Ведьмина дорога

Глава первая Угроза

— А почему богословие? — спросила ведьма, медленно помешивая варево. Два круга посолонь, два круга противосолонь, три круга посолонь, три противусолонь…

— Что, медицина полезней? — усмехнулась вампирша.

— К чему мне соперники? — в тон ей ответила ведьма.

Она была невысокая, полненькая, с длинными светлыми волосами и россыпью конопушек на носу — полная противоположность худой темноволосой вампирше. Голос у ведьмы был густой, бархатный, тягучий, как её варево. Она носила деревенскую одежду и заплетала волосы в косу, распуская их только во время колдовства. Первое время, когда она только поселилась в этих краях, на неё частенько приходили поглазеть, но теперь у ворот был привязан цепной пёс, здоровый, чем-то похожий на волка, но пегой масти. Дурной немного, но зевак отпугивал прекрасно. Вейму, прибывшую в эти края уже после смерти старой ведьмы, у которой училась нынешняя, первое время принимали за её любовника, а не подругу.

— Необязательно же мне было селиться именно здесь, — засмеялась вампирша.

— Да нет, — задумчиво покачала головой ведьма. Девять кругов посолонь, девять противусолонь, десять посолонь, девять противусолонь… — Но, согласись, странный выбор.

— Мне отказали в докторской мантии, — вместо ответа напомнила Вейма. — Спасибо, хоть доучиться дали… по рекомендации Совета баронов…

— Но почему богословие?

— Хотела понять, — хмыкнула девушка. — Ты ведь знаешь… Тебе никогда не казалось фальшивым называться «прозревшей», а не «проклятой»?

— Не все зовут себя прозревшими, — усмехнулась ведьма. — Зачем врать? Как будто это что-то изменит.

— Нет, серьёзно! Говорить, что это во благо, что это источник силы, сулить свободу за гробом… И при этом учить убивать!

Ведьма покачала головой. В голосе вампирши звучала неподдельная страсть.

— Всё не смиришься, — пробормотала она. Двенадцать кругов…

— А ты — смирилась?!

— Я стараюсь не думать. Ты знаешь, следующую встречу я не переживу. О чём теперь говорить?

— Но пока мы живы, — сникла вампирша.

Тринадцать кругов…

— Ш-ш-ш!

— А эта, чернявая, — шёпотом делился рябой Креб, — она ж и не человек вовсе.

— Взгляд у неё дурной, — подхватил белобрысый Риг. — И молоко пропадает. Вчерась захожу к корове…

— Барону-то[6], говорят, сообщали, — припомнил Креб. — А он отмахнулся только.

— Дык, ещё б ему не отмахнуться! Она ж его дочку тогда спасла. Ну, помнишь, когда кони-то понесли.

— А где это видано, чтоб щуплая девка коней останавливала? — не унимался Креб. — Смогла остановить, может, и погнать могла. Нечисто там дело, ой, нечисто!

— Гады, — прошипела сквозь зубы вампирша, с ненавистью глядя в варево.

— Ш-ш-ш! Не мешай!

— Старая-то от чего померла?

— Да кто её знает… Бабы болтали, что она пыталась молоденькую извести, да не вышло… то их дело, ведьминское, бабское.

— Уж лучше не встревать… — поддакнул Риг.

— Вот только скучно жить стали. Старая-то, как луна полная, устраивала так устраивала. Песни, вино, ну, и…

Говорившие обменялись понимающими ухмылками, но сразу же вздрогнули и огляделись по сторонам.

— Показалось… — неуверенно пробормотал Креб. — Так я чего?.. Новая хорошо если раз в год позовёт. И скучно всё. А ведь аппетитная же крошка, вот бы её…

— Ха! А помнишь, как тебе старая ведьма попалась? — со смехом перебил его Риг. — Той весной, когда ещё ручьи поздно вскрылись. И ведь не отвертелся.

Креб выругался и сплюнул.

— Тьфу ты, пропасть! И не напоминай. Я тогда полгода на баб глядеть не мог.

— Вот когда эта постареет, глядишь, тебе опять свезёт, — не унимался Риг.

— Подонки, — прошептала ведьма. — Увидят они у меня. Ой, увидят… Глаз, говорите, дурной? Посмотрим, у кого тут дурнее…

Она не глядя протянула руку к солонке, зачерпнула и густо посолила варево, бормоча какие-то слова, в которые Вейма предпочла не вслушиваться. Затем достала заткнутую за корсаж иглу — ею никогда не шили, но в остальном это была обычная игла — и несколько раз ткнула в отражённых в вареве людей.

— Слово моё крепкое, мысль моя верная, злость моя сильная, — услышала Вейма ведьминское бормотание. — Как я сказала, так и сбудется, тьфу, тьфу, тьфу!

— Стоило ли? — с сомнением протянула вампирша.

Ведьма, уже успокоившись, равнодушно пожала плечами.

— Такое не спускают, — ответила она. — Не могу же я их на поединок вызвать!

— А что, — развеселилась Вейма. — Божий суд с ведьмой — было бы забавно. Но, право же, ради этого городить огород…

— Я тебе объясняла, — досадливо ответила ведьма, хлопая в ладоши. С полки слетела тетрадь в красном переплёте и сама собой открылась. Ведьма осторожно зачерпнула ладонью варево и плеснула на страницы. Тетрадь захлопнулась и сама собой вернулась на место. — Были знаки, что надо сварить это зелье сейчас.

— Ну, если знаки, то верю… — вздохнула Вейма. Она не верила ни в сон, ни в чох, но, общаясь с подругой, быстро поняла: случайности действительно происходят. С кем угодно. Но только не с ведьмами. Им даже выкипевшее молоко что-то предвещает. И они никогда не ошибаются, вот что поразительно.

— Ш-ш-ш!

— Они это, больше некому! — горячилась рыжеволосая всклоченная баба. — Вы хоть раз видели, чтобы эти девки улыбались?!

— Но ведь сам барон… — вяло спорил Креб.

— Да барону до нас дела нет! — не успокаивалась женщина. — Пусть бы все померли, лишь бы его не трогали!

— Тихо ты! — прикрикнул Риг. — А ну как услышат…

— Нет, ты пойди со мной, а?! Пойди! Видел, что у моего Митна на шее?! А у Роды? У неё уж какие детишки смирненькие! Всю ночь рыдали! Они это, говорю тебе!

— Чирей вскочил, а ты и рада орать, — отмахнулся Креб.

— Два чирья?! Рядышком?! Укус это, говорю вам!

Девушки переглянулись.

— Лети к священнику, — решила ведьма. — Да поскорее, пока она не подняла народ.

— А ты? Магда, я тебя одну не оставлю!

— У меня зелье, — усмехнулась ведьма. Её глаза на мгновение стали ярко-зелёными, а после вернулись к обычному серому цвету. — Не бойся, ты успеешь. Лети!

Когда огромная летучая мышь, натужно хлопая крыльями, вылетела в окно, ведьма вернулась к котлу. Провела рукой по глади, стирая отражение людей и прошептала:

— А теперь покажи мне моё…

По вареву прошла рябь, которая сменилась отражением дороги. Магда с надеждой всмотрелась в неё, но вскоре лицо девушки разочарованно вытянулось. Она не увидела того, что искала. В который раз. По дороге шёл юноша. Он был в простой одежде, с мечом на поясе, без головного убора и без плаща. По поверхности зелья шла рябь. Ведьма нахмурилась. Рябь означала, что она видит не реальное событие, а некий образ. Кто-то придёт в её жизнь. Скоро придёт. Она всмотрелась в юношу, потом снова вызвала с полки тетрадь и плеснула на неё варевом.

— Алард, — прочитала она. — Алард. Что ты мне сулишь?

Вейма летела над лесом, держась так, чтобы её не было видно с исчеркавших лес тропинок. Человеческий разум спал в животном теле, и вампирша предавалась тревожным воспоминаниям.

Это всё было… не раз и не два… последний раз — здесь же, в этой деревне…

Набожная семья и умирающий ребёнок. Молитвы. Посты. Снова молитвы. Обеты… ребёнок медленно умирал, пока мать не обезумела от горя. Или не прозрела. Магда, во всяком случае, настаивала на прозрении. Однако… слишком поздно… никакое колдовство не может остановить неизбежное. Никакое, кроме…

Вейма скользнула глубже, в старое, болезненно-яркое воспоминание.

— Ишь ты! — говорила подёнщица подпаску[7], пригнавшему корову к дому. — Завёл наш шателен любовницу… Городская… ручки белые… как молоко пить — она первая. А навоз убрать — ни-ни! Грамотная…

— Ить всё молоко выпивают! — поддержал мальчишка. — Раньше-то шателен больным его посылал. А теперь у Гоззо малец помирает. Так хоть бы глоток послали!

…Вейма едва дождалась, когда Вир вернётся.

— Почему, — встретила она его с порога, — ты не сказал мне, что молоко нужно для больных?!

— Зачем? — пожал плечами оборотень. — Ты бы только зря расстроилась.

— Но я могла бы…

— Голод сводит тебя с ума. Нет никакого смысла тебе мучиться. Ты про того умирающего ребёнка? Я сегодня смотрел на него. Молоко не продлило бы ему жизни. Забудь. А теперь…

— И ты так спокоен?! — взвилась вампирша.

Вир отвёл взгляд.

— Я ничего не могу поделать…

— Зато я могу! А ты… ты даже не сказал! И не спросил! И не…

— Что ты можешь? — устало спросил оборотень. — Ты же не целительница…

— Ты не всё знаешь о вампирах, — хищно улыбнулась Вейма. — Не всё…

Вампирша чуть сбилась с ритма и едва не задела крыльями ветки. Воспоминание мучило до сих пор.

— Именем союза баронов я разрешаю тебе войти в этот дом. Только на эту ночь, — прошептал оборотень.

Вампирша улыбнулась и струйкой тумана просочилась в хижину. Гоззо и его жена Лота спали на полу возле очага. Колыбелька с закутанным в тряпки ребёнком стояла рядом. Вейма закрыла глаза…

Пахло отчаянием и болью. Болезнью. Трудом. Умирающей надеждой. Пахло нищетой.

Стучали сердца. Спокойно и размеренно, с уверенной силой. Вир. Бешено, часто и нервно. Она сама. Сонные, сглаженные удары, раздающиеся в унисон. Гоззо и Лота. Слабо, едва заметно… умирающий ребёнок.

— Сегодня, — шепнула Вейма чуть слышно. Вир обеспокоенно насторожил уши, но вампирша не стала ничего объяснять. Они двигались и дышали бесшумно, но в любой момент ребёнок заворочается и Лота, даже во сне напряжённая, сосредоточенная на своём малыше, откроет глаза. Нет. Этого не случится.

Вампирша прислушалась сильнее, ловя звук и запах струящейся по жилам крови… ребёнок… такой маленький… беззащитный… уже обречённый… нежная кожа… сладкая кровь… так просто избавить его от страданий…

Вир обеспокоенно повернулся к ней. Вампирша открыла глаза и в его взгляде увидела своё отражение. Бледная кожа, тёмные губы, в полумраке не различить цветов, но ясно, что красные как кровь… кровь, которую так просто испить… сладкая, сладкая кровь… источник силы и жизни… Белые клыки, готовые сделать осторожный, почти ласковый укус… или растерзать каждого, кто попытается помешать… тёмные глаза светятся голодом, силой и злобой…

— Ш-ш-ш… — выдохнула вампирша. — Не шевелись…

Усилие… когда это показывал учитель, оно казалось таким сложным!.. а теперь всё так же естественно, как дыхание…

Замри-замри-замри, дорогой друг, ты привёл меня сюда, ты ничего не изменишь уже, я там, где я должна быть, ты доверился вампиру, ты не слушал в детстве страшных сказок, так замри же, друг, не двигайся и не дыши, вампиры это порождение смерти, и смерть я принесла в эту ночь, одну лишь ночь, ты впустил меня сюда, ты доверился мне, ты вручил мне своё сердце, так смотри, что я могу, дорогой, просто смотри, ты не сможешь пошевелиться, не сейчас, не сегодня, когда меня опьяняет кровь…

Спи-спи-спи, Гоззо, ты ничего не изменишь, спи-спи-спи, ты доверился своему шателену, а он привёл смерть в твой дом, так спи, добрый Гоззо, наслаждайся сном, пока можешь, спи-спи-спи…

Спи-спи-спи, Лота, усни, ты устала, тебе надо поспать… Спи-спи-спи, забудь обо всём, твоего ребёнка ничего не спасёт, не думай об этом, расслабь сведённые напряжением члены, спи-спи-спи, забудься в объятиях мужа… Доверься ему, как он доверился шателену, спи, Лота, не шевелись этой ночью, забудь обо всём и спи, отдай мне свои тревоги, ведь я — та, которой ты боялась в детстве, я та, о которой ты пела песни своему ребёнку, Спи-спи-спи, Лота, я возьму твою боль, твои слабости мне известны, твои страхи мне понятны, твой первенец будет и моим… первым человеком, которого я погубила…

Спи-спи-спи, малыш, тебя не коснётся никакая беда, уйдёт боль и страх, спи, малыш, пусть тебе приснятся добрые сны…

Вампирша шагнула к колыбельке и вытащила ребёнка. Зачарованный, он не проснулся. Вейма склонилась над ним и осторожно поцеловала маленькие губки. Дыхание младенца стало едва слышимым даже для острого слуха вампира. Девушка перевела горящий взгляд на оборотня. Он стоял, парализованный, и неверие в его взгляде боролось с отчаянием и гневом.

— Я — смерть, — объявила вампирша низким и страшным, не своим голосом. — Я пришла за этим ребёнком, чтобы выпить его жизнь и душу. Но ты видишь меня… Рискнёшь ли ты его выкупить? Говори!

Что-то мелькнуло в глазах оборотня.

— Верни ему жизнь и я дам тебе всё, что пожелаешь.

— Когда бы я этого не попросила?

— Да.

— Быть посему, — торжественно провозгласила вампирша и снова коснулась губами маленьких губ. Ребёнок вздохнул и открыл глаза.

— Ш-ш-ш, — ласково прошептала девушка, неуклюже укачивая младенца. — Спи…

Спи-спи-спи, малыш, пусть приснятся тебе сладкие сны…

Спи-спи-спи, добрый Гоззо, ты не зря доверяешь своему шателену, он привёл в твой дом спасение, но ты никогда не узнаешь об этом…

Спи-спи-спи, Лота, спи в объятиях своего мужа, да не коснётся твоего сердца страх. Спи, сейчас ты можешь поспать, беда отступила и уже не вернётся, спи, Лота, ничего не бойся в мире, боль отступит, ты будешь сильной, страхи разгонит рассветный луч, твой первенец будет и моим… первым человеком, которого я исцелила…

Вейма закрыла глаза, покачнулась… Наваждение с оборотня спало. Ребёнок зашевелился во сне и Лота немедленно проснулась, сбрасывая наведённый сон, Вир еле успел выскочить за дверь, ухватив девушку за шиворот. Сердце мужчины отмерило три удара. Сердце девушки — девять.

— Заступник! — услышали они вопль. — Гоззо, проснись! Смотри! Наш ребёнок!..

— Умер?! — подскочил крестьянин.

— Нет! Он здоров!

— Ты устала… тебе показалось…

— Нет, смотри!

— Заступник! — вскричал Гоззо.

Судя по звукам, крестьяне повалились на колени.

Вир медленно повернулся к еле стоящей на ногах девушке.

— Не бей меня! — вскинула вампирша тонкие руки.

— Это твоё желание? — жёстко усмехнулся Вир.

Вейма замешкалась. Оборотень шагнул к ней и крепко обнял.

— Может, и стоило бы. Ты меня напугала.

— Так было нужно, — упрямо пробормотала девушка.

— Верю. И… Спасибо тебе. Гоззо… Он был моим другом.

Вейма уткнулась оборотню в плечо. Ноги её не держали. От недавнего состояния мутило, чудился запах крови и смерти. Силы не то чтобы закончились, казалось, их никогда даже и не было.

…после этого случая она три дня пролежала, неспособная даже поесть… но ребёнок Гоззо выжил.

Вейса спустилась в тринадцати шагах от дома священника, медленно возвращая себе человеческий облик. Оглянулась по сторонам. Принюхалась. Момент превращения — самый опасный, можно потерять нюх и бдительность. Но на сей раз повезло. Рядом никого не было и она решительно постучалась в дверь. Только бы Керт был на месте! Дверь открыла женщина. Увидев гостью, она испуганно вскрикнула и попятилась.

— Мир тебе, Эрма, — приветливо поздоровалась вампирша. — Мне нужен отец Керт. Где он?

— Он… — ещё глубже в дом попятилась женщина, — он ушёл в деревню… Там… ты знаешь… говорят…

Она стала закрывать дверь. Медленно, чтобы не оскорбить, но решительно, не желая иметь ничего общего с гостьей. Вейма вздохнула. Дверь закрылась.

— Уходи, — попросила Эрма из-за двери. — Я… ты знаешь, я благодарна за то, что вы сделали для моей малютки… Уходи. Прошу тебя.

— Я уйду, — пожала плечами девушка. — Не бойся. Я не причиню вреда ни тебе, ни твоему ребёнку.

Было очень страшно. Куда теперь? В деревню? К барону? Вернуться к Магде? Удирать, пока ещё цела? Кто бы мог подумать… история повторяется. Опять. Снова.

Нет. Нельзя, чтобы ещё раз…

— Вот она! — закричал мельник Ленз, когда девушка подошла к площади. Во всех скандалах он всегда был впереди всех — шумный, требовательный… А вот на помол его подчас не дозваться… — Ишь! Сама пришла!

— Люди добрые, — спокойно произнесла девушка. Сердце, казалось, колотилось у самого горла. Так много людей. И все её ненавидят. Опять. Снова. Заступник, за что?! — Почему так неласково встречаете?

— Ах ты, нежить проклятая! — завопила рыжеволосая Мета. — Явилась, горем нашим полюбоваться! Да ещё и спрашивает! Вяжите её!

Толпа угрожающе заворчала.

— Дети мои! — вскричал отец Керт. Его глаза встретились со взглядом девушки.

«Если он сейчас скажет «Одумайтесь!» — мне конец!» — с отчаянием подумала вампирша.

— Помолимся! — предложил священник. Вампирша облегчённо выдохнула и одна из первых опустилась на колени. Отца Керта в деревне уважали. Он читал слова молитвы ясно, громко, каждую строчку переводя на привычный крестьянам язык. В его устах святые слова брали за душу и трогали сердце. Вейма, стараясь не слушать, беззвучно шевелила губами. Она была почти что уверена, что молитва не заставит её испариться в клубах едкого дыма, но рисковать не хотела.

Отец Керт был уже третьим священником во владениях барона Фирмина. Первый, старый отец Кейсер, умер вскоре после того как в деревне появились Магда и Вейма. Он был дряхлый, больной, едва мог ходить, и смерть его никогда не удивила. Он был из белых[8], из тех, кто может вступать в брак, но пережил уже и жену, и детей. Когда-то он боролся с наставницей Магды, такой же старой, как и он, ведьмой Вереной, но азарт давно угас у них обоих.

На смену Кейсеру пришёл Гайдин. Из чёрных[9], притом самых страшных из них, нищих братьев-заступников, тех, которые по всем землям союза призывают отрешиться от мирских благ и приблизить победу своего небесного покровителя. Он прожил в деревне год… может, чуть меньше… а потом ребёнок Одилы провалился под лёд… Одила была вдова… кроме ребёнка у неё ничего в жизни не осталось. Ребёнка… и веры.

Магду позвали, когда всё было кончено. Почти. Но спасти ребёнка не могло даже чудо. Счёт шёл не на дни. На часы. И… Вейма ведь рассказывала о себе. Много.

— Я могу спасти твоего ребёнка, — тихо произнесла ведьма, стоя посреди дома. Большой, его ставил ещё дед одилиного мужа, с пустующим загоном для скота, резко пахнущий бедностью и немного козами. — Если ты хочешь этого. Ты правда этого хочешь?

— Да! Да! — рыдала несчастная женщина. — Возьми всё, что хочешь, возьми мою жизнь, только спаси его! Диди ещё так мал!.. так мал…

— Мне не нужно твоё имущество, — так же тихо ответила ведьма. — И ни к чему твоя жизнь. Я ничего не возьму. Но… тебе это может стоить бессмертной души, ведь мне придётся обратиться к силам, которые отвергнуты церковью. Ты готова?

Одила замерла, поражённая.

— Я… Я…

— Я не настаиваю, — отвернулась Магда. — Но другого выхода нет. Прощай.

— Стой!!! Я согласна! Скажи, что надо делать! Всё сделаю, ведьма, только спаси моего ребёнка. Скажешь украсть — украду, скажешь убить — убью, скажешь плюнуть в лицо отцу Гайдину — плюну, скажешь…

— Не надо, — покачала головой Магда. — Ничего этого не надо. Я тебя испытывала. Принеси Диди ко мне в дом в эту полночь и ничего не бойся. Но помни. Никто, ни Диди, ни священник, ни друг, ни брат, никто, слышишь, не должен знать об этом! Ни сейчас, никогда! Даже на исповеди ты не расскажешь о сегодняшней ночи. Слышишь? Исполнишь?!

— Исполню, — кивнула женщина. В её глазах горел фанатичный огонь.

Вейма помнила ту страшную ночь. Они закутали её в чёрное платье, голову укрыли покрывалом. В хижине ведьмы — тогда Магда жила ещё в хижине, доставшейся ей от старой Верены — мерцали волшебные огни да разными голосами ухало по углам.

— Я — смерть, — не своим, страшным низким голосом сказала вампирша, держа на руках ребёнка. — Я пришла за этим ребёнком, чтобы выпить его жизнь и душу. Но ты видишь меня… Рискнёшь ли ты его выкупить? Говори!

— Отпусти его, проклятая! — вскинулась женщина и рванулась вперёд.

— Не смей! — отчаянно закричала ведьма. — Не переступай черты! Отвечай ей! Пока не поздно!

