менее четырехсот километров, уже на чужой земле расцвести огненными цветками взрывов, уничтожая все и вся. И командир бригады не намеревался останавливаться на достигнутом.

– Приготовиться к второму залпу, – приказал полковник, едва выслушав рапорты своих людей. – Провести предстартовую проверку систем! Координаты цели прежние!

Первая волна ракет исчезла за облаками, умчавшись к далекой цели в шесть раз быстрее звука. Искорки работающих на предельной мощности двигателей растворились в сером мареве, окутавшем весь запад страны. И вслед им уже должны были устремиться новые вестники возмездия. Секундомер в голове командира бригады вновь мерно стрекотал, отсчитывая секунды.

– Пошли ракеты, – сверкая глазами, воскликнул начальник штаба, высунувшись по пояс из дверного проема, во все глаза наблюдавший за тем, как исчезают, зарываясь в низко опустившиеся облака, начиненные смертью огненные стрелы. Он улыбался, точно безумец, без устали повторяя только одно слово: – Пошли!

– Мы уничтожим их, – с мрачной торжественностью произнес командир бригады. – Пусть убираются в ад!

И полковник тоже не смог сдержать довольной улыбки, увидев которую, любой людоед бы устыдился собственной доброты и мягкосердечия. На миг у командира ракетной бригады возродилась надежда что удастся, быть может, использовать и те ракеты, что везли вслед за пусковыми установками транспортно-заряжающие машины. Быть может, враг, наверное, уже не сомневающийся в своей победе, замешкается, подарив людям полковника лишние десятки минут. И тогда Таллинн со всеми американцами и их местными прихвостнями утонет в океане пламени.

Тактический истребитель "Файтинг Фалкон" шел в направлении новой базы, в сторону Таллинна. За кормой осталась пораженная с первого захода цель, и пилот мог торжествовать, предвкушая, как бодро отчитается об успехе своей миссии, когда сможет, наконец, покинуть тесную кабину.

Самолет шел на большой высоте, и сквозь пелену облаков, закручивавшихся причудливыми завитками, не была видна земля, конвульсивно содрогавшаяся от не смолкавших взрывов. Летчик, оставшись в одиночестве, откровенно скучал, отдавшись во власть автопилота, превосходно "помнившего" дорогу домой. Но все закончилось внезапно, и от сонной тоски не осталось и следа, когда прямо по курсу истребителя одеяло облаков пронзили взмывшие в поднебесье огненные стрелы.

– Что за черт! – выпучив глаза, пилот уставился на подпираемые языками пламени толстые иглы, уходившие в зенит, ощутимо склоняясь при этом на запад. Это было похоже на болиды, вопреки законам природы, мчавшиеся со все большей скоростью не к земной поверхности, м прочь от нее. Летчику не потребовалось много времени, чтобы понять, что происходило на его глазах.

Ракеты взмывали, казалось, повсюду, и летчик направил машину в сторону, опасаясь столкновения, которое, без сомнений, приведет к гибели. А этот американский парень из Алабамы все еще хотел жить.

– База, наблюдаю залповый старт баллистических ракет, – закричал в эфир пилот F-16C "Файтинг Фалкон". – Квадрат Браво-четыре. Как поняли, база?

Паническое сообщение услышали – до Таллинна по меркам современных средств связи было намного ближе, чем пресловутое "рукой подать" – и в штабе, едва начавшем свою работу на новом месте, тоже воцарилась паника.

– Уничтожить пусковые установки, – последовал приказ, первое, что пришло в голову безвестному офицеру, раньше остальных справившемуся с удивлением. – Повторяю, любой ценой не допустить продолжения ракетной атаки!

– У меня нет оружия "воздух-земля", база, – растерянно бросил в эфир пилот, уже потерявший из виду поднявшиеся на полсотни километров над землей русские – иным здесь взять было неоткуда – ракеты, явно забиравшие на северо-запад, в направлении эстонской территории.

– Выполняйте приказ, черт возьми! Уничтожьте их!

Оттолкнув от себя ручку управления самолетом, пилот направил!Фатинг Фалкон" в облака, туда, откуда мгновение назад вырывались окутанные дымом и пламенем ракеты, умчавшиеся к своей цели. Подвески истребителя и впрямь были почти пусты, все бомбы оказались израсходованы на выполнение основой задачи, а на пару ракет "воздух-воздух" AIM-9L "Сайдвиндер" и встроенную пушку М61А1 "Вулкан" надежды в предстоящем деле было немного.

Облака рассеялись, когда до земли оставалось не больше трех тысяч футов, и в тот же миг в лицо пилоту вновь ударило пламя. Баллистические ракеты, подпираемые столбами дымя и огня, выраставшими, кажется, из самой земли, мчались навстречу круто пикировавшему истребителю, и летчик в последний миг рванул штурвал, уходя от смертельной встречи. Отжав до упора рычаг управления двигателем, он ощутил, как тело, налившееся свинцовой тяжестью, вдавливает в спинку кресла и воздух застывает в легких. Кажется, ощутимо хрустнули кости, а, может, это скрипел испытывавший запредельные перегрузки силовой набор фюзеляжа, стальной скелет крылатой машины, стрингеры и лонжероны, но все же истребитель, идущий на форсаже, словно верный скакун унес своего воздушного наездника от опасности.

– О, дьявол! – Пилот почувствовал, как все тело покрылось липким холодным потом. Он едва не погиб сейчас, и самое мерзкое, что враг, увлеченно расстреливавший какую-то отстоящую отсюда на сотни миль цель, навряд ли хотел смерти летчика, попросту не принимая его в расчет.

Ракета, оставляя за собой дымный след, прошла в полусотне футов слева от выровнявшегося после отчаянного маневра "Файтинг Фалкона", и пилот истребителя, подчиняясь инстинктам, движимый скорее не расчетом, а отчаянием, направил на нее свои "Сайдвиндеры", немедленно, как только тепловые головки наведения увидели цель, нажав кнопку пуска.

Управляемые ракеты дымными стрелами рванули вперед, скользнув по законцовкам крыльев, и немедленно ушли в набор высоты, преследуя русскую ракету, взвившуюся за считанные секунды на практически недосягаемую для пилотируемых летательных аппаратов высоту. Пилот американского истребителя знал, смутно помнил, что любая баллистическая ракета, несмотря на свою колоссальную мощь, очень уязвима на взлете, когда она еще не успела набрать максимальную скорость, оставляя далеко позади звуковой барьер. И он сделал единственное, на что был способен, однако время оказалось упущено, и оба "Сайдвиндера", израсходовав невеликий запас горючего, зависли на миг в поднебесье, а потом камнем рухнули к земле, превратившись уже в бесполезные, совершенно безопасные куски железа.

– Черт, – выругался на весь эфир летчик, провожая взглядом растворявшуюся в небе цель, поразить которую он так и не сумел. – О, черт!

Ракеты, перемигиваясь полыхавшими позади каждой из них огненными факелами, ровным строем уходили на запад. А не так далеко на земле, командир ракетной бригады, не желая рисковать, приказал сниматься с позиций. В любой момент могли налететь вражеские самолеты, и тогда любая надежда на реванш в прямом смысле сгорит синим пламенем вместе с пусковым установками и запасными ракетами, для которых еще могли отыскаться достойные цели по другую сторону границы.

Самоходные пусковые установки мчались по разбитому шоссе на предельной скорости, проявляя чудеса подвижности, казалось, немыслимой для громоздких восьмиосных машин. Теперь залог успеха бригады крылся в скорости – противник, конечно, станет искать их, обратив всю свою мощь, но он будет искать не там, впустую растрачивая свои силы и позволяя отважному полковнику и его людям выиграть драгоценное время. Война еще не закончилась.

Взмывшие высоко в небо ракеты обнаружили одновременно спутник системы предупреждения о ракетном нападении "Имеюс", пролетавший над центральной частью Атлантики, и самолет дальнего радиолокационного обнаружения Е-3А "Сентри", два часа назад занявший позицию над Рижским заливом и оттуда прощупывая воздушное пространство всей Прибалтики и России едва ли не до Петербурга. Рой смертоносных "роботов" был, несмотря на все ухищрения их создателей, слишком приметной целью, чтобы не увидеть ее даже с расстояния несколько сотен километров. Но не пресловутая "малозаметность" была главным козырем "Искандеров", а то, что удар, нанесенный практически в упор, можно было заметить, но вот отразить его казалось невыполнимой задачей.

В укрытом глубоко под горами Шайенн бункере системы противовоздушной обороны НОРАД с ужасом наблюдали, как компьютеры вычерчивают траектории движения целей, появившихся слишком неожиданно, чтобы предпринять хоть что-то. Данные с сателлита оказались достаточными, чтобы наверняка утверждать – целью атаки был Таллинн. Но пока срочное донесение мчалось через океан, в эстонской столице уже взвыли сирены воздушной тревоги – АВАКС, с которого стартовавшие "Искандеры" заметили всего через сорок секунд после запуска, передавал данные сразу на землю, минуя посредников. И пока с орбиты еще наблюдали, на земле уже принялись действовать, пока еще оставались хотя бы минуты до неизбежного конца. Но и такая оперативность почти ничего не могла изменить.

– Ракетная атака, – кричали командиры расчетов зенитно-ракетных комплексов "Пэтриот", едва успевших выгрузиться на летное поле таллиннского аэродрома и уже вступавших в бой. – Сектор три! Боевая готовность!

В угрожаемом направлении разворачивались фасеточные пластины фазированных антенных решеток многофункциональных радаров AN/MPQ-53, вонзая в небосвод свои лучи, интенсивно шарившие по облакам в поисках целей. Разворачивались и коробчатые пусковые установки, хранившие в счетверенных герметично запечатанных контейнерах зенитные управляемые ракеты MIM-104.

Расчеты застыли на своих постах, готовые по первому приказу жать кнопки запуска ракета. А многочисленные техники и пилоты, оказавшиеся в эти минуты на земле, метались, едва не затаптывая друг друга, в поисках любого укрытия, где можно было бы переждать грядущую бурю. И точно так же, в панике, не разбирая дороги, бежали застигнутые давно забытым воем сирен на улицах и в своих домах горожане, охваченные неодолимым ужасом.

– Цель обнаружена, – докладывали операторы радиолокационных станций, нащупавших таки в поднебесье мчавшиеся с востока ракеты. – Сто миль. Высота – тридцать! Да они быстры, точно взбесившиеся дьяволы!

Отсюда, с земли, могли без помех видеть баллистические ракеты проклятых русских, заходившие на цель широким фронтом, и пока еще могли верить, что атаку удастся отразить. Среди бойцов, готовых вести огонь по врагу, уже не было тех, кто в далеком девяносто первом над саудовской пустыней снайперскими выстрелами сбивал запущенные отчаявшимся Хусейном "Скады", но все помнили, какие чудеса творил в те времена "Пэтриот", и сейчас надеялись, что все повторится.

– Цели маневрируют, – удивленно переглядывались прильнувшие к мониторам операторы радиолокационных станций. На мерцавших зеленоватым светом экранах отметки русских ракет неожиданно начали какой-то дикий танец, словно пытаясь сорвать захват. – Они выполняют противозенитные маневры! Что за черт?

Этот бой проходил на скоростях, за которыми не мог бы поспеть и самый тренированный, обладающий самой острой реакцией солдат-человек. В схватку вступили роботы, и те, кто атаковал, оказались в выигрышном положении. Расчеты зенитных комплексов едва успели увидеть цели, а русские ракеты уже находились менее чем в сотне километров от города, буквально пожирая расстояние. Время таяло, но еще можно было что-то предпринять, и офицеры отдали единственно возможный приказ.

– Готовность десять секунд, – звучали приказы командира батареи, вставшей на защиту воздушных рубежей Таллинна. – Цели в зоне поражения! Огонь!

Полдюжины управляемых ракет с шелестом, выбрасывая языки дыма и пламени, взмыли в небо над столичным аэродромом, ринувшись навстречу приближавшимся "Искандерам". И одновременно над таллиннским морским портом взвились еще четыре ракеты "земля-воздух" – командир зенитной батареи, прикрывавшей высадку еще продолжавших пребывать на эстонскую землю тыловых подразделений Третьей механизированной, получив извести о контратаке русских, не стал мешкать, немедленно отдав приказ, и над городом раскрылся зонтик из ракет, призванных остановить вражеский удар. Управляемые снаряды MIM-104 мчались впятеро быстрее звука, скользя вдоль лучей радаров, непрерывно подсвечивавших стремительно приближавшиеся к городу цели.

– Есть пуск, – кричали операторы. – Пошли ракеты! Семь секунд!

Все происходило слишком быстро, и зенитные ракеты, едва покинув пусковые установки, разворачивались, преследуя мчавшиеся к земле русские "Искандеры". У расчетов комплексов "Пэтриот" было лишь несколько секунд, то время, когда вражеские ракеты, уже оказавшись в поле зрения радаров, еще не достигли цели. У них была только одна возможность, и защитники города воспользовались ею.

– Контакт!

В небе над Таллинном расцвели пламенные цветки взрывов, на пути русских ракет развернулись облака осколков, и все на земле видели, как взорвался, на полной скорости врезавшись в преграду, один из "Искандеров", так и не донеся до цели свой смертоносный груз. А спустя еще две секунды перестала существовать, отправившись в небытие, зенитно-ракетная батарея, исчезнув в море огня.

Достигнув наивысшей точки траектории, "Искандеры", разворачиваясь на северо-запад, начали словно соскальзывать с невидимой горы, скатываясь по ее склону, а у подножия расположилась столица Эстонии, беззащитная и обреченная. Ракеты, вспарывая воздух лезвиями аэродинамических рулей, мчались к цели, обгоняя звук, оставляя далеко позади порожденный стремительно сжигавшими топливо двигателями.

"Искандеры" шли к цели не по баллистической траектории, вполне предсказуемой, а, значит, делающей ракеты весьма уязвимыми, что доказал девяносто первый год. Они маневрировали в полете, то проваливаясь на сотню метров вниз, то резко взмывая вверх, виляя то вправо, то влево, и операторы радаров далеко впереди бранились, что было сил, пытаясь удержать мишени в перекрестье своих прицелов.

Залп зенитных ракет не смог остановить волну "Искандеров", направляемых к цели не столько гироскопами инерциальной системы наведения, сколько яростью и гневом тех, кто далеко на востоке нажимал кнопки пуска. Выпущенные американцами MIM-104, пытаясь настичь цели, маневрировали на пределе возможностей, с тридцатикратной перегрузкой, и конструкция не выдерживала, так что управляемые снаряды бессильно рассыпались в полете, а на экранах радаров, сводя с ума компьютеры системы управления огнем, возникало множество ложных целей.

Агрессоры, уверовав в свое превосходство, непростительно расслабились, но, скорее, просто не успели принять все меры предосторожности, доставив в Таллинн только обычные зенитно-ракетные комплексы "Пэтриот", предназначенные для перехвата пилотируемых самолетов или крылатых ракет, не способных перемещаться в десять раз быстрее скорости звука. Быть может, стой на защите столицы Эстонии – и жизней прибывших в нее американских солдат – новейшие противоракетные комплексы THAAD, едва успевшие пройти испытания, или специализированная модификация РАС-3 все того же, не раз проверенного в деле, комплекса "Пэтриот", исход этого стремительного сражения, развернувшегося едва не на границе стратосферы, был бы иным. А так…

Несмотря на вой сирен, проникавший в самую душу, заставляя судорожно сжиматься сердца, бежавшие по улицам эстонцы невольно останавливались прямо посреди мостовой, завороженные открывшимся им зрелищем. Небо над городом покрылось плотной сетью белесых росчерков – инверсионных следов взмывавших высоко под облака зенитных ракет. И все же сеть эта оказалась слишком непрочной, чтобы всерьез что-либо изменить. Единственная баллистическая ракета, пришедшая с юго-востока, оказалась уничтожена в пятнадцати километрах от Таллинна, а через несколько мгновений волна накрыла цель.

Ракеты, запущенные по эстонской столице, атаковали аэродром, справедливо посчитанный командовавшим остатками бригады полковником наиболее важной целью. Эти "Искандеры" не были оснащены оптическими или радиолокационными головками самонаведения, позволявшими уложить весь залп в окружность радиусом не более полутора десятков метров, но сравнительно низкую точность с лихвой компенсировало снаряжение ракет, несших к цели кассетные боевые части.

Обтекатели баллистических ракет раскрылись, подобно лепесткам, на высоте девятьсот метров над летным полем, рассыпая каждая по пятьдесят четыре осколочных суббоеприпаса. Опережая звук, смертоносный град осыпал аэродром, буквально уставленный самолетами, большинство из которых приземлилось буквально считанные минуты назад, и пилоты их оказались застигнуты ударом под открытым небом.

Слыша вой ракет над собой, люди бежали, куда глаза глядят, а некоторые просто падали на бетон, закрывая головы руками. Бесконтактные взрыватели осколочных бомбочек сработали в десяти метрах над бетонкой, и сплошной ковер взрывов накрыл погребальным саваном аэродром.

Прильнув к широкому лобовому стеклу С-17А "Глоубмастер", едва пересекшего береговую линию, генерал Эндрю Стивенс остекленевшим взором уставился на воплотившуюся преисподнюю прямо по курсу. Там в океане огня исчезала военная мощь Соединенных Штатов, принесенная в жертву амбициям горстки политиков.

– Господи, это настоящий ад, – с ужасом произнес командир экипажа транспортного самолета, также будучи не в силах отвести взгляд от завораживающей своей смертоносной красотой картины сплошных разрушений. – Спаси души тех несчастных, Господи!

С высоты четыре тысячи футов, несмотря на еще вполне внушительное расстояние до посадочной полосы, можно было в деталях видеть все, что творилось на земле, и детали эти ужасали. Первый залп ракет, снаряженных кассетными боеголовками, обрушился на летное поле, и десятки боевых самолетов, иссекаемые потоком соколков, взрывались, разбрасывая вокруг себя искореженные куски обшивки, лезвиями рубившие тела пытавшихся найти спасение бегством летчиков и техников.

– Набирайте высоту, – приказал, выдавливая слова сквозь зубы, ибо челюсти вдруг свело судорогой, Стивенс. – Разворачиваемся! Не хочу, чтобы нас зацепило чертовыми осколками. Всем самолетам – отбой посадки. Ожидать дальнейших приказов в воздухе, на безопасной дистанции!

"Глоубмастер", медленно, превозмогая собственный вес и силу притяжения земли, карабкался вверх, обходя аэропорт Таллинна по широкой дуге, и ничто не мешало экипажу, к которому присоединились и многие находившиеся на борту офицеры из штаба Эндрю Стивенса, видеть, как цель накрыла вторая волна ракет.

"Искандеры", на этот раз, оснащенные фугасными четырехсотвосьмидесятикилограммовыми боеголовками, обрушились точно на летное поле, подобно ударам молота, направляемого рукой разгневанного бога-громовержца, вдруг пришедшего в неистовую ярость. В последние мгновения ракеты разворачивались вертикально, и за счет своей огромной скорости и массы успевали пронзить бетонное покрытие летного поля, вонзившись на несколько метров в грунт, прежде, чем срабатывали детонаторы, превращая заряд взрывчатки в плазменные шары.

Взрывы подбрасывали на десятки метров вверх изуродованные уже фюзеляжи самолетов, размещенных на открытых стоянках, сметали ангаров, перемешивая вместе камень, металл и человеческую плоть. Ударные волны, сталкиваясь, крошили в порошок арматуру и военную технику, только что доставленную на эстонскую землю. В небо вздымались столбы пламени и дыма, видимые из любой части города, и обыватели, закрывая головы руками, слышали только мерный гул взрывов, похожий на злой рык разбуженного чудовища.

Но удар "Искандеров" оказался только запалом, ибо от многочисленных взрывов сдетонировали складированные прямо на летном поле, чуть в стороне от посадочных полос, авиабомбы и ракеты, вспыхнули от сотрясения земли пары авиатоплива во врытых в землю резервуарах и цистернах топливозаправщиков. Океан огня волнами нахлынул на близко расположенные кварталы, слизывая дома, жители которых далеко не всегда успевали убежать, спасая от гибели не свой скарб, а хотя бы жизни. На расстоянии нескольких километров в домах не осталось ни одного целого стекла, а на головы с страхе бежавших по улицам людей обрушился град, в котором смешались обломки бетона и куски обшивки самолетов, буквально разметанных взрывами на атомы.

– О, Господи! Там ничто не сможет уцелеть, – сокрушенно качая головой, прошептал Эндрю Стивенс, созерцая завораживающее своей необузданной мощью буйство пламени. – Это крах всего!

Казалось, капризный ребенок-великан одним размашистым движением сбросил со стола, перемешав в полнейшем беспорядке, свои игрушки, так что не возможно было что-либо разобрать в этом хаосе. Сама земля вставала на дыбы, погребая под собой то, что осталось от запятнавшего ее лик творения человеческих рук. Прежние усилия создателей аэродрома, потративших в давние временя годы на его возведение здесь, на берегах Балтики, оказались обращены в прах отчаянной волей других людей.

Генерал вдруг почувствовал вину, иглой кольнувшую сердце. Это он привел сюда своих людей, офицеров и солдат, свято веривших, что делают правое дело, что победа, благословленная Всевышним, обязательно будет за ними, и мир в очередной раз будет спасен от ужаса тирании. И вот все они, по-своему благородные, чистые душами, исчезали в огне, так что нечего уже будет привезти обратно через океан, чтобы торжественно предать их земле под залпы ружейного салюта.

– Генерал, сэр, куда нам лететь? – От тяжких раздумий Стивенса отвлек первый пилот, встревожено обернувшийся к командующему. – Какие будут указания?

Эндрю Стивенс энергично, совсем по-собачьи, помотав головой. Он вспомнил, что сейчас в воздушном пространстве Эстонии, на тесном пятачке, сгрудились уже десятки транспортных самолетов, груженых и авиационными бомбами, и людьми, которым предстояло эти бомбы обрушить на головы русских. Громадные "Старлифтеры", "Глоубмастеры" и "Геркулесы", обрушивая на землю заглушающий все гул турбин, кружили, едва не цепляясь крыльями, и в любой миг пилоты, слишком увлеченные тем, что творилось на земле, могли потерять управление, бросая многотонные крылатые машины друг на друга.

Львиная доля воздушной мощи Америки, обращенной против врага, сгорела, заставляя в ужасе сжиматься, казалось, давно уже очерствевшие сердца солдат. Но еще десятки боевых самолетов, возвращавшихся с очередного задания, находились в воздухе, спеша добраться до базы, которой уже не было. И топлива в их баках оставалось буквально на несколько минут полета.

– Разворачивайтесь курсом на Вильнюс, – тяжело, через силу, вымолвил генерал Стивенс, добавив вполголоса: – Надеюсь, там еще осталось хоть что-то от аэродрома.

– Слушаюсь, сэр, – кивнул пилот. – Идем в Литву!

Транспортные самолеты, словно отдавая последний салют погибшим на земле бойцам, разворачивались на юг, описывая широкие круги над Таллинном, черная проплешина на окраине которого теперь была видна из космоса, наверное, даже невооруженным взглядом. В очередной раз пилоты находившихся в небе над Россией или нейтральными водами Балтики самолетов меняли курс, теперь со всех сторон устремившись в воздушную гавань Литвы, гостеприимно распахнувшую свои ворота перед американской армадой. Генерал Эндрю Стивенс был в бешенстве – наступление уже непростительно замедлилось, наземные подразделения, рвавшиеся к Петербургу, уже находившиеся на подступах к городу, могли лишиться авиационной поддержки. В прочем, пройти по улицам северной столицы России солдатам Третьей механизированной дивизии предстояло не скоро. Разведка работала точно, и для людей генерала Свенсона уже нашлось другое дело, откладывать которое, несмотря ни на что, было бы подобно самоубийству. А самоубийцей Эндрю Стивенс себя не считал.

Антанас Буткус слушал доклад своего министра обороны, отвернувшись к окну, из которого открывался чудесный вид на Вильнюс. Прекрасный город, вобравший в себя все лучшее и от европейских архитекторов, и от русских зодчих, город, который президент не уставал любить все свои пятьдесят девять лет, точно зная, что никакие другие красоты не заставят его предать свою родину. Что ж, это с успехом дулось лишь двум американским чиновникам, не имевшим за душой ничего, кроме слов. Но, господи, как решимость и уверенность звучала в их почти ничем не завуалированных угрозах! Так неужто кто-то иной нашел бы в себе силы противиться воле того колосса, что звался Соединенными Штатами Америки?

– Половина Таллинна лежит в руинах, господин президент, – мрачно произнес Повелас Гринюс, уставившись в напряженную, выражавшую тревогу и страх, спину главы государства. – Русские нанесли ракетный удар, полностью уничтожив аэропорт, на котором собралось несколько тысяч американцев. Сгорело множество самолетов и разной техники, доставленной с военных баз США в Германии. Скорее всего, жертвы среди американцев и, вероятно, эстонцев, должны измеряться сотнями жизней, если не тысячами.

Президент Литвы молчал, и министр обороны начал проявлять явное волнение, не будучи уверен точно, чем вызвано такое поведение главы государства, кажется, окончательно ушедшего в себя.

– Американцы сообщили, что развернут свой штаб здесь, в Вильнюсе, господин президент, поскольку в Таллинне для этого ничего не осталось. Они потребовали немедленно очистить воздушное пространство от всех гражданских самолетов, подготовив столичный аэропорт для приема транспортных "бортов" Военно-воздушных сил США, и, вероятно, также боевых самолетов, в том числе тех, что сейчас возвращаются из очередного налета на русские военные объекты. Господин президент, какие будут распоряжения?

Буткус молчал еще не меньше минуты, и Повелас Гринюс, неуклюже переминаясь с ноги на ногу – слышно было, как под подошвами армейских ботинок тонко скрипит паркет – ждал, с трудом сохраняя терпение.

– Американцы слишком рано объявили себя победителями, – наконец негромко произнес президент Литвы, не торопясь оборачиваться к своему министру. – Русские еще сильны. Война только началась. Стратегам из Вашингтона стоило бы вспомнить историю – в ноябре сорок первого танки Гудериана вошли в предместья Москвы, а уже к Новому году немецкие солдаты, бросая оружие, замерзая насмерть, без оглядки лесами бежали на запад, преследуемые по пятам русскими казаками. Бежали так, что к концу зимы сорок пятого уже добрались до самого берлина, где и подохли все, – расхохотался вдруг Антанас Буткус. – Такие уроки стоит выучивать наизусть!

– Господин президент, так какие будут указания, – повторил растерявшийся Гринюс. – Что ответить американцам?

– Я свяжусь с президентом Янсеном, возможно, ему необходима сейчас помощь. Таллинн серьезно пострадал, жители лишились крыши над головой, и будут рады любой мелочи. Нужно подготовить груз гуманитарной помощи – медикаменты, одеяла, одежду, что-нибудь еще. Я говорю это вам, поскольку именно вам, господин министр, намерен поручить выполнение этой миссии. Будьте готовы послать в Эстонию и своих людей для проведения спасательных работ – там потребуется много рабочих рук в ближайшее время. Мы не оставим своих соседей в беде сейчас, Повелас. Все, что возможно, все, что в наших силах, мы сделаем!

– Но американцы, – не унимался министр обороны. – Как быть с ними?

– А разве они ждут нашего ответа? – горько усмехнулся президент. – Они просто выдвинули ультиматум, и мы не можем отказать своему союзнику и партнеру, Повелас. Отдайте все необходимые распоряжения, чтобы ничто не мешало американцам размещать в Вильнюсе и где угодно по всей Литве свои войска. Ведь мы же верны своему союзническому долгу, не правда ли?

Протяжный гул турбин обдал город могучим потоком, и из окон резиденции литовского президента было отчетливо видно, как над самыми крышами домов прошли три грузовых самолета, три серых гиганта, оставляя за собой черные полосы выхлопных газов, направившиеся к аэропорту. С годами зрение главы государства не становилось лучше, да и никто не рассмотрел бы детали с такого расстояния, но Антанас Буткус не сомневался, что на плоскостях и фюзеляжа небесных тяжеловозов – в типах чужих самолетов президент разбирался весьма посредственно – красуются опознавательные знаки ВВС США.

– Мы верны своим обязательствам, – тихо, так что министр обороны едва разобрал слова, вымолвил Буткус, провожая взглядом крылатые машины, заходившие на посадку. – Мы не сможем предать своего союзника в такой ответственный момент, совесть не позволит так поступить. И в благодарность за эту верность американцы принесут нам на крыльях своих самолетов смерть!

Президент Литвы так и остался стоять у окна, понурив голову, когда министр обороны, не смея больше беспокоить главу государства, покинул его кабинет. У Повеласа Гринюса было много дел – предстояло отдать распоряжения об отправке гуманитарной помощи в Эстонию, к тому же следовало должным образом подготовиться к встрече с американцами, ведь законы гостеприимства, тем более важный в эту военную пору, никто еще не отменил. Да, очень много дел, а это означало, что стоит поторопиться.

Глава 4 Принцип домино

Эр-Рияд, Саудовская Аравия – Вашингтон, США – Москва, Россия – Ленинградская область, Россия

19 мая

Известие о мятеже пришло слишком поздно, свалившись на короля Абдаллу, точно снег на голову. Всесильный правитель одной из богатейших стран мира, еще недавно упивавшийся своей властью, которая, он искренне верил в это, была дарована самим Аллахом, вдруг ощутил себя загнанным зверем, и странно было бы, если бы он иначе воспринял столь явное предательство от тех, в чьей верности ни разу не позволил себе усомниться.

Мрачную весть во дворец принес ни кто иной, как Ахмед Аль Бекри, наследник престола, влетевший в покои короля, словно злой пустынный ветер-самум. ворвался в покои правителя, громко топоча подкованными башмаками по мраморному полу. Принц бежал, придерживая левой рукой съехавший на затылок берет, а правую не снимая с кобуры, точно ожидал встречи с врагом за каждым поворотом. У него была причина спешить, ведь Аль Бекри являлся не только наследником – принц был также командующим Национальной гвардией, бойцы которой, набранные из самых преданных королю бедуинских племен, до сих пор не отринувших многие кровожадные обычаи своих горячих сердцем предков, некогда завоевавших этот край, стояли на страже благословленной Аллахом власти государя.

– Ваше величество, – с порога закричал Ахмед Аль Бекри, растолкав стоявших в карауле солдат, и плечом вышибив дверь в апартаменты владыки. Видеть его здесь таким, облаченным вместо просторной шелковой куффии и бурнуса в пустынный камуфляж, с кобурой на бедре, было странно и непривычно, и одно это заставило короля понять – случилась беда. – Ваше величество, мятеж! Двенадцатая бронетанковая бригада без приказа покинула свои казармы и выступила в направлении Эр-Рияда! Они будут здесь спустя пять часов или даже меньше! Это мятеж!

В этот миг сердце короля Абдаллы и сковали ледяные цепи страха. Ему, рожденному под неумолимым южным солнцем, но знавшему и морозные ночи, никогда не было так холодно.

– Командующий бригадой не отвечает на наши запросы, – немного отдышавшись, продолжил принц. – Они движутся прямым ходом к столице!

Командующий Национальной гвардией должен был чувствовать стыд, ведь о случившемся стало известно слишком поздно. Мятежники успели преодолеть большую часть пути, ведущего к столице, прежде чем о восстании узнали в Эр-Рияде. В прочем, время еще оставалось, но принцу все отчетливее слышался лязг гусениц приближающихся ко дворцу танков.

– Генерал Аль Шаури всегда был верным слугой и отважным воином, – пытаясь убедить себя в том, что ослышался, промолвил король. – Он предан мне, он не может решиться на мятеж! Это, должно быть, ошибка!

Абдалла помотал головой, будто пытаясь отогнать страшные мысли, и полы белоснежной куффии взметнулись за его спиной, точно расправляющиеся крылья.

– Это полторы сотни танков, которые намотают на свои гусеницы весь Эр-Рияд спустя несколько часов. Генерал Аль Шаури поднял мятеж, отец, и он вскоре ворвется в город!

– Так остановите его, – закричал король, чувствуя, как удивление, сперва переросшее в отчаяние, сейчас уже перерождается в гнев. Он был правителем этой земли по воле и благословению Господа, и каждый здесь, если не желал разгневать Всевышнего, был обязан беспрекословно подчиняться каждому слову короля. – Остановите танки! Уничтожьте мятежников сейчас же, немедленно!

– Прошу вашего позволения немедленно поднять по тревоге бригаду Королевской гвардии для защиты дворца и столицы. Мятежники могут пробиться сюда!

– Вы для того и носите свои погоны, чтобы этого не допустить, – брызжа слюной, закричал король, впадая в бешенство. Ошеломленный такой яростной бурей, командующий Национальной гвардией попятился, отступая перед натиском своего правителя. – Эти вероломные собаки не должны дойти до столицы! Делайте все, что нужно!

– Я подниму авиацию, – торопливо предложил принц Аль Бекри. Под угрозой оказалась в эти минуты не только жизнь короля, но и его собственная жизнь, его право занять престол, когда Аллах призовет к себе его отца. И потому Аль Берки лихорадочно пытался придумать такой ход, чтобы сокрушить мятежников. – Мы разбомбим их еще на подходе, если безумцы осмелятся продолжить свое движение. Мы уничтожим их!

– Да, уничтожьте! Пусть сдохнут в пустыне, если осмелились посягнуть на своего короля! Но, Ахмед, сын мой, этого безумца Аль Шаури постарайтесь взять живым! Я не верю, что он сам додумался до такой глупости. Это хороший солдат, преданный и исполнительный, и если даже он сюда ворвется, если я окажусь в руках мятежников, что они будут делать дальше? Какое-то безумие! Мустафа Аль Шаури не может действовать по собственной воле. Кто-то руководит им, тот, кому не достаточно имеющейся власти, кто желает получить все. И я должен знать, кто это, чтобы палачи не тосковали без работы. Схватите Аль Шаури и приведите его сюда!

– Я сделаю, как вы желаете, Ваше величество, – командующий Национальной гвардией почтительно поклонился королю. – Ты не должен беспокоиться, отец! Мятежники будут разгромлены, всякий из них, кто не сложит оружие по первому моему приказу, будет убит безо всякого сожаления. Они запятнали свои мундиры изменой, и будут наказаны!

– Сделай это, сын, защити трон, который должен по праву стать твоим! Ступай!

Еще раз поклонившись своему государю, Ахмед Аль Бекри молнией вылетел из покоев, едва не сбив с ног сбежавшихся чуть не со всего дворца бойцов, державших винтовки наперевес. На их заросших курчавыми бородами лицах сейчас, вопреки обыкновению, читалось недоумение и тревога.

– Охраняйте государя, – отрывисто, отбросив былой страх и стряхнув с себя подобострастие, приказал принц. – Никто не должен приблизиться к нему с оружием в руках! Врагом может быть любой! Стреляйте в каждого, кто не подчинится вашим приказам! Этот дворец должен стать твердыней!

Гвардейцы кивнули, отдавая честь своему командиру. Они, те, кому была доверена жизнь самого короля, были безгранично преданы государю, но еще больше – командующему Гвардией, любой приказ которого принимали без раздумий и сомнений.

– Немедленно разыщите моего адъютанта, – продолжал приказывать принц уже на бегу, спеша покинуть дворец – его место теперь было в бою, а не в тиши этих вековых стен. – Свяжитесь с командующим Военно-воздушными силами. И распорядитесь, пусть подготовят королевский вертолет. Возможно, Его величеству придется покинуть дворец в скором времени, и я хочу, чтобы на этот случай все было готово уже сейчас.

– Мой господин, нам придется сражаться со своими братьями?! Ведь такого не должно быть!

– Ваши братья? Это мерзкие изменники, – разъяренно воскликнул принц, сверкающим от гнева взором едва не прожегший насквозь посмевшего усомниться офицера. – Они покрыли себя позором предательства! Если хотите оставаться братьями преступников, можете сейчас же направляться им навстречу. У наших доблестных летчиков просто будет немного больше целей!

Пристыженный майор отступил назад, потупив взор, и Ахмед Аль Бекри, словно уже забыв о незадачливом подчиненном, поспешил дальше, торопясь сделать все, что было нужно. Если даже марш мятежников оборвется среди барханов под бомбами истребителей, вызванных с ближайших авиабаз, стоит предусмотреть и самый худший вариант.

– Свяжитесь с американским посольством, – потребовал принц. – И не нужно сообщать об этом Его величеству. У короля не должно быть лишних поводов для беспокойства, государь и так изрядно взволнован сейчас. Обрисуйте ситуацию, намекните, что нам может понадобиться их помощь в ближайшее время, но не дайте им подумать, что мы в отчаянии.

Командующий Национальной гвардией Саудовской Аравии не знал, чего ждать дальше. Он и сам понимал, что обычный, пусть и высокопоставленный офицер, не станет в одиночку устраивать мятеж. Пускай Аль Шаури и возьмет власть, убив короля, его не признает никто, и участи восставших не стоит завидовать. Но если вслед за танковой бригадой поднимутся и другие армейские – и даже не только армейские, но, быть может, и гвардия – части, во главе которых встанет кто-нибудь из ближайшего окружения государя, такой мятеж будет иметь все шансы на успех. Здесь, в Саудовской Аравии, дворцовые перевороты еще были суровой реальностью, хотя обычно все интриги так и оставались в стенах этого самого дворца.

В посольстве Соединенных Штатов, расположенном не очень далеко от дворца, со сдержанным пониманием выслушали саудовского офицера, сообщившего о вооруженном мятеже. Здесь работали люди, вполне понимавшие специфику загадочного Востока, который они уже почти сумели разгадать. Немедленно было отправлено донесение через океан – любые события в стране, пытавшейся быть наиболее последовательным, исключая, быть может, Пакистан, союзником Америки в исламском мире, считались достаточно важными, чтобы о них узнали в Белом Доме. Но в эти минуты на Капитолийском холме было совсем не до междоусобиц на Аравийском полуострове.

Джозеф Мердок потрясенно молчал, не в силах поверить в услышанное. Каждое сказанное слово испуганной птицей металось в стенах Овального кабинета, звуча в наступившей тишине траурным звоном колоколов. Министр обороны, навытяжку стоявший перед своим президентом, побледнел, уставившись себе под ноги, и был, в свою очередь, не в силах повторить сказанное, еще раз перечитав несколько фраз, содержавшихся в паническом донесении, примчавшемся несколько минут назад через Атлантику.

– По аэродрому Таллинна противником был нанесен удар баллистическими ракетами малой дальности SS-26. Это новейшая система, ранее не испытывавшаяся русскими в реальном бою, ракеты, выполненные по технологии "стеллс". В результате атаки уничтожено и повреждено не менее тридцати самолетов Военно-воздушных сил Соединенных Штатов. Погибло свыше пятисот человек, пилоты и прибывший из Рамштайна технический персонал. Количество раненых превысило полторы тысячи человек. Эстонские власти также сообщили о двадцати убитых и примерно полусотне раненых жителях города. Прилегающие к аэропорту жилые кварталы сильно пострадали, некоторые дома полностью разрушены. Осколки долетали даже до президентского дворца, ранив нескольких человек в центральных районах города. В Таллинне введено чрезвычайное положение. Городской аэропорт в настоящее время не пригоден для приема любых летательных аппаратов.

Глава военного ведомства, медленно, старательно проговаривая каждое слово, читал не донесение с линии фронта – он читал реквием американской военной мощи, вмиг сократившейся до опасно малого уровня, за которым уже было бессилие и почти неизбежное поражение.

– Уничтожены семь самолетов-заправщиков и несколько транспортных самолетов, а также порядка ста тонн авиационных боеприпасов. И восполнить потери в ближайшие часы нам нечем, господин президент, – глухо вымолвил Роберт Джермейн. – Наши наземные части могут лишиться поддержки авиации, и, нет сомнений, противник воспользуется этим немедленно.

– Значит, они все же сумели организовать сопротивление, несмотря на все ваши уверения в разгроме русских?

Президент Мердок старался не думать о потерях – сделанного не вернешь. Сотни американских парней отправятся домой не победителями, под звон оркестра, и обуглившимися кусками мяса, обернутыми в черный пластик. Что ж, они знали, на что шли, однажды подписав контракт с Армией США. И не взмоют в небо боевые самолеты, чтобы вновь и вновь обрушивать бомбы на головы испуганного врага, который оказался не столь уж и потрясенным, дав жуткий ответ, отомстив за гибель своих товарищей, возможно, даже не успевших взять в руки оружие. Для траура настанет свой час, а пока следовало действовать дальше.

– Все средства разведки, авиация, спутники, ведут непрерывный поиск русских ракетных установок, действуют в непосредственной близости от границы, – с какой-то неуверенностью продолжил министр обороны, стараясь заполнить возникшую пустоту. – Наши парни обнаружат их и уничтожат в самом скором времени. Врагу некуда бежать, негде скрыться!

– Даже если и уничтожат, – горько усмехнулся Натан Крамер, – даже если им это удастся, русские уже сделали достаточно, чтобы умереть героями, а не трусливыми шавками. И потом, охота на иракские "Скады" в свое время почти не принесла результатов, а ведь ракеты Саддама ездили по пустыне, ровной, как стол, а здесь – леса, в которых можно спрятать все, что угодно.

– Мы задавим их, – упрямо произнес в ответ побагровевший Джермейн, мрачно взглянув на главу разведывательной службы. – Вся наша мощь обрушится на этих ублюдков, и мы их уничтожим!

– Это уже не имеет значения, – покачал головой Алекс Сайерс, будучи гражданским лицом, неизменно присутствовавший на всех подобных совещаниях. – Важно другое – наша противоракетная оборона слаба, а враг все еще силен, несмотря на потери. Наш министр забыл добавить, что дивизион зенитных комплексов "Пэтриот", который должен был прикрывать Таллинн и наших парней от русских атак, тоже был уничтожен ракетным ударом.

– Батарея, господин Сайерс.

– Что, Роберт, – глава администрации непонимающе уставился на министра. – Я не понимаю вас?

– Русскими ракетами была уничтожена лишь одна единственная батарея зенитных ракет "Пэтриот", развернутая для обороны аэропорта Таллинна, – сухо пояснил Джермейн. – Всего шесть пусковых установок.

– Помнится, в девяносто первом, во время войны в Заливе, эти самые ракеты успешно перехватывали иракские "Скады", – заметил президент. – Тогда все были в восторге от наших успехов. Так отчего же сейчас они оказались несостоятельны? И значит ли это, что и все остальные наши объекты, расположенные в восточной Европе, столь же уязвимы теперь?

– Иракцы использовали ракеты "Аль-Хуссейн" с дальностью действия шестьсот километров, – попытался пояснить министр обороны. – Более дальнобойные, чем новейшие русские SS-26, то есть дольше летящие к цели, пусть на считанные десятки секунд, но как раз этого времени и хватало нашим бойцам, чтобы подготовиться к залпу и сбить вражеские ракеты. Сейчас русские не предоставят нам ни мгновения лишнего, отразить очередной их удар будет очень не просто, но и опасность от ракет меньшая – в зоне поражения находится ничтожно малое число действительно важных целей.

– Даже если это первый и последний успех врага, нам нанесен тяжелейший удар, – язвительно произнес Алекс Сайерс. – Это не пощечина, будь я проклят! Русский кулак свернула наш нос, и это, черт возьми, очень больно, господа!

– Предсмертный бросок смертельно раненого зверя, – фыркнул Роберт Джермейн. – Жест отчаяния, и только!

– Но весьма эффектный и действенный, – заметил сумевший преодолеть потрясение президент Мердок. – Этот урок мы забыть не в праве. Что сделано для исключения подобных инцидентов, Роберт? Оказывается, наши передовые силы крайне уязвимы, а ракет у русских, я полагаю, еще достаточно. Противник ударил не по нашим самолетам, а по нашей репутации, и теперь все союзники, вся эта трусливая мразь, могут наслаждаться картиной катастрофического разгрома, причем именно в этом бою враг не потерял, кажется, ни одного своего солдата.

Сухие фразы короткого донесения не могли в полной мере воссоздать картину ужасающих разрушений, но разведывательные спутники "Ки Хоул-11", отвлекшись от наблюдения за территорией России, по которой, точно фигуры по шахматной доске, перемещались поднятые по тревоге русские полки и дивизии, тщетно искавшие встречи с врагом, обратили объективы своих камер к Эстонии, и спутниковые снимки Таллинна легли на стол президента Соединенных Штатов.

Черную проплешину, протянувшуюся, кажется, на несколько миль, слизнув жилые кварталы, превратив добротные дома в груды битого кирпича, пятнали язвы воронок, следы обрушившихся с небес боеголовок. Там смешалось все, земля, камень, металл, и глупо было искать останки тех несчастных, что оказались не по своей воле возведены на этот алтарь, посвященный богам войны. Слой пепла, точно снег в разгар зимы, саваном покрыл все разрушения, очень многое скрывая даже от чутких объективов.

Поднявшиеся высоко в атмосферу клубы тяжелого дыма горящего топлива относило как раз в стону города, и большую часть талина можно было скорее не рассмотреть, но угадать на этих снимках, исподволь радуясь, что город все же уцелел. И уж тем более, невозможно было увидеть, несмотря на высочайшее качество оптики, сотни пожарных машин и карет скорой помощи, съехавшихся к месту катастрофы со всей Эстонии, выстроившись неровной шеренгой вдоль бывшей границы летного поля.

– Враг убедился, что мы уязвимы, – с гневом промолвил Джозеф Мердок, пытаясь заставить себя забыть, что многочисленные цифры донесения были не более и не менее, чем человеческими жизнями, оборвавшимися в одно мгновение. – Мы позволили считать себя слабыми отныне, и поплатимся за это. Мы сами готовы поверить в собственную слабость!

– Верно, сэр, это удар по умам и сердцам, и боеспособность наших войск может оказаться подорванной, если, после кажущейся легкости первых часов наступления, мы понесли столь высокие потери, – кивнул Алекс Сайерс, лучше многих из присутствовавших разбиравшийся в вопросах психологии. – На обывателей здесь, в Штатах, разом обрушиться слишком много дурных вестей. Сперва атака "Авраама Линкольна", после которой авианосцу место даже не в доке, а на переплавке, а теперь еще более мощный удар – Таллинн.

Услышав про обывателей, Джозеф Мердок только и смог, что досадливо поморщиться. Президент, все еще надеявшийся остаться в памяти свое нации едва ли не мифическим героем, принесшим Америке звание самой могущественной державы в истории человечества, понимал, что рейтинг его резко обрушится, и многочисленные политические противники, разом превратившись в поборников мира, немедленно выступят с осуждением войны и лидера, развязавшего ее. А терять власть Мердоку не хотелось любой ценой.

– Нет войны без потерь, это аксиома, – недовольно произнес Роберт Джермейн, косившийся на Сайерса с неприязнью, точно на своего противника. – Тем более, нельзя обойтись без жертв, вступив в схватку с таким противником, господа. Но сейчас наши потери минимальны, особенно в сравнении с достигнутыми результатами. Все эти контрудары русских – частные успехи, и мы не допустим их повторения. Генерал Форстер, из Пентагона руководящий операцией, уже отдал приказ о развертывании в Европе, на наших базах в Британии и Прибалтике, дополнительных батарей зенитных ракет "Пэтриот", в том числе и подчиненных Национальной гвардии. Установлен непосредственный обмен информацией между спутниками системы предупреждения о ракетном нападении и штабом передовой группировки сил генерала Стивенса. Время реакции средств противовоздушной обороны сокращается до полутора минут, и если русские повторят попытку, во-первых, все их ракеты будут сбиты задолго до того, как накроют цель, что бы ею ни было, и, во-вторых, мы немедленно обнаружим их стартовые позиции и нанесем по ним массированный авиационный удар, используя, возможно, и "Томагавки" с наших кораблей, вошедших в Балтийское море. Мы их раздавим, господин президент!

В голосе Роберта Джермейна звучала неподдельная уверенность. Не будучи профессиональным военным, но являясь, скорее администратором, менеджером на государственной службе, министр вполне доверял доводам главы Комитета начальников штабов, и Дональд Форстер сумел убедить своего шефа, что все случившееся, в конечном итоге, было результатом случайного стечения обстоятельств. Ну и, если быть честным хотя бы перед самим собой, такой типичной как раз для сумевшего воспользоваться удачным моментом противника безалаберностью и самонадеянностью некоторых высших офицеров.

Да, задумай враг ударить по тому же Рамштайну, превращенному в настоящую крепость, скорее всего, жертв было бы в десятки раз меньше, или вовсе бы не было. Но Таллинн защищало лишь две батареи зенитных ракет "Пэтриот" – больше доставить из Германии попросту не успели, не хватило времени. Нехватка времени же была главной причиной, по которой не удалось установить непрерывную связь с командным пунктом НОРАД, противовоздушной обороны Северной Америки, куда стекалась вся информация о пусках ракет на всей территории планеты. Спешка, с которой американцы покидали немецкую землю – вот источник всех бед. Все же министр обороны верил, что как таковой вины военных в случившемся нет, а те, кого можно было считать хотя бы косвенно ответственными за разгром, первыми же и приняли смерть от русского оружия. Но вот убедить в этом самого президента теперь было отнюдь не просто.

– Пять сотен смертей за несколько минут, – раздраженно, с горечью и гневом вскликнул Джозеф Мердок, потрясенно мотая головой. – Пять сотен! И не на передовой, где это еще можно считать нормальным ходом событий, а в тылу! "Авраам Линкольн" получил повреждения в бою, нанеся врагу тяжелейший урон, фактически уничтожив русский флот, но здесь наши солдаты гибли без всякой пользы, не имея возможности сопротивляться. Никогда, повторяю, никогда подобное не должно повториться, господа!

Все, кто в молчании внимал прочувствованной речи президента, кивнули, хотя именно от них ход кампании теперь, когда шпионские игры и дипломатические комбинации уступили место прямому столкновению военных машин двух держав, зависел в наименьшей степени. Отсюда, из Белого Дома, спустив с цепи своих псов войны, и президент и его окружение могли лишь бессильно наблюдать принимая любой исход, сколь бы тяжким он ни был. В прочем, все вполне верили в грядущий успех.

– Возможно, кого-то из наших солдат и офицеров даже весьма высокого ранга внезапный удар русских и вверг в ужас, заставив страшиться теперь за свои жизни, – заметил министр обороны, взглянув в глаза Мердоку и с трудом выдержав брошены в ответ испытующий взгляд. – Наверное, таких теперь не мало. Но намного больше среди наших бойцов тех, кто сейчас охвачен жаждой мести, кто готов зубами рвать глотки врагу за своих товарищей, принявших смерть на летном поле таллиннского аэропорта. И они теперь будут биться с удвоенной яростью и, несмотря на смятение союзников, принесут нам победу. Генерал Эндрю Стивенс, своими глазами видевший Таллинн после ракетной атаки, полон решимости сражаться до конца, не считаясь с потерями.

– А что союзники? Какова их реакция на случившееся?

Джозеф Мердок понимал, что катастрофа в Эстонии отзовется гулким эхом в кабинетах правителей европейских держав, тех, что еще, пусть больше на словах, нежели на деле, сохраняли преданность. Германия, находившаяся вне досягаемости русских ракет, закрыла свое воздушное пространство, взяв в осаду американские базы, размещенные на ее территории, и теперь группировка вторжения, фактически прижатая к западной границе России, оказалась в положении почти беззащитной – несмотря на все заверения Джермейна и Форстера – мишени.

– Британцы только выразили соболезнования, – пожал плечами министр обороны. – А вот насчет эстонцев у меня лично возникают определенные сомнения. Их слишком мало, и потому они сильнее ценят свои жизни.

– Ни в коем случае нельзя терять базы в Эстонии и других бывших советских республиках в этом регионе. Британия и Исландия расположены слишком далеко, чтобы оперативно реагировать на изменения обстановки на фронте. Возможно, следует обратиться и к полякам, – добавил Джозеф Мердок. – С их территории мы можем продолжить массированное наступление, используя оставшиеся еще со времен социализма объекты военной инфраструктуры и их ресурсы вдобавок.

– Использовать в качестве передовой базы Таллинн сейчас в любом случае невозможно, и эстонское руководство здесь не при чем, – усмехнулся Джермейн. – Штаб операции "Доблестный удар" пока развернут в Вильнюсе, туда же прибывают покидающие германию войска и обслуживающий персонал. Кроме того, что и Литва весьма уязвима для русских ракет, остается проблема со снабжением боеприпасами и, главное, топливом. Если бы саудовцы сняли эмбарго, то, используя внутриевропейские трубопроводы, можно было бы качать нефть от месторождений через Турцию едва ли не на театр военных действий, на месте производя все необходимые виды горючего.

– Поведение саудовцев, равно как и лояльность прибалтийских партнеров по НАТО – в значительной степени забота Госдепартамента, – покачал головой Мердок. – Кстати, Энтони Флипсу пора уже появиться. Его мнение мне кажется заслуживающим внимания.

В то мгновение, когда американский президент, отвлекшись от горестных вестей, вспомнил о главе внешнеполитического ведомства, присутствие которого было не более значимым, чем того же главы администрации, Флипс, едва не с ноги распахивая двери, почти бежал по коридорам Белого Дома, заставляя нервно напрягаться, невольно касаясь оружия, неподвижно стоявших повсюду, точно манекены, агентов Секретной Службы. И госсекретарь Соединенных Штатов спешил к своему президенту с не менее шокирующими новостями.

Охранник распахнул двери, впуская главу Госдепартамента в Овальный кабинет, и сосредоточенные взгляды тех, кто был наделен властью направлять всю мощь величайшей державы, сошлись на Энтони Флипсе.

– Господин президент, – госсекретарь попытался изобразить легкий поклон. – Господа. Я понимаю, что все вы, равно как и я, озабочены событиями в Эстонии, но это, прежде всего, проблема военных, которым мы не должны диктовать, что и как делать.

– И что может нас отвлечь от Таллинна? – со внезапной сухостью спросил президент Мердок, подозрительно взглянув на Флипса.

– Саудовская Аравия, сэр. Пару часов назад с нашим посольством в Эр-Рияде связались люди из окружения короля, сообщив о волнения среди местных военных и явно намекнув, что им может понадобиться наша помощь в ближайшее время. У нас пока очень мало информации, чтобы делать конкретные выводы, но мое мнение таково, господа – у саудовского короля появились серьезные проблемы.

– Что за чертовщина, – нахмурился Джозеф Мердок. – Какого дьявола там происходит? И на какую помощь они рассчитывают?

– Думаю, власть Его величества Абдаллы может опасно пошатнуться без опоры на наши штыки, господин президент. И нам, пожалуй, следует подготовиться к возможному вмешательству во внутренние дела королевства в самом скором времени.

Глава Центрального разведывательного управления и министр обороны выразительно взглянули друг на друга, непонимающе вскидывая брови. Алекс Сайерс подозрительно нахмурился, почти точь-в-точь копируя гримасу своего президента.

– Совет национальной безопасности собирается через час, – решительно произнес Джозеф Мердок. – Сообщите Бейкерсу, он должен быть здесь. И, черт побери, где мой советник по национальной безопасности?

Присутствующие переглянулись, пожимая плечами – только сейчас они заметили, что Натан Бейл куда-то исчез.

В Москве те, кто попытался укрыться от всех опасностей на двухсотметровой глубине, отгородившись от мира бетонными сводами специального убежища, раскинувшегося на много километров под встревожено гудевшими, будто разоренный осиный улей, кварталами Раменок, не знали, и даже не пытались гадать, о чем могут размышлять по другую сторону Атлантики. Здесь просто радовались наступившему затишью – в город вновь вернулся мир, хотя на каждом шагу остались напоминания о том, что прежние спокойные дни отныне не скоро повторятся.

Небо над российской столицей очистилось. Утих, растворившись где-то на горизонте, грозный гул мощных турбин, смолк и грохот разрывов бомб, заставлявший нервно вздрагивать, сжимаясь в комок, сотни тысяч людей, затаившихся в своих домах в надежде на лучший исход. Дожить до того мига, когда на город упала долгожданная тишина, удалось не всем. Но все кончилось, кажется, едва успев начаться. И все же тревога не оставляла сердца тех, кому предстояло определить судьбу своей страны.

– Как будто выдохлись, – произнес Аркадий Самойлов, когда грохот разрывов окончательно смолк, по очереди глядя на своих соратников, вместе с ним скрывшихся в этом бункере за спинами многочисленной охраны, под тоннами грунта и брони. – Я ждал чего-то большего.

– Это лишь первые аккорды, – невесело усмехаясь, заметил Анатолий Вареников. – Американцы лишь обозначили свои намерения, Аркадий Ефимович. Предупредительный выстрел – я бы так назвал эту атаку. Если не захотим становиться послушными, будем наказаны. Все повторится в несравнимо больших масштабах.

Он сидели друг напротив друга, разделенные только столом, и никто не осмеливался потревожить покой высших лиц страны, вернее, тех из них, кто смог добраться до этого укромного места. Способный вместить несколько тысяч обитателей, обеспечив им минимально возможный комфорт на много недель, подземный город сейчас был почти пуст, если не считать относительно малочисленную охрану. Гулкое эхо носилось по длинным коридорам и просторным залам, рикошетом отлетая от герметичных дверей, способных выдержать колоссальное давление. Даже если над головами, на поверхности, взорвется термоядерная боеголовка, обитатели этой подземной крепости, скорее всего, уцелеют, и неважно, что жилые кварталы на поверхности обратятся в пепел.

– Американцы вернутся, они не могут не вернуться, – убежденно заявил командующий Сухопутными войсками, ныне почти утративший возможность руководить кем бы то ни было, но не потерявший, однако, уверенность, вернее, не лишившийся ее полностью. – Но перед этим пройдет некоторое время, достаточно долгое, и я полагаю, будет непростительно ошибкой не использовать эту отсрочку, господин премьер.

Легко было податься отчаянию в эти часы, понимая, что произошло, пожалуй, самое страшное, что только возможно. Даже смерть в атомном пламени начинала казаться не худшим вариантом – это была быстрая и легкая смерть, не в пример тому бессильному ожиданию своей участи, которое оставалось запертым в подземельях людям, вместо твердыни явившимся в собственный склеп. И это не было преувеличением – царившая в подземном лабиринте тишина воистину заслуживала названия гробовой. Только тяжелые шаги патрулей да немногословных работников обслуживающего персонала, безликих сотрудников Главного управления специальных проектов, и ведавшего бункером, нарушали безмолвие, с каждой минутой становившееся все более тягостным.

Но все же Анатолий Вареников старался держать в узде собственный страх, не позволяя отчаянию победить, убив волю к борьбе. Пока он был жив, пока еще можно было что-то сделать, что-то изменить, следовало действовать. И там, на поверхности, кое-кто уже перешел от пустых слов к делу, стараясь в меру своих сил и возможностей.

Москва, разбуженная, растревоженная налетом бомбардировщиков, замерла, словно оцепенев. Тишина, сковавшая ее улицы, больше походила на безмолвие могильного склепа, хранящего давно истлевший прах. Дороги опустели, неведомо куда исчезли тысячи автовладельцев со своими железными конями, и знаменитые столичные пробки, набившие оскомину и ставшие темой для анекдотов, просто перестали существовать. Никогда еще улицы и проспекты огромного города не казались столь просторными. Поток машин иссяк, по тротуарам больше не спешили по своим делам – оказавшимся вдруг ничтожными в сравнении с тем, что постигло мегаполис – многочисленные пешеходы, а те, кто все же рисковал, выбираясь из своих квартир, дававших обманчивое ощущение безопасности, держались ближе к стенам домов, при любом шуме испуганно задирая головы и пытаясь увидеть парящую в вышине смерть.

Только люди в униформе – в камуфляже, серых милицейских кителях или робах спасателей – проявляли активность, намного большую, чем обычно. Теперь казалось, что на улицы высыпали сотни тысяч работников специальных служб, солдат, пожарных, хотя их было в действительности не больше, чем обычно. Просто теперь эти люди, прежде неприметные, не терялись в толпе, сразу бросаясь в глаза случайных прохожих. Они работали, действуя слаженно и четко, как и всегда, но в глазах их застыло отчаяние обреченных.

– Основной удар пришелся по объектам инфраструктуры, по всему, что может иметь хотя бы теоретически, военное значение, – докладывал глава московской милиции, взявший на себя руководство спасательными работами и обеспечение порядка в перепуганном городе, по-прежнему населенном десятками миллионов жителей, способных запросто превратиться в неуправляемую толпу, могущую причинить разрушения, много большие, чем тысячи тонн бомб. – Все аэропорты выведены из строя. Уничтожены несколько электроподстанций, в результате часть города остается без энергии, а также без воды. К счастью, обошлось без чрезмерных жертв. Пока обнаружены тела примерно двухсот убитых, в больницы доставлено порядка тысячи человек, пострадавших от бомбежки. Среди них много просто контуженых, серьезных ранений значительно меньше, и медки вполне справляются с ситуацией.

Генерал-лейтенант Симонов находился в городском управлении внутренних дел, которое вовсе не пострадало от неожиданной атаки. Оттуда начальник столичной милиции непрерывно связывался со своими подчиненными, получая самые свежие сводки, а сейчас по защищенному спецканалу, созданному некогда именно для подобных событий, разговаривал с Аркадием Самойловым, докладывая ему обстановку в городе, до размеров которого внезапно, с потерей радиосвязи, сжалась территория огромной страны.

Люди, остававшиеся на поверхности, еще только начали приходить в себя, а в недрах земли лихорадочно соображали, как быть дальше, пытаясь просчитать развитие событий на часы и дни вперед. Там, под землей, в двух сотнях метров под ногами бегущих москвичей, билось истинное сердце столицы, оттуда, из-под защиты многометрового бетонного панциря, руководство России еще пыталось контролировать ситуацию, пребывая в почти абсолютной безопасности и лишь немного меньшей изоляции.

– Я приказываю принять все меры по обеспечению порядка в городе, – потребовал Самойлов. Премьер-министр пытался сохранять мужество, стараясь казаться хладнокровным, и порой он даже сам начинал верить в свою выдержку и спокойствие. – Может начаться паника, а этого допустить нельзя. Пусть ваши люди берут под свою охрану все важные объекты в Москве.

– Я уже отдал необходимые распоряжения. К несению службы привлечен весь личный состав, задействованы подразделения Отдельной дивизии Внутренних войск имени Дзержинского. Я прошу вас придать нам в помощь армейские части – людей, несмотря на полную мобилизацию, может не хватить. К тому же, помимо угрозы беспорядков, я готовился бы и к появлению противника во плоти. Необходимо организовать оборону города, пока у нас есть еще немного времени.

– Этого не может быть, – воскликнул глава правительства. – Авианалет – одно, и совсем другое – вторжение наземных сил. Им потребуются не одни сутки, чтобы оказаться под стенами столицы.

– Городские аэродромы уничтожены, выведены из строя, но это не мешает высадить парашютный десант. И это займет намного меньше, чем даже одни сутки. Мы должны быть готовы, Аркадий Ефимович!

– Согласен, – кивнул Анатолий Вареников, слышавший каждое сказанное главным милиционером столицы слово. – Возможно, американцы не станут тянуть время, продолжая бомбардировки. Хотя это идет в разрез с югославским или иракским сценариями, следует быть готовыми ко всему, тем более, сейчас противник наверняка преследует иные, нежели прежде, цели. Они могут придти сюда, и мы должны быть готовы встретить незваных гостей, как полагается. Пусть, черт возьми, эти выродки узнают наше русское гостеприимство!

– Что ж, тогда вам лучше знать, что делать, – вздохнув, вымолвил премьер-министр, кажется, разом постаревший лет на десять. – Действуйте, господа офицеры! И, ради Бога, – устало добавил Самойлов, – направьте кого-нибудь в американское посольство!

– Установим связь со всеми окрестными гарнизонами, стянем к городу технику и побольше живой силы, – начал сыпать предложениями Вареников, не прерывая связь с главой управлений внутренних дел, в распоряжении которого сейчас находилось больше всего бойцов. – Не хотелось бы подвергать опасности мирных жителей, но войска все же лучше разместить в городских кварталах, чтобы американцы с осторожностью применяли авиацию. Также нужно любой ценой связаться со штабами военных округов, командующими армиями и корпусами, особенно теми, что дислоцированы ближе к границам. Возможно, войну в воздухе янки и выиграли, но на земле мы обязаны взять реванш!

Генерал был в своей стихии, строя планы и сыпля приказами направо и налево. Самойлов неожиданно почувствовал себя никчемным и бесполезным, и это чувство ножом резануло по сердцу премьера, привыкшего быть значимым, находиться всегда в центре внимания. Что ж, он уже упустил свой шанс, теперь за все отвечали военные. Оставалось лишь довериться их профессионализму… и молиться, уповая на лучшее.

Противник, не забывавший при планировании своих действий, неважно, располагалась ли цель в горах Афганистана или на балканском побережье, учитывать психологию, не стал изменять себе и ныне, атаковав Москву. Удар, стремительный, дерзкий, сокрушил не только и не столько оборону. Эта внезапная – хотя, что уж там, вполне ожидаемая и логичная, ставшая внезапной лишь из-за нежелания иных верить очевидному – атака поразила волю людей, мгновенно лишив их веры, подорвав их дух, превратив в перепуганное насмерть стадо. В прочем, таковыми стали далеко не все.

Оцепенение, охватившее всех после бомбежки, понемногу отступало, теснимое потребностью действовать. Огромный мегаполис становился похожим на рака-отшельника, укрывшегося в своей раковине, выставив наружу только грозные клешни, способные попортить шкуру любой рыбе, мечтающей полакомиться сладкой плотью. Но для того, чтобы дать отпор врагу, сперва следовало точно знать, где он находится, и, желательно, знать это прежде, чем противник приблизится на расстояние прямого выстрела.

Ремонтная бригада добралась до спутникового ретранслятора через час после того, как стихли взрывы, окончательно уверившись, что в ближайшее время им ничего не грозит. Станция связи, развернутая на северной окраине столицы, почти не пострадала, во всяком случае, огромная тарелка с торчавшим из центра ее штырем передатчика все так же уверенно смотрела в небо, и только пробоины от осколков напоминал о том, что и здесь совсем недавно земля вставала на дыбы от взрывов.

– На выход, – скомандовал старший техник, первым распахнув дверцу потертого "уазика" и спрыгивая на посеченный осколками асфальт. – Живее, мужики, за дело!

Ремонтники, вытаскивая из багажника свое снаряжение, торопились, от спешки отчаянно матерясь сквозь зубы. Связь была необходима тем, кто укрылся от всех опасностей под землей, в тишине секретных бункеров, откуда почти не видна была сейчас настоящая обстановка даже в окрестностях столицы. Противник тщательно выбирал цели, и то, что этот передатчик уцелел, казалось настоящим чудом, упускать которое было попросту преступно.

– Работаем, работаем, – торопил своих товарищей бригадир, тащивший на плече тяжелую бухту кабеля. – Здесь только провода перепаять! Дела на полчаса, мать вашу, так что живее!

Единственным оружием четырех техников были пассатижи, паяльники и мотки изоленты, но сейчас именно эти четверо держали в руках ключ от обороны города. Связь была необходима, это понимали все, и те, кто готовился к обороне, и другие, что наступали, одерживая победу за победой.

– Полчаса, – злобно сплевывали под ноги монтажники, косившиеся на своего начальника. – Да нас тут за пять минут по асфальту раскатают на хрен! Янки вернутся в любой момент!

Все же они успели, хотя, постоянно отвлекаясь, с тревогой поглядывали в небо, которое каждую секунду могло расколоться ревом турбин. Через полчаса, наспех заменив перебитые осколками кабели и залатав "тарелку" отражателя, бригада доложила о завершении работ. Связь была восстановлена, и рак-отшельник, вновь обретя зрение, теперь знал, куда обратить свои грозные клешни.

Движение на улицах Москвы практически замерло – немного находилось автолюбителей, готовых рискнуть, попав под бомбежку, и только ведомственный транспорт, водители которого забыли сегодня о пробках, носился по вымершим автострадам. Автоколонна, состоявшая из полудюжины милицейских "уазиков" и автобуса ПАЗ, битком набитых сотрудниками органов внутренних дел, вдруг ставшими основой обороны родного города, остановилась перед зданием пассажирского терминала столичного аэропорта Внуково.

