Ведьмы живут на крыше

Глава 5. Понять, принять, прощать?

Рен-ши ушла, а меня еще долго не отпускал запах пустыни, выжженной солнцем земли и влекущего к себе источника. В какой момент явь сменилась сном, я не знала, но, открыв глаза, увидела уже знакомый скат крыши, вот только в нос вместо пыли, ударил приятный запах лимона.

– Ну наконец-то! – с облегчением выдохнула леди Марла, касаясь моего лба, и удовлетворенно заметила: – Жар спал. Но спать больше двух суток, дорогая, – дурной тон. Мы так за тебя переживали. Кондида хотела лично отправиться к Рен-ши и сказать ей пару ласковых. Кто же так контур снимает – раз и нет ничего. Не было силы – и вот ее уже не вычерпаешь. – Ведьма недовольно фыркнула. – Голодная? Голова кружится? Сама подняться сможешь?

– Все… хорошо, – осторожно, прислушавшись к себе, ответила я и улыбнулась. Искренне, весело. Несмотря на все невзгоды, которые мне выпали, отчего-то хотелось улыбаться. Проблемы больше не казались серьезными, отчего-то во мне царило твердое убеждение, что, что бы ни выпало на мою долю, я со всем справлюсь. Абсолютно со всем.

Откинула одеяло, опустила босые ноги на пол и не смогла понять, отчего я рухнула на кровать: от накатившей на меня слабости или от удивления. В пользу первого говорили слова леди Марлы. За двое суток мышцы просто могли отвыкнуть от работы. А в пользу второго… В Вальехе уборкой ведал пожилой бытовой маг, не слишком любивший свое дело и избегавший делать из рутинного ритуала настоящее представление. Здесь же… Метелки выплясывали что-то невообразимое, загоняя в невесть откуда взявшиеся совки крупинки пыли. Следом за ними, выстукивая незнакомый мне ритм краями, ползли тряпочки, оставляя за собой влажный след. Те же, что не были заняты мытьем пола, залезали во все доступные и недоступные простым смертным места, вычищая все щели.

– Прости, я немного увлеклась. – Легкий румянец заиграл на щеках леди Марлы. – И волнение… Когда нервничаю, не могу удержаться от уборки. Такое вот обратное действие силы. Надеюсь, это не они тебя разбудили?

– Нет. – Старый матрас прогнулся под моим весом. – Я ничего не слышала, когда спала. Но… двое суток…

– Трое, – поправила меня леди. – И это был не совсем сон. Тело привыкало к силе. В нормальных семьях контур ставят только на малышей, если родители могут похвастаться огромной силой, а после, лет в десять, снимают. А не городят второй, третий… у тебя их вообще пять было – последний не старше трех лет. Это как надо не любить ребенка, чтобы так с ним поступать!

Леди Марла всплеснула руками и, не в силах сдержать гнев, поднялась. Закружила по комнате, сноровисто переступая через тряпки-метелки, а после, пару раз сжав и разжав кулачки, рухнула на кресло. Прежде на моем чердаке его не было, но, видимо, леди позаботилась о своем комфорте.

– Не бойся, теперь все хорошо. И прости, что не объяснила заранее про наш визит к ши. Не хотела тебя пугать, если ничего не получится. Да и новый гардероб тебе был необходим в любом случае.

– Но все получилось? – переспросила я, прикусив губу.

– Конечно. Это же Рен-ши! – усмехнулась леди. – Она или берется за дело, или отказывается. Правда, никто не ожидал, что ты столько проваляешься. Мне пришлось корректировать платья на свой вкус, но, думаю, ты останешься довольна. За шкаф не благодари: хранить наряды в сундуке можно лишь во время поездки. – Она кивнула на высокий шкаф, как по волшебству, появившийся в комнате. Не новый, что заставило меня выдохнуть с облегчением, понимая, что сумма моего долга пусть и растет в геометрической прогрессии, но не так быстро, как могла бы. – И не думай! – поняв что-то по моему лицу, вмешалась в мои подсчеты леди Марла. – Когда встанешь на ноги, тогда и будешь считать свой долг. Пока – пользуйся. Не думай, это не благотворительность, это вклад в наше общее будущее. На тебе и так священный долг висит, а после добавится ежемесячный взнос на нужды сестринства. Зависит от твоего дохода. Потому мы заинтересованы устроить тебя в жизни наилучшим образом. Ведь чем лучше будет тебе – тем больше ты принесешь пользы нам. Какие мы мерканти-и-ильные, – мечтательно протянула леди Марла. – Покормить тебя или сама справишься? – посерьезнев, поинтересовалась старшая, поднимая баранчик и давая мне в полной мере оценить запертый до сих пор аромат каши. Обычной овсянки, но мой желудок от одного лишь аромата запел, требуя организовать им свидание в ближайшее время.

– Я сама, спасибо, – отказалась от предложения я, чувствуя себя неловко. Леди Марла и так много для меня сделала, а корми она меня с ложечки, как маленькую… жар смущения сжег бы меня на месте.

