ПРИЛОЖЕНИЕ К ЖУРНАЛУ
«ВСЯКАЯ ВСЯЧИНА»
Гончаров Анатолий
Вечерний звон на Лубянке.- Исторический детектив.
– Рига, 2013.
Очерки популярного рижского писателя из серии «Голые короли», публикуемой в газете «МК Латвия». Откуда получает информацию Анатолий Гончаров неизвестно. Существует легенда, что у него свои каналы в ФСБ. Действительно ли ему открыты секретные, пока еще, архивы, или у него хорошее воображение, но свой исторический детектив он замешивает на реальных событиях, и читается это с интересом. В России не издается.
Чекисты всех поколений гордятся блестящими операциями против белоэмигрантов - «Синдикат», «Синдикат-2», «Трест». Написаны книги, снят телесериал с Евгением Лебедевым в роли Савинкова. Андрей Мартынов сыграл бесстрашного чекиста Федорова, который на самом деле не чекист и не Федоров.
Официальный комментарий НКВД таков: «В ходе этих операций были созданы ложные контрреволюционные подпольные организации, имевшие цель заманить в СССР наиболее активных деятелей антисоветской эмиграции, а также крупных агентов западных спецслужб, и нейтрализовать их».
Деликатное «нейтрализовать» означало в те годы припозднившуюся пулю в затылок - под звон колоколов Сретенского монастыря, сопричастного Лубянке топографически.
16 августа 1924 года нелегально прибыл в Минск и был арестован один из самых ярких лидеров Белого движения Борис Савинков, угодивший в ловушку «Синдиката-2». 25 сентября 1925 года на ту же приманку попадается опытный британский разведчик капитан Сидней Рейли, бывший доверенным лицом Уинстона Черчилля. Сработала подставная монархическая организация, действовавшая по легенде операции «Трест».
23 декабря 1925 года через контролируемое ОГПУ «окно» на польской границе пробирается в Россию бывший министр иностранных дел в правительстве Врангеля, убежденный монархист Василий Шульгин. Здесь пора насторожиться сомнениям.
Гулкие колокола устремлялись тревожным эхом к Лубянской площади, а Василий Шульгин бестрепетно наступает на те же грабли. Казалось бы, и конец должен быть таким же, что у Савинкова и Рейли. Но нет. Финал Шульгину отсрочили на 20 лет, посадив его во Владимирский централ лишь в 1944 году, а тогда он пробыл в Советской России почти два месяца и ничего ужасного с ним не случилось. Кроме разве что одной досадной мелочи, нашедшей место в романе Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев»: «Таких усов, должно быть, нет даже у Аристида Бриана, - бодро заметил Остап, - но жить с такими ультрафиолетовыми волосами в Советской России не рекомендуется. Придется сбрить...»
Почти плачущий Ипполит Матвеевич подчинился. И стал похож, по мнению товарища Бендера, на известного автора-куплетиста Боборыкина. А ведь это именно Шульгину после вынужденного, в целях конспирации, бритья в январе 1926 года сказали, что теперь он похож на Боборыкина. Смешным это ему не показалось. Смешным получилось в романе, действие которого начинается, заметим, 15 апреля 1927 года, а сама книга вышла первым изданием уже в 1928-м.
5 марта 1907 года, то есть за два десятилетия до тайного визита в СССР, Шульгин приехал в Таврический дворец, сбросил пальто величественному швейцару, с которого скульптор Паоло Трубецкой ваял Александра III, и направился в зал заседаний Государственной думы второго созыва. Он вышел на трибуну и произнес речь, начинавшуюся с таких слов: «Я скажу вам, господа, что революция в России труслива, поэтому я ее презираю!»
В 1962 году бывший депутат, бывший идеолог Белого движения, бывший монархист Василий Шульгин присутствовал в качестве гостя на XXII съезде КПСС, где услышал Никиту Хрущева: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!»
Позже Шульгин напишет: «Я увидел коммуниста, устремленного в космос». Вот это было смешно.
Операция «Трест»
Итак, три подряд чекистские операции были проведены по одной и той же стандартной схеме. Успех очевиден. Арестован со своими ближайшими соратниками Борис Савинков, схвачен признанный мастер конспирации Сидней Рейли, за которого тщетно вступился Уинстон Черчилль, предотвращена попытка взрыва в общежитии сотрудников ОГПУ на Малой Лубянке, попал в засаду и был убит в подворотне провокатор Оскар Опперпут-Стауниц, застрелилась племянница генерала Кутепова, бесстрашная террористка Мария Захарченко-Шульц...
Каждый из этих фактов распадается на множество иных провальных для заговорщиков эпизодов, а по ту сторону границы все еще верят в мифический «Трест». Так не бывает. Даже в кино. Кстати, в одноименном фильме благоразумно воссоздали только одну операцию, не помянув остальные две, и Шульгина там нет вовсе. Не поверили, что такое возможно? Вряд ли. Скорее, на Лубянке ограничили интерес рамками одной операции. Но сомнений это не поколебало. Они не только в беспредельной доверчивости белой эмиграции, располагавшей, между прочим, серьезной контрразведкой.
Василий Шульгин, как и любой другой предприимчивый эмигрант, вполне мог скрытно пересечь слабо охраняемую польско-российскую границу, даже не будучи врангелевским эмиссаром. Польская пограничная стража уж во всяком случае, не препятствовала в этом занятии ни хорошо знакомым контрабандистам, с которых взимала регулярную дань, ни тем более русским белоэмигрантам, с которых свой профит имела любопытная дефензива. Прошел бы Шульгин туда и обратно, как ангел по небу полуночи.
Невозможно другое. Никакие, пусть просто забавные подробности из засекреченного на сорок лет дела операции «Трест» не могли стать доступными ни Ильфу с Петровым, ни еще кому бы то ни было. Кстати, понимал это и Остап Бейдер: «Полная тайна вкладов, то есть организации. Крепитесь...» И все же некоторые подробности секретной операции разошлись вскоре гигантским тиражом. Более того, в романе присутствует пародийное описание тайного общества «Меча и орала», когда голодный Остап идентифицировал личность наголо обритого Кисы Воробьянинова, как «гиганта мысли, отца русской демократии и особы, приближенной к императору». При наличии отсутствия у него иных достоинств, кроме умения надувать щеки.
Это карикатурный портрет самого Василия Шульгина. И это убийственная пародия на все еще существующий в подполье легендарный «Трест». Вот ведь и роман «Двенадцать стульев» строго расчислен по времени. 15 апреля 1927 года начинается его действие, в конце октября того же года завершается либеральным убийством Остапа Бендера. Так неужели неулыбчивому руководству ОГПУ приспичило слегка похохмить над секретным своим детищем, которое пестовали долгих пять лет?
Однако начальник контрразведки ОГПУ Артур Артузов - не гробовых дел мастер Безенчук, который кисть дает, а зампред ведомства Вячеслав Менжинский отнюдь не цирюльный мастер «Пьер и Константин», охотно отзывавшийся на имя Андрей Иванович. «Трест» контролировал сам Дзержинский. Спустя год после его скоропостижной смерти «подполье» еще числилось действующим, и лишь где-то в середине 1927 года Менжинского вызвал Сталин и велел свертывать операцию, сказав при этом следующее: «Организация «Трест» завоевала такой авторитет, что стала мешать нашей хозяйственной деятельности и торговым связям с капиталистами, которые начинают думать о ней как о теневом кабинете».
То есть тридцать или сорок чекистов, задействованных во всех трех операциях, составили опасную конкуренцию хозяйственной деятельности огромной страны, причем на Западе, несмотря на череду громких провалов, ожидали благоприятного развития событий и не торопились налаживать связи с официальным советским правительством.
Эмигрантская клиентура опасалась даже ненароком бросить тень на руководителей «Треста», включая не вызывавшего доверия казначея Опперпута-Стауница. Слова лишнего не давали сказать. Василий Шульгин, благополучно вернувшись из «турне» по России, написал очерк о драматической судьбе Сиднея Рейли для эмигрантской газеты «Возрождение». Печатать не разрешили: «Повремените, Василий Витальевич, с этим вашим Рейли. Как долго? Трудно сказать. От вчера до послезавтра. О плохом и трудном сейчас не надо, чтобы не повредить нашему делу там...»
Лицо у Василия Витальевича сделалось послезавтрашним. Он и сам, зная, как глупо попался Сидней Рейли, как застрелили его чекисты, вывезя будто бы на прогулку по Воробьевым горам, хотя и получили конфиденциальную просьбу Черчилля освободить Рейли на выгоднейших условиях, зная массу всего невнятного, не разгаданного им в России, и угрызаясь этим, продолжал верить в подпольную организацию «Трест» как в грядущее спасение страны от большевиков.
Разночтения в оценках деятельности и политических устремлений «Треста» имелись, это так, да и странно, если бы их не было. Одни эмигранты видели в «Тресте» мощный, широко разветвленный «синдикат» интеллигентов, копивших силы на платформе «Либеральных демократов», другие подразумевали спаянную монархическую организацию Центральной России, полагая, что это правое и наиболее энергичное крыло антисоветского подполья. К тому же обоими этими крылами с невероятной легкостью управлял тонкий стратег Александр Александрович Якушев, наезжавший в Париж, Берлин и Варшаву под фамилией Федоров...
16 января 1926 года у Шульгина состоялась встреча с Якушевым в нэпманской Москве. Он мог подозревать в москвиче провокатора, как подозревал это начальник врангелевской контрразведки полковник Чебышев, однако ни Шульгин, ни Чебышев никогда не поверили бы, что можно столь быстро и столь странно для бывшего действительного статского советника Якушева стать чекистом Федоровым, посвященным в самые секретные детали операции «Трест».
И правильно сделали, когда бы не поверили. Якушев был троцкистом. В 1919 году он еще эсер, ненавидевший большевиков и готовый, кажется, примкнуть к монархистам, лишь бы поскорее смести этот «еврейский кабак на кладбище». В 1920 году чекисты разгромили в Петрограде подпольную эсеровскую организацию, в которую он входил как один из руководителей. Якушев бежал в Москву, прихватив с собой старинный фарфор и золото, продажей чего и пробавлялся, стараясь не обратить на себя внимание властей. Служил в Наркомате водного транспорта. Тем не менее, интереса к своей скромной личности не избежал. И был арестован. И сидел на Лубянке, пока его не вызволил Троцкий. Вскоре состоялась душевная беседа со Львом Давидовичем, посоветовавшим, не покидая службу в Наркомате, отдать себя в распоряжение ЧК для сугубо секретной работы на благо России - не нынешней, но грядущей, в которой не будет... Сталина.
Через два года Якушев уже возглавлял подпольный «Трест», считавшийся на Лубянке подставной организацией, тогда как на самом деле это был тайный троцкистский центр, готовивший захват власти в Москве и «нейтрализацию» Сталина - чисто либеральное убийство во имя светлого демократического будущего.
А затем... Затем были осетрина, балык, грибки, семга и еще всякое такое в истинно русском вкусе. Шульгин был уже сыт, когда только и начинался собственно обед. Это становилось угрожающим для его европейского желудка, однако постепенно втянулся в процесс чревоугодия и даже увлекся портвейном, поскольку водки не переносил. Он говорил все громче. Имена великого князя Николая Николаевича, генерала Врангеля, генерала Кутепова, других достойнейших особ, «приближенных к императору», слетали с языка все чаще, а Якушев, слушая, напевал «Вечерний звон». И чем громче говорил Шульгин, тем громче напевал Якушев: «Как много дум наводит он - бом, бом, бом...»
Ах, как это было невыразимо прекрасно в Москве! Василий Витальевич под парами портвейна не испытывал даже и смутного беспокойства. И что за удивление лица у его советского превосходительства? Разве не прав Шульгин, говоривший о нетерпимости России к «еврейской гегемонии»? А она несомненна, как несомненна и нетерпимость к ней.
- Можно сказать, что тактически евреи на этой революции страшно выиграли, - горячился Шульгин, - но следует вместе с тем признать, что стратегически необъятно они проиграли. Власть их падет, и мы должны это предвидеть.
Якушев продолжал гундосить: «Бом-бом-бом!..» Троцкий велел ему не возражать Шульгину, когда тот затронет «еврейскую тему». А он ее обязательно затронет. В царской Думе «монархист-прогрессист» Шульгин прослыл антисемитом, отчасти даже черносотенцем. Но за ее пределами иудеи всего мира обязаны были в определенный день и час вознести молитву во здравие человека по имени Василий Шульгин, который в 1913 году предотвратил массовые еврейские погромы в Киеве.
Комментарий к несущественному
Кем надо быть, чтобы придумать настоящий заговор внутри чекистского мнимого? Самонадеянным идиотом, не так ли? Ответ по существу правильный, но не совсем точный. Надо быть Троцким. А кем надо быть, чтобы поверить в эту авантюру? Наверно, действительным статским советником, цивильным генерал-майором, обожающим малосольную семгу под водочку и душевные разговоры под «Вечерний звон».
По завершении операции «Трест» Якушев был награжден вторым орденом Красного Знамени. В1934 году его расстреляли.
Либералы и патриоты
- Люди в эмиграции, - говорил Шульгин, - более тонкие, более вдумчивые, убежденные в том, что англичане, французы, немцы - такие, какие они есть сейчас - это продукт долголетнего самоуправления, привычки к ответственности за свою страну. У нас же население совершенно к этому не приучено, особенно русское. Все делалось на верхах, все - не от царя в головах, а на троне. Потому - как требовать от народных масс гражданственности? Она не является в течение нескольких лет - воспитывается веками. Однако, несомненно, существует патриотизм в русском народе - единственная его сила, способная спасти Россию. Вот почему, когда старое начальство слетело, и когда новое начальство с еврейским прищуром глаз оскорбило народ в самых лучших его чувствах, нашлась сила, которая не стерпела оскорблений и взялась за оружие. Этой силой были мы, белые. Но с тех пор, как мы ушли, все, что способно было протестовать и бороться, исчерпало себя. А то, что осталось, покорствует в состоянии глубочайшего разочарования.