Вейма чувствовала, что время уходит, что надо спешить. Жизнь едва теплилась в ребёнке, когда она над ним склонилась. У неё есть… сколько… тридцать ударов сердца, не больше. И десять из них уже прошли.

— Отвечай! — потребовала она снова.

— Выкуплю! — повалилась на колени Одила. — Заступником, Создателем клянусь — выкуплю! Проси, чего хочешь! Душу… душу отдам…

— Быть посему, — торжественно проговорила вампирша. — За стойкость твою — возвращаю тебе твоё дитя. Но помни. Проговоришься — твой сын не проживёт и часа. Клянёшься ли ты молчать?

— Клянусь! Клянусь! Заступник! Создатель! Святые! Да благословит тебя Заступник, ты спасла его!

Одила, бормоча благодарности, прижала к сердцу своего Диди и выскочила за дверь. Вейма тяжело осела на пол.

— Я потрясена, — проговорила Магда, протягивая стакан молока. — Я могу исцелить, но человек останется слабым. Нескоро к нему вернутся силы и бодрость. Ты же сделала ребёнка таким здоровым и сильным, каким он никогда не был.

Вейма обхватила стакан обеими ладонями. Сделала глоток. Руки у неё тряслись.

— Знаешь, истории про женщину, которая по ночам убивает детей — это чистая правда, — сказала она. Голос тоже дрожал. — Я это она и есть. Я прихожу в темноте, я склоняюсь над колыбелями, я пою свои песни, я пью их кровь, я насылаю кошмары… Я ведь проклятая… Нежить. Я нежить… Я прихожу по ночам… Моя походка легка… шаги неслышны… от меня нет спасения…

Можно промолчать. Можно солгать на исповеди. Но нельзя скрыть, что твой ребёнок чудом исцелился за одну ночь. Наутро Диди весело носился по двору. Это заметили.

Тогда тоже собралась толпа. Крестьяне были угрюмы, прятали глаза. Отец Гайдин кричал, всё больше входя в раж. Вейма после думала, что он уже себя не слышал.

— Взгляните на эту женщину! — надсаживался священник. — Своими руками она вырвала невинное чадо из чистого воинства Заступника и ввергла его в руки Врага! Умри он этой ночью — ему бы уже пели хвалу на небесах! Но он остался на земле! Он открыт скверне, он вырастет грешником, как его мать, как все вы! Он потерял своё место среди…

Его прервал камень, разбивший губы. Только тут отец Гайдин взглянул в глаза своей пастве.

— Значится, мы все грешники? — угрожающе спросил мельник. — Значится, твоё отпущение грехов не помогает?

— Да где ж это видано! — завопила Мета. — Ворон! Убийца! Вы слышали?! Он сказал, что лучше бы дитя умерло! Волк! Душегубец!

Прилетел ещё один камень. За ним ещё.

Отец Гайдин оказался не слишком храбрым человеком. Он не хотел умирать за свои слова. Священник подобрал рясу и бросился бежать прочь от деревни, туда, где на невысоком холме стоял замок барона.

…через неделю он тихо исчез. А в деревне появился отец Керт. Он был из белых и вскоре женился на местной девушке. К счастью, когда его дочь заболела, Магду позвали сразу. Вейме не пришлось участвовать в её исцелении.

— Воззовём к Заступнику, чтобы он просветил наши умы и вложил в сердца понимание! — призвал священник. — Откроем сердца для милосердия людского и будем ждать милосердия божественного!

— Погоди-ка, отец! — вскочила на ноги Мета, оправляя латанную юбку. — Ты что же! Призываешь отпустить эту мерзавку?! А она продолжит пожирать наших детей?! Ты этого хочешь?!

Отец Керт осенил женщину священным знамением. Крестьянка неуверенно попятилась.

— Истина не на земле, а на небесах, — серьёзно ответил он. — Не слабым человеческим разумением может быть открыта правда. Гнев затуманил твой взор. Молись, дочь моя, моли Заступника избавить тебя от греха!

— Но, отец… — оторопела крестьянка.

— Значится, Мета ошибается? — подошёл к ним мельник. — Почему тогда девка молчит? Другая бы…

«Потому что всё это уже было» — подумала вампирша.

— Не громкостью крика измеряется невиновность, — с той же серьёзностью заметил отец Керт. — Мета добрая женщина, но она гневлива и пристрастна. Чего вы хотите, верующие — совершить несправедливость или защитить ваших детей?

— Детей!.. Защитить!.. Пусть отец разберётся!.. Барона зовите! Детей, детей! Гоните её в шею! — раздалось из толпы.

Креб и Риг потихоньку стали оттирать Мету в сторону, но не такой была эта женщина, чтобы оставить за кем-то последнее слово.

— А пусть она улыбнётся! — потребовала она. — Пусть эта тварь покажет зубы!

Вейма вздохнула. Всё это уже было.

— Дочь моя, не думаю…

— Нет, она права! — снова вмешался мельник. — Почему девка никогда не улыбается?!

— Или ты Заступник, чтобы читать в чужих сердцах?! — разгневался отец Керт.

— Прекратим это, — вздохнула Вейма. Если бы вампиров было так легко взять, их бы перебили ещё на заре человечества. — Мета! Ленз! Подойдите ближе, не бойтесь.

— Ишь, какая! — заворчала Мета, но опасливо подошла ближе. Вейма без улыбки оскалила зубы. Клыки были совершенно обычного для человека размера. Люди не знали, что зубы вампира меняются только перед укусом или если необходимы в драке.

— Довольно с вас? — спросила вампирша. Мета разочарованно махнула рукой.

— Надо вторую сюда приволочь, — проворчала она.

— Ну, Магда-то точно улыбается! — возразил Креб. — Сам видел!

— Ага, когда она тебя по лбу половником огрела, чтобы руки не распускал! — поддел его Риг.

— Это всё? — кротко спросила Вейма. Неужели так просто…

— Но дети-то пострадали! — резонно прозвучало в толпе. Все обернулись. Говорил кузнец Вилли, ражий детина, о котором все знали, что он в церковь не ходит и знается по ночам с огненными духами. Кое-кто даже «припоминал», что в детстве-то волос у него не был рыжий. А как к наковальне да горну встал — сразу масть сменил. Кузнец только ухмылялся. Вейма точно знала, что слухи не то чтобы совсем беспочвенны. Кузнец закупал у Магды красную краску. Слухи ему очень нравились.

— Зовите сюда ведьму! — предложил виноградарь Йаган. — Если к нам какая-то нечисть повадилась, кто лучше ведьмы с ней справится?

— Одумайтесь! — потребовал отец Керт. — Не колдовскими ухищрениями, а только священным словом да верой побеждают Врага!

— Вы, отец, прогуляйтесь! — вежливо предложил сын кузнеца Липп. Щуплый и низкорослый, он считался слишком хлипким, чтобы помогать отцу в кузнице. А кроме того, до работы парня было не дозваться. С утра он спал так крепко, что не разбудить, днём купался и перешучивался с пришедшими стирать бельё девушками, а то уходил на весь день в лес собирать малину. Отец давно махнул на него рукой, а крестьяне уговаривали Вилли взять себе подручного, а сына прогнать взашей.

— Не указывай старшим, мальчик! — рассердился священник.

— Прогуляйтесь-прогуляйтесь, — ничуть не смущённый отповедью усмехнулся юноша. — А то один тут уже высказался. Ваш предшественник. И тоже про детей.

Вейма уловила появление нового человека за спиной, но оглядываться не стала. К деревенской площади приближался Менно, фенрих[10] барона Фирмина, то есть тот человек, который в бою нёс знамя своего господина. В мирное время он являлся выразителем воли барона. На этот раз Менно не стал заговаривать с собравшимися людьми. Он тронул за руку вампиршу и тихо сказал:

— Госпожа Вейма, его милость барон требует, чтобы вы немедленно явились в замок.

Крестьяне недовольно заворчали, и Менно оглядел толпу неприятно-цепким взглядом. Потом посмотрел на священника.

— Отец Керт, барон Фирмин надеется, что вы придёте, чтобы дать ему наставление. Сейчас же.

Вампирша и священник недоуменно переглянулись.

— А вы расходитесь! — потребовал Менно, обращаясь к крестьянам. — Его светлость разберётся, а вы идите работать. Удумали тоже. Расходитесь-расходитесь!

Глава вторая Решение

Вейма обогнала отца Керта и первой вошла в ворота замка. Во внутреннем дворе было как всегда шумно, звенели клинки тренирующихся рыцарей и оруженосцев, стучал молот в баронской кузнице, гоготали гуси, ржали лошади, люди выкрикивали распоряжения, приказания, жалобы… пахло всё это — для вампира — вполне приемлемо. Деловитостью, занятостью, преданностью своему делу и господину. Барона Фирмина в округе ценили. Любить его было трудно.

Вампирша вошла в дом, стоящий в нескольких шагах от донжона[11]. Барон, полный и лысоватый, но ещё крепкий мужчина, ждал её в зале, сидя на скамье возле очага. У его ног лежал белый волкодав, который при виде девушки поднялся и, порыкивая, ретировался в дальний угол, поближе к Норе, баронской дочери, которая сидела за ткацким станком и сновала нити для будущей церковной занавеси.

— Очень хорошо, что ты пришла первая, — вместо приветствия сообщил барон. — Нора, выйди навстречу отцу Керту и займи его, пока Вейма не выйдет. Я не хочу, чтобы он решил, будто мы им пренебрегаем.

— Но, отец…

— Нора.

Вздохнув, девушка поднялась на ноги и потянула за ухо волкодава. Пёс поскуливал, проходя мимо вампирши, но покорно следовал за хозяйкой. Барон без улыбки наблюдал за этой сценкой.

— Тебе не помешают наставления в вере, — бросил Фирмин в спину дочери. Нора передёрнула плечами, но не возразила ни словом.

Вейма опустила взгляд. Барон принял её в своём доме как наставницу дочери в свободных искусствах ибо, по его словам, девушка тянется к знаниям, а нанимать учителя-мужчину не позволяет её красота и невинность. Однако в остальном он был строг и не позволял Норе ни в чём выйти из своей воли. Воспитанной совсем иначе вампирше это совершенно не нравилось, но что она могла сделать? Барон платил ей покровительством и продуктами, а воспитание его дочери — не её забота. И всё-таки…

— Я слышал, тебя обвиняют в нападении на детей в деревне, — сказал барон. — Это так?

— Так, ваша милость.

— Ты отрицаешь свою вину?

— Да, ваша милость.

— Могла ли твоя подруга совершить это злодеяние?

— Нет, ваша милость.

— Ты уверена в этом?

— Да, ваша милость.

— И можешь присягнуть на священной книге?

Вейма вздрогнула.

— Нет, ваша милость.

— Очень хорошо, — заключил барон и замолчал.

— Ваша милость?.. — не выдержала тишины вампирша.

— Я сказал: «Очень хорошо». Тебе понятны эти слова?

— Да, ваша милость, но…

— Очень хорошо. Ты знаешь, кто мог совершить такое?

— Я не видела этих детей, ваша милость…

— Я спрашивал не об этом.

— Вампиры, ваша милость.

— Ты уверена в этом?

— Да, ваша милость.

— Сколько нужно вампиров, чтобы это устроить?

— Ваша милость?..

— Ты слышала, что творится в деревне, — раздражённо напомнил барон. — Сколько вампиров могли так искусать детей?

— Один, ваша милость, — покорно ответила девушка, не понимая уже, куда барон клонит.

— Очень хорошо. Как с этим бороться?

— Ваша мил…

Барон предупреждающе поднял руку и девушка умолкла.

— Я уверен, — медленно, явно подбирая слова, произнёс он, — что ты не захочешь отвечать на некоторые вопросы. Я их тебе не задаю. За то время, которое ты живёшь на моей земле, я убедился в твоей надёжности. Я разбираюсь в людях. Но я не желаю тратить время на увёртки. На моей земле орудует опасная тварь. Ты или твоя подруга должны знать, как с ней справляться и вы расскажете мне об этом. Иначе вам придётся покинуть мои земли.

— Но, ваша милость!.. — возмутилась вампирша. — Мы ведь не…

— Не спорь. Мне ни к чему ваши смерти. Ты видела? Люди напуганы. Вы им подозрительны. Если дети продолжат страдать, рано или поздно вас убьют. Менно пошёл за твоей подругой. Если вы объявляете мне, что найдёте способ спасти моих людей, я сообщу это в деревню и заставлю их принять все меры. Если такого способа нет, вы уйдёте. Сейчас, пока люди ещё не взвинтили себя до убийства. А теперь я спрошу ещё раз: как бороться с вампирами?

Вейма почувствовала себя ужасно усталой. Наверное, это никогда не закончится…

— Никак, ваша милость, — тихо произнесла она. — Вас не спасёт вера, что бы там не кричал отец Керт. Не спасут запоры. Стены. Не поможет дежурить по очереди. Если вампиру нужно, он просто приходит. И берёт то, что нужно. Если вы его не узнаете днём…

— А если узнать днём, что можно сделать? — немедленно заинтересовался барон.

— Взрослый вампир сильнее десяти человек и двигается быстрее скачущей лошади, — объяснила Вейма. — На младенцев охотится или женщина или недавно обращённый. Женщина не уступает в силе мужчине, недавно обращённый поначалу сильнее только двоих, но постепенно наращивает могущество. Ночью вампир может насылать сон и отводить взгляд, но днём это такой же человек, как и все. Только очень сильный и быстрый. Если не смотреть ему в глаза и он не нападает…

— А если посмотреть в глаза? — уточнил барон.

— Это знают все проклятые, — на всякий случай пояснила Вейма. Ей хотелось сохранить хотя бы иллюзию своей тайны. Хотя, кого она обманывала…

— Не сомневался, — кивнул барон. — Итак?

— Днём вампир может подчинить себе человека только пока смотрит в глаза.

— То есть отряд стрелков может справиться с вампиром, — заключил барон.

— Да… если вы знаете, кто это такой, — признала Вейма. Сердце её бешено колотилось, но от барона не исходило запаха опасности. Не собирается причинять ей вред или уверен в том, что зло в отношении вампира — это добрый поступок?

— А ты не можешь выявить вампира? — прямо спросил барон. Девушка покачала головой. Вопреки всем легендам, вампир вампира не чуял ни рядом, ни на расстоянии.

— Это плохо, — заключил барон и повернулся на звук шагов к двери. В зал входила Магда. Расстояние от замка до охотничьего домика, который барон выдели ведьме и её подруги за заслуги перед его семьёй, было примерно то же, что от замка до деревни.

— Ваша милость, — присела ведьма в реверансе. Вейма моргнула. Подруга мало рассказывала о себе, о своей жизни до обучения в Бурой башне. Но простые крестьянки никогда ни перед кем не расшаркивались, просто не умели, они всегда кланялись.

— Как выявить вампира? — огорошил её вопросом барон. Взгляд Магды метнулся к подруге и вернулся к невозмутимому лицу сюзерена. — В моей деревне нет чужаков, значит, он где-то прячется. Ты можешь заставить его прийти днём на открытое место? Может, заманить?

— Ваша милость… — ошарашенно начала ведьма. Барон вздохнул.

— Повторю для тебя. Последний раз. Я не желаю слушать увёртки. Если вы обе, сами или с чьей угодно помощью разберётесь с этой напастью, я даю своё слово рыцаря и властителя этих земель, что у меня вы всегда можете рассчитывать на покровительство и поддержку. Если тварь продолжит нападать на моих людей, их детей или скотину, вы покинете мои земли сейчас, пока крестьяне не взяли грех на душу.

Девушки переглянулись. Мысль о том, что их убийство может быть грехом, который камнем ляжет на чью-то душу, была для них… неожиданной. Они были проклятыми. Вместо Заступника преклоняли колена перед тем, кого все, кроме проклятых, называли Врагом. А тут…

— На моей земле царит священный мир, — напомнил барон. — Никто не должен быть убит или наказан без справедливого суда или права оправдаться. Я обещаю защиту сироте, вдове, незамужней девушке без покровителя и священнику. Любому сироте и любой вдове, любой одинокой девушке. Всем, кто нуждается. Когда я принимал священный мир на совете союза баронов, я не уточнял, какой веры должны быть те, кого я клянусь защищать. Но они — мои люди. Это их земля в той же мере, что и моя. Поэтому вы уйдёте. Сегодня же, если не знаете средства. Вы всё поняли?

Магда пожала плечами.

— Такого средства нет, ваша милость, — спокойно сказала она. — Я могу провести обряд, который заставит его прийти. В ближайшее полнолуние, глубокой ночью. Выманить вампира днём не под силу ведьме. Но ночью он будет ещё опасней…

— И нет никаких способов его подчинить? Заклинания, травы, символы?.. — настаивал барон.

— Нет, для ведьмы это невозм… — начала говорить Магда и вдруг осеклась. Барон терпеливо ждал. Вейма устала стоять и нервно ждала, когда явится отец Керт. Он был добрым человеком, но считал, что барон зря прислушивается к словам проклятых. Однако сквозь шум, царящий во дворе, шагов священника было не слышно.

— Есть одно средство, — наконец выговорила Магда. — Но мне надо будет подготовиться. Полнолуние будет через три дня. За это время Вейма достанет для меня это средство, а я буду ворожить у себя дома. Но…

Ведьма бросила вопросительный взгляд на подругу. Вампирша еле заметно покачала головой. Нет. Шагов священника всё ещё не слышно.

— Для обряда нужно участие тех людей, кто пострадал от укусов вампира.

— Младенцев?! — впервые потерял самообладание барон.

— Нет, их родителей. Но обязательно всех.

— Это опасно, — покачал головой барон Фирмин.

— Знаю, — прямо ответила ведьма. — Если хотите, мы уйдём. Это не спасёт от вампира, но мы можем уйти.

— Ты уверена в своём обряде?

Магда помолчала, что-то прикидывая. Потом вскинула на барона прямой взгляд.

— Я уверена, ваша милость. Если люди соберутся.

— Я не могу им приказать участвовать в нечестивых обрядах, — покачал головой барон. — Но я могу помешать священнику вмешиваться.

— Этого достаточно, ваша милость, — кивнула ведьма. Вейма изумлённо уставилась на подругу. Откуда такая уверенность? Магда говорила так, как будто она уже договорилась с вампиром, что он выйдет на площадь и публично покается. Но спрашивать было некогда. Послышались долгожданные шаги отца Керта.

— Мир тебе, сын мой, — приветствовал священник барона и барон, кряхтя, встал, чтобы подойти под благословение.

— Идите, — отпустил Фирмин девушек. — Отец, мне нужно ваше наставление по поводу этих событий. Может ли церковь предоставить убежище тем, кто находится в наибольшей опасности?

Магда дёрнула за рукав подругу и девушки вышли во двор.

— Ты с ума сошла?! — прошипела вампирша на ухо подруге. — Что за средство, за которым я — я! — слетаю?! С чего ты взяла, что они будут тебя слушать?!

— Не меня, — слабо улыбнулась ведьма. Они пересекли двор и стало понятно, почему священник вошёл один. Нора осталась у ворот и сейчас вовсю любезничала с Липпом. Когда ведьма и её подруга приблизилась, паренёк стащил с головы рваную шапку и склонился в полупоклоне. Нора покраснела и потупилась.

— Всё не уймёшься? — хмыкнула вампирша, неодобрительно косясь на свою ученицу. Она не в первый раз заставала сына кузнеца, околачивающегося возле замка. Теперь понятно, почему. — А говорили, Йаган на днях брата встретил.

Строго говоря, у Йагана было два брата, Пиро и Арно, и обоих в деревне давно никто не видел. С тех пор как большую часть отцовского виноградника побили морозы, и старшие братья подались охотиться на «жёлтого зверя». Но Пиро иной раз подкрадывался тайком: в деревне осталась его жена. Ходили слухи, что возле её дома в отсутствие мужа частенько околачивался несносный мальчишка. А потом жена Пиро умерла и «охотника» в деревне уже ничего не держало.

Если намёк и попал в цель, по Липпу это было незаметно.

— Зачем вы мне это говорите? — ухмыльнулся он, снова стаскивая с головы шапку и кланяйтесь. — Идите, вон, к его милости, он, небось счастлив будет.

Барон действительно грозился поймать обоих братьев и без лишних разговоров вздёрнуть на первом попавшемся суку. Говорили, «охотников» узнали ограбленные ими гонцы, которые везли важное письмо в соседнее графство.

— Смотри лучше, — нахмурилась вампирша.

Они с ведьмой вышли за ворота и принялись спускаться с холма в деревню.

— Так кого они будут слушать? — вспомнила вампирша, когда замок остался далеко позади.

— Тебя, — улыбнулась ведьма. — Ты же изучала риторику.

Вейма поёжилась. Последняя попытка отточить свои навыки на деревенских жителях чуть не закончилась сожжением. Но ведьма с надеждой смотрела на подругу и вампирша сдалась.

— Ладно, попробую. А что за средство, за которым я должна лететь?

— Помнишь Виринею? — вместо ответа спросила Магда.

— Какую Виринею? — не поняла вампиршу.

— Ну, помнишь, когда мы познакомились на Пустоши…

— А-а-а! Та придурковатая белая волшебница, которая чуть не убила меня, когда я собирала разогнанных вами коней!

— Она же извинилась, — напомнила ведьма.

— Если бы её не отвлёк тот тощий чёрный маг, извиняться было бы не перед кем, — огрызнулась вампирша.

— Лонгин уже не тощий, — мимоходом заметила ведьма. — Кстати, они поженились.

— Что?!

— А что тебя смущает? Чёрным магам жениться не заказано.

— Они, что, каждый раз такое устраивали? — не унималась Вейма.

— Обычно спасать от неё вампиров не приходилось, — усмехнулась ведьма. — Но вообще да. Мы, я имею в виду учениц Бурой башни, обычно устраивали засады на путников, которые сдуру направлялись через нашу Пустошь. Кстати, чего вас туда понесло?

— Короткий путь, — пояснила вампирша. — Рыбу перевозили, пока не уснула.

— Да, рыба была вкусная, — вспомнила ведьма. Ученицы Бурой башни не только до полусмерти напугали обозников, распрягли и разогнали лошадей, но и украли почти все съедобные товары. Что делать, кормили будущих ведьм и волшебников впроголодь.

