Вежливые журналисты

ЧАСТЬ 3. «Коктебель, карематы, коньяк и ката́рсис»

Она (один в один – брюнетка из моего сна!) появилась в редакции на последней неделе августа. Знаете, как для пущего эффекта показывают в кино в замедленной съемке: заходит в помещение красивая грудастая девушка, кокетливо взмахивает волосами – и вот уже все взгляды, любопытные, восторженные, похотливые, устремлены на нее.

Гостья являла собой поразительную копию американской актрисы Шерилин Фенн в ее молодые годы, звезды нашумевшего в свое время сериала «Твин Пикс». Те же пышное черное каре, бровки домиком и глаза – глубокое синее море! Прибавьте сюда длинное платье-сарафан с абстрактным рисунком, явно сшитое на заказ и подчеркивающее, несомненно, идеальную фигуру, и ровный золотистый загар.

В общем, увидев ее, все присутствующие прибалдели. Этот экзотический цветок, благоухающий Givenchy, ну никак не вписывался в наш будничный интерьер, и мы уже решили, что барышня попросту заблудилась, разыскивая какой-нибудь СПА-салон, ведь на читательницу (тем более заявившуюся с жалобами, как это порой случается) она совсем не походила.

Но каково же было наше всеобщее изумление, когда мы узнали, что красотка пришла устраиваться на должность редактора сайта! Последнее время сайт «Крымского обозревателя» и впрямь очень сдал: прежний редактор, подрабатывая где-то еще, со своими обязанностями не справлялся, новости выкладывались в час по чайной ложке, нередко без активной ссылки на первоисточник (из-за чего нам поступали претензии), вдобавок не отличались оригинальностью.

Разумеется, такой расклад Допобедного не устраивал категорически, поскольку с помощью регулярно обновляемого сайта он стремился расширять молодежную аудиторию газеты. Как позже выяснилось, Жизель – а звали ее именно так – тоже приехала из Киева, где руководила неким новостным порталом (хотя ей куда больше пошла бы работа фотомодели или той же актрисы). Правда, с Допобедным-Туваевым не имела счастья быть знакомой. Так нам, во всяком случае, рассказали.

В Симферополе временно поселилась у своей тетушки. Недавно отметила 33-летие, не замужем. Последний пункт, пожалуй, особенно взволновал наших мальчиков. Ну, женщина с подобной внешностью не бывает одинокой и способна в любом городе в кратчайшие сроки обзавестись армией поклонников, готовых ради нее на все. Однако при всех ее достоинствах я как-то сразу почувствовала к обладательнице «балетного» имени непонятную настороженность.

Не прошло это у меня и тогда, когда Жизель легко и непринужденно передружилась в редакции со всеми, пообещав проставиться в ближайшую пятницу, когда в первые же дни работы умудрилась выложить столько классного контента, что посещаемость сайта ощутимо возросла. Конечно, она заметила мое отношение к ней, но по-прежнему при встрече вроде бы искренне улыбалась мне.

Впрочем, думать о новой коллеге у меня и времени-то не было, поскольку теперь я постоянно рылась в интернете в поисках идей, крутила разные темы, силясь понять, какая же из них выстрелит, и накатала парочку любопытных, на мой взгляд, заметок, желая в дальнейшем раскрутить их в нечто гораздо более солидное. Покой не наступал даже ночью: во сне я видела себя, интервьюирующей каких-то людей.

Конечно, заморочилась не я одна: невооруженным глазом было заметно, как переживательно трудятся и Нинка, и Костя, и Мишка. Свои задумки друг с другом мы особо не обсуждали – да и зачем? Не хватало нам еще зависти или конкуренции на ровном месте.

При этом не могу сказать, что другие наши коллеги, не попавшие в число «избранных», стали негативно к нам относиться. Нет, мы все так же охотно трепались в обеденный перерыв, обсуждая последние новости, одалживали друг другу чайные пакетики, с завидной регулярностью «лайкались» и «комментились» в соцсетях.

