Ведьмы из Эсткарпа

1. Пещера Волта

Пятеро мужчин лежали на сбитом волнами песке в крошечной круглой бухте. Один из них был мертв, во лбу его зияла рваная рана. День был жарким и солнце жгло полуобнаженные тела. Пахло морем, гниющими водорослями, южным морем, подумал Саймон.

Он кашлянул и приподнялся на локте. Все тело было сплошным синяком, его тошнило. Он медленно отполз в сторону и его капитально вырвало, хотя извергаться из измученного желудка уже было нечему. Спазмы привели его в сознание и, справившись с ними, он сел.

Теперь он мог вспомнить лишь какие-то обрывки недавнего прошлого. Бегство из Сулкарфорта было только началом кошмара. Когда Магнис Осберик разрушил сердце порта, энергоустановку, питавшую его теплом и энергией, не только город взлетел на воздух, но и разразившийся сразу же шторм забушевал с удвоенной силой. И эта буря разбросала остатки гвардейцев, что доверились морю и лодкам.

Три суденышка вышли из порта и потеряли друг друга из виду сразу же, как только исчезли руины взорванной гавани. А потом был сущий кошмар: лодку вертело, крутило, бросало и наконец разбило о зубы прибрежного рифа, но как можно было представить все это в часах и минутах, у него не было ни малейшего представления.

Саймон потер лицо ладонями. Пропитанные солью ресницы слиплись так, что глаза было трудно открыть. Четверо уцелело, — заметив разбитую голову, он поправился, — трое и один мертвый. С одной стороны было море, в котором спокойно полоскались обрывки выброшенных к берегу водорослей. С другой стороны был утес; правда, уцепиться было за что, но у него не было ни малейшего желания лезть вверх, даже шевелиться. Хорошо было просто сидеть и ощущать, как лучи солнца выгоняют из тела холод воды и бури.

— Са-а-а…

Один из лежащих пошевелился. Длинная рука повела по песку, сгребая водоросли. Человек кашлянул, икнул, поднял голову и поглядел вокруг мутным взором. А потом капитан Эсткарпа заметил Саймона и просто глядел на него какое-то время, прежде чем рот Кориса шевельнулся в подобии улыбки.

Сгорбясь под бременем тяжеленных плеч и рук, Корис прополз на карачках на ровное место поближе к Саймону и открыл рот:

— В Горме говорили, — произнес он скрипучим голосом, едва ли не стоном, — что рожденный для плахи, не тонет. И вся жизнь моя сулит мне смерть от топора… Значит, старики были правы.

Он с трудом подобрался к ближайшему из простершихся на песке и перекатил на спину бессильное тело, открыв бледно-серое выдубленное непогодой лицо. Грудная клетка гвардейца мерно вздымалась и опадала, видимых повреждений не было.

— Дживин, — позвал его по имени Корис. — Непревзойденный наездник. — Последние слова он произнес таким задумчивым тоном, что Саймон вдруг расхохотался, но чтобы унять сразу же запротестовавший желудок, ему пришлось прижать к животу ладони.

— Конечно, — выпалил он между приступами истерического веселья, — куда нам сейчас без него!

Но Корис уже перешел к следующему телу:

— Танстон.

Саймону было приятно услышать это имя. За короткое время службы в Эсткарпе он успел подружиться с этим лейтенантом. С трудом подчинив себе свое тело, он помог Корису вытащить обоих сотоварищей из прибрежного мусора. А потом, уцепившись за скалу, сумел встать на ноги.

— Воды… — Благодушие, в котором он только что пребывал, оставило его. Саймону вдруг так захотелось пить, словно все его тело было одной пересохшей глоткой, хотелось и пить и смыть разъедавшую кожу соль.

Волоча ноги, Корис подошел к скале. Из котловины, куда они попали, идти было некуда. Оставалось или лезть вверх на обступившее песчаное побережье скалы, или пытаться по воде обогнуть боковые утесы. Но все тело Саймона, до последней клетки, сопротивлялось мысли о каком бы то ни было плаванье, немыслимо было даже зайти в воду, каким-то чудом не поглотившую их.

— Взобраться будет нетрудно, — слегка хмурясь, сказал Корис. — Смотри, похоже, когда-то здесь были выбиты ступеньки для ног и опоры для рук. Он встал на цыпочки, прижался к скале, вытянул вверх длинные руки, отыскивая пальцами небольшие углубления. Мускулы на его руках и спине вздулись буграми. Он поднял ногу, вставил носок в углубление и полез дальше.

Окинув взглядом на прощание берег, и двоих людей, что были теперь далеко от воды, Саймон последовал за ним. Капитан был прав, руки и ноги легко находили опору, ступеньки или просто неровность, привели их обоих на карниз футах в десяти над уровнем моря.

В искусственном происхождении карниза сомневаться не приходилось — время еще не изгладило следы, оставленные инструментами. Он круто вздымался вверх, к макушке скалы. Довольно сложная дорога для человека, у которого кружится голова и дрожат ноги, но все-таки они не могли даже надеяться отыскать такой путь к вершине.

Корис проговорил:

— Один сумеешь добраться? Я хочу поднять остальных.

Саймон невольно кивнул, но оказалось, что согласие лучше было бы выразить иным путем. Прижавшись к скале, он подождал, пока мир вокруг него перестанет кружиться. А потом стиснул зубы и полез вверх. Большую часть пути пришлось проделать на локтях и коленях, наконец он вполз под скальный карниз. Потирая ссадины на руках, он заглянул в оказавшуюся перед ним небольшую дыру, явно ведущую в пещеру. Дальше пути не было, и оставалось только надеяться, что у пещеры найдется и другой выход.

— Саймон! — послышался снизу тревожный голос.

Он заставил себя подползти к краю обрыва и высунуть голову.

Корис стоял, круто запрокинув голову, чтобы заглянуть повыше. Танстон уже был на ногах и поддерживал Дживина. Саймон слабо помахал, и они двинулись к стенке, первым полез Дживин.

Саймон буквально разлегся на уступе. Лезть в пещеру в одиночку у него не было ни малейшего желания. И воля, и силы словно бы оставили его. Лишь когда Корис наконец добрался до верха и стал оглядываться, помогая Дживину, Саймону все же пришлось потесниться.

— Здесь что-то не так, — заявил капитан, — я заметил тебя, — лишь когда ты махнул рукой. Это, конечно, вход, его прятали и с большим искусством.

— Значит, дело стоило того, — Саймон махнул рукой в сторону, пещеры. — Зачем нам любая сокровищница, если в ней не окажется воды?

— Воды! — слабым голосом отозвался Дживин. — Где вода, капитан? — спросил он у Кориса.

— Надо идти, друг. Впереди еще долгий путь.

Они сразу же поняли, что внутрь пещеры можно пролезть лишь выбранным Саймоном способом: на локтях и коленях, и Корис еле-еле втиснулся в узкую горловину, расцарапав плечи и руки.

Они попали в какой-то коридор, такой узкий, что света в нем не было вовсе и они еле ползли вперед, держась руками о стенки. Саймон, что полз первым, искал путь на ощупь.

— Тупик! — вырвалось у него, когда протянутые вперед руки коснулись каменной стены. Впрочем, он поторопился: справа забрезжил слабый свет и стало понятным, что коридор под прямым углом поворачивает направо.

Здесь можно было уже различить камни, и они ускорили шаг. В конце коридора их ожидало разочарование. Свет не стал ярче, и хотя они вышли куда-то, их ожидали сумерки, а не солнце.

Источник этого света сразу привлек внимание Саймона, заставив позабыть о собственных ранах и болячках. Вдоль стены по прямой тянулся ряд круглых окошек, похожих на иллюминаторы корабля. Трудно было понять, почему они не заметили их с берега, ведь теперь они снова были над тем местом, куда их выбросили волны. В лучах света в окнах клубились пылинки.

Впрочем, света хватало, чтобы разглядеть единственного обитателя этой каменной палаты. Он устроился в каменном кресле, вырубленном из того же камня, что и его подножие, уложив руки на широкие подлокотники. Голова его, словно в глубоком сне, упала на грудь.

И только когда дыхание Дживина рядом вдруг стало похожим на сдержанный всхлип, Саймон наконец догадался, что они стоят в усыпальнице. Пыльная тишина заколоченного гвоздями гроба охватила их.

Потрясенный и растерявшийся от слабости, Саймон подошел к двум плитам, на которых стояло кресло, и нахально уставился на сидевшего. Пыль густым слоем покрывала и усопшего и его трон. И все же Трегарту стало ясно, что к расе Эсткарпа или Горма усопший вождь, священник, король или кто угодно не принадлежал.

Пергаментная темная кожа была гладкой на вид, словно искусный бальзамировщик разгладил ее. Склоненное лицо выдавало великую мощь и мужество, самой заметной чертой в лице был выступающий крючковатый нос. Небольшой острый подбородок, закрытые, глубокопосаженные глаза. Казалось, этот гуманоид происходил от птиц.

Покрытая толстым слоем пыли одежда тоже была сделана из похожего на перья материала, что еще усиливало иллюзию. Стройную талию перетягивал пояс, а на подлокотниках лежал топор, столь невероятной длины и размера, что Саймон даже засомневался, под силу ли было усопшему справиться с ним.

Волосы на его голове росли вверх, и усеянное драгоценными камнями кольцо стягивало их в какое-то подобие плюмажа. На когтистых пальцах, покоившихся на рукояти топора, и на ней самой поблескивали кольца. И это кресло, и его обитатель, и топор были настолько чужды человеку, что Саймон побоялся ступить на подножие трона.

— Волт! — почти взвизгнул Дживин. Последующих слов его Саймон не понял — тот забубнил что-то под нос, должно быть, молитву.

— Подумать только, и эта легенда истинна! — Корис подошел и стал рядом с Трегартом. Глаза его блестели, как в ту ночь, когда они с боем уходили из Сулкарфорта.

— Волт? Истина? Кто это? — отозвался Саймон, и выходец с Горма нетерпеливо ответил.

— Волт с Топором, Волт-Громовержец, Волт — пугало для непослушных детишек! Эсткарп стар, мы знаем о днях, когда люди еще не записывали своих деяний, даже не складывали о них легенд. Но Волт старше Эсткарпа! Волт из тех, что были людьми до людей, когда человек еще не был человеком. Они исчезли, когда люди еще учились отбиваться от диких зверей камнями и палками. Только Волт оставался жить и познакомился с первыми людьми, а они с ним… И с его топором! В своем великом одиночестве Волт пожалел человека, и расчистил ему топором путь к власти и знаниям, а потом, как и все, он покинул здешний мир.

— В одних местах Волта вспоминают с благодарностью, но и с опаской, потому что люди не знают, кто он. В других — его ненавидят великой ненавистью, потому что по мудрости своей Волт противился их безрассудству. Так и вспоминаем мы Волта — проклятиями и молитвами, он для нас — и бог и демон. А теперь мы вчетвером видим его, значит, он жил и хоть в этом был схож с нами. Хотя по природе своей ему было под силу больше, чем людям.

— Хей, Волт, — Корис приветственно поднял длинную руку. — Я, Корис, капитан Эсткарпа и его гвардии приветствую тебя. Знай, мир не слишком-то изменился с того дня, как ты оставил его. Мы все ссоримся и воюем, покой и мир недолго гостят у нас, а теперь вот ночь может выйти из Колдера. Море лишило меня оружия, поэтому я прошу твоей помощи, и если по воле твоей суждено нам выступить против Колдера, да взлетит твой топор над головами врагов.

Ступив на первый камень, он уверенно протянул вперед руку. Дживин охнул, свистящее дыхание Танстона еле доносилось до Саймона. Но Корис с улыбкой сомкнул пальцы на рукояти топора и осторожно потянул оружие к себе. Сидевший выглядел настолько живым, что Саймону казалось — вот-вот когтистая рука сомкнётся на древке и сидящий гигант вырвет у Кориса свое оружие. Но топор с легкостью очутился в руках Кориса, словно бы Волт не только не возражал, но и хотел передать свое оружие капитану.

Саймон думал, что в руках Кориса рукоятка рассыплется в прах, но тот, взметнув его вверх, обрушил оружие книзу, остановив удар лишь в паре дюймов от камня. Топор в его руках словно ожил: прекрасное и мощное оружие.

— Жизнью благодарен тебе, Волт, — крикнул он. — Им я прорублю путь к победе, никогда не приходилось мне даже держать подобное оружие. Я — Корис, неудачливый властитель Гормский, Корис-урод, Корис-нескладеха. Но если будет на то твоя воля, Волт, стану Корисом-завоевателем и имя твое вновь прославится в этих землях!

Быть может, голос его сотряс воздух в пещере, другого рационального объяснения случившемуся Саймон не видел. Сидящая фигура вдруг качнула головой: раз, другой, словно соглашаясь на просьбу Кориса. А потом тело это, только что казавшееся таким прочным, словно обрушилось внутрь. Дживин закрыл руками лицо, Саймон подавил возглас, готовый сорваться с губ. Волт…, если это действительно был Волт… исчез. В кресле осталась кучка праха, в руках Кориса был топор. Невозмутимый Танстон первым нарушил молчание, обратись к командиру.

— Его стража окончена, капитан. Теперь твоя пора. Ты здорово придумал попросить у него оружие. Думаю, это принесет нам удачу.

