Вечер вне дома

Глава 1

Жизнь может быть чертовски удивительной! Иногда и сам себе не веришь, получая от нее что-нибудь приятное.

Тогда, в Париже, в мае 1945 года, состояние мое было совершенно подавленным. И причину этого можно обозначить одним словом: дамочки!

Парень, назвавший эту аллею «Розовой», обладал чувством юмора, потому что, хотите — верьте, хотите — нет, вонь стоит здесь невероятная. Похоже, что ее жители выбрасывают на улицу все, что не желают держать в своих жилищах. А может, все дело в том, что немцы лишь недавно покинули Париж. Затрудняюсь сказать.

У меня немного кружится голова, потому что один парень сказал мне, что «дюбонэ» пополам с хлебной водкой здорово пьется, и оказался не трепачом. Да, голова явно трещит. К тому же я неравнодушен к той крошке, с которой мы вместе обедали.

Кругом тьма, хоть глаз выколи, но вдали полоска света пробивается из окна на втором этаже. Форс говорил, что, когда в Париже хозяйничали боши, он встречался здесь с парнями из английской разведки. Так что эта забегаловка имеет особую атмосферу. Вам ясно, что я имею в виду.

Добравшись до этой развалины, я заметил проволоку от звонка, свисавшую сбоку от двери. Я дернул за нее, загнал папиросу в угол рта и стал ждать ответа, раздумывая о дамочке, с которой обедал.

Может, я вам уже говорил, ребята, что причиной трех четвертей всех жизненных неприятностей являются бабенки, а остальная четверть происходит из-за денег. На них наплевать. Все, что не связано с женщинами, можно не принимать близко к сердцу. Это всерьез никого не затрагивает.

Прошло минуты две, и дверь отворилась. В проходе горел тусклый свет, а на пороге стоял и таращил на меня глаза высокий, худой, загорелый парень. С иронической складкой губ и симпатичными серыми глазами. Он сразу мне понравился.

— Вы Лемми Кошен? — спросил парень.

— Да-а-а, так говорила моя мать.

— Я Джимми Клив, частный детектив из Нью-Йорка. Может, вам обо мне не говорили?

— Я слышал про вас. Как дела, Джимми?

— Ничего себе. На мой взгляд, после немецкой оккупации жизнь в Париже немного вялая. Не знаю, в чем дело — в спиртном или девочках. Поскольку я не особо увлекаюсь красотками, видимо, расслабляет выпивка. Входите же.

Я вошел в прихожую. Передо мной спиралью поднималась лестница, справа дверь вела в боковую комнату. Все страшно пыльное, если не считать медной ручки с внутренней стороны входной двери. Я пошел за Кливом по лестнице. По дороге он бросил, оглянувшись:

— Здесь ваш приятель. Он с нетерпением ожидает встречи.

— Да? Кто такой?

— Паренек по фамилии Домби. Как я понял, он раньше с вами работал.

— Да. Симпатичный парень, только слишком много говорит. Ну и девочек любит. А тут можно перекусить?

— Найдется. Домби прихватил бутылку, — ответил Клив, открывая дверь.

Мы вошли в небольшую комнату. Пара стульев, низенькая кровать на колесиках, которую на день принято задвигать под большую кровать. У окна стоит нечто, отдаленно напоминающее бар. На нем бутылка, похоже виски. Мне она кажется чуточку подозрительной. Рядом — бокалы и графин с водой.

— Хелло, Домби! — сказал я. — Как дела? Мы не виделись года два. Ты помнишь лондонское дельце?

— Помню, помню, такой-разэтакий. Ты тогда переманил у меня хорошенькую девчонку. Разве это забудешь?

— Послушай, я никогда ни у кого не уводил девочек. Уверяю, она покинула тебя по собственному желанию. Но я понимаю, что тебе это не понравилось.

— Вот еще, стал бы я переживать из-за бабенки. Самое трудное — от них отвязаться. Ну, а во мне что-то есть. Парижские девочки, похоже, это сразу поняли. Во всяком случае, у меня сложилось такое мнение.

— В тебе что-то есть? Послушайте, Джимми, этого типа! Этого невозможного воображалу! В нем что-то есть? В нем, видите ли, есть обаяние!

— Особенно сейчас, когда его щеку раздуло от флюса, — фыркнул Джимми.

— Ладно-ладно, ребята. О’кей. Это вы просто завидуете, — петушился Домби. — Я знаю, что Джимми приглянулась моя девочка. Вы дождетесь ее прихода. Она от меня без ума, совсем ошалела.

— Она, должно быть, потрясающая, — заметил я.

— Она и есть потрясающая, — подтвердил Домби. — Говорю вам — эта крошка умница. У нее есть шестое чувство.

— Послушайте его! — воскликнул я. — У нее шестое чувство, потому что к нему прилипла.

— Постойте вы, петухи, мы же здесь собрались по делу, — заметил Клив.

— Да? Что за дело? — спросил я.

Вообще-то, я представлял, какого рода дело могло привести Клива, хорошего частного детектива и красивого парня, в Париж.

Домби потряс бутылку и подвинул ее ко мне вместе с бокалом.

— Послушай, Лемми, все говорят, что ты умеешь держать нос по ветру. Но сейчас ты, кажется, не в милости у начальства, — сказал Домби.

— Да ну! Не собираешься ли ты лишить меня сна? Что я натворил?

— Мне думается, снова все дело в девочках. В последнем деле, которым ты занимался, была закавыка. Кто-то донес генералу Флешу, что ты слегка увлекся одной горячей особой по имени Марселина, той самой, какую они подбили. Вот ему и пришло в голову, что ты распустил язык: кое-что тогда стало известным.

— Уж не знаю, кто занимался доносами, но это законченный брехун. Я умею обхаживать красоток, не распуская языка.

Ясно. Надеюсь, ты сумеешь его в этом убедить. Понимаешь, генерал вбил себе в голову, что кто-то слишком много откровенничает, и он убежден, что это ты.

— Подумайте только! — воскликнул я и подлил себе виски.

— Особенно не переживайте Лемми, — успокоил меня Клив. — От девчонок вечные неприятности, верно. Но меня сюда вызвали из Нью-Йорка потому, что шефу показалось, будто я кое-что знаю. Вот он и отозвал меня из агентства и прямиком направил сюда. Задал кучу вопросов, так что пришлось выложить все, что я знал.

— Все это прекрасно, — проворчал я, — но хотелось бы мне знать, какая сволочь наплела ему, будто я распускаю язык с девчонками?

Домби пожал плечами. На минуту воцарилось молчание, потом Клив заявил:

На это я могу ответить. Она, та самая крошка Марселина.

Я промолчал, переваривая информацию. Потом выдавил из себя:

— Неужели так оно и было?

— Да, Лемми. Я ничего не выдумал. Когда ее стали допрашивать, она не сумела оправдаться и, прицепив вам эту медаль, надеялась облегчить свою участь. Наверно, у Марселины богатое воображение, но теперь основное заставить шефа этому не поверить. Еще один момент. Вы помните парня, который вместе с вами работал по этому делу?

— Вы имеете в виду Риббона из Федерального бюро, из Коннектикута? Хороший парень, и ему все известно.

— Я тоже так подумал и решил, что вы захотите повидать его до встречи с шефом. Для порядка, что ли.

— Это очень благородно с вашей стороны, Джимми. Когда я должен отправиться к шефу?

— Вроде бы сегодня часов в десять вечера, — ответил Домби. — Он так раскипятился по этому поводу потому, что тут есть и другие закавыки. Понимаешь, Лемми, уж слишком все много болтают. Секретные данные известны повсюду: в Париже, Лондоне. Уверяют даже, что кто-то раскопал показания Арихеима и что Джеррис знал, где и когда будут высажены британские части.

— Может, шеф воображает, будто я и это разболтал?

— Ерунда! — фыркнул Домби. — С твоим послужным списком! Не переживай, Лемми. По-моему, он считает, что ты чуточку излишне откровенничаешь с дамочками. А почему бы и нет? Если ты считаешь, что она предана тебе душой и телом? Откуда ты можешь знать, что она работает на другую сторону?

— Я никогда не говорю о служебных делах с любовницами.

Домби вздохнул.

— Хотелось бы и мне сказать то же самое о себе. Конечно, ни о чем серьезном я с ними не рассуждаю, но все же наша болтовня когда-нибудь доставит мне массу неприятностей.

Я еще раз хлебнул виски и обратился к Кливу:

— О’кей, значит, в десять я буду у босса. Но, пожалуй и правда, сначала стоит поговорить с Риббоном. Вы сказали, что о чем-то с ним договорились?

— Да, — ответил он. — Парень ходит тут в одну забегаловку, нечто вроде бара, возле Плас Пигаль, его держит Леон. Риббон собирался быть там около девяти вечера. Сейчас без четверти. Думаю, что вы успеете туда заскочить и поговорить с ним, прежде чем ехать к Старику.

— О’кей, я пошел. Ладно, позже увидимся.

— Надеюсь, что скоро, Лемми, — сказал Домби.

— Увидимся сегодня же вечером, — добавил Клив. — Мне думается, Старик что-то ему преподнесет.

Я встал, спустился по лестнице и вышел на улицу Роз.

«Какого черта!» — думал я со злостью, шагая к Плас Пигаль. Я вовсе не спешу увидеться с Риббоном и еще меньше горю желанием предстать пред ясными очами своего начальника. Так что чем больше я проболтаюсь на улице, тем дольше не будет неприятных разговоров. Во всяком случае, Риббон может подождать моего прихода!

Я шел медленно, внимательно рассматривая парижские улицы, сравнивая их с Парижем 1936 и 1939 годов. Я приезжал сюда расследовать кое-какие дела, и тогда все шло прекрасно. Похоже, в 1939 году город мне нравился больше.

Из головы не выходила крошка. Умная девчонка, ничего не скажешь! Маленькое хитрое создание, она с нежной улыбкой могла подмешать в питье яд. Я бы отдал двухмесячную зарплату, чтобы узнать, что эта лиса наговорила шефу и сколько в этом было правды. Может, я и на самом деле о чем-то болтал, хотя следовало помалкивать в тряпочку. И в данный момент мне не хотелось ломать себе голову над тем, была ли важной разглашенная мною информация.

Нет, сэр, сейчас я не желаю рассуждать на эту тему…

Вам следует понять, что для службы «Г» не набирают ангелочков из армии в Париже. Уж поверьте мне. В доброе старое время, когда я был среди передовых ребят из Федерального бюро и вот-вот должен был стать полевым агентом, дела шли отменно. Может быть, я сам не понимал, как здорово мне жилось. Теперь, когда небольшая горсточка несчастных работает здесь при армейской разведке и секретной службе, все носятся с видом занятых, секретничают и говорят шепотом с таким видом, будто от них зависит благополучие всего мира.

Но все же мне хотелось разузнать, что натрепала малютка Марселина…

Моя старушка мама прекрасно разбиралась в дамочках, может быть, потому, что сама не относилась к их числу, и часто говорила мне, что человек, который вечно возится с особами слабого пола, не должен даже приближаться к службе «Г». Возможно, она была права, а может быть, и нет, но сейчас я сидел на мели. Невольно начинал думать, не переоценил ли я свои силы с этой Марселиной? Похоже, что девчонка была сообразительней, чем я воображал!

В дальнем конце улицы виднелся свет. Я двинулся туда, к забегаловке с названием «Вилли», одному из многих злачных местечек.

Бар, несколько девиц, огромное число бутылок, расставленных по всему помещению. Спиртное чертовски дорогое, так что парню приходится выложить чуть ли не 4 миллиона франков, чтобы быть хоть немного навеселе. А коли ты пьешь дешевую дрянь, то, опуская стакан на стол, даже замираешь и пытаешься сообразить, не огрел ли тебя кто-нибудь по башке или не обрушил ли Гитлер на твою голову фауст-патрон.

Я нагнулся над стойкой и подал знак Вилли, что мне нужен «бренди», и из соответствующей бутылки. Оглянувшись, я заметил, что парень, сосредоточенно читавший номер боевика «Мое сердце замерло», заинтересовался особой мистера Лемюэля Кошена, специального агента ФБР, сейчас переданного Генеральному штабу при секретной службе армии США в Париже. Похоже, парень с удовольствием станет моим собеседником, надеясь кое-что выведать за столиком, уставленным батареей бутылок.

Но самым неожиданным ударом по моим нервам оказалась моя старая приятельница Джуанелла Риллуотер, которая сидела на другом конце стойки. Она казалась только что сошедшей с картинки модного журнала. Джуанелла замужем за Ларви Риллуотером, считающимся одним из величайших хвастунов в США. Его вечно преследуют все полицейские Америки, но они напрасно тратят время, так как мистера Риллуотера не возьмешь голыми руками.

Уверяю вас, ребята, вид этой крошки заставил учащенно забиться мое сердце. Во-первых, из-за ее внешности, ну а о второй причине я расскажу вам через пару минут.

Эта Джуанелла — лакомый кусочек. В ней всего в меру, все такое кругленькое и мягкое, никаких излишеств, но и сухой ее не назовешь. У нее темно-рыжие волосы, такие, что невольно начинаешь думать, что их создал лучший в мире красильщик. Ее глаза зеленые, а фигура гибкая и тонкая. Лучших слов не подобрать. И в ней хоть отбавляй того, что знатные дамы ценят дороже жемчугов и злата, — я говорю про очарование. Когда наши писаки изобрели слово «сексапил», думается, что они имели в виду Джуанеллу. Господь Бог наделил ее двойной дозой этого качества.

На ней были ярко-зеленый бархатный джемпер и юбочка, словно созданные для нее, пышная крепдешиновая блузка цвета чайной розы, нарядная шляпка, кокетливо надвинутая вперед, а на ножках бронзовые туфельки на высоченных каблуках. Ручаюсь, что она может с первого взгляда сразить любого мужчину и он пойдет за ней, как покорная овечка, куда бы она его ни повела. Готов держать пари на последнюю рубашку. Только ей не всякий придется по вкусу.

Вторая причина, почему меня заинтересовало присутствие Джуанеллы в Париже, заключалась в том, что Джимми Клив, тот самый частный детектив, с кем я недавно разговаривал, наложил лапу на Ларви Риллуотера из-за дельца с банковским сейфом в Иллинойсе за 18 месяцев до войны.

И я моментально сообразил, в чем состоит причина беспокойства сыночка миссис Кошен, именуемого Лемми.

Поймите, ребята, что я один из тех поэтически настроенных парней, которые всегда ищут прекрасное. Уж такая у меня натура. Может быть, вы слышали про мудреца Конфуция, замечательного малого, у которого наготове умные советы на все случаи жизни, поскольку он не просидел всю жизнь на печи, а знал почем фунт лиха. Так вот, он подытожил всю человеческую мудрость в одной простой фразе: «Женская красота подобна аллигатору, притаившемуся в бурной воде». Как раз в тот момент, когда венец создания вообразил, что он способен совершить великие дела, стоит какой-либо смазливой бабенке поласковей на него взглянуть — и все его благие помыслы полетели к дьяволу. А через пару часов он плетется домой в предвкушении здоровой головомойки от его дражайшей половины. И у него, ребята, колени дрожат от страха. «Лучше, — продолжает Конфуций, — лучше разозлить спящего тарантула, чем дать ложный ответ в присутствии соблазнительной блондинки, получившей медаль за образцовое поведение от Генриха Восьмого за то, что знала все правильные ответы и сумела представить бесспорное доказательство своего добродетельного поведения, хотя монарх лично заставал ее в буфетной наедине с графом Джестером не менее четырех раз. Но он все же сменил гнев на милость, когда палач уже точил топор».

Я не зря подумал о предостережениях мудреца Конфуция, ребята, потому что всем и каждому ясно, что в тот момент для меня самым неподходящим делом было завести шуры-муры с какой-нибудь бабенкой. Но жизнь полна неожиданностей. Тебе не хочется упустить то, чего у тебя никогда не было… черт побери, очень не хочется.

Понимаете, «безопасные» девчонки никогда не бывают красивыми. Это, может, и хорошо для парня, который ищет надежности. Но надежная девчонка, как правило, скучная и пресная. Писатели именуют их губы «полными», так как джентльменские чувства не позволяют им прямо написать, что их рот похож на пасть акулы. Надежная девчонка для тебя не опасна, это верно, зато ее коленки напоминают печные трубы, а фигура такая, что тебе охота убежать или же самому взять кусок картона и клей и смастерить для нее фальшивый бюст. Надежная девчонка прекрасно справляется с самой ответственной работой, она будет занимать свой пост, пока ее зубы не пожелтеют от старости. Надежная девчонка воображает себя привлекательной, но ей настолько не хватает серого мозгового вещества, что она думает, будто мушкетон, именуемый у нас «бландербасом» — «слепым автобусом», — это машина, доставляющая старых девиц в родильный дом.

Таковы все безопасные, надежные девчонки.

А если женщина красива, ей приходится всегда быть начеку, хотя бы ради самозащиты. Парни все время охотятся за такой дамочкой, пытаясь использовать ее в своих интересах. Кроме того, ей нужно развивать свою находчивость, чтобы суметь в нужный момент ответить интересному парню, где, скажем, находится ближайшая трамвайная остановка.

Я припоминаю одну красотку из Ошкоша, где на всех женщин приятно посмотреть, а мужчины держатся в строгих рамках. Она была потрясающе красивой. Ну и потом голова тоже не мякиной набита, хорошо варила. Идет она однажды по главной улице, а навстречу ей один из тех образцово-показательных парней, про которых мы читаем в книжках.

— Эсмеральда, — сказал он ей, — мне не нравится ваш образ жизни. Все мужчины в этом паршивом городишке от вас без ума. Вчера ночью я думал про вас и молился за ваше спасение.

На что она ему ответила с достоинством, опустив, как полагается, глаза:

— Зачем же это было делать, дружище? Чего ради за меня молиться, когда в телефонной книжке имеется мой номер? Почему вы мне не позвонили?

После чего этот праведник заказал себе четыре двойных виски, ушел в моряки, и в последний раз, когда его видели, он надраивал свой пулемет.

А если вам не ясна мораль рассказанной мной истории, то, по-моему, вам нужно обратиться к какому-нибудь знахарю.

Однако все это отвлекло нас немного в сторону. Возвращаясь к миссис Джуанелле, я должен сообщить, что в настоящее время ее муженек Ларви спокойненько сидит в федеральной тюрьме США и, вероятно, Джуанелла решила, что ей нужно ковать железо пока горячо, с помощью ей одной известных средств и приемов. Вот она и примчалась в Париж поискать себе чего-либо стоящего.

Я подумал, что сейчас можно на минуту забыть об этой крошке и отправиться к Риббону. Но тотчас отогнал столь дикую мысль, подошел к Джуанелле, встал сзади нее и сказал:

— Ну и ну, провалиться мне на этом месте, если это не украшение рода человеческого, сама очаровательная Джуанелла! И как у нас дела, девочка?

Она быстро повернулась на высоком табурете, словно ее ужалила оса, и посмотрела на меня своими зелеными глазами. Потом покраснела, побледнела, даже посинела и пробормотала:

Чтоб я пропала, если это не единственный парень, которого я хотела бы заполучить! Лемми, ты ли это?

Она улыбнулась мне, потом сделала очаровательную гримаску и показала свои белые зубки.

— Лемми, — продолжала она, — пусть меня засахарят, заморозят и продадут для украшения свадебного торта, если я не счастлива тебя видеть. Ты — радость моих очей, я тебя дьявольски люблю.

Я ей подмигнул. Такие слова в ходу у Джуанеллы. Она их говорит всем и каждому. Правда, когда-то она по мне немного сохла, так что в ее словах могла быть и частица правды.

— Это замечательно, — ответил я. — Ни разу я не получал такого удовольствия с тех пор, как мной однажды выстрелили из пушки в цирке. Давай поговорим, сокровище. Расскажи мне, чем ты занимаешься в этом городе счастья и горя, одетая, как кинозвезда, и прекрасная, как миллион долларов? Как поживает твой супруг Ларви, если он еще твой?

Она бросила на меня долгий понимающий взгляд и проговорила нечто вроде следующего:

— Все такой же, прежний мистер Кошен. Если бы ты мне так не нравился, я бы обозвала тебя мерзавцем, потому что ты прекрасно знаешь, что мой супруг, как ты его назвал, а иначе Ларви — эксперт по взлому сейфов, «медвежатник» высшего класса, в настоящее время постоянно находится в одной из камер Алькатраса. А ты не думаешь угостить меня, мистер Кошен? Или я могу называть тебя просто Лемми?

Пришлось снова обратиться к Вилли, и после недолгих переговоров мы получили два настоящих коктейля, перенесли их на столик в углу и уселись визави, внимательно разглядывая друг друга.

Я подмигнул ей. Для меня это было равнозначно первым разведывательным ударам боксера.

Она отхлебнула из бокала и провела розовым язычком по губам.

Потрясающий вкус. Но ты всегда любил самые лучшие напитки, не правда ли, Лемми? Чуточку разборчивый, верно? Вся, беда в том, что ты так и не решился остановить на мне свой выбор, а?

Пустяки, Джуанелла. «Пока живу — надеюсь», — сказал какой-то римский мудрец. — Может быть, когда ты станешь дамой с серебряными волосами и лицом, изборожденным морщинами, как карта Северо-Атлантического побережья, я приду к тебе, возьму за руку и открою секреты всей своей жизни.

— Да? Иди к дьяволу. Если дело дойдет до того, что ты рассказываешь, я сама подложу под себя динамит и взлечу на небо. Нет, я не собираюсь жить старухой. Благодарю, лучше отцвести и погибнуть, пока в тебе кое-что осталось.

Я достал пару сигарет для нас обоих.

— Знаешь, Джуанелла, — начал я, — здесь я вовсе не так хорошо обеспечен, как некоторые воображают. Про нас, парней из «Г», болтают черт знает что. Работать в армейской разведке совсем не легкое дело. А кроме того, я допустил одну промашку, позволил обвести себя вокруг пальца, как самый паршивый простак!

Она подняла ресницы.

— Не надо лгать, Лемми! Только не ты. Кто угодно, но не ты. Не хочешь ли ты уверить меня, что Лемюэль X. Кошен, гордость ФБР, безупречный работник, на этот раз забыл о необходимой осторожности, потерял какой-то документ или допустил иную ошибку. Нет, нет, я этому не поверю.

— Хотелось бы мне, чтобы ты оказалась права, Джуанелла, но от фактов никуда не денешься. Я свалял дурака. Будучи на работе, я немного распустил язык перед одной дамочкой. Я не рассказывал ей ничего важного, но она могла пораскинуть умом и кое о чем догадаться. А теперь меня собираются проутюжить за болтливость, хотя я и не очень виноват.

— Это плохо, Лемми.

Она посмотрела на меня, и в ее глазах появилось нечто, похожее на слезы.

— Уж если существует на свете парень, у которого действительно чистые руки и спокойная душа, то это ты, Лемми. А не хотел бы ты, чтобы я вонзила ноготки в эту самую дамочку? Пожалуй, я кое-что сумею сделать. А что собираются сделать с тобой, Лемми?

Я пожал плечами.

— Я не очень переживаю, Джуанелла. Какой от этого прок? Все равно от меня ничего не зависит. Но ты-то чего здесь делаешь? Как устроилась? В наши дни чертовски трудно вырваться из США и получить разрешение на въезд в Париж. Особенно для дамы, мужа которой сцапали за ворот. Как все получилось?

Она посмотрела на кончик своей сигареты.

— Ладно, расскажу тебе, Лемми. Может, ты знаешь имя того парня, который застукал Ларви? Его зовут Кливом, Джимми Кливом. Частный детектив, работавший в иллинойском отделении полиции. Его как бы им одолжили на время войны. Ну так вот, Клив наложил на Ларви руку, но сделал это по-честному.

— Он парень что надо, — вмешался я. — Мы с ним знакомы.

Но я не стал ей говорить, что Клив сейчас в Париже, потому что дамочкам лучше слишком много не рассказывать.

— О’кей, — продолжала она. — Когда Ларви упекли, я просто растерялась. Понимаешь, я всегда его любила, хотя не сходила по нему с ума, как по некоторым.

Тут она бросила на меня обжигающий взгляд.

— Одним словом, мне было жалко Ларви. Я его оплакивала и совсем было опустила руки, но потом все же сообразила, что слезами горю не поможешь. Пора мне приняться за дело и выудить себе карася пожирнее. И тогда я разыскала того самого Клива, и он мне сказал, что может устроить меня в отделение по доставке товаров, или как это называется? Министерство поставок? Так вот, он может меня устроить, хотя моя репутация не совсем безупречна.

Она вздохнула.

— Нужда заставила меня ухватиться хоть за такую возможность. Я взяла себя в руки, но тут случилась одна история. Старая мисс Фейл, тетка Ларви из Саратоги, которая все старалась наставить его на путь истинный и подыскать «приличное» занятие, вроде экспедитора в какой-нибудь дутой компании, так вот, она умерла и оставила мне несколько тысчонок. Не очень много, но достаточно, чтобы девчонка могла сделать себе завивку и справить пару приличных платьев. Потому что, дорогой, «встречают по одежке». Это всем известно. И вот я приехала сюда и даже ухитрилась встретиться с тобой.

Я поглядел на часы. Половина десятого. Пора все же попытаться отыскать Риббона и выведать у него все, что он знает.

— Послушай, Джуанелла, мне надо идти. Но я хочу как-нибудь с тобой еще увидеться. Может, договоримся вместе пообедать?

— Конечно, Лемми. Лучшего и не придумаешь. Я живу в отеле «Сент-Денис». Вот тебе мой номер телефона.

Позвони, и, чем бы я ни была занята в этот вечер, я все пошлю для тебя к черту. Так я к тебе отношусь, мой миленький!

Я подмигнул.

— Ох и умеешь ты крутить парням мозги, Джуанелла. Тебе выступать бы на сцене. Я позвоню, как только улажу свои дела.

— О’кей, Лемми… и будь осторожнее. Ты слишком хорош, чтобы иметь неприятности. А я здесь еще немного поболтаюсь и, возможно, выпью второй коктейль.

Я сказал ей «пока» и ушел. На улице я подумал, что парень, заметивший, что «мир тесен», не нуждался ни в чьих советах — котелок у него варил.

Я шел по улице вверх к Хиллу, думая о том о сем. Вдруг стало так холодно, что даже малыш в теплых рейтузах мог вообразить, что его посадили на айсберг. А возможно, мне это показалось. Я вбил себе в башку, что впереди у меня куча неприятностей.

Но стоило ли нервничать? Честно говоря, я столько пережил за эти годы всяких неприятностей, что одной больше, одной меньше — какая разница для старшего сына уважаемой миссис Кошен? Да, сэр, чего только со мной не бывало, а когда обстановка становилась слишком жаркой, я всегда вспоминал одного француза, который сказал, что большая часть вещей, которых он опасался, в итоге так и не произошла. Этот парень определенно понимал почем фунт лиха.

Я вам, ребята, уже говорил про этого китайского Конфуция. Конфуций — тот человек, к которому я обращаюсь во всех трудных случаях, потому что он большую часть своего времени потратил на изречение разных умных вещей. Например, он однажды сказал, что на свете существует три рода неприятностей: из-за дамочек, денег и болезней. Но тут он дал маху.

Потому что если у парня неприятности из-за девчонок, то две другие приложатся. Я еще не встречал такого малого, чтобы он переживал из-за какой-либо девчонки, одновременно не считал бы последние деньги и не чувствовал себя полутрупом. А четвертую неприятность Конфуций вообще упустил из виду. А таковая бывает, если у тебя нет первых трех. Пошевелите-ка мозгами. Если у парня нет девчонки, из-за которой стоит расстраиваться, если у него полны карманы денег, а тратить их не на кого, и к тому же он здоров как бык и переживать нет причин, тогда этот парень просто псих и недотепа, которому место в сумасшедшем доме. Скажите мне, чего ради он коптит небо?

Через 15 минут я дошел до клуба «Леон». Клуб стоит в паршивом переулке недалеко от Рю Клиши. В действительности это никакой не клуб. На первом этаже нечто вроде бистро с небольшим отсеком для танцев.

По понедельникам, средам и субботам на возвышении сидит пара ребят, именуемых русскими, и наяривает что-то на балалайках. В остальные дни они играют на цитрах, но особой разницы я не замечал: шум стоял одинаковый. Думаю, что, если бы этих парней услышали в России, они получили бы по шее. Я наслушался музыки в разных местах, где только можно промочить горло и перемигнуться с девчонками, но такой мерзкой игры нигде не слышал. Как будто из тебя кишки вытягивают.

Если не считать этого, то «Леон» — обычное злачное место.

Я вошел. После холодного вечернего воздуха в помещении казалось жарко. От табачного дыма ничего не видно. Русские, как всегда, бренчат на своих балалайках. Тут и барышники, тут и спекулянты, и дамочки, обрабатывающие парней. Со всех сторон доносится гул голосов.

Я пошел к стойке в конце комнаты. За ней стоял Леон, в углу его рта торчала тоненькая испанская папироска.

— Ну как дела?

— Не скажу, что все в порядке, — подмигнул он мне. — Вы, наверно, ожидали, что я отвечу: все чертовски хорошо?

— Может быть, вы и правы. С каждым должно что-то случиться. Взять хотя бы этого выродка Гитлера. И ему тоже досталось на орехи. Послушайте, вы не видели мистера Риббона?

Он кивнул, достал грязную тряпку и начал старательно вытирать стойку, потом процедил сквозь зубы:

— Он в комнате на втором этаже. Пройдите через бар. Дверь в конце коридора и наверх.

Я поблагодарил, прошел через бар, через маленький танцевальный зал с противоположной стороны и вдоль всего коридора. Там, в темноте, какой-то вояка целовал французскую девчонку с таким неистовством, словно ему осталось прожить последнюю ночь на этом свете. Я протиснулся мимо них, разыскал дверь в конце коридора и поднялся по узкой лестнице. Мне показалось, будто в ней миллион ступенек. Видимо Риббону нравится спать поближе к звездам. А может, и на него напало романтическое настроение, как однажды было у меня, когда я прилип к одной юбчонке.

Потому что, ребята, по натуре своей я человек поэтичный и нежный. Уж не помню, говорил ли я вам об этом. Большую часть жизни я провел, болтаясь по всему свету в поисках приключений, бывалых ребят и вообще экзотики. Но всегда в свободные минуты я начинал думать возвышенным образом о красоте вообще. И я из тех, кто тотчас пытается осуществить свои мысли на практике. А почему бы и нет? И как бы вы поступили на моем месте?

Только я понял, что поэтические мысли о женских ножках и всем прочем комплекте приносят мне гораздо больше неприятностей, чем добрая перебранка с любым забиякой.

Может быть, из этого можно сделать правильный вывод. Если да, то пользуйтесь, я парень не жадный.

Взбежав по двум маршам, я остановился на площадке и перевел дыхание. Последний марш лестницы сужался и поворачивал налево. Деревянные, выщербленные ступеньки даже не покрыты дорожкой. Мои шаги звучали необычно гулко. На лестнице было темно как у негра в желудке, так что пришлось пробираться ощупью, держась за перила. На полпути я наступил на что-то мягкое — наверное, кто-то уронил носовой платок.

Добравшись до самого верха, я чиркнул зажигалкой и огляделся. Передо мной была дверь. Я ее открыл и вошел в комнату. Вижу: спальня, никого в ней нет. На каминной полке стоит свеча. Я подошел и зажег ее. Чего ради Риббон содержал такую дыру? Для свиданий, что ли?

Недоумевая, я огляделся. В одном углу кровать, пара стульев, комод с зеркалом и письменный стол. На столе промокашки, пачка почтовой бумаги и конверты. Одна промокашка сложена пополам и лежит поверх листка бумаги, словно кто-то хотел написать записку. Я подумал, не хотел ли Риббон заняться этим делом, но ему помешали и он вышел из комнаты. Тут у меня появилась одна мысль.

Я взял свечу и стал спускаться. Вы помните, я говорил, что наступил на лестнице на что-то мягкое, вроде носового платка. Ну так вот, я ошибся: это был рукав пиджака Риббона. Парень лежал головой вниз, прижатый к перилам. Я присмотрелся. Он был мертв, как египетская мумия в провинциальном музее. Я поставил свечку на ступеньку и сунул руку ему за пазуху. Он еще не успел остыть.

Я достал сигарету и прикурил от свечи. Прислонившись к стене, я разглядывал мертвеца. Поднес к его голове свечку и заметил в правом ухе какую-то желтую жидкость.

«А ведь дело-то дрянь!» — думал я, стоя над ним.

В комнате Риббона затрещал телефон.

Я поднялся, перешагивая через две ступеньки. Подбежал к маленькому столику и схватил трубку: «Хелло?»

— Это вы, Риббон? — спросил какой-то тип.

— Да, чем могу служить и кто вы такой?

— Говорит Джимми Клив. Кошен у вас? Если да, пусть возьмет трубку.

— Послушайте, Джимми, это Кошен.

— Вот как? Кажется, вы сказали, что это Риббон.

— Я так и сказал, хотел узнать, кто ему звонит. Надеялся что-нибудь выяснить. Тут дела пахнут керосином.

— Что вы имеете в виду? Шеф рвет и мечет, потому что вы до сих пор не явились. Он приказал мне вас раздобыть. Уже одиннадцатый час. Что там с вами стряслось?

— Послушайте, передайте Старику, что, кажется, произошло нечто серьезное. Могут быть важные последствия, ясно? Сами садитесь в джип и поскорее приезжайте в клуб. Машину оставьте в конце-улицы, потопайте пешком. Чтобы все было шито-крыто, понятно?

— О’кей, Лемми, договорились. Сейчас выезжаю.

— Огромное спасибо, Джимми.

Я положил трубку, взял свечу, спустился по лестнице и снова принялся осматривать Риббона. Он лежал, как я ранее описывал, головой вниз, прижавшись к перилам. Его левая рука была подвернута, но кончики пальцев высовывались наружу. В них сжат какой-то предмет. Я разглядел авторучку, с которой даже не снят колпачок.

Я взял носовой платок и вынул ручку из пальцев Риббона. Это французское вечное перо, которое можно купить на черном рынке. Потом ощупал жилетный карман и нашел в нем пятисантиметровый карандаш. Положив этот огрызок назад, я застегнул ему среднюю пуговицу. Потом сел на ступеньку и стал ждать приезда Клива.

Таковы дела!

Закурив новую сигарету, я стал думать, что же тут произошло. Кажется, будто в этом деле нет смысла. Но такова жизнь. Если бы происходили только разумные вещи, жить было бы гораздо проще, как заметила одна дамочка, когда ее дружок ушел к блондинке. Я перестал ломать себе без толку голову и решил отдохнуть.

Минут через десять появился Клив. Он поднялся по лестнице, легко и бесшумно перешагивая через две ступеньки. Я наблюдал за ним сверху, как ловко и красиво проходил он по освещенному нижнему маршу. Привлекательная личность!

Мне нравилась его физиономия, его манеры выражаться, да и многое другое. Возможно, он об этом догадывался.

Клив вышел из-за поворота лестницы и буквально замер на месте, увидев меня на ступеньке со свечой в руке и Риббона, с которого хоть пиши картину «Ребенок, заснувший в лесу».

— Господи Иисусе Христе! Что тебе известно об этой истории? — спросил Клив.

— Ровным счетом ничего, Джимми. Я надеялся, что ты меня просветишь.

— Послушай, Лемми, что стряслось?

Он стоял, опершись рукой о стенку, и глазел на мертвого Риббона.

— Ты знаешь столько же, сколько я. Я пришел сюда минут 15 назад, за пару минут до твоего звонка. Внизу видел Леона, тот мне сказал, что Риббон наверху, в своей комнате. Я поднялся в полной темноте и не заметил его на ступеньках. Даже наступил на его пиджак и прошел мимо. Решил, что кто-то обронил платок. Потом вошел в комнату и убедился, что в ней никого нет. А тут ты позвонил.

Он кивнул.

— Скверная история. Мне она совсем не нравится. Ты осмотрел комнату?

— Да. На столе лежат бумага, конверты и промокашки, словно он собирался писать письмо.

— Да. Этот Риббон вечно писал письма кому-нибудь.

Клив взглянул на верхнюю площадку и заметил:

— Понимаешь, с этой лестницы ничего не стоит свалиться вниз… в такой темноте.

— Такова твоя теория?

— А почему бы и нет? Послушай, на столе была ручка и чернила или только одна бумага?

— Ни ручки, ни чернил. Просто бумага, ну и конверты, да еще промокашки.

Клив кивнул.

— Вот-вот. Понял. Парень тебя дожидался и решил написать письмецо или сделать какие-то заметки, но вдруг увидел, что у него нет ручки и чернил. Ясно? Он побежал с лестницы, чтобы попросить их у Леона. Но упал и сломал себе шею. Вот как оно было.

— Да? Не проходит, Джимми!

— Что ты хочешь сказать?

— Взгляни на его правое ухо.

Я поднял повыше свечу. Он наклонился и посмотрел.

— Ну и что? — спросил он. — В ухе у него что-то вроде желтого воска.

— Это не воск. У него проломлено основание черепа. Он и не думал ломать свою шею. Кто-то ударил его сзади мешком с песком.

— Что? На этих ступеньках? По-твоему, его кто-то поджидал на лестнице, а когда он проходил мимо, ударил? Но это же бессмыслица, Лемми!

— Я тоже не вижу в этом никакого смысла. Только его никто не ждал на лестнице. Послушай, Джимми, я представляю себе это таким образом. Риббон сидел за столом и собирался писать письма. О’кей. Кто-то в темноте неслышно поднялся по лестнице. Дверь открыта, потому что Риббон ждал меня. Человек входит в комнату и сильно ударяет его сзади по затылку. У Риббона для этого была подходящая поза. Потом его стащили вниз и пристроили на ступеньках возле перил с тем, чтобы кто-то…

Я подмигнул Джимми.

— …вроде тебя решил, что он упал с лестницы и свернул себе шею.

— Ну, может быть, ты и прав. У тебя курево найдется?

Я дал ему сигарету. Он закурил, снова оперся о стенку и о чем-то крепко задумался. Через несколько минут он спросил:

— Что ты скажешь на это? Я рассуждаю так: ему надо было написать письмо, но у него не оказалось чернил. Тогда он встал и побежал вниз по лестнице попросить карандаш или что-то еще у Леона. Сбегая, он поскользнулся и сломал себе шею. Этой теории я и намерен придерживаться! А что касается желтой жидкости и перелома основания черепа, о’кей, пусть так. Если мы сейчас отправим его в морг и доложим начальству, как все произошло, никто не станет переживать и все будет о’кей.

— Все будет в наилучшем виде, разумеется. Но зачем это нужно? Ведь кто-то прикончил Риббона?

Джимми рассердился.

— Господи, Лемми, у тебя совсем не варит котелок. Послушай, тебе сегодня вечером приказано явиться к шефу. Ты должен дать ему объяснение, как могло случиться, что ты распустил язык с красоткой Марсели-ной. Он не в восторге от твоего поведения.

— Это мне известно. Ну так что?

— А вот что! С кем разговаривала Марселина? Кто ее допрашивал, когда ее задержали? Кто сумел ее расколоть и выудить сведения о тебе? Не Риббон ли часом?

— Да, вероятно, он.

— Ладно. Значит, Риббон — тот парень, с которым она говорила. Он знал все, что ты ей наболтал. О’кей. Далее, ты являешься сюда повидаться с ним. Вы вдвоем должны были предстать перед шеформ. Я звонил по телефону, хотел узнать, что случилось и почему вы до сих пор не явились. Ты здесь, а он убит, пристукнут. Согласись, для тебя картина не из приятных. Не так ли?

— Хочешь сказать, что я пристукнул Риббона, потому что он имел кое-что против меня?

— Не исключено, у шефа возникнет такая мысль. Может быть, найдутся люди, не очень благожелательно относящиеся к тебе. Они могут ухватиться за подобную мысль. В конце концов, если допустить, что ты действительно растрепал Марселине нечто важное, например, подсказал малютке, как ей спасти свою шкуру, а Риббон взял ее в работу и она все ему выложила, то для тебя было бы не очень приятно, если бы он раскрыл рот перед шефом.

