Вечный sapiens. Главные тайны тела и бессмертия

От автора с любовью (предисловие к первому изданию)

Бедный читатель! До сих пор ты ходил за мной по бескрайним просторам моих книг, как ученик за учителем, как путник за проводником, как нитка за иголкой – исправно следуя за поворотами мысли по тропинке знаний. Но теперь я приглашаю тебя пойти со мной рядом, плечом к плечу. Мы будем искать ответы вместе, как два детектива. Куда нас выведет тропа знаний, пока еще неизвестно. Потому что, начав трудное путешествие за истиной и наметив цель, я не знаю, достигнем ли мы ее. В момент, когда я пишу эти строки, а ты читаешь их, для нас обоих путь только начат. Куда мы идем? И что ищем?

Мы, как Диоген, днем с огнем будем искать человека среди людей. Сверхчеловека. Постчеловека.

Никогда от производства текста я не испытывал столько удовольствия, сколько от написания этой книги. И никогда мне не было так трудно. Я давно хотел написать нечто подобное. Все прежние мои книги – о цивилизации и о том, как она меняет мир, о том, какую цивилизацию мы строим. А нынешняя – о том, кто такие «мы». Эта книга об «атоме цивилизации» – человеке. Этот «атом» при ближайшем рассмотрении оказался совершенно неисчерпаемым. (Этой фразой я намекаю на знаменитые строки Ленина о неисчерпаемости электрона, если кто из молодежи не догнал…) Как он устроен, этот «атом»? Почему он такой? Можно ли его изменить? Что будет с цивилизацией, когда и если ее носитель будет изменен? Как и почему человек влияет на мир? Точнее, чем влияет? Разумом? Или сознанием? Что такое сознание? Насколько оно неразрывно связано с его телом? А если неразрывно, можно ли тело сделать вечным? И если можно, будет ли оно при этом телом примата?..

Ну, и поскольку книга эта о человеке и его внутреннем устройстве, в ней никак нельзя было обойтись без человечинки. Именно поэтому книга построена не как все прочие мои книги. Прочие сложены из пригнанных фактов и связаны качественным цементом авторских рассуждений. А эта, как булыжная мостовая, выложена из крупных живых людей. Общение с которыми и доставило мне столько удовольствия. Я постарался не упустить ничего из сказанного ими. Люди многогранны, особенно талантливые, и даже слегка отвлеченные (от темы) их рассуждения раскрывают мир, в котором мы живем, лучше, если это может сделать один, пусть даже самый гениальный автор. А в авторе у меня сомнения нет!

Приступим?..

Цивилизация настроена на бесконечность. Именно эта настроенность помогает нам примириться с личной конечностью. Но долго мириться с чем-то человечество не привыкло. Оно, напротив, привыкло преодолевать любые препятствия, как только для этого появляется техническая возможность. В одном из своих выступлений философ Акоп Назаретян сказал, что поколение отцов, живущих сейчас на планете, будет, возможно, последним смертным поколением людей, а наши дети – первым поколением, познавшим бессмертие. «Наши дети станут богами!» – вот так, несколько поэтично охарактеризовал он этот переход. И добавил: «Вся концепция жизни и смерти будет человечеством коренным образом пересмотрена в самое ближайшее время». Действительно, есть у человечества одна великая мечта, о которой грезят только самые отчаянные. И один неразрешимый вопрос, напрямую связанный с этой мечтой, на который не могут дать ответ самые могучие умы. Мечта эта – бессмертие, но бессмертие не человечества в целом, а индивида. А вопрос – что есть человек в этом мире? Что такое сознание, и как оно связано с нашим телом? Ведь, возможно, для того, чтобы обрести бессмертие, нам придется покинуть тело, если не удастся справиться с вшитой в него бренностью.

