Глава советской истории, которую логично называть «сталинским временем», по имени генерального секретаря ЦК, наложившего свой неизгладимый отпечаток на эпоху, определявшего ход развития государства и судьбу всех его граждан, занимает примерно 30 лет. Первый ее этап — борьба за ленинский «кафтан». Сталин демонстрирует великолепное понимание сути системы, оставленной в наследство Лениным, понимание главного — аппарат, партийная машина является могущественнейшим оружием в борьбе за власть. Сталин проявляет талант политического игрока, меняя свои взгляды в зависимости от ситуации, заимствуя лозунги у противников, приписывая им точку зрения, которой они не придерживаются. Он разделяет своих конкурентов, натравливая одного на другого. Сначала в союзе с Зиновьевым и Каменевым, в качестве младшего партнера, он разрушает позиции Троцкого, быстро теряющего все возможности претендовать на руководящий пост в стране. Затем, в союзе с Бухариным, Сталин громит «объединенную» оппозицию Троцкого-Зиновьева-Каменева, чтобы в конце 20-х гг. обрушиться на «правых», т. е. на Бухарина и его сторонников.
В 1926 г. НЭП начинает задыхаться. Восстановление экономики в главном завершено. Прежде всего это касалось сельского хозяйства. Встает вопрос: что же дальше? В каком направлении развивать сельское хозяйство? На какие средства строить сильную промышленность? Важнейшая особенность системы управления, созданной после Октября партией, заключалась в том, что все проблемы решались только с точки зрения политических выгод, с учетом интересов политической власти. С точки зрения политики решались и все народнохозяйственные проблемы.
Если мы обратимся к истории неудержимого восхождения Иосифа Сталина, мы увидим, что его взгляды на экономику всегда определялись интересами борьбы за власть. Он объединяется с Бухариным, чтобы расправиться с «левыми», а затем призовет «левых», чтобы покончить с «правыми». До 1927 г. Сталин поддерживает программу Бухарина, призвавшего крестьян «обогащаться». Это дает ему возможность расправиться с «левой» оппозицией. С лета 1927 г. Сталин перевертывает фронт.
Трудности с заготовкой зерна, вызванные государственной политикой цен на сельскохозяйственные продукты, становятся предлогом для наступления на деревню. 30 тыс. коммунистов направляются в деревню, чтобы «выколачивать» хлеб. Крестьяне говорят: «вернулся 19 год». 15 января 1928 г. Сталин покидает Москву и направляется в Сибирь — в последний раз он совершает подобную поездку по стране. Сталин возвращается с директивой — ее станут называть «урало-сибирский метод» — применять к крестьянам 107 статью Уголовного кодекса и наказывать «за укрывательство» зерна, как за спекуляцию, привлекать к поискам зерна «бедняков», давая им 25% конфискованного зерна. Это был ленинский метод внесения гражданской войны в деревню.
Главным врагом объявляется — кулак. Совсем недавно Калинин писал: «Кулак это жупел, это призрак старого мира. Это не общественный слой, даже не группа, даже не кучка, это вымирающие единицы». Теперь Сталин на пленуме ЦК гордо заявляет: «Мы давим и тесним постепенно капиталистические элементы деревни, доводя их иногда до разорения». В апреле 1928 г. Сталин объявляет о расторжении «гражданского мира»: «Мы имеем врагов внутренних, мы имеем врагов внешних. Об этом нельзя забывать, товарищи, ни на минуту».
7 ноября 1929 г. «Правда» публикует статью Сталина «Год великого перелома». Она заканчивалась словами: «Мы идем на всех парах по пути индустриализации».
Поэтическая метафора стала реальностью через семь недель: 27 декабря 1929 г., обращаясь к марксистам-аграрникам, Сталин объявляет о переходе к политике «ликвидации кулачества как класса», к политике коллективизации. НЭП кончился. Начинался очередной «большой прыжок». Начиналась «революция сверху», значительно более радикальная, чем Октябрьский переворот, сломавшая основы жизни более 130 млн. жителей деревни, составлявших 2/3 населения страны, окончательно изменившая характер государства.
Зима 1929—30 гг. — была страшным временем «сплошной» коллективизации. Советский историк пишет: «В принятом 5 января 1930 г. постановлении о темпах коллективизации намечалось в основном завершить коллективизацию на Северном Кавказе, Нижней и Средней Волге осенью 1930 г., а в остальных зерновых районах — осенью 1931 г.» («Правда», 9.8. 87). Советский историк не пишет — кто же «принял постановление» о безумных темпах. Зато он объявляет: «В марте 1930 г. ЦК ВКП(б) принял решительные меры по исправлению положения». Достаточно обратиться к газетам 1930 г., чтобы обнаружить, что постановление о темпах было принято тем же самым ЦК ВКП (б), который два месяца спустя затрубил — временный — отбой.
65 дней — от 27 декабря 1929 г., когда Сталин объявляет о переходе к сплошной коллективизации и ликвидации кулачества как класса, добавляя «снявши голову по волосам не плачут», до 2 марта 1930 г., когда тот же Сталин публикует в «Правде» статью «Головокружение от успехов», в которой всю вину за эксцессы сваливает на исполнителей — потрясли страну гораздо больше, чем те «десять дней», о которых писал Джон Рид.