Кстати, о последних. Как правило, журналисты стараются регулярно обновлять информацию на личных страницах в том же «Фейсбуке». Одни кидают ссылки на собственные материалы по мере их опубликования (как я), другие в основном делают репост чужих статей, видео и объявлений, а третьи успешно осваивают жанр «Зарисовки из моей жизни» (как, например, Настя).

Последняя Настенькина «залайканная» запись была посвящена ее довольно заметной татуировке на внутренней стороне руки (как и Никита, Настя татухи уважает, но без фанатизма), а точнее – случаю, имевшему к ней непосредственное отношение.

Цитирую: «Обедали нынче в кафе с приятелем. Уже рассчитались, встаем из-за стола, и тут к нам внезапно подходит дама, мол, извините за беспокойство, но мы с нашим директором – показывает в сторону сидящего по соседству мужчины – обратили внимание на вашу татушку в виде ключика. А у нас, дескать, тренинговая компания, называется «Ключ», поэтому… можно с вами сфоткаться? Я, смутившись, соглашаюсь. Народ начинает с интересом на меня таращиться, типа «А вдруг звезда и нам тоже нужно с нею сфоткаться?». Как же несложно впечатлить наших людей…».

Я, правда, не поклонник таких вот публичных откровений, какими бы неординарными или курьезными они ни были (о подобных вещах, на мой взгляд, уместно рассказывать разве что во время вечерних чаепитий на кухне с домочадцами). Однако надо отдать Насте должное: она не постит всякую фигню, чем грешит, допустим, наш корректор Саша – с виду вполне разумный, даже интеллигентный парень.

Увы, вся моя лояльность к нему начала стремительно таять, едва он взял за правило хотя бы дважды в неделю оставлять на личной странице записи, подобные этой: «Подошел к двери, дернул ручку – вокруг залетали мошки, тусящие во время влажной погоды. Одна залетела в рот. Ну ок, поел».

Я, конечно, понимаю, что ежедневное рутинное исправление многочисленных грамматических ошибок неумолимо накладывает отпечаток на восприятие жизни, но ведь надо как-то сдерживаться!

********************

Вскоре я поняла, что меня так настораживало в сногсшибательной красотке по имени Жизель. Начну с того, что обещание она свое выполнила, и в пятницу к концу рабочего дня был щедро накрыт стол в пресс-зале. Кроме почему-то Пети да еще Анюты, взявшей отпуск, на пирушку явились все. Проголодавшиеся коллеги мигом накинулись на «щедроты», рассыпая комплименты в адрес виновницы торжества.

Жуя кусок пиццы, я ненавязчиво наблюдала за новенькой: и обходительна, и мила, и улыбки расточает без перерыва. Допобедный все норовит встать к ней поближе – и уже второй тост толкает. Вот пень, еще, глядишь, ухаживать начнет… Даа, зацепила она наш коллектив. Но не меня. Я-то знаю, чувствую, что за шикарным фасадом скрываются такие скелеты – мама не горюй.

…А потом я увидела, как ее «глубокое синее море» превратилось в болото, и в это болото она хочет затащить не кого-нибудь, а Мишку. Она ТАК смотрела на него… В студенческие годы я прочла потрясший меня рассказ Леонида Андреева «Елеазар»: «…и холодный взгляд, в глубине которого неподвижно застыло ужасное». Нельзя, чтобы Мишка заглянул ей в глаза! Иначе случится что-то очень плохое…

«…На всю жизнь остался он пьяным… но вместо радостных грез, что дает вино, страшные сны осенили несчастную голову его. Страшные сны и днем и ночью держали его в чаду своих чудовищных созданий…». Надо немедленно что-то сделать! Может, увести Мишку отсюда под каким-нибудь предлогом?