– Жаль. Мои мальчики сейчас на обучении, а мне так хочется о ком-то позаботиться… – Судя по взгляду леди, этого кого-то она уже нашла в моем лице и отступать была не намерена. – С завтрашнего дня будешь приезжать ко мне, – распорядилась леди. – Учитывая твой скованный дар, обращению с силой тебя не учили. А каждая ведьма должна знать и уметь пользоваться своими сильными сторонами. Потому, не обессудь, придется приложить все усилия.

– Конечно, – я с готовностью согласилась. Леди Марла удовлетворенно кивнула и, дождавшись, пока с кашей будет покончено, с сожалением распрощалась, оставляя меня в гордом, но утомительном одиночестве. Правда, сейчас я была ему даже рада: слишком о многом мне нужно было подумать.

В первую очередь, о словах Рен-ши и леди. Ведьма ни на секунду не сомневалась, что имеет дело со своей коллегой по силе, и… оказалась права. Это я не знала, что обладаю чем-то, кроме дюжины проблем, решать которые выпало на долю моей бедной тетушки. И знала ли она о моем даре? Ведь не могла не знать – так испугалась того пожара, что еще две недели бегала со мной по магам, заботясь о том, чтобы произошедшее не имело для меня последствий.

Горько усмехнулась. А ведь она не врала. Если принять за аксиому, что я – ведьма, а тот пожар был следствием вырвавшегося из заточения дара, то «лечение» и правда было направлено на искоренение последствий. Ведь установка нового контура и должна была закрыть от меня силу еще на какой-то срок, откладывая момент объяснения на несколько лет, а то и вовсе убирая саму необходимость разговора.

Сжатый кулак ударился о подушку, но пыль не взметнулась, намекая, что хозяйственная ведьма успела приложить руку не только к влажной уборке комнаты, но и ее наполнения. Я упала на подушки и, как в детстве, вытянула вверх руки, словно хотела что-то рассмотреть. Но, если обычно такое действие сопровождалось лишь ощущением отливающей от пальцев крови, то сейчас…

В первый миг мне показалось, что это иллюзия, обман зрения – не иначе. Моргнула, отгоняя от себя наваждение, но, когда я вновь открыла глаза, искры, игравшие на кончиках пальцев, никуда не исчезли. Разве что стали отрываться на пару сантиметров, давая мне насладиться их всполохами, и гасли, не причиняя ничему вреда. Сжала кулак, молясь, чтобы вновь обретенный дар не устроил пожар, и выдохнула, когда на пальцах больше не было и следа веселых поскакушек огоньков.

То ли дело было в каше, то ли в трехдневном сне, но с каждой минутой я чувствовала себя все лучше. От хронической усталости, преследовавшей меня последние годы, не осталось и следа. Хотелось, если не прыгать, то хотя бы выйти из комнаты, сбежать вниз по ступенькам и погулять по городу, наслаждаясь по-южному теплым солнцем.

Даже мелькнувший в доме напротив знакомый силуэт не смог омрачить мое беззаботное веселье. Зато вестник – смог. Серые крылья стукнули в мое окно, проскользнули внутрь, и прямо мне в руки упало запечатанное письмо.

С облегчением выдохнула, прочитав, кто является отправителем. Ларин. Коснулась печати, подтверждая получение, и уткнулась носом в пахшие любимыми духами подруги строки.

Я сама не заметила, как на глазах выступили слезы. Не от того, что тетя становилась все более далеким мне человеком, а от слов Ларин. От ее заботы и тревоги, которые даже так, через сухие строчки послания, заставляли меня плакать от осознания, что я не одна, что есть кто-то, кому я важна не меньше, чем собственная семья, что даже незнакомая мне Тереза готова помочь.

– Я так по тебе скучаю, – сбившимся на шепот голосом проговорила я, прижимая письмо к груди. Не выдержала и прочла вновь. И снова. Опять. От первой до последней буковки. И только на шестое прочтение заметила, что и у Ларин буквы были не совсем четкие. Кое-где размытые, где-то чересчур резкие, словно она пыталась за быстрыми росчерками скрыть свое реальное состояние.

– Лари… – пробормотала я, пряча письмо в то самое, ненавистное мне розовое платье. Вряд ли тетушка, если сможет меня найти, станет искать там. А сжечь… я не могла заставить себя избавиться от послания единственного друга. Просто не могла себя заставить уничтожить нашу призрачную связь.

Розовое платье вновь заставило меня подумать о грустном. Теперь уже с полным на то основанием: у меня не было причин не верить Ларин, зато теперь они были сомневаться в тетушке. И чем дальше – тем больше появлялось оснований пересмотреть свое отношение к ней. И, что вместе с болью принесло и облегчение, больше я не чувствовала себя виноватой, что сбежала, оставляя ее наедине с проблемами, вызванными моим поступком.