Веди себя хорошо

Глава 7

Пол смотрел на луг, который разделял сад, принадлежавший его семье, и сад, принадлежавший Эбби. В центре луга поставили ряды столов для пикника, в высокой траве тут и там виднелись яркие пятнышки – здесь росли люпины и калифорнийские маки. Повсюду стояли оловянные ванночки со льдом, заполненные бутылками с фирменной домашней содовой водой, приготовленной по старинному рецепту. После того как отец Пола прекратил пить, он стал в больших количествах потреблять содовую, и ее изготовление стало его хобби. После смерти отца эстафету подхватила сестра Пола Фей. Также был приготовлен большой мангал для барбекю, там уже тлели угли, а над ними шипели куски говядины и курятины.

Мероприятие прошло очень хорошо. Они рано встали и прогулялись к холму в дальней части их земли. Там был установлен простой деревянный крест. Урна с прахом отца стояла дома на каминной полке, но этот холм был любимым местом отца Пола и стал священным для его матери. Пол знал, что она часто туда ходит, потому что только в этом месте ощущает близость с ним. Поэтому считалось правильным каждый год собираться у этого холма и поминать там человека, благодаря которому они все стали теми, кем стали.

А теперь пришло время отдать ему должное так, как он хотел бы сам, – организовать праздник, на котором звучит хорошая музыка, подают вкусную еду и собираются добрые друзья.

– Дядя Пол! – к нему бросилась Робин, его старшая племянница, дочь сестры Джорджии, и обняла его. – Я так рада, что ты приехал!

Он прижал ее к себе.

– Я тоже, – сказал он и на самом деле радовался, несмотря на трудный день.

– Пойдем, сядешь рядом со мной. – Робин потянула его за руку, направляясь к расставленным на лугу столам. – Я хочу с тобой поговорить.

Пол пошел вслед за ней, и они устроились в конце одного стола, подальше от толпы. В воздухе висел запах жареного мяса, над лугом звучала музыка и голоса собравшихся людей.

Его отцу бы все это понравилось. Смех. Вся семья в сборе. Еда. Друзья. Праздник жизни в память о нем вместо какой-то печальной церемонии. Пол посмотрел на мать и улыбнулся, подумав, как повезло его отцу – как повезло всем его родственникам иметь такую сильную и душевную женщину во главе семьи.

– Как дела в школе? – спросил он у Робин, взял печенье из одной из ваз и обмакнул в знаменитую нектариновую сальсу, приготовленную его сестрой Фей.

Он помнил этот соус именно таким: терпкий, с сильным фруктовым запахом. Его нужно долго варить на медленном огне. Он любил пошутить над Фей и всегда говорил ей, что ей следует разливать эту нектариновую сальсу по банкам и продавать. И она серьезно отнеслась к его предложению. Теперь сальса от тети Фей вместе с другими фирменными приправами и целая линия содовой воды продавались по всему западному побережью и только в самых лучших бакалейных лавках. Несколько месяцев назад на Фей вышли Costco и Trader Joe’s[4]. Расширение производства потребовало немалых усилий, но суматоха была как раз стихией Фей, она словно черпала в ней энергию. До того как стать знатоком сальсы и содовой воды, Фей работала фельдшером на станции «Cкорой помощи». Она до сих пор трудилась в добровольческой пожарной охране в городе.

– В школе все отлично, – ответила ему Робин. – Я занимаюсь углубленным изучением информатики, смогла записаться на все курсы, на которые хотела. И еще мне удалось успешно пролоббировать свою кандидатуру, чтобы совет школы позволил мне присоединиться к команде борцов.

– Об этом я слышал, – кивнул Пол.

Робин на самом деле произвела на него невероятное впечатление. Когда она записалась на борьбу, тренер отказался включить ее в свою группу, потому что она девочка. Это стало для нее тяжелым ударом – ведь Робин с раннего детства занималась смешанными единоборствами. Но отказ ее не остановил – этим она очень сильно походила на свою бабушку. Робин начала борьбу за свои права, дошла до директора школы, потом совета школы и победила.

Она также победила в трех из первых шести схваток. Оказалось, что у нее есть талант к разным видам борьбы.

– Мальчики в вашей команде тебя не обижают? – обеспокоенно спросил он. – Не осложняют тебе жизнь?

Робин покачала головой.

– У нас прекрасные отношения. Многие из них вместе со мной начинали заниматься смешанными единоборствами. Они меня уважают. Только один тренер считает, что я ненормальная.

