Вечная жизнь. (Сборник)

1

К концу грозового летнего полудня, при наконец-то прорвавшемся сквозь лохматые черные тучи солнце, замок Джейнел был захвачен, а его население уничтожено.

До последнего мгновения фракции среди замковых кланов ссорились из-за того, как следует надлежащим способом встретить судьбу. Наиболее достойные и заслуженные джентльмены игнорировали сложившиеся обстоятельства и занимались своими обычными делами с большей или меньшей педантичностью, чем обычно. Немногочисленные кадеты, отчаившиеся, на грани истерии, разобрали оружие и приготовились сопротивляться последней атаке, Другие же, наверное, четверть общего населения, пассивно ждали, готовые почти счастливо искупить грехи человеческой расы.

В конечном итоге смерть пришла одинаково ко всем, и все получили столько удовлетворения от своей смерти, сколько мог дать этот в сущности непривлекательный процесс. Они сидели гордые, переворачивали страницы своих прекрасных книг или обсуждая качества эссенции вековой давности, или лаская любимую Фану. Они погибли, не соизволив удостоить вниманием этот факт. Горячие головы устремились вверх по грязному склону, который оскорблял всю нормальную радициональность, вырисовываясь над парапетом Джейнела. Большинство было погреблено под осыпавшимся щебнем. Некоторые добрались до гребня, чтобы стрелять, рубить, колоть, но сами были застрелены, раздавлены полуживыми энергофургонами, зарублены, заколоты.

Кающиеся ждали в классической позе искупления, на коленях, склонив голову, и погибли они, как считали, от процессов, в которых Мехи были лишь символом, а человеческий грех — действительностью.

В конце концов все погибли — джентльмены, леди, Фаны в павильонах, Крестьяне в стойлах. Уцелели только Птицы, создания неуклюжие, неловкие и грубые, забывшие гордость и веру, больше озабоченные целостью своей шкуры, чем достоинством своего замка.

Когда Мехи кинулись через парапеты, Птицы покинули свои загоны и визгливо выкрикивая резкие оскорбления, набирая высоту, полетели на восток, к Хэйдждорну, теперь последнему замку на земле...

Четыре месяца назад Мехи появились в парке перед Джейнелом, сразу после резни в Си-Айленде. Поднимаясь на башни и балконы, прогуливаясь по Солнечной Променад, с залов и парапетов, леди и джентльмены, в общем, около двух тысяч, смотрели на коричнево-золотых воинов. Настроение было сложным: веселое безразличие или легкомысленное презрение, скрывавшее дурное предчувствие.

Такие настроения были вызваны следующими обстоятельствами: собственной изысканно-тонкой цивилизацией, безопасностью, обеспеченной стеной Джейнела, и тем фактом, что они не могли ничего придумать для изменения событий.

Джейнелские Мехи давно уже ушли и присоединились к бунту. Для создания карательных войск, остались только Фаны, Крестьяне и Птицы.

Сейчас казалось, что в таких войсках не было нужды. Джейнел считался неприступным. Стены в двести футов высотой были из черного расплавленного камня и удерживались сетями из серебристо-голубого сплава. Солнечные ячейки обеспечивали замок энергией, а в случае крайней нужды можно было синтезировать пищу из двуокиси углерода и водяных паров, равно как и сироп для Фан, Крестьян и Птиц.

Джейнел был самообеспечивающимся и безопасным домом, хотя и могли возникнуть неудобства, а Мехов для работы не было. Значит, ситуация складывалась тревожной.

После наступления темноты Мехи выдвинули вперед энергофургоны и землеройки, и начали воздвигать вокруг Джейнела насыпь.

Ничего не понимающие обитатели замка видели как быстро растет насыпь, что она достигла уже высоты пяти футов.

Тогда стало ясным намерение Мехов, и беззаботное состояние сменилось страхом.

Все джентльмены Джейнела были эрудитами. Одни — в области математики, другие глубоко изучили физические науки. Собрав отряд из Крестьян, джентльмены попытались привести энергопушку в боевое состояние, но это оказалось невозможным из-за повреждения отдельных компонентов, которые можно было бы и заменить из мастерских Мехов на Втором подуровне, но никто из группы не обладал никакими знаниями о механической номенклатуре или складской системе.

Уоррик Мейденси Арбан (что значит, Арбан из семейства Мейденси, клана Уоррик) предложил, чтобы группа Крестьян обыскала склад, но ввиду их ограниченных умственных способностей, ничего найдено не было, и весь план восстановления энергопушки ни к чему не привел.

Благородные леди Джейнела завороженно следили, как земля все выше и выше поднимается вокруг замка. И вот в летний грозовой день насыпь поднялась над парапетами и земля стала осыпаться во дворы и на площади. Скоро Джейнел окажется погребенным. Вот тогда-то группа молодых кадетов, у которых было больше страха, чем достоинства, разобрала оружие и бросилась вверх по склону.

Пятнадцать минут бушевал бой и земля пропиталась дождем и кровью. Лишь ненадолго кадеты расчистили гребень, но Мехи перегруппировались и бросились вперед. Защитников замка становилось все меньше: четыре, один и потом никого. Никем не сдерживаемые, Мехи двинулись вниз по склону, преодолели парапет и перебили всех, кто был в замке. Джейнел, семьсот лет бывший местом процветания галантных джентльменов и грациозных леди, стал безжизненным местом...

Мех, стоявший словно экспонат в музейной витрине, был человекообразным существом, обитавшим по своей первоначальной версии на планете Этамин. Его жесткая бронзово-ржавая шкура поблескивала, будто навощенная. Торчавшие из головы и шеи колечки волос сверкали, словно золотые, а на самом деле были покрыты меднорозовой хромированной пленкой. Его органы чувств располагались в том месте, где у человека уши. Его лицо — оно часто вызывало шок у гуляющих по нижним коридорам, если они вдруг натыкались на Меха — было сморщенным мускулом, схожим по виду с непокрытым человеческим мозгом. Его рот, вертикальная неровная щель в основании его лица, был органом устарелым, из-за вставленного под кожу плеч скромного мешочка с сиропом. Органы пищеварения, первоначально использовавшиеся для переваривания питательных веществ из расположившихся болотных растений, атрофировались.

Обычно Мех не носил никакого одеяния, может быть, за исключением рабочего фартука или пояса с инструментами, и на солнце его бронзово-ржавая шкура имела красивый вид. Это был Мех-одиночка, существо, по сути столь же умелое, как и человек, наверное, благодаря превосходному мозгу, который функционировал как передатчик. Работая в массе, которая насчитывала тысячи, он казался менее превосходным, менее компетентным и гибридом солнечного человека и таракана.

Ученые мужи, а именно Моршинглайтский Д. Р. Дмарждайн и Силонсон из Туага, считали Меха мягким и флегматичным, но глубоко мыслящий Клагхорн из замка Хейджорн, имел другое мнение. Эмоции Меха, говорил Клагхорн, отличаются от человеческих эмоций и лишь едва поддаются пониманию, поэтому Клагхорн решил изолировать дюжину мехских эмоций.

Несмотря на такие меры, бунт Мехов оказался полной неожиданностью для Клагхорна, Д. Р. Джардайна и Силонсона да и для всех остальных.

«Почему? — спрашивали все. — Как могли, столь долго бывшие послушными группы, затеять смертоносный заговор?»

Самое разумное предположение было также и самым простым: Мех отвергал рабство и ненавидел землян, которые удалили его из естественной среды обитания. Те, кто спорил против этой теории, утверждали, что она проекцитирует человеческие эмоции и позиции на нечеловеческий организм, что Мехи имели все причины испытывать благодарность к джентльменам, освободившим их от условий Этамина Девятого. На это первая группа отвечала вопросом: «А кто теперь проекцитирует человеческие эмоции?»

И их противники чаще всего огрызались: «Поскольку, наверняка этого никто не знает, то одна проекция не более абсурдна, чем другая».

2

Замок Хейдожорн занимал гребень черной диоритовой скалы, смотревшей на южную часть широкой долины. Больший по размерам и более величественный, чем Джейнел, Хейджорн был защищен стенами в милю окружностью и триста футов высотой. Парапеты возвышались над долиной на полные девятьсот футов, с башнями, башенками и наблюдательными вышками, поднимавшимися еще выше. Две стороны скалы, на востоке и западе, круто возвращались над долиной. Северный и южный склоны, менее крутые, были превращены в террасы и засажены виноградниками, грушами и гранатами. Дорога, идущая из долины, вилась вокруг скалы и опускалась через портал на центральную площадь. Напротив стояла большая ротонда с высокими домами, двадцать восемь семейств расположились по обе ее стороны.

Первоначально замок, построенный сразу после возвращения людей на Землю, стоял на месте занимаемом теперь площадью. Десятый Хейдждорн собрал огромные силы Крестьян и Мехов, чтобы построить новый замок, после чего был разрушен старый. Двадцать восемь семейств вели свое происхождение с того времени. Это было пятьсот лет назад.

Под площадью находились три служебных уровня: стойка и гаражи на дне, потом мастерские и жилые помещения Мехов, затем разные кладовые, склады и спецмастерские: пекарня, пивоварня, гранильная мастерская, арсенал, хранилище и тому подобное.

Нынешний Хейдждорн: двадцать шестой по счету, был Клагхорн из Овервелей. Избрание О. К. Шарля на этот пост вызвало всеобщее удивление, так как, несмотря на элегантность, чутье и эрудицию, человек он был ординарный.

Внешне О. К. Шарль был даже красив, мужественное лицо с коротким костистым прямым носом, благородный лоб, серые узкие глаза. Но, едва опускались веки и уходили вниз жесткие белые брови, как оно сразу становилось упрямым и угрюмым.

Пост его, хотя давал мало, а то и вовсе не давал никакой формальной власти, обеспечивал всепроникающее влияние, и стиль джентльмена воздействовал на всех. По этой причине выборы нового Хейдждорна были делом немаловажным, предметом для всестороннего обдумывания. Избрание О. К. Шарля представляло собой компромисс между двумя фракциями среди Овервелей.

Два других кандидата от кланов тоже были уважаемыми джентльменами, но отличались, в основном, разными жизненными позициями. Первый — талантливый Гарр из семейства Пунбельд — являл собой пример традиционных доблестей замка Хейдждорн. Замечательный знаток эссенций, человек абсолютного вкуса, без единой складки в одежде, даже характерная розетка Овервелей всегда сидела на нем идеально прямо. Он соединял в себе беззаботность и чувство собственного достоинства. Его остроумные ответы сверкали блестящими аллюзиями и поворотами мыслей. Он мог цитировать все значительные литературные труды, профессионально играл на девятиструнной лютне, и, таким образом, постоянно требовался на обозрении Старинных Камзолов. Гарр не имел себе равных по эрудиции среди знатоков древностей, знал местоположение всех крупных городов Старой Земли и мог часами беседовать об истории Древних времен. Его военное искусство было непревзойденным в Хейдждорне, и вызов ему мог бросить только Д. К. Магдах из замка Делора, и вероятно, Бруман из Туанге.

Недостатки? Изъяны? Назвать можно было немного: сверхпедантичность, которую можно было истолковать, как раздражительность, неустрашимое упрямство, которое могло быть сочтено безжалостностью.

О. Ц. Гарра никак нельзя было отбросить как скучного или нерешительного, а его личная смелость была бесспорной. Два года назад заблудившаяся банда кочевников забрела в Люцерновую долину, перебила Крестьян, украла скот, и зашла столь далеко, что пустила стрелу в грудь иссетскому кадету.

О. Ц. Гарр немедля собрал карательный отряд Мехов и на энергофургонах бросился в погоню за кочевниками, нагнав их неподалеку от реки Дрея, у развилки Берстерского собора. Кочевники оказались неожиданно умелыми и не склонными к бегству. Во время боя О. Ц. Гарр показал свое умение атаковать, и конфликт кончился разгромом кочевников. Они оставили лежащие по полям двадцать семь тощих трупов в черных плащах, а то время как Мехи потеряли только двадцать убитыми.

Противником О. Ц. Гарра на выборах был Клагхорн, старейший из семейства Клагхорн. Как и О. Ц. Гарр Клагхорн отличался столь же изысканными манерами хейдждорского общества.

Он был меньшим эрудитом, чем О. Ц. Гарр и едва ли столь многосторонним, так как его главной областью изучения были Мехи, их физиология, лингвистические формы и социальные системы. Речи Клагхорна были более глубокими, но менее увлекательными, и не столь резкими, как у О. Ц. Гарра. Он редко употреблял экстравагантные тропы и аллюзии, характеризовавшие разговор Гарра, предпочитая почти начисто лишенный украшений стиль речи. Клагхорн не держал никаких Фан. Четверка О. Ц. Гарра, состязавшаяся на парадах Элегантности в Газе, была встречена восторженно, а на обозрении Старинных Камзолов выступление Гарра редко кто затмевал. Сильное различие между двумя джентльменами существовало в философских взглядах. О. Ц. Гарр был традиционалист, яркий представитель своего общества, безоговорочно подписывающийся под его принципами. Его не мучали ни сомнения, ни чувство вины, он не испытывал ни малейшего желания изменять условия, позволявшие весьма богато жить более чем двум тысячам джентльменов и леди.

Клагхорн, хотя и ни в коем случае не был искупленцем, но все же испытывал неудовлетворенность общим укладом жизни в замке Хейдждорн, говорил об этом столь страстно, что собрал значительное число сторонников.

Одно, когда пришло время подсчитывать голоса, ни О. Ц. Гарр, ни Клагхорн не сумели собрать достаточной поддержки. В конечном итоге пост был предоставлен джентльмену, который даже при самых оптимистических прогнозах не ожидал его получить; джентльмену с достоинством, но без большей глубины; без легкомыслия, но равным образом и без живости; приветливому, но не склонному навязывать без согласия выводы по какому-либо вопросу. Это был О. К. Шарль — новый Хейджорн.

Шесть месяцев спустя, в темные предрассветные часы, хейдждорнские Мехи покинули свои квартиры и отбыли, взяв с собой энергофургоны, инструменты, оружие и электрическое снаряжение. Это был акт, запланированный явно давно, потому что таким же образом отбыли Мехи из других восьми замков...

Первоначальной реакцией в замке Хейдждорн, как и повсюду было неверие, затем шокированный гнев, потом, когда был осознан смысл и значение этого акта — ожидание несчастий и бед.

Новый Хейдждорн, вожди кланов и другие соответствующие нотабли, назначенные Хейдждорном, собрались обсудить вопрос в формальной палате совещаний.

Они сидели вокруг большого стола, покрытого красным бархатом: Хейдждорн во главе, Ксантен и Иссет слева от него, Овераль, Ор и Бодри справа, потом остальные, включая О. Ц. Гарра, И. К. Линуса, О. Г. Берналя, математика-теоретика больших способностей, В. Ф. Вайнса, сметливого антиквара, распознавшего местоположение многих древних городов (Пальмары, Любека, Занесвилля, Бертонана, Трента, Массилии). Совет заполнили соответствующие старейшины семейств: Марук и Модук из клана Ор; Квей, Розет и Иделся — из клана Ксантан. Уэгус — из клана Иссет. Клагхорн из клана Овервель.