— Верно. Но ты забыл одну вещь. Ведь Марселина все еще у нас. Если подозревают, что я столько натрепал этой крошке, то она может рассказать нам об этом так же, как Риббону. Раз она стала откровенничать с ним, то не станет особенно скрытничать с другими. Так что поедем к шефу, доложим об обстановке, а потом я потолкую с Марселиной и выясню, где правда, а где брехня. Мне не терпится потрясти эту крошку!

— Если бы ты, Лемми, мог сделать это, было бы замечательно, но ничего не выйдет.

— Почему?

— Потому что Марселины уже у нас нет. Ты ведь знаешь, что ее поместили в четырнадцатое отделение французской тюрьмы. О’кей. Примерно с час назад туда явился какой-то тип с поддельными документами от шефа и освободил ее. Дошло?

— Да.

— О’кей. Ну а минут двадцать назад ее нашли в подвале одного дома на Рю Захари. Ее убили двумя выстрелами и подбросили туда. Дошло и это?

— Дошло, парень.

— А теперь ты поскачешь к шефу и доложишь ему, что кто-то ухлопал Риббона. Может, он и промолчит, но непременно что-то заподозрит, верно? И для тебя это будет не очень хорошо.

Я немного задумался, потом согласился, что Джимми совершенно прав. Указав пальцем на Риббона, я заметил:

— Если его действительно порешили, то дела мистера Кошена пахнут керосином.

Клив кивнул и ощупал Риббона.

— Он умер совсем недавно. Тем хуже для тебя. Да, твои дела из рук вон плохи. Ведь ухлопать его можно было в две минуты. — Он улыбнулся. — Риббон помчался вниз одолжить ручку или чернила, оступился, упал и свернул себе шею. Ясно?

— Джимми, по-моему, ты настоящий друг. Возможно, когда-нибудь я тоже смогу тебе отплатить добром за добро.

— Забудь о таких пустяках. Мне про тебя многое рассказывали, я знаю твои служебные заслуги и уверен, что ты не мог сделать ничего подобного. Однако всегда найдутся субчики, которые с удовольствием пришьют тебе подобную историю. Так что мы будем действовать согласно договоренности.

Я поднялся со ступеньки.

— О’кей, пойду вызову санитарную машину.

— Ты можешь позвонить снизу, а я тем временем из комнаты Риббона поговорю с шефом. Объясню, что произошло и почему мы задерживаемся.

Он поднялся, а я пошел к телефону и быстро сообразил, что в словах Джимми черт знает сколько правды. Для меня эта история может обернуться ох как плохо! Похоже, кто-то старается вырыть яму для Лемюэля Кошена.

Честно признаться, уж если был парень, у которого на душе скребли кошки, так это я.

Теперь вы понимаете?

Глава 2

Я и раньше видал шефа в дурном настроении, но сейчас он выглядел мрачнее тучи. Кабинет в штабе был погружен в темноту. На письменном столе горела одна-единственная лампа под матовым абажуром.

Когда мы вошли, шеф просматривал какие-то бумаги, ну и мы с Джимми Кливом стояли как двое нашкодивших мальчишек и переминались с ноги на ногу. Шеф даже не поднял головы. Он прекрасный человек, наш Старик. У него круглая добродушная физиономия и седая грива волос. Челюсть твердая и волевая, несмотря на многочисленные складки под подбородком. Наш шеф — крепкий орешек. Свет лампы отражается на генеральских звездах его погон. Мне кажется, что нашего шефа забавляет мысль о том, что он военный генерал. В свое время он занимал крупный пост в министерстве юстиции, но война заставила людей заниматься бог знает чем и напяливать самые неожиданные мундиры.

Наконец он поднял голову и сказал:

— Ну, добрый вечер. Рад вас видеть у себя.

— Добрый вечер, сэр, — ответил Клив.

Я промолчал. Мне кажется, будет лучше немного помолчать.

— Ну, Кошен, я знаю вас достаточно хорошо. И ваш послужной список мне известен. Вас всегда считали одним из лучших агентов ФБР. Если бы кто-нибудь попытался уверить меня, будто вы распустили язык в присутствии смазливой девчонки, даже в сильном подпитии, и выболтали ей служебную тайну, я бы этому не поверил. Так?

Я молчал.

— Ладно, вы знаете, в чем дело. Что вы мне на это скажете?

— Послушайте, генерал, какая разница, что я скажу? — ответил я. — Мне известно, что наговорили на меня.

— Да… пожалуй, вы правы.

Он выдвинул ящик стола, вынул сигару и закурил.

— Самое скверное то, что мы не можем проверить поданное донесение. Вы знаете суть дела?

— Имею поверхностное представление.

— Ладно, сейчас я обрисую основные факты, и мы поймем друг друга. Марселина дю Кло, французская подданная, и американец по фамилии Варлей, во всяком случае он считался американцем, хотя в его паспорте были какие-то неполадки, собирали информацию в Нью-Йорке практически с начала войны. Они попали на заметку ФБР: их заподозрили в том, что под видом декоративной мастерской они занимались шпионской деятельностью в пользу японцев или немцев, а может быть и тех и других. Двум агентам ФБР было поручено разобраться в этом деле. Один из них был Джордж Риббон, второй — вы, Кошен. Вы оба получили соотвествующие указания и действовали независимо друг от друга.

Следующий примечательный факт состоял в том, что дю Кло и Варлей какими-то непонятными способами, до сих пор не разгаданными, получили разрешения и паспорта на выезд из Нью-Йорка в Париж. Ладно, мы против этого не возражали, наоборот, рассчитывали, что через них сумеем нащупать кое-что здесь. Они прибыли сюда недели через три после вступления в Париж американских и английских войск и отступления немцев. Риббон и вы, Кошен, естественно, прибыли следом за этой парочкой. Вам надлежало поближе познакомиться с Марселиной дю Кло.

Шеф откинулся в кресле, затянулся и медленно выпустил струю дыма.

— В вашем досье сказано, что вы всегда отличались умением обращаться с женщинами. Итак, вы с ней познакомились, проводили вместе много времени. Однажды вечером вы с ней куда-то ездили. Похоже, что при этом было много выпито. На следующий день вас нашли в невменяемом состоянии в каком-то притоне на Рю Клиши. Куда делась дю Кло, никто не знал.

К этому времени врагу стала известна некоторая информация о передвижении войск. Здешняя разведка считала, что за эту утечку ответственны именно дю Кло и Варлей. Мы до сих пор не знаем, куда скрылся он, а вот дю Кло Риббон обнаружил и напугал до смерти. Вероятно, она считала, что ее расстреляют. Не исключено, что Риббон поддерживал ее в этом мнении. Он считал, что в этом случае она скорее заговорит. Ну она и заговорила.

Она ему кое-что открыла, но самым важным сообщением было то, что вы, Кошен, болтали много и охотно. Например, выложили ей, в чем состоит ваша конкретная задача, объяснили, чем вообще занимается наша секретная служба в Париже, и, наконец, методы нашей работы.

Риббону это не понравилось. Не понравилось потому, что, будучи хорошим федеральным агентом, он не мог этого понять. Ну и я тоже.

Ладно, вам не надо оправдываться. Я считаю, вы тут ни при чем. Если допустить, что вы действительно разоткровенничались перед этой женщиной в состоянии опьянения, то вы все равно не можете знать, что ей выболтали. Если бы Риббон был здесь и мог доложить, что ему удалось выведать у нее, нам было бы легче ориентироваться. Но его нет. Мне сообщили, что сегодня вечером он упал с лестницы и сломал себе шею. Для него это трагедия, а для вас, возможно, удача.

— Может, так, генерал, а может, и нет. Что касается меня, я хотел бы послушать, что мог сказать Джордж Риббон. Мне очень любопытно узнать, что, по его мнению, я мог наговорить этой даме.

— Вероятно, так, — согласился шеф. — И мне тоже.

— В этой истории есть еще один щекотливый момент, — продолжал я. — Понимаете, мне еще интереснее было бы поговорить с самой Марселиной, причем в вашем присутствии и так, чтобы никто не мог обвинить меня в недопустимой болтовне в нетрезвом виде. Я много бы отдал за то, чтобы эта проклятая красотка сказала мне, что я мог ей наговорить, даже если и здорово выпил!

— Ну этого вы не услышите, вы прекрасно знаете.

Флеш выпустил очередную струю дыма и продолжал:

— Вот что я вам скажу. Я просмотрел ваш послужной список, Кошен. Он безупречен, и мне трудно поверить, что оперативник вашего класса мог дать осечку с такой особой, как Марселина. По-моему, она наговорила небылиц, просто сболтнула Риббону первое, что пришло ей в голову. Ей необходимо было что-то сказать: он ее слишком напугал. Если бы Риббон был жив, он бы без труда все это подтвердил. Но он умер. Что ж, несчастные случаи происходят ежедневно. Клив сообщил по телефону все подробности. Очевидно, Риббон свалился с лестницы и сломал шею.

Шеф умолк, наступило молчание. Затем он вынул из стола коробку с сигарами и подвинул ее нам с Джимми.

— Возьмите по штучке и послушайте меня внимательно.

И он уставился на меня.

— Хочу вам сообщить, Кошен, что я решил не отстранять вас от работы. Может, кое-кто и подумывает, что мы с вами расстанемся. Возможно, кое-кто даже рассчитывал, что я отошлю вас обратно в Штаты. Но я этого не сделаю. Не вижу причины, почему агент с вашим опытом должен пострадать из-за голословных обвинений.

— Огромное спасибо вам, генерал, — ответил я. — Но я не умру от благодарности за то, что меня не подозревают в том, чего я никогда не делал.

— Забудем об этом инциденте. Перейдем теперь к деловой части совещания. Варлей скрылся. Мы подозреваем, что у него там имеются связи. Возможно, то, что он с дю Кло начал в Нью-Йорке, продолжалось в Париже и будет закончено уже в Англии. А там его схватить будет очень трудно. В Англии масса американских войск. Если у него там есть друзья и надежные документы, он сможет долгое время водить за нос и наших людей, и английские власти.

Шеф посмотрел на Клива.

— Вы знаете его?

Клив кивнул.

— Что вы думаете о нем?

— Два года назад меня приписали к полиции Иллинойса, так как я расследовал частное дело, порученное агентству, в котором я работал в Нью-Йорке. Варлей имел к этому делу отношение. Полиция Иллинойса искала Варлея. Нам предписали его задержать, и власти предполагали, что он скрывался в тех местах. Я знаю, как он выглядит, и, кажется, догадываюсь, чем он занимался. Варлей работал вместе с гитлеровскими молодчиками в США до того, как Америка объявила войну. Здесь, во Франции, он завязал какие-то связи и наверняка намерен заняться тем же в Англии.

— Пожалуй, вы правы, — согласился шеф. — Дю Кло вам что-нибудь говорила о Варлее, Кошен?

— Очень многое, большей частью это был бред, но кое-где проскальзывали разумные нотки. В тот вечер, когда мы встретились с Марселиной, я повел ее выпить и надеялся, что она кое-что выболтает. Я ее насторожил. Понимаете, ее напугал не Риббон, а я. Возможно, позднее он тоже пытался это сделать, но начал это я. Пожалуй, у нее зародилась мысль, что ее песенка спета, что она дала маху и что если наши ее не схватят, то уж немцы-то непременно. Не знаю почему, но эта крошка думала, что она у них не на хорошем счету. И она, и ее партнер Варлей. Понимаете, ничего определенного она не говорила, выражалась туманно, но у меня сложилось такое впечатление. Потом я начал специально кое о чем говорить. Рассказал ей историю, случившуюся с некими дамочками, которые неудачно занялись шпионской деятельностью. Вы меня понимаете, шеф?

— Да, это совершенно ясно. Старый трюк.

— Ну, вроде бы это сработало. Она пожаловалась, что Варлей ей не очень доверяет последние пять месяцев. Что он подставляет ее под удар, а сам ловко остается в тени и в то же время оставляет ее в полном неведении относительно их деятельности. Идея была такова: Варлей, человек опытный, понял, что она боится и не хочет рисковать. Боялся, как бы она не раскололась. По ее мнению, именно поэтому он и привез ее в Париж.

Шеф кивнул.

— Понятно. Из ее слов вы не сделали вывода, каковы были связи Варлея?

Я немного помолчал, тщательно стряхнул с сигары пепел в пепельницу, внимательно посмотрел на генерала и ответил:

— Одну вещь она мне сказала. У Варлея есть сестра. Кажется, эта дама живет в Англии. Со слов Марселины я понял, что она красива, как Венера Милосская, но настолько порочна, что по сравнению с ней сам сатана кажется президентом Библейской корпорации. Видимо, эта особа недолюбливала Марселину.

Шеф долго думал, потом посмотрел на Клива.

— А вы когда-нибудь слышали о его сестре?

— Нет, но это естественно, — ответил Клив. — Меня семья Варлея не интересовала. Наша цель была поймать его самого, но мы ничего не добились. Даже не представляем себе, куда он девался.

После паузы шеф спросил:

— Как она описывала его сестру?

— Понимаете, генерал, когда одна дамочка говорит о другой, она замечает в ней все недостатки. Предполагают, что я в то время был сильно под мухой, но все же не настолько, чтобы не запомнить слов Марселины.

Прежде всего она сообщила, что это брюнетка с прекрасной кожей и большими фиолетовыми глазами. Кроме того, природа наградила ее всем: фигурой, вкусом, умением одеваться, знанием двух или более языков. Потрясающая дамочка варлеевская сестрица.

— Но это весьма поверхностное описание, не правда ли? Мне думается, каждая смазливая женщина попадает под данную характеристику. Во всяком случае, так она думает про себя, но другую женщину вряд ли расхвалит.

— Пожалуй, важно вот что, — заметил я. — У этой крошки есть особая отметка. На левой руке у нее кривой мизинец. Дю Кло говорила, что у нее красивые руки с длинными, всегда наманикюренными ногтями, из-за чего этот кривой палец кажется особенно уродливым. Люди буквально не могут отвести глаз от ее рук, когда с ней разговаривают. Понимаете, она сильно жестикулирует этой рукой, у нее словно какой-то комплекс в отношении кривого мизинца. Понятно?

— Понятно, — ответил шеф. — Нужно будет это записать.

Он взял листок бумаги, записал словесный портрет, прочитал вслух и спросил:

— Так будет о’кей?

— Да, все правильно, — ответил я.

Он отложил листок, сунул в рот сигару и сказал:

— А теперь внимательно слушайте. Найдите Варлея и установите за ним слежку. Если возможно, доставьте его живым ко мне. Мне хочется с ним потолковать. Он стреляный воробей, и задача не простая. Но его знает Клив, а если Варлей встретится со своей сестрой, при условии, что она тоже в Англии, то подобную пару вы рано или поздно разыщете. Английские власти окажут вам всяческое содействие. Об этом уже договорились. Прекрасно. Когда вы выезжаете?

— Когда вам будет угодно, — ответил я, — но мне бы хотелось еще на пару дней задержаться в Париже. Мне надо уладить кое-какие делишки.

— Хорошо. Вылетайте через сутки. Рано утром для вас будет специальный самолет.

Шеф посмотрел на меня, и на этот раз взгляд его голубых глаз был гораздо мягче.

— Мне бы хотелось, чтобы вы с этим справились, Кошен.

— Хотите сказать, что для меня это явилось бы искуплением?

— У нас работает много замечательных людей из ФБР. И все они мечтают о повышении. Дело Марселины дю Кло поручили не вам одному. Сделайте все, что в ваших силах. Разыщите Варлея, узнайте, чем он занимается, и доставьте его в Париж.

Тут он вроде даже мне подмигнул.

— Мне бы хотелось взглянуть на его прелестную сестрицу.

Он сильно затянулся и продолжал:

— Я предчувствую, что эта парочка заработает либо расстрел, либо симпатичную камеру-одиночку в Алькатрасе минимум лет на двадцать.

— До свидания, генерал, — сказал я, поднимаясь.

— До свидания.

Клив тоже попрощался, и мы вместе вышли из кабинета. В коридоре Джимми лукаво взглянул на меня и весело подмигнул.

— Ну, все о’кей, старина. Ты остался в деле, Кошен.

— Провалиться мне на этом месте, если нет. То есть остался, если мы разыщем Варлея. Если же нет, то меня выставят из разведки как пить дать. Ну, пошли выпьем по этому случаю.

Мы молча шли по улице. Нам было о чем подумать. Через некоторое время Джимми спросил:

— Что тебя терзает, Лемми? Не слишком ли ты близко к сердцу принимаешь эту историю? Не сложилось ли у тебя о ней предвзятое мнение?

— Предвзятое мнение? Как бы не так! Ведь ясно, что Флеш вообразил, будто я что-то выболтал этой дю Кло. Но никто не может ничего узнать и доказать: Марселину убили, Риббона тоже прикончили. Генерал уверен, что дыма без огня не бывает. Поэтому он и приказал мне продолжать работать по этому делу. Рассчитывает, что если я на самом деле развязал язык перед малюткой, то рано или поздно себя выдам. А тогда он собственноручно разрежет меня на мелкие кусочки. Вот что я думаю.

— Какого черта! — возразил Джимми после паузы. — Мы должны во что бы то ни стало схватить этого негодяя. Для тебя это будет реабилитацией, ну а мне всегда хотелось попасть в ряды ФБР. Может, после этого меня найдут достойным.

— О’кей. Разумные речи приятно слушать! Пошли, давай спрыснем наше удачное дело.

Между нами говоря, это замечательная идея. Если парень не в своей тарелке, он всегда готов совершить одно из трех: утопить свои переживания в бокале доброго вина, или помчаться к какой-нибудь девчонке и пожаловаться на свою горькую судьбу, положить голову ей на грудь, получить пленительное женское сочувствие, или, наконец, отправиться домой и завалиться спать.

Поверьте мне, ребята, что третий вариант самый правильный, потому что он безопасный. Я знавал парней, которые сломя голову бежали к какой-либо симпатичной дамочке и изливали перед ней все свои неприятности, а примерно через неделю их ожидали гораздо более крупные неполадки и недоразумения.

После сна ты чувствуешь себя еще более усталым, чем до него; спиртное делает тебя еще более сонным, но от дамочек ты вообще теряешься. У тебя кружится голова, а это самое опасное.

Только вот мужчины — странный народ. Если бы парень очутился на необитаемом острове, имея все необходимое: бочонок рома, съестное и пару хороших книг, — вы думаете, что он чувствовал бы себя счастливым?

Держите карман шире. Могу поставить последний шиллинг против всех запасов чая в Китае, что еще до захода солнца этот балбес обшарит весь остров, прочешет все кусты и лес в поисках существа с округлыми формами в той или иной юбке.

Потому что мужчины так устроены с тех пор, когда Змей в саду Эдема чуть не свалился с дерева, потешаясь над Адамом, который, по тем временам, был величайшим специалистом по части фруктов.

Мы вышли из штаба чуть позже двенадцати. Ночь была сносной, хотя и прохладной, но я против этого не возражал. Я думал о Риббоне и о том, как здорово Джимми Клив сочинил историю о его падении с лестницы, когда он якобы побежал за ручкой и чернилами. Сразу видно, что у него толковая голова, потому что он сообразил это в тот самый момент, когда я сообщил ему, что в комнате Риббона на столе приготовлена бумага и конверты, словно тот собирался писать письма.

И Клив знал, что Флеш не ухватится за сообщение об убийстве Риббона. Это было бы уж слишком. Сперва обманом выкрадывают и убивают Марселину, затем Риббона. Клив сообразил, что подобная новость нужна шефу как петуху тросточка, Даже последний олух поймет, что больше всех от перехода этих двоих в лучший, мир выигрывает любимый сыночек миссис Кошен. Честно говоря, я их не очень оплакиваю. Клив поступил как настоящий друг, постаравшись выгородить меня из этой истории.

Думаю, что Клив толковый следователь, хотя он всего лишь частный детектив, прикомандированный на время войны к службе «Г». Было бы здорово, если бы у нас работало побольше таких парней.

Теперь мои мысли перескочили на Джуанеллу Риллуотер. Кажется, ребята, я уже говорил вам, что мир тесен. Но даже я не догадывался, что он тесен в такой степени и я встречусь здесь, в. Париже, с этой милашкой. Лишнее доказательство того, что ни один парень не может предугадать, кого или что он увидит за углом.

Поэтому-то мудрец Конфуций, с которым я вас уже познакомил, однажды высказался таким образом:

«Нежданная женщина подобна прекрасной розе у твоего забора. Она появляется неизвестно откуда и исчезает, поиграв с тобой и выбросив тебя через некоторое время, как дохлую рыбу».

Теперь вы поняли, ребята, что этот парень Конфуций был знатоком по части женской половины рода человеческого и мы можем положиться на его суждения.

Я закурил сигарету и пошел к отелю «Сент-Денис». Он расположен неподалеку от бульвара Сент-Мишель и является одним из злачных мест. Во всяком случае, так мне показалось, а» подойдя к нему, я убедился, что так оно и есть. Пара старых зданий была соединена вместе, с выходом на боковую улочку. Я позвонил, и через несколько минут дверь отворил работяга в темном переднике. Его физиономия заросла двухнедельной щетиной, он казался настоящим Мафусаилом, вылезшим на свет божий после многолетнего пребывания в преисподней.

Я поздоровался. Он молча стоял и пялил на меня глаза. Похоже, привык, чтобы его сначала обругали, а уж после этого начинал что-то соображать.

— Послушай, тут живет леди по имени Джуанелла Риллуотер? — спросил я. — Она у себя?

Он этого не знал, но все же сообщил, что она занимает номер 23 на втором этаже.

Я поблагодарил его и поднялся на второй этаж. Дом провонял, а уж если я говорю «провонял», то запах невыносимый. Мне в нос ударяли всевозможные странные и непонятные запахи. Ковры не трясли много недель, а у потолка был такой вид, будто он того и гляди свалится вам на голову.

Я подошел к номеру 23 и тихонечко постучал. Но ничего не произошло. Постучал сильнее и снова безрезультатно. Тогда я нажал ручку, отворил дверь и вошел в комнату. В ней было темно, но на противоположной стороне пробивалась полоса света. Я отыскал выключатель и зажег свет. Передо мной была еще одна дверь. Она раскрылась, и на пороге возникла девица.

Я не из тех парней, каких можно легко удивить. В свое время я нагляделся на разные чудеса, но такого зрелища еще не встречал. На этой особе были турецкие шлепанцы без задников, широченные восточные шаровары, которые могли сойти за непрозрачные разве что для слепого, да бюстгальтер, который вообще ничего не прикрывал, и масса звенящих браслетов.

У нее потрясающие ножки, таких я еще никогда не видывал, замечательная фигура, лицо с раскосыми глазами, которые словно глядят на тебя со страниц учебника географии. Волосы покрашены в соломенно-желтый цвет, у корней краска уже отсутствует. Кроме того, над пупком у нее приколота картонная серебряная звезда:.

— Ну и ну, — заметил я. — Если передо мной сейчас не самое очаровательное маленькое создание, значит, я индийский принц с пробковой ногой.

— Послушайте, молодой человек, — ответила она. — Вы воображаете, что вы из гестапо? Возможно, вам не говорили, что эта часть Франции не находится в оккупации и что больше никто не имеет права врываться без приглашения в частные квартиры.

— Не верьте такой ерунде, крошка, — посоветовал я. — Что касается меня, то я практически из оккупационных войск. Не согласились бы вы удовлетворить мое любопытство? Чего ради вы нацепили на себя все это барахло? Или вы репетируете для стриптиза?

Она опустила глаза на свои шаровары и ответила:

— А вдруг я думаю о прошлом?

— Даже если это так, моя козочка, — ответил я, — вам все равно нужно было надеть нижнее белье, потому что моя старенькая мама, миссис Кошен, женщина умная и опытная, частенько говорила, что женское белье подобно Рейну: оно практически является для нее последней линией обороны. Ну а в таком виде, уверяю, у вас нет ни одного шанса на спасение, если кто-либо предпримет обходной маневр.

— Значит, вы такой шустрый, да? Может, вас удивит, если я скажу, что одно время я действительно выступала с номером стриптиза. И теперь тоже имею номер в программе варьете. Да еще какой! Гвоздь программы!

— Так уж и гвоздь? Ставлю шесть против четырех, что, если кто-нибудь из завсегдатаев заметит ваше косоглазие, он больше никогда не взглянет на вас.

— Наплевать на косоглазие, парень. Им и в голову не приходит смотреть на мои глаза. Но, может быть, вы скажете мне, что вы тут ищете?

— Я ищу одну даму по имени Джуанелла Риллуотер. Это ее комната. Может быть, вы знаете, где она?

Я продолжал разглядывать малютку. Ее вид разбудил во мне какие-то воспоминания.

— Ба-ба-ба, — вдруг дошло до меня. — Жизнь порой преподносит самые неожиданные сюрпризы. Если вы не Марта Фристер, выступавшая со стриптизом в «Тампер бурлеску» в Чикаго, значит, я Адольф Гитлер.

— Верно, парень, — подтвердила она. — И я имела там успех. Помню один вечер…

— Верю вам на слово, — перебил я ее не совсем вежливо. — Думаю, что один вечер в «Тампере» был точно таким же, как и второй. Итак, вы не знаете миссис Риллуотер?

— Нет. Я никогда о такой не слышала. А теперь закругляйтесь и разрешите мне заняться репетицией.

— Послушайте, у меня есть еще парочка вопросов, и я хочу разрешить их до моего ухода.

— А кто вы такой, чтобы задавать мне вопросы? — спросила Марта.

— Моя фамилия Кошен, я работник ФБР, откомандированный сюда к армейской разведке. Что вы тут делаете и как сюда попали?

И я показал свой значок. Она посмотрела на часики.

— Это долгая история, но очень интересная. Хотите послушать с самого начала?

— Почему бы и нет? Валяйте рассказывайте.

— Ладно.

Жестом она пригласила меня сесть возле окна, потом подошла к буфету, налила пару бокалов рома и протянула один мне. Я выпил. Хорошая штука.

— Это дело тянется давно. Вот, послушайте, как все началось.

Потом она посмотрела куда-то поверх моего плеча, и на ее лице появилась мимолетная улыбка. Я повернулся и посмотрел на дверь. В комнату вошел парень, высоченный худой детина с продолговатым лицом.

На нем был синий костюм, полосатая рубашка и белый галстук. Он походил на кубинца, из тех, каких показывают в дешевеньких театрах-варьете. Он улыбнулся, показав ряд белоснежных зубов. В правой руке у него был пистолет, направленный мне в спину. Последнее мне совсем не понравилось.

Я допил ром и поставил бокал на стол. Парень возле двери поглядел на мою собеседницу и спросил с явным иностранным акцентом:

— Ну, кто это?

— Это мистер Кошен. Он из отдела «Г». Показал мне свой значок. Ищет женщину по фамилии Риллуотер.

— Ага! — сказал парень и вошел в комнату. — Знаете, мистер Кошен, мы не любим людей, сующих нос в чужие дела. Особенно мы не перевариваем полицию, даже если она работает с американской армией.

— Возможно, именно из-за этого и не перевариваете. Почему бы вам не убрать оружие? Вы можете повредить себе, — заметил я.

Он подмигнул совсем не дружелюбно. Этот тип мне явно не нравился.

— Себе? — возразил он. — Я никогда не врежу себе, почти никогда. Вот другому я могу навредить с удовольствием.

Свободной рукой он расстегнул верхнюю пуговицу узкого жилета, потом сунул руку в карман брюк. Когда пиджак отвернулся, я заметил в верхнем кармане затейливый карандаш и тонкую позолоченную цепочку. Но мои глаза были, прикованы к карандашу. Парень подошел к буфету и сделал солидный глоток прямо из горлышка бутылки. Его глаза неотрывно следили за мной, а пистолет по-прежнему был нацелен на меня.

Мне стало ясно, что я совершенно прав, не симпатизируя этому латиноамериканцу. Проклятый даго! У него был вид настоящего мошенника. Кроме того, я ни минуты не сомневался, что он не задумываясь нажмет на спуск и тем самым оторвет большой кусок моей нижней части тела. А вы сами понимаете, что мне это вовсе не улыбалось.

Я смотрел на пистолет и даже со своего места видел, что предохранитель снят. Может, этот парень всерьез задумал черное дело? Девица в шароварах прислонилась к шкафу в другом конце комнаты и смотрела на него краешком глаза. Во всяком случае, мне так казалось, потому что у этой крошки такое косоглазие, что трудно понять, куда она смотрит.

— Наверно, вы очень удачливый парень, — сказал я. — До сих пор вам везло, но на этот раз вы наживете себе кучу неприятностей, потому что подобным типам нельзя угрожать таким парням, как я, в комнате № 23 отеля «Сент-Денис». Может, вам известно, что у нас тут стоит армия?

— Да, я знаю об этом, — ответил он, — но, сеньор, иногда бывают и несчастные случаи.

— Можешь этого не говорить! Уверен, что твой папаша так и подумал, когда узнал о том, что твоя матушка должна произвести тебя на свет. Но возможно, ты вообще родился не так, как все люди? Или у тебя не было отца? — ухмыльнулся я. — Дитя любви, так сказать.

— Ах какой ты умник! — процедил он сквозь зубы. — А что если я сейчас вобью тебе зубы в твою паршивую глотку? Придется ли это по вкусу?

— Совсем нет, но вот куда тебя бы это завело? Послушай, ты меня заинтересовал.

Он снова поднес бутылку к губам, сделал новый глоток и поставил ее обратно на буфет.

— Ах так? — ответил он. — Прекрасно. Вот и объясни, почему я тебя интересую.

— Все очень просто: мне понравился ваш карандаш. Он не дает мне покоя. Будучи мальчишкой, я всегда собирал всякие оригинальные карандаши. Признаюсь, от этого карандаша я без ума.

С минуту он смотрел на меня, похоже считая чокнутым. Женщина по-прежнему стояла возле шкафа в свободной, непринужденной позе. Кажется, этот спектакль ей по нутру.

Даго вытащил карандаш из кармана и спросил:

— Что в нем особенного?

С большим любопытством он стал разглядывать карандаш.

— В нем нет ничего особенного, — ответил я, — если не считать того, что сегодня вечером я видел ручку из этого же набора. Такие карандаши всегда продают вместе с авторучками. Скажите, у вас есть авторучка? Я что-то ее не заметил, и это очень странно.

Он переглянулся с девчонкой и пожал плечами.

— Нет, он и правда сошел с ума.

— Если он сумасшедший, мы должны что-то предпринять, — сказала она.

— Послушай, малютка, в чем дело? — спросил я. — Почему кто-то «должен что-то предпринимать? Я пришел сюда с визитом вежливости, но врывается этот тип, размахивает своей артиллерией, как будто собирается начать новую мировую войну. Почему вы не можете вести себя благоразумно и не горячиться?

— Прекрасно, сеньор, я уже остыл. Теперь скажите, что вам угодно?

— О’кей. Давайте поговорим начистоту, хорошо? Скажите, вам известно местечко под названием клуб «Леон»?

Парень пожал плечами.

— Возможно, да, а может, и нет. Да, вроде я его знаю, — вспомнил он.

— Не сомневаюсь, что вы его знаете, — заявил я. — О’кей. Там жил парень по фамилии Риббон. Американец из отряда «Г». Сегодня вечером кто-то ударил его мельком по затылку в его комнате в мансарде. В данный момент он уже успел остыть. Но, вероятно, вы ничего не знаете об этой истории?

Он снова пожал плечами и состроил рожу, которую без преувеличения можно было назвать дьявольской.

— Сеньор, мне кажется, вы свихнулись. Почему я должен что-то знать об этом деле?

— У меня есть основания думать, что вы знаете, и тут вам придется туго. Могу передать вас в руки американских властей, но и там вам будет не сладко.

— Не пойму, о чем вы тут болтаете? Сегодня вечером я даже близко не подходил к клубу «Леон».

— Значит, у вас есть алиби, настоящее железное алиби, причем такое, которое я, вероятно, смогу проверить, не выходя из этой комнаты.

Он усмехнулся.

— Мой дорогой сеньор, да вы оптимист. Я вовсе не уверен, что вам удастся выйти из этой комнаты.

— Ничего, постараюсь не упустить возможности. Ладно. Допустим, у вас есть алиби. Интересно знать какое?

Я словно механически встал, засунул руки в карманы и начал шагать взад и вперед по комнате.

— Возможно, алиби будет иметь такой вид, — пред-, положил я. — Жила-была одна крошка, некая Марселина дю Кло. Ее посадили в камеру четырнадцатого полицейского участка, чтобы потом препроводить в главный штаб. Там хотели задать ей кое-какие вопросы. Понимаете, им было любопытно с ней познакомиться.

Ладно. Кто-то явился туда с фальшивым ордером и забрал ее из тюрьмы. Человек рисковал, но дело выгорело. Полицию облапошили. Затем девчонку повезли на Рю Захари и всадили в нее пару пуль. Ее нашли в темном подъезде. Не о таком ли алиби вы думали?

Парень молча смотрел на меня, затем перевел взгляд на буфет. Я незаметно оглянулся на девчонку. Она смотрела на меня и даже забыла косить глазами. Кажется, не на шутку перетрусила.

— Послушайте, может быть, все это блеф, — продолжал я, — мне просто хотелось испугать такую невинную парочку, как вы.

Я вынул из кармана руку и ткнул в сторону парня указательным пальцем, словно хотел перейти к чему-то очень важному. И тут же сделал отчаянный прыжок и выбросил вперед левую ногу, которой он получил королевский удар в живот.

Парню это определенно не понравилось. С минуту он обалдело смотрел на меня, потом испустил дикий вопль, уронил пистолет на ковер и стал громко стонать, раскачиваясь из стороны в сторону.

Я шагнул к пистолету, но девица, как пантера, мелькнула своими прозрачными шароварами и оказалась на месте раньше меня. Эта крошка пронеслась через комнату, будто ею выстрелили из пушки. Она схватила пистолет и попыталась отступить назад, разражаясь бесчисленными проклятиями:

— Проклятый обманщик, за это ты получишь от меня всю обойму, мерзкий федеральный такой-то и такой-то!

Тут она действительно выстрелила, но, будучи возбужденной и к тому же косоглазой, промазала.

Вторично подняв пистолет, она подбежала ко мне. Я услышал, как пуля просвистела мимо уха и впилась в стену за моей головой. Я схватил бутылку с ромом и запустил ею в лампочку, пока красотка собиралась начать новую стрельбу. В чем в чем, а в неумении попасть в цель меня никто не может обвинить. Лампочка разбилась вдребезги.

Она выкрикнула дополнительные мои характеристики и свои надежды в отношении моей дальнейшей судьбы. Я сообразил, что либо в пистолете кончились патроны, либо она поджидала, когда я приближусь к ней и меня будет хорошо видно на фоне освещенной передней.

Я тихонько подобрался к парню, лежавшему на ковре и катавшемуся на нем от боли, выхватил из его кармана карандаш и на четвереньках добрался до двери. Распахнув ее, я быстро перевалился за угол.

Я был прав: девица тотчас подняла стрельбу, но пули летели слишком высоко. Вероятно, она попала бы в меня, если бы я поднялся на ноги.

Я пробежал по коридору и кубарем спустился вниз по лестнице. Войдя в холл, я увидел, что парень в грязном фартуке по-прежнему стоял прислонившись к стене.

— Месье, я надеюсь, вы нашли миссис Риллуотер? — спросил он.

Я резко обернулся в дверях и ответил:

— Эй, субчик, ты враль и брехун. Ты мне совсем не нравишься. Теперь я понял, что ты специально направил меня в другую комнату. Женщину наверху надо называть сточной канавой, не иначе! В один прекрасный день я приду сюда и не оставлю здесь камня на камне.

С этими словами я с достоинством покинул это заведение. Мне с детства не нравились истории со стрельбой. В свое время я достаточно насмотрелся на них. Как правило, они не обходились без ранений.

Вернувшись к себе в отель, я снял пиджак и ботинки, налил в бокал на 4 пальца рома, лег на кровать и принялся спокойно обдумывать ситуацию. Меня всегда волновало то, что в жизни слишком много событий мелькало мимо меня. Иной раз настолько быстро, что я не успевал их как следует рассмотреть и оценить. Может быть, это произошло и в данном случае. Но все же я понял, что могу сложить два и два, не получив при этом семнадцати. Похоже, у меня появились кое-какие идеи.

По-моему, интервью с генералом было в целом удачным. Я подумал о Кливе. Одно бросалось в глаза, как коннектикутский мол со стороны моря: парень намерен выжать все возможное из этого дела, а на мистера Кошена ему наплевать. Да и почему он должен о нем беспокоиться? Он всего лишь частный детектив и понимает, что если сумеет показать товар лицом в данной истории, то от этого здорово выиграет. Наверно, он так и думает. Не исключено, что он придумал, историю о падении только затем, чтобы я занялся черной работой, а все лавры достались ему одному. От частного детектива можно ожидать чего угодно.

Следующей в веренице моих мыслей явилась миссис Джуанелла Риллуотер. Я уже говорил вам, ребята, что мир тесен, но все же мне кажется немного странным, что я встретился с ней в Париже. Еще более странным представляется то, что я наскочил на все эти передряги с красоткой в прозрачных штанах и ее латиноамериканским дружком через адрес, полученный, от Джуанеллы. Интересно узнать, действительно ли она живет в этом чертовом отеле? Возможно, и нет. Просто задумала перехитрить меня и сообщила первый пришедший ей в голову отель. А может, у нее были совсем иные намерения?

Я снял телефонную трубку и набрал номер Домби. «Хелло», — ответил он не слишком громко. Не успел я что-либо сказать, как в трубке послышался пронзительный женский голосок. Она что-то трещала по-французски. Ясно, что этот канадец вновь разыгрывал из себя Казанову перед какой-то крошкой.

Я оказался прав, потому что дамочка начала причитать по-английски:

— Домби, ты больно жал мне шею. Если ты попробуешь это повторить, я ударю тебя утюгом.

Затем она уже по-французски стала объяснять парню, куда ему следует катиться.

— Хелло, Домби, говорит Лемми Кошен, — сказал я в трубку.

— Да? И тебе приспичило звонить в то время, когда со мной такая симпатичная девчонка? К тому же она от меня совершенно без ума.

— Можешь не болтать об том. Я слышал вашу беседу. И что ты находишь хорошего в этих кривляках француженках? Не тискай ее очень сильно — они привыкли к более нежному обращению. Когда-нибудь один из их поклонников пырнет тебя ножом. И не от великой любви к тебе, а как раз наоборот.

— Так, мудрое создание, чего ты хочешь? — спросил он.

— Послушай, Домби, приезжай поскорее ко мне. Я хочу с тобой поговорить.

— Ладно. Жизнь бывает чертовски непокладистой. У меня никогда не хватает времени на удовольствия. Сейчас приеду.

Он положил трубку, а я встал с кровати, еще выпил рома и начал ходить взад и вперед по комнате. Меня стала все больше и больше интересовать эта история.

Через 20 минут появился Домби. Он привез с собой непочатую бутылку рома. Мы сели и уютно выпили по паре бокалов.

— Ну, парень, в чем же дело? — спросил он.

Я рассказал. Прежде всего, ребята, должен заявить, что очень уважаю Домби. Это не пустозвон, а, что называется, «содержательный парень». Внешне он всегда прикидывается, будто интересуется одними девчонками, а в действительности у него светлая голова и крепкий характер.

Парень начал войну в составе канадских «командос», перешел оттуда в британскую разведку, а теперь работает с нами, как союзник. И надо сказать, что ваша работа с его появлением стала намного эффективнее.

— Послушай, Домби, ты слышал про Риббона? — спросил я.

— Слышал. Мне рассказывал Клив. Упал с какой-то лестницы и сломал себе шею.

— Ничего он не сломал. Его пристукнули.

— Вот что? Как это случилось?