Одновременно идут два процесса: создаются колхозы и раскулачиваются «кулаки». Оба процесса взаимосвязаны. Раскулачивание должно дать колхозам материальную базу, которую неспособно дать государство. Раскулачивание, лишая деревню наиболее активных, предприимчивых, независимых крестьян, подрывало дух сопротивления в деревне, облегчало коллективизацию. Наконец, судьба «кулаков», изгоняемых из родных мест, ссылаемых на север, отправляемых в тюрьмы и лагеря, демонстрировала всемогущество советской власти.
Юридического определения понятия «кулак» не было. И это давало власти могучее оружие. В одном районе «кулаком» считался крестьянин с двумя лошадьми, в другом — с одной. Кулаком объявлялся тот, кто не шел в колхоз. Не кулак был врагом, а враг — был кулаком. Врагом же становился каждый, кто не хотел идти в колхоз. Для облегчения коллективизации каждая республика, область, район получили план. Норма коллективизации всюду была одинаковой — 100%, норма раскулачивания варьировалась в границах 5–7%. Там, где начальство хотело отличиться, план перевыполнялся. В отдельных районах раскулачивали до 15–20% крестьян.
Крестьяне сопротивлялись: отказывались записываться в колхозы, кое-где поднимали бунты, подавляемые жесточайшим образом. Наиболее распространенной формой сопротивления было уничтожение скота. Потом понадобится 30 лет, чтобы восстановить поголовье скота до уровня 1928 г. Окончательный удар по крестьянству был нанесен голодом, сознательно организованным властью в 1931—32 гг. Трудно найти более красноречивое свидетельство отношения партии к народу, нежели цифры экспорта хлеба в период коллективизации: 1928 — 1 млн. ц., 1930 — 48,3 млн. ц., 1931 — 51,8 млн. ц. В эти годы умирают от голода миллионы крестьян. По подсчетам английского историка Р. Конквеста жертвами коллективизации — от голода, во время переселения, в тюрьмах и лагерях — стало около 15 млн. человек, более 10% населения.
Экономические итоги коллективизации были катастрофическими: в 1929—33 гг. валовые сборы зерна сократились, упала урожайность. Демографические итоги — были трагическими — коллективизация обернулась геноцидом. С политической точки зрения коллективизация была замечательным успехом. Прежде всего государство легко могло брать в колхозах хлеб, который ранее приходилось покупать у единоличников. «Партия, — довольный, подводил итоги Сталин, — добилась того, что вместо 500–600 млн. пудов хлеба, заготовлявшегося в период преобладания крестьянского хозяйства, оно имеет теперь возможность заготовлять 1200—1400 тыс. пудов зерна ежегодно».
Сталин выразился точно: «партия добилась». Партия добилась ликвидации крестьянства, последнего класса, сохранявшего некоторую (экономическую) независимость от государства. Теперь не было препятствий на пути создания тоталитарной системы, в которой всё и все принадлежат партии. Политическая власть находилась в руках партии и раньше, теперь она полностью овладела экономикой.
Последствия коллективизации живо ощущаются и сегодня. Хронический, неизлечимый кризис советского сельского хозяйства — прямой результат коллективизации. Перманентное кризисное состояние колхозно-совхозной экономики не позволяет выйти из кризиса советскому народному хозяйству. Советский Союз сегодня — в значительной степени — плод коллективизации. Именно поэтому до сегодняшнего дня советские историки и идеологи боятся сказать правду о коллективизации. Продолжая оправдывать «великий перелом», идеологии ссылаются на пользу, которую колхозы принесли стране в годы войны, позволив государству концентрировать все продовольствие в своих руках. Это убедительный аргумент, который был понят Гитлером. Как известно гитлеровцы в оккупированных районах не распускали колхозов. Но так же хорошо известно, что наличие колхозов не было обязательным условием победы над гитлеровской Германией. Великобритания, например, выдержала нацистские атаки без колхозов.
Коллективизация была необходимым этапом в процессе строительства тоталитарного государства. Одновременно с ликвидацией единоличного крестьянства происходит национализация духовной жизни страны. В 1931 г. Сталин объявляет себя величайшим историком и дает указания, как следует писать о прошлом. В 1932—34 гг. к присяге приводятся писатели: создается Союз советских писателей, а вслед за ним — союзы представителей других областей культуры. Духовная жизнь страны регламентируется, унифицируется, полностью контролируется партией.