Мы смертны. Никто еще не жил вечно, даже в сказках. Ну, кроме Кощея Бессмертного, да и того угробили, поскольку выяснилось, что смерть его была просто отделена от Кощеева туловища. Самые умудренные помнят – она находилась в иголке, а иголка в яйце, а яйцо в утке, причем, не в больничной, а в настоящей… Отчего же даже в самых наиволшебных сказках их неизвестные авторы не решаются дать герою бессмертие? Максимум – счастливую и богатую жизнь и смерть одновременно со своей самкой: «они жили долго и счастливо и умерли в один день». А оттого, что смерть не обманешь, как ни крути. Эта простая неопровергаемая истина о конечности жизни шла с человечеством на протяжении всей его истории. Но жить-то хотелось вечно! Отсюда – религии как мифологический заменитель желаемой вечности. Как сказочная надежда на воскресение после покидания бренной материальной оболочки – носителя.

Потом на место попов пришли фантасты, которые, вдохновленные научной революцией, задумались о технологическом воплощении этой задачи – возможно сие или нет? Удастся ли когда-нибудь скопировать личность на другой носитель, более долговечный, например, электронный? И что такое личность? Интуитивно понятно: личность – это самоосознающее «Я», выделяющее себя из окружающего мира, имеющее цели, потребности, особенности реагирования, базы данных в виде памяти… Реально ли все это скопировать?

В книге «Апгрейд обезьяны» (во втором переиздании она называется «Венец творения») я убедительно показал: даже если личность скопировать и можно, личного бессмертия оригиналу это не даст – бессмертной будет копия, а оригинал печально умрет, с завистью наблюдая за перемещениями своей весьма довольной копии, козлом скачущей в молодом теле.

Людей это задело. Люди взволновались. И я их понимаю: после того как дикие древние сказки, которые нам рассказывают религии, всерьез воспринимать стало уже невозможно, утопающие ухватились за научную соломинку. А жестокий Никонов эту соломинку норовит из рук вырвать.

Уверяю вас: не со зла!

Тем не менее, люди начали предлагать способы решения. Ну, например, такой. Вживляем в мозг микросхему, которая будет постепенно перехватывать на себя мозговые функции. Запараллеливать их. Мол, дублирующие функции в мозгу и так существуют, появится дополнительное дублирование, которое будет заменять отмирающие от старости нейроны. Человек и не заметит, как переместится на более долговечный носитель. Который останется только присобачить к новому туловищу.

Едва я поместил эту читательскую идею отдельным постом в своем ЖЖ, как ее живо кинулись обсуждать. Значит, вопрос людей волнует. Очень волнует. Не хочется уходить на тот свет. Не хочется закрытой шторки. «Шторка» – термин не мой. Его придумал известный адвокат и общественный деятель Михаил Барщевский. Он как-то признался в застольной беседе, когда я попросил его подвести итоги жизни:

– Я атеист и в бога не верю. В бессмертие души тоже. Никакой загробной жизни нет. Просто в какой-то момент опускается шторка. И пропадает изображение. Все…

А дальше начинается трагедия высокой философии. Она не может не начаться, когда рефлексирующее сознание осознает свою принципиальную конечность.