— Не знаю. Но вокруг этого дела творится что-то непонятное. Сегодня вечером кто-то предъявил фальшивые документы с искусно подделанной подписью генерала Флеша в четырнадцатом отделении парижской полиции. Незнакомец забрал малютку Марселину. Ладно. Потом ее убили, как и Риббона.

— Немного странно, правда? Эти двое все знают про тебя. Марселина — та девочка, перед которой, по слухам, ты распустил язык, а Риббон — тот самый работяга, которому она все выложила. — Он зевнул. — Но этих двоих ведь не ты прикончил, правда?

— Нет конечно. Но мне все это кажется очень странным. Понимаешь, складывается впечатление, что кто-то старается вырыть для меня солидную яму.

— Может, так, а может, и не так. Послушай, Лемми, все разговоры о том, будто ты разоткровенничался перед Марселиной, — это наверняка враки!

Я кивнул.

— Так я и думал. Дело начал Риббон. Он отправился к Флешу и доложил, будто Марселина призналась ему, что ты ей кое-что выболтал… Риббон был твоим добрым приятелем, не так ли?

— Да.

Но удивительно, что он не пришел к тебе выяснить, как на самом деле все произошло.

Я пожал печами.

— Пожалуй…

Послушай. Есть только одна причина, по которой ему не хотелось это делать. Неужели ты не можешь догадаться?

— Тут может быть только одна причина: я выболтал Марселине настолько важные сведения, что Риббон, несмотря на его симпатии ко мне, вынужден был прямиком доложить генералу. Посчитал своим долгом.

— Я тоже так думаю. Однако по неизвестной пока причине кто-то не хотел, чтобы Риббон и Марселина заговорили. Были предприняты меры. Сначала убрали Марселину, потом Риббона. Какие можно отсюда сделать выводы?

— Почем я знаю!

Я выпил еще рома.

— Что именно случилось с Риббоном?

— Кто-то ударил его мешком с песком и убил.

Домби Казался пораженным.

— Новая методика, да? Интересно, ради чего это сделали и как все произошло.

— Мне кажется, что Риббон сидел за столом и собирался написать письмо, пойимаешь? На столе лежал лист бумаги и была приготовлена промокашка, что люди обычно делают, собираясь писать письма. Наверно, кто-то бесшумно поднялся по лестнице и стукнул Риббона, когда тот склонился над столом. Потом его отволокли до середины лестницы и положили, чтобы сложилось впечатление, будто он упал и сломал себе шею.

Домби кивнул и спросил:

— Какие у тебя соображения?

— Их немного. Но за несколько часов до этого, вернее сказать до того момента, как Риббон отправился в лучший мир, произошло одно любопытное событие. Я случайно встретился с одной крошкой, которую знал еще в Нью-Йорке. Лакомый кусочек, надо сказать. Ее муженек получил довольно длинный и вполне заслуженный срок. Это некий Ларви Т. Риллуотер, первоклассный медвежатник, специалист по несгораемым шкафам в США. Мы с ней выпили по коктейлю, и она сообщила свой адрес. Я отправился туда после рандеву с генералом. Это грязная маленькая гостиница недалеко от бульвара Сент-Мишель. Джуанеллы на месте не оказалось, но когда я поднялся по лестнице в ее комнату, то обнаружил комедийный дуэт, разыгрывавший интересный спектакль: девица репетировала номер для стриптиза, а позже на сцене появился парень латиноамериканского происхождения. Я стал задавать кое-какие вопросы, и это ему не понравилось. Его неприязнь так возросла, что он вынул пистолет и попытался меня пристрелить. Понимаешь, я ему не понравился.

— Да? Это лишний раз показывает, какие вещи могут произойти в военное время.

Теперь и Домби приложился к рому.

— Еще одна деталь. Когда я обнаружил труп Риббона, в его руке была зажата авторучка.

— Ну это-то как раз неудивительно, не правда ли? Он ведь собирался писать письмо.

— С ручки не был даже снят колпачок, и кроме того, Риббон никогда не пользовался авторучками. У него всегда был в кармане карандаш. Я проверил: в жилетном кармане действительно торчал огрызок. Хорошо заточенный.

— И что дальше?

Авторучка была французская, совсем новая. Такие яркие игрушки обычно продают в комплекте с карандашом на черном рынке. Возможно, это просто совпадение, но у парня, пытавшегося сегодня застрелить меня в отеле, был в кармане автоматический карандаш, который подходил к ручке Риббона. Я его забрал. Вот он.

Я подал Домби карандаш.

— Лемми, что у тебя на уме?

А вот что: ты встанешь рано утром и узнаешь, где был приобретен этот комплект — карандаш и ручка. Это нетрудно сделать. Выясни, кто торгует такими вещами. Если эти карандаши и ручки действительно составляют комплект, то мы сможем кое за что зацепиться.

— О’кей, моим ногам всегда достается, не так ли?

Он закурил сигарету, вторую бросил мне, потом спросил:

— У тебя есть версия, Лемми? Ты что-то от меня скрываешь. Возможно, я помогу тебе. У меня появилась одна мыслишка.

— Что за мыслишка?

— Этот латиноамериканец купил для себя комплект из карандаша и ручки. Подобные вещи часто привлекают таких субъектов. Ладно, у него назначено свидание с Риббоном. Он пришел к нему, имея какие-то сведения, настолько ценные, что Риббон решил их записать ручкой, а не карандашом, как обычно. Но ручки у него нет. Тогда кубинец подает Риббону свою ручку. Как только тот начал отвинчивать колпачок, даго угостил его по загривку мешком с песком. Ну, как?

— Может быть. Но не не верится, что кубинец мог расстаться со своей ручкой. Нет, он непременно забрал бы ее у Риббона.

— О’кей. Я ведь всего лишь занимаюсь гаданием.

Ладно, Домби, возвращайся к своей капризной француженке, если она еще дожидается тебя, в чем я сильно сомневаюсь, а завтра займись этим карандашом и ручкой. Можешь сделать еще одну работенку. Свяжись с ребятами из отдела «И» и узнай, где в действительности живет миссис Джуанелла Риллуотер. Позвони мне по телефону. Я готов держать пари на большие деньги, что вовсе не в отеле «Сент-Денис».

О’кей, но, может быть, я уже сейчас знаю, где живет эта крошка, — заявил он, поднимаясь.

— Значит, Домби, тебе известно, что она в Париже? Откуда ты узнал?

— На днях был день рождения Клива. У нас была вечеринка, после которой мы разговорились. Клив — башковитый парень, бог его умом не обидел. Вот почему Флеш послал за ним. Он нам как-то объяснил, почему сюда попала Джуанелла, но, по-моему, это было вранье.

— Наверняка! Но, может быть, ты сумеешь догадаться об истинной причине?

— Возможно… Я думаю, что малютка Джуанелла много знает о Варлее, с которым работала Марселина дю Кло. Кажется, когда они держали в Нью-Йорке декоративную мастерскую, Варлей имел какие-то дела с Ларви Риллуотером. «Приватные доходы» на стороне: что-то вроде кражи бонов. Не исключено, что Варлей — парень не промах — вообще действовал через Риллуотера. А то, что последний стащил, могло оказаться гораздо более ценным и важным, чем он предполагал. Кто знает, может, это не всегда были боны?

— Уяснил, — заметил я. — Ты считаешь, что Варлей использовал Риллуотера для кражи документов и прочего, необходимого ему «для дела»? А Риллуотер не подозревал, чем занимается?

— Это мое личное мнение, — пояснил Домби. — Посуди сам. Риллуотер отдыхает в Алькатрасе, а Клив привозит в Париж Джуанелду, чтобы она работала вместе с ним. Она знала привычки Варлея. Если она натолкнется на Варлея, тот непременно захочет с ней встретиться, не так ли? Он знает что ее муж сидит за решеткой. Он уверен, что Джуанелла не может стать лучше, чем ее создал всемогущий бог. Поэтому Варлей не заподозрит ничего другого, особенно потому что Ларви Риллуотер погорел из-за него.

— До меня дошло, — сказал я. — Ты, конечно, совершенно прав в отношении Клива. У парня несомненно есть голова на плечах.

— Он знает, что делает. По-моему, он приехал сюда не в куклы играть. Он постарается задержать Варлея, после чего ему достанутся все сливки. Ну а ты сможешь заработать пинок под зад.

— Все к этому и идет, — вздохнул я. — Но моя старушка мама считала, что я из тех, кто сумеет за себя постоять. Благодарю за неофициальную информацию.

— Если мне удастся кое-что разузнать в отношении авторучки, я тебе сразу же позвоню. А часам к десяти, мне кажется, у меня будет адрес миссис Риллуотер. Пока, Лемми.

Он выпил последний бокал на дорогу и ушел.

Симпатичный парень этот Домби!

Глава 3

Я проснулся в девять утра. Погода прекрасная, комната залита солнцем. Я люблю солнце. У меня душа поэта — я всегда и во всем ищу красоту. Наверно, поэтому постоянно и бываю связан с той или иной крошкой. Почему? Сообразите сами. Если парень любит солнечный свет и сияние луны, весеннюю листву и пение птичек, то и глупцу будет ясно, что этому парню должны нравиться дамочки с пышными формами, красивыми глазами, круглыми коленками и прочими достоинствами.

Я встал с постели и начал ходить по комнате, раздумывая о том о сем. Главным образом о Джуанелле, потому что, как вы понимаете, я не из тех, кто верит в случайные совпадения. Такое бывает довольно редко, да и то большей частью, когда вы смотрите в другую сторону.

Бывают совпадения, но думается мне, что после минутного размышления вы, ребята, согласитесь, что Джуанеллу никак к таковым не отнесешь.

Через некоторое время я позвонил вниз, попросил принести кофе, сел на край кровати и выпил его.

Я был настолько погружен в раздумье, что телефонный звонок прозвенел несколько раз, прежде чем я его услышал.

— Хелло, парень. Я для тебя все ноги отбил, — сообщил Домби. — Вышел сегодня спозаранку и начал с авторучки. Это было несложно, так как сейчас в Париже не так-то просто купить авторучку. Такого образца было продано около шести десятков: коплект в коробочке — ручка и карандаш. Тот, что оказался у твоего приятеля, был продан одним спекулянтом по имени Поль. Комплектов одного цвета было всего четыре. Ты найдешь этого Поля Лефевра в любой день часов в двенадцать в районе бара «Фритц», близ Гранд-отеля на Монмартре. Понятно?

— Понятно. Продолжай, умник!

— Второй вопрос — миссис Риллуотер. Послушай, она прелесть, не правда ли? Дамочка — что надо. Я кое-что тебе расскажу. Я подслушал о ней разговоры. Она красивая, а когда я говорю «красивая», значит, она настоящая красавица. Почему ты меня с ней не познакомил? Может, мне удастся кое-что у нее разузнать.

— Да? — Я рассмеялся тем смехом, какой принято называть циничным. — Я тебя с ней познакомлю, но все, что ты у нее сможешь выведать, будет касаться только вас двоих. И может привести тебя в «холодную». Будь благоразумен, Домби. Все же, где она?

— Не знаю, но недалеко от Отейя есть небольшая гостиница. Рядом с ней стоит огромный домина, когда-то он принадлежал одной графине. Он называется «Виллой цветов».

— Да? Ну и что из этого?

— Это игорный дом. По вечерам парни стройными рядами направляются к этой цветочной вилле и спускают там свои последние гроши. Иной раз, конечно, кое-кто выигрывает. Каждую ночь там идет крупная игра. Как я понял, ты сможешь ежедневно около двенадцати часов найти там свою Джуанеллу.

— Подумать только, что здесь творится. Что, она там подвизается в качестве «зазывалы» для игры?

— Не спрашивай, я не могу ответить, Лемми. Она там бывает каждую ночь с двенадцати до двух. При полном параде. Пудра и все прочее. Мне говорили, что она великолепно одевается. Туалеты шикарные, и за ней многие ухаживают.

— Узнал, кто именно, Домби?

— Кажется, нет. По моим сведениям, она до сих пор привязана к своему мужу, Ларви Риллуотеру, который сидит в Алькатрасе.

— Да, мне тоже так показалось.

— Ладно. Ты удовлетворен. И что прикажешь мне делать дальше?

— Я сам не знаю.

После недолгой паузы Домби сказал:

— Ты что-то вбил себе в голову, но не хочешь поделиться со мной своими соображениями. В чем все-таки дело?

— Ничего подобного, — возразил я. — Не старайся меня убедить, будто я отношусь к разряду скрытных людей. Мне много раз заявляли, что второго такого болтуна во всем ФБР не сыскать. Я разговаривал со шпионами вроде Марселины. Да я заговорю с кем угод-но… Чего ради мне скрытничать перед тобой?

— Не знаю. Только мне кажется, будто ты тупоголовый чурбан, который не понимает, кто его настоящие друзья.

— Ладно, мы еще увидимся, Домби, — пробормотал я.

— Откуда ты знаешь?

— Я не спрашиваю тебя, я тебе говорю. До тебя дошло?

— Может, и дошло, — засмеялся он, — значит, увидимся.

В трубке раздался щелчок. Я закурил и стал кружить по спальне, все еще в пижаме. На душе у меня невесело. Может быть, вы, ребята, воображаете, будто я неравнодушен к Джуанелле? Может, вы и правы. В этой дамочке что-то есть. Не только шарм, но и мозги тоже. А сыночек миссис Кошен всегда был ценителем умных людей.

Я открыл дверь, вышел на площадку и крикнул вниз, чтобы принесли кофе. Когда его принесли, я выпил одним глотком всю чашку и принялся составлять план кампании. Посоветовавшись с самим собой, я решил, что звонить Джимми Кливу нет смысла. Мне хочется провести эту операцию на свой страх и риск, то есть точно так, как намеревался сделать Джимми.

Мне кажется, что в Джимми я полностью разобрался.

Невелика фигура в частном сыскном агентстве в Нью-Йорке. А что там за ребята, вы прекрасно можете себе представить. Ходят — висят на хвосте, как говорится, — за какими-нибудь парнями, вмешиваются, в случаях шантажа или приглядывают за богатыми шалопаями, влипшими в истории с предприимчивыми дамочками. Противная, утомительная и дешевая работа, которую поручают частным детективам.

Но вот случайно Клив встретился с Варлеем. Это придало ему цену. ФБР разыскивает Варлея. Этот малый запачкал руки в каких-то шпионских махинациях. Его проверили и установили, что он связан с гитлеровской сворой, организацией «Гитлер-бунд», действовавшей в Америке за много лет до войны. Разведке захотелось узнать побольше про Варлея. Кое-что было известно Джимми Кливу, поэтому он стал важной фигурой для нашего начальства. Его позвали в полицию Иллинойса. Он начал предлагать разные идеи, за что я его ни капельки не обвиняю. Ему хочется попасть в ФБР, а это простейший способ добиться цели.

О’кей. Затем Варлей и Марселина дю Кло впали в панику. Они срываются с места и удирают из Нью-Йорка. Приезжают в Париж, и тут вскоре случается эта история со мной. Марселина уверяет, будто я ей что-то наболтал, и генералу это не нравится. Не знаю, когда вызвали в Париж Джимми. Не исключено, что ему поручили негласный надзор за мной. Думаю, что подобная работа не впервые поручается постороннему. Он все время работает на себя, пытается стать незаменимым. Эта черта мне в нем не нравится. Я считаю себя как раз на месте, поэтому все, что мне известно, не намерен ему докладывать.

Я принял душ и переоделся в спокойный темно-серый костюм, к которому очень идет белая рубашка и серый галстук. Мне хочется походить на американского бизнесмена. Их тут очень много, и они стремятся начать какое-либо дело, как только закончится война, поэтому бегают и суетится больше чем надо. Затем я сделал небольшой глоток из бутылки с ромом, надел шляпу, чуть сдвинув ее на глаза, закурил сигарету и направился в штаб.

Войдя, в приемную, я заявил сидящей там душечке, что мне нужно видеть генерала. Она пошла к нему, через минуту вернулась и спросила, важное ли у меня дело, так как генерал очень занят. Я пообещал, что разговор займет не более двух минут. Тогда она разрешила мне пройти.

Флеш сидел за столом с сигарой в зубах. Он поднял на меня глаза и спросил:

— Ну, Кошен? У вас появились какие-то идеи в отношении данного дела? Может, вы хотите о них поговорить?

В комнате сидел лейтенант разведки, вид у него был несколько смущенный. Наверно, он знает обо мне, слышал, что я конченый человек, который шляется по бабам и за один нежный взгляд выдает им государственные тайны.

— Послушайте, генерал, меня немного раздражает, что вы ждете от меня покаяния. Я ни о каких секретах не рассказывал, и ничего иного вы от меня не услышите.

Флеш пожал плечами, затянулся с задумчивым видом, потом медленно стряхнул пепел в пепельницу, не сводя глаз с кончика сигары.

— Лично я считаю вас человеком разумным, — сказал он наконец. — И если у вас есть подходящий план действий, выполняйте его. Ладно, чем могу служить?

— Это сущий пустяк. Есть один ресторанчик, куда мне хочется попасть. Там работает человек, знакомый со спекулянтами черного рынка. Я хочу выдать себя за американского бизнесмена, приехавшего в Париж с государственными контрактами на послевоенное время. Мне нужны какие-то бумаги, подтверждающие эту легенду. Ну и рекомендация, чтобы мне доверяли.

— Что вы задумали?

— Ничего особенного.

Он внимательно посмотрел на меня и согласился.

— Ладно. Вы знаете, что делаете. О’кей. Через час я пришлю необходимые бумаги. Вы станете крупным бизнесменом, прибывшим сюда из США со сталелитейными контрактами.

— Огромное спасибо. Мы еще увидимся, генерал.

— Надеюсь, — ответил он.

Я пошел к выходу. Обернувшись на пороге, я заметил, как генерал переглянулся с лейтенантом. Возможно, они решили, что я собрался выкинуть какой-то неожиданный номер. На лице Флеша было странное выражение. Спускаясь с лестницы, я подумал, неужели они на самом деле воображают, что я работаю на Гитлера? И подмигнул самому себе.

Сияло солнце, улицы выглядели праздничными. Был один из тех дней, когда все мужчины кажутся храбрецами, а женщины… впрочем, вы сами знаете, каковы женщины в хорошую погоду.

По дороге я зашел в маленький бар и купил «газированный вермут», не потому что мне нравится этот проклятый напиток, а из-за того, что я чувствую себя просто молодцом, если вам ясно, что я имею в виду. Я оглянулся в поисках такси и вдруг вспомнил, что в Париже таковых нет. С таким же успехом можно пытаться найти здесь бабочку.

Я отправился пешком к бару «Фритц». Там было полно сомнительных девиц, жуликов, вызывающего вида типов, которые пытаются забыть в пьяном угаре то, что им пришлось повидать за последние годы. Ну и всякого прочего сброда, который непременно встречается в подобных притонах. Я здесь уже пару раз бывал.

Я подошел к стойке, и тотчас появился Фритц.

— Доброе утро. Чем могу служить?

Я заказал виски.

— Не глупите, — заметил он.

Парень прекрасно говорил по-французски и по-английски. Я положил на стойку тысячефранковый билет.

— Это другое дело, — сразу смягчился Фритц.

Он налил мне двойную порцию виски. Вполне приличного, если судить по этикетке, но в действительности оно напоминало смесь бензина с той дрянью, которую заливают в радиаторы автомашин.

— Послушай, Фритц, ты знаком с парнем по фамилии Лефевр? С Полем Лефевром? — спросил я.

— Да, это шикарный тип. И дорого дерет.

— Он здесь?

Фритц посмотрел в угол. Там за столом сидел невысокий толстячок, лысый и с очень маленькими черными усиками. Его физиономия напоминала свиную морду. И глазки у него тоже свинячьи, они все время беспокойно бегали по сторонам. Одним словом, не красавец.

Я забрал свою отраву, подошел к нему, придвинул стул и сел.

— Доброе утро, приятель.

— Доброе утро, месье. Чем могу быть полезен?

Он спросил это бодрым тоном. Похоже, этот Лефевр — такой субчик, который знает наперед все ответы.

Я вынул удостоверение ФБР и французскую полицейскую карточку и положил перед ним на стол.

— Взгляните на это и не пробуйте водить меня за нос, потому что в этом случае я немедленно вас заберу. Мне все про вас известно.

Физиономия у него стала довольно кислой.

— Что именно вам известно? — спросил он.

— Не имеет значения. Сейчас я прошу вас только ответить на парочку вопросов, и все будет о’кей. А если не ответите, мне придется поговорить с вами иначе.

Последовали подробные объяснения, что он верный и искренний друг американского народа, что его самое сокровенное желание — умереть за Францию. Одним словом, он нес вздор, обычный для таких типов.

Я терпеливо слушал, дал ему выговориться. Когда он умолк, я достал из кармана авторучку, взятую мной у Риббона.

— Вам знакома эта вещь? — спросил я.

— Да, конечно. Послушайте, месье… Я купил несколько комплектов таких ручек и карандашей. По четыре комплекта каждого цвета, а такого цвета у меня был только один.

— Вы помните, кому его продали?

— Отлично помню. Этого не забудешь. Несколько дней назад я встретил американского джентльмена. Он из вашей службы, пришел специально повидаться со мной и был очень собой доволен. Не знаю, как выразиться…

— Вы хотите сказать, что этот человек был под мухой?

— Да, пожалуй. Он только что покинул замечательное общество, а вечером ему предстояло побывать еще на одной вечеринке, на дне чьего-то рождения. Он полчаса хвастал, как замечательно жить на земле и все такое. Ну и купил комплект, а мне, конечно, не очень хотелось ему продавать. Сами понимаете, в наши дни за такие вещи в Париже можно взять хорошие деньги.

— Можете мне не рассказывать. Но он в этом не виноват.

Лефевр пожал плечами.

— Я продешевил, отдал ему за гроши, потому что он освобождал нашу родину. Я запросил с него всего 2400 франков. И только потому, что я его знаю и знаю, чем он занимается.

— Замечательно. Кто же он такой и чем занимается?

— Месье, он у вас на службе, — ответил Лефевр. — Его фамилия Риббон, мистер Джордж Риббон.

— Огромное спасибо, Лефевр. Это все, что я хотел узнать.

Значит, этот комплект купил Риббон. Я выпил виски, попрощался с Лефевром и попросил его держать язык за зубами. Объяснил ему популярным языком, что с ним сделаю, если он ослушается. Потом вернулся к стойке и купил стакан вина.

У меня появилась идея, а когда такое случается, я всегда чувствую себя счастливым. Итак, солнце светит, а я радуюсь жизни.

Теперь вы в курсе дел. Я подошел к тому отелю около одиннадцати. На улице темно и ветер. Игорный притон я нашел не сразу. Внешне это обычный аристократический особняк прошлого века. Здание стояло в глубине тенистого сада, обнесенного чугунной оградой с затейливым рисунком и массивными воротами. Заведение произвело на меня унылое впечатление. Казалось, если поставить в саду несколько могильных камней, то будет настоящее кладбище, разве что почище.

Я распахнул ворота, вошел и закрыл их за собой, затем подошел к дому по длинной извилистой подъездной дороге. Перед домом разбит цветник. Сбоку стояло несколько машин, но я на них не обратил внимания. Люди, приезжающие играть, обычно оставляют машины где-нибудь позади. Парадный подъезд выглядел шикарно. Я поднялся и сильно дернул за ручку звонка.

Потом закурил сигарету и стал ждать. Большая дверь передо мной отворилась не сразу. Мелькнул просторный, слабо освещенный холл. На стенах висели рыцарские доспехи и потемневшие от времени мечи. Мне пришло в голову, что таких странных игорных домов я еще не встречал, да и запах необычный: пахнет затхлостью, пылью и стариной.

Открывший дверь человек стоял на пороге и внимательно глядел на меня. Это был седовласый тип в полосатом жилете и коротком фартуке — обычном наряде старомодных французских слуг. Глаза его выцвели от времени, голос дребезжал:

— Месье?

— Послушайте, я мистер Сайрус Дж. Хикс, приехал в Париж по делам. Меня рекомендовал сюда мистер Поль Ларош. Вы знаете его? — спросил я. — У меня есть его карточка, если хотите на нее посмотреть.

— Я не очень уверен в отношении имени, месье, — ответил старик, — мне хочется взглянуть на карточку.

Я показал ему присланную генералом карточку. Это обычная карточка какого-то Поля Лароша, на обратной стороне ее что-то нацарапано.

Старик бросил только взгляд на эту карточку и еще любезнее сказал:

— Прекрасно, месье, пожалуйста, вот сюда.

Мы прошли через холл и двинулись по безумно длинному полутемному коридору. Мне он показался не меньше мили длиной. Пол был устлан толстым ковром, так что наших шагов совсем не слышно. Я оглянулся и подумал, что молодчик, организовавший в этом месте игорный дом, не лыком шит, потому что любой человек, впервые попавший сюда, будет уверен, что дом вообще необитаемый.

А мы все шли. Неожиданно откуда-то до меня донеслась музыка, очень приятная, тихая и мелодичная. Мы добрались до конца коридора. Старик подошел к двери, открыл ее, отступил в сторону и пригласил меня войти.

И я попал снова в холл, очень большой и ярко освещенный. Посередине стоял тип в черной одежде, внешне похожий на метрдотеля. Он подошел ко мне с таким же вежливым «Месье?»..

Я повторил ему то же, что и старику.

Он также посмотрел на карточку, затем сказал:

— Отлично, месье. Вы предпочитаете сразу вступить в игру или сперва перекусите? А может быть, захотите посмотреть небольшое представление?

— Понимаете, я пришел сюда ради игры, но немного утомился. Пожалуй, надо чего-нибудь выпить и посмотреть концерт.

Тут я запустил руку в карман и вытащил бумажник.

— Может быть, вам нужно дать какой-то аванс?

Тип улыбнулся и махнул рукой.

— Нет, благодарю вас, месье. Мы берем только десять процентов при игре, никаких, дополнительных плат не взимается.

Я учтиво поклонился, а он указал мне на широкую лестницу в дальнем левом конце холла. Я стал по ней подниматься и очутился в другом коридоре, с раздевалкой в конце его. Это был очень удобный гардероб, а не «раздевалка». Там я оставил шляпу, пальто, прошел через вращающиеся двери и вступил в зал.

Передо мной открылась знакомая картина ночного клуба, какую можно увидеть где угодно: в Париже, Нью-Йорке или Мадриде. Как всегда, небольшая площадка для танцев перед эстрадой, закрытая плотным занавесом. Слева от эстрады — возвышение для оркестра. На нем сидят около двадцати парней в шикарных черных брюках и рубашках с пышными жабо — обычный аргентинский сброд. Играют они прекрасно, и музыка мне нравится. Однако у них вид настоящих бандитов, а их-то я повидал за свою жизнь! Вокруг площадки для танцев плотно расставлены столики с золочеными стульями. Сервировка отличная, красивое цветное стекло, букеты цветов. Мне всегда говорили, что во Франции не хватает обслуживающего персонала; но здесь его хоть отбавляй. За столиками кое-где сидят люди, их немного, в основном женщины. Там и здесь стреляют в воздух пробки от шампанского, да и других напитков сколько угодно.

Я посмотрел на часы. Без семи двенадцать. Я сел за столик в самом углу, спиной к стене. Это моя давно укоренившаяся привычка. Вскоре ко мне подошла очень усталая официантка и спросила, чего я хочу. Для начала я попросил принести виски. Она ушла и через несколько минут вернулась с бутылкой канадской водки, льдом и сифоном газировки. Сама налила мне спиртное. Это совсем не та бурда, которой меня поили последнее время. Я попросил водку не уносить.

— Разумеется, — ответила она и ушла.

Я крикнул ей вдогонку:

— Скажите, когда же начнется концерт?

С минуты на минуту, месье. Обычно в двенадцать.

Я откинулся на стуле, закурил сигарету и стал неторопливо потягивать водку. Я боялся, что все может оказаться гораздо хуже, чем я предполагал. Но пока мне не на что было ворчать и сетовать;

Я не сводил глаз с главного входа.

Посетители все прибывали: французы, аргентинцы, испанцы, итальянцы… Все прекрасно одеты, с ними роскошные женщины. На одной красотке такое бриллиантовое ожерелье, что подаривший его человек должен был зашибать уйму денег!

Оркестр умолк на пару минут, потом начал играть что-то бравурное, и занавес поднялся. Пятеро девушек в красивых и очень скромных платьях сначала спели какую-то песенку, а потом стали танцевать. Меня это поразило, потому, что в этой стране такие номера обычно исполняют в чем мать родила. Но через минуту все стало на свои места: неожиданно погасли огни, остался освещенным небольшой пятачок в глубине сцены вокруг маленькой дверцы. Девушки встали по трое с каждой стороны, а из дверцы вылезла моя приятельница Марта Фристер!

Я глубоко вздохнул, прикончил первый бокал водки и налил на четыре пальца второй. Кажется, дела идут очень хорошо.

Марта выглядела прекрасно. На ней было длинное синее бархатное платье, которое почти волочилось по полу. Двигалась она грациозно, а при таком освещении ее косоглазие совсем незаметно. И теперь я понял, что она была права, заявив, что посетители не смотрят на лицо. Сперва она сняла платье. Под ним на ней было что-то совершенно пристойное. Она начала распевать какую-то идиотскую песенку на французском языке и в то же время раздевалась, соблюдая все каноны стриптиза. Все так же, как и несколько лет назад в Нью-Йорке…

Я прикончил водку и поднялся. Свет все еще был выключен, да на меня никто и не обращал внимания.

В полутьме я благополучно обошел все столики и приблизился к сцене с правой стороны, в противоположном углу от оркестра. Там оказалась маленькая дверь, я открыл ее и проскользнул за сцену.

Я оказался в узком зигзагообразном проходе. По правую сторону были расположены уборные. В них никого не было, но свет горел. Первая — большая комната, в которой повсюду валялись тряпки, — по-видимому, принадлежала хористкам. Следующая была похожа, на кладовую, но в третий раз мне повезло. Я зашел в маленькую, хорошо обставленную и освещенную комнатку. Посреди стоял гримировальный столик с большим зеркалом, со всех сторон окруженный лампами. На вешалке висели прозрачные шаровары, в которых я видел Марту в гостинице.

Но это еще не все. В углу сидел кубинец в своем неизменном белом галстуке. Вид у него был довольно несчастный, рука лежала на животе. Видно, бедняге здорово досталось в прошлую нашу встречу. Заметив меня, он побледнел и поднялся на ноги. Сильным толчком я усадил его на место.

— Послушай, приятель, я немного от тебя устал, — заявил я. — Ты ведь не станешь вытаскивать пистолет и не поднимешь стрельбу, не так ли? Мне это совершенно не нравится. Предупреждаю, что сегодня у меня вовсе не такое благодушное настроение, как в прошлый раз. Ну и что ты мне скажешь?

Он долго молча смотрел на меня. Его узкие глаза чем-то напоминали змеиные. Наконец он спросил приглушенным голосом:

— Черт побери, чего вы тут делаете, сеньор? Это может для вас плохо кончиться!

— Послушай, красавчик, не тревожься за меня. Волнуйся за то, как это кончится для тебя. Ты мне должен ответить на пару вопросов. Зачем ты приехал в Париж? Где и как встретился с этой девчонкой Фристер и какова цель вашего союза? Мне кажется, ты говорил, будто здесь работаешь. Это верно?

— А почему бы и нет? Послушай, меня мутит от твоего удара в живот. Иначе я бы работал в баре.

— Да? Придумай что-нибудь получше.

Я взял стул, стоявший перед гримировальным туалетом, поставил его перед кубинцем и сел.

— Послушай, парень, у меня есть кое-какие соображения в отношении тебя и Марты. Лучше всего облегчи свою душу и расскажи мне все, как оно есть. Вчера ты пытался напустить туману, я это воспринял как личное оскорбление, хотя и понимал, что тебе нужно было защищаться. Повторяю: самое лучшее для тебя — не скрытничать.

— Пошел к дьяволу! — крикнул кубинец.

Он плюнул мне прямо в глаза, и это еще раз доказало, что у этого типа отвратительные манеры.

До меня, доносились звуки музыки, явно подошедшей к финалу, вернее сказать к кульминации. По прошлым воспоминаниям я сообразил, что скоро Марта останется нагишом, а затем снова начнет одеваться. Я посмотрел на ее приятеля. Он сидел, глядя на меня, и я подметил в его взгляде некоторую растерянность, будто он не знает, что может произойти дальше.

Я встал. Парень явно не намерен был говорить. Меня он, несомненно, боится, но кого-то он боится гораздо больше.

Ладно. Пусть будет так.

Левой рукой я взял его за воротник, а правой сильно ударил по челюсти. Звук был очень похож на пощечину, но результат иной: парень даже не успел сообразить, что с ним случилось, как откинул копыта. Я взял его под мышки и выволок в коридор, открыл ногой дверь в соседнюю кладовую, затащил его туда и вышел, а дверь запер на ключ. Потом я вернулся в комнату Марты, поставил на место стул перед туалетом, а сам сел на место кубинца и закурил.

Через несколько минут дверь открылась и вошла Марта. Она стояла, прикрывшись одним веером и «девичьей стыдливостью». Все ее тряпки были перекинуты через руку.

— Марта, вы были совершенно правы, говоря, что зрители не замечают вашего косоглазия. Если хотите, наденьте платье, я вас не буду задерживать. Ведь мне уже раньше приходилось видеть стриптиз.

Я поднялся и закрыл за ней дверь.

— Не утруждайте себя, садитесь. Мне хочется с вами поговорить, — заявил я.

Она накинула халат на голое тело и шлепнулась на стул возле туалета. Физиономия у нее была кислая, как у рассерженной кошки. Я ей совсем не нравлюсь.

— Что это значит? И где Энрико?

— Вы имеете в виду парня в белом галстуке? Того, кто пытался пристукнуть меня вчера вечером? Того парня, что ждал вас в этой комнате?

— Да. Где он?

— Если вам хочется знать, малютка, я его стукнул. Ну и он того, скис. Сейчас около этого дома стоит американский полицейский автобус. Энрико сидит там с парой симпатичных стальных браслетов. Кто-то решил, что так будет спокойнее. Может, кто-то и был я сам.

— Да?

Она глядела на меня немигающими глазами, а я следил за ее пальцами: они дрожали. Зрачки у нее стали крошечными точками. Я пришел к выводу, что эта малютка в свободное время чуточку злоупотребляет наркотиками. Что ж, это неплохо.

— В чем могут обвинить Энрико? — спросила она. — Ведь он ничего не сделал.

— Вот как? Разрешите мне рассказать вам небольшую историю, крошка. Вчера вечером я упомянул, что хороший парень из ФБР, некий Риббон, был убит в клубе «Леон». Его стукнули по шее мешком с песком. О’кей. За пару дней до этого он купил оригинальный набор из авторучки и карандаша. В Париже был всего один такой комплект. Вот карандаш из этого набора. Его я взял из кармана Энрико вчера вечером. Одного этого вполне достаточно:

— Что вы имеете в виду? Почему вполне достаточно?

— Послушай, малютка, не пытаешься ли ты меня убедить, что не Энрико прикончил Риббона?

— Пропади все пропадом. В этом заведении вечно не оберешься неприятностей. Девушка не может здесь спокойно работать. Обязательно что-то стрясется.

— Выпей хоть ведро, если это тебе поможет, но одну вещь заруби на носу.

Я придвинул к ней стул и начал говорить спокойным сочувственным тоном:

— Если ты будешь отмалчиваться, то угодишь в тот же самый автобус. А как только попадешь в лапы американской полиции, могу поспорить на что угодно, тебе не отвертеться от риббоновского дела. Конечно, ты станешь утверждать, что ничего не знаешь, но ведь Энрико твой приятель!

Я засмеялся.

— А судя по тому, что я о тебе слышал, может, ты сама же все и сделала? Как это я раньше не сообразил? Ведь Энрико скорей бы пустил в ход нож или пистолет. Но даже маленькая девчонка без особого усилия могла пришибить Риббона мешком с песком, когда он наклонился над столом, собираясь писать письмо. А он доверял дамочкам, и этой доверился. Повернулся к ней спиной. Послушай, это ты ухлопала Риббона?

Она побледнела как смерть и с трудом выдавила из себя:

— Уверяю вас, я ничего подобного не делала! Я там и близко не была.

— Но Энрико был там?

— Да, был. Что еще вы хотите знать?

— Послушай, сердечко, ты не очень словоохотлива. Расскджи все. Мне надо узнать, что произошло с тобой и Энрико с того момента, когда вы приехали в Париж. Кстати, сколько вы с ним здесь находитесь?

— Не очень долго, недели две или три.

— А как вы сюда попали?

Подумав, она ответила:

— Есть один парень, Варлей. Я его не знаю, с ним знаком Энрико. Вот он это и устроил.

— Да, очень интересно. А если это правда, за что Энрико решил пришибить Риббона?

— Мне думается, Риббон что-то пронюхал про Варлея, напал на какой-то след, точно не знаю. Варлей собирался смыться отсюда. У него было все подготовлено.

— А куда он хотел драпануть? Тебе это известно?

— Знаю, что он раздобыл местечко в транспортном самолете, но куда — не знаю.

— Ага. Вернемся к Риббону. Почему Энрико должен был встретиться с ним?

— Этого хотел Варлей. Он собирался призвать к порядку Риббона, так как тот слишком много знал.

— Знаешь, Марта, ты вроде не врешь. История подходящая. О’кей. Ты как будто не у дел, а?

— Конечно. Ей-богу, я никогда не имела никакого отношения к этим штучкам. Правда, я знала про них, но что я могла поделать?

— Ты знаешь, что будет твоему Энрико?

— Да, знаю.

— И тебе это не важно?

Она покачала головой.

— Ни капельки.

— Ладно, когда твое следующее выступление?

— Меньше чем через двадцать минут.

— Хорошо, оставайся здесь и еще минут пятнадцать не высовывайся из комнаты. Ясно? Я хочу, чтобы полицейские уехали и не увидели тебя. А то вдруг им придет в голову прихватить и тебя, а мне это ни к чему, потому что я хочу еще с тобой потолковать. Если ты будешь сидеть и помалкивать, может, все и обойдется.

— Большое вам спасибо, — поблагодарила она. — Я сделаю, как вы посоветовали.

Я вышел и закрыл за собой дверь. В коридоре ни души. Я отпер ключом дверь кладовки и острожно вошел туда.

Энрико лежал в той же позе, как я его оставил. В углу навалено несколько театральных корзин. Я снял с них веревки и спеленал парня так, что он не мог пошевелиться. Потом заткнул ему рот его собственным шелковым носовым платком. Перетащив его в самый угол, я запер дверь и ушел.

По моим расчетам, парня найдут не так скоро. Я проник через запасной выход в зал для танцев, сел за свой столик и тотчас налил себе водки.

Оркестр играл мелодичный вальс. После пары бокалов я почувствовал блаженство. Я стал думать о том, что, если бы мне не приходилось всю жизнь возиться с таким дерьмом, как этот Энрико, и поднимать такой шум, что чертям становилось тошно, в разных притончиках, я бы с удовольствием сидел при лунном свете с какой-нибудь пташечкой и вел с ней поэтический разговор, от которого ей захотелось бы петь и смеяться. Ведь я такой!

Затем я пошел искать свою маленькую приятельницу Марту Фристер. По-моему, эта крошка — величайшая врунья в мире. Все, что она мне говорила, почти все, гроша ломаного не стоит. Но поскольку она считала, что ее приятеля Энрико зацапали и посадили в каталажку, она готова сказать все что угодно для спасения своей шкуры. И возможно, она права.

Может, ей будет легче, если Энрико уйдет с ее дороги. Может, этого она как раз добивалась. Тянула резину, рассказывая про Варлея.

Я задумался. Она говорила то, что я подсказал ей. Поняла, что у меня есть доказательства, подкреплявшие мое предположение: я забрал карандаш, купленный Риббоном в наборе с авторучкой. Она полагала, что, всякий подумает, будто Энрико забрал карандаш у Риббона, после того как огрел его по шее мешком с песком.

Во всяком случае, она думала, что никто не поверит словам Энрико. И воображала, что если подыграет мне и подтвердит мои предположения, то я прощу ей стрельбу в отеле «Сент-Денис».