Опытной рукой Корис вновь замахнулся топором. Саймон отвернулся от пустого кресла. Явившись в этот мир, он видел колдовство ведьм и принял его, как часть новой жизни… Придется принять как данное и исчезновение Волта. Но и обретение сказочного топора не могло дать им ни глотка воды, ни пищи, о чем он и сказал.

— Конечно, — согласился Танстон. — Если отсюда нет иного пути, придется опускаться обратно, на берег.

Но путь наружу все-таки нашелся. За громадным креслом оказалась арка, засыпанная землей и щебнем. Руками и пряжками поясов они принялись за рытье. Работа показалась бы нелегкой даже свежему человеку. И только ужас, который теперь стало вызывать у Саймона море, заставлял его продолжать работу. В конце концов они расчистили небольшой проход, но оказались перед дверью.

Когда-то ее сделали из прочного дерева. Но за века она не разрушилась, не сгнила, нет, — природная химия почвы обратила ее поверхность в нечто подобное твердому кремнию. Корис махнул им.

— А теперь, разойдись!

Топор Волта вновь взлетел вверх. Саймон едва не охнул от жалости, ожидая, что острое лезвие защербится от удара. Топор со звоном отскочил, и вновь ударил в дверь со всей силой, на которую были способны могучие плечи капитана.

Дверь треснула, одна часть ее наклонилась вперед. Корис отступил в сторону, и остальные трое занялись проломом. Теперь в лицо им ударил дневной свет, свежий бриз ворвался в затхлое подземелье.

Руками они разломали остатки двери и сквозь заросли сухого кустарника и ползучих растений выбрались на склон, где пятнами уже ярко зеленела молодая трава и золотыми монетками поблескивали на ней маленькие желтые цветы. Они были на вершине холма, пологоспускавшегося к ручью. Не говоря ни слова, Саймон заковылял вниз, чтобы промочить, наконец, иссохшую глотку, смыть соль с изъеденной кожи.

Подняв от ручья голову и плечи, по которым стекали ручейки воды, он увидел, что Кориса нет среди них. Из пещеры Волта они вышли вместе, он был уверен в этом.

— А, Корис? — спросил он Танстона. Тот удовлетворенно вздыхал, вытирая лицо пучком мокрой травы, Дживин с закрытыми глазами лежал на спине.

— Он отправился сделать, что положено для того, кто остался на берегу, — далеким голосом ответил Танстон. — Командир не оставит своего гвардейца волнам и ветру, если в силах это сделать.

Саймон покраснел. Он-то совсем забыл про изувеченное тело на берегу. Пусть и по собственной воле вступил он в гвардию Эсткарпа, но своим среди гвардейцев себя еще не чувствовал. Эсткарп был слишком стар, а его люди… и ведьмы — слишком чужды ему. Петрониус сулил ему тогда совсем другое. Мир, куда стремится его сердце. Но он просто солдат, и попал в мир, где царит война. Их битвы оставались ему все еще непривычными, и он все еще чувствовал себя бездомным скитальцем.

Он вспомнил ее, ту, с которой бежал по болотистым равнинам, не зная еще, что она дева-ведьма, да и всего остального. Несколько раз тогда он почувствовал какую-то безмолвную симпатию между ними. Но и эти мгновенья были уже забыты.

Когда они вырвались из Сулкарфорта, она оказалась на другом суденышке. Быть может, их лодчонка оказалась удачливей. Он беспокойно шевельнулся, не желая признаться себе в собственном чувстве беспокойства, стараясь оставаться посторонним наблюдателем. Перекатившись на живот, он положил голову на согнутую руку и, повинуясь приказу собственной воли, мгновенно, как привык уже давно, уснул.

Проснулся он столь же быстро. Проспал он мало, солнце еще не сдвинулось по небосклону вниз. В воздухе пахло едой, под скалой горел костерок, и Танстон приглядывал за несколькими рыбками, насаженными на прямые прутья. Корис спал, подложив под голову топор, мальчишеское лицо его казалось теперь более усталым и осунувшимся, чем когда он бодрствовал. Дживин лежал у ручейка на животе, свесив голову. Оказалось, что он не только хороший наездник, но и умеет ловить рыбу руками.

Саймон подошел, и Танстон поднял бровь:

— Бери свою долю, — он показал на рыбу. — Не чистили, сойдет и так.

Саймон потянулся было за ближайшей к нему, но внезапная тревога во взгляде Танстона заставила его тоже поднять глаза. Широкими кругами парила над ними черная птица с уголком белых перьев на шее.

— Сокол! — выдохнул Танстон так, будто слово это означало нападение воинов Колдера.

2. Соколиное гнездо

Птица кружила над головой с присущей крылатым хищникам легкостью. Саймон успел уже заметить ярко-красные ремни или ленты, привязанные к ее ногам, и понял, что птица-то не дикая.

— Капитан! — Танстон, перегнувшись, потряс Кориса за плечо. Тот сел, по-людски потирая кулаками глаза.

— Капитан, сокольники близко!

Корис дернулся, вскочил, притенил глаза ладонью, пытаясь разглядеть медленно кружащую птицу. И четко просвистел какой-то сигнал. Медленное кружение завершилось движением, чудесным по точности и скорости: птица сорвалась в стремительный бросок. И уселась прямо на ручку топора Волта, торчавшую из травы на крошечной лужайке. Изогнутый клюв раскрылся, раздался отрывистый клекот.

Капитан склонился над птицей. Очень осторожно прикоснулся он к одной из полосок, в его руках ярко блеснула какая-то металлическая бляха. Он пригляделся к ней повнимательнее.

— Налин. Его птица. Должно быть, он в карауле. Лети, крылатый воин, — обратился Корис к тревожно переступавшей птице, — мы одной крови с твоим хозяином и между нами нет вражды.

— Жаль только, капитан, что птица не может передать такие слова этому Налину, — заметил Танстон. — Сокольники строго охраняют свои границы, а забредших к ним допрашивают только потом, если те уцелеют.

— Ты прав, бродяга!

Слова прозвучали откуда-то из-за спины. Гвардейцы как один обернулись, но перед ними были лишь трава и скалы. Неужели говорила птица? Дживин с сомнением рассматривал ее… Не доверяя магии ли, иллюзии, Саймон потянулся к единственному оставшемуся у него оружию — ножу за поясом.

Ни Корис, ни Танстон, впрочем, удивления не проявили. Они словно бы ожидали этого. Четко и медленно выговаривая слова, капитан произнес в воздух, словно обращаясь к невидимому слушателю.

— Я, Корис, капитан гвардии Эсткарпа, был выброшен бурей на побережье. Все остальные тоже из гвардии. Танстон — офицер Великого замка, Дживин и Саймон Трегарт, чужемирец, нанявшийся к нам на службу. Во имя Меча и Щита, Крови и Хлеба, прошу я у вас убежища, как принято между теми, кто не враждует, а вместе отражает общего врага.

Слабый отзвук этих слов угас. Птица вновь пронзительно вскрикнула и взлетела. Танстон сухо ухмыльнулся.

— Ну, теперь будем ждать либо стрелки в спину, либо проводника!

— И соперник будет невидимым? — спросил Саймон.

Корис пожал плечами:

— Каждому свои секреты. А у сокольников их хватает. И наше счастье, если они пошлют проводника. — Он принюхался. — Впрочем, пока судьба наша решается, можно перекусить.

Саймон обсасывал каждую косточку и попутно наблюдал за перерезанной ручьем поляной. Спутники его явно относились к своей участи философски. Откуда взялся голос, Саймон тоже не понимал. Но он уже научился оценивать ситуацию по поведению Кориса. Раз капитан спокойно ожидает, быть может, впереди не битва. Хотелось все-таки узнать что-нибудь о хозяевах этого места.

— А кто такие сокольники?

— Как и Волт, — Корис ласково погладил рукоять топора, — они легенда и история, только не столь древняя.

— Сперва это были наемники, из-за моря, со своих земель их выгнали варвары, и сюда они явились на кораблях сулкаров. Некоторое время они служили торговцам как матросы и воины. Они и сейчас, случается, нанимаются к ним, в особенности в молодости. Но большинство их не было расположено к морю — тоска по горам снедала их, ведь все они рождены в горных высях. И тогда пришли они к Хранительнице в город Эсткарп и предложили защищать южную границу, если дано им будет право поселиться в горах.

— И это было бы разумно! — вмешался Танстон. — Как жаль, что Хранительница не могла пойти на это.

— Почему же? — удивился Саймон.

Корис мрачно улыбнулся.

— Разве ты мало прожил в Эсткарпе, Саймон, и не знаешь, что такое матриархат? Нашу страну хранят не столько мечи мужей, сколько ладони жен. Сила дарована только женщинам.

У сокольников же странные обычаи, и они дороги им не менее, чем нравы Эсткарпа нашим ведьмам. Сокольники — боевой орден. В него входят только мужчины. Дважды в году отобранных молодых людей отпускают отсюда в женские деревни зачинать новое поколение, словно жеребцов в косяк кобыл. Но любовь, привязанность, равенство мужчины и женщины — сокольники этого не признают. И считают, что женщина пригодна только на то, чтобы рожать сыновей.

И для Эсткарпа они были просто дикарями, а их порочный образ жизни возмущал просвещенных дев, поэтому Хранительница возгласила, что, если с разрешения ведьм они поселятся в границах Эсткарпа, Сила будет оскорблена и покинет нас. И сказали сокольникам — нет воли Эсткарпа, чтобы вы охраняли границы. Но право проезда через страну со всеми припасами даровали и сказали, что, если найдут сокольники себе горы по вкусу за пределами Эсткарпа, — пусть селятся, ведьмы не будут желать им зла и не подымут на них меча. Так и прожили мы сотню лет или более.

— Значит, они нашли себе горы по вкусу?

— И трижды отстояли их, — подхватил Танстон, отвечая на вопрос Саймона, — от орд, которые герцоги Карстенские посылали на них. И выбранная ими земля помогает им.

— Ты сказал, что Эсткарп не предложил им дружбы, перебил его Саймон. — А что ты имел в виду, поминая клятву Мечом и Щитом, Кровью и Хлебом? Похоже, что какого-то понимания вы все же достигли.

Корис деловито принялся выковыривать косточку из рыбы. А потом улыбнулся, Танстон же просто расхохотался. Только Дживин казался озабоченным — не следует упоминать вслух о подобных вещах!

— Сокольники все же мужчины…

— Как и гвардейцы Эсткарпа? — догадался Саймон.

Корис широко ухмыльнулся, а Дживин нахмурился.

— Пойми нас правильно, Саймон. Мы уважаем Дев Силы. Но по природе своей… далеки они от нас, от всего, что трогает нас. Ты ведь знаешь — Сила оставляет ведьму, если она становится женщиной. И они вдвойне гордятся своей Силой, раз отдали за нее часть жизни. Для них обычаи сокольников, для которых ничто и гордость эта, да и сама их Сила, для которых женщина — тело и только, без разума и без личности, это какое-то порождение демонов.

— Быть может, обычаи сокольников и нам чужды, но как воинов мы, гвардейцы, уважаем их, и в прошлом никогда не бывало вражды между нами. Гвардейцы и сокольники не ссорились и прежде. И, — он отбросил обглоданный скелетик, — быть может, близок день, когда это поможет всем нам.

— Верно, — быстро согласился Танстон. — Карстен воевал с ними. И без всяких побуждений с нашей стороны, если герцог двинет армию на Эсткарп, сокольники окажутся на его пути. Это мы хорошо знаем, и в прошлую зиму, когда выпал Великий снег, по воле Хранительницы на юг, в деревни сокольников, посылали и скот и зерно.

— Женщины и дети там голодали, — согласился Дживин.

— Да, мы посылали много, чтобы хватило не только жительницам деревень, — возразил Танстон.

— Сокол! — Дживин ткнул большим пальцем вверх: черная птица с белой грудью скользнула над лагерем. На сей раз это был разведчик небольшой группы всадников, что выехали на поляну и остановились поодаль от пришельцев.

Мохнатые шустрые лошадки их были сродни пони, и Саймон подумал, что для езды в горах у них должны быть крепкие копыта. Седла заменяли простые подушки. Перед каждым на раздвоенном роге горбился сокол, пустовал только рог предводителя.

Подобно гвардейцам и сулкарам они носили кольчуги, у каждого за плечами был и небольшой граненый щит. Их шлемы имели вид соколиной головы. И хотя Саймон знал, что через прорези для глаз за ним следят люди, вид птицеголовых всадников несколько смутил его.

— Я — Корис, состою на службе у Эсткарпа. — Капитан стоял перед четверкой всадников, опершись руками на топор.

Воин, чей сокол только что вернулся на походный насест, поднял вверх безоружную правую руку жестом, старым как время и понятным повсюду.

— Налин с Внешних высот, — голос его гулко отдавался в шлеме-маске.

— Между нами мир, — то ли спросил, то ли объявил Корис.

— Между нами мир. Властелин Крылатых приглашает капитана Эсткарпа в Гнездо.

Саймон подумал было, что конькам не под силу нести двоих всадников. Но оказавшись позади одного из сокольников, тут же отметил, что лошадки твердо ступают по едва заметной тропке, словно ослик с двумя седоками.

Несомненно, дороги на земле сокольников прокладывали не для удобства или развлечения обычных путников. Усилием воли заставлял себя Саймон не жмуриться, пока конек трусил по карнизам над кручами и сапог его свисал над безднами, в глубь которых не хотелось даже заглядывать.