- Да... - вздохнул Якушев. - Это колоссальная проблема для власти.
- Для нации, - сухо поправил его Шульгин.
- Да, конечно, для нации!.. А скажите, Василий Витальевич, для чего вы сбрили бороду? Я видел вас на границе с бородой, вы были замечательно похожи на еврейского гегемона из какого-нибудь Бобруйска. Еще бы кипу на макушку, и вы необъятно выиграли бы в плане конспирации. А теперь, неровен час, кто-нибудь признает в вас куплетиста Боборыкина. Не чревато ли?
- Потому и сбрил, чтобы не походить на бобруйского гегемона, - буркнул Шульгин.
- Не обижайтесь, я ведь о серьезном... Вы полагаете, что падение советской власти вызовет большие потрясения, кои будут сопровождаться массовыми еврейскими погромами?
- Не знаю, - обронил Шульгин после некоторой паузы. - Тут, где ни ступишь, кровавая обида, которая кровью только и смывается. Но этого нельзя допустить хотя бы из прагматических соображений, ибо еврейские погромы станут прелюдией ко всеобщей неудержимой анархии.
- Я никогда не понимал их стремления назначать повсюду только своих, - сказал Якушев. - Это ведь, согласитесь, явная неуверенность, неумение работать с людьми объективно умными, сильными - только со своими. Отсюда все эти «Бумтресты», «Кожтресты», «Масложиртресты», которые грабят награбленное. Отсюда эти проспекты имени Нахамкеса или какой-то Землячки, которая Залкинд... Кто такой Нахамкес? Больше других украл? Не знаю...
- У вас ведь тоже «трест», - заметил Шульгин.
-Так мы же маскируемся, дорогой вы мой! Вы - под Боборыкина, мы - под коммерцию. Как еще называться нам, либеральным демократам, пошедшим на тактический союз с большевиками?
- Значит, все-таки союз, а не тайный центр борьбы?
- Союз в том смысле, что мы как либералы и патриоты, а равно и монархисты, пошли служить, а не сидим в подполе, пересчитывая патроны. Это вынужденная необходимость в процессе накопления сил. И потом, мы ждем достойного вождя.
- Савинкова вы уже дождались!
- Ищите предателя у себя! Бориса Викторовича предал кто-то в Париже. Похоже, агентурные нити ведут к советскому полпреду Красину, - Якушев попытался увести разговор в сторону от щекотливой темы предательства. - Да, Красин... Вот уж кто вор, так это он. Его даже Ленин проклинал за кражу казенных денег. Не знаю, сколько он там украл, но, говорят, много.
- Если угодно, могу назвать сумму - полтора миллиона золотых рублей, - усмехнулся Шульгин. - И по другим большевикам ленинской гвардии у нас имеются точные сведения. У Воровского, к примеру, пятнадцать миллионов долларов в швейцарском банке. Нам известно, в каком. Там же - личные капиталы Троцкого, Зиновьева, Радека, Каменева, Склянского, Подвойского!.. Это видеть надо, с каким размахом роскошествуют они, бывая за границей. Великим князьям не снилось.
- Вот-вот, а мы здесь сидим, как церковные мыши...
Взгляд Якушева некстати упал на серебряное ведерко с зернистой икрой и блюдо с нежно-розовой семгой, застенчиво мерцавшей капельками сока в кислом окружении лимонных долек. Никак не полагалось быть этим яствам у бедных церковных мышей, да вот откуда ни возьмись появились.
- Из нэпа мы потихоньку учимся выжимать полезное для себя, - скорбно произнес лидер либеральных демократов и непримиримых монархистов. - Ничего с неба не падает, и наши надежды на счастливое будущее тоже не с облаков...
- Я понимаю, из синдиката либеральных демократов они упадают, - съязвил Шульгин. - Внезапно и вдруг. На меня, знаете ли, в Киеве тоже намедни обрушилось... На Безаковской, если помните, был памятник графу Бобринскому. Стоял граф, уперев чугунную ногу в рельс, и это зримо свидетельствовало о его заслугах в строительстве железных дорог. Теперь там нет графа Бобринского. Вместо него торчит на старом постаменте нелепая пирамидка из листового железа. И надпись: «Хай живе восьмая ричница седьмого жовтня!» Каково?!
- Восьмая годовщина революции? - уточнил Якушев.
- Именно-с! И я подумал, когда пришел в себя от такого паскудства: хай он живе, этот памятник, как махровый образчик человеческой тупости. Кстати, Крещатик переименован в улицу Воровского. Точнее было бы назвать - улица Крадежная. По-украински точнее. Им дай Сикстинскую мадонну - и ее переименуют в какую-нибудь Клару Цеткин или Розу Люксембург, известных прихожанок публичного дома. Между прочим, Клара Цеткин очень хотела устроиться инспектриссой домов терпимости у себя в Германии. Не вышло - стала революционеркой.
- Пусть забавляются? - бодро откликнулся Якушев. - Лишь бы нас не трогали. Заседание продолжается, господа присяжные заседатели. Лед тронулся, и за это стоит выпить!..
- Какой лед? - удивился Шульгин. - Какое заседание?
- Это у нас, в Наркомате водного транспорта, такая присказка. Лед тронулся, значит, дело пошло, заседание продолжается.
- Будете сидеть тихо на своих заседаниях, так никто и не тронет. Может, еще и наградят... к десятой ричнице седьмого жовтня.
С этими ядовитыми словами Шульгин поднялся, намереваясь откланяться, однако, взглянув на поскучневшее лицо хозяина дома, счел нужным смягчить реплику.
- Не обижайтесь, я пошутил не к месту, но и не со зла... Смотрите, у вас дырка на лацкане. Неужто моль? Да еще на таком видном месте...
-Да, действительно... - Якушев растерялся. - Хозяйки у меня нет, вот и терплю ущерб.
Вышло скверно. Гость видел в квартире домработницу. Но не мог же Якушев сказать, что это сам Калинин провертел ему лацкан, когда вручал первый орден за операцию «Синдикат-2», завершившуюся арестом Савинкова.
- Ничего, - молвил он, - мы эту моль перевоспитаем. Будем считать, что лед тронулся. Заседание продолжается...
Комментарий к несущественному
Присказка Якушева, ставшая коронной репликой Остапа Бендера, пришла к Ильфу и Петрову с Лубянки. Как и политический заказ на злободневную сатиру, полученный ими от Валентина Катаева, который имел культурные связи с НКВД помимо творческих.
Лед тронулся, потому что вечерний звон был не в головах, а на самом деле.
Расписные Стеньки Разина челны плывут и плывут к нам из прошлого, и нет им начала, не видно и конца им, оглашенным. И снова кого-то выбрасывают за борт в набежавшую оппозиционную волну, и все происходит совсем не там, где происходит, но почти так же, как было когда-то. Только намного хуже.
Похоже, двадцать первый век, оставив безответные задачи в двадцатом, взялся писать на старом холсте новую политическую картину. Однако сквозь свежие мазки явственно проступают очертания мифической организации «Либеральные демократы» образца 1925-1927 годов столь же циничной, продажной, сколь и бесплодной, если не считать плодами ее бессмысленных жертв.
Угадать, что спустя почти век мы увидим на сцене бытия тех же Кислярских, Берлаг и Лапидусов, не могли даже вдохновенные сатирики Ильф и Петров. Вот и своего героя они по наивности пытались отправить в небытие в конце первого романа, но технический директор концессии О. Бендер не считал свою личную жизнь чьим-то капризом. Он выжил наперекор литературной судьбе, и теперь уже никто не волен казнить его или миловать.
Теперь он сам раскручивает финал затянувшейся драмы, вынужденный додумать его за Ильфа и Петрова, стараясь, чтобы вышло не так глупо, как начиналось. Хотя это и трудно. Не те герои. «Это же просто смешно, -сказал бы профессиональный слепой и гусекрад Паниковский. - Жалкие, ничтожные люди».
И был бы прав как никогда в своей противоречивой жизни. Пожалуй, даже Паша Эмильевич Гайдар, не обладавший государственным чутьем, понял бы неумолимую пагубу исторических параллелей для потомков гей-славян, не говоря уже о его рыжем соратнике, которого с прошлого века заждались господа присяжные заседатели.
Членом профсоюза Остап Бендер не состоял, уголовный кодекс чтил, политикой не забавлялся, стяжателей не любил и на мизерные шансы никогда не ловил, поэтому последний акт драмы начнется, вероятно, с того момента, как лед опять тронулся, увлекая за собой бутафорский реквизит эпохи перезревшего рыночного капитализма, и господа либеральные демократы впервые по-настоящему осознают, что парадом командуют не они.
Казначей «Треста»
Знал бы Андрей Мартынов, что играет в телесериале не чекиста Федорова, а троцкиста Якушева, наверно, усомнился бы - стоит ли этот персонаж его актерского дарования, блистательно раскрывшегося в фильме Станислава Ростоцкого «А зори здесь тихие»? Но это так, между прочим. Откуда актеру знать, как все было на самом деле.
Глава «Треста», под вывеской коего действовала троцкистская организация «Либеральных демократов», Александр Якушев был убежден, что британского разведчика Сиднея Рейли выдал ОГПУ Василий Шульгин. Оттого ему и позволено было беспрепятственно вернуться домой в Сремские Карловицы, что в Сербии, где боевые кутеповские офицеры зарабатывали на пропитание строительством дорог. Наплевать было Якушеву на весь кутеповский корпус, но за капитана Рейли он отвечал перед Лондоном персонально.
Пока теплилась надежда на высылку англичанина, Якушев не искал возможности ликвидировать Шульгина. Когда же стало известно, что Сидней Рейли убит выстрелом в затылок во время прогулки с чекистами Ягоды на Воробьевых горах, Якушев понял, что сам завис на волоске. Некстати возник казначей «Треста» и второе лицо в подпольной иерархии заговорщиков
- Оскар Оттович Опперпут-Сгауниц, настоятельно требовавший санкции на перевод в Ригу значительной суммы денег на имя некой Анны Упелниеце, проживающей на улице Кришьяна Барона.
- С каких щедрот? - раздраженно осведомился Якушев. - Мы так разбогатели на спекуляциях царскими червонцами?
Что-то ему не понравилось в нагловатом напоре рыжего Сгауница, смотревшего на него пронзительно вызывающе.
- Деньги там нужны для организации конспиративной базы и нового «окна» на границе, - сказал казначей. - Вы не хуже меня знаете, что польское «окно» раскрыто большевиками. А наши мотыльки все еще слетаются на свет приграничной корчмы.
- Но мы в ЦК обсуждаем финляндский вариант «окна»...
- Заседание продолжается не так ли, Александр Александрович? А время не терпит. Люди наши гибнут. Народ из-за кордона дуром прет на московские пироги с грибами, не зная, что у нас эти пироги с некоторых пор с глазами и ушами. Готов выслушать ваши возражения, но останусь при своем убеждении. Латвийское «окно» жизненно необходимо. Кроме того, в Риге существует прекрасная возможность создать отделение «Либеральных демократов». Люди там ждут. Дела ждут.
Странно все эго выглядело. Оскар Оттович распоряжался казной «Треста» фактически бесконтрольно, ибо сам же ее и пополнял за счет малоинтересных для Якушева коммерческих махинаций, а тут вдруг нужна ему санкция. Спорить не стал, санкцию на перевод в Ригу десяти тысяч червонцев дал, но проявил при этом несвойственную ему педантичность, велев Стауницу составить подробный финансовый отчет для ЦК.
Вскоре Якушев собрался в служебную командировку на советскую выставку в Берлине, откуда намеревался съездить дня на два в Париж и поставить вопрос о доверии Шульгину. Объявив, что поедет через Минск и Варшаву, взял билет до Риги. Там разыскал нужный дом на улице Кришьяна Барона и встретился с его владелицей Анной Упелниеце. Ей он сказал, что хотел бы снять квартиру с обстановкой. Надолго. Для хозяйки это показалось неслыханной удачей. Солидный жилец со средствами, без капризных запросов. Сразу видно - старинного воспитания господин.
Разговор продолжился в гостиной. Чай торговой марки «Высоцкий» располагал ко взаимному сближению интересов. А интересы у Ивана Ивановича Артамонова из Берлина, кем представился Якушев, простирались в сторону рижского фарфора бывшего поставщика двора его императорского величества фабриканта Кузнецова. Достойная коммерция, возразить нечего. Впрочем, Анна Оттовна Упелниеце возражать не собиралась в любом случае.
Господин Артамонов с искренним вниманием рассматривал фотографические портреты, коими были увешаны стены гостиной. Медленно переходил от одного родственного соцветия к другому, степенно кивал головой, о чем-то спрашивал, вежливо выслушивал пояснения растроганной хозяйки и приговаривал: «Подумать только, как интересно!»
Печально задумался гость над портретом молодого человека с усами и бородкой клинышком в форме жандармского ротмистра. Хорошо, не увидела хозяйка побледневшего, в испарине, лица господина Артамонова. Со стены на него вызывающе глядел казначей «Треста» Оскар Опперпут-Сгауниц, служивший для пользы дела в контрразведывательном отделе ОГПУ.
- Муж? - справившись с волнением, игриво спросил госта.
- О, нет!.. - натужно улыбнулась Анна Упелниеце. - Это... мой родной брат Александр Упелниньш. С 1920 года не имею никаких известий о его судьбе. Слышала, будто бы арестован в Петрограде... Наверное, расстреляли, иначе давно бы дал знать о себе. Господи, спаси и сохрани его душу!..
- У меня в Москве наладились недурные связи э-э... в сферах, - Якушев сделал неопределенный жест, сверкнув золотой запонкой на манжете. - Могу составить запрос, если имеются точные биографические сведения о вашем брате.