Милиционеры, толкая друг друга плечами и локтями, указывали на поднимавшиеся из-за зиявшего выбитыми окнами здания столбы дыма. Здесь же, на автостоянке, уже теснились, привлекая внимание ярко-красными бортами, пожарные машины, вокруг которых суетились люди в брезентовых робах. И здесь же, приткнувшись с самого края, стоял, грозно ощерившись в зенит стволами спаренных пулеметов, бронетранспортер БТР-80, надежная машина, не раз на своих восьми колесах вытаскивавшая человеческие жизни из самых скверных передряг.

– Бойцы, внимание, – гаркнул рослый капитан, сидевший в автобусе на переднем сидении, лицом к устроившимся в тесном салоне милиционерам, как никогда сосредоточенным и непривычно молчаливым. "Пазик", взвизгнув тормозами, остановился, и офицер, поднимаясь на ноги, отрывисто приказал: – Все на выход! Бегом!

Старший сержант Колобов, сидевший ближе всех к узкой двери, подхватил оружие и в два прыжка оказался на асфальте, отбегая в сторону. Милиционер чувствовал себя неуклюжим в непривычной амуниции – на плечи давил тяжелый армейский бронежилет, способный удержать даже пулю от "калашникова", по бедру при каждом шаге ощутимо бил подсумок со снаряженными магазинами, и за спиной болтался автомат АКС-74У, разумеется, заряженный и готовый к бою. На фоне этого табельный ПМ, удерживаемый в болтавшейся на поясе оперативной кобуре узким ремешком, казался забавной безделушкой. Пожалуй, для полного счастья не хватало только каски, и Александр усмехнулся, представив вдруг себя со стороны – ему, прежде не бывавшему, подобно некоторым сослуживцам, в "горячих точках", доводилось таскать на себе подобный арсенал только во время службы в армии, целых шесть лет назад.

Пожалуй, все же старший сержант должен был благодарить своих командиров, вплоть до начальника столичной милиции лично, за то, что те думали за него, как за каждого из бойцов, теперь выпрыгивавших из автобуса, выстраиваясь на парковке, как на плацу. Когда повсюду вдруг начинают рваться бомбы, а над головами проносятся на бреющем чужие самолеты, щедро сыплющие смерть, трудно оставаться спокойным, сохраняя хладнокровие и выдержку. И сержант был на грани паники, видя воцарившийся всюду хаос. Но все же привычка подчиняться приказам взяла свое, а потому Александр Колобов, герой-орденоносец, послушно следовал командам старшего офицера, сейчас вышагивавшего перед строем под насупленными взглядами полусотни обычных постовых милиционеров.

– Товарищи, – зычно выдохнул капитан, вглядываясь в лица своих подчиненных, похожих друг на друга, как братья-близнецы, в своих бронежилетах и с автоматами в руках. – Товарищи милиционеры, слушай боевой приказ! Командование поручило нам занять оборону в районе аэропорта. Мы должны быть готовы к отражению вероятного воздушного десанта противника. Американская авиация атаковала Москву, и это наверняка только начало. Россия вступила в войну, так что все вы должны быть готовы к бою в любой момент. Нас поддерживает взвод бойцов Внутренних войск, – капитан кивком указал на покрытую пятнами камуфляжа бронемашину, грозный вид которой внушал уверенность и покой. – А также зенитно-ракетный взвод из дивизии имени Дзержинского. Занимайте позиции, товарищи милиционеры, и ждите дальнейших приказов. По местам!

Грохоча башмаками по асфальту, бойцы бросились врассыпную, спеша на позиции, где их уже ждали полностью экипированные, точно прямо сейчас в атаку, "внутряки", нервно тискавшие ложа автоматов, внимательно глядя по сторонам из-под низко надвинутых на лицо стальных касок. Они были здесь не более чем символом, намного менее полезным, чем пожарники и спасатели, с негромкой бранью на устах таскавшие в дальний конец стоянки закутанные в брезент тела – не все бомбы легли точно на цель, испятнав провалами воронок бетон взлетных полос.

– Охренеть, сержант, – старшина Шумилов, злой, не выспавшийся – в прочем, как и сам Колобов, поднятый внезапным звонком спустя два часа после того, как добрался до дома, сдав пост – рысцой бежал плечом к плечу с Александром, придерживая за ремень висевший на правом плече "калашников". Увесистый АКМС все норовил сползти, повиснув на сгибе локтя, и борьба с непослушным автоматом все больше раздражала милиционера. – Собрали всех, кого можно. Вся Москва на ушах!

И впрямь к аэропорту согнали людей из самых разных подразделений, наверное, собирая в колонну всех, кто попадался на глаза. Кроме таких же, как сам Колобов, сотрудников патрульно-постовой службы, в общем строю оказались бойцы отдельного батальона ДПС и несколько крепких парней из столичного ОМОНа – эти выглядели из всех наиболее спокойными и уверенными среди всех прочих, и оружие держали так, словно не расставались с ним с самого рождения.

– Так что же будет?

– Война, мать ее, – зло рыкнул Шумилов, сплевывая себе под ноги. – Война, сержант! – И, обернувшись назад, сипло рявкнул маршировавшим следом милиционерам: – Ну, сынки, подтянись! Шире шаг!

На ходу озираясь по сторонам – отчего-то взгляд все время натыкался на приземистое "тело" бронемашины, – старший сержант Колобов все никак не мог поверить в реальность происходящего. Сознание отказывалось принимать правду о том, что в этот город, такой знакомый, такой ненавистный порой, а иногда такой горячо любимый, как и всякая родина, в эту страну вдруг пришла война, взяв с собою в попутчики горе и смерть. Хотелось искренне верить, что все это – не более чем страшный сон, который вскоре закончится привычным пробуждением и возвращением в нормальную жизнь с обычными заботами, и все же вера с каждой секундой слабела, уступая железной неизбежности. Но пока милиционер, как и его товарищи, лязгавшие затворами впервые за многие месяцы, а то и годы, взятого в руки оружия, готовились к появлению врага, всей душой веря в то, что этого не случится, и через несколько часов они все смогут вернуться в свои дома, другие уже спешили на встречу с ним, желая скорее вступить в беспощадную схватку.

Генерал-полковник Михаил Греков, чувствуя на себе сотни напряженных взглядов, кожей ощущая скопившуюся над плацем тревогу и ожидание, в молчании двигался вдоль строя. За командующим танковыми войсками, так же не смея проронить ни звука, чеканя шаг, ступали командующий Кантемировской танковой дивизией и его начальник штаба. Оба они, как и сотни солдат и офицеров, гвардейцев-танкистов и мотострелков, поднятых с постелей, выгнанных из своих казарм не криком дневального, а грохотом взрывов, ждали, когда же генерал отдаст приказ.

– Товарищи бойцы, – командующий танковыми войсками, дойдя до середины строя, остановился, взглянув на замерших в шеренгах людей. – Товарищи бойцы, страна, которой вы дали присягу, поклявшись в верности, подверглась нападению. Американская армия внезапно, подло атаковала нашу территорию, нанеся бомбовые удары по русским городам, напав без объявления войны, без предъявления претензий. Враг ударил первым, но наш боевой дух не сломлен, несмотря не на что. Руководство страны готово сделать все, чтобы отстоять нашу независимость, защитить жизни наших соотечественников, ставших мишенями для американских ракет и бомб. Мы будем сражаться, и мы победим!

Михаил Греков прибыл в Наро-Фоминск, в расположение дивизии, всегда считавшейся "придворной", особо приближенной к Кремлю, призванной защищать не страну, а непосредственно ее первых лиц, в том числе и от внутреннего врага, проделав половину пути под землей. Секретные линии "Метро-2", протянувшись под жилыми кварталами столицы на глубине, недосягаемой даже для ядерной боеголовки, выпростались далеко за пределы городской черты, позволяя при необходимости покинуть Москву, в случае настоящей, "большой" войны превращающуюся в первоочередную мишень, выбравшись на поверхность на безопасном расстоянии. Но командующий танковыми войсками был далек от того, чтобы просто бежать, спасая свою жизнь.

Поднятая по тревоге Четвертая гвардейская Кантемировская танковая дивизия должна была стать тем инструментом, с помощью которого генерал-майор Греков намеревался взять реванш, вышвырнув прочь зарвавшегося, исполнившегося непомерного нахальства врага со своей земли, а если придется – просто уничтожив его, истребив до последнего человека без малейшей пощады. И сейчас, всматриваясь в серьезные лица солдат и офицеров, замерших в ровных, словно по линейке вычерченных рядах шеренг или возле боевых машин, готовых сорваться с места по команде в любой миг, командующий обретал все большую уверенность в том, что не ошибся в своем решении. Пусть Самойлов и Вареников покорно ждут в своей норе, когда же янки решат их участь, а он, Михаил Греков, предпочитает действовать, вырвав у врага сперва инициативу, а уж затем и самые его жизни.

– Бойцы, вам выпала высокая честь нанести ответный удар, сокрушив врага, высокомерно полагающего, что русская армия уже перестала существовать, разбежалась в страхе, напуганная его превосходящей боевой мощью, – надрывая связки, выкрикивал ощущавший все большую злость, клокотавшую в груди, Михаил Греков, и его слова гулко разносились над плацем, на котором собрались тысячи офицеров и солдат, те, кого ему предстояло вскоре повести в атаку. – Погибая в неравном бою, наши товарищи, первыми вступившие в схватку с противником, успели сообщить о продвижении его частей, направлении главного удара. В эти минуты американские танки рвутся к Санкт-Петербургу, сметая все, что уцелело после сокрушительного удара их авиации. Там, на западных границах нашей страны, уже не осталось силы, способной задержать наступление врага, защитив город на Неве. Но вы, все мы вместе, станем этой силой, мы переломим врагу хребет!

Многие полагали, что Кантемировская дивизия, в разные времена обласканная всеми без исключения правителями страны, была способна лишь красиво маршировать на парадах, но Михаил Греков точно знал, что это не так. Да, эти "преторианцы" двадцатого века более запомнились своим участием в известных событиях начала девяностых голов в Москве, снискав себе неоднозначную славу надежной опоры власти, чем победами в настоящей войне не с собственными братьями, а с подлинным врагом. Но не их беда, что дивизию так берегли, сдерживали удила, почти не позволяя "кантемировцам" раскрыться полностью, проявив свое воинское умение в реальных схватках с настоящим противником, которого им было, чем поразить во всех смыслах этого слова.

Элитное в самом лучшем смысле этого слова подразделение Российской Армии, каждый боец которого был отлично обучен, спаянное воинским братством, скованное железной дисциплиной, дивизия должна была стать ударным кулаком, способным смести в воды Балтики вторгшегося врага, а затем, кто знает, возможно, ее батальоны еще смогут пройти по улицам Таллинна, Вильнюса или Риги. Михаил Греков, немало времени посвятивший изучению разведывательных сводок, составляемых ГРУ и лично генералом Аляевым, представлял, что может ждать его гвардейцев под Питером. Американцы, полагаясь на господство в воздухе, едва ли смогли быстро перебросить через пол-Европы "тяжелые" соединения, а это означало, что на город наступают, скорее всего, десантники, легкая пехота, которая и получаса не выдержит, ощутив на себе всю мощь бронированного кулака, уже сжавшегося для карающего удара. Три сотни танков, мощных и надежных Т-80 последних модификаций, сотни бронемашин, самоходных гаубиц "Акация" и "Мста-С", реактивные установки "Град", вся эта чудовищная сила, ведомая не знающими страха и сомнений командирами, могла разом изменить ход едва начавшейся войны, и оставалось лишь отдать приказ.

– Гвардейцы, – кричал, всего себя вкладывая в каждое срывавшееся с высохших от волнения губ Греков. – Гвардейцы, я верю в вас, в ваше мужество и преданность своей великой родине! И потому я приказываю наступать немедленно. Мы будем двигаться на Петербург, так быстро, как это возможно, и если враг осмелится встать на нашем пути, уже через несколько часов мы вступим в бой и уничтожим его! Мы будем драться и вышвырнем американских агрессоров прочь с нашей земли! Победа будет за нами!

Слова, отрывистые, злые, плыли над строем, проникая в души солдат. Глаза бойцов, не шелохнувшись, стоявших на плацу плечом к плечу со своими товарищами, загорались яростным огнем. Они ждали лишь приказа, готовые устремиться в бой, навстречу своей славе и смерти. И Михаил Греков явился как раз для того, чтобы дать им такую возможность.

– Товарищ генерал, – Греков обернулся к командующему дивизией, безмолвной и послушной тенью следовавшему за главкомом. – Товарищ генерал, действуйте!

– Бойцы, слушай мою команду, – взвился над строем могучий рык комдива. – По машинам! Выступаем через десять минут! Бегом, марш!

Тысячи подкованных ботинок разом ударились о бетон, и ровные шеренги в мгновение ока рассыпались. Солдаты, обгоняя друг друга, мчались к ожидавшим их перед воротами боксов танкам и бронетранспортерам, уже сдержанно рычавшими запущенными на холостом ходу двигателями. Бойцы буквально взлетали на башни, ныряя в зияющие проемы люков, захлопывая за собой бронированные крышки, на долгие часы отрезавшие людей от окружающего, полного опасностей мира.

– Товарищ командующий, – к Грекову подбежал затянутый в танкистский комбинезон майор, лихо заломивший шлемофон на затылок. – Товарищ командующий, машина готова! Следуйте за мной, прошу!

Взглянув в указанном направлении, Михаил увидел тупоносый "газик", командно-штабную машину Р-142Н, над цельнометаллическим кузовом которой возвышался целый лес антенн, штыревых и поручневых, на все случаи жизни. Место командира всегда было над схваткой, там, откуда видна вся картина, вопреки заявлениям отдельных храбрецов-"рубак", попросту не умевших руководить чем-то большим, нежели взвод или рота. Но находиться в тылу вовсе не означало оказаться в стороне от схватки – именно штаб, нервный узел, мозг дивизии, и станет важнейшей целью врага, когда начнется схватка, и тогда уже тонкие борта фургончика ГАЗ-66 не спасут офицеров от пламени и свинца. И все же Михаил Греков точно знал, что без колебаний пойдет в бой, тот самый бой, которого ждал всю свою жизнь, и разделит участь своих солдат, приняв равно и смерть, и почести, положенные победителю. Как бы то ни было, смерть в бою – достойный конец для того, кто отдал всего себя служению родине, как бы высокопарно и напыщенно это не звучало.

Втиснувшись в узкую дверцу и оказавшись в боевом отделении-фургоне штабной машины, ощетинившейся длинными, взметнувшимися в небо "усами" антенн, Михаил Греков натянул на голову такой же, как у сопровождавшего его майора, шлемофон, и в эфир унеслась единственная команда, одно только слово:

– Вперед!

Приказ был услышан всеми, и взвившийся над опустевшими казармами высокий вой газотурбинных двигателей, утробный рев дизелей возвестили о начале наступления. Распахнулись украшенные алыми звездами тяжелые створки широких ворот, и стальной поток, лязгая гусеницами, выплеснулся из военного городка, захлестывая могучими бронированными волнами тянувшиеся на север шоссе, сметая с них все, что попадалось на пути, разворачиваясь в сторону далекого Санкт-Петербурга, вновь, как шестьдесят лет назад, ощутившего сжимающееся кольцо блокады. Михаил Греков, однако, верил – на этот раз все будет иначе, и проклятые американцы еще искупаются в водах Финского залива, отнюдь не по собственной воле. Противник, уже не верящий, что встретит решительный отпор на чужой земле, вскоре жестоко поплатится за самонадеянность, стократно заплатив кровавую виру, как в стародавние времена, за отнятые русские жизни.

– Двенадцать часов, – стискивая челюсти, произнес генерал-майор Греков, обращаясь к сидящему напротив него в тесном отсеке командно-штабной машины командиру дивизии. – Эта война закончится через двенадцать часов, когда мы выйдем на побережье Финского залива.

– Верно, закончится, – кивнул комдив, который, как и сам Греков, понимал, что через двенадцать часов, или намного раньше, если американцы вовремя обнаружат походные колонны, всех их может уже не быть в живых. Что ж, они хотя бы попытаются, показав пример. – Будем двигаться на предельной скорости кратчайшим путем, товарищ командующий. Отставших ждать не станем – лишняя рота или батальон все равно ничего не изменят. Вступим в бой сходу и свернем этим выродкам шеи!

– Американцы не окажут серьезного сопротивления, – убежденно сказал Греков, взглянув в глаза своему соратнику и подчиненному, готовому, словно цепной пес, выполнить любой приказ, бросая своих бойцов в настоящую бойню без всякой надежды на спасение. – Там наверняка только легковооруженные подразделения, аэромобильные части, воздушный десант. Они рассчитывают лишь на поддержку с воздуха, и, если сойдемся с янки вплотную, боя накоротке они не выдержат. Мы раскатаем этих ублюдков по всей Прибалтике!

Генерал-майор Михаил Греков ошибался, не зная точно, сколь многое изменилось за последние часы, с той самой минуты, когда первые бомбы упали на беззащитную Москву. Он вел дивизию навстречу неизбежной гибели. Но это не имело значения для того, кто уже считал себя мертвецом, перестав бояться за собственную жизнь. И все же судьба дала генералу последний шанс.

Разведывательный спутник, совершая очередной, Бог знает, сколькитысячный виток по низкой орбите над голубым шаром, окутанным облачной периной, бесстрастно запечатлел колонны техники, заполонившие уводящие от Москвы на север дороги, все, какие были, от федеральных трасс до заштатных проселков. Бортовой компьютер, не способный удивляться, вообще не испытывающий чувств – да и странно было бы обратное – следовал заложенной программе, и поток информации, важность которой процессор, даже самый совершенный, также не способен был оценить, ушел в центр управления.

Направленные к земле антенны послали вниз импульс, превратившийся на мониторах во вполне понятное изображение, а орбитальный аппарат уже умчался к горизонту. Техника сделала свое дело, но решать предстояло людям. В прочем, у тех хватало разных забот, и Михаил Греков получил время, столь важное сейчас. Дивизия уходила к Петербургу, чтобы там, возникнув из небытия, вступить в своей первый и самый важный бой этой войны.

Удивительно, но по другую сторону океана многие уже давно перестали интересоваться творившимся в России и возле ее границ, в том числе и новоиспеченный советник американского президента по национальной безопасности. Натан Бейл, вполне справедливо решив, что свою задачу он выполнил, удалился в загородное имение, позволив себе недолгий отдых, пока люди в погонах, не зная покоя, претворяли в жизнь начатое им, перемалывая русскую военную машину. И тем неожиданнее для бывшего заместителя директора ЦРУ был срочный вызов, подчиняясь которому, он немедленно направился в Белый Дом. Там, едва ли не на пороге, Натан и встретился с главой АНБ.

– Какого дьявола мы все вдруг понадобились Мердоку, – со смесью недоумения и раздражения спросил Бейл, будучи еще не в силах простить так грубо прерванный уик-энд. – Что, наши вояки в России никак не могут обойтись без мудрого совета? Я думал, теперь за все отвечает армия, черт возьми!

– У Стивенса достаточно проблем, но он сам справится с ними, – покачал головой Реджинальд Бейкерс. – В Таллинне сейчас настоящий ад, но президент хочет видеть нас вовсе не из-за этого – все, что зависело от нас, мы давно сделали, Натан.

– Тогда какого черта мы здесь в такой спешке?

Они шли рядом по просторным коридорам президентской резиденции, ставшим уже привычными и знакомыми, точно родной дом – члены совета безопасности последние недели и впрямь проводили больше времени здесь, чем в своих спальнях, под боком у жен или хотя бы любовниц. Рослый, подтянутый Бейкерс и невысокий, заплывший жирком – и это еще мягко сказано – Бейл являли собой разительный контраст, но вместе, объединив свои способности и влияние, становились решающей силой, противиться которой не мог и сам президент.

Морские пехотинцы, статные, точно манекены, и такие же безжизненные, и сменившие их во внутренних помещениях Белого Дома агенты Секретной Службы без лишних вопросов открывали двери перед помощниками президента, лишь провожая их настороженными цепкими взглядами. Телохранители президента не теряли бдительность никогда, исподволь видя угрозу в каждом, кто приближался к охраняемому лицу, и эта подозрительность тоже была привычна для отозванных из своих заслуженных отпусков главы разведки, бывшие и нынешние.

– Из Саудовской Аравии приходят настораживающие известия, – сообщил Бейкерс, не глядя на своего собеседника. – Кажется, там назревает вооруженный мятеж, и люди из окружения короля не скрывают, что рассчитывают на нашу помощь.

– Мятеж? Кто же, и с какими целями?

– А цель всегда одна и та же – взять в свои руки побольше власти, а лучше всю без остатка, для верности просто избавившись от Абдаллы. Старый король многим стал мешать, и тем, кто хочет вернуть прошлые времена, восстановив всеобщий диктат ислама, и тем, кто желает впустить в Аравию прогресс.

– И кто же взялся за оружие на этот раз? Реджинальд, уж ты-то должен знать! У тебя ведь есть свои люди в Эр-Рияде, информаторы, или просто те, кто хочет, чтобы Саудовская Аравия и впредь оставалась нашим союзником?

– Агенты? Информаторы? С чертовыми арабами невозможно работать! Они вполне преданы своим хозяевам, но также любят деньги, и берут их у всякого, кто предлагает, – с презрением воскликнул, рассмеявшись, глава АНБ. – А потому никогда нельзя верить тому, что они сообщают, это может оказаться как истиной, так и дезинформацией. Мне нравилось в былые времена работать с коммунистами – раз сменив свои убеждения, они были готовы прилагать огромные усилия, помогая уничтожать собственную родину, и у меня прежде не было причин сомневаться в их верности. Вот уж идеальные агенты, преданные до фанатизма! Но арабы… С ними всегда как на минном поле, никогда не знаешь наверняка, чему именно можно верить.

– Послушай, Реджинальд, я все же советник президента, – проникновенно промолвил Натан Бейл, встав между своим спутником и дверями в Овальный кабинет. – Но, черт возьми, как я могу что-то советовать, если сам не в курсе происходящего?! Я начинаю ощущать себя полнейшим идиотом!

– Не ты один, – снисходительно ухмыльнулся Бейкерс, делая шаг вперед и заставляя Бейла отступить в сторону. – Поверь, друг мой, никто не ожидал, что арабы преподнесут нам такой сюрприз. Но, я полагаю, сейчас госсекретарь все же развеет наши сомнения, ведь вся эта буча началась с его ведомства.

Советник по национальной безопасности скептически хмыкнул, не ожидая ничего хорошего от вечно осторожного, если не откровенно боязливого, главы Госдепартамента. В следующую минуту Реджинальд Бейкерс полностью разделил мнение своего соратника.

– Я полагаю, необходимо воздержаться пока от каких-либо действий, даже от конкретных заявлений, – убежденно произнес Энтони Флипс, разгуливая по кабинету, сопровождаемый взглядами собравшихся по приказу Мердока чиновников, политической элиты Америки. – У нас недостаточно информации для принятия решений.

– Пока мы медлим, наблюдаем, может измениться очень многое, – недовольно заметил президент. – Мне плевать на короля, господа! Если Абдалла не способен удержать власть в своей стране, значит, он плохой правитель, и королевству станет лучше без него. Но нефть, аравийскую нефть, мы не можем позволить себе потерять!

– В любом случае, нужно быть готовыми действовать, – непререкаемым тоном заявил Натан Бейл, чувствуя, что должен сказать хоть что-то сейчас, поддерживая свой статус. – Нужно отдать необходимые распоряжения нашим войскам, дислоцированным в зоне Персидского залива, господин президент, повысить их боевую готовность. Раз арабы просят о помощи, отказывать им неловко.

– И против кого мы бросим морскую пехоту, Натан? – усмехаясь, поинтересовался глава госдепартамента.

Пожалуй, ни у кого в эти минуты не было готовых ответов на сыпавшиеся градом вопросы. Ни у кого, исключая лишь Реджинальда Бейкерса. Но глава АНБ не торопился делиться соображениями даже с теми, с кем он был повязан участием в воплощении "Иерихона".

– А чем мы располагаем в данном регионе, – поинтересовался вдруг Джозеф Мердок у министра обороны, не покидавшего Белый Дом уже, наверное, сутки, с самых первых мгновений начала операции "Доблестный удар". В прочем, связываясь по кодированной линии с Пентагоном – а при желании мог дозвониться идо генерала Стивенса, руководившего наступлением с переднего края – Джермейн был вполне осведомлен по всем интересующим его шефа вопросам. – Какие силы можно реально задействовать, если саудовцы обратятся за помощью прямо, без намеков, и если помощь потребуется немедленно?

– Четвертая механизированная дивизия, расквартированная в окрестностях Багдада, раздавит так называемую саудовскую армию, если у арабов хватит глупости встать на пути наших танков, за час, после чего прямым маршем двинется на Эр-Рияд, – не без гордости, довольный тем, что может лишний раз внушить президенту уверенность в собственных силах, сообщил, не мешкая ни минуты, глава военного ведомства. – Но гораздо быстрее в столице королевства окажутся наши "маринеры". Вертолетам, взлетевшим с палуб десантных кораблей, дрейфующих в Персидском заливе, потребуется пара часов, чтобы доставить в Эр-Рияд экспедиционный батальон морской пехоты, две с лишним тысячи бойцов, правда, без тяжелого вооружения – танки "Абрамс" и бронетранспортеры все же вынуждены будут двигаться своим ходом. И, если обеспечить мощную воздушную поддержку, высадка пройдет идеально, господин президент!

– Неплохо, – удовлетворенно усмехнулся Джозеф Мердок. – Весьма неплохо. Значит, мы способны не просто вмешаться в ситуацию, но и радикально на нее повлиять. И все же, присоединяясь к господину Флипсу, хотелось бы задать вопрос всем присутствующим – против кого мы направим войска, если не останется иного выхода?

– Полагаю, все зависит от масштабов мятежа, – пожал плечами Натан Бейл. – Если взбунтуется какой-нибудь батальон или полк, у короля останется достаточно лояльных войск, чтобы и без нашего вмешательства разобраться со смутьянами, кого надо отправив на эшафот. Мы же, разумеется, поддержим правящего монарха, и на словах, и, если сочтем нужным, исходя из обстановки, также на деле. Ну, а если мы увидим, что против короля выступили действительно серьезные силы, если мятеж возглавит кто-то из принцев, представители высшего руководства страны, и тем более его поддержит духовенство, то проще будет помочь скинуть Абдаллу с трона, заверив нового правителя, кто бы им ни стал, в своей дружбе.

Президент Мердок согласно кивал в такт лившимся свободно и уверенно словам своего советника по безопасности. В большой политике – а политика, творимая самой могущественной на планете державой, иной быть и не могла априори – нет места красивым жестам и высоким чувствам. Лицемерие, холодный расчет, предательство, ели нужно – вот арсенал настоящего дипломата. И коли уж предстоит пожертвовать жизнями своих сограждан, жизнями солдат, бросив их в пекло чужой войны, необходимо сделать все, чтобы кровь их пролилась не напрасно. А уж в этом деле у помощников американского главы опыта было предостаточно.

– Возможно, мятеж инспирирован наиболее радикально настроенными людьми в окружении короля, – как бы невзначай промолвил Бейкерс, и взгляды всех собравшихся в Овальном кабинете немедленно сошлись на руководителе АНБ. – Их не устраивает мягкость политики Абдаллы. Вместо того, чтобы твердо стоять на своем, король ведь послал к нам своего эмиссара для переговоров…

– Чертовски результативных, – раздраженно воскликнул Энтони Флипс. Госсекретарь еще оставался под впечатлением от встречи с арабским принцем: – Если уж он не желают идти на попятную, какой смысл в этом глупом спектакле?

– Король желает сохранить лицо, и при этом очень не хочет всерьез с нами ссориться, – усмехнулся Реджинальд Бейкерс. – Поверьте, Энтони, это очень трудно, вот так балансировать между войной с нами и войной с собственным народом, который умелые лидеры, играя на религиозных чувствах, без лишних усилий поднимут на бунт, сметя правящего владыка в один миг. Визит принца Аль Джебри – крик о помощи, который мы, каюсь, услышали слишком поздно.

– В конечном итоге, господа, не имеет значения для нас, кому достанется власть, – прервал шефа АНБ президент Мердок. – Мой советник прав – мы поддержим того, кто окажется сильнее, ведь ввязываться в еще одну безнадежную войну сейчас граничит с самоубийством. Но если возникнет угроза нашим интересам, если оппоненты короля продемонстрируют еще более непримиримую позицию, необходимо обратить против них всю мощь Соединенных Штатов, и, клянусь Господом, я сделаю это, пусть даже придется сравнять с землей чертову Мекку и Медину ядерными боеголовками!

– Но что же делать нам, военным? – напомнил о себе Роберт Джермейн. – Пока вы здесь вырабатываете стратегию, господа, наши командиры в Ираке и других странах региона должны получить четкие указания.

– Держите войска под ружьем, – решил, подумав мгновение, президент. – Думаю, скоро ситуация станет более ясной, и мы сможем уверенно выбрать цель. Пока же пусть наши солдаты просто будут готовы к бою, а с кем именно – мы решим в ближайшее время.

Министр обороны лаконично кивнул, выражая согласие с принятым решением. Роберт Джермейн не был профессиональным военным, но, переняв многое от своих подчиненных, предпочитал определенность и ясность во всем, выбирая действие, но не пассивное ожидание. И не важно, в конечном итоге, что делать, только бы не оставаться на месте, получив возможность изменить хоть что-то. В любом случае, министр, несмотря на высокий пост, был избавлен от необходимости принимать решения – это оставалось уделом того, кто находился на самой вершине пирамиды власти, чему Джермейн был вполне рад – оставаясь не более, чем исполнителем, пусть и высокопоставленным. А потому теперь, когда цель была выбрана, пусть и с оглядкой, оставалось лишь приказывать, не сомневаясь в исполнительности тех, кто стоял рангом ниже главы военного ведомства.

Роберт Джермейн не медлил, и ворох слов, навсегда оставшихся в стенах Овального кабинета, уже спустя час, миновав подземелья Пентагона, превратился в четкие, резкие и точные, словно выстрел, приказы, в мгновение ока обогнувшие полмира. Командир десантного вертолетоносца, крейсировавшего всего лишь в трех милях от побережья катара, прочитав донесение, только нахмурился – кэптен знал, что на севере, не столь уж далеко от теплых вод Персидского залива, уже идет война, и очередная авантюра не казалась опытному офицеру здравой идеей. Но и он был лишь исполнителем, не смевшим открыто выказывать свои сомнения, и уж, тем более, недовольство.

Десантное соединение изменило курс спустя десять минут после получения неожиданного приказа. Три корабля, несущие в своих трюмах три тысячи морских пехотинцев, двинулись на север, строго придерживаясь границы территориальных вод Саудовской Аравии. Отсюда, с самой кромки морских владений королевства, вертолеты могли одним махом перебросить в Эр-Рияд, находившийся отнюдь не так далеко, как можно было судить, глядя на карту, несколько сотен вооруженных до зубов бойцов.

Капитаны и старшие офицеры, немедленно принявшиеся за работу – план операции по высадке среди аравийских барханов требовался буквально сию же секунду, ведь очередной приказ мог настигнуть эскадру в любой миг – хмурились и ворчали себе под нос, но трудились, как могли, зная, что от их старания будут зависеть жизни простых пехотинцев, которым предстоит идти под пули еще недавно верного союзника. Ну а сами моряки, ютившиеся в тесных кубриках, не утруждали себя лишними размышлениями. Избрав путь воина, каждый из них впитал почитание старших по чину и беспрекословное следование приказам, и теперь бойцы, принявшиеся проверять оружие и готовить экипировку, спокойно ждали команды, точно отлично выдрессированные охотничьи псы, готовые кинуться на указанную хозяином добычу. Они не боялись войны. А тем временем их товарищи по оружию уже действовали.

Генерал Ральф Свенсон был в ярости, и только выработавшаяся с годами, закаленная, точно лучшая оружейная сталь, сила воли, твердостью не уступавшая граниту, позволяла ему сдерживать свой неистовый гнев, дабы не подавать дурной пример подчиненным. И все же это было чертовски трудно, но причина, по которой командующего Третьей механизированной дивизией вдруг охватила злоба, позволяла списать многое.

Их остановили, когда стальная лавина уже почти достигла цели. Передовые части дивизии, разведывательные роты, двигавшиеся впереди основных сил, пехотных и танковых батальонов, находились в каких-то семидесяти милях от Санкт-Петербурга, буквально на пороге. Но, когда оставалось сделать лишь один шаг – что такое для дивизии два часа марша по извилистым русским дорогам – их одернули, резко натянув поводья, и генерал понял, что еще долго ему придется мечтать о том, как его бойцы парадным маршем пройдут по Невскому проспекту и Сенатской площади старинного города.

– Мы возьмем город без боя, без единого выстрела, – с трудом сдерживая гнев, взывал в эфир генерал Свенсон, пытаясь убедить своего командира в необходимости продолжать наступление. Они почти добрались до заветной цели, продвигаясь даже быстрее, чем планировалось с самого начала, и вдруг… – Противник полностью деморализован, и не оказывает никакого сопротивления. Мы выполним первоначальную задачу за считанные часы, полностью овладев балтийским побережьем России!

Генерал знал цену своим словам, и был уверен, что сказанное – вовсе не пустые обещания. Дивизия и впрямь наступала, не задерживаясь ни на миг, словно танки мчались не по псковской земле, а по полигону в каком-нибудь Техасе. Авиация своими дьявольски точными ударами, залпами ракет и точечными бомбардировками, расчистила дорогу наземному эшелону, и на пути Третьей механизированной не нашлось ни одного вражеского солдата, осмелившегося бы заступить дорогу американским бронированным колоннам. Мощь военно-воздушных сил, обрушившаяся на врага, подавляла любые позывы к сопротивлению. Бомбы с лазерным наведением, с высоты десять миль ложившиеся в круг радиусом десять ярдов, лишали воли, заставляя лишь в панике бежать, ища любое укрытие. Но все это не произвело никакого впечатления на генерала Эндрю Стивенса, едва добравшись до Вильнюса, принявшегося сыпать приказаниями.

– С юга, от Москвы, в вашем направлении выступила, по меньшей мере, одна русская дивизия, – жестко произнес командующий операцией "Доблестный удар", несмотря ни на что, ни на мгновение не выпускавший из своих рук нити управления вверенными ему силами, готовый найти применение для каждого солдата, каждого танка или самолета, еще не брошенного в бой. – Мы обнаружили перемещение сил противника со спутников, и уверены, что целью русских, точно, как и вашей, Ральф, является Петербург.

– Что нам одна дивизия? Русские здесь даже не пытаются помешать нам, город падет при нашем появлении немедленно, и потом мы будет вполне готовы встретить этих самоубийц.

– Оставьте вашу самонадеянность, – одернул командующего дивизией Стивенс. – Пока вы будете штурмовать город, русские ударят вам в спину, черт побери! Это три сотни танков, как минимум, и это серьезно!

Эндрю Стивенс понимал стремление своего собеседника продолжить наступление – оба они были солдатами, и хорошими солдатами, научившимися побеждать врага, сохраняя жизни своих бойцов. Генерал Свенсон имел достаточно тщеславия, чтобы желать быть первым, кому суждено войти в один из исконных русских городов, почти такой же символ для всего народа, что и Москва. Но именно жгучее желание победить ослепляло полководца, не видевшего опасности во внезапном контрударе русских, угрожавших перерезать коммуникации вклинившейся далеко на территорию противника дивизии. Но это видел командующий операцией "Доблестный удар", пусть даже отделенный от линии фронта сотнями миль.

– Противник угрожает выйти вам в тыл, – почти срываясь на крик, настаивал Эндрю Стивенс, чувствовавший, что бьется о нерушимую стену упрямства командира Третьей механизированной. – Аэродром талина лежит в руинах, а с баз в Британии или Исландии самолеты прилетят слишком поздно, чтобы поддержать вас с воздуха. И если русские смогут скоординировать свои действия, восстановят связь, обеспечат управление разбросанными по своей территории войсками, вы все окажетесь в изоляции, лицом к лицу уже отнюдь не с единственной вражеской дивизией, и, черт возьми, я не уверен, что мы сможем вытащить из кольца ваши задницы, генерал!

– К дьяволу русских, Эндрю! Мы их раздавим, – упрямился Свенсон, чувствовавший уже не ярость, а обиду, точно ребенок, у которого строгие родители отобрали любимую игрушку, наказывая буквально ни за что. – Мы сожжем все чертовы танки. Моим парням понадобится очень мало времени, чтобы взять город, и русские, как бы быстры они ни были, не смогут застать нас врасплох.

– С каких это пор в Армии США принято обсуждать приказы? Вы сможете штурмовать Петербург не раньше, чем будет разнесен в клочья последний русский танк. Танковая дивизия русских, выступившая из-под Москвы, доберется до вас через десять часов, или еще меньше, если у нее толковый командир. И она теперь – ваша самая важная и единственная задача, генерал!

– Ясно, сэр, – сухо вымолвил в ответ Свенсон. – Я понял приказ.

Танки и бронемашины, стальной лавиной мчавшиеся к Санкт-Петербургу, разворачивались на юг, расходясь широким фронтом, словно распахивая смертельные объятия, в железный захват которых и шли русские солдаты, брошенные в самоубийственную контратаку. Генерал Ральф Свенсон не сомневался в том, что противник, лишенный разведки, движимые не расчетом, а яростью, которая никогда не была хорошим советчиком в бою, будет разбит.

– Этот город еще услышит нашу поступь, – хищно произнес командующий дивизией, находившийся в чреве командно-штабной машины М4 BCV, упорно двигавшейся в общем потоке навстречу врагу. – Вы еще пройдете по его улицам, парни! Русские ублюдки решили показать зубы, но это не оскал зверя, будь я проклят, а агония умирающего! Глупцы, и мне даже жаль их немного, видит Бог! Но отставить все разговоры, господа! Мы раскатаем их от Новгорода до самой Москвы, раз уж этим идиотам так не терпится умереть!

Слышавшие своего командира офицеры кивали в ответ, и губы их невольно растягивались в кровожадных ухмылках. Никто не страшился грядущего, и только сердца забились чаще обычного, все быстрее разгоняя по жилам начавшую уже остывать кровь. В конце концов, разве не ради этого они пришли сюда, разве не ради этого сменили спокойное сытое существование на тяжкую доли солдата, призванного быть готовым к смерти каждую минуту? Эта прогулка по чужой земле уже начинала утомлять многих, боевые машины лишь жгли топливо, перепахивая гусеницами напоенную влагой почву. А где-то рядом ждал враг, решивший если и погибнуть, то не забившись в какую-нибудь грязную нору, но в яростной круговерти сражения, враг, вспомнивший, для чего родина доверила ему оружие, лучшее оружие, какое только могло быть. Русские искали смерти, и генерал Ральф Свенсон, каждый из его людей, от обычного рядового, до начальника штаба, все были готовы подарить ее врагу, впервые решившемуся дать отпор.

Две бронированные лавины шли навстречу друг другу, ведомые людьми, вдруг переставшими ценить собственные – и уж, подавно, чужие – жизни. Два кулака, все ускоряясь, мчались, нанося разящие удары пустоте, чтобы сойтись спустя считанные часы. Ревели сотни моторов, с лязгом перематывались гусеничные ленты. Механизм войны был, наконец, запущен на полную мощность, и до финального акта этой кошмарной драмы оставалось совсем недолго. Но в эти краткие часы еще предстояло свершиться многому.

Глава 5 Взорванная тишина

Эр-Рияд, Саудовская Аравия

20 мая

Генерал Мустафа Аль Шаури много позже не уставал благодарить Всевышнего за ниспосланную своему неблагодарному созданию мудрость. Наверное, Аллах все же обратил внимание на офицера, никогда прежде не смевшего пропустить очередную молитву, даровав тому неожиданное спасение от верной гибели. В прочем поначалу командующий танковой бригадой ни о чем не задумывался, просто вдруг приняв неожиданное решение.

Наверное, механик-водитель, сидевший за рычагами управления танка М1А2 "Абрамс" пережил немало неприятных мгновений, когда следовавший впереди боевой машины, усердно перемалывавшей гусеницами раскаленный песок, пятнисто-коричневый "Хаммер" развернулся поперек дороги, заставив судорожно замереть всю колонну, стиснутую покатыми склонами барханов. А генерал Аль Шаури, выбравшись из командирского джипа, уже бежал к танку, возвышавшемуся глыбой горячего металла над гребнями холмов.

– Открывай! – приказал, пытаясь перекричать работавшую на холостых оборотах реактивную турбину "Абрамса", генерал, сопровождая команду ударами по броне. Вскарабкавшись на танк, Аль Шаури бил кулаком по башне как раз над люком командира.

– Господин генерал? – откинув тяжелую крышку, танкист, надвинувший едва ли не на глаза глубокий шлем CVC американского образца, высунулся по пояс, удивленно уставившись на командующего. – Что случилось, господин генерал?

– С машины, – рявкнул Мустафа Аль Шаури. – Живее! Прочь!

Генерал не знал, что заставило его сменить салон сравнительно комфортного – не лимузин, разумеется, и все же лучше, чем может быть – внедорожника "Хаммер" не тесное нутро боевого отделения танка. Под раскаленной яростно палившим солнцем броней, несмотря на мощный кондиционер, какими неизбежно оснащалась вся произведенная в Штатах техника, было невыносимо жарко, и тем более скверно приходилось облаченному в обыкновенную полевую форму, а не танкистский комбинезон с системой индивидуальной вентиляции офицеру. Но что-то заставило командующего бригадой нырнуть в люк, заняв место командира боевой машины, со всех сторон окруженное непроницаемой броней. Возможно, это и было предчувствие, то самое наитие, чувство, не имевшее названия, но многим спасавшее жизни с опасные моменты, когда логика и разум оказываются бессильны.

– Вперед, – приказал генерал Аль Шаури, едва застегнув под подбородком ремешок танкового шлема. – Пошел!

Реактивная турбина "Лайкоминг" в кормовой части танка взвыла, выходя на максимальные обороты. Бронированная глыба, шестьдесят две тонны боевой мощи, подчиненной воле единственного человека, своего командира, резко тронулась с места, разгоняясь до максимальной скорости за считанные минуты. Бригада, сотни боевых машин, тысячи охваченных единым порывом, скованных вместе приказом бойцов, рвалась к столице. Лавина подходила к Эр-Рияду с севера, и километры летели под гусеницы танков и бронемашин, сметавших все на своем пути, подобно невиданному в этих краях горному потоку.

– С нами будут сражаться наши братья, – напоминал генерал своим солдатам, внимавшим командиру, точно святому пророку. – Они – такие же, как мы, и так же выполняют приказ, не ведая, что командуют ныне враги. Забудьте о пощаде, ибо увещевания, любые слова, здесь уже не помогут. Наш король в опасности, все королевство под угрозой, и мы не должны сомневаться! Только вперед!

Бойцы, набившиеся в десантные отделения бронемашин, безмолвно внимали своему командиру, счастливые лишь от одной мысли о том, что именно им, выбранным среди многих, предстоит спасти жизнь самого короля. Ну а офицеры, знавшие намного больше, едва сдерживали ухмылки, все же будучи вынуждены отдать честь актерскому мастерству генерала, зажегшего в сердцах своих людей огонек отваги, которая порой была намного важнее количества пушек и танков.

И они шли вперед, готовые вступить в бой, жаждущие схватки. Их не ждали, в столице все было спокойно, но этой тишине уже вскоре предстояло взорваться грохотом выстрелов и предсмертными криками.

Танки мчались по опустевшим шоссе, и генерал Аль Шаури спустя час начал сомневаться, стоило ли перебираться под броню, где в эти вечерние часы – солнце уже клонилось к закату – стало вовсе невыносимо из-за жары. Вокруг, сколько хватало глаз, раскинулась обрамленная барханами пустыня, превратившаяся в настоящую сковородку. И все же командующий медлил, хотя форма уже потемнела от пота, несмотря на все усилия кондиционера. Танкистам, облаченным в специальное обмундирование, приходилось чуть легче, но и они страдали от зноя. Генерал медлил, загадав еще десять минут, прежде чем он вернется в джип. А через шесть минут появились самолеты.

Четыре истребителя-бомбардировщика "Торнадо" летели на малой высоте, всего пять сотен метров, словно укрываясь от радаров, хотя "видеть" их было просто некому. Тени ударных самолетов, мчавшихся через пустыню с полной боевой нагрузкой, скользили по земле, размазываясь по склонам песчаных холмов. Цель становилась все ближе, и все ощутимее нарастало напряжение в кабинах боевых самолетов.

– Сто километров, – доложил штурман головной машины, сидевший позади пилота, в окружении множества мониторов и индикаторов, значения на которых постоянно менялись, способные заворожить непривычный взгляд. – Изменить курс. Десять градусов к северу.

– Меняю курс, – отозвался летчик, наклоняя колонку штурвала. – Выполнено!

Они оба пытались сохранять хладнокровие, действуя бесстрастно и отстраненно, точно механизмы, неотъемлемая часть своих крылатых машин. Пилотам, выбранным из сотен таких же офицеров Королевских ВВС, предстояло совершить то, чего не могло быть на самом деле – им предстояло убивать своих братьев.

Вылетев с авиабазы Дхахран, истребители, каждый из которых нес под фюзеляжем несбрасываемую бомбовую кассету MW-1, начиненную сотнями кумулятивных бомб, которых хватило бы, чтобы усыпать всю пустыню, настигли мятежную бригаду уже в опасной близости от столицы. У пилотов была лишь одна попытка, и они, отбросив сомнения, пошли в атаку.

– Вижу их, – вдруг произнес летчик, сидевший за штурвалом ведущей машины, указывая затянутой перчаткой рукой вперед. – Прямо по курсу! Не больше пятидесяти километров!

Сотни бронированных машин, несшихся стальным валом по пустыне, взметали тучи песка, и пыльный шлейф, поднимавшийся на десятки метров непроницаемой стеной, в корой терялся хвост колонны, был виден издалека. Командир экипажа "Торнадо" в эти секунды перестал испытывать обычные человеческие чувства, окончательно превратившись в машину – только так он мог исполнить чудовищный приказ, понимая при этом, что сомнения могут стоить очень многих жизней.

– Снижаюсь до двухсот метров, – четко проговорил пилот, отталкивая штурвал от себя. Истребитель, клюнув носом, послушно ушел вниз, до поры скрываясь в складках барханов. – Оружие к бою!

– Есть! Готов к атаке!

Предохранители были отключены, и оставалось лишь сблизиться с целью, растянувшейся на километры лязгающей сталью змее механизированной колонны, чтобы нанести удар. Истребители, развернувшись широким фронтом, появились совершенно неожиданно для тех, кто находился внизу. Крылатые машины взмыли над гребнем холма, и, словно скатываясь по склону, помчались точно на боевые машины, упорно ползущие по лощине.

Летчики знали, что делают, и старались отгонять прочь все сомнения, все, что могло помешать исполнить приказ, полученный от самого короля. Их братья изменили присяге, предали, и не желали слышать голос разума. Летчики не раз слышали в эфире, как взывали к мятежникам, уговаривая их остановиться, вернуться в свои казармы, не рискуя собственными жизнями. Те остались глухи, и теперь предстояло силой сломить упрямство бунтовщиков, посмевших выступить против воли самого короля.

– Два километра, – доложил штурман, уже захвативший прицелом цепочку бронемашин, таких грозных на земле, в своей стихии, и таких уязвимых с воздуха. Мятежники не имели ни малейшего шанса.

– Готовься. Еще тридцать секунд!

– Осторожнее! Не подставь нас под их пулеметы, – напомнил второй пилот, понимая, что летевший на высоте двести метров самолет, лишенный брони – она была совершенно не нужна машине такого класса, призванной атаковать под покровом ночи, осторожно подкрадываясь к цели и нанося точный удар, – станет крайне уязвимым для ответного огня мятежников, которые едва ли погибнут все сразу.

"Торнадо", словно ангелы смерти, промчались над дорогой, буквально забитой бронетехникой, грузовиками и "Хаммерами", и тогда командир экипажа произнес только одно слово:

– Сброс!

Штурман коснулся кнопки на панели управления, и из массивного короба бомбовой кассеты во все стороны брызнул стальной град. Шестисотграммовые кумулятивные бомбы КВ-44 посыпались на обреченные танки и бронетранспортеры, и струи огня впились в закаленную сталь, прожигая ее насквозь, выжигая все, укрытое под этим панцирем без всякой надежды на спасение.

Огненный дождь обдал колонну, и пилоты сквозь пыль и дым видели, как взрываются бронемашины, лишенные возможности спастись. Каждый из четырех истребителей не по четыре с половиной тысячи бомб, израсходовав львиную долю их уже в первом заходе, пока на стороне летчиков оставалась еще и внезапность. И что-то подсказывало командиру группы, что вторая атака уже не потребуется.

– Набираю высоту, – сообщил пилот, потянув штурвал на себя. – Разворачиваюсь!

"Торнадо" взвился вверх на четыре сотни метров и, уже удалившись от цели на добрый километр, плавно – истребитель не был предназначен для воздушной акробатики, оставаясь все же больше ударным самолетом, – развернулся, возвращаясь к избиваемой колонне.

– Помилуй их души, Господи, – прошептал летчик, глазам которого открылась жуткая картина – там, внизу, все было окутано пламенем, и виднелись лишь покрытые копотью корпуса бронемашин, выжженных изнутри.

– Все кончено, – произнес штурман. – Там ничего не должно было уцелеть. Можно докладывать о выполнении задания.

Командир лишь покачал головой – ему было искренне жаль глупцов, возомнивших, что у них есть шанс в схватке с армией целой страны, что они могут безнаказанно дойти до столицы, явившись во дворец короля. Внезапно пилот вдруг вскрикнул – прямо в лицо ему, вырываясь из клубов дыма и песка, ринулись огненные стрелы зенитных ракет. Мятежники еще были живы и не собирались сдаваться. Летчик бросил свой неповоротливый "Торнадо" к земле, пытаясь уйти от ракет, но три взрыва, грянувших через несколько мгновений, разорвали крылатую машину на куски. Спастись экипаж просто не мог.

Генерал Мустафа Аль Шаури неподвижно стоял на дороге, опираясь рукой о раскаленный борт танка, спасшего жизнь командующего. "Хаммер", тот самый, который и оставил генерал, полыхал на обочине, пораженный прямым попаданием, но рядом догорали и обломки сбитого пехотинцами истребителя. Это была, безусловно, смелая попытка, и для того, чтобы выполнить приказ, пилотам наверняка пришлось приложить немало усилий – это отнюдь не так просто, стрелять по своим. И все же это была лишь попытка, причем неудачная – ни один из налетевших на колонну истребителей уже не вернется на базу, чтобы экипаж мог доложить об успешно выполненном задании.

Они все-таки смогли отразить эту атаку, чему Мустафа Аль Шаури сам еще не вполне верил, хотя своими глазами видел последствия схватки в пустыне. Американские ракеты FIM-92A "Стингер" класса "земля-воздух" превзошли все ожидания – три из четырех самолетов были сбиты первым же залпом выскочивших из бронетранспортеров бойцов, а четвертая машина, оказавшись слишком близко от колонны, напоролась на очереди зенитных пулеметов. Шквал свинца, тысячи выпущенных десятками "Браунингов" пуль пятидесятого калибра буквально вспороли ей брюхо, и бойцы долго наблюдали за тем, как клубится дым над холмом, за который и рухнул смертельно раненый "Торнадо".

– Три дюжины танков уничтожены, – мрачно произнес подошедший к генералу командир танкового батальона. – Еще почти столько же бронемашин. Сотни убитых. Это какой-то кошмар!

Командующий молчал и только смотрел по сторонам. Из-под брони танка, оказавшейся надежной преградой на пути льющегося с небес пламени, мало что можно было увидеть через призму командирского прибора наблюдения, сжимавшего весь мир до узенькой щелочки. Просто все внезапно окутал огонь, и извне под стальной панцирь проникли звуки взрывов, разом слившихся в пульсирующий грохот, погребальную песнь для попавшей под удар бригады. И лишь потом, когда все кончилось – прошло только несколько минут – генерал смог своими глазами узреть картину разрушений. От горизонта до горизонта протянулась выжженная проплешина, усеянная остовами сгоревших грузовиков и джипов, на обочине шоссе приткнулись угловатые махины бронетранспортеров и танков, внешне порой казавшихся и вовсе неповрежденными. Только небольшая – мизинец не просунешь – дырочка-язва в броне отмечала место попадания бомбы, там, где кумулятивная струя прогрызла металл, мгновенно испепелив находившихся внутри людей.

Удар был страшен, и то, что уцелела хотя бы часть бригады, разом утратившей почти всю свою наступательную мощь, казалось чудом. Даже прочнейшая броня "Абрамсов", этих рукотворных чудовищ, уступила натиску, не дав защиту своим экипажам. Всего восемью жизнями заплатил противник – генерал не мог иначе думать о тех, кто атаковал его бригаду – за то, чтобы нанести невосполнимый во всех смыслах слова ущерб, почти остановив наступление. Но именно почти.

– Это разгром, катастрофа, – сокрушенно простонал командир батальона, на лицо которого словно набежала грозовая туча. – Нас уничтожат!

– Нас попытаются уничтожить, – с нажимом возразил генерал. – В этом нет сомнений. Но уничтожат ли – зависит лишь от нас самих, от меня, от вас, от каждого бойца, еще способного держаться на ногах! Они бросят против нас все силы, попытаются раздавить, похоронить в этих песках, – глухо вымолвил Аль Шаури. – Это только начало, вторая попытка будет лучше продумана. Они попытаются остановить нас всеми силами, но мы должны двигаться вперед!

– Много раненых, – неуверенно сказал офицер, с ужасом на лице рассматривавший картину разрушений. – Им нужна помощь.

– Оставьте всех, кто не принесет пользы в бою! Замешкаемся – погибнем, как вы не понимаете! Только вперед, без остановок, без раздумий!

Генерал не ждал и не мог терпеть возражения, охваченный жаждой мести. Это было сродни одержимости, и перепуганный таким напором командир батальона отпрянул от Аль Шаури, испуганно уставившись на своего начальника. Со стороны все казалось ясным – перекошенное от бешенства лицо, яростный блеск остекленевших глаз – но генерал даже сейчас мог мыслить расчетливо.

– Продолжать наступление, – жестко приказал командующий Двенадцатой танковой бригадой. – Мы должны опередить королевских прихвостней! Все, что осталось от сгоревших машин, топливо, снаряды, все собрать – нам понадобится любая мелочь. Нас ждет схватка, и не всем суждено ее пережить. Через десять минут мы должны убраться отсюда!

До столицы оставались уже считанные десятки километров, ничтожно мало для того, кем движет ярость. Бригада, оставляя за собой сгоревшую технику и брошенных на произвол судьбы, оставленных под открытым небом раненых бойцов, большинству из которых не суждено было увидеть новый рассвет, ринулась дальше, пожирая расстояние. Спустя три часа, на излете ночи, когда новый день уже вступил в свои права, танки вошли в спящий Эр-Рияд.

Его высочество принц Хафиз Аль Джебри возвращался в свою страну, чтобы насладиться триумфом. Авиалайнер "Боинг-737", приземлившийся на авиабазе "Принц Султан", коснулся посадочной полосы, и принц жадно уставился на мелькавшую в иллюминаторе панораму. Этот огромный город, начинавшийся за воротами аэродрома, вся эта страна ждала своего настоящего правителя, того, кто превратит королевство в величайшую державу Востока.

Аэробус, настоящий летающий дворец, пронеся по бетону, сбавляя скорость, и, наконец, замер в дальнем конце полосы. Принц видел, как от дальних ангаров к самолету двинулся трап.

– Ваше высочество, – командир экипажа, почтительно кланяясь, подошел к неподвижно усевшемуся в глубоком кресле принцу. – Ваше высочество, мы прибыли.

Хафиз Аль Джебри молча кивнул, не без труда поднявшись на ноги – после многочасового пребывания в тесноте тело уже начало затекать. Последовав за пилотом, принц двинулся к выходу, сопровождаемый обслугой и своими помощниками, бывшими возле господина все время путешествия и переговоров в Белом Доме. Покинув лайнер, Хафиз на мгновение задержался на верхней площадке трапа, с наслаждением полной грудью вдохнув еще напоенный ночной прохладой воздух, смешанный с запахами авиатоплива, резины и уже нагревавшегося на солнце металла. А внизу, на летном поле, принца уже ждали.

Самир Аль Зейдин, словно лишь сегодня вспомнив, что носит высокое звание, дарованное ему в награду за прошлые заслуги королем, явился на аэродром в военной форме, выглядевшей слишком новой, чтобы поверить, что ею пользовались слишком часто. Китель со сверкавшими позолотой погонами и несколькими медалями, в ряд висевшими на груди, издавая тонкий звон при каждом шаге, обтягивал торс начальника королевской Службы общей разведки, худощавого и подвижного, как гончий пес. Берет с огромной кокардой сидел на голове, как влитой, а на поясе в застегнутой кобуре висел мощный девятимиллиметровый "Глок-17", надежное и удобное оружие.

– Ваше высочество, с возвращением, – улыбаясь во весь рот, начальник военной разведки сделал шаг навстречу принцу.

– Какие новости, Самир, – спросил не разделивший веселья своего соратника Аль Джебри. – Что происходит в королевстве? Кажется, слишком тихо.

Шум над авиабазой усиливался с каждым мгновением. Отовсюду доносились голоса, ревели моторы, а над головами время от времени проносились на малой высоте вертолеты и самолеты, взлетавшие или садившиеся на аэродром. Но принца спрашивал вовсе не о том, что его окружало.

– Имейте терпение, ваше высочество, – усмехнулся Аль Зейдин. – Все начнется буквально с минуты на минуту. И нам надо быть на месте, чтобы не опоздать.

– Если что-то пойдет не так, если военные не решатся выступить открыто, нас ждет встреча с палачом, – вдруг помрачнев, вымолвил принц. – Всех, без исключения! Все решится сейчас, сегодня, и до завтра многие могут не дожить!

– Генерал Аль Шаури не подведет. Он верен присяге и королю, но еще больше он верен мне и выполнит то, что я ждут от него. Мустафа Аль Шаури принесет вам власть над королевством, Ваше высочество!

Глава военной разведки хотел сказать что-то еще, но его последние слова заглушил грохот взрывов, донесшийся со стороны столицы. Сперва грянул один раскат, точно рядом началась гроза, а затем взрывы и выстрелы слились в непрерывную канонаду. Находившиеся вокруг солдаты, вздрагивая, недоуменно смотрели друг на друга, взглядами пытаясь отыскать старших по званию, от которых привычно ждали четких приказов, тем более необходимых сейчас, когда совсем рядом творилось нечто не обычное. Пожалуй, лишь двое, прибывший из-за океана Хафиз Аль Джебри, да начальник разведки, лично явившийся встречать принца, точно знали, что творится, более того, они жадно ждали этого мгновения, и теперь были готовы действовать, не теряя ни секунды.

– Уже? – коротко произнес принц, взглянув на главу разведки. – Как кстати, Самир!

– Началось, – кивнул Аль Зейдин, и в глазах его вдруг появился хищный блеск. – Генерал Аль Шаури уже здесь. И скоро все закончится, мой принц, и вас уже не нужно будет именовать высочеством.

Хафиз Аль Джебри усмехнулся, ощерив ровные зубы в волчьем оскале – он желал власти, совершив ради того, чтобы заполучить ее всю, без остатка, уже слишком многое, чтобы теперь вдруг двинуться вспять.

– Генерал направится прямиком ко дворцу, который охраняет весьма малое число гвардейцев, – сообщил Самир Аль Зейдин. – Сопротивление будет недолгим.

– Тогда и мы должны быть там. Поспешим, пока королевство не досталось кому-нибудь более расторопному!

Колонна джипов, фырча мощными моторами, умчалась прочь с летного поля, унося принца Аль Джебри к заветной власти, которую он не собирался уступать никому. На лицах теснившихся в салонах автомобилей офицеров разведки, самых надежных, выбранных Аль Зейдином из сотен своих подчиненных, застыла холодная решимость. В отличие от многих пешек в этой игре, они точно знали, что происходит, и были не против участвовать в смене власти, тем более, каждый из них рассчитывал за участие в этом стать чуточку ближе к престолу нового владыки.

Полк Королевской гвардии, поднятый по тревоге, вошел в столицу всего на полчаса раньше, чем мятежники, рвавшиеся к цели со всей возможной скоростью. Всего полчаса – но этого хватило, чтобы отдышаться, восстановив силы после стремительного марша, и встретить противника шквалом огня. И когда танки генерала Аль Шаури появились на погруженных в сон улицах Эр-Рияда, сотни стволов разом извергли потоки свинца и пламени.

Потеряв треть боевых машин и бойцов в пустыне, Двенадцатая танковая бригада ворвалась в столицу королевства лишь для того, чтобы сходу оказаться в огневом мешке, вырваться из которого было невозможно. Стальная лавина, смертоносная и неудержимая на открытой местности, в тесноте городских кварталов оказалась уязвима даже для неприкрытых броней пехотинцев с ручными гранатометами-"базуками". Здесь защищенный тонкой сталью бронеавтомобиль становился чрезвычайно опасным противником даже для шестидесятитонного "Абрамса", а маневренность побеждала огневую мощь.

Появление мятежников ждали, и успели подготовиться к этому, собрав в кулак все силы, и в этом была заслуга лишь одного человека – Ахмеда Аль Бекри, командующего Национальной гвардией и наследника престола, всеми силами старавшегося защитить свое будущее. Бронеавтомобили "Кадиллак" V-150, заняв позиции в переулках, защищенные от вражеского огня стенами домов, блокировали все въезды в город, а вокруг них расположились гвардейцы с гранатометами, и когда передовые подразделения Двенадцатой танковой бригады приблизились на три сотни метров, их встретила настоящая буря.

Утренняя тишина взорвалась грохотом и лязгом, криками людей и ревом моторов. Мустафа Аль Шаури, прильнув к панорамному прибору наблюдения, обеспечивавшему отличный обзор с командирского места, своими глазами увидел, как взорвались, буквально разваливаясь на части, сразу три танка М1А2 "Абрамс" и бронемашина М2А2 "Брэдли". Тяжелые танки, в каждый из которых одновременно попало едва ли не полдюжины ракет BGM-71D "Тоу-2" с тандемными кумулятивными боеголовками, не спасла броня, и экипажи, не успевшие покинуть пораженные машины, погибли почти мгновенно, когда сдетонировал боекомплект, и взрывы изнутри разрушили боевые машины.

– О, шайтан! – командующий бригадой видел, как умирают, едва вступив в бой, его люди, а ведь до цели, до громады королевского дворца, оставалось еще так далеко. – Стреляйте в них! Огонь из всех стволов! Уничтожьте их!

Стиснутая стенам домов колонна, напоровшаяся на засаду, превратилась в мишень, нещадно избиваемую со всех сторон. Бронеавтомобили с пусковыми установками противотанковых ракет били из-за спин гвардейцев, с гранатометами на плече без страха выходивших один на один против танка. В бою накоротке старые шведские "базуки" М-2 "Карл Густав" и современные французские APILAS, гранаты которых прожигали семьсот миллиметров броневой стали, превращались в грозное оружие в руках стойких бойцов.

Командиры и стрелки-наводчики боевых машин, привыкшие к тому, что враг находится впереди, оказались в сложнейшем положении. Опасность грозила отовсюду, из-за каждого угла, с каждой крыши, даже просто из-за припаркованных у тротуаров автомобилей, владельцы которых сейчас в страхе забились в дальние углы своих квартир, не смея даже подойти к окну. Отовсюду, выпростав реактивные струи, летела смерть – по каждому танку разом стреляли с нескольких сторон, и от одновременного попадания нескольких ракет или гранат даже с тяжеловесных "Абрамсов" срывало, отбрасывая в сторону на несколько метров, массивные башни.

– Слева десять, – закричал Мусатфа Аль Шаури, видевший, благодаря лучшей оптике, больше, чем наводчик, прикипевший к своему прицелу. – Пехотинцы с гранатометами!

Башня "Абрамса" развернулась, и наводчик, увидев цель, группу гвардейцев, уже вскидывавших на плечи трубы "базук", нажал на спуск. Спаренный с орудием пулемет плюнул огнем, и поток свинца смахнул с мостовой противника. Аль Шаури видел, как пули, выпущенные в упор, отрывали руки и ноги, и гвардейцы, истекая кровью, корчились от боли, катаясь по асфальту.

– Вперед, – зарычал Мустафа, почувствовавший неожиданное наслаждение, когда увидел, как гибли его братья по оружие, выбравшие в этой схватке другую сторону. – Смести их с пути!

Огибая подбитые машины, танк генерала рванулся навстречу бьющему в лица мятежников пламени. Бронированная махина буквально летела по автостраде, и гвардейцы в страхе разбегались в стороны, беспорядочно стреляя. "Абрамс" мчался так быстро, что это казалось невозможным, на отличном шоссе легко развив скорость шестьдесят пять километров в час, и хотя бы поэтому став весьма сложной мишенью для гвардейцев-гранатометчиков, просто не успевавших прицелиться.

На пути завывавшего турбиной "Абрамса" возникла импровизированная баррикада – поставленные поперек улицы двухосные броневики "Кадиллак", за которыми укрылись пехотинцы. Башня одного из бронеавтомобилей развернулась, и пушка "Эрликон" выплюнула навстречу надвигавшейся громаде танка поток двадцатимиллиметровых снарядов.

– Вперед, – приказал Мустафа Аль Шаури, слыша, как с дробным стуком отскакивают от лобовой брони "Абрамса" малокалиберные снаряды, способные разве что поцарапать металл, надежно защищавший экипаж со всех сторон. – Раздави их!

Механик-водитель до упора отжал рычаги, и танк всей своей массой ударил в борт броневика, отбрасывая его со своего пути. Несколько гвардейцев, пытавшихся в последние мгновения в упор расстрелять "Абрамс" из гранатометов, оказались буквально размазаны по асфальту, сбиты отлетевшим прочь корпусом боевой машины. Тем, кто успел отступить, повезло немного больше – выпущенная в спины бегущим очередь из спаренного пулемета скосила сразу не меньше пяти человек, сбивая с ног разорванные пулями тела.

– Не останавливаться, – рычал генерал, когда под гусеницы танка попадали лежащие на земле тела. "Абрамс", грудью пробивая путь себе и тем, кто шел следом, рвался к цели, сметая любые заслоны. – Вперед!!!

Колонна боевых машин, заливая пространство вокруг себя потоками свинца, шла вперед. Десантники, укрытые под броней боевых машин пехоты стреляли, пока стволы не начинали дымиться, из своих автоматов, стреляли просто так, почти не целясь, но град пуль, бивших по стенам, заставлял противника больше прятаться, чем вести ответный огонь. И во главе этой изрыгающей пламя лавины мчался танк командующего бригадой, своей массой и огнем пробивая брешь во вражеской обороне. Неожиданно из-за угла выскочил бронеавтомобиль V-150, над приземистым корпусом которого торчала труба ракетного комплекса "Тоу", возле которой уже суетился расчет.

– Бронемашина, – предупредил генерал Аль Шаури. – Прямо по курсу, пятьсот метров!

– Снаряд, – крикнул наводчик, совмещая с целью перекрестье своего прицела. Ствол орудия развернулся, уставившись зрачком дульного среза на броневик, а в камору уже скользнул подкалиберный снаряд, торопливо подхваченный заряжающим с укладки в кормовой нише башни. – Огонь!

