Ведьмин рассвет - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Карина Демина

Глава 1

Дом еще стоял.

Странно.

Я не думала, что все будет так… нет, я вообще не думала. Только робко надеялась, что не осталось уже этого дома, и двора тоже, и что я просто приеду. И уеду, убедившись, что искать что-либо поздно.

А он стоял.

Лютобор появился в шесть утра. Снова джинсы, майка и рюкзак через плечо. Причем рюкзак старый, выцветший на швах добела, покрытый россыпью мелких пятен и даже заштопанный.

- Купил как-то в первую поездку, - сказал княжич, видя мое недоумение. – Третий курс. И волонтером. Экспедиция бюджетная, а потому только волонтеров и набирали. Ну и мне предложили. А я с радостью. Я… тогда только-только историей по-настоящему увлекся.

- А до того?

- До того что-то было интересно, но ведь готовили меня не в историки.

Документы.

Мобильник. Зарядка. Что еще взять-то? Воду? Мы ведь не на неделю едем. Так. Пару часов туда. Час или два на месте и обратно. Я повертела бутылку в руках.

- А куда готовили?

- В управленцы. К счастью, я еще подростком показал полную неспособность к юридическим наукам. А вот бухгалтерия там, экономика… дополнительно со мной тетка Люци занималась. Правда, как-то сказала, что таланта у меня нет. И даже способностей.

- Тебе сказала?

- Нет, конечно. Отцу моему. И что толку с меня будет немного. Я потом уже, когда документы нес, и вспомнил её слова. В общем, на экономический конкурс был, в отличие от исторического, ну и подумал, что какая разница? Зачем, если таланта нет. И даже способностей?

Действительно.

Дом я погладила.

Я уезжаю, но ненадолго. Вернусь. И мы вместе будем думать, как дальше жить, раз уж дом этот мне теперь принадлежит. А решать надо, потому что… потому что одно дело – вот так, в гостях, и совсем другое, когда отвечаешь тут за все.

Надо будет осмотреть все толком.

И с вещами Наины определиться. Ладно, зелья там или… но ведь спальня. И тапочки. И шаль, халат, да и в остальном. Любой человек со временем обрастает всякого рода мелочами, которые сердцу дороги. Куда их? Выбросить? Если Афанасьев не забрал, то не нужны, выходит?

Жаль.

Какая бы ни была Наина, но все равно жаль. Иррационально.

Оставить?

Это чужие вещи.

Отдать? Кому? Наверняка есть какая-то организация, которая примет… или… подумаю. Когда вернусь.

В машине княжича пахло выпечкой, а на заднем сиденье виднелась корзинка для пикника. Даже не корзинка, а корзина. Корзинища. Вот я бы в такую, пожалуй, влезла.

- На самом деле я даже рад, - княжичу то ли надоело мое молчание, то ли просто тишина тяготила, но он заговорил, когда мы выехали за пределы Упыревки.

- Чему?

- Всему. Не случись то, что случилось, что бы меня ждало? Какой-нибудь факультет экономики и управления, на котором я был бы где-нибудь в числе таких же, не особо способных и совершенно бесталанных.

Надо же, как он это близко к сердцу принял.

Даже утешить тянет.

- А так?

- А так… мне нравится история. Действительно нравится. И раскопки… на самом деле собственно раскопки – это заключительный этап. До него еще куча работы. Скажем, определить место, хотя бы примерный район раскопок. Это не так и просто, особенно, когда речь идет о регионах отдаленных. А такие сейчас и интересны. Москва там, Новгород и прочие исторические области – это одно. Там копано и перекопано все, хотя тоже может свезти на неожиданные находки. А вот взять пару сотен километров севернее… восточнее.

- Курганы?

- Курганы известные тоже или вскрыты, или как раз закрыты для раскопок, если есть подозрение на аномальную активность. И чтобы там копать, нужно получить высочайшее дозволение. А чтобы его получить нужно предоставить обоснование. Четкое и внятное. И тут уже общие фразы а-ля «поспособствует развитию отечественной археологии» не прокатят. Нет… так что все начинается в архивах. Поиск документов, желательно не слишком известных. Определение каких-нибудь событий, которые имели место быть и представляют интерес. Сопоставление карт. Местность ведь меняется. Поиск ориентиров. Затем снова те же обоснования, разрешения на предварительную разведку…

Надо же, никогда не думала, что так все сложно. Но слушаю. Интересно. Да и отвлекает от собственных суетливых мыслей.

- Я разведку люблю едва ли не больше, чем сами раскопки. Это… своего рода экспедиция, но малыми силами. Я и пара еще или студентов, или коллег. Выезжаем на место. Снова ищем, снова сопоставляем… местных вот опрашиваем. Архивы опять же потрошим местечковые. Ну и потом сканируем.

- Силой?

И на кладбище нужно будет заехать. Только сперва, наверное, в магазин. Ту же лопату купить. Или тяпку. Там я тысячу лет не была, все наверняка заросло. Полоть… краску? Оградку покрасить. Что еще?