Все это доказывает вам, ребята, что Конфуций был прав на сто процентов, когда говорил, что женщина-врунья подобна рому без запаха или сухому «мартини» без льда. Она все время будет пытаться вспомнить, что вам наговорила в прошлый раз, и еще больше запутается. Но с другой стороны, учил Конфуций, если дамочке нечего лгать, она не интересна, как кусок холодной говядины, и скучна, как проповедь викария. А красивая с страстная бабенка должна иметь воображение и говорить про себя такие вещи, что Казанова, по сравнению с ней, будет казаться примерным мальчиком из воскресной школы. И, добавляет Конфуций, меня можно цитировать где угодно и сколько угодно, не выплачивая ни цента за авторское право.

В половине второго я поднялся из-за стола, спокойно вышел через главный вход, прошел по коридору и распахнул большую дверь в конце его.

Игорная комната казалась очень большой, почти как танцевальный зал. Все стены увешаны разным оружием и доспехами, почему-то сильно пахло резкими духами. Вдоль стен стояли диванчики, козетки, пуфики и еще черт знает что, а посредине четыре больших стола. Это рулетка, фаро и мими. В одном углу хорошенький парнишка, которого можно было принять за переодетую девчонку, организовал игру в кости. В другом пятеро заняты покером. Некоторые игроки походили на картинки из модного журнала, другие же как будто только что были взяты на поруки после десяти лет тюремного заключения.

Очаровательные крошки, щедро наделенные всем тем, чем особенно славится Франция, слонялись по дому в поисках богатых кавалеров. И — берегись, растяпы! Того, кто попадется на удочку, эти красотки отпустят лишь тогда, когда кошелек бедняги полностью опустеет.

Все это показывает вам, ребята, что бы ни творилось в нашем мире — войны, эпидемии, наводнения, — неважно. Всегда найдутся парни, которые будут играть в азартные игры, и дамочки, которые будут стоять кругом и смотреть, не выпадет ли счастливый выигрыш, который так или иначе попадет в их сумочку.

Я стал искать Джуанеллу, так как решил покончить с делами, — иначе какой-нибудь любопытный заглянет в кладовую и найдет там кубинца раньше, чем я уберусь отсюда. А если это случится и Марта обнаружит, что я ее надул, мне придется туго.

Я стал ходить вокруг столов, наблюдая за игрой. Тут собрались самые разные люди. Большинство из них прекрасно одеты и, казалось, в деньгах не нуждались. Ставки были очень высокие. Джуанеллу я нашел во втором зале.

На ней было шелковое платье цвета морской волны, плотно облегавшее фигуру, с большим декольте и золотыми испанскими эполетами на плечах. Под одним коленом ее юбка была подобрана, обнажая стройную ножку в нарядном золотистом чулке. Черные лаковые туфельки на высоченных каблуках с золотыми пряжками дополняли туалет. Уверяю вас, Джуанелла выглядела как картинка.

Интересно было, черт возьми, узнать, что она тут делает. Джуанелла — любопытная штучка. У нее внешность — дай бог всякой, и голова на плечах, и все остальное на месте. Но она из тех дамочек, которые вечно чего-то ждут, а когда находят, что им это уже не нужно, то подавай нечто новое. Эти мысли привели меня к Ларви. Я понимаю, что, поскольку он сейчас надежно и крепко упрятан за решетку, ей больше всего хочется его оттуда вызволить. А когда она поможет ему оттуда выбраться, он потеряет для нее всякий интерес и она будет не против того, чтобы его туда снова водворили. Тогда все начнется с самого начала. Сказка про белого бычка. Одним словом, крошка была такой же, как все мы грешные: вечно стремимся к чему-то, а получая — теряем всякий интерес.

Она стояла и щебетала с толстым лысым дядей. Я прислонился к стене и стал наблюдать. Через несколько минут толстяк ушел. Джуанелла, повернулась и увидела меня. Ее губы изогнулись в, улыбке, она пошла ко мне, как к давнишнему приятелю, только что вернувшемуся с войны.

— Лемми, рада тебя видеть, — заявила она. — А что ты тут делаешь?

— Тише, милочка! Меня зовут мистером Хиксом. Я американский стальной магнат, приехавший по делам в Париж.

— Вот это да! Мне думается, здесь никому нет до тебя дела. Почему бы тебе не пойти поболтать со мной и немного выпить?

— Мне нравится твоя мысль, Джуанелла. Куда мы пойдем?

— Пошли со мной.

Она взяла меня под руку и провела через какие-то бархатные портьеры в другой конец комнаты. Потом мы пошли по длинному коридору, она открыла дверь, зажгла свет и заперла ее за нами.

Мы вошли в маленькую гостиную с хорошей мебелью. На столе стояла бутылка виски и сифон с содовой.

— Садись, Лемми, — пригласила она. — Давай выпьем.

— Послушай, Джуанелла, скажи мне, что ты делаешь в этом заведении?

— Ну ведь нужно как-то жить. Я получила здесь работу. Я хозяйка.

— Что это значит? Ты приказываешь выбросить вон продувшихся парней, которые хотят учинить скандал?

— Что-то в этом роде, — улыбнулась она.

Джуанелла налила виски, добавила содовой, перемешала и протянула мне. Потом сделала то же самое и для себя. Подняв бокал, она сказала:

— Ну, это за тебя, Лемми.

— За тебя, Джуанелла, — ответил я. — На тебя приятно смотреть. Я не видел ничего подобного с тех пор, как работал в цирке. С каждой минутой ты все молодеешь.

— Может, оно и так, — согласилась она, — но у меня на душе кошки скребут.

В ее глазах появилось непонятное выражение. Мне казалось, что она вот-вот расплачется.

— Послушай, Джуанелла, ведь ты такой лакомый кусочек. Наверно, парни так и вьются вокруг тебя. Я имею в виду парней с деньгами. Но ты как будто прилипла к одному-единственному — к Ларви Риллуотеру, твоему муженьку. Верно?

Она отрицала это, села в кресло рядом со мной, положила локти на стол и наклонилась вперед. От нее пахло замечательными духами, и у меня начала кружиться голова.

— Ты, милый негодник, — обратилась она ко мне. — К чему это притворство? Как будто ты ничего не знаешь.

— Куда ты гнешь? — спросил я, вынул пачку сигарет, угостил ее и закурил сам.

Она выпустила струйку дыма.

— Вспомни, несколько лет назад я кое-что тебе говорила. Когда ты еще работал над какой-то формулой газа. Тогда я тебе помогла, не правда ли?

— Да, ну и что?

— Помнишь, что я тебе говорила? — спросила она. — Но раз ты не желаешь ответить на мои чувства, придется лакомиться домашним печеньем — это осталось в силе и поныне.

— Что ты имеешь в виду?

— Бывают однолюбы, а я двулюбка, если можно так выразиться. Я отправилась к Ларви, моему несчастному мужу, который сейчас всерьез угодил за решетку. Может быть, если бы парень, по которому я схожу с ума, обратил на меня внимание, я бы позабыла о Ларви.

— А кто этот парень?

— Этот парень — ты сам. И ты про это прекрасно знаешь.

Вся соль в том, что она говорила с таким видом, словно и вправду так думала.

Вы уже знаете, что она разумная малютка, эта Джуанелла. Может, на этот раз она и не врала, потому что ее воспоминания о прошлом были истинной правдой.

— Ладно, — согласился я, — ты двулюбка, а я один из тех, кого ты любишь. Так что это мне даст?

— А что ты хочешь? Ведь ты не можешь попросить у меня то, что я не сумею тебе дать? А, Лемми?

— Ты в этом уверена?

Она наклонилась вперед, и я увидел, как вздымается ее грудь. Она схватила меня за руку, и на ее белом пальце сверкнул камень в кольце.

— Ладно, — проворчал я. — Если ты так уверена, налей мне еще виски.

Она пожала плечами, бросила на меня такой взгляд, будто готова перерезать мне горло, потом все же перемешала напиток.

— Послушай, милочка, — сказал я, — давай выясним все окончательно. Может быть, ты сумеешь мне помочь. Несмотря на все странные обстоятельства, мне не хочется верить, что ты могла мне навредить.

— Конечно нет, Лемми.

— О’кей. Когда я вчера встретился с тобой, я ведь сообщил, что со мной случилось. Может, я был ослом и мне не надо перед тобой распускать нюни.

— Почему же? Ты мне сказал, что здорово влип из-за какой-то дряни, которой лишнего натрепал. Так ведь?

— Ну, не совсем так. Прежде всего разреши задать тебе небольшой вопрос. Ты говорила, что живешь в отеле «Сент-Денис». О’кей. Я пошел туда. Консьерж назвал мне номер твоей комнаты. Я зашел туда, но тебя там не было. Вместо тебя я нашел Марту Фристер и какого-то кубинца. Я попал в хороший переплет. Короче говоря, кубинец пустил в ход свою артиллерию, и они пытались испортить мне вывеску. Для чего, все это было сделано?

Джуанелла широко открыла глаза и спросила:

— Послушай, Лемми, ты меня разыгрываешь?

— Вовсе нет, Джуанелла. Я рассказал тебе чистейшую правду.

— Ты рехнулся. Где этот отель «Сент-Денис»?

— А ты не знаешь? Трактирчик возле бульвара Сент-Мишель.

Она захохотала.

— Да ты совсем безголовый. Я тебе говорила совсем не про этот отель. Моя гостиница находится не в самом Париже. Какого черта ты подумал, что я могу остановиться в какой-то дыре около бульвара Сент-Мишель?

Сначала я промолчал, потом заметил:

— Жизнь — презабавная штука. А в этом распроклятом деле столько, совпадений, что они завели меня в тупик.

— Например, какие совпадения?

Она снова наклонилась ко мне, и меня опять обдала волна духов.

— Почему ты не хочешь рассказать мне, что тебя терзает, Лемми? Почему не разрешаешь тебе помочь? Я готова сделать все для тебя.

«Ладно, — подумал я про себя, — попробую».

— На меня наплели, будто я распустил язык перед одной дамочкой, Марселиной дю Кло. Вчера вечером кто-то увез ее из каталажки по подложному пропуску и пристрелил, чтобы она не могла дать показаний. Это было не очень важно, потому что она рассказала все, что нашла нужным, работнику ФБР, парню по имени Джордж Риббон. И этот Риббон доложил начальству о том, что ему заявила дю Кло. Понятно?

— Да, понятно.

Джуанелла слушала внимательно. Я понял, что она здорово заинтересована.

— О’кей, — продолжал я. — После того как мы с тобой расстались, я пошел поговорить с Риббоном. Надо было это сделать перед тем, как идти к генералу. Когда я пришел в гостиницу, где он жил, то нашел его мертвым на ступеньках лестницы.

— Что ты говоришь, Лемми? М-да, неприятная история, значит, кокнули и дю Кло, и Риббона? А ты остался на бобах?

— Не говори, Джуанелла. И еще как! Меня подозревают в излишней откровенности с этой дамочкой, а все свидетели против меня убиты.

Я подмигнул Джуанелле.

— Если бы у меня не было кое-какого алиби, могли бы предположить, что это я их прикончил.

— Ой! Это уж слишком!

— Может быть. Hо у меня во рту остался отвратительный привкус. Слушай, это еще не все.

— Я слушаю. Валяй дальше.

— Я решил потолковать с тобой. Пошел в тот кабак, где, я считал, остановилась ты, и нашёл там Марту Фристер и ее дружка-кубинца. Возможно, это всего лишь совпадение, но она тоже работает здесь, выступает со стриптизом. А еще одно совпадение — ее приятель работает в здешнем баре. Во всяком случае, он так заявил.

Она посмотрела на меня каким-то далеким взглядом.

— Да, это чуточку странно, не правда ли, Лемми? Даже чертовски странно!

— Ты тоже нашла это странным? — спросил я. — Послушай, будут и другие совпадения. Когда я нашел труп Риббона на ступеньках лестницы, у него в руке была зажата авторучка. Даже крышка с нее не была отвинчена, как будто он только что вынул ее из кармана, чтобы написать письмо, но тут его прихлопнули. Эта авторучка была из набора, куда входил еще карандаш. Такие наборы продают в Париже на черном рынке. Я проследил ее путь. Риббон купил набор несколько дней назад.

— Да? Ну и что?

— Ничего особенного. Только я вынул парный карандаш из кармана кубинца, после того как он стрелял в меня в отеле «Сент-Денис». Это совпадение или нет?

— Значит, ты подозреваешь, что кубинец этот, его зовут Энрико, и он работает в здешнем баре, ты подозреваешь, что он убил Риббона?

Нежно улыбаясь, я ответил:

— Нет, моя радость, считаю, что кто-то хочет, чтобы я так думал.

— Послушай, Лемми, я заинтересовалась. Расскажи мне еще что-нибудь.

— О’кей. Я пришел сюда, потому что мне сообщили, что ты работаешь здесь. Видел девицу Фристер в стриптизе в танцевальном зале. Я пошел к ней в уборную и нашел там Энрико. Я стукнул его, связал и запер в кладовке. Ясно?

— Ясно. Техника Кошена на высоте. Может быть, в один прекрасный день ты сделаешь то же самое и со мной?

— Кто знает? — ответил я.

— Может быть, мне это не понравится, Лемми.

Она бросила на меня колючий взгляд.

— О’кей. Потом я снова пошел в уборную и дождался Марты. Она пришла и спросила, где Энрико. Я ответил, что приехал сюда на крытой военной машине и арестовал его за убийство Риббона.

— Эй-эй! — серьезно воскликнула она. — Это мне совсем не нравится.

— Почему, сокровище?

Она пожала плечами и ответила:

— Если кто-нибудь войдет в кладовую и найдет там Энрико, начнется невероятный скандал. Энрико очень неприятный тип. Он иногда бывает настоящим бандитом, если его выведут из себя.

— Возможно, но чем сильнее он будет неистовствовать, тем больнее обожжется. Если этой птичке, Энрико, охота показать мне свой норов, он может не покупать входной билет. Я впущу его бесплатно, а потом как следует отделаю и выброшу вон.

Джуанелла положила руку поверх моей.

— Ты такой же, как всегда, — заметила она. — Задиристый, как петух, и милый, как… как бокал крепкого вина. Я готова за тебя умереть, Лемми.

Она глубоко вздохнула, и я услышал, как затрещал ее бюстгальтер от натуги.

— О’кей, — сказал она. — Значит, ты дождался Марты и сообщил ей, что Энрико увезли в полицейской машине. Ну и как ей это понравилось?

— Вполне понравилось, — ответил я. — Она заявила, что он виноват, он это сделал. Сделал по приказу парня, некоего Варлея. Тот и привез эту парочку сюда, а сам вроде смылся в Англию. Похоже, что эта малютка шьет Энрико что-то, чем он не занимался.

Я затянулся и внимательно посмотрел на Джуанеллу.

— Послушай, сокровище, мне думается, что ты ничего не знаешь про этого парня, Варлея, верно?

— Откуда мне знать? Кто он такой, черт бы его побрал, этот Варлей? Мне и без него хватает всяких забот. Никогда о нем не слыхала и не хочу слышать.

— О’кей. Значит, ты не знаешь, кто такой Варлей, и тебе кажется ясней ясного, что Риббона прикончил Энрико?

Она развела руками.

— Но почему ты в этом сомневаешься, если нашел у него этот карандаш?

— Послушай, ласточка, пошевели мозгами. Энрико не простачок. Давай на минуту вообразим, что он отправил на тот свет Риббона. О’кей? Он поднялся в комнату Риббона и попросил того написать письмо. Риббон достал из кармана авторучку и начал отвинчивать колпачок. Но тут Энрико стукнул его по шее и убил.

— Ну что же тут особенного?

— Затем Энрико не поленился, полез к нему в карман за автоматическим карандашом, а ручку взять не соизволил. Разве это имеет смысл?

— Нет, это бессмысленно.

— О’кей. Ну а если бессмысленно, то что имеет смысл?

Она чуть задумалась, потом пожала плечами и ответила:

— Не знаю. Ты ведь знаешь, я никогда особым умом не отличалась.

— Послушай, моя красавица, у этого Энрико голова работает, верно? Он не растяпа и знает, что к чему, да?

— Конечно, Энрико палец в рот не клади. Дураком его никак не назовешь.

— А если это верно, то Энрико никогда бы не стал брать у убитого им человека какой-то дурацкий карандаш, можешь быть уверена. До тебя дошло?

— Да, Лемми, дошло.

Она сидела, положив локти на стол и уткнувшись в руки подбородком. Ее губы были полураскрыты. Она так хороша — вот взял бы ее и съел. Видно, раздумывает над моими словами. Ей и в голову не приходит, что я покупаю ее на ерунде. То, что я ей говорю, — чушь. Может, вы скоро в этом убедитесь.

Я сказал:

— Значит, мы договорились, что, если бы Энрико убил Риббона, он не взял бы у него карандаш и не оставил ручку. Верно? Будь он болваном, то и тогда он забрал бы и то, и другое. Но он не дурачок и не тронул бы ничего. Вообще не дотронулся бы ни до одной вещи Риббона. Понимаешь? Это не наводит тебя на мысль?

— На какую?

— Поработай своей хорошенькой головкой. Неужели ты не поняла, что Энрико не убивал Риббона? Это сделал кто-то другой. Когда я нашел труп Риббона, в его руке была авторучка. Колпачок не был отвинчен. Понятно? Болван, убивший его, об этом не знал, но был уверен, что ручку найдут. И что же он сделал? Взял карандаш и отдал его Энрико, зная, что этот парень падок на яркие безделушки. Убийца знал и кое-что еще. Знал, что на черном рынке был всего один комплект такого цвета и что какой-либо умный парень вроде меня без труда узнает, откуда он взялся.

— Мне ясно, Лемми. Теперь тебе нужно только найти того человека, который дал ему карандаш.

Я прикончил свой бокал, протянул его ей, и она снова его наполнила.

— Мне думается, я знаю, кто дал ему этот карандаш, — заявил я.

Ее глаза полезли на лоб.

— Что ты говоришь? Кто же это?

— Если я не ошибаюсь, Варлей. Понимаешь, когда я Марте сказал в ее уборной, что Риббона прикончил Энрико, она сразу же согласилась. Слишком быстро, понимаешь? И поспешила добавить, что Варлей удрал несколько дней назад. Поняла?

— Иными словами, она хотела обеспечить алиби Варлею и свалить вину на Энрико?

— Правильно Похоже, этот Варлей — лицо влиятельное. У него есть друзья, и он наверняка заставил малютку работать на него.

— Да, похоже на это. Но зачем Варлею понадобилось убить Риббона? Ты можешь мне на это ответить?

— Можно придумать полдесятка причин, Джуанелла. Давай пораскинем мозгами. Варлей заставлял Марту и Энрико работать на него. Он знал, что Риббону удалось расколоть Марселину дю Кло, которая была его подручной. Мне говорили, будто Варлей ей не совсем доверял. Он вбил себе в голову, что она празднует труса и может проговориться. Ясно?

Джуанелла кивнула.

Я отпил виски и наблюдал за ней краем глаза. Заметил, что у нее слегка дрожали пальцы.

— О’кей. Риббон встретился с дю Кло, и та с ним разоткровенничалась, потому что он напугал ее до полусмерти. Объяснил, что ее расстреляют или вздернут за шпионаж. Что же она сделала? Попыталась выставить себя в выгодном свете. Может быть, кое-что сообщила Риббону о Варлее, а потом облила меня грязью и налгала на меня. Тем самым она как бы связала руки Риббону, и остальным тоже. Ясно тебе?

— Ясно.

— Ладно. Я рассуждаю логично, верно? Каким-то образом Варлей узнал о ее разговоре с Риббоном и пожалел, что в свое время не утопил эту дамочку, а теперь было уже поздно. Ему следовало как можно скорей отделаться от Риббона и от дю Кло. Но Варлей считал, что она опаснее, так как может совсем расколоться. Наверно, у него в Париже были приятели, потому что он раздобыл поддельный ордер и увез дю Кло из полицейской тюрьмы, а затем убил ее. Потом он явился в гостиницу Риббона и расправился с ним. И теперь он считает себя в полной безопасности.

Я подмигнул.

— Между нами говоря, я думаю, что так оно и есть. Он сыграл ловко, а меня выставил черт знает в каком свете. Теперь ты все знаешь.

— Да, положение — хуже не бывает…

Она посмотрела куда-то поверх моего плеча и широко раскрыла глаза.

Я соскочил со стула и повернулся к двери. На пороге стояли двое парней отнюдь не дружелюбного вида. У одного в правой руке был коротенький автомат, направленный мне в живот.

Я тяжело вздохнул, увидев, что, куда бы я ни повернулся, автомат всюду меня достанет.

— Послушайте, что это значит? — спросил я.

Один из парней ответил на французском с нескрываемым сарказмом:

— А вы не догадываетесь, месье? Недавно мы нашли в кладовке несчастного Энрико. Он нам рассказал много интересного про вас.

Парень подмигнул. Похоже, он очень доволен собой.

— Кажется, Энрико вас не очень любит.

— Вот как бывает, любезный, — процедил второй сквозь зубы.

Я посмотрел на Джуанеллу. У нее было перепуганное лицо, но она встала и попыталась вмешаться.

— Послушайте, ребята, — сказал она, — вы что-то перепутали. Это мистер Хикс, американский бизнесмен. Он пришел сюда поиграть.

Толстяк ответил:

— Понятно. Он мистер Хикс, а я король Испании. Пройдемте вместе с нами, мистер Кошен. Нам надо серьезно потолковать.

— Что тут творится? — спросил я. — Вам, ребята, не поздоровится, если вы станете мудрить с федеральным офицером.

Француз с оружием снова подмигнул.

— Месье, вы должны знать, что Париж находится на своеобразном положении. Полиция еще не опытна. Ежедневно пропадают люди неизвестно куда. Вы будете просто одним из их числа.

— Так, значит, так, — согласился я, а сам тем временем думал, как бы изловчиться в такой сложной ситуации.

Джуанелла повернулась ко мне и широко улыбнулась.

— Что бы ни случилось, Лемми, помни — я за тебя.

— Да, мое сердечко! Надеюсь, что это принесет мне какую-нибудь пользу.

— Ну, человек умирает только раз, и, если такое с тобой произойдет, я буду думать о тебе. Эти ребята наверняка не против обождать минутку.

Она взяла мой бокал, наполнила его до краев и протянула мне.

— Большое спасибо, — поблагодарил я.

У меня мелькнула мысль выплеснуть виски в физиономию молодчика, но какой от этого прок? Одному плесну, второй не станет спокойно дожидаться своей очереди. Он все время держал руку в кармане. Наверняка у него там пушка. И таким образом я могу только форсировать события.

— О’кей, за твое здоровье! — сказал я и залпом выпил бокал, потом поставил его на угол стола и…

В следующее мгновение комната завертелась перед моими глазами. Стол почему-то подпрыгнул и больно ударил меня.

Я свалился на пол безвольным мешком.

Когда пришло время снова вернуться на землю, я чувствовал себя отнюдь не превосходно. Я лежал, прислонившись к каменной стене, вокруг была тьма хоть глаз выколи. Голова трещала, словно меня огрели по макушке железным ломом. Во рту был такой вкус, будто я жевал навоз.

Я просто лежал и отдыхал. Через некоторое время стало легче. Голова прояснилась, и я начал соображать, что со мной произошло.

Джуанелла… Какую игру вела эта малютка? Почему она сбила меня с катушек в тот самый момент, когда эти парни собрались мне показать где раки зимуют? А сделала она это с помощью голландского зелья, что-то подмешала в виски. Видимо, это был самый крепкий «микки финн», который я пробовал за всю свою жизнь. Может быть, мне кое-что стало понятно. Может, она дружила с этими молодчиками и решила, что если выведет меня из строя, то красавчики с пушками в руках не станут пускать в ход свои игрушки. Одним словом, она предпочла видеть меня целым и невредимым. Да, вот какова моя идея.

С другой стороны, интересно и вот еще что: как могла Джуанелла так легко подбросить в виски какой-то наркотик? Но, может быть, она держала его всегда под рукой на тот случай, когда ребята становились слишком настойчивыми? Одно я наверняка знал: кто-то зашел в кладовую и обнаружил там Энрико. Так что теперь Марта знает, что я водил ее за нос и мои рассказы об аресте Энрико гроша медного не стоят. Ну, ладно!

Вы должны понимать, что в подобной работенке надо с чего-то начинать. Если ходить вокруг да около и высматривать доказательства, никакого толку не будет. Самое полезное в таких случаях — посеять неприязнь в рядах врагов, чтобы они злились друг на друга.

Проделайте это, и кто-нибудь обязательно вам кое-что расскажет!

Вот и я кое-что успел уже выяснить. Я точно знал, что Марта Фристер готова продать Энрико за понюшку табака. Разве не это она пыталась проделать несколько часов назад? По неизвестной мне причине я мысленно все время возвращался к Джуанелле. Что она за человек?

В ней, несомненно, что-то есть, хотя я пока не совсем понял что именно.

Лежа в темноте, я все время думал о своем приятеле Конфуции, у которого были изречения на все случаи жизни.

«Остерегайся красотки с сочувствующей улыбкой, — учил Конфуций. — В один прекрасный день ты увидишь ее в темной аллее с гаечным ключом, готовую нанести тебе смертельный удар по черепушке. Бойся ее, человече! А некрасивая дамочка, известная своим добрым характером и добродетельностью, будет верна тебе, как желтый пес, потому что побоится потерять тебя — единственного мужчину, которого ей удалось заарканить. Но блондиночка с гибкой, как у змеи, фигуркой, с капризным и задорным характером столь же ненадежна, как солнечный зайчик. Она с легкостью запустит в тебя кочергу или даст отставку, словно сделает себе маникюр.

Поэтому не теряй головы, мой дорогой брат, и лучше начинай ухаживать за крокодилом или тигрицей с дурным характером, чем за дамочкой, у которой есть на что поглядеть и которая знает ответы на все вопросы. В противном случае кто-то будет рыдать над твоим могильным камнем либо издержки по бракоразводному процессу будут настолько велики, что тебе придется заложить последние штаны и ты не раз пожалеешь, что родился на белый свет».

Вы видите, ребята, что этот Конфуций на самом деле знал, что к чему.

Я почувствовал себя гораздо лучше, обшарил карманы и обнаружил, что красивый карандашик исчез, а моя зажигалка все еще у меня в кармане. Я зажег ее и огляделся. Я лежал в подвале или погребе. В дальнем конце виднелась дверь, сделанная из солидных досок. Я встал, подошел к ней и дернул за ручку. Дверь заперта. Высоко в стене была вделана решетка, через которую пробивался слабый свет. Я подумал, что эта решетка закрывает окошко в комнату первого этажа. Но мне от этого мало радости: окошко расположено высоко, а решетка явно железная и наверняка заперта.

С одной стороны двери я увидел выключатель. Я зажег свет, сунул руки в карманы и стал расхаживать взад и вперед. Кажется, пока мне ничего не остается, как ожидать дальнейших событий.

Посреди этих печальных размышлений до меня донеслось тихое позвякивание. Я обернулся. Позади на каменном полу лежал ключ с прикрепленной к нему запиской. Ага, эта посылка попала сюда через решетку. Замечательно. Я поднял ключ и прочел записку:

Я стоял с ключом в руке и думал:

«Ну и ну. A, может, этот милый Конфуций не всегда был прав? Интересно знать!»

Я вынул зажигалку, сжег записку, затем вставил ключ в замочную скважину. Все в порядке, дверь открылась без труда. Я выключил свет, вышел в длинный коридор, тихо пробрался до лестницы, поднялся по ней и очутился перед открытой дверью, выходящей в огород. Я огляделся. Часы показывали шесть утра, воздух был свеж и приятен. Я вдохнул полной грудью. Похоже, мне придется всю жизнь молиться за здоровье Джуанеллы.

Извилистая дорожка привела к запертой калитке. Я перелез через ограду и вскоре стоял на дороге. Несколько минут ждал попутной машины, но кругом не было видно ни души, и после минутного размышления я пришел к выводу, что ногам моим придется поработать.

И я зашагал к Парижу.

Глава 4

Жизнь может быть изумительной, говорю вам, ребята, и вы можете поверить. Мне наплевать на все прежние черные тучи, нависшие на небе, и на мудрость стариков, говоривших, что нет худа без добра. Нет, сэр. Жизнь такова, какой вы ее сделаете, а если вы не хотите сделать ее приятной — дело ваше, каждый живет по своему разумению.

Я иду по Пикадилли, а солнце шпарит над моей головой. Я отлично выгляжу — никто не скажет, что меня вынули из пыльного шкафа. На мне новенький мундир морского капитана США. Фуражка сдвинута набок, а складки на брюках так отутюжены, что ими можно побриться. Я чувствовал себя остроумным и интересным, основываясь на взглядах, какими меня награждали некоторые малютки. Мои акции взлетели на сотню процентов, никак не меньше!

Потому что в Лондоне есть нечто, заставляющее чувствовать себя Человеком с большой буквы. Город явно наделен особой атмосферой. Последний раз я был здесь в 1943 году, когда занимался делом Гайды Тревис вместе с Бензи, Хотя старый городок немного попортился благодаря стараниям мистера Гитлера, все же он остался прежним: разве что слишком много американских парней шаталось по его улицам. Но, как однажды сказала мне старая дама, нельзя быть слишком придирчивым и требовательным.

Я завернул в бар «Риволи» пропустить бокальчик-другой спиртного. Потягивая двойное шотландское виски, я спокойно обдумывал положение дел. Потому что, каким бы я ни был романтически настроенным парнем, меня сильно волновали Варлей и его сестра. Честно говоря, здорово волновали. Самым счастливым днем будет тот, когда я сумею сцапать эту птичку.

Я допил виски и вытряхнулся на улицу. Такси поймать не удалось, так что пришлось отправляться пешком в Скотланд-Ярд. Я назвал себя и заявил, что мне очень хочется поговорить со старшим детективом инспектором Херриком.

Старина Херрик выглядел по-прежнему. Сидел за огромным письменным столом около окна и что-то малевал на промокашке. Разве что поседел, да прибавились две-три новых морщины. Он по-прежнему курил обгорелую коротенькую затрапезную трубку, а его курево пахло смесью шерсти, дорогого ковра и духов.

Он быстро встал со стула и пошел мне навстречу.

— Лемми, рад тебя видеть! Я все думал, куда ты запропастился? Бери стул.

Я сел, и мы немного повспоминали наши прежние приключения. Потом он спросил:

— Ладно, что случилось?

— Можно подумать, будто тебе ничего неизвестно, чертяка! — подмигнул я ему.

— Мне велено оказывать тебе всяческое содействие. Как я понял, ты и Джеймс Клив, в настоящее время переданный вашему отделу, ищете пехотного офицера Варлея и его сестру. Я уже видел Клива. Видимо, ты с ним еще не связался?

— Нет. В Париже я попал в переделку и опоздал на самолет. Джимми прибыл сюда один, а я вылетел на следующий день. Думаю, мы скоро встретимся. Он остановился в «Савое».

Я закурил сигарету.

— Что вы можете мне сказать о Варлее? — спросил я.

Он пожал плечами.

— Равносильно поискам иголки в стоге сена. Работай, Лемми, самостоятельно. Сюда нагнали черт знает сколько американских войск, ежедневно десятки этих молодчиков где-то болтаются без увольнительных или выбалтывают кому угодно и что угодно. Здесь американцы чувствуют себя на отдыхе. За ними не уследишь.

— Малоутешительно, — заметил я. — Ты и Джимми так заявил?

Он кивнул. Меня заинтересовала реакция Джимми.

Херрик принялся набивать трубку.

— Мне показалось, что он не очень огорчился. Кажется, что-то придумал насчет своей работы. Возможно, догадался, где следует искать Варлея. Так или иначе, он настроен очень оптимистично.

Я покачал головой. Будьте уверены, у Клива имелась какая-то идейка. Вот поэтому он и удрал первым на раннем самолете. Да, этот малый готов нажать на все рычаги, не дожидаясь любимого сыночка миссис Кошен. Нет, сэр, он будет действовать на свой страх и риск. А почему бы и нет?

Я встал со стула и сказал:

— О’кей, Херрик. Я остановился в прежней гостинице на Джермин-стрит. Там, где я жил в прошлый раз. У тебя есть номер моего телефона?

Он ответил, что есть.

— Если когда-нибудь услышишь что-либо стоящее для меня, звони, — попросил я. — А если я узнаю полезное для тебя, тоже позвоню. А пока я буду отсутствовать, не делай глупостей.

Он дал мне большой зеленый запечатанный конверт, мы пожали друг другу руки, и я ушел. Замечательный парень Херрик. Мне кажется, что мы друг друга хорошо понимаем, как двойняшки, даже еще лучше.

Мне было не совсем ясно, что делать. Вы сами понимаете, что о Варлее я ровнехонько ничего не знал и дожидался, когда меня кто-нибудь наведет на след. Но я не волновался. Мне казалось, что Джимми Клив что-то припрятал про запас, а когда наступит время, я разнюхаю его козыри.

Зайдя в какой-то бар, я выпил на четыре пальца виски, закурил сигарету и стал размышлять о том о сем. Я уже говорил, что жизнь замечательная штука, но порой она бывает чертовски странной. А я принимаю ее такой, какая она есть, потому что у меня философский ум и я не люблю суетиться без толку. Стоит мне только начать волноваться, я вспоминаю старого приятеля Конфуция, который если бы дожил до наших дней, то стал бы редактором женского журнала. Потому что он был настоящим парнем на все сто процентов и знал, как обращаться с дамочками. На дорогу я еще опрокинул бокальчик виски, затем вышел на улицу и направился к отелю «Савой». По дороге я думал о Джимми Кливе. Чего этот парень добивается, что он знает? Я подмигнул сам себе. Вы, наверно, решили, что я малость придурковат. Но если парень знает, когда ему нужно прикинуться простачком, то дураком его никак не назовешь. До вас дошло?

Войдя в «Савой», я справился внизу, здесь ли мистер Клив. Клерк позвонил по десятку телефонов, а затем ответил, что мистер Клив изволил выйти, вернее уехал.

Он предупредил, что вернется через два или три дня. Я поблагодарил клерка и ушел.

Вернувшись к себе на Джермин-стрит, я снял форму, принял душ и переоделся в светло-серый костюм с иголочки. Под ним была светло-синяя рубашка и васильковый галстук. Взглянув в зеркало, я остался доволен: «Красавчик, черт возьми».

После этого я вскрыл конверт, полученный от Херрика. Там был британский полицейский паспорт и приложение, в котором сказано, что все полицейские силы страны должны оказывать мне всяческое содействие, две национальные регистрационные карточки на разные имена, права на вождение машины на разные имена, адрес гаража возле Джермин-стрит, талоны на бензин и множество других полезных документов. На отдельном листке было написано: «Желаю удачи, Лемми» — и стояла подпись Херрика. По всему видно, что меня собирали в далекое путешествие, только я не знал, куда именно.

Я стал расхаживать взад и вперед по комнате, но это не навело на умные мысли, потому что, как вы знаете, ребята, мне не за что было зацепиться. Тогда я подошел к буфету и налил себе немного спиртного. Знаете, это здорово прочищает мозги. Пока я был этим занят, раздался телефонный звонок. Я снял трубку.

— Хелло, — сказал я.

— Здорово, Лемми, как дела? — спросил знакомый голос.

Я чуть не упал, узнав Домби.

— Послушай, что творится крутом? — спросил я. — Какая-то непонятная возня. Ты говоришь из Парижа?

— Нет, я совсем рядом.

— Понятно, значит, вот оно как. А в чем, собственно, дело?

— Послушай, километрах в тридцати пяти от Лондона есть местечко, называемое Рейгейтом, и если ты поедешь по Рейгейт-Доркингской дороге, то доберешься до деревушки Брокхэм. Симпатичное старомодное местечко. Его любят туристы. Улавливаешь?

— Начинаю улавливать. Какие туристы?

— Это никого не касается. Посреди деревни имеется лужайка, называемая «Брокхэм-грин». За ней от главной магистрали тянется проселочная дорога. Если поедешь по ней, то доберешься до гостиницы «Полная бутылка». Так вот, если у тебя сейчас нет важных занятий, я советую тебе там отдохнуть.

— Спасибо за дружеский совет. Послушай, что же все-таки творится? Может быть, ты введешь меня в курс дела? Теперь я не могу любезничать.

— Ладно, когда-нибудь, а пока мне некогда, да и народ ждет: я звоню из автомата. Увидимся, старина.

Он повесил трубку.

Вернувшись к буфету, я налил виски и выпил. Похоже, запахло жареным, ведь я вам говорил, что Домби — парень не промах. Прежде всего меня заинтересовал Брокхэм. Что это такое? Я закурил сигарету, взял саквояж и положил в него пару рубашек, нарядную пижаму, еще какую-то мелочь и вышел на улицу.

Где-то поблизости от Пикадилли я плотно закусил, затем зашел в гараж и взял свою машину. Всегда любил отдых на свежем воздухе.

5.30. Денек на славу! Солнышко сияет, дорога ровная как стрела. Люблю английские дороги: где ни поворот, там новая неожиданность — ямы и ухабы на каждом шагу. А эта — как в туристическом проспекте.

Отъехав от Рейгейта километров на двенадцать, я увидел ответвление с указанием на Брокхэм, поехал туда и вскоре свернул на боковую проселочную дорогу.

Маленькая гостиница, окруженная зелеными деревьями, находилась метрах в двадцати от дороги. Над входом красовалась яркая вывеска «Полная бутылка».

Я вошел в бар, заказал соду-виски и осмотрелся. Ни души. Только девчонка за стойкой — настоящая куколка. Я начал с ней трепаться, уверял, что я американский бизнесмен и приехал сюда построить какой-нибудь заводик после войны. Скоро девица оттаяла и стала снабжать меня большим количеством местных сплетен.

Через несколько минут я спросил у нее, есть ли здесь свободные места, потому что меня уверяли, что лучшего места для туристов не сыщешь. Вот только добраться трудно. Она сказала, что есть; тихо же потому, что нет бензина, а до станции далеко. Но если она хорошенько подумает, то вспомнит, у кого можно достать бензин, если я вздумаю здесь остановиться.

Я поблагодарил ее и сказал, что пошатаюсь вокруг, осмотрюсь и сообщу ей, что надумал.

Я выпил свой бокальчик, вышел и пошел по дороге. Справа от меня раскинулись поля, за ними видна площадка для игры в гольф. А по другую сторону чудо-городок. Я подумал, что если у меня когда-нибудь будет птичья ферма, то непременно в подобном местечке, где можно отдыхать в поэтическом одиночестве, а не гоняться по всему миру в поисках разных прохвостов. Вот было бы здорово! Я шел, погруженный в такие размышления, и вдруг услышал свист. И кого же я увидел? Самого Домби, не сойти мне с этого места!

Вид у него был устрашающий. Клетчатый костюм, какая-то дурацкая кепочка, а через плечо огромный мешок с клюшками для гольфа.

— Ну-ну, — сказал я, — что все это значит и что за маскарад, Домби?

— Садись, Лемми, отдохни немного. Нам надо поговорить.

Мы сели, я протянул ему сигарету.

— Дело вот в чем. После твоего ухода Флеш стал из-за чего-то нервничать.

— Что ты говоришь? Значит, генерал стал тревожиться? О чем? Может быть, он думал, что я буду болтать еще с какой-нибудь девчонкой? Не так ли?

Домби посмотрел на меня и подмигнул.

— Этого я не думаю. Знаешь, Лемми, мне почему-то показалось, что Флеш что-то разнюхал про Клива.

— Вот как? А что именно?

— Понимаешь, ему пришло в голову, что Клив пытается добиться своего и знает о месте пребывания Варлея немного больше, чем говорил. Он обратил внимание на то, что Клив рвался из Парижа и лез из кожи вон, чтобы попасть сюда раньше тебя.

— Да, я согласен. Что еще?

— Ничего. Просто Флеш не хотел, чтобы Клив обскакал тебя с этим заданием.