Но тут, будто уловив мои внутренние метания, Жизель с ухмылкой хищницы швырнула свое «болото» в меня…

Я непроизвольно разжала пальцы, и пластиковый стаканчик с белым – к счастью – вином полетел вниз, плюясь брызгами на недавно купленное светлое платье. Что-то щелкнуло в голове – и вот уже все вокруг окрасилось в серо-грязный оттенок, оттенок бессмыслицы, нахлынула апатия и даже, казалось, бегущая по венам энергия замедлила свое движение.

Я с горечью осознала, что теперь жизнь коллектива и, в частности, моя не будет прежней, что закончилось еще одно лето – отщебетало ласточками, отблагоухало садовыми розами, но, увы, так и не проросло во мне заветным семенем нашей с мужем любви…

– Ульяша, чего застыла? – как сквозь вату услышала я голос Владлена, а затем почувствовала его прикосновение к своей талии. – Еще вина налить? Хотя, по-моему, тебе уже хватит… Эй, ты куда?

Но я уже спешила в туалет освежиться. Что это было? Неужели меня так развезло с нескольких символических глотков? Или все, что я увидела – не плод моего захмелевшего воображения, а самая настоящая реальность?

Я ополоснула лицо холодной водой, некоторое время постояла, прислушиваясь к голосам из пресс-зала и силясь унять нарастающую панику. Потом вспомнила об испачканном наряде, вновь открутила кран и… увидела в зеркале усмехающуюся Жизель.

– Че надо? – не слишком любезно спросила я, не оборачиваясь.

– Ты вдруг так стремительно выбежала, что я начала переживать. Ты, часом, не беременная? Или просто напилась?

– Да пошла ты… – я прошествовала мимо нее, намеренно задев плечом, и предупредила, – не смей к Мишке приближаться.

– А вот он хочет, чтобы я к нему приближалась.

– Заткнись!

– Мда, Безумнова – это диагноз. Я бы посоветовала тебе написать об этом статейку. Хотя знаешь… – она картинно приложила наманикюренный палец к губам и закатила глаза, – …даже не статейку, а большой репортаж. Из сумасшедшего дома. Представляю, как это получится креативно, учитывая, что фамилия автора будет на полосе крупными буквами, ха-ха!

– Лучше не зли меня, – пригрозила я.

– Да пожалуйста, – и Жизель слегка повысила голос, – Но только ты зря из-за своего Мишки стараешься. Он уже пригласил меня на свидание.

********************

…С этого момента, я считаю, логично предоставить слово самому Мишке. Как мне показалось, его откровенный монолог – причем не только о чувствах к Жизели, но еще о газетных буднях, одухотворяющих статьях, о поисках «истины и чуда» – украсит и дополнит мою книгу. Впрочем, поразмыслив, я решила, что книга может стать замечательной «исповедальной площадкой» также для Нинки и Кости. Но не спеши переживать, дорогой читатель: Ульяна Безумнова к тебе еще вернется;)

МИШКА…

…Урааа!!! Сегодня мы с Жизелью ходили в кино! Радуюсь, как пацан, ведь с подобными красотками мне еще не доводилось ходить куда-либо. Впрочем, дело не только в ее офигенской внешности. Из нее прет такая чудовищная космическая энергия, что меня аж с ног сшибает. Вот мой идеал женщины, вот мой Персональный Космос!

Господи, да стоит ей зайти в помещение, как воздух становится каким-то эрегированным, обостренным, словно вот-вот свершится нечто необратимое – и навсегда изменит судьбы всех присутствующих.

Я лишь сейчас заметил это неслучайное сходство – ЖИЗель и ЖИЗнь. И сразу вспомнил… «В слове ЖИЗНЬ есть ИЗ, то есть наше бытие состоит ИЗ хорошего, ИЗ плохого. Всегда рядом радость и горе. Посмотрите на свою ладонь: у вас пять пальцев, и это неспроста, ведь пятерка – основа человеческой сути. Римская цифра 5 имеет форму буквы V, с которой в латинском языке начинаются значимые слова: vita – жизнь (опять же!), victory – победа, vigour – сила…».