— Вы устраивали засады, а белые маги вас разгоняли? — уточнила вампирша. — Тоже ученики?

— Ученики, да. Пытались. Но нас прикрывали чёрные маги, так что обычно мы успевали тихонько стащить всё на общую кухню, пока эти устраивали красивые драки.

— На общую кухню?! Вы там совсем спятили? Кстати, с чего вы вообще поселились в одном месте с белыми магами?

— Ты у меня спрашиваешь? Когда я пришла учиться, всё уже триста лет не менялось. Думаю, дело в Пустоши.

— В Пустоши? — не поняла вампирша.

— Где ты ещё найдёшь отдалённое от людей место, где неудачное колдовство никому не причинит вреда? — терпеливо пояснила ведьма. — Ты думаешь, в Белой башне никто ошибок не делает?

— Можно подумать, в Бурой или Чёрной кому-то есть дело до вреда, который вы можете причинить людям!

— Есть, — возразила ведьма. — Чем меньше вреда, тем меньше людей с факелами и вязанками дров.

Вейма поёжилась.

— Ладно, я тебя поняла. Ну и зачем тебе эта Виринея? Она же меня тогда чуть не убила…

Вампирша осеклась.

— Именно, — хмыкнула ведьма.

— Можно подумать, если она меня убьёт сейчас, это что-то исправит, — проворчала вампирша.

— Она же извинилась! — снова напомнила ведьма. — И тебя наверняка запомнила, так что…

Вампирша махнула рукой.

— Какой вообще смысл так маяться? — продолжала она ворчать. — Проще собрать вещички и убраться отсюда, пока нас ещё не убили. Нет, тебе надо устроить целое представление.

— Ну, уберёмся мы отсюда, — покачала головой ведьма. — А вампир?

— А что вампир? — рассердилась Вейма. — Вампир и вампир. Подумаешь, сожрёт он этих детёнышей. Жизнь, как ты знаешь, страдание, а мир — это тюрьма. У них появится шанс сменить место заключения. Может, оно окажется получше, чем эта занюханная деревня.

Ведьма остановилась и пристально вгляделась в лицо подруги. Лицо её было белым от злости.

— А их матери? — тихо спросила она. — Их страдания?

— Новых народят, — отмахнулась вампирша.

— Это слово высшей посвящённой? — процедила ведьма. Вейма тяжело вздохнула.

— Прости. Хорошо, я попробую.

— Родиться в этой деревне — не худшая доля, — утешительно произнесла Магда.

— Особенно если ведьма всегда готова спасать от болезней и вампиров, — поддела Вейма подругу.

— Особенно когда ей есть кому помочь, — серьёзно ответила Магда. — Мы почти дошли. Пора бить в набатный колокол. Будем договариваться.

Вейма закончила свою речь и, с трудом скрывая беспомощность, покосилась на подругу. По ней, так лучше было в деревне вообще не появляться. Что с того, что у неё не видно клыков? Того и гляди, крестьяне изобретут ещё одно «гениальное» объяснение свалившейся напасти и будет поздно останавливать их словами.

— Ишь! — подбочинилась Мета. — Языком трепать все горазды. Колдовать-то ведьма будет. Чего она молчит? Или сказать нечего?

— Есть чего, — вышла вперёд Магда. Вейму выслушали. Ничего толком не поняли, кроме того, что она пытается оплести их словами. Теперь они достаточно сбиты с толку. Разозлены, правда, но этого было не избежать. — Но сначала предупреждаю. Отец Керт ничего не должен знать.

На деревенской площади загомонили. Вейма удивлённо принюхалась. После такого предупреждения она ждала бы криков «Проклятые ведьмы!» и града камней. Но вместо этого настроение толпы сделалось выжидательным и даже… полным надежды?..

— Через три дня полнолуние, — продолжала ведьма. Люди кивнули. Полнолуние — одна из немногих вещей, которую они уловили в речах постигшей семь искусств[12] вампирши. — Я проведу обряд. В старом месте. Вы знаете.

Люди снова кивнули.

— Перед обрядом мне никто не должен будет мешать. Я буду готовиться призвать вампира на ваш суд.

— Судили мыши кота! — выкрикнул мельник. — Как бы он нас самих не…

— Я буду готовиться, — с нажимом повторила ведьма. — Он не сможет ничего вам сделать, когда моё колдовство призовёт его в круг. Но круг должны держать вы сами. Те, чьи дети пострадали от нечисти. Готовы ли вы на это ради ваших детей?

Мета потупилась. Одила вскинула голову, готовая хоть сейчас дойти до самого ада.

— Нас ждёт проклятие? — спросила она.

— Нет, ваш грех я возьму на себя, — пообещала ведьма. — Вы думаете, что вампир нападёт на вас, пока вы держите круг? Возможно. Но охотней ночные твари нападают в тишине дома, на спящих. На младенцев, на юных девушек. Вползают в сны отрокам, тревожат верных жён нечестивыми образами… Вы не будете в безопасности, если не придёте. Не придя, вы подвергните опасности и себя, и тех, кто придёт. Если их будет слишком мало, они не удержат круг.

— Только родители могут участвовать? — спросил в наступившей тишине Йаган.

— Нет, — благодарно улыбнулась ему ведьма. — Могут все. Но родители — обязательно.

— Что надо делать? — деловито спросил мельник. Вейма удивлённо подняла брови. Вот уж точно, человеку всегда больше всех надо. И камнями побить, и народ на нечестивый обряд собрать — всегда первый!

— Дожить до полнолуния, — хмуро сообщила ведьма. Кто-то в толпе тихонько ахнул. — В день полнолуния дождаться заката. Снять обувь, оставить любые вещи из металлов, даже нательные знаки. Распоясаться. Прийти простоволосыми туда, где собирались всегда. Дальше моя забота.

— Зачем? — хмуро спросил Виль-батрак. Все вздрогнули. Виль был настолько незаметным человеком, что его замечали только когда он заговаривал. Заговаривал он редко.

— Чтобы колдовать, я обращаюсь к силам природы, — пояснила ведьма. — Металл, обработанный руками человека, нарушает законы природы. Это помешает создать чары. А вы должны к ней приблизиться и не мешать ногам ступать по земле, а телам — овеваться ветрами.

— Странное дело, — хмыкнула Вейма, когда они, наконец, отправились к себе домой. Чёткие и ясные приказы, помноженные на таинственность колдовства, вернули людям доверие к их ведьме. Ненадолго, до полнолуния. А вот потом всё зависело от неё и от той безумной волшебницы.

— Что? — отозвалась Магда.

— Если мир — это зло, а природа — часть мира, то почему ты обращаешься к природе и чем тебе мешают металлы?

— А мир — это зло?

— Ну, если мы прозревшие, то да, — ухмыльнулась вампирша.

— А если проклятые, то зло — это мы, — нахмурилась ведьма. — Я не знаю. Я не изучала богословия.

Вейма насупилась и путь до дома они проделали в молчании.

— Ты можешь отводить глаза людям, которых не видишь? — шёпотом спросила Магда, когда они уже ужинали в безопасности собственного дома.

— Ну да, — отозвалась вампирша. — А почему шёпотом?

— На всякий случай, — пояснила ведьма. — С какого расстояния ты можешь почуять незваных гостей?

— Ну уж к дому никто не подберётся, — хмыкнула Вейма. — И не подслушает. А ты думаешь, собираются?

— А ты думаешь, они нас просто так отпустили? — усмехнулась ведьма. — Сейчас выпьют для храбрости и пойдут сторожить, чтобы до полнолуния никуда не делись.

— Много насторожат… пьяные, — неприязненно отозвалась вампирша. Запах вина для неё неприятно смешивался с запахом пустой бравады. — Как бы им по дороге головы не разбить о пни да коряги.

— Ну, в этом вампиров обвинить будет сложно, — в тон ей отозвалась ведьма.

— Магда, — посерьёзнела Вейма. — Я боюсь оставлять тебя здесь одну. Давай улетим? Сколько-то я тебя на руках потащу, а дальше будут другие земли. Уйдём отсюда, пожалуйста. Я… Я… если, вернувшись, я тебя не застану… Слушай, к Врагу этих крестьян, баронов, вампиров и младенцев! Жизнь дороже! Поверь мне. Жить, дышать, чувствовать свой пульс, смотреть на небо, слушать ночные шорохи… Уйдём отсюда, я тебя умоляю!

— Не могу, — покачала головой ведьма. — Я не хочу всю жизнь убегать. Это и не жизнь будет. Если поле битвы — здесь, я приму эту битву.

— Да ты ничего не понимаешь! — разозлилась вампирша. — Это не битва! И не игра! Я бы не справилась со всей деревней, даже если бы я была в полной силе! Что ты сможешь одна?! Ты представляешь, что они с тобой сделают?! Ты думаешь, умирать не больно?! Ты думаешь, это будет тихо и ласково?!

— Я думаю, что они потерпят до полнолуния, — улыбнулась ведьма. — Им же будет интересно, что я собираюсь сделать.

— Мне тоже любопытно, — проворчала вампирша. — Где эта твоя придурошная Виринея?

— Ты легко найдёшь их дом, — отозвалась ведьма. — В Раноге, на краю внутреннего кольца, белый домик с чёрной башенкой и белым шпилем.

— А! — кивнула вампирша. — Знаю его. Там ещё на первом этаже занавески в голубенький цветочек. Всегда удивлялась, пока училась, кто там может жить.

— Вот. Не стучись в дверь, она зачарована. Постарайся сесть на окно башенки и… не удивляйся.

— Я так понимаю, над башней поработал этот… как его… Лонгин?

— Кому же ещё? — развела руками ведьма. — Но чёрная магия для вампиров не смертельна, в отличие от белой, так что это будет для тебя безопасней. И сразу скажи, что от меня.

— Пока меня не прикончили на месте? — недовольно проворчала вампирша.

— Между прочим, ты приняла высшее посвящение, — напомнила ведьма, — ты не должна бояться смерти.

— Во-первых, не я приняла, а мне его навязали, — раздражённо ответила Вейма. — А во-вторых, мне этот мир ещё не надоел, каким бы злом он ни был.

Ведьма усмехнулась. Проклятые называли себя прозревшими, потому что их вера говорила о том, что мир, в котором они живут — это тюрьма для насильно заточённых туда душ. Посвящение освобождало от оков мира и давало надежду на то, что после смерти душе не придётся возрождаться в смертном облике. По традиции обращение в вампира приравнивалось к высшему посвящению.

— А в-третьих, — продолжала разозлённая вампирша, — некоторые считают, что смерть от белой магии уничтожает и душу. Как и смерть в пламени, кстати.

— Ты только братьям-заступникам этого не говори, — засмеялась ведьма. Опасность её не пугала, а вызывала острое предчувствие каких-то перемен, которые произойдут как только подруга вылетит, наконец, за околицу.

— Ладно, — вздохнула вампирша. — Сохрани себя живой.

Раног находился недалеко от владений барона Фирмина. Потому-то Вейма первым делом и подалась сюда, когда закончила обучение и поняла, что, прожди она ещё хоть сотню лет, мантии её не видать как своих ушей. Недалеко находилась и проклятая Серая пустошь со своими знаменитыми тремя башнями. Вейма тогда ехала учиться, вместе с везущими свежую рыбу в город крестьянами. Милые шалости юных ведьм изрядно подпортили вампирше настроение. Но не в той мере, в какой его испортила будущая белая волшебница. Обычным людям, хоть проклятым, хоть нет, хоть одарённым, хоть лишённым магических способностей, белая магия почти не может причинить вреда. Это магия постижения мира, понимания, предсказания, исцеления… магия жизни. Вампиры же — самые проклятые из всех. Высшее посвящение, разрывая связь с мирским злом, убивает в них человечность. Убивает саму жизнь, оставляя возможность двигаться и чувствовать. Делает их уязвимыми перед белой магией.

Вейма тенью перелетела через городские стены. Летучие мыши ориентируются в пространстве иначе, чем люди. Оборотни, те сохраняют человеческое восприятие в волчьем облике и волчье — в человеческом. Для вампира второй облик является чем-то навязанным, противоестественным, хотя и удобным, поэтому совместить привычное знание города с открывающимся сверху видом было сложно. Но долго искать не потребовалось. Второй облик менял зрение, в человеческом разве что чуть более острое и не так зависящее от источников света. В облике летучей мыши Вейма видела мир… иначе…

Один из домов светился пронзительным белым светом. Этот свет резал глаза, вызывал мучительную боль. Сверху на белом кубе стоял чёрный, как сгусток самой тёмной ночи, цилиндрик башенки. Башню венчал даже не шпиль — острый луч такого же белого света.

Вейма заметалась вокруг с пронзительным писком. Прикоснуться к этому белому свету означало немедленную смерть, а башня была настолько темна, что отличить окно от стены не удавалось. Природные летучие мыши ощупывают мир с помощью голоса, но Вейма покуда плохо освоила это искусство… Сквозь собственный писк она услышала неприятный звук, с каким взводят рычаг самострела, и, сложив крылья, немедленно упала вниз, на дощатую мостовую. Удар она почти не ощутила, сменив облик в тот момент, когда её тело коснулось досок.

— Не стреляй! — торопливо закричала она. — Лонгин? Я от Магды! Мне нужна Виринея! Пожалуйста!

Стрела со свистом рассекла воздух. Вейма отпрыгнула, и стрела вонзилась в доски рядом с её ногой.

— Пожалуйста! Я от Магды! Вы же вместе учились! Не стреляй!

Заскрипела дверь.

— Не ори, — хмуро бросил появившийся в проёме чёрный силуэт. — Проходи в дом.

Вейма шагнула ближе. В человеческом облике она не видела слепящего света стен, но предусмотрительно остановилась у порога, ничего не касаясь.

— А! — тихонько засмеялся мужчина. — Помню тебя. Вы, значит, с Магдой спелись? Входи в мой дом и дом моей жены. На эту ночь я даю тебе разрешение.

Вейма благодарно кивнула, но с места не стронулась. Губы чёрного мага тронула улыбка, он сделал странное движение рукой, а после протянул вампирше возникшую из воздуха белую ленточку.

— Повяжи на запястье, — приказал он, отступая вглубь дома, — и входи. Дверь не забудь запереть.

— Зачем? — вот были слова, которыми встретила вампиршу белая волшебница. Обращалась Виринея к мужу, а не к нежданной гостье, но при этом с опаской посматривала на Вейму. — Зачем ты впустил её — вампира — в наш дом?!

— Здравствуй, Виринея, — вздохнула вампирша, пристально рассматривая стоящую перед ней чету магов. Они изменились. Волшебница была тоненькой девушкой, одетой в развевающиеся белые одежды, и светлые её волосы, помнится, развевались на ветру, сплетаясь с потоками убийственной магии. Лонгин был тощим юношей со впалыми щеками и фанатичным огнём в глазах.

Сейчас перед Веймой стояли взрослые люди, давно пережившие безумства юности. Они потяжелели, Виринея убрала волосы под домашний чепец, Лонгин явно раскормился, и только огонёк в его глазах был прежним.

— У вас тут мило, — продолжила Вейма. Это было правдой. Её впустили в небольшую комнату, где в углу возле лавки стояла прялка, а у окна лежало настоящее зеркало, какое и не ждёшь встретить в небогатом, в общем-то доме. И разноцветные половички. Дальше, за дверью, наверное, жилая комната и где-то там лестница в башню, где творит своё колдовство чёрный маг. Но если не знать, кто перед тобой, никогда не подумаешь, что в таком уютном месте может скрываться такая сильная магическая мощь, что стены дома светятся в темноте.

— Кто ты и что тебе нужно? — резко спросила волшебница.

— Ты меня чуть не убила на Пустоши, — напомнила Вейма, и Виринея вздрогнула. Белые маги очень не любят убивать невиновных. — С тех пор я не изменилась. А вот ты — очень сильно.

— Ты сказала, что прилетела от Магды, — перехватил инициативу волшебник. — Что ей нужно? Говори и проваливай! Ночь на дворе, а ты чуть не переполошила нам всех соседей!

— Вы даже не предложите мне сесть? — притворно удивилась Вейма.

— Может, тебе ещё поесть предложить? — вспылил Лонгин. — Говори и уматывай!

— Я не пью крови, — сообщила-напомнила вампирша.

— Как трогательно! — хмыкнул маг. — К делу!

Белая волшебница решительно кивнула, соглашаясь со словами мужа.

— Мы подружились с Магдой, — сообщила Вейма, — и поселились во владениях барона Фирмина. Нас хорошо приняли, барон — добрый сюзерен и…

— К делу! — перебил маг.

— И вдруг в деревне кто-то начал нападать на младенцев и маленьких детей. Укусы и кошмары. Как будто… как будто молодой вампир начал учиться. И копить силу.

Она перехватила взгляд Лонгина и добавила:

— И это не я. Я… мы… мы не знаем, кто это может быть. В деревне нет чужаков. Магда сказала, что может провести обряд и призвать вампира в колдовской круг, но… она ничего не сможет с ним поделать.

— И вы решили… у вас хватило наглости просить мою жену идти вместо вас сражаться с вампиром? — процедил Лонгин. — Мою жену?!

— Она — единственный белый маг, которого мы можем попросить о помощи, — тихо сказала Вейма. Ей в голову не приходило, что они откажутся. — Только белая магия может справиться с… с такими, как я.

— Вы и её не можете попросить, — отрезал Лонгин. Он перехватил неуверенный взгляд своей жены и добавил: — Я — твой муж, и я тебе запрещаю! Ты не должна разгуливать по деревням и сражаться со всякой нечистью!

— Там пострадали дети! — выдохнула вампирша, с мольбой вглядываясь в лицо белой волшебницы. — Они могут умереть, если вампир продолжит своё дело!

— Это не наше дело!!!

Волшебница тронула мужа за руку, и он медленно выдохнул, смиряя злость.

— Вейма… — тихо сказала Виринея. — Прости… Но то, о чём ты просишь… Это просто не в моих силах. Прости меня.

— Но ты же меня чуть не убила! Тогда, на Пустоши!

— Извини, — отвела взгляд волшебница. — Я… я не хотела… Просто… ночь… сражение… азарт… Это было случайностью. Я… я никогда не хотела убивать. Даже вампиров. Я не училась этому. Прости.

— Будьте вы прокляты, — с ненавистью выдавила Вейма, чувствуя, как её затапливает отчаяние и гнев. — Будьте вы прокляты! Магду убьют там, в этой деревне, а она так надеялась на вашу помощь!

— Я уже проклят, — криво усмехнулся чёрный маг. — А Виринею не трожь.

— А то что?! — швырнула ему в лицо Вейма. — Ты же не можешь ничего мне сделать! Жалкий трус!

— Замолчи!

— Жалкий трус! Негодяй! Будьте прокляты, вы, оба! Слышите?! Оба!

Вейма оказалась у двери прежде, чем маг успел поднять руки для заклинания, прыжком оказалась на улице, содрала с запястья ленточку и швырнула её в дом.

— Будьте прокляты! — провизжала она, закручиваясь волчком. Заклинание маг всё же выпустил, но на мостовой вампирши уже не было. Тёмное небо обняло крылатую тень. Вейма полетела прочь.

— Может, не стоило… так?.. — услышала Вейма тихий голос волшебницы.

— Младенцы — естественная добыча новичка, — говорил когда-то наставник. — Младенцы — и представители противоположного пола. Это происходит потому, что природные стремления, связывающие человека с животным, жизненным, началом, при трансформации в высшее существо преображаются первым делом. Животное стремление продолжить свой род, которое рождает в женщинах пристрастие к маленьким детям, и во всех, в мужчинах и в женщинах — стремление к молодому красивому телу избранницы или избранника — вот главный признак человечности, от которого избавляет посвящение, даруемое через кровь. Младенцы — лёгкая добыча, они легко подчиняются наведённому сновидению и не обладают ещё разумом и волей, чтобы сопротивляться. Вот ещё одна причина, по которой младенца избирать не только приятно, но и разумно. В дальнейшем тебе захочется игры, соблазна, борьбы и победы. Тогда твой рацион пополнится юными отроками. Они смелы, упрямы, но наивны. Ты без труда сломишь их сопротивление, если сначала наберёшь силу, питаясь кровью младенцев. Позже ты обретёшь мудрость. Тебя потянет на зрелых мужей. Одни будут биться с тобой. Тебе будет приятно пробовать на них свои силы. Другие сдадутся без боя и будут скулить у твоих ног, умоляя о милости, которую подарит твоё прикосновение, твой взгляд, прикосновение твоих губ… твой укус заставит забыть их обо всём. А потом… потом тебе наскучит игра. Сотрутся последние следы природной тяги к продолжению человеческого рода. Кровь станет для тебя тем, чем должна быть — священной жидкостью, продлевающей твоё существование в мире, который мы поклялись разрушить. Ты отбросишь все мирские заботы и будешь смотреть не на тела, а на души. Седой мудрец, морщинистый, с трясущимися руками или безумная старуха, чья душа давно потерялась в оковах дряхлеющей плоти — вот кто станет твоей добычей, ибо ты узришь их внутреннюю красоту, которая превыше телесной. Узришь — и захочешь принести им Освобождение, которого так жаждут их души. И вот тогда…

Вампир, до сих пор, к слову, не достигший желанного уровня просветлённости и предпочитающий в пищу молоденьких юношей и девушек, с неудовольствием посмотрел на непокорную ученицу. Вейма начала как-то странно давиться ещё тогда, когда наставник упомянул разумность выбора младенца в пищу.

— Что с тобой, дитя моё? — с неудовольствием спросил вампир.

Вейма зажала рот руками и выскочила во двор хижины, в которой они с наставником остановились на день. Её вырвало.

Вейма с усилием отогнала от себя болезненные воспоминания. Она так и не смогла заставить себя причинить кому-то вред. Наставник прогнал её, поняв, что от многообещающей ученицы проку не будет. И посулил, что клан расправится с ней при первой же допущенной ею ошибке. Она была проклятой вдвойне. И именно поэтому она не могла сразиться с чужаком-вампиром ни ради крестьянских детей, ни ради подруги, ни защищая свою «охотничью» территорию. Она сильнее двоих человек и быстрее лошади. Чужак сильнее десяти человек и быстрее стрижа.