В течении десяти минут все сидели молча, приводя в порядок свои мысли и совершая молчаливый акт психологической настройки, известный как «интерессия».

Наконец Хейдждорн заговорил:

— Замок неожиданно лишился своих Мехов. Нет нужды говорить, что это неудобное обстоятельство должно быть урегулировано как можно быстрей. Тут, я надеюсь, мы окажемся одного мнения.

Он оглядел сидящих за столом. Все толкнули вперед таблички из слоновой кости, означавшие согласие — все, кроме Клагхорна, который, однако, не поставил ее стоймя на попа, для выражения несогласия.

Иссет, строгий седой джентельмен, величественный и красивый несмотря на свои восемьдесят лет, произнес мрачным голосом:

— Я не вижу смысла в обумывании того, что мы должны сделать, ясно. Признано, что Крестьяне плохой материал для рекрутирования вооруженных солдат, и, тем не менее, мы должны собрать их, снабдить сандалиями, плащами, оружием, дабы они не дискредитировали нас, и отдать их под руководство О. Ц. Гарра или Ксантена. Птицы могут отыскать сбежавших Мехов, и, когда мы их выследим, то прикажем Крестьянам пригнать обратно, и задать им хорошую трепку.

Ксантен, трицатипятилетний, чрезвычайно молодой для вождя клана, и отъявленный смутьян, покачал головой.

— Эта идея привлекательна, но непрактична. Крестьяне просто не смогут тягаться с Мехами, как их не тренировать.

Заявление было абсолютно точным. Крестьяне — мелкие шестидюймовые человокообразные, происходившие со Спики-10, были не столь робкими, сколь неприспособленными совершить акт насилия.

За столом воцарилось гнетущее молчание.

Заговорил О. Ц. Гарр:

— Эти псы украли наши энергофургоны, иначе бы я давно поехал и пригнал этих наглецов кнутом.[1]

— Затруднительный вопрос, — сказал Хейдждорн, — это сироп. Естественно, они унесли с собой все, что смогли. Когда он иссякнет — что тогда? Они умрут от голода? Для них невозможно вернуться к первоначальному питанию. Что там было? Болотная грязь? Э-э, Клагхорн не эксперт в таких делах. Могут ли Мехи вернуться к диете из грязи?

— Нет, — ответил Клахгорн. — Органы у взрослых атрофировались. Если же детеныш начнет с этой диеты, то, вероятно, он выживет.

— Именно так я и предполагал. — Хейдждорн многозначительно нахмурился, уставившись на стиснутые руки, чтобы скрыть полное отсутствие у него какой-нибудь конструктивной программы.

Джентльмен в темно-синем одеянии появился в дверях. Он остановился, высоко поднял правую руку и поклонился собранию.

Хейдждорн поднялся на ноги.

— Подойдите Б. Ф. Роберт. Какие у вас новости?

— Новости-послание, переданное из Хальциона. Напали Мехи. Они подожгли строение и всех перебили. Радио смолкло пять минут назад.

Все круто обернулись, некоторые вскочили на ноги.

— Перебили... — прохрипел Клахгорн.

— Я уверен, что ныне Хальциона больше нет, — сказал Б. Ф. Роберт.

Клахгорн сидел, уставившись вперед невидящими глазами. Другие обсуждали страшную новость.

Хейдждорн снова вернул совет к порядку:

— Это крайняя ситуация, явно, и тягчайшая. Наверное, за всю нашу историю. Я честно заявляю, что не могу предложить никаких решающих контрмер.

— Что насчет других замков? — спросил Овервель. — Они в безопасности?

Хейдждорн повернулся к Б. Ф. Роберту.

— Не будете ли вы настолько любезны, чтобы установить общий радиоконтакт со всеми другими замками и спросить, каково их положение?

— Другие столь же уязвимы, как и Хальцион, — сказал Ксантен. — В особенности Спайдион и Делора, да и Маравель, пожалуй, тоже.

— По-моему, — вышел из своей прострации Клахгорн, — джентльменам и леди этих мест следует подумать об укрытии в Джейнеле или здесь, пока не будет подавлено восстание.

Сидевшие вокруг стола удивленно и озадаченно посмотрели на него. О. Ц. Гарр обратился к Клахгорну голосом, полным сарказма:

— Вы можете себе представить благородных людей этих замков, удирающих, чтобы укрыться от обнаглевших и невесть что возомнивших о себе существ низшего порядка?

— Безусловно, могу, если они пожелают уцелеть, — вежливо ответил Клахгорн. Он был человеком среднего возраста, коренастым и сильным, с черно-седыми волосами, манерой, предполагавшей строго контролируемые эмоции и большую внутреннюю силу. — Бегство определенно влечет за собой потерю достоинства, — продолжил он. — Но если О. Ц. Гарр предложит другую более элегантную манеру «взять ноги в руки», я буду рад узнать о ней, и всем прочим советую также поинтересоваться, потому что в грядущие дни эта способность может пригодиться.

— Давайте держаться темы, — вмешался Хейдждорн, прежде чем О. Ц. Гарр успел ответить. — Признаться, я не вижу всему этому конца. Мехи показали себя убийцами. Как можем мы взять их обратно на службу?

— Космические корабли! — воскликнул Ксантен. — Мы сейчас же должны осмотреть их!

— Это еще что? — осведомился Подри, джентльмен с твердым, как скала, лицом. — Что вы имеете в виду под «осмотреть их»?

— Их нужно защищать от повреждений? Что же еще? Это наша связь с родными планетами. Мехи-ремонтники, вероятно, не бросили ангары, поскольку, если они предполагают ликвидировать нас, то прежде захотят лишить космических кораблей.

— Наверное, вы хотите отправиться в поход с ополчением Крестьян и взять ангары под свой контроль? — несколько высокомерным тоном заметил О. Ц. Гарр. Между ним и Ксантеном существовала давнишняя вражда.

— Это, может быть наша единственная надежда, — ответил Ксантен. — И пока вы здесь будете заниматься набором и обучением ополчения, я разведаю, что творится в ангарах.

— Относительно этого, — заявил О. Ц. Гарр. — Я подожду исхода вашего обсуждения, если вы найдете оптимальный выход, я, естественно, в полной мере применю свою компетентность. Если ваши способности лучше всего используются в слежке за деятельностью Мехов, я надеюсь, вы будете великодушны сделать то же самое.

Два джентльмена обожгли друг друга взглядами.

Годом раньше их вражда чуть не кончилась дуэлью. Ксантен, высокий, стройный, нервно-деятельный джентльмен, был одарен большим природным чутьем, но равным образом выказывал характер, слишком легкий для абсолютно элегантного джентльмена.

Ответ Ксантена О. Ц. Гарру был мягко вежливым:

— Я буду рад взять эту задачу на себя. Поскольку спешка существовала, то я рискну подвергнуться обвинению в нелепости, и отбываю сейчас же. Надеюсь, что завтра вернусь с докладом.

Он поднялся, отдал церемониальный поклон Хейдждорпу, другой полупоклон совету, и вышел...

3

О. Ц. Гарр подошел к дому Элздюн, где имел квартиру на тринадцатом уровне: четыре комнаты, меблированные в стиле Пятой Династии, в честь исторической эпохи Родных Планет Альтаира, с которых человечество вернулось на Землю.

Его последняя супруга, Араманта, леди из семейства Оннейн, отсутствовала, что вполне устраивало Ксантена, иначе не поверив его объяснениям и доняв бесполезными вопросами, все равно обвинила бы в том, что он провел время с кем-то в загородном доме. По правде говоря, Араманта ему порядком наскучила и он имел причины считать, что она испытывает сходные чувства. Они не произвели на свет детей. Дочь Араманты от предыдущей связи была отнесена на ее счет. Ее второго ребенка пришлось бы тогда отнести на счет Ксантена, не давая ему зачать еще одного.[2]

Ксантен снял свое желтое парадное одеяние. С помощью юного Крестьянина он одел темно-желтые охотничьи бриджи с черной строчкой, черную куртку, черные сапоги, нахлобучил на голову шапку из мягкой черной кожи, перекинул через плечо сумку, в которую положил оружие: спираленож и энергопистолет.

Выйдя из квартиры, он вызвал лифт и опустился на первый уровень, в оружейную, где в режимные времена его немедленно обслужил бы дежурный Мех.

Теперь Ксантен, к своему огромному отвращению, был вынужден сам пройти за стойку и порыться тут и там. Мехи забрали большую часть спортивных винтовок, все шарометы и тяжелые энергорудия.

— Зловещее обстоятельство... — подумал Ксантен.

Наконец он нашел стальной бичекнут, запасные энергозаряды для своего пистолета, связку зажигательных гранат, медную стереотрубу.

Ксантен вернулся в лифт, поднялся на верхний уровень, уныло думая о том, что будет, когда в конечном итоге механизм поломается и не будет под рукой Мехов, чтобы произвести ремонт.

Ксантен прошел к парапетам и направился дальше в радиорубку. Обычно три Меха-специалиста, соединенные аппаратом, прикрепленным к их колечкам проводами, сидели, печатая прибывающие послания. Теперь перед механизмом стоял Б. Ф. Роберт, неуверенно крутя ручки, скривившись от недовольства и отвращения к этой работе.

— Есть какие-нибудь новости? — спросил Ксантен.

Б. Ф. Роберт кисло улыбнулся ему:

— Народ на другом конце этих запутанных проводов, знает не больше, чем я. Я слышу случайные голоса. По-моему Мехи атакуют замок Делора.

В радиорубке появился Клахгорн:

— Я не ослышался, замок Делора пал?

— Еще не пал, Клахгорн. Но можно сказать, что он пропал. Стены Делора немногим лучше живописных развалин.

— Тошнотворная ситуация! — пробурчал Ксантен. — Как можно разумным существам совершать такое зло? После столь длительного общения, мы так мало знаем о них!

Говоря это, он вдруг понял всю бестактность своего замечания: ведь Глахгорн посвятил много времени изучению Мехов.

— Сам по себе этот факт не поразителен, — кратко ответил Клахгорн. — Он тысячу раз происходил в человеческой истории.

Слегка удивленный тем, что Клахгорн ссылается на человеческую историю в случае, связанно с субординированием.

Ксантен спросил:

— Неужели злобный аспект никогда не проявлялся в природе Мехов?

— Да, никогда. В самом деле, никогда!

«Клахгорн, кажется расчувствовался», — подумал Ксантен.

В общем-то, вполне понятно. Предвыборная программа Клахгорна, не была простой, и Ксантен не понимал ее, не одобрял полностью того, что по его представлению было ее целью. Но было ясно, что бунт Мехов выбил почву из-под ног Клахгорна. Вероятно, к несколько горькой радости О. Ц. Гарра, который, должно быть, чувствовал себя реабилитированным в своих традиционалистических доктринах.

— Жизнь, которую мы вели, не могла длиться вечно, — заключил Клахгорн. — Удивительно, что она длилась так долго.

— Наверное, так, — примирительно произнес Ксантен. — Ну, не важно, все меняется. Кто знает, может быть, Крестьяне планируют отравить нашу пищу... Я должен идти, — он поклонился Клахгорну, который ответил ему кивком, и Б. Ф. Роберту, а затем оставил комнату.

Ксантен взобрался по винтовой лестнице, почти отвесно уходящей вверх, в загон, где в невообразимом беспорядке жили Птицы, занимаясь игрой в ссоры и в свою версию шахмат, с правилами, непонятными для джентльменов.

Замок Хейдждорн имел сотню Птиц, которых обслуживала горстка измучившихся Крестьян и к которым Птицы относились с крайним неуважением. Это были крикливые создания, красно-желто-синего цвета, с длинными шеями, дергающимися любопытными головами, и наследственной непочтительностью, которую не смогли преодолеть никакие воспитатели. Наблюдая за Ксантеном, Птицы отпускали в его адрес грубые насмешки:

— Кто-то хочет прокатиться! Тяжелая штука!

— Почему бы этим самопомазанникам двуногим самим не отрастить себе крылья?

— Друг мой, никогда не доверяй Птице! Мы поднимем тебя в небо, а потом швырнем вниз на фундамент!

— Тихо! — крикнул Ксантен. — Мне нужно шесть быстрых и молчаливых Птиц, для важного дела. Способен ли кто-нибудь из вас для такого дела?

— Он спрашивает, есть ли кто-нибудь способный! Когда никто из нас уже неделю не летал!

— Мы обещаем тебе молчание... Гробовое!

— Тогда ступайте. Ты. Ты. Ты, с мудрыми глазами. Ты, с вздернутой головой и плечами. Вот ты. Ты, с зеленым хохолком. К корзине.

Отобранные Птицы, ворча, глумясь и ругая Крестьян, позволили заполнить их сиропные мешочки, а затем зашлепали к плетенной корзине, где их ждал Ксантен.

— К космопорту в Ринсене, — велел он им. — Летите высоко и молча. Враг рядом. Мы должны узнать, какой вред был причинен космическим кораблям, если он вообще был причинен.

— Тогда к порту!

Каждая из Птиц схватила длинную веревку, привязанную к раме наверху. Кресло дернулось рывком, с расчетом на то, что Ксантен клацнул зубами, и они полетели, смеясь и ругая друг друга за то, кто из них несет больший вес, но, в конечном итоге, приспособились, скоординировав взмахи тридцати шести крыльев. К облегчению Ксантена, их болтливость уменьшилась и они молча летели на юг со скоростью 50 — 60 миль в час.

Полдень уже кончался. Древняя сельская местность, сцена стольких приходов и уходов, стольких побед и поражений, пересекалась длинными черными тенями. Глядя вниз, Ксантен размышлял, что, хотя и человеческая порода происходила с этой почвы, и что его непосредственные предки семьсот лет назад имели свои владения, Земля все еще казалась чужой планетой.

Причина, конечно, ни в коем случае не была таинственной, и не коренилась в парадоксе. После Шестизвездной войны, Земля пребывала под паром три тысячи лет, не населенная, за исключением кучки настрадавшихся бродяг, которые как-то пережили этот катаклизм и стали полуварварскими кочевниками.

Затем, семьсот лет назад богатые лорды Альтаира, которые отговаривались политическими недовольствами, но больше своими прихотями, решили вернуться на Землю. Таково было происхождение Девяти великих твердынь, местожительства благородных людей и штата специализированных человекообразных.

Ксантен пролетел над районами, где один антиквар руководил раскопками. Он отрыл вымощенную белым камнем площадь, сломанный обелиск и сваленную статую.

Это зрелище столь простое и все же столь величественное, поразило Ксантена. Он, наблюдая за проплывающими внизу мягкими контурами старой земли, размышлял о бунте Мехов, внезапно изменившим его жизнь.

Клахгорн давно говорил, что никакие условия человеческого существования не длятся вечно, и, чем сложнее эти условия, тем сильнее их чувствительность к изменениям.