Отрывисто рявкнуло орудие, и оперенный сердечник, многократно опережая звук, покинул ствол, вонзившись в тонкую броню "Кадиллака" гвардейцев. Бронемашина взорвалась, разбрасывая вокруг себя искореженные куски оплавившейся стали, и наводчик издал торжествующий вопль, тотчас подхваченный и генералом Аль Шаури. Не останавливаясь, "Абрамс", изрыгавший огонь, рванулся дальше, сходу сметая заслон. Две реактивные гранаты разом ударили в лоб атаковавшей боевой машине, и стена пламени на несколько мгновений заслонила обзор, но жгуты кумулятивных струй, оставив в броневом листе глубокие каверны, все же не смогли проникнуть внутрь, бессильно угаснув в считанных миллиметрах от цели.

Бойцы Национальной гвардии, как бы ни готовились они к этой схватке, подались назад, но за каждый отвоеванный метр бригада Аль Шаури платила многими жизнями. Трубы гранатометов и пусковых установок ракет "Тоу" выплевывали пламя, и бронемашины, напарываясь на кинжальный огонь, взрывались, превращаясь в груды покрытого копотью металла.

– Нужно пробить этот заслон! Третьему батальону обойти противника с тыла, – приказал Мустафа Аль Шаури. – Доложить, когда выйдете на исходные позиции. Атаковать по моей команде! Вперед!

Танки, разворачиваясь, исчезали за поворотом, огибая с фланга намертво вставшего на пути мятежников противника. Защитники города и короля вели огонь до последнего патрона, пока сами не падали замертво, но, увлекшись только тем, что видели перед собой, они не заметили маневр танкового батальона, а когда боевые машины появились в тылу у гвардейцев, стало уже поздно.

Петляя по узким переулкам, сминая широкими гусеницами оказавшиеся на пути автомобили, сметая все, два десятка танков, сопровождаемые пехотой, смогли проскочить в тыл противнику, намеревавшемуся погибнуть, но не пропустить мятежников дальше ко дворцу. И когда батальон занял позицию, генерал Аль Шаури скомандовал атаку.

Нанесенный с двух сторон удар смял заслоны гвардейцев, оказавшихся между молотом и наковальней. Защитники столицы, не желавшие прибегнуть к спасительному отступлению, гибли под кинжальным огнем, вяло огрызаясь залпами противотанковых гранатометов. Еще несколько минут – и остававшиеся верными своему королю бойцы обратились в бегство, подстегиваемые огнем мятежников, без задержки ринувшихся дальше, к желанной цели, которая теперь стала еще ближе.

– Отступаем, – приказал командующий Национальной гвардией, когда ему доложили о прорыве. – Нам их не сдержать. Всем, кто еще способен сражаться, приказываю отходить ко дворцу. Там мы встанем, и будем сражаться насмерть!

Оставляя за собой горящие остовы боевых машин, своих и чужих, Двенадцатая танковая бригада продолжила наступление, кратчайшим путем, по главным улицам Эр-Рияда, ринувшись к превращавшемуся в цитадель дворцу короля Абдаллы. А следом за ними, по вновь погрузившимся в напряженную тишину автострадам, усеянным трупами, мчался кортеж заговорщиков, которым не терпелось увидеть свою победу.

Владыка Саудовской Аравии, еще считанные минуты назад упивавшийся своей практически безграничной властью на полуострове, метался по своим покоям, вздрагивая всякий раз, когда сквозь толщу стен проникал грохот взрывов, с каждым разом звучавших все громче и отчетливее. Король чувствовал себя загнанным в западню зверем, слышащим шаги и тяжелое дыхание охотника, но не способным бежать из хитроумной ловушки, в которую сам загнал себя, польстившись приманкой.

Не находя себе места, король Абдалла метался из угла в угол, вполголоса вновь и вновь произнося отчаянные молитвы, вернее, мольбы о помощи, но уже не веря, что Всевышний еще слышит его. Из-за плотно затворенных дверей доносились отрывистые команды и звук шагов – гвардейцы готовились встретить мятежников на пороге дворца, своими телами, если придется, защищая государя. Король не сомневался в их преданности, он знал, что эти молодые люди, набранные из самых верных племен, готовы умереть за своего владыку, но сейчас и этого было мало.

– Ваше величество, – в покои с шумом и топотом не вошел – ворвался Ахмед Аль Бекри, сейчас полностью снаряженный, в покрытом пятнами копоти обмундировании. – Ваше величество, мои люди вступили в бой с бунтовщиками на северной окраине города, и, уничтожив несколько десятков боевых машин противника, организованно отступили ко дворцу. Здесь мы займем оборону и встретим мятежников во всеоружии, мой король! Они не сделают дальше ни шага!

– Они уже вошли в город, значит, смогут ворваться и во дворец! Как долго наши гвардейцы смогут сопротивляться, Ахмед? Там целая бригада, десятки танков!

В голосе короля, только сейчас осознавшего всю хрупкость человеческой жизни и бессмысленность власти, звучали истеричные нотки. Страх лишал мудрого и расчетливого правителя воли, заставляя его дрожать, покрываясь холодным липким потом при мысли, что мятежники уже в считанных кварталах отсюда и не намерены останавливаться.

– Мои люди будут сражаться достаточно долго, чтобы к нам подошла подмога, – уверенно ответил принц. – К Эр-Рияду уже выступили две бригады гвардейцев и Одиннадцатая механизированная бригада от йеменской границы. Ждать остается совсем недолго, скоро мятежники окажутся в кольце, и мы просто уничтожим их всех, до единого, отец!

Командующий Национальной гвардией одновременно был и прав, и неправ, и он сам прекрасно сознавал это. Да, спустя несколько часов город будет наводнен верными королю войсками, и горстка бунтовщиков будет просто раздавлена. Но мятежники окажутся у стен дворца спустя минуты, и правитель королевства просто может не дожить до того мгновения, когда чаша весов склонится на его сторону. В прочем, здесь уже все зависело от гвардейцев, а в своих людях принц не испытывал ни тени сомнений.

От орудийных залпов над Эр-Риядом дрожали стены домов и сбивались с привычного ритма сердца. Звук выстрелов, сменивший привычный гомон толпы и шум моторов, сплетавшийся с протяжными призывами муэдзинов, был слышен за многие километры, и те, до кого доносились приглушенные раскаты, уже не могли сохранять спокойствие. Глава дипломатической миссии Соединенных Штатов с тревогой смотрел в окно, из которого открывался прекрасный вид на центральную часть столицы Саудовской Аравии. Несмотря на то, что даже отсюда, из этого престижного района, не был виден королевский дворец, громадный комплекс, в котором находилось одновременно несколько тысяч человек, охрана, прислуга, чиновники, никогда не оставлявшие своего государя, до посольства отчетливо долетали звуки артиллерийской канонады.

– Черт возьми, – с испуганными нотками произнес посол, не оставлявший свой "наблюдательный пункт" ни на секунду, словно первым хотел обнаружить опасность. – Что за чертовщина творится в этом городе?

– Явно затевается что-то серьезное, – заметил помощник, нервно перекладывавший бумаги с одного края стола на другой, просто для того, чтобы хоть как-то отвлечься от тревожных мыслей. – Бьют из тяжелых орудий. Настоящая война!

– В таком случае, здесь самое место для солдат, а я в армию не вступал! Пора задуматься о том, как поскорее унести свои задницы из этого осиного гнезда!

Выстрелы, следовавшие так часто, что гулкие раскаты сливались в не смолкавший рев, становившийся то тише, то громче, словно приближаясь к посольству – в эти секунды глава американской мисси ощущал, как рубашка, пропитавшись холодным потом, липнет к спине – звучали уже несколько минут. В каких-то сотнях метров шел ожесточенный бой, и, самое скверное, здесь, в посольстве, никто толком не знал, кто с кем воюет, и, тем более, на чьей стороне сегодня оказалась удача. Следовало ожидать самого худшего, и посол был вполне готов к любым неприятностям.

Сотрудники посольства, уже ничего не говоря друг другу, оба прильнули к широкому окну, наполнявшему помещение светом и заодно дававшему отличный обзор, но деликатный стук в дверь, показавшийся громом средь бела дня, заставил изрядно напуганных дипломатов обернуться, нервно вздрогнув от неожиданности.

– Сэр, – на пороге кабинета, наполненного приятной прохладой благодаря кондиционеру, не выключавшемуся ни на минуту, появился секретарь. – Лейтенант Мастерс, сэр.

– Да, я жду его, – кивнул посол, и секретарь тотчас исчез, пропуская вперед командира взвода морских пехотинцев, охранявших посольство. – Прошу, лейтенант.

Офицер уже успел сменить повседневную форму на боевую экипировку, как и все его бойцы, спешившие занять позиции по периметру превращавшегося в осажденную крепость посольства. Поверх пустынного камуфляжа лейтенант уже натянул легкий кевларовый бронежилет, рассовав по нагрудным карманам запасные магазины к своей винтовке и навешав всюду ручных гранат. Окинув взглядом мощную фигуру морпеха, посол тотчас заметил кобуру с девятимиллиметровым пистолетом "Беретта" М9 на поясе, вне всяких сомнений, заряженным и готовым к бою.

– Лейтенант, обстановка в Эр-Рияде становится опасной, не исключено, что на посольство может быть совершено нападение, – заявил посол, встретившись взглядом с полным решимости, хотя и выглядевшим несколько растерянным, лейтенантом. – Ваши люди должны быть готовы к этому. Фанатики наверняка не упустят возможность разгромить посольство. Эти дикари нас ненавидят, и могут попросту убить, а могут и взять в заложники, используя для давления на Белый Дом. В Иране такое, помнится, уже случалось.

– Сэр, мои парни готовы к любым неприятностям, – уверенно произнес в ответ лейтенант Мастерс. – Все уже получили оружие и по два боекомплекта и находятся на своих постах. Ни один грязный араб сюда не войдет, пока жив хоть один из нас, сэр!

Из окна своего кабинета посол мог видеть, как напротив въезда на территорию дипломатической миссии двое морских пехотинцев в бронежилетах и касках устанавливают пулемет M249 SAW, стандартное оружие огневой поддержки пехотного отделения, чтобы шквалом свинца смести любого, кто окажется в проеме ворот. Кроме того, посол знал, что в соседних кабинетах моряки тоже оборудуют позиции, готовясь к отражению атаки, вероятность которой была чем-то большим, чем просто страхи чиновника, неожиданно для себя оказавшегося в гуще сражения, посреди чужой страны, непонятной, а порой откровенно враждебной.

Сотрудники многочисленных посольств и консульств США по всему миру слишком часто чувствовали себя солдатами в траншеях на переднем крае. Американским дипломатам приходилось быть готовыми практически ко всему – их ненавидели слишком многие, чтобы во время потрясений чувствовать себя в безопасности. Именно поэтому посольство, снаружи выглядевшее вполне обычно, на самом деле было похоже на цитадель.

В подвалах наготове находились дизельные генераторы, способные обеспечить энергоснабжение на много часов, там же были запасы питьевой воды, тем более ценной в этих жарких краях, и продовольствия. Толстые стены служили неплохой защитой от пуль и снарядов, а окна были оборудованы сплошными ставнями из броневой стали – во время беспорядков, где бы они ни происходили, всегда находились желающие швырнуть в посольство камень или бутылку с бензином.

И все же сейчас это не казалось надежной защитой, что осознавал каждый без исключения американец, военный или гражданский. Камень не сможет долго сопротивляться выпущенным из танковых пушек прямой наводкой бронебойным снарядам, а один взвод – ничто против четырехмиллионного города.

– Сэр, нас здесь всего две дюжины, а сколько людей у противника, неизвестно, но наверняка счет идет на сотни. – Лейтенант Мастерс решился озвучить терзавшие каждого американца, оказавшегося в посольстве, опасения. – В Эр-Рияде явно заварилось что-то серьезное, это не вылазка террористов, а настоящая война, и к ней мы не готовы. Вы должны понять – нам не на что рассчитывать, господин посол. С одними винтовками танки не остановить! Следует запросить помощь немедленно, сэр, а все сотрудники пока пусть остаются в укрытии на случай обстрела!

Тем временем канонада внезапно стихла, и только поднимавшиеся из-за домов столбы черного дыма, какой бывает, когда горит дизельное топливо, напоминали о том, что в столице все не так спокойно, как кажется. Но тишина эта никого из собравшихся в посольстве не успокаивала.

– Затишье перед бурей, – мрачно, сквозь зубы, произнес командир морских пехотинцев, первой и единственной линии обороны. Лейтенант, отвечавший за жизни дипломатов и их семей, укрывшихся в посольстве в преддверии беспорядков, сейчас испытывал сильнейшее волнение, здраво оценивая соотношение сил и понимая, что может случиться, если толпа ворвется на территорию американской миссии.

– Нас предупреждали о мятеже, – заметил помощник посла. – Видимо, восставшие военные ворвались в город.

Словно в подтверждение этих слов окна посольства, даром, что забранные бронированными стеклами – такие выдержат не только брошенный камень, но и пулю – вновь задрожали от грохота взрывов. Но теперь источник шума переместился от окраин куда-то ближе к центру города.

– Кажется, это рядом с дворцом, – хмурясь, произнес разом насторожившийся посол.

– Верно, – кивнул лейтенант Мастерс. – Мятежники почти у цели. И не думаю, что дворцовая охрана продержится долго.

Орудийные залпы следовали все чаще, отдаваясь звоном стекол. Вновь над городом протянулись столбы дыма, словно отмечавшие линию фронта. Дверь в кабинет посла распахнулась, на этот раз без стука – кто-то явно открыл ее ударом ноги – и на пороге появились два морских пехотинца в полном снаряжении. Увидев посла, они замерли в нерешительности, но жесткий окрик лейтенанта подстегнул бойцов:

– Сюда, живо! – приказал Мастерс, отступая в сторону и пропуская своих людей к проему окна. – Занимайте позицию, парни! Господин посол, вам придется потесниться, – без особого раскаяния произнес офицер, обращаясь к впавшему в ступор дипломату. – Прошу прощения, сэр.

Один из моряков подскочил к окну, держа штурмовую винтовку М16А2 наперевес. Посол видел, как у того побелели костяшки пальцев левой руки – морпех до боли стиснул рифленое цевье, во все глаза уставившись наружу из-под низко опушенной на глаза кевларовой каски. В напряженном взгляде, в крепко сжатых челюстях явственно читался страх – этот боец понимал, что тишина может в любой миг оборваться воплями разъяренной толпы и треском автоматных очередей. А его напарник тем временем, резким движением смахнув со стола заботливо разложенные там прежде помощником посла бумаги, установил на сошки легкий пулемет М249 SAW. Откинув затвор, боец принялся заправлять снаряженную ленту из прицепленной к оружию нейлоновой коробки.

– Смотрите в оба, – приказал Мастерс, вновь выглянув в окно. Его взору открылась лишь непривычно пустая улица, на которой не было видно ни одного прохожего. Это не могло не настораживать. – Оставайтесь на связи, парни, и будьте готовы стрелять, если какой-нибудь ублюдок попытается перебраться через забор. Черт возьми, это территория Соединенных Штатов, и никто не смеет являться сюда без приглашения!

– Есть, сэр! – хором гаркнули морпехи, возвращаясь тотчас к своим делам и продолжая сосредоточенно оборудовать импровизированное пулеметное гнездо.

Лейтенант Мастерс выжидающе взглянул на посла, и тот без труда прочитал немой вопрос в глазах офицера. Пришла пора принимать решение, и делать это надо было немедленно, пока оставалось хоть немного времени в запасе.

– Да, пожалуй, я сейчас же свяжусь с Багдадом, с командованием коалиционными силами. Оттуда помощь придет за считанные часы, – решил глава дипломатической миссии, наблюдая за деловитой суетой морских пехотинцев. – Ситуация становится слишком опасной. Жизни американцев под угрозой, мы должны сделать все возможное, чтобы обеспечить их защиту.

Посол не сказал, что, разделавшись с охраной короля, мятежники могут заняться и ими, чужеземцами, иноверцами, осквернившими священную землю королевства. В этом не было смысла, а потому и командир взвода морской пехоты счел нужным промолчать, не напоминая зря, что помощь, как бы она ни спешила, скорее всего, если дело зайдет слишком далеко, сможет обнаружить лишь трупы среди обугленных стен миссии. В любом случае, оставалось только ждать и молиться, так истово, как никогда прежде за всю жизнь. Отрезанные от всего мира, чужаки, ненавидимы почти каждым из живущих за этими стенами, американцы могли теперь уповать только на счастливый случай.

Двенадцатая бронетанковая бригада Королевских сухопутных сил, изменив присяге, в полном составе превратившись во врагов короны, продолжала наступление, все ближе подходя к стенам резиденции Его величества. Оставляя за собой сгоревшие остовы боевых машин, трупы – и врагов, и своих товарищей, тех, кто оказался чуть менее удачливым, – сея на пути смерть, бойцы генерала Мустафы Аль Шаури, подстегнутые приказом, шли в атаку, не щадя ни себя, ни противника. Просто они искренне верили, что сражаются за правое дело, и потому умирали легко.

Стены королевского дворца из последних сил сопротивлялись обрушившемуся на них отовсюду шквалу пламени и свинца. Танки и бронемашины, замкнувшие в непроницаемое кольцо резиденцию государя, вели огонь прямой наводкой, и грохот орудийных залпов, не смолкая, плыл над раскаленными полуденным солнцем крышами Эр-Рияда, притихшего, затаившегося в ожидании еще больших неприятностей. Город замер, и мятежники, увидев цель, словно ощутившие второе дыхание, могли без помех завершить начатое.

– Огонь не прекращать! Не давайте им поднять головы, – кричал, скривившись в яростном оскале, генерал Аль Шаури, по пояс высунувшись из люка "Абрамса", застывшего менее, чем в полукилометре от громады дворца. – Не ослаблять натиск ни на минуту!

Все, что имело ствол и могло стрелять, стреляло, выплевывая раскаленный свинец. Взахлеб рявкали спаренные пулеметы М240С, установленные в башнях боевых машин, но пули калибра семь целях шестьдесят две сотых миллиметра только и могли, что оставлять на вековом камне, столетиями хранившем тайны королевской семьи надежнее и вернее, чем самая бдительная стража, неглубокие царапины. Не многим больший эффект обеспечивали выпущенные в упор из автоматических пушек "Бушмастер" боевых машин пехоты М2А2 "Брэдли" двадцатипятимиллиметровые осколочно-фугасные снаряды М792, буквально отскакивавшие от раскаленных яростным не по-весеннему солнцем плит, выбивая снопы каменной крошки и медленно, слишком медленно вгрызаясь в монолит, за которым билось сердце саудовского королевства. И только оперенные гиперзвуковые "иглы" урановых сердечников бронебойно-подкалиберных снарядов М892, выплевываемых стадвадцатимилиметровыми гладкоствольными танковыми пушками тяжеловесных "Абрамсов", полагаясь на свою броню, приблизившихся ко дворцу на какие-то две-три сотни метров, пронзали стены, точно податливое масло.

Стены дворца покрывало все больше черных язв проломов, но и те снаряды, что не могли причинить ощутимого ущерба, делали свое дело, с безумным упорством вгрызаясь в камень. Защитники королевской резиденции, слыша звучные шлепки свинцовых градин, ударявших в полуметровой толщины стены, не могли оставаться совершенно спокойными, и вели ответный огонь куда придется, спеша как можно быстрее опустошить очередной магазин, стреляя хоть в небо, и вернуться в укрытие, чтобы перевести там дух, перезаряжая оружие. И все же солдаты Национальной гвардии держались стойко, отвечая огнем на огонь, и далеко не все их выстрелы были направлены в пустоту. Дворец короля Саудовской Аравии был не просто символом власти, он был настоящей крепостью, в которой хранилось достаточно оружия, доверенного достаточно стойким и решительным солдатам, чтобы любой, задумавший посягнуть на государя, трижды подумал, прежде чем все же решится воплотить свой замысел в жизнь.

– Вперед, не останавливаться, – кричал, подгоняя своих бойцов, которых с каждой минутой оставалось все меньше, командующий Двенадцатой танковой бригадой королевской армии. – Вперед! На штурм!

Генерал, и тем более стоявшие за его спиной принц Аль Джебри и Самир Аль Зейдин, торопились. Оставив в пустыне на подступах к столице половину своей бригады, Аль Шаурин понимал, что судьба не даст ему второго шанса. Через час, может, чуть больше, в Эр-Рияд уже войдут верные королю войска, которые обложат остатки его подразделения и безжалостно истребят всякого, кто осмелится продолжить сопротивление. А потому нужно было действовать сейчас, не жалея ничего, не щадя ни себя, ни своих людей, пока путь к заветной цели преграждала только горстка королевских гвардейцев. Генерал знал, что, ступив на путь измены, он должен был лишь побеждать, идя до конца и ни с чем не считаясь, ведь иначе последним, кого ему доведется увидеть, станет палач, заносящий над головой карающий клинок.

– В атаку, – по рации взывал Мустафа Аль Шаури к своим солдатам. – Все в атаку! Спасем нашего короля! Сокрушите их!

Взводам и ротам, прорвавшимся к стенам дворца, оставалось преодолеть лишь несколько сотен метров, но они оказались самыми сложными. Воздух пронизали тысячи выпущенных гвардейцами пуль, и каждую секунду кто-то из людей Аль Шаури, неосторожно покинувший укрытие, падал, попав под свинцовый шквал. В не умолкавший ни на миг стрекот штурмовых винтовок и пулеметов вплетались хлопки, сопровождавшие очередной выстрел из противотанкового гранатомета, и генерал видел, как от прямого попадания выпущенной из французской "базуки" APILAS кумулятивной гранаты с грохотом взорвалась, буквально разлетевшись на куски, боевая машина пехоты "Брэдли". Тонкая броня крыши не могла сопротивляться похожей на раскаленную иглу струе плазмы, и от пламени, ворвавшегося в тесноту боевого отделения, сдетонировал израсходованный за время боя едва наполовину боекомплект. Осколки разлетелись на десятки метров вокруг, сметя целое пехотное отделение.

И все же Двенадцатая бронетанковая бригада, демонстрируя чудеса мужества и идеальную выучку, продвигалась вперед, невзирая на растущие потери. Следуя за бронемашинами, пехотинцы медленно приближались к стенам дворца, каждое окно которого изрыгало пламя. Гвардейцев, ставших на защиту короля, было меньше, но они действовали из укрытия, и бойцы Аль Шаури, один за другим, падали на раскаленную мостовую, густо усыпанную еще дымящимися гильзами.

– А-а-а, шайтан!!! – Генерал скользну в проем люка, когда по плоской башне его танка с дробным грохотом ударила пулеметная очередь, выбивая из брони фонтаны искр. Мустафа Аль Шаури почувствовал, как раскаленные брызги свинца коснулись его небритой щеки. – Отродья паршивого ишака!

Пулемет, молотивший без остановки, бил в упор, и уже через командирский призматический прибор наблюдения генерал, укрывшийся под непроницаемой броней, видел, как длинная очередь срезала разом трех его солдат. Двое из них уже не встали, обмякшими куклами повалившись на землю, но третий, оставляя за собой кровавый след, на одних руках – обе ноги оказались буквально отрезаны – из последних сил попытался отползти прочь. Гвардейцы заметили эту отчаянную попытку, и следующая очередь оторвала голову раненому бойцу, тело которого еще несколько мгновений затем тряслось в конвульсии.

– Снаряд! – зло крикнул генерал Аль Шаури заряжающему, и юный сержант послушно подхватил с укладки в кормовой нише просторной башни "сигару" подкалиберного М829, которые, к сожалению, и составляли весь боекомплект боевой машины.

Прильнув к окуляру прицела, генерал, переключивший на себя управление огнем, коснулся рукоятки, наводя орудие на узкие проем окна где-то на третьем этаже, плюющийся потоками трассирующих пуль. Гвардейцы там, наверху, увидев, как танк "крестит" их одетым в теплоизоляционный кожух стволом, бросили свой MG-3, и, скользя на рассыпанных под ногами гильзах, бросились бежать, спасая свои жизни, но вослед им уже грянул выстрел. Снаряд едва скользнул в зарядную камору орудия, и генерал Аль Шаури нажал спусковой рычаг, ощутив, как содрогнулся, выплевывая во врага очередную порцию смерти, его танк М1А2, все шестьдесят две тонны которого окончательно не смогли погасить отдачу.

Оперенный сердечник подкалиберного снаряда проломил стену чуть правее окна, оставив после себя чернеющий провал с рваными краями, и промчался со скоростью свыше полутора тысяч метров в секунду по внутренним покоям дворца, разрывая пополам оказавшихся на его пути людей. К сожалению, этим все и закончилось – предназначенный для пробития танковой брони снаряд М829А2 не был начинен взрывчаткой.

– Убивайте их всех, – зарычал генерал, откидывая назад тяжелую крышку и впиваясь в рукоятки управления огнем установленного на шкворне над люком командира зенитного пулемета М2НВ "Браунинг", несмотря на возраст, по-прежнему эффективного и безотказного в любых условиях. – Никакой пощады предателям! Смерть им! Вперед, мои воины!

Поток тяжелых пуль пятидесятого калибра хлестнул по выщербленным стенам, рикошетом отскакивая в овсе стороны, но часть пуль, пришедшаяся по оконным проемам, изрешетила нескольких гвардейцев, не успевших отступить в укрытие. Одновременно еще несколько танков дали залп своим "главным калибром", и их тотчас поддержали автоматические пушки и пулеметы боевых машин "Брэдли".

– Внутрь, все внутрь, – вопил генерал, не отпуская гашетку пулемета, содрогаясь, изрыгавшего потоки свинца. – Штурм!

Пехотинцы Двенадцатой бронетанковой бригады, следуя за двинувшимися ко дворцу бронемашинами, слыша свист пролетавших над головами в обе стороны пуль и снарядов, бросились вперед, напарываясь на автоматные очереди, погибая под осколками выброшенных из окон ручных гранат, и все же спустя две минуты первый взвод, потеряв треть бойцов, оказался в стенах дворца, сметя оказавшихся на его пути гвардейцев без всякого сожаления. Верившие в свою правоту солдаты шли в бой без колебаний, с легкостью расправляясь с теми, кого еще вчера считали своими товарищами и даже братьями.

– Господин генерал, мы во дворце, – прозвучал по рации радостный доклад одного из батальонных командиров. – Внешнее кольцо обороны прорвано. Гвардейцы оказывают отчаянное сопротивление! Никто и не думает отступать, они дерутся до конца, до смерти, не оставляя свои позиции!

– Только вперед, – непререкаемым тоном приказал Аль Шаури. – Не щадить никого! Забудьте о жалости, лейтенант, это всего лишь предатели, мерзкие отступники! Уничтожайте всех, кто станет на вашем пути!

Все больше солдат, облаченных в пустынный камуфляж, давно пропитавшийся потом и пороховой гарью, исчезало внутри дворца, из которого доносилась автоматная стрельба, перемежаемая хлопками взрывающихся гранат. И сам командующий бригадой, схватив лежавший на расстоянии вытянутой руки пистолет-пулемет "Хеклер-Кох" МР-5А2, штатное оружие ссаженного с танка командира, выбрался из люка, и, уже спрыгнув на землю, передернул затвор, изготовив "хеклер" к бою.

Грохот танковых орудий сходил на нет, и лишь изредка пушки "Абрамсов" выплевывали очередной снаряд, чтобы "заткнуть" окно, превращенное защитниками дворца, не собиравшимися так просто покидать позиции, в амбразуру, и плевавшееся раскаленным свинцом в лица наступавших. Пушки сделали свое дело, загнав врага в мышеловку, хотя сами гвардейцы, наверное, всерьез рассчитывали, что толща каменных стен послужит им надежной защитой до подхода подкреплений. Что ж, они могли верить в это – десятков двадцатипятимилиметровых снарядов, легших в круг диаметров не более ярда, не хватило, чтобы "продолбить" камень. Там, за стенами, затишье многим уже должно было показаться победой, но на самом деле бой, если вдуматься, едва успела начаться.

– Вперед, мои воины, – сверкая глазами, хрипло выдохнул Аль Шаури, ощутивший сладостное волнение. Предстояло самое сложное и опасное – ближний бой, грудь на грудь, когда не превосходство в огневой мощи, не число стволов, а стойкость и мужество бойцов, скорость их реакции, только и способны принести победу. И генерал верил, что его солдаты не подведут. – В бой! Да пребудет с нами воля Аллаха!

Махнув рукой, увлекая за собой державшихся подле своего командира штабных офицеров, сопровождаемых взводом пехоты, "почетной охраной" и последним резервом командующего, Мустафа Аль Шаури бросился к дворцу, не обращая внимания на редкие пули, еще свистевшие рядом. Последний акт этого представления требовал его непосредственного участия, и генерал, помня, что стоит на кону, был готов рискнуть. Его бой продолжался.

Глава 6 Запоздалое вмешательство

Вашингтон, США – Эр-Рияд, Саудовская Аравия

20 мая

Реждинальд Бейкерс не успел покинуть Белый Дом, получив лишь возможность расслабиться, уединившись в отдельном кабинете, чтобы привести в порядок мысли. Президент, ожидавший любых вестей с Аравийского полуострова, не закончил заседание Совета безопасности, но лишь объявил перерыв, и потому сейчас резиденции главы Соединенных Штатов превратилась в подобие отлично охраняемого отеля. В прочем, шеф АНБ не возражала против того, чтобы погостить на капитолийском холме – в отличие от Джозефа Мердока Бейкерс не сомневался, что новости из Эр-Рияда последуют в самом скором времени.

Время тянулось медленно, и глава Агентства национальной безопасности, устав глотать до горечи крепкий кофе, откинулся на спинку удобного кресла, закрыв глаза. Извне, из просторных коридоров, погруженных в тишину, нарушаемую лишь приглушенными шагами людей из Секретной службы, не доносилось ни звука, и это спокойствие невольно убаюкало начальника разведывательной службы. Услышав осторожный, но требовательный стук в дверь, Реджинальд Бейкерс выпрямился, проведя по лицу левой рукой, словно для того, чтобы смахнуть остатки дремы.

– Мистер Бейкерс, сэр, – перешагнув через порог, агент Секретной службы, плечистый крепыш шест футов роста, мгновенно отыскал гостя, устроившегося в дальнем углу погруженного в полутьму кабинета. – Сэр, вас немедленно желает видеть президент Мердок! Прошу следовать за мной, мистер Бейкерс!

– Да, разумеется, – опершись о подлокотники, Реджинальд Бейкерс тяжело поднялся на ноги. Он кивнул, не сумев сдержать раздражение из-за столь бесцеремонно прерванного отдыха, хотя, право же, глава АНБ уже устал ждать, истосковавшись по действиям.

В Овальном кабинете, как выяснилось спустя пару минут – Белый Дом отнюдь не был бесконечным лабиринтом, хотя и хранил в своих стенах множество тайн – ожидали как раз появления Бейкерса. Кроме президента, устало щурившего покрасневшие, воспалившиеся от недосыпания глаза, здесь уже находились и министр обороны, и директор ЦРУ, и глава президентской администрации. Госсекретарь Флипс, нервный, раздраженный, ерзал в кресле, словно не знал, куда деть скопившуюся энергию. Разумеется, здесь же присутствовал и советник по безопасности. Натан Бейл с гордостью и тщательно скрываемой усмешкой смотрел на растерянного Николаса Крамера, а тот, в свою очередь, с явным испугом взирал на самого президента, едва не с открытым ртом готовый внимать любому слову главы государства.

– Прошу, Реджинальд, – Джозеф Мердок указал Бейкерсу на свободное место, и, после того, как агент Секретной службы закрыл снаружи двери, произнес: – Итак, господа, теперь, когда к нам присоединился и глава АНБ, можем продолжить наше совещание. Прошу, Энтони, – кивнул президент, обратив взгляд на госсекретаря.

– Джентльмены, ситуация в Саудовской Аравии резко изменилась. Из посольства в Эр-Рияде сообщили, что в столице идет бой. Мятежники ворвались в город и теперь штурмуют королевский дворец!

– Черт возьми! – только и смог воскликнуть Николас Крамер.

– Взвод Морской пехоты, охраняющей посольство, в полной боевой готовности находится на позициях. Наши люди не покидают посольство. Глава дипломатической миссии опасается, что мятежники могут напасть на посольство.

– Верно, от этих фанатиков всего можно ждать, – подтвердил Роберт Джермейн. – Тем более, когда нам не известны мотивы и цели этого мятежа. Для них все мы – иноверцы, почти не люди. И мы должны быть готовы к неприятностям, господин президент! Нельзя подвергать жизни американцев опасности!

Глава военного ведомства, успевший неплохо изучить нравы и обычаи, царившие на мусульманском Востоке, где, так уж случилось, интересы Соединенных Штатов были сильнее всего, понимал, во что может вылиться этот переворот. И если работники посольства, несколько десятков дипломатов, их жены и дети, еще как-то были защищены – морские пехотинцы были готовы стоять насмерть – то сотни других американцев фактически были в эти минуты отданы на волю мятежников.

Городки нефтяников, разбросанные по всему королевству, охраняли не американские солдаты, а сами саудовцы, и они могли в любой момент из стражи превратиться в тюремщиков… или беспощадных палачей, стоит тому, кто дергал за ниточки заговора, вылившегося в уличные бои, отдать такой приказ. И даже в лучшем случае несколько сотен заложников – это очень серьезный козырь, забыть о котором не в праве даже президент самой могущественной державы в мире.

– Если в мятеже принимают участи армейские части, значит, у Его величества Абдаллы весьма серьезные проблемы, – задумчиво, с некоторой отстраненностью, словно мысли его были далеки от предмета разговора, произнес Джозеф Мердок. – Власть короля серьезно пошатнулась, но мы и впрямь не знаем, кто выступил против него, кто стоит во главе мятежа. А это явно влиятельный человек, раз ему подчиняются, забыв о своей присяге, солдаты королевской армии. Черт возьми, если на то пошло, мне плевать, кто взойдет на трон, но если под шумок какие-нибудь фанатики решат прилюдно казнить хоть одного американца, это будет катастрофа!

– Сэр, необходимо принять самые решительные меры, чтобы защитить жизни и здоровье наших граждан, находящихся в Саудовской Аравии, – вкрадчиво, но непоколебимо заявил Натан Бейл. – Господин президент, это ваш долг, как лидера всей американской нации.

– Вы предлагаете интервенцию, насколько я понимаю? – Николас Крамер вспыхнул, весь подавшись вперед, точно хотел вцепиться своему бывшему заместителю в глотку прямо здесь, перед лицом своего президента. – Кажется, Натан, вам мало того, что творится в России. Над Таллинном еще не рассеялся дым пожаров, еще не все тела погибших американских солдат извлекли из-под развалин, а вы уже опять рветесь в бой!

– А вы предлагаете оставить наших соотечественников, наших братьев на растерзание толпе обезумевших арабов, подстрекаемых своими одержимыми проповедниками? – съязвил не оставшийся в долгу Бейл, которому теперь не было нужды соблюдать хотя бы видимость приличий, как прежде, в бытность пусть высокопоставленным, но все же лишь одним из работников ЦРУ. – Вам по больше душе, когда на главной площади Эр-Рияда будут насаживать на колья отрубленные головы американцев, до последнего веривших, что их страна позаботится о них, господин Крамер?!

Энтони Флипс поморщился, стиснув зубы. Воинственность нового советника по национальной безопасности откровенно бесила госсекретаря, но, положа руку на сердце, тот не мог не признать, что сейчас нужно действовать, остудив горячие головы в Эр-Рияде, пока кто-нибудь не наломал дров.

– Реальность угрозы растет, господин президент, – сухо вымолвил глава Госдепартамента. – Мы должны вмешаться в конфликт.

– Морская пехота в полной боевой готовности, господин президент, – тотчас доложил Роберт Джермейн. – Вертолеты достигнут Эр-Рияда в течение полутора часов. Вам только стоит отдать приказ, сэр!

– Кстати, Энтони, – президент, ничего не ответив министру обороны, взглянул на разом подобравшегося, буквально готового сорваться с места госсекретаря, почувствовавшего, что судьбоносное решение будет принято именно сейчас. – Вы встречались с людьми из окружения короля Абдаллы, с самим королем. Сейчас, когда у нас есть более чем весомый повод вмешаться в дела Саудовской Аравии, явиться на полуостров, мы можем сохранить нейтралитет, но можем и активно действовать, а не просто реагировать. И нужно определиться, чью сторону принять сейчас.

Николас Крамер не забыл встречу на летном поле авиабазы Лэнгли и теперь, услышав слова президента, взглянул на Бейкерса, до сих пор не проронившего ни слова, но внимательно вслушивавшегося в беседу, чем дальше, тем становившуюся все более напряженной. Глава АНБ так и не успел ничего сказать – в кабинет, чисто символически стукнув в дверь, буквально ворвался офицер Морской пехоты, отвечавший за связь президента с внешним миром, и волнение на его лице, блеск глаз ясно сказали, что вести более чем срочные, и ничего хорошего ждать не стоит изначально.

– Господин президент, сэр, – четко, по-уставному, отдав честь, морской пехотинец протянул Мердоку, чуть привставшему с кресла, лист бумаги. – Донесение из Эр-Рияда, сэр!

Президенту стоило лишь скользнуть взглядом по ниточкам-строкам распечатки, увенчанной государственным гербом, чтобы, будто забыв об окружавших его людях, ошеломленно воскликнуть:

– О, дьявол!

Энтони Флипс, услышав это, встревожено уставился на главу государства, и Николас Крамер, сейчас, как никогда отчетливо помнивший недавнюю сравнительно встречу с арабским принцем, уставился на главу АНБ. Тайный сговор претил принципам директора ЦРУ – во всяком случае, тогда, когда Крамер не видел ощутимой выгоды в этом лично для себя или для державы – но и нарушать слово было также против правил, которых старался придерживаться всегда и всюду глава разведывательного ведомства.

– Господин президент, – госсекретарь, не имея больше сил ждать, осторожно, словно боясь в ответ услышать бурю, окликнул Мердока, впившегося остекленевшим взглядом в донесение, которого никто не мог ожидать. – Сэр?

Джозеф Мердок, словно очнувшись ото сна, снова придал своему лицу сосредоточенное и уверенное выражение, в глазах зажегся решительный огонек, и, взглянув на морского пехотинца, застывшего в трех шагах, ожидая приказа, твердо произнес:

– Свободны, лейтенант. Ступайте!

– Сэр! – Офицер снова козырнул, исчезая за порогом. Свое дело он сделал, а думать предстояло тем, кто был наделен намного большей властью.

– Господин президент, так что все же происходит? – Энтони Флипс снова обратился к Мердоку, кажется, сумевшему справиться с шоком первых мгновений.

– Глава дипломатической миссии в Эр-Рияде сообщил, что несколько минут назад на территории посольства приземлился вертолет короля Абдаллы, – зло усмехнувшись, словно глава Госдепартамента был виноват в том, что теперь приходилось решать столь сложную задачу, ответил президент. – Саудовский монарх попросил убежища. Через несколько минут посольство было блокировано танками и бронемашинами и окружено взбунтовавшимися войсками. Посол умоляет о помощи.

Слова, произнесенные президентом, произвели эффект разорвавшейся бомбы. То, чего все старались избежать, война на два фронта, становилось все более реальным, и времени на размышления, на корректировку планов, принятие любых мер уже не осталось.

Резиденция правителя Саудовской Аравии, довлевшая над Эр-Риядом, никогда не видела столько смертей в своих стенах в один день, даже в один час. Извилистые длинные коридоры и просторные залы дворца, обычно погруженные в звенящую тишину, наполнились звуками боя. В беспрерывный треск автоматных очередей вплетался басовитый "говор" пулеметов, выплевывавших в лица вражеских бойцов потоки свинца, с резкими хлопками взрывались ручные гранаты, иссекая стены осколками, кричали, извиваясь от боли, раненые, падая на усыпанный гильзами пол, но те, кто еще оставался жив, кто твердо держался на ногах, упорно шли вперед.

Командующий Национальной гвардией вогнал в горловину приемника пластиковый магазин, и, услышав характерный щелчок, передернул затвор штурмовой винтовки AUG. Наследный принц Ахмед Аль Бекри только сейчас, держа в руках оружие, смог хоть немного успокоиться, почувствовав какую-то уверенность. Пластиковый, будто игрушечный, автомат австрийской фирмы "Штейр", несмотря на легкость и кажущуюся хрупкость, был грозным оружием, почти идеальным для ближнего боя в тесноте дворца, внутри отнюдь не такого просторного, какой эта каменная громада казалась снаружи. Компактная винтовка, скомпонованная по схеме "буллпап", обладала высоким темпом стрельбы, и вскоре вся ее огневая мощь будет пущена в ход.

Бой докатился уже и сюда, во внутренние покои. Выстрелы звучали все ближе, и интенсивность их, кажется, только нарастала. Принц, не отрываясь, смотрел в темноту коридора, готовую в любой миг выпустить из-под своего покрова врагов, явившихся сюда, чтобы взять жизнь его короля… а заодно и его собственную. И Ахмед Аль Бекри был готов встретить ублюдков лицом к лицу.

Двое бойцов, оттеснив генерала к стене, поставили прямо на пол пулемет MAG, мощную бельгийскую "машинку", вокруг которой извивалась кольцами, точно змея, набитая маслянисто блестевшими патронами лента. Плюхнувшись на животы тут же, на пол, гвардейцы прильнули к оружию, нацелив увенчанный насадкой пламегасителя ствол в самый центр проема. И как только там, в сумраке, мелькнули неясные еще тени, один из бойцов нажал на спуск.

– Огонь, – закричал главнокомандующий, вскидывая автомат. – Это мятежники! Уничтожить их!

К низкому рыку пулемета, молотившего без остановки, пока не кончались патроны в ленте, тотчас добавился треск штурмовых винтовок. Полдюжины стволов харкнули огнем, воздух пронзили десятки малокалиберных пуль, и десяток затянутых в пустынный камуфляж пехотинцев смело в один миг, отшвыривая наткнувшиеся на стену свинца тела на несколько шагов назад. Принц Аль Бекри вдавил спусковой крючок до упора, взглядом провожая каждую покидавшую ствол его оружия пулю – четкий пунктир трассеров исчезал в сумраке, но крики и звук падающих тел говорил о том, что почти ни один патрон не был потрачен напрасно. В очередной раз вздрогнуло оружие в руках командующего, под ноги упала еще дымящаяся, распространяющая вокруг себя кислый запах сгоревшего пороха гильза, но следом наступила тишина.

– Шайтан! – Ахмед оточенным до автоматизма движением выщелкнул опустевший магазин, и тотчас вытащил из нагрудного кармана еще один, легший в ладонь приятной тяжестью. – Ублюдки!

Перезарядив свой компактный AUG, командующий Национальной гвардией вновь дернул спусковой крючок, и оружие ожило, затрясшись мелкой дрожью в крепких руках генерала. Раскаленный свинец, разогнавшись до сверхзвуковых скоростей, впивался в плоть, легко разрывая кевлар – никакой бронежилет не мог защитить своего владельца, когда огонь велся менее, чем с сотни метров – и атаковавшие пехотинцы Аль Шаури валились замертво друг на друга, едва успевая сделать хоть в ответ один неприцельный выстрел.

– Стоять здесь насмерть, – хрипло приказал принц своим людям, опустившим оружие и выжидающе косившимся друг на друга. – Никто не должен пройти, пока жив хоть один из вас! Эти выродки не посмеют угрожать Его величеству!

В глазах гвардейцев генерал читал решимость и бешенство, в сочетании дававшие сплав чудовищной крепости. И противник, кажется, понял это, поскольку вдруг наступила тишина. Стрельба все еще звучала под сводами дворца, но сухой треск очередей доносился откуда-то издалека.

– Отступили, – улыбаясь во весь рот, произнес юный сержант, взглянув на своего командира явно в ожидании поощрения. – Они поняли, что здесь все подохнут! Видит Аллах, мы не дрогнем! Им не пройти!

Командующий Национальной гвардией, вместе со своими людьми, наравне с ними рискуя жизнью, защищавший короля, ничего не успел ответить. Из темноты с глухим стуком вылетело с полдюжины черных, с кулак размером, шариков, покатившихся под ноги замешкавшимся бойцам.

– Берегись! Всем лечь! – Истошный крик Аль Бекри, мгновенно понявшего, что от сплошного потока осколков не спастись, слился с грохотом взрывов, от которых мгновенно заложило уши.

Удар оторвал командующего от пола, отбросив на несколько шагов назад. Ударившись спиной о холодный камень, принц инстинктивно вскинул руки к лицу, закрывая ладонями ослепшие от ярчайшей вспышки глаза. Мгновение спустя весь мир окутала непроницаемая тьма.

Не дожидаясь, когда рассеется пороховая гарь, Мустафа Аль Шаури, сжав широкими ладонями пластиковое цевье "хеклера", низко пригнулся и ринулся вперед, всякий миг ожидая, что в лицо ему вновь брызнет раскаленный свинец.

– Вперед, – офицеры подгоняли своих бойцов и сами первыми шли в атаку, перешагивая через истерзанные пулями тела своих братьев, тех, что явились сюда раньше. – Живее!

Во тьме что-то вдруг шевельнулось, один из гвардейцев, оставляя за собой кровавые мазки, рванулся к пулемету, выбрасывая вперед руки. Ему не дали коснуться оружия – сразу три пехотинца, выскочив вперед, подбежав к смертельно раненому, но не сдавшемуся противнику, нажали на спусковые крючки, и по ушам стегнул грохот выстрелов. Три винтовки "Хеклер-Кох" НК-33K харкнули раскаленным металлом, и гвардеец, лишь раз содрогнувшись, когда пули пронзили его плоть, застыл, распластавшись среди гильз и брызг собственной крови.

– Вперед, в атаку! – Аль Шаури призывно махнул пистолетом-пулеметом, увлекая за собой своих людей. – За мной!

Пехотинцы, ни на миг не расслабляясь – взгляд каждого был направлен туда же, куда и ствол винтовки – рысцой бросились дальше, ощущая близость заветной цели. И генерал Мустафа Аль Шаури шел первым из них, держа наизготовку пистолет-пулемет, едва успевший сделать десяток выстрелов за время стремительного боя, огненным валом катившегося по коридорам громады королевского дворца.

Эта схватка еще не закончилась, но цена победы уже казалась слишком высокой. Гвардейцы сопротивлялись отчаянно, за каждый шаг приходилось платить кровью своих товарищей, и все же бойцы Двенадцатой бронетанковой бригады шли вперед, сметая все заслоны шквалом огня. Оставалось всего несколько шагов, чтобы достигнуть цели, но эти шаги были самыми сложными.

Возглавляемый Аль Шаури отряд едва успел пройти полсотни метров по опустевшим залам, завернув за угол, когда из полутьмы загрохотали выстрелы. Генерал ощутил дуновение горячего воздуха, когда над головой, возле правого виска, со свистом пронеслись пули. Какой-то боец оттолкнул своего командира к стене, первым бросаясь на мерцавшие впереди вспышки выстрелов, и тотчас рухнул, как подкошенный, напоровшись на автоматную очередь. Но Аль Шаури уже вскинул оружие, нажимая на спуск, и "Хеклер-Кох" выплюнул порцию свинца, сбившую с ног одного из перекрывших путь гвардейцев. Королевский телохранитель, уже мертвый, отлетел назад, вздрагивая каждый раз, когда в его плоть вонзались девятимиллиметровые пули.

– Не останавливаться, – прорычал командующий Двенадцатой танковой бригадой, на ходу меняя почти опустевший магазин – генерал Аль Шаури не экономил патроны. – Цель близка! Король в опасности, и мы должны защитить его от предателей!

Огрызаясь, чем дальше, тем яростнее, гвардейцы отступали, но никто из них и не думал бежать. Из-за каждого угла, из-за каждой полуприкрытой двери, звучали выстрелы и летели гранаты, наполняя тесноту коридоров визгом осколков и пороховой гарью. Но остановить мятежников это уже не могло, и каждый убитый товарищи лишь добавлял решимости тем, кто еще был жив. Приказ и вера в свою правоту творили чудеса, и вскоре восставшие солдаты оказались на пороге королевских покоев.

Ахмед Аль Бекри не уставал благодарить Всевышнего, окончательно убедившись, что его служба, его преданность присяге, угодны небесам. Гвардеец, словно живой щит, приняв своим телом поток осколков разорвавшейся буквально в двух шагах гранаты, спас жизнь принцу, на удивление, не получившему ни царапины, когда все те, кто был рядом с ним в те минуты, погибли мгновенно. И, несмотря на то, что в голове звенело, перед лазами плясали яркие пятна, а из носа шла кровь – взрыв грянул все же слишком близко – Ахмед, не дожидаясь, когда появится враг, бросился бежать, улизнув из-под носа мятежников.

Где-то неподалеку еще звучали выстрелы, и интенсивность их лишь нарастала, но принцу уже было ясно, что бой за дворец проигран. Гвардейцы сражались тем яростнее, чем меньше оставалось их в живых, но и мятежники во главе с Мустафой Аль Шаури, чувствуя, насколько близки они к цели, атаковали со все большим напором, один за другим сметая огнем жидкие заслоны телохранителей государя. Восставшие солдаты шли прямиком к покоям государя, и могли ворваться туда в любой миг. И все же время еще оставалось.

– Ваше величество, нужно бежать, – хрипло выдохнул Аль Бекри, рывком распахнув тяжелые двери и едва не сбив самого короля с ног. – Немедленно! Мятежники уже рядом, наша оборона прорвана!

– Ты говорил, что твои люди скоре умрут, чем отступят, – срываясь на визг, воскликнул разом побледневший Абдалла. – Что, их боевой дух оказался столь низок, что это и для тебя стало неожиданностью?

– Они и умирают там, за порогом, но силы не равны. Гвардейцы сделали все, что могли – выиграли время. Уходим скорее, отец, пока еще можем выбраться отсюда!

– Дайте мне оружие, – потребовал король. – Я должен сражаться плечом к плечу со своими гвардейцами!

Сам командующий по пути уже избавился от бесполезной винтовки – патроны кончились, и грозное оружие превратилось всего лишь в кусок пластмассы. Все, что осталось у Ахмеда – девятимиллиметровый "Браунинг" в поясной кобуре, слишком мало, чтобы полагаться на это, защищая жизнь своего государя.

– Бежим, Ваше величество! Вертолет уже готов, пилоты только ждут приказа! Помощь близка, через пару часов верные вам войска раздавят мятежников!

– Вертолет? Разве я отдал такой приказ?

Ахмед Аль Бекри, не обращая внимания на растерянный лепет утратившего на мгновение все свое величие короля, увлек того за собой, спеша добраться до винтокрылой машины, так предусмотрительно подготовленной прежде. Считанные минуты для того, чтобы взвиться в небо – и тогда мятежники, потеряв уже большую часть своих людей, останутся ни с чем. Восстание провалится, и те, кто еще жив, сочтут за лучшее сложить оружие сейчас же, не дожидаясь, когда их возьмут в кольцо.

Сжимая правой ладонью рифленый пластик рукояти тяжелого "Браунинга", а левой крепко – не вырвешься! – ухватив под локоть перепуганного монарха, командующий Национальной гвардией бежал по коридорам, вихрем взмывая на лестницы, а навстречу ему спешили, на бегу передергивая затворы, бросая друг другу набитые патронами магазины, его гвардейцы, те, кому предстояло сейчас умереть, своей гибелью выиграв драгоценные мгновения. Принц не уставал благодарить Бога за ниспосланную ему предусмотрительность – лопасти стоявшего на крыше дворца вертолета VH-60L уже начали свое вращение, закручивая воздух в тугие жгуты, а пилоты только ждали приказа.

– Скорее, Ваше величество, – подгонял Ахмед короля, карабкавшегося в салон геликоптера. Из-за панелей лобового стекла "Сикорского" наружу с тревогой смотрели летчики, ожидавшие появления мятежников, а по периметру заняли позиции, взяв оружие наизготовку, немногочисленные гвардейцы. – Торопитесь!

Король Абдалла нырнул в салон, роскошный, но не отличавшийся простором, а следом за ним забрался принц, так и не выпустивший из рук почти бесполезный пистолет. Тотчас турбины взвыли на повышенных тонах, и шасси взмывавшего в небо дюйм за дюймом вертолета оторвались от посадочной площадки.

– Ваше величество, – пилот, лицо которого было почти полностью скрыто зеркальными очками, обернулся к королю, готовый слушать только его приказы. – Ваше величество, куда лететь? Баки полны!

– Авиабаза Принц-Султан, – решил король, и в этот миг с земли к вертолету, понесшемуся над дворцовой площадью, протянулись нити пулеметных очередей.

Сотни снарядов и пуль пронзили воздух, едва только геликоптер появился в поле зрения стрелков боевых машин. В зенит взметнулись тонкие стволы автоматических пушек "Бушмастер", высунувшиеся из люков танкисты торопливо разворачивали крупнокалиберные "Браунинги", до боли в пальцах вдавливая гашетки, и стальное разноголосье заглушило все остальные звуки.

Вертолет дрогнул, словно наткнувшись на препятствие, и вдруг провалился на несколько метров вниз, так что у сидевших в салоне людей внутренности приблизились к глоткам. Что-то ударило по фюзеляжу, турбины взвыли непривычно высоко, а спустя мгновение канонада стихла – винтокрылая машина ушла из зоны поражения, но стрелки на земле все же сделали свое дело, уложившись в считанные десятки секунд.

– Поврежден правый двигатель, – бесстрастно сообщил первый пилот, вцепившись в рукоять штурвала. – Мы теряем топливо. Не дотянем до цели. Придется садиться где-то на окраине Эр-Рияда, Ваше величество!

– Это самоубийство! Мятежники нас схватят, – воскликнул Ахмед Аль Бекри. Пущенная, быть может, даже не прицельно, пуля, разом нарушила все планы, почти уже уничтожив надежду. – Нас убьют! Садиться нельзя!

– Теряем высоту, – уже почти кричал летчик, изо всех сил тянувший на себя штурвал. – Не могу удержать управление! Нас здорово зацепило!

– Летим в американское посольство, – вдруг приказал король Абдалла. – Свяжитесь с ними как-нибудь, сообщите, что мы направляемся туда.

Королевский вертолет, промчавшись над жилыми кварталами, развернулся, сильно накренившись на правый борт, и лег на новый курс. Пилоты, из последних сил сражавшиеся с вышедшей из-под контроля машиной, за которой в воздухе оставался шлейф струей хлеставшего из бака топлива, рычали сквозь зубы, взывая к Всевышнему и моля его хотя бы о нескольких минутах, которые им будет позволено продержаться в воздухе. Спасение было уже близко, и только наследник престола никак не находил в себе сил ослабить хватку на рукояти пистолета. Ладонь Ахмеда Аль Бекри, сжимавшая "Браунинг", уже затекла и вспотела, но лишь ощущение близости безотказного и мощного оружия позволяло надежде как-то теплиться в душе потерпевшего поражение принца.

Колонна внедорожников "Нисан", сопровождаемых парой армейских джипов, вылетела на дворцовую площадь на полной скорости, и тотчас в направлении автомобилей развернулись башни танков и бронемашин, и в лица водителям, буквально приросшим к баранкам, уставились десятки стволов всех возможных калибров. В какой-то миг Самир Аль Зейдин вдруг испугался, что разгоряченные сражением бойцы Двенадцатой танковой бригады, подчиняясь рефлексу, нажмут на гашетки, изрешетив джипы за пару секунд и превратив всех, кто находится в салонах, в отбивные, щедро фаршированные свинцом. И все же генерал Аль Шаури умел командовать и подбирать себе помощников – стволы орудий и пулеметов поднялись вверх, не угрожая явно незваным гостям, а к резко затормозившим автомобилям уже бегом мчался сам командующий, сопровождаемый группой вооруженных до зубов офицеров.

– Дворец почти в наших руках, мой принц, – воскликнул командующий бригадой, увидев неловок выбиравшегося из массивного "Нисана" принца Аль Джебри. Узнав о прибытии высоких лиц – ему об этом сообщили уже с авиабазы – генерал, покинув бой, поспешил навстречу, чтобы доложить об успехе. – Гвардейцы сопротивляются отчаянно, наши потери велики, но мои солдаты не остановятся. Мы схватим короля. Дворец окружен, бежать невозможно!

Генерал был возбужден, еще чувствуя близость смерти, множества смертей, витавших в этот день под сводами дворца. Он хрипло дышал, по лбу из-под сбитого на затылок берета стекали капли пота, а из царапин на левой щеке, оставленных выбитой пулями каменной крошкой, сочилась кровь. Мустафа Аль Шаур сегодня доказал, что он настоящий мужчина и воин, пройдя сквозь огонь вместе со своими бойцами, выжив там, где многие погибли.

– Абдалле некуда деться, Ваше высочество, – самодовольно произнес командующий Двенадцатой танковой бригадой, который был счастлив хотя бы оттого, что еще жив, и вдвойне рад, что мог доложить о победе, которая была уже почти у него в руках. – Это ловушка, и все выходы из нее стерегут мои солдаты. Все кончится спустя считанные минуты!

В этот миг в рев дизельных и газотурбинных двигателей ворвался стрекот лопастей, и по лицам собравшихся на площади людей скользнула стремительная тень.

– Шайтан!!! – Хафиз Аль Джебри, запрокинув голову, уставился на пролетевший на малой высоте вертолет. – Это наверняка король! Он хочет скыться!

– Остановите его, генерал, – приказал Самир Аль Зейдин, поняв, что сейчас, в этот самый миг, весь замысел, изначально основанный на риске, может запросто рухнуть, похоронив под собой и их самих. – Остановите вертолет!

– Сбить вертолет! Огонь!!!

Наводчики, остававшиеся под броней боевых машин, замкнувших королевский дворец в непроницаемое кольцо, замешкались лишь на несколько секунд, и стволы орудий, задранные к небу, выплюнули в зенит шквал свинца. Все видели, как геликоптер вильнул из стороны в сторону, проваливаясь вниз на несколько метров, но затем, оставляя за собой темный шлейф, выровнялся, исчезнув за возвышавшимися поодаль домами.

– Он смог сбежать, – в ярости воскликнул принц Аль Джебри. – Король улизнул от нас, от вас, генерал, в тот миг, когда вы рапортовали о победе! И, Бог свидетель, он вернется, чтобы отправить всех нас к палачу.

– Вертолет поврежден, он рухнет через считанные километры. Король не уйдет далеко!

Мустафа Аль Шаури ощутил ужас, понимая, что теперь, когда добыча выскользнула из его рук, каждого, кто пришел сюда, в Эр-Рияд, с оружием в руках, ждет кривой клинок, направляемый рукой палача. Бригада, потеряв больше половины людей и техники – и, в основном, только сейчас, во время штурма дворца – и часа не продержится, когда в столицу войдут верные королю войска, уже спешащие форсированным маршем отовсюду. И тогда останется только одна надежда – что удастся успеть пустить себе пулю в висок раньше, чем на запястьях защелкнутся браслеты кандалов.

– Господин генерал, – командующий бригадой невидящим взглядом уставился на офицера, кажется, совершенно не обратившего внимания на принца а начальника разведки. – Господин генерал, вертолет заговорщиков приземлился на территории американского посольства!

– Заговорщиков? – Самир Аль Зейдин непонимающе взглянул на Аль Шаури. – Что это значит?

– Это значит, что нужно направляться туда, и как можно скорее, – усмехнулся вдруг ощутивший надежду генерал, не успевший посвятить своих сообщников – вернее, хозяев – во все подробности собственной лжи, которая столь воодушевила солдат, не сомневавшихся в собственной правоте, когда они расстреливали собственных братьев, соплеменников и единоверцев. – Мы не упустим теперь своего, мой господин!

Хафиз Аль Джебри тоже усмехнулся, вспомнив давнюю встречу с Бейкерсом. Тогда они с этим неверным вполне поняли друг друга, и теперь принц не сомневался, что король, от страха словно потерявший рассудок, пытаясь найти спасения и защиту, сам явился в ловушку, выхода из которой уже не будет.

– Собирайте всех своих людей, – приказал Аль Джебри. – Все кто есть, пусть выдвигаются к посольству! Окружить его, так, чтобы мышь не проскользнула! Король должен оказаться в наших руках. Второй раз я не потерплю от вас подобной оплошности, генерал!

– Мы выступаем немедленно! Дайте полчаса, Ваше высочество, и я принесу вам победу!

Взревев моторами, стальные громады танков и боевых машин пехоты, в десантные отделения которых тесно набились бойцы, едва успевшие отойти от горячки боя в переходах и анфиладах комнат королевского дворца, устремились прочь от резиденции короля. Стальной поток отхлынул от стен дворца для того, чтобы обрушиться на хрупкую ограду, отделявшую от окружающего мира кусок американской земли, населенный американцами, заброшенными в этот знойный край волей своих начальников. Двенадцатая танковая бригада рвалась к посольству, вновь оставляя за собой трупы и остовы сожженных бронемашин, но там никто не был готов гостеприимно распахнуть ворота перед мятежными солдатами.

Ситуация в резиденции главы американской державы все более попадала под определение тихой паники. Собравшиеся в Белом Доме политики, наделенные, пожалуй, наивысшей властью в своей стране, услышав содержание донесения, удивленно переглянулись, еще не успев толком осознать сказанное президентом. Все изменилось слишком быстро и слишком резко, чтобы сохранять спокойствие, и предстояло сделать самое трудное – принять решение, от которого уже сейчас зависели жизни, по меньше мере, шести десятков американцев, оказавшихся пленниками на другом конце света. Каждый понимал, что два десятка морских пехотинцев – это лишь символическая защита, и пусть потом на место каждого убитого моряка явится тысяча вооруженных до зубов бойцов, осознание этого едва ли могло остановить толпу опьяненных кровью мятежников.

– С послом связался принц Аль Джебри, – продолжил Мердок, и Николас Крамер вздрогнул, услышав такое знакомое имя. Что ж, заговорщики начали действовать, и следовало что-то сделать в ответ, выполняя свои обязательства, пускай и ничем не закрепленные. – Принц потребовал выдать короля, объявив, что монарх низложен. В случае если его требования не будут выполнены в ближайшее время, принц угрожает отдать приказ войскам начать штурм.

– Ублюдки! – Роберт Джермейн яростно зарычал, побагровев и грозно выпятив вперед челюсть. – Мы зальем их чертову пустыню их собственной кровью! Эти грязные выродки зарвались, и пора устроить им показательную порку!

– Сэр, – Николас Крамер, не дождавшись ничего от Бейкерса, ни слова, ни хотя бы понятного знака, обратил на себя внимание президента. – Сэр, возможно, если мятежники занимают доминирующее положение, нам стоит, не накаляя ситуацию, выполнить их требования, в ответ выдвинув свои условия. Я не верю, что они откроют огонь – принц не может не понимать, что произойдет, если по его приказу будет убит хоть один американец. Мы можем заключить сделку, снова получив доступ к арабской нефти, господин президент.

– Мятежники на коне ровно до тех пор, пока в Эр-Рияд не войдут верные королю войска, которым хватит получаса, чтобы раздавить, уничтожить физически всех до единого бунтовщиков, – усмехнулся Реджинальд Бейкерс, заработав в ответ недоуменный взгляд Крамера, совсем не таких слов ожидавшего от своего товарища по заговору. – И именно поэтому, понимая, что скоро расстановка сил вскоре изменится, мятежники могут решиться на штурм, ведь смерть короля лишит смысла дальнейшую войну в стране. я полагаю, Абдалла сейчас ничуть не меньше готов к конструктивному диалогу, и с радостью выполнить любые наши условия в обмен на безопасность, – усмехнулся глава АНБ. – Полагаю, ни о каком эмбарго не будет и речи, если мы обеспечим безопасность короля до той минуты, когда его войска займут столицу, расправившись с мятежниками.

Президент Мердок кивнул с одобрением, как бы предлагая главе АНБ развить свою мысль, но вместо него вдруг решил высказать госсекретарь, в то время, как Николас Крамер, окончательно ошарашенный происходящим, впал в прострацию, будучи не в силах выдавить из себя ни слова. Чего, собственно, и добивался Реджинальд Бейкерс, старательно скрывавший удовлетворенную ухмылку.

– Мятежники сильны здесь и сейчас, но сколь велика поддержка их со стороны остальных военных, духовенства, простых людей, неизвестно, и я не считаю, что смену власти однозначно одобрят все, – стараясь быть кратким и убедительным, произнес Энтони Флипс. – Прилюдно казнив короля Абдаллу, Хафиз Аль Джебри едва ли обеспечит себе безграничную власть. В конце концов, есть еще наследник престола, и он не даст просто так "подвинуть" себя, тем более, убить. А на стороне кронпринца тоже могут выступить военные, что означает усобицу, которой могут воспользоваться самые разные силы, и далеко не всегда лояльные к нам.

– Верно, сэр, – подтвердил Бейкерс, обрадовавшийся вполне искренне появлению неожиданного союзника. – Сейчас будет лучше, если каждый останется при своем. Пусть король сидит на троне, упиваясь своей властью, а нам нужна всего лишь нефть. И мне не кажется, что немного "черного золота" – слишком высокая цена, которую Абдалла не будет готов заплатить за власть и саму жизнь, которая отныне станет принадлежать нам. Угроза иракского вторжения, "Щит Пустыни" – все это дела минувших дней, а память о том, как американцы защитили преследуемого правителя, будет жить еще долго.

– Да, кажется, вы правы, – подумав, вымолвил Джозеф Мердок. – Оба, и вы, Энтони, и вы, Реджинальд. Нельзя упустить столь выгодный шанс. И в любом случае, мы должны защитить жизни наших дипломатов, оказавшихся лицом к лицу с разъяренной толпой. Что бы там ни происходило, кто бы ни пришел к власти, не должен пострадать, даже случайно, ни один американец. И я склонен считать, что события в Саудовской Аравии являются достаточным основанием для применения силы.

– Разумеется, сэр, – кивнул Бейкерс, подавив довольную усмешку. – Конечно, наши люди должны сохранять нейтралитет, ограничиваясь только обороной, но их присутствие необходимо. Слишком много жизней находятся под угрозой.

– Нельзя допустить, чтобы пострадал хоть кто-то из американских граждан, находящихся в Саудовской Аравии, – собрав в кулак всю свою решимость, твердо произнес президент США. – В сложившихся условиях я вынужден отдать приказ подразделениям Корпуса морской пехоты, дислоцированным на кораблях в Персидском заливе, высадиться в Эр-Рияде, взяв под охрану посольство Соединенных Штатов и обеспечив безопасность находящихся там американцев.

Все происходило именно так, как и было нужно. Заговорщики, поверив тем, кто никогда ничего не делал вразрез с собственными интересами, решили идти ва-банк, и теперь должны были пожинать плоды своей несдержанности. И глава АНБ не желал пропустить последний акт этого отлично срежиссированного спектакля.

– Господин президент, сэр, прошу вас, позвольте мне отправиться в Эр-Рияд для переговоров с королем и мятежниками, – предложил Реджинальд Бейкерс, и тотчас вскинулся глава Госдепартамента:

– Это не дело разведки, – торопливо воскликнул Энтони Флипс. – Дипломатией, открытой дипломатией, всегда занимался Госдепартамент!

– Но не теперь, когда нужно действовать предельно жестко, – возразил Бейкерс, взглянув на шефа внешнеполитического ведомства. – Нет времени и возможности для словесных поединков и тонкой игры. Сейчас, когда король зависит от нас – до той самой секунды, как мятежники начнут штурм посольства – следует просто предъявить ультиматум, не более того. Тут нет места торговле и тактике взаимных уступок, Энтони, и вы понимаете это.

Флипс хотел что-то еще сказать, уже набрав в грудь воздуха, но президент Мердок, на время как будто устранившийся от дискуссии, вновь напомнил о своем существовании:

– Реджинальд, я поручаю вам переговоры с саудовским королем. Энтони, вы уже пытались прежде добиться уступок от арабов и не преуспели в этом, – не дав госсекретарю возможности возразить, решительно сказал глава государства, тяжелым взглядом буквально придавив Энтони Флипса к креслу. – Нам нужна сейчас не публичность, нам нужен результат – мир и порядок на полуострове, и их нефть в баках наших самолетов и танков. Большего я от вас не прошу и не жду!