Вампирша огляделась. В задумчивости она немного сбилась с пути, направив свой полёт вдоль русла Ранны, реки, проходящей через город Раног. До рассвета до владений барона Фирмина не добраться. В своё время Вир её жестоко обманул. Он управлял Корбинианом, главным владением Старого Дюка. Все его земли перешли под руку союза баронов после того, как бароны казнили Ублюдка, печально известного бастарда, который в погоне за властью убил своего двоюродного брата, сына сестры Старого Дюка. Вейма не знала названия деревни, где так глупо попалась, она сбилась с пути, пока летела по стране в облике летучей мыши. Если бы Вир сразу сказал, что принёс её на северо-восточную окраину Корбиниана, она бы поняла, что до Ранога два дня пути с обозом и куда быстрее — собственным лётом. Ранна впадала в Корбин, большое, богатое рыбой озеро, в честь которого владение и получило своё название. Если бы Вир сразу сказал, где она находится, осталась бы она в его доме?..

Иногда Вейма вспоминала это и радовалась, что он ничего ей не сказал. Хотя что это изменило бы?..

Рыбаки обычно ловили рыбу по всему северному берегу озера, доходя до самой восточной точки, после чего им надо было или вернуться назад и двигаться на север или наискось пересечь Серую пустошь. В тот раз они торопились и совершили ошибку.

Вейма взяла западнее. Чтобы попасть домой, ей следовало бы лететь прямо на юг, мимо Пустоши с востока и Корбиниана с запада, пролететь над озером и миновать баронские охотничьи угодья. Но она уже последовала за рекой, на запад, туда, где не была много лет. Туда, где поклялась больше не появляться. Зачем? Что это даст? Но восток уже светлел. Вейма не успевала добраться до дома этой ночью и направила полёт в лес, стеной стоящий у берегов реки. Первые лучи коснулись её, и девушка в своём настоящем облике полетела вниз, ломая ветки деревьев. Вампиры могли превращаться и днём, но вот ночное превращение разрушалось с рассветом.

Ободрав лицо и одежду о ветки, девушка скатилась на землю. Тяжело дыша, поднялась сначала на колени, потом на ноги. Лицо-то заживёт, а вот одежда…

Вампирша отряхнулась. Покрутила головой, угадывая стороны света. А потом побежала прямо сквозь подлесок.

…некоторые вещи надо делать вовремя…

Дом стоял на том же месте, что и раньше. Добротный, хороший дом, который бароны выстроили для того, чтобы управляющему Корбинианом шателену было где жить. Управлять владением из замка мог бы разве что вампир: даже оборотни чувствуют себя неуютно в развалинах. Дом был пуст. Заколочены ставни, заперта единственная дверь. Дом был пуст и пах пустотой. В нём никто не жил вот уже несколько лет. Вообще никто.

Вампирша услышала знакомый звук и шагнула к коровнику. Корова была на месте. На сеновале спал какой-то мальчишка. Наверное, присматривал за коровой. Вейма не задумываясь укрепила его сон и скользнула к корове. Ей надо было поесть. Сначала поесть. Потом всё остальное. Этому научил её Вир. Он говорил, что злиться, плакать или отчаиваться на полный желудок куда приятней, чем на пустой. И что голодный плохо соображает. Вир часто говорил такие вещи… очень простые. Глупые даже. Но всегда оказывался прав. За это Вейма его ненавидела. За это Вейма его любила.

…они прожили вместе год. И Вейма даже не вспоминала о своём желании учиться в университете. А потом Вир сказал, что ему надо объехать свои земли и пропал чуть ли не на месяц. И вернулся как ни в чём ни бывало. И сказал, что у него много дел. И через несколько дней пропал без предупреждения.

Во время пятого исчезновения Вейма сбежала. Когда-то она потребовала у него бумагу, подписанную союзом баронов. Бумагу, в которой университету предписывалось обучить женщину. Этой бумагой она и воспользовалась, добравшись до Ранога. Там возмутились… но пустили на все лекции. Вот только докторской мантии девке не дали.

…Вир знал, где её искать. Должен был знать. Не мог не догадаться. Вейма часто думала, что она ему скажет, когда он её всё-таки найдёт… она только не думала, что он не станет её разыскивать…

Вампирша превратилась в струйку тумана и вплыла в запертый дом.

«Добро пожаловать домой…»

Ей всё равно надо было переждать где-то день, её ведь могли бы заметить и спросить, как она тут очутилась.

Ей всё равно надо было проверить…

…внутри дом был ещё более пуст, чем казался снаружи. Вир забрал оттуда все свои вещи. Мебель, которую она когда-то разломала. Посуду. Даже шкуру из спаленки наверху. Осталась только полотняная рубаха, которую Вейма когда-то для него сшила, чтобы он мог хотя бы дома расслабиться. Рубаха и штаны. В этой одежде он принимал крестьян, если не собирался никуда выходить из дома. Это был её подарок. То немногое, что она успела ему дать. Вейма подобрала рубаху. Вот эту прореху она собиралась зашить перед тем, как он исчез в пятый, последний раз. Собиралась, но без него не стала брать в руки. А со штанов надо было вывести пятно. Он ел тогда пирог с черникой, а она подошла его поцеловать и пирог упал на колени. Но штаны она тоже не постирала.

Вейма вдруг со всей явственностью осознала, что Вир ушёл из этого дома уже после её побега, ушёл, не собираясь ни искать её, ни хранить её подарки. Она села на пол и разрыдалась в голос.

Глава третья Деревня

Едва чёрная тень вылетела из старого охотничьего домика, Магда вернулась в дом и заперла дверь. Разожгла очаг, лучиной засветила лампы и свечи. Вейма всегда двигалась совершенно бесшумно, поэтому ведьма не стала пытаться создать впечатление, будто по дому ходят двое. Хотя… Магда осторожно сняла огонёк со свечи. Пламя трепыхнулось и осталось в её ладони. Ведьма стряхнула его, как стряхивают бабочку, и огонёк принялся летать по дому. Если подглядывать сквозь щели в ставнях, покажется, будто кто-то нервно расхаживает по пустым комнатам. Вейма принималась нервно расхаживать как только выдавалась возможность. У дома послышались шаги. Такие тихие, что, не будь чувства Магды обострены до предела, она бы их не услышала. И, конечно, не соскреби она заранее под дом сухих листьев и тоненького хвороста, который ломался даже под ногами Веймы. Шагнули как раз к запертой ставне. Магде вдруг стало жутко, она нашарила на полу кочергу.

— Кто здесь? — резко окликнула она. — Отзовись!

Во дворе молчали. Магда не умела чувствовать людей на расстоянии, но чужое присутствие ощущалось так ярко, что от него хотелось кричать.

Ведьма шагнула к двери, держа наготове кочергу.

— Отзовись, если ты не хочешь моего проклятия! — потребовала она и толкнула дверь. Во дворе стоял Виль-батрак и щурился от льющегося из дома света.

— Что тебе тут надо? — зло спросила ведьма.

Батрак посмотрел на кочергу в её руке. Его лицо странно исказилось, как будто он хотел улыбнуться, но передумал.

— Гуляю, — коротко ответил батрак.

— Ночью?!

— Так погода хорошая, — оглянулся батрак на небо. Магда проследила за его взглядом. Хорошая погода, да… дождя нет, но небо всё затянуто тучами, нет ни луны, ни звёзд. В такую погоду хорошо летать Вейме — её не увидят. Но утром будет ясно, об этом говорили все приметы.

— Хорошая, — процедила ведьма, которой уже стало стыдно своего испуга. От батрака несло вином. Никак и впрямь выпил для храбрости.

— А ты бежать собираешься? — спросил батрак.

— Нет! — разозлилась ведьма. — Не собираюсь!

— Это хорошо, — порадовался Виль. — А то тут мельник на дорогу вышел, которая на север. Риг и Креб по южной дороге прогуливаются. Исвар сказал, травки в лесу пособирает, подумает о своём.

Исвар был здешний знахарь, личность настолько угрюмая, что к нему обращались даже реже, чем к ведьме. Но, как Магда слышала, все, кого он пользовал, обычно выживали и большинство — выздоравливали. Во что знахарь верил, было загадкой для всех: его не видели ни днём в церкви, ни ночью на ведьминских празднествах. Только изредка он выходил — так и тянуло сказать «выползал» — из своей хижины, собирать травы и прочее для своих снадобий.

Магда моргнула.

Южная дорога делала изгиб, расходясь на юго-восток и юго-запад. Северная дорога шла прямо. Уйти можно было и тайными тропами, если их знать. Любой, кто собирает траву, цветы, корни, кору, мох, ягоды, перья и прочую дрянь для зелий, знает тайные тропы. Батрак пришёл, чтобы её… предупредить? Предостеречь? Или чтобы ей угрожать?

— Так я пойду, стало быть, — сказал он.

— А… Да… иди. И скажи всем, что я никуда бежать не собираюсь. Могут оставить свои… бдения.

Батрак внезапно улыбнулся, из мрачного типа неопределённого возраста сделавшись вдруг молодым парнем.

— Я-то скажу. Да только они не поверят. Ну, бывай, если так.

— Доброй дороги, — мрачно пожелала ведьма.

Утро началось с громкого стука в дверь.

— Кого ещё Враг несёт?! — разозлилась Магда. Она спала на кухне, поближе к своим травам, горшкам, котелкам и зельям, комнату с кроватью оставив подруге. Стук повторился. Пришлось скатываться с тюфяка, приглаживать волосы и неподпоясанной идти к двери. Полночи ведьма провела, прислушиваясь к каждому шороху. Её мучила не то чтобы тревога, скорее предчувствие каких-то важных событий.

За дверью приплясывал от нетерпения Куно — сын кабатчицы, переехавшей в деревню после того, как родное село её мужа выкосила какая-то загадочная болезнь.

— Что тебе надо? — неприветливо спросила Магда мальчишку.

— Ты спишь! — сообщил Куно, — а Исвар там всё придумал!

— Что придумал?!

— Лекарство! — заявил мальчишка и помчался обратно в деревню.

Зачем бы знахарь не ходил ночью по лесу — сторожил ли, чтобы подозрительная ведьма не сбежала, или собирал травы, но к утру он составил «противампирий сбор», состав которого «вывел, исходя из свойств растений» и с утра предлагал всем желающим. Желающие толпились у хижины, но пробовать на себе новое лекарство не спешили. Запах был такой, что то у одного, то у другого любопытствующего начинало невыносимо щипать в глазах и они отбегали к колодцу промыть. Ждали вердикта священника и ведьмы. Отец Керт пришёл первым и, держа чистую тряпку у глаз, пытался вслушиваться в рассуждения изобретателя.

— Медвежий лук… — издалека услышала Магда, — победный лук… луговой… гусеничник… клопогон… полынь… бешеная травка… дурман… любим-трава… ромашник…

Знахарь подробно разъяснял, каким образом полезные свойства травы должны извратиться, применённые к существу, которое уже умерло, но почему-то ещё ходит, а вредные — добить его окончательно. А вот каким образом он заставил каждый цветок раскрыть свой аромат так, что рядом с хижиной нельзя было дышать, Исвар объяснять не спешил. Под взглядами собравшихся ведьма наложила на себя священный знак — жест из детства, вырвавшийся перед грядущим подвигом, — и шагнула в хижину. Под ногой что-то звякнуло. Гвоздь. Ведьма пожала плечами и внимательно осмотрела сбор. Полынь отгоняет нечисть и разрушает колдовство, медвежий лук воняет чесноком, который вампиры обычно не жалуют. Бешеная травка удобна, если нужно научиться летать, но рецепт там ой какой сложный. Ведьмы не затверживают наизусть свойства растений, они просто знают, что и когда нужно сорвать. Ведают. Но отпугивать зельем вампира было как-то… как-то…

Вейма говорила в своё время, что после обращения обостряются все органы чувств, в том числе обоняние. С возрастом вампиры учатся его притуплять, чтобы брезгливость не мешала при выборе жертвы. Но на младенцев обычно нападают молодые… Магда подумала, что, если неведомому вампиру втемяшилось в голову охотиться именно в их деревне, ему придётся очень быстро повзрослеть.

— Может помочь, — пожала она плечами в ответ на вопросительные взгляды. — Но вампиры могут подчинять себе волю людей на расстоянии. Что ему мешает заставить родителей вынести ребёнка на двор?

Про себя ведьма подумала, что каждый, кто коснётся руками чудовищного сбора, ещё долго будет отпугивать и вампиров, и насекомых, и любого, у кого есть способность ощущать запахи.

— Соберём детей в церкви, — предложил знахарь, — а родители пусть молятся и охраняют. Если все будут у всех на глазах, успеют остановить того, кого вампир одурманит.

Взгляды обратились на священника. Отец Керт смертельно побледнел. Видать, представил, что его церковь будет смердеть.

— Кощунство, — прошептала набожная Одила.

— В священных книгах не сказано… — выдавил священник и с надеждой посмотрел на ведьму.

— Может сработать, — повторила она. — Если отец Керт не против…

Священник вздохнул.

— В священных книгах ничего такого не описано, но в церкви каждый может найти убежище, — уже решительней произнёс отец Керт. — Я думаю… запах трав, сотворённых Создателем, не оскорбит ни Его, ни Заступника.

«А люди потерпят» — цинично подумала ведьма. Терпеть это было трудно.

— Я дам вам благословение, — пообещал священник. — Надеюсь, это… не продлится очень уж долго. Даже в монастырях немногие решаются на такой духовный подвиг, как еженощные бдения, а ведь им не приходится работать на полях…

— Не продлится, — уверенно заявил знахарь. Священник вгляделся в лицо Магды, которая подтвердила сказанное нерешительным кивком, покачал головой и и заторопился к своему дому. Следом за ним потянулись по своим делам люди.

— Это не очень хороший метод, — тихо сказала ведьма. — Один раз, может, вампира и отгонит. Но потом… люди устанут, а вампир будет в ярости.

— Вампиры — хищники, — всё так же уверенно заявил знахарь. — Хищник не будет день за днём сторожить хлев, если он хорошо заперт, хищник пойдёт искать другую добычу.

— Если волка выгонит стая, — возразила ведьма, — и ему некуда будет пойти, он начнёт резать скот, даже если его отгонять от деревни.

Сказала — и осеклась. Вампиры уважают чужую территорию. Здесь жила Вейма, почему же неизвестный явился сюда? Или решил её прогнать? Или…

— На кого-то напали этой ночью? — торопливо спросила она.

— Да, на сынишку Меты, — охотно отозвался Куно, который так и крутился поблизости. — Второй раз. Не жить ему, похоже.

— Я… я посмотрю! — вскинулась ведьма. — А больше ни на кого?

— Не-а.

Ведьма перехватила неласковый взгляд знахаря и заторопилась скорее навестить Мету. Рассказывали, что знахарь способен ударить ножом любого здорового человека, который без дела задержится у его порога. Проверять слухи ведьме не хотелось.

Ведьма устало вышла из дома Меты. Ребёнка ещё можно спасти — если на него больше никто не нападёт. Укрепляющие травы, молоко с мёдом, немного покоя, а через несколько дней — много движения. Магда чувствовала, что ей самой не помешали бы укрепляющие травы и немного покоя. Мета вцепилась в неё мёртвой хваткой, пытаясь заставить признаться, откуда взялся вампир, что затеяла Магда и поможет ли наверняка лечение знахаря. Ни на один вопрос ведьма отвечать не желала. Однако… Если всё пойдёт так, как должно, то к обряду нужно подготовиться… Ведьма пошла — вернее, поплелась — искать Виля-батрака. Но его не было ни на поле мужа Меты, ни у Креба, ни на мельнице… Расспрашивать людей, куда задевался этот человек, ведьме совершенно не хотелось, да к тому же его как-то редко замечали. Сделав круг, Магда обнаружила пропажу у дома Меты: тот поправлял плетень, выдёргивая гнилые прутья и заменяя их новыми. Глядя на ведьму, батрак откровенно ухмылялся.

— Гуляешь? — дружелюбно спросил он. — Погодка неплохая.

— Гуляю, — подтвердила Магда, покосившись на небо. Приметы её обманули, что вообще бывало редко. Небо всё ещё было затянуто тучами, но дождь даже не собирался. — Помочь можешь?

— Отчего бы и не помочь, — согласился батрак. — Что нужно?

— Для полнолуния, — тихо выговорила ведьма. Батрак немедленно посерьёзнел. — Жертва нужна.

— Мальчик, девочка? — деловито спросил Виль. — Или постарше кто?

— Ты спятил?! — возмутилась Магда. — Мы собираемся их спасать, а не убивать!

— Одного зарежешь, остальные спасутся, — совершенно хладнокровно предположил батрак. Магда топнула ногой. — Не хочешь, не надо. А что надо-то?

— Чёрный козлёнок, — попросила ведьма. — Новорожденный или хотя бы сосунок.

— А, это. Это достанем. К полнолунию?

— Да.

Ведьма вгляделась в лицо батрака. Что-то вынудило её добавить:

— И чтобы ни хозяева, ни пастухи, ни вообще никто не пострадал, слышишь?

— Можно и так, — согласился батрак с видом человека, которому без весомой причины решили усложнить задание.

Ведьма вздохнула. Странный он всё-таки человек. И почему его никто никогда не замечает?

Виноградник располагался в стороне от деревни, на пологом склоне холма баронского замка. Он был небольшой: тот сильный мороз несколько лет назад побил почти всё. Старая Верена тогда простудилась и, несмотря на всё лечение Магды, тихо угасла к весне. Молодая ведьма лечила наставницу добросовестно, несмотря на то, что старуха под конец пыталась вытянуть из ученицы силы, надеясь отдалить неизбежное. Ей это почти удалось…

А весной, после того, как Верену закопали за оградой церкви (никто, кроме Виля-батрака не согласился долбить ещё мёрзлую землю), к Магде пришёл Йаган. И вот тогда Магда в полной мере поняла, что такое — обязанности ведьмы. Люди напрасно думают, что быть проклятым — это сидеть и делать пакости окружающим. Люди правильно думают, что проклятые стремятся распространить своё проклятие на всех…

Йаган и прежде был добрым работящим человеком. Теперь его вне виноградника видели только когда в деревне что-то случалось. Он делал такое вино, что барон освободил его от всех податей, велев только поставлять в замок бочонок с каждого урожая. Вейма как-то говорила, что из этого бочонка наливают только самым дорогим гостям. По просьбе Йагана от податей освободили ещё нескольких человек. Вино того стоило.

А ещё с тех пор беднее виноградаря в деревне был только батрак. Люди старались об этом не задумываться. Иногда Магде было перед ним стыдно, но другого пути всё равно не было.

— Йаган, — заглянула она в виноградник. — Ты мне поможешь? Народу много соберётся.

Виноградарь кивнул.

— Как обычно?

— Нет, знаешь, у тебя осталось ещё с той лозы? Вот его всё, что есть. И просто твоего хорошего, чтобы люди не скучали.

— Осталось, — улыбнулся виноградарь. Ведьма облегчённо выдохнула. Хороший обряд, как и хороший пир, требовал хорошего вина больше, чем подходящей жертвы.

Магда сама не знала, почему поплелась к себе через деревню, а не напрямик. Может быть, оттого, что дома её никто не ждал. За всё то время, которое встреченная когда-то на Пустоши вампирша прожила с ведьмой под одной крышей, Магда как-то привыкла, что она не одна. Даже если Вейма весь день пропадала в замке, вечером барон аккуратно выставлял её за ворота. Очень вежливо, но никогда не забывая сделать это до заката. Девушки подозревали, что он обо всём догадывается, но почему-то не желает это обсуждать. Его воля. А в пустом доме было очень неуютно, хоть сейчас и царил ясный день. День, впрочем, был пасмурный.

Рамону, кабатчицу, Магда встретила у колодца.

— Зачем тебе два коромысла? — ляпнула ведьма прежде, чем сообразила поздороваться. Рамона никогда не являлась на ночные обряды. Она не была такой уж набожной, как Одила, хотя неукоснительно соблюдала все заповеди. Просто она была исключительно мирским человеком. Во всём. С ведьмой, однако, всегда приветливо здоровалась.

— Думала Куно отыскать, — отозвалась кабатчица. — Мальчишка большой, помогать должен, так нет ведь — всё бегает. А воды в кабак много надо, каждый раз не находишься.

— Я помогу, — предложила Магда.

— Помоги, — улыбнулась женщина. Ведьма неожиданно почувствовала себя… успокоившейся. После всех колдовских дел и бесед поговорить с… мирянкой… было неожиданно приятно.

Дома Магда нечасто ходила за водой, всё-таки хватало кого послать к колодцу и без неё. Здесь — за водой ходила Вейма, которая шутя поднимала всё коромысло одной рукой. Поэтому путь до кабака проделали молча. Куно быстро вырастет в очень сильного юношу, если матери удастся его приставить к делу. Вёдра в кабаке были большие, прямое коромысло ужасно давило на плечи.

— Ну, вот, — выговорила ведьма, ставя коромысло, куда показала Рамона. В кабаке было пусто: люди подтянутся к вечеру. — Послать тебе Куно? Он, наверное, всё у знахаря вертится, а, может, опять к пастухам убежал.

— Погоди, — остановила её кабатчица и пристально вгляделась в лицо девушки. Магда забеспокоилась, но тут Рамона спросила:

— Ты осунулась. Ела сегодня? У меня с утра каша осталась, ещё не остыла.

Ведьма удивилась, но отнекиваться не стала.

— Спасибо, не откажусь. Я… ну, вчера днём, кажется, что-то ела. У меня кусок хлеба оставался.

Рамона покачала головой и поставила на стол тарелку с кашей.

— Так чего ж не пришла? Кабак разве для господ поставлен?

— Не подумала, — призналась Магда и уселась на лавку. Мало где в деревне женщина могла поесть за настоящим столом, обычно столы и лавки оставались для мужчин, а их жёны и дочери присаживались с мисками у очага. Но в кабаке всё было иначе. В доме у Магды — тоже, поэтому она благодарно кивнула и взялась за ложку.