В данном случае, семисотлетняя непрерывность в замке Хейдждорн — столь искусственная, экстравагантная и запутанная, какой только могла быть жизнь — стала сама по себе поразительным обстоятельством. Клахгорн толковал свой тезис и дальше. Поскольку перемена была неизбежна, он утверждал, что благородным людям следовало бы предвидеть и контролировать изменения.

Традиционалисты называли все идеи Клахгорна очевидными заблуждениями и ссылались на самую стабильность замка, как на доказательство ее жизнеспособности. Ксантен не принадлежащий ни к одной из партий, склонялся к доводам то одной, то другой стороны.

Теперь, казалось, события, произошедшие в замке, словно реабилитировали предсказания Клахгорна.

Возникал вопрос: почему Мехи выбрали для бунта именно данное время? Ведь условия ощутимо не менялись много лет, а Мехи прежде никогда не открывали своих чувств, хотя их никто ни о чем и не спрашивал, кроме Клахгорна...

Птицы свернули на восток, чтобы избежать Баллардоских гор, к западу от которых лежали развалины большого города, так никогда и не исследованного до конца. Ниже простиралась Люцерновая долина, одно время плодородная фермерская земля. Впереди были видны ангары космических кораблей, где техники-Мехи ремонтировали четыре космических корабля, являвшихся совместной собственностью Хейдждорна, Джейнела, Туанга, Новинглайта и Маравала, хотя по разным причинам кораблями никогда не пользовались.

Солнце садилось. Оранжевый свет мерцал и переливался на металлических стенах.

Ксантен приказал Птицам снижаться за линией деревьев и лететь низко, чтобы никто не увидел.

Казалось, Птицам не была свойственна ловкость и они не могли и не способны были приземляться легко, когда несли джентльмена. Когда же груз был чем-то, лично их заботящим, то толчок о землю не потревожил бы и пух одуванчика.

Ксантен все же сохранил равновесие, вместо того, чтобы вывалиться, покатившись по земле как того хотели Птицы.

— Вот вам сироп, — сказал он. — Отдыхайте не шумите и не ссорьтесь. Если меня не будет здесь к завтрашнему закату, то возвращайтесь в замок Хейдждорн и скажите, что Ксантен убит.

— Не бойся! — крикнула Птица. — Мы будем ждать вечно! Но, во всяком случае, до завтрашнего заката! Если будет угрожать опасность, если тебя прижмут — а рос, рос, рос! Позови птиц! А рос! Мы свирепи, когда возбуждены!

— Желал бы я, чтобы все это было правдой, — усмехнулся Ксантен. — Птицы — завзятые трусы, это хорошо известно. И все же я ценю ваши чувства. Помните мои инструкции, — продолжал он, — и прежде всего ведите себя тихо! И не желаю подвергаться нападению и быть заколотым из-за вашего шума!

Птицы издали звуки оскорбленного достоинства.

— Несправедливо, несправедливо! Мы тихи, как мыши!

— Хорошо, — Ксантен поспешно удалился, чтобы они не проорали ему вслед новые советы и уверения...

4

Пройдя через лем, Ксантен вышел к открытому лугу, на противоположном краю которого, наверное, в ста ярдах была задняя стена первого ангара. Он остановился подумать.

Имелось несколько факторов. Во-первых, Мехи ремонтировали корабли, огражденные металлическими стенами от радиоконтакта, и поэтому могли еще не знать о бунте.

Во-вторых, Мехи в постоянной связи со своими товарищами действовали, как коллективный механизм. Агрегат функционировал совершенней, чем его части, и индивид был не склонен к инициативе.

В-третьих, если они ожидали, что кто-то попытается осторожно приблизиться, то прежде обязательно будут внимательно смотреть на тот путь, который по их рассчетам он может избрать.

Ксантен решил подождать в тени еще некоторое время, пока заходящее солнце ослепит тех, кто мог сторожить.

Прошло десять минут. Ангары, отполированные меркнущим светом солнца, стояли длинные, высокие и совершенно тихие. Ксантен глубоко вздохнул, повесил на плечо сумку, поправил оружие и сделал широкий шаг вперед. Ему и в голову не пришло ползти по траве.

Он беспрепятственно достиг задней части ближайшего ангара, прижал ухо к металлу, но ничего не услышал. Он подошел к углу и взглянул на другую сторону: никаких признаков жизни. Ксантен пожал плечами: что ж, тем лучше.

Он пошел вдоль ангара. Заходящее солнце отбрасывало вперед него длинную черную тень.

Ксантен подошел к двери, ведущей в административный отдел ангара, сильным толчком распахнул ее и вошел.

Кабинеты были пусты. Столы, за которыми раньше сидели подчиненные, подсчитывая закладные и счеты, стояли голыми и седыми от пыли. Компьютеры и блоки информации, черная эмаль и стекло, белые и красные выключатели выглядели так, словно они были оставлены только днем раньше.

Ксантен перешел к окну, выходящему в ангар.

Он не увидел Мехов. Но на полу были аккуратными рядами разложены отдельные элементы и части из механизма управления кораблем. Служебные панели широко зияли в корпусе, показывая, откуда были извлечены эти устройства.

Ксантен шагнул из кабинета в ангар.

Космический корабль был выведен из строя, сделан непригодным для службы. Ксантен взглянул вверх, вдоль аккуратных рядов частей. Ученые из разных замков были экспертами по теории пространственно-временного перехода. С. К. Розенхокс из Мараваля даже вывел ряд уравнений, которые, если их перевести в машинерию, уничтожали беспокоящий эффект Хомуса. Но ни один из джентльменов не знал как соединить и настроить сваленные на полу ангара механизмы.

Когда все это случилось? Сказать было невозможно.

Ксантен перешел в следующий ангар: снова никаких Мехов, снова из космического корабля выпотрошены механизмы управления. И в третьем ангаре было тоже самое.

В четвертом ангаре он различил слабые звуки деятельности. Шагнув в кабинет, он сквозь стеклянную стену и увидел Мехов, работающих со своей обычной экономичностью движений, и, что было жутко, почти беззвучно.

Ксантен пришел в ярость при виде этого хладнокровного разрушения его имущества. Он стремительно шагнул в ангар и приказал резким голосом:

— Вернуть компоненты на место! Как вы смеете так себя вести?

Мехи обернулись с пустыми выражениями на лицах и изучали его через черно-бусенные скопления линз на лице.

— Что это? — проревел Ксантен. — Вы колеблетесь?

Он выставил напоказ свой стальной кнут, обычно скорее символическое приложение, чем инструмент наказания, и щелкнул им оземь.

— Повинуйтесь! Этому нелепому бунту конец!

Мехи все еще колебались. Никто не издал ни звука, хотя среди них передавались послания, оценка обстоятельств, установление единогласия.

Ксантен не мог позволить, чтобы инициатива перешла к Мехам, вышел вперед с кнутом в руке, ударяя по единственному месту Мехов, которое испытывало боль — по чувствительному лицу.

— Выполняйте свои обязанности! — прорычал он. — Хороша же из вас ремонтная бригада! Скорее похожа на бригаду разрушителей!

Мехи издавали тихие звуки — выдувания, которые могли означать все что угодно.

Они отступили и теперь Ксантен заметил одного Меха, стоящего у входа на трап корабля и целившегося ему в голову из пистолета. Неторопливо размахнувшись, Ксантен отогнал кнутом Меха, прыгнувшего на него с ножом и, выстрелив, уничтожил Меха, стоявшего на трапе. Тем не менее другие Мехи решили атаковать. Они бросились вперед. Прислонившись к корпусу, Ксантен с презрением расстреливал приближавшихся, уворачиваясь от пуль, он шагнул вперед.

Мехи отпрянули и Ксантен догадался, что они решили применить новую тактику: либо отступить за оружием, либо наверняка заточить его в ангаре. В любом случае здесь нельзя было больше оставаться. Он расчистил себе дорогу кнутом и через кабинет вышел в ночь.

Взошла луна, огромный желтый диск испускал дымчато-шафрановое сияние, словно древняя лампа. Глаза Мехов были плохо приспособлены к ночному видению, и Ксантен рубил вылезающие из ангара головы.

Мехи отступили. Вытирая лезвие, Ксантен зашагал тем же путем, каким и пришел, не глядя по сторонам. И вдруг остановился. Его беспокоило воспоминание о Мехе, целившимся из пистолета. Он был крупнее и темнее, чем обычные Мехи, но сильнее всего бросалось в глаза, что держался он, как лидер, хотя, когда это слово употреблялось в связи с Мехами, оно было аномалией. С другой стороны, кто-то же должен был спланировать бунт или по крайней мере породить хотя бы идею бунта.

Вполне возможно, что разведпоиск следовало расширить хотя главные сведения были уже добыты.

Ксантен повернул назад и прошел через место посадки к баракам и гаражам. Он чувствовал, что здесь нужна крайняя осмотрительность. Что за времена настали, когда джентльмен должен прятаться и красться, чтобы избежать каких-то Мехов! Он пробрался за гаражи, где находилась дюжина энергофургонов.[3]

Ксантен осмотрел их. Все были одного типа: металлическая рама, с четырьмя колесами и стволами спереди. Неподалеку должны быть запасы сиропа.

Вскоре Ксантен нашел бункер, содержащий множество контейнеров. Он погрузил дюжину на ближайший фургон и проткнул остальные, чтобы весь сироп вытек на землю.

Мехи употребляли несколько иной состав и их сироп должен был складироваться в другом месте, предположительно в бараках.

Ксантен взобрался на энергофургон, проверил ключ «пробуждение», вдавил кнопку «пошел», потянул на себя рычаг, дающий колесам задний ход. Энергофургон попятился назад.

Ксантен остановился и развернул его так, чтобы он встал носом к баракам. То же самое сделал и с тремя другими, затем одного за другим привел в действие.

Они покатились вперед. Стволы вспороли металлическую стену бараков, крыша обвалилась. Энергофургоны продолжали крушить все на своем пути, продвигаясь, проталкиваясь внутрь развалин бараков.

Ксантен с удовлетворением наблюдал за происходящим, затем вернулся к энергофургону, который оставил для себя. Забравшись на сиденье, он стал ждать, но Мехи из бараков не выходили.

Неожиданно из-за угла появился Мех, несомненно привлеченный запахами разрушения. Ксантен спрятался и, когда Мех прошел мимо, обвил кнутом его коренастый шейный узел, потянув кнут на себя. Мех завертелся и упал.

Ксантен прыжком выхватил у него пистолет. Это был один из более рослых Мехов, но без сиропного мешка. Мех в первозданном виде! Поразительно! Как же выжило это существо?

Наступившему на голову, Ксантен отсек длинные антенны-колючки, выступавшие с задней стороны головы Меха. Теперь он был изолирован от остальных, один-одинешенек, при всех собственных ресурсах, ситуация, гарантированно доводившая до апатии самого стойкого Меха.

— Лезь! — приказал Ксантен. — На корму энергофургона!

Сначала Мех, казалось, игнорировал его, но, после нескольких ударов кнутом, подчинился. Ксантен запустил свой энергофургон и направил его на север.

Птицы будут неспособны перевезти его самого и Меха или во всяком случае начнут грубо кричать и жаловаться. Неизвестно, — дождутся ли они назначенного часа завтра вечером или, проведя ночь на дереве, проснутся в угрюмом настроении и сразу же вернутся в замок Хайдждорн.

Всю ночь напролет катился фургон вперед, с Ксантеном на сиденье и его пленником, съежившимся на корме...

5

Благородные лорды из замков не любили бродить ночами по сельской местности, по причине суеверного страха. Они ссылались на рассказы путешественников, проведших ночь рядом с древними руинами и преследующих их потом видениях, слышимой жуткой музыкой, или... или звуками далеких рогов.

Другие видели бледно-лиловые или зеленые огоньки призраков, бежавших широким шагом через лес, в Ходдское аббатство, ныне старые развалины, славившиеся своей Белой Ведьмой, которая требовала большую дань.

Было известно более ста таких случаев, хотя многие и посмеивались, но никто без нужды не путешествовал ночью по сельской местности. В самом деле, если призраки и впрямь посещали места трагедий и разбитых сердце, то тогда ландшафт старушки Земли должен быть родным домом для неисчислимого множества привидений и духов, особенно то место, где подвигался на энергофургоне Ксантен, где каждая скала, каждый луг, каждая долина и болото — были покрыты плотной коркой человеческих испытаний.

Взошла Луна. Фургон катился на север по древней дороге. Дважды Ксантен видел мерцавшие и гаснущие сбоку оранжевые огоньки, и однажды, находясь в тени кипариса, ему показалось, что он увидел спокойную фигуру, молча следующую за фургоном.

Пленный Мех сидел, что-то замышляя, и это чувствовал Ксантен. Но без своих антенн-колючек, Мех был не опасен и Ксантен сказал себе, что бояться нечего.

Дорога вела через городишко, в котором еще кое-где остались строения, но даже кочевники не укрывались в этих древних городках, страшась скверны и запаха горя.

Ярко светила Луна. Ландшафт раскинулся по сторонам сотней оттенков. Оглядываясь вокруг, Ксантен подумал, что при всех значительных удовольствиях цивилизованной жизни, можно было бы много сказать и в пользу просторов Страны Кочевников...

Мех сделал крадущееся движение. Ксантен и головы не повернул, лишь щелкнул кнутом. Мех затих...

Всю ночь энергофургон катил по древней дороге при свете сияющей на западе луны. Восточный горизонт пылал зеленым и лимонно-желтым, и вскоре, когда бледная луна исчезла за отдаленной цепью гор, взошло Солнце. В этот момент справа Ксантен заметил струю дыма.

Он остановил фургон. Встав на сиденье и вытянув шею, он наблюдал за станом кочевников с расстояния примерно четыре мили. Он мог разглядеть три-четыре дюжины шатров разных размеров, дюжину ветхих энергофургонов. На высоком шатре гетмана, как ему думалось, он увидел черную идеограмму, которая показалась ему знакомой. Это должно быть, то самое племя, что не так давно нарушило границы владения Хейдждорна, и которому дал отпор О. Ц. Гарр.

Ксантен получше устроился на сиденьи, поправил одежду, привел в движение энергофургон и направил его к лагерю.

Сотни людей, высоких и тощих, в черных плащах, наблюдали за его приближением. Дюжина из них устремилась вперед, держа наготове луки, нацеленные на него. Ксантен подогнал фургон к шатру гетмана и крикнул:

— Гетман, ты проснулся?

Гетман отодвинул полог, закрывающий вход в шатер, выглянул и после некоторой задержки, вышел. Подобно другим, на нем было одеяние из мягкой черной ткани, закрывающее голову и тело.

Небольшое квадратное отверстие открывало лишь его лицо: узкие голубые глаза, длинный нос, ассиметрично длинный и острый подбородок.

Ксантен кивнул ему:

— Обратите внимание на это! — от ткнул большим пальцем в сторону Меха на корме фургона.