– Ты нормальная, – твердо сказал Пол, прикидывая, есть ли у него время заглянуть в школу и немного побеседовать с тренером Пэттеном. Пол его помнил: Пэттен как раз начинал тренировать, когда Гаррисон заканчивал школу. Уже тогда тренер строил из себя крутого парня и отличался сексистскими наклонностями. Определенно, он не смог побороть в себе мужской шовинизм. В те годы, когда Пол играл в бейсбол в школьной команде, Пэттен жаловался, что ему еще приходится заниматься с командой девочек, игравших в софтбол. – Если тренер Пэттен будет тебя доставать, звони мне, я поговорю с этим мудаком.

– Дядя Пол!

Она рассмеялась, услышав, как он выражается, и Пол тоже рассмеялся. Ее мать Джорджия ненавидела, когда люди ругаются и выражаются. Его старшая сестра была очаровательной и милой женщиной, но совсем не современной и во всем придерживалась строгих правил. И как частенько случается, у такой правильной матери вымахала дочь (уже сто семьдесят пять сантиметров), которая носила на голове нечто невероятное и обладала взрывным и бойцовским характером.

«В ней больше от Джейсона, чем от меня, – обычно говорила сестра Пола с улыбкой. – И поэтому я люблю ее еще больше».

– Я на самом деле рад, что тебе нравится учиться, – сказал он. – Мать уже что-то говорила тебе про колледж? Есть какие-то идеи?

– На самом деле я как раз об этом хотела с тобой посоветоваться, – ответила Робин.

– Да? – удивился Пол. – Ты хочешь поступать в колледж в округе Колумбия? Или просто где-то на восточном побережье? Я с радостью устрою тебе экскурсию, если хочешь.

– Дело не в этом, – ответила Робин. – Хотя, конечно, мне хотелось бы поездить по восточному побережью. Дело в том…

Она оглянулась, осмотрела толпу гостей. Пол понял, что Робин ищет глазами свою мать – проверяет, чтобы та оказалась вне пределов слышимости. Ему стало любопытно, и он склонился поближе к племяннице.

– Я хотела с тобой посоветоваться. О ФБР.

– В смысле?

– Я знаю, что вначале должна получить диплом – иначе мою кандидатуру вообще не будут рассматривать в «Куантико»[5], – заявила Робин. – И я знаю, что мне должно исполниться двадцать три года. Но я хочу узнать, какие дипломы или школы для меня предпочтительнее, если моя конечная цель – ФБР.

У Пола перехватило дыхание от нахлынувших эмоций.

– Ты хочешь служить в ФБР? – спросил он. Если она знает требования, предъявляемые к поступающим в «Куантико», то очевидно, что она занималась изучением этого вопроса.

– Да, – кивнула Робин. – Я хочу помогать людям. Я хочу служить своей стране. Я хочу быть как ты, дядя Пол.

Ему внезапно показалось, что он не сможет удержать судорожно бьющееся в его груди сердце. И еще у него внутри нарастала гордость.

– Как ты думаешь… Как ты думаешь, я им подойду? – спросила Робин, на ее круглом, покрытом веснушками лице отразилась неуверенность.

– Да, – кивнул Пол. – Ты относишься как раз к тому типу молодых женщин, которые требуются ФБР. Ты умна, способна, быстро соображаешь, и если твоя мама не преувеличивает, когда хвастается твоими успехами, то у тебя еще и настоящий талант к языкам.

– В этом году я изучаю испанский и французский на четвертом уровне, – сообщила Робин. – И еще дополнительно китайский. Папа нашел для меня онлайн-курс. Мы вместе изучаем китайский.

– Это все – очень большие плюсы при поступлении на службу в ФБР, – сказал Пол. – И ты еще находишься в прекрасной физической форме и можешь за себя постоять. Это тоже большие плюсы. Хотя нам придется поработать над стрельбой.

– Нам? – переспросила она.

– Если хочешь, следующим летом можешь при- ехать ко мне и пожить у меня какое-то время. Конечно, я не смогу брать тебя с собой, когда буду выезжать на места совершения преступлений, но на стрельбище мы можем съездить. Познакомишься с моей группой, съездим на экскурсию в «Куантико», покажу тебе наше главное здание, чтобы ты прониклась атмосферой. Сама поймешь, вписываешься или нет. Я думаю, что это как раз твое.

Робин робко и неуверенно улыбнулась.

– Как ты думаешь, мама меня отпустит?

Ах, вот оно что еще. Нельзя сказать, что Джорджия чрезмерно опекала дочь, но Робин была единственным ребенком. Старшая сестра Пола долго лечилась от бесплодия, роды были очень тяжелыми, и больше они с Джейсоном не могли иметь детей. Они вкладывали всю свою энергию в Робин и многочисленных родственников. У Робин были двоюродные братья и сестры примерно ее возраста, а поскольку все они были Гаррисоны, всех их можно было считать родными. Их так растили.