- Не трудитесь, господин Артамонов, прошу вас... - голос хозяйки завибрировал легким испугом. - Я уверена, что Александр... что его нет на свете. Не стоит обременять людей напрасными поисками... Вы когда рассчитываете вселиться? Я бы распорядилась насчет косметического ремонта...
- Сейчас я в Берлин, а недели через две встречайте...
Вернувшись из командировки после заезда в Париж, Якушев уже почти определенно знал, что Сиднея Рейли выдал ОГПУ Стауниц-Упелниньш. Он же Опперпут, он же Селянинов, он же еще и Касаткин. Сын зажиточного латышского землевладельца Александр Упелниньш окончил Рижский политехникум, затем поступил в Алексеевское военное училище. Выпущен подпоручиком, но в армии не служил, подав прошение о переводе в корпус жандармов, где и сделал карьеру на поприще политического сыска. В «Тресте» играл роль Азефа, провалив около сорока операций ОГПУ и не меньше диверсионных акций, предпринятых агентурой Кутепова и Врангеля. Это все было настолько скверно, что хуже и не бывает, но особенно непереносимым для Якушева стал факт провала капитана Рейли, поскольку тот являлся ключевым звеном в цепи Москва - Париж - Лондон. На том конце ее сходились все надежды Якушева. Сталина он боялся, в Троцкого верить перестал, а у Черчилля готов был служить камердинером.
В Москве выяснилось, что провалилась долго готовившаяся операция по взрыву общежития ответственных сотрудников ОГПУ на Малой Лубянке. Там был установлен замаскированный под водогрейный котел мощный меленитовый заряд, а под плинтусами заложены в большом количестве зажигательные бомбы. Подрыв должны были обеспечить Мария Захарченко-Шульц и боевик по фамилии Петерс в ночь с 9 на 10 июня 1927 года. Сгауниц указал террористам совсем другой дом, где ожидала чекистская засада. Они бежали, отстреливаясь. Загнанные погоней на военный полигон, застрелились.
В ту же ночь исчез Сгауниц. Якушев полагал, что он будет прорываться в Ригу, и ошибся. Казначей позвонил из Смоленска и сказал, что малейшая попытка преследовать его станет для Якушева роковой.
- Зачем мне преследовать вас, а вам от меня скрываться, если мы служим одному делу? - сказал Якушев. - Нам просто надо встретиться и обсудить ситуацию, одинаково угрожающую для нас обоих. Вы давно искали возможность установить связь с Интеллидженс Сервис, но Сидней Рейли отказал вам. По-другому он не мог поступить, потому что такого рода контакты осуществляются только через меня. Понимаю, вы не могли этого знать. Испугались провала и сыграли в другую игру. Ставку сделали на черное, а выигрыш решили получить с красного. Напрасно, Оскар Оттович. Англичане найдут вас и под землей. Рейли они вам не простят. Если, конечно, узнают от меня, кто повинен в его гибели. А я все еще раздумываю, как мне поступить. Потому и предлагаю обсудить мнения сторон. Что скажете? Заседание продолжается?..
- Приезжайте, - глухо произнес Стауниц. - Я вам все объясню. Когда вас ждать?
- Завтра к восьми вечера, раньше я не успею. А пока ответьте на один только вопрос. Зачем вам понадобилась моя санкция на перевод денег в Ригу? Чтобы привязать мое имя к резиденту германской разведки Анне Упелниеце и сообщить Артузову, что я завербован?..
- Ну, раз вы все знаете... Поговорим при встрече.
Люди Якушева прибыли в Смоленск на рассвете, имея адрес и строгий приказ живым Стауница не брать. «Дом заминирован, - пояснил начальник, - и при малейшем подозрении взлетит на воздух. Установите наблюдение, дождитесь, когда зверь покинет свое логово, и действуйте наверняка...»
Убили Стауница в подворотне тремя выстрелами в спину. Промахнулись, как позже выяснилось, в другом. Не он выдал Сиднея Рейли, а некий «Иван Иванович», служивший проводником на границе для гостей оттуда и принимавший их в корчме на белорусской стороне. Он и опознал британского разведчика, которого Стауниц, как ему думалось, надежно спрятал потом на даче под Ленинградом. Именно Стауниц, чтобы отвлечь внимание ОГПУ, провалил операцию по взрыву чекистского общежития на Малой Лубянке, направив свою любовницу Марию Захарченко-Шульц по ложному адресу, где ждала засада. На верную смерть послал - так дорожил безопасностью Рейли. И все потому, что по той же цепи устремлялись в будущее его надежды: Москва - Париж - Лондон. Каждый, кто живет не там, где нужно, вреден окружающей среде.
Комментарий к несущественному
Сам Господь, наверно, изумился такому изощренному коварству. Быть может, даже плакал человеческими слезами, когда увидел дикую картину: женщина редкой, но уже увядающей красоты приставила револьвер к виску и спустила курок. Ради чего? Во имя каких таких идеалов, когда сама - почти идеал?
Она, несчастная, думала, что умирает за Россию, а получилось - за рыжего Стауница, которого, чего уж там, полюбила поздней своей любовью.
Тоже и Господь, должно быть, любил Россию, но полагал там всех рыжими и коварными, вот и неслись во все пределы - не то звоны, не то стоны, стоны-звоны, звоны-сны...
Рыцари кинжала и доллара
Хоронили сотрудника контрразведывательного отдела ОГПУ Оскара Опперпута-Стауница не без ритуальных стенаний и революционных клятв покарать «наймитов мирового империализма», однако вся процедура гражданской панихиды прошла скомканно и завершилась быстро. Из начальства казенно скорбели лица второго плана, а также Якушев, как ближайший соратник павшего товарища, представший в данном случае в ипостаси чекиста Федорова. Начальство скупо роняло слова, похожие на комья сырой глины. Якушеву-Федорову тоже предложили «выступить и сказать». Он выступил, глядя в разверстую яму, и он сказал:
- Я хочу сказать тем, кто спускал курок, и тем, кто платил им деньги из кошельков белоэмигрантского отребья: мы отомстим за тебя, товарищ...
Тут он запнулся, словно не знал, какое из пяти имен товарища выбрать, и решил обезличить обращение:
- Мы отомстим за тебя, дорогой товарищ! Спи спокойно, мы найдем их, отыщем и достанем из-под земли. Сейчас или позже, немедленно или со временем, но мы найдем каждого из них. Мы не оставляем им выбора. Или мы, или они!..
Кто были «мы», кто «они»? Задаваться этим бессмысленным вопросом могли разве что исполнители заказа на отстрел клиента, но их предусмотрительно отправили на Ставрополье, откуда вернуться уже не суждено было. Так что отчасти Якушев говорил искренне, зная, что холодные кинжалы горских абреков крупного местного либерала Сулгана-Гирея достанут их «сейчас или позже, немедленно или со временем».
Ровно 70 лет спустя, 18 августа 1997 года, те же слова произнес, глядя в разверстую яму, Анатолий Чубайс, прибывший с гайдаровской командой в Петербург на похороны председателя Комитета по управлению городским имуществом 36-летнего Михаила Маневича:
- Я хочу сказать тем, кто нажимал курок (вообще-то его спускают), и тем, кто платил свои грязные воровские деньги: мы достанем. Мы достанем всех и каждого. Сейчас или со временем, но мы достанем каждого из них. Или мы - или они!..
Они действительно достали. Даже помощи спецслужб не потребовалось. Всю страну достал бизнес-клан Чубайса, и что там тройка обреченных киллеров, которых сами же и нанимали! Беда Михаила Маневича, распоряжавшегося городской недвижимостью Петербурга, включая исторические и архитектурные памятники федерального значения, заключалась в том, что он тормознул уже согласованную продажу «по остаточной стоимости» сорока уникальных питерских особняков и прочих объектов коммерческой фирме «Союзконтракт». Сделку предполагалось провести через ремонтно-эксплуатационное объединение «Нежилой фонд», для этой цели и созданное. Но Маневич вдруг отдал предпочтение другим клиентам, заплатившим ему миллион 600 тысяч долларов наличными. Его заместитель Герман Греф оперативно заблокировал маневр шефа, и дело застопорилось. Чубайс нервничал, звонил в Питер, гневался, а Маневич вяло оправдывался тем, что уж больно чревата сделка с «Союзконтрактом» в плане... ну, хотя бы историческом.
- Толян, они же хотят почти даром получить Петропавловку, Апраксин двор, Таврический дворец... По полмиллиона баксов за каждый объект, который даже по балансовой стоимости в десять раз дороже. С меня башку снимут.
- Продай и забудь! - отчеканил Чубайс. - Мы подводим серьезных людей.
- Я-то забуду, они помнить будут. Ты же знаешь наш народ, его душевную ширь... Первая в истории России дума заседала в Таврическом дворце - и вдруг супермаркет, торгующий «ножками Буша». Начнется такой разгул общественного мнения!.. Меня уже предупредили, что у прокуратуры будут вопросы. Что я отвечу? Так фишка легла?..
- Общественное мнение легко управляемо, - веско молвил Толян. - Всех посылай подальше, ты в Питере - лицо недосягаемое. Короче так, отдашь людям положенное - получаешь перевод в Москву. Уровень федерального министра. Но я хочу, я требую, чтобы разговор на эту тему у нас с тобой последний был...
Он и стал последним, этот разговор Чубайса с Маневичем. Из восьми пуль, выпущенных снайпером по служебной «Вольво» из чердачного окна особняка на Невском, пять попали в грудь и в голову. Умер Маневич еще до приезда «скорой», вызванной водителем Синицинским. Опустевшее и неостывшее кресло занял заждавшийся Герман Греф. Уладив дела с обиженными клиентами из «Союзконтракга», отбыл от греха в Москву управлять госимуществом на федеральном уровне. А Чубайс на всякое упоминание имени Маневича реагировал с невыразимой душевной скорбью: «Погиб кристально честный человек. Но мы их достанем, всех и каждого. Сейчас или позже...»
Через год его самого достала Галина Старовойтова, взбешенная тем, как бизнес-клан Гайдара и Чубайса распилил кредит Европейского банка реконструкции и развития, полученный реформаторами под гарантии петербургской мэрии на сооружение высокоскоростной магистрали Санкт-Петербург-Москва. За 255 миллионов долларов вырыли в центре Питера огромный котлован, и на том первый кредитный транш истощился. Со вторым ЕБРР не торопился, пребывая в шоке от того, как быстро и нагло разворовали в России первый.
Галине Старовойтовой с учетом ее кристальной честности обещали вначале 15 процентов от общей суммы украденного, затем сказали, что ее доля только 10 процентов и не от всей суммы. Егор Гайдар не собирался давать шальной казачке и шести процентов, ссылаясь на то, что «так решил Рыжий». Бабки качнулись в сторону. Качнулась земля под ногами не очень трезвой защитницы своих гражданских прав. Шашки наголо!
- Мне какое дело, что там решил Рыжий?! Тридцать миллионов баксов - мое последнее слово! Я не одна обеспечивала ваши проводки через «Маккаби». С меня люди требуют- и здесь, и в Питере. «Сантехник» волком на меня смотрит (кличка губернатора Яковлева), где бабки, спрашивает. Не хотите по-хорошему, я вам устрою по-плохому. Посмотрим, как вы заговорите!..
- Попробую уладить вопрос, -сказал помрачневший Гайдар. Попробую по-хорошему. Восемь процентов...
- Не пробовать, а делать надо! Двенадцать! Жду две недели. Нет - пеняйте на себя!
- Не я же решаю, Галя... - заюлил Гайдар, сложив губки бантиком. - Все передам, а там - как он скажет...
Рыжик сказал, видимо, не то, что могло воодушевить Галину Васильевну. Что значит пить меньше надо? Меньше, чем кто? Не дождавшись своей доли, она перешла в атаку. Для начала в одной из норвежских газет были обнародовать! суммы на личных счетах Чубайса в «Мост-банке» и подробный перечень щедрых его расходов в самой Норвегии. Рыжий заметался. Ширь души сузилась до параметров скромной потребительской корзины. Разгул общественного мнения удалось погасить, но это стоило денег. И это стоило обещанного ему премьерского кресла. В конце концов Чубайс сделал вид, что уступил напору агрессивной казачки. В октябре 1998 года Старовойтова получила около 900 тысяч долларов в счет 10-процентной доли за непостроенную магистраль. Но что-то ее сильно напугало. «Он меня убьет! Он меня убьет...» - твердила она в кулуарах Госдумы.
- Пить меньше надо, - объяснял Гайдар недоумевающим соратникам по правому делу. - Скоро она слонов начнет считать. Еще две недели - и клиника.
Через две недели ее застрелили. Чубайс не присутствовал на похоронах, но его глубокую скорбь донес до либеральной массовки Егор Гайдар:
- Погиб чуткий, кристально чистый человек, наш верный товарищ и депутат. Она погибла в борьбе за идеалы демократии. Это чисто политическое убийство. Но пусть все знают- нас не запугать выстрелами из-за угла. Мы отомстим. Сейчас или позже, немедленно или со временем, но мы достанем всех и каждого. Мы не оставляем им выбора. Или мы, или они!..
Комментарий к несущественному
Сюжетные линии романов Ильфа и Петрова привязаны к месту и ко времени, но только спустя восемьдесят с лишним лет становится очевидным, что это не просто пародийный шедевр эпохи. Это пророческое предвидение финала радикального рыночного либерализма, притянутого к России мемориальными подтяжками Паниковского. Стопроцентное попадание в квартиру, где уже не лежат деньги.
Две скромные даты в российской истории стоят в месяцах рядом: 27 апреля и 15 мая. А годов меж ними почти сто пролегло - целый век, двигавший страну через трагедии к величию и в конце оставивший ее в бесчестии воровской власти.
27 апреля 1906 года согласно манифесту Николая II созвана была I Государственная дума: 478 депутатов от разных классов, сословий и званий - в сюртуках и поддевках, пиджаках и косоворотках, чалмах и халатах. О них впоследствии вспоминали, отсылаясь к сановному мнению той поры: «Ужас! Это было собрание дикарей!»