– И я добуду все, что нужно, господин президент! – гордо произнес в ответ Реджинальд Бейкерс.

"Стратолайнер" с примерившем на себя шкуру посла главой АНБ на борту взлетел с авиабазы Лэнгли спустя час, взяв курс на восток, в самое сердце Атлантики, туда, где водная гладь уступала место раскаленным беспощадным солнцем барханам, жадно вбиравшим в себя еще горячую кровь умиравших за чужое дело людей. Реджинальд Бейкерс не сомневался, что сможет наилучшим образом исполнить свой замысел, тем более, арабы сами сделали все возможное для этого, и оставалось лишь придти и взять то, что было нужно.

Авиалайнер неторопливо плыл над облаками, уверенно удаляясь от американских берегов. Но в это время над Эр-Риядом уже рокотали вертолетные турбины. Первый геликоптер оторвался от палубы десантного вертолетоносца "Кирсардж", крейсировавшего в водах Персидского залива, в виду побережья Саудовской Аравии, спустя десять минут после завершения совещания в Белом Доме, направившись на запад, к столице королевства, охваченной боем. Морские пехотинцы, битком набившиеся в десантный отсек, едва сдерживали нервную дрожь – вскоре им тоже предстояло с головой окунуться в багровый омут схватки, уцелеть в которой дано не каждому.

В американском посольстве напряжение, перераставшее в страх, становилось все более невыносимым. И если те, кто оставался за толщей стен, армированных прочной сталью, еще могли чувствовать себя защищенными, то морские пехотинцы, занявшие оборону по периметру, невольно вздрагивали всякий раз, когда до них доносился очередной взрыв. Бой, идущий у дворца и во дворце, не стихал, и канонада, в которой сливались воедино рык танковых орудий и стрекот автоматических пушек и пулеметов, лишь иногда чуть ослабевала, чтобы потом, спустя минуту, грянуть с новой силой. И звук моторов, рев разъяренного монстра, неуязвимого и чудовищно сильного, слышался все ближе.

Лейтенант Мастерс, не зная покоя, вновь и вновь обходил посты, всюду встречая настороженные взгляды, брошенные бойцами на своего командира из-под низко надвинутых касок. Моряки были готовы к бою – у них, чужих на этой земле, не было возможности отступить – но все же каждый верил, что до стрельбы не дойдет, и командир лишь пытался укрепить эту уверенность.

– Не стоит дергаться, парни, – ободряюще говорил лейтенант Мастерс, всем своим видом стараясь выражать спокойствие. – Это только предосторожность, не более того! Эти грязные обезьяны и думать не посмеют о том, чтобы непрошенными явиться сюда. Если по нам выпустят хоть одну пулю, от этого города и камня на камне не останется через пару часов!

Моряки, принимая правила игры, согласно кивали, вяло отшучиваясь и сдержанно бранясь сквозь зубы. Каждый здесь понимал, что толпа, подогретая своими вожаками, забудет о возмездии, и остановить ее будет просто невозможно. Все, что могли две дюжины бойцов, вооруженных пулеметами и винтовками – сдержать натиск на считанные минуты, после чего, расстреляв все патроны, просто погибнуть. Здесь все надеялись только на появление подмоги, и потому, когда из-за высотных домов вдруг показался вертолет, знакомый "Блэк Хок", морпехи оживились, и некоторые даже рискнули оставить свои посты, лишь бы первыми встретить подкрепление.

– Вертолет! Они летят сюда!

– Что за черт? – Лейтенант Мастерс, вместе со всеми, будучи охвачен порывом, выбежавший во двор, остановился, подозрительно прищурившись. – На нем опознавательные знаки Королевских ВВС! Это арабы!

– Вот дьявол!

Моряки замерли, и теперь в их взглядах сквозила не радость и надежда, а страх. Каждый ждал, что от геликоптера, заложившего широкий круг над посольством, брызнут вниз искры неуправляемых ракет, сметая сгрудившихся на открытом пространстве защитников дипломатической миссии, и тем, кто придет следом, останется лишь собрать обгоревшие тела морских пехотинцев, так и не сумевших защитить посольство.

– Кажется, эти парни хотят садиться, – удивленно, сам не веря собственным глазам, воскликнул один из моряков, остановившийся рядом с командиром. – Нет, черт возьми, они точно садятся!

– Оружие к бою, – рявкнул Мастерс. – Всем быть наготове! Огонь без приказа не открывать!

Вертолет, за которым по небосводу тянулся темный росчерк сочившегося из пробоин топлива – теперь на земле это мог видеть каждый – сделал еще один круг, после чего опустился в самом центре внутреннего дворика, слишком тесного, чтобы совершать посадку, да еще на поврежденной машине, без опасения за что-то зацепиться несущим винтом. И все же за штурвалом "Блэк Хока" сидели настоящие асы, сумевшие с точностью до фута вписаться в площадку. На миг винтокрылая машина скрылась в облаке пыли, поднятой вращавшимся винтом, и в лица бежавшим со всех сторон, подхватив винтовки наперевес, морским пехотинцам, тугими жгутами хлестнули порывы ветра, а спустя еще секунды из геликоптера уже показались первые пассажиры, которым не терпелось ступить на твердую землю.

– Окружить вертолет, – крикнул лейтенант Мастерс, первым бросаясь к приземлившейся "вертушке". – Оружие наизготовку! Быть начеку, парни!

Лопасти "Блэк Хока" еще не успели остановить свой бесконечный бег по кругу, а широкая дверь в левом борту вертолета распахнулась, выпуская наружу худощавого араба в полевой форме, черном берете, сбитом на затылок, и с массивным автоматическим пистолетом в правой руке. Потомок бедуинов настороженно огляделся, держа оружие у бедра… и первым, что он увидел, были направленные в грудь офицеру стволы винтовок.

– Эй, ты, пушку на землю, – гаркнул лейтенант Мастерс, выступая вперед из строя своих бойцов. – Живо положи оружие!

Мастерс говорил на родном языке, нисколько не заботясь, понимает ли араб по-английски – весь вид офицера, его взгляд и поза говорили сами за себя. Ствол девятимиллиметровой "Беретты" М9 в руках лейтенанта был нацелен в лицо арабу, патрон загнан в патронник, и оставалось лишь щелкнуть рычажком предохранителя, а затем – нажать на спуск. А позади стояли еще трое морских пехотинцев, и их винтовки М16А2 были готовы изрыгнуть шквал свинца, способный вмиг изрешетить вертолет, лишенный любого подобия брони.

Араб, державший "Браунинг" у бедра, растерянно замер – мало кто может чувствовать себя спокойно под тяжелыми "взглядами" пяти стволов. А следом за из салона "Сикорского" выбрался еще один аравиец, облаченный в просторные одежды и белоснежный бурнус, из-под которого торчал только крючковатый нос, похожий на клюв хищной птицы.

– Черт, всем ни с места, – приказал начавший терять терпение Мастерс, крепче сжав рифленые щечки пистолетной рукояти. – Ни с места, мать вашу!

Широко расставив ноги, лейтенант держал увесистую "Беретту" обеими руками, и ствол пистолета был направлен на того из чужаков, который был вооружен. У левого уха Мастерса сухо лязгнул затвор – последовавший за командиром моряк торопливо изготовил к бою "помповый" дробовик "Ремингтон-870" двенадцатого калибра, идеальное оружие для ближнего боя. Одного выстрела картечью хватило бы, чтобы нафаршировать свинцом обоих арабов, да и на экипаж геликоптера, остававшийся пока в кабине, тоже кое-что осталось бы.

– Какого черта, – посол, шумно отдуваясь, подбежал откуда-то сзади, неожиданно покинув относительно безопасные стены дипломатической миссии. – Лейтенант, вы что, рехнулись! Это же их король! О, и принц Ахмед здесь! – удивленно воскликнул он. – Лейтенант, немедленно отведите своих людей назад! Пусть опустят оружие, черт подери!

Не дожидаясь, когда морские пехотинцы, подчинявшиеся только одному человеку – лейтенанту Мастерсу, только ему и никому более – выполнят приказ, посол бросился к прижавшимся к борту геликоптера арабам.

– Ваше величество, Ваше Высочество! Я рад приветствовать вас, – услышал растерянный и ошеломленный Мастерс. – Мы не ожидали вашего появления. Это так неожиданно!

– Мне нужна помощь и защита, и я полагаюсь на вас, тех, кто так долго называл себя союзником и другом королевства, – произнес в ответ чуть расслабившийся при появлении дипломата Абдалла, позади которого тенью держался наследник престола, все еще не рискнувший убрать "Браунинг" в кобуру. – В стране мятеж, военные, изменившие присяге, взяли штурмом ой дворец, и мне удалось спастись только чудом, по воле Аллаха. Скоро здесь появятся верные мне, верные королевству войска, но пока Эр-Рияд находится полностью в руках мятежников, и только здесь я могу чувствовать себя в безопасности.

– Ваше величество, я не могу единолично принимать такие решения, – растерянно пролепетал посол. – Мы не вправе вмешиваться во внутренние дела Саудовской Аравии.

– О, черт! – Лейтенант Мастерс застонал, уже поняв, что будет дальше. Если еще минуту назад атака на посольство была просто возможной, то теперь, когда на территорию мисси явился сам король, главная мишень заговорщиков, нападение стало попросту неизбежным. И все, что мог противопоставить целой армии лейтенант Корпуса морской пехоты США – две дюжины бойцов с винтовками и ручными гранатами.

– Я готов немедленно побеседовать с вашим президентом, – потребовал король Абдалла. – Мне нужна защита, убежище!

Они так и стояли посреди внутреннего дворика посольства, возле вертолета "Блэк Хок", лопасти которого, наконец, замерли, когда из-за ворот послышался вой мощной турбины. Моряки, занявшие оборону на въезде в посольство, хором выругались, увидев, как в дальнем конце широкой улицы, опустевшей еще до рассвета, появился танк, на полной скорости мчавшийся к миссии. Громада "Абрамса", шестьдесят две тонны брони и огня, стремительно надвигалась, и образованная скошенными броневыми листами лобовая часть корпуса, словно таран, для которого не было преград, нацелилась на ажурные ворота.

– Все внутрь, живо, – крикнул послу лейтенант Мастерс, с ужасом уставившийся на боевую машину, не сбавлявшую скорость. – Питерс, О'Брайен, охраняйте посла и короля! Внутрь, мать вашу! И, черт возьми, заберите оружие у этих арабов!

Сопровождавшие главу дипломатической миссии и короля Саудовской Аравии морпехи исчезли в дверях посольства, буквально затолкав туда ошарашенных происходящим "гостей", а командир взвода бросился к воротам, у которых в нерешительности переминались с ноги на ногу три бойца, тискавшие почти бесполезные винтовки М16А2. Обливаясь потом – и вовсе не из-за нешуточной жары, к которой эти крепкие парни уже успели привыкнуть – моряки в полной выкладке, бронежилетах и низко надвинутых на глаза кевларовых касках, напряженно, точно затравленные звери, смотрели на улицу.

– Гранатомет сюда, быстрее, – на бегу крикнул Мастерс. – Все на позиции. Готовность к бою! Проверить оружие!

К воротам подбежал боец, тащивший на плече массивную трубу противотанкового гранатомета "Марк-153" SMAW калибра восемьдесят три миллиметра – самое мощное оружие, которым располагали морские пехотинцы. Следом тоже бегом, двигался второй номер расчета – заряжающий, несший несколько цилиндрических транспортно-пусковых контейнеров с кумулятивными гранатами НЕАА, способными прожечь до шестисот миллиметров стальной брони, явно недостаточно против танка М1А2 "Абрамс", рассчитанного как раз на защиту от подобного оружия, намного чаще оказывавшегося в руках всяких партизан, нежели противотанковые пушки и ракеты.

– Оружие к бою, – приказал лейтенант Мастерс. – Оставаться на местах, парни! Ни шагу назад, что бы ни случилось!

– Сэр, они же раздавят нас и не заметят. Вот дьявол!

Моряки были готовы отступить, видя надвигавшийся на них танк, который был здесь вовсе не один – позади уже появились еще танки и бронемашины, стальным потоком огибавшие посольство, замыкая его в кольцо.

– Стоять!!! – зарычал лейтенант, до боли в ладони сжав рукоять пистолета. И, словно признав решительность командира морских пехотинцев, танк, заскрежетав тормозами, лязгнув туго натянувшимися лентами гусениц, замер, не доехав до ворот всего полтора десятка ярдов. В лица морякам уставилось дуло стадвадцатимиллиметрового орудия.

Из боевой машины пехоты "Брэдли", подкатившей к воротам посольства следом за "Абрамсом", посыпались пехотинцы, мгновенно перекрывшие улицу. Вскидывая винтовки "Хеклер-Кох" НК-33А3, прижимая резиновые затыльники выдвижных прикладов к плечу, они немедленно взяли на прицел американцев, но и сами оказались в зоне поражения, попав на прицел к расположившимся в самом посольстве пулеметчикам.

– Вот, черт, – истерично рассмеялся кто-то из моряков позади лейтенанта, словно готовившегося своей грудью ловить подкалиберные снаряды и шквал пуль. – И что, будь я проклят, теперь делать?

– Ждать, – спокойно ответил командир. – Мы будем ждать, и не отступим ни на шаг с этих позиций!

Лейтенант не сомневался, что теперь их точно не оставят один на один с толпой врагов. Помощь придет, наверняка придет, и очень скоро. Вот только никто не мог быть уверен, что те, кто оказался блокирован в посольстве, смогут дождаться ее, оставаясь живыми.

Генерал Мустафа Аль Шаури, прищурившись, наблюдал за суетой американцев за оградой посольства. Фигурки в камуфляже перемещались, на первый взгляд, вполне хаотично, размахивая винтовками. Горстка морских пехотинцев – вот и вся надежда посланника сверхдержавы на этой земле, весьма призрачная надежда, полагаться на которую было бы попросту глупо.

– Их там всего два десятка, – генерал взглянул на принца Аль Джебри, остановившегося у борта бронемашины "Брэдли", используя ее в качестве укрытия на случай, если американцы все же решат открыть огонь первыми. – Ничтожная горстка, Ваше высочество! Чего мы ждем? Только отдайте приказ, и через десять минут мои бойцы притащат вам короля! Американцы его не смогут защитить!

– Да они и не станут, – вместо принца ответил Самир Аль Зейдин. – Король – глупец, он сам загнал себя в западню! Американцы не будут его защищать!

– Но, шайтан, почему они медлят? – Хафиз Аль Джебри вдруг ощутил смутное беспокойство. – Все, что нужно, это просто вышвырнуть Абдаллу за ворота, а дальнейшее – не их проблемы! Почему они ждут?

Вокруг заговорщиков суетились, занимая позиции, бойцы Двенадцатой бронетанковой бригады. Лязгали затворы, звучали отрывистые команды, заглушаемые ревом моторов – кольцо блокады сжималось все сильнее, точно петля удавки, и американцы не могли не понимать, что все пути к спасению уже надежно перекрыты. Пехотинцы, уже не задумываясь над сутью приказов, рвались в бой, они хотели боя, уже успев вдоволь вобрать в себя чужих жизней, а теперь, когда по другую сторону оказались неверные, чужаки, которых сюда не звали и едва терпели из последних сил, каждый, кто явился к посольству, желал скорее погрузиться в круговерть схватки, убив как можно больше иноверцев. Смысл происходящего отступил на второй план – каждый видел цель и рвался к ней, невзирая ни на что, не думая о последствиях, так что командирам с трудом удавалось удерживать своих солдат, охваченных фанатичным пылом.

– Я пойду, – решил Аль Зейдин, взглянув на принца. – Кажется, их нужно немного поторопить!

– Ступай, – кивнул Хафиз Аль Джебри. – Эта история слишком затянулась. Нужно все закончить побыстрее. Король должен сдохнуть немедленно, видит Бог!

Глава Службы общей разведки Королевства решительно двинулся вперед, выходя из-под прикрытия бронированных бортов БМП. За каждым его шагом внимательно следили десятки пар глаз с обеих сторон, и морские пехотинцы за оградой посольства мгновенно взяли араба на прицел, готовые спустить курок немедленно и ожидавшие только приказа своего командира. И Самир Аль Зейдин, чувствуя, как на нем сходятся десятки взглядов, как в грудь ему уставились стволы винтовок и пулеметов, готовые разразиться свинцовым шквалом, невольно замедлил шаг, но все же продолжал движение вперед, видя, как за оградой забегали затянутые в камуфляж американцы, явно растерявшиеся при таком повороте событий.

– Стоять, ни шагу дальше, – крикнул по-арабски боец, грозно наставивший на главу разведки винтовку М16А2 с примкнутым сорокамиллиметровым подствольным гранатометом. – Замри!

– Кто здесь главный? Я хочу говорить с вашим командиром, – коверкая слова, произнес на английском, которым владел достаточно, чтобы быть понятым сейчас, Аль Зейдин. Он все же решил не рисковать, выполнив приказ американца, который был взволнован настолько, что мог запросто спустить курок даже без веской причины. – Позовите старшего!

– Можете разговаривать со мною, – предложил худощавый мужчина в таком же, как у остальных, пустынном камуфляже и бронежилете, буквально увешенном запасными магазинами и шариками ручных гранат М67, точно рождественская елка, которые, как знал Аль Зейдин, очень любили эти чужаки, раз в год доставляя их через океан даже сюда. – Я лейтенант Мастерс, командир взвода Морской пехоты США. Я командую охраной посольства. Что вам нужно?

– Мне нужен наш король, которого вы укрыли на территории посольства, – потребовал глава разведки. – Вы не должны были вмешиваться в наши дела. Отдайте нам короля, немедленно, или мы сами придем за ним! У вас взвод, а у нас уже не меньше батальона, и это только начало!

– Не я принимаю такие решения, – сквозь зубы процедил Мастерс, понимавший, что шансов, если арабы от слов перейду так делу, у его парней ровным счетом никаких. – Король останется у нас, и если вы попытаетесь войти в посольство, мои люди откроют огонь на поражение. Умрет хоть один американец – весь этот город через пару часов утонет в вашей крови, будь вас здесь хоть батальон, хоть дивизия!

– Безумец! Мы сомнем вас за пару мгновений! Выполните наши требования. Принц Хафиз Аль Джебри, принявший власть над королевством, требует выдать бывшего короля! Немедленно!

Они стояли в десятке шагов друг от друга, дети разных миров, разделенные лишь причудливо изогнутыми прутьями кованых ворот посольства, буравя друг друга пристальными взглядами. По лбу и щекам американского офицера стекали капельки пота, над верхней губой выступила испарина, но колючий взгляд его был по-прежнему полон стального блеска, и Самир Аль Зейдин понял, что этот человек не отступит.

– Передайте со всем уважением вашему принцу, что пока Его величество король Абдалла является нашим гостем, и он покинет посольство лишь тогда, когда сам того захочет, – процедил Мастерс. – И не пытайтесь войти в посольство! Это территория Соединенных Штатов, и тот, кто нарушит границу, будет убит!

Широко расставив ноги, лейтенант, словно вросший в землю, чуть наклонив голову вперед, точно хотел попросту боднуть своего собеседника, положил ладонь на рукоять покоившейся в набедренной кобуре девятимиллиметровой "Беретты", готовый в любой миг выхватить оружие, на месте прикончив надменного араба – патрон так и оставался в стволе, а снять пистолет с предохранителя опытный стрелок мог за четверть секунды. И саудовец, заметив этот недвусмысленный жест, мгновенно все понял, отступив на шаг назад.

– Глупец! Вы все пожалеете об этом, неверные псы, будь я проклят!

Развернувшись на месте, Самир Аль Зейдин направился прочь от ворот. А лейтенант Мастерс, едва дождавшись этого мгновения, шумно выдохнул, чувствуя, как на мгновение его оставляет чудовищное напряжение последних минут. Что ж, эту схватку с врагом он сумел выиграть, и должно было радоваться хотя бы этому. Но офицер понимал – для них все только началось, и чем закончится этот день, не стоило даже гадать, лишь уповая на лучшее, и припоминая по случаю все знакомые с детства молитвы.

Вернувшись от ворот посольства, глава военной разведки королевства не стал сдерживать эмоции, разразившись потоком брани и проклятий, и принц Аль Джебри лишь раздраженно поморщился.

– Эти безумцы явно устали жить, раз так желают смерти, – рычал Самир Аль Зейдин. – Проклятье! Нужно идти туда немедленно, перебить всех, кто посмеет сопротивляться, и прикончить, наконец, короля. Пора положить этому конец!

– Мои люди готовы, – подхватил Мустафа Аль Шаури. – Отдайте приказ, Ваше высочество! Мы сметем эти псов!

На слова рвавшегося в бой, чтобы делать хоть что-то, а не просто стоять и ждать, генерала никто не обратил внимания – оружие уже сказало свое слово, и полагаться впредь только на него становилось слишком опасно и неосторожно.

– В Вашингтоне должны уже обо всем знать, – недоуменно промолвил сам Хафиз Аль Джебри. – Что ж они медлят? Шайтан! Бейкерс ведь обещал нам поддержку, а он имеет достаточно влияния, чтобы их президент уже отдал нужный приказ своим людям здесь!

Заговорщики настороженно переглянулись, и в голове каждого из них вертелось одно и то же слово – предательство. Они доверились чужакам, иноверцам, и теперь пожинали плоды своей собственной неосмотрительности.

Улица меж тем заполнялась техникой и людьми, и рев моторов становился вовсе невыносимым. Пехотинцы Аль Шаури – их осталось уже очень немного, и все, кто мог сражаться, кажется, уже были здесь – бежали во все стороны, занимая позиции вдоль ограды посольства. Искоса поглядывая друг на друга и на своих командиров, похожих сейчас на загнанных скакунов, едва держащихся на ногах, солдаты ждали приказа, готовые сорваться в атаку. Но события происходили слишком быстро, слишком много неожиданностей случилось в этот день.

Несмотря на то, что рык десятков мощных дизелей и газовых турбин заглушал слова даже того, кто находился всего в нескольких шагах, каждый, наверное, услышал обрушившийся с неба гул моторов. Задирая головы, придерживая норовившие сползти на затылок каски и береты, пехотинцы мятежной бригады, выпучив глаза, смотрели, как проплывают над крышами домов серо-зеленые "тела" десантных вертолетов, на борта которых были нанесены такие знакомы знаки американской палубной авиации.

– Что это за чертовщина, – Хафиз Аль Джебри уставился на своих товарищей. – Что происходит? Откуда здесь американцы? Почему?!

Тяжело груженые геликоптеры на малой высоте прошли над головами солдат, зависая над посольством, а потом, один за другим, нырнули к земле, высаживая своих пассажиров. И даже несмотря на клубы пыли, плотной завесой поднявшейся над посольством, было видно, как по двору бегут все новые и новые бойцы, фигурки в камуфляже, рассыпающиеся по всей территории, чтобы, заняв позиции, быть готовыми немедленно вступить в бой. В осажденное посольство все же явилась подмога.

– Мы опоздали, – с досадой простонал Аль Зейдин. – Нужно было штурмовать сразу же, как только явились сюда, не тратя время на бессмысленные переговоры. Неверные псы доставили подкрепление!

К заговорщикам подбежал запыхавшийся офицер-пехотинец, и, пытаясь восстановить дыхание, взахлеб произнес:

– Ваше высочество, американцы высадились на авиабазе Принц Султан! Десант морской пехоты на вертолетах! С нами на связь вышел глава Агентства национальной безопасности США. Он сообщил, что спустя три часа прибудет туда же, на авиабазу, для ведения переговоров. Его самолет уже над восточной частью Атлантики, почти у Гибралтарского пролива.

Выпучив глаза, Самир Аль Зейдин уставился на принца, ошеломленный неожиданной и пугающей новостью. Что-то явно шло не так.

– Это же настоящее вторжение! – воскликнул глава военной разведки королевства. – Как они посмели?!

– Вероломный ублюдок, он решил начать свою игру, – Хафиз Аль Джебри, словно наяву, представил Реджинальда Бейкерса, не столь давно уверявшего принца в понимании и клятвенно обещавшего всяческую поддержку. – Неверный пес полагает, что может легко нарушить собственное слово!

Все пошло не так, и заговорщики, окончательно перестав что-либо понимать, застыли в ступоре. На их глазах американские морские пехотинцы продолжали укреплять плацдарм, занимая позиции лицом к лицу с бойцами Аль Шаури, безуспешно ожидавшего приказа. Генерал еще верил, что сил, оставшихся от его бригады, двух неполных батальонов менее чем с полусотней танков, хватит, чтобы одним ударом взломать оборону противника, и так оно и было на самом деле. Но момент оказался упущен, время шло, а решимость таяла с каждой минутой.

– Отдайте приказ, Ваше высочество! – Командующий Двенадцатой бронетанковой бригадой уже почти умолял принца, понимая, что шансы тают с каждой минутой, с каждым новым американцем, появившимся на территории посольства. – Мы уничтожим неверных псов и притащим вам короля на поводке!

Там, за оградой, в тесноте двора, суета только нарастала. Морские пехотинцы боялись, они не могли не бояться, понимая, что хватит и одного танкового взвода, чтобы раскатать всю их оборону в тонкий блин, намотав на гусеницы внутренности защитников посольства. Да, противник имел больше людей, больше техники, но сейчас не число стволов или бойцов, готовых идти в атаку, решало исход противостояния, и Хафиз Аль Джебри, как никто иной понимал это. Быть может, американцы, которые находились, в сущности не столь далеко, в Ираке, в теплых водах Персидского залива, и не смогут спасти своих отдай он, принц, этот приказ. Но они уж точно сумеют отомстить, и тогда воистину от Эр-Рияда останутся одни руины, и плевать надменным янки будет на короля и на тысячи мирных граждан, которые станут случайными мишенями для их бомб.

Под пристальными взглядами, под прицелами саудовских солдат, которых уже колотила нервная дрожь, морские пехотинцы США тащили на позиции пулеметы и коробки с лентами, по рукам шли трубы противотанковых гранатометов. Там понимали, что не смогут выиграть возможную схватку, но не собирались бежать от нее. Время шло, Хафиз Аль Джебри, который один только и мог принять решение, медлил, а потом отдавать приказ уже стало поздно.

– Ваше высочество, – Мустафа Аль Шаури, выслушав очередной доклад, окликнул погруженного в раздумья принца. – Ваше высочество, передовые подразделения Одиннадцатой механизированной бригаду уже в ста километрах от столицы, движутся с юга. Они будут здесь через пару часов!

– Это конец, – простонал Самир Аль Зейдин. – Они раздавят нас!

Принц Аль Джебри лишь бессильно заскрежетал зубами. Все жертвы оказались напрасны, сотни смертей случились зря, а теперь бежать было некуда. Вернее, почти некуда.

– Мой вертолет сюда, немедленно, – решил Хафиз Аль Джебри. – Вылетаем на авиабазу Принц Султан как можно скорее. Бейкерс уже должен появиться. Теперь с этим шакалом просто необходимо встретиться. Я никому не позволю предавать себя!

Вертолет забрал принца и его соратника прямо с улицы, умчавшись в сторону авиабазы. Генерал Мустафа Аль Шаури, не знавший очень многого о заговоре, в котором оказался, между тем, ключевой фигурой, остался возле посольства, по-прежнему блокированного остатками его бригады, все еще ждавшей приказа на штурм. Мятежный офицер еще не знал, сколь сильно ему повезло – заговорщики, полагавшие, что с глазу на глаз смогут разрешить все проблемы, направлялись навстречу собственной смерти.

В небе над аравийским полуостровом вдруг стало тесно. Пилоты десантных вертолетов с "Кирсарджа", подошедшего вплотную к саудовскому побережью, гнали свои винтокрылые машины на запад на предельной скорости, спеша скорее доставить подкрепление морпехам, запертым в посольстве, но не они первыми появились в небе над Эр-Риядом. Полдюжины истребителей F/A-18E "Супер Хорнит", взмывших с атомного авианосца "Рональд Рейган", несмотря ни на что не оставившего свою вахту в Персидском заливе, пересекли границу, ринувшись к авиабазе Принц Султан, опережая панические донесения о вторжении.

Истребители появились над летным полем аэродрома совершенно внезапно. За полсотни миль до базы пилоты "Шершней" снизились до высоты всего два десятка метров, проскользнув под лучами радаров, и когда арабы смогли увидеть чужаков собственными глазами раньше, чем те появились на экранах локаторов. Шесть палубных истребителей промчались над залитым бетоном полем, демонстрируя внушительный набор бомб и ракет под плоскостями и фюзеляжем. Этот знак оказался понятен всем без перевода, а потому навстречу американским самолетам не взмыли зенитные ракеты, а перехватчики, многочисленные "Иглы" и "Торнадо", так и остались стоять в полной готовности к взлету возле своих ангаров.

Истребители сделали несколько кругов над покорившейся без боя авиабазой – растерявшиеся саудовцы просто не знали, что им делать, кем считать американцев, врагами или нежданными союзниками в войне против очередного врага. А тем временем до аэродрома добрались и вертолеты, разом рухнувшие на летное поле, чтобы рассыпать вокруг себя десантников. Опешившие от такой наглости арабы во все глаза смотрели, как морские пехотинцы, вопреки своему названию в совершенстве освоившие передвижение и по воздуху, занимают оборону, разоружая малочисленные караулы и посты. Аэродром оказался блокирован через несколько минут, с обеих сторон не прозвучало ни денного выстрела, и когда над барханами появился "Стратолайнер" Реджинальда Бейкерса, на авиабазе Принц Султан уже безраздельно хозяйничали американские морские пехотинцы. Но большая часть стрекочущей и гремящей металлом стаи вертолетов, разделившейся на подступах к столице королевства, направилась прямиком к посольству. А там их уже с нетерпением ждали.

Увидев, как над зданием посольства завис массивный СН-46Е "Си Найт", бешено молотя воздух, наполненный пылью и выхлопными газами, обоими винтами, установленными на пилонах над массивным фюзеляжем, лейтенант Мастерс, все эти часы пребывавший в сильнейшем напряжении, подсознательно уже приготовившийся расстаться с жизнью, не смог сдержать радостного возгласа, мгновенно подхваченного всеми моряками, которых лишь сейчас начала отпускать тревога и страх.

– Наши, – смеялся офицер, глядя вверх, туда, где кружили, едва не цепляясь друг за друга, геликоптеры, с грохотом проносившиеся над жилыми кварталами. – Черт возьми, наконец-то они явились!

Воздух наполнился гулом винтов, поднявших настоящую пыльную бурю. Пара ударных вертолетов АН-1W "Супер Кобра" прошла низко над головами не веривших своему счастью американцев, над ошеломленными и растерявшимися Саудовскими солдатами, демонстрируя солидный арсенал на внешней подвеске – счетверенные пусковые установки противотанковых ракет "Тоу" и блоки неуправляемых реактивных снарядов "Гидра-70". Сделав пару кругов над посольством, "Кобры" набрали высоту, скрывшись из виду. А затем над посольством разом появилось не меньше десятка транспортных геликоптеров "Си Найт", каждый из которых мог одним махом переправить за тысячу километров целый взвод, двадцать пять бойцов в полном снаряжении. И сейчас все это войско градом раскатилось по внутреннему двору посольства.

Десантники, едва оказавшись на земле, бежали на позиции, занимая оборону возле посольства. Во все стороны уставились толстыми стволами установленные на треноги пулеметы М2НВ "Браунинг" пятидесятого калибра и сорокамиллиметровые автоматические гранатометы "Марк-19", морские пехотинцы взваливали на плечи раструбы противотанковых гранатометов, готовые огнем встретить атаку арабов. Но те, ошеломленные происходящим, кажется, и не думали что-либо предпринимать, и лишь бессильно наблюдали, как посольство превращается в настоящую крепость, гарнизон которой за несколько минут увеличился в десять раз.

Король Абдалла тоже смотрел во все глаза, как из опускавшихся на тесную площадку внутреннего двора вертолетов выпрыгивали вооруженные до зубов морские пехотинцы, тотчас, на бегу клацая затворами штурмовых винтовок и пулеметов, бросавшиеся занимать периметр. И произнесенные по-английски отрывистые команды, сдобренные бранью, прежде наверняка бы до боли резавшие слух, казались чарующей музыкой, которую правитель Саудовской Аравии был готов слушать сейчас до бесконечности.

Посольство, ощетинившись стволами, уставившись на мир бездонными черными провалами дульных срезов, готовилось к бою. Заокеанский союзник все же вмешался в усобицу, несмотря ни на то, вспомнив о своих обещаниях. Это случилось намного позже, чем того хотелось преданному всеми королю, но на это были веские причины. И для того, чтобы понять их, следовало не просто переместиться на тысячи миль, но и вернуться в прошлое на целый день, а такое было не по силам даже королю.

– Ваше величество, – перед королем, оказавшимся внезапно в самом сердце воцарившееся всюду суматохи, возник немолодой крепыш в камуфляже и каске, лихо отдавший честь правителю. Почти все лицо его было скрыто солнцезащитными очками, а из уголка рта торчала изрядно пожеванная сигара. – Ваше величество, я полковник Джонсон, командующий экспедиционным батальоном морской пехоты США. В ближайшие часы я и мои бойцы будем обеспечивать вашу безопасность!

– Мятежники способны от безысходности решиться на любую глупость, – с тревогой заметил король. – Ваши люди должны готовиться к бою – эти безумцы запросто могут пойти на штурм прямо сейчас!

– Мои люди всегда готовы к бою! Но вам уже не о чем беспокоиться, Ваше величество, – главари заговорщиков сейчас направляются на авиабазу Принц Султан, где их и схватят наши парни, чтобы передать вам для справедливого суда по законам вашей страны.

Король Абдалла даже не стал спрашивать, что заставило мятежников умчаться на авиабазу, и уж тем более он посчитал бессмысленным выяснять, какими судьбами там оказались американские морские пехотинцы. Страшный день, кажется, подходил к концу, и закончилось все намного лучше, чем можно было ожидать. Теперь оставалось лишь ждать, когда в город войдут спешившие от границы с Йеменом подразделения королевской армии, оставшиеся верными своему государю, чтобы окончательно, не руками чужаков, разделаться с бунтовщиками, надолго отбив охоту выступать против данного Аллахом правителя у прочих горячих голов. И тогда королевство снова обретет законного владыку.

Легкий вертолет "Белл-205", единственными пассажирами которого были принц Аль Джебри и начальник королевской военной разведки, мчался над пустыней. Винтокрылая машина шла на высоте двух тысяч метров, взяв курс в направлении авиабазы Принц Султан. Заговорщики молчали с той секунды, как пилот захлопнул за ним широкую дверь в борту геликоптера, и тому было несколько причин. Прежде всего, несмотря на звукоизоляцию, салон пассажирской кабины мгновенно, как только вертолет оторвался от земли, наполнился воем турбины "Текстрон Лайкоминг", приводившей в движение несущий двухлопастный винт. Ну а, кроме того, говорить было просто не о чем – план, слишком во многом опиравшийся на помощь извне, рухнул, и теперь надежда на успех таяла с каждой минутой.

– Ваше высочество, американцы! – второй пилот обернулся назад, указывая в иллюминатор.

– Шайтан!

Хафиз Аль Джебри не смог сдержать испуганного возгласа, когда перед скругленным носом вертолета промчался, едва не зацепив геликоптер крылом, реактивный истребитель "Супер Хорнит". Самолет, вспарывая воздух парой вертикальных килей, украшенных яркими эмблемами эскадрильи, заложил вираж, описав круг, в центре которого оказался беззащитный вертолет, а затем ушел куда-то в поднебесье. Но с этой секунды арабский принц уже не мог чувствовать себя в одиночестве – их заметили и не собирались оставлять без присмотра ни на миг.

Настигая "Ирокез", вдоль левого борта вертолета промчался боевой винтокрыл AH-1W "Супер Кобра", отошел в сторону, накренившись на правое крыло и позволив пассажирам беззащитного "Белл-205" рассмотреть подвешенные под короткими плоскостями блоки неуправляемых ракет, и снова занял позицию где-то позади, наверняка взяв на прицел геликоптер принца. Хафиз Аль Джебри поежился, словно вдруг ему стало холодно – одной очереди из двадцатимиллиметровой автоматической трехствольной пушки М197, установленной на турели в носовой части "Супер Кобры", хватило бы с лихвой, чтобы вогнать их вертолет в барханы.

– Ваше высочество, – командир экипажа, голова которого утопала в массивном сферическом шлеме, обеспокоено взглянул на обмершего принца. – Ваше высочество, какие указания?

– Идем прежним курсом, – решил после недолгих раздумий Хафиз Аль Джебри.

"Ирокез", промчавшись над барханами, над нитками шоссе, ведущего на север от Эр-Рияда, появился над авиабазой Принц Султан, по-прежнему сопровождаемый американским геликоптером. Пилоты "Супер Кобры" не выходили на связь, ничего не приказывали и не требовали, но одно только присутствие рядом, в считанных десятках метров, под завязку нагруженной ракетами винтокрылой машины заставляло и арабских пилотов, и их пассажиров, нервничать, понимая, что каждая секунда полета может стать последней, если кто-то на земле решит, что в заговорщиках больше нет нужды.

– Садимся, – Самир Аль Зейдин указал вниз, на летное поле, плотно заставленное сейчас не только Саудовскими самолетами и вертолетами, но и десантными геликоптерами Морской пехоты США. А в дальнем конце посадочной полосы был виден четырехмоторный белоснежный гигант VC-137C "Стратолайнер" – Реджинальд Бейкерс прибыл раньше срока, уже ступив на чужую землю, как полководец армии-победительницы.

В тот миг, когда вертолет завис над летным полем, над рядами ангаров с грохотом вновь промчался, словно напоминая о неотвратимости возмездия, истребитель F/A-18E "Супер Хорнит". Он так и кружил над аэродромом, демонстрируя подвешенные под крыльями ракеты, и те, кто находился внизу, на земле, не могли оторвать встревоженных взглядов от стремительной крылатой машины, в которой была скрыта колоссальная боевая мощь.

– Нас уже встречают, – зло прошипел Самир Аль Зейдин, увидев, как к вертолету, едва успевшему коснуться полозьями шасси бетонного покрытия, бросились со всех сторон фигуры в камуфляже. – Как у себя дома, неверный псы!

Не меньше взвода морских пехотинцев взяли в кольцо "Белл-205", вскинув штурмовые винтовки М16А2. две дюжины стволов калибра пять целых пятьдесят шесть сотых миллиметра уставились на вертолет, готовы харкнуть раскаленным свинцом. На безразличных лицах десантников читалась уверенность в себе и безграничная решимость – они, уступая в числе арабам в десять раз, без единого выстрела смогли захватить эту базу, подготовив идеальный плацдарм для второго эшелона, и теперь не боялись ничего, перестав верить в способности противника.

– Выходим, – усмехнулся Аль Джебри. – Пока нас не вытащили отсюда или не сожгли вместе с вертолетом.

Принц и его спутник выбрались из геликоптера, окунувшись в шум и грохот огромной авиабазы, бившейся в агонии, словно единый гигантский организм. И тотчас навстречу им из строя морских пехотинцев выступил офицер со знаками различия лейтенанта первого класса, забросивший винтовку себе за спину и при появлении гостей снявший темные очки.

– Следуйте за мной, – коротко бросил по-арабски морской пехотинец. – Прошу!

Хафиз Аль Джебри и Самир Аль Зейдин переглянулись, истерично усмехнувшись, но двинулись вслед за американским офицером, сопровождаемые полудюжиной вооруженных до зубов морпехов, направившись к "Стратолайнеру", у трапа которого принца уже ждал Реджинальд Бейкерс.

– Ваше высочество, – в знак приветствия глава АНБ вежливо поклонился принцу, позади которого толпились державшие винтовки наперевес морские пехотинцы. – Господин Аль Зейдин.

Кругом царила напряженная суета, морские пехотинцы, едва ступив на твердую землю, выбравшись из вертолетов, тотчас срывались куда-то, подгоняемые криками своих командиров, уже успевших сорвать голоса. И Реджинальд Бейкерс был одним из немногих, кто сохранял спокойствие, непоколебимо веря в свои силы. Он не обращал внимания ни на суматоху, царившую вокруг, ни на жару – строгий костюм с галстуком был на самым подходящим нарядом для этих краев, и тонкая льняная рубашка уже успела пропитаться потом. Начальник АНБ с превосходством и уверенностью смотрел на стремительно закипавшего, теряя выдержку, арабского принца, в душе которого страх смешивался с гневом и отчаянием.

– Какого шайтана вы позволяете себе, – вскинулся, не приняв подчеркнуто вежливого тона, Аль Джебри. – Что все это значит? Вы обещали поддержку, но вместо этого вторглись на нашу территорию, как завоеватели!

– Ваше высочество, морские пехотинцы выполняют приказ президента, защищая жизни американских граждан, находящихся в королевстве, – невозмутимо ответил Реджинальд Бейкерс. – Ваш мятеж поставил под угрозу их безопасность, и мы не могли остаться безучастными.

– Почему король Абдалла находится в вашем посольстве? Он нужен нам! Вы же можете вышвырнуть его за ворота, просто выгнать, а все остальное – это наши заботы, наши внутренние дела!

– Сейчас смена власти в королевстве не вполне отвечает интересам нашей страны, администрации президента Мердока, – усмехнулся Бейкерс, и принц Хафиз Аль Джебри окончательно уверился в том, что его замысел провалился. – Нам нужна стабильность в Саудовской Аравии, на всем полуострове, и обеспечить ее способен только нынешний король, пользующийся поддержкой подавляющего большинства саудовцев. И мы будем обеспечивать безопасность Его величества Абдаллы до тех пор, пока это не смогут сделать его войска и Национальная гвардия.

– Но это означает, что мы – покойники! Нас ждет только меч в руках палача!

Хафиз Аль Джебри, окруженный со всех сторон чужими солдатами, неверными иноземцами, по-настоящему испугался, ощутив себя загнанным в угол. Отсюда невозможно было сбежать, а надеяться на добрую волю Бейкерса отныне тоже не имело смысла. Принц слишком многое поставил на карту, и теперь в один миг потерял почти все, кроме жизни.

– Я буду просить у вас убежища, – с мольбой в голосе произнес Аль Джебри, разом растеряв остатки своего величия. – Вы же обещали поддержку!

– Вы нарушили законы своей страны, принц, организовав мятеж. Вы – преступник, на ваших руках – кровь сотен ваших соотечественников, убивавших друг друга в угоду вашим личным интересам. И Америка никогда не даст защиту таким людям!

Сейчас Реджинальд Бейкерс ощущал себя хозяином положения, и лучшей опорой такой уверенности были две роты морских пехотинцев, а также вьющиеся над авиабазой истребители, готовые на дальних подступах встретить любого названного гостя.

– Едва ли наш президент смог бы сохранить доверие к вам, тем, кто предал своего короля, – холодно усмехнулся глава АНБ, чувствуя коже отчаяние и растерянность арабов, понявших, наконец, что сами явились в западню, выхода из которой уже не было. – А вот король Абдалла в благодарность за столь своевременную помощь – ведь мы, по сути, спасли ему жизнь, а это даже важнее, чем власть – пойдет на некоторые уступки, как верный союзник. И он же пусть решает теперь вашу участь, принц!

– Двуличный лицемер! Аллах покарает тебя, неверный пес!

Принц Хафиз Аль Джебри теперь только и мог, что скрежетать зубами от злости да сыпать проклятьями. Бежать было некуда, об этом Бейкерс позаботился, еще не добравшись до авиабазы, и теперь все пути отхода были перекрыты морскими пехотинцами. Правда, у Аль Зейдина никто так и не догадался отобрать оружие, семнадцатизарядный "Глок", да и пилоты вертолета тоже были не с пустыми руками, но что могли стоить три пистолета против даже полудюжины штурмовых винтовок.

– Арестовать их, – приказал Реджинальд Бейкерс, и морпехи, державшиеся чуть поодаль, придвинулись к арабам. – Глаз не спускать, но не смейте тронуть даже пальцем. Это особа королевской крови! Передадим их королю, пусть делает с этими ублюдками, что хочет!

– Сэр, – сержант, командовавший отделением, коротко кивнул, не проявив ни капли эмоций. Он просто услышал приказ и был намерен выполнить его. – Есть, сэр!

Сопровождаемые конвоем, готовым, несмотря на приказ, в любой миг пустить в ход кулаки и приклады винтовок, Аль Джебри и его соратник двинулись прочь, к одному из зданий, временно приспособленных под тюрьму для высокопоставленных пленников. Бейкерс же довольно усмехнулся – все прошло даже лучше, чем можно было предполагать. Теперь оставалось только увидеть короля, которого никто не собирался выпускать из посольства до встречи с эмиссаром американского президента. И, надо полагать, когда Реджинальд Бейкерс явится с таким щедрым подарком, как пара заговорщиков, живых и невредимых, Его величество не сможет отказать, выполнив несколько маленьких просьб. Право же, пережив эти несколько весьма неприятных часов, едва не лишившись и короны, и самой жизни, наверное, трудно будет сохранять бессмысленное упорство в достижении непонятной цели.

Направляясь с эскортом морских пехотинцев к посольству, Реджинальд Бейкерс не сомневался, что уже спустя пару часов сможет доложить президенту о полном и окончательном успехе. Арабская нефть, переработанная на английских заводах, вскоре вновь вспыхнет в камерах сгорания и цилиндрах американских самолетов и танков. В прочем, это уже почти перестало иметь значение – там, в России, все было практически закончено. Но минувший день, хоть и принес несомненный успех, смогли пережить немногие, а победа досталась весьма высокой ценой.

Глава 7 Ответный ход

Тбилиси, Грузия – Калмыкия, Россия – Ростов-на-Дону, Россия

19 мая

Это было похоже на шахматную партию, такую, какой, пожалуй, никогда еще не видел целый свет. Сперва все шло, как должно – игроки, ничем не стесняя себя, расчертили целый континент, приспособив его под шахматную доску, расставили фигуры… а потом один из них, не дожидаясь, когда белые, как полагается, сделают первый ход, вдруг встал из-за стола и спокойно ушел, позволив своему оппоненту преспокойно начать игру.

Прихотливо расставленные по всему полю "черные" так и не тронулись с места, а противник, делая один ход за другим, уже был готов объявить шах и мат нерасторопному сопернику. Кони и ферзи врага сдавались без боя, погибая один за другим, и уже ничто не могло поколебать весы победы, как вдруг гроссмейстер, вспомнив о незавершенном – точнее, толком и не начатом – деле, вдруг вернулся в игру. И первый контрудар оказался полнейшей неожиданностью для уже торжествовавшего успех игрока. А затем выпады последовали один за другим, и внезапно оказалось, что время стремительных атак минуло – пришла пора подумать об обороне, удержав хотя бы уже занятые рубежи. На некоторое время игра пошла на равных.

Гул сотен турбовинтовых двигателей, поднимавшийся над аэропортом Тбилиси, поглощал все прочие звуки, сливаясь в пульсирующий рев, способный заглушить, наверное, и грохот Ниагарского водопада. Почти три сотни вертолетов, тяжеловесные AH-64D "Апач Лонгбоу", из-под плоскостей которых свисали гроздья ракет, юркие стремительные OH-58D "Кайова Уорриор", винтокрылые дозорные, застрельщики воздушных сражений, и, главное, полторы сотни десантных машин UH-60A "Блэк Хок" находились в готовности к взлету. Армада, воздух над которой содрогался от яростных ударов роторов, в едином порыве готовилась взмыть в небо, ринувшись на север, над увенчанными снежными шапками горными хребтами, вздымавшимися стеной до самого неба.

Здесь же, на краю летного поля, молотили воздух широкими лопастями громадные "Чинуки" из Сто тридцать первого транспортного авиаполка, к днищам которых уже были принайтовлены легкие гаубицы М119. Двухвинтовых "летающих вагонов" оставалось всего пять – шестая машина, превратившись в груду оплавленного металла, так и осталась на летном поле грозненского аэродрома, не вернувшись из первого вылета. Но экипажи остальных СН-47D это еда ли испугало всерьез, и теперь пилоты готовились повторить бросок через Кавказ, туда, где их ждали с нетерпением и надеждой.

Пилоты, уже занявшие места в кабинах винтокрылых машин, вслушивались в разговор диспетчеров, управлявших полетами, ожидая команды на взлет. Несколько минут отделяли армаду от того мига, когда она, оторвавшись от земли, умчится в сторону вражеской территории, туда, где ее не ждут, и где сделают все, чтобы ни одни вертолет не смог коснуться земли, кроме как после прямого попадания зенитной ракеты. Несколько минут – это время требовалось десантникам из Сто первой воздушно-штурмовой дивизии, бежавшим к вертолетам со стороны скопления палаток и брезентовых тентов.

Бойцы, грохоча подошвами тяжелых ботинок по выщербленному бетону, торопились подняться на борт, зная, что команда на взлет может последовать немедленно. Почти три тысячи солдат и офицеров, три батальона с подразделениями обеспечения, должны были проследовать за своими товарищами, уже находившимися на чужой земле. Там их не ждали, там не были рады свалившимся с небес незваным гостям, и потому каждый десантник взвалил на себя столько оружия и боеприпасов, сколько под силу унести обычному человеку.

Карманы жилетов для переноски боеприпасов были набиты снаряженными магазинами к штурмовым винтовкам М16А2 и карабинам М4А1, выстрелами к подствольным гранатометам и ручными гранатами. Некоторые, особо запасливые, горстями рассовали патроны всюду, куда только можно, в расчете потом набить опустевшие магазины – по ту сторону границы каждый лишний патрон будет означать всего-навсего шанс живым вернуться домой. Кроме того, за спиной каждого бойца висел, оттягивая плечи, десантный рюкзак, и он тоже был забит боеприпасами, самым важным, что только может быть для солдата, отрезанного от своих сотнями километров враждебной земли.

– Живей, парни, живей, – подгонял бойцов своего отделения сержант Джеймс Салливан, замыкавший вереницу десантников, рысцой бежавших к своему вертолету, ощутимо дрожавшему в готовности взмыть в небо. – Поторапливайтесь! Все на борт, живо! Наши парни там сражаются каждый против дюжины озверевших русских, и чертовски скверно, если они не дождутся помощи. Дьявол, там нужен каждый из вас, парни!

Всего лишь полчаса полета отделяло десантников от уже кипевшего по другую сторону границы сражения. В Грозном, по меркам крылатой пехоты находившемся весьма близко, шел бой, о котором здесь знал каждый. Там три передовых батальона дивизии уже схлестнулись насмерть с русскими солдатами и несли потери, с каждой минутой становившиеся все более тяжелыми. И те, кто оказался сдавлен в кольце русских танков на летном поле грозненского аэропорта, надеялись только на одно – на вторую волну десанта, появление которой должно было разом изменить расстановку сил.

Те, кто находился еще в Тбилиси, знали, что творится за какие-то полторы сотни километров, во вражеском городе, на чужой земле. Там правила бал смерть, подстерегавшая на каждом шагу, и, тем не менее, все до единого десантники рвались именно туда, навстречу, быть может, собственной гибели, ведь они не умели бояться.

– Они ждут нас там, парни, – кричал в спины своим бойцам, ловко забиравшимся в десантную кабину приземистого вертолета UH-60A "Блэк Хок" сержант Салливан. – Будьте готовы вступить в бой сразу, как только ступите на землю там полно чертовых русских, и все они хотят убить нас!

Под злые крики командира отделения десантники рассаживались на жестких сидениях в чреве геликоптера. Уперев приклады штурмовых винтовок в пол кабины между своих ног, солдаты нервно переглядывались, не то проверяя так друг друга на прочность, не то ища поддержки у товарищей. Пулеметчики с трудом смогли пристроить у себя на коленях массивные М249 SAW, самое мощное оружие отделения, если не считать три реактивных противотанковых гранатомета М136, захваченных с собой бойцами в нагрузку ко всему остальному – никто не хотел оказаться беззащитным перед страшными русскими танками.

Сам сержант Салливан последним забрался в вертолет, в десантном отсеке которого уже стало тесно – девять человек, каждый из которых взял с собою груз едва ли не равного веса, занимали на удивление много места, постоянно цепляясь стволами за оружие или экипировку товарищей. В такой тесноте им предстояло провести ближайшие полчаса, после чего будет не до удобства, выжить бы под шквальным огнем врага.

– Взлетаем, – крикнул, пробившись сквозь рев турбин, сержант покосившемуся на него через плечо пилоту. – Давай, пошел!

– Приказа не было, – так же крикнул в ответ летчик. – Наверное, еще не все погрузились!

По телам десантников, плечо к плечу теснившихся в не отличавшейся простором кабине, прокатывалась волной дрожь, вызванная передававшейся людям от судорожно содрогавшегося корпуса вертолета вибрацией, рожденной мощными турбинами, приводившими в движение несущий винт боевой машины. В прочем, может быть, это просто расшалились нервы людей, торопившихся навстречу своей смерти.

– Какого черта, сержант, – одни из бойцов окликнул Джеймса Салливана, приблизившись к командиру, чтобы тот лучше мог слышать своего подчиненного. – Какого дьявола мы здесь ждем?

Все они, все девять, как и сотни других, не были самоубийцами и не торопили собственную смерть. Но сейчас все, как один, желали более всего на свете оказаться в самом пекле, там, где гибли в неравном бою их товарищи, ушедшие в бой первыми. Их место было в бою, там, где не существует милосердия и прощения, где прав тот, кто смог убить первым, где нет надежды ни на кого, кроме самого себя, твердости руки и остроты взора, направленного сквозь прорезь прицела. Они знали, что могут не вернуться оттуда назад, если так решит слепая и беспощадная судьба, но спешили поскорее там оказаться, забыв о страхе. В Сто первой воздушно-штурмовой дивизии не было принято забывать своих, оставляя их безо всякой надежды.

– Наши парни умирают там, так чего мы ждем? – звучало разом со всех сторон. – Нужно лететь, немедленно!

– Дьявол, я знаю не больше вашего, – раздраженно огрызался в ответ съедаемый беспокойством сержант. – Ждите, сейчас мы взлетим!

Люди нервничали, и это было понятно любому, оказавшемуся бы в подобной ситуации, когда ожидание становится гораздо страшнее самого яростного боя, в котором попросту некогда отвлекаться. Каждый понимал, сколь ценно сейчас время, но кто-то, наблюдавший за всеми приготовлениями со стороны, не спешил отдать единственно возможный сейчас приказ, заставляя готовых к бою солдат изводить себя томительным ожиданием.

Десантные винтокрылы "Блэк Хок" должны были взлетать отнюдь не первыми, пропуская вперед вертолеты огневой поддержки. Бронированные на зависть иному танку геликоптеру AH-64D "Апач Лонгбоу" проложат путь транспортными машинам, как сделали это прежде, добивая оборону противника точными и беспощадными ударами с воздуха. Вместе с ними должны будут уйти в бой и разведывательные вертолеты "Кайова Уорриор", способные не только разить вражеские танки ракетами "Хеллфайр", но и высаживать десант, доставляя за пятьсот пятьдесят километров от своей базы до полудюжины экипированных бойцов… на внешней подвеске. И сейчас, когда каждый солдат там, по другую сторону гор означал лишний шанс на победу, возможность эта пришлась весьма кстати.

Турбины пожирали щедро залитое в баки топливо, лопасти бешено вращавшихся винтов рубили воздух, но приказа все не было. Шли минуты, нервы готовых к бою десантников оказались уже напряжены до предела, точно туго натянутые струны, но когда пришла долгожданная команда с земли, облегчение не наступило.

– Сержант, нам дали отбой, – крикнул, обернувшись назад, командир экипажа "Блэк Хока", накрепко привязанные к своему кресле перекрещивающимися ремнями. – Вылет отменен!

– Что за черт? Это наверняка ошибка! Уточни еще раз, запроси диспетчера, черт возьми!

Напряженное ожидание сменилось недоумением, непониманием и злостью. Десантники не верили своим ушам. Их, рвавшихся в бой, точно свирепые псы, вдруг ухватила за ошейник крепкая рука хозяина, осаживая на месте.

– Высадка откладывается, – вновь, с нажимом, повторил пилот, повернув назад голову, утопающую в массивном сферическом шлеме. – Вы никуда не летите. Всем подразделениям приказано оставаться у вертолетов в полной готовности, так что ничего еще не отменяется, просто кто-то решил взять тайм-аут.

Это было подобно неожиданному удару под дых, и десантники, осознав услышанное, не стали сдерживаться.

– Наши парни там гибнут, а мы остаемся здесь, – раздались гневные крики, сдобренные отборной бранью. – Что за черт? Мы, получается, бросим там наших товарищей, оставим на потеху проклятым русским! Какой кретин отдал такой приказ? Это же настоящее предательство! Нас ждут в Грозном, верят, надеются, что мы придем!

– Довольно, – рявкнул сержант Салливан, не менее злой и раздосадованный, чем любой его боец. Просто сержант не забывал о том, что только быстрое, точное и, главное, беспрекословное исполнение приказов ведет к победе. – Командование нашло нам другую задачу, более подходящее дело. Наши парни там, в Грозном, смогут продержаться еще немного, они нас дождутся. Какого черта вы спорите? Раз наши командиры так решили, значит, где-то мы еще нужнее, чем в Грозном, а там, видимо, обойдутся и без нас.

Напряжение последних минут исчезало, таяло, уступая место мучительной неопределенности, разочарованию и нечеловеческой усталости – это трудно, готовиться к почти неизбежной смерти, и в последний миг узнать, что все было впустую. Только выучка, вбитая долгими тренировками привычка подчиняться, удержала обозлившихся бойцов от какой-нибудь глупой выходки.

Все приготовления оказались преждевременными, и потому стих гул турбин, винты боевых геликоптеров прекратили свое стремительное вращение, а люди, набившиеся в десантные кабины, высыпали на бетон, разбредаясь, кто куда. Пока судьба предоставила им возможность еще немного пожить, и пренебрегать ею не стал, пожалуй никто. Лишь мысль о гибнущих в неравном бою товарищах, окруженных многочисленными врагами, не давала покоя, но справились и с ней, убедив себя по давней привычке в мудрости и всеведении командиров, конечно же, понимавших, что они делают.

Мало кто всерьез задумывался о причине, что заставила умудренных опытом генералов так запросто пожертвовать несколькими тысячами своих солдат, еще надеявшихся, что о них не забыли, что их не бросят и явятся на помощь. А причина эта была более чем весомой – две тысячи тонн брони, движимые вперед не только мощными моторами, но и беспощадной волей людей, жаждавших боя, жаждавших мести, казались не той вещью, которую просто можно не замечать.

Бойцы Семьдесят шестой гвардейской воздушно-десантной дивизии, по праву гордившиеся своей выучкой, своей подготовкой, не могли представить, что будут разгромлены за считанные минуты – ровно столько понадобилось пилотам эскадрильи тактических истребителей F-15E "Страйк Игл", чтобы успешно отбомбиться по аэродромам, густо заставленным десантными "Антоновыми" и "Ильюшиными", готовыми взмыть в небо в любой миг. Их экипажи все же не дождались приказа, в реальность которого толком никто и не верил, и сигналом начала войны был для них грохот взрывов, взметнувших фонтаны пламени, дыма и земли, над летным полем.

Военно-транспортные самолеты Ил-76МД были этакими "тридцатьчетверками" среди грузовых самолетов, такими же простыми в применении, надежными и неприхотливыми, и одним из важнейших требований, которое поставили перед создателями этой прекрасной машины, была возможность взлета и посадки на неподготовленные полосы. Не уступали им и старые, но надежные Ан-12, верно служившие уже пятый десяток лет и успевшие проводить на пенсию не одно поколение пилотов. Вот и теперь "небесные колесницы" гвардейцев оказались раскиданы по десяткам полевых аэродромов, просто кое-как выровненных площадок, куда заблаговременно доставили минимум оборудования и запас горючего.

Маневры, захватившие территорию от Каспия до Черного моря, подвергали проверке все – воинское умение бойцов, мастерство командиров, а также и надежность техники, которой предстояло действовать в условиях отсутствия буквально всего. Огромные самолеты сияющими обшивкой глыбами, стояли среди калмыцких и ставропольских степей, точно рукотворные горы, довлея над палаточными городками, в которых ждали долгожданного приказа возвращаться в ставшие родным домом казармы тысячи "голубых беретов". И здесь же, остывая после стремительного марша через уже начавшие высыхать под лучами южного солнца, затаились под маскировочными сетями бронемашины БМД-2, "железные кони" "крылатой пехоты".

Десантники с честью выполнили поставленную задачу, отработав на "отлично". Дивизия, поднятая по тревоге, обрушилась на головы условного противника, как ураган, разгромив вторгшиеся на территорию России "вражеские" группировки, и оставалось только дождаться слов благодарности от командующего учениями, а потом отправиться в обратный путь, чтобы там, в "домашних" гарнизонах продолжить шлифовать свое смертоносное мастерство. Но все изменилось в одно утро, для многих ставшее последним.

Грохот разрывов смахнул десантников с коек, и бойцы в одних тельняшках и мешковатых камуфлированных штанах, выскочив из-под брезента, увидели, как гибнут, исчезая в клубах огня, доставившие их за сотни верст "Ильюшины". Один за другим самолеты, превратившись в сгусток огня, разлетались на куски, и искореженные обломки, фрагменты обшивки, точно шрапнель, косой прошлись по военному лагерю, насквозь пронзая тела, отсекая головы и конечности.

– Тревога, – надрывались еще ничего не понимавшие взводные и ротные командиры. – Артналет! Это "духи"!

Хватая оружие, с которым не расставались ни на миг, пока не будет объявлено о завершении маневров, парашютисты озирались, пытаясь увидеть врага. На мгновение все они поверили, что это и впрямь террористы, раздобыв где-то пару артиллерийских орудия или хотя бы минометов, решили накрыть залпом расположение парашютно-десантного полка. Но когда над головами с ревом и грохотом пронеслись серые размытые тени, а затем воздух разорвал надсадный вой сброшенных с бреющего полета бомб, все встало на свои места.

Лишенные зенитного прикрытия полевые аэродромы, наспех оборудованные площадки, на которых теснились сотни палаток, служивших не только временным жилищем для бойцов, но и складами боеприпасов, продовольствия, штабами и медпунктами, оказались даже слишком легкой целью для готовившихся к яростным схваткам пилотов. "Страйк Иглы", всего два звена, ударили накоротке, сперва обрушив на взлетные полосы град бомбовых кассет CBU-87 CEM, раскрываясь в полете, рассеивавших каждая по две сотни малокалиберных бомб. А затем, когда "Ильюшины" и старые заслуженные "Аннушки" исчезли в море огня, и пламенный вихрь прокатился по рядам палаткам, к земле посыпались "чугунные" пятисотфунтовки "Марк-82" свободного падения, добавившие хаоса и ужаса.

– Воздух, – надрывались офицеры, сбивая с ног суматошно бегавших вокруг солдат. – Всем лежать! В укрытия!

Вбитые многолетними тренировками навыки не забывались даже сейчас, когда с неба сыпались бомбы. Десантники, которые не могли ничего противопоставить реявшим под облаками врагам, пытались лишь спасти свои жизни, хотя бы для того, чтобы потом, в схватке на равных, отомстить, неважно кому, но отомстить. А противник, посылая в эфир рапорты об удачном выполнении задачи, уже мчался к очередной цели – мишеней было слишком много, чтобы тратить на каждую больше нескольких минут. Гвардейская дивизия, неудержимая в стремительном броске, оказалась прикована к земле, более того, лишившись и без того скудных запасов топлива, бронемашины, при всей слабости своей брони все-таки на порядок повышавшие огневую мощь парашютистов, превратились в неподвижные куски железа. В прочем, после бомбежки их и так уцелело очень немного.

Самолеты улетели, оставив после себя стремительно таявшие росчерки инверсионных следов, которые только и могли подтвердить, что все происшедшее не было страшным сном. А десантная дивизия, за считанные минуты лишившись той подвижности, которой всегда так гордилась "крылатая пехота", осталась среди разгромленного палаточного городка покорно ждать, когда же где-то на небесах – в буквальном смысле этого слова – окончательно решат участь разгромленного, но не сдавшегося врага. Ждать пришлось долго – силы врага, сколь угодно внушительные, все же были ограничены, и приходилось решать непростую задачу, выбирая именно те цели, уничтожить которые требовалось в первые часы вторжения. Иногда в штабах ошибались, и расплата за допущенную оплошность должна была последовать уже очень скоро.

Командующий Двадцать первой мотострелковой дивизией начал действовать в тот же миг, когда запыхавшийся заместитель начальника радиоузла соединения, ворвавшись в штабную палатку, доложил о том, что внезапно пропала связь.

– Товарищ генерал-полковник, – майор, весьма упитанный для танкиста, которому, вообще-то, полагалось быть легким и худощавым, тяжело дышал, а лицо его налилось кровью. – Товарищ генерал-полковник, прервана радиосвязь со штабом округа. На всем диапазоне тишина! С соседними гарнизонами связи также нет – неожиданно сильные помехи!

Евгений Артемьев почувствовал, как тревога, беспричинная, но от того не менее сильная, ледяной иглой внезапно кольнула сердце. Командующий дивизией не знал, что заставило его так обеспокоиться, услышав доклад, но вдруг понял, что нельзя сидеть, сложа руки – ему были слишком дороги жизни солдат, чтобы напрасно подвергнуть их риску.

– Какого черта нет связи?! – по привычке рявкнул начштаба дивизии – в палатке в эти минуты на очередное совещание, чтобы хоть как-то скоротать время, собрался почти весь командный состав. – Что еще за помехи вы там придумали?

Сжившийся за годы службы с ощущением подчас безграничной власти офицер, второй человек в сложном механизме дивизии по армейской иерархии, давно уяснил, что свои права следует использовать часто и без колебаний, ведь порой только так можно обуздать вечное разгильдяйство и откровенную лень нижестоящих чинов. Как правило, такой прием помогал безотказно, громкий окрик и злое выражение лица позволяли решать любые проблемы, но сейчас был иной случай.

– Не могу знать! Какая-то чертовщина, – растерянно промолвил майор. Гнев старшего по званию, сколь угодно беспричинный, мог обернуться немалыми неприятностями. И тем обиднее было, что от самого начальника связи, равно как и от его подчиненных, сейчас и впрямь ничего не зависело: – Я таких помех не слышал, даже когда служил в заполярье, и там случалось северное сияние. Настоящая буря, товарищ генерал-майор!

– Дьявол!

Командующий дивизией ощутил нарастающее беспокойство. Подчиненное ему соединение, полторы сотни танков, не каких-нибудь, а новейших Т-90, сто двадцать самоходных орудий, оказалось разбросано на огромном пространстве в излучине Волги и Дона. Между полками и батальонами простерлись десятки, сотни километров, и никакой иной способ связи, кроме радиоволн, не позволял согласовывать действия дивизии, все еще остававшейся единым и весьма мощным организмом.

Переброшенная через полстраны дивизия, тыл которой подпирала Пятая гвардейская танковая дивизия, а по правую руку, отрезая противнику, посмевшему бы угрожать с юга, выход к Черному морю, раскинулись среди ставропольских степей палаточные городки Сто восьмой мотострелковой дивизии, жила только одним – ожиданием приказа. Почти шесть сотен танков, грозные Т-90 и Т-80 последних модификаций, были призваны стать броневым заслоном на пути врага, и никто не испытывал сомнений в том, чье именно вторжение должен был остановить этот почти нерушимый щит. стремительный бросок через степи, несколько часов марша на пределе возможностей людей и машин – и враг будет намотан на гусеницы стальных "монстров", вдавлен в землю, на которой его не ждали, отброшен назад, за горные хребты. А следом за ним ворвутся в чужие города русские танкисты и пехотинцы, предавая все огню.