«Год великого перелома» — начало первой пятилетки, старт «плановой экономики». Мечта о плане, волшебном ключе, открывающем дверь в рай, томила Ленина с того момента, когда он прочитал книгу берлинского профессора Баллода «Государство будущего». Книга, вышедшая в 1898 г., не привлекла внимания. Фантазии прусского экономиста о «государстве будущего», в котором национализированы все средства производства и внешняя торговля, в котором вся экономическая жизнь и рабочая сила регулируются сверху, читались как еще одна утопическая программа. Ленин способствует публикации «Государства будущего» в России в 1906 г. Книга переиздается после революции. В годы мировой войны немецкий министр экономики Ратенау организует экономику страны, используя некоторые идеи Баллода. Для Ленина — это свидетельство реальных возможностей плановой экономики. Знаменитый лозунг — коммунизм это советская власть плюс электрификация — маскировал подлинную мысль Ленина: коммунизм это советская власть плюс кайзеровская (регулируемая) экономика.
Настаивая на составлении первого плана — ГОЭЛЮ — Ленин ссылался на идеи Баллода и практику Ратенау. План ГОЭЛРО, который предусматривал 100 электростанций, потом — 20 — остался на бумаге. Пришел НЭП и планирование было отложено в сторону. К нему возвращаются в 1927 г., когда НЭП начинает задыхаться, когда успехи народного хозяйства начинают, как представляется Сталину и его соратникам, подмывать власть партии. Экономисты приступают к разработке пятилетнего плана развития народного хозяйства под строжайшим надзором Политбюро.
Пятилетка должна была стартовать в октябре 1928 г. Но план еще не был готов. В апреле 1929 г. его утверждает XVI партконференция, хотя он еще по-прежнему не готов. Осложнения с подготовкой плана были вызваны двумя основными причинами. Первая — необычайная трудность задания. Для составления комплексного плана использования всех ресурсов страны с целью ее индустриализации не было необходимой информации. За помощью обратились к иностранцам. Американские фирмы проектировали советскую тяжелую и легкую промышленность. Американцы, немцы, англичане, французы, итальянцы проектировали, руководили строительством, снабжали оборудованием основные объекты первой пятилетки. Вторая причина была идеологического порядка. Экономисты подготовили пятилетний план в двух вариантах — отправном и оптимальном. Даже отправной вариант был чудовищно оптимистическим. Как писал английский экономист Алек Ноув: «Чудеса редко происходят в экономике, а без вмешательства Божественного провидения трудно было себе представить одновременный рост капиталовложений и потребления, не говоря об одновременном потрясающем росте выпуска промышленных и сельскохозяйственных товаров, производительности труда». План был принят в оптимальном варианте. Но едва он был утвержден, как Сталин приказал поднять все цифры на новую, небывалую высоту. Совсем недавно Сталин высмеивал предложение Троцкого построить гидроэлектростанцию на Днепре. Генеральный секретарь объяснял, что Днепрогэс обойдется слишком дорого. Такое строительство, говорил он со свойственным ему юмором, напоминало бы поведение мужика, скопившего несколько копеек и потратившего их на покупку граммофона, а не на починку плуга. Теперь — менее двух лет спустя — Сталин требует закупки миллионов «граммофонов», цифры Троцкого он называет «плюгавыми». Оптимальный план, например, предусматривал удвоение добычи каменного угля за пять лет: вместо 35 млн. тонн — 75 млн. тонн. Сталинская цифра, ставшая «контрольной», — 105 млн. тонн. В такой же примерно пропорции увеличиваются все цифры. В декабре 1929 г. съезд ударников решает выполнить пятилетку в 4 года. В феврале 1931 г. Сталин говорит о возможности — это значило: необходимости — выполнения пятилетнего плана в решающих отраслях промышленности в три года. Сталин объявляет: «Темпы решают все». Начинается — ускорение.
Цифры опьяняют составителей планов, возглавляемых Сталиным. Они опьяняют и строителей, советских людей. Кажется: еще одно усилие, еще один построенный завод, воздвигнутая плотина, километр канала — и вот он — социализм, всеобщее счастье. «Лихорадка буден» объявляется признаком здоровья. Партия и поэты подгоняют: время — вперед. И начинает казаться, что время принадлежит государству, принадлежит партии.
В первую пятилетку впервые проявляется идеологическая, важнейшая функция планирования. Ленину принадлежит открытие возможности увязки цифры и цели. В 1919 г. он регистрирует это открытие в формуле: если дать мужику 100 тыс. тракторов, он скажет — я за коммунию. Цифра — 100 тыс. тракторов; цель — коммуния. В России в это время было около 2 тыс. тракторов. Следовательно путь к «коммунии» можно было исчислять увеличением числа сельскохозяйственных машин, или электростанций, или заводов и т. д. Путь в будущее становился зримым. Время нарезалось на порции, преодолеваемые цифрами. Пятилетка стала единицей дороги, пройденной к коммунизму.
В 1932 г. началось подведение итогов первой пятилетки, первого этапа на пути к цели. В январе 1933 г. Сталин объявил о выполнении плана на 93,7%. Жонглирование цифрами, исчисление в процентах, в рублях, стоимость которых плановые органы определяли по своему желанию — дали возможность говорить, что угодно, торжествовать победу. К тому же были и несомненные результаты: в необычайные сроки выросли гиганты тяжелой промышленности — на Урале, в Кузбассе, на Волге, на Украине, построены заводы в Москве и Ленинграде, проложено 5500 км железных дорог (план предусматривал 16 тыс. км). Сталин спросит на XVII съезде: «Не чудо ли это?»