С полгода назад один мой хороший товарищ решил записаться в школу красноречия, мол, там учат прежде всего ум развивать. Руководил школой некий кандидат философских наук, упорно втемяшивавший ученикам, что выступление настоящего оратора должно соединять три основных элемента: мудрость, интригу и философию.

На тот момент безработный товарищ все любил повторять фразу Наполеона «Кто не умеет говорить, тот карьеры не сделает», видимо, мотивируя себя. И однажды любопытства ради я посетил занятие, на котором будущие ораторы постигали глубокую суть известных пословиц, ибо «в обычном следует учиться видеть необычное». Так вот, среди прочих постигалась пословица «Жизнь прожить – не поле перейти».

Я бы, наверное, отдал все, чтобы узнать, какая она – ЖИЗнь с ЖИЗелью. Жаркая, Искрометная, Заводная? Или, может, Жестокая, Извращенная, Замаранная? Главное – что вкладывать в эти буквы ЖИЗ. Женщина. Истина. Запой… Блин! Хотя очень может быть. Истина ведь в вине. Читай: в запое. А пьют мужики в 90% случаев из-за баб. Вот и сложилась картинка…

Нет, нет! Жизель ну совсем не попадает в категорию «баба стандартная». И что несет в себе ее ИЗ – ИЗобилие или ИЗмены – мне еще предстоит выяснить. Однако я уже безумно люблю ее. Именно БЕЗУМНО. Потому что раньше, влюбляясь в кого бы то ни было, всегда включал голову, рассудок, а теперь – нет.

Мы едва успели выйти из кинотеатра – я без всяких предисловий схватил Жизель в охапку и поцеловал ее в губы, еще хранящие аромат попкорна с карамелью. Она улыбнулась самой обворожительной улыбкой и спросила: «Ты придурок, что ли?».

Да! И кто в этом виноват, дорогая?..

А вот на работе голову включать приходится с завидной регулярностью. Тем более сейчас, когда надо выслужиться (а другого слова я подобрать не могу) перед Допобедным. Я непрестанно хочу играть на эрогенных струнах ЕЕ шикарного тела, парить с НЕЙ под радугой наших фантазий, но вместо этого договариваюсь об интервью со стариком и еду в какую-то глушь…

На самом деле, село Александровка Белогорского района – одно из прекраснейших мест Крыма. Желаете отдохнуть от городской суеты среди живописных лесов и величественных гор? Вам сюда. Здесь-то и живет 73-летний Илья Боженов, который десять лет собственными средствами и силами возводит православную церковь. Так мне поведали знакомые знакомых.

Причем инициатором выступил симферопольский епископ: во время посещения Александровки он обратил внимание на просторный, в 25 соток, приусадебный участок пенсионера и предложил тому выделить пятую часть земли под святыню, дескать, верующим помолиться негде – приходится ездить на службы в соседние села. Хозяин согласился. Вырыл котлован, залил фундамент, а обещанной помощи от епископа так и не дождался (разве что епархия освятила собственноручно сваренный им крест). И решил завершить начатое самостоятельно.

Признаться, поначалу я отнесся к «сенсации» настороженно: не исключено, что дед прибедняется, получая щедрое финансирование, допустим, от некоего олигарха, замаливающего грехи, да и наверняка у него там трудится целая бригада строителей. Правда, в таком случае из сложившегося вроде бы паззла выбивался один фрагмент: почему так долго?! Собственно, ответ был вскоре найден.

И не тогда, когда на удивление добрый, какой-то одухотворенный Илья Захарович, пригласив меня в обставленный иконами и свечами притвор, принялся доверительно рассказывать свою историю. И даже не тогда, когда я еще с дороги заметил серовато-печальный фасад храма без намека на архитектурную оригинальность. А именно тогда, когда моему взору открылся лик Богородицы «Всепомогающая», написанный на прямоугольном листе обычной фанеры.