Пол был единственным, кто уехал из Калифорнии. По крайней мере, до тех пор, пока Робин не покинет гнездо через два года. Она была старшей внучкой его матери, и он знал, что и Джорджия, и его мать одновременно испытают гордость и ужас, узнав, что Робин хочет делать карьеру в ФБР.

– Я поговорю с ней, – пообещал Пол.

– Она ничего не знает. Ничего про ФБР, – объяснила Робин. – Думаю, что она будет не очень рада. Может, даже немного разозлится. Она о тебе сильно беспокоится.

– Твоя мать вообще обо всех беспокоится, – с улыбкой сказал Пол. – Но у нее есть основания для беспокойства. У меня не самая безопасная работа.

Он не рассказывал своей семье о том, что с ним произошло почти год назад, о том, какую цену пришлось заплатить. И до сих пор раза три в неделю он просыпался в холодном поту, чувствуя вес пояса смертника, начиненного взрывчаткой, на своем теле. По форме это даже был не пояс, а жилет. Бывают фантомные боли, у него были фантомные воспоминания о том, как жилет с взрывчаткой прикасался к его коже. Сначала он каждую ночь просыпался в холодном поту, так что можно было считать, что теперь он добился некоторого успеха. Как-то Грейс прямо спросила его о ПТСР[6] во время одного трудного дела. Тогда он постоянно прикрывал ее, опасаясь, что кто-то из его группы пострадает. После разговора с Грейс он заставил себя снова посещать сеансы психотерапии.

– Но работа того стоит, правда? – спросила Робин очень серьезным тоном. – Иначе ты бы не стал служить в ФБР.

– Да, стоит, – согласился Пол, пытаясь не думать о весе жилета с взрывчаткой, давящем на грудь.

– О чем это вы тут разговариваете?

Его мать устроилась рядом с ним и обняла его.

– О, просто думали о том, что Робин могла бы приехать ко мне в Вашингтон следующим летом, – ответил Пол. – Посмотреть несколько колледжей на восточном побережье. Хотя, конечно, вначале нужно спросить разрешения у Джорджии и Джейсона.

– Прекрасная идея, – поддержала Тэнди. – Сынок, у нас почти закончилась домашняя сарсапарилла[7]. Эбби так любезна, что согласилась поставить у себя часть напитков, которые у нас просто не помещались. Да и ее дом отсюда ближе, чем наш. Ты не сходишь за ней? Привези несколько ящиков. Тележка стоит вон там.

– Конечно, – кивнул Пол, поднимаясь на ноги. Ему в любом случае следовало прогуляться после всего того, что он сегодня съел. И ему просто хотелось несколько минут побыть в тишине, наедине с собой. Он любил свою семью, любил их шумные сборища, но уже давно жил не дома, и иногда бывает трудно возвращаться к жизни, от которой отвык. – Я скоро вернусь.

– Спасибо, дорогой! – крикнула мать ему вслед и тут же увлеклась беседой с Робин, обсуждая предстоящие соревнования по борьбе.

Пол взял тележку, ненадолго остановился, чтобы поговорить с Греем Теллером, одним из его товарищей по команде со времен бейсбольной юности, а затем пошел через луг. Музыка и шум становились все тише по мере того, как он удалялся от собравшихся гостей. Он шел по петляющей тропинке, которая вела к дому Эбби, и думал, что может по ней пройти с закрытыми глазами.

Он столько раз ходил по ней пьяным, когда еще был подростком, вспомнил он и печально улыбнулся.

Дом Винтропов остался точно таким, каким он его помнил, казалось, что его не тронуло время: красные ставни блестели на фоне белых стен. К двухэтажному зданию вело крыльцо с поручнями и двойными рельсами как раз для тележек. Они были покрашены в блестящий черный цвет и буквально сияли под лампочкой, которая светилась над ними, освещая все крыльцо. Во дворе рос все тот же старый дуб, на который он в свое время с таким трудом научился забираться. А с самой большой ветки так и свисали качели с сиденьем из старого колеса.

Эбби со своим огромным псом была еще на вечеринке, поэтому он не стал стучаться, а просто вошел. Он чувствовал себя немного странно, идя по дому Эбби без ее разрешения. Но технически это разрешение было получено его матерью. И мать послала его вместо себя.