Сомнения возникали даже не при сравнении контрольных цифр и признаваемых результатов. Например, планировалось выплавить 10,3 млн. тонн (в 1928 г. — 4,2 млн. т.), а было выплавлено 5,9 млн. т. Сомнения появлялись, когда задавался вопрос о цене «чуда». Главным источником средств на осуществление пятилетки были так наз. внутренние накопления. Они были получены прежде всего за счет того, что главный сталинский экономист Струмилин назвал «потребительским аскетизмом»: из страны вывозится сырье, в том числе продовольствие, хотя население — даже в городе — живет впроголодь. Летом 1932 г. Сталин объявляет: «Незачем было свергать капитализм в ноябре 1917 г. и строить социализм на протяжении ряда лет, если мы не добьемся того, чтобы люди жили у нас в довольствии… Было бы глупо думать, что социализм может быть построен на базе нищеты и лишений, на базе сокращения личных потребностей и снижения уровня жизни».
В конце первой пятилетки уровень жизни снизился не только по сравнению с 1913 г. Он был ниже уровня 1928 г. В последующие полвека советские руководители неоднократно будут повторять сталинские слова о необходимости добиться того, чтобы «люди жили у нас в довольствии». А «довольствие» будет отдаляться, как линия горизонта.
Цена пятилетки не исчерпывается резким снижением уровня жизни. На этот период приходится организованный правительством голод, унесший миллионы жертв, в том числе не менее 7 млн. на Украине. Резко обостряется уголовное законодательство. 7.8.1932 г. принимается возможно самый суровый закон в истории судопроизводства: за хищение общественной или кооперативной собственности наказание — смертная казнь; лишь при смягчающих вину обстоятельствах она заменялась лагерным заключением на 10 лет. Впервые труд заключенных применяется для строительства социализма в невиданных масштабах. Беломорско-Балтийский канал строит единовременно 300 тыс. зэков. По официальным данным только в тюрьмах в мае 1933 г. содержалось 800 тыс. человек. Число заключенных в концентрационных лагерях далеко превосходило эту цифру.
Кошмарная слава гитлеровских концлагерей не должна заслонять советского приоритета в этой области. Честь первого использования термина «концлагерь», родившегося на Кубе в самом конце XIX в. принадлежит Троцкому. В приказе от 4 июня 1918 г. наркомвоенмор требует заключения в концлагеря чехословаков, не желавших сдавать оружие. 26 июня Троцкий предлагает Совнаркому направлять в концлагеря офицеров, не желающих служить в Красной армии. 9 августа Ленин, озабоченный размахом крестьянского восстания в Пензенской губернии, требует от губисполкома: «Провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь». 5 сентября 1918 г., после того, как эта мера репрессий уже широко применяется, она узаконивается постановлением Совнаркома: «Необходимо обезопасить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях». Очень скоро выясняется, что среди заключенных неуклонно растет число рабочих и крестьян, которых наказывают за «саботаж», уход с работы, невыполнение норм и т. д. В 1919 г. Дзержинский объявляет, что «концлагеря являются — школой труда».
В годы первой пятилетки окончательно складывается особое, советское отношение к труду. Он перестает быть экономической функцией, как это было всегда с того момента, когда предок человека встал на задние лапы и взял в переднюю камень. Советский труд приобретает политические функции. Он становится мерилом достоинства человека, определяющим его место в жизни, но одновременно — превращается в тягчайшее наказание. Хороший работник — это хороший человек, ибо он способствует строительству социализма. Но «плохие» люди, враги — также строят социализм, перевоспитываясь в процессе труда в лагерях. Сталин объявляет: труд — дело чести, доблести и геройства. Но этот сталинский лозунг украшает ворота концентрационных лагерей, число которых не перестает расти. Труд — дело чести, доблести и геройства и одновременно все крупнейшие (и даже средние и малые) объекты пятилетки сооружаются заключенными. Рабский труд становится важнейшим инструментом строительства социализма.
Идет лихорадочное сооружение нового мира, и страх становится составной частью воздуха, которым дышат советские люди. В ноябре 1928 г. пленум ЦК принимает решение о проведении второй генеральной чистки членов партии. В том же 1928 г. проходит первый — после 1922 г. — большой показательный процесс, так наз. Шахтинский. Судят инженеров и техников, обвиняемых в неизвестном ранее преступлении — вредительстве. Вредитель становится новым врагом и объяснением всех неудач социалистического строительства. Шахтинский процесс — целиком сфабрикованный ОГПУ — очередным воплощением ВЧК, — заканчивается смертными приговорами и кампанией ненависти. В 1930 г. очередная кампания ненависти «к врагам» организуется вокруг очередного сфабрикованного процесса — так наз. Промпартии.
В 1932 г. в Советском Союзе вводятся паспорта. В томе советской энциклопедии, вышедшем в 1930 г., еще можно было прочесть: «Паспортная система была важным орудием полицейского воздействия и налоговой политики в т. наз. полицейском государстве. Паспортная система действовала в дореволюционной России. Советское право не знает паспортной системы». Два года спустя оно ее узнало. Причем паспорта выдавались только жителям городов, крестьяне были их лишены, а тем самым закреплены в колхозах.