— Ага! Ты хочешь сказать, что Флеш ждет от меня отличной работы? Хочет, чтобы я сцапал Варлея?

Домби кивнул.

— Да, так я думаю. Не забывай, что Флеш работал в ФБР, поэтому он всегда ревнует к департаменту. Он возмущен той брехней, что наговорили про тебя. Вот он и хочет, чтобы ты утер всем носы. А Клив слишком рвется действовать самостоятельно.

— До меня дошло. Значит, сейчас он пытается уравнять мои шансы?

— Верно, — согласился Домби.

— Ладно, валяй дальше.

Домби затянулся, выпустил струю дыма, потом сообщил:

— Ну, так вот. Как только ты уехал, он связался с Лондоном и попросил, чтобы их работники присмотрели за Кливом, если он попробует подставить тебе подножку.

Я подмигнул. Наш генерал — голова, потому что Клив как раз так и сделал. Когда я сегодня утром зашел в «Савой», его там не было. Мне сказали, будто он уехал на два-три дня.

Я сообщил это Домби, а он ответил:

— Правильно, он приехал сюда и остановился в Хельмвуде. Это по другую сторону от Доркинга.

— Все это прекрасно, но какого черта он сюда прискакал? Узнал он что-либо?

Домби пожал плечами.

— Зачем он сюда явился? Есть только один ответ. По-моему, он считает, что Варлей где-то в этих местах. Действует на свой страх и риск. Тут кругом полно канадцев. Если Варлей задумал играть под канадца, то лучшего места ему не найти. Если он заползет сюда, то его и за тысячу лет никто не найдет.

— А ты знаешь адрес Клива?

— Знаю. Коттедж «Торп». Это не доезжая до Хельм-вуда, в Кейпеле, дорога отсюда прямая.

Я закурил.

— У тебя есть какие-либо инструкции?

— Нет, это все. После того как генерал отрядил человека опекать Клива, он быстренько послал меня сюда. От этого парня я и узнал адрес Клива. Мне сообщили, что ты прибыл и остановился на Джермин-стрит, и я поспешил с тобой связаться. Ладно, куда мне теперь податься?

Я немного подумал.

— Послушай, Домби, возвращайся-ка ты назад в город. Во-первых, неразумно нам обоим болтаться в этих местах. Кто-нибудь нас может узнать, а если нас двое, то такая возможность станет в два раза больше.

Во-вторых, меня просто тошнит от твоих штанов, от одного их вида. Поезжай снова в Лондон. Я остановлюсь здесь в гостинице «Полная бутылка». Вернувшись в город, позвони мне и сообщи номер телефона, по которому я смогу тебя найти. Дошло?

Он ответил, что дошло, потом добавил, что привык подчиняться приказам, но это довольно печально.

— Почему?

— Эта малюточка в «Полной бутылке»! Ты обратил внимание, какая она прелесть? Она в меня уже здорово втрескалась, а я теперь уезжаю. Вот всегда так: стоит мне начать крутить любовь с какой-нибудь крошкой, как все надо бросать!

— Ничего, будут и другие. Ты найдешь себе получше в Лондоне, но смотри, чтобы она не запустила в тебя всерьез коготки, как это проделала француженка!

Домби бросил на меня кислый взгляд и уныло повторил:

— Тебе хорошо говорить, но, ей-богу, стоит мне завести серьезный роман с хорошей девчонкой, как меня тут же отсылают прочь… Мне всегда не везло. Какого дьявола… я даже из-за этого расстроился.

Я громко засмеялся.

— Ты расстроился? Это невозможно. А сейчас из-за кого ты расстроился?

— Послушай, вчера вечером я заметил прелестную крошку. Она шла по дороге к лужайке Брокхэма, и, скажу тебе, это была ягодка. Поверь мне, у девочки есть все, чем можно гордиться. Клеопатра, и даже больше. Такой красотки я ни разу не встречал. И что ж я сделал?

— О’кей, — сказал я, — выражаю тебе сочувствие, если от этого станет легче. Так что же ты сделал?

— Я бросил на нее обжигающий взгляд. Хочешь — верь, хочешь — нет, но я вложил в него все свои чувства.

— И она прореагировала?

— Еще как! Посмотрела на меня так, что я готов был ринуться за нее в драку с любым прохвостом. Ты знаешь эти взгляды! Потом повернулась ко мне спиной и вошла в коттедж, заросший плющом. Она подарила мне второй взгляд, когда запирала калитку. Говорю тебе, я сразу же приглянулся этой крошке. Мне оставалось дождаться только второй встречи, и дело было бы в шляпе. А вместо этого мне приходится тащиться в Лондон.

— Кто знает, а вдруг я оказываю тебе огромную услугу и избавляю от горя и несчастья. Эта красотка, может, совсем тебе не подходит. А вдруг она вбила себе в голову невесть что о своей особе и будет тобой помыкать, как захочет.

— Возможно. Но мне бы хотелось самому в этом убедиться. Послушай, Лемми, положа руку на сердце, торжественно заявляю, что это — настоящий цветок. Она сражает наповал!

Домби стал ворочать глазами, желая наглядно показать силу овладевшей им страсти, потом вздохнул, как кит, запасающийся воздухом перед погружением в воду.

— Послушай, Лемми. Она брюнетка с большими глазами цвета аметиста, от взгляда которых у тебя все внутри переворачивается. И у нее такая фигура, что у меня просто не хватает нужных выражений. На ней брюки для верховой езды, васильковая рубашка из шелка, а на ногах хорошенькие коричневые сапожки. Она так хороша, что хочется целиком ее проглотить, без соли и перца. В этой крошке все замечательно, если не считать одного мизинца.

Что-то щелкнуло у меня в мозгу. Пару минут я молчал, потом спросил как бы невзначай:

— А что с ее мизинцем?

Домби пожал плечами.

— Да с ним ничего не произошло: просто на левой руке он у нее немного искривлен. Но мне это даже нравится.

В душе я сам себе подмигнул. Похоже, что-то уже есть. Наверно, вы не забыли описание сестры Варлея, которое я привел генералу? Если помните, тогда вы поняли, почему у меня поднялось настроение.

— Вот я и решил сегодня вечером поболтать здесь и подождать, когда эта малютка выйдет погулять. Я надеялся, что мы с ней столкуемся. А теперь мне надо сматывать удочки, а это никуда не годится!

— Еще как годится! — сказал я. — Ты поедешь в Лондон и позвонишь мне оттуда, как мы договорились. Не мешкай, отправляйся немедленно, и если я замечу девочку, подходящую под твое описание, то присмотрю за ней. Для тебя конечно.

— Черта с два для меня. Этого я больше всего и боюсь. Ладно, до скорой встречи.

Он взял свой мешок для гольфа и пошел назад через поле, а я следил за ним, пока он не скрылся из вида.

Хороший парень Домби. Он даже не догадался, какую хорошую весть сейчас мне сообщил.

Я закурил новую сигарету, лег на траву и стал разглядывать небо. Мне кажется, что дело сдвинулось с мертвой точки. Я буду работать сам для себя. Джимми Клив в Хельмвуде, наверно, тоже кое-что нащупал. В данный момент его интересует только место пребывания Варлея. Домби, сам того не подозревая, приметил эту прелестницу в Брокхэме. Он даже не знал, кто она такая. Гораздо важнее, знает ли Джимми Клив, что она тут. М-да, любопытно. Мне почему-то кажется, что не знает. Если бы он знал, что кто-то, имеющий отношение к Варлею, живет в Брокхэме, вы могли бы спокойно прозакладывать свои последние ботинки и парадные брюки, что он не стал бы околачиваться в Северном Хельмвуде, отстоящем отсюда километров на девять.

Я лежал и подмигивал небу, настроение у меня — лучше не бывает. Мне нравится и то, что генерал повесил Домби на хвост Джимми Кливу, потому что, как вы сами понимаете, генерал не простофиля.

Нет, сэр. Он с самого начала подошел к Джимми Кливу скептически. Умненько, я бы сказал! Он сообразил, что из-за моих неприятностей по поводу того, что я распустил язык перед Марселиной, Клив решил меня обскакать. Он использует меня как ширму, а тем временем сам все обтяпает и преподнесет Варлея генералу на серебряном блюдечке. И тогда ему достанутся все лавры, а мне пинок под зад. Но сейчас я, кажется, уже пробил какую-то брешь. Похоже, я сумею обставить Джимми еще до того, как он расчухает, что к чему.

Джимми вообразил, что он догадался, где можно застукать Варлея в Англии. Он получил от кого-то такие сведения. А у меня имеется по этому поводу предположение. Посудите сами. Джимми Клив привез Джуанеллу Риллуотер в Париж после того, как надежно упрятал за решетку ее доброго Ларви. Зачем он это сделал? Затем что Варлей когда-то использовал Ларви. Поэтому Джимми уверен, что Джуанелла встречалась с Варлеем и знает его внешне. Но не только это. Не исключено, что ей известно, где тот скрывается в Англии. Даже последнему болвану должно быть ясно, что такое местечко на случай «жаркой погоды» Варлей приготовил. Ну а Джуанелла должна знать его, хотя бы примерно.

Вот вам и объяснение, почему Джимми болтается где-то в Северном Хельмвуде, в то время как прелестная сестренка с искривленным мизинцем живет в Брокхэме. Отсюда вы сами, ребята, можете сделать вывод, что сынок миссис Кошен, Лемми, наконец чего-то добился.

Да еще как!

Где-то в Брокхэме пробили часы. Кругом такая тишина, что слышно собственное дыхание. С чувством блаженства лежал я в чистой постели лучшего номера «Полной бутылки» и рассуждал о жизни вообще. Происходящее начало приобретать в моей голове определенную форму, и у меня появилось множество идей.

Я выпил глоток виски, сунул голову под струю холодной воды, переменил рубашку, надел элегантную шелковую «бабочку», которую купил у одного парня в Париже, и после этого выглянул из окна.

Мой номер находился на втором этаже в конце коридора. Одно окно выходило на брокхэмскую лужайку, посреди которой стоял колодец, откуда местные жители брали воду. Второе же — на грязную дорогу, по обе стороны которой стояли два коттеджа в десяти метрах друг от друга. Ближайший ко мне был увит плющом, в саду росла масса жасмина, и, хотя сейчас уже все отцвело, он имеет по-прежнему привлекательный вид.

Я ходил по номеру, курил сигарету и не спускал глаз с обоих окон. А сам думал о Домби. Чертовски смешно, что такой парень, как наш Домби, который ничего не знает, а просто выполняет приказанное, вдруг попадает в самую точку. Когда-либо я расскажу бедолаге, насколько важным было его сообщение, но сейчас меня больше заботило, как управиться одному.

Я выпил еще виски, перевел взгляд на окно, выходившее на дорогу, и буквально прилип носом к стеклу. Дверь коттеджа открылась, и в садик вышла девушка. Она не спеша пошла по извилистой тропинке к калитке и остановилась возле нее. Затем открыла калитку и направилась к «Полной бутылке».

Когда Домби назвал эту девушку «красоткой», он знал, о чем говорил. Она и правда была ягодкой, что называется, «экстра-класс», воплощение мечтаний и молитв, ниспослание господа всему флоту Соединенного Королевства. Все то, чего не хватало этой крошке, можно было запихнуть в наперсток и выбросить. Потому что это никому не было нужно.

На своем веку я повидал самых разных представительниц прекрасного пола, но даю вам честное слово, ребята, что подобной красотки мне ни разу не приходилось встречать.

На ней было серое вязаное платье с синим воротником и манжетами, на ногах шелковые чулки и модельные туфельки на высоких каблуках. На голове серая шляпа с синей лентой, кокетливо сдвинутая на один глаз, из-под которой виднелись темные локоны. Да, друзья, это была картинка!

Она находилась слишком далеко, и я не мог разглядеть ее пальцы, но был уверен, что левый мизинец у нее искривлен.

«Ну и ну», — про себя сказал я, затем допил виски и спустился по лестнице в узкий коридор. Там стояли огромные часы, а по стенам было развешано много старинного хлама, который давно следовало выбросить на помойку. Я отпер дверь, вышел на ступеньки и встал в картинной позе, опираясь на колонну и словно любуясь открывшимся передо мной видом.

Я вынул сигарету и закурил ее с безразличным видом, а сам уголком глаза следил, как она подходила ко мне. Земное ли это создание, ребята! Поверьте, что если бы у нее не было ничего другого, кроме одной ее легкой походки, и то она была бы опасна для мужчин. Так вот, братва, если вы не видели этой красотки, то вы ни фига не смыслите в женщинах!

Она находилась почти против меня, по другую сторону узкой тропинки. Фея взглянула на меня случайным взглядом, каким глядят на незнакомого прохожего, потом отвела глаза.

— Эй, сестренка! — спокойно окликнул я.

Она остановилась и оглянулась, потом спросила с мягким вирджинским акцентом:

— Вы что-то сказали?

Я все еще стоял, прислонившись к столбу.

— Да, я сказал «эй, сестренка» и не очень ошибся, верно? — ответил я.

Она неподвижно стояла и глядела на меня своими аметистовыми глазами. Теперь я увидел ее левую руку: мизинец, действительно, немного искривлен. Сердце мое забилось быстрее.

— Собственно говоря, что вы имели в виду? — спросила она.

— То, что вы американка. Когда вы шли по дороге, я подумал, что у вас такой соблазнительный вид, — просто взял бы и съел. Я решил, что вы американка. Это верно?

Она чуть улыбнулась. Я уже говорил вам, ребята, что у девочки симпатичная мордашка, но при улыбке личико освещается и видны замечательные зубки.

— Вы очень любезны. Значит, вы тоже американец?

— Да, я моряк, капитан Клоузен, семьдесят первый батальон. Получил небольшой отпуск и решил развлечься, представить себе, что я снова штатский. Вот приехал сюда подышать деревенским воздухом.

— Ну и как, нравится?

Я улыбнулся во весь рот.

— Мне думается, что все будет о’кей. Может, мы с вами как-нибудь пойдем погулять?

При этих словах она чуточку вздернула носик, но все же ответила:

— Возможно! Но почему? Или вы привыкли разгуливать со всеми встречными женщинами?

— Нет, — ответил я, — поверьте мне, леди, я очень разборчивый парень. И предлагал погулять очень немногим дамам. Но, черт возьми… с вами я готов идти хоть на край света. При одном взгляде на вас я сразу молодею.

Она снова улыбнулась. Против своей воли, она действует так, как я ей подсказываю. Все время, пока мы разговаривали, я наблюдал за ней и точно представлял себе, о чем она думала.

— Знаете, очень смешно говорить о таких вещах, но мир действительно тесен. Впрочем, вы, наверно, сами это знаете, — сказал я.

— Да? А почему? — спросила она как бы невзначай.

— Сейчас я посмотрел на вашу левую руку и увидел, что вы когда-то повредили мизинчик. По-моему, мы с вами недавно встречались.

Она на секунду задумалась, затем подняла брови, будто чему-то удивилась. Потом сделала пару шагов по дороге. Не дорога, скажу вам, а пыльная широкая тропа. Она встала посередине и стала разглядывать меня.

— Вам кажется, что мы уже встречались? Нет, вы ошиблись. Мне ваше лицо совершенно незнакомо.

Я пожал плечами.

— Людям свойственно ошибаться, но у меня хорошая память. Да можно ли забыть вас?

— Очень даже просто, — ответила она с улыбкой, но я заметил, что она задумалась и насторожилась.

Вероятно, она не из тех, кого легко купить. Потом спросила:

— Так где же, по-вашему, мы встречались?

Я бросил окурок на землю и придавил его ногой, вынул новую сигарету и закурил ее, затем сильно затянулся и выпустил струю дыма в воздух. На это ушло много времени.

— Не так давно я приезжал в Штаты и попал на вечеринку к одному важному лицу. Это был генерал Флеш. Кажется, он работал в ФБР. Сейчас он начальник разведки в одном городе. И мне думается, там-то я вас и видел.

Она промолчала, но, услышав фамилию Флеш, изменилась в лице и напряглась.

— Мне кажется, вы ошиблись, — возразила она. — Я не знакома с этим человеком. Ладно, до свидания.

Она холодно мне кивнула, повернулась спиной и пошла к своему коттеджу.

«Пока, мисс Варлей, полагаю, мы с вами еще увидимся», — подумал я.

В девять вечера стало уже темно. Возможно, мне повезло, что сегодня «день дураков» — первое апреля. День на целый час стал длинней, а для моих планов я бы предпочел полную темноту. Я пообедал и поговорил с парнем, заглянувшим в бар. До чего же этот парень был симпатичный! Потом подошли и другие. Они играли в шашки, пили пиво, и, казалось, ничто на свете не могло нарушить их невозмутимого спокойствия. Впрочем, англичанина не так-то просто вывести из равновесия.

Я вышел на задний двор, завел свою машину, выехал на шоссе Рейгейт - Доркинг, проехал мимо Доркинга, миновал Бетчворд и увидел стрелку «Южный Хельмвуд». Там я притормозил, спустился вниз и поднялся на холм с черепашьей скоростью. Километра через три начинался Северный Хельмвуд. Я заметил на обочине парня, по виду фермера. Затормозив, я спросил у него, где коттедж «Торп». Парень ответил, что это большой белый дом, стоящий в стороне от дороги между Северным Хельмвудом и следующим населенным пунктом Хейпелем. «Трудно ошибиться, — сказал он, — потому что у дома красная крыша».

Я поблагодарил его и проехал по дороге еще километра три. Потом остановил машину у зеленой изгороди, выключил мотор и пошел дальше пешком. Было уже совсем темно, но иногда из-за туч проглядывала луна, так что скоро я разглядел белые стены коттеджа. Он отстоял от дороги метров на 50-70. С трех сторон его окружал густой кустарник и деревья. Я сошел с дороги, полем обошел участок и пробрался сквозь заросли, стараясь ступать бесшумно.

Вокруг самого дома виднелся небольшой палисадничек с цветочными клумбами. Красивое было местечко, но все ставни дома заперты, и единственным признаком жизни был легкий дымок, поднимавшийся над крышей. Я встал за деревом и закурил сигарету, пряча огонек в ладони. Вдруг мне повезет и я что-нибудь увижу! Мне только и оставалось, что запастись терпением и ждать.

Мой замечательный приятель Конфуций в свое время очень хорошо выразился в отношении такого ожидания:

«Человеку, наделенному терпением, доступно все, о чем остальные забывают».

Потому что парень, который болтается кругом и сторожит, пока его приятель любезничает со своей красоткой, подобен рубленому шницелю, оставшемуся от рождественского стола, — больше он никому не нужен. Но в то же время этот парень избавляет себя от многих треволнений, ибо из-за собственной инертности не заводит шуры-муры с разными крошками. Ну а это, понятно, дает ему шансы прожить долго и спокойно.

Во всяком случае, ребята, отсюда каждому ясно, что терпение — великая добродетель. Умей ждать.

Я углубился в еще более возвышенные размышления о Конфуции, но вдруг услышал шум. Я выглянул из-за дерева. Запасная дверь коттеджа открылась, и кто-то вышел из нее. Я услышал стук высоких женских каблучков по камню, потом увидел, как открылась калитка в белой изгороди палисадника. Тропинка проходила мимо тех деревьев, где был мой наблюдательный пункт. Я прикинул, что незнакомка пройдет рядом со мной, бросил сигарету и придавил ее ногой.

И тут я услышал, что дамочка напевала, она чему-то радовалась. Я сразу узнал мотив. Эта песенка была очень популярна лет семь — восемь тому назад. «Когда проходит время».

Я замер. В голову пришла одна дикая мысль, но япрогнал ее прочь. Это было бы слишком прекрасно. Но ведь чего не случается на белом свете! Когда эта красотка поравнялась со мной, луна вышла из-за тучки и я ясно разглядел… Кого бы вы думали?

Я вышел из-за деревьев и сказал:

— Одну минуточку, малютка. Послушай, не собираешься ли ты заморозить своего старого приятеля Лемми? Ты не допустишь такой несправедливости, верно, Джуанелла?

Она круто повернулась и посмотрела на меня во все глаза.

— Господи Иисусе, — проговорила она. — Ну конечно ты!

Она стояла и смотрела на меня, будто ее только что огрели обухом по голове. Мне думается, что было ей не очень весело. Я подмигнул.

— Конечно, дорогуша. Только, кажется, ты ошиблась песенкой. Вместо «Когда проходит время», тебе надо было запеть «Только ты».

Я снова подмигнул.

— Это Ларви должен петь про уходящее время. Только боюсь, что для него оно тянется очень медленно.

Она опустила голову, и я увидел, что на ее глаза навернулись слезы. Может быть, эту крошку вам приятно было бы видеть, ребята. Сейчас она стояла в такой печальной позе, что ее можно было запросто проглотить без всякого сахара.

— Какой позор переживает Ларви, — сказала она. — Настоящий позор.

А почему, прелесть моя? Почему ты считаешь позором, что твоего Ларви сцапали и посадили за решетку? Надеюсь, что ты не собираешься рассказывать мне старую сказочку о том, что его оклеветали. Если бы Ларви получил сполна все, что заслужил, его следовало бы упрятать в бутылку и бросить на согни лет в океан. Но ему всегда чертовски везло.

— Может быть, ему раньше и везло, но не теперь.

— Ладно, золотко. Все замечательно. И мы с тобой встретились под деревьями не для того, чтобы поговорить по душам о твоем Ларви. Может быть, моя красавица, тебе больше не о чем со мной поговорить? Не в чем признаться?

Она молча стояла и смотрела на свои туфельки с таким печальным лицом, что от него могло замерзнуть виски в бутылке. Вдруг она подошла ко мне, обвила мою шею руками и стала целовать так, будто это ее последняя ночь на земле, а я тот самый парень, который заочно обучал Казанову шести проверенным приемам побеждать самую капризную блондинку.

Я не реагировал на это, а просто принимал как ниспосланное небом. Но она вдруг начала плакать и всхлипывать, как будто у нее разрывалось сердце.

— Лемми, я влипла по самую шею. Никогда в жизни не попадала в такую переделку. Ума не приложу, как мне выползти из этой трясины. И боюсь, что бедняге Ларви придется сидеть в этом проклятом Алькатрасе, пока не сгниет. И никто пальцем не пошевелит, чтобы вызволить его оттуда. Мне даже не разрешают с ним переписываться. У меня одна надежда на тебя, на твое доброе сердце. Ты самый красивый парень, который когда-нибудь носил брюки. Так что поимей совесть и помоги нам.

— О’кей, — ответил я, снял ее руки с шеи и вытер носовым платком помаду со своих губ.

Она стояла так близко, что я просто задыхался от ее духов. Я подумал, что Джуанелла настоящая артистка и, если бы Конфуций мог встретиться с ней, он бы придумал тысячу новых изречений об опасностях, таящихся в красотках.

— О’кей, милочка, — повторил я, — только, по-моему, тут не место и не время для откровенных разговоров. Однако, если ты ждешь от меня помощи, я не откажусь, но при условии, что ты расскажешь обо всем откровенно, с начала до конца и без всяких глупостей. Ну, а если ты опять попробуешь говорить мне свои глупые шуточки, я с тобой поступлю иначе, так что тебе месяца на три придется перейти на казенные харчи. И будь уверена, что твой Ларви заработает еще один срок, когда отбудет этот. Ты знаешь, что я располагаю достаточным материалом для этого. Итак, мы договорились?

Она вынула из сумочки маленький, обшитый кружевами носовой платочек и вытерла глаза. Я заметил, что дамочка и вправду плакала, так что есть уверенность, что она одумалась и скажет правду.

— Лемми, я совсем твоя и все расскажу. Но это чертовски длинная история, и ты должен мне верить, даже если она покажется совершенно неправдоподобной. В любом случае ты должен мне верить.

Я подмигнул ей:

— Не теряйся, крошка!

В конце концов, почему не допустить, что после того, как я напугал эту малютку, она расскажет мне правду… если это ее устроит?

— Где ты живешь, моя рыбка? — спросил я..

— В гостинице в Южном Хельмвуде. Это небольшой коттедж под названием «Мейфил». Он стоит у подножия холма возле церкви.

— О’кей.

Я посмотрел на часы, было около половины одиннадцатого.

— Давай договоримся о встрече около двенадцати часов. Приходи ко мне в «Полную бутылку» в Брокхэме. Я буду ждать тебя у боковой двери. Но ты должна рассказать мне правду, а не очередные байки.

— Я приду, Лемми, и выложу тебе то, чего ты и не ожидаешь. Все расскажу — и наплевать мне на то, что потом случится.

— Вот это совсем другое дело, Джуанелла.

— И запомни еще одно, мистер Кошен. Если бы не я, то ты теперь лежал бы в сырой земле. Те двое ребят в гостинице совсем уже собирались пристрелить тебя. Но я успела вовремя налить тебе «микки финна» и объяснила им, что ты на 10 часов вышел из строя, а поднимать пальбу в таком многолюдном месте неосторожно. Ты не должен забывать, что я спасла тебе жизнь.

— О’кей, когда нужно, я об этом вспомню. Кто знает, а вдруг мне придется спасать жизнь тебе? Так или иначе, но сегодня в двенадцать ночи ты придешь ко мне и все выложишь.

Лицо ее изменилось, она криво улыбнулась.

— Конечно, ходить в гости к такому парню, как ты, в такое время, прямо скажем, поздновато, но должна же женщина хоть когда-нибудь получить шанс?

Джуанелла повернулась и ушла по тропинке через поле. Отойдя порядочно, она обернулась, и я заметил, что она продолжает улыбаться.

— Пока, Лемми! — крикнула она. — Я приду вовремя, и ничто меня не остановит.

Она ушла, напевая на этот раз «Только ты».

Интересно знать, как Конфуций повел бы себя по отношению к Джуанелле?

Я закурил новую сигарету, прислонился к дереву и стал думать о разных разностях, но главным образом о Джуанелле.

Ребята, если вы станете складывать два и два, не старайтесь получить двенадцать. Лучше подумайте, в каком направлении работала моя голова.

К тому времени, как я закончил курить, мысли в моей голове несколько рассортировались. Я вышел из укрытия и направился к коттеджу. Вошел в палисадник и постучал в дверь. Никто не откликнулся. Я снова постучал, считая, что там кто-то есть.

Я оказался нрав. Вскоре дверь открылась. В прихожей горел свет, а на пороге с удивленным лицом стоял Джимми Клив.

— Ну как дела, Джимми? Не знаю, ждал ли ты меня так скоро?

Он пожал плечами.

— Вообще-то я не очень удивлен, Лемми. Ты не простачок, но я все же надеялся иметь несколько дней для разгона. Думал, сумею все закончить и пригладить до того, как ты пронюхаешь, где я нахожусь. Заходи, у меня есть бутылка виски.

Я вошел, а он запер дверь. Коттедж был немного старомодный, но симпатичный и удобный. Джимми в нем совсем неплохо устроился. На столе стояли две бутылки виски, сифон и бокалы. Джимми налил себе и мне.

— Ну как дела? — спросил он.

— Все в порядке, Джимми. Я очень рад тебя снова видеть.

Я сел в глубокое кресло возле камина, а он устроился напротив.

— Послушай, Лемми, — стал оправдываться он, — ты не должен обижаться на меня. Ты же понимаешь, что к чему. Тебя все знают, тебе и карты в руки. Ты ас в ФБР. А я кто такой? Обыкновенный частный детектив, пытающийся создать себе имя. Ты должен понимать, как я все себе представляю. Если бы я сумел схватить Варлея самостоятельно и доставить его начальству, меня бы нашли пригодным для работы в ФБР. А этого мне чертовски хочется добиться. Война научила меня кое-чему, и приятнее работать на дядю Сэма, чем на какого-нибудь частного хозяина.

— Послушай, Джимми, я вовсе на тебя не обижаюсь. У меня хорошая память, и я никогда не забуду, как ты мне помог в деле Риббона. Если бы не твой звонок генералу, еще неизвестно, как бы эта история обернулась для меня. Я вообще сейчас мог бы здесь и не быть.

— Об этом пора давно забыть!

— Ладно, забудем и перейдем к делу. Послушай, парень, плохо, что мы работаем в одиночку: нам нужно быть вместе. Давай обменяемся информацией и начнем сообща действовать. Что ты гут делаешь? Может, на что-то напал?

— Напал, старина Лемми. Еще до того, как я выехал по приказу генерала в Париж. Я предполагал, что, если у Варлея дела пойдут плохо, он скроется в этих краях.

Я кивнул.

— Я нажал кое-какие педали, подрядил пару дружков поработать вместе со мной. Один из них лейтенант канадского пехотного полка, но раньше он работал для нашего агентства. Хороший сыщик, молодой, дотошный. И голова на плечах.

— Ага, так он болтается здесь и следит, чтобы твой обед не простыл, хитрец? Я начинаю думать, что ты тоже парень не промах, Джимми.

Он пожал плечами.

— Я действую всеми возможными методами. Разве можно меня за это осуждать? Так вот, этот парень, Сэмми Мейнз, знает Варлея. Он с ним встречался еще давно, в то время, когда Мейнз работал в агентстве. Тебе Мейнз понравится.

Я кивнул.

— Я считаю, нам надо всех использовать.

— Еще один момент, — продолжал Клив. — У меня есть соображения в отношении Варлея. Он жил в Англии до переезда в Нью-Йорк и имел здесь собственный коттедж.

— Да? А где этот коттедж?

Клив подмигнул.

— Вот этот самый. Поэтому я тут сижу и дожидаюсь его.

— Ясно. Значит, ты надеешься, что «зверь на ловца прибежит»?

— Надеюсь. Вернее сказать, я просто уверен.

— Ну что ж, основания есть. Тебе, Джимми, известно об этом деле гораздо больше, чем мне. Так что, как говорится, большому кораблю — большое плавание.

Он мне подмигнул.

— Может, мне и удастся схватить быка за рога, Лемми. Послушай, когда Варлей работал в Нью-Йорке, он стащил важные документы — правительственные бумаги. Понятно? И сделано все было артистически. Варлей стибрил их не сам, а поручил это дело кому-то еще.

— Да? А кому, не знаешь?

— Парню по имени Ларви Риллуотер, первоклассному медвежатнику. Может быть, ты о нем слышал?

— Откуда?

— Так или иначе, но Ларви попался. Его посадили в Алькатрас. Он в одиночке и, вероятно, долго там пробудет.

— Да? А в чем его обвинили?

— Точно не знаю, но его судил •федеральный суд. Наверно, обвинили в чем-нибудь связанном с пособничеством шпионажу.

— Ясно. Валяй, парень, дальше.

— Ну, я был в отпуске, работал тогда в полиции Иллинойса. Во время отпуска поехал в Нью-Йорк. В это время меня затребовало ФБР. Там решили, что я сумею им помочь в этом деле. Спросили, что мне известно. Я ответил, что практически ничего. Я боялся, что если мои прогнозы не оправдаются, то меня станут считать вралем и треплом.

— Ерунда, — заметил я. — Давай дальше.

— Ну, мне немного повезло. Однажды на Пятой авеню я наткнулся на кого бы ты думал? На Джуанеллу Риллуотер, жену Ларви. Знаешь, она с ума сходит по своему мужу. Когда его упекли в тюрягу, она просто растерялась. Как судно без руля, как кошка без хвоста. Не знала, куда податься.

— Разумеется.

— И тогда я решил. Понимаешь, Джуанелла знала Варлея. Она должна была его знать, когда он работал с Ларви. Она так мне и сказала. От нее я узнал, что Варлей жил здесь до приезда в Штаты. Она считала, что он вернется сюда, если ему станет слишком туго в Париже.

— Похоже, что эта дамочка была тебе здорово полезна, Джимми.

— Не говори. Возможно, в скором времени она окажет мне еще большую услугу.

Я усмехнулся про себя и заметил как бы невзначай;

— Мне кажется, ты очень умно сделал, захватив ее в Англию.

Он широко открыл глаза.

— Ах ты, хитрый черт! Значит, ты ее видел?

— Разумеется, видел. Сегодня днем она шла по улице в Ю жном Хельмвуде. Во всей Англии только у красотки Джуанеллы такая фигура! Но у одной девочки еще лучше!

— Что ты там бормочешь, Лемми? — спросил он.

— Послушай, парень, вот тут я могу помериться с тобой силами. Мне тоже немного повезло.

— Да, а в чем именно?

Я заметил, что Джимми это здорово задело, и поэтому спросил его, помнит ли он о моем разговоре с генералом Флешем о сестре Варлея.

— Да, тебе про нее что-то было известно.

— Верно, кое-что я про нее узнал. Мне говорила Марселина дю Кло. Но это не все. По-моему, ты прав, что Варлей должен появиться в этих краях. Я уверен в этом.

Он нагнулся вперед, взял бутылку и налил нам еще по бокальчику.

— Послушай, я сам не свой. Что здесь творится?

— Ничего особенного, просто сегодня я видел сестру Варлея. Как это тебе нравится?

— Ой, Лемми, значит, я был прав и он будет здесь!

— Ясно. Похоже, вея варлеевская родня соберется в одном месте.

— Ну так что же мы будем делать?

— Сейчас скажу, Джимми. Первое — это стараться не обскакать друг друга. Давай прекратим наше соревнование и выясним все до конца. Ты заработаешь себе авторитет в ФБР, а мне, возможно, удастся восстановить подмоченную репутацию. Кто знает, может, скоро забудут и про Марселину, и те разговоры, какие якобы я с ней вел.

— Наверно, нам придется вылезти из кожи вон, чтоб не осрамиться. Давай держать друг друга в курсе дел, — предложил Клив.

— Ты здесь дожидайся появления мистера Варлея. Ты знаешь, как он выглядел, а я нет. Так что тебе тянуть за этот конец веревки. Я остановился в «Полной бутылке» в Брокхэме, поэтому поддерживай со мной связь непосредственно или через своего парня, как тебе будет удобней.

— О’кей, Лемми, — согласился Клив, — договорились. Буду дожидаться Варлея, а как только он появится, дам тебе знать.

— Идет. А я займусь его сестрицей. Она живет около меня. Постараюсь прилепиться к крошке крепче, чем штукатурка к стене. Ну а потом мне думается, что Джуанелле пока лучше затаиться. Ей совсем не годится разгуливать в этих местах. Если Варлей на нее наткнется, он сможет кое-что заподозрить.

— О’кей, я за этим прослежу.

Я допил виски и встал.

— Послушай, вот еще что, — добавил я. — Нам с тобой лучше не мозолить вместе глаза. Давай разыграем все тихо и спокойненько. Если я что-нибудь выясню, то немедленно свяжусь с тобой. У тебя есть телефон?

— Есть.

И он назвал номер.

— А вот номер «Полной бутылки». Пока ничего существенного не произойдет, не стоит встречаться. В случае необходимости — звони. Ну, пока, Джимми. Я ухожу.

— Пока, Лемми. Ты хороший парень. Надеюсь, ты не думал, что я хотел тебя обскакать?

Я подмигнул.

— Не бери в голову, Джимми. У тебя со мной все в порядке. Еще один момент. Ты можешь прислать ко мне завтра этого Сэмми Мейнза? Думаю, что я смогу использовать этого парня. Вместе нам будет легче поднажать на сестрицу Варлея. Кто знает, не разговорится ли крошка?

— Хорошая мысль. Пока она еще не виделась с Варлеем. Было бы просто позором дать ей возможность предупредить его, что мы околачиваемся в этих местах. Тогда он, наверно, сплавит документы, которые ему раздобыл Ларви. Понимаешь, мы должны разыскать их любой ценой.

— Я ничего не забуду, и это мой конец веревки. Могу поспорить, что сестра Варлея пока ничего не заподозрила. Скажи, а твой Мейнз с ней никогда не встречался?

Клив покачал головой.

— Не знаю. Варлей был скрытным малым, он никогда не говорил о своей сестре. Из него даже пиявка не смогла бы ничего вытянуть. Может быть, эта дама и не его сестра, а какая-то другая крошка, действующая с ним заодно, — предположил он после минутного раздумья. — И она играет под сестру, потому что так им проще встречаться?, Варлей всегда был неравнодушен к блондинкам.

— Если так, то на этот раз он изменил своим привычкам. Она брюнетка и такая картинка, скажу тебе, что глаз не оторвешь.

Я открыл дверь, задер,жался на пороге и оглядел здание. Светила луна, у меня было прекрасное настроение, и вроде кое-что начало вырисовываться.

— Доброй ночи, Джимми, — сказал я на прощание. — Держи нос по ветру и пришли ко мне завтра днем этого Мейнза, но сперва позвони. И не очень-то болтайся на людях. Я предчувствую, что скоро наступит развязка.

— Ты босс, Лемми, — уверил меня Клив. — И не забывай, что отныне я не собираюсь ни в чем тебя ущемлять. Мы это разыграем вместе.

— О’кей, — сказал я и ушел. Подошел к своей машине и завел мотор, потом не спеша поехал по пустынной дороге к Южному Хельмвуду.

Я счастлив, как птичка в мае, хотя на улице апрель, точнее, первое апреля.

Глава 5

Наверно, вы, ребята, знаете, что у англичан есть пословицы и поговорки на все случаи жизни. Каждый раз, когда какому-то парню не хватает слов, чтобы выразить то, что ему самому не очень ясно, он преподносит подходящую пословицу. К тому времени, когда до тебя доходит, о чем он толковал, — а это вовсе не так просто понять — англичанин либо успевает смыться, либо придумывает что-либо еще.

Вот почему англичане — великий народ. Если они не хотят во что-нибудь вникать, они от этого искусно увиливают. Когда Георгу Второму сообщили, что его последняя приятельница развлекалась с лордом верховным адмиралом, он ответил, что не находит в этом ничего забавного, и тут же отослал лорда адмирала открывать новые земли, твердо уверенный, что тот достанется на обед каким-нибудь людоедам.

А этот нахал поехал, открыл новую землю, вернулся целехонек и доложил своему монарху:

— И как вам это нравится, ваше высочество?

После чего Георг Второй почувствовал, что ему слегка наскучили волнистые контуры этой дамочки. Он трижды от всего сердца поздравил героя, стал направо и налево раздавать титулы и отметил победу, увеличив налоги на пиво.

Теперь вам ясно, почему у англичан такая огромная империя. Вы понимаете, что в те далекие времена даже королям туго приходилось с их ветреными приятельницами, а отсюда и пошла пословица «Любовь творит чудеса».

На самом деле нам только кажется, что она творит чудеса. Те же самые ощущения можно получить гораздо дешевле и безопаснее, если выпить пару бокалов рома на голодный желудок.

Все эти великие мысли пришли мне в голову, когда время приближалось к полуночи, а я стоял возле боковой двери «Полной бутылки» и раздумывал, придет ли эта крошка и расскажет ли наконец всю правду или же снова попробует обвести вокруг пальца и улизнет, прежде чем я успею что-нибудь сообразить.

Ночь стояла прекрасная. Светила луна, весь сад был в таинственных тенях и серебристых бликах. На меня напало такое поэтическое настроение, что даже стало тошнить при мысли о том, что я встречал в разных концах света множество красоток, а вот такую, как сестрица Варлея, встретил впервые. Это королева среди красавиц. Провалиться мне на этом месте, если я соврал.

Тот парень, который назвал полночь «колдовским часом», определенно понимал в сердцах людей, но я бы придумал другое название, потому что именно в это время на всем земном шаре молодые люди с замиранием сердца ждут своих подружек, которые назначили свидание, а сами в последний момент пудрят носы и подкрашивают губы, словно без этого их не узнают. И вот как раз для таких случаев англичане придумали массу всяких поговорок, вроде «Рим не в один день строился» или «Кашу маслом не испортишь», так как надо чем-то утешаться влюбленным, стойко мерзнущим под ночным небом в ожидании красоток! И парни считают эти изречения как нечто само собой разумеющееся, хотя за аксиому можно принимать всего две вещи: пиво и идею о том, что люди, не посещающие местную таверну, верные кандидаты в сумасшедший дом.

Я устремил глаза на брокхэмский луг. Трава серебрилась под лунным светом, а по дорожке посредине луга шла Джуанелла. Я усмехнулся про себя, потому что мне ее приятно видеть. Она. приоделась, чтобы убить наповал, — зеленый костюм и шелковая кремовая блузка, а на плечи накинут меховой палантин. Под горлом поблескивает бриллиантовый вопросительный знак.