Гетман метнул в сторону Меха взгляд и вновь повернулся к пристально рассматривающему его Ксантену.

— Мехи подняли бунт против джентльменов, — сообщил Ксантен. — Фактически, они вырезают всех людей Земли, поэтому мы из замка Хейдждорн, делаем кочевникам следующее предложение: придите в замок Хейдждорн. Мы вас оденем и вооружим. Мы обучим вас дисциплине и военному искусству. Мы обеспечим вас самым опытным руководством, которое имеется в нашем распоряжении. Потом мы уничтожим Мехов, вычеркнем их из земных видов. После компании мы обучим вас техническим профессиям, и вы сможете сделать выгодную и интересную карьеру на службе замку.

Какое-то время гетман молчал. Затем его обветренное лицо расколола свирепая улыбка, и он заговорил голосом, который Ксантен нашел на удивление хорошо отмодулированным:

— Так значит, ваши звери наконец-то поднялись, чтобы растерзать вас! Жалко, что они так долго терпели!

И вы, и они — чуждый народ, и раньше и позже ваши кости забелеют вместе.

Ксантен притворился, что не разобрал.

— Если я вас правильно понял, вы утверждаете, что всем людям надо объединиться и дать им бой, а потом после победы, по-прежнему сотрудничать, к обоюдной выгоде. Я прав?

Усмешка гетмана не дрогнула:

— Вы — не люди. Только мы от земной почвы и земной воды — люди. Вы и ваши ненормальные рабы чужды нам. Мы делаем все, и желаем вам успеха во взаимном истреблении.

— Тогда ладно! — провозгласил Ксантен. — Значит я все расслышал правильно. Взывать к вашей помощи бесполезно, это во всяком случае ясно. А как тогда насчет личного интереса? Мехи, не сумев истребить благородных людей замков, повернут на кочевников и перебьют всех вас словно кучку муравьев.

— Если они нападут, мы будем с ними воевать, — ответил Гетман. — А остальные пусть делают все, что хотят.

Ксантен задумчиво посмотрел на небо:

— Мы можем быть готовы даже сейчас принять на службу в замок Хейдждорн контингент кочевников, чтобы создать кадры, из которых может быть сформирована большая многопрофильная группа.

Сбоку еще один из кочевников выкрикнул насмешливым голосом:

— Вы пришьете нам на спины мешочки, куда сможете наливать сироп, а?

— Этот сироп — высокопитательная и обеспечивающая телесные нужды жидкость, — ровным голосом ответил Ксантен.

— Почему же тогда вы сами не потребляете его?

Ксантен не счел нужным отвечать.

— Если вы желаете снабдить нас оружием, — сказал Гетман, — то мы возьмем его и используем против каждого, кто нам угрожает. Но не ждите, что мы вас будем защищать. Если вы боитесь за свою жизнь, бросьте замки и станьте кочевниками.

— Боимся за свою жизнь?! — воскликнул Ксантен. — Какая чушь. Никогда! Замок Хейдждорн неприступен, так же, как и Джейнел и большинство других замков тоже.

Гетман покачал головой:

— В любое время, выбранное вами, мы могли бы взять Хейдждорн, так же, как и Джейнел и большинство других замков тоже, и перебить вас во сне.

— Что? — в ярости крикнул Ксантен. — Это серьезно?

— Разумеется. Мы послали бы темной ночью в полет человека на большом воздушном шаре и сбросили бы его на парапет. Он бы спустил веревку, втащил по ней лестницу и через пятнадцать минут замок был бы взят.

Ксантен потянул себя за подбородок:

— Изобретательно, но непрактично. Птицы бы заметили такого змея. Или ветер подвел бы в критический момент... Все это не по существу. Мехи никаких змеев не запускают. Они планируют бросить все силы против Джейнела и Хейдждорна, и потом, не достигнув цели, пойдут дальше и станут охотиться за кочевниками.

Гетман отступил на шаг:

— Ну и что? Мы пережили схожие попытки людей из Хейдждорна. Все вы трусы! В рукопашную и с равным оружием, мы бы заставили вас есть грязь, как презренных псов, каковыми вы и являетесь.

Ксантен поднял брови пренебрежительно:

— Боюсь, что вы забываетесь. Вы обращаетесь к вождю клана замка Хейдждорн. Только усталость и скука удерживают меня от наказания вас вот этим кнутом.

— Ба! — произнес Гетман и поманил пальцем одного из лучников. — Проткните-ка этого наглого лордишку.

Лучник выпустил стрелу, но Ксантен ожидал подобное. Он выстрелил из энергопистолета, уничтожил стрелу, лук и руку лучника.

— Я вижу, что должен научить вас простому уважению к лучшим людям, и это значит, что в конце концов я вынужден применить кнут. — Схватив Гетмана за волосы, он умело обвил раз, другой, третий кнутом узкие плечи. — Надеюсь, что этого вам хватит. Я не могу принуждать вас к войне, но я могу, по крайней мере, требовать достойного отношения от трусливых навозных жуков. — Он спрыгнул на землю, схватил гетмана за плечи и толкнул на корму фургона рядом с Мехом.

Затем, развернув энергофургон, он покинул лагерь, даже не обернувшись: спинка сиденья защищала его от стрел ошеломленных подданных Гетмана.

Гетман, с трудом поднявшись на ноги, вытащил кинжал. Ксантен повернул голову:

— Поосторожнее! Или я привяжу вас к фургону, и вам придется бежать, глотая пыль.

Гетман заколебался, сплюнул и отступил. Он посмотрел на лезвие ножа и с сожалением вложил в ножны.

— Куда вы меня везете?

— Дальше некуда. — Ксантен остановил фургон. — Я всего лишь желал покинуть ваш лагерь с достоинством, не пригибаясь и не уклоняясь от тучи стрел. Вы можете сойти. Как я понимаю, вы по-прежнему отказываетесь привести своих людей на службу в замок Хейдждорн?

Гетман снова сплюнул:

— Когда Мехи уничтожат замки, мы уничтожим Мехов. Тогда Земля на все времена будет очищена от звездной нечисти...

— Вы — банда неподатливых дикарей. Отлично, слезайте и возвращайтесь в своей стан. И хорошенько думайте, прежде чем выказывать неуважение к клановому вождю замка Хейдждорн.

— Ба, — буркнул Гетман.

Спрыгнув с фургона, он, неоглядываясь, пошел обратно в лагерь.

6

Около полудня Ксантен подъехал к Дальней долине, на краю Хейдждорновских земель. Неподалеку находилось место, где расположилась деревня Искупленцев — недовольных и неврастеников, по мнению благородных людей замка.

Одни обладали раньше завидным положением, другие были учеными с признанной репутацией. Но были лица без достоинств и без репутации, увлекающиеся самыми экстравагантными и крайними течениями философии. Все они занимались трудом, который обычно возлагали на Крестьян, и, казалось, находили извращенное удовольствие в том, что по стандартам замка было грязью, нищетой и деградацией.

Как можно было и ожидать, их племя ни в коем случае не было однородным. Оно делилось на два течения: «конформистов» — их было большинство и тех» кто отстаивал динамическую программу.

Между замком и деревней было мало сношений. При случае, Искупленцы меняли фрукты или полированное дерево на инструменты, гвозди и медикаменты. Иногда благородные люди замка отправлялись посмотреть на танцы Искупленцев. Ксантен тоже посещал деревню и его привлекало очарование и неформальность этого народа в своих увеселениях. Теперь, проезжая неподалеку от деревни, Ксантен свернул на дорогу, петляющую между высокой колючей изгородью и выходящей на обширные луга, где паслись козы и коровы.

Ксантен остановил фургон в тени, наблюдая за тем, чтобы сиропный мешочек был полон.

Потом он оглянулся на своего пленника:

— Как насчет вас? Если вы нуждаетесь в сиропе, то налейте его сами. Ах, извините, у вас же нет мешочка. Чем же вы тогда кормитесь? Грязью? Невкусная пища. Боюсь, что здесь она недостаточно вонючая на ваш вкус. Глотайте сироп или жуйте травку, как вам угодно, только не забредайте слишком далеко от фургона, потому что я буду следить за вами внимательно.

Мех, сидящий согнувшись в углу, никак не реагировал на предложение Ксантена.

Ксантен подошел к желобу с водой, сполоснул руки, а затем вылил глоток воды с ладоней.

Повернувшись, он увидел людей. Одного из них он хорошо знал, этот человек, мог стать Родилмингом или даже Ором, не заразись он искупленчеством.

Ксантен приветствовал его:

— О. Г. Филидор. Это я, Ксантен.

— Конечно, Ксантен. Но здесь я больше не о О. Г. Филидор, а просто Филидор.

— Примите мои извинения, — поклонился Ксантен. — Я всего лишь принебрег строгостью вашей неформальности.

— Избавьте меня от вашего остроумия, — ответил Филидор. — Зачем вы привезли обкорнованного Меха? Наверное, на усыновление.

Последнее замечание намекало на практику благородных людей привозить в деревню лишних детей.

— А теперь кто щеголяет своим остроумием? Но вы разве не слышали новостей?

— Новости сюда доходят в последнюю очередь. Кочевники и то лучше информированы.

— Приготовьтесь удивиться. Мехи подняли бунт против замков. Хальцион и Делора разрушены и все люди перебиты. К этому времени, наверное, появились другие жертвы.

Филидор покачал головой.

— Я не удивлен.

— Ну, тогда разве вы не озадачены? Не озабочены?

Филидор подумал:

— В какой-то степени. Наши собственные планы были более искусственными, чем осуществимыми.

— Мне кажется, — заявил Ксантен, — что вы тоже стоите перед лицом большой опасности. Наверняка Мехи намерены стереть с лица Земли все человечество. Вам этого не избежать.

Филидор пожал плечами:

— Предположительно такая опасность существует... мы соберем совет и решим что делать.

— У меня есть предложение, которое, возможно, заинтересует вас, — сказал Кантен. — Наша первая забота — это подавить бунт. Тут есть, по крайней мере, дюжина искупленческих общин с населением в две или три тысячи, может, и больше, человек. Я предлагаю, чтобы мы рекрутировали и обучили корпус высокодисциплинированных солдат, снабженных из арсенала замка Хейдждорн, их возглавят самые опытные хейдждорнские военные теоретики.

Филидор недоверчиво уставился на него:

— Вы хотите, чтобы мы, Искупленцы, стали вашими солдатами?

— Почему бы и нет? — спросил Ксантен. — Ваша жизнь поставлена на кон так же, как и наша.

— Каждый умирает только один раз.

Настала очередь удивиться Ксантену:

— Что? Неужели так может говорить бывший джентльмен Хейдждорна? Разве в минуты опасности так должен вести себя гордый и смелый человек?! Разве в этом урок истории? Конечно же нет! Мне нет нужды рассказывать вам об этом.

Филидор кивнул:

— Я знаю, что история человека — ни его технические достижения, ни его убийства, и ни его победы. Она в том, как каждый человек уживается со своей совестью. Вот истинная история человеческой расы.

Ксантен возразил:

— Филидор, вы недопустимо сверхупрощаете! Неужели вы считаете меня тупицей? Есть много видов истории. Они взаимодействуют. Вы подчеркиваете моральную сторону. Но конечная основа морали — это выживание, что помогает выживанию — хорошо, все, что вызывает смерть — плохо.

— Хорошо сказано, — провозгласил Филидор. — Но может ли нация, состоящая из миллионов существ, уничтожить существо, которое заразит всех смертельной болезнью? Вы скажите, да. Десять голодных зверей охотятся на вас чтобы наесться. Убивать ли вам их, чтобы спасти свою жизнь? Вы снова скажете, да, хотя тут вы больше уничтожаете, чем спасаете. Еще пример: одни человек живет в хижине в одинокой долине. Сто космических кораблей спускаются с неба и пытаются уничтожить его. Может ли он уничтожить эти корабли в порядке самозащиты, даже хотя он один, а их сто тысяч? Наверное, вы скажете, что да. Что же тогда, если целый мир, целая раса существует будет бороться против этого единственного человека? Может ли он убивать всех? А что, если нападающие такие же люди, как и он сам? Что, если он существо, которое иначе заразит всех, весь мир болезнью? Вы видите, нет места, где можно применить простой критерий. Мы искали и ничего не нашли. Следовательно, с риском погрешить против выживания, мы, по крайней мере, я, ибо я могу говорить только за себя, выбрал мораль, которая по крайней мере дасг мне спокойствие. Я ничего и никого не убивают. Я ничего не уничтожаю.

— Вы! — презрительно бросил Ксантен. — Если в эту долину вступит взвод Мехов и начнет убивать ваших детей, то разве вы не станете их защищать?

Филидор отвернулся, поджав губы. В разговор вступил другой Искупленец:

— Филидор определил мораль. Но кто же абсолютно морален? Филидор или я, или вы? Может быть, в таком случае бросить свою мораль?

— Оглянитесь вокруг, — предложил Филидор. — Узнаете ли вы здесь кого-нибудь?

Ксантен посмотрел на группу, окруживших их людей. Поблизости стояла девушка необыкновенной красоты. На ней была белая накидка и красный цветок в пышных волосах.

Ксантен кивнул:

— Я вижу женщину, которую О. Ц. Гарр желал ввести в свой дом в замке.

— Именно, — подтвердил Филидор. — Вы помните обстоятельства?

— И очень даже хорошо, — ответил ему Ксантен. — Были энергичные возражения со стороны Совета Нотаблей по причине угрозы за контролем над численностью населения. О. Ц. Гарр попытался обойти закон таким образом: «Я же держу Фан, — говорил он. — Временами я имею целых шесть или даже восемь Фан, и никто не против. Я буду называть эту девушку Фаной и держать ее среди своих Фан». Я и другие протестовали. Дело чуть не дошло до дуэли. О. Ц. Гарр был вынужден оставить девушку в покое. Она была отдана под мою опеку и я переправил ее в Дальнюю долину.

— Все правильно, — кивнул Филидор. — Мы пытались разубедить Гарра. Он отказался поддаться на уговоры и пригрозил нам своими охотничьими силами Мехов из тридцати особей. Мы насторожились. Моральны ли мы? Сильные или слабые?

— Иногда, — сказал Ксантен, — лучше иногда мораль. Хотя даже О. Ц. Гарр, а вы всего лишь Искупленцы... Схожее и в случае с Мехами. Они уничтожили замки и всех людей. Если мораль означает покорное принятие своей участи, тогда мораль должна быть забыта!

Филидор грустно усмехнулся:

— Какая замечательная ситуация! Здесь имеются Мехи, подобные Крестьянам, Птицам и Фанам, все переделанные, транспортированные и порабощенные для человеческого удовольствия. В самом деле, именно этот факт и создает нашу вину, которую мы должны искупить. А теперь вы хотите, чтобы мы уничтожили эту вину!

— Ошибочно чересчур много размышлять и горевать о прошлом, — сказал Ксантен. — И все же, если вы желаете сохранить за собой возможность созерцать и размышлять, я предлагаю вам драться сейчас с Мехами, или, самое малое, укрыться в замке.