«Дикари» потребовали от царя полной амнистии политзаключенных, упразднения сонного Госсовета, права изменять Основные законы империи, а также нового правительства, ответственного перед Думой. Кабинету премьера Горемыкина, «назначенного» Распутиным, они объявили «формулу недоверия». И на том стояли. Святые люди.
Царь отказался принять возмутительные требования, а правительство устроило Думе протокольный бойкот, не внеся на рассмотрение депутатов ни одного законопроекта. Через 74 дня после начала работы Дума была распущена.
Дата вторая: 15 мая 1999 года. В этот день в Госдуме РФ бесславно провалился казавшийся неизбежным импичмент президенту Ельцину. Не хватило 16 голосов. Считали, что с лихвой будет, а вот не хватило.
Инициаторы отстранения от власти неадекватного гаранта сидели, по выражению генерала Лебедя, с видом задумчивой гири. Ельцина рассчитывали прогнать из Кремля по любому из четырех сокрушительных, не подлежавших сомнению обвинений: Беловежский сговор и развал СССР, геноцид русского народа, война в Чечне, желавшей, между прочим, оставаться в Советском Союзе, и расстрел парламента в 1993 году. Можно было смело добавить пятый пункт: воровской беспредел. Посчитали -достаточно. Прокурор добавит.
Плохо считали. «Формулу недоверия» гаранту похмельного синдрома купили со всеми ее параграфами.
Собрание «дикарей»
Приветственное слово государя императора перед избранными думцами прозвучало 27 апреля 1906 года в два часа дня. Николай II назвал первых депутатов «лучшими людьми России». И выразил надежду. И поздравил народных избранников. Думцы кричали «ура». Вороны в Нижнем саду дружно возмущались и картаво каркали. Гулко гудели голые колокола.
После торжественного приема в Георгиевском зале Зимнего дворца депутаты погрузились на пароход и проследовали по Неве в сторону Таврического дворца - своего теперь. Толпы народа, работного и всякого, приветствовали их криками: «Амнистия! Амнистия!..» К чему бы это? Сидели-то не они. Вот когда пароход шлепал плицами мимо знаменитых «Крестов», где вместе с уголовниками парились политические радикалы, причастные к террористическим актам, и оттуда стали махать красными платками, вопль «Амнистия!» становился логичным и отчасти обоснованным даже.
Первая в истории России Дума начала свою работу с выступления кадета Ивана Петрункевича, который заявил, как кипятком ошпарил: «Свободная Россия требует освобождения всех, кто пострадал за свободу!» Не все избранники понимали значение слова «амнистия», но требовали ее все. Даже и те, кто имел вид задумчивой гири от рождения. Сановное мнение оставалось незыблемым: «Ужас, ваше сиятельство! Истинно собрание дикарей...» И далее, нисходя к подробностям мелкой жизни. Дескать, невежественны, невоспитанны, малообразованны, а иные так и вовсе неграмотны. Склонны к пьянству. Скандальны и злоречивы. Намечтали себе конституцию и представляют ее в каком-то сиянии, испытывая при этом высокомерное презрение к охранителям устоев Отечества, и практикуются против исконного на Руси самодержавия. Дикари-с.
Очень может быть, что характеристика первых думцев верна. Сохранились от тех времен документальные свидетельства того, как народные избранники из мещанского в основном сословия быстро нашли свою роль - пьянствовали, объедались в трактирах, а затем отказывались платить, ссылаясь на узаконенную неприкосновенность. Полиция просто не знала, что делать с такими. Некоторое количество депутатов уличено было в мелких кражах. Их подвергали пленарному осмеянию и, разумеется, изгоняли, но краж в Таврическом дворце меньше почему-то не становилось.
Годовое содержание думцам положено было в 4200 рублей, не считая проездных расходов, оплачиваемых отдельно. Депутатское жалованье равнялось годовому окладу университетского профессора, тогда как квалифицированный питерский рабочий получал, не бедствуя, 350-400 рублей. То есть в десять раз дороже оценили законотворческую деятельность депутатов. Практикуясь на этом поприще, отдельные избранники пропивались до изумления, однако же, от белой горячки умер только один. Стойкие люди.
Им дадены были крылья. Летать учились сами. Жаль, не знали, куда лететь. Домогались конституционной монархии, не представляя даже приблизительно, что это такое. За 74 дня Дума образца 1906 года сумела принять всего два второстепенных закона, так и оставшихся на бумаге. Нынешние думцы за два месяца принимают в трех чтениях десятки законопроектов, и это для них не предел. Есть разница? О том и речь.
Между столетней давности Думой и сегодняшним составом нижней палаты Федерального собрания лежит не календарный век, а непреодолимая нравственная пропасть. По одну ее сторону - люди разных сословий со всеми присущими им пороками и недостатками. По другую - в большинстве своем моральные вырожденцы, сделавшие стяжательство и мздоимство основными достоинствами политического деятеля с мандатом народного избранника.
Точка отсчета деградаций отчетливо обозначилась в мае 1999 года. За три дня до голосования по импичменту Ельцин отправил в отставку премьера Примакова. В Кремле понимали, что после подсчета голосов Евгений Максимович автоматически станет и. о. президента. Совсем уж неожиданное: назначение Сергея Степашина спутало карты, но импичменту помешать не могло - рейтинг барвихинского упыря составлял всего два процента. А Чубайс тем временем хладнокровно скупал голоса. Вначале платили по 30 тысяч долларов каждому депутату, который соглашался голосовать против импичмента. Когда же было объявлено открытое голосование, платили за одно только неучастие.
Из песни слов не выкидывали. Просто подменили их на другие: «Вечерний звон, вечерний звон! Как много Дум разводит он!..» Развели и эту. Импичмента не случилось.
Бессменный депутат трех созывов Думы царских времен, ярый монархист Василий Шульгин полвека мучительно казнился тем, что в марте 1917-го вместе с лидером октябристов Александром Гучковым, опираясь на поддержку нарушивших присягу генералов, вырвал отречение от престола у слабеющего духом Николая II. Они искренне считали этот акт спасением для России, которой оставался один шаг до пропасти революционного безумия. Спустя год оба поняли, что сами же и подтолкнули Россию сделать роковой шаг.
Солдаты из батальонов георгиевских кавалеров, душой ощущая внезапную покинутость, - кто плакал, кто зверел в нечаянном своем сиротстве - уповали на Бога, что царя хранит, а до иных мотивов мыслью не простирались. Кому было разъяснить им грядущую участь Отечества? Кому, если сами дружно взялись и вывернули наизнанку это Отечество?
Да ведь не Шульгин тому виной. И не Гучков. Предложи умеренному либералу Гучкову тридцать тысяч целковых за желаемый неумеренными либералами исход думской миссии к Царю в Ставку - пристрелил бы мерзавца без колебаний, не имея в мыслях даже теоретической возможности дуэльного поединка. Совесть их, не отягощенная сребрениками, чиста была. А душа казнилась.
Через два дня Николай спохватился. Сказал начальнику штаба Ставки генералу Алексееву, что передумал, и велел послать в Петроград телеграмму, отзывавшую поспешное отречение в пользу брата Михаила, тоже отрекшегося к тому времени. Генерал телеграмму принял, но отправлять не стал. Так и проносил в кармане, пока все не рухнуло на фронте, в тылу, в головах.
После большевистского переворота в октябре 1917-го Алексеев бежал на Дон, где принялся сколачивать костяк Добровольческой армии, желая искупить зло, содеянное из благих побуждений. Спустя год осознал, что такое зло искупить невозможно.
8 октября 1918 года генерал от инфантерии Михаил Васильевич Алексеев застрелился в Екатеринодаре. Записки никому не оставил. Душе не вымолить амнистии у Бога, а просить прощения уже не у кого было.
Комментарий к несущественному
Николая II вынудили отречься от престола во имя спасения России - так всем казалось. Импичмент дураковатому Ельцину был инициирован во имя той же цели - так всем хотелось. Беловежского сговора ему не простили. Не только Чечня - подавляющее большинство населения страны высказалось на референдуме за сохранение СССР. Взамен получили то, что получили. Разруха в голове гаранта обернулась разрухой державы. Кто виноват?
Писатель Михаил Веллер: «Внимание. Стоп-кадр. Увеличьте изображение. Это Беловежская пуща, Вискули. Трех козявок видите? СССР больше нет. Империя распущена. Что сказали мыслящие люди? Ни хрена не сказали. Ум нации понял не больше ее задницы...»
Одна из упомянутых козявок - тогдашний председатель Верховного Совета Белоруссии Станислав Шушкевич. Либерал, конечно же. И вот задумал этот либерал на склоне лет написать мемуары, чтобы задним числом и умом хоть как-то оправдаться за Беловежский сговор 8 декабря 1991 года. Руководствовался, видимо, любимой присказкой лжецов всех времен и народов: «Поймите меня правильно».
Подойдя в творческом процессе к главному вопросу, обратился в республиканский архив за историческим договором. А там его нет. И, похоже, нигде нет. «У нас находится только заверенная копия Беловежского соглашения от 8 декабря 1991 года», - заявил глава архива СНГ Василий Астрейко.
Коль нет оригинала, то нет, стало быть, и никаких оснований считать, что СССР прекратил свое существование как субъект международного права. Согласно части 6 статьи 71 Арбитражного процессуального кодекса РФ нельзя считать доказанным факт, подтвержденный только копией документа без его оригинала. Это все равно, что с копией паспорта пытаться оформить право на наследство.
Возможно, в загадочном исчезновении договора, подписанного Ельциным, Кравчуком и Шушкевичем, повинна еще одна «козявка» - исполнительный секретарь СНГ Борис Березовский, спьяну назначенный Ельциным, а с похмелья отставленный. То есть, кто виноват, более-менее понятно, но кто возьмет на Себя смелость сказать, что теперь делать?..
Депутаты идут оптом
Великие империи создавали великое искусство. Невеликие демократии создают рынок, где это искусство продают удачливым ворам. Но торговать мандатом, голосом народного избранника - это надо быть моральным уродом, то есть маленьким Чубайсом, знающим, что большой и рыжий купит, если не тебя, то твоего фракционного товарища - кнопочника, который пробежится по рядам - и станут все «за». Или «против». Как скажет заказчик, ибо он всегда прав. На Украине их прозвали «кнопкодавами».
Разумеется, в Думе не все продажные. Допустим. Но кто-нибудь из непродажных взял на себя смелость раскрыть, почему провалился импичмент Ельцину и назвать имя оптового скупщика голосов Анатолия Чубайса? Кто-нибудь из честных депутатов заикнулся о том, что Чубайс истратил 35 миллионов долларов на покупку думских голосов только во втором чтении проталкиваемого им законопроекта о реформированиии РАО «ЕЭС России», предусматривавшего расчленение и последующее разворовывание единых энергосистем, стратегическая значимость которых в том и заключалась, что они едины?
Депутаты молчали в тряпочку. Потому что брали «отступные» и когда голосовали против импичмента, и когда соглашались за соответствующую плату раздербанить «ЕЭС России». Пожалуй, только экономический советник президента Андрей Илларионов, не вполне адекватно воспринимавший действительность, с дотошностью лектора из общества «Знание» подводил теоретический подкоп под воровской проект Чубайса. Когда несчастный, наконец, подвел, поезд уже ушел, преодолев третье чтение.
А надо было не ковыряться в носу Чубайса, не топить суть дела в сравнительном анализе черного с белым, поскольку и так ясно, откуда темень грозит России. Грохнуть надо было кулаком по думской трибуне, и заявить о массовом «озеленении» депутатского корпуса, потребовать независимого расследования источников финансовых поступлений на личные счета народных избранников. А президенту Путину на основании результатов расследования распустить собрание «дикарей». Как распускал Думу Николай II с подачи премьера Столыпина трижды. Ну так то - Столыпин, которого остановил только выстрел Мордки Богрова, ставший восьмым или девятым по счету покушением на премьера.
Сопроводив недоумение ненормативным жестом, скажем, что близится приватизация госкорпорации «Роснано» в числе наиболее привлекательных компаний, которым, по велению премьера Медведева, надлежит стать частной собственностью. Понятно, что ОАО «Российские железные дороги» или «Роснефть» котируются на предстоящих торгах высоко. Но вот «Роснано» - кто и с какого перепугу кинется скупать акции этой шарашки, возглавляемой Чубайсом? Не имеет никакого значения, что за четыре года корпорация получила около 200 миллиардов рублей - больше, чем все капиталовложения в подобную отрасль в США и Европе вместе взятые. Этих денег нет, как нет и любых других на счетах «Роснано». Бабло рубят, а брызги не летят.
Единственным достижением компании за последние четыре года стал электронный учебник для школьников, заменяющий традиционные бумажные и облегчающий ранец в несколько раз. Только почему-то умалчивается, что это разработка британской фирмы «Пластик Логик». Гибкие дисплеи этой планшетки производятся в Дрездене, а сама планшетка собирается в Кремниевой долине в США. Где лицензия? Нет лицензии. Украли, не спросясь. Тем не менее, кабинет Медведева одобрил воровское достижение Чубайса и выделил средства на строительство завода под Зеленоградом для производства замечательных планшеток, которые обойдутся в пять раз дороже обыкновенных учебников.
Реализация затеи стоимостью в несколько миллиардов еще не украденных рублей, к счастью, была заблокирована на начальном этапе открытия финансирования. Не депутатами профильного комитета Госдумы, озабоченными проблемой, как понадежнее укрыть за рубежом собственные трудовые сбережения, чтобы не погореть подобно одному из столпов «Единой России» Владимиру Пехтину, легкомысленно прикупившему солидную недвижимость в Майами. И не премьером Медведевым, вообще неизвестно, чем сейчас озабоченным. Просто в Минфине решили, что скоро самим пилить будет нечего, и стукнули на Чубайса куда следует, вот гайка и прижалась.
