Вечера с историком

7. СЭР ИУДА

История о том, как был предан сэр Уолтер Рейли

Когда сэр Уолтер возвратился из своей злосчастной экспедиции в Эльдорадо, в Плимуте его встречал сэр Льюис Стакли, что вполне естественно, поскольку сэр Льюис был не только вице-адмиралом Девона, но также лучшим другом и кровным родственником сэра Уолтера.

Если поначалу у сэра Уолтера и были сомнения, в каком качестве – родственника или вице-адмирала – встречает его сэр Льюис, то сердечность объятий и радушный прием в доме сэра Кристофера Хара, стоявшем неподалеку от порта, рассеяли эти сомнения и вновь воспламенили отчаявшуюся душу путешественника огнем надежды. Он видел, что сэр Льюис относится к нему прежде всего по-родственному, что было особенно важно в этот тяжкий период его наполненной событиями и встречами жизни, когда он более всего нуждался в поддержке родственника и дружеском совете.

Вы, несомненно, знаете историю сэра Уолтера. Его личность стала одним из ярчайших украшений эпохи царствования королевы Елизаветы и могла бы придать еще больший блеск правлению короля Якова, не будь Его Свинячество (титул, которым наградила Якова его королева) столь малодушен и сумей он оценить огромные достоинства этой личности. Придворный, философ, в равной мере и мыслитель, и человек действия, Рэйли был в то же время и замечательным писателем, и одним из самых великих мореплавателей своего века – последним оставшимся в живых представителем блистательной плеяды людей, к которой принадлежали также Фрэнсис Дрейк, Флобишер и Хокинс и которая принесла Англии господство на морях, сведя на нет мощь и уязвив гордыню испанской нации. Имя Рэйли, как и имя Дрейка, горделиво гремело на весь мир к чести и славе Англии; его ненавидели и страшились король Филипп и все его подданные. А вот король шотландский, человек нечистоплотный и порочный, сделал вид, что ему незнакомо это великое имя, которое будет жить, пока жива Англия.

Когда блистательный придворный предстал перед королем (а в свои пятьдесят лет сэр Уолтер был еще красив, статен и одевался с большой изысканностью), Яков искоса взглянул на него и осведомился у своих приближенных, кто это такой. Получив ответ, король-остряк буркнул:

– Я что-то слушал о тебе.

Яков частенько прибегал к неправильным оборотам речи, стремясь таким образом прослыть остроумным человеком. Повадка короля не сулила ничего хорошего. И действительно, вскоре сэр Уолтер, этот великий и доблестный человек, был арестован по ложному обвинению в государственной измене, подвергнут грубому обращению и оскорблениям со стороны продажных судей и, несмотря на то, что его остроумие и чистосердечие не оставили камня на камне от предъявленного ему обвинения, приговорен к смерти. Король решился на это, однако пойти чуть дальше и привести в исполнение приговор не посмел. Тогда у сэра Уолтера было в Англии много друзей, да и блистательные подвиги его были слишком свежи в памяти народа. Казнь героя могла быть чревата серьезными последствиями для самого короля Якова. К тому же, король достиг по крайней мере одной из своих целей: по приговору суда обширные владения сэра Уолтера были конфискованы, и эту землю, украденную у человека, бывшего гордостью Англии, Яков намеревался отдать в дар одному из своих золотых тельцов, одному из тех людишек, что составляли ее позор.

– Я обещал эту землю Карру, я обещал! – нагло и раздраженно отвечал Яков тем, кто возражал против конфискации.

В течение тринадцати лет с 1603 года, когда был вынесен смертный приговор, сэра Уолтера содержали в Тауэре. После короткого строгого одиночного заключения он стал пользоваться некоторой свободой: его посещали любимая супруга и друзья, среди которых был и Генрих, принц Уэльский, который решительно и однозначно заявил, что ни один человек на свете, кроме его презренного папаши, не стал бы держать в клетке такую птицу. Сэр Уолтер коротал время, занимаясь наукой и литературой, кропотливо доводя до совершенства свои очерки и создавая очень значительный труд “История мира”. Но к нему уже исподволь подкрадывалась старость. Нисколько не притушив огонек предприимчивости в душе этого искателя приключений, она, тем не менее, заставила его ощутить, что жизнь проходит, и вселяла чувство тревожного нетерпения. Именно это чувство и вынудило сэра Уолтера наконец предпринять попытку обрести свободу. Не надеясь на милосердие Якова, Рэйли решил сыграть на его корыстолюбии.

На протяжении всей своей жизни, с того дня, когда он обратил на себя внимание королевы, бросив к ее ногам свой плащ, будто ковер, сэр Уолтер наряду с достоинством мудреца и величием героя сохранял черты искателя приключений – ловкость и умение пользоваться удачным стечением обстоятельств. Удачное стечение обстоятельств заключалось сейчас в оскудении королевской казны, о котором ему обиняком сообщил при посещении министр Уинвуд. Сэр Уолтер тотчас же заявил, что ему известен золотой рудник в Гвиане, которую называли испанским Эльдорадо.