Время от времени то один, то другой сокол взмывал ввысь и устремлялся вперед. Покружив над будто ножом прорезанными узкими долинами, они возвращались обратно к хозяевам. Саймон гадал о причинах столь тесной связи человека и птицы: казалось, пернатые разведчики что-то сообщали своим владельцам.

Маленький отряд спустился со склона на гладкую как шоссе дорогу. Они пересекли ее и снова углубились в глушь. Саймон рискнул спросить у сокольника, за спиной которого ехал:

— Я не бывал еще в южных землях… Эта дорога через горы?

— Это торговая дорога. Мы охраняем ее и получаем плату за это. Значит, ты тот иномирец, что нанялся в гвардию?

— Да.

— Среди гвардейцев нет белых щитов. И капитан их, заслышав шум, едет к месту сражения не от него. Похоже, море скверно обошлось с вами.

— Кому из мужчин по силам командовать бурей, — уклончиво возразил Саймон. — Мы остались живы — и за то спасибо.

— И за то, что вас не выбросило на берег южнее. Шакалы из Верлена любят поудить в море, да живые люди им ни к чему. А когда герцог наложит на Верлен свою лапу, не как костер дрова станет он поглощать несчастных, а огнедышащим зевом.

— А Верлен принадлежит Карстену? — спросил Саймон. Он собирал факты, где только мог, выкладывая из них по кусочку картину этого мира.

— Дочь Верлена обручена с герцогом по их странным обычаям. Разве можно наследовать земли по женской линии. И по этому уродскому закону герцог сможет наложить лапу на Верлен и все богатства его от берегового разбоя. А чтобы увеличить доходы, он, возможно, пожелает захватывать все корабли у берега. С древних времен торговцы могли рассчитывать на наши мечи, хотя отнюдь не море мы выбрали бы для поля битвы… Так что нас призовут, чтобы очистить Верлен.

— Ты имеешь в виду, что вы станете помогать сулкарам.

Птичья голова часто закивала.

— Когда-то корабли сулкаров вынесли нас из огня, смерти и крови. Гвардеец! Этот долг еще не оплачен, пусть только Сулкарфорт позовет нас.

— Этого, увы, не будет! — Саймон даже не понял, почему эти слова сорвались у него с языка, и тут же пожалел о своей болтливости.

— Вы везете какие-то вести? Наши соколы летают далеко, но все-таки не до северных мысов. Что же стряслось с крепостью сулкаров?

Размышлениям Саймона так и не удалось завершиться ответом, — один из соколов вереща повис над ними.

— Отцепляйся — и с коня! — резко приказал всадник. Саймон повиновался, четверка гвардейцев осталась на тропе, а кони припустили вперед со скоростью, небезопасной для здешних мест.

Корис жестом приказал — вперед.

— Там засада, — с топором на плече он рванулся вслед быстро удаляющимся конькам. Стройные ноги с напряжением уносили его вперед, один Саймон кое-как приноровился к этому шагу.

Где-то впереди раздались вопли. Сталь зазвенела о сталь.

— Отряд из Карстена? — задыхаясь, выдохнул Саймон, догоняя капитана.

— Едва ли. Здесь много бандитов. Налин уверял, что они наглеют. На мой взгляд, они лишь маленький кусочек целого. Ализон угрожает с севера, на западе шевелится Колдер, банды наглеют. Карстен прислушивается. Давно волки и ночные птицы не глодали наших костей. Впрочем, они успеют еще передраться из-за них. Что же, не всем жить утром, некоторым достается вечер — приходится умирать и сходить во тьму, защищая остатки святынь.

— Неужели для Эсткарпа настал вечер? — сумел выговорить запыхавшийся Саймон.

— Кто знает? Эй, вот и бандиты!

Они глянули со склона вниз вдоль дороги, там уже закрутилась битва. Птицеголовые всадники спешились — узкое место не давало конным преимущества — и стальным кулаком умело сминали оказавшихся на дороге. Но не все бандиты оказались там, иные постреливали в сокольников из укрытий.

Спрыгнув на дорогу, Корис ринулся к нише, где укрывались двое. Скользнув по тропе, Саймон обрушил камень на голову одного из стрелков, в момент подобрал выпавшее оружие и обратил его против сотоварищей бывшего владельца.

Соколы метались над головами, с клекотом били в глаза и лица растопыренными когтями. Саймон выстрелил, прицелился и выстрелил снова, с некоторым удовольствием отметив попадание. Горечь поражения в Сулкарфорте вновь всколыхнулась в нем в минуты этой короткой стычки.

Визгливый сигнал рога разогнал птиц. С другой стороны долины замахали флагом, и бандиты, что еще оставались на ногах, отступили, впрочем, не переходя в бегство, пока не достигли такого места, где можно было укрыться от всадников. День уже угасал, и войско теней поглотило их всех.

От людей бандиты, пожалуй, и могли бы укрыться, но не от соколов. Птицы кружили над уходящим вверх склоном, камнем падали вниз и даже находили цель — иногда это подтверждали раздававшиеся вопли боли. Саймон заметил Кориса на дороге с топором в руках, на лезвии его теперь было темное пятно. Он пылко говорил о чем-то с одним из сокольников, не обращая внимания на тех, кто, переходя от тела к телу, быстрым ударом меча разрешали сомнения, если они возникали. Снова это мрачное занятие, как и тогда после засады! Стараясь не обращать внимания на добивавших, Саймон занялся пряжкой снятого им с кого-то оружейного пояса.

Повинуясь призывному свисту хозяев, соколы скользнули назад в сумрачном небе. Двоих птицеголовых перебросили через волнующихся коней и приторочили веревками к седлу, среди остальных были и перевязанные, некоторых поддерживали товарищи. Но банда явно потеряла значительно больше.

Саймон снова ехал за спиной сокольника, но уже другого. Тот прижимал к груди порубленную руку, тихо ругался при каждом толчке и потому не был расположен к разговору.

Ночь, как положено в горах, наступила быстро, над мглой в лучах заходящего солнца еще поблескивали пики. Теперь дорога стала шире и глаже, словно шоссе, особенно по сравнению с прежней. И наконец, она привела их к крутому подъему прямо к воротам замка сокольников. И таков был этот замок, что Саймон изумленно присвистнул.

Древние стены Эсткарпа, словно выраставшие из костей самой земли, произвели на него глубокое впечатление. Крепость сулкаров, даже покрытая пеленой тумана, производила весьма внушительное впечатление. Но этот замок словно был частью скалы. Можно было, конечно, предположить, что строителям удалось найти утес с подходящими для жизни пещерами. В сущности замка не было, гнездо представляло собой просто укрепленную гору.

По подъемному мосту они пересекли провал, к счастью, уже утонувший в тенях, узкая полоска моста пропускала лошадей только по одной. Саймон облегченно вздохнул, лишь оказавшись под злобными остриями, что свесились над входом в пещеру. Он помог раненому сокольнику слезть с седла, передал его в ждущие руки товарищей, поискал взглядом прочих гвардейцев, сразу заметив темную непокрытую голову высокорослого Танстона.

Потом к ним обоим протолкался Корис, за ним следовал Дживин. Хозяева как будто позабыли о них. Коней увели, каждый воин взял своего сокола на кожаную перчатку, потом они удалились в какой-то проход. Наконец, один из птицеголовых шлемов обернулся к ним, сокольник подошел поближе.

— Властелин Крылатых желает говорить с вами, гвардейцы. Кровь и Хлеб, Меч и Щит к вашим услугам!

Корис подбросил топор вверх, поймал его и, обратив лезвием от собеседника, церемонно произнес:

— Меч и Щит, Кровь и Хлеб, человек-сокол.

3. Ведьма в Карсе

Саймон вскочил с узкой постели, прижав костяшки пальцев к разламывающейся голове. Он спал и видел сон, яркий и жуткий, но мог вспомнить лишь чувство страха! А потом он проснулся в какой-то келье — ах, да, в жилище сокольника — с адской головной болью. Но острее боли было чувство необходимости выполнять чей-то приказ, или, быть может, просьбу?

Боль стихала, чувство острой необходимости — нет, и он понял, что не может более оставаться в постели. Надев кожаный костюм, предоставленный хозяевами, он вышел и обнаружил, что близится утро.

Пять дней они были в Гнезде, Корис уже собирался отправиться в путь на север на лошадях, через многие лиги кишевшей разбойниками территории. Саймон понимал, что капитан хочет заручиться помощью сокольников. Оказавшись в своей столице на севере, он предпримет все усилия, чтобы повлиять на предрассудки ведьм. Стойкие бойцы в птичьих шлемах могли крепко помочь Эсткарпу.

Падение Сулкарфорта возмутило суровых горцев, и в их укреплении шумно готовились к войне. В нижних этажах странной твердыни ночи на пролет работали кузнецы, бронники плели кольчуги, а горсточка техников возилась над бусинками, что, будучи на соколиных путах, позволяли парящей птице говорить голосом своего хозяина и передавать ему чужие речи. Секрет этот охранялся здесь суровее прочих. Саймону только намекнули, что они используют какой-то прибор.

Трегарт не раз обманывался в своих оценках этого мира, при встрече с каким-нибудь курьезом вроде этих бусинок. Люди, воюющие с мечом и щитом, не должны владеть изготовлением радиопередатчиков. Столь странные достижения науки и техники не могли не озадачивать. В этом мире естественной была магия ведьм, а не искусственные глаза и уши на лапах соколов.

Магия ведьм… Саймон поднялся по вырубленной в скале лестнице к наблюдательной площадке. В рассветных сумерках четко вырисовывались далекие горы, тумана не было. Прямо перед ним оказалась каким-то хитрым способом прорезанное среди гор окно на равнину — на Карстен.

Карстен! Он столь внимательно вглядывался в эту замочную скважину, что даже не заметил часового на посту, пока тот не заговорил:

— У тебя есть сообщение, гвардеец?

Сообщение? Это слово что-то включило в голове Саймона. На мгновение боль вернулась, стиснула лоб — он должен был что-то сделать. В какой-то мере это было предвидение, но слабее испытанного им на пути в Сулкарфорт. Только теперь его не предупреждали — звали. Пусть Корис и остальные гвардейцы едут на север, его путь лежит на юг. И Саймон предался этой мысли, прекратив всякое сопротивление.

— С юга новости были? — спросил он у часового.

— Спрашивай у Властелина Крылатых, гвардеец, — тот осторожничал, как и подобало на посту.

Саймон отправился к лестнице.

— Будь уверен, так я и сделаю.

Но прежде чем идти к командиру сокольников, Саймон отыскал капитана, тот был занят приготовлениями к дороге. Он поднял голову, и руки его оторвались от ремней и пряжек.

— Что ты предлагаешь?

— Можешь смеяться, — отрывисто сказал Саймон, — но мне суждена дорога на юг.

Корис сел на край стола и медленно покачал ногой в сапоге.

— Чем же так влечет тебя Карстен?

— Ничем, это же не я… — начал было Саймон, попытавшись выразить свои смутные чувства. Он и разговаривать-то никогда не любил, а тут надо было облечь в слова столь сложную мысль. — Меня влечет.

Нога замерла. Красивое жесткое лицо было бесстрастным.

— Когда и как это с тобой приключилось? — резко и строго потребовал он ответа как старший по чину.

Саймон сказал правду:

— Мне снился сон, потом я проснулся, а когда я поглядел вдаль, на равнины Карстена, то понял: моя дорога лежит в ту сторону.

— А что снилось?

— Не помню, просто какая-то опасность! Корис ударил себя кулаком по ладони.

— Пусть будет так! Хотелось бы, чтобы у тебя силы было побольше или не было совсем. Но если тебя тянет туда, мы едем на юг.

— Мы?

— Танстон и Дживин отвезут вести в Эсткарп. Колдер пока еще не может проникнуть за барьер, ограждающий его силы. Танстон управится с гвардией не хуже меня. Видишь ли, Саймон, я ведь из Горма, а Горм теперь бьется с гвардией, пусть воины его мертвы и одержимы демонами. По мере своих сил я служил Эсткарпу. Раз Хранительница приняла меня, буду служить и дальше. Только, похоже, теперь больше пользы от меня будет не в рядах его армии.

Как я могу быть уверенным. — Под темными молодыми глазами чернели круги — усталые глаза, только не от физической усталости. — Как я могу быть уверенным, что теперь, раз я из Горма, рука Колдера не сможет протянуться через меня в самое сердце Эсткарпа. Ты видел, что сделали эти твари с живыми людьми, которых я знал когда-то. Что еще может сделать эта дьявольская порода? В Сулкарфорт-то они прилетели по воздуху.

— Не обязательно с помощью магии, — возразил Саймон, — в моем мире по воздуху даже путешествуют. Жаль, что я не видел, как они появились там. Это могло бы многое прояснить.

Корис сухо усмехнулся:

— Без сомнения, в будущем нам еще не раз представится возможность ознакомиться и с другими их уловками. Саймон, я уверен, если тебя влечет на юг, это не случайно. А два меча, то есть топор и самострел, — поправился он с легкой улыбкой, — все-таки сильнее одного самострела. Хорошо уже то, что ты ощутил зов. Быть может, та, что была с нами в крепости сулкаров, осталась в живых и ей нужна помощь.

— Но почему ты решил, что это она? — Саймон уже и сам заподозрил это, и теперь его смутные ощущения нашли подтверждение в словах Кориса.