- Да, это иллюстрация того, что пока у нас не получилось, - скромно и честно заявил Чубайс. - Крайне тяжелая для нас история. Мы верили в эту идею, как верим в другую - применение нанотехнологии в области сейсмики. Есть уникальная программа на 60 миллиардов рублей по укреплению сооружений в районах, где велика вероятность сильных землетрясений. Смысл прост: при многих видах строительно-ремонтных работ нанопокрытие конструкций углеродной тканью может стать эффективным и дешевым способом упрочнения сооружений, включая полуразрушенные железнодорожные мосты, которых у нас в избытке. Не нужно ничего сносить и строить заново: пришли двое работяг, наклеили тряпочку, и мост опять готов служить годами. Утрирую, но принцип таков. И всего-то надо каких-то шестьдесят миллиардов рублей...
Про «Калиостро с рубильником» и без оного - сказано и написано много всего ядовитого и яростного. Можно еще больше, но к чему? Существует анекдот, родившийся сразу после нелепой попытки покушения на него в марте 2005 года, и этим анекдотом исчерпываются все вопросы касательно личности и судьбы Чубайса: «Чубайс заявил, что ему известны люди, желающие его смерти. Оглашение полного списка решено совместить с обнародованием результатов переписи населения».
В глаза ему выражали сочувствие и отсылались к провидению, каковое позволило Анатолию Борисовичу выйти целым и невредимым из ниспосланного испытания. За спиной звучали иные слова: «Чубайс воскрес? Скорее высунулся из котельной и превратился в блеклого имитатора, вождя полусвета, свадебного генерала от правых сил». И еще что-то насчет «протухшей звезды политического небосклона».
Если звезды на небе протухают, значит ли, что это кому-нибудь нужно? У Сент-Экзюпери нет ответа. Но к нему и вопроса такого нет. Все вопросы к «рыжему аллергену». Вот, например. Рядовому электрику с Гданьской судоверфи Леху Валенсе удалось стать вождем революции, а затем и президентом Польши - почему же главному энергетику страны, а ныне столь же главному «бананотехнологу» катит вечный облом? Много врет? Ну, так ведь все политики врут, и все много. Правда, с Чубайсом в этом смысле не сравнится никто - он врет вдохновенно и страстно даже тогда, когда в этом нет необходимости.
Интересно другое. За все годы пребывания в политике он никогда, ни при каких обстоятельствах не стремился стать депутатом Государственной думы. Бывало, оставался не у дел, если не считать делом создание рейдерской фирмы «Монтес Аури», когда его поперли из правительства, но в Думу - ни ногой. Почему? Рядом становится еще одно «почему». Говорить о возможном покушении на себя Чубайс стал давно. Причем только в беседах с зарубежными политиками и корреспондентами солидных американских газет. Те корректно сопереживали, интересовались подробностями, изумляясь последним. Подробности варьировались в диапазоне от фугаса на дороге до гранатомета за углом. «Согласитесь, - говорил он, - когда ты каждый вечер приходишь домой и думаешь, что за углом может быть киллер с противотанковым гранатометом, восприятие политического риска меняется». Собеседники соглашались и сокрушались.
О реактивных установках залпового огня типа «Ураган» или «Град» речи не шло, то есть какой-то предел нескромности присутствовал. А мотив предполагаемой жестокой расправы рисовался только один: месть со стороны тех, «чье понимание несправедливости приватизации существует на уровне подсознания». Подтекст страшилок очевиден: я сдал вам Россию, готовую к употреблению, меня тут собираются грохнуть за это, а вы там и ухом не ведете.
Вождь рыночного полусвета из котельной не понимал главного, на чем сходились все западные эмиссары: Чубайс сделал свое дело, Чубайс должен уйти. Западу нужен жертвенный ореол мученика, павшего за либеральную рыночную демократию в России. Живой мученик мешает уже одним своим присутствием, на всяких форумах, в кулуарах коих он постоянно твердит о том, что недооценил степень глубокой ненависти к нему в России, стараясь выглядеть при этом Александром Матросовым, выбирающим подходящую амбразуру, которую готов закрыть последней грудью.
Между тем он действительно боится за свою жизнь, именно поэтому ни разу за свою карьеру не рискнул пойти в Думу в качестве «народного избранника» от правых сил. Для него это означало бы лишиться полутора сотен личных охранников, оберегавших его от гранатомета за углом на всех постах. Ведь нанять киллера, под заказ на депутата - это сегодня что такси вызвать. Как это случилось со многими депутатами - Юшенковым, Головлевым, Старовойтовой и прочими, менее заметными фигурами. Сплошь все святые люди, клейма ставить некуда.
Комментарий к несущественному
С крыш капала весна. В Чубайса целились, но не попали. Интерес к пиротехническому аттракциону, случившемуся на Минском шоссе восемь лет назад, иссяк стремительно. Сенсации не случилось. Любви народной к объекту покушения не прибавилось. Ненависти тоже. Потому как - куда уж больше. Случился всплеск весеннего обострения политических недугов, ничем не напоминавший убойный детективный сюжет.
Высокие мотивы тут отсутствуют, а низкие обсуждать не имеет смысла. Вот если бы попали...
В июле 1998 года президента Ельцина должны были арестовать в Кремле. Власть в стране перешла бы к военным. Точнее, к пятерке руководителей Комитета спасения России. Затем - созыв Учредительного собрания и прозрачные, честные выборы. Все было готово, все расписано - кто из какого региона за что отвечает после прибытия в Москву: мосты, железнодорожные станции, связь, аэропорты, центры снабжения и прочее.
Парализовать аппарат правительства дело и вовсе не хитрое: пришли десять человек с убедительными аргументами в руках, отключили АТС-1, АТС-2, и все - нет управления. Мэр Лужков конфиденциально заверил: обеспечим полную поддержку.
Со всем остальным точно так же. Прибыли, не запылившись, в Останкино, по телевизору объявили, что Ельцин низвергнут- вот его последний указ о сложении полномочий. Кто-то сомневается, что он подпишет такой указ? Не смешите серьезных людей в погонах. У серьезных людей имеется свой подход: «Паяльник в задницу и стакан водки в глотку- подпишет что угодно. Это вам не придурки с ГКЧП, которые тряслись и не знали сами, чего хотят».
Если серьезно, то летом и осенью 1997 года к участию в грядущем перевороте были привлечены воинские части, дислоцированные в 16 городах России - «от Рязани до Казани». В их числе Таманская мотострелковая и Кантемировская танковая дивизии, Отдельная мотострелковая дивизия особого назначения имени Дзержинского, волгоградский 8-й гвардейский корпус, Рязанское высшее училище ВДВ, Севастопольская седельная бригада морской пехоты и т. д.
Главный запасной командный пункт Вооруженных сил России готов был предоставить секретные линии связи со всей страной. Да что там - со страной! Со всем миром. Большой начальник, которому дали большие бабки, сказал бесхитростно: «Когда надо, я сниму охрану, сам уйду - и будет вам связь хоть с космосом. За это можете не беспокоиться».
Захват Кремля планировалось осуществить 20 июля 1998 года, но тут произошло нечто, никем не предвиденное. В ночь на 3 июля главный организатор заговора генерал Лев Рохлин был убит на своей даче в деревне Клоково Московской области. Генпрокуратура объявила, что в спящего генерала выстрелила из наградного пистолета его жена Тамара Павловна. Причина банальная- тяжелая семейная ссора.
Спустя два дня после убийства Рохлина в лесопосадке, находившейся в 800 метрах от дачи, обнаружили три обгоревших тела со следами контрольных выстрелов. Эксперты выдали заключение: трупы пролежали не менее двух недель. Местные жители недоумевали: такого не могло быть хотя бы потому, что стояла 30-градусная жара. Но их слушать не стали.
Героя афганской и чеченской войны, неформального лидера Вооружённых сил России Льва Рохлина тихо похоронили. Тамару Павловну, обколотую психотропными препаратами до бесчувственного состояния, отправили в СИЗО, где она провела более шести лет, после чего Нарофоминский суд приговорил ее лишь к четырем годам заключения и выпустил на свободу.
Следствие по делу о несостоявшемся военном перевороте закончилось ничем. Обвинения никому не предъявили. Все ограничилось чисткой в офицерских рядах и расформированием 8-го гвардейского корпуса, которым с 1993 года командовал генерал Рохлин.
Настоящих убийц не нашли, потому что не искали.
Комментарий к несущественному
Лев Рохлин действительно готовил военный переворот, и этот факт по-своему уникален в российской истории, если брать за точку отсчета восстание декабристов в 1825 году. За прошедшие с тех пор почти два века во всех революциях, государственных переворотах и мятежах армия если играла какую-то роль, то это была роль стороннего наблюдателя - сочувствующего или негодующего, не имеет значения. Армия вне политики.
Когда в мятежном октябре 1993 года Ельцину для спасения своей гнилой власти понадобилось участие армии, тогдашний министр обороны Павел Грачев лично уговаривал офицеров Кантемировской дивизии вывести танки на Красную Пресню. Доставал из своего кейса по десять тысяч долларов каждому согласившемуся, сумев набрать в итоге лишь четыре неполных танковых экипажа для стрельбы холостыми по Белому дому.
Гвардейская Кантемировская фактически послала на три веселые буквы - и президента Ельцина, и вице-президента Руцкого, и министра Грачева, но втянуть себя в авантюру, чреватую гражданской войной, отказалась категорически. Точно так же поступили в других частях и соединениях.
Генерал Рохлин тоже послал подальше всех упомянутых лиц и тоже обратился к армии. Только слова были другие: «В нашей стране ничего поправить нельзя при тех людях, которые сейчас у власти и которые разворовывают Россию. Отсюда ближайшей нашей задачей ставится смена политического курса государства. Я намерен действовать строго, в рамках Конституции, но только до тех пор, пока она не будет нарушена с той стороны...»
Армия его услышала, Армия поняла, что генерал призывает осуществить в стране военный переворот. Тут истина: армия всегда неблагонадежна по отношению к обворовавшей ее власти. Согласились пойти за Рохлиным все, к кому он обращался, хотя и понимали, чем рискуют. К заговору против кремлевской власти присоединилась даже половина личного состава президентского полка Боевого оружия и патронов у плац- парадных гвардейцев не имелось, но они согласны были и на паяльники.
«Молитесь за нас!..»
Много лет подряд российская армия, имея восхитительных руководителей в лице министра обороны и Верховного главнокомандующего, отдавала предпочтение другому человеку, открыто выражающему ее интересы, то есть - неформальному лидеру. Когда-то таким был командующий 40-й армией генерал Громов, затем - Александр Лебедь. Правда, герой Приднестровья недолго пребывал в кумирах. Армия не простила ему ни позорного сговора с Ельциным, когда он в 1996 году сдал голоса своих избирателей в обмен на зыбкий пост секретаря Совета безопасности, ни тем более унизительных переговоров с главарями чеченских боевиков, каковые лишь спровоцировали новый виток войны. О тесном сотрудничестве с Березовским незачем и вспоминать. С ним генерал Лебедь утратил остатки былого авторитета.
Павел Грачев - бравый десантник, пять лет Афгана за плечами, Герой Советского Союза, но не орел, сказала бы Нонна Мордюкова, нет, не орел. Тоже и понимать надо, сколько ушатов грязи вылито было на него в 90-е годы. Сейчас смешно вспоминать, с каким упоением оттопталась на нем либеральная пресса, организовавшая целенаправленную кампанию под заемным слоганом «Вор должен сидеть в тюрьме!». И это за два представительских «мерседеса», приобретенных для Министерства обороны. Понятно, что не за «мерседесы» его полоскали, а за стойкое и вполне обоснованное презрение к либеральным «гаденышам», но формально за лимузины. По поводу экс-министра Сердюкова, уворовавшего со своим «дамским спецназом» десятки миллиардов рублей, такого ажиотажа не наблюдается. Та же пресса лениво гадает: накажут его хоть как-то или другую должность дадут?
Некоторое и очень непродолжительное время формальным и неформальным лидером армии являлся «элитный», по выражению Лебедя, генерал Игорь Родионов. Но Ельцин сдуру переодел министра обороны в цивильный пиджак, как того требовали либеральные взгляды, и тот с покорной обреченностью снял погоны генерала. Армия не понимала, как он мог смириться с таким унижением, а сам Родионов не понимал, что партикулярный пиджак не спасет его от изгнания. В итоге и погоны потерял, и поста лишился. Не орел. Нет, не орел.
А вот Льва Рохлина армия приняла сердцем и душой. Свой он был. В доску, в кирзачи, в портянку - свой, и все тут. Родился своим. И произошло это в захолустном Аральске в 1947 году. Не исполнилось ему и восьми месяцев, как расчетливый папик ухлестнул за какой-то Фрумой Цудечкис из Мелитополя и бросил русскую бабу с тремя своими детьми. Сам Лев Рохлин впоследствии вспоминал о тех годах без надрыва и горечи, зато с полным осознанием полезности ранней ответственности за семью: «Детство выпало тяжелое, на выживание. Это сейчас охота и рыбалка - хобби, а тогда только за счет этого и выживали. Добыча пропитания в самом буквальном смысле этого слова спасла меня от многих пагубных привычек. Я до сих пор не курю, а вкус вина узнал, лишь будучи офицером. Тогда не было времени шляться по поселку. Каждый день 50-килограммовый мешок с сетями за спину - и вперед, километров на десять-пятнадцать. Бегать стал. Благодаря спорту, если это так называть, попал «в свет» - областной город Кызылорду. Там впервые увидел пятиэтажные дома, стадион, траву. Помню, лежу на ней и все не верю- трава! Настоящая трава, которую я в своей жизни раньше не видел...»