Вернувшись в 1595 году из экспедиции в Гвиану, сэр Уолтер так писал об этой стране: “Здесь простой солдат будет сражаться за золото, а не за жалкие гроши, вознаграждая себя золотыми слитками шириной в полфута, тогда как в других войнах он гибнет всего лишь за довольствие да нищенское жалование. Те командиры, которые бьются за честь и достаток, найдут здесь больше богатых и красивых городов, больше храмов, украшенных золотыми статуями, больше гробниц, наполненных драгоценностями, чем нашли в свое время Кортес в Мексике и Писарро в Перу”.

Уинвуд напомнил Рэйли, что многочисленные экспедиции, отправлявшиеся впоследствии на поиски золота, не сумели ничего обнаружить.

– Это потому, – возразил сэр Уолтер, – что авантюристы ничего не знали ни о стране, ни о том, как заручиться доверием туземцев. Будь мне позволено поехать туда, я бы подарил Англии Гвиану в том же качестве, в каком Испания получила Перу.

Эти слова, переданные нуждавшемуся в деньгах Якову, распалили алчность короля. Когда же Рэйли добавил, что готов был бы передать пятую часть всех богатств короне, не требуя при этом ни финансовой поддержки, ни помощи снаряжением, его тотчас же освободили из узилища и разрешили готовиться к походу.

Друзья не отказали Уолтеру Рэйли в помощи, и в марте 1619 года он отправился на поиски Эльдорадо, возглавив эскадру из четырнадцати кораблей с прекрасно подобранными командами и всем необходимым для долгого плавания. Графы Эрандел и Пемброк поручились за то, что Рэйли возвратится в Англию.

Судьба оказалась неблагосклонной к нему с самого начала. Несчастья преследовали экспедицию. Гондомар, испанский посол в Уайтхолле, прослышал, что затевается какое-то дело, и предупредил своего короля. Испанские корабли заняли такие позиции, чтобы не дать сэру Уолтеру выполнить свое обещание не вступать ни в какое взаимодействие с силами короля Филиппа. И возникли трения.

Столкновение произошло недалеко от городка Маноа, который испанцы считали ключом к стране, куда пытались проникнуть англичане. Среди убитых были губернатор Маноа, брат Гондомара, и старший сын сэра Уолтера.

К Рэйли, ждавшему против устья Ориноко, вернулись его отступающие разбитые наголову силы. Страшные вести о случившемся означали, что экспедиция потерпела полный провал. Впав едва ли не в исступление, расстроенный гибелью сына сэр Уолтер обрушился на своих капитанов с такими резкими упреками, что начальник экспедиции Кеймис, запершись в своей каюте, застрелился из карманного пистолета. Вспыхнул бунт, и капитан Уитни, которому Рэйли доверял больше, чем всем остальным, направил свой корабль к берегам Англии. С ним ушли еще шесть судов флотилии, которая к тому времени успела уменьшиться до двенадцати единиц. Сломленный случившимся, сэр Уолтер медленно поплыл вслед за ними с оставшимися верными ему пятью кораблями. Что проку спешить? Ведь в Англии его ждет опала, а может быть, и гибель. Он знал, в какой зависимости от Испании находился Яков, делавший ставку на бракосочетание своего наследника с испанской принцессой; знал, как люто ненавидят его в Испании и с каким красноречием будет обвинять его Гондомар, движимый желанием отомстить за смерть своего брата.

Сэр Уолтер ждал самого худшего, и поэтому так обрадовался, когда, возвратившись, увидел рядом с собой кровного родственника, на чьи совет и помощь он сможет опереться б этот самый черный час своей жизни. Сидя поздним вечером в библиотеке дома сэра Кристофера Хара, Рэйли подробно поведал кузену о своих злоключениях и поделился дурными предчувствиями.

– Я в растерянности, – посетовал он.

Стакли в задумчивости потеребил свою бородку. Ему почти нечего было сказать кузену в утешение. Наконец, он проговорил:

– Никто не ожидал, что ты вернешься, Уолтер.

– Не ожидал? – склоненная голова Рэйли резко откинулась назад, в глазах, так и не потускневших с годами, засверкали огоньки негодования. – Разве совершил я в жизни своей хоть один поступок, дающий основания полагать, будто я способен пренебречь словом чести? Я прекрасно сознавал, что могу подвергнуться опасности, а капитан Кинг вполне мог направить корабль к берегам Франции, где я нашел бы радушный прием и пристанище. Но согласиться на это означало бы предать милордов Эрандела и Пемброка, которые поручились королю, что я вернусь. Жизнь еще дорога мне, хотя мне трижды по двадцать, и даже больше, но честь все-таки дороже.

Он умолк, а чуть погодя спросил кузена, спросил потому, что жизнь по-прежнему была дорога ему:

– Что король намерен сделать со мной?

– Ну кто может знать, что на уме у короля? И все же я не думаю, что твои дела совсем уж плохи. У тебя много друзей, первым среди которых, хотя, надо признаться, и самым бедным, я считаю себя. Отдохни немного, а потом мы не торопясь двинемся в Лондон, останавливаясь по пути в домах твоих друзей, и попытаемся заручиться их поддержкой.

Рэйли посоветовался с капитаном Кингом, грубовато-добродушным рыжебородым моряком, преданным ему душой и телом.

– Это предложение сэра Льюиса? – молвил отважный морской волк. – А сэр Льюис – вице-адмирал Девона, не так ли? Не поручили ли ему, часом, эскортировать вас в Лондон?