Подчиняясь не командующему округом, даже не министру, но напрямую Верховному главнокомандующему, исполняя только его приказы, дивизии, три стальных кулака, были готовы двинуться в атаку в любой миг, пребывая в постоянной готовности. Никто из тысяч солдат и офицеров всерьез не верил, что боевым машинам придется произвести хотя бы один выстрел по реальной, а не учебной цели, но от этого ожидание не становилось менее напряженным. Десятки тысяч человек, солдаты и офицеры, жили только одной мыслью – мыслью о том, что их не зря послали сюда, и ни на миг не забывали, что в считанных сотнях километров, по другую сторону увенчанных снежными шапками гор Кавказа, окопался враг, американцы, непрошенными явившиеся сюда не для того, чтобы уйти просто так. Об этом трудно было не думать, сделав вид, что ничего подобного не происходит, и больше всего о близости того, кого невозможно было назвать иначе, чем противником, думал генерал-майор Артемьев.

– Приказываю объявить боевую тревогу, – распорядился командующий дивизией. – Немедленно установить связь со штабами полков! К черту ваши помехи – дайте мне связь. И свяжитесь со штабом округа, черт вас возьми!

– Есть, товарищ генерал-полковник!

Майор, козырнув, со всех ног бросился исполнять приказ, поняв без лишних слов, что происходит нечто необычное, вполне могущее вскоре стать опасным. Ему сейчас было проще, чем командующему – нужно было только исполнить волю старшего по званию, не задумываясь ни о чем, не отягощая себя принятием решений, каждое из которых могло обернуться роковой ошибкой.

– Что это может значить, – начальник штаба взглянул на своего командира. Офицеров связывали годы совместной службы, и они порой могли без слов понимать друг друга. Вот и теперь многие явственно ощутили сгустившееся напряжение… и страх, который уже сейчас с трудом можно было обуздать. – Чего вы ждете, Евгений Павлович?

– Ничего хорошего, – мрачно ответил комдив, хмуро взглянув на своего помощника. – Ничего хорошего.

Генерал-майор Артемьев сделал правильный выбор, найдя в себе смелость принять всю полноту ответственности и не задумываясь о последствиях приказов. Сигнал тревоги взметнул, вырывая из полудремы, сотни бойцов, и многие из них очень скоро смогли благодарить своего командира за то, что остались живы.

Стратегия "обезглавливающего" удара, целью которого становятся не солдаты, а их командиры, вплоть до самых высокопоставленных, тем, на чьих плечах лежат не только расшитые золотом погоны, но и неотъемлемый атрибут знаков отличия – право и обязанность принимать решения – действовала безотказно в минувших войнах, и теперь в Пентагоне не нашли ни одной причины, чтобы отказаться от нее. Как и прежде, когда разворачивались воздушные сражения над Багдадом или балканскими горами, немалая часть поднявшихся в небо крылатых машин превратилась в "охотников за головами", и экипажи, получившие особые задания, направили свои самолеты к вражеским штабам и узлам связи. И это было правильно – пусть Хусейн погиб не от бомб, а в петле, куда направил его приговор продажного суда, скрывшись глубоко под землей, в надежном бункере, диктатор утратил возможность руководить даже не страной, но ее армией, после чего бригад и дивизии, лишенные единого управления, или гибли, или складывали оружие, сдаваясь, подчас, батальона или даже ротам врага, но благодаря связи собранным в единую сеть.

Ростова-на-Дону первыми достигла четверка тяжелых истребителей F-15E "Страйк Игл", следом за которыми мчались, поднявшись выше облаком, столько же ударных машин с изменяемой стреловидностью крыла F-111F "Эрдварк". И именно эти ветераны, успевшие полетать еще над ливийскими песками, первыми вступили в бой, когда до города оставалось еще почти двадцать миль.

– Цель в зоне поражения, – доложил штурман ведущей машины своему командиру, положив руки на панель управления. Летчику не терпелось нажать на кнопку сброса, посылая русским, наверное, еще не успевшим проснуться – небо на востоке лишь сейчас окрасилось нежными оттенками розового цвета, предвещавшего ранний восход – смертоносный "подарок".

Ударная группа подошла к городу незамеченной, и не потому, что самолеты невозможно было обнаружить – хотя любой радар был способен "увидеть" восемь громоздких истребителей, некому было слать в штабы тревожные донесения. Юркие F-16C и те же "Страйк Иглы" поработали на славу, уничтожив почти все локаторы бомбовыми ударами и залпами ракет HARM, и теперь небо принадлежало только американским пилотам, пользовавшимся своей, быть может, временной, властью, по полной.

– Готов к атаке, жду приказа, – произнес штурман, не снимавший обтянутых перчатками пальцев с приборной консоли. – До цели пятнадцать миль!

– Всей группе – сбросить бомбы, – четко приказал командир головной машины. – Огонь!

Одно касание – и из-под широко раскинувшихся плоскостей каждого "Эрдварка" к земле, скрытой облачной дымкой, устремились черные "сигары" управляемых бомб. Ударные самолеты F-111F, кажется, доживавшие свой век в строю, эти заслуженные воздушные бойцы, собравшие немало вражеских жизней по всему свету, непрерывно модернизировались, оставаясь вполне современными, не стояло на месте и их вооружение. Каждая машина доставила к цели, на рубеж пуска, по две корректируемые авиабомбы GBU-15, но сейчас вместо телевизионных систем наведения, требовавших своими глазами видеть цель, усовершенствованные боеприпасы управлялись посредством спутниковой системы GPS. Координаты целей – штаба военного округа, расположенных в пригороде арсеналов и всего прочего, что привлекло внимание командующего операцией – были хорошо известны, и пилоты, избавившись от своего груза, могли спокойно возвращаться на базы, предоставив "умной" технике дальше самой выполнять задачу.

Все четыре "Эрдварка" разом выполнили маневр, ложась на обратный курс, а сброшенные ими бомбы, похожие на странно утолщенные дротики, увенчанные крестообразным оперением, скользнули к земле, набирая скорость. А за ними, отставая на ничтожные десятки секунд, мчались еще бомбы, точно такие же GBU-15, отделившиеся от четверки тактических истребителей F-15E "Страйк Игл", пилоты которых тоже спешили увести полегчавшие машины подальше от цели, а значит, и от опасности.

Шестнадцать бомб, разрезая напоенный утренней свежестью воздух, черными росчерками промчались над городскими кварталами, направляясь каждая к "своей" цели. Управляемые боеприпасы, обнаружить которые мог сейчас не самый чуткий радар, с гулом пронеслись над кровлями домов, двигаясь тем быстрее, чем ближе они оказывались к поверхности земли, и спустя несколько мгновений над Ростовом грянули слившиеся в одни протяжный раскат взрывы.

Штаб Северо-Кавказского военного округа, важнейшая цель этой стремительной атаки, перестал существовать, превратившись в несколько дымящихся воронок, вокруг которых были разбросаны каменные обломки, все, что осталось от стен. Три тысячефунтовые боеголовки буквально раскатали штаб по кирпичу – противник не экономил на бомбах, предпочитая перестараться, нежели дать врагу хоть призрачный шанс. И этот расчет оправдался – под руинами осталась большая часть старших офицеров, почти весь командный состав штаба округа. Но это вовсе не означало безоговорочную победу.

Командующий округом, выскочив из казенной "Волги", подбежал к самой кромке дымящейся воронки, оступившись и едва не сорвавшись вниз. Следом за ним бежал адъютант, округлившимися глазами уставившись на разрушенный штаб – кое-где из-под обломков были видны части тел, окровавленные куски мяса в обрывках полевого камуфляжа или кителей цвета хаки.

– Что это, товарищ генерал армии? – Адъютант, бледный, с трудом сдерживавший дрожь, не мог отвести взгляда от панорамы разрушений. Камни, покрытые копотью – все, что осталось от штаба, а под ними останки сотен офицеров, принявших смерть на боевом посту. – Террористы? Грузовик со взрывчаткой? Как это могло произойти?

– Кой черт террористы? Воронки видишь!? Это бомбовый удар! Нас атаковали!

Генерал Юрий Логинов чувствовал, как по спине и вискам градом скатывается холодный пот. Если бы не поломка в пути, он явился бы в штаб точно вовремя, на целых двадцать минут раньше, и остался бы там, под развалинами, и хоронить его – если бы нашлось, кому хоронить – пришлось бы в закрытом гробе. По странной прихоти судьбы генерал остался жив, но удача могла изменить в любой миг – над головами офицеров, столпившихся у края воронки, раздался рокот авиационных турбин, и люди, не думая о форме, повалились в грязь и пепел, закрывая головы руками.

– Воздух, – раздались со всех сторон истошные вопли, и офицеры, утратив выдержку, кинулись к каким-то щелям, канавам, туда, где будто бы можно было пережить очередной удар. – Берегись! В укрытие!

Командующий округом, поддавшись всеобщей панике, ощутив себя вдруг до предела уязвимым, беспомощным, несмотря на то, что его воле почти безгранично подчинялись десятки тысяч солдат, тоже плюхнулся на груду битого камня, разбив колени, изорвав форму. Рядом с ним упал, вжавшись в землю и его адъютант, несмотря ни на что, не оставивший портфель с оперативными документами.

– Что это такое, – запричитал, невольно крепче прижимая к себе свою ношу, совсем молодой капитан, впервые увидевший кровь и смерть наяву, а не на экране телевизора. – Что происходит?!

Гул турбин стремительно нарастал, и в какой-то миг стал совершенно нестерпимым, но уже через секунду вдруг начал стихать, и бешено колотившиеся сердца людей одновременно принялись биться чуть медленнее, возвращаясь к привычному ритму. Опасность миновала.

– Улетели, – прохрипел генерал армии Логинов, внезапно почувствовавший стыд за свое поведение – он лежал в пыли и грязи, жалкий, едва не трясущийся от страха. И стоило только командующему представить, как он выглядит со стороны, страх вдруг куда-то исчез. – Они убрались, черт возьми!

– Проклятье, – адъютант несмело взглянул в небеса, но промчавшиеся над Ростовом самолеты летели слишком высоко, чтобы увидеть их невооруженным взглядом. – Но что же происходит? Кто нас бомбит?!

– Мы скоро это узнаем. – Командующий округом с трудом поднялся на ноги, отряхивая форму от пыли и копоти. Растеряв разом весь лоск, он не утратил решимости, чувствуя внезапную злобу на тех, кто посмел вмешаться в привычный ход вещей. – Подъем! Всем встать, мать вашу! На запасной командный пункт, живее! Это только антракт, и мы должны быть готовы, когда начнется второе действие. Установить связь со всеми гарнизонами. Боевая тревога!

Смерть прошла совсем рядом в эти мгновения, мимолетно коснувшись командующего локтем, обдав своим леденящим дыханием, напомнив о бренности существования. И все же это не лишило генерала воли, напротив, прибавив твердости. Чувствуя ответственность за десятки тысяч людей, офицеров и солдат округа, возможно, еще ничего не знавших о случившемся, командующий торопился действовать, не дожидаясь приказа сверху, взяв на себя всю полноту ответственности.

"Волга", взревев движком, сорвалась с места, и перегрузка, точь-в-точь как при взлете самолета на форсаже, вдавила едва успевшего захлопнуть дверцу командующего в спинку сидения. Машина мчалась по улицам, пролетая под красными сигналами светофоров, под всеми запрещающими знаками, направляясь подальше от центральных районов, туда, где находился резервный узел связи. Но генерал опоздал – уже за пару километров он увидел столб черного дыма, упиравшийся в небосвод.

– Не успел, – простонал Юрий Логинов, вонзив взгляд в черную завесу, вздымавшуюся над казармами отдельного батальона связи. – Проклятье!

Противник вновь оказался на один ход впереди, но все же это был еще не конец.

– Собрать всех, кто уцелел, – приказал Логинов, едва только "Волга" вылетела на плац, где сидели или лежали раненые, уже вытащенные из-под завалов, и те, кого просто контузило. – Связистов ко мне, хоть из-под земли достаньте!

Перепуганные, растерянные, с ужасом озиравшиеся по сторонам и страшившиеся взглянуть в небо офицеры, прапорщики и сержанты, подстегнутые уверенным окриком генерала, понемногу пришли в себя. Разрушения оказались далеко не столь сильным, как могло показаться издали – на территории гарнизона разорвались всего три бомбы, и хотя часть зданий оказалась сметена с лица земли по самые фундаменты, многое уцелело, вовсе не получив заметных повреждений. В том числе – и несколько штабных машин, так и стоявших пока в своих боксах.

Радист, терзавший верньеры своей радиостанции, ругался, не стесняясь командующего, и тот, понимая, что молоденький лейтенант делает все, что возможно, также не мог сдержать брани.

– Помехи очень сильные, – как-то обиженно промолвил связист, робко взглянув на командующего округом. – Нас глушат! Ни с кем невозможно связаться!

– Продолжай, черт возьми, – раздраженно рыкнул Логинов. – Давай, сынок, пробуй еще! Прослушивай все частоты, сам выходи на связь! Они пытаются помешать согласовать наши действия, чтобы передавить всех поодиночке, чтобы мы не могли поддержать своих соседей! Действуй, парень, действуй! Мне нужна связь!

– Товарищ командующий, – к генералу подошел командир гарнизона, несмотря на ранение – голова его была скрыта свежей повязкой, – державшийся уверенно, не проявлявший ни намека на панику, которой не избежали в эти минуты многие. – Товарищ командующий, здесь оставаться опасно! Противник запеленгует наши передатчики, и бомбардировщики могут вернуться в любой миг! Лучше покинуть расположение сейчас же, а вести связь можно и в движении. Мы подготовим мобильный командный пункт через пятнадцать минут.

– Тогда действуйте, подполковник, – кивнул Логинов. Замечание офицера было справедливым, а меньше всего генерал хотел услышать над головой сейчас гул турбин и вой стабилизаторов мчавшихся к земле бомб.

Командир батальона не ошибся, и колонна машин связи, полдюжины обычных грузовиков ЗИЛ-131 и бронетранспортеров БТР-80, несущих вместо пулеметных башен антенны спутниковой связи, покинула расположение ровно через четверть часа, оставляя за собой разрушения и трупы. Заботиться о мертвых было некогда – сейчас, пока еще оставалась такая возможность, нужно было думать о живых.

Только почувствовав тряску подскакивающего на ухабах автомобиля, Юрий Логинов смог немного успокоиться. Оставаясь на месте, генерал ощущал себя беззащитной мишенью, ведь при современном уровне развития средств разведки противнику – в том, кто им был сейчас, командующий почти не сомневался – не составит труда обнаружить работающие на всю мощь передатчики и навести на них свои самолеты, наверняка сровняв с землей весь гарнизон. Теперь же появился слабый шанс на то, что удастся организовать оборону раньше, чем враг сможет физически уничтожить то, что осталось от штаба округа.

Радисты, перескакивая с одной частоты на другую, больше работали на прием, опасаясь выдать себя, привлекая внимание противника. Работающий передатчик для средств электронной разведки был подобен огоньку свечи, на который слетаются из ночной темноты мотыльки. Но только те мотыльки, что могли явиться сейчас, принесут неизбежную смерть.

– Товарищ командующий, – один из связистов вздрогнул, услышав вместо треска помех – точнее вместе с ним – чей-то далекий голос. – Товарищ командующий, мы принимаем передачу!

– Громкая связь!

Лейтенант коснулся переключателя на приборной панели, и тесное пространство фургона штабной машины наполнил перемежавшийся шелестом и свистом атмосферных помех голос, несмотря на искажение, показавшийся Логинову знакомым.

– Говорит Грозный, – донеслось из динамика сквозь вихрь помех. – Говорит Грозный, командующий группировкой Федеральных сил. Кто-нибудь меня слышит? Город подвергся воздушному удару американской авиации. В аэропорту высажен вертолетный десант численностью не менее двух батальонов. Гарнизон города ведет бой. Мы несем большие потери. Нужно подкрепление, боеприпасы.

Замерев, чувствуя, как в горле мгновенно пересохло от волнения, Юрий Логинов вслушивался в полные тревоги слова, узнав генерала Бурова. Храбрый воин и умелый командир продолжал сражаться, внезапный удар не сломил его волю, как не сломил волю тех солдат, что оказались застигнуты атакой в столице Чечни. Но одной воли для победы все же оказалось мало.

– Со стороны грузинской границы к Грозному движутся американские колонны, возможно, бронетехника, – спеша сообщить все, что знал, пока противник не заглушил частоту, почти уже кричал Сергей Буров, и каждое его слово ножом по сердцу резало душу командующего округом. – Мы не продержимся долго. В воздухе господствует авиация противника, враг ставит помехи, блокирует радиосвязь. Если кто-то слышит меня, прошу помощи, немедленно! Прием!

Вдруг динамик взорвался невыносимым визгом, будто прямо здесь, под самым ухом генерала и штабных офицеров, тех, кто выжил после бомбежки, кто-то решил разрезать пилой не меньше, чем стальную балку. Радист запоздало щелкнул тумблером, и фургон вновь наполнила тишина, нарушаемая гулом трансформаторов.

– Американцы, – со злостью и ненавистью произнес Логинов, окончательно уверившись в истинности своих предположений. – Ублюдки!

Что ж, никто иной не осмелился бы напасть на страну, все еще остававшуюся сильной державой. И пусть на прилавках магазинов почти не было отечественных продуктов, пусть по автострадам мчались машины, собранные в Корее, Японии, Германии, в шахтах, затерянных посреди сибирской тайги, еще оставалось достаточно ракет, чтобы испепелить целый континент. Но отчего-то ныне враг не страшился возмездия, будто знал, что ответного удара не последует, и это пугало больше всего.

– Связи с Москвой по-прежнему нет? – Логинов взглянул на командира радиостанции, не отрывавшегося ни на миг от своих приборов.

– Нет, товарищ генерал армии, – помотал головой офицер. – Американцы глушат нас, никак не пробиться. Все бесполезно! Если только по проводным линиям.

Командующий округом поморщился – бронированные кабели спецсвязи, при всей своей громоздкости остававшиеся единственно надежным способом докричаться до высшего руководства, все так же змеились под землей, но такой простой вещи, телефонного аппарата, чтобы подключиться к ним, под рукой не было. Враг не зря разбомбил штаб округа – использовать ВЧ-связь, безотказную, не подверженную никаким помехам, можно было лишь оттуда.

– От грузинской границы до Грозного три часа ходу от силы, – заметил адъютант, не покидавший своего командира. – Нашим там, в Чечне, придется совсем скверно. Нужно что-то делать!

– Будто я не знаю, – огрызнулся Логинов, и его спутник испуганно вздрогнул. – Дайте мне связь с частями округа, с любыми гарнизонами!

Колонна штабных машин мчалась прочь от города, еще только начавшего осознавать, что происходит, стреляя во все стороны невидимыми импульсами радиоволн, всюду неизменно натыкавшимися на плотную пелену помех. На самом деле большая часть воинских частей на территории Северо-Кавказского военного округа даже не была атакована – мотострелки и танкисты считались менее опасными для американского наступления, чем расчеты зенитно-ракетных комплексов и узлы связи. Целей было слишком много, чтобы разом ударить по всем. Приходилось выбирать, уделяя большее внимание, например, позициям отдельной ракетной бригады – все пусковые установки новейших комплексов "Искандер-М" были погребены под развалинами своих боксов. Однако нехватку бомбардировщиков и штурмовиков с лихвой восполняли другие самолеты.

Два тяжеловесных ЕС-130Н "Геркулес", отличавшихся от обычных транспортных "Локхидов" не только буквой в обозначении, но и большим количеством антенн, торчавших во все стороны, точно иглы какого-то фантастического ежа, вдруг отрастившего себе крылья, "зависли" в нескольких десятках миль севернее российско-грузинской границы. Под прикрытием дюжины истребителей "Игл" экипажи чувствовали себя вполне безопасно, и потому спокойно, без суеты, моли делать свою работу.

Бортовые генераторы помех "Геркулесов" вышли на максимальную мощность за пару десятков секунд, и шквал электромагнитных импульсов заполонил эфир, так что те, кто находился на земле, даже в сотнях километров от района патрулирования самолетов РЭБ, мгновенно лишились возможности использовать радиосвязь. Враг, растерянный, подавленный, не знал, что происходит в считанных километрах от него, и пока русские командиры лихорадочно думали, что предпринять, захватившая небо Кавказа американская авиация методично принялась уничтожать уже второстепенные цели. Бомбы обрушились на гарнизоны и склады. Батальоны, полки, целые дивизии, тщетно пытавшиеся связаться с вышестоящими штабами, гибли, не успев произвести ни одного выстрела по врагу.

Военный округ сжался для генерала Юрия Логинова до размеров его мобильного штаба, нескольких десятков растерянных офицеров и солдат, в ужасе ожидавших, когда над головами раздастся рокот турбин американских самолетов. Почти все попытки выйти на связь со штабами частей и соединений оказывались безуспешными, и все же радисты, меняя частоты, выжимая из своей техники все возможности, творили чудеса.

Спутник связи "Радуга", находясь на геостационарной орбите, вращался синхронно с самой планетой, зависнув над южными регионами России. Обратив вниз, к затянутой зиявшей прорехами облачной пеленой поверхности планеты, лепестки антенн, спутник ловил, словно впитывая в себя, прилетавшие снизу радиограммы, чтобы немедленно отправить их адресату.

Космический аппарат действовал будто зеркало, и очередной запрос, посланный командующим округом буквально в пустоту, достиг цели. Узкий луч, поток электромагнитных импульсов, пробив атмосферу, пронзив иглой пелену помех, коснулся параболических антенн-"тарелок" сателлита, и тотчас, многократно усиленный, умчался обратно к земле, направленный на один из чудом уцелевших после бомбежки Москвы приемников спутниковой связи. А там, в столице, этого давно и с нетерпением ждали.

– Товарищ генерал, – радист взволнованно окликнул Логинова, тотчас, вздрогнув, словно от близкого выстрела, взглянувшего на офицера. – Товарищ генерал, Москва на связи! Премьер-министр Самойлов!

Вырвав из рук связиста наушники, командующий округом, не веря своим ушам, услышал знакомый голос главы Правительства. В эти секунды свет надежды стал особенно ярок.

– Противник нанес удар невероятной силы на многих направлениях, – сообщил Аркадий Самойлов. – Мы здесь, в Москве, не знаем точно, что творится на границах. Президент Швецов трагически погиб, мы потеряли возможность применить стратегическое ядерное оружие. Американцы бомбили Москву, мне самому чудом удалось спастись. Пока мы можем координировать действия только войск Московского военного округа, товарищ генерал, но я обещаю, что, собрав достаточно сил, мы окажем вам всю необходимую поддержку. Я пошлю на юг все подразделения, какие только смогу собрать в ближайшее время!

– Гарнизон Грозного уже вступил в бой с американскими десантниками, и вскоре к тем могут присоединиться пехотинцы, наступающие из Грузии. Времени на ожидание нет, нужно действовать!

В подчинении Логинова находилась целая армия, несколько отдельных дивизий, в том числе и десантно-штурмовая, успешно сражавшаяся с боевиками на территории Чечни, и это, не считая отдельных бригад, полков и батальонов, раскиданных по степям от Волгограда до Кавказа. Но для того, чтобы привести войска в боевую готовность, требовалось время, а его как раз и не оставалось, так что всего две вражеские дивизии оказались равным противником целого фронта, рухнувшего в первые же минуты войны. И все же резервы были, и первым о них вспомнил как раз Самойлов.

– Я передаю вам командование группировкой, развернутой в Ставрополье и Калмыкии в ходе учений "Активность", – решил глава правительства. – Вы лучше знаете обстановку, товарищ генерал, и я верю, что сумеете правильно распорядиться этими силами.

– Я немедленно, как только удастся установить связь со штабами дивизий, направлю их на юг, к Грозному. Нужно ликвидировать созданный противником плацдарм, создать линию обороны вдоль границы.

Четыре дивизии, отмобилизованные, готовые к бою, могли действовать незамедлительно, в отличие от войск округа, остававшихся в своих казармах. И Юрий Логинов точно знал, какую цель указать танкистам, мотострелкам и десантникам, надеясь, что они в целости и сохранности ожидают его приказов.

– Авиация противника представляет самую большую угрозу, – сообщил Логинов. – Можно предположить, что первым ударом американцы уничтожили большинство наших аэродромов здесь, в южной части страны, южнее сорок пятой параллели. А без поддержки с воздуха контрудар обречен на провал. Мы только зря погубим людей, Аркадий Ефимович!

– Важнейшая задача сейчас – организовать оборону столицы. Наверняка враг атакует вновь, большими силами, и я, те, кто находится здесь, рядом со мной, хотим помешать этому. Но я постараюсь выделить вам часть авиации, еще сохранившей боеспособность. Мы прикроем танки с воздуха, чтобы те могли сблизиться с американцами на дальность прямого выстрела из их орудий, и тогда игра пойдет по нашим правилам!

Радисты, получив новый приказ, делали все, чтобы докричаться сквозь бурю помех до штабов танковых и мотострелковых дивизий, до командования Псковской десантной дивизии, еще не зная, что именно она раньше многих ощутила на себе всю мощь вражеской авиации. Но первой удалось связаться со штабом зенитной ракетной бригады, потерявшей под бомбами лишь малую часть наличных сил.

– Приказываю занять позиции на подступах к Волгодонску, Ростову, Волгограду, – распорядился Юрий Логинов. – Необходимо защитить от авиаударов наши города, помешать противнику атаковать центральные районы страны с юга. Выдвигайтесь немедленно!

Командный пункт противовоздушной обороны округа был уничтожен в первые минуты вторжения, централизованное управление зенитными средствами оказалось нарушено, но бригада, вооруженная до сих пор считавшимися непревзойденными комплексами С-300В, оставалась грозной силой. Логинов верил, что она сможет защитить небо России, но нельзя было рассчитывать на победу, только обороняясь. И весть о том, что на связь вышел командующий Двадцать первой гвардейской мотострелковой дивизией, генерал воспринял, как божью милость, окончательно поверив в свою удачу.

– Мы не можем понять, что происходит, – сообщил Артемьев, находившийся в эти минуты в своем штабе, посреди калмыцких степей. Здесь еще стояла тишина, не рвались всюду бомбы, но напряжение уже становилось невыносимым. – С трудом удалось связаться даже со штабами полков!

– Вы должны немедленно выступить на юг, в Чечню. Нас атаковали американцы, это настоящее вторжение! Они практически захватили господство в воздухе, и теперь их дивизии из Грузии рвутся на север. В Грозном идет бой. Я приказываю как можно быстрее выдвигаться в направлении чеченской столицы, не допустить подхода к высадившимся в ней десантникам подкреплений по земле или воздуху, и уничтожить прорвавшуюся через границу группировку врага.

– Мы можем начать наступление в ближайшие минуты. Дивизия находится в полной готовности, экипажи не покидают боевых машин.

– Тогда действуйте. Мы не можем пока обеспечить вам воздушную поддержку, так что атакуйте стремительно, не оставляя противнику времени на принятие контрмер. Сейчас ваш шанс на победу заключен в скорости движения. Вперед, на Грозный!

Евгений Артемьев понимал, чего будет стоить это поистине безумное наступление. Пятисоткилометровый марш через бескрайние степи, под пристальными "взглядами" вражеских спутников-шпионов, под небесами, где не осталось ни одного своего самолета, окажется убийственным для многих. Но, оставшись на месте, дивизия, вне всяких сомнений погибнет полностью, избиваемая с воздуха, растерзанная непрекращающимися атаками вражеской авиации. Пускай это случится не сейчас, позже, но исход вполне определен, и генерал-майор Артемьев, не раздумывая ни секунды лишней, решился на риск.

Николай Белявский получил приказ о приведении в боевую готовность спустя считанные минуты после того, как пропала связь с внешним миром – штаб дивизии находился в расположении танкового полка, того острия, которое должно было взломать оборону противника, расчищая путь мотострелкам, огневая мощь которых все же уступала возможностям почти сотни мощных Т-90, сменивших снежную целину Сибири на иссушенные южным солнцем калмыцкие степи. Полковник Белявский искренне верил, что его бойцам, в каждом из которых командир был уверен не меньше, чем в самом себе, по плечу любое дело, и был рад всякой возможности показать комдиву, на что способны его танкисты.

– Товарищ полковник, – в палатку, где командир решил вздремнуть, попросту устав от ожидания, ворвался дневальный, запыхавшийся и взволнованный. – Приказ командующего, товарищ полковник. Тревога!

Громкий вопль старшего сержанта в мгновение ока сорвал командира полка с койки, и вот уже Николай Белявский стоит лицом к лицу с дневальным, едва не утыкаясь макушкой в брезентовый потолок палатки.

– Начальника штаба и старших офицеров ко мне, – отрывисто приказал Белявский. – Срочно!

Сердце полковника судорожно заколотилось в предчувствии чего-то важного – время ожидания закончилось. Но когда собранные дневальным офицеры явились, сбежавшись со всех концов лагеря, полковник, собрав волю в кулак, отбросив чувства и заставив себя забыть сомнения, уже был готов командовать.

– Получен приказ командующего дивизией. Боевая тревога, – рявкнул Белявский, так что его заместители и командиры батальонов вздрогнули от грозного рыка. – Полк в ружье! Экипажи к машинам! Объявлена тридцатиминутная готовность!

Полк, пребывавший в обманчивом состоянии покоя, был готов к действию. Это был не сон, не оцепенение – просто бойцы экономили силы, а заодно и ресурс своих машин, чтобы потом, в сражении, выжать из этих глыб железа, до поры укрытых под брезентовыми тентами и маскировочными сетями, все, на что они были способны, что вложили в них создатели. И этот час неожиданно настал.

– Тревога, – разнеслось над расположением. – По машинам!

Мгновение – и лагерь, палаточный городок, этакий бивуак армии современного Чингисхана, ожил, и по степи на много верст окрест разнесся слитный рев двигателей. Мощные дизели В-92 запускались легко, с полуоборота, и механики-водители, стиснутые со всех сторон броневыми листами корпусов, были готовы в любую секунду стронуть с места сорокашеститонные боевые машины. Прогревая моторы, танкисты ждали очередного приказа, уже не сомневаясь, что он последует в ближайшие минуты. Все танки были готовы к бою, в баках по самые горловины плескалось топливо, укладки были полны снарядов, в боевых отделениях стало тесно от цинков с пулеметными лентами к спаренным ПКТМ, мощным, надежным и неприхотливым. И сейчас все зависело от воли одного человека – командующего дивизией. Но тот медлил, сомневаясь, верно ли оценил происходящее, не принял ли за реальность собственные ночные кошмары, давние страхи.

– Все готово, – доложил Белявскому начальник штаба. Подполковник Смолин, как и его командир, сменил полевую форму на огнеупорный танкистский комбинезон – в мирное время, пусть даже и на учениях, старшие офицеры продолжали пользоваться привычными "уазиками", но в бою предпочитали, пусть и обманчивое, чувство защищенности, какое только могли дать бронированные борта штабной машины. – Все ждут приказа, товарищ полковник!

Белявский промолчал. Он не знал, что в точности происходит, продолжаются ли будто бы уже закончившиеся маневры, или же неожиданный приказ есть нечто иное, нечто большее. Полковник понимал, для чего он, его полк, вся дивизия – и не одна – оказались здесь, но не верил, что придется наяву, а не в кошмарных видениях, исполнять замысел штабных стратегов.

Дивизия, разбросанная на огромном, в десятки километров, пространстве, едва ли могла с места перейти в наступление – для этого сперва все же требовалось собрать в кулак все или хотя бы большую часть сил. Но по другую сторону границы и не было достойных противников – десантники и легкая пехота едва ли выдержали бы удар даже одного батальона. Зато в обороне, когда враг, перемещаясь по воздуху, мог преодолевать за час сотни километров, оказываясь буквально где угодно, нанося внезапные и точные удары, расположение дивизии, ее раздробленность, позволяли быстро создать на пути противника заслон, успешно сдерживая его до подхода главных сил, чтобы те могли с легкостью раскатать в тонкий блин зарвавшихся чужаков.

– Чего нам ждать, командир? – В голосе подполковника Смолина слышалась тревога и неуверенность. Начальник штаба тоже понимал, что творится нечто необычное, непредвиденное, но не знал, не мог знать об истинном масштабе происходящего. Кажется, совсем недавно поступил приказ об отмене боевой готовности, танкисты, так и не дождавшись боя, которого, положа руку на сердце, никто из них не желал, хотя и был готов к этому, теперь уже ждали приказа грузиться в эшелоны, чтобы умчаться из здешнего зноя в прохладу и тишь северной Сибири. Но вместо этого был отдан иной приказ, к которому едва ли кто-то здесь был готов.

– Ждите приказа, подполковник, – жестко ответил Белявский, которому больше нечего было сказать.

Забыв на миг о своем товарище, полковник обратил взгляд к горизонту. Весеннее разнотравье уже начало уступать под лучами беспощадного солнца место бурой степной траве, сухой и жесткой. До края земли протянулась серая равнина, над которой вознесся рык мощных двигателей, и поплыли клубы черного дыма, выплюнутых трубами выхлопных газов. Степь дрожала, словно была живой, словно чувствовала напряженное ожидание тысяч людей, живших по уставу, ждавших приказа, точно откровения господня.

– Для нас нашлась работа, – криво усмехнулся Николай Белявский, вновь обратив внимание на притихшего начштаба. – Хотя бы попугаем янки напоследок, черт возьми!

Смолин тоже усмехнулся, согласно кивнув. И правда, марш-бросок на юг, к самой границе, если так решит командующий дивизией, заставит американцев, конечно, из космоса, со своих проклятых спутников следящих за каждым шагом русских, изрядно понервничать. И хотя бы ради этого стоило жариться в этих степях столько дней подряд.

Офицеры ждали, но всему положил конец запыхавшийся связист, галопом примчавшийся от штабной палатки. Сбитая на затылок фуражка, безумный блеск в глазах – все это заставило Белявского встрепенуться, исподволь приготовившись буквально ко всему.

– Товарищ полковник, приказ командующего, – лейтенант протянул Николаю распоряжение, поступившее лишь несколько секунд назад. – Приказано немедленно выдвигаться на юг, быть готовыми к отражению воздушной атаки! Это не учения, это война!

Николай Белявский вздрогнул, поняв сразу, что все происходит наяву. Времени на размышления не было, да и нельзя было задумываться. Оставалось только действовать, решительно и смело.

– Командиров батальонов ко мне, – приказал Белявский, прочтя текст приказа, всего несколько строк, вмещавших в себя судьбы тысяч людей. – Живее, лейтенант! Выполнять!

– Есть, товарищ полковник!

Офицеры явились спустя несколько минут, ненадолго оставив свои подразделения – командиры рот и взводов и без начальства знали, что делать, а потому батальоны, три танковых и один мотострелковый, уже были готовы покинуть лагерь. Оставалось лишь указать этой стальной грохочущей, лязгающей металлом и рычащей двигателями лавине цель, что и собирался сделать полковник Белявский.

– Товарищи офицеры, – командир полка обвел внимательным взглядом выстроившихся перед ним в одну шеренгу подчиненных, четырех суровых, насупившихся майоров, затянутых в танкистские комбинезоны. – Товарищи офицеры, слушай боевой приказ. Американская авиация атаковала нашу территорию, неся бомбовые удары по городам и расположениям наших войск. Поступило сообщение о высадке в Грозном вертолетного десанта противника. В городе идет бой. Дивизия получила приказ форсированным маршем двигаться на юг, блокировать и уничтожить вклинившегося на нашу территорию противника. Район сбора дивизии – квадрат сорок-восемнадцать. Выдвигаемся немедленно. Особое внимание необходимо уделить противовоздушной обороне – на марше высока вероятность воздушных ударов по нашим колоннам.

Им предстоял бросок через степи, не меньше десяти часов, проведенных в тесноте боевых отделений и десантных отсеков бронемашин, на пределе возможностей техники и далеко за пределом возможности людей – полусутки под броней, в шуме, тряске, запахе выхлопных газов и крепкого пота были испытанием не менее серьезным, чем самый яростный бой.

– Вопросы, товарищи офицеры? – Полковник не сводил взгляда со своих офицеров, которых он знал уже не первый год, доверяя каждому из них. И все же сейчас Белявский ощущал волнение и страх, страх перед неизвестностью.

Офицеры могли бы сказать многое, понимая, каковы их шансы хотя бы на то, чтобы достигнуть пределов Чечни без прикрытия с воздуха, под ударами вражеской авиации. Все, что мог противопоставить противнику, парящему под облаками, танковый полк – шесть самоходных установок зенитного ракетно-артиллерийского комплекса "Тунгуска", да еще несколько десятков переносных ракет "Игла", и этого, при всем совершенстве техники, казалось ничтожно мало. Однако не было смысла доказывать своему командиру очевидное, и ответом полковнику Белявскому стало полнейшее молчание.

Комбаты, безропотно приняв свою участь, не позволили проявить ни тени эмоций, услышав страшную новость. Для каждого из них начиналась ужасная лотерея, ставкой и призом в которой становились собственные жизни, но для сомнений и неуверенности уже не оставалось места – приказ всегда оставался приказом.

– Вопросов нет, – кивнул сам себе Николай Белявский. – По машинам, товарищи офицеры! Выступаем через пять минут!

Сотни мощных дизелей взвыли на два тона выше, оглашая степь своим победным ревом. Мгновение – и стальная лавина, сотни танков и боевых машин пехоты, сорвалась с места, и, вздымая клубы пыли, рванулась на юг, туда, где уже кипел яростный бой за Грозный. Полки, получив приказ, снимались с места, оставляя за собой опустевшие палаточные городки. Подразделения дивизии, точно ручейки, устремившись к Кавказу, стекались воедино, сливались в могучий стальной поток, который должен был смести зарвавшегося врага. Предстоял долгий и изнурительный марш по раскаленной солнцем равнине, и не всем суждено было дожить до завершения этого похода.

Дивизия оставила лагерь за несколько минут до того, как налетевшие с юга истребители обрушили на него смертоносный град. По другую сторону кавказских гор решили, что наиболее важные цели поражены, и пришел черед всего прочего, но опоздали совсем немного. Бомбы, сброшенные полудюжиной тактических истребителей F-16C "Файтинг Фалкон", угодили прямиком в пустоту. Первый раунд схватки остался за мотострелками генерала Артемьева, однако это было лишь начало.

Шлейф пыли, поднятый сотнями танков, бронемашин, грузовиков, на полном ходу мчавшихся на юг, смешивался с выхлопными газами, поднимаясь на десятки метров вверх и растянувшись на километры. Этот след, плотное облако, разогнать которое не в силах был никакой ветер, был заметен издалека. Разведывательный спутник "Ки Хоул-11", ставший ключом к успеху наступления, намного более важный, нежели целые эскадрильи тяжелых бомбардировщиков, бесстрастно – механизму не были ведомы чувства – запечатлел этот след, а спустя менее чем через час снимки легли на стол генерала Камински, и тот сразу понял, какую ошибку допустил.

– Psja krew! – услышав, как давно сделаны снимки, командующий Десятой пехотной дивизией не смог сдержать злобной брани. – Niech mnie djabel porwie!

Происходящее не укладывалось в голове. Противник получил почти целый час форы, а значит, свободу маневра, возможность самому выбрать направление атаки, возможность собрать свои силы в кулак. И теперь стальная лавина мчалась к Кавказу, так что степи дрожали от неумолимой поступи механизированных легионов.

– Это три дивизии, пять сотен танков, – воскликнул Мэтью Камински, ударив по складному столику кулаком, так что пластик жалобно скрипнул. – Пятьсот! Почему не доложили раньше? Чего вы ждали, черт возьми?!

Стоявший навытяжку перед командующим офицер побледнел, но смог подобрать слова для ответа.

– Генерал, сэр, аналитики захлебываются от потока данных, – твердо произнес подчиненный Камински. – Почти все наше внимание направлено на положение в Грозном, а русские дивизии были дислоцированы слишком далеко от линии боевого соприкосновения. Тем более, у нас достаточно времени, чтобы выработать контрмеры, сэр.

– Дьявол! – Генерал Камински никак не мог успокоиться. Противника нужно было уничтожить первым ударом, не дав ему стронуться с места, похоронив в своих лагерях. А теперь предстояла охота на огромном пространстве, которая, даже при подавляющем превосходстве в средства разведки, не казалась простой задачей.

Командующий, глухо, утробно застонав, уткнулся лицом в ладони, закрывая лицо. Ситуация менялась слишком резко, слишком быстро и неожиданно, чтобы спокойно реагировать на происходящее. Мэтью Камински всего лишь несколько минут назад узнал о таллиннском кошмаре, пусть и представшем перед командиром дивизии в виде спутниковых снимков, на которых едва ли что-то можно было различить за почти сплошной завесой дыма, но оттого не менее жутком. Разом оборвались жизни сотен американцев, противник, казалось, уже сломленный, смог нанести удар колоссальной мощи, и теперь ситуация повторялась, но в несравнимо больших масштабах. Под угрозой оказалось наступление на всем театре боевых действий, и сейчас сложно было сохранить выдержку.

– Мы теряем инициативу, – прорычал сквозь зубы командующий Десятой пехотной дивизией. – Это крах! Проклятье, русские ублюдки все-таки нас обставили!

Все же, несмотря на гнев, командующий понимал, что происходящее – почти неизбежные издержки. Здесь, на юге России, не было позиций баллистических ракет, важнейших целей для авиационных ударов первой волны, зато хватало баз флота, который мог запереть для десантных эскадр Черное море, а также радаров дальнего обнаружения, на которых строилась вся система противовоздушной обороны. Именно по локаторам и гаваням и "работала" почти вся авиация, полторы сотни тактических истребителей с достаточной дальностью полета для операции на всем пространстве от Кавказа до слияния Волги и Дона. А, кроме того, были еще штабы, узлы связи – те нервные точки, удар по которым означал крах системы обороны противника. И именно поэтому пришлось выбирать, и нельзя было сказать, что сделанный прежде выбор оказался неудачным.

Штаб в Тбилиси, выдвинутый к самому переднему краю – большая часть участвовавших в воздушном наступлении эскадрилий базировалась на турецких аэродромах, в Инжирлике, Эрзеруме и других, находясь в относительной безопасности – действовал без сбоев, хотя и в колоссальном напряжении. Внезапной атакой, в которую были брошены сотни крылатых машин, удалось обезглавить врага, завоевав господство в воздухе. Немногочисленные русские самолеты, оказавшиеся в небе в момент начала вторжения, были сбиты практически без потерь. Важнейший козырь противника, баллистические ракеты SS-26 оказались уничтожены в своих гарнизонах, и столицу Грузии не постигла печальная судьба Таллинна. Противник оказался почти парализован, утратив инициативу, волю к сопротивлению, и победа, казалось, была уже в руках. Но где-то в русских штабах вдруг пришли в себя, и враг пустил в дело свой второй козырь. Утратив господство в собственном небе, русские решили взять реванш на земле.

– Через восемь, максимум, десять часов, русские танки могут выйти к границе, и будь я проклят, если они остановятся, – произнес, размышляя вслух, Мэтью Камински. Мозг генерала, точно совершенный компьютер, несмотря на перегрузку, вызванную чудовищной усталостью, работал стремительно, анализируя одну за другой возможные альтернативы. – Десантники из Сто первой в Грозном окажутся в кольце, если их не раздавят еще раньше. Этого допустить нельзя!

Захват плацдарма в чеченской столице имел не только пропагандистское, но и исключительно тактическое значение, отвлекая на себя силы врага, которые могли бы создать надежный заслон на границе. В любом случае, десантники уже выполнили свою задачу, дезорганизовав противника, сковав его подразделения, позволив передовым частям Десятой пехотной, возглавляемым "Абрамсами" Третьего бронекавалерийского полка прорваться через горные перевалы. Они шли полным ходом к Грозному, но теперь легкой пехоте еще не скоро предстояло пройти по улицам чеченской столицы.

– Подразделениям десятой пехотной приказываю двигаться на север, в обход Грозного, – решил Мэтью Камински. – Занять оборону на пути русских тяжелых дивизий, подготовить рубежи для отражения атаки!

Легкая пехота, передвигаясь все же не на своих двоих, как в старые времена, а на мощных "Хаммерах", обладала достаточной подвижностью, чтобы успеть создать на пути врага заслон, встретить его огнем. Вот только в том, что вооруженным гранатометами бойцам Десятой пехотной, его мальчикам, собственноручно отобранным и обученным, удастся сдержать порыв противника, обладавшего подавляющим превосходством, Мэтью Камински сомневался. Кроме того, была и еще одна проблема.

– Сэр, – офицер-аналитик не сразу решился произнести вслух тревожившую его мысль. – Прошу прощения, сэр, но если наши части двинутся на север, русские из Грозного смогут нанести удар в тыл пехотинцам.

– Русские командиры сейчас больше хотят уничтожить наших десантников, и едва ли рискнут распылять свои силы. Вот парням из Сто первой придется несладко!

Сжав челюсти до боли в скулах, офицер едва сдержал брань – он понимал, как и сам генерал, что десантники, скорее всего, не вернутся из этого боя живыми. Но никто не мог быть уверен, хватит ли даже этой щедрой жертвы для того, чтобы остановить контрудар русских.

– Привести в полную готовность штурмовики "Тандерболт" на базах в Турции, – принялся сыпать приказами командующий, старавшийся предусмотреть все, что только могло произойти. – За группировкой противника необходимо установить непрерывное наблюдение. Как только русские танки окажутся в зоне досягаемости авиации, они должны быть уничтожены!

– Сэр, простите, сэр, но невозможно просматривать территорию противника со спутников непрерывно. Мы будем получать данные периодически, и пока уйдет время на дешифровку, враг сможет маневром уклониться от нашей атаки.

– К дьяволу, – раздраженно отмахнулся Мэтью Камински. – Направить к цели авиацию. Нужно послать все беспилотные разведчики, всех "Хищников". Я намерен запросить у командующего ВВС поддержку "Глобал Хоков", дислоцированных в Турции. Мы должны постоянно знать, где противник, куда он движется, черт возьми!

– Слушаюсь, сэр!

– Все вертолеты "Апач", развернутые в Грузии, должны быть готовы к боевому вылету, как только последует приказ. Пусть ждут команды на взлет, заправленные, вооруженные. Экипажи не должны отходить от своих машин дальше, чем на сотню футов! Черт, все, что способно бороться с танками, должно находиться в полной готовности. Если будет нужно, я затребую даже "Стратофортрессы" для ковровых бомбардировок!

Генерал Камински почувствовал страх, узнав о контрнаступлении противника. Русские все же решили сражаться, нашли в себе силы, но, как бы ни спешили они вступить в бой, у командующего Десятой пехотной дивизией оставался внушительный запас времени, и Мэтью Камински был намерен с толком использовать его.

– Всех офицеров в штаб, сейчас же, – отрывисто бросил Камински. – Установить связь со штабом генерала Хоупа. Все данные по изменениям обстановки в русском тылу мне на стол в течение трех минут, черт возьми! Я не потерплю подобного промедления второй раз!

– Слушаюсь, сэр!

Офицер-аналитик четко кивнул в знак согласия, признавая приказ генерала. В этот миг ему показалось, что время вдруг ускорило свой бег, и сердце забилось вдвое чаще. Период ожидания завершился, занесенный в неотразимом замахе русский меч, клинок которого был выкован из нескольких сотен боевых машин, сжигавших каждую минуту тонны горючего в своих двигателях, все быстрее опускался, и нужно было что-то делать, чтобы спустя считанные часы не распрощаться с головой.

Командующие подразделениями, попытавшиеся урвать хотя бы час отдыха после неотлучного пребывания в командном центре группировки, явились в штаб спустя тридцать минут. Но за это время уже многое успело измениться.

Глава 8 Верные долгу

Москва, Россия – Калмыкия, Россия – Ставропольский край, Россия – Липецк, Россия – Тбилиси, Грузия

19 мая

Взвод морских пехотинцев, несущих охрану посольства Соединенных Штатов в Москве, сопротивлялся недолго – ровно до той самой секунды, когда по мостовой Большого Девятинского переулка заскрежетали гусеничные траки. Пять боевых машин пехоты БМП-2, сопровождаемые парой БТР-80, густо облепленных десантом, бойцами Отдельной мотострелковой дивизии особого назначений Внутренних войск, остановились перед обнесенным забором зданием, направив на него ствол своих пушек и пулеметов. Наводчикам, остававшимся под броней, мало что было видно в свои прицелы, а вот десантникам-"дзержинцам", мгновенно рассредоточившимся и приготовившимся к бою, предстала весьма неприглядная картина.

Прямо перед въездом в посольство догорал вдребезги разметенный взрывом патрульный автомобиль, рядом на лопнувших покрышках стоял роскошный "Мерседес" цвета "мокрый асфальт", сейчас, после того, как в него угодило несколько десятков пуль, подрастерявший свой лоск, а чуть дальше полыхал тяжелый "Урал", безжалостно изрешеченный в упор из нескольких стволов. На мостовой в живописных позах лежали тела, не меньше полудюжины трупов, но те из посланных к американской дипмисии парламентеров, что остались живы, вели ожесточенную перестрелку с укрывшимися в здании "маринерами".

Укрывшись за припаркованными в переулке автомобилями – сейчас они больше походили на решето, и лишь по какой-то случайности ни одна машина не взорвалась – бойцы Внутренних Войск вели шквальный огонь, но малокалиберные пули "калашниковых" лишь бессильно плющились о монолит каменных стен.

– Какого хрена? – Командир мотострелковой роты едва успел спрыгнуть с бронемашины, когда возле его ног в асфальт вонзилось несколько пуль, выбивая каменное крошево. Офицер едва успел отскочить за БМП, когда длинная очередь с лязгом стегнула по броне. – Это мирные переговоры?! Вашу мать! Что здесь происходит?

– Янки рехнулись, – зло выдохнул, будто выплюнул в лицо офицеру, один из милиционеров, короткими перебежками добравшийся до бронемашины, уже тяжело ворочавшей башней. – Мы с ребятами были рядом, когда все заварилось, прибыли первыми, как только услышали пальбу. Я сам видел, как американцы расстреляли кортеж! Там никто и пикнуть не успел, – сообщил он, указав на "Мерседес", превращенный в дуршлаг.

Разговор прерывался треском выстрелов – с обеих сторон ожесточенно палили из всех стволов, и пули щелкали по броне БМП, заставляя невольно пригибаться к земле, придвигаясь ближе друг к другу, чтобы звуки боя не заглушали голоса.

– Мы только к воротам – а они из гранатометов по нам, в упор, суки! Там трое было, – сообщил растерянно-злой милиционер, указывая на остов патрульного "Форда", – и еще в "Урале" двое наших осталось, не успели спрыгнуть, когда американцы из пулеметов садить начали! Янки теперь все в здание отошли, а мы тут, как мишени – только высунулся, сразу завалят на хрен!

Командир роты, прибывшей на призыв о помощи, понял, что попытка миром решить возникшую проблему, провалилась окончательно и бесповоротно. Да и какой мир, если американские бомбардировщики сыплют бомбы на столичные кварталы, а теперь еще и расстреливают его сослуживцев?! Теперь решение могло быть только одно:

– Уничтожить всех, кто пытается сопротивляться! Огонь из всех стволов!

Морские пехотинцы, сменившие парадную "синюю" униформу на камуфляж и бронежилеты, засели в здании дипломатической миссии, чувствуя себя в полной безопасности за его стенами, абсолютно неуязвимыми для автоматов и пулеметов, оттуда играючи расстреливая метавшихся внизу русских. Гул турбин своих самолетов над головами внушал единственную мысль – скоро прибудет помощь, нужно лишь немного сдержать противника, а уж сражаться в меньшинстве морпехи умели всегда. Казалось, огонь ведется из каждого окна, здание превратилось в настоящий форт, изрыгающий пламя и потоки раскаленного свинца. Трещали штурмовые винтовки М16А2, рокотали пулеметы М249 SAW, отрывисто бухали дробовики "Ремингтон", когда кто-то из штурмовавших оказывался достаточно близко, чтоб послать в него заряд картечи. Но боевая подготовка и личное мужество оказались недостаточными, когда в игру вступили "тяжелые фигуры".

– Пулемет, – сообщил командир бронемашины, в широкоугольный прибор наблюдения видевший чуть больше, чем остальные члены экипажа. – Третий этаж, справа! Огонь!

Разом загрохотали автоматические пушки всех пяти БМП-2, наглухо "заклепывая" тридцатимиллиметровыми снарядами окна-амбразуры. Опытные наводчики вгоняли снаряды точно в проемы, сметая засевших внутри морских пехотинцев. Мгновением позже к БМП присоединились и оба бронетранспортера – тяжелые пулеметы КПВТ калибра 14,5 миллиметра, основное вооружение БТР-80, были не менее эффективны, обладая вдобавок высокой точностью стрельбы. Пули и осколки снарядов крошили стены посольства, заставляя его защитников оставлять позиции, укрываясь в глубине здания. Всего полторы минуты "работали" пушки БМП-2, а ответный огонь практически прекратился.

– Приготовиться к атаке! Оружие к бою, – рявкнул еще остававшийся под надежной защитой корпуса бронемашины командир роты, заставляя своих бойцов взвести затворы, торопливо сменяя опустевшие за время короткого, но ожесточенного боя магазины. Вскочив на броню, офицер склонился над люком механика-водителя: – Давай на таран! Вышибай ворота! Пошел!

Взревел мощный дизель, срывая с места четырнадцатитонную машину. В последний миг, когда до въезда в посольство оставалось метров десять, командир роты, укрывавшийся за башней БМП-2, спрыгнул на землю, отскакивая прочь с линии ответного огня, и увидел, как бронемашина с легкостью срывает с петель ажурные створки ворот, при всей кажущейся воздушности, изготовленных из прочной стали. Миг – и боевая машина пехоты уже разворачивается, открывая ураганный огонь из пушки и спаренного пулемета по фасаду дипломатической миссии. А следом в пролом уже мчались остальные БМП, облепленные солдатами.

– Вперед, пошли, – подгонял своих людей командир роты, одним из первых оказавшийся на территории посольства. – В атаку, братишки! Всех, кто с оружием, валить без разговоров!

Огненная стрела, сорвавшаяся откуда-то из поднебесья, вонзилась в верхний лобовой лист бронемашины, что второй преодолела ворота. Кумулятивный заряд реактивной противотанковой гранаты без труда пробил жгутом плазмы тонкую броню, уничтожив всех, кто находился в отделении управления и боевом отделении БМП.-2. Тяжелая машина по инерции проехала еще несколько десятков метров, врезавшись в стену посольства.

– Гранатомет, – командир роты первым увидел противника. – На крыше!

Двое морских пехотинцев уже готовили свой "Марк-153" к следующему залпу, пристыковывая к стволу транспортно-пусковой контейнер с реактивной гранатой HEAA, выбрав очередную цель – бронетранспортер БТР-80, в движении полосовавший стены посольства пулеметными очередями. Стрелок-гранатометчик успел вскинуть на плечо двенадцатикилограммовый раструб, когда шкал огня смахнул с крыши и его самого, и его напарника-заряжающего. Сразу три БМП-2, подняв тонкие стволы пушек на максимальный угол возвышения, обрушили град снарядов, сметая морпехов вместе с невысоким кирпичным парапетом, обрамлявшим крышу здания, и под прикрытием такой огневой завесы спешившиеся стрелки вплотную приблизились к входу в посольство.

– Всех, кто будет сопротивляться, валить на месте, – приказал командир. – По безоружным не стрелять. Отыщите мне хренова американского посла! В атаку!

– Ур-р-ра!!!

От боевого клича русских солдат, кажется, дрогнули стены. Милиционеры, сметая все на своем пути шквалом огня, на бегу меняя магазины и продолжая стрелять, шли по коридорам. Визжали пули, под ноги летели гранаты, оглушительно взрываясь, кто-то рядом кричал от страха, кто-то – от боли, кто-то от гнева. Пелена безумия застила глаза, но рука оставалась твердой, а взгляд не выпускал мушку, неизменно ложившуюся на цель.

Им пытались преградить путь, по ним стреляли, но этот порыв уже невозможно было остановить. Командир роты сам прикончил не меньше двух морских пехотинцев, возможно, больше, стреляя в каждого, кто появлялся перед глазами. Громадного негра с пулеметом, появившегося в дальнем конце коридора, офицер срезал длинной очередью в упор прежде, чем противник успел коснуться спускового крючка – иначе морской пехотинец свинцовым шквалом смел бы всех сразу, выпуская из своего "Миними" семнадцать пуль в секунду. Лица второй своей жертвы командир роты не видел, просто вогнав несколько пуль в обтянутую камуфляжем спину, мелькнувшую на миг впереди, и продолжив свое движение к цели.

Смерть могла подстерегать за каждым углом, за каждой дверью, и потому первыми в каждое помещение, каждый из десятков кабинетов, превратившихся в настоящий лабиринт, летели гранаты – бойцы, прошедшие Чечню, много раз бывавшие на "зачистках", действовали так, как привыкли, избегая лишнего риска. Взрыв, затем – несколько длинных очередей, и лишь потом порог перешагивали "дзержинцы", встречая лишь трупы и разрушения. И обрушившаяся внезапно тишина оказалась оглушительнее самого яростного боя.

– Товарищ капитан, посла нашли, – радостный сержант, не обращая внимания на сочащуюся из глубокой ссадины на макушке кровь, указал на перепуганного седовласого джентльмена в измятом, запачканном копотью костюме. Американца не вели – волокли, ухватив за локти, два крепыша в полной экипировке, забросившие за спину свои АКС-74У.

– Что это значит? Как вы посмели? Это территория Соединенных Штатов!

Американский дипломат был напуган, видя кругом вооруженных до зубов русских и разбросанные всюду трупы морских пехотинцев, так и не сумевших защитить посольство. И все же американец пытался держаться уверенно, собирая в кулак остатки воли.

– Что происходит? Немедленно объяснитесь!

– Что происходит? – Командир роты "дзержинцев" злобно оскалился, взглянув в глаза своему пленнику: – Это война, господин посол! И начала ее ваша страна!

Короткий бой стоил обеим сторонам многих жизней. Почти вся охрана посольства погибла за какие-то десять минут, а заодно и несколько посольских работников, не успевших добраться до безопасного места, но и атакующие понесли немалые потери, оставив только убитыми в стенах дипмиссии и на подступах к ней полтора десятка бойцов, в том числе экипаж боевой машины пехоты. В центре Москвы снова наступила обманчивая тишина – здесь была одержана маленькая, убедительная, но отнюдь не бескровная победа, но огромная страна от края до края уже содрогалась от грозной поступи войны.

В эти минуты очень многое, включая сами жизни, зависело от быстроты принятия решений. Неважно, сколь верными они были, к чему могли привести в самом ближайшем будущем – главное, тот, кто думал быстрее и смелее, кто не страшился взять ответственность на себя, ни с кем не деля тяжкое бремя, мог вырвать еще несколько часов из ледяных когтей подкрадывавшейся смерти. Но не все нашли в себе решимость использовать этот призрачный шанс.

Евгений Артемьев действовал на свой страх и риск, и выиграл. Когда был отдан приказ наступать, приказ, которого трудно было ожидать, и который нельзя было не выполнить, Двадцать первая гвардейская мотострелковая дивизия уже была подобна сжатой до предела пружине, и одно слово ее командующего тотчас привело в действие этот отлаженный и безотказный механизм разрушения. Соединение, несмотря на разделявшие его полки километры, покинуло стоянку немедленно, в тот самый момент, когда очередная волна воздушного наступления, несколько десятков тактических истребителей, пилоты которых уже чувствовали себя хозяевами русского неба, находилась в считанных милях от полевых лагерей. Бомбы разорвались в пустоте, первый удар оказался напрасной тратой сил. Но так было не везде.

Командующий Сто восьмой мотострелковой дивизией мучился сомнениями долго, с той самой секунды, когда вдруг исчезла связь, словно штаб военного округа вдруг переместился на другую планету, достигнуть которой радиоволны оказались не в состоянии. Интуиция, то чувство, не имеющее названия, но многим спасшее жизни, что появляется только с годами, у "стреляных воробьев", вернее, битых волков, кричало об опасности, но привычка во всем подчиняться кому-то, у кого звезд на погонах больше, заставляла ждать, надеясь все же на лучшее. Такую нерешительность многие не одобряли, но открыто возражать командующему решился бы не всякий. В прочем, один такой храбрец все же нашелся.

– Товарищ генерал-полковник, это не нормальная ситуация, – пытаясь не забывать о субординации, настойчиво произнес Алексей Басов, добавив в голос одновременно почтения перед старшим офицером и побольше убедительности. – Проблемы со связью возникли явно неспроста. Это не гроза, не атмосферные помехи. Сами взгляните – на небе ни облачка, прогнозы просто превосходные!

– Техника обладает такой склонностью – подводить тех, кто слишком слепо верит ей, – покачал головой командующий дивизией. – Да и в атмосфере может твориться всякая чертовщина.

– Именно, чертовщина! И поэтому я предлагаю объявить тревогу, товарищ генерал-полковник. И сделать это следует немедленно!

Новый, назначенный считанные недели назад начштаба, переведенный в боевую дивизию с заштатного полигона, даром, что расположенного в каких-то десятках верст от Москвы, порой откровенно бесил командующего своей неуемной активностью, так было и сейчас. Привыкнув к тому, что в армии, при всем сопутствующем ей бардаке, ничто не происходит без приказа, без решения сверху, генерал Костерин едва сдерживался, чтобы просто не заткнуть своего подчиненного, явно склонного к излишней панике. Самое мерзкое, это чувство тревоги понемногу начало передаваться и остальным заместителям и ближайшим помощникам командующего, слышавшим разговор.

– Чью атаку вы предлагаете отражаться, – с сарказмом, за которым скрывалось раздражение, усмехнулся командующий. – Вспышек на солнце? К черту вашу панику, полковник! Вы что, впервые видите, как выходят из строя приборы. Просто где-то сломался передатчик или ретранслятор, а вы готовы во всем видеть происки врага!

– Сломался передатчик? Сразу во всем военном округе, надо полагать?! Просто отдайте приказ повысить готовность, товарищ генерал-полковник. Пусть это будет частью учений, ради которых мы сюда и прибыли.

– Ступайте лучше, проведите воспитательную работу с личным составом, поверьте, как ведется обслуживание техники, если уж в вас так много нерастраченной энергии, – уже с явным недовольством бросил Костерин. – Все, товарищ полковник, вы свободны. Если что произойдет, вас найдет мой ординарец!

– Есть, товарищ генерал-полковник!

Алексей козырнул, приложив покрытую мозолями и пятнами машинного масла ладонь к козырьку мягкой полевой фуражки-кепи, и, четко, по-уставному развернувшись кругом, вышел прочь из штабной палатки, сопровождаемый сочувствующими или насмешливыми взглядами товарищей. Новые сослуживцы, зная о боевом прошлом начальника штаба, а равно и о том, какими судьбами несдержанный не только в словах, но и на деле полковник оказался в забытом богом гарнизоне, не могли сдержать ироничных усмешек. Расхожее выражение "чеченский синдром" у многих вертелось на языке. Но Алексей Басов старался делать вид, что не замечает усмешек и ехидного шепотка, поплывшего по рядам штабных офицеров.

– Идиот, – беззлобно пробормотал себе под нос начальник штаба, отвечая на приветствие встретившихся ему младших офицеров из штабной роты дивизии. – Трусливый идиот!

Алексей, в отличие от многих "товарищей по оружию", больше привык полагаться на себя, чем ждать на всякий шаг разрешения сверху. Во время боев, когда его батальон одно за другим брал чеченские селения, превращенные боевиками в настоящие крепости, ждать приказов из штабов было попросту некогда, и тогда все же оценивали не послушание, а достигнутый результат, выражавшийся в потерях врага. И потом, во время службы на полигоне, полковнику тоже предоставляли относительную свободу действий, требуя только, чтобы показ очередной новинки отечественного "оборонпрома" очередной делегации большезвездных генералов прошел как можно лучше, а уж как все это будет устроено, оставалось на совести начальника полигона. Но теперь, окунувшись в рутину армейских будней, Басов порой был готов кричать и рвать на себе волосы, сталкиваясь с нарочитой медлительностью и осторожностью, страхом наказания буквально всюду.

Негромко, но от души матерясь, полковник Басов двинулся прочь от штабной палатки, пробиваясь через сутолоку. Всюду суетились измазанные маслом и соляркой солдаты в комбинезонах, покрытых толстым слоем пыли. По загорелым лицам бойцов стекали капельки пота, звучали отрывистые команды, сдобренные – наверное, для большей доходчивости – беззлобной бранью. Дивизия жила обычной жизнью, кто-то возился с техникой, кто-то отрабатывал, доводя до автоматизма, строевую подготовку, и лишь немногочисленные счастливчики, которым оставались считанные дни до "дембеля", по давней традиции ничего не делали, предавшись отдыху.

Здесь, на несколько километров окрест, раскинулся полевой лагерь мотострелкового полка, на территории которого разместился и штаб Сто восьмой мотострелковой дивизии. Четыре десятка танков, новые Т-80У и еще более совершенные Т-80УМ, оснащенные системами оптико-электронного противодействия "Штора", которых во всех Сухопутных войсках можно было буквально по пальцам пересчитать, томились в ожидании дела под завесой из масксетей. Названные "реактивными" из-за газотурбинных двигателей, обеспечивавших удивительные характеристики подвижности, эти танки были главной ударной силой полка, ядром, вокруг которого в бою соберутся десять дюжин боевых машин пехоты БМП-2, несущие в своем пропитанном запахом дизельного топлива чреве десант. И, право же, полковник Басов предпочел бы оказаться в боевом отделении одной из бронемашин, нежели наблюдать за тем, как гибнут его товарищи в бою, изнутри командно-штабной машины, находясь в относительной безопасности, в стороне от ада сражения.

Погруженный в свои мысли, весьма тревожные, Алексей на какие-то мгновения потерял контакт с реальностью. Механически переставляя ноги, кивая приятелям, отвечая на приветствия младших по званию, полковник не замечал происходящего вокруг. И тренированное сознание офицера не сразу смогло вычленить вплетавшийся в общий шум, создаваемый множеством голосов, гулом работающих двигателей, новый звук, резкий, стремительно нараставший. И только в тот миг, когда над головой раздался протяжный вой стабилизаторов, Алексей встрепенулся, сбрасывая с себя странную апатию. Но ни бежать, ни спрятаться, офицер уже не смог – крылатая смерть застигла его, как и сотни других людей, сгрудившихся в центре равнины, врасплох, не оставляя ни единого шанса.

Командир истребительной эскадрильи ВВС США, лично возглавивший два звена, нацелившихся на лагерь русской дивизии, мог поставить себе "отлично". Атака словно развивалась по заранее согласованному обеими сторонами сценарию. Четверка стремительных F-16C "Файтинг Фалкон" подошла к цели, прижимаясь к земле, пропуская над головами лучи радаров, обшаривавших небо – глупо было бы полагать русских полнейшими кретинами, хотя здесь, на своей территории, и можно было пренебречь некоторыми мерами безопасности. И все же командир эскадрильи не хотел рисковать, нарвавшись на шквал зенитного огня, если хоть одна из машин ударной группы появится на экранах вражеских локаторов.

Навстречу пилотам, прижимавшим истребители к вздыбившейся пологими холмами земле, мчалась степь, уже успевшая покрыться свежей зеленью трав и начавшая выгорать под палящими лучами солнца. Ровный рельеф местности, с одной стороны, лишал возможности укрыться от находившихся внизу наблюдателей за складками холмов, но, с другой стороны, не стоило опасаться столкновения с землей из-за незначительных ошибок в пилотировании, допустить которые могли даже самые опытные летчики.

Они мчались, лишь немного уступая звуку, едва не цепляясь брюхом несущих полную боевую нагрузку машин за сточенные ветром гребни невысоких холмов и пригорков, поросших бурой степной травой. Ударная группа, всего четыре машины, брошенный в неравный бой против целой дивизии, тысяч тонн брони, вышла к цели, сохраняя полное радиомолчание. Лишь внезапность могла обеспечить успех атаки при столь явном неравенстве сил, но вот пришел час, чтобы заявить о себе.

– Всем внимание, отмена радиомолчания, – произнес командир эскадрильи, чей истребитель возглавлял строй, чтобы первым вступить в бой, но первым же, если что-то пойдет не так, нарваться на зенитный огонь противника. – Боевое построение! Оружие к бою!