- Когда я есть, то да, силой… тут своя сложность. Слишком слабый дар возьмет только верхние слои почвы. Там пару монет можно найти, подковы или что-то вроде. Дальше размывается. А вот если дар сильный, то можно войти в своего рода резонанс. Глубокое исследование провести. Почва и предметы в ней накапливают силу с разной скоростью, особенно, если рядом где-то поля или линии, или хоть какой-никакой источник. Вот и дают артефакты отклик.

Глава 2

Старый забор накренился, а в одном месте и вовсе лег, придавив сочные жирные стебли крапивы. Та, изогнувшись, поднялась меж штакетин, растопырила колючие ладони, словно предупреждая, что гостям тут не рады.

Но дом еще стоял.

И дорожка.

Помню эти плоские камни, врытые в землю. В дождь они блестели, и я порой сама лила воду, чтобы увидеть этот блеск. Желтый. Красный. В том, черном, будто серебряная пыль проступает. И я присаживаюсь, касаясь её.

У самого дома зеленой стеной поднимается сныть. Над нею, покачиваясь под собственной тяжестью, возвышаются огромные шары пионов. Надо же… и его помню. Как мешали в ведре куриный навоз и лили под корни, подкармливая. И мне еще обидно было, как это, пион ест такую гадость?

А мама смеялась.

Вот… вот лицо её, сколь ни пытаюсь, вспомнить не получается, а смех и сейчас как наяву.

Я протянула руку. И не коснулась.

Оглянулась.

Машину княжич отогнал чуть в сторону. И сам в ней остался. Спасибо. Он… хороший. Очень. Слишком даже. И пельмени лепит вкусные. И…

Выбрось из головы, Ласточкина.

Вы не пара.

И близко.

Шаг.

Старая дверь. Замок… я словно во сне наклоняюсь. Порог сложен из тех же крупных гладких камней, что и дорожка, но один – с секретом. И ключ нашелся. Старый, покрытый черной пленкой то ли земли, то ли плесени, но… пальцы стирают её.

А металл поблескивает.

Как?

И замок цел. Причем я знаю, что замок этот тот самый, который мама повесила, в больницу уезжая. Почему его не сняли? Почему он не проржавел, как должен был бы? Почему он вовсе выглядит так, будто… будто его вчера повесили?

Ключ проворачивается не сразу.

Но я стараюсь. И замок с хрустом – время все-таки сказалось – раскрывается. Я дрожащими пальцами пытаюсь вытащить его из дужек, но не выходит. И в какой-то момент палец застревает между дужкой и замком. И обидно. До слез обидно.

- Погоди, - княжич перехватил руку. – Не спеши. Давай я. Вот так.

И замок приподнял.

Палец мой злосчастный вытащил. Да и дверь открыл.

- Помощь нужна?

- Не знаю, - честно сказала я.

Изнутри пахнуло… да всем и сразу. Подгивающим деревом. Затхлым воздухом, который случается в запертых домах. Травами. Лекарствами.

Страхом моим.

Чего я боюсь-то? Это же просто дом. Старый. Заброшенный. И не уверена, что он вообще мне принадлежит. Там, в детдоме, я как-то не думала о возвращении.

- Давай тогда я? – княжич смотрел спокойно и серьезно. – Иногда в них может прятаться… всякое.

- Венец мертвеца?

- И это тоже. Кстати, он теперь под таким именем и значится.

Не было у нас венцов.

И даже серег.

То есть одно время были, я помню, красные камушки и гнутые дужки-замочки, левый из которых обломался. Куда подевались? Еще при маминой жизни… продала?

Наверное.

Княжич присел у порога.

Провел ладонью.

Хмыкнул.

- Заговор, - сказал он. – От незваных гостей. Причем сильный, старый и на крови. Поэтому и работает.

- Как?

- Посмотри, - Лют взял меня за руку. Пальцы у него теплые, а я понимаю, что замерзла. – Вот так… не спеши. Чувствуешь?

Разве что прикосновение его.

Или… да.

Тепло, исходящее от порога. И заклятье не на нем. В нем. Заговор? Из тех самых, старых, которые наука не то, чтобы отрицает, скорее уж осторожненько так, с оглядкою, сомнением, упоминает, что есть они. Но с недоказанной эффективностью.

И в исполнении сложны.

А зачем сложно, когда можно проще и эффективней? По этой самой науке.

- Мы пройдем, - я первой перешагнула через этот порог, держа княжича за руку. Званый он гость. Званый и нужный. В сенях темно. Оконце давно заросло пылью, и свет почти не пробивается, но его хватает, чтобы увидеть стену. Да, на ней когда-то висели грабли, и лопата, и еще там, дальше, ведра стояли. А веник из березовых прутьев до сих пор жмется в углу.

И я касаюсь стены.

А под пальцами оживает сложная вязь заговоров. Они отличны от заклятий, в них нет четкой структуры, скорее уж заговоры похожи на сложные узоры из тех, что вышивают по сей день на рушниках и сорочках.

- Это… - княжич тоже видит. И руку мою не отпускает. – Надо же… я прежде только читал… твоя мать была ведьмой?

- Нет.

Я помню. Я ведь довольно большой была, когда она заболела. И будь она ведьмой… ведьмы, даже необученные, нужны, особенно в селе. Их уважают.

Им кланяются.