Джуанелла остановилась возле меня и бросила долгий взгляд, потом печально улыбнулась: жалкая попытка показаться храброй, если вы меня понимаете. Я даже чихнул, так сильно она надушилась.

— Послушай, Джуанелла, где ты раздобыла такие духи? — спросил я. — Держу пари, что не в магазине.

— Парижские духи, Лемми. Называются «Дерзость». Здорово, верно?

— Тебе лучше знать. Значит, ты пришла обо всем рассказать. Я сомневался, хватит ли у тебя ума.

— Послушай, Лемми, я ничего не утаю, ты уж мне поверь. Других шансов у меня нет. Даже если я заманю тебя в постель, тебя все равно не провести.

— Не волнуйся, дорогая, о постели не может быть и речи. Мы пойдем в гостиную. Я ведь не нахал, тебе давно пора в этом убедиться.

Мы поднялись на второй этаж в гостиную. Я придвинул для нее большое кресло и налил соду-виски. Она положила на стол сумочку. Сумка большая, крокодиловой кожи, зеленая, в тон костюму.

— А теперь, детка, выкладывай… и больше не финти.

— Я и пришла рассказать тебе правду. Ты удивишься.

Она сидела с задумчивым видом.

— Меня ничто не удивит, Джуанелла. Мне известно, вероятно, гораздо больше, чем ты предполагаешь, а что я не знаю, о том нетрудно догадаться.

— Да? Но об этом никто не догадается.

— Ну хорошо. Хочешь, я заговорю первый и докажу тебе, что все знаю?

Она широко раскрыла глаза.

— Но это невозможно, Лемми.

— Ах, Джуанелла, я всегда был хорошим отгадчиком чужих тайн, а с тобой это и вовсе просто, потому что ты не умеешь как следует лгать. Твои выдумки прозрачны и хрупки, они сразу же ломаются.

— Например?

— Вся та брехня, какую ты мне рассказала в Париже при нашей первой встрече. Не забыла? Ты мне наговорила, что попала в отчаянное положение, что Джимми Клив пожалел тебя и предложил работу в Париже. Помнишь?

— Да, помню,

— При этом ты умолчала, что сам Джимми Клив был в то время в Париже, но ведь ты это знала, верно?

— Что ты имеешь в виду, Лемми? Почему я должна была об этом знать?

Я заметил, как она лихорадочно хочет оттянуть время, взвешивая свои слова. Похоже, она собирается ещё что-то сочинить.

— Послушай, ты же все время работала на Клива. Почему ты не хочешь выложить все начистоту, Джуанелла? Имей в виду, я не осуждаю ни тебя, ни его. У вас обоих имеются свои основания, и даже довольно веские.

Она отпила из бокала. Я тоже поднял свой, но продолжал следить за ней.

— Послушай, как я догадался. Я знаю не хуже тебя, что Джимми спит и видит попасть в ФБР. Раньше он работал простым детективом в каком-то частном агентстве в Нью-Йорке. Он сделал рывок. Его временно перевели в полицейское управление Иллинойса, потому что объявили розыск Варлея. Что же он предпринял?

Она как-то странно посмотрела на меня и повторила:

— Что же он предпринял?

— Он ухватился за такую возможность. Ему хочется понравиться руководству ФБР, поэтому он заявил, будто знаком с Варлеем, что про Варлея ему все известно. На эту удочку попадаются, и он считает, что теперь дело в шляпе.

— А почему бы и нет, Лемми? Что тут такого?

— Послушай, крошка, ты-то должна знать, что Джимми Клив никогда в жизни не видел Варлея. Вот почему он ухватился за тебя. Ну, так Это правда или нет?

Она молча разглядывала кончики своих пальцев.

— Вот как обстоят дела, — продолжал я. — Джимми Клив не знает Варлея, но он знает другое: что Ларви Риллуотера упрятали в тюрьму и за что. Дело в том, что Ларви помог Варлею похитить какие-то документы. Мне очень жаль Ларви, так как я уверен, что он не знал, какие это были документы. Скорее всего, предполагал — акции или какие-то облигации. Простофиля и не догадывается, что бумаги касались государственной военной тайны. Но, как я полагаю, Джимми Клив это отлично понял и сделал отсюда вывод: поскольку Ларви знал Варлея, значит, и ты, Джуанелла, должна была его знать. Верно?

Она кивнула и заявила с убитым видом:

— Лемми, ты и правда отличный отгадчик.

— Ладно, пошли дальше. Значит, Джимми заявил федеральным властям, что Варлей уже смотался из Штатов и отправился в Париж. Поэтому Клив быстренько организовал поездку к генералу Флешу и взял тебя с собой. Он взял тебя, чтобы ты опознала Варлея, когда он с ним встретится. Но есть один момент, о каком ты прекрасно знаешь. Верно?

Она пожала плечами.

— Похоже, что у тебя есть ответы на все вопросы, Лемми.

— И вот как я это себе представляю. Наверно, Варлей как-то проговорился Ларви, что у него в этих краях есть укромное местечко на случай, если дела пойдут плохо на континенте. Вы поехали в Париж, но там Варлеем даже не пахло. Клив заявил, что Варлей снова смылся, он уже в Англии. И тут ты пустила в ход свою козырную карту. Ты заключила сделку с Джимми. Верно?

Она ответила мне тем же неестественным голосом:

— Верно, Лемми, я заключила с ним сделку. А что мне оставалось делать?

Я пожал плечами.

— Может, и я на твоем месте поступил бы так же, — сказал я. — Наверно, ты рассуждала так: Ларви получил пятнадцать лет тюрьмы, очень большой срок. Его обвинили в хищении федеральных документов, что считается тягчайшим преступлением в военное время. Но до этого Ларви не был осужден, и ты прекрасно понимала, что если бы удалось доказать, что Ларви украл бумаги, не зная, каковы они, считая их обычными облигациями или акциями, то срок ему за это сократили бы лет до двух. Имелся парень, который, как ты считала, мог тебе помочь в этом деле, — Джимми Клив. Сделка заключалась такая: ты поможешь ему разыскать Варлея, за это Клив добьется пересмотра дела Ларви, когда Варлей окажется за решеткой. Ну, так прав я или нет?

— Да, Лемми, ты гениальный. Ты прав на сто процентов.

Джуанелла допила свое виски. Я снова наполнил бокалы. Поставив бутылку на стол, я смахнул на пол ее сумочку. Она при этом раскрылась, и ее содержимое вывалилось на пол. Я наклонился и первым делом поднял пистолет системы «кольт» тридцать восьмого калибра. Проверил — в нем десять патронов.

— Ну и дела, — заметил я. — Может быть, ты не знаешь, что английская полиция косится на людей, таскающих без разрешения заряженные пистолеты? Как это случилось?

— Я решила, что мне нужно иметь оружие. Понимаешь, как-то боязно ходить одной, зная, что где-то поблизости болтается Варлей.

Я сунул пистолет обратно в сумку и положил ее на прежнее место.

— Есть такая примета, — заметил я, — женщина с оружием всегда первая получает пулю. С твоей внешностью и духами, которые ты употребляешь, тебе не нужно оружие, детка. Брось на любого молодчика жаркий взгляд, и он станет перед тобой на колени.

Она чопорно поджала губки.

— Все тот же прежний Лемми, да? Большой насмешник. Вот почему я отношусь к тебе как к брату.

— Возможно. Но после нашей последней встречи я думал иначе. Только мне кажется, что ты просчитаешься.

— Не знаю, Лемми, но что остается делать несчастной женщине. Понимаешь, я так привязалась к Ларви, что просто не знаю, как ему помочь. Если только…

— Если что?

— Понимаешь, когда я далеко от Ларви, то схожу по нему с ума. А когда он рядом, схожу с ума по тебе. Что же мне делать?

— Не знаю, но все же ты дурочка.

— Почему ты так решил? — спросила она, заинтересованно поглядывая на меня.

— Скажи, почему ты не хочешь пошевелить мозгами? Джимми Клив из тех, кто думает только о себе и добивается того, чего хочет. Он мечтает о переводе в ФБР и, чтобы это осуществить, объегорит и тебя и меня. Объегорит кого угодно. Он уже пытался проделать это со мной, — сказал я с усмешкой.

У нее глаза буквально полезли на лоб.

— Как, он пробовал блефовать и с тобой?

Я кивнул.

— Джимми совсем не дурак, поверь мне. Когда ты поможешь ему опознать Варлея, он турнет тебя как миленькую. Как это пришло тебе в голову, что Джимми станет беспокоиться о Ларви, добившись своего? Могу держать пари, что это не так.

— Ну, приходится рисковать. Он дал мне слово, что в тот день, когда задержит Варлея, он свяжется с федеральными властями и добьется пересмотра дела Ларви. Он считает, что сумеет сделать так, что приговор будет уменьшен до двух, максимум до трех лет.

— Не сомневаюсь, что он обещал тебе сделать так, что Ларви еще до этого возьмут на поруки. Конечно, он может обещать, но обещать и выполнить — разные вещи. Вот если бы это говорил я…

— Да, Лемми, если бы это был ты… — вкрадчиво повторила она.

— То все было бы иначе, верно, сокровище? Я служу там много лет, я из отдела «Г», с хорошей репутацией. Не сомневаюсь, что, если бы я захотел вызволить Ларви, я бы это сделал. И ты это знаешь.

— Да, Лемми, раньше ты мог бы это сделать, но теперь… — с сомнением проговорила Джуанелла.

— А что теперь?

— В Париже поговаривали, что ты дал маху.

Я закурил.

— Да, я сам тебе об этом говорил. А может, ты слышала об этом от кого-то еще? Тебе не рассказывал об этом Джимми Клив?

— Кажется, рассказывал, — ответила она со вздохом. — Но все-таки что же мне делать? Джимми говорил, что ты вряд ли сможешь помочь Ларви. Он заверил меня, что у тебя и без него куча неприятностей. Что тебе надо из кожи лезть, чтобы реабилитироваться. Что генерал Флеш дал тебе возможность попытаться это сделать.

— Джуанелла, не будь ребенком. Неужели ты до сих пор не разобралась в Кливе? Я ведь тебе сотни раз говорил, что он действует только в своих интересах. Ему наплевать на все и на всех, пока он добивается своего. Во всяком случае, так оно и было.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она. — Почему «было»?

— Я поставил точки над i. Я прекрасно понимал, что Клив должен быть недалеко от этого коттеджа, и после твоего ухода зашел к нему и поговорил с ним. Вообще он неплохой парень. Сказал, что большинство моих догадок о’кей. Мы договорились на будущее. Отныне будем работать вместе. Никто не станет обставлять другого. Понятно?

— Понятно, но что же мне делать?

— Не волнуйся. Когда узнаешь что-нибудь новенькое, сообщи мне. Не могу же я обо всем догадываться. Вдруг тебе, Джуанелла, станут известны какие-нибудь мелочи, которые могут мне здорово помочь? Что ты на это скажешь?

Наступила тишина, мы оба молчали. Я заметил, что она задумалась.

— Кажется мне, что ты обо всем догадался, Лемми, — сказала она. — Ты всегда был парнем с головой.

— Возможно. Скажи мне, Джуанелла, как выглядит Варлей? Ведь ты должна была много раз видеть его вместе с Ларви. Дай мне его подробное описание. Ну, крошка, выкладывай!

— Ну-у… — неуверенно протянула она. — Он такой…

Я перебил ее.

— Послушай, Джуанелла, я все-таки не могу понять, неужели ты настоящая подколодная змея? Законченная предательница? Неужели ты считаешь меня таким болваном, что я попадусь на твою удочку? Вот ты сейчас собиралась дать мне описание Варлея. Чего ты медлишь?

— Просто думала. Мне нужно было сообразить…

— Малютка, ты законченная врунья. Тебе нет необходимости о чем-то думать: у тебя голова, слава Богу, всегда хорошо работала. Откуда вдруг такая задумчивость? Я могу тебе точно ответить: ты ни разу в жизни не видела Варлея.

Она откинулась в кресле и судорожно вздохнула.

— Ну, что ты на это скажешь, мое сокровище?

Она молча сидела и водила пальчиком по бокалу.

— Ты же непроходимая дура, Джуанелла. Прежде всего, я достаточно хорошо знал Ларви, знал, что про свои темные дела он никогда бы не сказал тебе, Джуанелла.

Она сникла. Сразу заметно, что я угодил в самую точку.

— Ларви был очень сообразительным, — продолжал я, — не говоря уж о том, что он самый крупный специалист во всех Соединенных Штатах по несгораемым шкафам. А то, что он был чертовски привязан к тебе, не столь широко известно. Ларви никогда бы не допустил, чтобы ты хоть в ничтожной степени была замешана в деле, связанном с федеральной администрацией. И ты сама прекрасно это знаешь.

— Да, Лемми, ты прав.

— Итак, — продолжал я, — ты, что называется, купила Джимми Клива. Он вообразил, что перехитрил тебя, но вместо этого ты перехитрила его. Ты заверила его, что сможешь опознать Варлея. Может быть, ты почему-то считала, что Варлей должен приехать сюда. Конечно, Ларви мог мимоходом упомянуть имя Варлея в связи с Англией. Или ты нашла тот адрес и решила сообщить о нем Джимми и договориться, чтобы он добился сокращения срока тюремного заключения Ларви. А Клив поверил тебе, бедняга!

Она развела руками, как бы говоря: «Что мне оставалось делать?»

Я отбросил прочь окурок.

Полагаю, что ты считала такой поступок лучшим для себя выходом.

Она пожала плечами.

— Не знаю. Я решила, что, если Клив поймает Варлея или человека, которого будет считать Варлеем, мне придется признаться. Но тем временем он успеет кое-что предпринять в отношении Ларви. Понимаешь, я надеялась, что вопреки всем разумным соображениям я сумею сыграть свою роль.

Ладно. Может быть, нам удастся что-нибудь придумать. Клив найдет другой способ установить личность Варлея. Возможно, ты ему понадобилась для подкрепления свидетельства, потому что Джимми Клив — малый не промах. Он мне нравится… Послушай, цветочек, возвращайся в «Мейфил» — и веди себя спокойно. Если Клив попросит тебя что-либо сделать, води его за нос как можно дольше. А когда мы покончим с этим делом, я обещаю тебе помочь в отношении Ларви. Вдруг и правда удастся сократить ему срок, кто знает?

Лемми, ты всегда был замечательным парнем, а я всегда стояла за тебя горой.

Она подбежала ко мне, обвила мою шею руками и стала целовать, словно я был ее драгоценным муженьком. Я почувствовал, что на таком расстоянии моя решимость быть скромным слабеет. И я усадил Джуанеллу обратно в кресло.

— Послушай, милочка, отдохни немного. Ты слишком темпераментна… должен тебе сказать. Пройдись не спеша обратно к себе в коттедж, выкури сигаретку и подумай над моими словами. А когда сделаешь надлежащие выводы, то уж больше не крути и не финти.

— Ясно, Лемми, только какие я должна сделать выводы?

Я подмигнул ей.

— Скорее всего, ты решила, что мистер Кошен вовсе не такой простачок, каким кажется. Так или иначе, но теперь придется как следует подумать. Ну, заканчивай свое виски и сматывайся отсюда.

Она тяжело вздохнула, встала и заявила:

— Мне всегда трудно приходилось. Вся беда в том, что я разрываюсь на две части. Если бы я не была привязана к Ларви, все было бы нормально, но и моя привязанность к тебе сильно усложняет жизнь. Возможно, ты и прав: все дело в моем темпераменте. Ну, пока, Лемми.

Она спустилась с лестницы. Я пошел вместе с ней и открыл боковую дверь. Она оглянулась, бросила на меня укоризненный взгляд и снова сказала:

— Пока, Лемми.

Я смотрел, как она пошла к брокхэмской лужайке. Запах ее духов щекотал ноздри.

Странное название — «Дерзость».

Вы меня понимаете?

Стоя на пороге, я следил, как уходила Джуанелла. Мне нечего сказать в отношении этой крошки. Возможно, Джуанелла для вас, ребята, и не является загадкой и вам доводилось встречаться с подобными женщинами. А если нет, то вы ровно ничего не понимаете, потому что дамочки ее типа всегда вносят смуту в сердца мужчин. И у них самих постоянно бывают какие-то волнения из-за мужчин. Вам ясна моя мысль?

Мне кажется, что ее слова о Ларви — святая истина. Поскольку его надежно упекли за решетки Алькатраса, сейчас он для Джуанеллы дороже всех на свете. Она решится на любое безумство, лишь бы вызволить его из беды. А когда ей это удастся, она даже не плюнет в его сторону. Вот какая эта красотка.

И она очень хитрая, увертливая и сообразительная.

Некоторые люди живут так, что их правая рука не знает, что делает левая. Но эта малютка упорно идет к своей цели. Ее единственная ошибка состоит в том, что иной раз она переоценивает себя и потому не боится пойти на двойной обман, не считаясь с последствиями.

У нее хватило ума рассказать мне ровно столько правды, чтобы все сказанное ею звучало правдоподобно. Я догадался, что со мной она всегда прибегала к такому приему. Кое-что она мне выложила, но кое-что приберегла на «черный день», как здесь говорят. Хотя чего ради говорить о черном дне, который неизвестно когда наступит и наступит ли вообще.

Кажется, ребята, я уже говорил вам, что дамочки очень своеобразные создания. Они привлекательны, сообразительны, догадливы. Припоминаю одну хорошенькую блондинку, с которой я повстречался в Саратоге. Эта малютка была воплощением мечты любого парня. У нее было все, что надо. Вы меня понимаете. Она была настолько соблазнительна, что, ей-богу, надо надевать темные очки, чтобы не натворить глупостей.

Так вот, однажды я пришел к этой крошке. Она отворила дверь и стояла на пороге, показывая свои жемчужные зубки. Я обнял ее с такой силой, что, когда наши губы разъединились, было похоже, что от старого дедовского кресла оторвалась кожа.

Затем она отступила в сторону и сказала:

— Одну минуточку, Лемми. У тебя на пиджаке светлый короткий волос. Эта леди коротко стрижется.

— Мое сердечко, — уверял я, — у меня никого, кроме тебя, нет. Я не соглашусь теперь целовать ни одну женщину на свете.

Правда? Даже мою сестру, с которой мы близнецы и похожи как две капли воды?

— Ну, если она совершенно такая же, как ты, то мог бы ее поцеловать, если бы с ней повстречался.

— Ага, так вот, она коротко стрижется, и ты сам сейчас признался, что если встретишь ее, то обязательно поцелуешь. Это нечестно. Ты мне изменяешь, Лемми!

После этого она хлопнула меня по макушке щипцами для льда, которые держала в руке, готовясь смешать коктейль. А когда я пришел в себя, она смочила мне голову ароматным уксусом и собственными слезами. И стала просить прощения за свою невыдержанность, причем заверила, что я могу целовать ее сестру сколько угодно.

Тогда я посоветовал ей, что не стоит так переживать, потому что я действительно встретил на улице ее сестру и поцеловал.

Тут она снова хлопнула меня по голове так, что мне пришлось наложить четыре шва. Отсюда, ребята, вы можете сделать вывод, что логика не характерна для женщин. И каждый раз, когда вы собираетесь откровенничать с дамочками, смотрите, нет ли поблизости щипцов. А второй мой совет в отношении двойняшек, если они хорошенькие, — держать язык за зубами, если спросят, есть ли на твой взгляд между ними какая-нибудь разница.

К этому времени Джуанелла скрылась за поворотом дороги. Я прислонился к дверному косяку, глядел на луну и думал о всяких поэтических вещах. Но больше всего меня интересовал следующий ход в игре.

Насколько можно судить, сейчас очередь Джимми Клива, и он сделает свой ход. Он доложит о местонахождении Варлея.

Предварительно сообщив о своей удаче штабу, он может соблаговолить известить меня.

Я уже собрался подняться к себе по лестнице, когда внизу раздался пронзительный телефонный звонок. Я схватил трубку.

Спросили, что это за гостиница. Я ответил. Тогда мне заявили, что хотят поговорить с остановившимся здесь американским джентльменом.

— Да? Я как раз тот самый американский джентльмен. Чем могу быть полезен?

После небольшой паузы мужчина спросил:

— Скажите, вы мистер Кошен?

Я подтвердил это, и он продолжал:

— Послушайте, вы меня не знаете, но, наверно, вам обо мне говорили. Я Сэмми Мейнз, работаю в одном агентстве с Джимми Кливом. Может, он вам рассказал обо мне? Ну, так вот, я здесь тоже кое-что делаю для него и ФБР. Вы знаете, по какому делу. Я нахожусь здесь более трех месяцев.

— Так. Все это очень интересно. Ну, так что?

— Я считаю, что нам с вами нужно немного поговорить, спокойно и тихо, без посторонних свидетелей.

— Что-то я не очень хорошо вас понял. Почему без свидетелей?

— Если вы хотите знать точнее, то без Клива. Может быть, вы не догадываетесь, что вас все время обманывают?

Я это прекрасно знаю. Значит, вы хотите со мной поговорить? Срочное дело?

Я бы сказал, очень срочное. Еще один момент. Будет очень скверно, если нас увидят вместе, но я хочу с вами повидаться как можно скорее.

— О’кей. Где вы находитесь?

— Сейчас в Леверхэде, но у меня есть машина, так что я могу к вам подъехать.

— О’кей, Сэмми, сделайте вот что. Поезжайте в город на Джермин-стрит, 177а. Мои комнаты на втором этаже. Попросите ночного дежурного впустить вас, а там найдете чего выпить. Я подъеду примерно через час.

О кей, мистер Кошен. До скорой встречи. Сейчас выезжаю.

Я положил трубку, закурил сигарету и стал размышлять, что это мне даст. Интересно, о чем хочет со мной поговорить этот парень? Возможно, я отчасти догадался. Не исключено, что Джимми Клив слишком умен. Раз он задумал захватить все лавры, обойдя меня, то не захотел ли он проделать то же самое и в отношении Мейнза? Ну а тому это не понравилось, и он задумал контрудар. Теперь вы поняли, ребята, что в моем деле полезно быть не слишком эгоистичным.

Я поднялся наверх, выпил немного виски, взял сигареты и надел шляпу. Потом спустился вниз, осторожно прикрыл за собой дверь гостиницы и пошел к сараю, где стояла моя машина. Я предчувствовал, что нечто должно произойти.

Я вывел машину, объехал вокруг лужайки и выбрался на главное шоссе. Была чудесная ночь. Я ехал и раздумывал о той птицеферме, которую мне хотелось завести в будущем.

Дорога была ровная и гладкая, на полпути ее оказался каменный мост через узенькую речку, на другой стороне росла группа деревьев. Проезжая через мост, я снизил скорость, и на мосту вдруг что-то ударилось с громким стуком в никелированную окантовку ветрового стекла. Удар был сильный, и я вроде слышал свист. Потом что-то упало к моим ногам.

Я подъехал к обочине, замедлил ход, остановился и при свете зажигалки осмотрел машину. Мои предположения оправдались. Под ногами у меня валялась пуля, выпущенная из пистолета тридцать восьмого калибра.

Я невольно вспомнил «кольт» в сумке Джуанеллы.

Я выскочил из машины, побежал в тень деревьев у края шоссе, но ничего не мог увидеть. Меня эта история немного вывела из себя, потому что я не из тех, кому нравится быть застреленным. Понимаете, это не соответствует моим намерениям.

Спустя некоторое время я вернулся к машине, сел за руль и поехал дальше по шоссе. Интересно, кто же стрелял? Допустим, что крошка набила меня всякой белибердой. Я имею в виду Джуанеллу. Рассказанное ею — вымысел чистой воды, и вот теперь она перепугалась, что я пойду и сделаю ей «веселую жизнь».

Что ж, может, ей показалось проще убрать меня вообще. Значит, это Джуанелла болталась за этими деревьями. Ей пришлось идти пешком, потому что у нее нет машины. Мне в голову пришла блестящая мысль… Я нажал на акселератор, пока стрелка спидометра не остановилась на ста километрах, миновал Доркинг и свернул на боковую дорогу. Вот я уже в Южном Хельмвуде и близ церкви начал разыскивать коттедж «Мейфил».

Домиков было не так много, и очень скоро я его нашел — беленький коттедж с левой стороны на полпути к холму. На воротах написано название.

Я отворил калитку, прошел по тропинке и постучал в дверь. Никакого толка. Я подождал две-три минуты, потом обошел кругом и нашел кухонное окно. Без всякого труда я открыл его и влез в кухню. Закрыв за собой окно, я щелкнул зажигалкой и нашел выключатель. Потом на минуту зажег свет.

Из кухни я прошел в узенький коридор, в нем две двери шли направо и налево. Справа оказалось нечто вроде гостиной, а слева — спальня. Кроме этого была только ванная.

Я вошел в спальню, задернул занавеску и включил свет. Это была спальня Джуанеллы, можно не сомневаться!

Тут пахло ее духами. Да, малютка подобрала себе духи по вкусу и по нраву. Вот уж кого можно поистине назвать «дерзкой девчонкой».

Я осмотрел спальню, выдвинул ящики комода. Они забиты всякими трусиками, бюстгальтерами, комбинашками. Я всегда думал, что у Джуанеллы хорошее белье. Я все просмотрел, сам не знаю, чего хотел найти. Выключил свет и перешел в гостиную. Там в углу стоял маленький письменный стол. На нем несколько счетов и чеков от местных торговцев. Я вытащил верхний лист из-под пресс-папье У нее привычна прятать записки, словно никому в голову не может прийти туда заглянуть.

Я оказался прав и нашел листок бумаги, который был похож на окончание письма, адресованного кем-то Джуанелле.

Там было написано:

Я стоял посреди гостиной с листком в руке. Похоже, я был прав. Джуанелла наговорила мне порядочной ерунды. Она охотно согласилась со мной, что не знает Варлея, что никогда его не видела. Но в письме черным по белому написано, что она его знает.

Клив писал, что она может опознать Варлея, а это немыслимо, если она его не видела.

Я подсунул записку обратно под пресс-папье, выключил свет, вернулся в кухню и вылез из окна. В машине я стал думать о Джуанелле и Джимми.

Почти под утро я остановился перед своим жилищем на Джермин-стрит. Ночной портье предупредил, что меня дожидается какой-то джентльмен.

Я поднялся к себе. В гостиной в большом кресле у камина сидел парень и курил сигарету. Около него стоял бокал виски.

— Доброе утро, — приветствовал его я. — Рад с вами познакомиться, Сэмми.

Он встал.

— Я еще больше рад, мистер Кошен. Честно говоря, я здорово беспокоился.

— Да? Садитесь. Может быть, у вас нет оснований для беспокойства.

Он внимательно посмотрел на меня.

— Вы не знаете и половины дела, — заявил он.

Я бросил шляпу на диван, подошел к буфету и налил себе виски. Мейнз мне явно нравился. Невысокий, широкоплечий, с насмешливым выражением худощавого лица. У него красивые глаза и каштановые волосы. Руки крупные и, видимо, сильные. Возле глаз собрались веселые морщинки, а кончики губ чуть подняты вверх, будто он постоянно улыбается. Думаю, что этого парня не так-то легко вывести из равновесия.

Я взял свой бокал и сел в кресло напротив Мейнза.

— Знаете, Сэмми, — сказал я, — мне ни разу не приходилось заниматься таким странным делом. Почти все время я гоняюсь сам за собой по замкнутому кругу. Не люблю медленно назревающих событий. Никто ничего не делает, все только говорят, а истинное значение их слов для меня скрыто.

— Могу я себе еще налить? — спросил он.

— Конечно. Одна бутылка на буфете, а вторая в нем. Пейте сколько угодно.

Мейнз налил себе бокал, подошел к камину и остановился возле него, глядя на меня.

— Мистер Кошен, я многое слышал о вас. Еще когда я был маленьким детективом и получил работу в Союзном агентстве. Я считаю вас умопомрачительным парнем. .

Я подмигнул.

— Это очень мило, Сэмми. Возможно, вы считаете, что теперь я несколько остыл?

— Послушайте, в таких делах самое важное — быть хорошим следователем. Вы не всегда используете благоприятные возможности. А если еще приходится работать с парнями, которые вставляют палки в колеса, то, будь ты семи пядей во лбу, ничего хорошего не добиться.

— Кого и что вы имеете в виду?

— Джимми Клива. Вы же и сами догадались?

— Не отрицаю. Кое-какие мыслишки у меня имеются. Но почему вы не начнете с самого начала? Садитесь. В ногах правды нет. Закуривайте и говорите. Как я полагаю, вы не для того пожелали встретиться со мной, чтобы обсуждать прогноз погоды?

Он засмеялся и показал красивые крупные зубы.

Я думаю, что он один из самых симпатичных парней, каких мне доводилось когда-либо видеть.

— Ладно. Нам надо потолковать о трех лицах. Один из них — Варлей, тот тип, которого вы стремитесь сцапать. Поверьте, это не человек, а отрава. Второй — Джимми Клив, а третий — красотка по имени Джуанелла. Симпатичное трио!

— Да. Похоже, что вам они не очень нравятся.

— Совершенно верно. Но мое отношение к ним не одинаково, хотя они сами очень доброжелательны друг к другу.

— Что вы говорите, Сэмми? Даже так?

— Так я считаю. Судите сами. Я работал в Союзном агентстве, получил работу совсем недавно. В агентстве бывал редко и мало. Зато Джимми Клив был там заметной фигурой. Но мне кажется, у этого парня есть один крупный недостаток.

— Какой же, Сэмми?

— Он зазнайка и ни с кем и ни с чем не считается. Если ему надо добиться своей цели, он сметает всех, кто стоит у него на пути.

— Даже Лемми Кошена?

Он рассмеялся.

— Правильно. Ему наплевать на всех, когда дело касается его личных интересов.

— Ладно, принято и записано. Валяйте дальше.

— Но мне немножко повезло. Я получил кратковременную работу в Союзном агентстве — так, пустяки. Задание было совсем ерундовым, и его поручили мне. А я справился. Это было мое первое успешное дело.

Я чувствовал себя королем, когда меня похвалили во всеуслышание. Но при этом кое-что произошло, чего я тогда даже не понял.

— И что же это было?

— Варлей, — ответил он. — Занимаясь этим делом, я столкнулся с Варлеем, даже познакомился с ним. Само дело касалось мелкой кражи, яйца выеденного не стоило. Но тип, совершивший кражу, — речь шла о ювелирных украшениях — был втянут человеком, хотевшим убрать его с дороги. Поэтому он запасся уликами, и воришку упрятали за решетку. Этим человеком оказался Варлей. Мы с ним встретились, и я брал у него показания. Но Варлей остался в тени, прошел по делу как свидетель. Мне на это было наплевать, потому что против него ни у кого не было никаких материалов. Он был обычным свидетелем. Ясно?

— Да, ясно.

— Вот почему я стал нужен Кливу. Вот почему он поспешил вызвать меня сюда. Вот почему я болтаюсь без дела на этой канадской ферме.

— Ага, значит, вы знакомы с Варлеем?

— Верно, я знаю его, а Клив нет. Он никогда не видел Варлея. Если он его встретит завтра на улице, то спокойно пройдет мимо. А что вам про него известно?

Я промолчал. Теперь я начал кое-что понимать. Многое, казавшееся раньше необъяснимым, встало на свои места. Кажется, стало понятно, зачем Кливу понадобилась и Джуанелла.

— Похоже, что Джимми Клив очень напористый работник, — заметил я.

— Но это еще не все, — продолжал Мейнз. — Когда началась война, полиции Иллинойса пришлось мобилизовать некоторых проверенных детективов из частных агентств в Нью-Йорке. Работников не хватало, а дел было выше головы. Среди этих ребят был и Клив. Он очень радовался, считал, что для него настало время больших свершений. По его мнению, из полиции Иллинойса был один шаг в ФБР. Стоило только как следует постараться.

— Ну, Сэмми, в этом нет ничего плохого. Думается мне, что, если он и дальше станет действовать так, как сейчас, он своего добьется!

Мейнз подмигнул и согласился:

— Возможно. Но лично мне кажется, что парень слишком умничал. Он явился в полицию Иллинойса и что-то там делал. Потом кое-что подвернулось. ФБР вышло на Варлея, и тут сразу же вспомнили о Кливе. Варлей одно время работал в «Гитлербунде». Он собирал информацию для врагов, сперва для японцев, потом для немцев. Он изобрел прекрасный способ делать деньги, поэтому поспешил сколотить вокруг себя маленькую, но очень энергичную организацию.

Варлей — малый не промах. Мошенники, как крупные, так и мелкие, большей частью даже не догадывались, какого рода деятельностью он занимался. Улавливаете? Но он платил щедро, и они вылезали из кожи вон, чтобы ему угодить.

— Предвосхищаю твои следующие слова. Вероятно, в его организации работал наш общий знакомый Ларви Т. Риллуотер.

Сэмми кивнул.

— Верно. Потом из какого-то банка пропали очень важные документы. Их собирались переслать в главный штаб в Вашингтоне. Бумаги касались планов после вторжения. Одним словом, правительственные тайны. Варлею очень хотелось их получить. Бумаги до сих пор у него, поэтому его так разыскивают.

— Понятно, Сэмми. И эти бумаги стащил Ларви?

— Да. Варлей сказал ему, будто это поддельные акции, хранившиеся в большом запечатанном конверте. Будто он положил их в банк и опасался разоблачения. Подходил срок платежа, и мошенничество должно обнаружиться. Варлей знал, что для Ларви такое задание — раз плюнуть. Ларви согласился, взломал несгораемый шкаф, взял конверт и отдал его Варлею. Глупец даже не .подозревал, что его ловко обвели вокруг пальца. Знай он правду об этих документах, он бы их пальцем не тронул.

Ясно? А после кражи бумаг поднялся невероятный-шум. Вмешалось ФБР. Варлей кого-то должен был бросить на растерзание, и Ларви поплатился за все.

— Очень интересно, но все же откуда ФБР узнало о Ларви?

Сэмми стряхнул пепел с сигареты и ответил:

— У меня есть одно предположение. Через анонимное письмо. Скорее всего, написал его сам Варлей. Он рассудил, что, как только власти схватят взломщика, укравшего документы, они успокоятся и прекратят дальнейшие поиски.

— Все это прекрасно, Сэмми, — заметил я, — но почему Варлей был так уверен, что Ларви не продаст его, когда узнает правду о документах? Объясни мне. Ты мне сам говорил, что он не притронулся бы к документам, если бы знал, что они собой представляют.

Сэмми кивнул.

— Мне кажется, это можно объяснить. Тут снова на сцену выступил Джимми Клив.

Я пошел к буфету, взял бутылку и снова наполнил наши бокалы.

— Сэмми, это очень интересная история. Она меня заинтересовала. Валяй дальше.

— Охотно. Клив как раз и занимался этим делом. Ему поручили его после того, как Ларви умолчал о Варлее по соображениям, о которых я сейчас скажу. Но ты же сам знаешь, что в ФБР работают не олухи. Они проверили, с кем встречался Ларви перед кражей, и напали на след Варлея. Конечно, никаких улик против того не было. Он мог быть одним из многих.

Но фигура Варлея была самая подозрительная. Во-первых, о нем почти ничего не было известно, а сам он немедленно исчез. Ясно? ФБР некоторое время находилось в растерянности, но тут на сцену выступил Джимми Клив и заявил, что сможет отыскать Варлея.

Я отпил немного виски.

— Да, мне ясно. Но как он мог это заявить, если никогда не видел Варлея? — спросил я.

— Это просто, — ответил Сэмми. — Когда был объявлен розыск Варлея, Джимми вспомнил его фамилию. Вспомнил, потому что я рассказывал ему о нем в связи с разбором моего первого самостоятельного дела. Так что же он сделал? Он заявил в ФБР, что лично знает Варлея. Потом поспешил в Нью-Йорк и разыскал меня. Обещал все блага, если я соглашусь с ним работать. Вплоть до работы в ФБР. Одним словом, рассказывал мне сказки, и я попался на крючок. В то время я еще верил Джимми Кливу.

— Ясно, парень, он все это наговорил и наобещал, потому что ты знал Варлея. Он предоставил тебе возможность достать ему каштаны из огня.

— Совершенно верно. Клив заверил меня, что только нужно вести себя по-умному, помалкивать в тряпочку, собрать как можно больше сведений о Варлее и передать ему. О моей судьбе он обещал позаботиться, чтобы я согласился. Я выяснил, что Варлей работает в Нью-Йорке вместе с некой Марселиной в бюро по внутренним отделочным работам.

Ателье было просто для вывески. Потом я узнал, что у них все готово для переезда в Европу, во Францию. Но это еще не все. Я выяснил, что у Варлея есть собственный коттедж около Северного Хельмвуда, в Англии. Даже ребенку ясно, что это убежище на тот случай, если во Франции ему станет слишком жарко.

— Ну, и ты все это выложил Джимми?

— Да. После этого не знаю, что он предпринял, но только меня направили сюда, в Англию. А сам он устроился так, что вся слава достанется только ему, — одним словом, превратил меня в такого дурачка, что мне стало смотреть на себя противно!

— Подожди немного, Сэмми, — сказал я, — это дело еще не закончено. И пока еще Джимми Клив ничего плохого тебе не сделал. Теперь мы с тобой знаем столько же, сколько он. Будет смешно, если нам не удастся его обставить, как ты считаешь?

— Это было бы замечательно. Я бы не пожалел двухмесячной зарплаты, только бы утереть ему нос. Я его недолюбливаю. А все потому, что он обманывал нас при первой возможности.

— Это все?

— Нет, есть еще две вещи, о которых ты должен знать. Когда я был еще таким дурнем, что выкладывал ему все, что мне удавалось выяснить, я ему посоветовал заняться Джуанеллой. Помнишь эту крошку? Она действительно привязана к своему муженьку.

Я говорил Джимми, что если он добьется для Джуанеллы свидания с Ларви в тюрьме и если она скажет ему, что видела Варлея и тот просил его держать язык за зубами, то ей удастся узнать у Варлея, где находятся документы. Ну а когда документы найдут, Клив сможет взять Ларви на поруки. Ясно?

— Теперь все ясно. Конечно, Ларви ни за что не проговорится. Знаешь, это была умная мысль.

— Очень даже умная, но я-то от этого ничего не выиграл. Вот что обидно!

— Значит, вот почему он устроил поездку Джуанеллы во Францию и вот почему она теперь здесь?

— Я вижу, что теперь до тебя дошли его планы!

— Боюсь, что не совсем, Сэмми!

— Посуди сам, Кошен. Варлей с минуты на минуту должен появиться в своем коттедже. Он обязательно появится. Он прекрасно понимал, что, как только покинет Париж, его начнут искать по всей Франции. Ну а в наше время трудно обходиться без надежных документов, продовольственной карточки и всего прочего. Ему необходимо приехать в Северный Хельмвуд, потому что здесь его знают, он уважаемый гражданин. Тут у него будут все нужные документы, не говоря уже о полной безопасности.

— Ну, это о’кей. А когда он сюда приедет, Сэмми, мы его и сцапаем!

— Вот этого-то я и боюсь.

— Какого черта ты это сказал? Почему ты этого боишься, Сэмми?

— Знаешь, что я думаю? Джимми Клива интересует только одно: завладеть этими документами. Как только ему это удастся, он покажет нам с тобой кукиш. Поедет в штаб и расскажет, какой он великий детектив. А мы с тобой поймаем Варлея. Может, Джимми даст нам такую возможность, но кого будет интересовать Варлей, если у него не будет бумаг?

— Возможно, ты прав. Но если человека предупредили — это уже хорошо. Впредь нам надо действовать более осмотрительно. Может, мы даже сумеем опередить Клива.

— Да, — согласился Сэмми, — но есть один момент, который мне совсем не нравится.

— Что именно?

— А вот что. Мне думается, Джимми знал, что вам поручат это дело. Он рассказал мне, что вас обвинили в излишней откровенности с дю Кло, которую потом кто-то ухлопал в Париже. Мне думается, что его эти разговоры не очень огорчили. Наоборот, его вполне устроило, что вы попали в немилость.