Внутри дом оказался таким, каким он его помнил, и при этом все же немного изменился. Большая часть интерьера все еще была оформлена типично для сельских домов тридцатых годов прошлого века, но тут и там можно было заметить современные детали. Диван, обитый серой замшей, заменил своего предшественника, которого он помнил, обитого какой-то коричневой тканью. На новый диван был наброшен плед из шенилла[8] сочного пурпурного цвета. На все том же кофейном столике на колесах, снятых с телеги, лежала книга. Этот столик он хорошо помнил. Пол бросил взгляд на обложку книги и улыбнулся – забавно, что это оказалась последняя книга Грейс. Может, он попросит ее подписать один экземпляр для Эбби и пошлет его ей, чтобы таким образом восстановить их былые отношения.

Боже, как ему было плохо от того, что их отношения разладились! А встреча прошлой ночью в саду и другая сегодня днем во время мероприятия в честь отца заставили его все вспомнить.

В последний раз он видел Эбби в день похорон ее отца и сам все испортил. И так и не извинился перед ней. Он просто трусливо сбежал. Оправданий ему не было. Нельзя так было делать. Зачем они тогда поругались?..

Оставив тогда Эбби, он потерял часть себя. Эта часть всегда была связана с ней, этой огненно-рыжей, яркой девочкой, которая жила на другой стороне луга и присутствовала в половине его детских воспоминаний и почти всех подростковых. Она была одной из опор в его жизни, одним из постоянных факторов, а последние несколько лет он будто бы забыл об этом, потому что не нашел в себе смелости сказать одно слово: «Прости!»

Он должен все исправить до отъезда. Приняв это решение, Пол отправился в кухню в поисках нужных ящиков с напитками. Он не смог их там найти и вышел в прихожую. Но прихожая была почти пуста, если не считать ярко-желтые резиновые сапоги, в которых Эбби трудилась в огороде, и подстилку Роско, покрытую шерстью. Тогда он решил пройтись по всем помещениям первого этажа, открывая одну дверь за другой. Добравшись до кабинета, он заглянул внутрь. Комната была погружена во тьму из-за опущенных штор. Он пошарил по стене в поисках выключателя и щелкнул им.

Как только свет озарил помещение, он пожалел, что вообще его включил.

У дальней стены кабинета стояли четыре белые магнитно-маркерные доски. Одна была названа «КАСС», вторая – «Х», на третьей сверху стоял знак вопроса, а четвертая…

На четвертой было написано: «ДОКАЗАТЕЛЬСТВА».

Пол сделал несколько шагов в направлении досок, и во рту у него пересохло, когда его взгляд остановился на доске, посвященной Касс. На ее фотографии.

Боже! Он много лет не видел ее фотографий, в свое время убрав их подальше. У него оставались только воспоминания о ней.

Пол забыл, какой веселой была ее улыбка. Он вспомнил ее ямочку и как смотрел на нее, когда Касс его поддразнивала.

Его взгляд опустился ниже, на лист бумаги, прикрепленный к доске. Пол нахмурился сильнее, прочитав, что написано на этом листке неразборчивым почерком Эбби, который он сразу же узнал:

13:30 – К звонит, отменяет встречу

14:00 – К выходит из дома

14:30 – К приходит на физиотерапию

16:00 – К уходит с физиотерапии

16—19??? Неизвестно

19:00–19:40 – Неоп. суб. хватает Касс

Его взгляд застыл на последней записи в этом коротком временном графике последнего дня жизни Касс. «Неоп. суб. хватает Касс».

А почему не «Уэллс хватает Касс»?

Почему Эбби использовала словосочетание «неоп. суб.»? Это означало неопознанный субъект. Она – журналистка. Она написала немало статей о совершенных преступлениях. Она прекрасно знает значение этого термина. Она не могла использовать его неправильно.

Если только…

Взгляд Пола переместился на третью магнитно-маркерную доску, на которой сверху стоял знак вопроса. Но он не успел к ней подойти – его отвлек звук шагов и грохот захлопнувшейся входной двери.

Он повернулся, как раз когда Эбби ворвалась в кабинет. Рыжие волосы были взлохмачены, а лицо раскраснелось. Вероятно, она бежала весь путь до дома. Вероятно, хотела не дать ему увидеть… это. Что бы это ни было.

У него к горлу подступила тошнота. Он опять чувствовал вес взрывчатки на своем теле. Этот жилет давил ему на грудь, на плечи, хотя его и близко здесь не было. Никаких поясов, никаких жилетов, никакой взрывчатки! Черт побери! Ему нужно отсюда побыстрее убраться, пока он не показал себя дураком.

Но для этого требовалось посмотреть на нее, а когда наконец их глаза встретились, вся его решимость куда-то делась.

А затем Эбби произнесла одну фразу, которая решила дело:

– Я могу все объяснить.