Глава 3

В погребе, как я и предполагала, было пусто. Ну, как… банки стояли, трехлитровые и поллитровые, некоторые даже закатанные, но здесь, внизу, заговоры то ли работали хуже, то ли их вовсе не было, главное, что банки эти напрочь заросли жирной темной пылью. А потому разглядеть, что же в них хранилось, было сложно.

Тем более при свете фонарика.

Сам погреб представлял собой глубокую ямину, чуть расширяющуюся внизу. С одной стороны полки с этими вот банками, с другой – отделенное досками пространство с остатками мумифицировавшейся картошки.

И запах соответствующий.

Лют, сунувшийся было следом, поморщился, но ворчать и возмущаться не стал, только выбраться помог. И еще платка подал, хотя толку-то… изгваздалась я знатно.

Что дальше?

- Надо… - я поморщилась, потому что даже думать о таком было неприятно. – Надо с соседями поговорить. Может… может, они что-то да знают.

- Тогда стоит поискать старосту… председателя. Кто тут за главного? Или… - Лют задумался, явно пришел к той же мысли, что и я, и она ему тоже, что характерно, не понравилась. – Я церковь видел… если кто чего и будет знать, то там.

Он поежился.

Упыри церквей не любят.

Да и у ведьм с ними отношения своеобразные весьма. Но я же не на службу, я же так, поговорить… да элементарно, если мама из местных, там будет информация о её родителях.

Семье.

Если она есть.

Но… если и есть, мне там вряд ли обрадуются, иначе бы не бросили. Сложно все. Запутано.

Только киваю да вздох давлю. А Лют берет меня за руку.

- Хочешь, я с ними поговорю?

- Спасибо, но… это же мое дело.

- И что? Знаешь, когда я пытался мудро управлять корпорацией… - Лют кривовато усмехнулся. – То тоже пребывал в уверенности, что все надо делать самому. И во все вникать. И вникал. Старательно весьма. Так вот мой старший брат потом сказал, что мне нужно учиться делегировать полномочия.

- Предлагаешь делегировать тебе…

- Почему нет?

Ни по чему.

Наверное, просто раньше… раньше я была одна. И справлялась со всем сама. И сейчас справлюсь. Пострадаю немного, затем пойду и сделаю. В конце концов, я же не подвиг совершить собираюсь. Просто найти кого-нибудь, кого можно расспросить.

- Вместе, - я поняла, что отказ его обидит. Нет, не потому, что Люту так уж хочется покопаться в тайнах моего прошлого. Просто он ведь искренне помочь хочет.

И предлагает без задней мысли.

Без того, чтобы записать на меня призрачный долг этой помощи.

- Вместе, - он согласился и дверь прикрыл. А потом, спустившись на тропинку, отряхнулся. – Все-таки… жаль дом. Таких почти не осталось.

- Чтобы без водопровода и канализации?

- Нет, чтобы заговоренные от погреба до крыши. Да и раньше такие мало кто позволить себе мог… разве что ведьма.

Ведьма?

- У моей мамы дара не было.

- Возможно. Но дом этот очень старый, и та, кто жила до твоей мамы, вполне себе…

Он замолчал.

- Извини.

- Ничего. Я бы сама хотела понять, что тут было. И кем она была.

Церковь местная ничем-то не отличалась от иных деревенских церквушек. Ни уникальной архитектуры, ни особой красоты. Каменный куб и синие купола, совсем недавно чищенные и крашеные, а потому именно купола эти и приковывали взгляд. На фоне их сами стены, побеленные, гляделись неказисто, даже грустновато. И цветы, высаженные вокруг, странным образом подчеркивали эту, пошедшую пятнами, побелку.

Пахло… цветами и пахло.

- Доброго дня, - сказал Лют, и только тогда я увидела женщину в темных одеждах.

Княжич улыбнулся.

А я… я вдруг испугалась. Причем даже не знаю, чего именно. Женщина эта была стара. Невысокая, сгорбившаяся под тяжестью прожитых лет. Её лицо, белое, одутловатое, изрезали морщины, веки почти сомкнулись, скрывая глаза, но…

- Явилась, - проскрипела она, разгибаясь.

И шею постаралась вытянуть, чтобы стать выше. Только спина при этом странно перекосилась, одно плечо стало выше другого, а над шеей обозначился горб.

- Ишь ты, не издохла… проклятое семя, - и сплюнула, но тут же, спохватившись, перекрестилась широко. И поклон отвесила. – И чего тут надобно?

- И вам доброго дня, - я поняла, что знаю её.

Точнее не так.

Помню.

Смутно. Эти вот одежды, которые в пол, которые широкие и скрывают фигуру. И платок, расшитый цветами. Он и цвет-то сохранил, несмотря на прошедшие годы, темно-фиолетовый, да с легкой прозеленью.

Раньше она была моложе.

И злее.

Я помню даже не её саму, скорее уж этот голос, хриплый, каркающий.

Глава 4

- Не совсем. Если бы так… - он замолчал, глядя в воду. – Тут, недалеко, лес начинается… сперва обыкновенный, потом…

- Необыкновенный?

Странно, что меня это нисколько не удивляет. Кажется, начинаю привыкать к тому, что необыкновенного в моей жизни день ото дня прибывает.