Страх, как необходимый элемент строительства коммунизма, был использован Лениным сразу же после Октябрьского переворота. ВЧК наводила ужас, ибо была — впервые в истории России — органом, который имел право искать врагов, вести следствие, выносить приговор и приводить его в исполнение. Одним из знаков изменения политики в 1921 г. было сокращение функций «органов», которые были переименованы. Страшные буквы — ВЧК — были заменены еще мало что значащим сокращением — ГПУ, потом — ОГПУ. Со второй половины 20-х гг. новое название приобретает все более зловещий смысл. В популярной пьесе А. Афиногенова «Страх», премьера которой состоялась в начале 30-х гг., физиолог проф. Бородин, исследовавший советских граждан, говорил в знаменитом монологе: «80% всех исследованных живут под вечным страхом окрика или потери социальной опоры. Молочница боится конфискации коровы, крестьяне — насильственной коллективизации, советский работник — непрерывных чисток, партийный работник боится обвинений в уклоне, научный работник боится обвинения в идеализме, работник техники — обвинения во вредительстве». Проф. Бородин, который в финале пьесы откажется от своих взглядов после беседы с сотрудниками ГПУ, добавляет: есть еще 20% граждан, которым, казалось бы, нечего бояться, «они хозяева страны», это — рабочие, выдвиженцы. «За них, — объясняет физиолог, — боится их мозг… Они все время стараются догнать и перегнать. И, задыхаясь в непрерывной гонке, мозг сходит с ума или медленно деградирует». Проф. Бородин заключает: «Мы живем в эпоху великого страха». А это был только 1931 год!
Когда румынский писатель Панаит Истрати, очень популярный в СССР, приехал на 10 годовщину Октября в страну советов, он обнаружил, что многое не соответствует тому, что ему раньше говорили о новом мире. Советские друзья писателя отвечали: нельзя сделать омлет, не разбив яиц. Писатель возражал: я вижу разбитые яйца, но не вижу омлета. Он был не совсем прав. Основным результатом «разбитых яиц» было создание культа Сталина. В 50-ю годовщину со дня рождения Сталина впервые было объявлено, что партией, государством, международным коммунистическим движением, всем прогрессивным человечеством руководит великий вождь — Сталин. В годы первой пятилетки Сталин прибирает к своим рукам огромную власть во всех областях жизни и становится объектом культа.
1934 г. начинается праздником. 26 января открывается XVII съезд партии. Это, как скажет Киров, — съезд победителей. В Кремле собрались те, кто руководил коллективизацией и организовал голод для окончательного разгрома крестьянства, кто руководил индустриализацией и ценой неимоверных лишений и усилий, используя армию заключенных, добился немалых побед.
Выступая с отчетным докладом, Сталин удовлетворенно констатирует: «Если на XV съезде приходилось еще доказывать правильность линии партии и вести борьбу с известными антиленинскими группировками, а на XVI съезде добивать последних приверженцев этих группировок, то на этом съезде и доказывать нечего, да, пожалуй, и бить некого». Славословия Сталину, вождю победителей, со стороны его вернейших соратников, достигают предела в гимне, пропетом Кировым: Сталин — величайший гений всех времен и народов.
1 декабря 1934 г. Сергей Киров, член Политбюро, секретарь ЦК, секретарь ленинградской партийной организации был убит. Впервые после гражданской войны жертвой террористического акта стал один из вождей партии. Обстоятельства смерти Кирова представляют собой чрезвычайный интерес не только потому, что убийство руководителя ленинградских коммунистов стало сигналом к «большому террору». Легенды, связанные с Кировым, играют сегодня важную роль в процессе очередной фальсификации истории. В 1956 г. Никита Хрущев в «закрытом» докладе на XX съезде не оставил сомнений, что убийство Кирова было совершено по приказу (никогда, конечно, не написанному) Сталина. Была создана комиссия для расследования дела. Результаты ее работы до сих пор не обнародованы.
Известно, что ленинградский вождь был убит выстрелом из револьвера молодым коммунистом Леонидом Николаевым. Известно, что, узнав об убийстве, Сталин немедленно выехал в Ленинград, где лично допрашивал убийцу и тех, кого считали его сообщниками. Известно, что вечером 1 декабря, едва весть о выстреле в Смольном дошла до Москвы, председатель ВЦИК подписывает постановление, практически, вводящее чрезвычайное положение в стране. Немедленно в Ленинграде проводятся массовые аресты по уже готовым спискам. Аресты идут и в других городах. В газетах в первые дни января 1935 г. появляются сообщения о расстрелах «белогвардейцев», обвиненных первоначально в террористическом акте: 37 — в Ленинграде, 33 — в Москве, 28 — в Киеве и т. д. и т. д. Цифры эти значительно занижены, как свидетельствуют выжившие из арестованных.