В Афгане Рохлин, как и Грачев, воевал пять с лишним лет. Был представлен к званию Героя, однако документы затерялись в каких-то кабинетах. Но тогда Рохлина знала еще не вся армия. Кумиром ее он стал в Чечне. С чего бы, если взглянуть со стороны. Грубо вылепленное солдатское лицо, какие-то нелепые очки с треснувшим стеклом, потертый бушлат- сидит себе никакой генерал на КП в развалинах дома и, пережидая грохот очередного разрыва, что-то спокойно втолковывает командиру батальона... Тоже ведь не орел, с какой стороны ни смотри.
А начиналась Чечня для генерала Рохлина 31 декабря 1994 года. Только поздним вечером он сумел наконец дозвониться до жены в Волгоград. Хотел поздравить свою Тамару с Новым годом, сказать ей что-то теплое, но требовательный зуммер армейской связи позволил вымолвить лишь три слова: «Молитесь за нас!..» Из штаба группировки прозвучала кодовая фраза, означавшая, что передовые части корпуса должны немедленно выдвигаться на исходные - штурмовать Грозный.
Команда поступила раньше контрольного времени, что само собой отменяло намеченную артподготовку. Никакого тактического замысла это убийственное решение не таило. Просто министр обороны Грачев не хотел откладывать некое приятное событие. На встречу Нового года была приглашена Маша Распутина- зачем томить девушку ожиданием праздника, когда он уже на пороге, а город Грозный не такой уж и грозный? Чего доброго дива упорхнет в Гималаи, не дождавшись артподготовки от бравого десантника.
И батальоны 8-го гвардейского корпуса без промедления проследовали в обещанный вайнахами ад: «Молитесь за нас!..»
Лебединая песня Льва
Невозможно пробиться к цели, руководствуясь тем, как мир должен быть устроен, а потому следует пробиваться, исходя из того, как он устроен на самом деле. И все-таки, с какой стороны ни смотри, не мог генерал Рохлин потерпеть неудачу в задуманном деле, к реализации которого тщательно готовились целый год. И люди-то все - не дилетанты, не авантюристы, не карьеристы. Люди вполне состоявшиеся. В числе участников военного заговора значились бывший министр обороны Игорь Родионов, бывший командующий ВДВ Владислав Ачалов, экс-глава КГБ Владимир Крючков и еще целый ряд не менее примечательных отставников, обладающих серьезным влиянием и связями в силовых структурах.
Лев Рохлин за год объездил полстраны и нигде ни в чем не знал отказа. В него верили, как верят в надежду. Губернаторы, директора крупных заводов без колебаний обязались по первому сигналу предоставить транспорт для одновременной доставки в Москву до двадцати тысяч бойцов. Железнодорожники пообещали прицепить по паре лишних вагонов к пассажирским поездам, следующим в столицу: «Набьете народу, сколько сможете, остальное - наше дело». В укромных тупиках стояли подключенные к сети рефрижераторы с тушенкой и другими продуктами. Мэр города Волжского Евгений Ищенко закупил пять тысяч комплектов обмундирования для гражданских участников операции.
В деньгах тоже не испытывали недостатка. Крепко помогли предприятия военно-промышленного комплекса, лишившиеся госзаказа - выскребпи из сейфов последнее и отдали под лебединую песню Льва Рохлина, лишь бы она прозвучала. Руководители успешных фирм давали не только средства, но и наперед согласовывали с ним время и место массовых протестных акций, имевших цель не столько выразить свое отношение к политике кремлевской Семьи, сколько перекрыть в случае необходимости дороги прокремлёвским силам. Свою работу выполняли офицеры из Движения в поддержку армии.
Можно не говорить, но истины ради, стоит все же сказать негласная мощная поддержка шла и от президента Белоруссии Александра Лукашенко. Подробности неизвестны, кроме того, что в самом начале подготовки операции имела место тайная встреча председателя думского комитета по безопасности Льва Рохлина с Александром Лукашенко - где-то в лесу на границе с Белоруссией. На людях оба делали вид, что не знакомы друге другом, но встречались, судя по всему, не один раз.
Это уже высокая политика. А вот на самом низу дело порой доходило до анекдотичных ситуаций. Бывший заместитель командира 8-го корпуса полковник в отставке Николай Баталов пронес через ворота Спасской башни два чемодана с затворами для карабинов бойцов президентского полка, поскольку у них затворы были чисто декоративными, без бойков. Точно таким же путем доставили и чемоданы с боевыми патронами. А мы-то думали - мышь не проскочит.
Первый тревожный звоночек прозвучал в конце июня 1998-го, то есть почти за месяц до начала выступления. В Волгограде это случилось. Командиры собрались, чтобы обсудить последние детали операции. Встреча проходила в уютной баньке, снятой до утра. Лучшего места не придумать: собрались мужики попариться, пивка попить, отдохнуть душевно. Вот и попарились, порешали вопросы. Большинство разъехалось где-то к середине ночи, а в четыре утра все вокруг загудело, залязгало, крики послышались: «Выходи по одному! Руки за голову!» Баню блокировала бригада внутренних войск из Калача.
Лев Рохлин в те дни тоже был в Волгограде. Все понимали, если не поспеет он в Москву к началу заседания в Госдуме, некому будет прикрыть людей. Колесо завертится- не остановишь. А командный пункт управления всем ходом операции уже в поле, там же двадцать машин, оснащенных системами дальней связи. Это не просто улика, это провал. К счастью, калачевские овчарки не знали про КП и про все остальное. А так- какие претензии? Баня на Руси - святое дело.
Рохлина чудом успели доставить в Москву - прямо на Охотный рад. А в Думе к нему уже с вопросами. Рохлин спокойно: ничего, мол, не знаю, только что с дачи вернулся - где подмосковное Клоково и где Волгоград? Не знал он другого- Ельцин в Кремле уже рвал и метал: «Смести всех этих Рохлиных!» Не знал генерал и того, что в Кремле, вдоль внутренней стены- от Петровской до Первой Безымянной башни - стояли за пышно зеленеющим насыпным взгорком десять новеньких БТР-80А, оснащенных автоматическими пушками и спаренными с ними крупнокалиберными пулеметами с углом наведения в 360 градусов, что означало возможность стрелять вкруговую. Вопрос, куда именно стрелять, перед Кремлем уже не стоял. Крупнокалиберные пулеметы были установлены на башнях по всему периметру Кремлевской стены.
Ельцин в те дни пил по-черному. И страшно было - за край сознания, и мутная злоба выплескивалась за этот край. Он не забыл, как с похмельного великодушия повелел удостоить генерал-лейтенанта Рохлина звания Героя России за штурм Грозного, а этот генерал, понимаешь, заявил, что в гражданской войне ни героев, ни победителей не бывает. Бывают только жертвы с обеих сторон, а потому - какие награды?.. Не забыл гарант Конституции той оплеухи по глупой своей физиономии и с утра до вечера требовал «самых жестоких мер».
Пасти заговорщиков начали задолго до циркового аттракциона с проносом контрабандных чемоданов через ворота Спасской башни. Собственно, потому и удалась эта авантюра, что ей позволили состояться. За Рохлиным и его ближайшими соратниками были установлены тотальная слежка и прослушивание. Писали разговоры даже там, куда не ступала нога ФСБ. Мятежные генералы, казалось, вольны были высказываться без опасений быть услышанными чужими ушами. И они высказывались от души. И все это фиксировалось бездушными микропередатчиками: «Да что там Москва! Мы ее раздавим, народ поднимется! Дивизии все с нами, авиация поддержит...»
Без предательства тут не обошлось, конечно. Кому-то из полковников были обещаны погоны генерал-лейтенанта, кто-то по неопытности подставился сам, выбалтывая то, о чем и заикаться-то нельзя было. Как сезонный грипп, распространилась безоглядная уверенность в успехе переворота: такая за нами силища -кто и что помешать может?..
Сам генерал Рохлин, будучи никаким конспиратором, развил такую бурную деятельность, что это порой смущало даже соратников вроде многоопытного генерал-полковника Ачалова. На многочисленных встречах в регионах выступал с жесткими заявлениями, какие и сегодня услышать немыслимо. В стране царил бардак, это факт, но госбезопасность умела делать свою работу при любом бардаке. И Рохлин существенно облегчал ФСБ эту работу, открыто заявляя о необходимости силового захвата власти: «Вот сюда, в центр Волгограда, на площадь Павших Борцов и площадь Возрождения, мы выведем основные силы 8-го гвардейского корпуса. Отсюда начнется возрождение России!..»
Возрождение началось не оттуда, но генерал Рохлин стал первый павшим борцом за новую Россию.
В Кремле понимали, что громкий арест боевого генерала и всей верхушки заговора может повлечь за собой стихийные выступления армии. Бойцы, прошедшие Афган и Чечню, плюнут на всех и все и пойдут выручать своего батю - кто их остановит? Какой трибунал рискнет осудить любимца армии, которого еще надо лишить депутатской неприкосновенности? А это чревато. Защищаясь, депутат Рохлин получит трибуну и скажет на весь мир то, о чем говорил где-нибудь в Саранске или в том же Волгограде. Крупнокалиберные пулеметы тут бессильны.
Кумира нельзя арестовывать. Кумира можно убить. Тихо, незаметно, чужими руками. Пока разберутся, чьи это были руки, страсти поулягутся. Главное для Кремля - сделать вид, что ничего не происходит, потому что ничего и не происходило. Вот ведь и дела такого нет в Генпрокуратуре. Есть другое, возбужденное по факту убийства Льва Рохлина его несчастной женой Тамарой Павловной. Трудно вообразить себе, до чего порой доводят семейные ссоры...
Трудно вообразить другое - неистощимое коварство и беспредельную жестокость, замешанную на цинизме, с каким была задумана расправа над Рохлиным. Охрана дачи была подкуплена. Трое исполнителей вошли в дом и спрятались на чердаке. Ночью спустились и ввели спящей Тамаре какой-то препарат, после чего она перестала реально воспринимать окружающую действительность, а позже не могла вспомнить - сон это был или явь. Откуда на пистолете ее отпечатки пальцев, объяснить не могла: «Неужели это я своего Левушку?!.»
Потом еще три месяца Рохлину «долечивали» в психиатрической больнице, а уж затем был следственный изолятор, где ее держали так долго, как только могли, пока не вмешался Европейский суд по правам человека, отметив ничем не обоснованную шестилетнюю задержку судебного процесса.
За решеткой держали ее не потому, что дело чересчур сложное. Из потрясенной памяти Тамары Павловны должны были окончательно выветриться любые детали того страшного сна, который на самом деле был явью.
Комментарий к несущественному
Репрессии в той или иной степени коснулись всех командиров заговора. Под косвенными предлогами сняли с работы гражданских руководителей и глав администраций, поддерживавших Льва Рохлина. Кого-то, как мэра города Волжский Евгения Ищенко, посадили. Не пострадал лишь непосредственный участник мятежного «проекта» московский мэр Юрий Лужков. Ни прямо, ни косвенно. Никак.
На 3 июля, день убийства генерала, была запланирована на 11 утра встреча Рохлина с Лужковым. К этому времени мэр должен был отдать распоряжения об ограничении движения общественного транспорта, определить места стоянок военной техники, позаботиться о размещении тысяч вооруженных людей и еще о многом другом, включая больничные палаты. Лужков не сделал жчего. На З июля назначил необязательное совещание по градостроительной политике с выездом на объекты. Заранее знал, что встречи с генералом Рохлиным не будет. И что не будет ее уже никогда.
Канула в прошлое застойная формула жизни в России: верхи не могут, низы .... не хотят. Теперь и верхи могут, и низы хотят. В этом главный итог рыночных преобразований: верхи могут украсть и крадут, низы хотят украсть; но не поспевают за верхами. Историческое соитие клановых интересов состоялось после августовского дефолта 1998 года. К декабрю 1999-го верхи в основном завершили монетизацию общественного сознания. 480 физических ВИП-лиц украли и вывезли из страны миллиарды долларов, оставив низам искусство без культуры, выпивку без закуски, славу без чести и власть без совести.
Неглубокие низы долго смотрели вслед светлому будущему, напрягаясь конкретно в телевизор и постепенно свирепея лицом. Очень хотелось понять, почему не они подводят итоги, а итоги подводят их. По всему выходило, что больше других украл в России чужестранец по имени Уильям Браудер, который в 1996 году совместно с основателем «Рипаблик Нейшнл Бэнк оф Нью-Йорк» Эдмоном Сафрой учредил для работы в России инвестиционный фонд «Эрмитаж Кэпитал Менеджмент» и стал его гендиректором. Ковал бабло и творил добро одновременно, добро заключаюсь в том, что он внедрил в практику российского бизнеса золотое правило «отката». По размаху деятельности «Эрмитаж Кэпитал» очень скоро превзошел российскую фондовую биржу. Никто никого не обвинял. Просто перебирали мелкие подробности того, что верхи смогли, а низы только хотели. Подробности никак не вязались друг с другом, хотя и составляли единое целое.
В самом конце декабря 1999-го в Монте-Карло на бульваре Остецце ни с того ни с сего загорелся дом Эдмона Сафры, оснащенный всеми видами охранных систем, включая противопожарную. Монакская резиденция банкира способна была выдержать удар ядерного заряда малой мощности, а загорелась изнутри от огонька обыкновенной зажигалки.
В ходе тушения обнаружили в ванной комнате бездыханное тело Сафры. По версии следствия, он пытался спастись от вооруженных налетчиков, заперся в ванной, где и задохнулся. Жене и дочери повезло. Они сумели укрыться в одной из дальних комнат и забаррикадировать дверь. Гувернантка погибла.
Информация об этой трагедии распространилась широко, но в России не была воспринята должным образом. До банкира ли, угоревшего в своей резиденции, когда в Кремле такие подвижки? Опостылевший Ельцин наконец покинул свой пост, передав страну мало кому известному полковнику КГБ Владимиру Путину, и в тот же день, 31 декабря 1999 года, в кремлевскую администрацию был назначен вообще никому не известный бывший доцент ЛГУ Дмитрий Медведев.