- Именно, - он улыбался тяжко, точнее, может, когда-то улыбка эта и была красивой, но ныне шрамы прочно заковали лицо, и часть его стала неподвижною маской, а другая – тоже маской, пусть и подвижною, но оттого лишь более жуткой. – Необыкновенный…

Повторил он это донельзя странным тоном.

- Лесной народ? – догадался княжич. И видя мое недоумение, пояснил. – Когда-то… в Европе было неспокойно. И люди воевали с теми, кто не был людьми. Мой вот предок предпочел пойти на службу к русскому государю, и он такой был не один. Фэйри, знаю, тоже переселялись.

- Фэйри?

- Они себя предпочитают называть лесным народом, - Дмитрий переставил ногу руками и пояснил. – Затекает страшно. Кровообращение так толком и не восстановили… в общем, тут недалеко холм их. И земли их, еще когда пожалованные. Они леса окрестные держат. Отец их сильно не любил. Еще до того, как… случилось, что случилось.

То есть, он хочет сказать…

- У нас с ними давний договор был. И я вот его подтвердил, когда приехал, потому как… - тяжкий вздох. – Личное личным, но и мы, и они понимает, что друг от друга деваться некуда. Они леса окрестные держат. Тут и зверье, и ягоды, и грибы, и травы всякие. Ими и торгуют, а еще снадобьями. Мы же им – хлеб вот, ткани, утварь всякую… ну как, мы, с нами-то все больше по мелочи всякой, а так есть представитель Торговой гильдии Его императорского Величества.

Как сказка.

Почти.

Что я знаю о фэйри? Да ничего, почти… живут в лесах, где-то там, за океаном. И в холмах еще, которые не совсем холмы, а… что?

Снова общие фразы?

Общинные дома сложного устройства? Традиционная архитектура с ярко выраженными национальными элементами? А еще структура у них семейно-клановая. И тщательно соблюдаемый принцип территориальности.

Понимай, как знаешь. Раньше-то мне большего и не требовалось. Если подумать, то зачем? Где студентка Ласточкина, пусть и старательная, но слабосильная и с ясной перспективой будущей жизни, и где заморские фэйри.

- Когда еще дед мой был жив, то они в деревню заглядывали. Не так, чтобы часто, но и дивом не было. И наши к ним ходили… особенно Барвиниха.

- Ведьма? – Лют выразительно посмотрел на меня.

- Теперь-то понимаю, что слабенькая, - Дмитрий задумчиво повертел в руках травинку. – Учиться она точно не училась, да и могла немногое. Зубную боль заговорить или вот роды принять, тут до акушерского пункта далеко. Да и ей наши больше верили. С коликами шли младенческими, со спинами потянутыми, с ушибами. Чего серьезного если, то она в больничку сама отправляла. Зелья варила еще. За ведьму её держали. А она в лес хаживала. И с лесным народом ладила неплохо. Вот… сестрица моя по нашим меркам особой красотой не отличалась. Худая очень. И фигура такая… мальчишеская. У нас тут более традиционные вкусы. Еще веснушки были. Отец её вечно шпынял, что страшная, тощая и рябая, что жених, которого он отыскал, того и гляди откажется. Извини. Сложно рассказывать. Скачу с одного на другое, чтобы все и сразу… к тому-то времени он с Барвинихой разругавшись был. Его бы воля, вовсе бы выжил. В церковь её запретил пускать. В деревню тоже. Бабы все одно бегали, но тайком уже. Боялись его крепко. Не о том надо. О сестре… не знаю, где и когда сестра ними встретилась. В лес она ходила… пусть и не слишком собою хороша, но травы знала, да и ягоды собирала, как никто. Их отец сдавал на заготовку.

А деньги, надо полагать, оставлял себе.

- Она землянику приносила, огромную, сладкую. И чернику… нам бы задуматься, откуда такая, но… матушка тогда старалась лишний раз отца не гневить, а потому или не понимала, или не хотела. Я с отцом воевал, но без особого успеху. Федька отсиживался, соображал с малых лет, что лучше под горячую руку не соваться. Анька в лесу все, то одно, то другое… отец и похвалил как-то, мол, хоть неказистая, а работящая. Мужу будущему оно нравится.

До замужества, подозреваю, дело не дошло.

К счастью?

Или…

- Ведьмина ночь была… проклятая. Отец требовал, чтобы ночью этой люди не спали, чтобы молились в храме. И все-то были, все… а она не пришла. Кого бы другого он, может, и не заметил бы. Но Анька… - Дмитрий покачал головой. – Не знаю, готовилась ли она, планировала ли или же вышло все случайно. Думаю, что случайно, иначе она б хоть вещи свои из дому забрала. Она ведь знала, где документы лежат. И я… я бы помог. Я тогда как раз раздумывал, как бы сбежать. И сбежал бы, да мне и шестнадцати не было. Поймают и домой вернут. А отец точно пришибет. Вот и выжидал, тянул, дни считал за днями, когда ж смогу-то… Анька не сама появилась. Потом. На утро. Барвиниха пришла. К полудню… отец тогда дом обыскал. И всех-то Анькиных подружек тоже расспросил. И выяснилось, что давно-то она ни с кем не дружит, с ранней весны еще. Что в лес уходит на целый день, а куда и где – никто не знает. Он тогда уже, думаю, понял, что и к чему. Мужиков созывать начал. На том все и затянулось. Староверы, может, и крепко свой порядок блюдут, да только в большинстве своем понимают, где порядок, а где – статья уголовного кодекса. И что, прежде чем воевать с нелюдями, надобно выяснить, что да как. Расспросить. Может, дело-то обыкновенное.