После «белогвардейцев», виновниками террористического акта называют «шпионов», проникших из-за рубежа. Наконец обвинение адресуется старым большевикам, соратникам Ленина — Зиновьеву и Каменеву. В январе 1935 г. организуется первый показательный процесс, на котором судят коммунистов. Зиновьева и Каменева признают «морально ответственными» в убийстве Кирова и осуждают на 10 лет (Зиновьева) и 5 лет (Каменева) тюрьмы. В августе 1936 г. за то же «преступление» на очередном показательном процессе их приговорят к расстрелу.
Начинается «большой террор». По числу жертв этот период — 1935—1938 — уступает предшествующему — периоду коллективизации. Но в середине 30-х гг. объектом главного удара была не «серая масса» крестьянства, а члены правящей партии, виднейшие руководители революции, партии, правительства, крупнейшие полководцы. Расправа над элитой власти поразила мир, не обративший внимания на миллионы безымянных жертв.
Убийство Кирова и первые два процесса старых большевиков были подготовлены народным комиссариатом внутренних дел, возглавляемым Ягодой. 25 сентября 1936 г. Сталин и Жданов, отдыхавшие в Сочи, подписывают телеграмму, адресованную членам Политбюро: «Мы считаем абсолютно необходимым и спешным, чтобы тов. Ежов был назначен на пост народного комиссара внутренних дел. Ягода определенно показал себя явно неспособным разоблачить троцкистско-зиновьевский блок».
Начинается «ежовщина». Это время можно изобразить графически волнистой линией, пиками которой были показательные процессы, извещавшие о ликвидации очередных «заговоров»: процесс Пятакова, Серебрякова и др. в январе 1937 г.; процесс Бухарина, Рыкова и др. в марте 1938 г.; сообщение об аресте крупнейших советских военачальников в июне 1937 г. Одновременно идут массовые аресты, расстрелы. Население лагерей увеличивается до невообразимых размеров. В поэме Твардовского «Теркин на том свете» сказано об этом: «Там — рядами, по годам, шли в строю незримом Колыма и Магадан, Воркута с Нарымом… Кто, за что, по воле чьей — разберись наука…»
О «ежовщине», о сталинском терроре написано множество книг: воспоминания, исследования… Среди этих книг — «Архипелаг ГУЛаг» Александра Солженицына, монография Роберта Конквеста «Большой террор», «Сталин» Бориса Суварина. Все это, однако, публикации в СССР неизвестные. Советская наука, которой предлагает разобраться А. Твардовский либо молчит, либо говорит неправду.
«Большой террор» начинается с убийства Кирова. Проходит несколько лет после выстрела в Смольном и делегаты «съезда победителей» попадают, как выражался Н. Хрущев, в «мясорубку». Из 1956 делегатов, сказано было на XX съезде, 1108 были арестованы по обвинению в контрреволюционных преступлениях. Из 139 членов и кандидатов ЦК, избранных на XVII съезде, 98 человек, т. е. 70% были арестованы и расстреляны. Какова причина, что произошло?
Современникам все объясняла «История ВКП (б). Краткий курс», первое издание которой появилось в 1938 г. Там объяснялось, что жертвами репрессий были враги народа, «белогвардейские пигмеи», «белогвардейские козявки», «ничтожные лакеи фашистов». В седьмом издании «Истории КПСС» (1984) объяснение совершенно иное. «Партии и народу в то время было неизвестно о злоупотреблениях властью Сталиным» (с. 425). Подразумевается, что террор, захвативший все слои населения, принимался как нечто настолько естественное и нормальное, что никто ничего не замечал. И лишь много лет спустя были вдруг обнаружены «злоупотребления» Сталина. В середине 60-х гг. рождается концепция сопротивления ленинцев Сталину, выразившегося в ходе голосования на XVII съезде, когда, якобы, при выборах в ЦК, за Сталина было подано меньше голосов, чем за Кирова. Это теория «хорошего» Кирова и «плохого» Сталина. Наиболее последовательно она изложена в романе А. Рыбакова «Дети Арбата». До сих пор никаких убедительных свидетельств фрондирования «настоящих ленинцев» против Сталина на XVII съезде нет. Ни их выступления на съезде (в том числе речь Кирова), ни их деятельность во время коллективизации и индустриализации не дают оснований сомневаться в их благодарности главному «победителю».
Хрущев, вспоминая прошлое, спрашивает: «Почему Сталин совершил эти преступления? Может быть он был обманут? Но, если он был обманут, то кем?» На вопрос о причинах «большого террора» даются разные ответы. В том числе: Сталина обманул Берия! Ключом к разгадке могут быть воспоминания Вальтера Кривицкого, бывшего руководителя советской шпионской сети в Западной Европе. Он рассказывает об огромном впечатлении, которое произвела на Сталина «ночь длинных ножей», организованная Гитлером летом 1934 г. Ночью 30 июня были схвачены и убиты ближайшие соратники Гитлера — руководители СА. При случае были ликвидированы «беспартийные» противники фюрера. Кривицкий вспоминает, что едва весть о «ночи длинных ножей» дошла до Москвы, Сталин созвал Политбюро. Отвергнув мнения специалистов — разведчиков, дипломатов, экспертов, — Сталин пришел к выводу, что массовые убийства, организованные Гитлером, принесут консолидацию нацизма и укрепят личную власть фюрера.