Капитан явно не подпал под обаяние дружелюбного Стакли. Сэр Уолтер вознегодовал. Он никогда не был слишком высокого мнения о своем родственнике и в прошлом не поддерживал с ним тесной дружбы. Тем не менее он был далек и от того, чтобы разделить подозрения капитана. Дабы убедить Кинга, что он несправедлив к сэру Льюису, Рэйли в присутствии капитана задал своему родственнику прямой вопрос.

– Нет, – отвечал сэр Льюис, – мне не поручали конвоировать тебя. Но как вице-адмирал, я могу в любой момент получить такое указание. Думаю, такой приказ вряд ли поступит. Однако, – поспешно добавил он, – если это произойдет, ты можешь рассчитывать на мою дружбу. Прежде всего я – твой родственник, а уж потом вице-адмирал.

Красивое мужественное лицо сэра Уолтера осветилось улыбкой, и он с признательностью пожал руку своему кузену. Созерцавший эту сцену капитан Кинг пробурчал что-то невнятнее и пожал плечами.

Следуя совету кузена, сэр Уолтер отправился с ним в Лондон. Их сопровождали капитан Кинг, слуга Рэйли Котерел и француз по имени Манури, впервые появившийся в плимутском доме днем раньше. Стакли объяснил, что Манури – очень даровитый эскулап, который лечит его от весьма банального, но очень неприятного недуга.

Продвигаясь вперед без особой спешки, как и советовал сэр Льюис, они в конце концов достигли Брентфорда. Если б это зависело только от него, сэр Уолтер плыл бы еще медленнее, поскольку по мере приближения к столице его дурные предчувствия усиливались. Он делился ими с Кингом, и прямодушный капитан даже не пытался рассеять его сомнения.

– Вас, будто овцу, ведут на заклание, – говорил он. – И вы, точно овца, идете на это. Вам надо было высадиться во Франции, где у вас друзья. Даже сейчас еще не поздно. Еще можно достать корабль…

– И пустить ко дну мою честь, – резко возразил сэр Уолтер на такой совет.

Однако на постоялом дворе в Брентфорде Рэйли посетил человек, давший ему сходный совет, выраженный несколько другими словами. Человеком этим был де Чесни, секретарь французского посольства. В ответ на сердечное приветствие Рэйли француз выразил глубокое беспокойство по поводу его ареста.

– Ваш вывод слишком поспешен, – смеясь, ответил ему сэр Уолтер.

– Мсье, это отнюдь не мои домыслы. Я лишь передаю вам полученные мною сведения.

– Это ложные сведения, сэр. Я не пленник. Во всяком случае, пока, – сказал Рэйли со вздохом. – Я направляюсь в Лондон по собственной воле, с моим другом и родственником Стакли, чтобы представить королю отчет о моем плавании.

– По собственной воле? Вы едете по собственной воле? Так вы не пленник? Ха! – в коротком смешке де Чесни прозвучала горькая ирония. – Это смешно! Милорд герцог Бэкингемский написал от имени своего короля послу Гондомару, что вы арестованы и будете выданы испанской короне. Гондомар должен довести до сведения Бэкингема волю короля Филиппа: желает ли он, чтобы вас выслали в Испанию, где вы предстанете перед судом Его Католического Величества, или же хочет, чтобы вы были подвергнуты наказанию здесь. А Тауэр уже снова готов принять вас. И вы еще утверждаете, что не пленник! Вы по собственной воле направляетесь в Лондон! Сэр Уолтер, не обманывайте себя! Стоит вам прибыть в Лондон, и все будет кончено.

Эти вести развеяли последние иллюзии сэра Уолтера, но он в отчаянии продолжал цепляться за их осколки. Секретарь посольства, должно быть, ошибается.

– Это вы ошибаетесь, сэр Уолтер, доверившись окружающим вас людям, – стоял на своем француз.

Нахмурившись, сэр Уолтер пристально взглянул на него.

– Вы имеете в виду Стакли? – спросил он, возмущенный этим намеком.

– Сэр Льюис – ваш родственник, – де Чесни пожал плечами. – Вашу семью вы должны знать лучше, чем я. Но кто этот Манури, сопровождающий вас? Откуда он? Что вы знаете о нем?

Сэр Уолтер признался, что не знает ничего.

– Зато я многое знаю, – сказал француз. – Он темная личность. Шпион, который без колебаний продаст своих друзей. И я знаю, что десять дней назад ему были переданы бумаги с приказом Тайного Совета о вашем аресте. Предназначены эти бумаги лично для него, или он должен кому-то передать их – не так уж важно. Важно то, что приказ существует. Ордер на ваш арест есть, и он в руках одного из сопровождающих вас людей. Мне к этому добавить нечего. Как я уже сказал, вам лучше знать свое собственное семейство. Однако я уверен, что вас заточат в Тауэр, а потом казнят. Но я не только поставил диагноз, я принес и лекарство. Посол поручил мне предложить в ваше распоряжение французское парусное судно и охрану, которая в целости доставит вас к коменданту Кале. Во Франции вы найдете покой и почет, вполне вами заслуженные.

Сэр Уолтер вскочил со стула и попытался горячо возразить.