– Мы смертны. Поэтому так важно понять, в чем смысл жизни. Я для себя сформулировал это так, – развил свою мысль Барщевский. – Все, что мы делаем в жизни, мы делаем «для того, чтобы потом…» Мы учимся в школе для того, чтобы потом поступить в институт. Мы учимся в институте для того, чтобы потом зарабатывать деньги. Мы зарабатываем деньги для того, чтобы потом купить квартиру. Мы женимся, чтобы потом у нас были дети и было с кем ложиться спать каждый вечер. Мы покупаем земельный участок, чтобы потом построить дачу. Мы накапливаем капитал, чтобы потом у детей было наследство. Мы все время совершаем какие-то действия для того, чтобы было какое-то «потом» – на любом отрезке жизни. Но у самой жизни «потом» нету. Стало быть, нет и цели. Тогда возникает вопрос: а для чего же мы живем эту целую жизнь? И выходит, что смысл жизни заключается только в самом процессе жизни. Когда это понимаешь, возникает очень много вопросов. Например, можно ли совершить подлость ради бабок, чтобы потом быть богатым? И оказывается, что с точки зрения смысла жизни, как процесса, а не цели, совершать подлость невыгодно! Потому что ты портишь процесс, ведь тебе с этим жить, а ты собственную жизнь обосрал. У меня есть такое понятие – синдром бритья. Когда ты стоишь утром перед зеркалом и бреешься, то смотришь на себя и вспоминаешь, что вчера сделал. Я очень люблю по утрам смотреть на себя с удовольствием, а не отводить глаза в сторону… Я доволен своей жизнью – тем, как я ее проживаю. Я очень многое успел. Я очень во многом себя попробовал. Почти во всем добился успеха. Да, я ни в чем не стал звездой первой величины. Но многое я начал первым, проложив дорогу другим. Я первым в стране открыл адвокатскую контору. Я первый адвокат в стране, который пошел работать во власть. Я первый чиновник, который начал критиковать власть, в которой он сам работает. Очень многие из тех, кто пришел после меня, то же самое делали лучше меня, учтя мои ошибки. Но я был первым! И мне всегда было интересно…

Как печально сознание прощается с миром! Как не хочется ему уходить! Но увы – носитель этого сознания смертен.

– Знаете, когда я закончил школу, у меня были разряды по семи видам спорта, – продолжал мой собеседник. – И до последнего времени я играл в волейбол, вот только в последнее время не играю – позвоночник не позволяет. Поэтому теперь остается только плавать…

А потом и плавать будет трудно. Носитель разрушается. И уносит с собой в небытие волшебство сознания. Из-за такой ерунды гибнет целый мир! Всего лишь потому, что разрушается тело. А его никак нельзя заменить? Или сохранить? Или вообще отменить?

Помню, академик Гинзбург – титан отечественной науки – жаловался автору этих строк:

– Мне уже за 90, сознание ясное, а тело совсем отказывает. Скоро конец. Несправедливость какая… Жаль, что люди живут так мало!

Насколько мы все-таки завязаны на это бренное туловище!.. А действительно, на сколько? Можно ли его обновить? Реновировать? Отремонтировать? Отодвинуть смерть на пять, десять, двадцать, тысячу лет? Обменять на что-либо другое, работающее, например, на конденсаторах и микросхемах? Или биохимический реактор тела и его мозг составляют такую неразрывную интегральную сущность, что утрата или замена носителя поменяет и сознание? Может ли оно вообще быть небиологичным? Не интеллект – его-то мы скоро создадим искусственно – а именно то животное сознание, личное «Я», которое боится, радуется и мечтает? И нужно ли его, такое животное и страдающее, сохранять?

Любопытно, что страх смерти, страх небытия, ужас перед закрытой шторкой присущ не только людям. Животные старательно обходят трупы свои сородичей. И, похоже, самые интеллектуально развитые из них понимают, что такое смерть. Смерть – это уход сознания навсегда. Тело осталось, вот оно – лежит здесь. Но тот, кто ходил в нашей стае и общался с нами, исчез… Слоны хоронят своих павших. Наткнувшись на кости умершего слона, они осторожно берут их хоботами и относят подальше с глаз. Они помогают больным, старым и ослабленным особям, поддерживая их, пока те могут идти. Умершего закрывают ветками. И даже отмечают тризну по погибшим: великаны саванны могут до трех дней оставаться рядом с телом своего умершего товарища.