Глава 5

- Проклятый? – вот тут-то я и удивилась.

Не чувствовала я над церковью проклятья, да и вокруг тоже.

- Вот и я удивился. Расспрашивать стал. Тут-то и выяснилось, сперва одно, потом другое… я ж в сентябре уехал, а в ноябре, стало быть, мальчишка этот, Анькин муж, погиб. Анька уже тогда в положении была. И вышло, что одна осталась. Домой ей возвращаться никак, отец точно убил бы. Я где-то там. Она письма писала, только я их не получил. То ли потерялись, то ли еще что случилось… вот. Барвиниха её при себе оставила. Учить, как понимаю, начала. Тому, чему научить можно. А в деревне беды начались. Сперва пчелы на пасеке попередохли, причем разом. И не спасли, хоть пытались по-всякому. Потом сушь пришла, да и колодцы один за другим пустеть стали. Поля, почитай, вымерли. Следом и скотина захворала.

Он снова потер руку и пожаловался.

- Зудит, зараза, этакая… староверы скоренько смекнули, полагаю, да и предпочли убраться восвояси. А вот местные к Барвинихе пошли, мол, пусть она к лесным людям заглянет да и сделает так, чтобы все, как прежде. Но она отказалась… мол, сами натворили, вам и разгребать.

- Разгребли?

- Да как сказать… вроде бы как представитель торговой гильдии являлся, дела улаживал. Мор и сушь после того отступили, но и прежнего не было. Земли окрестные оскудели, и леса тоже. Ягоды, чтоб как в былые времена, дичь… все это куда-то да подевалось. Нет, не начисто, что-то осталось, конечно. И договор они блюли, но…

Любой договор блюсти можно по-разному.

- Я это все с рассказов знаю. Барвиниха отошла года через два. Дом свой она еще до смерти Аньке отписала, сама в райцентр возила, документы выправляла. Да и Аньку не только заговорам учила. Силу вот… не знаю, кому. Кому-то отдала, если умерла, как написано, в один день.

Мне?

И потому я уродилась ведьмой?

Слабенькой? Но… но это все же шанс, который мне подарили? И кто? Не родня, но просто женщина пожалевшая мою маму?

- Как-то вот и жили. Отец мой из церкви, почитай, не выходил. Федька от него тоже сбежал. Я и не знаю, куда, хотя искал, пытался, но не вышло. Матушка осталась. Только уже тогда, как понимаю, она не в себе была. А как отца не стало, так и вовсе… вбила себе в голову, что его Лесной народ извел.

Стало быть, неспроста.

- Её тот, кого на отцово место прислали, пытался угомонить, но она все ходила, сыпала проклятьями. Вот и определили… в лечебницу. Это уже я забрал. Ты… прости.

- За что?

- За все. За то, что дурак. Сбежал. Сестру бросил. Тебя бросил. Я, как более-менее на ноги встал, то искать пробовал… знакомых попросил. Помогли. Но ты уже в университете училась. Вот и подумал, что пускай. Что тебя-то тут ничего и не держит. Своя жизнь, а… ведьмы, они неплохо зарабатывают. К чему тебе тут-то? Я и прочие здешние проблемы?

Ни к чему.

Наверное.

Я и сейчас, пусть многое прояснилось, не очень понимаю, зачем пришла. И радости нет. И горечи нет. Скорее… муторное чувство выполненного долга.

- А ты кошку видел? – вырвалось у меня вдруг.

- Кошку?

- В детстве кошка у нас жила. Такая… трехцветная. И глаза еще разные. Один голубой, а другой – желтый?

- Ведьмова, - кивнул Дмитрий. – Её тут все знали. Еще та… заразина. Мне как-то руку располосовала от плеча до пальцев. Зашивать даже пришлось. Отец еще и выпорол.

- За что?

- За дело, как ни странно. За то, что полез к демоновой твари. Я ведь и вправду тогда… дури много, злости тоже. А на ком её спускать?

От кошки всегда пахло странно… не шерстью, нет. Вереском? Пожалуй.

- Но куда подевалась, того не знаю. Может ушла, следом за Барвинихой? С кошками такое бывает.

Нет, не ушла. Не за нею. Я ведь помню. Барвиниху – нет, а кошку – ясно так.

Дмитрий поднялся, пусть и получилось не сразу.

Вот и все.

Наверное.

Или…

Что сказать? Что рада обретению родственника?

Я не слишком-то рада. Чужие мы люди. И пусть понимаю, что в случившемся нет его вины. Он и сам ребенком был, когда из дому сбежал. Но все равно обидно.

И горько.

А еще, по сути чужой он мне. Как и я ему.

- Спасибо, - говорю, потому что обида обидой, а вежливость – вежливостью. – Это… многое объясняет.