– Это невозможно! – воскликнул он. – Невозможно. Я дал слово вернуться, а милорды Эрандел и Пемброк поручилась за меня. Я не могу допустить, чтобы они пострадали.

– Им ничто не грозит, – заверил его де Чесни. Он и правда был хорошо осведомлен. – Король Яков уступил требованиям Испании отчасти из страха, отчасти из желания женить своего сына, принца Карла, на испанской дофине. А посему он не совершил ничего такого, что могло бы повредить его добрым отношениям с королем Филиппом. Но, с другой стороны, у вас есть друзья, которых Его Величество тоже побаивается. Бежав, вы разрешите все его затруднения. Я не думаю, что бегству будут препятствовать, иначе вам не дали бы сейчас плыть без охраны и не оставили бы при вас шпагу.

Немало встревоженный услышанным, сэр Уолтер тем не менее твердо и упорно держался той линии поведения, которую считал единственно возможной для человека чести. Поэтому свой разговор с де Чесни он завершил просьбой передать благодарность королю Франции и отказом от его предложения. Затем он призвал к себе капитана Кинга. Вдвоем они обсудили предложение секретаря. При этом Кинг согласился с намеком де Чесни на то, что у сэра Льюиса есть ордер на арест. Сэр Уолтер тотчас же послал за кузеном и напрямик обвинил его в неискренности. Сэр Льюис так же открыто признал, что ордер на арест действительно у него на руках, а в ответ на брошенное ему Кингом обвинение в двуличии выказал не гнев, а глубокую печаль. Он опустился на стул, обхватив голову руками.

– Что я мог сделать? Что я мог сделать? – повторял он. – Ордер привезли за минуту до нашего отплытия. Сначала я хотел сказать тебе, но потом убедил себя, что, сделав это, лишь напрасно тебя встревожу, поскольку все равно не смогу предложить никакой помощи.

Сэр Уолтер понял, что это значило.

– Но разве ты не говорил, – спросил он, – что прежде всего ты – мой родственник и только потом вице-адмирал?

– Да, так оно и есть. И хотя, позволив тебе бежать, я потерял бы должность вице-адмирала, стоившую мне шестьсот фунтов, я без колебаний сделал бы это, кабы не Манури, который не сводит глаз с нас обоих. В конце концов он все равно помешал бы нам. Вот почему я полагал, что вряд ли стоит тревожить тебя, коль скоро я все равно не могу предложить никакого выхода.

– У француза есть глотка, а глотку можно перерезать, – заявил прямодушный Кинг.

– Да, можно. Но потом тех, кто это сделает, могут повесить, – отвечал сэр Льюис, продолжая оправдывать свое поведение с такой железной логикой и очевидной искренностью, что сумел убедить сэра Уолтера. Однако Рэйли в не меньшей степени был убежден и в том, что ему угрожает гибель. Он силился что-нибудь придумать и, как всегда в минуты крайней опасности, нашел выход. Основным препятствием был Манури. Но в свое время он знавал немало таких лишенных всяких нравственных принципов шпионов, готовых ради золота на что угодно. Зато он не встречал среди них ни одного такого, которого нельзя было бы перекупить. Поэтому в тот же вечер он пожелал остаться наедине с Манури в отведенной ему наверху комнате, где им никто не мог помешать. Не отрывая взгляда от глаз Манури, сэр Уолтер положил на стол сжатый кулак и внезапно разжал его, ослепив француза блеском лежащего в ладони бриллианта.

– Скажите, Манури, за мою выдачу вам заплатили так же много?

Загорелое лицо Манури немного побледнело. Это был смуглый, худощавый и стройный человек, отличавшийся резкостью черт. Он посмотрел на зловеще улыбающегося сэра Уолтера, затем снова перевел взгляд на бриллиант, который играл всеми цветами радуги в пламени свечи. Довольно точно оценив его стоимость, шпион покачал головой. Он уже оправился от потрясения, вызванного вопросом сэра Уолтера.

– Пожалуй, что вполовину меньше, – признался он без стыда.

– Тогда, быть может, служение мне вы сочтете более выгодным? – спросил сэр Уолтер. – Этот бриллиант – тому порукой.

Глаза шпиона алчно сверкнули. Он облизал губы.

– Но каким образом? – спросил он.

– Буду краток. Я понимаю, что почти угодил в расставленные сети. Мне нужно время для устройства побега, но его уже почти не остается. Вы знаете толк в зельях, как сказал мне мой родственник. Можете ли вы дать мне такое снадобье, которое введет в заблуждение врачей, и они решат, будто я при смерти?

Манури призадумался.

– Наверное… наверное, смогу, – сказал он после короткого молчания.

– И сохранить мне верность за, скажем, два таких камня?

Продажный плут разинул рот от изумления. Это была не просто щедрость, это была расточительность. Наконец Манури овладел собой и поклялся все исполнить.

– Вот, возьмите, – сэр Уолтер пододвинул драгоценный камень поближе к французу, который проворно протянул руку и схватил его.

– Считайте это задатком. Второй получите, когда мы их околпачим.