— Ты что — вообще не готовишь? — неодобрительно спросила кабатчица.

— Нет, — покачала головой ведьма, облизывая ложку. Каша была что надо — в меру разварившаяся, с пряными травами, с растаявшим уже в тарелке куском сала. — Просто сейчас нельзя. Нельзя готовить на одном очаге еду и зелья.

— И часто ты варишь зелья? — не отставала женщина.

— Случается, — неопределённо пожала плечами Магда. Интерес женщины её настораживал.

— Вот что, — решительно заявила Рамона, накладывая вторую порцию каши. — Я не могу за тобой бегать каждый раз, а случайно мы редко сталкиваемся. Не глупи, приходи сюда. Поешь, с людьми пообщаешься, ко мне и с утра заходят. Подругу-то твою, небось, в замке кормят, а ты сидишь весь день над своими травами.

— Ну, если не помешаю, — благодарно улыбнулась Магда. За несколько лет, проведённых в деревне, она знала всех её жителей и… никого не знала. Они просто были… людьми. Неодарёнными. Не прозревшими. «Слепыми», как их называли проклятые. Задачей Магды было знать о них всё, смягчать тяготы их жизни и пытаться открыть им глаза. Сейчас ведьма вдруг задумалась, не была ли она слепой в большей степени, чем преданная оковам мира Рамона. Магда знала, ведала, но не видела. Просто не видела окружающих её людей. Проклятой, вроде бы, было и не положено к ним присматриваться, ведь все они обмануты Надзирателем, которого называют Заступником и которому молятся, умоляя усилить оковы.

— А ты вовсе не страшная, — вдруг сказала Рамона, которая пристально разглядывала лицо девушки. — Зачем прячешься в лесу?

— Так безопасней, — нехотя пробурчала Магда. — К тому же…

Ведьмы отличались от чёрных волшебников. Те грубо вскрывали законы мира, заставляя его повиноваться своей воле. Ведьмы же, как и колдуны, старались почувствовать, договориться, приладиться и понять. Понимать мир можно было только вдали от людей, там, где суета повседневных занятий и желаний не отвлекали от пения птиц и шелеста листвы. Иногда Магда думала — зачем же всё это, если мир был сотворён Создателем на горе свободным душам, насильно заточённым в ловушке плоти? Но ни учителя в Бурой башне, ни старая Верена ничего ей не отвечали.

— Красиво, — оценила Рамона, когда Магда постаралась донести до неё то, что любая ведьма чувствует, оставшись наедине с природой. — Да, в лесу хорошо. Я туда и сама хожу, если время выдаётся. А ты добрее, чем Верена.

— Она была очень старой, — заступилась за наставницу Магда.

— Когда я выходила замуж, ей было столько же, сколько мне сейчас, — возразила Рамона. — Я была девочкой, когда она впервые появилась. Старую ведьму уже и не помню, она померла, потом несколько лет никого из ваших не было, а потом пришла Верена. Красивая была, наглая. И уже тогда — очень злая. Без мзды и говорить-то откажется. А уж на свадьбу не позовут или на праздник какой — уж как ярилась! Состарилась быстро, как будто год за два жила. Видать, злоба её тяготила.

Магда пожала плечами.

— Надеюсь, со мной так не будет, — предположила она.

— Магда… а почему?.. Ты молодая, красивая, работящая… любой бы в жёны взял. А людям помогать и так можно. Зачем?

Ведьма вздохнула.

— Отец выгнал меня из дома, — сказала она. Рамона подтолкнула к ней ломоть хлеба и Магда, круто посолив, стала отщипывать по кусочку. — Сначала сестру выгнал, за то, что с пришлым путалась. А меня до полных лет дорастил и сказал — или в монастырь или за ворота. Братик у меня маленький, отец всё ему хотел оставить. А если бы мне приданное выделил — брату пришлось бы под руку к… к кому-нибудь идти.

— А ты не из простых, — отметила кабатчица. Магда, чуть помедлив, кивнула.

— Это уже неважно, — сказала она. — Все, кто по дорогам скитается, все они без роду-племени. А потом у меня дар открылся. Слишком много у меня злости было, чтобы белой магии учиться.

— Ищешь сестру? — тихо спросила Рамона. Магда подивилась проницательности этой простой женщины. Всё-таки, что-то они теряют в своих башнях, какое-то человеческое понимание. Стоит ли оно того?

— Ищу, — созналась она. — Только… Я думала, дар мне поможет. Но мы же проклятые. Для одного только нельзя дар использовать — что больше всего на свете хочешь. Если и попытаешься — не выйдет ничего.

Кабатчица молча подвинула стакан разбавленного вина. Магда благодарно кивнула.

— Знаешь… последние дни у меня предчувствие. Как будто скоро решится что-то, да только вот что — не знаю. Может, и сестра моя отыщется. Не верю я, что она просто так сгинула. Не верю.

— И не верь, — поддержала Рамона. — Сердцу своему верь. Если ищешь, если любишь — обязательно найдётся.

В кабаке распахнулась дверь и в неё ввалились младший пастух Натес и Куно. Натес был пьян, Куно трезв, но веселился не меньше приятеля.

— Бездельники! — заругалась Рамона и схватила полотенце. — Дармоеды!

Куно увернулся и удар пришёлся на пьяного Натеса. Тот запоздало отшатнулся и схлопотал второй удар.

— Я полы собралась мыть! — сердилась Рамона, — А воду кто натаскает? Столы кто поставит? А ну, живо за работу!

Натес подхватил вёдра и попытался шмыгнуть за дверь, но был изловлен разгневанной кабатчицей за ухо.

— Ку-уда?! Ищи-свищи тебя по всей деревне! Куно! Бегом немедленно. А ты столы поставь!

Потирая ухо, Натес принялся снимать столешницы с козел и ставить их вдоль стены.

— Отрабатывает, — усмехнулась Рамона, перехватив ошарашенный взгляд ведьмы. Хоть и молод был Натес, но всё же не мальчишка, чтобы терпеть такое обращение. Хотя характером младший пастух был на диво покладист. Бывают такие люди, толку от них никакого, но и вреда обычно не бывает. — С тех пор как у Рига корову волки заели, а у Меты воры двух коз увели прямо с пастбища, Натесу ничего за работу не полагается, а есть-то надо ему.

— И пить, — поморщилась Магда. От пастуха разило так, что чувствовалось даже в кабаке. Само по себе достижение.

— И пить, — кивнула Рамона. — Эй, не спи! Или пока дров наколи, я полы вымою, обратно столы поставишь.

— Спасибо, — поклонилась от порога Магда.

— Вечером приходи, — улыбнулась кабатчица. — Не забудь, смотри!

Вечером в кабаке было людно. Магда сама не знала, зачем пришла. Возможно, хотела посмотреть, как люди живут… на самом деле. Люди же наверняка собрались посмотреть как ведьма ест. Судя по их заинтригованным лицам, они ждали, что Рамона поставит сейчас перед Магдой тарелку свежевыкопанных червей. Судя по спокойному лицу кабатчицы, она бы безо всякой брезгливости накопала бы и червяков, если бы считала, что кто-то без них жить не может. Но вместо этого перед ведьмой на стол был поставлен хлебный горшок[13] с густым супом. Магда благодарно кивнула. Она полдня варила зелье предвидения у себя дома (его нельзя готовить больше, чем три раза подряд, иначе будет беда). Зачем — она не знала, но чувствовала, что это нужно сделать. Сейчас. Скорее. Оно понадобится. Скоро. Оставив котёл над тлеющими углями в очаге, ведьма пошла выполнять своё обещание и сытный ужин был очень кстати.

Бездельник Натес поставил столы криво, нарушив их обычный порядок. Рядом со столом, который облюбовала себе ведьма (который стоял в стороне и за которым никого не было) кидали кости на тавлею[14] Риг и Креб, большими глотками вина сопровождая каждый удачный ход. Чуть подальше пристроились Липп, Натес и Виль-батрак. Перед батраком стоял стакан с тёмным как кровь вином, Натес вовсю уплетал кашу, а Липп завистливо наблюдал за ними обоими.

— И не проси, — отрезала Рамона, пробегая мимо. — Пусть тебя отец кормит, дармоеда! Как только земля носит? Здоровый парень, а весь день незнамо где шатается!

Насчёт здорового кабатчица погорячилась: Липп был такой низенький и худенький, что без труда сошёл бы за ребёнка или переодетую девушку.

Виль поднял на Рамону мутные глаза.

— Эй! — окликнул он, рывком переставляя стакан к юноше. — Мне ещё раз того же самого. Жрать хочешь, парень?

— Да с чего ты взял, что я буду… — начала кабатчица и осеклась. На столе перед батраком кругами каталась золотая монета.

— Держи, — кивнул на монету батрак. — Так ты жрать хочешь, парень?

— Не, — помотал головой Липп и жадно схватил стакан. — Дома поел.

— Украл небось, — неодобрительно проворчала кабатчица, но деньги взяла.

— Не у тебя же, — отмахнулся батрак. — Неси вина. И брату неси.

Только сейчас Магда вспомнила, что где-то слышала, будто бездельник и пьяница Натес приходился трудолюбивому батраку братом. Похоже, пьянство у них было семейное.

За столом подальше сидел Вилли-кузнец и наблюдал за сыном с большим неодобрением, однако разговор с мельником прерывать не стал. Ведьма прислушалась. Разговор был вечерний, жуткий, о том, что случается по ночам, когда кузница и мельница стоят без внимания и кто приходит из темноты, чтобы помочь мастеру своего дела. Истории лились с двух сторон. Магда доподлинно знала, что все они — выдумки. В кузнечном деле, как и в мельничном, хватало и настоящих чудес, но о них вслух говорить было не принято. Рядом пристроился Куно, жадно внимая россказням старших.

В глубине кабака устроились Мета и Врени, жена Рига, а с ними Эрма, сестра Креба, которую он никак не мог пристроить замуж. Остальных Магда знала только в лицо. Кабак был построен давно, когда деревни ещё не было, а был большой перекрёсток между дорогой с севера и дорогой с запада. После смерти Старого Дюка дорога с запада захирела, а деревня, напротив, разрослась. Но и сейчас места в кабаке хватало для того, чтобы за большими столами сидело по двое-трое едоков. Сложен кабак был из камня и полы были каменные. Чистоплотная Рамона мыла их раз в три дня и всё ругалась на это большое неуклюжее строение. Зато зимой со всей деревни сносили дрова, протапливали кабак, раздвигали столы и устраивали пляски до упаду. Места хватало.

Пока Магда ела, разглядывая собравшихся, Липп умудрился облиться вином. Вроде бы он схватил стакан, потом отхлебнул, потом поставил, потом опять схватил, потом решил залезть на стол и произнести благодарственную речь… А потом наевшийся Натес вытащил его, мокрого, из-под стола и, смеясь, высказался в том духе, что парню пора спать, а не сидеть за столом со взрослыми. Юноша обхватил шею младшего пастуха и радостно кивал. Все дружно покосились на кузнеца, но тот демонстративно повернулся к мельнику и начал рассказ о том, как по ночам у него пропадают готовые гвозди.

— Так проводи его, дурень, — буркнул Виль-батрак, и Натес поволок Липпа к выходу.

Глава четвёртая Колдовской напиток

Магда успела доесть суп, отказаться от добавки и медленно, с удовольствием ела хлебный горшок. Все в кабаке дружно делали вид, будто в визите ведьмы нет ничего особенного. А, может, ничего особенного и правда не было, и жадные взгляды ей почудились с непривычки. Рамона поставила перед ведьмой подогретое вино. Магда успела выпить больше половины, когда распахнулась дверь, впустив в кабак свежий ночной воздух и запах перегара.

— Проводил! — радостно доложился младший пастух. — Спать уложил! Вилли, должен будешь.

— Спасибо, — саркастически ответил кузнец. — Куда бы мы без твоей помощи?

— Да не переживай, — с той же радостной улыбкой заявил младший пастух. — Помнишь, у тебя над дверью была баклажка припрятана? Так нет её теперь там, твоей баклажки! В расчёте будем. Липп сейчас свою долю допивает.

Кузнец поспешно выскочил за дверь.

— Вы бы не напивались лучше, — бросила Магда в воздух. — Вам ведь вампира сторожить, а вы без всяких чар с ног валитесь.

— Мы? Мы бодры как никогда! — возразил Натес и рухнул на лавку. Виль молча подвинул ему стакан.

Магда не сразу обнаружила, что в кабаке стало очень тихо. Все бросили свои разговоры, Риг и Креб оставили игру и все молча смотрели на неё.

— А что думаешь, устережём? — выразил общее мнение мельник.

— Молитесь Заступнику, — вместо ответа посоветовала Магда. — Молитесь, вдумываясь в свои слова, и смотрите по сторонам. Тогда он не сможет вас усыпить. И, конечно, вам надо собраться вместе.

— Странный совет от ведьмы, — хмыкнул мельник.

— Ты спросил, как устеречь вампира, а не как тебе жить, — в тон ему ответила Магда.

— Легко устережём! — выкрикнул за своим столом Натес и со стуком поставил стакан на стол. Рука его обвисла и всё с той же улыбкой он повалился на пол. Собравшиеся, оглянувшиеся было на стук и крик, отвернулись. Обычное дело: Натес напился. Магда вскочила на ноги. Что-то было не так в этом падении.

— Виль! Помоги! — тихо окликнула она, распахивая на пастухе рубашку. На грязной шее юноши выделялось пятно чистой кожи, которую украшали две алые точки. Виль грязно выругался, поминая и Врага, и Заступника, и Создателя в самых гнусных выражениях.

— Брезгливый… — передёрнуло Магду. Почему-то сам тот факт, что вампир аккуратно вытер место предполагаемого укуса, разозлил больше всего. Виль выругался ещё грязнее.

— Тише! — шепнула ведьма, оглядываясь по сторонам. На них никто не смотрел, никто ещё не понял, что произошло. Виль кивнул и вытащил брата из-под стола. Натес мирно спал. Ведьма поспешила запахнуть рубашку. Вейма говорила, что от укуса вампира не умирают, если выпито не слишком много крови. Пастух казался ничуть не бледнее, чем обычно. Может, и правда свалился от вина, а не от слабости.

В нос ударил чудовищный запах трав. Неясный свет масляных ламп заслонила чья-то тень и тонкая рука протянулась отогнуть ворот. Ведьма обернулась и увидела знахаря.

— Молчи! Пожалуйста! — взмолилась ведьма. Она боялась оказаться запертой в кабаке с толпой взбудораженных крестьян. Людей, конечно, надо предупредить, но…

— Сегодня вампира можно не стеречь, — ни к кому не обращаясь, заявил Исвар. Говорил он очень тихо. — Небось лежит точно также в каком-нибудь овраге.

— Он очень мало выпил, — возразила Магда, но знахарь не стал отвечать и отошёл к столу, где сидели над тавлеей Риг и Креб. Достал из-за пазухи тряпицу, бросил на тавлею, развернул, показывая мазь. Крестьяне кивнули, тогда знахарь сел и кинул кости. Очки выпали хорошие и знахарь передвинул фишку по расчерченной тавлее. Креб поморщился и тоже кинул кости. Магда тихонько подошла к Рамоне, которая несла к тому столу ещё вина.

— Чего это они? — тихо спросила ведьма.

— А они каждый вечер так играют, — ответила кабатчица. — Если выиграют, знахарь отдаст им лекарство, если проиграют — оплатят его ужин.

— И как?

— Пока каждый вечер оплачивают.

— Не понимаю, почему бы им тогда не обратиться ко мне? — удивилась ведьма. — Чем так ходить-то всё время.

— Так болезни-то разные бывают, — хихикнула кабатчица.

— Что, у обоих?!

— А где, ты думаешь, они подружились?

Игра закончилась довольно быстро. Знахарь покачал головой и убрал тряпицу за пазуху. Перехватил взгляд ведьмы и неожиданно заинтересовался.

— Сыграем? — предложил он.

— Нам нельзя делать ставки, — покачала головой ведьма. — И у меня нет почечуя[15].

— Это как раз необязательно, — улыбнулся знахарь. Улыбка преображала его обычно угрюмое лицо и ведьма села за стол. Риг и Креб, ругаясь, отсели к своим женщинам. Магда не обратила на это внимания. Ей надо было подумать.

Когда-то давно, когда у неё было другое имя, когда она была любимой дочерью своего отца, она часто играла с отцом на тавлее. Даже сама вырезала фишки, этому неподобающему девушке умению её обучил дядька, который должен был пестовать младшего сына её отца. Все ведь думали, что уж второй-то раз родится мальчик…

Магда взяла в руки кости, нагретые руками игроков, и бросила на тавлею. Когда-то она действительно неплохо играла.

— Исвар… — робко окликнула Врени. — А как же… травы?..

— Оставил у входа, — бросил через плечо знахарь, скептически глядя, как Магда передвигает фишку в очевидную ловушку. — Хотел бы я видеть, кто на них позарится.

— А они точно помогут? — спросила Эрма.

— Когда поймаете вампира, скажу, — тем же тоном отмахнулся Исвар, сдвигая фишку в выигрышное положение.

— Вам пора, — сказала Магда, когда игра закончилась её поражением. — Уже темнеет, а ночью вампиры опаснее.

То, о чём ведьма молчала, жгло ей горло. Людей надо предупредить, но как? Если все испугаются и запрутся в кабаке, кто будет сторожить детей? Сейчас ещё не зашло солнце, сейчас вампир напал на пьяного, который и без него-то не слишком соображал. А что с Липпом? Что с его отцом? А с женщинами, оставшимися дома? С другой стороны, вампир ведь не бешеная собака, он не кидается на кого ни попадя. Если он нападал на детей и на пьяницу, значит, выбирает лёгкую жертву. Или… нарочно притворяется. Для чего?

— Сыграем ещё, — предложил знахарь, — и пойдём.

— Вот уж игрок, спаси Заступник! — проворчала Рамона, ставя на стол перед знахарем хлебный горшок и стакан вина. — С Врагом на душу сыграть не откажется!

— Главное — игра, а не ставка, — возразил знахарь и подтолкнул к ведьме кости.

— Ну, если ты настаиваешь… — улыбнулась Магда и поднесла кости к губам. На самом деле не обязательно зашёптывать кости, главное — вспомнить, что ты ведьма и дать своей природе действовать помимо сознания. Разумом ей было с Исваром не тягаться, но есть и другое понимание.

Знахарь хмыкнул и сделал ответный ход. Главное — не следить за происходящим на тавлее, тогда можно и выиграть.

— Исвар, — тихо позвала ведьма, вслепую передвигая фишку. — А если не шутить… Ты согласился бы играть с Врагом?

— С тобой же играю, — хмыкнул знахарь.

— Со мной и придётся. Только… не так. И не здесь.

— Говори, — предложил Исвар.

— Пока всё не скажу… может, и не придётся… но, если у Веймы не выйдет достать то, что мне нужно… Можно провести другой обряд.

— Ты вызовешь Врага и мы сыграем? — деловито уточнил знахарь. — Или он вселится в твоё тело?

— Нет, — ужаснулась Магда. — Что ты! Я выступлю от его имени. Если ты выиграешь — он приструнит вампира. Но если проиграешь, ему достанется твоя душа.

— Сразу после игры?

— Нет… это… это делается… иначе… ты будешь жить… почти как прежде. Но кое-что изменится. То, как ты будешь смотреть на мир… как должен будешь относиться к людям… И ты станешь очень беден.

Про себя Магда подумала, что для знахаря клятва, приносимая Освободителю, которого слепые зовут Врагом, мало что изменит.

— А после смерти моя душа будет принадлежать Врагу? — осведомился знахарь. — Я попаду в преисподнюю?

— Нет… мы верим… иначе… Я пока не могу тебе всего открыть сейчас.

— Тогда потом и поговорим, — предложил знахарь, отвоёвывая пространство на тавлее. — Может быть, я и соглашусь.

Они в тишине обменялись несколькими ходами и вдруг знахарь с любопытством спросил:

— А что будет с тобой, если ты проиграешь?

— Я умру, — просто ответила ведьма и передвинула последнюю фишку. — Кстати, я выиграла.

— Это было интересно, — заявил знахарь, тщательно изучив расположение фишек на тавлее. — Приходи ещё поиграть.

— Только если согласишься, — улыбнулась ведьма.

— Подумаю, — пообещал знахарь.

— Эй, вставай! — потрясла Рамона Натеса. Скрипнула дверь, и ведьма подскочила как ужаленная. Но это вошёл Йаган и приветливо поклонился сначала хозяйке, а потом всем собравшимся. — Хорош спать, ещё солнце не зашло, а ты…

Натес что-то пробурчал и снова свалился с лавки. В падении рубашка на нём распахнулась.

— Заступник и все святые! — ахнула Рамона. — Смотрите, что с человеком сделали! Натес! Натес, проснись!

— Я отработаю, — пробурчал пастух и свернулся прямо на полу. — Завтра отработаю. Дай поспать!

— Он пьян, — веско сказала Магда, глядя на разом побелевшие лица собравшихся. Не надо было быть вампиром или оборотнем, чтобы почувствовать запах страха, окутавший кабак. — Он просто пьян и спит.

— Но его покусали, — возразил мельник. — Среди бела дня!

— Уже вечер, — поправила ведьма. — Вампиру не нужна темнота, чтобы нападать, просто ночью он обретает особую власть.

Это были неудачные слова. В кабаке как будто стало темнее и холоднее. Особенно когда виноградарь заметил:

— А солнце уже к закату клонится…

— Он просто пьян! — с отчаянием заявила ведьма. — И вампир небось тоже пьян! Натес весь день пьёт, от одного его запаха захмелеть можно. А он ещё баклажку у кузнеца распробовал.

— А что в той баклажке? — тут же спросил мельник.

— Ты знаешь что, — глядя на него в упор ответила ведьма. В деревне не было смысла припрятывать вино, благодаря Йагану его всегда было вдоволь. Только урожая с той лозы на всех не хватало. Всякий, кто выходил за границу повседневного, выпрашивал у Йагана хорошее вино, остальным оно почти не доставалось.