Эту икону Боженов принес из дома и повесил на стену церкви еще в самом начале строительства – на удачу. И с тех пор она даже не потускнела – хоть снег, хоть дождь, хоть палящее солнце. Я тайком прикоснулся к ней и ощутил… любовь на кончиках пальцев, и мне нестерпимо захотелось сию секунду провести ими по шелковистому лицу Жизели, чтобы она тоже почувствовала и поняла…

– …Я ведь нисколько не жалею ни о потраченных деньгах, ни о потерянном здоровье, –вздыхает мой собеседник, который, не раздумывая, пустил в дело все свои сбережения, продал большое хозяйство, но все равно не собрал нужную сумму и поэтому регулярно ездит в Симферополь с фотографиями церкви просить подаяние у прохожих. Который, вкалывая и каменщиком, и плотником, и штукатуром, и маляром, получил уйму травм, а несколько лет назад и вовсе чуть не погиб – от удара молнии. Поразительная судьба…

– А много осталось доделать? – спрашиваю я и незаметно лезу в потайной карман сумки: у меня там на всякий случай припрятаны 500 гривен одной купюрой. Не могу, просто не имею права не помочь этому уникальному человеку.

– В принципе, не так и много: крышу перекрыть, окна поставить да внутренняя отделка еще. По моим подсчетам, это около 70 тысяч гривен. Я не унываю, верю в поддержку простых людей – не бизнесменов и не священнослужителей. Да вот еще появилась надежда на вашу газету. Храм Рождества Божией Матери непременно откроет свои двери прихожанам. И вы сами, Михаил, возможно, вновь приедете сюда…

– Я бы этого очень хотел, – мой голос дрогнул.

– Конечно, приезжайте. Буду рад. У вас очень богоугодные глаза – это неспроста. Эх, была бы возможность – я бы, конечно, купола золотые поставил! Чтоб на солнце сияли! Золотые купола светлой памяти…

********************

Обожаю сентябрь. Взвихренный, порывистый и такой поэтичный. Прямо представляю, как он срывает строки, еще не успевшие оформиться в полноценное произведение, с кончика пера – и разносит их по сакральным путям Вселенной. А потом все эти пылающие метафоры, звенящие эпитеты, дерзкие жаргонизмы находят отклик в отдельно взятой душе.

Бывают стихи – как воздушное пирожное с ягодкой на верхушке: такие читаешь плавно, смакуя, стараясь продлить удовольствие. А бывают – ну, допустим, как раствор марганцовки: вызывают отвращение и в то же время помогают от расстройства желудка. Только сладкими да гладкими стихами сыт не будешь. Порой для эмоциональной встряски нужна и какая-нибудь радикальная жесть.

Нечто подобное я внезапно обнаружил у себя в почте во «Входящих». От Ани. Прочел – и опешил. Не мог поверить, что миловидная улыбчивая скромница, ни разу в моем присутствии не сказавшая ни одного бранного слова, даже не пожаловавшаяся на плохое настроение, написала ТАКИЕ строфы. Я-то предполагал, она сочиняет сплошную «сахарную вату», а тут…

Печень налево, сердце направо –

Словно забойщика точный удар…

Вот ощущенья влюбленной шалавы.

Хлестко признался великий Годар:

«Больше всего я желаю бессмертья,

Чтобы потом, как и все, умереть».

Всмятку мозги. Лишь одни междометья:

«Вау!», «Фигасе!», «Не встать умереть!».

Весело, да. И кишки все наружу.

С глупым румянцем… Условно жива.

Я уже фарш. Чей-то будничный ужин.

Прячусь безвыходно в чувств кружева.

«Анютка, ну перестань убиваться и забудь меня. Я тебя не достоин», – хочу ответить ей, но вместо этого отсылаю лаконичное «Спасибо, солнце». Она и впрямь как солнце – будто с запутавшимися лучиками в волосах… Увы, меня совсем не привлекает ее тепло, ее мягкое женственное сияние.