Наутро выяснилось, что сэр Уолтер не может продолжать путь. Когда Котерел пришел помочь ему одеться, он увидел, что хозяина непрерывно рвет и шатает, как пьяного. Слуга побежал за сэром Льюисом, и, вернувшись к Рэйли вдвоем, они застали того на четвереньках на полу, грызущим тростниковую циновку. Лицо его приобрело синевато-лиловый оттенок и было перекошено до неузнаваемости, на лбу блестела испарина.

Стакли, очень встревоженный, велел Котерелу вновь уложить хозяина в постель и поставить ему припарки, что и было сделано. Однако и на другой день никакого улучшения не наступило, а на третий дело приняло еще более угрожающий оборот. Кожа на лбу, руках и груди сэра Уолтера воспалилась, покрывшись ужасными багровыми пятнами. Так подействовала совершенно безвредная во всех других отношениях мазь, которую сэр Уолтер получил от французского лекаря.

Увидев кузена обезображенным и неподвижно лежащим на кровати, Стакли пришел в ужас. Вице-адмиралу и прежде доводилось видеть страшные проявления бубонной чумы. Не мог он ошибиться и теперь. Он постарался как можно быстрее удалиться, чтобы не дышать отравленным воздухом комнаты своего родственника, и вызвал врачей в надежде выслушать их диагноз и предписания. Врачи – их было трое – пришли, но не выказали никакого желания приближаться к больному. Взглянув на него издали, они сразу же сделали вывод, что у несчастного бубонная чума в исключительно заразной форме.

Один из них настолько расхрабрился, что решил проверить пульс метавшегося в бреду больного. Слабость пульса подтвердила диагноз. Более того, рука сэра Уолтера распухла и была холодна. Разумеется, лекарю было невдомек, что Рэйли туго обвязал предплечье шнурком от своего кинжала.

Поставив диагноз, врачи удалились, после чего сэр Льюис послал донесение о болезни Тайному Совету. Вечером того же дня капитан Кинг, глубоко огорченный известием, пришел проведать своего хозяина. В комнату его впустил Манури, который, как лекарь, ухаживал за больным. К изумлению моряка, он застал сэра Уолтера сидящим на кровати и исследующим при помощи ручного зеркала свое лицо, ужасный вид которого не поддавался описанию. При этом он улыбался как человек, вполне довольный своей наружностью. Никаких признаков лихорадочного безумия не было и в помине. В смеющихся глазах сверкали ум и лукавство.

– А, Кинг! – радостно приветствовал Рэйли капитана. – Пророк Давид изображал безумие, “пуская слюну по бороде своей”, чтобы только не попасть в руки врагов. И Брут, и другие знаменитые люди опускались до хитростей.

И хотя сэр Уолтер смеялся, было ясно, что он ищет оправдания своему не очень-то достойному поведению.

– Хитрость, – промолвил пораженный Кинг. – Так это хитрость?

– Да. Преграда на пути моих врагов, которые устрашатся приблизиться ко мне.

Кинг присел у ложа своего господина.

– Лучшей преградой, сэр Уолтер, было бы море, разделяющее Англию и Францию. Стоило вам последовать моему совету, и ноги вашей уже не было бы на этой неблагодарной земле.

– Это упущение еще можно исправить, – сказал сэр Уолтер.

Чувствуя приближение опасности, он вновь и вновь обдумывал слова де Чесни, утверждавшего, что милордам Эранделу и Пемброку ничто не угрожает в случае его побега, и пришел к выводу (к которому и сам начинал склоняться), что де Чесни был прав, и нарушение слова – не такой уж большой грех при данных обстоятельствах. И вот теперь, когда было уже слишком поздно, Рэйли уступил настояниям капитана Кинга и дал согласие на побег во Францию. Кинг должен был, не теряя времени, заняться поисками корабля. Однако вскоре выяснилось, что нужда в большой спешке отпала, поскольку в Брентфорд пришло распоряжение короля доставить сэра Уолтера в его собственный лондонский дом. Весть принес Стакли, добавив, что видит в этом знак королевского благоволения. Однако сэр Уолтер не обманывался. Он понимал, что истинная причина такого распоряжения заключается в страхе перед бубонной чумой, которую он мог занести в Тауэр.

Итак, путешествие было продолжено, и сэра Уолтера привезли в Лондон, в его собственный дом, где и оставили на попечении любящего друга и родственника. Так как Манури сыграл свою роль и цель была достигнута, сэр Уолтер исполнил свое обещание, пожаловав французу второй бриллиант. На другой день Манури исчез, он был уволен со службы за помощь, оказанную сэру Уолтеру.

Стакли сам сообщил об этом Рэйли. Наш хорошо осведомленный и очень обиженный Стакли, пришедший к сэру Уолтеру, чтобы узнать, чем же он обманул его рыцарское доверие настолько, что кузен стал предпринимать шаги к побегу за его спиной. Неужели сэр Уолтер совсем не верит ему?

Рэйли глубоко задумался. Глядя на тощую лукавую физиономию Стакли, он размышлял о недоверии, которое неизменно испытывал к нему Кинг, вспоминал о постоянной нужде родственника в деньгах, возвращался мысленно к событиям прежних лет, проливавшим истинный свет на поступки и характер вице-адмирала. Наконец он понял, насколько двуличен и лицемерен этот человек. Поэтому сэр Уолтер решил держать себя с ним точно так же, как прежде держался с Манури. Малый корыстолюбив, а значит, продажен. Если он настолько подл, чтобы продать родственника, то его можно перекупить, и тогда он продаст с потрохами тех, кто купил его раньше.