— Как почему? Да те, у кого есть Сила, могут посылать ее по тропам ума, словно сокольники по воздуху своих птиц. И если они ощущают кого-то из своих, то могут позвать или предупредить его. Что же касается твоего «почему», ты вышел с ней из Ализона, а потому ей легче позвать именно тебя.

Ты не нашей крови, Саймон Трегарт, твоя плоть не от нашей плоти. Похоже, в твоем мире сила эта влагается и в руки мужчин, не только в женские ладони Разве не ты почуял засаду на дороге у моря, как и наша ведьма. Да, я поеду в Карстен, для такого решения мне достаточно твоих слов, потому что я знаю Силу и потому что мы бились бок о бок, Саймон. Я дам Танстону указания и сообщение для Хранительницы, и мы отправимся с тобой искать в мутной воде нашу важную рыбку.

На юг они отъехали в броне и при оружии, снятом с поверженных врагов; чистые щиты свидетельствовали, что они наемники и ищут работу. Пограничная стража сокольников проводила их до отрогов и вывела на торговую дорогу в Каре.

Имея в своих руках столь тонкую нить, Саймон сомневался в разумности подобного предприятия. Только ее зов ощущал он и ночью и днем, хотя кошмары уже не повторялись. Утро заставало его теперь уже готовым к дальнейшей дороге.

Деревень в Карстене было много, путники углублялись в плодородные земли речных долин, и сел становилось еще больше, и вид у них был более богатый. Время от времени господчики из придорожных владений предлагали им остаться, но Корис презрительно фыркал, услышав о предлагаемой плате, что еще более добавляло к уважению, которым и так пользовались и он и его топор. Саймон больше помалкивал, приглядывался к стране, запоминал местность и дорогу, а еще подмечал обычаи и привычки местных жителей, а когда они оставались вдвоем, вытягивал из капитана информацию.

Когда-то в герцогстве местами жил народ сродни людям Эсткарпа. Да и сейчас Саймон частенько примечал гордые темноволосые головы, бледные лица с тонкими чертами, напоминавшие ему людей севера.

— Их прикончило проклятье Силы, — в ответ на вопрос пояснил ему Корис.

— Проклятье?

Капитан повел плечами:

— Оно восходит к природе Силы. Кто использует ее, тот не оставляет потомства. И с каждым годом число женщин, способных рожать, уменьшается. В Эсткарпе девица на выданье может выбирать мужа из десятерых, а скоро и из двадцати. Много у нас и бездетных.

Так было и здесь. Поэтому, когда крепкие телом варвары пришли из-за моря и осели вдоль берега, большого сопротивления им не оказали. И они стали постепенно прибирать к рукам земли. А прежних хозяев просто оттеснили в глубь страны. И в должное время среди пришельцев объявились военные предводители. Так мы получили в соседство герцогов, а последний из них — просто один из наемников, добившийся полновластия умом и острым мечом. Значит, и с Эсткарпом может случиться то же самое. Может. Только к нам примешали свою кровь сулкары, они одни, похоже, могут родниться с жителями Эсткарпа, что приносит свои плоды. Поэтому старая кровь на севере обновилась, доблесть вновь закипела. Но Горм теперь поглотит нас всех, прежде чем удастся что-либо сделать… Саймон, в этот город тебя не тянет? Это Гартхолм на реке, дальше его лишь сам Каре.

— Значит, едем в Каре, — помедлив, устало ответил Саймон. — Тяжесть еще не оставила меня.

Корис удивленно поднял брови:

— Значит, суждено нам вскоре идти на цыпочках и оглядываться. Пусть герцог и не из высокородных и господа поглядывают на него искоса, в тупости его не заподозришь. В Карее увидят и услышат любого незнакомца, а белыми щитами там привыкли интересоваться. В особенности если они тут же не отправляются вступать под его знамена.

Саймон задумчиво глядел на баржи, что покачивались на якоре у речной пристани.

— Но разве за это станут укорять раненого? И разве нет в Карее врачей, пользующих увечных? Ну, например, если человек получил в бою удар по голове и зрение теперь отказывает ему?

— А потому к мудрым лекарям в Каре его провожает товарищ, — хихикнул Корис. — Недурно, Саймон. А кто же из нас ранен?

— Похоже, я. Это поможет избежать всяких неловкостей, которые могут подметить опытные глаза и уши герцога.

Корис утвердительно кивнул.

— Коней продадим здесь, они выдают в нас пришельцев с гор, а в Карстене такие под подозрением. За плату можно добраться по реке. Разумный план.

Капитан-то и продал коней. Присоединившись на барже к Саймону, он все еще пересчитывал клиновидные кусочки металла, служившие здесь деньгами. Похлопав по кисету, Корис довольно ухмыльнулся.

— В моих жилах течет кровь купца, и я только что доказал это. В полтора раза больше того, что я рассчитывал получить, хватит, чтобы подмазать лапы в Карее, если, конечно, потребуется. А вот и провизия. — Он плюхнул принесенный мешок на палубу возле топора Волта, с которым теперь не расставался.

Следующие два дня ленивая река несла их по течению. К вечеру последнего дня невдалеке показались гордые стены и башни Карса, и Саймон невольно схватился за голову. Боль словно ударом обрушилась на его глаза. А потом она исчезла, оставив в памяти маленькую яркую картинку: плохо мощеная улочка, стена и дверь в глубине ее. Такова была цель, что ждала их в Карее.

— Значит, здесь, Саймон? — рука капитана легла ему на плечо.

— Так, — Саймон сомкнул веки, закат бил в глаза. — Где-то в городе есть улочка, стена, в ней дверь, там нас и ждут.

— Узкая улочка, стена и дверь…

Корис понял.

— Не густо, — отметил он, не отрывая глаз от города, словно усилием воли мог перескочить с баржи на медленно приближавшуюся пристань.

Впрочем, вскоре они уже поднимались от пристани по откосу к арке в городской стене. Учитывая выбранную роль, Саймон старался не торопиться, вообще двигаться так, как свойственно человеку, не доверяющему собственному зрению. Но нервы его были напряжены, он твердо знал, что, оказавшись в городе, сумеет найти нужную улочку. Ниточка, притянувшая его из-за границ герцогства, стала теперь прочным указующим путь канатом.

Переговоры, что вел у ворот Корис, описание увечья Саймона, вполне, впрочем, правдоподобное, ну, и, конечно, несколько монет, скользнувших в руку сержанта, открыли им путь внутрь. Когда они отошли подальше и завернули за угол, капитан вознегодовал.

— Да окажись этот тип в Эсткарпе, я бы содрал герб с его щита и выставил его самого на дорогу прежде, чем он успел бы назвать мне свое имя! Я слыхал, что герцог размяк, добравшись до власти, но чтобы настолько… Я не верил.

— Говорят, у каждого человека своя цена, — заметил Саймон.

— Верно. Но умный командир знает цену каждому под его рукой и использует каждого соответственно возможностям. Это наемники, их нетрудно перекупить. Может быть, в битве они еще и придерживаются правил чести и будут биться твердо за того, кто платит. Что с тобой? — резко спросил он, так как Саймон вдруг остановился и полуобернулся.

— Не туда идем. Надо на восток. Корис поглядел вперед.

— Боковая улица через четыре двери от нас. А ты уверен?

— Вполне.

На случай, если сержант возле двери окажется сообразительней, чем им показалось, они шли не торопясь — Корис за поводыря. Поперечная улица разветвлялась. Прислонившись к какой-то двери, Саймон пережидал, пока Корис проверял, не увязался ли кто за ними. Хоть внешность у Кориса была, понятно, приметной, маскироваться ему было не впервой, и скоро он быстрым шагом вернулся.

— Если к нам и приставили ищейку, значит, она хитрее лучшей ищейки Эсткарпа, а в это трудно поверить. А теперь пора зарываться в землю, пока нас не заметили и не запомнили. Все еще на восток?

В голове Саймона пульсировала тупая боль, по ее изменениям он мог узнавать «холодно» или «горячо». Особенно тяжкий удар повернул его в кривую улочку. На нее выходили в основном глухие стены, в немногих занавешенных окнах не было света.

Они прибавили шагу, Саймон оглядывал все окна, опасаясь заметить в одном из них людское лицо. И тут он увидел… дверь из видения. Он остановился возле нее, слегка задыхаясь, не от движения, нет, от бушевавших в груди чувств. Подняв кулак, он стукнул по прочному порталу.

Не дождавшись ответа, он ощутил странное разочарование. А потом толкнул дверь и почувствовал, что она заперта на засов.

— А ты уверен? — подзадорил его Корис.

— Да! — Никакой задвижки на двери не было, распахнуть ее было нельзя, но там за ней была та, что звала его сюда издалека.

Отступив на шаг — другой, Корис измерил глазом высоту стенки.

— Попозже, когда стемнеет, можно будет перелезть, только как бы не заметили.

Отбросив осторожность, Саймон грохнул кулаком в дверь, загремевшую как барабан. Корис ухватил его за руку.

— Ты хочешь перебудить всю армию герцога. Давай-ка засядем в таверне, когда настанет ночь — вернемся.

— В этом нет нужды.

Топор Кориса поднялся над плечом, рука Саймона была уже на самостреле. Дверь приоткрылась, и тихий невыразительный голос донесся через щель. Между кирпичной стеной и деревянной дверью показалась фигура молодого человека. Он был много ниже Саймона, даже Корис был выше его и как-то уж слишком тонок. Верхнюю часть лица юноши прикрывало забрало боевого шлема. На кольчуге не было кокарды господина.

Переведя взгляд с Саймона на капитана и словно удостоверившись, он отступил в сторону, приглашая их войти. Они вошли в сад, где на аккуратных клумбах торчали сухие побитые морозом цветы, миновали пустой фонтан, его каменная чаша осыпалась, и только утка с обломанным клювом тщетно дожидалась воды.

Другая дверь привела их в дом, и лучик света из нее был знамением привета. Молодой человек задержался, закрывая дверь в сад, и заторопился пройти вперед. Но дверь уже отворилась.

Саймон видел ее в лохмотьях, спасающейся от своры собак. Видел и в скромном одеянии своего ордена. Ехал рядом с ней, облаченной в кольчугу гвардейца. А теперь она была в алом расшитом золотом платье, на пальцах поблескивали кольца, короткие волосы покрывала сетка, усеянная самоцветами.

— Саймон! — Она не стала простирать к нему руки, здороваться иными словами, просто позвала по имени, но ему было тепло и приятно. — И Корис, — мягким смешком она словно пригласила их разделить эту шутку и склонилась в реверансе придворной дамы: — Неужели вы, господа, прибыли с вопросами к Мудрой города Карса.

Корис церемонно пристукнул головкой топора об пол и сбросил с широкого плеча седельные сумы.

— Мы явились по вашему приказу, точнее по приказу, который предназначался Саймону, и ждем теперь ваших указаний, госпожа. Но как хорошо, что с вами не случилось ничего плохого.

Саймон только кивнул. И снова не сумел отыскать слов, чтобы выразить чувство, в котором боялся признаться.

4. Приворотное зелье

Корис со вздохом поставил кубок.

— Ах, какая кровать, такой я не видал ни в одной казарме, да еще два таких пира. Подобного вина я не пивал с тех пор, как мы покинули Эсткарп. Как не был с тех пор в столь хорошей компании.

Ведьма легонько похлопала в ладоши.

— Корис Придворный! Корис и Саймон терпеливые! Ведь ни один из вас еще не спросил, что мы делаем в Карее, хотя вы оба пробыли под этой крышей целую ночь и часть дня.

— Под этой крышей… — задумчиво повторил Саймон. — А это случайно не посольство Эсткарпа?

Она улыбнулась:

— Логично, Саймон. Но мы здесь неофициально. Да, в Карее есть посольство Эсткарпа, и представительствует в нем некий господин с безупречным происхождением, никак не запятнанный связью с магией. Он обедает с герцогом по формальным оказиям, посол наш — воплощенная респектабельность. Посольство находится в совсем другом квартале. А мы здесь…

Когда она на миг замолчала, Корис непринужденно произнес:

— Догадываюсь, нужна наша помощь, иначе у Саймона не разламывалась бы голова. Надобно похитить Ивьена или просто расколоть пару черепов?

Спокойный молодой человек — ведьма звала его Бриантом, но причин присутствия не пояснила — говорил мало и неотлучно находился при своей госпоже. Без кольчуги и шлема, которые были на нем при встрече, он оказался тонким, почти хрупким и уж слишком юным, чтобы хорошо владеть тем оружием, что было привешено к его поясу. Но твердый рот и подбородок, непреклонная воля в глазах свидетельствовали, что дева Эсткарпа мудро выбрала новобранца.

— А ну, Бриант, — спросила ведьма, — закажем им Ивьена? — что-то шаловливое было в ее тоне.

Откусив конфету, молодой человек пожал плечами:

— Если он надобен вам. Мне он во всех случаях не нужен. — Легкое ударение на «мне» не осталось незамеченным для мужчин.

— Нет, не герцог нам нужен. Кое-кто из его домочадцев… например госпожа Олдис.

Корис присвистнул:

— Олдис! Вот никогда бы не подумал…

— Неужели мы станем связываться с любовницей герцога? Главное подозрение типично для твоего пола, Корис. Есть причина, почему я хочу знать о ней побольше, и прекрасный повод заманить ее сюда.

— А именно? — спросил Саймон.