И даже тот горький факт, что она самоотверженно пропускает себя через мясорубку страданий, клочьями выдирает из нутра эти строки, которые, несомненно, противны ее творческой природе, ничего не в состоянии изменить. Она остынет ко мне. Обязательно остынет. Побыстрей бы…

Конечно, Аня – как, собственно, вся редакция – в курсе наших отношений с Жизелью. Я вижу, как ей больно, но… Что я могу сделать? Уволиться? Абсурд. Мы же, в конце концов, взрослые люди. А тут еще Ульяна чудит, написала мне в «ВК»: «Ты не будешь счастлив с этой …». Решил в ответ ограничиться сердитым смайликом.

Да кому какое дело до моего счастья?! Может, мое счастье – в сущих мелочах, которые другой человек и не заметил бы вовсе, например, в ЕЕ мурашках от набирающего осеннюю прохладу ветра или даже на кончике шнурка ЕЕ ярко-лавандового кроссовка… Мое счастье – просто в том, что Жизель приоткрыла для меня оконце в свой мир.

А когда-нибудь, надеюсь, распахнет дверь. И я войду в нее, исполненный зрелых мечтаний, идей, с легким дыханием и мудрой любовью – без намека на эгоизм, лишенной любых проявлений ревности: ведь такую женщину, как Жизель, вечно будет добиваться громадье мужиков.

…Обожаю сентябрь. Главным образом, за «Джаз Коктебель» – грандиознейший фестиваль, куда ежегодно на протяжении 11 лет приезжают известные музыканты со всего мира. На несколько дней Коктебель, этот компактный курортный поселок, ассоциирующийся у богемы с поэтом и художником Максимилианом Волошиным, становится обособленной реальностью-феноменом.

Как раз одна из трех сцен фестиваля, расположенная в саду, возле дома-музея литератора, носит название Волошинская. Здесь царит уютная камерная атмосфера, звучит интеллектуальная музыка, а слушатели, предусмотрительно прихватив с собой термосы с кофе и фляги с коньячком, рассаживаются кто на стульях, кто на карематах на траве – и все одинаково довольны.

Моя любимая сцена – Open Stage, она находится практически на Набережной и вход на нее свободный. Ты можешь просто лежать у моря и наслаждаться тем, как причудливо песня волн переплетается, скажем, с композициями в стиле fusion jazz, и впитывать совместную сокрушительную энергию водной стихии и детища человеческого. Испытывать самый настоящий ката́рсис.

Однако в этом году отрываться пришлось на Главной и, разумеется, платной сцене – на территории знаменитого нудистского пляжа, ибо так захотела Жизель, согласившаяся поехать со мной сюда на пару дней. Впрочем, неважно, где, ведь когда она рядом – все вокруг становится незначительным, и я, кажется, часами способен смотреть только на нее, не обращая внимания на основное зрелище. Она – мое основное зрелище.

Правда, отдохнуть совсем уж на полную катушку не получится: в редакции ждут репортаж с мероприятия, а значит, надо пообщаться с организаторами, поинтересоваться впечатлениями гостей, уточнить цены на здешнее жилье для туристов, наконец, скоординировать работу Даши и напомнить ей, чтобы поснимала больше прикольных портретов… А свой репортаж, пожалуй, назову так: «Коктебель, карематы, коньяк и ката́рсис».

Мы с Жизелью сняли скромное «гнездышко» недалеко от Набережной – с микроволновой печью, душевой кабиной и двуспальной кроватью, разом отметающей робкие волнения из серии «А может, нам не стоит торопиться?». Да мы, по-моему, уже запаздываем!

Я дико хочу, чтобы наш первый раз случился именно в Коктебеле, где возбуждают бесчисленные звезды, склоняющиеся к макушкам влюбленных, флюиды тысяч людей, натуральное местное вино, сам волошинский дух… И, конечно, бездна разнообразной музыки!..