– Нет, нет, – непринужденно бросил сэр Уолтер. – Это не потому, что не верю тебе, друг мой. Но ты – на службе, и, зная о твоей кристальной честности, я боялся поставить тебя в двойственное положение, посвятив в дела, одно только знание о которых вынудило бы тебя сделать выбор между мной и твоим служебным долгом.

В ответ Стакли разразился проклятиями. Из его жалоб выходило, что он – самый разнесчастный и злосчастный человек на свете, а все потому, что на его плечи легло такое бремя. А ведь он – человек небогатый, об этом кузен не должен был бы забывать. Разумеется, он не использует добытые сведения, чтобы помешать побегу сэра Уолтера во Францию. Но если побег осуществится, он наверняка потеряет свою должность вице-адмирала и шестьсот фунтов, которые за нее выложил.

– О, не беспокойся, ты не будешь в убытке, – заверил его сэр Уолтер. – Я этого не допущу. Клянусь честью, Льюис, что ты получишь тысячу фунтов от моей жены, как только я благополучно высажусь во Франции или Голландии. А пока, в качестве задатка, вот тебе ценная безделка, – и он протянул сэру Льюису драгоценный камень, крупный рубин, инкрустированный бриллиантами.

Уверившись, что его финансовое положение не ухудшится, сэр Льюис выразил готовность всецело и беззаветно погрузиться в планы сэра Уолтера и оказать ему всю возможную помощь.

Правда, помощь эта влетала в копеечку: надо было подкупать то одного, то другого, оплачивать расходы здесь и там. Естественно, издержки покрывал сэр Уолтер. Кроме того, ему приходилось время от времени делать подарки Стакли: тот явно ждал их. И сэр Уолтер не мог ему в этом отказать. Теперь он не сомневался в правоте Кинга и понимал, что имеет дело с мошенником, который норовит вытянуть из него за свои услуги как можно больше. Но его радовала та проницательность, с какой он разгадал характер своего кузена, и Рэйли не скупился на подачки, благодаря которым мог избежать казни.

В Лондоне его вновь навестил де Чесни и опять предложил от имени посла корабль для бегства за границу, равно как и другую необходимую помощь. Но приготовления к побегу были уже завершены. Слуга Котерел сообщил сэру Уолтеру, что его проверенный боцман, находящийся сейчас в Лондоне, владеет кечем, двухмачтовым парусным судном, которое стоит на якоре в Тилбери; оно превосходно снаряжено для такого рода предприятия и находится в полном распоряжении сэра Уолтера. При согласии капитана Кинга было решено воспользоваться этой возможностью, и Котерел велел боцману готовить судно к немедленному выходу в море.

Поэтому, а также желая избежать ненужной компрометации французского посла, сэр Уолтер с благодарностью отклонил предложение.

И вот, наконец, настал июльский вечер, назначенный для бегства. Рэйли, уже некоторое время не пользовавшийся мазью француза и успевший почти полностью восстановить свой обычный облик, укрыв длинные седые волосы испанской шляпой и спрятав лицо в складках плаща, подошел к причалу Уоппинг-Стэйрз – зловещему месту казни пиратов и мародеров. Его сопровождали Котерел, несший саквояж с одеждой, и сэр Льюис с сыном. Исключительно из заботы о своем дорогом друге и родственнике отец и сын Стакли не могли покинуть его до тех пор, пока он в полной безопасности не отправится в путь. На верхней площадке трапа они встретили капитана Кинга. Внизу, как и было условлено, их ждала шлюпка с сидевшим у руля боцманом.

Кинг приветствовал их с заметным облегчением.

– Вы, верно, опасались, что мы не придем, – сказал Стакли с усмешкой, намекая на недоверие к нему, не раз высказанное капитаном. – Полагаю, теперь вам следует отдать мне должное и признать, что я вел себя как честный человек.

Бескомпромиссный Кинг молча взглянул на него и пожал плечами: он не любил пустых слов.

– Надеюсь, вы останетесь таким и впредь, – холодно ответил он.

Они спустились по скользким ступеням вниз к шлюпке. Боцман оттолкнулся, и суденышко пошло прочь от берега, увлекаемое морским отливом.

Спустя минуту бдительный Кинг заметил еще одну шлюпку, вышедшую на воду ярдах в двухстах выше по течению реки. Вначале гребцы в ней вроде бы боролись с течением, направляясь к Лондонскому мосту, но потом шлюпка резко развернулась и устремилась за ними. Кинг тотчас же указал сэру Уолтеру на преследователей.

– Что это? – резко спросил Рэйли. – Неужели нас предали?

Лодочники, напуганные этими словами, почти перестали грести.

– Поворачивайте назад, – велел им сэр Уолтер. – Я не желаю понапрасну подвергать опасности своих друзей. Едем обратно, домой.

– Нет, погодите, – мрачно отозвался Стакли, наблюдая за преследовавшей их шлюпкой. – Им нас не настигнуть, даже если ты и прав в своих предположениях, хотя, по-моему, для опасений нет никаких оснований. Вперед! – Он выхватил пистолет и заорал на лодочников: – На весла! Навались, собаки, или я разряжу в вас мой пистолет.