— Значит, кровопийца теперь пьяный? — выкрикнул Риг.

— Значит, пьяный, — подтвердила ведьма. Она не знала, как действует на вампиров кровь пьяниц, засыпают ли они или становятся буйными и до чего может дойти буйный вампир. Хотя про такие случаи никто никогда не слышал, так что, даст Заступ… Освободитель, всё и обойдётся.

— Там же Липп остался! — спохватилась Рамона. — А вдруг с ним…

— Судя по Натесу, ему сейчас хорошо, — предположил знахарь. О ком он говорит, Магда предпочла не спрашивать.

— Если вампир нападает на пьяных, значит, ему недостаёт сил подчинить здорового человека, — сказала ведьма. Она чувствовала, что ей пора спешить домой, но внезапное бегство из кабака может привлечь ненужное внимание. Надо было сначала успокоить людей. — Держитесь вместе и старайтесь не спать. Не разбредайтесь по одному. И больше не пейте.

— Если Натес сначала выпил хорошего вина, вампир сейчас так же лежит и улыбается, — высказался виноградарь. — Я вам не рассказывал, как перепутал бочки и доставил в кабак в Раноге то, что я всегда здесь оставляю?

— Нет, — благодарно улыбнулась Магда. — Расскажи.

Люди в кабаке были растеряны и злы и не очень-то настроены слушать истории, но и что делать — не знали. Обвинить ведьму? Вот она, стоит рядом, и, хоть и храбрится, но видно, что и ей страшно. Кричать? Но о чём? Нечего было требовать и делать тоже было нечего. Оставалось только набрать вонючей травы у порога да молиться, чтобы знахарь не ошибался. Выходить наружу никому не хотелось. Йаган в полной тишине вышел на середину зала и уселся на стол. Рамона скривилась, но промолчала. Магда с преувеличенно внимательным видом уставилась на виноградаря.

— Договорился я с кабаком «Весёлая вдовушка», который стоит у южных ворот, что буду к ним вино возить. И вот привожу. Расплатились со мной, честь по чести, поехал я домой. Смотрю — у меня осталось не то вино! Что делать? Я опять к ним еду, а сразу-то не случилось, денька два пропустил. Приезжаю, а они мне говорят: выпито уже твоё вино. Я за голову схватился. Как так — выпито?! Такое вино не всякому барону наливают, а его кабацкая пьянь выпила! А сам-то думаю — добра-то от моего вина не будет, кто ж его просто так пьёт? Они мне и рассказывают. Живут в Раноге три кумушки. Жена судьи, жена ювелира и жена каменщика. И вот собрались они как-то повеселиться. Дома — мужья запрещают. В кабак идти — засмеют. И вот пошли они на самую окраину и добрались до моего кабака. У них же в Раноге народу — полно. Если подальше от дома отойти, не признает никто.

Это заявление было встречено недоверчивым гулом. Такого, чтобы люди за одними стенами жили и не знали друг друга, в деревне не представляли. История постепенно захватывала внимание людей, хотя женщины нет-нет да оглядывались, словно ждали видеть, как из угла потянется к ним чёрная тень. Да и мужчины придвинулись поближе друг к другу.

— Правда-правда. Наша деревня там десять раз поместится и ещё место останется.

— И они повеселились? — уточнила Врени. Не все пробовали хорошее вино, но все примерно представляли, что будет, если выпить его без надлежащего обряда.

— Ещё как! Всё вино в кабаке перепробовали, только моё им по вкусу пришлось. И давай его пить. Пили-пили, все деньги пропили и под стол, как вот он, свалились. Их за дверь и выкинули. Лежат они в канаве как мёртвые.

Натес, на которого обратились взоры присутствующих, забормотал что-то радостное и прижался к опоре лавки. Было непохоже, чтобы он как-то особенно мучился. Если вампир на него и напал, вреда он пастуху не причинил никакого.

— Мимо школяры шли, медики, — продолжил рассказ виноградарь. — Тоже пьяные. Хотели в кабак зайти, да на трёх кумушек наткнулись. Смотрят — три женщины мёртвые лежат! А кто они, откуда — неизвестно. Они их на руки подхватили, да и снесли на кладбище. Пусть-де похоронят из милости. И пошли дальше кутить, школяры-то.

— Какой ужас! — ахнула Эрма. Собравшиеся дружно закачали головами. Больше всего крестьян поразило бездушие школяров. Бросить мёртвое тело без присмотра, без молитв и обрядов… Как будто это мусор, который оттащили к выгребной яме.

— Просыпаются кумушки… ночь, темно… камни надгробные… и ну вопить. Сторож перепугался и у себя заперся в хижине. Сидит, молится, на крики не отвечает. Шутка ли — покойницы воскресли! А как утро началось, они одумались и побрели опять в кабак. И нашли опять «Весёлую вдовушку». Денег у них уже не было, стали они наряды и украшения пропивать. До нательных рубашек разделись и опять под лавки свалились. Тут их снова в канаву и выкинули. И тут идут мимо снова школяры. Медики.

— Пьяные, — хихикнул Куно, от души наслаждающийся рассказом.

— Ага. Видят — женщины мёртвые! Те же самые! И такой их страх взял… ноги отнялись. Стоят они над трупами в канаве и думают — то ли бежать, то ли священника звать, то ли головы им отрубить, чтобы больше-то не вставали. Пока они гадали, жена каменщика-то проснулась и говорит: «Ещё хочу! Того же самого!». Тут уж их расспросили и по домам развели. Уж что им мужья сказали — об этом не знаю. А школяры бросились то самое вино допивать. Так всё и выпили.

Конец рассказа потонул в дружном хохоте. Ведьме показалось, что смехом люди пытаются хоть на миг избыть свой страх, сбросить сковывающее их напряжение.

— Да уж, твоё вино любого с ног свалит, — улыбнулась виноградарю кабатчица. Именно её кабак и был освобождён бароном от податей (если только в нём не останавливались путники, с тех платить приходилось), так что они с Йаганом были давние друзья.

— Мне пора, люди добрые, — воспользовалась моментом Магда.

— А ты с нами в церковь-то не пойдёшь?! — воинственно спросила Мета.

— Я?! В церковь?! Вы отца Керта наперёд бы спросили, — засмеялась Магда. — Идите без меня, держитесь вместе и ничего не бойтесь.

Её слова не слишком убедили крестьян, но она поторопилась шмыгнуть за дверь и побежала к лесу. Надо было спешить… время уже поджимало… она почти вошла под сень деревьев, когда хрустнувший сучок выдал преследование. Ведьма резко оглянулась.

— А! — облегчённо вздохнула она при виде виноградаря. — Это ты.

— Провожу тебя, — предложил Йаган.

— Это вовсе ненужно, — пожала плечами ведьма. — Но проводи, если хочешь. Домой-то потом не боишься идти?

— Дойду, — решил виноградарь и пошёл рядом. — Ты сама-то в это веришь?

— Во что? — рассеянно отозвалась Магда. Мыслями она уже была в ближайшем будущем, гадая, что приготовила ей судьба.

— Что вампир сегодня не нападёт.

— Не знаю, — вздохнула Магда. — Я ничего не знаю. Мне ещё не приходилось справляться с такими напастями. Но если только он не притворяется… пока он слаб. Если не будешь спать, не будешь пьян — ты в безопасности. А потом… хорошее вино… оно даст большую силу. Скоро вампир сделается сильнее.

— Значит, нам надо дождаться полнолуния, — заключил виноградарь.

— И Вейму, — кивнула Магда. Оставалось надеяться, что подруга вернётся этим утром.

Едва ведьма переступила порог своего дома, как хлынул дождь. Капли барабанили по черепице, по листьям обступивших дом деревьев, глухо шлёпались на землю, звонко падали в лужи. Дождь так шумел, что прислушиваться к звукам леса было невозможно. Магда с сочувствием подумала про виноградаря, пробирающемся сейчас по лесу домой. Надо было дать ему светлячок, но думать об этом уже было поздно. И каково-то Вейме, которая сейчас, хочется верить, уже летит домой. Вампиры, по словам подруги, ненавидели дождь. Во-первых, холодно и мокро, а вампиры легко замерзают. А во-вторых, можно отвести глаза людям, но никуда нельзя деть отпечатки подошв в грязи и воду, непременно натекающую с одежды. Опять-таки, ещё один повод спать спокойно и не волноваться за других людей, хотя Вейму, конечно, жалко. За себя Магда не боялась… ну, почти не боялась. Проклятые не нападают на проклятых… почти никогда не нападают. Это «почти» вынуждало прислушиваться к звукам за стенами, но оттуда доносился только навязчивые перестук капель. Вздохнув, Магда раздула теплившийся очаг и принялась разогревать зелье предвидения. Внутренний голос уже не говорил, а прямо-таки кричал, что скоро ей оно понадобится. Ведьма тихо помешивала зелье при тусклом свете очага. Свечи она зажигать не стала. Шум дождя перестал отвлекать и стал, напротив, настраивать разум на нужное состояние. Два круга посолонь, два противосолонь… три круга посолонь, три противосолонь… четыре… пять… двенадцать… Магда как раз отсчитывала тринадцать кругов противусолонь, когда тихий незнакомый голос произнёс:

— Хозяйка-хозяюшка, позволь в твой дом войти, позволь голову преклонить, позволь выспаться. Я не трону твоего очага, не испорчу стен, не открою окон. Хозяйка-хозяюшка, позволь…

Магда обомлела. Кто-то под дождём произносил заговор, положенный при входе в пустующее лесное жилище. Даже хозяева, навещая после долгого перерыва охотничий домик, произносили его. Но почему её дом приняли за пустующий?!

Ведьма машинально осенила себя священным знаком, потом спохватилась и опустила руку. Неизвестный произносил заговор третий раз. Сейчас он попытается войти…

Закусив губу — эта часть колдовства ей давалась из рук вон плохо, и так-то доступная ведьме только в обжитом ею доме, — Магда заставила щеколду откинуться, а а дверь раствориться. Взмах — и искорки из очага подлетели поближе, так, чтобы ведьма могла разглядеть незваного гостя, а он был ослеплён светом. Взглядом Магда нашла кочергу. Если что, придётся отбиваться…

Ведьма вгляделась в незнакомца — и обомлела. Именно он явился ей в предсказании. Как же его звали…

— Алард, — позвала девушка. — Я ждала тебя. Заходи.

Гость моргнул. Искорки осыпались на землю, только из-за дождя не поджигая ломкий хворост.

— Входи же, — нарочно смягчая голос, снова позвала ведьма. — Тебя привела судьба.

Алард шагнул, переступил порог, чуть пригнувшись, чтобы не удариться о притолоку. Он был одет очень просто, в серый дорожный плащ, скрывающий остальную одежду, сапоги — такие носят люди, много ходившие пешком, — и мягкую бесформенную шляпу. Его сословие по одежде угадать было невозможно. Ещё шаг — и ведьма смогла разглядеть лицо путника, не искажённое рябью зелья. Короткие волосы немного темнее, чем у самой ведьмы, светлые — в полумраке не разобрать — глаза, волевое лицо. Пожалуй, он даже красив…

— Кто ты? — спросил он. — Что ты тут делаешь?

— Ты промок и устал, — не стала отвечать ведьма. У неё было ощущение, что нить её судьбы натянулась и звенит так, что можно расслышать тайную музыку. Что в ткань мироздания вплетается новый узор. — Отдохни у моего очага.

Алард, вглядываясь в лицо ведьмы, сделал ещё шаг. По лесу пронёсся порыв ветра и захлопнул дверь. Щеколда с лязгом упала на своё место. Гость вздрогнул.

Ведьма крутанулась, подхватила ковш, зачерпнула из маленького котелка, стоящего на столе и протянула Аларду. Напиток пах мёдом и травами.

— Пей, — шепнула она. — Пей, ты устал…

Как во сне, Алард протянул руки и принял ковш. Он сделал глоток, и напиток, сладкий и горький одновременно, ударил в голову. Второй глоток — и в доме как будто стало светлее. Третий — и только сейчас он разглядел женщину, стоящую перед ним, её фигуру, от которой исходило ощущение покоя, нежное лицо, пшеничного цвета волосы, серые, немного наивные глаза, алые губы… высокая грудь плавно вздымалась, выдавая волнение девушки. Алард сглотнул.

— Ты… ты ведьма?..

— Узнал… — озарило лицо девушки загадочная улыбка. — Будь моим гостем, Алард, потому что я ждала тебя. Было предсказано, что мы встретимся. У тебя… у тебя особая судьба… Я здесь, чтобы предсказать её.

Алард не глядя поставил опустивший ковш, провёл рукой по лбу.

— Ты меня приворожила? — спросил он встревоженно. — Почему я… почему я… так…

— О, нет, — снова улыбнулась ведьма. Она как будто играла давно выученную роль в непонятном ей самой спектакле. Теперь стало ясно, почему нужно было отослать подругу, зачем она отделалась от крестьян… чего она ждала… ждала все эти дни… Судьба… его привела судьба… их жизни связаны… связываются прямо сейчас… — Смотри!

Магда хлопнула в ладоши. Когда она их развела, между её руками повис огонёк, такой же, как и тот, который она вчера ночью сняла со свечи.

— Вглядись в него, — тихо потребовала она и шагнула к ночному гостю. Алард с трудом отвёл взгляд от её груди и послушно вгляделся в огонёк, повисший на пол-ладони выше. Ещё шаг. Магда положила руки гостю на плечи и позволила своему сознанию слиться с пляшущим пламенем. — Смотри внимательней!

Она мерно дышала, вглядываясь в ясные голубые глаза. Пламя между ними мерцало в такт.

— Но я ничего там не вижу… — растерянно пожаловался гость.

— Не ищи ничего, для этого придёт время, — приказала она. — Просто смотри. Смотри…

Прошла, наверное, вечность, наполненная колдовством и потаённой страстью. А потом гость сомкнул руки у девушки на плечах и рванул на себя, впиваясь губами ей в губы.

— Да… — прошептала ведьма, когда у них одновременно закончился воздух, и им пришлось оторваться друг от друга. У поцелуя был вкус тайны. — Ты пришёл ко мне потому, что тебя привела судьба. А теперь смотри сюда!

Она высвободилась из объятий с неожиданной силой и толкнула гостя к котлу с зельем предвидения.

— Вглядись! — снова потребовала она, заставляя гостя склониться над варевом. Плащ размотался и под ним мелькнуло что-то жёлтое. Ведьма удивилась. Жёлтыми были одежды проклятых, раскаявшихся в своих убеждениях и вернувшихся в лоно официальной религии. Неужели Алард — из этих?..

Алард послушно вгляделся в тёмное варево. Ведьма рядом — тёплая, мягкая, дышащая с ним в одном ритме — отвлекала, путала мысли, мешала сосредоточиться. Его тень над поверхностью жидкости колыхнулась, заколебалась, а потом вдруг варево приобрело глубину и вот уже не на тень он смотрит, а на знакомый ему холм, увенчанный развалинами старинного замка. Он вздохнул, и увидел вооружённый отряд, себя во главе, а после тень стала шатром, его собственным шатром, и он как будто шагнул внутрь, увидел походное ложе, а на нём…

Он повернулся, слепо протянул руки, сомкнул их, снова прижимая к себе податливое женское тело. Второй поцелуй был со вкусом надежды. Мелькнуло слово — обманной — а после стало не до того.

Вейма вернулась домой незадолго до рассвета. К её возвращению Магда уже давно мирно спала на своём тюфяке на кухне и даже не проснулась, когда возле неё из тумана соткалась фигура подруги.

— Вставай! — потрясла ведьму вампирша. Голос у неё был встревоженный, если не сказать хуже. — Магда! Проснись! Беда!

Ведьма открыла глаза и поняла, что да, беда наверняка случилась. Думать об этом, сосредотачиваться было сложно. Вчерашнее колдовство отняло все силы, к тому же Магда была непростительно для проклятой счастлива.

— Что с тобой? — спросила ведьма, касаясь изодранного в клочья наряда подруги.

— Это? — слегка удивилась вампирша. — Заступник, Магда, как ты можешь говорить о такой ерунде?! Собирайся немедленно, мы уходим!

— Куда уходим? — не поняла ведьма. — Что случилось, скажи толком. Садись и рассказывай.

Вампирша послушно присела на край лавки и снова вскочила.

— А почему тюфяк на полу?! — вскрикнула она. — Ты же всегда на лавке спишь.

Вампирша принюхалась и её лицо приняло непередаваемое выражение.

— Кто здесь был?! Давно он ушёл?! Магда! Почему я его не знаю?!

— Успокойся, — осторожно попросила ведьма и поднялась, оправляя на себе сорочку. — Ты же не мой отец. Это всё не имеет значения.

Вейма втянула воздух ещё раз и поморщилась.

— Прости. Ты права. Ты уверена, что он для тебя безопасен?

— Он не донесёт, если ты об этом, — успокоила подругу ведьма. — А если бы и донёс… Братьев-заступников здесь всё равно не привечают.

— Прости, — повторила вампирша. — Собирайся, надо убраться до рассвета. Время дорого.

— Зачем убраться? — не поняла ведьма.

— Как — зачем?! Да затем, что твоя хвалёная волшебница мне отказала! А уж как ругался её муженёк, я и рассказывать не буду! Когда полнолуние пройдёт и ты ничего — ничего! — не сможешь сделать, нас убьют!

— А что она сказала? — поинтересовалась ведьма.

— Что это не в её силах, что тогда, на Пустоши, был азарт, а тут она не может помочь. Просила простить.

— А ты что?

— А я сказала, что тебя убьют, если они не помогут, и прокляла их, — хмуро призналась Вейма, не глядя на подругу. Она скорее почувствовала, чем увидела, что ведьма удовлетворённо кивает. — Что?!

— Виринея страшно не уверена в себе, — пояснила ведьма. — Она всегда отказывается. А Лонгин так за неё переживает, что всякий раз поддерживает. Думаю, она уже в пути.

— Что?!

— Она увидела, что ты в отчаянии, — усмехнулась Магда. — Если честно… я так и думала, что так будет.

— Да ты… ты… ты!.. Ты могла бы меня предупредить!!!

— Тогда ты не впала бы в отчаяние, — возразила ведьма. — Не переживай, клянусь Освободителем, что вскоре она явится сюда. А что всё-таки случилось с твоей одеждой?

— Да… — махнула рукой вампирша. Ярость её улеглась, когда она поняла, что подруга в самом деле уверена в исходе, и взгляд девушки потух. — Пробежалась по лесу. Порвала. Я спать пойду, если ты уверена в Виринее.

— Приятных снов, — пожелала ведьма, но подруга не стала отвечать. Что же с ней случилось такого?.. Что-то там было кроме ссоры с волшебниками. Но расспрашивать ведьма сочла бестактным.

Вампирша ушла спать, а ведьма одна потащила котёл с зельем к двери. Возле дома росли травы, срывать и заваривать она никому бы не посоветовала, потому что именно на них выливались все отработанные зелья. Рассказывали, что у опытной ведьмы такие травы по приказу могут оплести дом целиком, скрывая его от докучливых глаз, а у очень опытной — задушить нежеланного гостя. Из кое-как сколоченного укрытия у забора высунулась собачья морда. Понятно, почему он пропустил вчерашнего гостя. Дурной-дурной, а дождя пёс не любил ещё больше, чем Вейма. А вот почему он даже не облаял батрака прошлой ночью…

Мысли Магды словно на что-то наткнулись и метнулись в сторону.

В зыбкой предутренней полутьме плохо видны цвета, но это сочетание Магда узнала бы где угодно. На ночном госте была рыцарская рубашка[16] — узкая, без рукавов, стянутая по бокам шнуровкой, такие поверх обычной, широкой, надевали только рыцари… но её цвет… Жёлтая, золотистая скорее рубашка… Ярко-алый пояс валялся рядом. Магда ахнула, опускаясь на колено… гость не стал её поднимать, и она взяла его руки в свои. На пальце Аларда красовался перстень с выбитой на нём змеёй. Ночью она его не разглядела… Не вставая с колен, девушка взяла пояс и сама опоясала рыцаря.

— Ваше высочество, — прошептала она. Это было похоже на сон, на сказку.

Алый пояс на золотом фоне, на алом поясе — золотая же змея… это был герб Старого Дюка, его дома, правившего Тафелоном[17] много сотен лет. Ночной гость носил под скромным плащом герцогские цвета и на пальце — родовой перстень. И судьба привела его в её дом. Судьба…

— Как твоё имя? — мягко спросил Алард Корбиниан, поднимая девушку с колен.

— Бертильда, ваше высочество, — ответила она. — Мой отец — рыцарь Крипп, что держит владение Лотарин к востоку отсюда.

— Говори мне «ты», — приказал Дюк и поцеловал девушку в губы. — Ты из достойного рода, твои предки всегда честно служили моим. Клянусь, когда я верну себе трон, ты будешь сидеть от меня по левую руку.

— Ваше высоч…

— Алард, — напомнил Дюк. — Я помню, ты предсказала мне великую судьбу. Я тебя не забуду.

Ведьма предсказывала необычную, потому что её способностей предсказателя не хватало на то, чтобы сказать, какой именно эта судьба будет. Но момент показался неподходящим для объяснений.

Ещё раз поцеловав свою теперь уже невесту, Дюк завернулся в плащ и шагнул в насквозь промокший лес. Пёс у ворот даже не гавкнул вслед.

Глава пятая Волшебники

Едва рассвело, как к Магде примчался Куно, распираемый от желания поделиться впечатлениями и размахивая каким-то узелком. От мальчика страшно пахло собранным знахарем букетом, так что пёс у ворот завыл как по покойнику.

— Зря ты ко мне повадился, — заметила девушка, вручая гостю плошку с ягодами в меду. — Случись что — вместе со мной побьют.

— Не, — отмахнулся мальчишка, уплетая гостинец. — Матушка сказала, ты человек хороший, а матушке в селе верят.

— Это сейчас верят, — покачала головой ведьма. — Рассказывай, устерегли вампира?

— Не-а! — разочарованно потянул мальчишка. — Он так и не появился! Даже не подошёл!