— Ее влияние в герцогстве основано лишь на расположении герцога. Пока она удерживает его в своей постели, у нее есть все, что ей нужно, — не побрякушки и наряды, нет, — ее влияние. Мужчинам, желающим протолкнуть какое-нибудь дело, приходится просить Олдис облегчить им путь к уху герцога, даже если они и из старой знати. А что касается титулованных дам — Олдис сторицей отплатила за прошлые обиды.

— Вначале, когда Ивьен только заметил ее, она довольствовалась драгоценностями и подарками, но с течением времени власть стала значить для нее больше. Лишившись ее, она станет ничуть не лучше девки в портовой таверне — и она прекрасно это знает.

— А Ивьен еще не утихомирился?

— Он женился.

Саймон глядел на руку Брианта, потянувшегося к конфетам. На этот раз она не дотянулась, а схватилась за кубок возле тарелки.

— В горах до нас дошли толки о женитьбе герцога на наследнице Верлена.

— Свадьба с топором, — пояснила ведьма, — он еще не видел своей невесты.

— Неужто нынешняя госпожа боится соперницы? Разве наследница Верленская столь же хороша? — без всякого умысла спросил Саймон и вдруг заметил, что Бриант быстро глянул на него.

Мальчишка-то и ответил:

— Ни в коей мере! — к горячности тона примешивалась озадачившая Саймона непонятная горечь. Кто этот Бриант и где подобрала его ведьма, оба они и не представляли. Может быть, мальчик был влюблен в наследницу и горюет о потере?

Ведьма рассмеялась:

— Все решает время. Но, Саймон, думаю, Олдис теперь не может спать спокойно, она слыхала провозглашенный на рынке указ и прикидывает, понадобится ли она еще Ивьену. А в таком настроении она просто созрела для нас.

— Согласен, этой даме сейчас нужна помощь, — произнес Саймон, — но почему обязательно ваша?

Она с укоризной сказала:

— Хотя я нахожусь здесь не как Дева-властительница из Эсткарпа, но меня знают в городе. Я тут не впервые. И мужчины и женщины, женщины в особенности, всегда хотят знать свое будущее. За последние три дня у меня побывали две ее служанки — под чужими именами и с придуманными рассказами. Я назвала им их имена, кое-что напомнила и обе удрали с вытянувшимися физиономиями к своей госпоже. Не бойся — она не станет особенно медлить.

— Но зачем она вам? Влияние ее на Ивьена непостоянно и недолговечно… — покачал головой Корис. — Я никогда не считал, что понимаю женщин, но сейчас я в полном смятении. Горм — наш враг, не Карстен, во всяком случае сейчас.

— Горм! — за гладким фасадом ее лица что-то шевельнулось. — И здесь Горм пускает корни.

— Что! — Корис прихлопнул обеими ладонями по столу. — Горм добрался и до герцогства?

— Окольным путем. Карстен столкнулся с Гормом, его воины, случается, попадают туда. — Ведьма, поставив локти на стол, оперлась подбородком на сложенные руки и продолжила. — В Сулкарфорте мы видали, что сделали колдериты с людьми Горма — они стали их оружием. Но Горм только остров и, когда он пал, многие жители его погибли в битве, прежде чем с ними удалось содеять такое.

— Верно! — свирепо ответил Корис. — Столько пленных они взять не могли!

— Так. И когда погибла крепость сулкаров, Магнис Осберик, должно быть, уничтожил взрывом львиную долю нападавших. Этим он послужил своему народу. Большая часть торгового флота сейчас в море, а по обычаю сулкары, отправляясь в долгие странствия, забирают с собой семьи. Их гавань на нашем континенте погибла, но люди живы, а раз так, — могут построить себе новую крепость. А легко ли Колдеру восполнить свои потери?

— Да, похоже, у них сейчас нехватка людей, — согласился Саймон, прикидывая возможные последствия.

— Наверно, оно и так. Есть какая-то причина в том, что они не выступают против нас открыто. О Колдере мы знаем весьма мало, хоть он и расселся у наших дверей. Они покупают людей.

— Но рабы ненадежны на поле боя, — сказал Саймон. — Раз оружие в их руках — недалеко до восстания.

— Саймон-Саймон, ты разве забыл тех, кто бросался на нас из засады у прибрежной дороги. Как, по-твоему, собираются они восставать? Нет, у тех, кто марширует под гром барабанов Колдера, собственной воли не остается. Но верно вот что: за последние шесть месяцев на остров в устье Каре-реки не раз приходили галеры, и на них грузили пленных из Карса, заключенных из герцогских тюрем, случайных людей с улиц, из домов, безродных и одиноких, за кого некому заступиться.

— Подобное не сохранишь долго в тайне. Слушок, шепоток, — понемногу мы выяснили все. Мужчин продают в Колдер для таможних нужд. А если это происходит в Карстене, то разве не может быть в Ализоне? Теперь я уже понимаю, почему там провалилась моя миссия, почему меня так быстро раскрыли. Раз у колдеритов есть некие силы — а мы думаем, что это так, — значит, они могут чуять и таких, как я, — словно те псы на болоте.

И теперь мы считаем, что на Горме Колдер собирает силы для вторжения на материк. Быть может, однажды и Ализон и Карстен узнают, что сами готовили собственную смерть. Вот почему я хочу через Олдис узнать об этой гнусной торговле с Гормом — ее и быть не могло бы без ведома и согласия герцога.

Корис беспокойно шевельнулся:

— И среди солдат говорят о том же. Со знаками в кошельке белый щит, пройдясь по кабакам, может услышать о многом.

Она укоризненно поглядела на него:

— Ивьен отнюдь не глуп. Глаза и уши у него повсюду. И если такой приметный воин, как ты, капитан, появится в кабаках, он узнает об этом.

Корис не проявил беспокойства:

— Разве я, Корис Гормский, наемник, не потерял свое войско и репутацию в Сулкарфорте? Не сомневайтесь, если потребуется, у меня есть чем прикрыться. А вот ему, — он кивнул в сторону Саймона, — лучше затаиться, пока еще не забыта сказка, с которой мы явились сюда. А как насчет этого юнца? — он ухмыльнулся в сторону Брианта.

К некоторому удивлению Саймона, обычно тихий мальчик застенчиво улыбнулся. А потом глянул на ведьму, словно за разрешением. И к его не меньшему удивлению та, разрешая, кивнула с уже знакомым ему озорством.

— Бриант не барачная крыса, Корис. Просто он долго был здесь в заточении. Но не вздумай недооценить его десницу, уверяю, он способен удивить тебя и еще удивит… не однажды!

Корис рассмеялся:

— И не думаю сомневаться, госпожа, зная, от кого я это слышу. — Он потянулся к стоявшему рядом с креслом топору.

— Лучше оставь эту милую вещицу здесь, — предупредила ведьма, — уж он-то не останется незамеченным. — И она положила руку на рукоять топора.

И тут пальцы ведьмы словно застыли. И впервые после встречи в Карее спокойствие оставило ее.

— Что это, Корис? — голос ее слегка дрогнул.

— Разве вы не знаете, госпожа? Он пришел ко мне волей того, кто заставлял его петь, и теперь я отвечаю за него жизнью.

Она отдернула руку будто от истлевшей плоти.

— Волей ли?

Корис вспыхнул:

— О подобных вещах говорят лишь правду. Он был дан мне, и только мне будет служить.

— Тогда тем более не бери его на улицы Карса, — то ли просьбой, то ли приказом прозвучало в ответ.

— Укажите мне тогда безопасное место, где его можно оставить, — Корис явно не хотел расставаться со своим оружием.

Она слегка задумалась, приложив палец к нижней губе.

— Ну, хорошо. Потом ты все мне расскажешь. Бери его, и я покажу тебе самое безопасное место в этом доме.

Саймон и Бриант последовали за ними в соседнюю комнату, увешанную шпалерами, они были столь древними, что об изображенных на них сюжетах можно было только догадываться. Скользнув за одну из шпалер, она очутилась перед резной деревянной панелью, на ней скалили зубы и огрызались фигурки сказочных зверей. Она потянула за ручку, за дверцей оказался шкаф, и Корис поставил топор к задней стенке.

И словно тягучий прибой времени от древних стен Эсткарпа, словно благоговейный ужас перед чуждой сущностью Волта в полумраке и пыли, Саймон и здесь почувствовал какое-то странное излучение, исходящее от стен комнаты, что-то ощутимо присутствующее в воздухе, от чего по коже побежали мурашки.

Но Корис спешил упрятать свое сокровище, и ведьма, будто домашняя хозяйка, закрыла шкаф на крючок. Как обычно невозмутимый, Бриант застрял в дверях. Откуда возникло это ощущение? Саймон был так озадачен, что остался в комнате, даже когда остальные уже покинули ее, и медленно вышел на середину.

Мебели почти не было. Только кресло черного дерева с высокой спинкой, словно из приемного зала властителя, и такой же стул. А на полу между ними — странный набор вещей, которые Саймон принялся изучать, будто пытаясь что-то отыскать среди них.

Во-первых, там была маленькая глиняная жаровня, в которую можно было бы насыпать лишь горстку углей, не более. Она помешалась на короткой полированной доске. Рядом с нею стоял грубый горшок с какой-то бело-серой кашей. Тут же была приземистая бутыль. Два сиденья и странные предметы… Но кроме них в комнате присутствовало нечто еще.

Он даже не заметил, когда ведьма вернулась, и его раздумья прервал ее голос:

— Кто ты, Саймон?

Его глаза встретили ее взгляд:

— Вы знаете, в Эсткарпе я говорил правду. А истину вы, без сомнения, умеете видеть.

— Умею, и ты говорил правду. Но я снова спрашиваю тебя, Саймон: кто ты… На приморской дороге ты почувствовал засаду раньше, чем Сила предупредила меня. Но ты же мужчина! — впервые ей отказало самообладание. — Ты знаешь, что здесь делалось… Ты чувствуешь это!

— Нет. Я просто ощущаю, что здесь что-то есть. Я не вижу, что это, но знаю — оно существует. — Он не стал скрывать от нее ничего.

— Так и есть! — она стукнула кулаком о ладонь. — Ты не должен бы чувствовать такие вещи, однако чувствуешь. Я здесь занималась кое-чем. Я не всегда использую Силу, то есть нечто большее, чем собственное мое понимание мужчин и женщин, того, что кроется в их сердцах и душах. Три четверти моего дара — владение иллюзиями, ты видел это. Я не призываю ни демонов, ни существ из иного мира, просто мои заклинания действуют на разум тех, кто ждет чудес. Но Сила существует, и иногда она приходит на мой зов. Тогда я действительно могу творить чудеса. Я могу предчувствовать несчастья, хотя не всегда знаю форму, которую примет опасность. Это я могу… это правда! Клянусь своей жизнью.

— Верю, — согласился Саймон. — И в моем мире есть вещи, которые не объяснишь одной логикой.

— И ваши женщины тоже способны на подобное?

— Нет, у нас эта способность дается обоим полам. Мужчины, которыми я командовал, иногда предвидели несчастье, смерть, свою или чужую. Знавал я и дома, где обитало нечто, о чем было неприятно думать, чего нельзя было увидеть или почувствовать… как здесь.

Она следила за ним, не скрывая удивления. А потом рука ее начертала в воздухе между ними какой-то знак, на мгновение вспыхнувший огнем.

— Ты видел?! — то ли обвинение, то ли радость слышалась в этом восклицании. Впрочем, разбираться не было времени, тишину нарушил удар гонга.

— Олдис! А с ней охрана! — ведьма пересекла комнату и открыла панель, за которой Корис укрыл топор. Полезай, — приказала она. — Они обыщут весь дом, и лучше, если не увидят тебя.

Она не позволила ему протестовать, и Саймон обнаружил, что его втиснули в слишком тесное пространство. Потом панель захлопнулась. Тут он понял, что это не шкаф, а место для подслушивания. В резьбе были отверстия, их хватало и чтобы дышать, и чтобы видеть всю комнату.

Она втолкнула его слишком быстро.

Теперь он возмутился и стал шарить руками по панели, чтобы выйти. Однако с его стороны ручки не было — значит, вместе с топором Волта его упрятали в сейф до тех пор, пока ведьма не сочтет нужным выпустить его на свободу.

Раздражение Саймона росло; упершись о стенку лбом, он попытался по возможности рассмотреть комнату. И вдруг застыл: дева Эсткарпа вернулась с двумя солдатами, они быстро оглядели всю комнату, заглянув и за ковры. Ведьма, посмеивалась, наблюдала за ними. А потом бросила через плечо кому-то за порогом:

— Похоже, что чужому слову в Карее не верят. Ну, когда же в этом доме творилось зло? Ваши ищейки найдут здесь немного пыли да паутины — увы, я плохая хозяйка, — однако ничего более, госпожа. Зря они тратят время на обыск.

В ее словах слышалась насмешка, легкая, но, впрочем, способная задеть. Со словами она обходилась очень ловко. Говорила, словно взрослый с детьми: с усмешкой, беспокоясь о более важном, однако тактично пригласила ту, что была за дверью — взрослую ко взрослой.

— Халсфрик! Доннар!

Люди с вниманием остановились.

— Проверяйте прочие части этого логова, но нас оставьте наедине!

Они почтительно расступились, пропуская вперед женщину. Ведьма закрыла за нею портьеру и обернулась к пришедшей, скинувшей плащ с капюшоном прямо на пол, где он растекся шафранной лужицей.

— Приветствую вас, госпожа Олдис.

— Время уходит, женщина, ты сама это сказала, — слова были грубы, но бархатные тона в голосе смягчали их резкость. Один этот голос может сразить мужчину, особенно с глазу на глаз.