Гребцы налегли на весла, и шлюпка понеслась вперед. Однако сэр Уолтер все еще был полон дурных предчувствий. Он сомневался, разумно ли идти прежним курсом теперь, когда их выследили.

– Кто сказал, что нас преследуют? – раздраженно воскликнул сэр Льюис. – Здесь не какая-нибудь захудалая речушка, кузен, а большая водная дорога, которой пользуется весь мир. Надо ли полагать, что любая идущая в кильватере лодка непременно гонится за нами? Черт возьми, если пугаться всякой тени, никогда ничего не доведешь до конца. Проклятье! Нет ничего хуже, чем спасать друга, который переполнен страхом и сомнениями!

Сэр Уолтер воздал Стакли должное за его выдержку, и даже Кинг пришел к убеждению, что несправедливо подозревал его. Между тем лодочники, подгоняемые Стакли, гребли изо всех сил, и шлюпка быстро мчалась вперед, к начинавшему темнеть в сумерках морю. На лодку, шедшую следом за ними, почти перестали обращать внимание. Так к концу отлива они достигли Гринвича, но тут лодочники снова бросили свое дело: теперь им надо было преодолевать приливное течение, да и устали они благодаря Стакли сверх всякой меры. Поэтому гребцы заявили, что до утра им в Грейвзэнд не попасть. Последовало короткое совещание. Наконец сэр Уолтер приказал высадить его на берег в Перфлите.

– Это самое разумное, что можно предпринять, – промолвил боцман. – В Перфлите мы сможем достать коней и доехать до Тилбери.

Стакли был того же мнения, но более практичный капитан Кинг с ними не согласился.

– Это бессмысленно, – сказал он. – В такой поздний час мы вряд ли найдем коней.

Оглянувшись, сэр Уолтер увидел сквозь призрачную опаловую дымку заката вторую шлюпку, приближавшуюся к ним с подветренной стороны. Слышался нестройный гул голосов.

– О черт! Нас предали! – воскликнул Рэйли с горечью.

Стакли крепко выругался. Сэр Уолтер повернулся к нему.

– Высаживаемся на берег, – коротко бросил он, – и возвращаемся домой.

– Да, наверное, так будет лучше. Сегодня уже ничего не сделаешь, а если меня схватят вместе с тобой, то мне не поздоровится, – в голосе его слышалось уныние, физиономия вытянулась и побледнела.

– Ты скажешь, что только делал вид, будто помогаешь мне, а на самом деле хотел конфисковать мою частную переписку, – предложил находчивый сэр Уолтер.

– Сказать-то я могу. Но кто поверит мне? Ведь не поверят!

Его мрачная подавленность усилилась до отчаяния.

Рэйли, глядя на Стакли, испытывал сильные угрызения совести. Его благородное сердце было сейчас больше обеспокоено опасным положением его друзей, чем своей собственной судьбой. Он захотел как-то загладить свою вину перед Стакли, но не имел другого способа помочь ему, как наделить его той же силой, какую он сам использовал ранее – силой золота. Он засунул руку во внутренний карман и вытащил оттуда горсть драгоценных камней, которые протянул своему родственнику.

– Мужайся, – убеждал он его. – Мы еще сможем одержать верх и все кончится, по крайней мере для тебя, хорошо, и ты не пострадаешь из-за твоей дружбы ко мне.

В ответ на эти слова Стакли обнял Рэйли, сказав, что любит его и будет продолжать ему служить.

Наконец они пристали к берегу чуть ниже Гринвичского моста, и почти в ту же минуту другая шлюпка пришвартовалась почти рядом, но немного выше. Из шлюпки выскочили люди с очевидным намерением отрезать им путь к отступлению.

– Слишком поздно, – сказал Рэйли почти бесстрастно. – Кости выпали и показали, что игра проиграна, Льюис! Тебе следует объяснить свое присутствие так, как я советовал.

– Да, сейчас нет другого выбора, – согласился сэр Льюис. – И вы в том же положении, капитан Кинг. Вы должны признаться, что присоединились ко мне, чтобы предать сэра Уолтера. Я поддержу вас. Если мы поддержим друг друга…

– Лучше пусть меня поджарят в аду, чем я поставлю на себе клеймо предателя, – прорычал в ярости капитан. – Если бы вы, сэр Льюис, были честным человеком, вы бы поняли, что я имею в виду.

– Ладно! Хватит! – сказал Стакли злобно. Его сын и один или двое гребцов встали рядом с ним, как бы приготовясь к действию. – Ну, если так, капитан, я именем короля беру вас под арест по обвинению в подстрекательстве к мятежу.

Капитан сделал шаг назад, на мгновение застыв от изумления. Затем он схватился за пистолет, собираясь, наконец, сделать то, что, как он понимал, он должен был сделать уже давно.

Но он был сразу схвачен. Только тогда сэр Уолтер понял, что произошло, и вместе с пониманием пришла ярость. Старый искатель приключений сбросил плащ и схватился за рапиру, чтобы проткнуть ею своего дорогого друга и родственника. Но он опоздал. Чьи-то руки схватили его. Его крепко держали люди со шлюпки, предводительствуемые мистером Уильямом Хербертом, который, как он знал, был кузеном Стакли. Мистер Херберт в соответствии с этикетом предложил ему сдать шпагу.