— Только не я, — ответил Филидор. — Наверное, другие могут поступить так.

— Вы будете ждать, пока вас убьют?

— Нет, я и другие, несомненно, укроемся в отдаленных горах.

Ксантен влез обратно на борт энергофургона:

— Если вы измените свое решение, приходите в замок Хейдждорн.

И отбыл.

Дорога шла по долине, поднимаясь вверх по склону гор, пересекая хребет. Далеко впереди, четким силуэтом на фоне гор, стоял замок Хейдждорн...

7

Ксантен доложил Совету:

— Космические корабли использовать невозможно. Мехи сделали их неуправляемыми. Любой план обратиться за помощью к Родным Планетам лишен смысла.

— Это печальные новости, — поморщился Хейдждорн. — Ну, тогда с этим все.

— Возвращаясь на энергофургоне, я встретил племя кочевников. Вызвал Гетмана, объяснил ему преимущества службы замку Хейдждорн. У кочевников, боюсь, отсутствует покорность. Гетман дал мне столь грубый ответ, что я был в негодовании. В Дальней долине я посетил деревню Искупленцев и сделал схожее предложение, но без успеха. Они столь же идеалистичны, сколь грубы кочевники. У тех и у других тенденция к бегству. Искупленцы говорят, что укроются в горах. Кочевники говорят, что отступят в степи.

— Чем поможет им бегство? — презрительно фыркнул Бодри. — Наверное, они выиграют несколько лет, но, в конечном счете, Мехи найдут их всех до последнего. Они методичны.

— В то же время, — раздраженно заявил О. Ц. Гарр, — мы могли бы организовать их в эффективный боевой корпус, к выгоде всех. Ну что ж, пусть тогда погибают! Мы в безопасности!

— Сейчас в безопасности, да, — мрачно сказал Хейдждорн. — Но что будет, когда откажет энергия? Когда сломаются лифты? Когда оборвется циркуляция воздуха так, что мы станем задыхаться? Что тогда?

О. Ц. Гарр мрачно покачал головой:

— Мы должны быть тверды духом перед возникшими обстоятельствами. Механизмы замка прочны, и я не думаю, что что-то выйдет из строя в ближайшие пять-десять лет. К тому времени может все измениться.

Клахгорн, сидевший лениво откинувшись в кресле, наконец заговорил:

— В сущности, это пассивная программа, подобно бегству кочевников и Искупленцев, она не выходит за пределы текущего момента.

О. Ц. Гарр вежливо ответил:

— Клахгорн знает, что я никому не уступлю в смелой искренности, так же, как и в оптимизме и прямоте, короче, в качествах обратных пассивности. Как может он навешивать на мои предположения ярлык: «пассивность»? И нет ли у заслуженного и достопочтенного главы Клахгорна предложения, которое наиболее эффективно сохранит нам статус, наши стандарты, наше самоуважение?

Клахгорн медленно кивнул, с легкой полуулыбкой, которую О. Ц. Гарр находил отталкивающей и самодовольной:

— Есть простой и эффективный способ, которым можно нанести поражение Мехам.

— Ну и отлично! — воскликнул Хейдждорн. — Позвольте нам услышать о нем?!

Клахгорн задумчиво оглядел лица сидящих за покрытым красным бархатом столом: бесстрастный Ксантен, с неподвижными мускулами лица, привычно сжатыми в выражении похожем на усмешку. Иссет, красивый, прямой и полный жизни, как самый порывистый кадет. Хейдждорн, обеспокоенно-мрачный, с плохо скрываемым внутренним замешательством. Элегантный Гарр. Овервель, крепко задумавшийся о грядущих переменах. Ор, играющий со своей табличкой из слоновой кости, либо скучающий, либо сдавшийся. Лица остальных участников совещания выражали мудрое предчувствие, надменность, мрачное негодование, нетерпение, а в случае Флоя, спокойную улыбку или, как позднее охарактеризовал ее Иссет, имбоциальную ухмылку, призванную выразить его абсолютную непричастность ко всему этому скучному делу.

Клахгорн, рассмотрев присутствующих, покачал головой:

— В данный момент я не стану представлять этот план, так как считаю его не вполне доработанным. Но я должен указать, что ни при каких обстоятельствах замок Хайдждорн не может оставаться таким, каким он был прежде, даже если мы уцелеем после нападения Мехов.

— Ба! — воскликнул Бодри. — Мы теряем достоинство, становимся смешными, когда всего лишь обсуждаем этих зверей.

Ксантен зашевелился:

— Тема неприятная, но помните, Хальцион уничтожен, Делора — тоже, и кто знает, какие еще замки? Давайте не будем прятать головы в песок! Мехи не развиваются лишь только потому, что мы их игнорируем!

— В любом случае, — сказал О. Ц. Гарр, — Джейнел в безопасности. Я лично считаю, что Мехи скоро станут покорными, желая вернуться на свои посты.

Хейдждорн мрачно покачал головой:

— В это трудно поверить. Ладно, сделаем перерыв...

Из огромного числа электрических и механических устройств замка, первой вышла из строя система радиосвязи.

Поломка произошла так скоро и так внезапно, что соответствующие теоретики, а именно И. К. Хард и Уэгус всю вину возложили на диверсию бежавшим Мехов. Другие отмечали, что эта система никогда не была абсолютно надежной, что сами Мехи постоянно возились со схемами, и что выход из строя был просто результатом плохой инженерии.

Хард и Уэгус осмотрели громозкий аппарат, но причину отказа не выяснили. После получасового совещания они пришли к выводу, что для восстановления схемы необходим пересмотр ее и полное переустройство, с последующим испытанием конструкции и калибровки приборов, а так же производство совершенно нового набора компонентов.

— Сейчас это сделать невозможно, — заявил Уэгус в своем докладе совету. — Даже простейшая годная к использованию система потребует несколько техниколет. А под рукой нет ни одного техника. Таким образом, мы должны ждать пока будет обучена и подготовлена рабочая сила.

— Теперь ясно, — заявил Иссет, старейший из вождей кланов, — что мы были не предусмотрительны и не поддерживали межпланетную связь с людьми родных планет. И неважно, что эти люди вульгарны!

— Отсутствие «проницательности» и «предусмотрительности» не определяющие факторы, — возразил Клахгорн. — Связь не поощрялась просто потому, что лорды не желали, чтобы Земле указывали с Родных Планет. Вот так, все просто.

Иссет начал было возражать, но Хейдждорн поспешно сказал:

— К несчастью, как говорит нам Ксантен, космические корабли выведены из строя. Хотя соответствующие ученые обладают глубокими знаниями теоретического характера, но опять же: кто будет выполнять физическую работу? Даже, если ангары и космические корабли будут под нашим контролем.

— Дайте мне шесть взводов крестьян и шесть снаряженных энергофургонов с энергопушками, — провозгласил О. Ц. Гарр, — и я отобью ангары. Тут трудностей нет!

— Ну, хоть тут какой-то сдвиг, по крайней мере. Я помогу с обеспечением Крестьянами, и хотя я ничего не знаю об управлении пушкой, можете на меня положиться, в смысле любого другого совета.

Хейдждорн оглядел сидящих и нахмурился.

— В этой программе тоже есть трудности. Во-первых, у нас под рукой только один энергофургон, на котором вернулся из своей разведки Ксантен. Потом, насчет наших энергопушек! Кто-нибудь проинспектировал их? Хранение их было доверено Мехам, но, возможно, и даже вероятно, что они тоже повреждены. О. Ц. Гарр, вы считаетесь опытным военным теоретиком. Что вы можете сообщить нам по этому вопросу?

— На данный момент я не проделал никакой инспекции, — заявил О. Ц. Гарр. — Сегодня «Обозрение Старинных Камзолов» займет нас всех до «Часа Вечерней Оценки»[4].

Он посмотрел на часы:

— Наверное, сейчас удобное время сделать перерыв, а я пока соберу информацию относительно пушек и затем проинформирую вас.

Хейдждорн кивнул тяжелой головой:

— Время в самом деле очень позднее. Ваши Фаны появятся сегодня?

— Только две, — ответил О. Ц. Гарр. — Лазури и Одиннадцатая Тайна. Я не смог найти ничего подходящего ни для маленькой Голубой Феи, ни для Прозрачного Восторга, а Глорианс все еще требуется обучение. Сегодня наибольшее внимание должна привлечь Разноцветы В. 3.

— Да,- согласился Хейдждорн, — Я слышал другие замечания в этом же смысле. Ладно, тогда до завтра. Э-э, Клахгорн, вы хотите что-то сказать?

—Да, в самом деле, — скромно признался Клахгорн. В нашем распоряжении осталось мало времени. Я очень сомневаюсь в эффективности крестьянских войск. Они все равно, что карлики против волков. А нам нужны скорее пантеры, а не кролики.

— А, да, — туманно произнес Хейдждорн. — Да, в самом деле.

— Где же тогда найти пантер? — Клахгорн вопросительно оглядел сидящих вокруг стола. — Неужели никто не может предложить источника? Жалко. Хорошо, если пантеры не сумеют появиться, давайте займемся делом, превращая кроликов в пантер немедля. Я предлагаю, чтобы мы отложили все праздники и спектакли до тех пор, пока не будет полной уверенности в нашем будущем.

Хейдждорн поднял брови, открыл рот, собираясь сказать что-то, и снова его закрыл. Он внимательно посмотрел на Клахгорна, чтобы удостовериться, шутит он или нет. Затем с сомнением оглядел сидящих за столом.

Бодри засмеялся:

— Кажется, эрудит Клахгорн паникует.

— Наверняка, поддержал его О. Ц. Гарр, — но наше достоинство не позволяет допустить, чтобы дерзость слуг вызвали у вас такую безумную тревогу. Мне стыдно даже затрагивать эту тему.

— Мне не стыдно, — ответил Клахгорн вызывающе. И я не вижу никакой причины, по которой нам следовало бы смущаться. Нашим жизням угрожает опасность, и такой пустяк, как наше смущение или еще что-нибудь в этом роде, становится неважным.

О. Ц. Гарр поднялся, грубо отдал честь в направлении Клахгорна, честь расчитанно оскорбительную. Клахгорн, поднимаясь, отдал честь подобным же образом, но столь степенно и сверхуслужливо, что оскорбление О. Ц. Гарра превратилось в пародию. Ксантен, презиравший О. Ц. Гарра, рассмеялся открыто.

О. Ц. Гарр поколебался, затем, чувствуя, что при данных обстоятельствах ссора будет расценена, как невоспитанность, вышел из палаты...

«Обозрение Старинных Камзолов», ежегодное выступление Фан, облаченных в пышные одежды, проводилось в Большой Ротонде, на северной стороне Центральной площади.

Половина джентльменов и четверть леди держала Фан. Это были туземные создания из пещер Альбирло — 7. Покорная раса, игривая и способная привязываться. После несколько тысяч лет селектного отбора, Фаны стали эльфами пикатной красоты. Тонкий газ, выходящий у них из пор за ушами, окутывал тело. Они были самыми безобидными существами, заботящиеся только о том, чтобы доставить удовольствие. Большинство джентльменов относилось к ним с приязнью, но иногда ходили слухи о леди, наказывающих особо ненавистных Фан настойкой аммиака, затускняющей их тело и на век уничтожающей их газ.

Джентльмен, очарованный Фаной, считался смешной фигурой. Фаны столь заботливо выведенные и производящие впечатление хрупких и нежных созданий, для интимных отношений не были пригодны, так как становились изможденными, с обвисшим и обесцветившимся газом. И всяк узнавал, что такой джентльмен неправильно использовал свою Фану. В этом отношении женщины замка имели превосходство. Протяженность жизни Фан не превышался тридцати лет, последние годы, потеряв красоту, они укутывались в мантии из серого газа и выполняли лакейские обязанности в будуарах, кухнях, чуланах и детских.

«Обозрение Старинных Камзолов» было больше случаем для обозрения Фан, чем Камзолов, хотя и они, сотканные из фангаза, были прекрасны.

Владельцы Фан сидели в нижнем ярусе в напряжении от надежд и гордости за своих Фан, особенно, когда какая-нибудь Фана производила необыкновенную демонстрацию, погружаясь в черные бездны. Представление было похоже скорее, на спектакль, где вслух не позволялось выражать свои чувства, но чем восхитительней и грациозней была Фана, тем более повышалась репутация ее владельца.

Предстоящие «Обозрения» задерживались почти на полчаса по причине бегства Мехов, и стали необходимы дополнительные приготовления. Обслуживать представление заставили Крестьян, которые раньше никогда не допускались к такой работе. И несмотря на то, что игра на лютнях давалась им с трудом, да и допускали они другие ошибки, связанные с ретуалом «Обозрений», благородные леди и джентльмены замка не обращали на это внимания. Фаны были восхитительны, как всегда, извиваясь и раскачиваясь под звучные аккорды лютни, трепеща своими пальчиками, словно нащупывая капли дождя, неожиданно съеживаясь, затем пружинисто распрямляясь, и, наконец, кланяясь, соскальзывали со сцены.

Посреди программы в Ротонду неуклюже, бочком, вступил один Крестьянин, и что-то настойчиво заговорил кадету, подошедшему спросить, что у него за дело. Кадет сразу же пробрался к отполированной черной ложе Хейдждорна. Хейдждорн выслушал, кивнул, что-то очень спокойно сказал, и снова как ни в чем небывало, устроился в своем кресле, словно послание было несущественным, и благородные люди из зрителей успокоились.

Представление цродолжалось. Восхитительная пара Фан О. Ц. Гарра выступила прекрасно, но наибольшее впечатление на публику произвела новая пленительная Фана Дирли, принадлежавшая Иссету и показанная в «Обозрениях» впервые.

Фаны появились в последний раз, танцуя все вместе полуимпровизированный менуэт. Затем они отдали последний полувеселый, полусожалеющий поклон и покинули Ротонду. Еще несколько минут леди и джентльмены оставались в своих ложах, обсуждая представление, устраивая дела и поручения. Хейдждорн сидел, нахмурясь и нервно теребя руки.

Вдруг он поднялся. Присутствующие смолкли, наступила тишина.

— Я не хотел бы вносить печальную ноту в ваше веселое настроение, — произнес он. — Но мне только что передали новость и ее следует знать всем. Замок Джейнел подвергся нападению. Мехи собрали там крупные силы с сотнями энергофургонов. Они окружили замок земляным валом, который не позволяет эффективно использовать джейнельские энергопушки.

Для Джейнела нет никакой непосредственной опасности, и трудно понять на что надеются Мехи, ведь стены Джейнела высотой в двести футов.

Тем не менее новость эта печальная и означает, что, в конечном итоге, мы должны ждать похожей осады, хотя трудно нонять, каким образом Мехи надеются причинить нам неудобства. Наша вода находится и извлекается из четырех колодцев, глубоко уходящих в землю. У нас есть большие запасы пищи. Энергию мы получаем от солнца. При необходимости мы можем консервировать воду и синтезировать пищу из воздуха, по крайней мере так меня заверил на этот счет известный теоретик биохимии К. И. Лидесхэйм. И все же нам нужно быть бдительными. Завтра собирается Совет Нотаблей.