И фигурой любовница герцога вовсе не походила на пышную перезрелую девицу из трактира, как представлялось ведьме. Это была молодая девушка, еще не осознавшая своих возможностей… Небольшая высокая грудь была скромно прикрыта, однако ткань великолепно обрисовывала ее. Противоречивая женщина — и тщеславная и холодная. Теперь Саймон прекрасно понимал, как удавалось ей столь долго держать в руках опытного развратника.

— Ты говорила Фирте… — вновь прозвучала укутанная в бархат резкая нота.

— Вашей Фирте я все объяснила, и что я могу сделать, и что для этого необходимо, — ведьма тоже не была многословной. — Условия вас устраивают?

— Они устроят меня, когда все кончится удачно. Обеспечь мою безопасность в Карее, и потом получишь свою плату.

— Странный способ торговаться, госпожа, все преимущества на вашей стороне.

Олдис улыбнулась.

— Ах, ведь если у тебя есть эта Сила, Мудрая, ты можешь и спасти и погубить, и я окажусь для тебя легкой добычей. Говори, что делать, да поживей. Этим двоим я могу верить, они обязаны мне, но в этом городе есть и иные глаза и уши.

— Давай руку. — Женщина из Эсткарпа взяла маленький горшок с кашей. Олдис протянула руку, унизанную кольцами, одна — две капли из уколотого иглой пальца упали в горшок, ведьма добавила туда жидкости из бутылки и взболтала. А потом раздула угли в крошечной жаровне.

— Садись, — указала она на стул, а когда Олдис уселась, положила ей поперек колен доску и поставила на нее жаровню.

— Думай о том, кого хочешь, только о нем думай, госпожа.

Держа горшок над огоньком, женщина из Эсткарпа запела. Странно, то, что своим присутствием так озадачило Саймона совсем недавно, то, что клубилось и охватывало их, когда она чертила между ними огненный знак, теперь потихоньку истекало из комнаты.

Но ее пение имело свою силу, меняло мысли, вызывало иную реакцию. И поняв, что она делает, к чему это способно привести, Саймон после мгновенного шока прикусил нижнюю губу. Услышать такое… от женщины, которую, казалось, он начинал понимать. Магия эта предназначалась для Олдис и ей подобных, не для холодной чистоты Эсткарпа, нет! Но на него она уже начинала действовать. Заткнув пальцами уши, Саймон попытался не слышать, не воспринимать этот знойный жар, истекавший из воздуха в пульсирующую в его теле кровь.

Убрать руки он решился, лишь когда заметил, что губы ведьмы перестали шевелиться. Лицо Олдис порозовело, полуоткрытый рот увлажнился, она смотрела перед собой невидящими глазами, пока ведьма не сняла с ее колен доску и жаровню. А потом женщина из Эсткарпа взяла получившуюся лепешку, раскрошила ее в квадратик белой ткани и подала своей гостье.

— Добавишь щепотку ему в еду или питье, — голос ведьмы стал безжизненным, говорила она как смертельно усталый человек.

Олдис резко схватила сверток, засунула за корсаж платья.

— Будь уверена, я использую его правильно! — По пути к двери она подобрала плащ. — Я сама назначу цену.

— Конечно, госпожа, конечно.

Олдис вышла, а ведьма стояла, опершись рукой на спинку кресла, словно нуждаясь в опоре. На лице ее отражалась усталость вместе с недовольством, даже со стыдом, будто, пусть из лучших побуждений, она воспользовалась нехорошим средством.

5. Трижды вне закона

Руки Кориса двигались в ровном ритме, полируя лезвие топора медленными движениями шелковой тряпки. Сокровище свое он затребовал сразу же, как только вернулся, и теперь, усевшись на подоконник, держал его на коленях и толковал:

— …влетел он, словно по пятам его гнался отряд из Колдера, и врезался прямо в сержанта, а тот расплескал полчаши вина, за которое платил я, и потому собрался выпустить парню кишки. Тот лишь визжал и хватался за него. Клянусь всем, что мы узнали в Карее, во всей этой мути есть доля истины.

Саймон глядел на двух остальных собеседников. Он и не ждал, что ведьма чем-то выдаст свое удивление или знакомство с этой историей. Но извлеченному ею неведомо откуда юнцу не по плечу было подобное самообладание. Слишком уж невозмутимым он казался. Всякий, кто привык скрывать свои чувства, непременно выказал бы удивление.

— Понимаю, — Саймон перебил капитана, — эта история вовсе не муть для вас, госпожа. — После той сцены с Олдис часом раньше он не мог сдержать опаски. Если она почувствовала его осторожность, то не подала виду.

— Хунолд мертв на самом деле, — прямо отвечала она, — и умер он в Верлене, а госпожа Лоис исчезла с лица земли. Это правда, капитан, — обратилась она скорее к Корису, — а то, что все вышло в результате набега из Эсткарпа, — конечно, сущая ерунда.

— Уж это я и сама знаю, госпожа. Так мы не воюем, но, быть может, за этим рассказом что-то кроется. Я забыл спросить: на рифы Верлена кроме нас волны не вынесли никого из гвардейцев Эсткарпа?

Она покачала головой.

— Насколько мне ведомо, капитан, только ты и твои спутники вырвались живыми из Сулкарфорта.

— Но эту болтовню будут передавать, и она станет основанием для вторжения в Эсткарп, — нахмурился Корис. — Герцог весьма ценил Хунолда. Не думаю, чтобы он легко примирился с его смертью, тем более что она окутана подобной тайной.

— Фалк! — Имя это вырвалось из уст Брианта, словно стрелка из самострела. — Эта история оправдывает Фалка? — Теперь на бесстрастном лице юноши появилось выражение. — Но тогда ему пришлось расправиться и с Сириком и с Владетелем Дуарте. Похоже, Фалку пришлось потрудиться.

Этот щитоносец знает столько подробностей, можно подумать, он сам принимал в этом участие, подумал Саймон.

— Только что прибыл вестник с моря. Он говорил то же самое, я слышал.

— С моря! — ведьма вскочила, золото и пурпур ее одежд всколыхнулись. — Фалка Верленского нельзя считать простаком, но быстрота, с какой все происходит, стремление выудить выгоду при малейшей возможности припахивает большим, чем просто желание Фалка оградить себя от мести Ивьена!

В ее темных глазах бушевала буря, она холодно оглядела троих… будто даже их причисляла к врагам.

— Это весьма не нравится мне. Всякой небылицы из Вердена ждать следует: Фалк должен угостить Ивьена каким-нибудь оправданием, если не хочет, чтобы воины герцога обрушили ему на голову собственные же башни. И он, безусловно, способен пустить кровь Дуарте и Сирику, чтобы прикрыть собственные грешки. Но слишком уж быстро, слишком логично все происходит! Могу поклясться…

Она расхаживала взад и вперед по комнате, алая юбка колыхалась:

— Мы — повелительницы иллюзий, но перед лицом самой Силы Эсткарпа я поклянусь, что шторм был настоящим! Разве что колдериты овладели законами природы… — Она резко остановилась, рука ее метнулась ко рту, словно сожалея о сказанном. — Если они достигли уже такой власти, — прошептала она, — впрочем, не думаю, что им уже по силам передвигать нас туда или сюда! И в это я не смею поверить! И все же… — Она вихрем повернулась к Саймону: — Брианта я знаю, что он делает и почему — мне понятно. Но ты… человек из туманов Тора, тебя я не знаю. И если ты скрываешь что-то, быть может, мы сами навлекли на себя нашу погибель.

Корис перестал полировать топор. Тряпка упала на пол, руки сомкнулись на топорище.

— Его проверяла Хранительница, — проговорил он примирительным тоном, бросив на Саймона оценивающий взгляд, словно перед поединком.

— Да! — согласилась Дева Эсткарпа. — Невероятно, что власть Колдера над человеком можно скрыть так, чтобы мы не почувствовали этого. Они могут укрыть свою власть, но сама пустота их защиты заставит нас заподозрить нечистое! Остается последняя проверка! — Она расстегнула платье на шее и достала с груди тусклый камень, вывезенный из Эсткарпа, стянула через голову цепочку и протянула Саймону, приказала:

— Бери!

Корис вскрикнул и спрыгнул с подоконника. Но Саймон взял камень в руку. Сперва он показался ему холодным и гладким, как простой полированный камень, а потом начал теплеть, нагреваясь с каждой секундой. Но тепло не обжигало, не причиняло боли рукам.

— Я знала! — раздался ее грудной шепот. — Ты не из Колдера, конечно, не из Колдера, иначе ты не смог бы держать в своих руках огонь Силы и не обжечься. Приветствую тебя брат в Силе! — И снова она начертала в воздухе знак, вспыхнувший огнем и вновь померкший. А потом взяла у него камень из рук и водворила на прежнее место, под платье.

— Но он мужчина! Настолько внешность не изменить, да и нас в бараках не проведешь, — заговорил Корис. — Как может обладать Силой мужчина?

— Это мужчина не из нашего времени и пространства, а что возможно в иных мирах, мы не знаем. Теперь я могу поклясться, что он не из Колдера. Быть может, именно против него не смогут они устоять в последней битве. Но теперь мы должны…

Беседу внезапно прервал раздавшийся в стенке сигнал. Саймон и Корис с готовностью глянули на ведьму. Бриант вытащил самострел.

— Калитка в стене, — сказал он.

— Сигнал правильный, но время не то. Ответь, но будь наготове.

Он уже выходил из комнаты. Корис и Саймон поспешили следом к двери в стене сада. Выйдя из мертвящей тишины за толстенными стенами странного дома, они услышали в городе шум. Этот шум был смутно знаком Саймону, вне сомнения, он уже слышал подобное. Корис казался озадаченным.

— Толпа! Рычание преследующей жертву толпы!

Саймон, припомнив кровавый ужас собственного прошлого, отрывисто кивнул и поднял свой самострел, чтобы поприветствовать нежданного гостя, кем бы он ни оказался.

Ошибиться в происхождении человека, что стоял, опершись о дверь, было трудно. Кровавая рана не мешала признать в нем уроженца Эсткарпа. Едва шагнув, он покачнулся вперед, и Корис подхватил раненого, не позволив ему упасть. И тут на них буквально обрушился неожиданный взрыв, что сотряс и землю и воздух.

Человек в руках Кориса шевельнулся, улыбнулся и попытался что-то сказать. На мгновение утратив слух, они не слышали его. Бриант захлопнул дверь и закладывал засовы. Саймон и капитан повели обвисавшего между ними беглеца к дому.

Он успел прийти в себя настолько, что даже поприветствовал рукой вышедшую навстречу ведьму. Отмерив некоторое количество синеватой жидкости, она поднесла чашку к его губам.

— А господин Вортимер?

Раненый с облегчением откинулся назад в кресле, куда его только что усадили.

— Он только что умер, госпожа, под громовой удар! А с ним и все наши, кому посчастливилось вовремя добраться до посольства. Что касается прочих… за ними охотятся… на улицах. Ивьен троекратно провозгласил вне закона всех жителей Эсткарпа и Древнюю Расу! Он словно сошел с ума.

— Ах, и он тоже…? — Ведьма прижала руки к вискам, словно стараясь заглушить невыносимую боль. — Времени у нас совсем нет?

— Вортимер послал меня предупредить вас. А вы еще не решили, последовать ли за ним тем же путем?

— Нет еще.

— Трижды объявленного вне закона можно убить на месте без лишних слов. А в нынешнем Карее слово «убить» не подразумевает легкую смерть, — бесстрастно сказал он. — Не знаю, какие надежды связываете вы с госпожой Олдис…

Ведьма рассмеялась.

— На Олдис надеяться не приходится, Вортигин. Нас пятеро… — Она покрутила чашку в руках, а потом глянула прямо на Саймона. — И наша жизнь важна не только для самих нас. В Карстене есть еще люди древней крови. Если их предупредить, они могли бы уйти через горы в Эсткарп и увеличить наше число. И то, что мы здесь разузнали, пусть это еще не вся истина, должны узнать и дома. Быть может, моих сил не хватит на заклинания, придется тебе помогать, брат!

— Но я не знаю, как это делается… Я никогда не использовал эту вашу силу, — запротестовал Саймон.

— Будешь просто помогать мне. В этом единственная наша надежда.

Корис отвернулся от окна, через которое только что внимательно изучал сад.

— Изменение облика?

— Единственная возможность. Только на какой срок хватит моих сил? — Она пожала плечами.

Вортигин облизнул языком губы.

— Выведите только меня из этого проклятого города, и я подыму все деревни. В глубинке у меня довольно родичей, послушных моему слову.

— Идем! — Она направилась в увешанную коврами магическую комнату.

В дверях Корис остановился.

— Полученный дар я забираю с собой. В любом виде топор Волта должен быть при мне, — объявил он.

— Я бы сказала, что ты не в своем уме, — огрызнулась она, — если бы не знала, как дорога тебе твоя кусачая игрушка. Но делали топор не люди, а потому при изменении формы он может потерять свой вид. Могу лишь попытаться. А теперь приготовьтесь, да поживее.

Она потянула ковер в сторону, Саймон и Корис убрали стулья, отнесли прочие вещи к стенам. Камнем Силы очертила она на полу слабосветящееся пятно. Корис с вызовом брякнул топор в самый центр звезды.