Когда британский электронщик Bonobo исполнял приятный trip-hop и downtempo – Жизель вдруг обняла меня сзади за шею, прижавшись своей нежной щечкой к моей щетинистой морде. Когда представляли новейший проект культовый трубач Petter Molvaer и ди-джей Jan Bang из Норвегии – мы уже целовались с ней с вопиющей страстью, точно от безумного слияния языков и губ зависели наши жизни (моя – так точно).

А когда изысканные экспериментаторы Submotion Orchestra играли сочный acid-jazz с мягким dubstep – мы, срывая с себя одежду, бежали в море, на котором отражались цветные огни прожекторов, и хохотали, и в шутку топили друг друга. Даже на восхитительно-высокой груди Жизели поблескивала россыпь радужных капель, и это завораживало меня так же сильно, как новогодняя иллюминация – юного детдомовца.

Я не мог более сдерживать себя и овладел Жизелью прямо на пляже, благо на нас никто не обращал внимания. Она не сопротивлялась, уже не называла меня придурком и, слава Богу, тоже кончила. В последний момент, упиваясь бешеными ритмами джаза и электроники, я с рыком вырвался из ее лона, разбрызгивая такое же бешеное семя.

Затем, отдышавшись, мы плавали наперегонки, и пили довольно вкусный кофе, который разносила по пляжу торговка, и просто молчали обо всем на свете, укутавшись в махровые полотенца. В двуспальную кровать мы рухнули лишь под утро, но секс на ней у нас все равно состоялся – пятью часами позже, сразу после совместного пробуждения. На ней же завтракали разогретыми в микроволновке булочками из ближайшего магазина.

Недолго думая, я предложил моей Космической Богине съехаться (один милейший старичок сдавал мне квартиру по смешной цене). Она согласилась, но с условием: обслуживать я буду себя сам. «Конечно, любимая, о чем речь!!!», – казалось, мое заходящееся в восторге сердце вот-вот прорвет грудную клетку. Я тут же признался ей, что обожаю готовить, поэтому хоть каждый вечер стану баловать ее кулинарными изысками.

В общем – забегая вперед – по возвращении в Симферополь у меня началась абсолютно иная жизнь. И это доставляло мне неслыханную радость, несмотря на то, что пришлось быстренько расстаться со многими холостяцкими привычками, а вместе с ними – и с некоторыми приятелями, регулярно заваливающими побухать ко мне по причине моего отдельного проживания от родственников.

Как и подобает гордой красавице, Жизель частенько капризничала и выказывала свое недовольство: то напор воды в ванной слабый, то мясо пережаренное, то диван противно скрипит, то «опять эта дебильная реклама по телеку». Моя берлога ей категорически не понравилась – неуютно, да и хозяин давно не делал здесь ремонт (с ремонтом жилье стоило бы куда дороже).

Больше всего на свете я боялся, что она передумает и уедет жить обратно к тетке в комфортную, как я слышал, трешку, поэтому старался баловать ее как мог: покупал ей пирожные в пафосной французской кондитерской, водил на модные антрепризы, перед сном делал Жизели ванну с пеной и эфирными маслами, заваривал большую кружку травяного чая и обязательно массировал ей ступни (она это обожала).

Был заботливым и безотказным. Начал копить деньги на колечко с бриллиантиком. Конечно, брал кучу подработок – а куда деваться? Все для НЕЕ. Лишь бы не высмеяла, не разлюбила, не пожалела о своем выборе. Кстати, а ведь Жизель еще ни разу не сказала, что любит меня… Я ей – по нескольку раз в день, она – загадочно отмалчивается. Что ж, я подожду. Рано или поздно – скажет.

И вообще – чего это я, здоровый кобель, распереживался, как сопливая девчонка?! Да даже если не скажет – апокалипсис от этого не случится. Главное – не слова, а отношение. Я вот чувствую, что она любит. Пусть не с такой страшной силой, как я, но все-таки. Да нас, мужиков, и нельзя любить со страшной силой: возгордимся, обнаглеем вконец. Нас надо держать в ежовых рукавицах – рукавицах недосказанности и недоласканности.