Некоторые исследователи полагают, что «человек начался со страха перед покойниками», то есть со страха перед смертью. Более того, они считают, что этот иррациональный страх перед мертвыми послужил флегматизатором для внутривидовой агрессии. Такая вот гипотеза существует – якобы появление орудий многократно усилило смертоносность нашего вида и для спасения от самоистребления должен был появиться социокультурный предохранитель. Он и появился в виде иррационального страха перед мертвыми собратьями своего вида. Сторонник данной гипотезы – уже упомянутый выше профессор Назаретян – называет этот невротический страх психопатологией, истероидной психопатией и считает, что мы – потомки этого «стада сумасшедших».

– У истоков культуры, – считает он, – стоит экспансия истероидных психастеников, у которых повышенная психическая лабильность и способность бояться не только реальных физических опасностей, то бишь патологически развитое воображение. Они выдумали способность мертвецов ходить, мстить живым. Они стали заботиться о мертвых…

Причем забота эта порой проявляла себя весьма странным образом. Ну, то, что покойнику клали в могилу предметы быта, чтобы его задобрить и обеспечить необходимым барахлишком на том свете, всем известно. Но иногда с ним делали странные вещи. Скажем, в Китае, в пещере Коудянь раскопали могилы двух синантропов, ноги которых были когда-то связаны (об этом говорило расположение берцовых костей). Зачем? Чтобы затруднить им житье на том свете? Нет, конечно. Чтобы помешать покойникам вылезти из могилы и начать вредить живым.

Кстати, обычай связывать покойника сохранился почти до наших дней. Так, например, до недавнего (по историческим меркам) времени поступали дикари Тасмании. Они еще и могилу заваливали тяжелыми камнями – чтоб уж точно не вылез! А в некоторых племенах Австралии этот обычай модернизировали – умершего на всякий случай пришпиливали копьем к дереву да так и оставляли. Возможно, тот же культурный генезис имеет и обычай сжигать покойника. А уж если задуматься о том, почему у нас до сих пор гроб гвоздями заколачивают…

В общем, настороженное и негативное отношение к смерти транслировалось на такое же отношение к покойникам. Смерть была штукой непонятной. Вот я сейчас есть, рассуждал человек, и есть яркий мир вокруг меня. А что будет с этим миром, когда я умру? Если я не смогу двигаться и не смогу видеть? Будет чернота? Наверное, такая же, какая бывает, когда я закрываю глаза. Но ведь и при закрытых глазах я продолжаю думать и осознавать себя! Я, например, воспринимаю черноту. Может, и покойник тоже? Ведь не может быть так, чтобы я совсем куда-то пропал, исчез!.. Я не хочу!.. Но тело распадется, и куда же денусь «Я»? Наверное, сознание может существовать без тела. Но как? В виде чего? В виде пустоты? В виде некоей летучей бесплотной эфемерности? Но зачем нужно такое существование, если мне все радости достаются только от тела, ибо имеют телесную природу?..

И поэтому древние египтяне так старательно сохраняли тела, а христиане и мусульмане внесли в свою мифологию допущение о том, что тело Хозяин Мира потом восстановит – специально для рая. Или ада. Ибо как можно вкусить удовольствий (пыток) без тела, они себе слабо представляли. С этой точки зрения религиозный рай – обезьяний рай, чисто животный. Рай в хлеву, где тебя чешут, дают вкусные помои, предоставляют каждый раз новую самку для случки… Современным верующим такое представление кажется примитивным, и они тщетно пытаются вырваться из силков телесности и придумать некие чисто ментальные удовольствия. Как мне однажды сказал ударившийся головой о религию Герман Стерлигов, «в раю я буду наслаждаться блаженством, торжеством райским!..» Детский сад и сплошная неконкретика, как видите. Представить наслаждения, которые бы не проистекали из тела, люди не могут, но при этом чисто телесные расчесывания им представляются немножко унизительными для Господского Сада – вот и витают в эмпиреях голого абстракционизма.

У футурологов и поклонников научной фантастики такого внутреннего раздрая нет. Они честно декларируют бессмертие в физическом теле – животном или электронном. Представить удовольствия механического тела нам трудно, но их никто и не обещает, ведь жизнь – не рай. Пусть даже и вечная!