Группа немедленно перестроилась, разворачиваясь редкой цепью, и теперь истребитель командира оказался на правом фланге ее, опять-таки, ближе всех к цели, хаотичному скоплению брезентовых палаток, походивших издали на шатры каких-нибудь древних кочевников, устроивших привал в степи, прежде чем сойтись в бою с ожидавшими их впереди врагами. Вот только враг не стал тянуть время, сделав первый ход сам.

– Пять миль, – сообщил командир, зная, что его услышал каждый из следовавших рядом, крыло в крыло, пилотов, которых, наверное, уже начинал колотить нервная дрожь – для всех них без исключения это был первый настоящий бой. – Готовность двадцать секунд!

– Есть двадцать секунд! Оружие к бою готово!

– Подняться на тысячу футов, – последовал новый приказ. – Форсаж!

– Есть тысяча!

Истребители, преодолевая силу земного тяготения, взмыли вверх, сразу становясь видимыми для любых радаров, но теперь они оказались так близко от цели, что противник, увидев опасность, уже никак не смог бы защититься от нее. Двадцатитомные "Боевые соколы", выплевывая из турбин длинные языки пламени, с грохотом промчались над рядами палаток, меж которых суетились едва различимые с такой высоты человечки, и тогда командир группы отдал самый ожидаемый приказ:

– Огонь! Сбросить бомбы!

Львиную долю из тех пяти с четвертью тонн, что нес каждый из F-16C, составляли топливные баки – цель находилась практически на пределе дальности полета, а полагаться только на "летающие танкеры" все же оставалось слишком самонадеянно. Но на узлах подвески было достаточно места, и потому, в тот миг, когда истребители оказались над скоплением палаток, из-под плоскостей к земле, врезаясь в воздух перьями стабилизаторов, рухнула завывающая смерть. И спустя мгновение внизу поднялась огненная стена взрывов, огненным валом прокатившихся по бивуаку, сметая все на своем пути.

– Второй заход, – приказал окончательно поверивший в свою счастливую звезду командир группы, легко наклоняя рычаг управления самолетом. – Проутюжим их, как следует!

Четверка истребителей на секунду замерла на фоне пылающего солнечного диска, неразличимая для глаз тех, кто находился на земле, а затем стая стальных соколов, окончательно уподобившихся стремительным хищникам небес, вновь обрушилась на цель.

Все произошло внезапно, так, что Алексей Басов просто не успел понять, отчего вдруг все вокруг закричали, бросившись со всех ног врассыпную. А затем думать, сопоставляя факты, уже стало попросту поздно. Стремительная тень, размазавшись по земле, скользнула по рядам палаток, и лишь спустя несколько секунд ее настиг гул реактивных турбин. Но этот звук, от которого закладывало уши, тотчас потонул в грохоте взрыва – сброшенные прошедшим над лагерем на предельно малой высоте бомбы достигли земли.

Сильный удар оторвал полковника от земли, бросив его лицом вперед. казалось, вздыбилась сама земля, сбрасывая с себя копошившихся, точно муравьи, людей. Все вдруг перемешалось, и в реве взрыва, точно в рыке разъяренного великана, потонули полные боли крики раненых и предсмертные вопли тех, кому повезло меньше.

Алексей Басов ударился об утрамбованную до каменной твердости землю со всего маху, так что из легких выбило весь воздух. Открыв рот во всю ширь, полковник пытался сделать вдох, втягивая в себя пепел и дым, неловко пробуя подняться хотя бы на четвереньки, и когда это удалось, офицер увидел чудовищную картину. Полдюжины пятисотфунтовых бомб "Марк-82" легли кучно, почти точно в центре лагеря, и взрывная волна, за которой следовал рой осколков, смелая штабную палатку, опрокинув еще несколько стоявших рядом. Всюду куски окровавленной плоти, перевернутые кверху гусеницами бронемашины – взрыва бомбы весом без малого двести тридцать килограммов с лихвой хватало, чтобы подбросить четырнадцатитонную БМП на несколько метров.

– О, черт, – Басов, чувствуя, что земля уходит из-под ног, все же сумел подняться, выпрямившись во весь рост. Голову тотчас сжало, будто в тисках, и полковник обхватил ее обеими ладонями. – Суки!

Полковник стоял, шатаясь, среди разрухи и хаоса. На месте штабной палатки зияла еще дымившаяся воронка глубиной не меньше двух метров. Глупо было бы надеяться, что после этого кто-то здесь мог остаться в живых, если уж в радиусе сотни метров не было теперь ни одного человека, не получившего хотя бы легкое ранение разлетевшейся веером шрапнели осколков. Но на этом еще ничего не закончилось – сверкая обшивкой в лучах почти уже достигшего зенита солнца, самолет – Басов смог распознать американский истребитель F-16 "Файтинг Фалкон" – уже выполнял новый заход, опять нацеливаясь на скопление палаток и простых брезентовых тестов.

– Тревога, – захрипел, выталкивая застрявший в горле ком пыли, Басов, не сводивший взгляда со стремительной крылатой машины, снизившейся до каких-то ничтожных пятидесяти метров. – Воздух!

Вокруг еще мало кто понял, что произошло – в лагере, где было полно снарядов, патронов и просто взрывчатки из хозяйства саперных рот, запросто что-то могло взлететь на воздух и без посторонней помощи. И все же расчет зенитно-ракетного комплекса "Стрела-10", пусковая установка которого заняла позицию вблизи штаба, уже бежал к боевой машине, легкому гусеничному транспортеру МТ-ЛБ, над десантным отделением которого возвышалась тумба с контейнерами, скрывавшими в себе управляемые ракеты. Всего минута – и ракетный комплекс будет готов к бою, посылая навстречу воздушному противнику огненные стрелы ракет, а это значит, сражение пойдет совсем по иным правилам.

– Живее, – надрывался бежавший первым командир расчета. – Боевая тревога! Воздушное нападение!

Зенитчики торопились, понимая, что может натворить даже один самолет, атакуя беззащитный лагерь. Но и пилот чужого истребителя понимал, на что способна даже единственная установка зенитных ракет сейчас, когда бой идет накоротке. Из-под крыла "Файтинг Фалкона" вырвался болид ракеты "Мейверик", скользнувшей над рядами палаток к увиденной летчиком цели, и командир боевой машины, увидев росчерк дымного следа, крикнул изо всех сил:

– От машины, в укрытие! Назад, черт!!!

Управляемая ракета AGM-65 "Мейверик" преодолела несколько километров за считанные секунды, врезавшись в борт пусковой установки всей своей массой, и грянувший взрыв сорвал с борта боевой машины огромный кусок брони, приподняв тягач МТ-ЛБ, весивший двенадцать с лишним тонн, над землей на добрых полметра. Ударная волна, разошедшаяся во все стороны, сбила с ног не успевших отбежать достаточно далеко зенитчиков, и двое из них больше не смогли подняться на ноги.

По лицу полковника Басова хлестнул тугой плетью сильный порыв ветра – взрывная волна обдала офицера уже на излете, но и этого было вполне достаточно, чтобы вновь на несколько секунд потерять ориентацию в пространстве. А вокруг окончательно воцарился хаос, кто-то кричал от боли, корчась на земле в луже собственной крови, кто-то вопил от страха, ища хоть какое-то укрытие от разящей с небес смерти. Но были и другие, те, кто, уцелев после первой атаки, сохранил выдержку, и теперь вступил в бой с воздушным противником.

Зенитно-артиллерийская батарея мотострелкового полка была грозной силой, и даже теперь, став жертвой внезапности, зенитчики показали, на что они способны. Одна за другой оживали расставленные по периметру лагеря пусковые установки ракет "земля-воздух", но более расторопными оказались расчеты самоходных установок "Шилка". Массивная башня одной из боевых машин развернулась, взметнулись к небу стволы счетверенной зенитной пушки, луч радара управления огнем вонзился в цель, стремительно удалявшуюся от охваченного суматохой лагеря только для того, чтобы атаковать вновь, и стрелок нажал на спуск.

Треск автоматических пушек АЗП-23, "главного калибра" старых, но дьявольски эффективных установок ЗСУ-23-4, заглушил все, и крики раненых, и даже отзвуки взрывов. Вражеские истребители, вновь снизившись до бреющего полета, прошли над разоренным лагерем, и вслед им ринулся град малокалиберных снарядов. Даже при свете солнца были различимы дымные нити трассеров, и уж подавно все, кто смотрел в эти минуты не под ноги, а в небо, видели, как один из истребителей, неловко вильнув в сторону, вдруг камнем рухнул вниз, оставляя за собой след густого черного дыма. И купол парашюта над ним так и не раскрылся, до той самой секунды, пока истребитель не исчез за складками холмов, над которыми затем поднялся столб огня.

– А, падла, – зло закричали наблюдавшие этот стремительный, длившийся считанные мгновения бой танкисты и мотострелки. – Получи, сучара!

Зенитчики меж тем не унимались, почувствовав вкус к войне – небосвод наискось прочеркнули еще несколько очередей, и вражеские пилоты, уклоняясь от стай свинцовых "ос", летевших со скоростью тысяча метров в секунду, только и могли, что отчаянно маневрировать, снижаясь до считанных десятков метров рискуя попросту врезаться в склон ближайшего холма. О продолжении атаки противник, уже понесший потери, забыл.

– Что съели?! – еще не верившие, что пережили этот бой, солдаты кричали, размахивая кулаками. – Убирайтесь, или еще получите!

Расстреляв вслед удиравшим "Файтинг Фалконам" почти весь боекомплект, "Шилка", походившая в эти минуты на извергавшийся вулкан, прекратила огонь, но связка из четырех стволов все так же грозно смотрела в небо, обещая встретить очередного незваного гостя шквалом огня. А вокруг еще только приходили в себя, с трудом осознавая, что произошло.

– Санитары! – Полковник Басов, озираясь по сторонам, всюду видел только трупы, среди которых из последних сил пытались ползти, оставляя за собой кровавые потеки, немногочисленные раненые. Казалось, во всем лагере не осталось никого, кто мог еще передвигаться на своих двоих без посторонней помощи. – Где чертовы санитары? Сюда, здесь раненые!

Властный тон человека, привыкшего командовать, отрезвляюще подействовал на многих, и несколько бойцов, менее других пострадавших при атаке, бросились к своим товарищам, истекавшим кровью, из подручных средств, из солдатских ремней и оторванных рукавов своих гимнастерок сооружая жгуты и повязки.

– Товарищ полковник, что происходит? – Едва не сбивший с ног Басова, так и стоявшего неподвижно среди трупов, офицер, узнав начальника штаба, едва не схватил того за воротник комбинезона: – Что это такое? Что нам делать, черт возьми?!

– Тревога, – прохрипел Алексей. – Полк в ружье! Все по машинам! Нужно оставить лагерь как можно быстрее! Что смотрите, капитан, – зло выкрикнул он, увидев во взгляде офицера непонимание и растерянность. – Выполнять! Бегом!!!

Капитан, заместитель командира мотострелкового полка, почувствовав в голосе полковника Басова уверенность, вдруг успокоился. Среди этого хаоса все же нашелся человек, способный отдавать приказы, а это означало, что с плеч капитана свалился груз ответственности, такая тяжкая необходимость принятия решений.

– Разыщите старших офицеров, – приказал Басов. – Кто-то из штаба мог уцелеть, найдите их!

Алексей понимал, сколь призрачная эта надежда. Прямое попадание бомбы не просто сравняло штабную палатку с землей. Воронка, так походившая на свежевырытую могилу, поглотила жизни и генерал-полковника Костерина, и всех, кто в этот миг находился рядом. И ответ заместителя командира мотострелкового полка был вполне ожидаемым, но оттого не менее тягостным.

– Все мертвы, – помотал головой капитан, как и сам Алексей, тоже получивший легкую контузию при бомбежке. – Штаб накрыло первым ударом! Все командование погибло!

– Командир полка?

– Тяжело ранен, – тотчас ответил капитан. – Он при смерти, все уже кончено!

– Тогда я принимаю командование полком и всей дивизией, – решил Басов. – Немедленно выдвигаемся! Нагрузить все машины топливом и боеприпасами под завязку. И найдите мне хоть один работающий передатчик!

Отыскать рацию проблемой не было. Передатчиков вокруг хватало, самых разных, и, по большей части, вполне работоспособных. И если радиостанции Р-173, установленные на линейных танках Т-80У, обладали явно недостаточной дальностью действия, то мощные коротковолновые Р-163-50К командирских машин Т-80УК с места могли обеспечить связь на дистанции в четверть тысячи километров. Дело оставалось за малым – прорваться сквозь бурю помех, докатившуюся уже и до этих мест. И вот это уже становилось весьма существенной проблемой.

– А, черт! – Басов выругался, натянув шлемофон и услышав только вой и треск в наушниках.

Здесь, в боевом отделении танка, на месте командира, полковник чувствовал себя, как рыба в воде, сразу вспомнив былые времена, когда на точно такой же машине он во главе своего батальона врывался на перегороженные баррикадами улицы аулов. Но сейчас враг был несравнимо более опасен, и только одна лишь огневая мощь не решала исход сражения. Нужно было объединить силы, согласовать действия разбросанных по степи подразделений, чтобы обрести хотя бы малейший шанс на успех. А для этого нужна была связь, стоившая сейчас больше жизни.

Терзая настройки, бешено вращая верньеры, щелкая клавишами, радист скакал с частоты на частоту, по всему диапазону, пытаясь отыскать лазейку в той стене, которую воздвигли вокруг дивизии вражеские спецы радиоэлектронной борьбы. Всюду было одно и то же – треск, свист, завывание помех, точно вокруг бушевала самая лютая пурга, какую только можно представить. И все же радист не терял надежду, и упорство его оказалось вознаграждено, когда сам Басов уже почти перестал верить в удачу.

– Есть, – вдруг радостно закричал радист, девятнадцатилетний пацан в казавшемся несуразно большим на его коротко стриженой голове шлемофоне. – Слышу передачу на нашей частоте! Это наши, товарищ полковник!

Сквозь шум, от которого резало уши, и мгновенно начинала болеть голова, и впрямь доносились слова, произнесенные по-русски, причем явно этот язык для говорившего был родным. Правда, разобрать смысл сказанного за помехами оказалось не просто.

– Это штаб Двадцать первой мотострелковой дивизии, – кричал в эфир неведомый радист. – Прием! Кто меня слышит? Мы атакованы американской авиацией, движемся на юг. Меня кто-нибудь слышит?

– Это Сто восьмая мотострелковая, – откликнулся на мгновение замешкавшийся Басов. – Слышу вас, но связь ни к черту, может оборваться в любой момент. Какова обстановка? Нас только что бомбили! Похоже, это американцы. Что вообще происходит?

– Американцы начали боевые действия. Они вторглись на нашу территорию, нанесли массированные авиаудары по штабам и гарнизонам. Командующий округом поставил задачу выбить противника из Чечни. Идем на юг форсированным маршем.

Связь велась открытым текстом, без позывных и шифров – их просто некому и некогда было выдумывать. И все же, несмотря на необычность происходящего, отчего-то Алексей Басов ни на миг не усомнился в том, что разговаривает со своим "коллегой", а не с американцами из подразделений по проведению психологических операций.

– Мы тоже атакованы, уничтожен штаб, погибла большая часть офицеров, – повторил полковник. – При отражении атаки был сбит один самолет противника. Связь с подразделениями дивизии пока не установлена, но наш полк готов выступать.

– Нам должны обеспечить поддержку с воздуха силами авиации округа. Прикройте наш правый фланг. Пятая гвардейская танковая займет первый эшелон и нанесет главный удар, наша задача – поддержать ее фланговыми ударами. Следите за небом – пока американская авиация представляет наибольшую опасность. О действиях их наземных сил практически ничего не известно.

– Вас понял. Мы немедленно выступаем. Можете на нас положиться, мужики, ваши фланги под надежной защитой!

Вокруг по-прежнему царила суета, но теперь она была подчинена единой цели, безо всякого следа паники и растерянности. Танкисты и экипажи боевых машин пехоты торопливо, но уверенно готовили свои машины к походу, наполняя баки, загружая дополнительный боекомплект, который рассовывали по всем углам, забивая весь свободный объем. Мотострелки, которых, как и танкистов, защищали от угрозы с неба батареи "Шилок" и "Стрел", тащили ящики с патронами, по рукам шли целые связки ручных гранат. Полк, пережив первый, далеко не самый удачный бой, готовился взять реванш.

– Товарищ полковник, – давешний капитан, успев, кажется, обежать весь лагерь, вернулся с докладом о потерях. – Товарищ полковник, мы потеряли убитыми порядка пятидесяти человек, включая командующего и весь штаб. Раненых свыше двухсот, много тяжелых, которым в полевых условиях в санчасти ничем не помогут. Уничтожены три танка, четыре БМП и пусковая установка зенитно-ракетного комплекса, несколько автомобилей и бронемашин серьезно повреждены.

Басов кивнул – потери оказались далеко не столь большими, как могло показаться на первый взгляд. Все же легкие истребители, действуя на удалении от своих баз порядка тысячи километров, не могли взять на борт слишком много бомб – большую часть нагрузки наверняка составляли подвесные баки с горючим. Но все могло повториться в любой миг с намного более тяжелыми последствиями.

– Лагерь покидаем немедленно, – решил Басов. – С собой берем как можно больше топлива и боеприпасов. Нас ждет бой, капитан!

– Но как же раненые? Мы не можем бросить их!

– Оставим всех, кто утратил боеспособность, здесь, в лагере. Американцы не станут бросать бомбы по пустым палаткам – наши танки для них более важны, чем горстка калек.

Капитан нахмурился, понимая, что противнику нет резона щадить вражеских солдат, пусть даже и увечных, не представляющих более опасность. Но тащить с собой несколько десятков человек, которые могли скончаться каждую минуту, означало доставлять тем лишние мучения, заодно сковывая собственную подвижность. А это под небом, сейчас безраздельно принадлежавшим врагу, означало почти неизбежную гибель задолго до того, как удастся в прицелы разглядеть чужих солдат.

– Все, капитан, отставить разговоры, – рявкнул Басов, почувствовав в своем подчиненном сомнения. – Все по машинам! Выступаем!

Приказ привел лагерь в движение, механики-водители танков Т-80У разом повернули стартеры, и тотчас по всему бивуаку застрекотали, выходя на максимальные обороты, газотурбинные двигатели ГТД-1250. Турбины "реактивных танков" имели много недостатков, в том числе и высокую стоимость – по нынешним временам всеобщего безденежья это было весьма существенной проблемой – и большой расход топлива, и изнашивались они быстрее, чем привычные дизели. Газотурбинные двигатели были крайне чувствительными к тому воздуху, которым они "питались" – еще американцы в Ираке немало натерпелись, когда из-за засорившихся песком фильтров на марше останавливались целые роты "Абрамсов", практически непобедимых в бою. Но в одном турбинам не было равных – они безотказно запускались практически в любых условиях, не требуя времени на прогрев, а потому подразделение танков Т-80 было способно начать марш с остановки тотчас, получив приказ.

Танки первыми покидали лагерь, став острием меча, клинок которого составила сотня боевых машин пехоты БМП-2. Дизели УТД-20 мощностью триста лошадиных сил буквально срывали с места четырнадцатитонные машины, и полк, лязгая металлом, перемалывая усеянными шипами гусеничными лентами высохшую степную землю, плюясь клубами выхлопных газов, стальной змеей выполз из лабиринта палаток и навесов. Окутанный клубами пыли, сопровождаемый шумом и ревом моторов, полк, превращаясь с каждой пройденной сотней метров в мощный кулак, способный взломать, кажется, любую оборону, рвался сквозь степь к цели, которую указал его командир.

– Курс на юг, – приказал полковник Басов, настроившись на общую частоту. Сейчас ему подчинялся только один мотострелковый полк, уже успевший понести ощутимые потери, но в умелых руках и это было исключительно эффективным инструментом, ведь исход боя, в конечном итоге, решит все же не число стволов, а готовность тех, кто из этих стволов ведет огонь, идти до конца. – Цель – Грозный! Максимальная скорость! Всем смотреть вверх – американцы направят против нас авиацию, как только обнаружат!

Полковник, занявший место командира в боевом отделении Т-80УК – лишившемуся руки комбату, над которым в палатке медчасти колдовали санитары, воевать точно уже не придется – чувствовал, как машина под ним дрожит, точно норовистый конь в предвкушении стремительной скачки и боя. Вой турбины, походивший на стрекот низколетящего вертолета, проникал под плотно натянутый шлемофон, так что докричаться до водителя можно было лишь при помощи переговорного устройства. В тесноте, стиснутый со всех сторон тоннами брони, Алексей Басов не чувствовал ни малейших неудобств, хотя эта боевая машина легко могла превратиться могилу для него и еще двух танкистов, имен которых полковник даже не знал.

Но все же офицер предпочитал оставаться в танке, и не только потому, что это означало лучшую защиту, чем могла обеспечить штабная машина на шасси БМП или вовсе обычного "газика" – полковник не был готов лишь командовать, со стороны наблюдая, как гибнут его люди. Он сам рвался в гущу схватки.

– Первый батальон готов, – прозвучало в наушниках шлемофона. – Второй батальон готов! Третий батальон готов!

Доклады звучали один за другим, комбаты срывались на крик, охваченные общим возбуждением, и самому Алексею тоже стоило немалых усилий сохранить спокойствие – излишняя горячность в бою оставалась самым верным путем к поражению, и об этом полковник, наверняка знавший, что такое война, не забывал.

Рывком Басов захлопнул крышку люка, глухо ударившую о броню. Теперь весь экипаж был связан с внешним миром только посредством радиоволн. Что бы ни творилось снаружи, за бортом боевой машины, многослойная броня со встроенной динамической защитой, дополненная противорадиационным покрытием, прочнейший панцирь, проломить который способен не всякий снаряд, защитит людей от любой опасности – от свинца и огня, от самых смертоносных газов и проникающей радиации, позволив им прожить ровно столько, чтобы сделать ответный выстрел.

– Полк, внимание. Слушай мою команду, – необычно хриплым голосом произнес Алексей Басов. – Вперед!!!

Механик водитель, в эти секунды весь напрягшийся, точно сжатая до упора пружина, бегун перед началом финального забега, ожидающий хлопка стартового пистолета, рванул рычаг переключения передач, и турбина взвыла на полтона выше. Сорокашеститонная стальная глыба, несущая в себе три человеческие жизни, воплощенный труд сотен безымянных работяг с Ленинградского Кировского, сорвалась с места, так что танкистов вдавило в спинки кресел, точь-в-точь, как при взлете самолета на форсаже.

– Поехали, – прорычал сквозь зубы Басов. – Вперед, давай!

По всей территории Калмыкии и Ставрополья приходили в движение, устремляясь на юг, массы металла, направляемые полным злости и жажды возмездия разумом тех, кто только что увидел смерть своих товарищей. Тысячи людей в эти часы объединило одно желание – как можно скорее вступить в бой, взяв с врага кровавую плату. И их командиры были готовы дать своим бойцам такой шанс.

Колонны танков и бронемашин, за которыми едва поспевали обычные грузовики и топливозаправщики, без которых невозможна современная война, летели по равнине, поднимая клубы пыли на сотни метров в небо, так, что с воздуха и из космоса казалось, будто в сердце степей вдруг поднялась пыльная буря, какой прежде не видели эти края.

Бронированная лава, точно конница древних сарматов или хазар, некогда топтавшая здешнее разнотравье, рвалась на юг, чтобы раздавить, смять посмевшего ступить на русскую землю врага. Но эта армада, чудовищно сильная на земле, если бой идет на равных, была уязвима от удара с воздуха, и несколько десятков зенитных самоходных установок и ракетных комплексов "земля-воздух" были способны создать лишь слабую преграду на пути чужих эскадрилий. Об этом знали в тылу, в штабах, до которых война еще не докатилась, и потому над дивизиями, рвавшимися к кавказским хребтам, уже разворачивался надежный и прочный "зонтик", который не по силам было прорвать самому мощному граду бомб.

Генерал-полковник Малинин, сложив руки на груди, не отрываясь, наблюдал за тем, как тягач, громадный шестиосный КрАЗ, фырча мощным движком, вытягивает на взлетную полосу расписанный серо-голубыми разводами самолет. Красавец "Сухой", тяжелый истребитель-перехватчик Су-30, даже сейчас, пребывая в чужой стихии, на земле, производил впечатление непередаваемого изящества, хотя поистине неотразимым в своей смертоносной грациозности он становился лишь в свободном полете. Федор Малинин был готов любоваться стремительными формами этой превосходной машины часами, но сейчас одна мысль не давала покоя командующему силами противовоздушной обороны – спустя, быть может, считанные часы, или того меньше, ему именно на этом самолете предстояло идти в бой, вступив в схватку над родной землей с жестоким и опасным врагом.

Центр боевого применения фронтовой авиации в Липецке походил на разоренный улей. Война, начавшаяся столь внезапно, и столь ожидаемая при этом, еще не докатилась сюда – силы врага, вне всяких сомнений, внушающие уважение и страх, все же оказались не безграничны. Крупнейшая авиабаза на юге страны уцелела, но каждый, кто находился здесь, понимал, что все может измениться в любую минуту. Пока сражения кипели где-то южнее, за Волгой и Доном, однако и здесь уже вовсю готовились к предстоящим боям, стараясь с пользой потратить каждую предоставленную судьбой секунду.

– Планируется контрнаступление силами Северокавказского военного округа, – сообщил Малинину главком ВВС, связавшись с Липецком. – Танкисты и мотострелки выбьют американцев из Грозного, выйдут к линии границы и, возможно, продолжат наступление, перенеся войну на чужую территорию. Но на юге практически не осталось функционирующих аэродромов, авиация была уничтожена первым ударом еще на земле. Нашим дивизиям необходима поддержка с воздуха, иначе все танки сожгут еще на марше.

– Мы способны поднять в воздух не меньше сорока истребителей только здесь, в Липецке, и еще какое-то количество с расположенных поблизости авиабаз, – без колебаний доложил Малинин. – Этого хватит, чтобы сбросить янки с нашего неба!

Командующий авиацией противовоздушной обороны не колебался, получив приказ, но просто хотел выполнить его, хотел сделать хоть что-то, вместо того, чтобы бессильно наблюдать за тем, как гибнет держава. Он рвался в небо, где мог изменить ход событий, даже просто попытаться это сделать, ибо на земле генерал оставался беспомощен и слаб.

– На южном направлении противник, по данным разведки, развернул порядка сотни тяжелых истребителей "Игл" и почти вдвое большее число легких машин "Файтинг Фалкон", – генерал Волков не был готов разделить энтузиазм своего товарища, трезво оценивая соотношение сил. И оно однозначно было не в пользу защитников воздушных рубежей страны. – Вас задавят числом, а качественное превосходство наших латанных-перелатанных самолетов давно уже стало сугубой условностью. Вам не победить в этом бою при таком соотношении!

– Нас уничтожат в любом случае, и по мне уж лучше погибнуть в небе, свалив перед этим хоть одного янки, чем оставаться на земле и видеть, как под вражескими бомбами горят наши самолеты, так и не оторвавшиеся от бетонки, – бесстрастно произнес в ответ Малинин. Законы математики для генерала перестали действовать с той самой секунды, когда он услышал это страшное слово: "Война!". – Мы вступим в бой, и наших сил хвати хотя бы для того, чтобы сдержать натиск врага.

– В таком случае, сделайте все, чтобы помочь нашим парням на земле. Десантники и легкая пехота, лишенная поддержки бронетехники, не выдержат и получаса в столкновении с танками и моторизованной пехотой, американская наземная группировка просто будет раздавлена, если наши дивизии смогут навязать противнику бой накоротке. И вы сделайте все, чтобы наши танки сошлись с врагом на дистанцию прямого выстрела, тогда ваша гибель окупится сторицей!

Волков, после первого налета вражеской авиации переместивший свой штаб в подмосковное Раменское, и сам не знал ни минуты покоя. Собирая в кулак все оставшиеся силы, постоянно поддерживая связь с укрывшимся в подземельях руководством страны, командующий Военно-воздушными силами России лихорадочно готовился к повторной атаке. В том, что американцы снова ударят по российской столице, не сомневался никто, это был лишь вопрос времени, и потому генерал стремился использовать каждую предоставленную врагом секунду передышки с наибольшей выгодой.

Москва превращалась в цитадель. На немногочисленных уцелевших аэродромах стояли в полной готовности к взлету истребители, избежавшие гибели под чужими бомбами, укрываясь в свежей листве лесов и рощ, занимали позиции зенитно-ракетные комплексы, и расчеты в напряжении не снимали рук с кнопок пуска, ожидая только приказа. Радары включались на считанные минуты, чтобы до последнего не выдать себя излучением, не стать раньше времени мишенью для американских ракет. Все ждали боя, но в эти мгновения внимание врага было приковано к событиям на юге, где собирались в разящий стальной клинок уцелевшие после бомбежки дивизии, упрямо продвигавшиеся к окутанным дымкой горам Кавказа.

– Управление войсками сейчас почти полностью нарушено, – напомнил Волков своему коллеге, под лучами восходящего южного солнца готовившегося к бою, в котором не было надежды на победу. – Вам не стоит надеяться на поддержку, только на собственные силы. Поддержите действия пехоты, оттяните на себя хотя бы часть авиации противника. Вы способны сковать действия врага в воздухе, чтобы наши ребята на земле смогли нанести удар, опрокинув янки, отбросив их за линию границы.

– Мы прикроем их, – уверенно ответил Малинин. – Здесь все рвутся в бой, и мы сможем вышвырнуть янки прочь с нашей земли, сбросим их с гор Кавказа!

Командующий авиацией противовоздушной обороны не ждал, когда враг принесет войну на крыльях своих самолетов. По сигналу тревоги на подступах к авиабазе заняли позиции зенитно-ракетные комплексы, направив в небо антенны радаров и остроконечные, похожие на копья, обтекатели ракет "земля-воздух", а сам аэродром охватила нервная суета. Здесь, под Липецком, оказались собраны самые опытные пилоты и лучшая техника, наиболее совершенные боевые самолеты, выпущенные едва ли не в единственных экземплярах. Новейшие "Сухие" и "Миги", созданные почти два десятилетия назад, но до сих пор не поступившие в войска, сейчас были готовы взвиться в небо, чтобы встретить вражескую армаду. И тех пилотов, которым предстояло вести их в бой, ничуть не страшило численное превосходство врага.

– Готовьте к вылету все, что имеет крылья, – приказал коменданту авиабазы Малинин. – У нас мало времени, торопитесь! Покажем ублюдкам, чего стоят русские пилоты!

Вокруг вытащенных на свет божий из ангаров истребителей суетились, точно муравьи, техники. По бетону змеились заправочные шланги, в баки щедро вливалось топливо, а из-под плоскостей свисали гроздья управляемых ракет. Предстояла яростная схватка в родном небе, которое враг уже окончательно считал принадлежащим только себе, и каждый пытался внести свой вклад в то, чтобы она имела шанс завершиться победой.

Пока техники готовили к схватке крылатые машины, вновь и вновь тестируя системы, пытаясь отыскать любые неполадки сейчас, пока было еще время, чтобы устранить их, летчики собрались на инструктаж, который проводил сам генерал-полковник Малинин. Командующий авиацией ПВО был краток и непривычно возбужден.

– Товарищи офицеры, перед нами поставлена задача прикрыть наземные силы в составе трех дивизий, наносящих контрудар по вторгшимся на нашу территорию американцам, – бросал генерал слова из-за кафедры в гущу насупленных и молчаливых офицеров, уже облаченных в летные комбинезоны и готовых занять места в кабинах своих истребителей немедленно. – Без нас танки расстреляют на марше, засыплют бомбами, и помешать этому никто, кроме вас, сейчас не может. На стороне противника превосходство в количестве самолетов, информационное превосходство. Нам придется вести бой при соотношении три к одному отнюдь не в нашу пользу, и многие из нас могут не увидеть начало нового дня. Против нас выступят лучшие пилоты с лучшим оружием, какое есть у врага, и они жаждут одержать верх ничуть не меньше, чем мы сами. Будет яростная схватка без намека на пощаду, и не могу обещать вам победу в этом бою, но на достойную офицера, достойную мужчины и бойца гибель, которая не будет забыта, вы можете рассчитывать!

– Мы будем сражаться, – раздались вдруг выкрики из зала, заполненного до отказа. – Мы выполним приказ! Сбросим янки с русского неба!

Взгляд генерал-полковника Малинина полыхнул яростью, а лицо озарила улыбка, более походившая на волчий оскал. И точно так же кровожадно щерились десятки летчиков, чьи сердца учащенно колотились в груди, обтянутой синтетической тканью противоперегрузочных комбинезонов. Час решающего сражения близился, и каждый, кто внимал полной ярости речи командира, был готов вступить в этот бой без тени сомнений, просто потому, что иначе поступить не мог. Минуты улетали в небытие, время истекало, шли последние приготовления, но к схватке за русское небо готовились не только по эту сторону протянувшейся от моря до моря линии фронта.

Мозг и сердце не знавшей аналогов в истории военного искусства наступательной операции Армии США располагался в простой брезентовой палатке, установленной на краю летного поля городского аэропорта Тбилиси. В мерном шуме кондиционеров можно было разобрать только отдельные слова в многоголосом гуле, похожем на жужжание растревоженного пчелиного улья. Десятки офицеров всех рангов и званий взволнованно переговаривались, склоняясь над полотнами топографических карт, указывая друг другу на мерцавшие в полумраке мониторы, и потому не успели заметить появление командующего, присутствие которого, в общем, было отнюдь не обязательным сейчас – отлаженный механизм работал размеренно и надежно.

– Джентльмены! – истошный вопль дежурного офицера, моложавого капитана, заставил полторы дюжины майоров и полковников вздрогнуть, обратив взоры к входу. – Джентльмены, командующий оперативной группой "Юг", генерал-майор Мэтью Камински.

Командующий Десятой легкой пехотной дивизией Армии США не вошел, ворвался в помещение передового штаба американской группировки. Нетерпеливым жестом он приказал умолкнуть капитану, кивком поприветствовав членов штаба, в напряжении ожидавших появления командующего.

– Господа, – Камински занял место во главе длинного стола, усыпанного всевозможными сводками и картами. Над головой его были прикручены несколько мониторов, изображение на которых постоянно менялось. – Господа, прошу, доложите обстановку.

– Сэр, – командующий Сто первой дивизией прокашлялся, подвинув к себе несколько листов, запечатанных мелким шрифтом, но даже не взглянув на них. – Сэр, передовые батальоны десантников, закрепившиеся в аэропорту Грозного, продолжают оказывать упорное сопротивление, обороняя занятый плацдарм. Контратака русских танков и мотопехоты была отражена, хотя и с существенными потерями. К настоящему моменту наши подразделения удерживают часть чеченской столицы, русские войска оказывают не слишком энергичное сопротивление. Складывается впечатление, что они просто тянут время.

– Так и есть, – вклинился в доклад начальник разведки. – По данным спутниковой разведки, подтвержденным и службой радиоперехвата, к Грозному с севера форсированным маршем движутся две механизированные и одна танковая дивизии русских, возможно, не в полном составе. До подхода их к городу остается несколько часов.

– Дьявол! – командир десантно-штурмовой дивизии ударил кулаком по столу. – Да одного танкового полка сейчас хватит, чтобы раскатать по асфальту наших парней. Генерал Камински, не пора ли побеспокоить наземный эшелон? Кажется, десантникам сейчас не помешало бы подкрепление. Сил Третьего бронекавалерийского вполне хватит, чтобы покончить с разрозненными подразделениям русской пехоты.

Десантник, вынужденный, вместо того, чтобы сражаться плечо к плечу со своими бойцами, беспомощно торчать здесь, в штабе, слушая все новые сводки о потерях, сейчас надеялся только на одного человека – на Элайджу Хоупа. Под командованием бригадного генерала, бывшего сейчас со своими людьми, глубоко на чужой территории, находилось единственное на Кавказе "тяжелое" подразделение американской армии, и его появление в Грозном означало коренной перелом сражения, сейчас идущего явно не в пользу американских солдат, обложенных противником со всех сторон. Вместо этого Третий легкий бронекавалерийский полк форсированным маршем уходил на север, уже удаляясь от чеченской столицы.

– Приоритеты поменялись, господа, – стараясь казаться бесстрастным и уверенным в себе, жестко произнес генерал Камински. – Все наши танки до единого нужны сейчас в другом месте. Необходимо изолировать Грозный, остановив продвижение свежих сил русских. Я уже распорядился направить Третий бронекавалерийский и передовые батальоны Десятой пехотной дивизии в обход столицы Чечни, чтобы занять рубеж обороны к северу от нее. Русские танки – вот самая серьезная угроза, а с гарнизоном Грозного десантники расправятся и сами.

Известие о том, что кто-то, пусть даже и командующий всей группировкой, своим решением, хоть и руководствовался он вполне оправданным стремлением победить, вот так запросто обрек на гибель несколько сотен отважно отражавших атаки врага десантников, было настоящим ударом для командира воздушно-штурмовой дивизией.

– Разверните наземные части, – настойчиво потребовал командир Сто первой воздушно-штурмовой дивизии, наступая на генерала Камински. – Отмените свой прежний приказ, Мэтью, сейчас же, немедленно! Какого дьявола вы творите? – Генерал забыл о субординации, поддавшись чувствам, но сейчас это было простительно: – Пусть русские и дальше движутся на юг. Наши парни совместными усилиями как раз сумеют очистить Грозный от остатков русского гарнизона и смогут укрепиться на подступах к городу как раз к подходу вражеских танков. Я прошу вас, дайте шанс моим бойцам!

Мэтью Камински лишь помотал головой:

– Пехотинцы и тяжелая техника, двигаясь по высокогорным перевалам и ущельям, доберутся до Грозного не раньше русских, даже если развернутся прямо сейчас. Гарнизон чеченской столицы ждет подхода подкреплений? Что ж, пусть ждет и дальше. Сейчас перед нами поставлена иная задача – нарушить снабжение развернутой в южных регионах Росси армейской группировки, исключить возможность переброски дополнительных сил на этот театр военных действий. Для этого необходимо направить всю авиацию против нескольких автомобильных и железнодорожных мостов через Волгу и Дон, и лишь затем мы займемся русскими танками. Уничтожим тылы, и передовые части русских, лишившись ресурсов, встанут посреди степи. В крайнем же случае, если противник проявит упрямство, танки генерала Хоупа, штурмовики и вертолеты "Апач" сдержат их на подступах к Грозному.

– Могут погибнуть сотни американских солдат, – прорычал генерал-десантник. – Они там, как в мышеловке! На сотню миль вокруг – русские подразделения, пусть разрозненные, но вполне боеспособные.

Однако командующий Десятой легкой пехотной дивизией, он же – командир оперативной группы "Юг", тот, кто отвечал сейчас за десятки тысяч американских солдат, за успех грандиозной операции, честно разделив эту ответственность с теми, кто находился в Рамштайне и самом Пентагоне, был непреклонен.

– Зная, что они отрезаны от внешнего мира, русские сами сложат оружие, – уверенно заявил Камински. – Нам не придется вести долгие и упорные бои, если противник будет деморализован. Мы фактически завоевали господство в воздухе над приграничными районами, и нужно закрепить этот успех. Мы уничтожим авиацию русских, разрушим пути снабжения, и возьмем все их танковые дивизии голыми руками. Без топлива вся техника встанет, а их командование, перебрасывая сюда дополнительные подразделения, рассчитывало, прежде всего, именно на снабжение извне. У них мало ресурсов, и доставить их можно только по воздуху или через такие мощные водные преграды, как Дон и Волга. Уничтожив мосты, очистив небо от русских самолетов от Грозного до Волгограда и Ростова, мы сможем делать с сухопутными частями русских все, что пожелаем. Уже не наши десантники, и русские окажутся в западне, и единственным выходом из положения для них будет капитуляция.

– Но, черт возьми, почему вы отменили высадку второй волны десанта в Грозном? – вскипел командующий Сто первой дивизией. – Я даже не могу по вашей милости помочь своим парням! Какого дьявола вы творите? Три батальона против нескольких русских полков не продержатся и получаса, все мои люди там погибнут, а вы чего-то ждете. Чего, будь вы прокляты?!

От полного ярости и злобы крика офицеры, присутствовавшие на командном пункте, нервно вздрогнули. У кого-то из рук от неожиданности выскользнул пластиковый стаканчик с кофе, кто-то затушил сигарету не в пепельнице, а прямо о карту, разложенную на низком столике. И только генерал Мэтью Камински остался спокоен, даже не поведя бровью при виде вспышки гнева своего коллеги.

– Я должен предусматривать и самые худшие варианты, и действую сейчас исходя из этой необходимости, – спокойно, словно терпеливый наставник, разъясняющий ученику прописные истины, ответил командующий Десятой пехотной дивизией. – Если русские, лишившись снабжения, как-то продолжат наступать, если они опрокинут заслон, выставленный севернее Грозного Третьим бронекавалерийским полком, если мои парни не смогут сдержать их натиск, ваши бойцы, ожидающие сейчас приказа в тбилисском аэропорту, будут брошены против русских танков. Части вашей дивизии, еще не вступившие в бой, будут нашим мобильным резервом, если все пойдет не так, как мы планируем. Именно поэтому я отменил прежний приказ, генерал.

Мэтью Камински не стал договаривать, что в этом случае батальоны, уже высадившиеся в столице Чечни, неминуемо погибнут, так и не дождавшись помощи. Десантники знали, на что шли, и сколь бы сильной не была обычная человеческая жалость, командующий действовал, исходя из соображений успеха всей операции. И гибель даже трех батальонов, оказавшихся в огненном кольце, не станет слишком большой ценой за одержанную победу, за разгром всей группировки противника, прикрывающей южный рубежи России.

Командующий Сто первой воздушно-штурмовой дивизией сник, понурив плечи и отступив в сторону. Офицер понял все без слов, здорово облегчив задачу самому Камински. Он тоже был профессионалом и понимал, что иногда необходимо осознанно жертвовать малым, чтобы сохранить нечто большее. Но мысль о том, что вот-вот начнется русское наступление в Грозном, и последние бойцы обреченных батальонов погибнут под гусеницами вражеских танков, казалась нестерпимой, разрывая на части очерствевшее сердце.

– Джерри, – меж тем командующий Десятой легкой дивизией обратился к офицеру Военно-воздушных сил, находившемуся здесь же, на передовом командном пункте. – Джерри, как идет подготовка к авиационному удару по русским коммуникациям? Необходимо действовать уже сейчас, немедленно, пока русские не подошли к нашим позициям вплотную.

– Сэр, – командующий воздушными силами на южном направлении подобрался, когда на него требовательно взглянул Мэтью Камински. – Сэр, ударные группы ждут команды на взлет, пилоты прогревают турбины. Если прикажете немедленно, мы будем у цели примерно через час. Пятьдесят тактических истребителей F-15E "Страйк Игл", F-16C "Файтинг Фалкон" и F-111F "Эрдварк" атакуют мосты. Их прикрытие от русской авиации будет осуществлять до сотни истребителей F-15C "Игл" при поддержке самолетов АВАКС типа Е-3А "Сентри".

– Мы привлекли к этой операции большую часть наличных сил, будем бить по тылам, позволив русским танкам продолжить движение на юг, предоставив им свободу действий, дав фору во времени, – заметил кто-то из присутствовавших с явным осуждением. – Это неразумно, генерал! Мы будем сбрасывать бомбы в пустоту, расходуя свои силы напрасно!

Мэтью Камински взглядом отыскал говорившего, уверенно и мрачно вымолвив в ответ:

– Охотясь за танками среди степей, мы только сожжем весь запас топлива, которого у нас отнюдь не так много, как нужно, и все равно не сможем уничтожить силы врага полностью. Потерям больше машин от зенитного огня русских, но результат будет ничтожен. А, разрушив мосты через волгу и Дон, мы отрежем противника от баз снабжения, возьмем в кольцо, после чего сможем делать с русскими все, что пожелаем. Наши ресурсы не безграничны. Нужно выбирать, на какой из множества целей сосредоточить свои усилия, и я сделал этот выбор!

– Так точно, сэр!

Сейчас вся полнота власти была сосредоточена в руках одного человека – генерал-майора Мэтью Камински, и тот пользовался своими полномочьями, не считаясь ни с кем. Все действия командующего были подчинены только победе, достижению успеха в сражении. Не он начал эту войну, и не он, если говорить откровенно, желал ее, но именно ему предстояло завершить войну своей победой и крахом врага.

– Противник? – коротко потребовал Камински, вновь обращаясь к представителю Тактического авиационного командования ВВС.

И на этот вопрос у авиационного генерала был уже подготовлен ответ:

– Русские могут противопоставить нам порядка полусотни тяжелых истребителей "Фланкер", – без запинки сообщил офицер, представлявший здесь все ВВС. – Возможно, также будет еще двадцать-тридцать легких машин "Фулкрэм", не самых последних модификаций. На своей армии, в том числе и на ВВС, русские последние годы здорово экономили. – Генерал позволил себе усмехнуться, затем, уже вполне серьезно, продолжив: – Управление, скорее всего, будет осуществляться с земли, поэтому не менее важными целями, чем мосты, для ударных звеньев должны стать их стационарные радары. Сперва мы ослепим и оглушим русских, а затем разделаемся с их авиацией, которая к тому моменту станет совершено беспомощной. У нас лучшее оружие, многие из наших летчиков имеют боевой опыт. Мы сотрем их в порошок, сэр!

– Русские – неплохие пилоты, и техника у них весьма эффективная. – Мэтью Камински не разделяя уверенность своего подчиненного. – Не стоит переоценивать врага, похваляясь успехами еще до победы, – предостерег генерал. – Весь опыт наших пилотов – это бомбовые удары по иракским городам или кишлакам в горах Афганистана, а навыки воздушного боя и у русских, и у наших парней, ограничены только полигоном, так что силы можно считать равными. И если что-то сорвется, уже через несколько часов мы с вами, господа, здесь, прямо на летном поле, будем отражать атаки русской пехоты с оружием в руках, так что ошибки быть не должно. Сперва отсечем их от баз снабжения, а потом одним ударом разделаемся с теми, кто еще попытается сопротивляться.

– Мы сожжем их танки в степях. В одной волне можно бросить против русских до сотни штурмовиков "Тандерболт". Этого никто не сможет выдержать!

– Задействуйте максимальное число самолетов, и, главное, обеспечьте им поддержку АВАКС'ов и разведывательной авиации, – согласился Камински. – Наше превосходство не в дальнобойности ракет, а в том, что мы всегда точно знаем, где противник, и что он делает, а потому бьем точно в цель, а не по площадям. Сейчас русские ошеломлены, почти испуганы, и нужно дожать их. Все, что может летать, все, что может нести оружие, должно находиться не на базах, а в воздухе. Наша победа должна коваться в небе, господа! Действуйте!

Приказ прозвучал, и не было нужды повторять его. спустя несколько минут на многочисленных авиабазах в Турции прозвучали почти хором слова команд, а еще через минуту первые самолеты, стремительные и мощные истребители F-15C "Игл", лучшие воздушные бойцы, какие были здесь, на юге, взмыли в небо, оглашая округу ревом турбин. Десятки крылатых машин, сбиваясь в стаи над своими аэродромами, разворачивались на север, уходя в сторону гор, чтобы проторить в небесах дорогу второму эшелону – ударный группы уже готовились к вылету, техники торопливо цепляли под крылья "Фалконов" и "Эрдварков" управляемые бомбы, которым вскоре предстояло обратить в прах надежды врага на реванш.

Удивительно, но развернутая в Грузии авиационная группировка ни в каких планах не должна была участвовать в непосредственных действиях против русских. Тем не менее, двум дюжинам перехватчиков F-15C "Игл" и паре E-3A "Сентри" отводилась очень важная роль в достижении превосходства в воздухе. Уже спустя несколько минут после завершения совещания в штабе, все истребители и оба "летающих радара" взмыли в небо, взяв под охрану окрестности Тбилиси. А вслед за ними от взлетной полосы оторвались шесть заправщиков "Стратотанкер", перелетевших из Турции несколько часов назад.

Под завязку нагруженные топливом – не для себя, для других – танкеры, плотно опекаемые "Иглами", принялись кружить полусотней километров южнее Тбилиси. Безоблачное небо прочертили белые полосы инверсионных следов, а рев мощных турбин воздушных тяжеловозов был слышен за десятки километров. Слышали его и в резиденции грузинского президента, нервно вздрагивавшего всякий раз, когда один из "летающих танкеров" величаво проплывал над кровлей дворца.

Развитие авиационной техники сделало ненужными аэродромы подскока – заправочная станция могла быть создана где угодно, и теперь "танкеры" ожидали над столицей Грузии появления ударных групп, идущих крушить оборону русских. Ожидание было недолгим – на экранах "Сентри", просвечивавших своими лучами пространство на сотни миль, появилось множество целей, но система опознавания "свой-чужой" мгновенно выдала успокаивающее сообщение.

– Наши парни на подходе, – сообщил своим подчиненным командир экипажа КС-135А, парившего над северной окраиной Тбилиси. – Приготовиться к стыковке!

Эскорт отошел в стороны, но пилоты "Иглов" оставались начеку – противник, хоть и казался сломленным, мог нанести ответный удар, собрав остатки сил. И перехватчики, направляемые по командам с "Сентри", должны были защитить и заправщики, и принимавшие от них горючее ударные машины, заполонившие на несколько минут все небо над столицей Грузии от горизонта до горизонта.

Подходившие с юга истребители один за другим занимали позицию позади неторопливо наматывавших круги "Стратотанкеров", и в их баки вливалось по заправочным штангам топливо, столь важное для успешного выполнения задачи – цель находилась далеко, и, прежде, чем вступить в бой, до нее следовало еще добраться, преодолев сотни миль над враждебной территорией.

– Будет жарко, – качая головой, произнес командир экипажа заправщика, взглядом провожая отстыковавшийся от "Стратотанкера" истребитель, умчавшийся в колышущееся марево на горизонте, стремительную и смертоносную серую птицу, управляемую волей человека, ее заложника и ее повелителя. – Видит Бог, будет жарко!

– Наши парни устроят русским хорошую трепку, – криво ухмыльнулся второй пилот, скосив взгляд на командира. – Дьявол, подняли в воздух не меньше сотни машин! Русских размажут по их аэродромам к чертовой матери! Жаль, что мы торчим тут!

В голосе летчика звучала зависть – вместо того, чтобы сражаться с врагом, сбивая чужие самолеты, принимая боевые награды из рук высшего командования или даже, чем черт не шутит, самого президента, он пребывал в тылу, в полнейшей безопасности, занимаясь пусть и полезным, но отнюдь не героическим делом. В прочем, не все здесь, на борту тяжелого КС-135А оставались такими же бесшабашными мальчишками.

– По мне лучше уж здесь оставаться и все видеть со стороны, по "ящику", чем ехать домой в пластиковом мешке, – заметил штурман. – Война – не маневры, потери несут обе стороны, и кто может знать, сколько наших парней останется гнить в русских степях. Это будет бой, а не избиение, и вряд ли найдутся глупцы, которые скажут, будто у русских нет хороших самолетов и летчиков.

– Да, чертовы "Фланкеры" могут доставить немало неприятностей, – кивнул командир экипажа. Он начинал службу в истребительной авиации, лишь потом, после очередной медицинской комиссии, покинув части "первой линии", а потому лучше многих знал, что могут встретить мчавшиеся на север, в гущу боя, пилоты "Иглов" и "Файтинг Фалконов". – Победа нашим ребятам не достанется слишком легко. Храни их Бог!

Звено за звеном, эскадрилья за эскадрильей, истребители, сделав добрый "глоток" топлива, исчезали на горизонте, продолжая свой полет. Десятки крылатых машин, вооруженных до зубов, грозная стальная стая, они были призваны очистить чужое небо от его немногочисленных защитников, окончательно утвердив свое господство здесь, свою победу. Но простыми и понятными оставались только приказы, поступавшие из штабов, тем же, кому предстояло эти приказы исполнять, все представало несколько более трудным и несравнимо опасным.

Генерал Мэтью Камински проводил взглядом исчезавшие за горным хребтом самолеты, казавшиеся с земли крохотной мошкарой, отчего-то решившей сбиться в рой как раз над столицей Грузии. Гул турбин то нарастал, заглушая собою все иные звуки, то вдруг стихал, когда очередная эскадрилья, приняв свою порцию топлива, уходила на севере. Командующий Десятой легкой пехотной дивизией знал – обратно вернутся не все.

– Сэр, – адъютант, выбравшийся из штабной палатки, окликнул генерала, держа на вытянутых руках трубку спутникового телефона. – Сэр, генерал Стивенс, сэр!

Молча кивнув, Камински принял предложенное, тотчас услышав в динамике голос командующего операцией "Доблестный удар", едва успевшего ступить на летное поле вильнюсского аэродрома:

– Мэтью, вы должны решить проблему! На северном направлении тоже складывается не простая ситуация, русские перешли в контрнаступление. Нельзя позволить им вырвать инициативу. Противник просто ошеломлен, растерян, но не побежден, как может показаться. Остановите русские танки!

– Все, что нужно, мы делаем, – спокойно ответил Камински. В любом случае, решение уже было принято. – Авиация изолирует группировку противника, уничтожив пути снабжения. В воздухе сотни наших самолетов, они сожгут эту чертову степь, генерал!

– Сделайте это! Русские начали отвечать на наши удары, они только теперь показали, на что способны. Боюсь, мы переоценили свои силы, Мэтью, – неожиданно произнес Стивенс. – Мы слишком презрительно отнеслись к врагу, а война не прощает таких ошибок. Операция растягивается, высшее командование русских все же сумело наладить управление своими войсками, и теперь готово сделать ответный ход.

– Им ничего не светит, – не теряя уверенности, возразил Камински. – Русским надеяться не на что. На южном направлении мы сумеем нейтрализовать угрозу. – В нескольких словах генерал изложил свой план, который, как бы то ни было, уже начал воплощаться в реальность: – Захватив окончательно господство в русском небе, мы раздавим их наземные силы с минимальными потерями! Русские стягивают в кулак свои боеспособные части? Тем лучше, разом уничтожим всех, кто еще не оставил надежду на свой успех!

– Жду от вас донесения о победе, Мэтью, и никак иначе! Больше ошибаться мы не в праве!

Командующий Десятой пехотной вновь взглянул в небо. Самолеты уходили на север, исчезая за горизонтом, чтобы над чужой землей дать бой еще пытавшемуся сопротивляться врагу. И где-то там же, на севере, на окраине Грозного, города, о котором многие здесь слышали впервые, готовились грудью встретить огонь врага бойцы Сто первой воздушно-штурмовой дивизии, полностью потерявшие надежду на то, что к ним кто-то придет на помощь. И эта кровь останется на руках генерала Камински до самой смерти, и никакая победа не смоет ее вовек.

Полсотни истребителей, грозных, несмотря на солидный возраст, "Журавлей", тяжелых сверхзвуковых Су-27, были готовы к взлету, ожидая только одного – появления врага. Крылатые машины, обвешанные ракетами "воздух-воздух", точно новогодние елки – игрушками, теснились на рулежных дорожках, выстроившись неровными плотными рядами. А поодаль, возвышаясь над истребителями, точно скальные утесы, примостились два самолета радиолокационного дозора и наведения А-50, казавшиеся неестественно громадными четырехдвигательнные "Ильюшины", над фюзеляжами которых торчали дисковидные обтекатели радарных антенн. Именно они, а не сами истребители, были главной надеждой на успех в грядущем бою, на них рассчитывал генерал-полковник Малинин, приказав всем пилотам защищать летающие радары любой ценой.

Все в эти минуты как лучшего дара небес желали, чтобы противник дал знать о себе, ведь это означало, что окончится мучительное ожидание. Ждали пилоты истребителей, ждали и экипажи русских АВАКС'ов, которым предстояло рисковать едва ли не больше, чем всем прочим.

Летчики, пытаясь не показать друг другу едва сдерживаемое волнение, нетерпеливо ждали приказа, и в их числе готовился окунуться в круговерть воздушного боя сам генерал-полковник Малинин. Командующий авиацией противовоздушной обороны не намеревался прятаться за спинами своих товарищей по оружию, с земли, пребывая пусть и в относительной, но безопасности, наблюдая за тем, как гибнут, перемолотые военной машиной врага, лучшие люди страны. Он тоже был готов к бою, давно уже для самого себя все решив и поняв.

– Товарищ командующий, машина к взлету готова, – старший бригады авиатехников вытянулся по стойке смирно перед появившимся на летном поле Малининым, четко отдав честь, прикладывая измазанную маслом ладонь к козырьку выцветшей фуражки. – Баки полны, ракеты подвешены! Все системы проверены!

– Благодарю за службу! Поверьте, вы старались не зря!

Генералы редко лично вели в бой своих пилотов, предпочитая руководить воздушными сражениями с наземных командных пунктов. Такие храбрецы, как Евгений Савицкий, командуя в годы минувшей войны воздушной армией, сражавшийся с "Мессершмиттами" не по картам, а за штурвалом стремительного "ястребка", и завершивший ту войну с двумя дюжинами побед, были исключением. Их примеру намеревался последовать и генерал-полковник Малинин, а потому для особенного пилота подготовили и особенный самолет, более всего подобавший командиру.

Красавец Су-30, которых в элитных учебных центрах насчитывалось не больше двух десятков, должен был унести Малинина навстречу сражению и, возможно, гибели. Это был тот самый самолет, на котором и должно вести в атаку своих бойцов настоящему командиру, не страшащемуся сшибки грудь на грудь. Даже специалист с трудом отыскал бы внешние отличия этой двухместной машины от обычной "спарки", учебно-боевого истребителя Су-27УБ, но начинка самолета отличалась разительно. В передней кабине, как и на тренировочной машине, располагался пилот, но задняя кабина – обе были прикрыты общим фонарем, откидывавшимся, как на любом "Сухом", назад – была оборудована совсем иначе и не предназначалась для инструктора, хотя также имела все органы управления. Там и предстояло занять место генерал-полковнику Малинину.

В эти минуты антенные решетки всех локаторов были развернуты на юг – оттуда ждали появления врага и желали как можно раньше обнаружить его, успев подготовиться к отпору. По облакам, пронзая их невесомую завесу, скользили невидимые щупальца лучей, и вот один из них, вместо того, чтобы рассеяться в пустоте, наткнулся на преграду, мгновенно эхом вернувшись назад и превратившись на экране в мерцающую отметку воздушной цели. А спустя несколько секунд к ней присоединилось целое множество пульсирующих точек, мгновенно заполонивших монитор.

– Группа воздушных целей, – скороговоркой затараторил оператор, поднеся к губам микрофон. – Азимут двести, дальность пятьсот! Идут на большой высоте! Наблюдаю не менее полусотни отметок!

– Вот и началось, – выдохнул генерал-полковник Малинин, как и все его подчиненный, уже успевший сменить мундир на летный комбинезон, а адъютант, точно верный оруженосец, не покидавший своего командира, держал в руках массивный сферический шлем. – Тревога! Все по машинам!

Заунывный вой сирены прокатился над летным полем. Пилоты, нервно курившие в ожидании приказа, побросав сигареты и отчаянно матерясь, бросились к своим истребителям. Взлетая по приставным лесенкам в кабины, они дрожащими руками торопливо защелкивали застежки привязных ремней, буквально сливаясь со своими машинами. Опускались полупрозрачные забрала шлемов, оживали, разражаясь нарастающим гулом, турбины, и уже первые истребители выкатывались на взлетную полосу, занимая стартовые позиции.

Генерал-полковник Малинин ловко нырнул в чрево тесной кабины истребителя Су-30. Командующий авиацией войск ПВО занял место в задней кабине, перед экраном отображения тактической обстановки. Отсюда, с борта настоящей "командирской" машины, Малинин мог наблюдать за действиями своих пилотов, управляя целой эскадрильей, и также мог сам вступить в бой, всецело полагаясь на мощь "Сухого", в которой прежде никогда не разочаровывался.

– Внимание, – произнес Малинин, застегнув под подбородком ремешок летного шлема. – Противник на подходе. Всем взлет!

Турбины нескольких десятков самолетов разом взвыли на высоких тонах, и истребители, рассекая воздух сдвоенными килями, будто лезвиями, один за другим начали подниматься в небо. "Сухие", разбегаясь по бетону, отрывались от земли, резко набирая высоту и занимая позиции над авиабазой Липецка. И только когда в небе оказалось не меньше дюжины истребителей Су-27, начал свой разбег первый из пары А-50. Огромный, точно дом, Ил-76М, медленно разгоняясь, добрался почти до края взлетной полосы, когда катки шасси, наконец, оторвались от бетонного покрытия, и "летающий радар" принялся медленно карабкаться вверх, чтобы присоединиться к ожидавшему его эскорту.

– Вперед, парни, – со злым смехом бросил в эфир Малинин. – Порвем этих сук! Всем слушать мои приказы и смотреть в оба!

Летчики ответили яростными возгласами. Каждый сделал свой выбор и теперь спешил вступить в бой, отомстив за позор своей страны и за гибель товарищей. Никто не думал об отступлении.

Глава 9 Битва за небеса

Ставропольский край, Россия

19 мая

Танки Т-80У летели по равнине, точно на них вдруг перестали действовать законы физики, незыблемые для всей вселенной. Боевые машины весом сорок шесть тонн парили над степью, сопровождаемые натужным воем турбин. Развив скорость восемьдесят километров в час, они во главе лязгавшей металлом колонны упрямо рвались к предгорьям Кавказа, а следом, выплевывая в воздух едкие клубы выхлопных газов, ползли боевые машины пехоты, сминая степную жесткую траву широкими гусеницами, тяжело переваливались грузовики, катились мостоукладчики и ремонтно-эвакуационные машины. Мотострелковый полк, растянувшись длинной вереницей на несколько десятков километров, стрелой мчался по степной пустоши, с каждой минутой все более приближаясь к цели.

Алексей Басов, уже начиная обливаться потом – в боевом отделении танка было жарко, и с каждой секундой становилось еще невыносимее – не выпускал из рук карту. Здесь, посреди лишенной заметных ориентиров равнины, прокладывая курс, полковник мог рассчитывать только на компас, выбирая верное направление, а уж отсутствие дороги его не ничуть страшило – "реактивные" танки Т-80 могли пройти буквально всюду.

Воздухозаборники газовых турбин ГТД-1250 жадно втягивали наполненный пылью горячий степной воздух. Над колонной на десятки метров вздымался шлейф из песка и выхлопных газов, выдававший положение полка безо всяких радаров и спутников. И двигатели боевых машин уже начинали захлебываться.

– Еще два танка вышли из строя, – доложил командир одной из рот по радио. – Фильтры забиты песком! Если так пойдет и дальше, мы потеряем половину парка еще до боя!

За спинами наступавших бойцов Сто восьмой мотострелковой оставались уже сотни километров пройденного пути, и каждый десяток верст был отмечен, будто дорожными вехами, замершими неподвижно танками и бронемашинами, обычными грузовиками, армейскими "Уралами" и "ЗиЛами", на худой конец. Техника, порядком изношенная, несмотря на все усилия обслуживавших ее бойцов, с трудом могла выдержать стремительный марш, а потому опасения командира роты были более чем оправданы. Но для полковника это почти не имело значения.

– Но половина все же дойдет до цели, – возразил Басов. – Слейте с неисправных машин все оставшееся топливо, распределите поровну между машинами вашей роты! По возможности и боекомплект тоже снимите, у нас каждый снаряд скоро будет на счету. Полагаю, не стоит ждать регулярного подвоза боеприпасов на позиции. Надейтесь впредь только на себя!

– Так точно, товарищ полковник!

Полк, сотни бронированных машин, наступал независимо от прочих подразделений дивизии – связь из-за бушующих помех так толком и не удалось восстановить. Они мчались в неизвестность, лишенные поддержки, но, на удивление, никто не пытался атаковать танкистов и мотострелков здесь, на равнине, когда могучие боевые машины были крайне уязвимы и почти беспомощны, так что Алексей Басов уже начал верить в свою счастливую звезду. Еще несколько часов – и позиции американцев появятся в прицелах наводчиков, на врага обрушится град снарядов, огненный шквал, который едва ли кто-то сможет выдержать. Они победят, сокрушат врага, и вернут мир своей стране.

Полковник Алексей Басов только мечтал о бое, как о самом счастливом событии в совей жизни, но совсем близко уже кипела яростная схватка. Враг вовсе не мешкал, но выбирал иные цели, уничтожая их методично и хладнокровно. И на раскаленную степь с небес пролилось беспощадное пламя.

Полдюжины тактических истребителей F-16C "Файтинг Фалкон" вышли к цели, укрываясь от всепроникающего взгляда радаров за гребнями холмов. Шесть истребителей скрытно приблизились к автоколонне, внезапно вынырнув из-за горушки, чтобы спустя несколько секунд обрушить на врага смертоносный дождь.

– Цель прямо по курсу, – сообщил командир группы, захватывая в прицел головную машину, громоздкий шестиосный грузовик. – Четыре мили! Ракеты к бою, парни! Пуск!

По команде пилоты залпом выпустили дюжину ракет "Мейверик", и управляемые снаряды, снижаясь, ринулись к застигнутой врасплох автоколонне, чтобы спустя несколько секунд вонзиться в борта автомобилей, расцветая пламенными цветками. Вереница грузовиков и автозаправщиков окуталась клубами дыма и всполохами пламени, взрывы переворачивали автомобили, отбрасывая их в сторону. За несколько секунд рота материально-технического обеспечения была уничтожена вместе с запасом горючего и снарядов. Танки Двадцать первой гвардейской мотострелковой дивизии продолжали движение вперед, но боевая мощь соединения уже была необратимо подорвана. Потерь противник на этот раз не понес.

– Изменить курс на ноль-три-пять, – скомандовал ведущий, когда выстроившиеся цепью истребители промчались над охваченной огнем колонной. – Выдвигаемся в квадрат Чарли-шесть, парни! Разведка обнаружила там скопление русской техники. Для нас опять есть работа!

Накренившись на левое крыло, истребители слаженно, точно на учениях, развернулись, ложась на новый курс. Степь за кормой самолетов была усеяна полыхавшими остовами автомобилей, в небо вздымались колонны тяжелого черного дыма, образовавшегося при горении дизельного топлива. Здесь все было уже кончено, но о возвращении на базу никто из летчиков не задумывался. На внешней подвеске крылатых машин еще хватало ракет и бомб, в баках было достаточно горючего, а потому охота продолжалась. Над степью в эти часы реяли десятки американских самолетов, отыскивавших врага на лике равнины и уничтожая его внезапными точными атаками. Однако удача не всегда была благосклонна к агрессору.

Разведывательный спутник "Ки Хоул-11", совершая очередной виток вокруг голубой планеты, обнаружил в одном из квадратов колонну бронетехники, послушно сбросив "картинку" с указанием координат в штаб, и там, не мешкая, отдали приказ группе истребителей, направив их к цели. Четверка F-16C "Файтинг Фалкон", на пилотов которых ныне легла основная нагрузка, изменила курс, но за те десятки минут, что пришлось потратить на расшифровку снимков и принятие решения, мотострелковый батальон преодолел полсотни километров, а точно там, где он находился, появился в полном составе зенитно-ракетный полк мотострелковой дивизии.

Обзорный радар боевой машины зенитно-ракетного комплекса "Тор-М1" обнаружил вражеские истребители на расстоянии чуть менее двадцати пяти километров, несмотря на то, что "Соколы" шли на предельно малой высоте, огибая возвышенности. Луч скользнул по фюзеляжам, мгновенно вернувшись назад, и командир расчета, увидев пульсирующую отметку на экране, отчетливо произнес:

– Цель воздушная групповая по пеленгу пятьдесят пять! Дальность двадцать три, высота двести! На запросы не отвечает! Комплекс в боевой режим!

– Есть в боевой режим!

По команде, поданной с пульта управления всего одним касанием, на одну из ракет мгновенно было подано питание. Управляемый реактивный снаряд, скрытый в ячейке вертикальной пусковой установки, массивного короба на крыше боевой машины, ожил. Пришли в движение гироскопы системы наведения, и осталось только подать команду на запуск.