— Что это ты, парень, снова начал называть меня на «вы»? — Я на минуту задумался. — Я учел этот момент. Послушай, ты не будешь ничего иметь против подведения итогов? Итак, ты предполагаешь, что Клив способен дождаться Варлея и вступить с ним в переговоры, ничего не сообщив нам. Считаешь, что он поможет ему скрыться, при условии, что Варлей отдаст ему документы. Так ты думаешь?

— Именно так. А если это случится, то кто станет героем? Джимми Клив, добывший правительственные документы. Ну а в том, что Варлей избежал правосудия, его винить никто не станет. Победителей не судят. Зато мистер Кошен, репутация которого уже подмочена, окажется в очень глупом положении, если не сказать больше. Прав я или нет?

— Сэмми, похоже, что ты прав на все сто процентов. Похоже, что любимый сыночек миссис Кошен должен позаботиться о себе, чем он и займется в ближайшем будущем. Ну, а ты должен мне помочь, Сэмми!

— Можешь не сомневаться, охотно помогу!

Он встал и заявил:

— Мистер Кошен, я сделаю все, что угодно, по двум причинам. Во-первых, ты мне нравишься, а во-вторых, я ненавижу Клива. Так что ясно?

— Послушай, я расскажу тебе кое-что, о чем ты, наверно, не знаешь, но обязательно должен знать.

— Меня ничто не удивит.

— Обожди минутку. Что ты мне скажешь, если я сообщу тебе, что неподалеку от гостиницы, где я остановился, живет сестра Варлея? Это в Брокхэме. Всего в восьми или десяти километрах от коттеджа Варлея.

У Сэмми даже брови поднялись от удивления.

— Что? Какого черта? Послушай, для меня это неожиданная новость. Я понятия не имел, что у Варлея есть сестра.

— Говорили, что есть. Мне описали ее еще в Нью-Йорке. Это лакомый кусочек, его так и хочется проглотить. У нее на левой руке искривлен мизинец.

— Может быть, так оно и есть. Варлей странный малый. У него всегда было несколько женщин. Возможно, она ему совсем и не сестра, а просто ею назвалась?

— Какая разница? Сестра или бабушка — это не имеет значения. Одно совершенно ясно: она приехала сюда не просто ради удовольствия. Скорее всего, она участвует в этой операции. Знаешь, у меня есть одна идея.

— Какая?

— Не пойти ли нам повидаться с этой куколкой? Вот прямо сейчас. У меня около дома стоит машина. Поедем и поговорим с ней. Может, нам удастся поднажать на нее и обставить мистера Джимми Клива.

Сэмми поднялся со словами:

— Вот теперь я действительно заинтересован. Я с тобой от начала и до конца.

— Поехали.

Мы еще выпили на дорогу, спустились по лестнице и сели в машину. Ночь просто волшебная. Я начал напевать про себя. Чувствовал я себя счастливым и даже более поэтически настроенным, чем обычно.

Глава 6

Я объехал Леверхэд по окружной дороге. Во время поездки раздумывал о давно прошедших днях, когда я колесил по этим краям, гоняясь за Максом Штибнером. Золотое было время!

Сэмми сидел сзади и попыхивал сигаретой. Он отдыхал, а когда не курил, то мурлыкал веселый мотивчик. Понятное дело, у него хорошее настроение: он выложил мне все, что было на душе.

По другую сторону Леверхэда, где дорога огибала холм, я заглушил мотор и остановил машину у обочины. Я закурил и достал из ящика под сиденьем полбутылки виски. Отпил и передал Сэмми.

— Догадываюсь, о чем ты думаешь, — заметил он.

Я кивнул:

— Конечно. Об этой сестричке Варлея. Знаешь, мне кое-что пришло в голову.

— Что именно?

— Слушай, Сэмми, ты мне еще в отеле сказал одну вещь, которую я никак не могу выбросить из головы. Ты удивился, что у Варлея появилась сестрица. Допустим, что эта малютка в Брокхэме вовсе не его сестра и вообще не родственница, а просто назвалась Варлей. Но зачем?

— Не представляю себе. А ты что думаешь?

— Допустим, что эта дамочка в курсе дела, хотя бы частично. Во всяком случае, ей известно, что документы находятся у Варлея, а он рано или поздно заявится сюда. Возможно, они сговорились. Заранее договорились, что она подъедет в Брокхэм к тому времени, когда он возвратится в Англию. Кто знает, не играет ли она при нем роль почтового ящика?

— А что это может ему дать?

Я пожал плечами.

— Очень многое. В этой стране прекрасно работает почта. Возможно, Варлей вовсе не такой простачок, как можно предположить. И не разгуливает по всему свету, держа в кармане те документы. Допустим, что он переслал их ей на «черный день». Ты ведь сам понимаешь, что это не так уж плохо, если, кроме них, у него ничего нет.

Сэмми секунду подумал и согласился:

— Вероятно, ты прав, мистер Кошен. Абсолютно прав. Варлей не новичок. Его еще ни разу не засекли, но кто может поручиться, что этого не произойдет в ближайшем будущем? Мне говорили, что у него на все случаи жизни есть запасные варианты. Твое предположение вполне реально.

— Конечно. Ты же говорил, что у него всегда были преданные бабенки. А в смысле запасных вариантов ты на сто процентов прав. Ему должно быть понятно, что ФБР больше заинтересовано в документах, чем в его персоне. Конечно, в идеале надо было бы схватить и его, и документы, но уж если придется выбирать…

— Ты мыслишь правильно. Наверняка дамочка Варлея играет с ним заодно. Что же нам предпринять?

Я завел мотор, обернулся и задумчиво предположил:

— Мы застанем ее врасплох.

— А вдруг она не сумеет ничего придумать и выложит всю правду?

— Посмотрим.

Я нажал ногой на акселератор, и через пару минут мы свернули на Доркинг, выбрались на шоссе и поехали без остановки. Сэмми что-то напевал, а я дышал полной грудью и наслаждался замечательной ночью.

Я подумал о сестре Варлея. От этой кошечки многое зависело. Я надеялся, что она не принадлежит к слишком умным дамочкам. Неужели она не поведет себя так, как этого хочу я? Но с женщинами ни в чем нельзя быть уверенным.

— Послушай, Сэмми, нам надо придумать какой-то хитрый ход. Допустим, что эта дамочка вовсе не родственница Варлея, а просто его приятельница, причем его искренне любит. Тогда наше дело швах. Верно? Нам придется отступить.

— Ты хочешь сказать, что она согласится на все предложения, а потом расскажет Варлею?

— Совершенно верно.

— Что же нам делать? — озадаченно спросил Сэмми.

— Думаю, что все же стоит рискнуть, — подмигнул я ему.

Минут через шесть мы объехали брокхэмскую лужайку. Я очень тихо подъехал к «Полной бутылке» и остановил машину позади здания.

— Послушай, Сэмми, — попросил я, — покури здесь, а я сбегаю и проверю, не произошло ли чего за мое отсутствие.

— О’кей, — согласился он.

Через боковую дверь я пробрался к себе, зажег свет и сразу увидел записку посредине стола. Она была придавлена чернильницей, чтобы ее не унесло сквозняком. Я узнал почерк хозяйки.

Прекрасно, значит, Домби дозвонился, хотя ему пришлось при этом вытащить из постели хозяйку.

Я выбросил записку в корзину, бегом спустился к телефону и набрал номер Домби. Через некоторое время он ответил.,

— Хелло, соня! — крикнул я. — Как поживаешь и как твоя графиня?

— Не так громко, ты, крикун! Я не хочу, чтобы она нас слышала.

— Ты хочешь меня уверить, что она еще не уснула от скуки?

— Послушай, Лемми, почему ты вечно суешь нос в мои сердечные дела? Есть ли у тебя совесть?

— Дорогой, у меня нет никакой охоты вмешиваться в твои любовные дела, но зато у тебя есть желание быстренько покинуть будуар и примчаться сюда.

— Я был уверен, что ты мне это предложишь. Стоит мне заинтересоваться женщиной по-настоящему, как ты тотчас изобретешь для меня какое-то паршивое дело. Ну, так что у тебя стряслось?

— Понимаешь, я чувствую, что с минуты на минуту что-то произойдет. Приезжай быстрее. Буду ждать тебя не больше сорока минут. Пусть графиня немного отдохнет от твоих бурных ласк. Поручаю тебе участок между Южным и Северным Хельмвудом. Одним словом, следи за коттеджем «Мейфил» в Южном Хельмвуде и за коттеджем «Торп» между Кейпелем и Северным Хельм-вудом, куда, как ожидает Джимми Клив, должен приехать Варлей.

— Дьявол… что за задание? Видимо, мне придется всю ночь бегать туда-сюда по дороге?

— Послушай, ты, большой осел! Между этими коттеджами нет других зданий, а дорога совершенно пустынная. От тебя требуется только одно — чтобы ты сидел под деревом и не спал.

— Ясно. А что я будут делать потом?

— Болтайся там до моего приезда. Ясно?

Я положил трубку.

Сэмми сидел в машине и по-прежнему что-то мурлыкал.

— Все о’кей, — сообщил я. — Я позвонил в Лондон на случай, если нам в скором времени потребуется помощь. А теперь поехали к этой прелестнице. Впрочем, ехать не надо, мы пойдем пешком.

Он вышел из машины, и мы обошли «Полную бутылку» по грязной дороге. Коттедж с увитой плющом входной дверью выглядел при лунном свете очень привлекательно. Красная крыша и белые стены производили сказочное впечатление. Я с трудом отогнал поэтические мысли и заставил себя сосредоточиться на деле.

Мы вошли в калитку и постучали. Через некоторое время открылось маленькое окошко, откуда высунулась головка сестрицы Варлея. Я уже говорил, что у нее очаровательная мордашка, черные волосы, перевязанные лентой, падали на ее плечи. Настоящая сказочная фея… Честное слово, друзья, это картинка!

— Доброе утро, мисс Варлей, — приветствовал я ее. — Это мой друг, мистер Мейнз. Мне хочется с вами потолковать.

Она тяжело вздохнула и заговорила. Я еще раз поразился ее мягкому вирджинскому акценту:

— Честное слово, капитан Клоузен, вы немыслимый человек. Когда мы виделись с вами в прошлый раз, вы изъявили желание пойти со мной погулять. Теперь, по соображениям, известным вам одному, вы приводите ко мне своего приятеля в такой час, когда даже деревенские пастухи еще не проснулись. Неужели вы всерьез вообразили, что я впущу вас в дом? Конечно нет!

— Очаровательная, у меня ничего подобного и в мыслях не было. Я был уверен, что вы нам обрадуетесь.

— Разрешите узнать, откуда такая уверенность?

— Послушайте-, леди, ответьте мне на один вопрос.

— Какой?

— Я бы многое отдал за то, чтобы узнать ваше имя.

— Капитан Клоузен, — ответила она ледяным тоном, — это вам ровным счетом ничего не будет стоить. Меня зовут Лейна, хотя я отказываюсь понимать, какое это имеет отношение к тому вопросу, который мы сейчас обсуждаем.

— Послушайте, Лейна, теперь я буду вас называть только этим прелестным именем. Разрешите заявить, что я обожаю красивые имена. И если у девушки такое красивое имя, то я могу держать пари на любую сумму, что она к тому же и умница. Я убежден, что вы исключительно разумная крошка. А раз так, то могу вам откровенно признаться, что я никакой не капитан Клоузен, а специальный агент ФБР, Лемюэль X. Кошен, а это мой помощник мистер Сэмми Мейнз. Поэтому вы, как сознательная американка, которая, я надеюсь, прописана в этой деревушке, все же будете иметь достаточно здравого смысла и впустите нас в дом.

— А что случится, если я этого не сделаю?

Я подмигнул.

— Тогда мне с великим сожалением придется взломать эту дверь, хотя вовсе не хочется этого делать.

— Мне тоже. Хорошо, я открою вам дверь. Но я надеюсь, вы сказали мне правду.

— Леди, вы меня удивляете.

Дверь открылась. Мы стояли и смотрели на нее, и я услышал, как Сэмми сзади вроде всхлипнул от восторга. Она зажгла в холле электричество. Уверяю вас, ребята, эта крошка — настоящий шедевр из картинной галереи. На ней был широкий красный шелковый халат и малюсенькие бархатные туфельки без задников. Она стояла и глядела на нас, холодная как лед.

— Ну? — спросила она.

— Минуточку, дайте мне перевести дыхание, — ответил я. — Давно мне не доводилось видеть таких красавиц. Какая приятная встреча.

Она отступила в сторону, и мы вошли в холл. Он оказался больше, чем можно было предположить.

— Надеюсь, что и я буду рада нашей встрече, — сказала она. — Но прежде всего мне хотелось бы взглянуть на ваши удостоверения или нечто в этом роде, мистер…

— Кошен, — подсказал я.

Я вынул свое удостоверение и английский паспорт.

Она посмотрела на них, потом на меня, наконец слегка улыбнулась.

— У меня такое впечатление, будто я про вас слышала раньше, мистер Кошен. Кажется, вы один из тех знаменитых детективов, которые стали известными в Америке за последние десять лет. Что ж, если вы хотите задать мне какие-либо дельные вопросы, то я на них обязана ответить.

Мы пошли следом за ней в небольшую гостиную, находившуюся в правой половине дома. Девушка была так спокойна, что я даже стал чуточку теряться. Невольно возникло впечатление, что ее ничуть не удивил наш визит в половине четвертого утра. Она указала нам на кресла в пестрых чехлах и поставила на стол коробку сигарет. Сама взяла одну, я протянул ей зажигалку.

— Ну, так в чем же дело? — спросила она. — Только не говорите, что меня подозревают в убийстве. — Она слегка зевнула. — Хотя в некотором смысле это было бы интересно.

— Послушайте, леди, почему бы вам не дать отдых своим очаровательным ножкам и не присесть? — предложил я. — Разрешите мне кое-что объяснить, так как будет крайне неприятно, если вы окажетесь замешаны в какую-нибудь некрасивую историю. А вы, надо сказать, очень близки к этому.

Она подняла брови, села в кресло, стоявшее против нас, и внимательно разглядывала нас обоих.

— Очень интересно. Итак, вы считаете, что я очень скоро попаду в неприятную историю. Можно ли полюбопытствовать, в какую именно?

— Сейчас все объясню. Мы разыскиваем некоего Варлея. Помните, мисс Варлей, когда мы встретились с вами на дороге, я сказал, что где-то видел вас раньше? Встречал я вас или нет, но у меня имеется ваше описание. Мизинец левой руки у вас чуточку искривлен, не так ли? Если вы не сестра Варлея, значит, вы его родственница и знаете, о ком я говорю.

Она пожала плечами.

— У меня очень мало родственников мужчин.

— Меня интересует только один — владелец коттеджа «Торп» в Северном Хельмвуде. Этот человек в прошлом году сбежал из Нью-Йорка, попал во Францию, участвовал там в двух убийствах и скрылся сюда с пачкой важных документов в кармане. Вот этот Варлей меня интересует.

— Занимательно. До чего интересно иметь родственником такую романтическую фигуру. Скажите, кого он убил во Франции? Думаю, этого человека следует казнить.

Ого! Эта дамочка начинает показывать коготки.

— Послушайте, наверно, у вас есть паспорт. Во избежание недоразумений мне хочется на него взглянуть.

Она встала.

— Конечно, паспорт у меня есть. Я с удовольствием покажу его вам.

Она подошла к письменному столу в углу комнаты, достала из ящика паспорт и подала его мне. Все в порядке, и фотография ее, и прописка. Она действительно Лейна Джеральдина Варлей, подданная США, приехавшая из Вирджинии, из Ричмонда.

Я возвратил паспорт.

— Вроде о’кей.

— Прекрасно, вы установили мою личность. А что дальше?

Эта крошка ничуть не взволнована. Я посмотрел на Сэмми. У него на лице нескрываемое удивление и восхищение.

— Мы пришли, чтобы дать вам шанс, — серьезно заявил я. — Считаю своим долгом напомнить, что играть в кошки-мышки с дядей Сэмом опасно, а вы сейчас как раз этим и занимаетесь.

Она слегка вздохнула и ответила:

— Мистер Кошен, хотите — верьте, хотите — нет, но вы меня очень позабавили и заинтриговали. Честное слово, вы явились ко мне среди ночи и рассказываете какие-то истории. При этом удивляетесь, почему я не понимаю, о чем вы толкуете.

— О’кей. Возможно, это и впрямь случайное совпадение, только я лично не особенно верю в совпадения. Очень сомнительно, что вы решили посетить это захолустье просто так, когда с минуты на минуту ожидается приезд того самого Варлея. Более естественно предположить, что Варлей должен передать вам некие документы, так как ему на пятки наступает полиция.

Глаза ее раскрылись еще шире.

— Допустим, что это так, — отвечала она. — Но какую пользу извлеку из этого я и тот самый Варлей?

— Будьте же разумны, крошка! Вы прекрасно понимаете, что мы стараемся найти и Варлея, и бумаги, но больше всего нас интересуют документы. Представим себе, что мы поймаем Варлея без бумаг. А кто-то вроде вас припрячет их в укромном месте. Рано или поздно Варлей выйдет из тюрьмы, а документы будут его дожидаться.

— Ага, все ясно, — заметила она. — А ведь это не глупая идея, верно?

— Особо умной я бы ее не назвал, но она довольно разумна. И конечно, такой ловкий парень, как Варлей, обязательно что-нибудь предпримет в этом роде. Тем более если у него есть сестра, кузина или просто приятельница, такая красивая и хитрая, как вы.

Она закусила губу и заметила:

— Знаете, мне и раньше говорили, что я миловидная, но от вас первого я услышала о своей хитрости. Вы очень откровенный человек, не так ли?

— Откровенный или нет, это никого не касается… Послушайте, малютка, я не из тех, кто любит зря терять время, особенно в такой час ночи. Советую вам подумать как следуед. Может, к завтрашнему утру вы что-нибудь и надумаете.

Она улыбнулась очаровательной улыбкой и ответила:

— Но я люблю поговорить, мистер Кошен. Конечно, утром разговаривать куда приятнее, чем ночью. Думаю, что мы найдем интересные темы для беседы. Вы мне показались занимательным собеседником.

Она встала, Сэмми тоже.

— Очень жаль, что вы уходите, — продолжала она. — Заходите как-нибудь попить чайку. Я буду рада.

Я искоса посмотрел на Сэмми. Он чуть ухмыльнулся.

— О’кей, мисс Варлей, — сказал я. — Что ж, вам виднее. Возможно, мы еще встретимся. А пока приносим извинения за то, что подняли вас из. постели.

— Пустяки, — ответила она. — Я получила огромное удовольствие.

Мы вышли. Когда мы уже стояли на тропинке, до нас донеслось:

— До свидания, мистер Кошен. Мне было очень приятно с вами познакомиться.

Дверь захлопнулась.

Мы вернулись к машине. Сэмми вынул из кармана две сигареты, одну протянул мне. Мы стояли по обе стороны машины и молчали. Наконец Сэмми заметил:

— Кажется, дело дрянь.

Я пожал плечами.

— А ты рассчитывал, что она так сразу и расколется?

Я убежден, она вчера не поверила, что я морской офицер в отпуске. Она предчувствовала, что за Варлеем будет установлена слежка. Она не дура, поэтому нельзя рассчитывать на легкую победу.

— Понятно. Думаешь, что она выгадывает время?

— Возможно.

Некоторое время мы помолчали, потом я заметил со вздохом:

— Знаешь, Сэмми, мне показалось, что этой крошечке не очень понравилась моя физиономия.

— Мне тоже, — согласился Сэмми. .

— Возможно, твоя ее больше устроит. Думается мне, что эта дамочка уже не ляжет спать. Сейчас она наверняка спокойно сидит в кресле с сигаретой и думает. Либо она ровно ничего не знает об этом деле, что, на мой взгляд, довольно странно, либо ей надо здорово все обдумать. Тебе ясно?

— Да, — ответил он.

— Я пойду спать. Ну а ты минут через пять или шесть обойди коттедж с другой стороны, постучись поделикатнее и еще разок с ней поговори.

У него глаза на лоб полезли.

— Чего ради? Какого черта я сумею сделать?

— А ты попробуй рассказать ей правду. Что ты частный детектив, работавший в Союзном агентстве, и болтаешься со мной, поскольку из-за войны обязан это делать. Признайся, что ты не очень привязан ко мне. Потом расскажи ей то, о чем я умолчал: если я был прав и Варлей передал или переслал ей документы, то тем самым она станет нарушителем закона США и ей грозит длительное заключение в Алькатрасе. Понятно?

— Понятно, — ответил он, — но у меня нет особого энтузиазма это делать.

— А потом ты объяснишь ей, что если она согласится сотрудничать с тобой, то все будет в порядке. Всегда можно будет заявить, что она спрятала их для того, чтобы передать администрации.

Сэмми кивнул.

— Когда вобьешь это ей в голову, сообщи, что за возврат документов администрации обещана награда в сто тысяч долларов. И поинтересуйся, какая перспектива ее больше устраивает: первая или вторая.

— Ясно, мистер Кошен, идея хорошая. Если эта красотка — приятельница Варлея, то она здорово перетрусила. Если ей подсказать такой выход, да еще деньги, она ухватится за предложение руками и ногами. Ты не знаешь, каковы эти красотки. Они идут с парнями вроде Варлея до тех пор, пока атмосфера не накалится. А потом, при первой возможности, они их продают.

— На это я и рассчитываю.

— Ладно, попробую. Когда мы увидимся?

— Не волнуйся. Позвони мне завтра утром, договоримся о встрече. А теперь иди. Может быть, тебе удастся уговорить этот бутончик.

— О’кей, — ответил он, бросил сигарету и ушел.

Я решил не ставить машину в сарай. Она может понадобиться. Я поднялся в «Полную бутылку» и тихонько прошел в свою комнату. Бросил шляпу, выпил полбокала шотландского виски, сел на диван и стал ждать.

Прошло около получаса без всяких происшествий, но я был терпелив. В скором времени должен позвонить Домби.

И я не ошибся, потому что в четверть пятого внизу раздался телефонный звонок. Я кубарем скатился по лестнице, чтобы он не переполошил весь дом. Звонил Добми, можно не сомневаться.

— Послушай, Лемми, — сообщил он, — я не знаю, важно ли это для тебя, но примерно минут десять назад из коттеджа «Торп» вышла какая-то дамочка. Она пошла по дороге к Южному Хельмвуду. Прошла почти рядом со мной, и угадай, кто это?

— Не собираюсь отгадывать. Ну и кто же?

— Джуанелла. Что тебе про нее известно? Не знаю, что мне делать. Продолжать наблюдение здесь или идти следом за ней? Я решил остаться здесь.

— Правильно, Домби. Сейчас ты можешь найти себе какое-нибудь пристанище поблизости и поспать. А завтра не спускай глаз с коттеджа «Торп». Увидимся.

— О’кей, Лемми.

Я положил трубку. Чертовски интересная ночь. Конечно, спать мне здорово хотелось, но ничего не попишешь. Выпил еще глоток виски, надел шляпу и снова пошел к машине. Пятый час. Интересно, повезло ли Сэмми с крошкой Лейной?

Я завел мотор и поехал к коттеджу «Мейфил». Оставил машину за деревьями, где ее не видно с дороги, потом пешком пошел к дому. Все было погружено во тьму. Я трижды громко постучал в дверь и стал ждать. Прошло несколько минут, затем Джуанелла спросила:

— Кто здесь и что вам нужно?

— Это дорогой сыночек миссис Кошен, и он хочет поговорить с тобой, кошечка. Так что отвори поскорее дверь.

Она возмутилась:

— Послушай, какого черта? Или ты вообразил, что это справочное бюро?

Я стал сильнее колотить в дверь.

— Если бы тут открыли бюро, моя прелесть, ты бы сумела ответить на все вопросы?

— Ты умный парень, — ответила она. — Умеешь найти выход из любой ситуации. Наверно, твоя мама была довольна папой, когда ты родился. Если она, конечно, знала, кто твой папа.

— Не свирепствуй, сладенькая. И лучше не задевай мою старенькую маму. Я могу тебя заверить, что родился в законном браке, если это тебя интересует. Сам видел брачное свидетельство.

— Да? А ты не ошибся?

— Ладно, красавица, хватит заговаривать мне зубы. Открывай скорее.

— Сейчас. Обожди, пока я накину халат.

Дверь отворилась. Вид у Джуанеллы был сногсшибательный. Волосы свободно распущены по плечам, на ногах черные домашние туфли на высоченных красных каблуках. Пеньюар расстегнут так, что была видна эффектная шелковая ночная рубашка абрикосового цвета.

— Джуанелла, — сказал я, — днем ты настоящий персик, а ночью еще лучше.

— Правда? Ты, наверно, хочешь выпить?

— Не откажусь.

— Ну, входи же.

Я закрыл за собой дверь, и мы вошли в гостиную. Она принесла бутылку и налила два бокала. Потом добавила содовой и достала кусочки льда из холодильника.

— Ну, так что же ты придумал?

Я стоял перед камином.

— Садись-ка, милая, нам предстоит серьезный разговор.

— Ничего, кроме серьезных разговоров, от тебя не добьешься. Лучше бы для разнообразия ты заговорил о чем-нибудь другом.

— Наш разговор будет довольно интересный, не сомневайся. Признайся, не ты ли стреляла в меня утром у брокхэмского моста вскоре после того, как мы расстались с тобой?

У нее глаза стали вылезать из орбит.

— Что ты имеешь в виду? Чего ради мне было в тебя стрелять?

— Кто знает, может, на то были основания? Даже несколько, но одно мне хорошо известно.

— Какое же, позволь узнать?

Глаза ее стали необычно суровыми.

— Все тот же Ларви.

Она выпила глоток виски.

— Прекрасно. Я хотела ухлопать тебя из-за Ларви. Что-то я не нахожу в этом никакого смысла.

— Правда? А я нахожу. Кажется, между тобой и моим напарником Джимми Кливом было заключено известное соглашение, и он обещал тебе добиться пересмотра дела Ларви, сокращения срока до двух лет. Даже шел разговор о взятии на поруки. Не так ли?

— Я вижу, ты все знаешь.

— А почему бы и нет? Я читал вторую страницу его письма к тебе, которую ты сунула под пресс-папье.

— Ах ты, хитрая макака! Значит, успел здесь все перетрясти, пока меня не было дома?

— Разумеется, крошка. И теперь тебе остается только одно: пойти в спальню и как следует одеться.

— Какого черта ты задумал? Зачем мне одеваться? Или я тебе не нравлюсь в этом виде? Я могу остаться в одной рубашке.

— Джуанелла, ты выглядишь умопомрачительно, но согласись: нельзя же ехать в Лондон в ночной рубашке. Так что иди переоденься, но поживее, старушка.

— Послушай, Лемми, я отсюда никуда не поеду!

— Поедешь, сердечко, поедешь, не позднее чем через десять минут. Одетая или голая — мне все равно.

Она поднялась со стула. Я заметил, что глаза ее полны слез.

— Послушай, бесполезно начинать сцену со слезами. Я прекрасно понимаю, что тебя удерживает, Джуанелла, но у тебя нет причин для волнений. Ты вбила себе в голову, что, если я увезу тебя в город, тебе не удастся разыграть все так, как вы договорились с Джимми Кливом? Что если тебя не будет на месте, скажем, завтра, то Клив будет тобой недоволен и в этом случае старине Ларви придется сидеть за решеткой все пятнадцать лет? Из-за этого ты боишься уезжать? Так ведь?

— Это правда, Лемми, ты сам знаешь.

— У меня нет времени для пререканий. Теперь выслушай меня. Весь вопрос в том, кому ты больше веришь: мне или Джимми. Я предлагаю тебе переодеться, и мы уедем в Лондон, сюда тебе завтра нельзя показываться. Если ты послушаешь меня, я даю тебе слово, а ты знаешь, что я его никогда не нарушаю, что как только я закончу это дело, то вызволю Ларви из беды. А если я обещаю это, значит, вызволю.

Ее глаза вспыхнули.

— Послушай, Лемми, честное слово?

Она уже в который раз набросилась на меня, совершенно не учитывая того, что я живой мужчина, и наградила таким поцелуем, что в глазах моих потемнело. Когда она отошла от меня, казалось, будто я насквозь пропитался ее парижской «Дерзостью».

— Через минуту я буду готова. Выпей еще, дорогой, только не подавись!

Без четверти пять мы подъехали к моему жилищу. Я чертовски устал, да и у Джуанеллы был сонный вид. Мы прошли в гостиную, там я устроил ее в большом кресле, налил виски и дал сигарету.

— Послушай, бэби, ложись и отдыхай, а у меня не больше пяти минут свободных. Так что залезай в мою кровать. Пижаму найдешь в комоде, дверь в ванную рядом. В комнатах ты полная хозяйка, но, ради Ларви, прошу тебя, не высовывай носа за дверь. Усвоила?

— Да, Лемми. Ты же знаешь, что я верю тебе на двести процентов.

— Прекрасно, верь мне. А теперь скажи кое-что. Понимаешь, я вбил себе в голову, что ты никогда не видела Варлея. Так вот, прав ли я? Только не финти.

— Это верно, Лемми. Ларви не позволял мне с ним встречаться. Он рассказывал мне про него, но не показывал.

— Прекрасно. Ситуация любопытная. Джимми никогда не видел его, ты тоже. Но вам нужно опознать Варлея. Вы договорились это сделать.

— Послушай, в чем дело? Откуда тебе известно, что Клив тоже его не видел?

— Это точно. Парень, который раньше работал на него, а теперь переметнулся ко мне, Сэмми Мейнз, выложил мне всю подноготную. Клив привез тебя сюда, чтобы ты установила личность Варлея, когда он его поймает. Замечательно. Ты не встречалась с Варлеем и все же готова была пойти на это. Я бы сказал, что это довольно опрометчивое решение.

Она пожала плечами.

— А что мне волноваться? От меня только требовалось подтвердить, что это действительно Варлей. У меня не было другой возможности вызволить Ларви из тюрьмы.

— Сестренка! Ты не знаешь даже половины этой истории. Скоро я тебе открою глаза на происходящее. А теперь скажи вот что: когда Ларви говорил тебе про Варлея, упоминал ли он о его родственницах — сестрах, кузинах, племянницах или о подружках? Одним словом, о женщине, которая могла бы работать вместе с ним? Например, не помнишь ли ты имя Лейны Варлей?

— Как же, о ней он много рассказывал. Порядочная сволочь, я тебе скажу. Но умница и красавица, если верить ему.

— Очень хорошо. А теперь отдыхай, мы скоро увидимся. Впрочем, минуточку.

Я ушел в свою спальню и вытащил большой чемодан, на дне которого лежала пачка фотографий и отчетов. Перебирая снимки, я вскоре нашел нужный. Это снимок Лейны Варлей, прекрасной дамы с искривленным мизинцем левой руки. В данное время она проживает в коттедже в Брокхэме. На оборотной стороне снимка сделана надпись. Я перечитал ее, потом снова посмотрел на снимок.

Затем возвратился в Джуанелле и протянул ей фотографию.

— Скажи, эта дама похожа на ту Лейну Варлей, о которой тебе рассказывал Ларви?

— Нет, — ответила с сомнением Джуанелла. — Эта девушка — настоящий персик. А Ларви говорил мне, что Лейна — интересная особа, но у нее не рот, а настоящая пасть. А у этой девушки прелестный ротик, так что это разные красотки.

— Ты совершенно права. Вот все, что мне хотелось узнать.

Она посмотрела на фотографию.

— Гм… симпатичная дамочка. Черт возьми, кто она такая, Лемми? имеет ли какое-то отношение к данному делу или это еще одна из твоего гарема?

— Если тебя интересует ее личность, переверни снимок.

Она перевернула и прочитала вслух:

— Аманда Карелли. (ФБР № 6587-654.) Отпечатки пальцев в картотеке. Брюнетка, светлая кожа. Обычный стиль — воспитанная девушка из хорошей южной семьи.

Подозревается в участии в банде «Кривив-моб». Наводчица в организации Лейны Вензуры. Разыскивается за участие в ограблении банка «Перьер».

— До меня дошло, — заметила Джуанелла. — Это одна из подружек Варлея. У него их было много.

Я подмигнул.

— Я тоже так думаю.

Забрав у нее снимок, я положил его в конверт и убрал в нагрудный карман пиджака.

— Ну, Джуанелла, я поехал. Не забывай, что я тебе говорил. Если захочешь есть, позвони вниз. Сейчас я предупрежу портье. Ты тут найдешь все, что тебе нужно. Даже кое-какие книги, если придет фантазия заняться чтением.

— О’кей, Лемми, не волнуйся. Как я поняла, для меня самое правильное — выполнять твои указания.

— Похоже, что ты образумилась, милочка. Поверь, когда-нибудь ты будешь меня ой как благодарить.

— Сколько времени продлится мой домашний арест?

Я пожал плечами.

— Не знаю, но не очень долго. Возможно, я приеду завтра, но не позднее чем послезавтра.

— Я не представляю себе, что должно произойти, но предчувствую — будет нечто серьезное. Знаешь, ты ведь хитрец! И с головой! Вот увидишь, ты их всех побьешь! Мистер Кошен всегда выходил победителем.

Я принял вид скромника.

— Ну, не хочу загадывать, но последним приходить к финишу я тоже не привык. Ладно, до скорой встречи.

Я взял свою шляпу и ушел. Спустившись вниз, я предупредил портье о Джуанелле, затем сел в машину и поехал обратно к Брокхэму. Мне стало казаться, что я проехал всю свою жизнь по шоссе Лондон — Брокхэм. А ночь была такая прекрасная, и настроение у меня такое, что, будь я Теннисоном, тут же принялся бы сочинять стихи.

Меня утешала только мысль о Конфуции, который вместо стихов оставил людям свои изречения.

Глава 7

Я проснулся в полдень. Солнце заливало комнату. Я лежал, раскинув руки, и думал о Конфуции. Возможно, вы, ребята, помните, что этот парень говорил о тигре, поджидающем добычу. Он говорил, что залог успеха — в умении терпеливо ждать.

Ничего более умного мне придумать не удастся. Пусть Конфуцию уже две тысячи лет, но он прекрасно понимал, что к чему.

Я встал, принял ванну, позавтракал и выпил треть бокала рому, затем стал тщательно одеваться. Выбрал нарядную рубашку и галстук, потому что, кажется, сегодня будет торжественный для меня день. Поглядев в зеркало, я подумал с огорчением, что, будь у меня получше нос, я был бы недурным парнем. Но тут раздался телефонный звонок внизу в холле. Я поспешил к аппарату, пока никто другой не взял трубку.

Звонил Сэмми Мейнз.

— Ну, мистер Кошен, как дела?

— Вроде нормально, спасибо, Сэмми, а как у тебя? Как ты поладил со своей подружкой?

— Кажется, о’кей. Стоит ли говорить по телефону?

— Откуда ты звонишь?

— С железнодорожной станции в Леверхэде. У меня комната, но без телефона. Тут тихо.

— О’кей. Выкладывай, что произошло.

— Ну, я отправился к малютке Лейне и все ей выложил, как ты мне советовал. Подчеркнул, что не хотел при тебе раскрываться. Потому что ты слишком умничаешь и хочешь действовать только один.

— Хорошо. А как она реагировала?

— Довольно осторожно. Сказала, что я странно отношусь к своему начальству. Тогда я стал уверять, что на самом деле я тебе не подчиняюсь, будучи частным детективом из Союзного агентства. Потом намекнул, что не принимаю близко к сердцу интересы ФБР. Одним словом, разыграл все как по нотам. Затем добавил, что, по-моему, она валяет дурака. У нее есть хороший способ сделать так, чтобы и волки были сыты и овцы целы.

— Ну а что она тебе сказала?

— Вот тут она явно заинтересовалась. Конечно, прежде всего заявила, будто не знает, о чем я говорю, и попросила объяснения. Я ответил, что не меньше ее заинтересован хорошенько заработать, а тут представляется возможность без труда получить кругленькую сумму. Причем все честь по чести, без всякого риска.

— Замечательно, Сэмми, отличные доводы.

— Благодарю. На этот раз мне вроде удалось схватить быка за рога. Она говорила, что ей деньги очень пригодятся, особенно если их можно заработать законным путем, и просила меня выражаться яснее. Ну, я так и сделал. Говорил, что если она заберет у Варлея документы или же он их перешлет ей, а она скроет этот факт от ФБР, то сразу же станет соучастницей Варлея. А если возвратит их властям, то получит обещанную награду в сто тысяч долларов.

— Держу пари, что это ей понравилось.

— Несомненно, даже очень понравилось. Она сидела и смотрела на меня своими огромными глазищами. Я заявил, что могу сделать ей такое дельное предложение, но пусть она сначала ответит мне, знает ли Варлей о ее приезде и собирается ли так или иначе передать ей документы. Она смотрела на меня с улыбкой, не говоря ни слова. Через некоторое время попросила рассказать подробнее, каким путем можно получить это вознаграждение. Ну, я объяснил. Обещал разделить с ней эти деньги пополам. Заявил, что беру на себя передачу бумаг властям.

— И как ей это понравилось?

— Она была чуточку разочарована. Я это сразу заметил. Немного помолчала, а потом спросила, не хочу ли я выпить. Она обещала все как следует обдумать. Возможно, скоро мы снова встретимся.

— Прекрасно. Думаю, что дело в шляпе. Если бы твое предложение не понравилось, она бы прямо об этом сказала.

— Что же делать дальше?

— Тебе — ничего. Отправляйся спокойно отдохнуть в свою комнату в Леверхэде и дожидайся моего прихода. Потом можешь пойти к мисс Варлей и довести дело до конца.

— Значит, так. А у тебя есть новости?

— Уйма. Я разузнал нечто очень интересное. Твоя крошка сразу же пойдет на все условия. До скорой встречи.

Я положил трубку, вышел во двор и сел в машину. Вдруг мне в голову пришла хорошая мысль. Я бегом вернулся в комнату и открыл чемодан. Там был спрятан запасной пистолет. Прекрасный пистолет. Я поставил его на предохранитель и положил в карман. Потом сел в машину, завел ее и поехал в Леверхэд.

Сэмми сидел в комнате отеля. На столе стоял сифон содовой воды, два бокала и фляжка виски. Он тут же налил себе и мне.

— Послушай, парень, — сказал я. — Я очень устал и больше всего на свете хочу спать, поэтому постараюсь быть кратким. Посмотри вот на это.

Я подал ему снимок Лейны Варлей.

— Узнаешь?

— Конечно, это крошка Лейна Варлей.

— Она такая же Лейна, как я турецкий султан. Не поленись, прочти надпись на обороте. Эта крошка не кто иная, как знаменитая Аманда Карелли, дамочка с полицейским «послужным списком», столь же длинным, как твои руки. Пошевели мозгами. Из записи ясно, что малютку подозревают в налете на банк.

— Да?

— Итак, у меня возникло серьезное подозрение, что операция в этом банке прошла с помощью Ларви. А наша прелестная Аманда Карелли, она же Лейна Варлей, всячески ему содействовала. Теперь ты понял?

— Черт… понимаю. Думаешь, когда Ларви схватили, он успел растолковать этой девице Варлей, в чем суть дела? Он мог ей намекнуть, что неплохо бы встретиться с Варлеем и шантажировать его в отношении документов.

— Ты попал в самую точку. Именно об этом я и подумал. Давай отсюда исходить. Отправляйся-ка в Брокхэм и повидайся еще раз с нашей красоткой. Покажи ей снимок, про подпись тоже не забудь, потом скажи, что она может поступать как ей угодно. Может стать твоим партнером, передать бумаги, если ей удастся их раздобыть, и получить за них приличное вознаграждение. Ну а если она предпочтет тюремный срок, ты тоже не отказывайся. Намекни, что меня как раз больше устраивает второй вариант.

— О’кей, Лемми. Мне понравилось твое задание. И вот что еще: раз эта девица собирается прижать Варлея в отношении похищенных документов, значит, можно не сомневаться, что она знает, когда он должен приехать.