Ведьма обратилась к Саймону:

— Облик на самом деле нельзя изменить, это простая иллюзия, такими нас увидят те, кто будет нас ловить. А сейчас я попробую воспользоваться твоей помощью. Теперь, — она огляделась и поставила маленькую жаровню у топора, раздув угольки в ней, — можно сделать лишь то, что должно быть сделано. Готовьтесь.

Корис ухватил Саймона за руку.

— Раздевайся догола… иначе Сила не сработает! — Сам он уже сбрасывал куртку.

Саймон последовал его примеру. Вдвоем они помогли раздеться Вортигину.

Вверх от жаровни клубился дым, наполняя комнату красноватым туманом, скрывавшим теперь и приземистое тело Кориса и мускулистое тело беглеца.

— Становитесь в углах звезды, по одному в вершине, — приказал из тумана голос ведьмы. — Саймон, иди сюда.

Двинувшись на зов, он потерял из виду Кориса и другого мужчину. Белая рука потянулась к нему и схватила его ладонь. Под ногами он видел угол звезды.

Вдалеке кто-то запел… Позабыв обо всем, Саймон словно парил в облаке. Ему было жарко, но тепло не снаружи, — изнутри. Теплота эта исходила из тела, стекала по правой руке. И Саймон подумал, что, будь это возможно, он увидел бы и как течет алая кровь в его жилах. Его окружал теперь густой серый туман, в котором исчезли остальные. О существовании собственного тела можно было судить лишь по ощущениям.

Распев становился все громче. Он помнил, что уже слышал этот поющий голос… Тогда его звук порождал в нем вожделение, желание тут же удовлетворить страсть. Лишь напряжением всей силы воли удалось ему тогда осилить соблазн. Теперь этот голос действовал уже иначе, и он не испытывал этой жажды обладания.

Он закрыл глаза, чтобы не видеть клубы тумана, и отдался во власть этого голоса… Каждая нота пульсировала в его теле, становилась частью его, въедалась в плоть и кости, а теплый поток все еще истекал из руки.

Потом ладонь его бессильно упала на бедро. Пение затихало, и поток перестал истекать. Саймон открыл глаза. В окружавшей стене тумана появились просветы. В одном из них показалась уродливая харя, не лицо — карикатура на человека. Но в глазницах сардонически ухмылялись глаза Кориса. Чуть поодаль виднелось другое лицо, с коростой от какой-то болезни и вытекшим глазом.

Тот, с глазами капитана, перевел взгляд от Саймона на своего соседа и осклабился в широкой усмешке, показав гнилые желтые клыки:

— И хороша же компания! — воскликнул он.

— Одевайся! — резко сказала ведьма из рассеивающегося тумана. — Сегодня вы вышли из трущоб Карса грабить и убивать. Разве честный человек воспользуется таким случаем?

Они натянули свою собственную одежду, стараясь выглядеть похуже — все же отбросы общества, — а Корис подобрал с пола… Нет, не топор Волта… — покрытый ржавчиной шест с крюком на конце, о назначении которого Саймон постарался не думать.

Чтобы оглядеться, зеркала не было, но было нетрудно догадаться, что внешний вид его ничуть не более респектабелен, чем у прочих. Конечно, он ожидал, что и ведьма и Бриант переменятся тоже, но их новый облик озадачил его… Дева Эсткарпа стала старухой, грязные седые пряди свисали на сгорбленные плечи, вся ее фигура была пропитана застарелым пороком. Юнец же стал полной ее противоположностью. Саймон не мог скрыть удивления: перед ним стояла девушка, наряженная в алое с золотым платье ведьмы.

Бледный, бесцветный Бриант стал пышной красоткой, прелести которой были более чем на виду, — должно быть, усталая служанка не затянула шнуровку. Старуха ткнула пальцем в Саймона.

— Это твоя добыча, смелый парень. Перекинешь ее через плечо, а если устанешь, — остальные бандиты помогут. Играй свою роль верно, не ошибись. Ведьма отвесила мнимой девице шлепок по спине, пославший ее прямо в объятия Саймона. Он на лету поймал ее, перебросил через плечо, а ведьма критическим взглядом режиссера оценила впечатление и приказала спустить платье с юных гладких плеч пониже.

Саймон внутренне был потрясен полнотой превращения, он думал, что иллюзия будет только для глаз, но в руках его было, вне сомнения, женское тело. Настолько, что ему даже пришлось напомнить себе, что выносит из дома именно Брианта.

В тот день Каре был наводнен подобными шайками, и зрелища, что им довелось видеть, сознание невыполненного долга, неоказанной помощи, огнем палило их души по дороге к причалам. У ворот, впрочем, торчало достаточно стражников. Но пока Саймон приближался к ним со стонущей теперь пленницей, а его оборванцы-спутники ковыляли чуть сзади, ведьма успела забежать вперед — и, неловко споткнувшись, упала, так что сверкающее содержимое ее мешка покатилось в пыли по дороге.

Стражи мгновенно ожили, капитан пинком отбросил старуху с пути. Один из стражников, быть может, из чувства долга, а скорее всего, предпочитая тот род добычи, что принадлежал Саймону, двинулся к, ним. Загородив копьем дорогу Трегарту, он ухмыльнулся.

— У тебя здесь мягкий груз, рыбий потрох. Он слишком хорош для тебя! Пусть им сперва попользуется кто-нибудь почище тебя!

Корис ржавым крюком шеста подцепил его за ноги, капитан упал, и вся компания рванулась в ворота. Стража кинулась следом.

— В воду! — Брианта вырвали из рук Саймона и швырнули в речной поток. В элегантном прыжке капитан вошел в воду рядом с барахтающимся телом в красном с золотом платье. Вортигин бежал прихрамывая. Убедившись, что Корис рядом с Бриантом, Саймон поискал взглядом ведьму.

У входа метались фигуры, кипела свалка. Он подбежал поближе и, подняв самострел, трижды остановился и тремя выстрелами уложил троих, насмерть или тяжело ранив. Этот рывок оказался весьма своевременным: поднятый меч уже готов был обрушиться на скрюченную седоголовую фигурку, без движения лежавшую на земле.

Саймон еще дважды выстрелил. А потом его кулак обрушился на чью-то плоть, сокрушая кости. Кто-то взвизгнул и бросился бежать. Саймон, не медля, вскинул ведьму на плечо, и обнаружил, что она потяжелее Брианта. Крепко держа ее, он, задыхаясь, бежал к ближайшей барже, а потом, петляя между наваленными на палубе грузами, к противоположному борту — к воде.

Женщина в его руках вдруг ожила и забилась, вырываясь из рук похитителя. Саймон потерял равновесие, и они рухнули в реку, неожиданно и неловко. Глотнув воды, Саймон задохнулся и инстинктивно, хотя неуверенно, всплыл.

Как только его голова оказалась на поверхности, он поискал взглядом ведьму, — неподалеку морщинистые руки уверенными движениями пловца взрезали воду.

— Хоу!

Зов раздался с палубы баржи, плывшей по течению. С ее борта свисал канат. Уцепившись за него, Саймон и ведьма вскарабкались на палубу лишь затем, чтобы по торопливому приказу Кориса оказаться в воде с другой стороны. Баржа теперь отгораживала их от берега.

У борта ее оказалась крошечная лодчонка, в ней сидел Вортигин, Бриант перегнулся через борт, его изрядно мутило и он кутался в свое красно-золотое платье, словно всамделешная жертва насилия. Когда они перевалились через борт, Корис концом своего крюкастого шеста оттолкнулся от баржи.

— Я думал, что ты потерял эту штуку у ворот!

Грубые черты, за которыми скрывалось лицо Кориса, исказило изумление:

— Его-то я никогда не потеряю! У нас есть время — они будут считать, что мы прячемся на барже, по крайней мере мы можем надеяться на это. Но как только эта штука отплывет от причалов подальше, надо будет переплыть на тот берег.

С предложением капитана все согласились, однако минуты, пока они оставались у баржи, оказались очень долгими. Бриант наконец выпрямился и сидел теперь, отвернувшись от прочих, словно стесняясь своего облика. Ведьма, сидя на носу, внимательно оглядывала дальний берег.

Им повезло — близилась ночь, а Вортигин хорошо знал эти места. Он брался незаметно провести их через поле, мимо домов и ферм, подальше от Карса в относительную безопасность.

— Трижды вне закона… Да, в Карее он может провозгласить это. Город принадлежит ему. Но родовитые господа в родстве с нами, а если же нет — пусть они чувствуют симпатии к нам, — тогда они должны испытывать неприязнь к Ивьену. Может быть, они побоятся помогать нам, но и не станут содействовать в поимке людям герцога. По большей части они просто закроют глаза и уши, чтобы не видеть и не слышать ничего.

— Да, Карстен закрыт отныне для нас, — ведьма согласилась с Вортигином. — И всем людям Древней Расы я бы посоветовала бежать из герцогства, бежать, пока не стало слишком поздно. Быть может, сокольники в этом помогут им. Эйе… Эйе… ночь наступает для нас!

И слова ее, понимал Саймон, были не о сгущавшейся уже темноте.

6. Лже-сокол

Они укрылись в поле у осевшего за зиму стога. Саймон, Корис и Вортигин, прикрывшись влажной соломой, следили за происходившим в деревушке у перекрестка дорог. Яркие сине-зеленые мундиры слуг герцога — их было четверо, все на конях, снаряженные для трудной и дальней езды, — были окружены тусклой толпой поселян. Предводитель небольшого отряда из Карса подчеркнуто церемонно въехал на коне под Столб Повелений, и приложил рог к губам — он серебром сверкнул в лучах восходящего солнца.

— Раз… два… три… — Корис громко считал. Они слышали звуки прекрасно, должно быть, вся округа слышала троекратные звуки рога, но речи людей герцога доносились до них смутным бормотанием.

Корис посмотрел на Вортигина:

— Они спешат. Должен поторопиться и ты, чтобы успеть вовремя предупредить родственников.

Вортигин глубоко вонзил свой поясной кинжал в землю, словно бы в одного из сине-зеленых всадников.

— На двух ногах далеко не успеешь.

— Согласен. У них есть все, что нам надо. — Корис ткнул пальцем в сторону отряда.

— А за мостом дорога идет через лес, — подумал вслух Саймон.

Псевдолицо Кориса выразило злодейское удовлетворение.

— Они скоро закончат эту болтовню, давай поживее.

Они отползли от своего наблюдательного поста, вброд миновали реку и вышли на тропу в лесу. Дороги на север здесь были плохими. Ивьену в этих краях втихую сопротивлялись все — и благородные и простолюдины. И отходя от основных дорог, пути тут же становились грубыми тропами.

По обе стороны от тропы поднимались поросшие травой и кустами откосы. Место было небезопасно для путников, в особенности в ливреях герцога.

Саймон укрылся по одну сторону от тропы, Корис спустился пониже к реке, чтобы отрезать путь к отступлению. А Вортигин засел напротив Саймона. Оставалось только ждать.

Впрочем, предводитель вестников не был дураком. Один из его воинов проехал вперед, оглядывая и кусты, в которых шелестел ветер, и подозрительно высокие заросли травы. Не заметив засады, он проследовал дальше. За ним ехал старший, с рогом, и последний из его спутников, четвертый, замыкал маленький отряд.

Саймон выстрелил, когда этот, так сказать, арьергард поравнялся с ним. Из седла после великолепного выстрела вывалился разведчик.

Предводитель резко развернул коня, и в ту же секунду, захлебываясь кровью, перед ним повалился на землю замыкающий.

— Сул!.. Сул!.. Сул!.. — пронзительно загремел боевой клич, который Саймон последний раз слышал в обреченной гавани. Стрелка скользнула по плечу Саймона, разорвав и опалив кожу, — должно быть, у предводителя были кошачьи глаза.

Последний щитоносец пытался было поддержать своего предводителя, но незаметно приподнявшийся Вортигин бросил кинжал, которым только что поигрывал. Кинжал, крутясь в воздухе, наконец рукоятью ударил щитоносца в основание черепа, воин, сдавленно охнув, упал.

Над головой Саймона вздыбились копыта. Лошадь потеряла равновесие и рухнула на спину, подминая под себя седока. Корис выскочил из укрытия и обрушил свой крючковатый шест на едва шевелящегося человека.

А потом они принялись за работу: следовало разоружить поверженных и поймать коней. К счастью, та лошадь, что упала на спину, оказалась цела. Встав на ноги, она испуганно и тяжело дышала. Тела затащили подальше в кусты, а кольчуги, шлемы, запасное оружие привязали к седлам, после чего лошадей отвели в заброшенную овчарню, где теперь укрывались беглецы.

Туда они прибыли в разгар яростной ссоры. Морщинистая старуха и темноволосая красотка в порванном красно-золотом платье сердито глядели друг на друга. Но голоса их тут же затихли, едва Саймон пролез в щель покосившегося забора. Обе молчали, пока не ввели лошадей с трофеями. А потом девушка в красном, всхлипнув, рванулась к одному из этих свертков с кожей и сталью.

Я хочу свой собственный облик… и немедленно! — и плюнула в сторону ведьмы.

Саймон вполне понимал юношу. В таком возрасте быть переодетым в девичью одежду — да это же хуже, чем рабство. Им тоже не нравились эти уродливые личины, под которыми их вывела из Карса дева Эсткарпа.

— Согласен, — присоединился он к этим словам. — Нельзя ли вновь изменить наш внешний облик по общей, а точнее, вашей воле, госпожа. Или раньше некоторого времени это невозможно?

Лицо ее под спутанными прядями нахмурилось.