Убийство Кирова, организованное через полгода после гитлеровской «акции», стало сигналом к завершению строительства тоталитарного государства. Сталину все еще не хватало «собственной партии». Кадры ВКП(б), строившие под его руководством социализм после смерти Ленина, все еще, несмотря на преданность генеральному секретарю, помнили о революции, о времени, когда во главе партии и государства стоял их основатель. Сталин нуждался в монолитной, послушной ему «как труп», партии. Для этого необходимо было разрушить старый, ленинский аппарат, ликвидировать память о Ленине, и наполнить оболочку партии новым содержанием, новыми членами. В 1935 г. партия уже так пронизала все клетки государственного организма, что удар по ней отразился всюду. Потянутая нитка потащила за собой клубок: государственный аппарат, хозяйственный, армейский, культуру…
В марте 1937 г. Сталин выступает с наиболее откровенной и наиболее циничной из своих речей. Он предупреждает: враг — всюду, человек с партийным билетом — главная опасность. Сталин предлагает всем партийным руководителям приготовить себе по два заместителя. Генеральный секретарь, мечтавший в свое время о партии — ордене меченосцев, представляет теперь осуществленную мечту — партию — армию. 3 марта Сталин говорит о «руководящих кадрах нашей партии»: 3–4 тыс. высший комсостав, 30–40 тыс. — офицерский корпус, 100-150 тыс. — унтер-офицерский состав. Остальные, можно было понять из речи, — рядовой состав, серая скотинка. Организационный план Ленина был реализован.
Сталин излагает на пленуме свое главное открытие, свой вклад в марксизм: по мере успехов строительства социализма классовая борьба будет все больше и больше обостряться. Иными словами: чем будет лучше, тем будет хуже.
Годы «большого террора», когда никто не знал не будет ли он разбужен ночью стуком в дверь и арестован, были одновременно временем «поворота к человеку». Сталин объявляет, что «человек — самый ценный капитал», он говорит «жить стало лучше, жить стало веселей». Реабилитируются цветы, танго и фокстрот. Поэт провозглашает: «Можно галстук носить очень яркий и быть в шахте героем труда».
30 августа 1935 г. Алексей Стаханов вырубает за смену 102 тонны угля вместо 7 по норме. Очевидно, что такое перевыполнение плана могло объясняться либо смехотворно низкой нормой, либо особыми условиями, которые были созданы Стаханову. ЦК «одобряет инициативу трудящихся» — рождается стахановское движение. Нормы в промышленности повышаются на 15–20%. Подлинный энтузиазм сочетается с обманом, приписками — туфта становится ключом к выполнению планов. В 1935 г., на восемнадцатом году революции, подавляющее население страны живет хуже, чем до революции. Академик Струмилин подсчитал, что в среднем в год советский гражданин потреблял 261,6 кг зерновых продуктов. Ленин в своей ранней работе о развитии капитализма в России жаловался, что батрак потребляет в год только 419,3 кг зерна. Ленин говорил еще о 13,3 кг сала. Струмилин о сале не вспоминает. В связи с индустриализацией резко увеличивается городское население. В результате жилищный кризис принимает особенно острый характер.
Во второй половине 30-х гг. окончательно складывается советская система, в которой реальность исчезает, плотно замаскированная ложью.
В ночь «большого террора» идет радостное всенародное обсуждение новой конституции, заранее объявленной самой демократической в мире или — Сталинской. Структура государства не менялась по сравнению с предыдущей конституцией СССР. Но в Основной закон было вписано то, что раньше подразумевалось: ВКП(б) является передовым отрядом трудящихся, представляет собой руководящее ядро всех организаций трудящихся, как общественных, так и государственных. Власть партии легализировалась. Новая конституция, в отличие от прежних, давала всем советским гражданам право голоса, делала выборы в советы прямыми, равными и тайными, гарантировала свободу слова, печати, собраний, тайну переписки и т. п. Знаменательно, что первые выборы по новой конституции проходили в декабре 1937 г., когда террор достиг высшей точки, когда все граждане СССР могли быть арестованы в любую минуту. Впрочем, конституция содержала оговорку, которая перечеркивала все предоставляемые ею права. Особая статья гласила, что все права соблюдаются в «соответствии с интересами трудящихся и в целях укрепления социализма». Следовательно, все права зависели от того, кто определял, в чем состоят интересы трудящихся, что способствует укреплению социализма.
Нарастает волна массовых арестов членов партии, партийный билет, как говорит Сталин на февральско-мартовском пленуме ЦК (1937), является прикрытием врага, но накануне пленума съезд партии принимает постановление о «перестройке партийной работы на основе безусловного и полного проведения в жизнь начал внутрипартийного демократизма». Было решено при выборах парторганов установить закрытое голосование.