— Если бы подошёл, вы бы его не увидели, — наставительно заметила Магда.

— Ага, — не стал спорить мальчик и вдруг хихикнул. — Ох, и вонь в церкви стояла! Отец Керт стоял-стоял, молился, и вдруг ка-а-ак чихнёт! И слёзы так и брызнули, красный весь. Риг опять же, Мета… Натесу совсем худо стало, его Виль выволок, сказал, что ему всё равно уже ничего не сделают. Там почти все к утру чихали, половине так плохо стало! Хотели уже Исвара бить, но он меня с ребятами за водой послал, велел всем обливаться и каких-то травок заварил. Вроде пока живые. Ты их посмотришь?..

— Нельзя, чтобы два лекаря одного и того же человека пользовали, — наставительно произнесла Магда. — Если им хуже станет, тогда конечно.

— Ну ладно, — великодушно согласился мальчишка. — А ты чего сбежала тогда? Тебя уже хотели ловить, да не решили, кто первым за дверь сунется.

— Представляю, что там творилось, — поёжилась Магда. Как ей теперь восстановить и без того хрупкое доверие крестьян, она не представляла.

— Не-а! — замотал головой Куно. — Ничего там не творилось. Пошумели-пошумели, а потом Виль выругался страшно, матушка велела мне уши закрыть на третьем слове, и сказал, чтобы все топали в церковь, а на тебя не возводили… напраслину. И посмотрел.

— Как посмотрел? — не поняла ведьма.

— Страшно! Все сразу об…

— Куно! — прикрикнула девушка.

— Сразу успокоились, — засмеялся мальчишка. — Я тоже чуть не…

— Куно, — с нажимом повторила Магда.

— Ну, правда же! Так посмотрел! Как будто убьёт и не почешется! И плевать, что нас больше! Так всех рядком и положит, вот Заступник свидетель — положит там же! Всем и спорить расхотелось. Потом только, когда дверь открыли и вонь учуяли, опять заартачились.

— И Виль опять посмотрел? — уточнила Магда, пытаясь размышлять о странностях батрака. Мысли, как назло, ускользали. Может, он и есть вампир? Но тогда зачем ему помогать? И всё же нечисто с ним что-то, ой, нечисто!..

— Так зачем ты домой ушла? — напомнил мальчишка.

— Всё тебе расскажи! — засмеялась девушка и дёрнула собеседника за вихор. — Это колдовские дела, они вас не касаются. Я и так чуть было не опоздала.

— У-у-у! — потянул Куно. — А Вейма нашла тебе твоё средство?

— Нашла. Теперь только полнолуния дождаться, через ночь всё исправим. А, кстати! Как там Липп? И Вилли?

— Да всё с ними в порядке! — отмахнулся Куно. — Только Липп с похмелья страдает, а Вилли его в погребе запер за то, что баклажку с Натесом распил. Он это вино на ночь в кузнице оставлял на блюдечке. А так — не. Никого не покусали.

— Видать, и впрямь напился вампир, — подумала вслух ведьма. Хорошая была бы идея — снова напоить Натеса или Липпа хорошим вином и выгнать вечером под открытое небо. Но укреплять вампира всё же опасно. А то Магда бы и спрашивать не стала бы. Тем более, что эти два дурака поначалу не откажутся, а потом уже и не отвертятся..

— А ты к нам придёшь? — подёргал её за рукав Куно.

— Вряд ли, — отмахнулась ведьма. — Дел много.

— Матушка так и сказала, — засмеялся мальчишка, протягивая узелок. — Вот, держи, это тебе. Но велела сказать, чтобы завтра сама пришла. Завтра все уже успокоятся.

— Ну, если так твоя матушка сказала… — хмыкнула ведьма. Развязала полученный узелок — в нём была коврига хлеба и кусок мяса. Рамона позаботилась о том, чтобы ведьма не голодала.

День прошёл совершенно спокойно, в повседневных трудах и сладких мечтаниях. А ещё Магда размышляла, не стоит ли ей запутать лесные тропки или хоть завести пса посерьёзнее. А то как по пустякам лаять — так он первый, а тут который день молчит. Накормив собаку объедками, ведьма спустила пса с цепи, пусть побегает, может, поймает себе кого-нибудь в лесу, кролика, куропатку там или хоть мышку. Мета, правда, поговаривала что-то о пегом волке, заевшем у неё курицу, но ведьма предпочла пропустить её слова мимо ушей. Если поймают, тогда что-нибудь придумается. Магда отправилась прибирать в домике. Дружба дружбой, но Виринея девушка привередливая, ведьминский дом с паутиной по углам приведёт её в ужас. Помогать, конечно, не откажется, но…

Магда как раз выплёскивала грязную воду за ворота, как на неё налетел взбудораженный Куно.

— Пойдём!.. Скорее!.. Там!.. Там!.. Приехал!.. Ой, мамочки!..

— Кто приехал, вампир, что ли?

— Нет! Хуже! Чёрный такой! И конь! А смотрит!.. Пойдём! Пожалуйста!

До деревни они добирались бегом. Магда примерно сообразила, кто такой чёрный мог приехать в деревню и так напугать мальчишку. Наверное, и не его одного…

…предчувствие ведьму не обмануло. По деревне расхаживал закутанный в чёрный плащ Лонгин. На площади гарцевал, то и дело вставая на дыбы, чёрный же конь. Вид у обоих был, не предвещающий ничего доброго.

— А! — выкрикнул маг, завидев старую знакомую в конце деревенской улицы. — Вот ты где! Значит, это ты всё устроила?!

— Привет и тебе, — сдержанно ответила девушка. За полнолуние можно было уже не опасаться. Лонгин мог приехать только в одном случае: если его жена не послушалась совета и отправилась спасать людей в их деревню. Теперь только надо было до полнолуния дожить. Получится ли это сделать в обществе разъярённого чёрного мага, оставалось загадкой.

— Ты не юли! — прикрикнул волшебник. — Где моя жена, отвечай?!

— Я не знаю, где твоя жена, — ровно ответила девушка.

— Думаешь, я не понял?! Это твоих рук дело! Прислала ко мне эту… эту… эту…

— Лонгин! — предостерегающе крикнула ведьма. Какие бы ни были у них счёты, выносить их на обозрение прислушивающихся людей не стоило. Даже в ярости чёрный маг должен был это понимать.

— Мерзавку! — выкрутился волшебник. — И на рассвете моей жены как ни бывало! Ты нарочно, да?! Думала, я не догадаюсь?!

— Я не знаю, где твоя жена, — сохраняя сдержанный тон, ответила девушка. Это её владения, и Лонгин не имеет права нападать первым. Другое дело, что чёрный волшебник всегда найдёт, к чему придраться. — Виринея — не твоя собственность. Если она хотела уйти — она ушла. Я тут не при чём.

— Да вы!.. Тут!.. Сговорились!.. Только тебе могла прийти в голову мысль заманить мою жену в эту вонючую деревню! Да тут на подъезде начинаешь задыхаться! Какие вампиры, у вас тут даже комары перемрут!

— Это кто? — подёргал девушку за рукав Куно. Остальные, увидев, что между ведьмой и пришельцем завязалась беседа, начали подтягиваться поближе.

— Чёрный маг, — хмуро представила Магда. — Лучший в своём поколении. Человека в лягушку ему превратить — как нечего делать.

— Ух ты! — восхитился мальчишка и с восторгом уставился на незваного гостя. Под его взглядом Лонгин почувствовал себя неуютно и несколько смягчил тон.

— Я этим не занимаюсь, — проворчал он. — Это ярмарочные фокусы. Толпу скелетов оживить, разума лишить, проклятье там неснимаемое… Это могу. А до лягушек ещё не опустился.

— А покажите, а! — немедленно попросил Куно, и Лонгин смутился окончательно.

— Хочешь расстаться с разумом? Или тебя устроит проклятье? — с сарказмом, которого мальчик всё равно не понял, спросил он.

— Вот ты где! — воскликнула высунувшаяся из кабака Рамона. — Ишь, что удумал! А ну иди домой! Нечего весь день по деревне бегать! Проклятье ему!..

— Это у вас кабак? — осведомился чёрный маг, всё более неуверенно чувствуя себя под открытым небом. За годы семейной жизни он как-то отвык от людей и, хоть и оставался лучшим в выпуске, магией занимался исключительно умозрительной: чтобы не расстраивать жену. Ему действительно не составило бы труда превратить хоть всю деревню в лягушек или, скажем, в живые скелеты, другое дело, что он малость подзабыл, как за это браться. Когда первый приступ ярости прошёл, Лонгин почувствовал себя очень глупо. Не тащить же ему жену домой насильно! Годы ученичества, когда любое разногласие между ними вызывало живописную битву магов, давно остались в прошлом и вспоминать их не так-то уж и хотелось.

— Кабак, — подтвердила ведьма, видя, что давний приятель успокаивается.

— В этом вонючем селении может кто-то позаботиться о моей лошади? — брезгливо спросил маг, озираясь по сторонам.

— Это, случайно, не тот конь, на котором ты проводил опыты? — невинно поинтересовалась ведьма. Она хорошо помнила, что Лонгин сделал из коня исчадие преисподней: необыкновенно быстрый и выносливый, он скакал чуть ли не по воздуху, но «взамен» и без того крутой норов животного превратился почти в бешенство.

— Тот, а что?! — немедленно возмутился маг. — Он проделал большой путь галопом, ему нужен отдых, чтобы обтёрли, вода и овёс! Или, ты думаешь, у меня не хватит денег расплатиться?!

— Нашими жизнями, — уточнила ведьма. Лонгин хмыкнул, развёл руки и воздух между ними потемнел.

— Если у вас не уважают законы гостеприимства, — с угрозой произнёс он. — Я всего-то прошу позаботиться о лошади.

— Не вздумайте к нему приближаться! — предупредила ведьма, хотя желающих и так не было.

— А я бы посоветовал приблизиться, — зло произнёс маг, снова чувствуя себя в своей стихии.

— Липп здорово с лошадями управляется, — неуверенно произнёс Куно и пояснил для гостя: — Кузнецов сын. Только его отец в погребе запер.

— Пусть придёт, — потребовал маг.

— Позови его, — неуверенно попросила ведьма и мальчишка умчался. Как Липп обходится с лошадьми, она не знала, но звать Вейму, способную усмирить любое животное, было бы не самой лучшей идеей. К тому же Магда терпеть не могла пьяниц и пожертвовать одним из них могла бы без колебаний.

— Это чья тут лошадь посреди деревни?! — произнёс зычный голос мельника и дюжий детина попытался ухватить коня за повод. Конь гневно заржал и бросился на обидчика.

— Останови его! — потребовала Магда, глядя, как мельник с неожиданным проворством уворачивается от копыт.

— И не подумаю, — довольный, возразил маг. Он всегда чувствовал себя куда увереннее, когда его боялись. — Твой мельник, ты его и спасай. Или пусть сам выкручивается.

— Лонгин, ну, пожалуйста!

Маг, ухмыляясь, демонстративно сложил руки на груди.

— А что ты Виринее скажешь?!

— Дрянь! — разозлился маг и щёлкнул пальцами. Огромная чёрная зверюга замерла, как стояла, на задних ногах. Под взглядом хозяина конь опустился на все четыре и подошёл к магу, дрожа мелкой дрожью. Лонгин успокаивающе потрепал его по шее. — Такое развлечение испортила!

— Это, стало быть, твой приятель? — тяжело дыша, уточнил мельник, не рискуя подходить ближе.

— Ещё чего! — возмутился маг.

— Это злой чёрный волшебник, — совершенно серьёзно ещё раз представила гостя ведьма, сама подходя ближе к мельнику. — Он здесь… проездом.

— Ха! — по-мальчишески задрал нос маг.

— А нельзя ли его проезд… ускорить? — уточнил мельник зычным шёпотом.

— Я всё слышу! — возмутился маг. — Отдайте мне жену, и я уйду по-хорошему!

— Девку, что ли, требует? — не понял мельник.

— Да на что сдались мне ваши малохольные девки?! Мою жену отдайте мне, поняли?!

— Сбежала у него жена, — пояснила ведьма, молясь про себя, чтобы никому в голову не пришло раскрывать тему подробнее. Вампир же где-то здесь, только прячется. Не хватало ещё, чтобы он заранее узнал, что ему приготовили! Или ей… — Вот теперь ездит, ищет.

— Ну, Заступник в помощь, — пробормотал мельник, не то проникаясь к магу мужской солидарностью, не то сочувствуя его сбежавшей жене.

— Да ты в уме ли?! — снова закипятился волшебник, но тут в конце улицы показался Куно, ведущий за собой ещё похмельного Липпа. Сын кузнеца пошатывался, то и дело утирая слезящиеся глаза.

— Этот, что ли?! Да он и кошку не сможет в стойло загнать!

— Сможет поди, — неуверенно возразила Магда. В деревне действительно пахло антивампирским сбором, но что-то сыну кузнеца от него совсем плохо.

Маг смерил взглядом юношу, потом покосился на кабак, и ведьма поняла, что Лонгин устал с дороги, устал волноваться и злиться, пожалуй, тоже устал.

— Пойди с ним, — коротко приказал он коню и животное безропотно позволило схватить себя за повод.

— Вина! — так же коротко приказал маг, шагнув в кабак. — И жаркого. И суп с травами. И сластей. И свежих фруктов. И…

— Да где ж я тебе всё это возьму?! — возмутилась Рамона, упирая руки в бока. — Может, тебе ещё олений окорок приготовить?!

— Можно, — согласился маг и уселся за стол. Кабатчица перевела взгляд на ведьму.

— Неси что есть, — зашептала Магда. — Он даже не заметит. Он вообще не замечает, чем его кормят.

— Я всё слышу! — вяло возмутился волшебник, бессильно уронив голову на руки. В кабак потихоньку сходился народ, с любопытством поглядывая на чёрного мага. Таким, усталым и даже, пожалуй, несчастным, они его не боялись. — Что я вам, чучело?! А ну все вон! Нечего на меня глазеть!

— Придержи язык! — потребовала Рамона. — Хочешь, чтобы тебя накормили, обращайся с нами по-человечески! Кабак не твой, чтоб ты отсюда кого-то выгонял.

— Магда, — почти жалобно обратился к старой приятельнице волшебник. — Чего она от меня хочет? Я голодный, я устал с дороги. Заступник дёрнул Виринею уехать именно сейчас! У меня только-только опыт начал получаться! Представь, если разложить пространство по семи планетам, можно… а-а-а, всё равно не поймёшь! Вот просыпаюсь я утром, а мне ни завтрака, ни свежей одежды! У неё, видите ли, дела! Я почти загнал Одо, но нигде её не встретил! Меня кормить вообще будут в этом кабаке?! Или мне развалить его по камушку?!

— Покорми его, — тихо попросила Магда. — Если он не найдёт предлога, к чему придраться, он нам ничего не сделает. А если найдёт… он и правда может тут всё разрушить.

— Он платить-то собирается? — сухо осведомилась Рамона, вытирая руки полотенцем. — Откуда он вообще взялся? Вы знакомы?

— Ой! — замахала на неё руками Магда. — Не вздумай у него деньги брать! Три года удачи не будет! Это же чёрный маг!

— Вымогатель, — пробурчала женщина и поставила перед гостем тарелку каши. Несмотря на свои изысканные запросы, маг просиял и принялся за еду с таким восторгом, будто и правда получил желаемое жаркое.

— Поверь, его приезд — это большая удача, — тихонько сказала ведьма. — Только не спрашивай пока ни о чём.

Рамона одарила Магду пристальным взглядом и пожала плечами.

— Вина не дам, — предупредила она. — Не хватало только, чтобы он тут спьяну всё разломал.

— Его занять бы чем-нибудь, — задумалась Магда. Лонгин бывал совершенно невыносим, когда решал показать окружающим, за что надо бояться чёрных магов.

— Это уж не моё дело, — отрезала кабатчица. — У меня своих дел по горло.

— Дай ему вторую порцию, — попросила ведьма. — С одной небось не насытится.

— Ещё один дармоед на мою голову, — проворчала кабатчица, но выставила на стол вторую тарелку.

Лонгин увлечённо ел, не глядя по сторонам на настороженно наблюдающих за ним людей. Он вообще всё делал очень увлечённо: ел, злился, учился, колдовал, сражался или влюблялся. Эта способность сделала его лучшим магом поколения и, что вообще очень редко встречается — мужем белой волшебницы. Магда не сомневалась, что в этот самый момент он скорее всего обдумывает эту свою развёртку по семи планетам и совершенно не интересуется возможными последствиями.

В это время в кабак вошёл знахарь и привычно направился к соседнему столу, за которым сидели Креб и Риг, ещё даже не расставившие фишки на тавлее.

— Это ещё кто?! — отвлёкся от каши чёрный маг и демонстративно наморщил нос. — Ну, ты и деревеньку выбрала! Чем у вас так воняет?!

Знахарь, не обращая внимания на незнакомца, расставлял фишки своими тонкими, не привычными к тяжёлому труду пальцами. Маг, уже открывший рот для очередного оскорбления, замер, наблюдая за соседним столом.

— Ишь ты! — хмыкнул Лонгин. — А я думал, у вас тут деревня! А у вас тут изысканное общество!

Магда вздохнула. Лучше бы он и дальше ел свою кашу, право слово. Однако волшебник перестал сыпать оскорблениями и молча следил за игрой. Когда знахарь предсказуемо победил, маг одобрительно хмыкнул и поднялся с места.

— А в это сыграешь? — предложил он, доставая из-за пазухи коробочку с разноцветными шариками. Магда вздохнула. Кажется, эти двое нашли друг друга. Лонгин обернулся через плечо и неожиданно подмигнул девушке. А после спокойно продолжил объяснять правила игры, характерной тем, что в неё невозможно жульничать даже волшебникам.

Предчувствие опять не обмануло ведьму. Дома её ждал сюрприз. Даже два, если учесть, что донельзя разозлённая изливающейся из гостьи светлой силой Вейма заперла двери и сейчас по-кошачьи шипела с чердака.

Очень расстроенная приёмом Виринея бросилась к бывшей противнице и давней приятельнице.

— Магда! — вскрикнула она, обнимая ведьму. — Ты… А… Я… Уйми свою подругу! Я только пришла, а она…

— Вейма! — окликнула ведьма.

— Вы там с ума посходили, что ли?! — разозлённо отозвалась вампирша с чердака. — Эта твоя… ты бы сама посмотрела! Она светится так, что глазам больно! Да коснись она меня, от меня горстка пепла останется! Ха! Азарт у неё был на Пустоши! Такой тихий мирный азарт… она, небось, одни только добрые дела творила, по пять штук на дню…

— Десять, — смущённо поправила волшебница. Вампирша зашипела в бессильной ярости.

— Вейма! — взмолилась Магда. — Будь же благоразумна! Не оставлять же гостью в лесу!

— Ну, знаешь! — фыркнула вампирша.

— Ну, Вейма!

Вместо ответа раздался такой мягкий звук, как будто кто-то прыгнул с крыши на траву, а после — невыносимый, бьющий по ушам пронзительный визг. Пёс, который как раз вернулся со своих лесных прогулок, отозвался протяжным воем.

— Что она… — начала Виринея, но тут над домом сделала круг огромная летучая мышь.

— Думаю, мы можем войти, — вздохнула Магда. Подруга, похоже, решила ночевать в лесу — подальше от режущей глаз белой магии.

— Но она же изнутри заперлась, — не поняла волшебница.

— Но это же мой дом, — мягко возразила Магда и толкнула дверь.

Вообще-то дом был подарен Вейме — за то, что она спасла баронскую дочь. Но вампиры считаются высшими посвящёнными и, значит, не могут владеть ничем, что нельзя унести с собой. Впрочем, барон Фирмин, когда предлагал Вейме лесное убежище, предполагал, что в нём поселится и ведьма.

Глава шестая Полнолуние

Полнолуние — особое время, даже в пасмурную погоду. В этот раз, правда, небо было чистым и луна утвердилась над небосводом ещё до наступления темноты. Огромная, жёлтая как голова сыра. Зовущая. Пробуждающая. В «старое место» все шли с завязанными глазами, ступая по траве, расчищенной, как всегда, с помощью колдовства. Ведьма о многом могла попросить лес… в полнолуние. Будет обряд, будет жертва, будут усилия, которые люди отдают земле. Трава и деревья расступались перед людьми. Кусты тоже, но настырнее придвигались к краю. То и дело разносились слабые вскрики. Лес брал своё — через царапины от колючек, через рвущуюся одежду. Когда настанет утро, деревья сомкнутся, непримятая трава вернётся на место. Никто не сможет отыскать дорогу туда, где проходил обряд.

Магда шла первая, спиной вперёд, и позвякивала привязанным к рукам колокольчиками. В эту ночь невозможно споткнуться. В эту ночь не может произойти ничего плохого… если сделать всё как надо. Если же нет… говорят, если нарушить обряд, можно и не выйти из леса.

Магда поёжилась, вспоминая, как она собирается сломать вековечные традиции. Это опасно, но… но… Ведьма сама не знала, почему так рискует.

Раздался глухой удар и сдавленный возглас. Ведьма вздохнула. Конечно, хотя бы кто-то обязательно попробует… показать себя самым умным. Кто упал, видно не было, но люди остановились.

— В старое место можно попасть, только отказавшись от зрения, — с торжественностью, которой не ощущала, произнесла Магда. — Не ищи знаний. То, что нужно, будет тебе сообщено.

Поскольку после её слов ничего не изменилось, она рявкнула уже без иносказаний:

— Глаза завяжи! Живо! Или никто никуда не пойдёт!

Люди нервно рассмеялись. Ведьма глубоко вздохнула. Злиться — неправильно. Надо настроиться на красоту ночи, надо слить сознание с лесом…

Она сделала шаг назад. Звякнули колокольчики. Значит, всё в порядке. Ещё шаг. Третий…

Ход восстановился. Магда пыталась унять отчаянно бьющееся сердце. Надо плавно дышать. Надо слиться с колдовством, с лунным светом, с ветерком…

«Старое место», древний алтарь, которому ведьмы поклонялись задолго до того, как в их леса пришли вести о Заступнике и Враге или, иначе, о Надзирателе и Освободителе, был скрыт плотным туманом. Таким плотным, что его можно было коснуться рукой. Магда вздохнула ещё раз. Всё шло не так, неправильно. Она была не в том настроении, люди были не в том настроении… даже лунный свет, казалось, чем-то искажался.