8

— На сей раз давайте обойдемся без формальностей, — обратился к Совету Хейдждорн. — О. Ц. Гарр, доложите нам, что удалось вам сделать за прошедшее время.

О. Ц. Гарр, одетый в великолепный серо-зеленый мундир овавельских драгун, неторопливо поднялся.

— Из двенадцати пушек, четыре исправны. Четыре намеренно испорчены удалением энергонаводки, четыре заблокированы каким-то средством, не обнаруженным даже при внимательном исследовании. Я отобрал с полдюжины Крестьян, которые хоть немного разбираются в механике, и детально проинструктировал их. В настоящее время они заняты сращиванием новодок.

— Ну что же, неплохие новости, — заключил Хейдждорн. — А как насчет предложенного корпуса вооруженных Крестьян?

Сейчас О. Ф. Малк и И. А. Берцелиус отбирают Крестьян для обучения. Но эта идея не вызывает у меня оптимизма. Крестьяне — скромная и эффективная раса, восхитительно пригодная для выпалывания сорняков, но не имеющая никакого отношения к военному делу.

Хейдждорн оглядел членов Совета.

— Есть какие-нибудь другие предложения?

Бодри заговорил резко:

— Если бы только эти злодеи оставили нам энергофургоны, то мы погрузили бы пушки на борт, подъехали к Джейнелу и ударили по этим псам с тыла. Для этого, по крайней мере Крестьяне годятся.

— Эти Мехи кажутся совершенными дьяволами, — вступил в разговор Ор. — И что у них на уме? Почему после стольких веков покорности они взбунтовались?

— Мы все задаем те же самые вопросы, — ответил Хейдждорн. — Ксантен, вы вернулись из своей вылазки с пленником. Вы пробовали допросить его?

— Нет, — ответил Ксантен. — По правде говоря, с тех пор я и не думал о нем.

— Почему бы тогда нам не попробовать его допросить? Наверное, он сможет дать ключ к разгадке.

Ксантен кивнул в знак согласия:

— Могу попытаться. Но, честно говоря, не думаю, что нам удастся что-то узнать у него.

— Клахгорн, вы эксперт по Мехам, — обратился Бодри. — Могли бы вы предположить, что эти создания способны на такой сложный заговор? Что они надеются получить? Наши звания?

— Конечно, они способны к точному и быстрому планированию, — ответил Клахгорн. — Нет их безжалостность меня удивляет. Я не замечал за ними стремления к нашей материальной собственности, и они никогда не интересовались тем, что мы считаем спутниками цивилизации: утонченные признаки чувств и тому подобное. Я часто размышлял над этим. Но, вероятно, их мозг имеет более сложное структурно-логическое строение, чем мы считали. Наш мозг устроен так, что лишен рациональной структуры. В нем регистрируется, индексируется и запоминается наше мышление, состоящее более из эмоционального восприятия. Мозг Мехов — это творение инженерии. По форме он представляет из себя грубый куб и состоит из микроскопических клеток, взаимно связанных органическими волоконцами. Внутри каждой клетки — пленка из кремнезема, жидкость варьируемой проводимости и электрических потенциалов, корка из сложной смеси окислов металлов. Этот мозг способен упорядоченно складывать огромное количество информации. Ни один факт не теряется, если его намеренно не забывают. Способность, которой обладают только Мехи. Возможно использование этого мозга, как радиопередатчика или радара. Но мозг, Меха оказывается совершенно неподвержен эмоциональному восприятию. Один Мех в точности подобен другому, без любых поддающихся нашему восприятию отличий. Это явно является функцией системы сообщения.

По этим причинам, как вы сами можете судить, развитие личности, единственной в своем роде, было невозможным. Они служили нам эффективно и мы думали, что Мехи ничего не понимали относительно своего положения. Такие понятия, как гордость, негодование, стыд, любовь, ненависть, для них не существовали. Они жили в эмоциональном вакууме. Мы их кормили, одевали, берегли. Почему они взбунтовались? Я долго размышлял, и единственное объяснение, которое может показаться вам абсурдным — это то, что они решили... — голос его замер.

— Ну? — повелительно потребовал ответа О. Ц. Гарр. — Что?

— ...Они твердо решили уничтожить человеческую расу, но мое предположение ничего не меняет.

Хейдждорн обратился к Ксантену:

— Это должно помочь вам, когда вы будете допрашивать пленника.

— Я как раз собирался предложить Клахгорну участвовать в допросе, если он не против, — ответил Ксантен.

— Как вам угодно, — согласился Клахгорн. — Хотя, по моему мнению, информация, которую мы можем получить, ни как не изменит наше положение. Наша единственная забота сейчас — найти средство отразить нападение Мехов и спасти свою жизнь.

— Но за исключением сил «пантер», которых упомянули на нашей предыдущей сессии нет ли другого, более «тонкого» оружия? — грустно спросил Хейдждорн. — Какого-нибудь устройства, создающего электрический резонанс в их мозгу, или что-то в этом роде?

— Не осуществимо, — ответил Клахгорн. — Определенные органы в мозгу этих созданий функционируют как реле перегрузки. Хотя и верно, что в течении всего этого времени они могут быть неспособны к взаимосвязи.

После минутного размышления, он задумчиво добавил:

— Может быть О. Г. Берналь и Уэгус — теоретики с глубокими знаниями таких проекций сконструируют подобное устройство. Хейдждорн с сомнением кивнул и посмотрел на Уэгуса.

— Это возможно?

Уэгус нахмурился:

— Сконструировать? Конечно, я могу сделать такое приспособление, но все детали рассеяны по разным складам. Одни из них функционирующие, другие — нет. Вы хотите чтобы я стал подмастерьем у Мехов. Я — теоретик! Мне трудно поверить джентльмены, что вы так мало цените меня и мои таланты. — Уэгус рассердился.

— Что вы, дорогой Уэгус. Я лично никогда помыслил бы оспаривать ваши достоинства, — поспешил заверить его Хейдждорн.

— Никогда! — согласился и Клахгорн. — Я так же согласен с Хейдждорном, и, тем не менее, при нынешних чрезвычайных обстоятельствах нет ничего унизительного в такой работе. Мы должны спасти себя.

— Отлично! — губы Уэгуса дрогнули в легкой усмешке. — Вы пойдете со мной на склад. Я укажу какие надо принести и собрать компоненты, а черновую работу сделаете вы. Что скажете на это?

— Я скажу, что да, с радостью, если от этого будет польза. Однако, я едва ли один смогу выполнить задания остальных теоретиков. Будет ли еще кто-нибудь работать, кроме меня?

Воцарилось гробовое молчание. Джентльмены ждали, что же будет дальше.

Хэйдждорн начал было говорить, но Клахгорн перебил его:

— Простите, Хейдждорн, но здесь мы наткнулись на препятствие, и решение должно быть принятонемедленно.

Хейдждорн отчаянно оглядел Совет:

— У кого есть относящиеся к делу замечания?

— Клахгорн должен поступить так, как считает нужным, — произнес дружелюбно О. Ц. Гарр. — Я не могу диктовать ему. Что же касается лично меня, то я никогда не унижу своего достоинства джентльмена Хейдждорна. Это для меня превыше всего, иначе я стану пародией на джентльмена, смешной маской самого себя. В замке Хейдждорн мы представляем кульминацию человеческой цивилизации. Любой компромисс, любое отступление от наших стандартов, приведут к деградации и бесчестию. Здесь употребили выражение «чрезвычайные обстоятельства»! Какой писсемизм! По-моему, это недостойно джентльмена Хейдждорна!

Вокруг стола Совета раздался ропот одобрения. Клахгорн откинулся на спинку кресла, опустив подбородок на грудь и, казалось, расслабился, но его взгляд переходил от лица к лицу, и затем вернулся к О. Ц. Гарру.

— Ясно, что вы обращаете свои слова ко мне, — сказал он. — Мне понятно ваше негодование. Но это неважно. — Он перевел взгляд от О. Ц. Гарра на массивный алмазно-изумрудный канделябр. — Меня огорчает тот факт, что Совет в целом, несмотря на мои серьезные увещевания, кажется, поддерживает вашу точку зрения. Я не могу больше убеждать и внушать вам о грозящих серьезных последствиях. — Покидаю замок Хейдждорн. Здешняя атмосфера становится невыносимой. Желаю благополучно пережить нападение Мехов, хотя и сомневаюсь, что сможете.

Клахгорн поднялся со своего места, вставил табличку из слоновой кости обратно в гнездо:

— Прощайте, джентльмены!

Хейдждорн поспешно вскочил на ноги, умоляюще протянул руки вперед:

— Не уходите, Клахгорн! Сейчас вы расстроены. Подумайте! Нам нужны ваша мудрость, ваш опыт.

— Разумеется нужны, — согласился Клахгорн. — Но даже больше: вам нужно действовать по данному мной совету. Ведь у вас даже нет плана, но дальнейшие препирательства бесцельны и утомительны.

Клахгорн отдал всем честь и покинул палату.

Хейдждорн медленно вернулся на свое место.

— Нам будет недоставать Клахгорна, его проницательных идей и озарений... Мы сами мало чего достигли. Уэгус, вы все-таки подумайте над обсуждавшимся проектом. Ксантен, вам надо допросить Меха. О. Ц. Гарр, вы, я надеюсь, присмотрите за ремонтом энергопушки. Помимо этих мелких дел, мы, не выработали общего плана действий.

— Что насчет других замков? — спросил Марун. — Они еще существуют? У нас нет новостей. Я предлагаю отправить Птиц к каждому замку и разузнать об их положении.

Хейдждорн согласно кивнул:

— Да, это мудрый шаг. Позаботьтесь об этом, Марун. А теперь на время прервем заседание...

Птицы были посланы Маруном из клана Ор и вернулись одна за другой. Их рапорты были схожими.

— Си Айленд — заброшен. Мраморные колонны свалены вдоль берега. Жемчужный купол обвалился. Трупы плавают в Водном Саде.

— Караваль пахнет смертью. Джентльмены, Крестьяне, Фаны — все погибли! Даже Птицы улетели!

— Делора, а рос, рос, рос! Мрачная сцена! Не найти ни одного признака жизни!

— Ангом безлюден! Огромная деревянная дверь разбита! Вечно Зеленое Пламя погасло!

— В Хальционе никого нет. Крестьяне были загнаны в шахту.

— Туант — молчание.

— Моринглайт — смерть!

9

Три дня спустя Ксантен решил разведать обстановку вокруг замка и в Дальней долине. Для этого он вновь заставил Птиц подняться в воздух.

Сверху замок Хейдждорн был похож на сложную миниатюру. Каждый дом отличался от других своим уникальным скоплением башен, башенок и вышек, своими собственными неповторимыми очертаниями крыши, своим длинным, развевающимся на ветру вымпелом.

Птицы совершили положенный круг, скользя над скалами и соснами Северного Гребня. Затем, расставив крылья наискось восходящему потоку, понеслись к Дальней долине.

Ксантен летел над красивыми Хейдждорнскими владениями, над старыми садами, полями, виноградниками, деревнями Крестьян, над озером Мод, с его павильонами и доками, над лугами, где паслись коровы и овцы, и вскоре прибыл в Дальнюю долину, к Хейдждорнских земель.

Ксантен указал, где он желает приземлиться. Птицы, которые предпочли бы расположиться поближе к деревне, чтобы наблюдать за происходящим, сердито заголосили и приземлились так жестко, что не будь Ксантен на стороже, он мог бы пострадать.

— Ждите меня здесь! — приказал он. — Не шастайте и не устраивайте никаких фокусов с пристяжными ремнями. Когда я вернусь, то должен увидеть шесть спокойных Птиц с расправленными ремнями и готовыми для полета. Предупреждаю, никаких склок! Не привлекайте к себе внимание. Ведите себя так, как я приказал.

Птицы надулись, затопали, склонили набок шеи, зашикали в сторону Ксантена, но он уже не видел этого.

Ксантен шагал по дороге, ведущей в деревню.

Невдалике деревенские девушки собирали ежевику. Среди них Ксантен увидел ту, которую О. Ц. Гарр хотел забрать к себе в дом. Проходя мимо, Ксантен вежливо отдал честь.

— Если мне не изменяет память, мы раньше встречались.

Девушка улыбнулась полупечальной, полукапризной улыбкой.

— Ваша память служит вам хорошо. Мы встречались в Хейдждорне, и тогда, когда вы переправляли меня сюда, — она протянула корзинку. — Угощайтесь.

Ксантен взял несколько ягод. Он узнал, что девушку зовут Глис Недоусвит, что ее родители ей неизвестны, но надо полагать они были благородными людьми замка Хейдждорн, превысившими свою квоту рождения. Ксантен внимательно присмотрелся к девушке, но сходства ни с одним из семейств Хейдждорна найти не мог.

— Возможно, вы родом из замка Делора. Есть какое-то сходство с Козансами. Семейства, знаменитого красотой своих леди.

— Вы не женаты? — спросила она.

— Нет, — ответил Ксантен. И в самом деле, он только днем раньше прекратил свои отношения с Арминой. — А вы?

Она покачала головой:

— Будь я замужем, я бы никогда не собирала ежевику, а этой работой занимаются только девушки. Почему вы приехали в Дальнюю долину?

— По двум причинам. Первая — увидеть вас. — Ксантен удивился своим словам. — Но это была правда. В замке мне не пришлось познакомиться с вами поближе, вы так очаровательны.

Девушка пожала плечами и Ксантен не мог понять, довольна она или нет. Ведь часто джентльмены делали девушкам комплименты лишь для того, чтобы добиться благосклонности.

Я приехал так же поговорить с Клахгорном.

— Он вон там, — девушка показала хижину, где жил Клахгорн и вернулась собирать ягоды.

Поклонившись, Ксантен отправился к хижине.

Клахгорн, одетый в свободные серые домотканные бриджи, рубил дрова для печки. При виде Ксантена, он прекратил работу, вытер лоб и оперся на топор.

— А, Ксантен. Рад вас видеть. Как там народ в замке Хейдждорн?

— Как и раньше. Мало что изменилось, но у меня есть для вас новости.

— В самом деле? Клахгорн внимательно изучал Ксантена.

— На нашем последнем заседании, — продолжал Ксантен, — я согласился допросить пленного Меха. А после сожалел, что вас не было рядом, некоторые ответы пленника остались для меня неясными.

— Говорите, — предложил Клахгорн, — может я сумею вам кое-что объяснить.

— После заседания Совета, я немедленно спустился на склад, где пребывал в заключении Мех. У него отсутствовало питание. Я дал ему сиропа, ведро воды, из которого он немного попил, затем изъявил желание отведать фаршированных моллюсков. Как я уже говорил, это был необычный Мех, ростом с меня и без сиропного мешочка. Мы перешли в другое помещение, там я вновь осмотрел Меха. Удаленные мной колючки отросли, и он мог принимать сигналы от других Мехов. Он был настроен враждебно и на мои вопросы отвечал грубо и несдержанно, не проявляя должного уважения.