— Зачем терять время, мы ведь не выехали еще за пределы досягаемости посыльных Ивьена, хотя вы уже успели уменьшить их количество. Она взяла один из кафтанов, словно чтобы примерить, подходит ли он по длине к ее собственной фигуре.

Мрачный Бриант стоял со свертком мужской одежды в руках. Надутые губы делали упрямым выражение девичьего лица.

— Или я уезжаю отсюда в собственном обличье, или остаюсь здесь! — объявил он, и его решимость показалась Саймону убедительной.

Дева Эсткарпа сдалась. Из-под лохмотьев она достала мешочек и швырнула Брианту.

— Тогда живо к ручью. Умоешься этим вместо мыла. Только поэкономней — зелья должно хватить на всех.

Бриант ухватил мешочек и, подобрав юбки, решительно зашагал с одеждой, словно опасаясь, что у него отберут новые пожитки.

Корис привязал коней к подгнившему забору. На уродливой и злодейской физиономии иногда ему неизвестно как удавалось изобразить честное удивление.

— Пусть щенок спокойно разделается со своими узами, Саймон. Юбки, должно быть, раздражают его. В конце концов, он терпел до сих пор.

— Юбки? — с некоторым удивлением отозвался Вортигин. — Но…

— Саймон не принадлежит к Древней Расе, — ведьма расчесывала длинные пряди руками, — он еще новичок и не знает наших обычаев, и впервые изменяет свой облик. Ты прав, Корис, — она странно глянула на капитана, — пусть Бриант мирно преобразится в одиночестве.

Одежда, снятая с одного из неудачливых вестников герцога, мешком свисала с юного воина, гораздо более бодрой походкой возвращавшегося от ручья. Сверток из красной ткани он бросил в угол и закидал землей с неожиданной яростью. Тем временем к воде отправились мужчины.

В первую очередь Корис умастил и натер свой шест со ржавыми крюками и лишь потом намазался сам и погрузился в воду, не выпуская Топора Волта из рук. Все выбрали себе более-менее подходящие одежды, Корис вновь облачился в вынесенную из Карса на собственных плечах кольчугу — никакая другая просто не подошла бы ему. Однако сверху он набросил один из кафтанов, этой предосторожности последовали и оба его спутника.

Когда они вернулись назад, Саймон вручил мешочек ведьме, она взвесила его на ладони, а потом вернула в первоначальное место.

— Вы — бравые воины, а я — ваша пленница. Все-таки в шлемах и под капюшонами кровь Эсткарпа в вас менее заметна… Только у тебя, Вортигин, есть в лице что-то от Древней Расы. Но если я покажусь в своем собственном обличье, — я погублю всех. Лучше пока подождать расставаться с этой маской.

Такими они и уехали из укрытия: четверо мужчин в цветах герцога и сгорбленная старуха в седле позади Брианта. Лошади оказались свежими, но, избегая троп и дорог, они сдерживали коней, пока не достигли места, где Вортигин должен был повернуть к востоку.

— На север вдоль торговых дорог, — наклонившись из-за спины Брианта, сообщила свое мнение ведьма, — если мы успеем предупредить сокольников, они помогут беженцам на горных дорогах. Скажи, чтобы бросали все, брали только еду и оружие, все, что можно увезти во вьюках. И пусть сопутствует Сила тебе, Вортигин, ведь те, кого ты направишь в Эсткарп, кровью вольются в наши жилы.

Сняв с плеча перевязь рога, Корис вручил его отъезжающему:

— Это, быть может, послужит тебе пропуском, если случится по пути нарваться на отряды Ивьена. Счастье да будет с тобой, брат, ищи на севере гвардию. В наших арсеналах найдется щит, что будет тебе по плечу.

Вортигин отсалютовал и пришпорил лошадь.

— А теперь? — спросил Корис ведьму. — К сокольникам?

Она фыркнула.

— Ты забываешь, капитан, — пусть я стара, морщиниста, все жизненные соки оставили меня, но все-таки я еще женщина и вход в твердыню людей-соколов мне воспрещен. Переправьте нас с Бриантом через границу и отправляйтесь к вашим птицеголовым женоненавистникам. И подымайте их на здоровье. Если граница вдруг ощетинится мечами, Ивьену придется призадуматься кое о чем. А если они беспрепятственно пропустят наших двоюродных братьев, то заслужат нашу вечную благодарность. Только, — она тронула кафтан на плечах Брианта, — советую вам подальше забросить одежды слуг господина, которому вы не служите, если не желаете, чтобы вас пришпилили к какому-нибудь горному дереву, прежде чем вы успеете представиться…

На этот раз Саймон уже не удивился, увидев над головой следящего за ними сокола, и обращение к птице Кориса более не показалось ему странным. Корис назвался собственным именем и четко сказал, что ищут они в предгорьях. Саймон ехал последним, Корис впереди, а ведьма и Бриант — между ними. С Вортигином они расстались после полудня, день уже клонился к закату. За все это время пришлось им довольствоваться лишь найденной в седельных сумках едой.

Но теперь Корис подождал остальных. Заговорив, он часто оглядывался на дальние горы и, как показалось Саймону, даже подрастерял присущую ему обычно уверенность.

— Не нравится мне это. Передатчик птицы давно передал сообщение, и пограничная охрана должна быть уже неподалеку. Нас уже должны были встретить. Когда мы были в Гнезде, они были готовы помочь Эсткарпу.

Саймон с сомнением оглядел склоны.

— Не люблю ездить по таким дорогам в темноте без проводника. Ты говоришь, капитан, что они нарушают собственные обычаи, — тем больше оснований у нас не вступать на их территорию. Надо бы стать лагерем в первом же удобном месте.

И тут в разговор вмешался Бриант, с поднятой головой не отрывавший глаз от кружившей вверху птицы.

— Не так он летает! — Бросив поводья, юнец свел руки и изобразил крылья птицы. — Настоящая птица делает так… и сокол тоже… Я столько раз их видел. Но этот… смотрите, — раз, раз, раз… Это неправильно!

Теперь все они смотрели на кружащую птицу. Для Саймона это был такой же крылатый черный часовой с белой грудью, как тот, что встретил их у пещеры Волта, как те, что видел он на насестах у сокольников. На всякий случай он признался, что ничего не понимает в птицах.

— Помани ее вниз, — попросил он Кориса.

Капитан сложил губы и просвистел чистый звучный призыв.

И в тот же самый момент самострел Саймона взметнулся вверх. Корис, вскрикнув, обернулся и ударил Саймона по руке, но выстрел был уже сделан. Они видели, как стрелка ударила прямо в угол треугольника на груди птицы. Но полет ее не изменился, не было даже заметно, что стрелка попала в цель.

— Я же говорил, что это не птица! — крикнул Бриант. — Колдовство, да и только!

И все поглядели на ведьму, но внимание ее было отдано лишь птице, лениво кружившей над головой с торчавшей из груди стрелкой.

— Это не магия Сил, — ответ вырвался у нее словно против воли. — Я не знаю, что это. Но это не живое существо, в нем нет знакомой нам жизни.

— И тут Колдер! — Корис плюнул.

Она медленно качнула головой.

— Если они и к этому приложили руку, то по-другому. Эта птица — не как люди из Горма. Она совсем неживая. Я не знаю, что это.

— Надо бы сбить ее. Со стрелкой она летает пониже; быть может, мешает лишний вес, — сказал Саймон. — Дайте мне ваш плащ, — обратился он к ведьме, слезая с коня.

Получив от нее эту рваную ветошь, Саймон перебросил ее через плечо и стал карабкаться на каменную стенку, вдоль которой проходила тропа. Оставалось только надеяться, что птица так и будет кружить над ними и не улетит. С каждым кругом она уже заметно опускалась все ниже и ниже.

Чуть выставив плащ, Саймон ждал. Когда птица подлетела, он взмахнул перед ней этой импровизированной сетью, и она врезалась в плащ. Саймон повел руку назад, и птица нырнула вниз, а потом ударилась головой о скалу.

Спрыгнув, Трегарт кинулся к упавшему тельцу. Перья, конечно, похожи на настоящие, но под ними… Он присвистнул столь же громко и повелительно, как подзывавший недавно птицу Корис. Под порванной кожей и поломанными перьями виднелись непонятные детальки, колесики, проволочки и какое-то странное подобие мотора. Взяв лжептицу обеими руками, он вернулся к лошадям.

— Ты уверен, что сокольники используют лишь живых соколов? — спросил он у капитана.

— Соколы — священные птицы. — Корис ткнул пальцем в принесенные Саймоном обломки и от изумления слегка побледнел. — Не думаю, чтобы они могли сделать нечто подобное; ведь вся их сила заключена в птицах, и они не решатся на такое, чтобы кощунство не обратилось против их же самих.

— Но все-таки что-то или кто-то отправляет в небо над горами соколов, которые не могли никогда вылупиться из яйца.

Ведьма наклонилась пониже, следом за Корисом потрогала подделку пальцем. Потом поискала вопросительным, даже озадаченным взглядом Саймона.

— Иномирянин… — еле слышно шепнула она. — Такой магии мы не знаем, это не магия нашего мира. Чуждая, Саймон, совсем-совсем чуждая.

Бриант прервал ее, вскрикнув и показав на небо. Над ними мелькнул второй черный крылатый силуэт. Саймон вновь потянулся к самострелу, но мальчишка, перегнувшись из седла вниз, остановил его руку.

— Это настоящая птица!

Корис снова свистнул, птица повиновалась в красивом пике, свойственном ее породе, и уселась на вершине той же скалы, в которую врезалась недавно подделка.

— Корис Эсткарпский, — представился капитан, — и пусть твой хозяин, крылатый брат, не мешкает по дороге, зло пришло в эти края, и как бы не вышло худшего! — Он махнул рукой, и птица немедленно взмыла вверх и направилась к горам.

Механическую птицу Саймон уложил в седельную сумку. В Гнезде его удивили переговорные устройства на истинных соколах. Тонкое совершенное устройство было немыслимо в феодальном замке, высеченном в скале. А откуда взялись искусственное освещение и отопление в Эсткарпе и в Сулкарфорте и тот самый источник энергии, взрывом которого Осберик уничтожил гавань? Остатки ли это древней высокой цивилизации, исчезнувшей, но оставившей кое-какие свои достижения? Или же это дар этому миру откуда-нибудь еще? Саймон не отрывал глаз от дороги, но мысли его бродили далеко от этих мест.

Корис говорил, что людям здесь предшествовала негуманоидная раса Волта. Может быть, это их наследие? А может быть, сокольники и мореходы Сулкарфорта завезли все откуда-то, скажем из-за моря? Ему хотелось повнимательнее разглядеть поддельного сокола, чтобы попытаться определить уровень разума, науки, создавшего искусственную птицу.

Сокольники словно бы выросли из-под земли на склоне. Не преграждая пути и не приветствуя, они поджидали приближения беженцев из Карса.

— Фалтьяр, страж Южных ворот, — узнал их предводителя Корис. Он снял с головы шлем, чтобы лицо его можно было разглядеть в сумерках. Я Корис Эсткарпский, еду с гвардейцем Саймоном.

— И с женщиной! — прозвучал холодный ответ, сокол на луке седла Фалтьяра взмахнул крыльями и крикнул.

— Госпожу из Дев Эсткарпа я должен проводить через горы, — возразил Корис столь же холодным и резким тоном, — и мы не просим укрытия. Есть вести, о которых должен знать Властелин Крылатых.

— Путь через горы открыт для вас, гвардейцы Эсткарпа. А новости вы расскажете мне, Властелин Крылатых узнает их еще до восхода луны. Но приветствуя, ты говорил о зле и о еще худшем, что может последовать. Я должен узнать обо всем немедленно, ведь в мои обязанности входит оборонять южные склоны. Карстен высылает войска?

— Карстен трижды объявил вне закона всю Древнюю Расу, и люди бегут, но есть и кое-что еще. Саймон, покажи поддельную птицу.

Саймон заколебался, ему не хотелось отдавать эту машину, не разобравшись в ней. Горец посмотрел на изломанную птицу, погладил ее крыло, тронул стеклянный глаз и, поворошив перья, наткнулся рукой на металл.

— И это летало? — спросил он наконец, словно не веря собственным глазам и пальцам.

— Летало не хуже ваших собственных птиц и шпионило за нами.

Фалтъяр ласково погладил большим пальцем голову собственной птицы, словно чтобы убедиться в том, что она настоящая.

— Действительно, это великое зло. Вы должны сами рассказать обо всем Властелину Крылатых. — Требования вековых традиций и сознание необходимости явно разрывали его… — Если бы с вами не было женщины… госпожи, — с трудом поправился он, — ей же нельзя переступать порог Гнезда.

Ведьма заговорила.

— Оставьте меня здесь с Бриантом, а вы с капитаном езжайте в Гнездо. Но я говорю тебе, птицеголовый, настают дни, когда всем придется отказаться от старых обычаев, и нам в Эсткарпе и вам в горах. Лучше жить и биться с врагом, чем погибнуть из-за предрассудков! Начинается исход, невиданный всеми нами. И все люди доброй воли должны стать рядом.

Он и не глядел на нее и не отвечал, только повел рукой в каком-то подобии приветствия, по всему было видно, что слова ее попали в цель. А потом, когда его сокол с криком взлетел в воздух, Фалтъяр сказал Корису:

— Езжайте спокойно, мы приглядим за ними, лагерь будет в безопасности.