Дмитрий кивает и наклоняется, как-то криво, перекашиваясь на один бок. Пальцы разминают затекшие мышцы, а лицо снова кривится.

И мы с Лютом стоим. Он потому, что стою я. А я сама не знаю, почему не ухожу. Самое ведь время вежливо попрощаться. Зайти еще раз в дом, поискать там фотографии или хоть что-то из моего детства. Закрыть и уехать.

Кстати, если он маме достался, то сугубо теоретически теперь принадлежит мне? И если так, то надо какие-то бумаги оформлять? Или нет? Я в права наследства не вступала, а там, сколь помнится, срок ограничен. И кому теперь дом принадлежит?

Глава 6

Её звали Мёдб.

И в жилах её текла кровь великой Морриган, королевы Воронов и повелительницы Мечей. Она была не так стара, чтобы помнить прежние времена, но она наизусть заучила все три тысячи семьдесят восемь строф Памяти.

А еще она была хорошей дочерью, почитавшей волю родителей.

И когда вступила в возраст девы, то взошла на ложе мужчины, которого выбрали для нее, ибо он был славен, силен и родовит.

Странно было слушать такое…

Она родила сына.

И села подле ног его, когда сын стал достаточно взрослым, чтобы примерить корону из дубовых листьев и чертополоха. Она была примером для всех.

Живой памятью.

И хранительницей традиций. Ибо традиции – все, что у них осталось.

Традиции.

И кровь, чистота которой была священна.

Вот только…

- Я воспитывала сына так, как воспитывали меня, - Мёдб чувствовала себя виноватой, эта женщина, которая присела на ветвь березы. И дерево с радостью приняло тяжесть её. – Мне казалось, что это – единственно верный путь. Сохранить себя. Народ. Память.

- Я бы поспорил…

Лют так и не оставил нас. И я была ему благодарна, потому что… кошка кошкой, память памятью, а вот как-то не хотелось сгинуть вдруг в глубинах местного леса, если Мёдб решит оставить меня погостить.

На годик-другой.

Или не на годик. В легендах про их умение со временем управляться многое сказано.

- Когда мой сын придет в твой дом спрашивать за свою кровь, тогда и поспоришь, - с легкостью согласилась Мёдб.

А волосы у нее на самом деле не золотые, скорее рыжие, но не яркие, как у оборотней, скорее такого вот приглушенного ржавого цвета, какой случается, когда листья дуба начинают утрачивать исконную зелень.

- Поспорю, - буркнул Лют.

Он держался позади.

- Во многом в том, что случилось, есть моя вина… здесь тихое место. Обжитое давным-давно. Сын мой правит, я же… оказалось, что мне совершенно нечем заняться. Тогда еще и интернета не было.

- А сейчас есть? – удивилась я.

- Конечно. Мы же не совсем дикари. Хотя, конечно, сын был не слишком рад. Сперва. Но оказалось, что с интернетом очень удобно дела вести. Заявки составлять и все такое. Потом он и сам втянулся, пусть даже и ворчит, но я-то знаю, где он вечерами просиживает.

Что-то у меня уши покраснели.

Нет.

Это все-таки коронованная особа, да и дед…

- Воевать ему нравится, хоть и виртуально… клан какой-то собрал… - Мёдб махнула рукой. – Мужские глупости…

- Это не глупости, - Лют почему-то тоже смутился.

И он в он-лайн игрушки режется?

- Я вот переводами занялась. Есть один… человек, который эпосом интересуется. Но многое понимает неверно. Мы с ним переписываемся. Весьма занятно… но это теперь. А раньше… раньше я стала гулять. Сперва по своим землям, потом дальше и дальше. Скучно ведь.

Она словно оправдывалась.

И пальцами разбирала косу.

- Её я встретила в лесу… мы людей не слишком любим, уж извините. Вас много. А нас с каждым годом все меньше становится. Да и память… память у тех, кто с младенчества слышит истории великих войн, крепка.

Вздох.

- Но когда я увидела человеческого детеныша, заблудившегося на болоте, я не смогла уйти. Я вывела её к людям. И потом как-то заглянула проверить. Раз. Другой.

- Кошкой?

- И кошкой в том числе.

- Это как…

- Нет, - сказал Лют. – Оборотни имеют одно обличье. А дети Леса могут принимать любое. Зверя. птицы…

- Далеко не все, но те, в чьей крови жива песня праматери Дану. Сейчас нас таких можно сосчитать по пальцам руки… но да, мне нравилось быть кошкой.

Она потянулась.

И плавно сменила обличье.

Кошка. Та самая. Крупная, пожалуй. Теперь я понимаю, что таких больших кошек не бывает. Трехцветная. И с разноцветными глазами. Рука сама потянулась потрогать.

- Я приглядывала за ней. Смотрела, как она росла… она была сиротой, но с даром. И старая ведьма взяла её в ученицы. Девочка старалась. А мне стало интересно. Я… была еще так молода, когда родился сын. И не королевское это дело, младенца нянчить. А когда он подрос, то с сыном занимался муж, ибо мужчина научит мальчика мужским делам. Других детей у меня не появилось. Не подумай, что я считала девочку своей дочерью. Отнюдь. Она была человеком, а я – из детей Дану. Но я тоже могла её кое-чему научить. Я принесла ей кое-каких трав. Потом показала, как ходить по лесу. Она была умной, и догадалась, кто я.