Внезапно он взял себя в руки, подавил ярость. Холодно посмотрел на своего родича, лицо которого на фоне ранней летней утренней зари казалось особенно бледным и злым.

– Сэр Льюис, – и это было все, что он сказал, – эта действия не делают Вам чести.

У него больше не осталось иллюзий. Он понял теперь все до конца. Его дорогой друг и родич все время обманывал его, желая сначала выманить у него все драгоценности, а потом, как пустую скорлупу, бросить палачу. Манури, конечно, тоже участвовал в заговоре. Он служил и нашим и вашим, и даже собственный слуга сэра Уолтера Котерел был заодно с ними.

Но только на суде сэр Уолтер осознал всю низость Стакли, только там выяснилось, что его родич был снабжен официальным документом, освобождающим его от ответственности за участие в планах побега. Это помогло ему с большим успехом уличить и предать сэра Уолтера. На суде выяснилось также, что корабль, на котором сэр Уолтер прибыл из путешествия, и еще многое должно быть передано этому корыстолюбивому Иуде как дополнительное вознаграждение.

Если раньше, чтобы не попасть в руки врагов, сэр Уолтер вынужден был прибегать к уловкам, недостойным великого человека, то теперь, когда никакой надежды уже не оставалось, он проявил чрезвычайное достоинство и бодрость духа. С таким спокойствием, самообладанием и искусством защищался он от обвинения в пиратстве, на котором настаивала Испания, и так умело расположил общественное мнение в свою пользу, что судьи были вынуждены отказаться от этого обвинения и не могли найти никакого другого способа выдать его голову королю Якову, кроме как обратиться снова к смертному приговору, вынесенному ему тринадцать лет тому назад. На основании этого приговора они распорядились произвести казнь.

Никогда еще ни один человек, любящий жизнь так горячо, как любил ее сэр Уолтер, не встречал смерть настолько беспечно. Готовясь к эшафоту, он оделся с таким же изяществом и великолепием, какие были ему свойственны всегда. Он надел гофрированный воротник – жабо и отороченный черным бархатом халат поверх атласного камзола цвета своих волос, черный с отделкой жилет, черные, скроенные из тафты бриджи и шелковые чулки пепельного цвета. Голову украшала шляпа с плюмажем, закрывавшая его седые волосы с надетым на них отороченным шелком ночным колпаком. По пути на эшафот он одарил этим колпаком какого-то лысого старика, пришедшего бросить на него последний взгляд, заметив при этом, что он пригодится старику больше, чем ему самому. Когда он снял колпак, все увидели, что его волосы не завиты, как обычно. Это было предметом особой озабоченности его парикмахера в тюрьме Гейтхауз в Вестминстере. Однако сэр Уолтер отделался от парикмахера шуткой.

– Пусть ее причешут те, кому она достанется, – сказал он о собственной голове.

Прощаясь с друзьями, окружившими его со словами, что ему предстоит длинный путь, он попросил дать ему топор. Взяв его, он провел пальцами по лезвию и улыбнулся.

– Острое лекарство, – молвил он, – но хорошо вылечивает от всех болезней.

Когда вскоре палач попросил его повернуть голову на восток, он сказал: “Неважно, как поставлена у человека голова, лишь бы сердце лежало правильно.”

Так закончилась жизнь величайшего героя Англии, одного из действительных ее создателей и поэтому его смерть является постыдным пятном на постыдном царствовании малодушного трусливого короля Якова, нечистого телом и душой, пожертвовавшего сэром Уолтером, чтобы угодить испанскому королю.

Один из свидетелей смерти сэра Уолтера, претерпевший за свои слова – а люди всегда, должно быть, страдают за свою приверженность Правде, – сказал, что у Англии не осталось другой такой головы для эшафота.

Что же до Стакли, то та же самая жажда обладания, которая сделала из него Иуду, предопределила, в силу идеальной справедливости, которая так редко осуществляется в отношении мошенников, его скорое крушение. Он был уличен в изготовлении фальшивых монет. Вместе с ним был схвачен слепой исполнитель его воли Манури, который ради своего спасения согласился стать главным свидетелем обвинения. Сэр Льюис был приговорен к смерти, но спасся, купив себе прощение ценой всего своего неправедно нажитого богатства. Он стал банкротом, лишившись состояния, так же как раньше лишился чести.

Но еще прежде, чем это случилось, сэр Льюис за свою роль в смерти сэра Уолтера стал объектом всеобщего презрения и получил прозвище Сэр Иуда. В Уайтхолле к нему относились с оскорбительным пренебрежением, но самое страшное оскорбление ему нанес Лорд Адмирал, который увидев пришедшего к нему для служебного отчета Стакли, воскликнул:

– Подлый тип, презреннее которого нет на свете, как ты смел явиться сюда!

Для человека чести после этого был только один выход. Но Сэр Иуда не был человеком чести. Он пришел с жалобой к королю.

Яков злобно посмотрел на него.

– Чего ты ждешь от меня? Ты хочешь, чтобы я его повесил? Клянусь, если мне вешать всех, кто с ненавистью говорит о тебе, то в стране не хватит деревьев.