Никакой связи между этими событиями не просматривалось, и поэтому остался без внимания срочный вылет во Францию Бориса Березовского с огромным венком из 69 белых хризантем, который он возложил на могилу 69-летнего банкира, занесенного в черный список ФБР по поводу массового отмывания денег российских олигархических структур.
Подле могилы рядом с Березовским скорбел партнер усопшего - Уильям Браудер, ставший с этого дня единоличным владельцем инвестиционного фонда «Эрмитаж Кэпитал» и всех его активов. Он поглядывал на часы и заметно нервничал. С минуты на минуту должно было поступить сообщение о ликвидации исполнителей налета на монакскую резиденцию покойного банкира.
Верхи догадывались, кто и почему заказал Сафру, а низы недоумевали: кому мешал жить этот старый ливанский еврей, больше всего на свете обожавший белые хризантемы?..
Комментарий к несущественному
Дмитрий Медведев не был знаком с Эдмоном Сафрой, открывшем в своем банке специальный счет, через который отмывали стабилизационный кредит МВФ для погибающей России на сумму 4,8 миллиарда долларов, а вот с Уйльямом Браудером общался довольно часто. Время делового общения пришлось на питерскую пору возмужания молодого юриста, перешедшего в ноябре 1993 года на должность директора по юридическим вопросам в ЗАО «Илим Палп Энтерпрайз». Через пять лет Медведев был избран членом совета директоров ОАО «Братский лесопромышленный комплекс». Закон там был один: лес рубят - бабки летят в офшор.
Не имело значения, что Питер и Братск находятся как бы на разных планетах. Правовое обеспечение экспортных поставок халявной сибирской древесины можно осуществлять хоть из космоса, главное – придерживаться рыночной формулы, придуманной главой фонда «Эрмитаж Кэпитал» Уильямом Браудером. Она была проста и понятна: круглый лес - от круглых дураков.
Ковать бабло и творить добро усидчивый Медведев научился быстро, поэтому, когда Браудера перестали интересовать просто акции российских предприятий и он сосредоточился исключительно на «голубых фишках» - высокодоходных ценных бумагах крупных компаний вроде Газпрома, в совет директоров газового монополиста был делегирован Дмитрий Медведев.
Акции Газпрома были недоступны для иностранных инвесторов, скупка их нерезидентами запрещена законодательно, однако у Браудера к тому времени уже работал веселый и находчивый юрист Сергей Магнитский. Точнее, не у Браудера, а на Браудера трудился управляющий партнер аудиторской компании «Файрстоун Дункен», ковавший бабло и творивший добро исключительно в интересах фонда «Эрмитаж Кэпитал».
Магнитский придумал сравнительно честную схему отъема акций Газпрома у государства. Созданы были три фирмы, две из них на офшорной территории Калмыкии, а еще одна- на Кипре. После перекрестного обмена акциями формально уже ничто не мешало Браудеру скупать активы Газпрома. Медведеву такое просто не могло прийти в голову, а Магнитскому вспрыгнуло еще и не такое. Он создал более двадцати подставных фирм, скупавших запретные для иностранцев акции Сбербанка, «Сургутнефтегаза», «Транснефти» и т. п. На должности их руководителей оформлял инвалидов, что позволяло легально снизить налоговую ставку в семь раз, извлекая попутный профит.
«Я санитар российского фондового рынка, - гордо заявлял Уильям Браудер британским верхам. - Предотвращаю стихийные последствия тяжелого финансового кризиса в этой стране. Мой дед Эрл Браудер был коммунистом, тринадцать лет возглавлял компартию США. Я же - капиталист. Но мы оба боремся с несправедливостью. В моем случае это несправедливость по отношению к акционерам-миноритариям, то есть к самым низам собственников, не имеющих права голоса. Мы победим!»
Российские низы с волчьей тоской внимали ежеминутно творящему добро Браудеру и думали о том, что с таким санитаром в России скоро все станет стихийным бедствием.
Что сказал покойник
Эдмон Сафра со своим контрабандным авторитетом в кругах мировой финансовой элиты и нежной любовью к белым хризантемам был убежден, что его офшорные кружева не распутает никакое ФБР. Просто нет на свете другого такого Сафры, способного понять, каким это образом цифры с большими нулями порхают, как бабочки, по всему свету, а сами деньги отдыхают в прохладной темноте хранилищ, достигая чистоты и свежести хризантем. Таким образом вершился переход дурного количества в образцовое качество. Сафра делал большое дело по-маленькому.
Когда в России бушевал жестокий финансовый шторм, оцениваемый в десять баллов, он подолгу размышлял за вечерней порцией «Чивас ригал» об удивительном свойстве русских- требовать от мира чести не по заслугам. Сам он, будучи выходцем из небогатой семьи ливанских евреев, ничего от мира не требовал, поскольку несчастный и потерянный этот мир не в силах дать ему ожидаемого только от Бога.
Немного не по себе стало, когда из России пошли нехорошие вести о возможном импичменте президента, а сам Ельцин, отправив в отставку премьера Кириенко, запил, как последний парижский клошар. Атмосфера в Москве накалилась до вулканического состояния, Генпрокуратура искала в Швейцарии следы пропавшего кредита МВФ, менеджеры банка «Креди Суисе» стояли на ушах, и тут, дураку ясно, что надо залечь на дно, переждать панику, забыть до поры о существовании девятизначного счета в банке Эдмона Сафры и о нем самом. Дураку ясно, а российским бизнес-жлобам невдомек. Из Москвы поступило платежное поручение о первой проводке на сумму, страшно вымолвить, два миллиарда 350 миллионов долларов в «Бэнк оф Сидней». То есть почти половина всего кредитного транша перебрасывалась из Нью-Йорка в Австралию на счета, принадлежащие через подставных лиц младшей дочери президента Татьяне Дьяченко. Вслед за ними в Сидней метнулся розовощекий, говорливый бойскаут Кириенко - это несчастье среднерусских равнин, и что туг можно сказать старому Сафре? Не по уму достаток, не по заслугам честь. Тупое счастье гвоздя, забитого в стенку по самую шляпку. Когда его выдернут, он уже не будет блестящим и стройным. Гнутым и ржавым он будет.
Сафра попытался дать понять своим московским контрагентам, что их действия, мягко говоря, неразумны, опрометчивы, что они чреваты серьезными осложнениями, как ранние заморозки для хризантем на открытом грунте, но те уперлись, как утюги - полное отупение, полное.
Отдав необходимые распоряжения садовнику, он собрался и вылетел в Москву. Может быть, и напрасно. Спокойного, рассудительного разговора не получилось. Русские вели себя так грубо и напористо, что Сафра окончательно понял: он влип в скверную историю. Уильям Браудер, который обещал встретить его в аэропорту, прислал вместо себя какого-то молодого нахала в бейсбольном кепи, представившимся юридическим консультантом фонда «Эрмитаж Кэпитал» Сергеем Магнитским. Браудер не отвечал на телефонные звонки, а Магнитский, похоже, даже не знал, что Эдмон Сафра - один из владельцев заведения. Зато знал Березовский, в чьем офисе на Новокузнецкой и проходила встреча.
- Меня обязали перевести в Сидней гигантскую, привлекшую ненужное внимание суму в самый непоходящий дпя этого момент, - сказал Эдмон Сафра, пренебрегая вступительной увертюрой. - Я выполнил рискованное поручение. Это была большая тупость с моей стороны. Теперь вы, господин Березовский и господин Абрамович, требуете, чтобы я перевел через Лугано еще полтора миллиарда на корреспондентский счет принадлежащего вам «Объединенного банка». Вы сами понимаете, чего добиваетесь? Эго же Швейцария! Там прокурор Женевского кантона Бертосса, там Карла дель Понте. Они только и ждут такого подарка. Вы отдаете себе отчет, что может произойти? Я не хочу провести остаток своих дней за решеткой. А вы? Что вы имеете сказать?
- Б...ь! - сказал Березовский в сторону. - Абсолютная!..
- Я что-то не пойму, - сказал Абрамович, - он твердо заковался, или просто вибрирует? Скажите ему, пусть выгоняет бабки, и все. Иначе он для нас - покойник.
-Что они говорят? -встревожился Сафра.- Почему мне не переводят?
- Это непереводимая игра слов, - усмехнулся переводчик. - К делу не относится.
Банкир смотрел на заспоривших собеседников остекленевшим глазом, бочковой сельди и думал о том, что с русской карусели он спрыгнет. Теперь Сафра был рад тому, что перед самым отъездом успел намекнуть агенту ФБР о возможности выявить в Москве систему увода стабилизационных кредитив траншей и схему связей высокопоставленных чиновников с крупными бизнесменами, которых здесь зовут олигархами. Про эту систему он знал и так, потому что ее придумал Уильям Браудер. Очень тонкий механизм, но им пользуются, как молотком, чтобы забивать гвозди. Они тупые, эти русские гвозди, а для тупых все кончается одинаково плохо.
- Давайте за встречу, - сказал Березовский. - Это ваш любимый «Чивас ригал».
- Я никогда не пью виски в середине дня, - раздраженно возразил банкир.
- И деньги ваши переводить в Лугано не стану.
Березовский принялся уверять его, что деньги в Лугано не задержатся – сразу уйдут на счета компании «Руником» Романа Абрамовича.
- А какая разница- буркнул Сафра. - Это ведь та же Швейцария, насколько мне известно. Прокурор Бергосса войдет в другие двери - что это меняет?
-У меня пять разных «Руникомов», - сказал Абрамович. - Есть в Англии, есть в офшорах. Мне все равно, куда упадут бабки.
- Вы слишком торопитесь жить, молодой человек, - вздохнул Сафра.
- А вы - умереть? - усмехнулся Березовский. - Напрасно.
- Я обдумаю ваш вопрос... - круглый сельдяной глаз банкира недобро блеснул перламутром и закрылся...
Месяц спустя, когда в Москве поняли, что Сафра и пальцем не пошевелил в сторону Лугано, на виллу «Леопольда» на юге Франции примчался взмыленный Березовский в сопровождении каких-то невнятных личностей кавказского типа и вновь Сафра три часа выслушивал доводы в пользу швейцарской транзакции, следил за полетом брызг изо рта визитера, почесывал свой нейродермит и думал о предстоящей подготовке хризантем для зимней выгонки. Пришла вдруг усталая мысль, что ему в конце концов наплевать на все эти игры. Пришла и осталась.
- Ладно, - сказал он. - Я сделаю то, о чем вы просите. Но учтите, если меня официально спросят, а спросят непременно, я не смогу ответить ничем, кроме того, что есть на самом деле. Завтра распоряжусь.
- Сегодня, -возразил Березовский. - Мы и так потеряли слишком много времени.
- У меня банк, а не бистро! Завтра. Но имейте в виду...
- Уже имею! - хрипло засмеялся Березовский. - Между прочим, давно хочу спросить. У вас дивные хризантемы, и так много. Что вы с ними делаете, когда они расцветают в таком количестве?
- Я с ними? – слабо удивился Сафра - Это они со мной что-то делают...
Он выполнил требование московских контрагентов, подкрепленное давлением со стороны своего партнера Уильяма Браудера, уверявшего, что кредит МВФ был поделен в Кремле задолго до 14 августа 1998 года, когда деньги перевели из Нью-Йоркского Федерального резервного банка на специальный счет в банке Эдмона Сафры. В доказательство того, что русские играют по своим правилам, Уильям привел ошеломительный факт «Бэнк оф Садней», поглотивший в конце августа почти половину кредитного транша, в сентябре прекратил свое существование. Все концы в воду. Эдмон должен наконец понять, что ничем не рискует. Абсолютно!..
Эдмон понял другое. Во всех аферах с кредитным траншем МВФ, окончательно потерянным для России, банкир Сафра оказался единственным и главным свидетелем, жизнь которого отныне ценилась не дороже пары корневищ хризантем, ожидавших зимней выгонки.
Внук коммуниста
Насчет деда Уильяма Браудера - чистая правда. С1932 по 1945 год Эрл Браудер возглавлял компартию США. Это такая необязательная солонка на политическом столе Америки, где все блюда давно пересолены. В1936 году ошалевший от хронического безделья коммунист Браудер даже поборолся за пост президента. Не ради победы или хотя бы почетного участия, а потому, что Москва выкатила под это мероприятие бешеную кучу денег. И Браудер громил капитализм, не вылезая из-под одеяла «Наш долг - помочь трудящимся спустить черный флаг пиратов Уолл-стрит, реющий над страной. Мы боремся с несправедливостью. Мы победим!»
И насчет «русских корней» главы воровского фонда «Эрмитаж Кэпитал» тоже правда. Отчасти. Это такие же корни, как, допустим, у Березовского или Абрамовича, периодически требующие зимней выгонки в условиях Матросской Тишины. Славный его дед Эрл Браудер, находившийся в СССР по линии Коминтерна, женился на выпускнице юрфака Ленинградского университета Раисе Беркман, которая к тому времени преподавала в МГУ. Отец Уильяма - Феликс Браудер родился в Москве, но учился и окончил университет уже в Массачусетсе. Про сына Билли, внука коммуниста, довольно долго говорили словами из анекдота: «Изя уже устроился? Нет, еще работает».
Билли Браудер действительно работал с невероятным для его корней напрягом. Если кто-то думает, что в России легко ковать бабло, выдавая его за добро, то он сильно ошибается. Просто украсть и смыться за пределы досягаемости, как поступил, к примеру, милейший Андрюша Бородин, президент «Банка Москвы», это как два пальца облизать после того, как открыл устрицу плоскогубцами. Ты попробуй создать относительно легальную систему легитимного воровства, сделай ее такой пушистой, что сами обворованные будут считать тебя благодетелем, вот тогда сможешь триумфально шагнуть из категории анекдотичного Изи, который еще не устроился, в высшую лигу игроков типа Браудера, обустраивающих окружающее пространство.