Это ведь не о моей маме речь?

Нет, конечно. Скорее уж о той, кому принадлежал тот дом.

Барвиниха?

Зато понятно, как она сумела договариваться с этими… лесными людьми.

Глава 7

- Вороны рассказали… вороны – мудрые птицы. Но характер у них скверный. Не хотят служить. Приходится договариваться, обещать… но тогда меня нашли вороны. И сказали, что он лежит у старого дуба. Я и сама ощутила, что оборвалась нить, что кто-то ушел. Нас мало. И все мы – дети Дану, слышим друг друга… и тогда горе мое было велико.

Я представляю.

Или… нет, не представляю.

Боюсь даже представить. И не хочу. Потому что… потому что плакать здесь – не время. Не место.

- Но первыми его нашли люди. Они и принесли тело в дом моей подруги. А она позвала того человека, который служит хозяину всех земель людских и носит знак его.

Участкового, надо полагать.

- Он сказал, что моего внука застрелили охотники. В лесу… здесь много охотников было.

Белые пальцы сжимаются в кулак.

И раскрываются.

- В его груди зияли раны. Такие бывают от вашего оружия. Если стрелять в упор…

- Вы не обращались в… - начал было Лют.

Но Мёдб взмахнула когтистой рукой, обрывая слова.

- Это не вернуло бы нам сына. Заяви мы протест, началось бы дознание. Император вынужден был бы прислать сюда своих людей. Они бы стали задавать вопросы… зачем? Мы и так знали, кто это сделал.

В её глазах сгустилась ненависть.

- Тот человек, в крови которого горела та же сила, что и у твоей матери. Тот человек, который приходил к дому нашей подруги и проклинал её. И не только её. Тот человек, чья ненависть была сильнее разума. Он как-то сумел дотянуться до моего внука. Я много думала о том. Мой мальчик был силен и ловок. И никто из людей не одолел бы его в равном бою. Нет… его позвали. Куда-то… зачем-то… а он отправился на встречу. Ему пообещали мир? Пожалуй. И прощение. И признание родом его жены. Нам сложно жить одним. Это вы, люди, можете спрятаться от других и не тяготиться одиночеством.

А вполне себе версия.

И вправду.

Если мой дед сыграл кающегося старика… он, наверное, был не совсем в своем уме, если решился на подобное. Но… он ведь утратил власть. И мечту его разрушили, о поселении староверов, которым бы он мудро управлял. Сперва дочь ускользнула из-под власти, связавшись с тем, кого старик полагал тварями, лишь смерти заслуживавшими. Потом и сын, надежда рода, сбежал.

Жена…

Она давно была сломлена и не тяготилась тем. Младший сын? Ему он наверняка тоже не верил. И искал виноватых. А кого винить, если не нелюдь?

Вот и…

Придумал, что хочет помириться с дочкой. Позвал на разговор, а там…

- Вы ведь сильнее человека. И быстрее, - Лют не спрашивал, утверждал. И Мёдб согласилась:

- Верно. А потому это был подлый удар. Он использовал нечто… нечто такое, что досталось ему в наследство вместе с силой. Нечто, вобравшее в себя его ярость. Нечто, что принадлежало вашему, человеческому Богу. И потому было опасно для моего мальчика.

Мы с Лютобором переглянулись.

Ответ?

Или новый вопрос. Надо… надо обдумать будет. Потом. Позже.

- А когда тот упал, сраженный, его и застрелили.

Мёдб провела пальцами по лицу.

- Я забрала его тело. И унесла к корням Священного древа, там ему место. Я позволила этой девочке идти рядом, ибо её печаль была подобна свету умирающей звезды. И никто-то, даже мой сын, не посмел сказать, что не имеет она права ступить под сень дуба. Она подарила свои слезы. И ушла бы следом, как велит обычай, но…

Ей не позволили.

К счастью.

Наверное.

Мысли путаные. Бестолковые мысли.

- Она носила дитя, - сказала Мёдб. – А потому мой сын велел ей возвращаться. Она же не посмела ослушаться, хотя… после все же ослушалась, приходила к Священному древу.

- Как?

- Вот и сын, когда узнал, был удивлен, ведь тропа откроется не каждому. А раз так, то не в его власти и праве запрещать. Она и тебя приносила. Не помнишь?

- Нет, - отвечаю честно. И хмурюсь, но и вправду не помню, хотя такое забыть бы сложно.

- Вы мстили? – Люта интересовало совсем другое.

- Сперва мой сын желал мести. Он готов был взять жизнь того, кого полагал виноватым. И многие иные жизни. И я не стала бы противиться. Более того, я первой позвала бы ветра, чтобы принесли они летний жар и зимнюю стужу к дверям ваших домов. Но в лес пришел человек из числа чужаков. Он был стар, но крепок телом и силен духом. А еще смел, если решился ступить на наши земли. Человек этот поклонился и сказал, что признает вину. Но не только. Он знал старый Закон. И просил взять его жизнь платой за жизнь моего внука. Кровь за кровь. Вина за вину.

И это не был мой дед.

- Как его звали?