– Взять цель на автосопровождение, – продолжал отдавать приказы командир расчета. Боевая машина, не покидая общего строя колонны, в движении была готова отразить воздушный удар. – Двухракетный залп!

Навстречу приближавшимся истребителям протянулся узкий конус луча радиолокационной станции сопровождения целей, мертвой хваткой впившийся в крайний самолет. Расстояние до цели стремительно сокращалось, и когда оно сжалось вдвое против первоначального, когда американский самолет оказался всего в десятке верст от зенитно-ракетного комплекса, в боевом отделении пусковой установки прозвучала самая важная команда:

– Огонь!

Пилоты "Фалконов" только начали набор высоты, "вытаскивая" свои машины на две сотни метров, чтобы оттуда быстрее обнаружить цель, но так ничего и не успели понять, внезапно оказавшись атакованными. Вышибной двигатель выбросил из транспортно-пускового контейнера ракету 9М331, и тотчас еще одну. Обе ракеты буквально зависли в двух десятках метров над боевой машиной, а потом маршевые двигатели отшвырнули управляемые снаряда навстречу цели, в полете разворачивая их параллельно следящему лучу.

– Первая пошла, – доложил сержант-зенитчик, прикипевший к экрану радара. – Вторая пошла!

Ракеты, оставляя белесый росчерк, прочертили крутую дугу, удаляясь от пусковой установки. Они мчались навстречу попавшему в прицел самолету со скоростью восемьсот метров в секунду, в полностью автоматическом режиме, подчиняясь командам бортовых компьютеров, не оставляя противнику ни единого шанса.

Американский пилот понял, что атакован, когда ракеты были уже менее чем в восьми километрах, пожирая расстояние с немыслимой скоростью. Сенсоры бортовой системы предупреждения об облучении AN/ALR-69, которых на мгновение коснулся луч прицельного радара "Тора", выдали паническое сообщение, и пронзительное верещание зуммера наполнило кабину. Пилот, бросив свой истребитель в рискованный маневр, стремясь сорвать захват, уйти из-под огня, немедленно включил станцию постановки помех AN/ALQ-131, пытаясь "ослепить" чужие радары. Тщетно.

– Цель маневрирует, – доложил оператор, по-прежнему различавший в "крупе" помех, подернувшей экран локатора, метку, обозначавшую попавший в клещи вражеский самолет. – Ставит комплексные помехи!

"Файтинг Фалкон" выполнил резкий разворот, рассыпая позади себя облака дипольных отражателей, о которые разбивался луч радара, возвращаясь на пусковую установку десятками ложных сигналов. Генератор помех, подвешенный в контейнере под консоль истребителя, работал на полную мощность, "сводя с ума" головки наведения зенитных ракет. Включив форсажный режим, атакованный летчик пытался как можно быстрее увести свою машину, уже преодолевшую звуковой барьер, из зоны поражения, туда, где до него не дотянутся вражеские ракеты.

Развив скорость свыше двух тысяч километров в час, истребитель мчался прочь от опасности на ничтожной высоте, чудом – и мастерством летчика – избегая столкновения с землей, не менее губительного, чем любые ракеты. Пилот рискнул, но свою порцию удачи в этот день он уже получил раньше.

Управляемая ракета 9М331 скользнула над фюзеляжем "Фалкона", сблизившись с целью менее чем на три метра, и радиовзрыватель немедленно дал команду на подрыв боевой части. Пятнадцатикилограммовая боеголовка превратилась в облако раскаленных газов, и поток разогнанной до гиперзвуковых скоростей осколочной шрапнели пронзил фонарь кабины, изрешетив фюзеляж и тело летчика. Потерявший управление истребитель камнем рухнул к земле, и уже в падении его настигла вторая ракета, прямым попаданием превратившая крылатую машину в сгусток огня.

– Есть поражение, – радостно доложил оператор, увидев, как метка цели внезапно исчезла, окончательно слившись с окружающим ландшафтом. – Один готов!

Уцелевшие истребители поспешно отворачивали в стороны, выходя из-под огня. Пилоты, поняв, что нарвались на противника, которого не должны были встретить, решили не рисковать, прервав атаку. Но в дело уже вступили остальные машины зенитно-ракетной батареи, и вслед за метавшимися в панике "Файтинг Фалконами", заполнившими эфир помехами и призывами о помощи, рванули огненные стрелы ракет "земля-воздух". Попавшие в перекрестья радиолокационных прицелов крылатые машины маневрировали, летчики, которым нисколько не хотелось умирать над чужой землей, старались сбить прицел, сорвать захват, спрятавшись от вражеского огня на сверхмалых высотах.

– По цели номер два, – приказал командир пусковой установки, охваченный настоящим азартом охотника. – Двухракетный залп. Пуск!

Боевая машина внесла свою лепту в общую работу, и к полудюжине стартовавших с разницей не более секунды ракет присоединились еще два зенитных снаряда, покинувшие ячейки транспортно-пусковых контейнеров. Волна управляемых ракет настигала американские самолеты, пилоты которых оказались, неожиданно для себя, в самом пекле. Еще один F-16C, сраженный попаданием сразу трех ракет, развалился на куски в полете, другой, оставляя за собой дымный след, пошел на снижение, и за миг до того, как истребитель врезался в склон холма, ускоритель выбросил из кабины кресло пилота с намертво пристегнутым к нему человеком.

– Есть! Поражение, – почти кричал оператор радиолокационной станции, видевший, как стремительно сокращается число противников. – Еще одного ублюдка свалили!!!

Пилот последнего истребителя, по которому теперь вели огонь все боевые машины огневой батареи, выстреливая вдогон "Боевому соколу" одну ракету за другой, еще пытался спорить с судьбой, выжимая из своей машины все до капли, и все же его участь была решена. Попав под перекрестный огонь целой зенитно-ракетной батареи, было бессмысленно рассчитывать на благоприятный исход. Летчик пытался спорить с судьбой до последнего, пытаясь перебороть неизбежность, но все, что он смог – выиграть еще чуть более полминуты.

Единственная ракета настигла самолет почти на границе зоны поражения, накрыв его волной осколков. Стальное крошево прошило сталь и пластик фюзеляжа, вспоров топливные баки, и пилот в последний миг успел дернуть рычаг катапульты, покидая свою машину. Тело буквально размазало по креслу, от перегрузки потемнело в глазах, и когда летчик вновь начал воспринимать окружающую действительность, над головой его раскрылся купол парашюта, а от горизонта, вздымая клубы пыли, мчались облепленные пехотинцами бронетранспортеры. Полностью покорный воздушным потокам пилот заскрежетал зубами – торжествовавший противник спешил собрать трофеи своих побед.

Зенитно-ракетный полк, единственная надежда наступавших танкистов на защиту от угрозы с воздуха, продолжил движение, разворачивая над дивизией ракетный зонтик, способный если не отразить, то хотя бы ослабить удар. Предстояло еще преодолеть не один десяток, не одну сотню километров, прежде чем басовито заговорят мощные танковые орудия, предвещая гибель врага. И это не должно было стать обычным маршем – узнав об уничтожении сразу двух звеньев истребителей, в штабах противника отдали новый приказ, и сразу полтора десятка самолетов, до предела нагружены авиабомбами и противорадарными ракетами, взмыли в небо. Предстоял еще один бой, победа в котором вовсе не была предопределена.

Однако, несмотря на потери, несмотря на то, что над колоннами техники вились, точно рой кровососущей мошкары, звенья и целые эскадрильи вражеских самолетов, щедро рассыпавших над степью бомбы, наступление продолжалось. Вздымая пыльные шлейфы, оглашая всю округу ревом мощных дизелей и лязгом стальных траков, сотни танков и бронемашин, танковая и две мотострелковые дивизии в полном составе, мчались по ставропольским степям на юг. Их целью был Грозный, откуда поступил панический призыв о помощи, и где уже высаживались американские десантники, с ходу вступая в бой.

Танкисты шли в атаку на свой страх и риск. Над всем югом России бушевала невидимая, но собравшая колоссальную мощь буря, настоящий шторм электромагнитных помех, намертво глушивший всякую связь. И потому далеко не все в этих краях еще знали о начавшейся войне. Жители отдаленных поселков и хуторов, включая свои телевизоры и радиоприемники, с удивлением слышали звучавший из динамиков вой и треск помех, недоуменно переглядываясь и пожимая плечами. Лишь доносившийся из поднебесья гул турбин мог натолкнуть их на какие-то догадки, но здесь каждый знал о грандиозных учениях, и потому на маневры списывалось слишком многое.

Офицеры, командиры полков и батальонов, были осведомлены намного лучше, но это в действительности мало что меняло. Противник, искушенный в подобных делах, бил не по людям и технике, а по боевому духу, лишая солдат и их командиров уверенности, мешая согласовывать любые свои действия. Все штабы, командные центры, все это, хоть и находилось в считанных десятках, в лучшем случае – в сотнях километров, будто перестало существовать, переместившись, например, на другую планету. Некому было думать за командиров дивизий, полков и батальонов, некому стало теперь принимать на себя весь груз ответственности. Шла война, необъявленная, но жестокая и беспощадная.

И все до единого, обычные механики-водители, сотрясавшиеся во чревах многотонных танков и боевых машин пехоты, и командиры, находившиеся в относительном комфорте штабных машин, думали об одном. Каждого из них вне зависимости от должности и количества звезд на погонах, терзала единственная мысль – почему несколько сотен боевых машин, несколько десятков тысяч солдат, сжавшись в стальной кулак, до сих пор почти не ощутили на себе всю мощь ракетно-авиационных ударов противника, на которые американцы всегда были такими мастерами. Каждый хотел знать, почему танки, вместо того, чтобы полыхать среди выжженной степи, стремительно и неотвратимо идут к своей цели, чтобы там встретиться, наконец, с живым, осязаемым и вполне уязвимым врагом. Но ответа никто не знал.

А где-то по другую сторону границы офицерам, не покидавшим штабы уже несколько часов, было совсем не до русских танков. Точнее, они не сомневались, что очередь дойдет и до них. Но в те самые минуты, когда бронированная армада, оглашая ревом ставропольские степи, мчалась на юг, к окутанным дымкой хребтам Кавказа, севернее, в небе над степями Калмыкии разворачивалось грандиозное воздушное сражение. Там, в высоте, лучшие люди страны приносили себя в жертву, чтобы такой ценой их соратники могли хотя бы попытаться взять реванш, ибо, проиграв первое сражение, они еще не проиграли эту войну.

Полустершаяся разметка взлетной полосы метнулась под брюхо стремительно разгонявшегося истребителя, и грязно-белые полосы слились воедино. Тело на мгновение наполнилось непривычной тяжестью, а затем земля вдруг провалилась куда-то вниз, и над головой, всюду, куда бы ни был обращен взгляд, раскинулась лазоревая чаша небосклона, обрамленная по краю, по самой линии горизонта, клубившимися белоснежными облаками, надвигавшимися откуда-то с севера.

– Наш эшелон – восемь тысяч, – произнес Владислав Малинин в микрофон переговорного устройства, находившийся возле самого уголка рта. – Скорость девятьсот, курс двести. Район сбора группы – квадрат девять-четырнадцать.

Командующий авиацией войск противовоздушной обороны, крепко стянутый привязными ремнями, отсюда, из задней кабины тяжелого истребителя-перехватчика Су-30, видел протянувшиеся в вышине белесые, быстро таявшие следы, оставленные другими самолетами, взлетевшими раньше. В небе находилось уже не меньше двух десятков крылатых машин, стремительных и мощных Су-27 разных модификаций, почти все, что оказалось способного летать в липецком Центре боевого применения фронтовой авиации. И теперь эта армада, вооруженная до зубов, сбивалась чуть в стороне от авиабазы в огромную стаю, готовую по приказу генерала Малинина развернуться на юг, чтобы там, над иссушенными беспощадным солнцем степями схлестнуться насмерть с силами врага.

Генерал-полковник ощущал себя в эти минуты древним ратником, отправляющимся на битву с жестокими чужеземцами. Быть может, тысячу лет назад эти степи топтали копыта боевых коней его предков, уходивших за горизонт, чтобы там, в неведомых краях, дать бой коварным хазарам, печенегам или половцам, жаждавшим русской крови. И вот новый враг грозит родной стране, и должно встать на его пути, чтобы, даже ценой собственной жизни, остановить его, утопив в собственной крови. И пусть звенящую сталь кольчуги заменил противоперегрузочный костюм, а вместо узкой прорези забрала командующий смотрел на мир сквозь плексиглас солнцезащитных очков и прицел нашлемной системы целеуказания, избавиться от странного чувства было не просто. Оседлав стального крылатого коня, генерал мчался навстречу врагу, уходя в неизвестность и увлекая за собой свою дружину, безграничную верную вождю до самого конца.

– Радары без приказа не включать, – распорядился генерал-полковник Малинин. – Пока возможно, действовать по командам с наземных пунктов наведения. Всем смотреть по сторонам – противник может появиться в любой момент!

– Принято, – отозвался пилот, находившийся в передней кабине, и сейчас взявший на себя все управление крылатой машиной, уверенно взбиравшейся ввысь, к самому солнцу. – Высот шесть тысяч, скорость девятьсот. Следуем в квадрат девять-четырнадцать. Есть смотреть по сторонам!

Приказ Малинина слышали пилоты всех без исключения самолетов, и тех, что уже оторвались от земли, и тех, что еще только готовились к взлету, ожидая команды диспетчера, в свою очередь, ждавшего, когда освободится взлетная полоса. И командующий мог видеть своими глазами, что приказ был исполнен немедленно и в точности. Широкоформатный экран отображения тактической обстановки, занимавший большую часть приборной доски перед вторым пилотом тяжелого Су-30, оказался буквально заполонен метками, обозначавшими самолеты разных типов, среди которых пока не было ни одного "чужого". Генерал мог видеть положение каждого из своих истребителей, управляя их действиями, и весомый вклад в это вносил самолет радиолокационного дозора А-50, величаво проплывавший в эти мгновения над ангарами и казармами липецкой авиабазы.

– Вторая эскадрилья, я Первый. Ваша задача – прикрыть "гриба", – приказал Малинин. – Пока в воздухе остается хоть один из вас, его радар должен работать!

– Вас понял, Первый, – раздалось в ответ. – Здесь все начеку. Никто не прорвется мимо нас!

Тяжеловесный Ил-76, отличавшийся от своих военно-транспортных собратьев массивным десятиметровым дисковидным обтекателем антенны радиолокатора кругового обзора вполне заслуживал этого жаргонного названия, но не было в нем ничего пренебрежительного и даже ироничного. Радиолокационный комплекс "Шмель", главное "оружие" небесного тяжеловоза, позволял "видеть" чужие самолеты на расстоянии свыше полутысячи километров – радар, находящийся на высоте добрых десять тысяч метров над землей, обладал намного большими возможностями, чем наземные локаторы, даже самые мощные из них.

Только А-50 – а таких машин в распоряжении командующего было целых две, очень неплохо – мог уравнять шансы русских пилотов в схватке с американцами, ведомыми в бой по командам с "летающих радаров" типа "Сентри", и потому летчики приняли приказ Малинина со всей ответственностью. В воздушном бою ныне, как и всегда, большие шансы на победу у того, кто первым увидит врага и успеет занять наиболее удобную позицию для атаки, а потому по обоим бортам "Ильюшина" пристроилось сразу по два звена Су-27, и еще несколько машин держались во внешнем кольце обороны. В общем же почти треть наличных сил была направлена на защиту самолетов дальнего радиолокационного наблюдения от любой угрозы. И пусть пилотам истребителей эскорта, возможно, даже не придется принять участие в сражении, но остальные, получая информацию от А-50, будут действовать втрое эффективнее.

– Первый, я база, – диспетчер, отправлявший в полет один за другим истребители, вызвал Малинина, когда его самолет уже удалился от Липецка не менее, чем на сотню километров. – Все машины в воздухе!

Всего в распоряжении генерал-полковника было сейчас чуть менее полусотни "Журавлей", тяжелых истребителей Су-27, меньше, чем мог бросить против них вконец распоясавшийся враг. Что ж, и этого могло хватить, чтобы принять в родном небе достойную смерть, заставив противника надолго запомнить, как сражаются русские летчики.

– Внимание всем, – на общей частоте произнес Малинин, которого мог слышать каждый без исключения пилот. – Курс сто восемьдесят! На связь без моего приказа не выходить!

Полсотни истребителей, теснившиеся вокруг двух "Ильюшиных", словно цыплята вокруг своих наседок, разом изменили курс. Стая, превращаясь в стальной кулак, двинулась на юг, навстречу врагу. А где-то внизу ползли по степи танки и бронемашины, и их экипажи тоже спешили вступить в бой, побыстрее добравшись до врага, мертвой хваткой вцепившись ему в глотку, ломая, пусть даже в предсмертном броске, хребет.

Владислав Малинин понимал, что шансов на победу у его людей практически нет – противник ни за что не уступит это небо его законным хозяевам теперь. Но в любом случае получится выиграть хоть немного времени, отвлекая внимание врага от бронированных кулаков трех дивизий, мчавшихся по степи прямым ходом к Грозному, где бой кипел уже сейчас. И этого генерал-полковнику Малинину было вполне достаточно, чтобы считать свою гибель не напрасной.

Эту войну каждый вел по-своему. Кому-то предстояло вести в атаку стремительные крылатые машины, прорываясь сквозь вражеский огонь, чтобы в последнем броске достать свою жертву, всадить в брюхо чужого самолета свои ракеты. А кто-то в тишине и относительном комфорте до рези в глазах всматривался в мерцание мониторов, чтобы первым сообщить столь ожидаемую весть, начав этот бой.

Стая стальных "Журавлей", истребителей Су-27, в отличие от своих пернатых тезок, исключительно опасных в своей родной стихии, мчалась на юг, замкнув непроницаемой кольцо вокруг двух гигантов – самолетов дальнего радиолокационного обнаружения А-50. Пилоты истребителей, доверив управление машинами автоматике, расслабившись, хоть и давалось это нелегко, пытаясь скопить как можно больше сил для грядущей схватки, терпеливо ждали сигнала, не сомневаясь, что их "дозорные" бдят и не подпустят врага слишком близко.

Именно А-50 сейчас казались самыми ценными боевыми единицами взлетевшей из-под Липецка армады. Антенна радиолокационного комплекса "Шмель" мерно вращалась под сплющенным обтекателем, вновь и вновь посылая во все стороны, до самого горизонта, сканирующие импульсы. Экипаж "Ильюшина" был сейчас глазами и ушами для горстки храбрецов, под началом генерал-полковника Малинина осмелившихся бросить вызов уже торжествовавшему победу врагу. Никто из операторов не смел отвлечься и на мгновение – щурясь от напряжения, они пристально вглядывались в мониторы, ронявшие на лица людей зеленоватые отсветы. Вновь и вновь уходили куда-то вдаль потоки энергии, рассеивавшейся в пространстве, так и не встретив преграды. И вдруг все изменилось.

– Цель на радаре, – затараторил оператор, вздрогнув, когда в наушниках неожиданно прозвучал предупреждающий сигнал. – Азимут сто восемьдесят, дальность четыреста! Движется встречным курсом!

– М-мать, – с явным испугом промолвил командир экипажа, увидев, как край монитора заполоняют многочисленные отметки, каждая из которых была на самом деле вражеским самолетом. – Их же не меньше сотни!

– Ну, все, – истерически хохотнул кто-то. – Сейчас начнется, так что только перья полетят!

Время словно вдруг ускорило свой бег, счет его пошел на минуты, на секунды, которые требовались противникам, чтобы сблизиться на расстояние выстрела, и тогда уже перестанет иметь смысл любое управление, все решит выдержка и быстрота реакции пилотов, сейчас уже получавших первые сообщение о приближении врага. Они ждали это, но все равно все произошло слишком внезапно.

Владислав Малинин не ощутил ни волнения, ни страха, услышав короткое, лишенное эмоций сообщение с борта А-50. Все чувства остались где-то на земле, а здесь, в вышине, над облаками, кажется, возле самого солнца, требовалось нечто иное, чтобы если и не победить, то пасть в бою с честью, заставив врага помнить о себе.

– Всем полная готовность, – скомандовал Малинин. – Оружие к бою! Радары включать только по моей команде!

Пилот командирского Су-30, первым исполнив приказ, поставил на боевой взвод арсенал истребителя, представлявшего настоящую ракетную батарею. На узлах подвески под плоскостями, на воздухозаборниках и между ними, теснилась масса ракет "воздух-воздух". "Сухой" генерал-полковника Малинина нес восемь снарядов средней дальности Р-27, поровну с тепловым и радарным наведением, и еще шесть ракет ближнего боя Р-73, до сих пор считавшихся непревзойденными в своем классе. Американцы со своим "Сайдвиндером", кажется, сумели все же приблизиться к возможностям русской ракеты, и теперь пилотам предстояло выяснить, чьи же конструкторы могут по праву зваться лучшими в мире.

– Ну, что, майор, готов? – Командующий окликнул своего первого пилота, которому предстояло вести ближний бой, вырывая победу в "собачьей свалке", когда противник сойдутся на дальность пушечного огня. – Янки ничем не лучше нас, они так же могут ошибаться! Стреляй быстро и точно, и мы еще сможем снова ступить на летное поле своего аэродрома!

– Я готов, товарищ генерал-полковник. Мы их порвем к чертовой матери!

Оба пилота кровожадно оскалились. Сейчас, в предвкушении боя, ни один из них не думал о том, что это могут быть последние минуты в их жизни. Бойцы хотели поскорее оказаться в гуще сражения, в стремительном водовороте воздушного боя, увидев в своих прицелах силуэт чужого самолета и нажать на спуск.

– Размокнуть строй, – приказал Малинин, и группа, услышав команду, развернулась широким фронтом, словно расправляя стальные крылья эскадрилий и звеньев. Теперь каждый истребитель мог вести огонь, оставалось лишь дождаться, когда противник окажется достаточно близко, а там уже все решит летное мастерство и удача.

Пилоты по-прежнему вели свои машины вслепую, повинуясь только указаниям с борта А-50, державшихся позади строя в сопровождении внушительного эскорта. Лучи радаров связали противников, словно путеводная нить, протянувшаяся сквозь пространство. Истекали последние мгновения тишины, и вскоре небу предстояло вспыхнуть пламенем от горизонта до горизонта.

Боевые порядки противников, мчавшихся навстречу друг другу лишь чуть медленнее звука над прогретой, точно сковородка, степью, казались зеркальным отражением друг друга. Спины восьми десяткам тактических истребителей F-15C "Игл" подпирали три "летающих радара" Е-3А "Сентри", величаво плывущие над облаками, пронзая пустоту лучами радиолокационных станций. Именно на борту массивных "Боингов" было сосредоточено управление воздушной армадой, здесь был нервный узел, коллективный разум стаи стальных хищников поднебесья. Радары AN/APY-2 постоянно исторгали сканирующие импульсы, сектора обзора трех АВАКСов перекрывались, так что невозможно было скрыться от их всевидящего ока. Но противник, защищавший свое небо, свою страну, и не думал о том, чтобы прятаться.

– Контакт, – доложил оператор, когда эхо радарного луча вернулось на приемник антенны, отразившись от внезапно возникшего по курсу препятствия. – Пеленг ноль-один-ноль, дальность двести миль! Группа воздушных целей на большой высоте! Расстояние сокращается!

– Идут навстречу нам, – сразу понял командир экипажа. – Это чертовы русские!

– Порядка полусотни истребителей, вероятно, "Фланкеры". И еще пара более крупных целей. Предположительно, танкеры.

– Черта с два, – возразил старший офицер. – Это русские "летающие радары" класса "Мэйнстей". Чертовы динозавры! Эти ублюдки тоже нас видят!

Они действительно обнаружили друг друга почти одновременно, с ничтожной разницей в пару минут, которые все же не могли иметь решающего значения. Радар "Сентри" имел чуть большую дальность обнаружения, бортовой компьютер американского самолета АВАКС был способен отслеживать вчетверо больше целей, чем цифровая вычислительная машина БЦВМА-50 русского "летающего радара" А-50, и мог в автоматическом режиме наводить на цели противника больше своих истребителей. Но теперь, когда противники сошлись лицом к лицу, это не было уже важным.

Они не таились друг от друга, предлагая честный бой, когда победа достается сильнейшему, а не тому, кто хитрее и коварнее. Ни агрессоры, непрошенные гости, незваными явившиеся в чужое небо, ни те, кто был призван защищать его, не скрывались. Крылатые машины мчались навстречу друг другу на большой высоте, там, где сопротивление воздуха было чуть ниже, а значит, чуть меньше расход топлива, ведь каждая сэкономленная капля горючего означала еще один, быть может, спасительный, маневр в воздушном бою, возможность уклониться от ответного огня.

– Полная готовность, – приказал командир группы, руководивший своей армадой с борта "Сентри", из безопасного тыла, откуда была видна картина боя целиком. – Ракеты к бою! Сбросить баки! Приготовиться включить радары!

Пальцы сотни пилотов напряглись на рычагах управления и клавишах, мышцы пронзила нервная дрожь. Еще несколько мгновений – и лавина боя стронется с места, пожирая хрупкие жизни оказавшихся на ее пути людей.

Расстояние между двумя волнами, катившимися навстречу друг другу, сокращалось все быстрее и быстрее с каждой минувшей секундой, и когда оно сжалось до девяноста километров, генерал-полковник Малинин, получавший данные с борта А-50, приказал:

– Включить радары!

Скрытые под носовыми обтекателями истребителей антенны бортовых локаторов "Меч" выбросили вперед, к горизонту, призрачные щупальца лучей, узкими конусами захватившие свои цели, мчавшиеся навстречу, чтобы обрушить на строй "Сухих" огненный шквал. И одновременно пришли в действие радары AN/APG-63, лучи которых, беспокойно шаря по небосклону, мертвой хваткой впивались в крохотные точки русских истребителей на горизонте.

В небе над Ставропольским краем сошлись противники, прежде никогда не встречавшиеся в настоящем бою, но созданные своими творцами как противовес друг другу. Гонка вооружений не была просто красивым выражением. Когда американцы познакомились с возможностями советского сверхзвукового истребителя-перехватчика МиГ-25, первой их реакцией был шок – ракеты "воздух-воздух" просто не могли догнать этот самолет, способный летать втрое быстрее звука – а затем возникло желание создать свой аналог, столь же совершенное оружие воздушной войны, средство достижения господства в воздухе. На решение этой задачи были брошены лучшие умы, сотни специалистов аэрокосмической отрасли, сотни миллионов долларов, и усилия окупились сторицей.

Тактический истребитель F-15 "Игл", созданный в далеком семьдесят четвертом году, долгое время считался одним из самых совершенных боевых самолетов в своем классе, до сих пор не утратив свое первенство среди лучших воздушных бойцов, но лишь чуть потеснившись, ибо ответ вероятного противника, хоть и несколько запоздалый, оказался более чем достойным. Чтобы уравнять шансы советских пилотов в столкновениях с американскими "Орлами", почти столь же скоростными, как и уже устаревавшие "Миги", но способными вести ближний маневренный бой с помощью ракет "Сайдвиндер" и пушек, специалистам конструкторского бюро Сухого понадобилось восемь лет. Это были напряженные годы, испытания казались бесконечными, в аэродинамической трубе один макет сменялся другим, исходный проект был пересмотрен полностью, изменившись до неузнаваемости. Но когда впервые знаменитый ныне на весь мир Су-27 оторвался от земли, они поняли, что усилия вознаграждены сполна.

Та война, что почти полвека так пугала жителей планеты, засыпавших в предчувствии ядерного апокалипсиса, так и не случилась, речи политиков оказались намного более разрушительным оружием, чем ракеты и танковые армии. Пилотам "Орлов" и "Журавлей" не пришлось ловить друг друга в прицелы, выпуская ракеты, и только в девяносто втором году над прибрежными водами западной Атлантики оппоненты сошлись в учебных схватках, которые подтвердили превосходство русского истребителя. Это была звонкая пощечина, но теперь, спустя еще полтора десятилетия, проигравшие попытались взять реванш.

Стаи рукотворных хищников, обгоняя ветер, в скорости соперничая со звуком, мчались навстречу друг другу, движимые желанием уничтожать, убивать, рвать друг друга на части. Ревели турбины, стонал воздух, рассекаемый заточенными до бритвенной остроты плоскостями крыльев и сдвоенных стабилизаторов, и все быстрее бились сердца пилотов, уже способных видеть – пусть пока только на экранах радаров – своих врагов. Несколько мучительных мгновений, растянувшихся в целую вечность – и генеральное сражение за небо России началось.

Над ставропольскими степями сошлись в бою, грудь на грудь, равные противники, сражавшиеся равным оружием. Русские и американские радары, несмотря на разницу в возрасте, обладали одинаковыми возможностями хотя бы потому, что являли собой верх технического совершенства, какое только возможно было на существующей базе. Пилоты одновременно обнаружили друг друга и немедленно начали действовать, стремясь выиграть хотя бы несколько секунд, решающие мгновения, чтобы первым нанести удар.

– О, черт, – услышав пронзительный визг системы предупреждения об облучении "Береза", пилот генеральского Су-30 не смог сдержать раздраженной брани. – Мы в захвате! Они наводят ракеты, ублюдки!

– Поставить помехи, – приказал командующий. – Маневр уклонения! Отстреливай диполи!

Нити локаторных лучей связали противников, разделенных десятками километров пустоты, и пилоты уже были готовы открыть огонь. Рассеивая вокруг себя сверкающие облака, сотканные из сотен полосок фольги, на экранах вражеских локаторов превратившихся в отметки целей, безошибочно выбрать среди которых "истинную" не смог бы никакой компьютер, Су-30 резко взмыл вверх, выполняя горку. Пилот, выжимая из своего истребителя максимум возможностей, пытался уйти из-под пристального "взгляда" чужих локаторов, а его напарник продолжал удерживать цель в луче своего радара, наводя ракеты. Генерал-полковник Малинин выделил из множества целей, обозначенных на индикаторе тактической обстановки, как "чужие", сразу две отметки и, не колеблясь, нажал кнопку пуска.

– Есть! Пошли ракеты!

Малинин, не скупясь, выпустил залпом сразу восемь ракет "воздух-воздух" средней дальности, и в точности так же поступили пилоты остальных истребителей. Сотни огненных стрел пронзили пространство, захлестывая строй американских истребителей. Летчики, продолжая удерживать выбранные цели в конусах лучей бортовых радаров "Меч", обеспечивали указание полуактивным радиолокационным головкам наведения ракет Р-27Р, следом за которыми мчались "тепловые" Р-27Т. Последние нуждались в подсветке целей только на половине траектории, а затем продолжали полет, наводясь на инфракрасное излучение, исходившее от турбин и разогретой трением о воздух обшивки американских "Орлов".

– Общая атака! Не жалеть ракет, – приказал своим пилотам Малинин. – Максимальная плотность огня! Сокращайте дистанцию, нужно навязать противнику ближний бой!

Русские "Журавли" рванули вслед за своими же ракетами, стремительно сближаясь с американскими "Орлами", сокращая дистанцию до считанных километров, когда уже перестанет иметь значение дальность действия радаров и дальность стрельбы ракет, и все решит мастерство летчиков, ведущих в бой многотонные крылатые машины.

Русские самолеты оказались в сплошном радиолокационном поле, попав в перекрестье множества лучей бортовых локаторов истребителей F-15C "Игл". И в тот миг, когда русские, опередив противника всего на пару секунд, выпустили ракеты, командир группировки ВВС США отдал приказ, который слышал каждый его пилот:

– Открыть огонь! Выпустить AMRAAM'ы!

Летчики разом вдавили до упора кнопки пуска ракет, и из-под брюха каждого из почти сотни "Орлов" вырвались метеорами по четыре управляемые ракеты AIM-120A. Расстояние было достаточно велико, и ракеты пошли к цели, ведомы инерциальными система наведения, выходя в заранее определенную точку, туда, где, по расчетам бортовых компьютеров, предстояло оказаться спустя несколько секунд русским самолетам. Вслед ракетам с истребителей и самолетов радиолокационного наблюдения "Сентри", способных выполнять задачи не только "летающих командных пунктов", мчались корректирующие сигналы, повинуясь которым, управляемые снаряды "воздух-воздух меняли курс, настигая пытавшихся уклониться от огня "Журавлей". Остановить бой, изменить что-либо с этого мгновения стало уже невозможно.

Пилоты "Сухих", пытаясь увернуться от разогнавшихся до четырех скоростей звук "игл" американских ракет, маневрировали, едва не сталкиваясь с самолетами товарищей. О наведении своих ракет уже не было и речи, но Р-27Т с инфракрасными системами наведения уже оказались достаточно близко от целей, чтобы перейти в автономный режим, действуя по принципу "выстрелил – забыл".

– Захват, – кричали в эфир атакованные пилоты "Иглов". – Ракета на хвосте! Маневрирую!

Устройства выброса ложных целей AN/ALE-45 залпами выстреливали тепловые ракеты-ловушки, отвлекавшие на себя русские "Аламо", а те, как привязанные, висели позади кормы американских истребителей, и расстояние медленно, но неумолимо сокращалось. Бортовые станции постановки помех AN/ALR-56 истребителей F-15C хлестали импульсами помех во все стороны, ослепляя противника, лишая его возможности наводить ракет посредством радаров. А в это время ракеты AMRAAM уже накрыли боевые порядки "Сухих", и ровный строй окончательно распался. В небе вспухли пламенные шары взрывов, и сраженные точными попаданиями самолеты, оставляя на небосклоне чадный след, камнем устремлялись к земле один за другим.

Пилот Су-30 успел бросить свою машину в пике, и первая ракета взорвалась в полутора десятках метров над головами летчиков, бессильно стегнув плетью осколков по пустоте. Еще одна просто прошла мимо, вероятно, атакуя другую цель, но пронзительное верещание "Березы", наполнившее кабину, говорило о том, что все только едва началось.

– Две по правому борту, – генерал-полковник Малинин увидел пару ракет "воздух-воздух", приближавшихся к его истребителю от горизонта, оставляя за собой стремительно таявшие дымные росчерки следов. – Маневрируй!

Пилот, услышав предостерегающий вопль, развернул "Журавля", накренив машину на левое крыло и подставляя корму настигавшим его ракетам. Автомат сброса ложных целей АПП-50 "Сухого" залпом выпустил несколько начиненных дипольными отражателями снарядов, и оба летчика увидели, как одна из американских ракет взорвалась, зарывшись в невесомое облако фольги.

– Одна на хвосте, – закричал Малинин, увидев боковым зрением, как оставшаяся ракета исчезла за кормой истребителя. – Мать твою, сбрасывай ее, или нам хана!

– Не возьмете, суки, – прорычал сквозь зубы пилот, так впившийся в рычаг штурвала, что перчатки едва не лопнули, расходясь по швам. – Черт с два!

Малинину и его первому пилоту все-таки еще повезло. Американские ракеты дальнего боя оказались поистине смертоносными, и массированный залп прошелся по порядкам русских пилотов, точно коса смерти. За какую-то минуту к земле отправились не меньше десятка краснозвездных самолетов, и командующий авиацией ПВО увидел только один купол парашюта далеко внизу. Прилетевшие от самого горизонта американские сверхзвуковые "роботы" набросилась на стаю "Сухих", разметав ее по небосклону, атакуя разом с нескольких сторон, и пилотам, попавшим в клещи, только оставалось, что взывать о помощи в последние мгновения своей жизни, тщетно пытаясь вырваться из огненного кольца.

– Всем, кто слышит, – обратился генерал-полковник Малинин к своим летчикам, что вели неравный бой с "бездушными" машинами. – Навязываем противнику ближний бой! Сократить дистанцию, использовать пушки! Сближайтесь с ними, насколько возможно, иначе нас всех свалят! Все вперед!

"Журавли", утаскивая за собой вражеские ракеты, разворачивались в сторону приближавшихся чужих истребителей, пилоты которых тоже ощутили на себе мощь гнева своего противника. Ракеты Р-27Р, не нуждавшиеся во внешнем целеуказании, хотя и уступали американским AMRAAM, заставляли пилотов "Иглов", прерывая атаку, метаться из стороны в сторону, выстреливая ложные цели, пытаясь сбить со своего следа эти страшные "Аламо". Удавалось не всем, и уже с полдюжины F-15C вышли из боя, и не все из них целыми смогли достигнуть земли.

Две стальные, пышущие жаром, ревущие турбинами волны встретились, раздаваясь в стороны, пытаясь обнять друг друга, сжав смертоносной хваткой. Но прежде русские пилоты дали еще один залп, и он оказался губительным для многих из числа врага.

– Есть захват, – доложил пилот Су-30 генерала Малинина, пользовавшийся нашлемной системой целеуказания "Щель-3УМ". – "Игл" на прицеле, "семьдесят третьи" наведены!

– Огонь! Уничтожь его!

Две огненные стрелы ушли к горизонту, навстречу казавшемуся пока крохотным, точно мошка, истребителю F-15C. Ракеты "воздух-воздух" ближнего боя Р-73 обладали дальностью действия вдвое большей, чем у AIM-9X "Сайдвиндер", их самых совершенных аналогов врага, но на внешней подвеске "Иглов" не было ни одной такой ракеты, пока выпускавшейся только для элитных истребителей "Раптор". Прошло несколько долгих секунд, прежде чем американские пилоты, уже расстрелявшие весь запас ракет средней дальности AIM-120A, смогли применить "Сайдвиндеры", но за эти мгновения их число сократилось не меньше, чем на пять машин.

– Вперед, – кричал в эфир Малинин, видя, как еще один "Игл", вспыхнув, беспорядочно падает вниз, оставляя за собой настоящий шлейф из обломков обшивки. – Рвите их! Валите всех!

Пилоты "Иглов", увертываясь от "Арчеров", погибая под их ударами один за другим, выпустили из внимания сами русские самолеты, но возникшую угрозу заметили с борта одного из "Сентри".

– Разрывайте расстояние, – кричали операторы, привлекая внимание своих летчиков. – Не давайте втянуть себя в ближний бой! Не подставляйте противнику корму!

Предупреждение запоздало. Боевые порядки окончательно перемешались, в воздухе закипел самый беспощадный бой, издавна получивший у бывалых пилотов название "собачьей свалки". Тридцатитонные истребители, подчиняясь железной воле своих пилотов, порхали в небе, словно невесомые пушинки, сближались на считанные сотни метров, воздух пронзили летящие во все стороны снаряды бортовых пушек, буквально захлебывавшихся раскаленным свинцом.

– Янки слева, – Малинин, взявший на себя обязанности наблюдателя, указал пилоту цель, чужой истребитель, увлекшийся поединком с одним из подопечных самого генерала. – Это "Игл"! Атакуй!

Американские конструкторы пытались совместить, казалось, несовместимое, три с лишним десятилетия назад пытаясь создать тяжелый истребитель, одновременно обладавший высочайшей скоростью и отличной маневренностью. Им это удалось в полной мере, несмотря на сомнения скептиков, и "Игл" не зря заслужил титул "лучшего в мире", оставаясь таковым довольно долгое время, до того самого дня, когда "встал на крыло" русский Су-27. Великая держава смогла собрать все силы для последнего рывка, и, уже погибая из-за предательства своих лидеров, создала идеальное оружие, превзойти которое не смог никто и до сих пор.

– О, черт, – пилот F-15C увидел атаковавший его русский истребитель, когда тот был уже в какой-то тысяче метров позади и чуть выше. – "Фланкер"! У меня на хвосте "Фланкер"! Помогите, отгоните его к дьяволу!

"Игл" был хорош, но "Сухой" оказался лучше. Отчаянные маневры американского пилота, который испытывал просто запредельные нагрузки, чудом оставаясь в сознании, не помогали, и русский истребитель уверенно сокращал дистанцию – летчик, ощутивший азарт охотника, хотел сделать все как можно красивее, чтобы первая победа в настоящем бою запомнилась на всю жизнь.

– Сука, – шипел сквозь зубы пилот Су-30, видя, как силуэт "американца" заполняет прицельное кольцо на колиматорном индикаторе. – Ну же, еще чуть-чуть! Иди сюда!

Палец летчика напрягся на гашетке, но прежде, чем прозвучал первый выстрел, Малинин, которому в этом бою только и оставалось, что энергично вертеть головой по сторонам, ища на небе врага, закричал, так что его можно было услышать и без переговорного устройства:

– "Игл" справа-сверху! Он атакует! Уклоняйся!

Пилот все же нажал на спуск, и очередь тридцатимиллиметровых снарядов огненной нитью пронзила пространство. Поток свинца, выплюнутого стволом бортовой пушки ГШ-301, буквально снес, "с мясом" оторвал плоскость безуспешно пытавшегося уклониться врага, и тот камнем рухнул к земле.

– Есть! Готов, падаль!

Пилот кричал и едва не смеялся от восторга, одержав первую настоящую победу – выпущенные прежде на пределе дальности ракеты были не в счет, скорее всего, уйдя в молоко, но теперь майор видел, как падает, беспорядочно кувыркаясь, растерзанный выстрелами в упор враг. Это оказалось на удивление просто, почти так же легко, как очередная победа над радиоуправляемой мишенью во время плановых учений на "родном" полигоне, и ликовавший пилот отвлекся, сам едва не став жертвой.

– Противник сзади, – крикнул охваченному азартом пилоту, Малинин. – Мы атакованы!

– Не возьмет, сука! Я его сделаю!

В беспощадной схватке все перемешались, та что "Сентри" и "Мэйнстеи", державшиеся в стороне, под прикрытием своего эскорта, стали попросту бесполезны. Если с помощью мощных радаров еще можно было определить, где свои, а где чужие, то управлять боем стало невозможно – противники перемещались намного быстрее, чем могли отдавать приказы командиры воздушных армад, сошедшихся в небе над ставропольскими степями, чтобы решить раз и навсегда, кому владеть этим небом.

Американские пилоты, изучавшие врага по пособиям, фильмам, сражавшиеся с "Сухими" на тренажерах, только теперь поняли, с кем свела их судьба в бою, в котором никто и никому не давал пощады. Русские истребители, за штурвалами которых сидели не рядовые пилоты, а через одного мастера-инструкторы, выходили в хвост "Иглам" за пару виражей, захватывая чужие машины в прицелы. И тогда на весь эфир звучали испуганные крики ощутивших неизбежность своей гибели парней из Алабамы и Техаса, только теперь, за мгновения до смерти, понявших, что все игры остались в прошлом.

– "Фланкер", – вопили, разрывая связки, летчики, видевшие, как трассеры проносились мимо их самолетов. – На хвосте "Фланкер"! Отгоните его! О, Боже!!!

Русские сражались в меньшинстве, но истребители Су-27, показавшие чудеса маневренности, казалось, были одновременно всюду, и враг долго не мог реализовать свое преимущество. Энергичный маневр – и очередной "Орел" появляется в прицеле русского летчика, срываются с направляющих ракеты "воздух-воздух", плюется свинцом встроенная пушка… и лился на землю огненный дождь, падал камнем еще один враг, которого настигло возмездие и гнев тех, кто защищает свои дома. Последним, что видели принявшие смерть в чужом небе незваные гости, был изящный силуэт вражеского машины, весь устремившийся вперед чуть горбатый фюзеляж, над которым вздымалась, точно акульи плавники, пара килей.

– Избегать ближнего боя, – кричал, надрываясь, командир авиакрыла, видевший, как на экране обзорного радара "Сентри", кружившего всего в полусотне миль от места схватки, становится все меньше отметок, обозначавших "свои" самолеты. – Не позволяйте этим ублюдкам втянуть себя в дуэль на виражах! Разрывайте дистанцию! Не вступать в ближний бой!!!

Американские летчики, впервые встретившиеся с равным противником, уже не думали о победе, просто стараясь вырвать из когтей безжалостной судьбы еще несколько секунд жизни. Но верные "Орлы", прежде такие могучие, маневренные, на голову превосходящие в воздушном поединке любого соперника, валившие одну за другой дистанционно управляемые мишени на полигонах, вдруг оказались чудовищно неповоротливыми. Все мастерство высшего пилотажа было бессильно перед совершенством русских "Фланкеров", настоящих хозяев этого неба, стремительных и смертоносных стальных птиц. Все, что оставалось попавшим в прицел пилотам "Иглов" – уводить свои истребители на форсаже прочь из боя, но вслед им мчались управляемые ракеты, и спасительный бросок снова и снова оказывался шагом в собственную могилу.

Пылающие обломки разорванных в клочья прямым попаданием ракеты или выпушенной в упор пушечной очередью американских истребителей падали в степь, но вслед за ними отправлялись и "Сухие", подчас атакованные сразу двумя или даже тремя F-15C, и в такой схватке, когда враг грозит отовсюду, шансов и них не было. "Сайдвиндеры" разили дьявольски точно, вонзаясь в сопла турбин, шестиствольные "Вулканы" захлебывались огнем, выбрасывая за секунду одиннадцать килограммов свинца, и число противников неуклонно сокращалось. "Журавли" и "Орлы" огненными кометами срывались с небосклона, перечеркивая лазурную чашу шлейфами густого черного дыма, и не над каждым из них распускались, точно бутоны диковинных цветов, парашютные купола. Но те, кто еще был жив, лишь продолжали сражаться с удвоенной яростью.

"Игл" атаковал истребитель генерал-полковника Малинина сзади и сверху, заняв наилучшую позицию для удара, и не на кого было рассчитывать, некого было просить о помощи – в смертоносной карусели воздушного боя каждый пилот оказался целиком поглощен схваткой, пытаясь прожить еще несколько мгновений, чтобы успеть самому сделать хотя бы один выстрел. Все смешалось, и тот, кто еще секунду назад увлеченно расстреливал оказавшегося в перекрестье его прицела врага, через миг сам оказывался мишенью. Каждый был сам за себя и один против всех.

– Уклоняйся, – кричал Малинин, боковым зрением продолжая следить за противником. – Уворачивайся, черт! Маневр!

Американский пилот, кажется, решил сполна насладиться ужасом своей жертвы, беспомощной, обреченной, тщетно пытавшейся избежать смерти. Истребитель F-15C "Игл" уверенно сокращал расстояние, пожирая метр за метром, нависая над "Сухим", точно коршун над беззащитной добычей. Только Су-30 вовсе не был похож на неуклюжего селезня.

– Лови меня, сука, – майор, крепок сжимавший штурвал "Сухого", бросил истребитель в резкий разворот, поставив его почти вертикально на левое крыло. – Попробуй, возьми!

В последнее мгновение "Игл" выпустил вдогон ускользавшей жертве пару ракет AIM-9M, одна из которых тотчас ушла в сторону, привлеченная вспышкой выпущенной русским истребителем ложной цели. Вторая же уверенно нагоняла маневрировавший "Сухой".

– Ракета, – кричал охваченный одновременно азартом боя и ужасом, предчувствие гибли, Малинин. – Ракета сзади!

– Я вижу! Сейчас! Давай!!!

Еще одна очередь ложных целей расцветила небо за кормой Су-30 яркими вспышкам, хорошо различимыми даже при дневном свете, и головка наведения "Сайдвиндера", сбитая с толку этим мерцанием, дала сбой. Ракета взорвалась, так и не долетев до избранной мишени, лишь бессильно пронзив соколками пустоту.

– Да, – завопил Малинин, вновь ощутив надежду. – Вот так!

– Не возьмешь, – вторил ему пилот, доказавший самому себе в этот миг, что не зря носит офицерские погоны на плечах. – Съели, падлы!

Пилот "Игла", наверное, в этот миг скрипел зубами от досады, а "Журавль", продолжая начатый маневр, описал почти полный круг, и вот уже прямо по курсу русский летчик увидел корму чужого истребителя. Один взгляд, обращенный на цель – и нашлемная система целеуказания "Щель-3УМ" выдала направление головкам наведения ракет "воздух-воздух".

– Есть захват, – медленно, едва не по слогам, произнес пилот, нажимая кнопку пуска: – Огонь!

Две искры, две ракеты Р-73, ушли вперед, за мгновения преодолев несколько сотен метров, отделявших противников, и двойной взрыв разнес на куски американский истребитель. В небе расцвел необычный фейерверк, и пылающие обломки градом обрушились на степь.

– Второй, – закричал пилот, взглядом провожая то, что осталось от противника. – Это второй, мать его!

– Всех порвем, – вторил ему и Малинин, поверивший на мгновение в то, что победа все-таки может достаться им. – Всех, суки!

Продолжая двигаться прежним курсом, "Сухой" вдруг оказался в стороне от боя. Рядом кипело яростное сражение, срывались с небес, уходя вниз, в облака, пораженные точным попаданием крылатые машины, унося в себе своих пилотов-наездников. Невозможно было понять в этой мешанине, где враг, а где друг. Истребитель, только что бывший охотником, секунду спустя сам становился жертвой, а чаще был одновременно и тем и другим. Каждый стрелял в каждого, и только автоматика, все еще работавшая, позволяла избежать ошибки – бортовые компьютеры просто блокировали оружие, если в прицел вдруг попадал свой.

– Цель, – сообщил Малинин, обративший внимание на показания радара, без устали ощупывавшего небосклон своим лучом. – Азимут сорок, шестьдесят километров!

На экране была видна эта группа целей, чужих самолетов, отчего-то державшихся в удалении от места боя, и одна из отметок явно выделялась из своего окружения.

– Это "Сентри", – догадался Малинин, быстро поняв, что видит перед собой, и сперва даже не поверив в такую удачу. – Чертов АВАКС! Вижу еще четыре цели!

– Эскорт, – хищно усмехнулся пилот, без слов понявший намерения своего напарника и командира. – Пасут его!

Пожалуй, перед двумя летчиками сейчас оказалась самая ценна мишень из всего многообразия их. Самолет дальнего радиолокационного обнаружения с двумя десятками пилотов и операторов на борту стоил целой эскадрильи даже самых лучших истребителей. Летающий штаб, командный пункт, с которого кто-то мог руководить действиями хоть целой воздушной армии, вдруг оказался рядом, так близко, что трудно было принять это за правду. И там едва ли ждали атаки.

– Курс сорок, – приказал Малинин, несмотря на то, что был лишь вторым пилотом, остававшийся командующим воздушной группировкой, и сейчас напомнивший об этом своему товарищу. – Атакуем АВАКС!

Истребитель, набирая скорость, стрелой рванулся к цели, от которой навстречу ему уже разворачивалось звено эскорта – противник, пусть и с запозданием, заметил угрозу, и немедленно принял ответные меры, стая на пути противника надежный заслон.

– Опасность, – предупредил Малинин, увидев две темные точки, стремительно увеличивавшиеся в размерах и обретавшие все новые детали по мере приближения. Справа "Иглы"!

– Прорвемся!!!

Пилот отжал рычаг управления двигателем до упора, и "Сухой", опережая звук, рванул к цели. Пилоты "Иглов" видели врага, направив свои истребители между "Фланкером" и АВАКСом. Силуэт вражеского самолета оказался в центре прицельных колец обоих "Орлов" почти одновременно и, как только бортовые компьютеры дали разрешающий сигнал, каждый выпустил по две ракеты AIM-120A.

– Мы атакованы, – закричал пилот Су-30, заглушив пронзительный и мерзкий визг "Березы", наполнивший кабину. – Ракеты!

– А, черт, – прорычал Малинин, почувствовав своим затылком холодное дыхание смерти. Врагов было больше, они оказались повсюду, и теперь американцам оставалось лишь не торопясь, с наслаждением, расстрелять обреченную жертву. – Маневрируй!

Системы наведения ракет AMRAAM, выпущенных американскими пилотами с каких-то двадцати километров, перешли в активный режим, атакуя полностью автономно. Радиолокационные головки наведения мгновенно захватили цель, заходя "Сухому" в хвост, а с обеих сторон к нему приближались "Иглы", взявшие одиночный истребитель в кольцо.

– Зажали, твари, – ругался пилот, дергая из стороны в сторону штурвал, и одновременно послушный "Журавль", подчиняясь его уверенным движениям, метался то влево, то вправо. – В клещи берут!

Оба понимали, что против четырех вооруженных до зубов врагов – конвой "летающего радара" в бой пока еще не вступил – израсходовавший почти весь боекомплект Су-30 не продержится и минуты, и никакое преимущество в маневренности, не такое уж и существенное, здесь не поможет.

– Вали янкеса на хрен, – приказал Малинин, видевший только "Сентри", что плыл впереди, не столь уж и далеко по меркам современного воздушного боя, широко раскинув белоснежные крылья. – Огонь по АВАКСу! Залп!!!

– Мы пусты! Только две "семьдесят третьи" на подвеске!

– Атакуй!!!

Тепловые головки наведения оставшихся ракет Р-73 с легкостью обнаружили цель, оставлявшую за собой отчетливо различимый след раскаленных выхлопных газов. Одно движение – и управляемые снаряды сошли с направляющих на законцовках плоскостей, уходя к горизонту. Дымные следы еще не успели растаять в пустоте, когда чуть правее "Сухого" разорвалась первая из настигших русский истребитель ракет AIM-120A. Взрыв швырнул истребитель влево, и пилот едва смог удержать управление. По обшивке с грохотом ударил поток осколков, пронзавших с легкостью дюраль и сталь.

– Попадание, – доложил майор, с силой тянувший на себя ручку управления самолетом, преодолевая необычно сильное ее сопротивление. – Машина повреждена, теряю управление!

– Дьявол! Катапультируемся!!!

Они одновременно рванули рычаги, приводя в действие устройство аварийного покидания самолета. Пиропатроны перебили крепления фонаря кабины, отбрасывая его в сторону от начавшего терять высоту истребителя, а твердотопливные ускорители вытолкнули кресла с намертво притянутыми к ним пилотами. Ровно через четыре секунды сработали радиолокационные взрыватели двух вражеских ракет, сблизившихся с "Сухим", и самолет, пронзенные осколками буквально насквозь, превратился в огненный шар, в который еще через секунду вонзилась последняя ракета, истраченная уже понапрасну.

– Есть контакт, – доложил командир звена на борт "Сентри". – Поражение! "Фланкер" падает!

Генерал-полковник Малинин, покачиваясь под развернувшимся над его головой шелковым полотнищем парашютного купола, видел, как его истребитель разнесло на мелкие кусочки. Где-то рядом еще кипел бой, исход которого был уже предрешен, а его сражение завершилось здесь и сейчас. Самое обидное, что "летающий радар" Е-3А смог отразить атаку – АВАКС нес немало средств защиты, сумев отвести в сторону выпущенные по нему ракеты, обманув системы наведения ложными целями, и теперь его операторы могли наблюдать, как гибнет в неравном бою русская авиация.

Этого донесения ждали и в Тбилиси, и в Вильнюсе, да и по другую сторону Атлантики, хотя оттуда многое было видно, и события за пределами России казались подчас намного более важными, тоже вздохнули с облегчением. Весы удачи вновь качнулись.

– Мы уничтожили авиацию противника, – сообщил Мэтью Камински, едва успев выслушать доклад своих подчиненных, постоянно находившихся на связи с передовыми силами. – В воздушных боях наши пилоты сбили не менее тридцати русских истребителей, преимущественно, тяжелых машин класса "Фланкер". В этом небе для нас больше нет преград. Наступление русских будет остановлено в ближайшие часы.

Командующий десятой пехотной дивизией знал, что хочет услышать от него Эндрю Стивенс, пытавшийся все держать в поле зрения. Несмотря на то, что командующим ударными группировками на театрах боевых действий была предоставлена полная самостоятельность, Камински все же периодически выходил на связь со штабом операции. Но там не довольствовались одними лишь победными реляциями.

– Наши потери? – потребовал генерал Стивенс. – Какой ущерб понесли мы, Мэтью?

– Двадцать одна машина и семнадцать человек. Выживших пилотов мы вытащим в течение пары часов, вертолеты со спасательными командами уже вылетели. Русские сопротивлялись, точно обезумели разом. Их "Фланкеры" превосходят маневренностью все, что у нас есть, пилоты противника стремились с самого начала навязать нашим парням ближний бой на виражах, чтобы свести на нет наше преимущество в радарах и ракетах. Наши летчики вступили в бой с равными им в мастерстве противниками, в руках которых было, пожалуй, самое совершенное оружие. Глупо было бы рассчитывать на победу без потерь, когда против наших "Иглов" русские бросили свои "Фланкеры". Я могу сказать, что это вполне приемлемая цена за то, что мы теперь имеем.

– Мы имеем полторы дюжины трупов, – зло произнес Эндрю Стивенс. – Вернее, даже трупов нормальных нет, а лишь жалкие останки, которые даже в гроб не положить. Русские захлебнулись в крови наших парней, вот и вся победа!

– И все-таки это победа! Мы сбросились русских ублюдков с неба, Эндрю, теперь осталось растоптать тех, кто пытается сражаться с нами на земле.

– Так сделайте это скорее, – приказал генерал Стивенс. – Уничтожьте их сейчас! Нельзя позволить русским вести войну по своим правилам. На земле нам с ними не тягаться, не теперь!

– У нас полная свобода действий в воздухе, и я немедленно воспользуюсь этим. Ударная группа уже в воздухе. Мы перережем пути снабжения русских сил, отрежем их от тыловых баз, после чего их танки просто встанут, когда топливо в баках закончится. Ну а тех, кто не одумается и не сдастся по своей воле, накроют штурмовики. У меня заготовлено немало сюрпризов для этих ублюдков!

Генерал Мэтью Камински вновь чувствовал уверенность, вернувшуюся вместе с сообщениями пилотов, разгромивших русских над их же землей. Эндрю Стивенс был прав, цена победы оказалась велика, но приз в этой игре оказался достаточно ценным для этого. Теперь, окончательно лишившись поддержки с воздуха, русские оказались крайне уязвимы для господствовавшей в небе американской авиации.

– Ударным группам приказ на атаку, – распорядился командующий Десятой легкой пехотной дивизией. – Всем зеленый свет!

Пришла пора сделать самый важный ход в этой партии.

– Зулу-три, взлет разрешаю! Зулу-четыре, взлет разрешаю, – повторял, точно заморская птица попугай, диспетчер авиабазы Инжирлик. – Зулу-пять, взлет разрешаю!

Один за другим отрывались от бетонки, оглашая окрестности ревом турбин, тяжелые истребители F-15E "Страйк Игл". Каждая машина несла полный боекомплект и вдоволь топлива в подвесных баках – только так прожорливые "Орлы" могли дотянуться до целей, расположенных в тысяче с лишним километров от их аэродрома. Пилоты, едва самолеты, взмывавшие у самого конца взлетной полосы, оказывались в воздухе, брали курс на северо-восток, в сторону границы, вздымавшейся хребтами кавказских гор.

– Группа "Зулу" в воздухе, – докладывал комендант базы, не прерывая ни на миг связи со штабом в Тбилиси. Будь его воля, этот полковник не стал бы разворачивать командный пункт так близко к линии фронта, но Мэтью Камински желал, чтобы никто не мог упрекнуть его хотя бы в призраке трусости, и по-своему был прав.

Кроме "Страйк Иглов", самых совершенных машин в своем классе, способных одинаково эффективно сбивать чужие самолеты и сбрасывать бомбы на любые наземные цели, в небе было полно и других самолетов. С соседних баз взлетали считавшиеся уже устаревшими, но во многом до сих пор не знавшие себе равных F-111F "Эрдварк", из-под широко раскинутых плоскостей гроздьями свисали авиабомбы. Способным совершать полет вслепую на предельно малых высотах ударным машинам в замысле Камински отводилась одна из главных ролей, и пилоты знали о возложенной на них ответственности.

Истребители-бомбардировщики уходили к целям, растворяясь в поднебесье. Где-то там впереди их уже ждали. Шарили по небу лучи радиолокационных станций, слепо щерились в зенит ракеты "земля-воздух", а пальцы операторов не покидали кнопок пуска. Предстояла еще одна схватка, быть может, еще более жестокая и кровавая, чем первая, уже выигранная. А на освободившиеся взлетные полосы уже выруливали штурмовики А-10А "Тандерболт", неуклюжие, казавшиеся откровенно уродливыми, но способные остановить любую танковую атаку залпами ракет "Мейверик". Пилоты в нетерпении ожидали, когда же диспетчер откроет им "зеленую улицу", отдав приказ на взлет. Третья волна готовилась к вылету.

Глава 10 Воздушный щит

Ставропольский край, Россия – Волгодонск, Россия

19 мая

Танки, вытянувшись многокилометровой змеей, мчались на юг, подпрыгивая на гребнях невысоких холмов. Мощные дизели В-92С2 работали на максимальных оборотах, и танковый полк Двадцать первой гвардейской мотострелковой дивизии неудержимо двигался к цели, пожирая километры и беспощадно расходуя моторесурс. Но сейчас настал именно тот миг, когда больше не было смысла беречь технику, несмотря на всю свою тяжеловесность, удивительно нежную, рассчитанную как раз на один такой стремительный рывок, на один бой, которому еще предстояло начаться.

– Противника не видно, – заметил полковник Белявский, трясшийся в десантном отделении командно-штабной машины БМП-1КШ, следовавшей в самой середине колонны. – Нас как будто приглашают идти вперед.

Действительно, уже больше полутора часов над головами танкистов и мотострелков, здесь, на равнине, лишенной каких-либо укрытий, чувствовавших себя живыми мишенями, не появлялись вездесущие американские истребители F-16C "Файтинг Фалкон", хотя, казалось бы, интенсивность ударов по мере сближения противников, должна была лишь нарастать. Зенитчики прежде, отражая следовавшие одна за другой атаки, сумели сбить один самолет, повредив еще два или три – те смогли убраться своим ходом – но никто не верил, что такие потери могли остановить врага.

– Открыли зеленую улицу, черт возьми, – выругался подполковник Смолин. Настроение начальника штаба портилось с каждым пройденным километром, и сейчас его раздражение едва не перехлестывало через край. – Заманивают нас в ловушку, хотят накрыть всех разом!

– Силенок не хватит, – усмехнулся Белявский. – Надорвутся! Мы просто раздавим этих ублюдков, намотаем их на свои гусеницы!

Несмотря на атаки вражеской авиации, полк почти не понес потерь. Американцы, наносившие удары силами двух-трех звеньев, казалось, натыкались на походные колонны танкистов по чистой случайности, и бой становился внезапным для обеих сторон. Десяток танков и бронемашин все же остался позади, отмечая пройденный полком путь, но это было не в счет, и теперь стальная лавина оказалась в считанных десятках километров от позиций противника, которого могло спасти только чудо.

Танки шли по степи, исчезая в клубах пыли, смешивавшейся с выхлопными газами, щедро "выдыхаемыми" работавшими на износ моторами. Подразделения разных дивизий перемешивались, поспевая к исходным рубежам, намеченным их командирами, в разное время, кто-то отставал, кто-то вырывался вперед, отрывался от основных сил порой на десятки верст, становясь легкой добычей для врага, вздумай тот контратаковать прямо сейчас. В эфире царил хаос, помехи становились только интенсивнее, так что устойчивую связь можно было поддерживать только между машинами, двигавшимися в одной колонне.

– Мы теряем управление, – с горечью констатировал генерал Артемьев, тщетно пытавшийся докричаться до своих командиров полков, отделенных сотнями километров. – Согласовывать действия невозможно! Янки будут иметь дело не с тремя дивизиями, а с множеством отдельных полков и батальонов, действующих без взаимной поддержки, без разведки.

– Тем хуже для янки, – пожал плечами начальник штаба дивизии. – Американцы полагаются на свою воздушную мощь, и вполне оправданно. Им было бы проще накрыть одним ударом сжавшуюся в кулак дивизию, чем охотиться за каждым батальоном, распыляя свои силы. Против нас будут сражаться легкие силы, десантники, и чтобы опрокинуть их, хватит и одного полка, если им будет командовать толковый офицер.

– В любом случае не остается иного выхода. Передайте всем, кто слышит, следовать на юг до соприкосновения с противником. Районы ожидания и сосредоточения отеняются! Атаковать врага при первой же возможности! Только вперед!!!

Не все командиры услышали этот приказ, поглощенный, как и многие другие, бушевавшим за бортами бронемашин ураганом радиопомех. Но и без этого каждый офицер, командовавший полком, батальоном, ротой, знал, что нужно делать. Никто не задумывался над тем, куда подевалась американская авиация. Где-то вдалеке только завершилось генеральное сражение за господство в русском небе, и степи северной Калмыкии накрыл град и пылающих обломков, сыпавшихся из поднебесья. А с юга, из-за увенчанных снежными коронами гор Кавказа, уже надвигалась очередная воздушная армада, десятки нагруженных бомбами самолетов всех типов. Однако целью их были вовсе не русские танки.

Дивизии могучим потоком двигались на юг, к границе, навстречу ожидавшему их врагу, а далеко в тылу разворачивалось новое сражение. Мотострелки и танкисты получили передышку, за которую вскоре предстояло заплатить собственными жизнями их братьям по оружию, прильнувшим к прицелам зенитных орудий и экранам локаторов.

Редкие прохожие, пробегавшие рысцой по притихшим улицам Волгодонска, испуганно, но и с интересом при этом, косились на приземистую боевую машину, расположившуюся посреди мостовой, перегородив своим стальным "телом" проезд по дороге, ведущей к набережной Дона. Правда, прохожих поблизости почти не было – вой сирен воздушной тревоги разогнал по углам и самых непоседливых. Близость к атомной электростанции невольно дисциплинировала, заставляя воспринимать тревожный сигнал со всей серьезностью, и жители, толком не зная, что грозит их городу, торопились в укрытия, так что некому было любоваться пугающим, но одновременно и производящим неизгладимое впечатление зрелищем. А оно того, право же, стоило.

Зенитная самоходная установка "Шилка" была похожа на притаившегося в засаде зверя, готовящегося к смертоносному броску, да так оно, по большему счету, и было. Связка из четырех стволов калибром двадцать три миллиметра взметнулась почти точно в зенит, готовая выбросить в небо поток раскаленного свинца, стоит только наводчику нажать на гашетку. Однако радар боевой машины был пока выключен, чтобы ничем не выдать своего присутствия врагу, появления которого ждали и к которому здесь, в городе, были вполне готовы.

– Товарищ генерал, части городского гарнизона и приданные им подразделения заняли позиции на направлении возможного удара противника, – докладывал вновь назначенный военный комендант Волгодонска. – Мы готовы встретить врага в любую секунду!

– Американцы бросят против вас свою авиацию, десятки самолетов, и их целями могут стать мосты, эстакады, а также, вероятно, и плотина, – предупредил командующий Северокавказским военным округом, старавшийся проконтролировать действия всех своих подчиненных, насколько это было возможно при постоянно прерывавшейся радиосвязи – в эфире по-прежнему бушевала настоящая буря помех. – Через ваш город я планирую наладить снабжение наших передовых сил боеприпасами, запчастями, топливом – всем, что нужно для успешного развития наступления. Еще немного – и наши танкисты отбросят янки обратно в Грузию, но ничего не выйдет, если боевые машины встанут, израсходовав топливо на марше. Их перещелкают с воздуха без малейших помех.

– Город мы сможем прикрыть, – уверенно ответил комендант, перед которым как раз оказалась развернута карта с нанесенными на нее позициями средств противовоздушной обороны, которых было, кстати, вполне достаточно. – Сюда американцы не прорвутся так легко. Мы будем сражаться до конца!

Волгодонск действительно готовился к бою. Ракетные установки и зенитные орудия занимали позиции в окрестностях города, на перекрестках и во дворах, здесь же, на тротуарах и мостовых, ожидали сигнала к бою пехотинцы, вооруженные переносными зенитно-ракетными комплексами, простым и смертоносным в своей эффективности оружием, заслуживавшим неизменное уважение тех, по кому оно когда-либо стреляло. Мощные радары, обратившие к горизонту антенные решетки, должны были загодя обнаружить появление противника, и тогда любой самолет, вертолет, ракета или планирующая бомба, приблизившиеся к городу, были бы встречены шквалом огня.