В 2005 году Браудеру вдруг аннулировали российскую визу - прямо в Шереметьево. И никаких объяснений. Но их и не надо было. Гастролирующий инвестор рад был тому, что не надели наручники, и проворно развернул оглобли. Сознавая, что это лишь начало грядущих бед, если не подсуетиться, Браудер в течение неполного года вывел из России все свои капиталы. Заодно эвакуировал в Лондон персонал «Эрмитаж Кэпитал» - к чему лишние свидетели? На опустевшем и обезлюдевшем хозяйстве остался зиц-председатель Фунт, он же Сергей Магнитский. Зачем молодому человеку, у которого отечественные камни в желчном пузыре, покидать родину? Ведь родина, она и за решеткой родина. В ноябре 2008 года Магнитский был ожидаемо арестован. Если бы не его смерть, последовавшая ровно год спустя, Браудер и по сей день молчал бы в тряпочку, ну а поскольку единственный свидетель крупнейшего нераскрытого преступления против государства своевременно покинул земную юдоль УФСИН, как эго сделал когда-то несчастный Эдмон Сафра, то заговорил Уильям Браудер. Он колесил по всему миру, призывая власти и бизнес-сообщество бойкотировать Россию, гнобящую в СИЗО своих лучших сынов и внуков коммунистов.
До начала президентской избирательной кампании в США его миссия не имела успеха - там же знали, кто такой , Браудер. Но когда колесо выборов завертелось и понадобились громкие пиар-акции, он обрел горячих сторонников в лице сенатора Бенджамина Кардина и конгрессмена Джима Макговерна.
Втроем они наваляли известный ныне «Акт Магнигского», заменивший устаревшую поправку Джексона-Вэника, и бывший санитар российского фондового рынка опять устроил жизнь под себя на зависть недоумевающим низам, для, которых светлое будущее ушло в прошлое, не задерживаясь в настоящем.
Низы недоумевали не скуки ради, а по поводу. Зачем в Матросской Тишине позволили умереть от банального холецистита Магнитскому, тогда как с него, единственного свидетеля и ключевого подельника Браудера, следовало пылинки сдувать? Почему в 2005 году завернули афериста в Шереметьево вместо , того, чтобы свинтить его на законных основаниях? И почему молчали все эти годы, пока в США не возник «Акт Магнигского» - коллективный геморрой для всех ветвей власти?
Есть еще один вопрос, который может послужить косвенным ответом на все предыдущие. Помимо реального холецистита и воображаемой сердечной недостаточности у Магнигского была засвидетельствована черепно-мозговая травма, полученная во время этапирования его из Матросской Тишины в Бутырку. Впоследствии указание на травму странным образом исчезло из медицинского заключения. Почему?
| А потому, что нё жилец был главный свидетель славных дел Уильяма Браудера, коему с опозданием на восемь лет предъявили обвинение в мошенничестве. Браудера уже не достать, а больше обвинять некого. И счастлив теперь Андрей Бородин, легко получивший под шумный скандал с «Актом Магнигского» политическое убежище в Лондоне. Легко, но не бесплатно. Пришлось отдать солидный пакет дорогих акций за одну только возможность беспрепятственного выезда из России. Кому отдать - вопрос лишний. Браудер знает, а остальным необязательно.
Хотя какой смысл скрывать, если можно парой слов отомстить за уполовиненный капитал? Так вот, пакет отравленных акций был отдан одному молодому человеку по имени Виталий Юсуфов, чей папа Игорь Ханукович являлся не столь давно министром энергетики. А Виталий, в свою очередь, передал пакет заказчику - другому « молодому человеку, который некогда работал с папой в Белом доме.
Отдал и отдал, не он первый, не он станет последним в ряду беглых банкиров и «санитарных инвесторов». Но песня совсем не о том. Самые отдаленные по времени и месту, самые необъяснимые для низов заморочки складываются в гармоничную мозаику криминальных смыслов, если знать, что «второго молодого человека» зовут Дмитрий Медведев.
Мы-то еще недавно думали, что либерализм есть нечто теплое, голубоглазое и пушистое. Как незабвенная овечка Долли. На этом сугубо настаивали благостно-постный, зомбированный академик Сахаров, неистовая гражданка США Людмила Алексеева, перепутавшая по причине старческого склероза страну обитания со страной проживания, первая красавица Демсоюза и единственный его член Валерия Новодворская, полузащитник прав человека и террориста Сергей Ковалев. Они сошли со сцены, породив новую популяцию болотных конферансье.
Мы-то думали, а либералы без раздумий, на голом моменте бараньих инстинктов объявили излишним, вредным и тормозящим демократический процесс - все, что невозможно оценить в твердой валюте, о чем и говорил в свое время Чубайс: «Что вы волнуетесь за этих людей? Ну, вымрут еще тридцать миллионов - так слава же богу. Они не вписались в рынок».
В рынок недурно вписались космополитические меньшинства, ведомые авангардом лузеров, юзеров, транссексуалов, либерастов, наркоманов и вырожденцев. Вписавшись в комфорт безответственности, провозгласили себя участниками «снежной революции». Таково было изначальное название протестного «марша миллиардов», свернутое за отсутствием снега в Москве. И стало движение «болотным». Либо мы не о том думаем, либо что-то неладно с либералами. Похоже, неладно все. Кто-то предал «белоленточные идеалы» вместе с трикотажным контрацептивом Артемия Троицкого, и в американском посольстве грубо захлопнули дверь перед «революционными хомячками»: вы не наши агенты, вы - агенты Кремля!..
И пошли они, стужей палимые, повторяя: «Суди его, Джон!» Хотя, по правде говоря, на нового госсекретаря США Джона Керри особых надежд не возлагали. Это не тетушка Хиллари - участливо отстегивавшая щедрые гранты на каждый протестный всхлип из России. Ни на кого они не возлагают надежд после того, как их предали.
Избытком мыслей удивить нельзя, удивили их отсутствием. Даже обласканный либеральной общественностью, съевший на этом не одну сотню водевильных собак Евгений Гришковец, и тот как с дуба рухнул, прозревая: «Нет никакой оппозиции. Есть набор фриков. Я вижу довольно энергичных и не очень умных людей. Они настолько нелепые, навязчивые и мелкие, словно находятся на госокладе. Им, наверно, специально платят, чтобы у нас была вот такая потешная оппозиция».
Собака съела Гришковца. Отповедь графоману и лицедею последовала от политтусовщицы Ольги Бакушинской незамедлительно: «Он ведет себя, как Сонька, которую за проституцию выгнали из публичного дома, изображает из себя невинную лилию и говорит, что его прям всего использовали эти гадкие люди. А на самом деле Гришковец - егозливая, бездарная сучка и всегда таким был. Пить ему надо меньше и языком трепать».
Болотная тусовка, уподобленная Бакушинской публичному дому, ужалась до пары десятков фриков координационного совета, прикованных друг к другу взаимным отвращением, мстительно требовала судить предателя. Не егозливый Гришковец имелся в виду и даже не плюгавый Шендерович с отмороженным Троицким. Это все беспричинно ликующие Соньки, уличенные в проституции - что с них взять?
Беда в другом. Тезис «короля играет свита» не прокатил. Король оказался мухой, пренебрегшей президентскими котлетами. За что боролись, не щадя живота Дмитрия Быкова?.. Бывшие оппозиционеры желали и жаждали страшного суда над виновником глобального облома- двойным агентом Дмитрием Медведевым.
Комментарий к несущественному
Настоящих, буйных мало, вот и нету вожаков. Сказал Высоцкий. И как в воду глядел. Во всех состоявшихся «цветных революциях» не по уму усердные делатели чаще всего даже не подозревали, в чем они участвуют на самом деле, борясь за все хорошее против всего плохого. Не только рядовые и безбашенные фанаты любой смуты, но и временные их лидеры, как правило, не осознают, что творят, находясь в блаженном плену заблуждений относительно своей роли.
С одной стороны, они как бы агенты прогрессивных мятежных сил, выступающих против засидевшегося правителя и его режима, а с другой, без всякого «как бы», это завербованные агенты подлинных организаторов управляемого хаоса. Есть некоторые нюансы. С Ельциным было просто. Барвихинский упырь порождал хаос самочинно - по причине врожденной тупости и застарелого алкоголизма. Окружению оставалось придумывать подробности созидательной работы с документами. Потом вместе садились пить виски из спецбуфета и хором пели про берег Дона, ветку клена и твой заплаканный платок. Бывшая держава неудержимо сползала в нищету и разбой.
А вот предшественник гаранта суверенных прав алкоголика, Горбачев, строивший социализм с человеческим лицом Раисы Максимовны, являлся классическим двойным агентом, подловленным и завербованным на непомерном тщеславии, алчной корысти и неодолимом желании во что бы то ни стало войти в мировую историю. Внутри страны на него сделали ставку «властоногие» аппаратчики ЦК КПСС. Из-за рубежа использовали как послушный инструмент слома СССР, главного геополитического конкурента США. В историю Горбачев не вошел, а вляпался. И стал ездить по миру с лекциями о том, как правильно свергать туземное руководство, попутно рекламируя дорожные сумки «Луи Витон». За рекламу платили больше, но давали реже.
В двадцатом веке прямая или скрытая вербовка руководства страны-конкурента стала наиболее эффективным способом устранения этой самой страны. В нынешнем столетии вся история «цветных революций» - это уже квинтэссенция метода разрушения через «агентов изменения», каковые раньше классифицировались в ЦРУ как «агенты влияния». Сам про себя агент может думать, что успешно служит и нашим, и вашим, это не возбраняется, а напротив - поощряется. Чем больше лапши на уши соотечественникам, тем проще достигается желаемый результат. Примеров тут масса: Саакашвили, Ющенко, все без исключения президенты прибалтийских лимитрофов, не говоря уже о среднеазиатских феодалах.
Иных уж нет, а Горбачев и по сей день не поумнел, полагая, что это он сам все придумал - изобрел порох, велосипед, перестройку, демократизацию, общечеловеческие ценности, общеевропейский дом и т. д. Дескать, настоящие цели состояли именно в этом, а развал СССР нечаянно произошел на пути к искомому счастью, но по вине совсем других людей. Он же отчаянно боролся за все хорошее против всего плохого. Новое мышление подвело. Оказывается, не там ударение ставил. Как гробовщик, подсчитал выручку с эпидемии чумы - и прослезился. Маловато было.
Калиф на полчаса
Журналистский пул премьера Медведева поредел до неприлично малого состава, да и оставшимся было не в кайф терять попусту время на протокольных сюжетах. Уж лучше тусоваться с микрофоном на митинговой площади и сквозь обрывки городского ветра смотреть на вертких арлекино, блестящих карлиц в норковых манто, на редкостных ослов, дешевых магов, дутых исполинов, резвящихся в пошлом шапито. А злоба дня безжалостно проста, как запертый в своей пустой свободе, не нужный никому калиф на полчаса.
Нелепо и смешно выглядит глава правительства, которого не приглашают на совещания к президенту по вопросам, относящимся, между прочим, к компетенции правительства же. Медведев выглядит жалко. По левую руку от него - позевывающий от дикой скуки вице-премьер Сурков, приставленный «смотрящим» от Кремля. По правую - вице-премьер Дворкович, уполномоченный полу-криминальным бизнес-сообществом следить, чтобы премьер по дурости не засветил реальные расклады грядущей приватизации остатков общенациональной собственности. Никакой другой государственной политики, кроме политики приватизации, здесь не предусмотрено. И нет другого пути, кроме как распределить ее между клиентами Дворковича. Разумеется, неравномерно, иначе в этом нет никакого смысла.
Аркадий Дворкович - теневой представитель партии условной Семьи, сформировавшейся во времена Ельцина и отодвинутой Путиным от власти по окончании его первого президентского срока. Они уже разменивали второе президентство Ельцина на бесцеремонное участие во власти. В Медведеве ожидали увидеть возможность повторения однажды проделанного. А протесты на площади с привлечением революционных «хомячков», бывших депутатов, бывших шахматистов, модернизированных Новодворских и антисанитарных Немцовых - это все дымовая идеологическая завеса, прикрывающая последний поход за собственностью глубоко эшелонированных олигархов, под блогерский речитатив Навального: «Вам надо протестов? Их есть у меня».
Ставку на Медведева сделали не только новые олигархи. Гораздо раньше, в ходе грузино-осетинского конфликта, на Западе получили однозначную информацию, что «ястребом» по отношению к Грузии является Путин, а Медведев - вполне себе «голубь». Недаром он так долго тянул с приказом ввести войска на территорию Южной Осетии. Тянул бы и дольше, но вмешался из Пекина Путин, и кукольная армия Саакашвили, побросав оружие и технику, разбежалась по виноградникам. Следовательно, Медведева нельзя критиковать, а напротив, похваливать и создавать видимость конструктивного сотрудничества, вплоть до так называемой «перезагрузки».
«Агент изменения» расправил крылья и созревал стремительно. Рискнул даже публично «поставить на место» Путина в ситуации вокруг Ливии. Каддафи все равно было не спасти, и Россия воздержалась по ливийскому вопросу на заседании Совбеза ООН, на что довольно жестко отреагировал Путин. И тут либеральный Медведев с административным металлом в голосе напомнил ему, кто нынче в доме хозяин.
Тетушка Хиллари искренне радовалась своему провидческому взгляду на кремлевского «голубя». Вот он, выстраданный Россией президент либерально-демократической направленности! А Пугина - под суд, в зиндан его, на нары! Дерзай, протестующая столица, с тобой Медведев. Пусть и вяловат он, и росточком не вышел, неказистый, но расхрабрился ведь на целый намек: не исключаю, мол, что в 2018-м войду в Кремль во второй раз - какие мои годы.
И вот уже ликует Шендерович: «Вдруг стало ясно: они никто. Вообще. Как только мы вышли в реал в стотысячном составе, «Путин и Ко» просто исчезли. Им оказалось нечего ответить нам по существу и нечего противопоставить в политическом поле».