- Звали? Да… Никифор. Он был старшим над чужими людьми. И был в ответе за людей. А потому мой сын не имел права отказать. Это была хорошая цена.

Все-таки я поспешила, решив, что мы похожи. В чем-то – несомненно. Но вот… взять жизнь человека, по сути ко всему этому непричастного?

Глава 8

Когда мы все же вышли к деревне, солнце перевалило через высшую точку и тени на земле стали длиннее.

- Не обижайся на нее, - Лют снова первым нарушил затянувшееся молчание. – Дети Дану далеки от людей. И не столько по внешности и способностям, сколько по восприятию мира.

- Я и не обижаюсь, - я пожала плечами, поняв, что все-таки лгу. Обижаюсь. И еще как… хотя, если подумать здраво, то да, они действительно другие.

Совсем.

- Подозреваю, она сказала далеко не все. Но тут спросить больше не у кого, разве что потревожить твоего деда…

- Нет! – вот эта мысль мне совершенно точно не понравилась.

- И верно. Мёдб сама расскажет о тебе… или не расскажет. Зависит от того, насколько ей выгодно. Они вечно интригуют. Это даже не столько ради выгоды, сколько уж особенность такая… голос крови.

- Тогда стоит порадоваться, что во мне эта кровь помалкивает.

К чему-чему, а к интригам я никогда не имела способностей.

- А вот к дяде твоему заглянуть стоит.

- Зачем?

Говоря по правде, я склонялась к тому, чтобы просто уехать. Тихонько.

- Спросить, где похоронена та женщина. Даже если на церковном кладбище для нее не нашлось места, а скорее всего так и есть, он может знать.

И он знал.

Он уже облачился в рясу, которая сидела на нем, как ни странно… правильно? Так, как должно? Не знаю. Но что-то изменилось в фигуре Дмитрия, в нем самом.

Он не стал выше.

Серьезнее.

И лицо его, разделенное на две половины – интересно, смогла бы Цисковская исправить это разделение – словно светом наполнилось.

Чушь какая.

Просто солнце глаза слепит, вот и мерещится всякое.

- Да, знаю, - он кивнул и оперся на трость. – В Савлюково она. В райцентре. Это недалеко.

И снова вид виноватым сделался.

- Там гражданское кладбище, которое не в церковном ведении. Отец бы в жизни не позволил бы ведьме нераскаявшейся тут лежать, - Дмитрий кивнул на кладбище за церковью. – И сестру там же, в Савлюково, хоронили. Если подождете…

- Нет, - я покачала головой. – Извини, но…

- Понимаю, - он не обиделся.

А я?

Вот если бы он был как та старуха, склочным и злым, полубезумным, можно было бы просто откреститься от такой родни. Как с лесными людьми.

Я им не была нужна? И они мне теперь не особо. Встретились, поглядели друг на друга и разошлись к обоюдному удовольствию, чтобы снова не встречаться, но уже до конца жизни.

А он…

Он не будет настаивать на встречах. И семейные посиделки – это не про нас, даже если сбросить со счетов мою свихнувшуюся бабку. Но и уходить вот так, просто, неправильно. А обещать, что вернусь, нечестно.

И стоим мы.

Смотрим друг на друга. А в голове месиво… каша…

- Есть еще кое-что, - Дмитрий опирался на трость, и та была крепка, сделана из темного дерева, гладкого, лоснящегося. И на черном лаке его пальцы казались сероватыми. – От отца остались кое-какие заметки. Даже не столько от него. Наш предок, самый первый, летопись вел. Пытался во всяком случае. Потом после него тоже. Отец вон тоже, и дед. Правда, порядка в этом нет, записи лежали, что в подвале, что под крышей. Большею частью ерунда всякая, вроде примет или набросков проповедей. Старое и вовсе почти все сгорело или сгнило в тайнике. А позже уже и мыши помогали, и плесень. Я сам на это добро случайно наткнулся. Попросили для школьного музея глянуть, ну и вот… разбирать сел. И разбираю.

Лютобор протянул визитку.

- Если нужна будет помощь.

А я подумала, что, наверное, стоило бы свой номер телефона оставить. Просто… просто потому, что он все же родственник. И не такой уж плохой. И наверное, это очень даже полезно, иметь родственника, особенно если награжденного орденом Андрея Первозванного.

Но…

- Я наберу, - сказал Дмитрий, взяв визитку. – Если… будет что-то и вправду важное.

- Спасибо.

И я не знаю, что еще сказать.

- Действительно, спасибо, - отступаю. И кажется, что еще немного и просто трусливо сбегу. Но Дмитрий кивает и говорит:

- Легкой дороги.

Ехать недалеко.

Я была уже здесь как-то, и на похоронах, и позже уже, но почему-то в памяти ничего толком не сохранилось. Наверное, потому что это кладбище было насквозь обыкновенным, муниципальным, из тех, что не находились под юрисдикцией церкви. Оно расположилось за городком, мало отличавшимся от деревни. Правда, за последние годы он разросся и обзавелся целым выводком почти одинаковых двухэтажных домиков из красного кирпича. Они отделялись друг от друга и дороги кружевными оградами и смотрелись донельзя мирно.

- Надо же, - не удержалась я. – Коттеджный поселок? Здесь?