— Парень! Твои родители выбрали тебе неверное имя. Тебя следовало назвать Шерлоком… У тебя есть оружие?

— Нет. Был пистолет, положенный офицерам армии, но я одолжил его Джимми Кливу. Оружие, казалось, мне не понадобится, я ему и одолжил. Этот Варлей довольно неприятный тип.

Я достал из кармана пистолет и подал ему.

— У тебя десять выстрелов, пистолет на предохранителе. Кто знает, а вдруг без стрельбы дело не закончится?

— Большое спасибо, Лемми.

Сэмми положил оружие в карман.

В тот момент я еще не знал, что буду чертовски доволен, снабдив его этим пистолетом.

— Ну, Сэмми, действуй!

Он допил бокал, схватил шляпу, наградил меня веселой улыбкой и заявил:

— Работать с тобой — одно удовольствие! Надеюсь, что мы чего-нибудь да добьемся!

— Держу пари, что добьемся, и именно таким образом. Послушай, Сэмми, когда ты увидишь эту крошку, она обязательно согласится, потому что у нее нет другого выхода. Когда закончишь переговоры, возвращайся в гостиницу, где я живу, и дождись меня. Только держись аккуратнее, не мозоль без нужды глаза.

— Понятно. Пока.

Он ушел, а я вернулся к себе. В половине третьего в холле раздался звонок. Звонил Джимми Клив. У него необычайно возбужденный голос:

— Послушай, Лемми, грандиозная новость! Сегодня вечером приедет Варлей.

— Да? Замечательно. Я так и думал, что он появится в ближайшее время.

— Он в Лондоне. У меня там есть парень, выполняющий мои указания насчет Варлея. Думаю, что под вечер над долгожданный Варлей будет здесь.

— Что ты предлагаешь предпринять, Джимми?

— Я не сомневаюсь, что он отправится в коттедж «Торп». Я буду находиться поблизости. Как только он приедет, я позвоню тебе по телефону из будки на Кейпл-роуд. Ты сразу же приедешь, а я начну с ним беседовать.

— Хорошо, Джимми, все будет в ажуре. Когда он поймет, что игра проиграна, настроение его будет не блестящее. Так что ты не зарывайся.

— Я так рассуждаю: Варлей прекрасно знает, что я не работник ФБР, и, возможно, решит, что со мной можно пойти на сделку. Мы его арестуем, когда нам будет удобно. Но самое важное — раздобыть документы. Вероятно, стоит пообещать ему облегчить его участь, если он их отдаст добровольно.

— Действуй как знаешь, Джимми. Договорились: как только он появится, ты позвонишь мне по телефону.

А если он попробует договориться с тобой, не отказывайся, ладно? Буду ждать твоего звонка. Желаю удачи, парень!

Я положил трубку. И дураку ясно, что этот молодчик будет продолжать действовать на свой страх и риск. Он по-прежнему постарается опередить меня. Что ж, время покажет!

В три часа приехал Сэмми. Бар внизу был совершенно пуст, мы пошли туда и изрядно подкрепились. У Сэмми был возбужденный вид.

— Послушай, мистер Кошен, ты башковитый парень. Ты был совершенно прав в отношении малютки. Она капитулировала.

— Что же произошло?

— Я поехал к ней и напрямик все выложил, как мы договорились. Показал ей снимок, попросил прочесть ее досье, передал от тебя привет. Ну и все остальное.

— Как ей это понравилось?

— Ни капельки не понравилось. Но что ей оставалось делать? Как только она увидела фотографию и надпись, ее поведение тотчас изменилось. Даже вирджинский акцент исчез, и она заговорила с чистейшим бруклинским. Она действительно Аманда Карелли. Я поинтересовался, откуда ей известно, что документы находятся у Варлея, и о времени его приезда в Англию. Тут твоя догадка тоже оказалась верной. Оказывается, эти сведения она получила от приятеля Ларви. Ей сообщили, что у Варлея здесь убежище. Она собирается болтаться поблизости до его появления. В Англии есть один тип, с которым Варлей давно работал, и в тяжелую минуту Варлей несомненно обратится к нему. И этот парень, которому до зарезу нужны деньги, обещал предупредить Аманду, если Варлей появится. Он ждет его со дня на день.

— Ловко сработал, Сэмми. Значит, полная договоренность? Ты не прогадаешь, Сэмми, уверяю тебя.

— Огромное спасибо, Лемми. Мне все это нравится. Ну а что теперь делать?

— Возвращайся назад в свой отель в Леверхэде. Мне недавно звонил Клив, говорил, что Варлея ожидают сегодня вечером. Клив обещал позвонить, как только наш дружок приедет, но сначала он хочет попробовать самолично раздобыть эти бумаги.

Сэмми захохотал.

— Нужно быть безголовым идиотом, чтобы вообразить, будто Варлей явится, имея при себе документы.

— И не говори! Надеюсь на тебя. До скорой встречи.

Сэмми ушел.

Меня вполне удовлетворил тот оборот; какой приняли события. Думается, я действую в полном соответствии с советами моего приятеля Конфуция. У нас с ним получилось неплохое товарищество.

Стало темнеть, подул мягкий ветерок. Вечер потрясающий. Кажется, будто весь воздух наэлектризован, словно перед грозой. Но на этот раз дело не в грозе. Просто назревают крупные события. К тому же у мня чешется левая ладонь, а это всегда что-то означает, пусть пока только то, что мне пора принять ванну.

Весь вечер я ожидал телефонного звонка, и, когда он наконец раздался, я кубарем скатился с лестницы и схватил трубку.

Звонил Джимми. Он был так возбужден, что я с трудом узнал его голос:

— Послушай, Лемми, он здесь. Варлей только что подъехал по доркингскому шоссе на мощной машине. Подрулил к задней стороне коттеджа «Торп». Оставил машину в таком месте, что ее не видно с дороги. Вероятно, он намеревался сегодня же вернуться назад. Ведь ты знаешь, что этот парень не любит шуток.

— Не волнуйся, Джимми, ты с ним справишься, а я подъеду минут через двадцать.

Я положил трубку и задумался, ехать ли мне тотчас или дождаться звонка Домби. Впрочем, Домби позвонил сразу же после Клива.

— Хелло, Лемми. Не мог позвонить раньше, потому что аппарат был занят. Звонил какой-то парень, а мне не хотелось, чтобы он меня заметил, поэтому я спрятался поблизости.

— Молодец. Что нового?

— Кто-то промчался мимо меня на машине. Я находился за деревьями на вершине холма и разглядел, что парень подрулил к коттеджу «Торп». Где-то там и поставил машину. Какие выводы?

— Никуда не уходи, стой за своими деревьями. Сейчас я за тобой подъеду.

— Буду ждать.

Я забежал к себе, зарядил пистолет и положил его в нагрудный карман. Потом поспешил к машине, завел мотор и вывел ее на дорогу. Вечерняя прохлада освежила лицо. Я немножко успокоился.

Чтобы не снижать скорость, я объехал Доркинг и подъехал к Южному Хельмвуду с противоположной стороны. Я поднялся на холм на третьей скорости, остановился и стал ждать Домби. Он стоял в тени высоких деревьев, прислонившись к какому-то забору, и громко говорил. Сперва я испугался, решив, что несчастный свихнулся, но тотчас понял свою ошибку. За забором стояла какая-то красотка, перед ней-то он и заливался соловьем:

— Я практически участвовал во всех сражениях. Я одним из первых ворвался в Дьепп…

Женщина благоговейно спросила:

— У вас наверняка масса медалей?

Не знаю, сколько Медалей и орденов присвоил бы себе Домби, но в этот момент я хлопнул его по плечу.

— Послушай, я только что приехал из Букингемского дворца и хочу сообщить, что король специально для тебя учредил новый орден, который ты сможешь прибавить к своей коллекции.

По другую сторону забора раздался визг, и светлая юбка исчезла в темноте.

— Хоть плачь, хоть смейся. Стоит мне начать производить впечатление на какую-нибудь крошку, ты тут как тут!

— Послушай, Дон Жуан, сейчас не время производить впечатление на пустоголовых девчонок. Уверен, что в скором времени нам предстоят драматические события.

— Какие, например?

— Наверно, ты не знаешь, что наконец-то прибыл наш приятель Варлей? Это он промчался мимо тебя на машине.

— Вот здорово! Значит, надо ждать потехи. А еще что произошло?

— Мне позвонил Клив и предупредил об этом. Он отправился в коттедж. Надеется уговорить Варлея добровольно отдать ему документы. Вряд ли ему это удастся. Пошли, пора вмешаться.

Мы сели в машину. Подъехав к коттеджу, я остановился вплотную к забору, выключил огни, и мы вышли.

Обойдя кругом участок, мы подошли к парадной двери коттеджа. Я толкнул ее — она была не заперта. В гостиной горел свет, и, когда мы с Домби вошли туда, откуда-то сзади появился Клив. В руке он держал армейский пистолет сорок пятого калибра. Лицо у него было немного напряженное.

— Как наш приятель? Не пробовал ли он выкинуть какую-нибудь штучку?

— Да, Лемми. Скверное дело, мне пришлось его ухлопать.

— Как же так?

— Сразу после нашего разговора по телефону я вошел сюда. Через парадный вход, разумеется. Вероятно, Варлей возился во дворе с машиной, потому что одновременно со мной он вошел с черного хода. Я сказал ему: «Добрый вечер, Варлей, мне хочется с вами поговорить». А он тотчас же выхватил пистолет и выстрелил в меня прежде, чем я успел вытащить свой. Потом он повернулся и пустился наутек. Я немного задержался, опасаясь засады за дверью, но вдруг услышал звуки заводимого мотора. Раздумывать было некогда, я выскочил на крыльцо, прицелился и угодил ему в голову. Он в машине, зрелище не из приятных.

— Что ж, парень, такое случается. Выпей-ка лучше, а я пойду взгляну на него; когда вернусь, тоже с удовольствием пропущу бокальчик. Домби, побудь здесь.

— О’кей, — ответил Домби и ушел с Кливом в общую комнату.

Я вышел во двор через черный ход. Возле ворот стояла большая черная машина. Передняя дверца была открыта, сам водитель недвижно приник к баранке руля.

Клив был прав — зрелище не из приятных. Парня застрелили с ближнего расстояния из служебного пистолета. Клив угодил ему в затылок, так что от лица и головы мало чего осталось.

Я чиркнул зажигалкой и заглянул в машину. Под рукой мертвеца валялся пистолет. В боковом кармане пиджака торчал вывинчивающийся карандаш. Я вытащил его, захлопнул дверцу машины и вернулся в дом.

Клив и Домби сидели в гостиной. На столе — виски и бокалы. Я тотчас налил себе половину бокала.

— Дело дрянь, — заявил Клив. — Варлея мы поймали, но документов при нем не было…

Я выпил виски, взял пистолет со стола и подал его Домби.

— Посмотри за этой игрушкой, друг, — попросил я его, потом обратился к Кливу: — Послушай, почему ты думаешь, что это Варлей?

У того от удивления глаза полезли на лоб.

— Какого черта ты спрашиваешь? Конечно, это Варлей.

— Откуда тебе знать? Ты же никогда не видел Варлея?

Он посмотрел на меня, лицо его побледнело и напряглось. Затем он процедил сквозь зубы:

Ну мы это можем легко проверить. Я лично убежден, что это Варлей, но поблизости есть одна особа, которая может его опознать. Ты ее знаешь.

— Ты имеешь в виду Джуанеллу?

— Правильно.

— Джимми, ты бессовестный лгун и враль, потому что Джуанелла тоже ни разу не видела Варлея. А ты привез ее сюда, чтобы она помогла тебе опознать его.

Он вскочил с места и крикнул:

— Послушай!..

— Заткнись и сиди смирно. Дай мне кое-что тебе сказать, парень. Я с самого начала понял тебя. Неужели ты вообразил, что у нас в ФБР работают лопухи, которых могут надуть парни вроде тебя! Вся беда в том, что ты слишком умничал и заимел привычку спокойно убивать людей.

— Кошен, ты, наверно, сошел с ума! За каким дьяволом я стал бы кого-то убивать? Я действительно пристрелил этого парня, но для самозащиты. И это Варлей.

— Вот как?

Тут я вынул вычурный карандаш из кармана и положил его на стол.

— Ты видел когда-нибудь этот карандаш?

Клив посмотрел на вещицу.

— Какого черта! Почему я должен был видеть его раньше?

— Сейчас объясню. Этот карандаш — часть набора из авторучки и карандаша, который Джордж Риббон подарил тебе в Париже на день рождения. Возможно, ты попытаешья отпереться? Но я выяснил это. Он купил набор на черном рынке, потом пошел праздновать день твоего рождения и подарил его тебе.

А когда ты убил Риббона, я сообразил, что сначала у вас был короткий разговор, а затем ты его прикончил.

Возможно, он понял твои намерения и вцепился в тебя, при этом выхватил из кармана авторучку. Вот почему у нее не был отвинчен колпачок. Ты убил его, стащил на лестницу и пристроил на ступеньках, где я и должен был его обнаружить. Заметив ручку в его руке, ты не стал ее забирать, так как никто не видел, как он подарил тебе набор. А у тебя возникла блестящая идея. Ты подарил карандаш Энрико, тому парню, который работал с девицей из стриптиза, Мартой Фристер, так как знал, что я приду к нему. Это ты узнал у Джуанеллы, с которой я повстречался в тот вечер, и она назвала мне неверный адрес.

Ты знал, что я туда пойду и встречу Энрико. Ты знал, что он наверняка сунет карандаш в карман, где я его увижу и подумаю, что он убил Риббона. Неплохо придумано, ничего не скажешь!

— Ты несешь ерунду! — воскликнул Клив хриплым голосом.

Я видел, как у него дрожали руки, а взгляд перебегал с меня на Домби.

— Ты несешь ерунду!

— Это вовсе не ерунда, приятель. И зачем ты становишься в такую позу, когда прекрасно понимаешь, что тебя посадят на электрический стул? Уж если дело дошло до этого, всегда разумнее чистосердечно признаться.

— Чего ради ты это затеял?! — кричал Клив. — Ты сошел с ума!

— Ты меня спросил, чего ради я все это затеял? Так вот. Когда ты услышал, что ФБР разыскивает Варлея, ты постарался предложить свои услуги, не так ли? Ты заявил, будто знаешь его. Теперь мне кажется, что это было правдой. Ты действительно с самого начала работал вместе с Варлеем. Вот почему ты решил, что сумеешь мне навредить.

— Ага, значит, я еще и это сделал, — заметил он с кривой усмешкой.

— А разве нет? Я могу объяснить, зачем тебе это понадобилось. Варлей уже уехал в Англию. Марселина, обычно работавшая с ним, находилась в Париже. Она была предельно напугана. Риббон нажал на нее посильнее, чтобы окончательно запугать. И она заговорила с Риббоном.

Что же она ему сказала? Ты прекрасно это знаешь. Сказала, что Варлей уже уехал в Англию, а сама она страшно боится. Сказала, что подозревает, что ты работаешь вместе с Варлеем. Поэтому тебе пришлось срочно принять самые энергичные меры. Необходимо было отделаться от Марселины и Риббона. Причем убрать их надо было до того, как кто-либо из них успеет заговорить.

Тем временем ты поспешил очернить меня в глазах генерала. Сообщил ему, будто Марселина передала Риббону, что я перед ней разоткровенничался. Так, дескать, заявил Риббон. Ты даже написал рапорт и передал его генералу. Ну а что ты сделал потом? Помнишь ночь, когда мы вдвоем совещались с Флешем? Ты сам и был тем человеком с поддельным приказом, который увез дю Кло из отделения полиции в Париже. Тебе было легко это сделать. Ты ее перевез через мост и там ухлопал. Обо мне ты не волновался, зная, что у меня на хвосте Джуанелла. Она, разумеется, не догадывалась, чего ради ты попросил ее чуточку занять меня. Когда я зашел в бар «Вилли» по пути к Риббону, она проскользнула туда сразу следом за мной и демонстративно уселась возле стойки. Она знала, что я ее замечу и непременно подойду поговорить.

— Да? И все это она сделала для меня? Чего ради?

— Не прикидывайся непроходимым болваном. Она сама объяснила мне причину. Ты обещал ей сократить срок тюремного заключения Ларви, даже обещал взять его на поруки, если она выполнит твои указания, не так ли? Про Джуанеллу я могу сказать одно: она на многое пойдет ради своего мужа. Но она никогда не согласится стать пособницей убийцы. Бедная гусыня не знала, что творится.

Она считала тебя непогрешимым. Ты рассказал ей ту же самую историю, что и всем: что больше всего на свете стремишься отыскать Варлея, что тебе хочется попасть в сотрудники ФБР и стать там шишкой, а для этого надо обскакать меня в этом деле.

— Знаешь, Лемми, а этот парень совсем не симпатичен, — заявил Домби. — И скажу еще одно: недавно я думал, как это все стряслось с тобой? Но теперь я вижу, что ты каким был, таким и остался. Лемми Кошен всегда был на голову выше остальных, так оно и есть. Ты провел это дело в наилучшем виде.

— Спасибо, Домби.

— Теперь мне ясно, — продолжал он. — Кто-то убит. Джуанелла должна опознать в убитом Варлея. А тем временем настоящий Варлей спокойно сматывается со всеми документами. Думаю, этого парня здесь и близко не было. Наверно, сидит где-то в Лондоне.

— Возможно, — согласился я.

Домби нащупал свободной рукой сигарету и закурил ее, потом спросил:

— Послушай, а кого же он тогда ухлопал?

— Это элементарно, — ответил я. — Убитый в машине — это несчастный Энрико, которому мистер Клив в свое время так ловко всучил тот самый карандаш. Эта парочка простофиль, Энрико и Марта Фристер, тоже верой и правдой служили нашему Джимми. Возможно, он имел и для них приманку. Но он не из приятных хозяев. Когда его дела идут плохо, он спокойненько отправит помощника к праотцам, да еще под чужим именем. Это он стрелял в меня возле брокхэмского моста. Ну, Джимми, что ты на это скажешь? — обратился я к Кливу.

— Ничего не буду говорить. Я требую адвоката.

Домби заржал, как настоящий жеребец.

— Парень, какой тут адвокат? Тебе пора о духовнике подумать.

— Домби, — приказал я, — отведи этого человека в машину. Сними подголовник с места водителя, а сам сядь сзади с заряженным пистолетом, а он пусть ведет машину к полицейскому участку. Там ты его сдашь. Можешь сказать дежурному, что ему позвонит старший детектив инспектор Херрик. Пусть не волнуется: этот тип у них не задержится. А чтобы не было никаких недоразумений, покажи ему вот это.

Я передал Домби британский паспорт, которым меня снабдил Херрик.

Домби встал, ни на секунду не выпустив из правой руки служебного пистолета.

— А я еще удивился, чего ради ему вздумалось стрелять из этой пушки? — задумчиво проговорил он. — Просто хотел разнести парню череп, чтобы его никто не узнал.

— Правильно, Шерлок! Ну, до скорой встречи!

— Минуточку, Лемми. Когда я свезу этого парня в полицию, что мне делать?

Я весело улыбнулся и ответил:

— Ах ты, этакий скот! Я же помню ту безутешную графиню, проливавшую слезы в Лондоне. Вроде я прервал тебя посреди любовной сцены и не дал договориться до твоей обычной белиберды.

— Да, я помню. Она была от меня без ума. Говорила, что я новый Казанова, только во мне больше обаяния.

— Чтоб мне провалиться на этом месте! Если ты Казанова, то я, по меньшей мере, Гарун аль Рашид… Ну, как бы там ни было, когда ты сдашь этого человека полиции, можешь отправляться к своей графине. Возможно, ей захочется прослушать до конца ту историю, которая тобой отработана специально для постели.

— Валяй-валяй, смейся над моими любовными похождениями. Вся беда в том, что ты совершенно лишен деликатности. Но что ты будешь делать без меня?

— Иногда мне точно известно, что мне хочется сделать с тобой! До свидания, Казанова.

Я вышел из коттеджа на дорогу и из будки позвонил в отель Леверхэда, спросил мистера Мейнза. Вскоре он подошел к телефону и Спросил:

— Ну, мистер Кошен, как дела?

— Кажется, ни с места. Понимаешь, Клив убил какого-то мужчину, и теперь меня волнует только одно: как бы заполучить бумаги?

— Да? Что вы собираетесь делать? Мне почему-то кажется, что наша приятельница Лейна Варлей, иначе Аманда Карелли, уже получила документы. Ей их либо передали, либо переслали.

— Ты можешь раздобыть машину?

— Могу. Возьму такси.

— Прекрасно. Возьми и сразу же приезжай в «Полную бутылку». Я буду тебя ждать. Не мешкай.

— О’кей, бегу. До скорой встречи.

Я повесил трубку, вернулся туда, где стояла моя машина, завел мотор и поехал в Брокхэм.

Дела не блестящие, но ведь они могли быть в сто раз хуже. Да кто я такой, чтобы ныть и жаловаться?

Вышла луна. Ночь сказочная, и у меня поэтическое настроение. Я снова начал мечтать о своей птицефабрике, которую непременно заведу, как только перестану гоняться за преступниками.

Я встал у косяка боковой двери «Полной бутылки».

До меня донесся стук мотора, и через минуту Сэмми вылез из такси. Он заплатил за проезд и подошел ко мне.

— Ну, мистер Кошен, кажется, лед тронулся. Что творится на белом свете? Что случилось?

— Многое. Пошли ко мне, у меня есть выпивка и какие-то сэндвичи.

— Это меня устраивает. Я чертовски проголодался. Ну что там у Клива?

Мы вошли в комнату и сели за стол. Я налил виски, подвинул к Сэмми блюдо с сэндвичами и сказал:

— Сиди и слушай, потому что это очень забавная история. Может быть, тебя удивит, что Клив оказался жуликом и обманщиком?

— Что? Обманщиком? Что за черт?

— Спокойнее, Сэмми. Клив принял меня за простачка, и тебя тоже. Однако у него ничего не получилось. С тобой — другое дело, потому что ты доверял ему. Ведь вы вместе работали в Союзном агентстве. Ну и потом он рассказал тебе правдоподобную историю. Подумай сам, — продолжал я, — он запанибрата с иллинойской полицией, куда его направили по специальной просьбе. Ладно, парень знал Варлея, прекрасно знал. По-видимому, они впервые встретились до того, как Америка вступила в войну. Он очень хорошо знал характер деятельности Варлея. Тебе ясно?

— Да… Может быть… но…

— Да, так оно и было, и я убежден, что, когда Варлей задумал похитить эти бумаги, Клив был в курсе дела. Теперь ты должен понять, что эти двое продумали все до мелочей. Сначала Варлей обвел Ларви вокруг пальца в отношении фальшивых акций, которые надо было во что бы то ни стало изъять из банка. Ларви их украл. Как только бумаги исчезли, Федеральное бюро поднялось на ноги. Ларви застукали. Скорее всего, потому, что Варлей, работая вместе с Кливом, послал в ФБР анонимное письмо, обвинив Ларви.

Итак, Ларви угодил в тюрьму, а ФБР занялось поисками Варлея, предполагая, что он организатор хищения. А когда круг замкнулся, на сцену выступил Клив. Он заявил, что знает Варлея и поможет его отыскать.

Когда его официально подключили к данной операции, он разыскал Джуанеллу и обработал ее соответствующим образом. Через нее он заткнул рот Ларви, который, зная Варлея, помимо всего прочего, теперь боится и за нее.

— Да, это возможно. Клив был умный негодяй!

— Вот именно был, потому что ему больше не придется умничать.

— Продолжай, Кошен, это чертовски интересная история.

— Еще бы! Клив намекнул Варлею, что ему лучше смотаться в Париж. Возможно, он даже облегчил ему переезд и узаконил поездку. Варлей вместе со своей подружкой Марселиной перебрался во Францию. Понятно, Варлей забрал с собой похищенные документы. Возможно, в Париже их встретили и помогли устроиться Энрико и Марта, которые тоже работали на Клива. Этих он отправил туда заранее.

Ладно. Затем Клив сам поехал в Париж по делу Варлея. Умный ход, ничего не скажешь, ибо таким образом он всегда был в курсе дел. Все же он знал, что параллельно с ним ФБР поручило Риббону и мне тоже вести расследование. Ну а мы не привыкли трепаться о своих заданиях.

— Да, — заметил Сэмми, — вот тут-то он и дал маху. Он этого не знал.

— Знал он или нет, не имеет большого значения. Важнее другое. Марселина перетрусила и заявила Риббону, что боится Варлея и Клива. Риббон, естественно, принялся за Клива. Он купил набор из авторучки и карандаша и отправился к нему на день рождения. Не забудь, что у Риббона не было возможности поговорить со мной.

Ну а потом Клив сообщил генералу и начальству разведки, будто я выдал государственные тайны и прочую чертовщину. Он пытался навлечь на меня подозрения, а сам тем временем расправился с Марселиной и Риббоном. А третье убийство было совершено им сегодня. Он застрелил какого-то парня, и мы не можем опознать его, потому что выстрел был сделан в упор из крупнокалиберного пистолета. Но Клив уверял, что это Варлей, а лично я не могу ручаться, так это или нет.

Сэмми поскреб затылок.

— Да? А почему?

— Послушай, почему Клив выбрал именно сегодняшнюю ночь, чтобы ухлопать парня, кто бы тот ни был? Потому что ему надо создать зеленую улицу для Варлея. Ведь документы все еще находятся у него! Иными словами, если нашей Лейне Варлей, или Аманде Карелли, так или иначе удалось их захватить, то это могло произойти только сегодня или никогда! Здесь Варлея уже не будет!

Сэмми стал задыхаться от волнения.

— Черт возьми, мистер Кошен! Может, она уже сидит на этих бумагах?

Я подмигнул.

— Мы это скоро выясним. Пожалуй, стоит сходить в соседний коттедж с зеленым плющом и потолковать с очаровательной Амандой-. Кто знает, не захочет ли она сегодня ночью организовать дружескую вечеринку?

Сэмми налил себе виски.

— Надо отдать должное Кливу, — сказал он. — С самого начала Клив безукоризненно играл свою роль. Облапошил всех без исключения, а меня больше всех. Башковитый парень!

— Ну, много пользы он из этого не извлек. Понимаешь, люди всегда спотыкаются на мелочах. Вот так и он. Послал тебя ко мне, желая избавиться от ненужного свидетеля, а мы тут вдвоем обсудили его поведение, и вот что выяснилось.

— Да… возможно… Но мы все еще не нашли нужных документов.

— Я предчувствую, что мы их найдем. Вернее сказать, надеюсь. Давай выпьем по последней на дорожку, а потом нанесем визит нашей приятельнице. Надо поторопиться.

Глава 8

— Знаешь, я здорово волнуюсь, — заявил Сэмми по пути к коттеджу. — Мне просто не терпится узнать, раздобыла она эти документы или нет. А тебя это, кажется, вовсе не трогает.

— Ошибаешься. Мне это интересно не меньше, чем тебе, парень, но я уже в том возрасте, когда меня не волнует ничто, кроме девочек и красот природы. А все остальное не в счет.

Был первый час ночи. Коттедж купался в лунном свете. Я подошел к двери и сильно постучал.

На этот раз дверь отворилась без всяких проволочек. Наша красотка стояла на пороге и глядела на нас своими огромными глазами. На ней было платье вишневого цвета и соответствующие туфельки. Сногсшибательная девица! Но взгляд настолько холоден, что невольно кажется, что даже масло не растает у нее во рту.

— Хелло, потрясающая, — сказал я. — Сегодня такая замечательная ночь, что мы с мистером Мейнзом решили вас навестить. Как вам это нравится?

Она посмотрела на меня. Я заметил, как лукаво поблескивали ее глаза, когда она посторонилась, пропуская нас.

— Очень даже нравится, мистер Кошен. Я уже начала привыкать к необычным часам ваших визитов. У вас есть что-то интересное?

Мы вошли в гостиную. Она поставила на стол бутылку виски и сифон содовой. Тут же появились сигареты. Мы чинно уселись, не сводя глаз друг с друга.

— Знаете, это напоминает мне спиритический сеанс, — вкрадчиво начала она. — Все сидят и ждут, когда кто-то заговорит.

Я заметил веселые искорки в ее глазах и подумал, что эта Лейна, или Аманда, или как ее там — лакомый кусочек. Поверьте мне, я в этих делах толк понимаю.

— О’кей, — сказал я. — Что ж, могу начать первым. Прежде всего, вы должны узнать, что, когда на днях Сэмми вернулся к вам с разными разговорами, идея целиком принадлежала мне одному. Это я раскопал вашу фотографию и полицейское досье, Аманда, и прислал Сэмми к вам с этим досье, чтобы между нами не было никаких неясностей. Понятно?

— Да, понятно, — ответила она, — впрочем, и без ваших пояснений я чувствовала, что вы тут играете главную скрипку.

Она смотрела на меня и хмурилась, но это ее не портило. При любом выражении лица этой дамочки вот так бы взял ее и съел!

— Мне кажется, пришло время, когда нам пора говорить откровенно, Аманда или Лейна. Сегодня ночью произошло столько событий, что дальше тянуть невозможно.

— Могу ли я поинтересоваться, что именно произошло? — безразличным тоном спросила она.

— Сегодня мы застукали некоего Джимми Клива, который сотрудничал с вашим приятелем Варлеем, но притворялся, будто работает с нами. Этот Клив сегодня же застрелил одного парня. Он пытался меня убедить, будто это сам Варлей. Может быть, вы знаете, почему он это сделал?

— Скажите сами, мистер Кошен. Все это захватывающе интересно!

— Клив хотел убедить меня, будто застреленный им Энрико был Варлеем, для того чтобы Варлей мог свободно действовать. Теперь мне кажется, что вам все известно, а вы наверняка понимаете, что интересует меня. Все дело в том, получили ли вы бумаги? Вручили ли их вам лично или переслали? И не пытайтесь выкинуть какую-нибудь глупость. Если вы попробуете мне сказать, что их у вас нет, то я упеку вас в тюрьму лет на сто, не меньше.

— Послушайте, мистер Кошен, — ответила она, — ваш друг и помощник мистер Мейнз сообщил мне, что за документы объявлено вознаграждение в сто тысяч долларов. Я заявила ему, что если он возьмется вручить их федеральной полиции и уладить все дела, то’я согласна разделить эту сумму с ним. То есть я получу пятьдесят тысяч и мне не зададут вопросов… А теперь, мистер Кошен, интересно узнать ваше мнение.

Она поднялась и встала по другую сторону стола, спокойная и улыбающаяся.

— Отвечу на вопрос, интересующий вас, мистер Кошен: документы я получила.

Я вскочил.

— Молодец, девочка! Примите мои поздравления.

Я повернулся к Сэмми. Он сидел с бокалом в руке, большой как жизнь, и улыбался от уха до уха.

— Послушайте, — обратился я к девушке, — мне думается, пришла пора познакомиться по-настоящему. Мисс Флеш, разрешите мне представить вам мистера Варлея, которого мы все время искали, простофилю, собственноручно вручившего вам эти бумаги.

Она промолчала, а он опустил бокал на стол и посмотрел на меня глазами змеи.

— Ублюдок, значит, ты знал, кто я такой, сукин ты сын! — злобно прошипел он.

— Да, приятель. А за кого ты меня принимал? Или ты считал, что на моих плечах головка сыра? Или вместо мозгов у меня мякина? Кто же, по-твоему, работает в Федеральной разведке? Я давно тебя раскусил, голубчик, но мне нужно было раздобыть документы, и я решил, что это самый простой способ.

Я подмигнул ему.

— Вы, умники, заставили меня смеяться. Только потому, что я раздобыл фотографию мисс Флеш и написал на обратной стороне черт знает какую ерунду про Аманду Карелли и ее художества, ты попался на удочку. Ты рассудил, что коль скоро это Аманда Карелли, а я такой лопух, то соглашусь дать тебе пятьдесят тысяч, причем без всяких забот и тревог. И никому в голову не придет, что ты Варлей, причина всех недоразумений.

Я закурил новую сигарету.

— Ты настолько непроходимо глуп, что не догадывался, на каком ты свете, — с чувством добавил я.

Он посмотрел на девушку и спросил:

— Значит, вы мисс Флеш? Иначе говоря, дочь генерала Флеша?

— Верно, — ответил я. — Дочь генерала Флеша, и умница к тому же. Когда у нас с Кливом было совещание с генералом Флешем, у меня возникла одна идея. Я начал толковать о сестрице Варлея. Генерал сразу сообразил, что я что-то задумал, и попросил дать ее портрет. Я описал его собственную дочь, упомянув о ее искривленном пальчике. Он и это понял. Уловил, что я хочу попросить ее сыграть роль сестры Варлея. Ни он, ни она не знали причины, но она теперь все поняла, а он тоже скоро узнает. Флеши умом не обижены, будьте спокойны!

— Так, значит, они умом не обижены? Что ж, надеюсь, у них хватит мозгов вот для этого!

Он вскочил, в руке его блеснул пистолет. Я услышал, как девушка тихонько ойкнула.

— Это вам, мисс Флеш… и тебе, Иуда!

Я прыгнул между ним и девушкой, когда он нажал спуск. Вспышка меня чуть было не ослепила. Тут я его здорово двинул локтем в челюсть. Он мешком свалился на пол, пистолет отскочил в сторону.

Я поднял оружие, потом запихнул Варлея на прежнее место. Он смиренно сидел, как овечка.

— Вы не ранены? — спросила девушка. — В первый момент мне показалось, что он в вас попал. Все в порядке?

— Все это пустяки, — ответил я и протянул ей руку. — Скажите, вы Лаладж Флеш? А я действительно Лемми Кошен. Я очень рад нашей встрече, и огромное спасибо за то, что вы проделали. Вы были восхитительны. Не представляю себе, что бы я делал без вас.

Она покачала головой.

— Я ровным счетом ничего не сделала, только старалась точно выполнять ваши указания. Документы наверху, это подлинники. Я сверила их по коду, которым меня снабдил отец. Понимаете, когда я поехала сюда, он дал мне памятку и сказал, что вам всегда в конечном счете удается достичь цели, поэтому мне следует просто вас слушаться. Это я и делала.

Я понимающе улыбнулся.

— А больше он вам ничего не говорил?

Она тоже улыбнулась в ответ и бросила мимолетный взгляд на письменный стол, на котором лежало какое-то письмо.

— По правде говоря, он писал. Но мне что-то не хочется вам об этом рассказывать. Вам, мне думается, гораздо полезнее чего-нибудь выпить.

Она налила мне полный бокал.

— Послушайте, леди, — заявил я. — Мне следует отвезти этого паршивца в доркингскую полицию. Клива мы уже туда отправили, так что больше нет причин для беспокойства. Затем я вернусь сюда, и, может быть, мы все-таки совершим ту небольшую прогулку, в которой вы мне некогда отказали. Вот тогда обо всем и поговорим.

— С удовольствием, мистер Кошен. Ночь потрясающая, и мне не терпится задать вам тысячу вопросов.

— О’кей. До скорого свидания.

Варлей уже начал слегка ворочать головой. Я взял его под мышки, взвалил на плечи и поволок к машине. Воздух его освежил, похоже, он стал приходить в себя. Я свалил его на пассажирское место и отпустил ему еще удар в челюсть, чтобы вел себя смирно и тихо. Затем я погнал в Доркинг.

Вернулся к коттеджу я очень поздно. Мне пришлось черт знает сколько времени говорить по телефону с Херриком в Лондоне. Попросил его позаботиться об этих негодяях и сообщить генералу в Париж, что все о’кей.

Когда я подъехал к коттеджу, входная дверь была открыта. Я вошел, но в общей комнате никого не было. Я остановился у подножия лестницы и тихонько позвал:

— Эй, Лаладж?

— Сейчас спущусь, — ответила она. — Виски и сигареты на столе. А кто вам разрешил называть меня Лаладж?

Я молча пошел к столику и налил себе виски. Потом на мои глаза попалось письмо генерала.

Все же интересно, что он там написал? Я без колебаний взял в руки письмо.

«…во всем слушайся Кошена. Он наш лучший работник, чертовски умен и ни перед чем не останавливается. Он найдет эти документы, если это вообще в человеческих силах. Но сама будь начеку: Кошен великий сердцеед, а ты привлекательная девушка и как раз в его вкусе. Помни об этом, Лаладж, он хитер и всегда добивается того, что хочет…»

Я услышал, как она спускалась с лестницы.

Да, восхитительное зрелище для мужского глаза! На ней было легкое летнее платье, а глаза сияли как звезды.

— Вы — непревзойденная красавица! — воскликнул я. — Мне не приходилось никогда в жизни видеть равных вам. Мне надо называть вас мисс Флеш?

Она засмеялась.

— Пойдемте гулять, мистер Кошен. Называйте меня как хотите.

— О’кей. Мне нравится имя Лаладж.

Мы пошли вдоль дороги по полям, раскинувшимся между Брокхэмом и площадкой для гольфа. Вскоре мы подошли к небольшой лужайке, окруженной со всех сторон деревьями.

— Почему вы так притихли? — спросила она.

— Вы должны понять, леди, что по натуре я человек поэтичный и всегда мечтал быть как можно ближе ко всему прекрасному.

Она оглянулась и заметила:

— Но сейчас вы близки к своей мечте. Все вокруг нас сказочно прекрасно.

Неожиданно я прислонился к дереву, прижал руку к левому боку и глубоко вздохнул.

— Ой боже, вы ранены! — испугалась она. — Я знала, мне показалось, что пуля вас задела… что же делать?

— Просто подойдите поближе и положите руку мне на плечо. Возможно, тогда я смогу добраться назад до коттеджа.

— Да-да, конечно. Обопритесь на меня, не стесняйтесь.

Она обняла меня за плечо, я ощутил запах ее духов и увидел блеск ее глаз.

— Ну, чего же вы от меня хотите?

Я прижал ее к себе и поцеловал. Целоваться я умею, я целовал женщин во всех концах земного шара, но уверяю вас, что такого ощущения еще не испытывал!

Она выскользнула из моих объятий и гневно проговорила:

— Значит, вы солгали. Вы вовсе не ранены. Не кажется ли вам, что это нечестно?

— Послушайте, крошка, если я солгал, говоря, что вы ранили мое сердце, то пусть мне больше никогда не видеть ваше прелестное личико… А потом, неужели вы могли подумать, что я такой лопух, что позволю Варлею спокойно разгуливать, с заряженным пистолетом? Я сам дал ему этот пистолет!

— Сами дали?

— Конечно, — ответил я. — И он был заряжен холостыми патронами. Я знал, что этот глупец не заподозрит подвоха.

Она слегка улыбнулась.

— Вы умник, Лемми Кошен. Вы знаете ответы на все вопросы.

Я принял опечаленный вид и возразил:

— Нет, я предельно несчастен, и вот почему: вы правы, говоря, что я обманом вырвал у вас поцелуй. И он не в счет. Я допустил огромную ошибку, потому что вечно спешу. Больше это не повторится.

Она посмотрела на меня и спросила:

— Что именно вы имели в виду?

— Понимаете, вместо того чтобы разыгрывать эту комедию с моим ранением и обманом добиваться от вас поцелуя, мне следовало честно заявить: «Лаладж, я потерял из-за вас голову… Природа наделила вас всем. Вы красивы, грациозны, умны и находчивы. Мне нравится, как вы ходите и как говорите. Мне все в вас нравится. Так что во имя любви позвольте мне вас поцеловать». И, возможно, тогда вы могли бы согласиться. Но теперь я все испортил.

Она долго смотрела на меня, потом удивительно вкрадчиво спросила:

— А откуда вы взяли это, мистер Кошен?

Я промолчал, просто любовался ею при лунном свете. И поверьте мне, ребята, если бы старина Конфуций присутствовал при нашем свидании, с ним бы от ревности случился сердечный приступ, уж поверьте мне.

Она прижалась ко мне лицом и сказала:

— Ничего ты не испортил, Лемми…

— Послушай, Лаладж, ты можешь дать человеку весь мир!

Даст ли эта девчонка весь мир?

Говорю вам, она это может!