— Ждите, — коротко приказала она, зная, что её голос донесётся только до тех, кому надо. — Стойте. Ничего не трогайте. Глаза не открывайте.

— Магда, а что?.. — робко начала Эрма, но на неё тут же цыкнула Мета.

— Ничего, — также коротко ответила ведьма. — Молчите. Вы во власти леса. Откройте ему сердца и души. Прислушайтесь к его дыханию. Думайте о своей просьбе.

— А… — вякнул кто-то, и остальные зашикали ещё громче.

— Просто молчите, — попросила ведьма. — Если не можете открыться, просто молчите.

Она вошла в туман. Он был плотнее воды и мертвенно-белым. В нём было трудно дышать. На неё была только нательная сорочка, но сейчас лишней была даже она. Ведьма сбросила одежду.

Ноги ступают по земле. Тело овевает ветер. Глаза видят небо. Я и природа едины. Я сливаюсь с ветром. Он кружится — и я кружусь как опавший лист. Я сливаюсь с землёй, прикасаясь к ней всем телом. Я сливаюсь с деревьями. Я — это лес, а лес — это я. Я здесь по праву.

Странный танец продолжался в полной тишине. Его не должен был видеть никто, это был танец только для старого места. Это даже не был танец, это было объединение тела и разума ведьмы с чем-то очень древним, царившим тут. О таком не рассказывали в Бурой башне. Этому учила старая Верена и учила хорошо. Однажды она просто завела в лес ученицу и оставила там одну, без тропинки, без знания местности… пока Магда не научилась сливаться с миром, она бродила вокруг старого места в плотном тумане… Но сейчас она могла прийти сюда даже с завязанными глазами, тем более, что зрение действительно не нужно было тому, кто ступил на этот путь…

Туман редел, открывая старый алтарь. Магда нашла успевшую запачкаться сорочку и набросила на себя. Хлопнула в ладоши.

— Откройте глаза с весельем в сердце! — призвала она. — Вам дозволено видеть и слышать, вам откроются тайны леса!

Жалобно заблеял козлёнок. Ведьма усмехнулась. Да. Будет жертва. Будет жертва и будет хорошее вино.

Виль-батрак подтащил козлёнка к алтарю, Магда опустилась на колени рядом, пошарила и достала древний, каменный ещё нож для жертвоприношений и глубокую чашу. Батрак сноровисто повалил жертву на алтарь и тут ведьма замерла. С тех пор, как умерла Верена, девушка никогда не проводила полного обряда. А раньше это делала старуха. Теперь же… Магде впервые предстояло убить живое существо. Собственной рукой. Ведьма в ужасе уставилась на нож. На свои руки. На чашу и алтарь, куда должна была пролиться кровь. Она даже кур не резала, а покупала в деревне уже убитых. Время шло — томительные бесконечные мгновения. Надо было на что-то решаться. Туман густел, как будто недовольный нерешительностью ведьмы. Магда сглотнула.

Ситуацию спас Виль-батрак. Он вынул нож из ослабевшей руки девушки, отпихнул её локтем и, бормоча что-то ругательное, умело заколол козлёнка. Старая Верена тоже так умела — каменный нож в её руках был не хуже наточенного железного. Магда всем своим существом ощутила приход смерти и содрогнулась. Лицо её в свете луны было такое же белое, как и сорочка. Она пересилила себя и поспешно подставила чашу. Кровь смочила дно, Магда отдёрнула руку, чтобы всё остальное пролилось на алтарь. Распростёрлась рядом и взмолилась не зная сама толком, кому:

— Услышь меня! Открой глаза для меня! Дозволь нам быть здесь этой ночью! Прими нашу жертву! Раздели нашу радость!

Ответа, как и всегда не было, только деревья закачались как от сильного ветра, да диск луны на мгновение затмился проплывающим по небу облачком.

— Хороший знак, — пробормотала ведьма, поднимаясь на ноги. Кто-то придержал её за локоть и, повернувшись, она увидела Йагана с бурдюком. Ах, да. Хорошее вино. Ведьма кивнула и Йаган, развязав бурдюк, наполнил чашу. Магда даже дышать перестала. Важно, чтобы вино не расплескалось, не пролилось мимо… но Йаган не первый раз наполнял чашу во время обряда.

— Встаньте вокруг алтаря, — приказала Магда. Она с трудом узнала свой голос, так слабо и измотанно он прозвучал.

— В круг! — резче крикнула она. Её послушались. Магда глубоко вздохнула. Всё получится. Лес ответил. Она всё делает правильно. Всё получится. Надо просто продолжать… Ещё бы не колотилось так бешено сердце.

— Разделите со мной эту чашу, — произнесла она ритуальные слова и повернулась к ближайшему человеку. Мета.

Магда омочила губы в вине. Вкус был… соли, горечи, сладости… жизни и смерти…

— Будь моей сестрой этой ночью, — произнесла она следующие ритуальные слова и протянула чашу женщине. Та послушно взяла и сделала глоток.

— Будь моей сестрой этой ночью, — ответила она и вернула чашу. Магда почувствовала, как её сознание, сознание ведьмы, уже настроенное, несмотря на все сомнения и страхи, на ритм леса, на дыхание леса, на жизнь леса, расширяется, чтобы включать в себя и разум стоящей перед ней женщины.

Шаг в сторону. Риг.

— Будь моим братом этой ночью, — попросила она.

— Будь моей сестрой этой ночью, — серьёзно ответил мужчина. Выпитое вино связывало всех.

Шаг в сторону. Постепенно уходили страхи и сомнения. Креб. Шаг. Врени. Шаг. Ещё шаг. И ещё.

Внезапно в ровный ход обряда что-то ворвалось, как резкий рёв трубы в чинную игру лютни. Магда вышла из транса и увидела перед собой наблюдающие глаза знахаря. Магия леса протестовала, отказываясь связывать его в единую сеть. Вопреки условию, Исвар пришёл подпоясанным.

— Повернись, — коротко приказала она.

Знахарь повиновался. За спину у него был заткнут железный прут. Оберегается от колдовства, догадалась ведьма и вдруг поняла, зачем у него возле порога лежат гвозди. И даже возможно где он их берёт…

— Выйди из круга, — потребовала ведьма, и Исвар снова повиновался. Как только лес пропустил его, несущего на себе враждебное железо… Ведьма вспомнила, что знахарь только и делал, что пропадал в самой чаще, разыскивая целебные травы. Возможно, у леса с ним более сложные отношения, чем ей казалось. Но это всё не её дело.

Ещё шаг. Мельник. Шаг. Кузнец. Магда снова впала в то особое, почти пьяное состояние, в котором она могла замыкать круг, чтобы сила людей сплелась с древнейшими силами природы. И вдруг…

Виль-батрак взял у неё чашу, не дав омочить губы. Сделал большой глоток.

— Жду Освобождения, сестра, — тихо, только для неё одной, произнёс он. Магда охнула. Таким словами приветствовали других прозревших высшие посвящённые. Не все из них были вампирами, некоторые — обычные люди, давшие обет оберегаться от соблазнов мира, не иметь привязанностей и не участвовать в череде рождений. Проще сказать, отрёкшиеся от родителей, не вступающие в брак, не порождающие детей и не имеющие никакого имущества, кроме самой необходимой одежды. По странному выверту обычаев проклятых, им разрешалось поддерживать связи с братьями и сёстрами. Магда иногда думала, что дети одних родителей воспринимались их вероучителями как соседи по темнице.

Глядя на её ошарашенное лицо, прозревший сделал ещё один большой глоток и силой пихнул чашу ей в руки.

— Мы приблизим Освобождение, брат, — нашлась с ответом Магда. Ей стало понятно, почему он всегда приходил на помощь в нужные минуты и почему она никогда не сомневалась в его согласии с её просьбами, тогда, например, в кабаке. По традиции высшие посвящённые подчинялись одарённым, тем, кому доступна магия, колдовство или превращение тела, хотя одарённых ждало только малое посвящение, перед смертью. В некоторых вопросах подчинялись.

Шаг.

Снова чужие руки берут у неё чашу.

— Верю в Освобождение, сестра, — приветливо произнёс Йаган.

— Мы приблизим его, брат, — ответила Магда. Всё правильно. Йаган был неодарённым прозревшим, человеком, принявшим веру проклятых, но не получившим ни посвящения, ни дара. Именно поэтому ожили замёрзшие лозы. Именно поэтому он делал хорошее вино. И именно поэтому он был так беден.

Ведьма встала в кругу. Её сознание охватывало весь круг, разумы всех, разделивших с ней чашу. Она сделала глубокий вдох и скрестила руки на груди. Всё получится.

— Откройтесь этой ночи, — нараспев приказала она. — Откройтесь таинству, в котором участвуете. Впустите в свои души лунный свет. Потянитесь мыслями к земле, на которой стоите. Это священная земля. Подумайте о полях, которые вы возделываете. Слейтесь мыслями с природой. Думайте о своей беде. Просите у ночи помощи.

Она сама подняла взгляд на луну и запела — тяжёлым гортанным голосом, без слов, вплетая в пение звуки и запахи леса. Где-то заухал филин. Высоким задорным голоском запела ночная птица. Далеко-далеко протяжно, с переливами завыли волки.

Магда перевела дыхание и продолжила петь — о том зле, которое оскверняет эту землю, губит детей, нападает на беззащитных… голос её был так тяжёл, что сам воздух, казалось, уплотнялся под действием её колдовства. Вокруг алтаря он сбился в плотный туман. Ведьма закончила пение леденящим кровь воплем и закричала:

— Волей своей призываю тебя! Землёй и небом, огнём и водой, лесом и полем, луной и звёздами призываю тебя! Жизнью и смертью, весельем и грустью, счастьем и горем призываю тебя! Явись! Явись! Явись!

Туман стал ещё гуще и потемнел, а после как будто сбился в центре. По нему пошла рябь, как по поверхности провидческого зелья, и вот…

На алтаре, прямо над останками жертвенного козлёнка, стояла невысокая гибкая фигурка… Несколько томительных мгновений и в лунном свете все увидели…

— Липп!

Юноша сорвал с головы шапку и картинно поклонился. Он широко улыбался и было хорошо видно, что клыки у него длиннее, чем все привыкли думать.

— Сильна ты, ведьма, — насмешливо произнёс сын кузнеца. Речь его неуловимо изменилась, стала твёрже, чётче. Он не проглатывал звуки и не растягивал слова. Так говорили в городе, а не в деревне.

— Не отводите от него взгляда! Не двигайтесь с места! — поспешно приказала ведьма.

Вампир засмеялся.

— Да как вам будет угодно. Вы устанете раньше меня.

Да… А ещё, когда скроется луна, их власть над вызванным в круг вампиром закончится. Но…

Ведьма резко, повелительным жестом вытянула руки перед собой.

— Откройся! Открой свой облик! — потребовала она.

Рябь, скрывающая вампира, усилилась, а после медленно растаяла вместе с туманом… широкий крестьянский плащ, просто кусок ткани, накинутый на плечи, превратился в сшитый, из тех, что надевают через голову, с широкими причудливыми рукавами, какие носят только в городах. Шапка-колпак с мягкими полями сделалась бархатным беретом, украшенным медной пряжкой. Крестьянские обмотки превратились в узкие чулки, а деревянные башмаки — в остроносые туфли. Лицо совершенно не изменилось.

И в этот момент все с ужасающей ясностью вспомнили, что у кузнеца нет и никогда не было никакого сына!

— Ты тоже силён, — с уважением отозвалась ведьма. Она начала понимать, что произошло: вампир пришёл в их края и внушил всей деревне ложные воспоминания. Как давно это произошло? Этого она сообразить не могла. Была ли она жертвой наваждения вместе со всеми или, редко появляясь в деревне, приняла на веру всё, что ей говорили? Она ведь редко приглядывалась к людям…

— Ну, как, может, на этом разойдёмся? — предложил вампир. — Вы ничего мне сделать не сможете, так зачем же время тратить? Хотите, пообещаю, что этой ночью никого не съем?

Он снова жутковато улыбнулся.

— Ты ошибаешься, — раздался из темноты женский голос и озарённая белым светом фигура шагнула к кругу. Волшебница была немного выше Магды, такая же светловолосая и светлоглазая, как и она и тоже облачена была в лёгкие белые одежды. Но, в отличие от старой приятельницы, Виринея испускала белое сияние, на этот раз видимое даже обычным людям.

Кто-то зашептал слова молитвы. Магда мельком увидела, как одна из женщин опускается на колени.

Виринея мягко коснулась ближайшего к ней человека — это был Виль-батрак — заставляя его посторониться, и вошла в круг. Белое сияние, окружающее её, потекло на землю и превратилось в светящийся обруч, замкнувший в себе алтарь со стоящим на нём вампиром. Волшебница плавно повела рукой — и кольцо света начало сжиматься. Вампир зашипел от боли, заслоняя глаза рукой.

— Ты в моей полной власти, мальчик, — мягко произнесла волшебница. — Ты больше не сможешь причинить людям вреда.

— Убей меня! — потребовал Липп, содрогаясь от невыносимой боли, которую причинял ему свет. — Убей быстро! Неужели тебе нравится смотреть на предсмертные муки?!

— Я никогда никого не убиваю, — возразила волшебница. Она очертила в воздухе маленький круг, сделала вращающее движение пальцами и протянула ленточку. — Это защитит тебя.

Магда услышала, нет, скорее даже почувствовала, как в людях, до того благоговейно молчащих, пробуждается недовольство, и шагнула к волшебнице, пытаясь что-то возразить. Виринея повернулась к ней и протянула ленточку ей.

— Надень ему на запястье, — попросила она. — Моё прикосновение сожжёт его в прах.

— Туда ему и дорога! — пробурчал кто-то в кругу, но волшебница не обратила на это внимание.

— Надень! — повторила она. Магда со вздохом повиновалась, гадая, что ей теперь скажут в общине. Она привела белую волшебницу на обряд. Она использовала белую магию против собрата-проклятого. И она лично, своей рукой сейчас… А что она сейчас делает?

— Ты больше не сможешь творить зло! — торжественно произнесла волшебница и, отстранив ведьму, своими руками затянула узелок.

Магда могла бы поспорить на что угодно — ни один проклятый теперь ленточки снять не сможет.

— Радуйтесь, люди! — объявила волшебница. — Вы свободны! Больше он не сможет являться к вашим детям!

…и ножи о ленточку затупятся…

Вейма рассказывала о такой же ленточке, которая позволила ей войти в дом Виринеи и Лонгина в Раноге. Но вампиршу интересовало только одно: как не сгореть в убийственном огне белой магии. Магда достаточно разбиралась в волшебстве, чтобы понять, как действует этот «подарок». Вид вампира заметно изменился, как только узелок был затянут. Для знающего глаза изменился. Принцип сродства. Чтобы белая магия не губила вампира, вампиру добавили чего-то общего с ней. Но «общность» не пустые слова, а ведь белый маг не может творить зло… «Принявший» его дар, видимо, тоже. Волшебница поступила с Липпом откровенно жестоко.

Виринея со светлой улыбкой оглядела собравшихся. Окружающее её сияние постепенно гасло. Магда знала — оно никуда не делось, даже усилилось, просто разглядеть его сможет разве что вампир… возможно, только сменив облик. Сила белой магии, видимая окружающим светлым сиянием, увеличивалась от совершённых волшебником добрых дел и слабела от бездействия. Зла белые волшебники в принципе не способны были совершить… или, возможно, они никогда не признавали свои поступки злом…

Магда покосилась на алтарь. Вампир с него исчез. Сбежал, наверное, воспользовавшись всеобщим замешательством. Пусть бежит. Теперь он был безопасен. Безопасен и… обречён. Останки зарезанного козлёнка оставались. Ими распорядится лес… по своему усмотрению. Люди, держащие круг, постепенно расслаблялись, начинали двигаться, нарушая прежний порядок. Нежданная гостья уже не казалась сверхъестественным существом. Магда не успела никого предупредить, да и могла ли она признаться, кого притащила на ведьминский обряд? Один из крестьян подобрался и шлёпнул волшебницу пониже пояса. Виринея резко обернулась. Волосы хлестнули мужчину по лицу. Магда тяжело вздохнула. Ну, конечно, Креб. Кто ещё-то… Стало очень тихо, когда Виринея устремила на обидчика тяжёлый гневный взгляд. Она смотрела так разъярённо, что самый воздух перед ней, казалось, был раскалён добела. У Креба подогнулись колени. Виринея смерила его взглядом, а после чуть приподняла подол своего одеяния и легонько пнула мужчину в причинное место. Магда могла бы поклясться, что носок её туфельки слабо светился. Раздался болезненный вой, Креб, прижав руки к животу, повалился наземь.

— Ты наказан, — холодно произнесла волшебница. — Отныне и до конца жизни ты не сможешь вожделеть никого, кроме собственной жены.

— Но… ваша милость… — взмолилась Эрма, сестра несчастного охотника до чужих женщин. Её тёзка, жена священника, осталась дома, даже не зная о проводимом обряде. — Брат не женат! Как же…

— Так пусть женится, — равнодушно посоветовала волшебница. Она подняла руки к небу и её снова залило белое сияние. Собравшиеся поневоле заслонили глаза, а когда открыли — волшебницы уже не было. Женщины опустились на колени, шепча слова молитвы. Теперь, небось, разговоров будет, что ведьма смогла призвать… угадать бы, на кого они подумают…

— Что это было? — тихо спросил ведьму подошедший к ней Йаган.

— Белая магия, — вздохнула Магда. — Ему ещё повезло.

— Повезло?

— А ты думаешь, какую жену вчера искал чёрный волшебник? — вместо ответа спросила Магда. Чёрная магия, в отличие от белой, усиливалась от той обиды, которую волшебник испытывал к миру. Поэтому все выпускники Чёрной башни славились очень дурным характером. — Лонгин бы всю деревню спалил, если бы Виринея пожаловалась. Ты знаешь… неси вино. Будем праздновать.

После обряда полагалось выпить простого вина, а последней чашей непременно хорошего. После него люди не вспомнят, как выберутся из леса и доберутся до дома. Наутро эта ночь покажется им сном.

Виноградарь кивнул и пошёл за вторым бурдюком. Ведьма успокоилась. В этой части праздника от неё уже ничего не требовалось.

— Зря, — сообщил ей знахарь, бесцеремонно дёрнув девушку за рукав. — Я надеялся свои травы проверить на вампире.

То есть зря отпустили вампира, догадалась ведьма. Видимо, затем он и пришёл на обряд, раньше-то никогда не являлся. И сейчас с ними сюда не пошёл, сидел в кабаке до последнего, играл с Лонгином, нарочно или случайно отвлекая его от поисков жены. А, может, Лонгин намеренно задержался. Очень злой чёрный волшебник, конечно же, всех убьёт, но сначала отвлечётся на свою прихоть, а там и забудет. На встрече его будет не в чём упрекнуть. Ведьма принюхалась. Запах того кошмарного букета ещё чувствовался от одежды и волос знахаря, но не в полную силу.

— Где ж ты травы бы взял прямо во время обряда?

— А я рядом припрятал заранее, — отозвался Исвар.

— ЧТО?! Откуда ты…

— Я давно это место нашёл, — пояснил знахарь. — Алтарь посреди чащи, со следами крови, иногда и кости оставались. Сразу понятно.

И лес его пропустил… Магда не могла понять, молить ли ей о наказании святотатца или поклониться благословенному. Найти место, лежащее в стороне от дорог и тропинок, место, ревниво укрываемое самой природой… на это её разумения не хватало.

— Я тебе так могу сказать, что подействовали бы, — наконец ответила ведьма. — Думаешь, почему Липп позавчера ушёл из кабака а на следующий день будто бы похмельем маялся? У вампиров не бывает похмелья. Он просто схитрил, чтобы не нюхать твоего «букета».

— Это догадки, — нетерпеливо отозвался знахарь. — Я хотел выяснить доподлинно.

На самом деле Магда говорила совершенно точно, потому что вчера решившая прогуляться в деревню Вейма вернулась в совершенно ужасном состоянии, с распухшим носом, слезящимися глазами, почти ослепшая и на чём свет стоит ругала «этого деревенского алхимика». Но объяснять этого ведьма не стала.

— Лови сам, — предложила она и повернулась, потому что её опять дёргали за рукав.

— Маглейн! — возмущённо позвали её, и девушка сперва не поняла даже, к кому так обращаются. В те времена, когда она носила уменьшительное имя, её звали иначе. — Ты соображаешь, что натворила?!

Виль-батрак.

Ведьма посмотрела на него и внезапно ей стало ясно, почему его никто никогда не замечал, даже собака. Прозревшие дали ему бесценный для таких как он дар — незаметность. Его можно было увидеть только если он сам того хотел, но… прикосновение белой волшебницы, одетой как в броню в свою сияющую магию, развеяло этот дар с той же лёгкостью, с какой солнце разгоняет ночную тьму.

— Предупредил бы заранее, — огрызнулась Магда. Всё, теперь ей конец. На первой же встрече общины её не просто убьют, её будут убивать медленно и мучительно. Может, сам Виль и убьёт, среди ведьм палачей не было. Впрочем, была участь и похуже этой.

— Не твоего ума дело, — отозвался батрак и непотребно выругался.

— Ночь ещё не закончилась и луна ещё полная, — не выдержала Магда. — Не пытайся меня задеть.

— И не думал даже, — отмахнулся Виль-батрак. — Удружила ты мне, Маглейн, дальше некуда.

К ним подошёл Йаган с полной чашей. Магда с благодарностью отпила вино. Не то, хорошее, но и простое вино с виноградника Йагана было самым лучшем, наверное, во всей стране. Пилось оно легко и как-то само собой утешало все горести. Ведьма сделала ещё один глоток. Утешение ей понадобится.