А по мосту с правого берега Дона уже ползли тяжело груженные "Уралы", целые колонны грузовиков, направлявшиеся неудержимым потоком на юг, словно пытаясь догнать наступавшие танки, исчезнувшие где-то в глуби степей, чтобы появиться вновь уже на позициях врага. Недовольно рыча моторами, автомобили двигались туда, куда направил их приказ командующего, и расчеты зенитных батарей были готовы сделать все, чтобы эти колонны добрались до цели.

– Граждане, просим всех оставаться в своих домах, – разносился по опустевшим вмиг улицам усиленный громкоговорителем голос, в котором отчетливо звучали нотки металла. – Сохраняйте спокойствие, не мешайте движению военной техники!

Патрульные машины ГАИ, медленно катившиеся вдоль тротуаров, были, наверное, единственным напоминанием о мирном прошлом. Солдаты, поднятые по тревоге, не обращая внимания на звуки сирены и монотонную речь, лившуюся из динамиков, торопливо, но без лишней суеты, делали свое дело, подгоняемые злыми окриками офицеров. На счету была каждая минута – враг уже нацелил свои эскадрильи на город, и вскоре тишине предстояло взорваться грохотом боя.

В кабине боевого управления зенитно-ракетного дивизиона комплекса "Бук-М1", в отличие от всего окружающего мира, царила тишина, нарушаемая лишь негромкими отрывистыми фразами, которыми обменивались не отрывавшие взгляда от своих мониторов операторы. Пока экраны оставались девственно чистыми – в воздухе на расстоянии, как минимум, ста шестидесяти километров, не было ни одного летательного аппарата, своего или чужого. Но командир дивизиона не расслаблялся ни на миг.

Глазами и ушами дивизиона, занявшего позиции южнее Волгодонска, был радар кругового обзора, пластина фазированной антенной решетки которого, установленной на крыше приземистого гусеничного транспортера – почти на таком же шасси был размещен и пост управления дивизионом – ни на миг не прекращала своего вращения. Луч радиолокационной станции "Купол-М1" без устали резал пространство – круг замыкался каждые восемнадцать секунд, – освещая небо вокруг на полторы сотни километров, и любой предмет крупнее птицы представал расчету в виде очередной метки на экране.

Все замерли в тревожном ожидании. От трех человек, расчета радиолокационной станции, запертых в чреве боевой машины, сейчас зависело, сможет ли противник использовать элемент внезапности, или же ему придется вступить в открытый бой, и, как верили многие здесь, отступить, уйдя ни с чем. И расчет не подвел.

– Вижу цель, – вдруг встрепенулся один из офицеров-зенитчиков, заставив вздрогнуть всех, кто был рядом в этот миг. – По пеленгу двести. Дальность сто сорок, высота шесть тысяч. Цель дозвуковая.

Сигнал волной прошел по радиоволне, превратившись в яркую метку на экране в боевом отделении пункта управления дивизионом.

– Цель на радаре!

– Боевая тревога, – немедленно отреагировал командир дивизиона. – Готовность к бою! Взять цель на автосопровождение! Выдать целеуказание системам самонаведения ракет!

Позицию дивизиона охватила нервная суета, зазвучали, заглушая друг друга, команды, пальцы операторов метнулись по консолям, вводя координаты цели, которая не могла быть ничем иным, кроме вражеского самолета. Одновременно объявили готовность и в дивизионе комплекса С-300ПМ, развернутом всего в десятке километров от позиций "Буков". Обладая разными возможностями, комплексы вместе были способны создать почти сплошную зону поражения, крохотные прорехи в которой прикрывали зенитные установки "Шилка" и расчеты переносных зенитных комплексом "Игла". Здесь, в нескольких верстах от Волгодонска, была возведена настоящая крепость, нерушимый бастион, способный защитить город от угрозы с неба.

– Дальность сто. Цель взята на автосопровождение, – доложил один из операторов, когда луч радара наведения ракет острием иглы сошелся на неразличимой обычным взглядом мишени, чужом самолете, пилот которого явно не рассчитывал, что его здесь могут ждать. Радиолокационная станция сопровождения и целеуказания 9С35М1, обладавшая узким сектором обзора, была совмещена с пусковой установкой, и теперь там ждали лишь, когда враг приблизится на расстояние выстрела. – Цель снижается, снижается! Уходит на предельно малую высоту!

Противник, поняв, что обнаружен, попытался скрыться, снизившись едва ли не до самой земли, когда опасность столкновения с поверхностью становится стократ более опасным, нежели угроза от зенитных ракет. Но этот маневр оказался лишен смысла – расчет "Бука" по-прежнему видел цель. Вращающаяся надстройка-лафет пусковой установки 9А310М1, с которой уставились в небо четыре остроглавые ракеты "земля-воздух", разворачивалась, как будто провожая цель, находившуюся слишком далеко для невооруженного взгляда.

Тем временем сканирующий луч радара "Купол-М1" описал еще один круг, осветив новых непрошеных гостей:

– Группа целей по пеленгу сто восемьдесят! Дальность сто двадцать, высота пять тысяч! На запрос не отвечают, движутся к нам!

– Черт возьми, дождались, – сплюнул сквозь зубы командир дивизиона. – Это налет! Цели взять на автосопровождение, огонь по команде! Они попробуют сравнять наши позиции с землей! Что бы ни случилось, оставаться на своих местах! Если ублюдки прорвутся к городу, они утопят его в огне!

Мрачные офицеры-ракетчики только молча переглянулись, кивнув в знак согласия. Никто не допустил даже на миг мысли о том, чтобы отступить.

За полторы сотни миль до цели, прежде никому неизвестного, хотя отнюдь не маленького русского города на Дону, ударная группа разделилась. Вперед выдвинулся эшелон прорыва ПВО – полдюжины "Страйк Иглов", нагруженных противорадарными ракетами, и пара постановщиков помех "Рэйвен", старых и надежных машин, способных ослепить и оглушить любой локатор. По крайней мере, пилотам истребителей очень хотелось в это верить.

– "Красная" группа, готовность к бою, – приказал командир. – Входим в зону действия русских радаров! Противодействия со стороны авиации не ожидается, но их ракеты могут доставить нам немало проблем!

Словно в подтверждение этого в кабинах всех самолетов разом прозвучал зуммер системы предупреждения об облучении – импульс чужого радара лишь на пару секунд коснулся сенсоров AN/ALR-56C, но этого хватило не только для того, чтобы обнаружить контакт, но также и для классификации локатора.

– Мы обнаружены, – предупредил командир группы. – Это радар русского зенитного комплекса SA-11. Снижаемся. Уходим на сверхмалую! Поставить помехи!

Дальность до цели была еще слишком велика для ответных действий – враг находился пока за пределами поражения ракет HARM. Оставалось не подставляться под огонь русских, пока они сами не окажутся под огнем, и тогда уж ничто не спасет их зенитчиков от падающего с неба огня.

Экипажи самолетов радиоэлектронной борьбы EF-111A "Рэйвен" первыми выполнили приказ, спеша прикрыть своих товарищей. Бортовые комплексы постановки помех AN/ALQ-99E обрушили настоящий шквал хаотичных импульсов на русские радары, ослепляя наводчиков, лишая их возможности видеть цель, а, значит, и стрелять по ней. Завеса помех скрыла снизившиеся до сотни метров истребители, позволяя выиграть время и потом уже ударить наверняка. Но по другую сторону никто не собирался давать врагу такую возможность по своей воле.

Круглы экран локатора "Купол-М1" вдруг затянуло "крупой", в которой разом потонули миг назад еще столь отчетливые отметки целей. Ни на командном пункте зенитно-ракетного дивизиона никто не сомневался, что враг ядом и готовится нанести удар.

– Цель ставит активные помехи! Цель не наблюдаю!!!

– Изменить несущую частоту излучения, – спокойно приказал командир дивизиона, катавший в уголке рта незажженную сигарету, и тем лишь выдававший тщательно скрываемое волнение. – Продолжить поиск! Они уже близко!

Антенна радара, излучая в пространство потоки энергии, вращалась все быстрее, освещая пространство вокруг позиций дивизиона, уже занявшего круговую оборону. Враг явился, чтобы уничтожить их, чтобы принести войну в их дома, и этого нельзя было допустить. Люди работали с быстротой и точностью механизмов, не нуждаясь в лишних приказах.

– Вижу цель, – закричал оператор, впиваясь взглядом в несколько мерцавших точек, оказавшихся дьявольски близко к центру экрана. – Дальность тридцать! Высота сто пятьдесят!

– Пуск!!!

С ревом сразу полдюжины ракет 9М38М1 сорвались с направляющих, веером расходясь над позициями дивизиона. Каждая ракета шла к своей цели, головки наведения захватили отраженный импульс радара сопровождения и целеуказания, подсвечивавшего приближавшиеся на малой высоте чужие самолеты. Семисоткилограммовые "сигары", разгоняясь до скорости восемьсот пятьдесят метров в секунду, исчезали в поднебесье, оставляя за собой быстро таявшие полосы следов, и пилотам атакованных истребителей пришлось пережить не самые лучшие мгновения в своей жизни.

Пилоты тактических истребителей ВВС США делали привычное дело, выполняли работу, ставшую для многих из них едва ли не рутиной. Некоторым довелось еще идти в атаку на позиции сербских зенитных ракет, другие крушили противовоздушную оборону иракцев, прокладывая танкам прямой путь на Багдад. Теперь внизу их ждал иной враг, а все остальное было прежним, привычным и уже почти переставшим казаться опасным.

– Атакуем "звездным налетом", – распорядился командир группы. – Выпускайте ракеты, как только сможете прицелиться, и немедленно уходите из зоны поражения. Разомкнуть строй! Вперед, парни!

Истребители, отворачивая в стороны от исходного курса, разошлись широким фронтом, а затем все устремились к позиция ракетного дивизиона, замыкая его в кольцо, наваливаясь разом отовсюду, заставляя оборонявшихся тратить драгоценные секунды на то, чтобы определить направление главного удара, направив туда свои силы. Беда оказалась в том, что этого направления как аз и не было, вернее, таковыми являлись все сразу.

Опустившись ниже ста метров, так что взвихренный плоскостями воздух поднимал с сухой земли клубы пыли, закручивавшиеся позади самолета в настоящее торнадо, крылатая машина мчалась к цели, словно намерившись вонзить в нее свой заостренные, точно наконечник копья, нос. Зуммер системы предупреждения об облучении вдруг сменил тональность, и пилот истребителя F-15E "Страйк Игл", скосив взгляд, увидел заходящие по левому борту ракеты.

– Я атакован, – закричал летчик в эфир, так, чтобы его слышали все экипажи. – По мне выпущены ракеты! Меня обстреливают!

– Выполняй противозенитный маневр, – спокойно приказал командир группы. – Уклоняйся!

Летчик рванул штурвал, одновременно активируя бортовой комплекс самообороны. Истребитель, заложив крутой вираж, изменил курс, и ракета, поднимавшаяся откуда-то из холмов, тоже выполнила разворот, продолжая сближаться с целью. Будь управляемого снаряда ее живой пилот, его просто размазало бы по стенкам кабины чудовищной перегрузкой, а так… зенитная ракета одним рывком сократила расстояние между собой и метавшимся в конусе луча русского радара управления огнем "Орлом".

– Заходит в корму! – Второй пилот, вывернув голову едва не на сто восемьдесят градусов, не выпускал из виду ракету, позади которой протянулся язык пламени работавшего на пределе двигателя.

Устройство сброса ложных целей AN/ALE-45 выпустило очередь начиненных дипольными отражателями патронов, и отраженный сигнал радара подсветки и наведения пусковой установки 9А310М1 зенитного комплекса "Бук-М1" разбился на множество импульсов. Головка наведения ракеты перестала видеть цель, и управляемый снаряд ушел в сторону, но радоваться удаче было еще рано.

– Вижу ее, – закричал второй пилот, сейчас превратившийся в наблюдателя, ведь порой человеческий глаз мог заметить много, что недоступно самой совершенной технике. – Ракета! В верхней полусфере, по правому борту!

– А, черт!

По истребителю вели огонь сразу с нескольких пусковых установок, и попавшему под перекрестный обстрел экипажу показалось на миг, что для них полет закончится немедленно. Бортовой генератор радиоэлектронных помех "Страйк Игла" бил по вражеским радарам пучками импульсов, ослепляя их, пилот бросал свою крылатую машину из виража в вираж, пытаясь сбить противнику прицел, и все это время истребитель, хоть и не прямым курсом, приближался к позициям русских ракет.

– Цель в зоне поражения, – сообщил оператор. – Головки наведения ракет захватили цель! Готов открыть огонь!

– Пуск! Уничтожь их, черт возьми!!!

Пилот потянул на себя ручку управления самолетом, заставляя крылатую машину набрать высоту. Оператор вдавил кнопку пуска, и четыре противорадарные ракеты AGM-88А HARM, выпущеные с расстояния всего пятнадцать миль, умчались к земле, сорвавшись с подкрыльных пилонов истребителя. Летчики рисковали, но при втрое большей дальности полета ударить с большей дистанции было невозможно, поскольку складки местности закрывали собою цель. Через миг ракеты уже невозможно было увидеть – твердотопливные двигатели почти не давали дыма, не оставляя демаскирующий след. Системы наведения уловили излучение русского радара, и теперь ракеты мчались к цели, точно мотыльки – на огонек свечи безлунной ночью, не сворачивая со своего курса.

– Получите, выродки! – злобно воскликнул командир экипажа за миг до того, как зенитная ракета 9М38М1 обрушилась на его истребитель.

Взрыватель привел в действие детонатор боевой части на точно выверенной дистанции, и семьдесят килограммов взрывчатки, превратившись в плазменный шар, перевернули истребитель, швыряя его вниз.

– Дьявол, – пилот, бессильно тянувший на себя штурвал разом переставшего слушаться управления самолета, видел, как земля мчится навстречу ему. – Они все-таки достали нас, ублюдки!

Тактический истребитель F-15E "Страйк Игл", небесная колесница весом тридцать шесть тонн, на полной скорости врезался в склон холма, и вновь взметнулся в небо фонтаном огня и обломков фюзеляжа, прошедшихся по степи, точно стальной град, пронзавший все на своем пути. Но дело было сделано – ракеты достигли цели.

Командир дивизиона видел, как взорвалась самоходная пусковая установка – одна из девяти – накрытая точным залпом. Весь расчет, четыре человека, погибли мгновенно, а боевая мощь дивизиона тотчас уменьшилась, а вместе с ней – шансы на то, что в этом бою удастся одержать победу.

– Они применяют противорадарные ракеты с пассивным наведением!

– Принять меры противодействия, – приказал командир дивизиона, старавшийся в этот миг не думать об опасности, равно как и о том, что его подразделение только что понесло потери. – Сменить частоту излучения радара. Использовать наведение с двух огневых установок!

В зенит ушло еще с полдюжины ракет, и каждую теперь "вели" две огневые установки, попеременно подсвечивая цели, энергично маневрировавшие на малой высоте, своими радарами. Лучи локаторов вязли в густом "молоке" радиоэлектронных помех, разбивались об облака диполей, щедро рассыпаемых продолжавшими атаку американскими пилотами.

– Есть! Вторая цель поражена, – закричал оператор, увидев, как с экрана исчезла еще одна отметка. – Мы их сделали!

Ракеты с ревом и шипением соскальзывали с направляющих, прочеркивая небо дымными нитями следов, чтобы где-то в вышине взорваться, обрушивая поток осколков на очередную жертву. А сверху на пусковые установки роем пикировали противорадарные ракеты HARM, безошибочно находившие свои жертвы, скользя по протянувшимся с земли лучам локаторов целеуказания. Стальной град прошивал корпуса зенитных снарядов, открыто установленных на пусковых установках, пробивал тонкую броню самих боевых машин, превращая расчеты, укрытые под обманчиво надежной защитой, в куски сочащегося кровью мяса.

– Суки! – командир дивизиона видел, как погибли почти одновременно еще две огневые установки. Но радар пока оставался цел, и сохранившие боеспособность ракетные установки продолжали вести огонь. – Сбейте их всех!

Поблизости грянул новый взрыв, столь мощный, что заложило уши и начало двоиться в глазах, а во рту появился металлический привкус крови. Еще одна самоходная пусковая установка перестала существовать. Брешь в системе противовоздушной обороны города была готова впустить подходящие следом за эшелоном прорыва ударные группы, несущие под крыльями смерть.

Радиолокатор кругового обзора "Купол-М1" стал важнейшей целью атаковавших пилотов, безошибочно выбравших самую ценную мишень. Без радара дивизион, и так потерявший половину пусковых установок, будет слеп и беспомощен, и уничтожение его станет делом пары минут – ровно столько потребуется опытным летчикам, чтобы навести оружие и нажать на спуск.

Сразу три F-15E, прорвавшись сквозь завесу русских ракет, подошли к локатору, находившемуся почти в центре боевых позиций. Самолеты мчались, прижимаясь к земле, и экипажи не могли сразу использовать все возможности авионики, просто не видя цель за гребнями холмов.

– Есть захват, – оператор командирского истребителя увидел вспыхнувший на дисплее предупреждающий сигнал. – Ракеты готовы!

– Прижучим ублюдков, – оскалился – под кислородной маской этого, в прочем, никто не мог видеть – пилот. – Запуск!

Четыре ракеты HARM сорвались с подвески, уходя вперед и вниз, туда, где продолжал свою работу локатор русских, откуда и управляли огнем дивизиона. И тотчас державшиеся по обоим бокам от своего командира пилоты выпустили почти одновременно еще по паре ракет, единой волной обрушившихся на цель.

– Все, этим ублюдкам конец, – нервно усмехнулся оператор. – Мы их прикончим!

Пилот, не обращая внимания на слова напарника, потянул штурвал, выводя истребитель с линии атаки. Ракеты больше не нуждались в управлении – системы наведения могли атаковать цель, даже если радар вдруг отключится. Стоило подумать о том, как, победив, уцелеть, чтобы получить заслуженные награды.

Медленно карабкаясь на невидимую гору, F-15E "Страйк Игл" только начал отворачивать с боевого курса, удаляясь от вражеских позиций, но в лицо пилоту с земли вдруг хлынул поток огня, соткавший в небе завесу, коснуться которой означало умереть.

– О, черт, – летчик дернул ручку управления, вновь меняя курс. – Это "Шилка"! Боже!!!

Трассеры пронзали воздух все ближе и ближе – наводчик русской зенитной установки сперва взял неверное упреждение, но теперь спешил исправить свою ошибку, обдавая цель свинцовым потоком.

– Проклятье! Уходи, уходи, – закричал второй пилот, который сейчас не мог изменить абсолютно ничего. – Маневрируй же! Набирай высоту! Господи!!!

Пилот, не слышавший ничего, кроме биения собственного сердца, тянул рычаг управления, и крылатая машина отозвалась на это движение, медленно, слишком медленно отворачивая прочь. Снаряды рвались все ближе, в какой-то миг летчику показалось, что они сейчас разорвут самолет в клочья, но через мгновение "Страйк Игл" оказался посреди чистого неба, уверенно набирая высоту и удаляясь от любой опасности.

– Ушли, черт возьми, – ликовал оператор, от избытка чувств колотивший кулаками по приборной панели. Оказавшись впервые под огнем противника, он не мог и не хотел сдержать свою радость оттого, что остался жив. – Прорвались!

Что-то вспыхнуло на земле, под самым днищем истребителя, и вслед "Страйк Иглу" помчались огненные стрелы зенитных ракет. На маневр у пилота времени уже не оставалось.

В хаосе боя не трудно было утратить контакт с реальностью, еще проще – потерять самообладание, поддавшись панике. Всюду что-то взрывалось, над головой с шелестом проносились стремительными призраками ракеты, из динамика рации звучали смешанные с отборнейшим матом команды. Это был настоящий ад, но командир расчета переносного зенитно-ракетного комплекса 9К38 "Игла" сумел дождаться своего шанса.

– Твою мать! – Стрелок, плечистый парень с сержантскими нашивками, таскавший восемнадцатикилограммовый тубус ПЗРК, точно пушинку, выругался, когда рядом, в каких-то пяти сотнях метров, вдруг ожила "Шилка". – Вот это салют!

Расчеты "Игл", так же, как и зенитные самоходные установки, несмотря на свой почтенный возраст, остававшиеся смертельно опасными для всего, что летает, прикрывали "Буки" на ближних подступах, разместившись в "мертвой зоне", недосягаемой для зенитных ракет. И именно туда от огня с земли пытался уйти только что отстрелявшийся американский истребитель.

Самоходная установка ЗСУ-23-4 с грохотом выбросила в небо сразу несколько килограммов свинца. Боевая машина извергала пламя из всех четырех стволов, точно внезапно оживший вулкан. Стрелкам с "Иглами" было видно, как нити трассеров прошили пространство совсем рядом с целью, и все же американцу повезло – истребитель, попавший в огневой мешок, почти сумел вырваться.

– Цель на двух часах! – лейтенант, командир зенитного взвода, вскинул руку, указывая на вражеский самолет, и стрелок-сержант развернулся в том же направлении. – Огонь!!!

Стрелок дернул спусковой крючок, подавая питание на ракету, и охладитель – на головку наведения, и через пять секунд, растянувшиеся в целую вечность – противник успел преодолеть за это время чуть больше километра – прозвучал сигнал готовности. Стартовый двигатель выбросил из тубуса цилиндр управляемой ракеты, в полете распустившей "лепестки" аэродинамического стабилизатора, и уже на безопасном удалении от стрелков запустился маршевый двигатель.

Зенитная ракета взмыла вверх по крутой дуге, исчезая в синеве небес, и вслед ей умчались еще три управляемых снаряда, выпущенных остальными расчетами взвода. Разгоняясь до шестисот метров в секунду, "Иглы" настигали цель, громадный американский самолет, неуклюже маневрировавший, уклоняясь от снарядов "Шилки", щедро сыпавший вокруг себя ложные цели всех типов. Самоходная установка не прекращала огня, молотя в четыре ствола, но и слепой уже понял бы, что наводчик ошибся, высадив добрую половину боекомплекта в белый свет, как в копеечку.

– Уйдет, падаль, – сквозь зубы прошипел командир взвода, уже почти потерявший из виду и цель, и преследовавшие ее ракеты. – Уйдет ведь!

"Иглы" атаковали вдогон, из не самого выгодного положения, и все, что требовалось от американских пилотов – поскорее врубить форсаж, перейдя на сверхзвук и запросто оторвавшись от ракет. Не успели.

"Страйк Игл" поднялся уже до отметки пять тысяч футов, наверняка выйдя из зоны поражения, оставив ни с чем русских зенитчиков. Пилот облегченно вздохнул, и в этот миг слева от истребителя, ярдах, должно быть в двадцать, вспух огненный шар взрыва, и град осколков с дробным стуком ударил по обшивке.

– Вот дерьмо, – испуганно выругался второй пилот. – Ракеты!

Летчики так ничего и не успели сделать, оказавшись в огненном кольце. Не меньше пяти зенитных ракет атаковали с нескольких направлений, не оставляя истребителю простора для маневра. Две ушли в стороны, обманутые ложными целями, еще одна просто прошла мимо, видимо, из-за какой-то неисправности, но следующая скользнула вдоль фюзеляжа, взорвавшись как раз над кабиной.

С земли могли видеть, как тяжелый истребитель неуклюже качнулся, вдруг резко клюнув носом и на полной скорости уходя к земле. На самом деле он не был поврежден, двигатели работали без сбоев, управление действовало, но стальная шрапнель разбила фонарь кабины, изрешетив обоих летчиков, и некому стало управлять грозной железной птицей.

"Страйк Игл" свечой вонзился в склон холма, и над возвышенностью на много метров поднялся огненный шар. А секундой раньше волна ракет HARM накрыла не прекращавшую свою работу ни на мгновение радиолокационную станцию "Купол-М1". Осколки изрешетили пластину антенной решетки, пронзив тонкую крышу боевой машины и мгновенно убив всех, кто находился внутри.

Командир дивизиона сразу понял, что сейчас произойдет, когда внезапно пропал сигнал от обзорного радара. Локаторы самоходных огневых установок могли как-то вести поиск целей в очень узком секторе, но теперь даже и они едва и смогли бы пробиться сквозь завесу помех, под прикрытием которых атаковал враг. Рубеж обороны был уничтожен, судьба дивизиона, честно принявшего бой, оказалась решена.

– Всем из машины, – вскричал командир, первым бросаясь к наглухо задраенному люку. – Бегом! Все вон, живо!!!

Они усели выбраться наружу и отбежать метров на пятнадцать, прежде, чем в борт пункта боевого управления врезались две ракеты "Мейверик", выпущенные подошедшим на бреющем полете американским истребителем. Ударная волна сбила с ног зенитчиков, и когда они вновь смогли осознавать, где находятся и что делают, от командного пункта осталась только обуглившаяся воронка, по краям которой были разбросаны искореженные куски оплавившегося металла.

Истребитель "Страйк Игл", уничтоживший пост управления, возмездие настигло спустя несколько секунд – выпущенная с одной из огневых установок зенитная ракета настигла набиравшую высоту крылатую машину, и взрыв семидесятикилограммовой боеголовки сорвал "Орлу" все хвостовое оперение, превратив самолет в бесформенный кусок железа. Это была последняя победа защитников Волгодонска – через две минуты перестала существовать единственная оставшаяся боеспособной пусковая установка, пораженная сразу тремя ракетами AGM-88A HARM. Путь к городу, к его мостам и переправам, был открыт, и в образовавшуюся брешь немедленно хлынули ударные группы. Над жилыми кварталами протянувшегося вдоль великой реки города протяжно завыли сирены воздушной тревоги. В прочем, далеко не все обратили на это внимание.

Клацнул внешний засов-щеколда, железная дверь камеры с лязгом распахнулась, и возникшая на пороге кряжистая женщина, на которой едва не трескал по швам застиранный камуфляж, глядя в пустоту, гаркнула:

– Биноева, с вещами на выход! Живее!

Замершие в ожидании при появлении надзирательницы заключенные, полтора десятка женщин разных возрастов и национальностей, по большей части, однако, уроженки южных краев, сразу потеряли к происходящему интерес. Они вообще ни на что не обращали внимания, хотя сегодня ни бетонные стены, ни частые решетки на узких оконцах под самым потолком едва освещенной камеры, не могли скрыть царившей повсюду нервной суеты. Но для узниц окружного следственного изолятора ФСБ это едва ли что-то могло изменить, и привычный порядок здесь остался прежним.

Жанна Биноева, услышав свое имя, нервно вздрогнула, оцепенев на мгновение и забыв о прозвучавшем приказе. Почувствовав замешательство, дама в камуфляже рявкнула злым прокуренным басом:

– Живее, мать твою! Пошевеливайся!

Подхватив тощую сумку с личными вещами – чтобы собрать ее, понадобилось очень немного времени, – Жанна спрыгнула с койки, шагнув через порог и тотчас привычно отвернувшись лицом к стене без лишнего напоминания охранницы. Запомнить тюремные порядки, и те, что царили в переходах и комнатах для допросов, и иные, не покидавшие тесных пределов камеры, не составило особого труда.

– Вперед, – заперев тяжелую дверь, женщина в форме взмахнула резиновой дубинкой, точно уличный регулировщик своим полосатым жезлом, указывая верный путь. – Шагай!

Заключенная покорно двинулась в указанном направлении, не желая, чтобы надзирательница, воспользовавшись заминкой, отработала на ней свои навыки владения спецсредствами. Пары уроков хватило, чтобы стать исполнительной и покорной. Самое обидное заключалось в том, что Жанна могла бы голыми руками справиться с двумя такими, как эта грузная тетка, просто посворачивав их заплывшие жиром шеи. Но все равно далеко отсюда террористка, за которой наблюдали особо пристально, не смогла бы уйти, скорее всего, став жертвой стрелков из охраны внешнего периметра. А отправляться к Аллаху девушка пока не торопилась.

Шаги гулко разносились по пустым коридорам, скупо освещенным забранными железной сеткой лампочками под потолком. С лязгом открывались и вновь закрывались за спиной решетчатые двери, перегораживавшие коридор, рассекая его на короткие отрезки. Жанна Биноева, подчиняясь приказам своей провожатой, послушно шла, куда указывали, не задавая лишних вопросов. Она вообще казалась безучастной ко всему, что в камере, что на допросах, сейчас становившихся все более редкими. Скорее всего, сейчас ей предстояла еще одна встреча со следователем, безликим и таким же безучастным человеком с выражением вселенской скуки в блеклых глазах, монотонно задававшим одни и те же вопросы, ответом на которые было неизменное молчание.

– Стоять! К стене, – Жанну вырвал из размышлений очередной приказ, и пока девушка замерла, прижавшись лицом к шершавому бетону, охранница открывала дверь, выводившую на лестничную площадку. Только теперь заключенная поняла, что нынешний их маршрут заметно отличается от уже ставших привычными походов в комнату для допроса, где, ради исключения, ее порой ожидал адвокат. Догадки прервал новый приказ-окрик, наполненный злобой и презрением: – Проходим! Шагай!

Тридцать шагов по узким крутым ступенькам, еще несколько дверей, возле которых навытяжку замерли надзиратели, мужчины и женщины, вооруженные только резиновыми дубинками, и вот заключенная оказалась на озаренном солнцем внутреннем дворе следственного изолятора. Именно яркий свет, заливавший все вокруг, был первым ее впечатлением, и лишь потом Жанна обратила внимание на стоявший посреди двора фургон автозака, а слуха ее коснулся протяжный вой сирен, доносившийся откуда-то издали.

– Биноева? – начальник конвоя, усатый лейтенант, по лицу которого, хотя было вовсе не так жарко, как могло показаться, градом катился пот, смерил заключенную изучающим взглядом. – Быстро внутрь! Без глупостей!

Со всех сторон за Жанной, у которой от свежего воздуха вдруг закружилась голова, наблюдали конвоиры, не выпускавшие из рук оружие. В какой-то миг ей захотелось рискнуть, рванувшись к свободе, которая была сейчас близка, как никогда за месяцы заключения. И, словно прочитав ее мысли, один из солдат перехватил свой АКС-74У, направив ствол в грудь девушке.

– Живее! Прикрикнул лейтенант, отступая на шаг назад, и Жанна, бросив в проем дверцы свой рюкзак со сменой белья и пайком, ловко подтянулась, ныряя вслед за ним в темный зев. А за ней в бронированный фургон взобрался конвоир

– На хрен с ней возиться? – остававшийся снаружи автоматчик недоуменно взглянул на офицера. – Сейчас такое начнется, а мы тут…!

– Она по особо важному делу, – недовольно ответил лейтенант. Он и сам не представлял, кому пришло в голову отдать такой приказ, но все же арестованную террористку, которой так интересовалось ФСБ, велено было эвакуировать, одну из многих, так что оставалось только выполнять приказ. – По линии контрразведки. Приказано вывезти в безопасное место. И вообще, – вдруг зло рявкнул он, – отставить разговоры! Запирай, и едем отсюда!

Рокот турбин, внезапно обрушившийся на тесный двор следственного изолятора, заставил солдат и их командира вздрогнуть, испуганно запрокинув головы, чтобы увидеть стремительно пронесшийся в вышине остроносый силуэт. Жанна, хотя и не могла видеть, что происходит снаружи – решетчатая дверь захлопнулась за ее спиной, сухо клацнув замком – но звук турбин был знаком ей давно, с того самого дня, как русский штурмовик с первого захода сравнял с землей ее дом, оборвав жизни всех, кто был ей дорог.

Удивиться Жанна не успела – заглушая рев турбин, где-то совсем близко, в каких-нибудь сотнях метров, загрохотала, заходясь огнем, зенитная пушка. Треск четырех стволов "Шилки" невозможно было перепутать ни с чем другим, и девушка тотчас вспомнила засады в горах на русские колонны, когда зенитные самоходки, шквалом огня буквально сметали со склонов ее братьев, пробивая бронетранспортерам и грузовикам с людьми и припасами прямой путь из ловушки. И теперь зенитка молотила в считанных шагах, и это было странно… и страшно.

– Что происходит, – Жанна рванулась к решетке, взглянув на конвоира, устроившегося на узкой скамейке напротив, положив "Калашников" себе на колени. – Что здесь творится?!

– Молчать, – нервно крикнул солдат, крепче сжав оружие. – Не разговаривать! Сидеть на месте!

Отброшенная этим испуганно-злым воплем девушка отлетела к противоположному борту фургона "автозака", ударившись о ребро железной скамьи. В это мгновение взревел мотор, и "газик", скрипнув рессорами, сорвался с места.

На штабных картах американского командования Волгодонск и его окрестности были залиты нежно-зеленым цветом, а это означало, что война должна обойти город стороной. В конечном счете, силы нападавших были хотя и велики, но все же не беспредельны, и поскольку здесь, у южной оконечности Цимлянского водохранилища отсутствовали по-настоящему важные военные объекты, этому району предстояло стать островком мира и покоя в водовороте яростных сражений, кипящих по всей протяженности южной границы России. Все изменилось в одном мгновение.

– Господа, задача, которую вам предстоит выполнить, является исключительно важной, – серьезно и веско произнес генерал Мэтью Камински, лично отдававший приказание нескольким десяткам летчиков. – От успеха ваших действий зависит успех всего наступления на театре военных действий, результат всей операции "Доблестный удар". Я хочу, чтобы вы осознали это уже сейчас, приложив максимум усилий для выполнения своей миссии.

Тон командующего южной группировкой сил вторжения казался сухим и деловитым, в его речи не было и тени истерических лозунгов. Генерал Камински не преувеличивал, не пугал – он излагал лишь факты, и оттого каждое его слово казалось еще более значимым, ведь за ними скрывались сотни, тысячи жизней таких же американцев, как и те, что молча и с предельным вниманием слушали командующего Десятой легкой пехотной дивизией.

– Волгодонск – крупный транспортный узел, через который проходят различные коммуникации русских, водные и сухопутные трассы, по которым противник может перебросить к границе свежие силы, создав здесь, на побережье Дона, на пределе досягаемости нашей авиации, мощную ударную группировку. Допустить этого мы не в праве, ведь иначе жизни тысяч наших солдат, уже находящихся на территории России, окажутся под угрозой. И потому вам предстоит нанести точечный ракетно-авиационный удар, перерезав транспортные коммуникации, перебив те артерии, по которым противник сможет питать свои войска, уже действующие против наших передовых сил.

Генерал Камински старался быть кратким, избегая лишних и чересчур громких слов. Те, кто слушал его, жадно вбирая сказанное, были профессионалами, расчетливыми и уверенными в себе. Все, что им требовалось – указать цель и спустить с поводка, словно охотничьих псов. Лучшие пилоты ударной авиации, больше половины которых имели реальный опыт подобных заданий, хотя и несравнимо менее рискованных – противовоздушная оборона иракцев или афганских талибов не шла ни в какое сравнение с возможностями русских, будь те хоть трижды ошеломлены и застигнуты врасплох.

Импровизированный брифинг представлял собой триумф развития техники – генерал и пилоты, командиры эскадрилий, были разделены сотнями миль, находясь один в Грузии, другие – в Турции. Но благодаря совершенным информационным технологиям им не составляло труда видеть и слышать друг друга, точно находились на одном летном поле, отделенные не милями, но шагами.

– Противник будет защищать свои переправы, мосты, развязки автомобильных дорог всеми возможными средствами, стянув максимальные силы, – продолжал Камински, оттеснив своей внушительной персоной офицеров Военно-воздушных сил, как раз и отвечавших непосредственно за планирование операции. – Кроме того, есть еще ряд факторов, не учитывать которые мы не можем. В Волгодонске находится несколько предприятий атомной промышленности, и ошибка в определении вами цели может привести к радиоактивному заражению местности, чего следует избежать. Также рядом находится атомная электростанция, и, полагаю, мне нет нужды напоминать вам, к чему может привести прямое попадание мощной авиабомбы в работающий реактор. Наша общая цель – уничтожить русскую армию, если та не прекратит сопротивление, но никак не превратить половину Европы в радиоактивную пустыню, поливаемую кислотным дождиком. Все эти детали сильно усложняют выполнение задачи, но я все равно требую от вас только одного – успеха! Пережав глотку русским здесь, вы спасете жизни наших парней, что сейчас сражаются с врагом в Грозном, попав в настоящее кольцо!

– Генерал, сэр, – один из пилотов, неуверенно покосившись на своих товарищей, чуть помедлил и все же решился, поднявшись во весь рост и взглянув на командующего: – Сэр, простите, но даже если не пострадает атомная станция, наши бомбы, разрушив мосты и плотины, вызовут чудовищное наводнение. Этот русский город смоет к черту вместе с тысячами его жителей!

– Это неизбежные жертвы, и виновны в них сами русские, которые так не хотят признать свое поражение.

– Но ведь мы же говорим тут о необходимости избегать излишних потерь среди гражданских, – не очень уверенно промолвил летчик. – Как же это понимать, нашу миссию, генерал, сэр? Это будет бойня, никаких шансов на спасение! город превратится в огромную могилу, а каждый дом станет чьим-то склепом!

– Если командование нашего противника нужно утопить в крови их солдат, их обывателей, чтобы русские генералы признали очевидное, сложив оружие, я сделаю это без колебаний, – с неожиданным гневом отрезал Мэтью Камински. – Я отдам любой приказ, использую все доступные средства, чтобы завершить эту войну как можно быстрее нашей и только нашей победой. И вы, господа, станете моим самым эффективным инструментом, идеальным оружием!

– Да, сэр! Разумеется, сэр!

Генерал Камински знал – оказавшись в небе в кабинах своих "Иглов" и Фалконов", эти люди разом забудут о своих сомнениях. Для них останется только приказ, который необходимо выполнить, только цель, которую должно уничтожить, и враг, которого следует победить в честном бою, доказав – самим себе в первую очередь – что они и впрямь лучшие из лучших. И потому командующий больше ничего не сказал все еще снедаемому неуверенностью пилоту – тот уже и сам все понял, да, наверное, понимал с самого начала, просто решив успокоить свою совесть.

– Господа, я надеюсь на вас, – произнес Камински напоследок. – Надеюсь и верю, как верят наши парни, оказавшиеся лицом к лицу с русской армадой. Я верю в ваш успех, вашу победу!

В глазах пилотов вспыхнул злой блеск, взгляды, выражения лиц исполнились холодной решимости. Оставалась привычная рутина – уточнение целей и позывных, определение маршрутов выхода в район нанесения удара, то, что эти люди делали сотни раз, и на учениях, и в бою, где ценой ошибки, оплошности становилась зачастую человеческая жизнь. Спустя несколько десятков минут эскадрильи взмыли в небо, грохочущей волной хлынув на север. Остановить этот удар стало уже почти невозможно, да никто и не желал поворачивать события вспять – победа была близка, и цена ее все менее имела какое-то значение.

Эшелон прорыва противовоздушной обороны постарался на славу, и к той секунде, когда ударные группы оказались над Волгодонском, большая часть зенитных ракетных комплексов, прикрывавших подступы к городу, уже не существовала. Волны противорадарных ракет HARM превратили локаторы в груды искореженных обломков, град бомб сровнял с землей стартовые позиции, и те немногие расчеты, которым удалось выскользнут из-под удара, только и могли, что маневрировать, пытаясь увернуться от паривших в небесах охотников. И пусть среди зеленых холмов рядом с дымящимися остовами пусковых установок лежали искореженные, оглоданные жадным пламенем обломки американских самолетов, пусть бок о бок с русскими зенитчиками покоились в стальных склепах ставшие их жертвами летчики, "зеленая улица" была открыта. Стаи под завязку нагруженных бомбами истребителей-бомбардировщиков шли к Волгодонску уверенно, точно по широкому проспекту, не боясь никого и ничего.

Цели были распределены еще на земле, пилоты до автоматизма затвердили свои маршруты, рубежи атаки, пути отхода на случай любой неожиданности от поломок бортового оборудования до внезапного появления русских истребителей, которым, в прочем, полагалось в эти минуты догорать на взлетных полосах своих аэродромов. Эскадрилья тактических бомбардировщиков F-111F "Эрдварк" приближалась к цели с юга, выстроившись в плотные боевые порядки, уподобившись сжатому кулаку, готовому нанести сокрушительный удар, свалив уже измученного схваткой, лишившегося сил противника.

– Команда "Чарли", внимание! Я "Чарли-лидер"! Сто миль до цели! Разделиться на звенья! Выход к целям по индивидуальным маршрутам! Вперед, парни!

Услышав приказ командира эскадрильи, летчики разом отключили автопилот, который уже сделал свое дело, уверенно выведя сорокапятитонные крылатые машины в район нанесения удара. Теперь надеяться на электронику становилось опасно для самих себя – ни один самый сложный алгоритм не сможет сравниться с сознанием человека, способным в одно мгновение, руководствуясь не столько логикой, сколько интуицией, принять единственно верное решение, сохранив жизнь и исполнив при этом приказ.

Разбившись на пары, эскадрилья, охватывая раскинувшийся на берегу рукотворного моря город с трех сторон, ринулась к целям, обозначенным на электронных картах мерно мерцавшими точками. Мосты, эстакады, паромные переправы и пирсы, координаты которых были давно известны благодаря разведывательным спутникам, доживали последние минуты, а вместе с ними предстояло погибнуть и надежде сражавшихся где-то на юге русских солдат на то, что к ним все-таки подойдет помощь.

– Входим в зону действия русской противовоздушной обороны, – сообщил командир эскадрильи, сам возглавивший атаку одного из звеньев. – Снизиться до пятисот футов!

Эскадрилья от самой базы шла почти на предельной высоте, "вскарабкавшись" на пятнадцать тысяч метров над поверхностью земли, там, где сопротивление разреженного воздуха было чуть меньше, а, значит, удавалось сэкономить немного топлива. Несмотря на то, что под плоскостями каждого бомбардировщика были подвешены по две "сигары" топливных баков на две с лишним тысячи литров каждый, а над Грузией все машины приняли вдоволь горючего от летающих танкеров КС-135А, на счету была каждая капля топлива. Теперь же бомбардировщики, точно огромные дротики, со все большим ускорением рухнули из поднебесья к самой земле, укрываясь там от русских радаров и от зенитных ракет.

Цель становилась все ближе, и пилоты в кабинах низко стелившихся над холмами самолетов нервно стискивали рычаги управления. Время вдруг сорвалось с места в галоп, многократно ускорив свой бег. Все решали считанные минуты – столько было у пилотов, что вели в атаку тяжеловесные и стремительные F-111F "Эрдварк", и столько же было у защитников города, чтобы обнаружить угрозу и отразить молниеносный удар. Бой еще шел на дальних подступах к городу, взмывали в небо ракеты "земля-воздух", а навстречу им из поднебесья бесшумно мчались опережавшие звук AGM-88A HARM, скользившие, точно по струне, по протянувшимся от земли лучам русских радаров управление огнем. Но пилоты "Эрдварков", шедших сквозь сражение, не думали об этом, стремясь как можно скорее увидеть свои цели и уничтожить их, не дав врагу не малейшего шанса.

Проскальзывая под лучами немногочисленных уцелевших локаторов, бомбардировщики уже мчались над пригородами Волгодонска, и где-то вдалеке, у самого горизонта, можно было разглядеть сверкавшую в лучах майского солнца гладь водохранилища. Ревели турбины, все чаще стучали сердца, и каждый удар отдавался в ушах пилотов шумом струящейся по жилам крови.

– Пятьдесят миль до цели, – доложил второй пилот головного бомбардировщика, не отводя взгляда от экрана. – Мы на границе зоны нанесения удара!

В отличие от более современного F-15E "Страйк Игл", в кабине "Эрдварка" экипаж располагался не друг за другом, а плечо к плечу, что облегчало взаимодействие, просто позволяя чувствовать поддержку напарника, а это подчас стоило в бою больше, чем самая совершенная техника и самое точное оружие. Летчики могли видеть друг друга, не полагаясь лишь на переговорное устройство, вмонтированное в шлемы, и теперь, обменявшись взглядами, они уверенно кивнули, этим скупым жестом демонстрируя свою готовность к бою.

Обрушив на замерший в ожидании беды город волны пульсирующего рокота, пара F-111F промчалась над Волгодонском, и под широко раскинутыми крыльями бомбардировщиков лоскутным пестрым одеялом мелькнули жилые кварталы. Редкие прохожие, застигнутые появлением самолетов под открытым небом, со всех ног бежали в первое попавшееся укрытие, хотя бы под крыши павильонов автобусных остановок, будто там могли спастись. Но летчикам не было дела до суеты перепуганных обывателей.

– Цель прямо по курсу, – сообщил второй пилот, следивший за показаниями бортовой навигационной системы. – Тридцать миль!

– Оружие к бою! Высота – тысяча футов! – И уже на частоте своего ведомого: – "Чарли-два", следовать за мной! Прикрой нашу задницу, приятель!

Щелкнув тумблером на приборной панели, второй пилот отключил предохранители, и теперь оставалось только коснуться кнопки сброса, отправив в свободный полет смертоносный груз "Эрдварка" – две планирующие бомбы GBU-15, доставленные сюда, в Европу, из Азии, за тысячи миль. Всего две бомбы, намного меньше, чем мог в одном вылете сбросить на головы врага тактический бомбардировщик F-111F, способный поднять до тринадцати с половиной тонн груза, но сейчас вовсе не количество, не грубая сила, воплотившаяся в калибре боеприпасов, а точность играли решающую роль.

Командир эскадрильи, все подразделение которого сейчас уменьшилось лишь до одного звена, потянул на себя рычаг управления, заставляя изрядно полегчавший во время полета – большая часть топлива во внутренних баках уже сгорела яростным пламенем в турбинах "Эрдварка" – самолет вскарабкаться на полтысячи футов, удаляясь от земли. Пилот не оглядывался, зная, что его ведомый сейчас выполняет тот же маневр, как привязанный, следуя за своим лидером. Но отметка "1000" на альтиметре так и не появилась, когда в кабине взвыл зуммер системы предупреждения об облучении. Летчики даже не успели осознать, что значит этот пронзительный сигнал, когда небо прямо перед их самолетом прорезала мерцающая нить трассирующих снарядов.

– О, черт! Зенитные орудия!

Командир экипажа, принявший управление на себя, рванул рычаг штурвала, заставляя все еще остававшийся тяжелым и весьма неповоротливым "Эрдварк" развернуться на девяносто градусов, перпендикулярно прежнему курсу, уходя из-под огня.

– Мы в захвате, – закричал второй пилот, уже колдовавший над консолью. – Сбрасываю дипольные отражатели!

Ворох мелко нарезанной фольги рассыпался под брюхом маневрировавшего бомбардировщика, превратившись на экране русского радара управления огнем в сотни отметок, каждая из которых могла быть истинной целью, а могла и ничего не значащей "обманкой". Чтобы решить эту непростую задачу, командиру зенитной установки "Шилка" понадобилось несколько десятков секунд, и его противнику хватило этого, чтобы выполнить свой замысел.

– Второй заход, – приказал командир экипажа, сам возвращая самолет на боевой курс. – Полная готовность! Начать прицеливание!

Головки самонаведения подвешенных под корневой частью крыла "Эрдварка" бомб "прозрели", и на экране, установленном в центре приборной панели, второй пилот увидел панораму города с высоты птичьего полета. Все большую часть монитора занимала сверкающая гладь водохранилища, и там, где встречались земная твердь и водная масса, и находилась заветная цель.

– Есть захват, – сообщил летчик. – Вижу цель.

В центре экрана, точно в перекрестье прицела, возник извилистый гребень дамбы, опоясывавшей искусственное море с юга, стеной отделявшей от него город. Железнодорожная линия, проходившая по этому гребню, и была той мишенью, ради поражения которой экипаж преодолел огромное расстояние, пройдя через воздушное пространство трех стран и теперь появившись здесь, над чужим городом в сердце чужой земли.

– До цели двенадцать миль! Готов к сбросу!

"Эрдварк", рассекая воздух широко расставленными плоскостями, мчался к плотине, сдерживавшей тысячи тонн воды, вздымавшиеся выше крыш домов. Цель была все ближе, но все-таки не достаточно близко, чтобы быть уверенными в успехе – бомба GBU-15 могла преодолеть и полсотни верст, будучи сброшенной с самой границы стратосферы, но на малой высоте с целью требовалось сблизиться вплотную.

– Десять миль, – продолжал отсчитывать второй пилот, удерживая дамбу в прицеле и ожидая разрешающего сигнала системы управления оружием, с огромной скоростью решавшей сейчас сложнейшую задачу, рассчитывая вероятность успешной атаки. – Восемь миль!

Там, внизу, "Шилка", взревев дизельным двигателем, выскочила из узкого переулка, где укрывалась от преждевременного обнаружения врагом, на широкий проспект, грозно поводя массивной башней и взметнув связку стволов едва не в зенит. Наводчик все же смог определить настоящую цель в мешанине помех, теперь указывая верное направление огня. Все решали секунды, и время играло за агрессоров, дав им шанс.

– Семь миль! Цель в зоне поражения!

– Огонь!

По команде первого пилота оператор вдавил клавишу, передавая сигнал на замки бомбодержателей. Захваты разжались, и два массивных снаряда, вспарывая прямоугольными стабилизаторами наполненный зноем воздух, полого устремились вниз. Воздух за кормой F-111F вновь наполнился свинцом – "Шилка" выплюнула новую порцию раскаленного металла, воющим облаком едва не накрывшего самолет.

– По нам стреляют, – закричал второй пилот, увидев мерцающие искры трассеров, улетавшие куда-то вверх. – Дьявол!

– Маневрирую! Включай станцию постановки помех! Ослепи их!!!

Характеристики излучения радиолокационного прицела "Шилки" были заложены в память бортового компьютера, и теперь комплекс радиоэлектронной борьбы обрушил на самоходку поток помех, сквозь завесу которых невозможно было увидеть цель. "Эрдварк", разбрасывая ложные цели, развернулся, выходя из опасной зоны, а вслед ему вдруг взмыли огненные стрелы зенитных ракет – защитники города пытались изменить неизбежное.

– Проклятье, – второй пилот, едва не вывернув голову, наблюдал за тем, как приближаются, заходя в хвост и в правый борт дымные росчерки ракет, и чувствовал, как стынет в жилах кровь от внезапно нахлынувшего ужаса. Столь беспомощным и уязвимым привыкший всегда быть над схваткой летчик прежде никогда не ощущал себя, и теперь едва сдерживал страх: – Ракеты сзади! Они близко!

– Сбросить топливные баки, – приказал командир экипажа, и как только его напарник выполнил приказ, резко отжал от себя ручку управления двигателем. – Крылья на максимальный угол стреловидности. Уходим отсюда! Вперед!

Опустевшие лишь на треть емкости вместе с пилонами отделились от плоскостей, рухнув куда-то вниз, в лабиринт городских кварталов. Вернувший благородство аэродинамических форм бомбардировщик, в полете словно поджимавший под себя крылья, рванул вперед, переходя на сверхзвук, броском отрываясь от приближавшихся зенитных ракет.

– "Чарли-два", за мной, – кричал командир экипажа, увидев, что к машине ведомого рванули сразу три или четыре ракеты. – Выполняй маневр! Уклоняйся!

Ведомый и сам видел опасность, изо всех сил пытаясь спастись. Вокруг вошедшего в лихой вираж бомбардировщика рассыпались гроздья тепловых ракет-ловушек, серебристые облака дипольных отражателей, окутывавших маневрировавший самолет, словно одеялом, сквозь которые не могли пробиться лучи вражеских радаров.

– Набирай высоту, – взывал к своему подчиненному командир, одновременно пытаясь уклониться от настигавших его собственную машину зенитных ракет. – Уходи вверх! "Чарли-два", не мешкай, действуй!!!

Ракеты "земля-воздух" целыми стаями взмывали из гущи кварталов, и пилоты увидели, как одна из них огненной стрелой вонзилась в брюхо "Эрдварка". Бомбардировщик окутало пламя, и он, вдруг неуклюже клюнув носом, начал стремительно падать, беспорядочно кувыркаясь в воздухе, точно сбитая метким выстрелом охотника птица.

– О, нет, – с горечью простонал командир экипажа, когда самолет его ведомого, охваченный огнем, рухнул на землю, подмяв под себя один из домов. – Упокой души их, Господи! Эти парни умерли за свою страну!

Не было времени на скорбь, его вообще ни на что не хватало. На хвосте еще висели выпущенные русскими ракеты, никак не желавшие упускать свою добычу, на сверхзвуковой скорости удалявшуюся от обреченного города. Поединок в небе еще длился, но на земле победа уже была определена.

"Умное" оружие действовало с дьявольской точностью и неотвратимостью рока. Удар звена "Эрдварков" достиг своей цели. Системы наведения корректируемых бомб GBU-15 захватили цель, "запомнив" ее изображение, и теперь вели их кратчайшим курсом, реагируя на малейшее отклонение и возвращая бомбы на исходную траекторию. Оба бомбардировщика сбросили почти одновременно по паре планирующих бомб, теперь сыпавшихся вниз, на растревоженную грохотом выстрелов и ревом турбин землю смертоносным градом.

Локатор прекратившей огонь "Шилки" – вражеские самолеты находились уже слишком далеко, чтобы всерьез рассчитывать на успех, а боезапас вовсе не был бесконечным – захватил быстро терявшие высоту цели, и наводчик немедленно развернул орудия, нацеливая их на бомбы. Луч радара сошелся на одном из взрывоопасных "гостинцев", и самоходное орудие разразилось длинной очередью, выстраивая на пути полета бомбы завесу из стали и огня. И одна из GBU-15, на полной скорости зарывшись в облако свинца, взорвалась в вышине, расцветая пламенным цветком над головами восторженно закричавших зенитчиков. Но это был их последний успех.

Три тысячефунтовые бомбы врезались в бетонную стену, и сила удара была такова, что они сперва выбили в дамбе внушительные воронки, целиком погрузившись в нее, и лишь потом прогремели три взрыва, слившиеся в один раскат, подобный грому. Дамба содрогнулась, стальные балки рельсов, протянутые по ее гребню, выгнуло дугой, скручивая в узлы, а от зияющих провалов воронок во все стороны зазмеились трещины, становившиеся все более глубокими и широкими, пока не пронзили бетон насквозь, и в проломы неудержимым потоком хлынула вода.

– Мы сделали это, – радостно воскликнул второй пилот все же оторвавшегося от зенитных ракет "Эрдварка", с высоты десяти тысяч футов увидевший, как рушится, осыпаясь под напором воды, многокилометровая дамба. – Мы их накрыли! Цель поражена, командир!

В эфире, не смолкая, звучали доклады и других экипажей, спешивших сообщить о своем успехе. Эскадрилья выполнила приказ, звенья и отдельные самолеты, прорываясь к целям сквозь огненные сети, сплетенные заходившимися очередями "Шилками", уворачиваясь от летевших отовсюду зенитных ракет, сбрасывали бомбы, осыпая землю стальным градом, и та содрогнулась, точно в судороге, от разом грянувших взрывов.

– Наша миссия завершена, – кивнул командир эскадрильи своему напарнику, вслушиваясь в заполнившие эфир радостные вопли своих пилотов, торжествовавших победу. – Ложимся на обратный курс! Пора домой!

Там, внизу, огромная волна, врываясь в брешь, захлестывала город, в одно мгновение смахивая целые дома, подхватывая тяжелые грузовики, с ужасающей легкостью переворачивая самоходные установки "Шилка", так и не сумевшие защитить переправы. А в небе царил покой, сердца пилотов полнились гордостью – они выполнили приказ, и теперь могли с победой вернуться на свои базы, дабы получить заслуженные почести.

– Внимание, команда "Чарли", – произнес первый пилот, переключая рацию на общую частоту. – Задача выполнена. Сбор эскадрильи в квадрате Браво-семь. Возвращаемся, парни!

Мутная волна катилась по улицам города, в мгновение ока уничтожая плоды многолетних усилий его жителей. Не все бомбы, сброшенные американскими летчиками, достигли цели, не все самолеты смогли нанести удар, но водяной вал довершал начатое ими, умножая разрушения.

Получив сообщение о прорыве дамбы, на шлюзах, соединявших водохранилище с Доном сразу поняли, что должно произойти. Огромная масса воды, отыскав слабину в воздвигнутой на ее пути преграде, просто сметет город, пройдя по нему катком, перед которым не устоит ничто. Дежурный инженер смены размышлял недолго – в городе его ждали жена и две дочки, которые сегодня совершенно точно должны были оставаться дома, то есть на пути чудовищной волны – приказав:

– Открыть шлюзы! Начать аварийный сброс воды!

Его напарник, испуганно выпучив глаза, сперва вовсе лишился дара речи, затем нервно воскликнув:

– Все прибрежные поселки смоет к чертовой матери! Тысячи людей! Мы не можем этого сделать!

– Если откроем шлюзы, вода уйдет в Дон, пострадают только те, кто живет на берегу, – нетерпеливо ответил инженер, для себя уже все решивший. – А если промедлим хотя бы несколько минут, затопит весь город. А тогда погибнут десятки тысяч. Десятки тысяч, понимаешь?!

Сейчас, когда под ударами огромной, в три человеческих роста, волны, уже рассыпались по кирпичику целые дома, еще можно было что-то предпринять, ослабив удар, направив излишек воды в русло Дона, наверняка погубив обитателей разбросанных вдоль берегов могучей реки станиц и поселков, но отведя беду от города. И времени на принятие решения оставалось все меньше.

– Давай, открывай шлюзы, – гаркнул главный инженер, теряя терпение. – Действуй!!!

Техник колебался не больше пяти секунд, затем рывком опустив рычаги, открывавшие огромные створки. Поток, более ничем не сдерживаемый, ворвался в шлюзовые камеры, выбрасывая на берег ждавшие своей очереди на переход из реки в Цимлянское водохранилище сухогрузы и теплоходы, и устремился в Дон. Река мгновенно вышла из берегов, приливные волны, поднимавшиеся стеной, смахивали в воду дома, раскатывая их по бревнышку, увлекали за собой автомобили, вырывали опоры мостов.

Получившая свободу стихия словно мстила людям за свой долгий плен, но месть ее сейчас была хотя бы отчасти управляемая. Удар пришелся в основном на малонаселенные районы, и хотя число жертв уже в первую минуту превысило тысячную отметку, худшего удалось избежать. В прочем, на долю Волгодонска, жители которого так никогда и не узнали имя человека, которому стали обязаны своими жизнями, досталось немало.

Двухметровая волна залила опустевшие улицы, подхватывая припаркованные легковушки и большегрузные фуры, отрывая от земли торговые палатки, врываясь в окна первых этажей. Водитель оказавшегося на ее пути "автозака" только и успел испуганно выругаться, инстинктивно выкручивая "баранку" и подставляя удару водяного тарана бронированный борт. Возможно, закаленная сталь и была способна выдержать обстрел из пулемета, но удар нескольких тонн воды смял стальные листы, поток закрутил "газик" в стремительном водовороте. Отыскав едва заметные бреши в стальном панцире фургона, вода немедленно хлынула внутрь, сбив с ног испуганно вскочившего конвоира, швырнув его на решетчатую переборку, заключенная, охваченная внезапным порывом, вскочила с жесткого сидения, обвив руками шею оглушенного ударом солдата, прижав его к решетке, сдавив и услышав булькающий хрип. Конвоир дернулся, не то пытаясь вырваться из захвата, не то уже в агонии, и вдруг обмяк.

Не мешкая, Жанна сорвала с его пояса связку ключей. "Автозак" крутило из стороны в сторону, подбрасывая на волнах, словно он совсем ничего не весил. Попасть ключом в скважину, расположенную, разумеется, с наружной стороны решетчатой двери, оказалось не просто, но девушка справилась, хоть и далеко не с первой попытки. Замок щелкнул, дверь распахнулась, и заключенная первым делом бросилась к автомату – привыкнув к оружию, она и сейчас думала именно о нем, ведь в этом и был залог свободы.

В тот миг, когда тонкие пальцы сомкнулись на рифленой рукоятке, конвоир вдруг дернулся, шумно вдохнув и рывком попытавшись подняться на ноги. Он почти встал, опираясь обеими руками о борта фургона, и даже сделал шаг к своей пленнице, но Жанна без колебаний ударила солдата ногой в живот, затем добавив рукояткой "калашникова" – использовать для этого складывающийся приклад было бесполезно – в висок, наверняка "вырубая" противника. Теперь между ней и желанной свободой оставалась только одна преграда – запертая снаружи бронированная дверь фургона. А ключи находились у начальника караула.

Что-то со скрежетом ударило в борт фургона, ощутимо отбрасывая следовавший по течению "автозак" в сторону. Стальные листы вдавило внутрь, с треском вылетели заклепки. Не удержавшись на ногах, Жанна отлетела в дальний угол, и только благодаря тому, что она наткнулась на безжизненное тело конвоира, невольно ставшего спасительным буфером, обошлось без серьезных травм. Охранник смягчил удар, и все же Жанна на несколько минут потеряла сознание, успев перед этим понять, что чувствует белье в барабане стиральной машины, запущенной на максимальные обороты. А когда девушка очнулась, то, едва открыв глаза, зажмурилась – дверь фургона сорвало с петель, в глаза мечом ударил яркий дневной свет, а слуха заключенной коснулся плеск волн. "Автозак" явно прекратил свой стремительный дрейф, за что-то зацепившись. Препятствия на пути к свободе больше не было.

Увидев сделанные из космоса снимки, Мэтью Камински удовлетворенно кивнул. Спутник "Ки Хоул-11" прошел над слиянием Волги и Дона спустя сорок две минуты после завершения атаки, когда ударные группы уже легли на обратный курс. "Страйк Иглы" и "Эрдварки" сделали свое дело, под сброшенными с них бомбами разом рухнуло больше дюжины мостов, автомобильных и железнодорожных, и две могучие реки превратились в почти непреодолимую преграду на пути подходивших с севера подкреплений, свежих частей русской армии, которым теперь было не суждено вступить в бой.

– Русская группировка полностью изолирована, сэр, – доложил офицер из разведки, комментирую фотографии, которые, в прочем, в лишних пояснениях не нуждались. – Все наземные коммуникации перерезаны, а в воздухе безраздельно господствует наша авиация. А без подвоза топлива и боеприпасов много русские не навоюют!

Генерал Камински мог увидеть на снимках многое. Чудовищная картина разрушений, отснятая промчавшимся над Волгодонском спутником, поражала воображение. Четкие квадраты городских кварталов утратили правильные очертания, многие дома, оказавшиеся на пути огромной волны, вырвавшейся из водохранилища, лежали в руинах, погребя под собой сотни или тысячи жителей, случайных жертв этой необъявленной войны. Командующий мог увидеть многое, например, выброшенные на сушу корабли, уничтоженные районы, в одно мгновение сметенные с лица земли, но видел он иное – свою победу, которая теперь стала осязаемой, как никогда прежде.

– Да, хорошая работа, – кивнул командующий Десятой легкой пехотной дивизией. – Передайте нашим пилотам мою личную благодарность. Они сделали все, как надо…

– И дорого заплатили за эту победу. Мы потеряли девятнадцать машин и шесть экипажей, а те пилоты, которым удалось спастись, находятся глубоко в тылу противника, и вывезти их в безопасную зону пока остается серьезной проблемой.

Командующий воздушными силами на южном направлении был сосредоточен и мрачен – не все его подчиненные, прорывавшиеся к целям сквозь плотный огонь зенитных орудий и залпы ракет, смогли разделить торжество генерала Камински. Слишком многие остались там, в степях южной России, на берегах Дона и Волги.

– Ни одна жертва не станет напрасной, – сурово произнес Мэтью Камински. – Их гибель – ключ к нашей победе. Но еще ничего не закончилось, и русские дивизии по-прежнему боеспособны, они по-прежнему наступают, и успеют еще многое, прежде, чем израсходуют свой боекомплект и сожгут все топливо, что еще осталось в их баках. Мы сейчас в шаге от победы, но этот шаг будет самым трудным. Теперь вся наша мощь должна обратиться против русских танков, которые еще очень опасны!

Равновесие было почти восстановлено. Русские на своей земле оказались отрезаны от собственных тылов, и теперь могли надеяться только на самих себя, и надежды эти были весьма иллюзорны. Последнее усилие – и враг будет разгромлен. И генерал Мэтью Камински был намерен пройти до конца по выбранному пути, став победителем.

– Штурмовикам "Тандерболт" и ударным вертолетам – получасовая готовность, – приказал генерал. – Теперь мы сокрушим этих чертовых русских, во имя Бога и Америки!

Генерал Камински опоздал. Вбежавший в платку лейтенант, обведя взглядом собравшихся там старших офицеров, сбиваясь и задыхаясь, произнес:

– Генерал, сэр, срочное донесение с передовой! Генерал Хоуп докладывает – разведывательные подразделения Третьего бронекавалерийского вступили в огневое соприкосновение с русскими силами в восьмидесяти милях севернее Грозного. Наши подразделения понесли потери и перешли к обороне!

– Дьявол! Проклятые русские!

Мэтью Камински криво усмехнулся. Противник все же смог опередить их. Значит, нужно поторопиться, ведь враг, вне всяких сомнений, уже выдыхается, и этот удар – отчаянный бросок смертельно раненого, истекающего кровью зверя. И нужно только добить его.

– Выполняйте приказ, господа, – с каменным спокойствием произнес Камински, заставив придти в себя запаниковавших офицеров. – Русские атакуют, потому что деваться им теперь некогда. Они слабы и рассчитывают только на нашу неуверенность. Но мы сильны, решительны, и мы уничтожим их!

Сомневаться в словах командующего не посмели никто. Решение было принято давно, и теперь поздно было давать задний ход.

Картина, которую увидела Жанна Биноева, могла разве что присниться в страшном сне. Бывший снайпер из отряда Хусейна Шарипова повидала многое, но даже панорама городских боев в Грозном не шла ни в какое сравнение с тем хаосом, в который погрузились улицы Волгодонска.

– Кто же это сделал?

Озираясь девушка всюду видела разрушения. Улицу покрывал полуметровый слой грязной воды, в которой плавали склизкие комки водорослей, так что "автозак" превратился в островок посреди успокаивающегося после яростной бури океана, а дома казались скальными утесами. В десятке метров от "газика" торчали из воды широкие гусеницы "Шилки", которую волна с легкостью перевернула, изо всех сил ударив о стену дома. Скорее всего, именно с самоходкой и столкнулся фургон. А чуть дальше, подмяв под себя пару легковушек, возвышался какой-то баркас, направив в небо обломок единственной мачты. Вырвавшаяся на свободу стихия, плененная руками людей, не щадила никого и ничего, но гнев ее был недолог, и вот уже вода оставляла улицы, уходя в стоки, выталкивая на поверхность многочисленные трупы.

Несколько мгновений Жанна Биноева медлила, не решаясь ступить в колышущуюся муть, которая могла скрывать немало неприятных сюрпризов. И все же девушка решилась, и, заученным движением забросив за спину "калашникова", спрыгнула вниз, приземлившись – приводнившись – на удивление удачно. Только теперь она могла видеть, что стало с "автозаком", и поняла, что никто из ее конвоиров не мог остаться в живых. Кабину грузовика смяло гармошкой, вдвинув блок двигателя до самого сидения, так что водителя и его соседа просто размазало по салону, и можно было только надеяться, что погибли они без лишних мучений.

Осмотревшись по сторонам, Жанна решительно двинулась на юг, предположив, что так скорее покинет пределы города. Сейчас едва ли кому-то было дело до одетой в тюремную робу девушки явно неславянской внешности, тащившую на плече автомат, но вскоре все могло измениться. Оставляя за собой разоренные, разрушенные кварталы, жители которых только начали отходить от шока, сознавая, что все-таки остались живы, Жанна Биноева, осторожно ступая по залитой водой улице, уверенно шла к цели. Внезапная война многим принесла гибель, многим – горе, ей же – свободу, и девушка была готова в полной мере воспользоваться этим подарком судьбы. Пока она не знала, что будет делать потом, куда пойдет, вернется ли в Чечню, чтобы отыскать своих братьев и продолжить мстить. Это было не важно – сейчас Жанна просто наслаждалась свободой, о возвращении которой в какой-то миг уже отчаялась и думать, полностью покорившись воле рока.

Декабрь 2010 – март 2011

Рыбинск