Я рассказал ему, что благородные люди замков были поражены бунтом; они предполагали, что жизнь Мехов была удовлетворительной, но оказались неправы.

«Определенно», — просигналил Мех.

«Что ты имеешь в виду», — спросил я.

«Мы больше не намерены трудиться по вашему желанию. Мы хотим жить по своим традиционным стандартам».

Этот ответ удивил меня. Я и не знал, что Мехи обладали какими-либо стандартами, не говоря уже о традициях.

Клахгорн кивнул:

— Я тоже в свое время был поражен масштабом умственной деятельности Мехов.

«Зачем убивать? — увещевал я Меха. Разве можно улучшить свою жизнь за счет наших?»

В ответ Мех очень быстро просигналил:

«Мы знали, что должны действовать решительно. Необходимым это сделал наш собственный протокол. Мы могли бы вернуться на Этамин-10, но предпочитаем эту планету, Землю — и мы сделаем ее своей, со своими собственными дорогами-катками, лоханями и склонами для загорания».

Это казалось достаточно ясным, но Мех явно что-то не договаривал.

«Понятно, — сказал я. — Но зачем убивать? Зачем уничтожать? Вы могли бы перебраться в другой регион, и, мы не стали бы вас преследовать».

«Неосуществимо. Мир слишком тесен для двух соперничащих рас. Вы собирались отправить нас обратно на Этамин-10».

«Нелепость! — бросил я. — Фантазия, абсурд! Вы что, принимаете меня за идиота?!»

«Нет! — настаивало создание. — Двое из нотаблей замка Хейдждорн добивались высшего поста. Один заверил нас, что, если его изберут, то это станет целью его жизни».

«Это же смешно, ответил я ему, один сумашедший человек не может говорить за всех людей».

«Да? Но один Мех говорит за всех Мехов. Мы думаем одним умом. Разве у людей не так?»

«Каждый думает сам за себя. Сумасшедший, заверивший вас в этой чепухе — злой человек. Но во всяком случае дело разъяснялось. Мы не предполагали отправлять вас на Этамин-10. Вы отступите от Джейнела, возьмите себе земли подальше и оставите нас в покое?»

«Нет. Дело зашло слишком далеко. Теперь мы уничтожим всех людей. Истина этого заявления ясна: «ОДНА ПЛАНЕТА СЛИШКОМ ТЕСНА ДЛЯ ДВУХ РАС.

«Тогда, к несчастью, я должен убить вас, — сообщил я ему. — Такие действия мне не по нраву, но дай вам шанс и вы убьете столько джентльменов, сколько сможете».

Тут создание бросилось на меня и я убил его. Теперь вы знаете все. Мне кажется, что либо вы, либо О. Ц. Гарр спровацировали этот бунт. О. Ц. Гарр? Маловероятно. Невозможно. Следовательно, вы, Клахгорн. Вы!!! Вы носите эту вину на душе!

Клахгорн, нахмурясь, смотрел на топор:

— Груз — да. Вина — нет. Бесхитростность — да. Злой умысел — нет.

Ксантен отпрянул.

— Клахгорн, ваше хладнокровие меня поражает! Раньше, когда ваши враги, вроде О. Ц. Гарра, представляли вас сумасшедшим...

— Что я сделал невероятного, — раздраженно прервал его Клахгорн. — Моя вина в том, что я пытался сделать слишком много. Неудача трагична, но я намеревался, став Хейдждорном, отправить рабов по домам. Мой план не удался, рабы взбунтовались. Так о чем теперь говорить. Мне наскучила эта тема.

— Может, вам и наскучило! — закричал Ксантен. — Вы осуждаете меня, но что скажете вы насчет тысяч убитых?

— Жизнь дешево ценится. Я предлагаю вам оставить упреки и направить свою энергию на спасение самого себя. Вы понимаете, что существуют средства к этому? Вы тупо глядите на меня. Заверяю вас, что то, что я говорю, правда, но вы никогда не узнаете этих средств от меня.

— Клахгорн, я прилетел сюда, намереваясь снести с плеч вашу голову...

Но Клахгорн больше не слушал его и вернулся к рубке дров.

— Клахгорн!

— Ксантен, будьте любезны, кричите где-нибудь в другом месте. Увещевайте своих Птиц, что ли.

Ксантен, круто повернувшись, стремительно двинулся обратно по дороге. Девушки, собиравшие ягоды, вопросительно смотрели на него. Ксантен остановился и поискал взглядом Глис Недоусвит, но ее нигде не было видно. Раздраженный он продолжал путь. И вдруг резко остановился. На упавшем дереве, в ста футах от Птиц, сидела Глис Недоусвит, изучая стебелек травы так, словно он был реликвией прошлых веков. Птицы каким-то чудом и впрямь подчинились ему и дожидались с приличным подобием порядка.

Ксантен посмотрел на гору, поковырял носком сапога дерн, сделал глубокий вдох и приблизился к Глис. В ее красивых, распущенных волосах он увидел цветок. После некоторой паузы, Глис спросила:

— Почему ты так рассердился?

Ксантен хлопнул себя по бедру и сел рядом с ней:

— Рассердился? Нет. Я с ума схожу от возмущения. Клахгорн знает, как можно спасти замок Хейдждорн, но никому не хочет открыть своей тайны.

Глис Недоусвит весело рассмеялась.

— Тайну? Даже я ее знаю.

— Этого не может быть, — стоял на своем Ксантен и Клахгорн мне ее не откроет.

— Слушайте. Если вы не хотите, чтобы ее слышали Птицы, я скажу вам шепотом.

И она прошептала ему на ухо несколько слов.

Ее сладкое дыхание и близость одурманили Ксантена, но то, что она сказала все-таки дошло до сознания. Теперь рассмеялся Ксантен.

— Тут никакой тайны нет. Только то, что доисторические скифы называли словом «батос». Бесчестье для джентльменов! Нам отплясывать с Крестьянами? Нам обслуживать Птиц и обсуждать с ними наших Фан?

— Ах, значит, бесчестье?! — она вскочила на ноги. — Тогда для вас такое же бесчестье разговаривать со мной, делая предложение.

— Я не делал никаких предложений! — запротестовал Ксантен. — Я только сижу здесь и разговариваю с вами.

— Ах так, — Глис вырвала из волос цветок и швырнула его на землю. — Вот вам!

— Нет, — с неожиданной покорностью заметил Ксантен. Он нагнулся, поднял цветок, и, поцеловав его, снова приколол к ее волосам. Я был с вами непочтителен. Прошу прощенья.

— Скажите мне, — спросила она довольно резко, — у вас есть кто-нибудь из этих особых женщин-насекомых?

— У меня? Фаны? нет у меня никаких Фан.

Услышав это, Глис повеселела и позволила Ксантену обнять ее, видя это Птицы закудахтали, загоготали, вульгарно почесываясь крыльями...

10

Лето уходило. 30 июня Джейнел и Хейдждорн отметили праздник цветов, хотя земляной вал высоко поднялся вокруг Джейнела.

Вскоре после этого Ксантен слетал навестить на шести лучших Птицах, ночью, замок Джейнел и предложил Совету эвакуировать желающих по воздушному мосту. С каменными лицами члены Совета выслушали это и, ничего не решив, закрыли заседание.

Вечером, 9 июля, замок Джейнел пал. Эту новость принесли в замок Хейдждорн Птицы, которые истеричными голосами снова и снова рассказывали эту мрачную новость.

Хейдждорн, ныне худой и слабый, автоматически созвал заседание Совета и поведал о печальных известиях. Члены Совета заговорили все разом:

— Выходит — мы последний замок!

— Немыслимо, чтобы Мехи могли причинить нам вред!

— Они могут еще двадцать лет строить валы вокруг нашего замка и всего лишь дойдут до сумашествия. Мы в безопасности, даже приятно осознавать, что здесь, в Хейдждорне, живут последние джентльмены расы!

Ксантен был поражен услышанным, голос его дрожал от напряжения:

— Если Мехи окружат нас, то мы окажемся в западне. Понимаете ли вы, что сейчас последняя возможность сбежать из огромной клетки, которой стал замок Хейдждорн.

— Сбежать, Ксантен? Что за слово? Позор! — заухал О. Ц. Гарр — Берите своих единомышленников и бегите! В степь или в болото, или в тундру. Убирайтесь куда угодно со своими трусами, но будете так добры прекратить это беспрестанное паникерство!

— Гарр, я обрел убеждения с тех пор, как стал «трусом». Выживание — хорошая мораль. Я слышал это из уст выдающего ученого мужа.

— Да? Какого такого ученого?

— Это О. Г. Филидор.

— Вы говорите о Филидоре Искупленце? — хлопнул себя по лбу О. Ц. Гарр. — Он самого крайнего толка. Искупленец, переискупивший всех остальных! Будьте же разумны, Ксантен.

— Если мы уйдем из замка, мы выживем, — деревянным голосом произнес Ксантен.

— Но наша жизнь — это замок! — провозгласил Хейдждорн. — Чем мы будем без него? Какими-то зверями? Кочевниками?

— Мы будем живыми!

О. Ц. Гарр отвернулся, изучая гобелен на стене. Хейдждорн в сомнении и замешательстве покачал головой.

Бодри вмешался в дискуссию:

— Ксантен, вы лишаете всех присутствующих стойкости духа. Вы приходите сюда, заставляете принимать нас какие-то крайние решения, но зачем? В замке Хейдждорн мы в такой же безопасности, как в материнских объятиях. Что же у нас останется, если мы потеряем честь, достоинство, комфорт, приятность цивилизованной жизни? Все это лишь для того, чтобы красться по дикой местности?

— Замок Джейнел тоже считали неприступным, — напомнил Ксантен. — Где сегодня Джейнел? Смерть, сгнившая ткань, прокисшее вино. Что мы приобретаем «крадясь»? Гарантию жизни.

— Я могу назвать сотни случаев, когда смерть, лучше жизни! — отрезал Иссет. — Разве я должен умирать в бесчестья и позоре? Почему я не могу провести свои последние дни с достоинством?

В комнату вошел Б. Ф. Роберт:

— Советники, Мехи подошли к замку Хейдждорн!

Хейдждорн затравленным взглядом окинул Совет:

— Давайте же что-нибудь решим.

Ксантен вскинул руки к потолку:

— Каждый должен поступить так, как считает нужным! Я больше не буду спорить. Хейдждорн, не распустите ли вы свой Совет на перерыв, чтобы мы могли заняться своими делами? Я — своим «прокрадыванием»...

— Совещание прерывается, — объявил Хейдждорн.

Все отправились на стены.

Вверх по дороге, в замок, шли толпой Крестьяне с окрестных полей, с тюками за плечами. На другой стороне долины, на опушке леса Бартоломью, виднелось скопление энергофургонов и аморфной коричнево-золотистой массы. Это были Мехи.

Он показал на запад:

— Смотрите, они идут по Длинному болоту. — Он повернулся, посмотрел на восток прищурясь. — И глядите, вон там, в Дембридже — Мехи!

— Вот они идут, паразиты! Они нас обложили. Ну тогда, пусть себе ждут! — сказав это, О. Ц. Гарр, спустился на площадь и стремительно вошел в дом Цумбельд, где остатки дня работал со своей Фаной Глорианой, от которой ожидал больших достижений.

На следующий день Мехи вплотную подошли к замку. Внутри возникшего лагеря Мехи начали сооружать сараи, склады, бараки, энергофургоны наваливали горы земли.

За ночь эти горы подтянулись к замку Хейдждорн. Так было и следующую ночь. Наконец, стала ясна цель этих насыпей: они были защитными туннелями, ведущими к скале на которой стоял замок.

На следующий день некоторые из насыпей достигли подножья скалы. Вскоре из противоположного конца начали выезжать непрерывной вереницей энергофургоны, груженные щебнем. Они выползали, сваливали свой груз и тотчас же снова уходили в туннели.

Было установлено наличие восьми наземных туннелей. Из каждого катился бесконечный поток земли и щебня, выгрызенного из скалы, на которой стоял замок Хейдждорн. Для столпившихся на парапетах джентльменов и леди, стал понятен смысл этой работы.

— Они не делают никаких попыток закопать нас, — произнес Хейдждорн. — Они всего лишь вырубают из-под нас скалу!

На шестой день осады большой сегмент горного склона содрогнулся и упал. Почти достигавшая подножья стена, рухнула.

— Если это будет продолжаться и дальше, — пробормотал Бодри, — у нас будет меньше времени, чем у Джейнела.

— Идемте тогда, — с неожиданной энергией призвал О. Ц. Гарр. — Давайте попробуем нашу энергопушку. Мы прожжем эти их несчастные туннели, и что тогда они будут делать, эти наглецы?

Он подошел к ближайшей орудийной платформе и приказал Крестьянам снять чехлы.

Ксантен, который стоял поблизости, предложил:

— Позвольте мне помочь вам, — и сорвал чехол. Теперь стреляйте.

О. Ц. Гарр с недоумением уставился на него, затем подошел к огромному прожектору и развернул его на насыпь. Потом потянул рычаг энергопушки, в воздухе затрещало, замерцали искры. Район мишени стал черным, потом темно-красным, затем обвалился и раскаленным кратером растекся по местности. Но ниже лежащая земля, в двадцать футов толщиной, давала слишком хорошую изоляцию. Расплавленная лужа, побелела от жары, но не могла расшириться или углубиться.

Энергопушка издала неожиданный щелчек, словно произошло короткое замыкание из-за испортившейся проводки и замерла.

Два часа спустя, на восточной стороне скалы, обвалился еще один большой пласт камней, а как раз перед закатом обвал произошел с западного склона, где стена замка поднималась почти вертикально.

В полночь Ксантен и те, кто разделял его убеждения, со своими детьми и супругами, покинули замок Хейдждорн. Шесть упряжек Птиц сновали от замка к лугу, лежащему рядом с Дальней долиной, и еще до рассвета перевезли всю группу.

Никто с ними не прощался...

11

Неделю спустя отвалилась еще одна часть восточного утеса, увлекая за собой приличный кусок опоры из плавленного стекла и камня. У выходов из туннелей кучи вынутого щебня значительно увеличились.

Вдруг, спустя месяц после осады, большая секция террасы устремилась вниз, оставляя за собой неровную поверхность рассщелины, прерывающую дорогу в замок, и увлекая вниз статуи прежних нотаблей, помещенных с интервалами вдоль баллюстрады дороги.

Хейдждорн снова созвал заседание Совета.

— Обстоятельства, — заметил он с печальной улыбкой, — не улучшились. Самые пессимистические наши ожидания были превзойдены. Гнетущая ситуация! Признаюсь, меня не греет мысль, что однажды, вместе с обломками замка, я полечу вниз, навстречу своей смерти. — Он отчаянно махнул рукой. — Умереть — что ж из этого?! Все должны умереть! Но меня страшит то, что мои реликвии, собираемые десятилетиями и бережно хранимые, должны погибнуть.