Комментировать все вышесказанное я не буду. И зуб давать за описанную выше теорию не стану – я имею в виду гипотезу том, будто человек начался со страха перед своими мертвецами». Напомню лишь то, что говорил ранее: пиетет (или страх?) по отношению к мертвым есть и у некоторых животных. Так что, видимо, ужас перед смертью, растущий из инстинкта самосохранения и преломленный в абстрактные представления психикой и сознанием, лежит чуть глубже, чем представляется. И чем интеллектуальнее животное, тем интимнее его отношения со смертью.

Но как животное отличает мертвого собрата от живого, кроме неприятного запаха? По обездвиженности. Движение – настолько характерный признак живого, что его можно назвать главным. С физической точки зрения движение есть перемещение материи в пространстве. Именно оно и создает иллюзию времени, о чем я писал в «Апгрейде…» Сознание – тоже разновидность движения, но уже, скорее, в философском смысле, поскольку мысль нематериальна. И плюньте тому в лицо, кто станет убеждать вас в обратном. Ну, а если плюнуть духа не хватает, просто вежливо обратите внимание собеседника на невозможность собрать мысль в пробирку, как слюну или желудочный сок. Выделения человеческого тела материальны, их можно отнести в майонезной баночке на анализ. А мысль на анализ не отнесешь – нечего нести. Нечего класть под микроскоп, разделять ланцетом и сепарировать в центрифуге. А пустая фраза о материальности мысли родилась только потому, что мысль действительно влияет на материю – мы выдумываем нечто и воплощаем наши задумки в материю – строим дома, делаем книги… Да просто собственную материальную руку поднять усилием мысли – вот ближайший пример влияния идеального на материальное.

Но как идеальное, то есть несуществующее в реальном мире как реальный объект, влияет на материальное сущее? Через что?

Через тело. Оно – посредник между нами и миром. Присмотримся к этому посреднику повнимательнее. Это тем более важно еще и потому, что физическое движение играет в функционировании тела ведущую роль. Без материального движения не будет движения духа.

После сказанного у многих может возникнуть догадка, будто сознание – это фикция.

Но это не ваша догадка! Сознание называли эпифеноменом такие великаны, как Ницше. Эпифеномен – нечто кажущееся, несуществующее «в реальности». Как волна. Ведь «на самом деле» волны как бы и нет. Вода ведь не бежит вперед, частички воды просто синхронно колеблются вверх-вниз, создавая у наблюдателя иллюзию бегущей вперед волны. Но, несмотря на то, что «волны нет», волновая физика существует и изучает законы сложения волн.

Вот об этом мы и будем говорить в книге. О движении. О существовании. О человеческом теле. О бессмертии. О сознании. И о том, как сознание влияет на материю. На материю нашего тела и материю нашего мира. О стыках наук, где рождается новое. О стыке физики и медицины, например, хотя, казалось бы, что между ними общего?

Этой книгой мне чертовски хочется сыграть со смертью в шахматы и поставить ей мат, прорвавшись к вечности.

Но поскольку эта книга о нас с тобой, читатель, она и построена будет по-другому, не как мои прежние книги. Впрочем, ты уже знаешь об этом – здесь будет много людей. Интересных, думающих, удивительных, размышляющих как раз о тех вопросах, о которых мы взялись нынче говорить. И моя, как автора, задача – этих людей найти и задать им правильные вопросы. А также познакомить с этими людьми читателя. Потому что нет в мире большего чуда, чем человек. Короче говоря, книга эта о людях, которые мучаются, ищут, ошибаются и, тем не менее, идут вперед.

Все эти люди, которых вы лицом к лицу встретите в этой книге и которые будут рассуждать тут о бессмертии и великом чуде Человека, умрут. Умрете и вы, читатель. Умрет и автор.

Но останется текст…