— Наше имущество не менее ценно, чем ваше, — заметил Бодри. И все же, оно само по себе лишено жизни. Когда мы исчезнем, кому какое дело, что с ним станет?

Марук вздрогнул:

— Год назад я отложил восемнадцать дюжин коло наилучшей эссенции: двенадцать дюжин «Зеленого дождя», по три — «Бальтазара» и «Фэйдора». Подумайте, что с ними будет?

— Если б мы только знали! — простонал Ор. — Я бы... я бы... его голос дрогнул и прервался.

О. Ц. Гарр в нетерпении топнул ногой:

— Хватит вам причитать! У нас был выбор, помните? Ксантен упрашивал нас бежать, и теперь он и ему подобные находятся где-то в Северных горах вместе с Искупленцами. Мы решили остаться. К сожалению, произошло самое худшее — замок разрушается. Мы должны с достоинством выдержать это испытание. Джентльмены!

Совет меланхолически воспринял выступление О. Ц. Гарра. Хейдждорн достал фляжку драгоценного «Радиманта» и, разлив в бокалы содержимое и произнес:

— Поскольку, у нас будущего нет — за наше славное прошлое!

Ночью в расположении Мехов были замечены беспокойства: пожары в четырех местах, слабый звук хриплого крика в разных точках. Утром показалось, что темп работ несколько снизился.

Но в полдень отвалился огромный кусок восточного утеса. Некоторое время спустя, высокая стена раскололась и опрокинулась, оставляя заднюю часть шести великих домов открытыми.

Спустя час после заката, на летней площадке замка приземлился Ксантен на упряжке Птиц.

Хейдждорн, вызванный родственниками, вышел и удивленно уставился на Ксантена.

— Что вы здесь делаете? Мы ожидали, что вы в безопасности на севере, с Искупленцами.

— Искупленцы не в безопасности на севере, — ответил Ксантен. — Они присоединились к нам. Мы сражаемся.

Хейдждорн был очень удивлен:

— Сражаетесь? Джентльмены сражаются с Мехами?!

— И еще как.

Хейдждорн в недоумении покачало головой:

— И Искупленцы тоже? Я так понял, что они планировали бежать на север.

— Некоторые так и сделали, включая и О. Г. Филидора. Среди Искупленцев, так же как и здесь, есть разные фракции. Большинство из них находне дальше двадцати миль отсюда. То же самоеи с Кочевниками. Некоторые взяли свои энергофургоны и бежали. Остальные убивали Мехов как фанатики. Прошлой ночью вы видели нашу работу. Мы сожгли четыре склада, уничтожили сиропные баки, дюжину энергофургонов, убили более ста Мехов. Мы понесли потери, которые тяжелы для нас, потому что нас мало, а Мехов много. Вот почему я здесь. Нам нужны люди, идемте с нами сражаться!

Хейдждорн повернулся и направился к большой Центральной площади.

— Я созову народ из домов. Говорите со всеми...

Птицы, горько жалуясь на непосильную работу, всю ночь, перевозили джентльменов, которые поняли, что замок разрушается и надо идти спасать свою жизнь. Стойкие традиционалисты по-прежнему отказывались скомпрометировать свою честь и предпочли остаться в замке.

— Ну и оставайтесь здесь, бродя по улицам, словно рышущие крысы. Утешайтесь сколько угодно тем, что вас защищают. Будущее содержит для вас мало хорошего, — сказал Ксантен.

И многие, услышав это, ушли в негодовании.

Ксантен же повернулся к Хейдждорну:

— А вы улетаете или остаетесь?

Хейдждорн тяжело вздохнул:

— Замку Хейдждорн скоро наступит конец. Неважно, каким образом. Я лечу с вами...

Ситуация вдруг изменилась. Мехи не расчитывая на сопротивление ни со стороны сельской местности, ни со стороны замка. Они установили свои казармы и склады сиропа, думая только об удобствах, а не о защите, и летучие отряды оказались в состоянии подойти, нанести повреждения и быстро отступить без серьезных потерь.

Те Мехи, что стояли вдоль Северного гребня, подвергались почти непрерывным атакам и налетам, и в конце концов были согнаны вниз с большими потерями. Кольцо вокруг замка Хейдждорн разорвалось, затем, два дня спустя, после уничтожения еще пяти складов с сиропом, Мехи отступили еще дальше. Навалив землю перед двумя туннелями, ведущими к южной стороне скалы, они установили более-менее прочную оборонительную позицию, но, теперь вместо осаждающих, они стали осажденными, хотя все еще сражались.

В защищаемом таким образом районе, Мехи сосредоточили свои оставшиеся запасы сиропа, инструменты, боеприпасы. Район перед валами освещался после наступления темноты и охранялся Мехами, вооруженными пистолетами, делавшими любую попытку атаки безуспешной.

Затем была испробована новая техника. Съимпровизировали шесть легких повозок, загруженных бурдюками с легковоспламеняющимися маслами, соединенных с зажигательными гранами. В каждую из этих повозок запрягли по десять Птиц и в полночь отправили в полет, с человеком в каждой повозке. Взлетев повыше, Птицы затем спикировали вниз на позиции Мехов и сбросили огненные бомбы.

Сразу же весь район охватило пламя. Сгорел склад сиропа, энергофургоны; разбуженные пожаром мехи наталкивались друг на друга, бегали туда-сюда, внося еще большую неразбериху в свои ряды.

Уцелевшие Мехи скрылись в туннелях. Погасло несколько прожекторов, и, воспользовавшись суматохой, люди атаковали валы.

После короткой, но жестокой схватки, люди заняли позиции у входов в туннели, где спрятались Мехи. Восстание Мехов было подавлено...

12

Пожары догорели. Люди-воины — триста человек из замка, двести Искупленцев, около трехсот Кочевников — собрались вокруг входа в туннели, решая, что делать со спрятавшимися там Мехами. Сюда подошла группа джентльменов, находившихся в замке: Бодри, О. Г. Гарр, Иссет и Ор.

Они поздоровались со всеми, никогда равными: Хейдждорном, Ксантеном, Клахгорном, но с холодностью, означавшей потерю престижа, теми джентльменами, кто сражался с Мехами так, словно был им ровня.

— Что же будет теперь? — спросил Бодри у Хейдждорна.

— Мехи в ловушке, но мы не можем выманить их.

Вполне возможно, что они хранят там свой сироп и, вероятно, смогут прожить не один месяц.

О. Ц. Гарр, анализируя ситуацию с точки зрения военного теоретика, предложил свой план действий:

— Приволоките пушки или велите сделать это своим подчиненным, установите их на энергофургоны, и, когда эти паразиты ослабнут, вкатите пушки в туннель и сотрите их с лица Земли. Всех до единого, кроме, может, рабочей силы для замков. У нас прежде работало четыреста Мехов, и теперь этого будет достаточно.

— Этому никогда не бывать, — воскликнул Ксантен. Если какие-нибудь Мехи уцелеют, что они будут ремонтировать космические корабли и обучать нас управлению ими, а затем мы перевезем их и Крестьян на родные планеты.

— Как же тогда мы будем поддерживать свою жизнь? — спросил О. Ц. Гарр.

— У вас есть генераторы сиропа. Приделайте себе мешочки и пейте сироп.

О. Ц. Гарр с нескрываемым презрением смотрел на Ксантена. После некоторой паузы он сказал:

— Это только ваше мнение. Надо выслушать других. Хейдждорн, как вы считаете, цивилизация должна увянуть?

— Ей незачем увядать, — ответил Хейдждорн. — При условии, что все мы будем трудиться. Рабов больше быть должно. Я в этом твердо убежден.

О. Ц. Гарр круто повернулся и стремительно направился обратно в замок, а следом за ним большинство из его традиционно мыслящих товарищей. Некоторые отошли в сторону и говорили между собой на пониженных тонах, бросая мрачные взгляды на Ксантена и на Хейдждорна.

Вдруг со стен раздался крик:

— Мехи! Они берут замок! Они выходят из нижних коридоров! Атакуйте, спасите нас!

Стоящие внизу с оцепенением уставились на замок. Пока они смотрели, ворота замка захлопнулись.

— Как это могло случиться? — спросил Хейдждорн. — Я готов поклясться, что все ушли в туннели!

— Все очень просто, — зло бросил Ксантен. Капая туннель, они дошли до нижних уровней!

Хейдждорн бросился вперед, словно собирался в одиночку атаковать скалу, затем остановился.

— Мы должны изгнать их! Немыслимо, чтобы они разгромили замок!

— К несчастью, — сказал Ксантен, — стены преградили нам путь столь же эффективно, как раньше Мехам.

— Мы можем послать войска на птичьих упряжках! Если мы попадем в замок, то может и сумеем истребить их!

Клахгорн покачала головой:

— Они будут поджидать нас на стенах и взлетной площадке, и перестреляют нас и всех Птиц как только мы приблизимся. Прольется кровь и много людей погибнет. А они превосходят нас в численности, как четыре к одному.

Хейдждорн застонал:

— Мысль о том, что они пируют среди моего имущества, расхаживают в моей одежде, хлещут мои эссенции, приводит меня в бешенство.

— Слушайте! — вдруг приказал Клахгорн.

Они услышали вверху хриплые крики людей, треск энергопушек.

Ксантен подошел к ближайшей группе Птиц, которые были напуганы и подавлены поворотом событий.

— Поднимите меня над замком, вне досягаемости пуль, но так, чтобы я мог видеть, что делают Мехи!

— Осторожнее, берегитесь! — прохрипела одна из Птиц. — В замке творятся худые дела!

— Неважно! — Несите меня над замковыми стенами!

Птицы подняли его, сделав большой круг около скалы, на которой стоял замок.

Рядом с теми пушками, что еще действовали, стояли около тридцати мужчин и женщин. Между великими домами, Ротондой и Дворцом, всюду кишели Мехи. Площадь была завалена трупами: джентльмены, леди, их дети — все те, кто не захотел уйти из замка Хейдждорн.

У одной из пушек стоял О. Ц. Гарр. Заметив Ксантена, он издал истерический крик, навел пушку и выстрелил. Птицы, повозка, Ксантен камнем полетели вниз.

Удар сбил двух Птиц, но каким-то чудом не задел остальных, и четверка оставшихся в живых Птиц выправила равновесие. В сотне футов от земли, с невероятными усилиями Птицы замедлили падение, остановились, попарили в воздухе еще с минуту и спустились на землю.

Ксантен, пошатываясь, выпутался из ремней. Подбежали люди.

— Вы целы? — крикнул Клахгорн.

— Да. Цел. И напуган вдобавок! — Ксантен сделал глубокий вдох, подошел к выступающему из земли камню и сел.

— Что там происходит? — спросил Клахгорн.

— Все погибли, — ответил Ксантен. — Все, кроме немногих. Гарр сошел с ума. Он стрелял в меня.

— Смотрите! Мехи на стенах! — закричал О. JI. Морган.

— Вон там! — крикнул еще кто-то. — Люди! Они прыгают... Нет, их швыряют вниз!..

Некоторые были людьми, некоторые Мехами, которых люди тащили со стен за собой. С ужасающей медлительностью они летели к своей смерти. Замок Хейдждорн был в руках Мехов.

Ксантен задумчиво смотрел на замок, такой знакомый и такой сейчас чужой.

— Им не удержать замок. Нам нужно только уничтожить солнечные батареи, и они не смогут синтезировать сироп.

— Давайте сделаем это сейчас, — предложил Клахгорн. — Прежде, чем они вздумают защищаться и встанут у пушек! Птиц!

Он отдал приказ и сорок Птиц, каждая держа по два камня величиной с человеческую голову, поднялись в небо, покружились над замком и вскоре вернулись, доложив, что солнечные батареи уничтожены.

— Все, что остается теперь сделать, — заключил Ксантен, — это замуровать туннели на случай неожиданной атаки, которая может застать нас врасплох, и ждать.

— Как насчет Крестьян в стойлах и Фан? — упавшим голосом спросил Хейдждорн.

Ксантен медленно покачал головой:

— Тот, кто не был раньше Искупленцем, должен стать им теперь.

— В лучшем случае они могут выжить два месяца, — словно самому себе говорил Клахгорн, — не больше!

Но прошло два месяца, три, четыре. Однажды утром, огромные ворота открылись, и из них вышел изможденный Мех.

Он просигналил:

— Люди, мы умираем с голоду. Мы сохранили ваши сокровища. Дайте нам жизнь или мы уничтожим все, прежде чем умрем.

— Вот наши условия, — отвечал Ксантен. — Мы даем вам жизнь. Вы должны очистить замок, удалить и похоронить трупы. Вы должны отремонтировать космические корабли и обучить нас всему, что вы о них знаете. И тогда мы отвезем вас на Этамин-10.

13

Пять лет спустя, Ксантен и Глис Недоусвит со своими двумя детьми путешествовали. Они воспользовались случаем нанести визит в замок Хейдждорн, где теперь жило две-три дюжины человек, и среди них Хейдждорн.

Он состарился, как показалось Ксантену, волосы его поседели, лицо, некогда энергичное и овальное, стало тонким, почти восковым. Ксантен не мог определить его настроения.

Они стояли в тени орехового дерева, за которым вырисовывался замок и скала.

— Теперь это великий музей, — говорил Хейдждорн. — Я — куратор, и это будет функцией всех Хейдждорнов, которые придут после меня, потому что тут есть неисчислимые сокровища, которые надо охранять и сохранять. К замку уже пришло ощущение древности. В домах живут призраки. Я часто вижу их, особенно по ночам празднеств... Ах, какие это были времена, не так ли, Ксантен?

— Да, в самом деле, — согласился Ксантен. Он коснулся голов двух своих детей. — И все же у меня нет желания возвращаться сюда. Мы теперь люди на своей собственной планете, чего не было раньше.

Хейдждорн с каким-то сожалением согласился. Он поднял взгляд на огромное строение, словно парящее в небо, и как будто впервые увидел его.

— Люди будущего, что они будут думать о замке Хейдждорн? О его сокровищах, книгах, камзолах?

— Они придут и они будут дивиться, — сказал Ксантен. — Почти так же, как я сегодня.

— Тут есть многое, чему есть удивляться. Вы не забыли, Ксантен, еще есть отложенные фляжки с благородной эссенцией. Хотите?

— Спасибо, нет, — отказался Ксантен. — Слишком многое здесь ворошит старые воспоминания. Мы пойдем своей дорогой.

Хейдждорн печально покачал головой:

— Я тебя очень хорошо понимаю. Я сам часто предаюсь воспоминаниям о прошедших днях. Ну, тогда, прощайте, и счастливо вам добраться до дома.

— Так мы и сделаем, Хейдждорн. Спасибо вам и прощайте! — ответил Ксантен и повернул прочь от замка Хейдждорн, к миру людей...