Конституция объявляет всех советских граждан равными. Они равны, ибо все одинаково не имеют никаких реальных прав. К этому времени культ Сталина приобретает характер обожествления. Все равны, все рабы. И над всеми возвышается Он, Хозяин. Французский писатель Анри Барбюс подписывает (есть основания считать, что он не был автором книги) официальную биографию Сталина. «Новая Россия, — говорится в биографии, — создала настоящий культ Сталина, культ, рожденный доверием и возникший снизу. Это… человек, который интересуется всем и всеми, который сделал то, что он сделал и сделает то, что нужно сделать. Он — спас. Он — спасет». Перед нами новый бог, который спустился с неба, рожденный волной любви снизу. «Кем бы вы ни были, — заканчивается биография бога, — вы нуждаетесь в этом благодетеле».
В 1920 г. Евгений Замятин написал роман «Мы» — книгу о будущем, о тоталитарном государстве, во главе которого находится Благодетель — любящий отец всех нумеров — обитателей Единого государства, и одновременно всемогущий палач. Фанатик человеколюбия, как выразился Достоевский. Воображенный Замятиным Благодетель сошел со страниц романа и взял в свои руки судьбу Советского Союза, превратившегося в 30-е годы в Единое государство.
Во второй половине 30-х гг. к стандартным эпитетам, сопровождавшим имя Сталина — мудрый, гениальный, стальной, железный — прибавляются: дорогой обожаемый, добрый, любимый.
Преображение страны, создание государства тотальной лжи и всеобщего страха с исчерпывающей полнотой было выражено в послании М. Горького «Ударницам на стройке канала Москва-Волга». Защитник женщин, десятилетиями плакавший над их судьбой в царской России, автор «Матери», писал, обращаясь к женщинам-заключенным: «Ваша работа еще раз показывает миру, как прекрасно действует на человека труд, осмысленный великой правдой большевиков, как чудесно организует женщин дело Ленина-Сталина».
«Время Сталина» — это также и война с Германией. Все то, что делалось со второй половины 20-х гг., в том числе коллективизация, индустриализация, чудовищный террор, установление полной власти над духовной жизнью страны, короче — создание тоталитарного государства, обосновывалось, оправдывалось необходимостью подготовки страны к «последнему решительному бою» с империалистами. Запугивание войной заставляло советских людей торопиться, бежать наперегонки со временем.
Войне Советского Союза с нацистской Германией посвящены тысячи книг, в том числе исторических монографий. Выпущена шеститомная «История Отечественной войны». В 1987 г., когда была дана возможность поставить под сомнение некоторые официальные истины, выяснилось, что очень многое следует переписать, еще больше рассказать заново. Академик А. Самсонов, военный историк, признает, что даже «версия о „внезапном нападении Германии на СССР“ не может быть принята безоговорочно…» («Социалистическая индустрия», 24.5.1987). А.Самсонов ставит главный вопрос. Он пишет, что война с нацистским агрессором стоила миллионов жертв, принесла гигантские потери материальные и культурные, причинила неисчислимые страдания и спрашивает: «Были ли все эти жертвы неизбежны?» («Московские новости», № 18,1987).
Принятое в августе 1987 г. решение написать 10-томную историю Отечественной войны (взамен 6-томной) убедительно свидетельствует, что имеется множество «белых пятен» в казалось бы так детально рассказанной истории войны с Германией.
В числе наиболее ярких «белых пятен», которые, судя по новейшим публикациям, решено оставить «белыми», история начала второй мировой войны.
23 августа 1939 г. советские люди были поражены до глубины души, прочтя на первых страницах газет сообщение о прибытии в Москву министра иностранных дел III рейха Риббентропа. На следующий день читатели газет могли познакомиться с текстом Договора о ненападении между Германией и СССР и полюбоваться на фотографию: улыбающиеся Сталин и Риббентроп, соединенные дружеским рукопожатием.
Изумление советских людей было понятно: многие годы им твердили, что нацизм, гитлеризм, фашизм — злейшие враги человечества и в первую очередь первого в мире социалистического государства. Антигитлеровская пропаганда усилилась после захвата Австрии, потом Чехословакии, после предъявления Германией территориальных требований Польше. Советским людям не переставали говорить о гитлеризме как важнейшем факторе военной угрозы.
Публикация после второй мировой войны документов германского министерства иностранных дел, воспоминаний, исследований (игнорируемых советскими историками), рассказывает длинную историю поисков Сталиным соглашения с гитлеровской Германией, желавшим сохранить с ней такие же добрые отношения, какие были у Советского Союза с Веймарской республикой. Поиски соглашения велись в строгой тайне.
Впервые публично о возможностях сговора намекнул Сталин на XVIII съезде партии в марте 1939 г. 3 мая с поста наркоминдела был снят Максим Литвинов, олицетворявший политику коллективной безопасности и антигерманскую ориентацию. Его место занял председатель Совнаркома Вячеслав Молотов. Все лето 1939 г. ведутся интенсивные секретные переговоры между Москвой и Берлином. Гитлер активно готовится к войне и желает избежать схватки на двух фронтах. Сталин стремится использовать нетерпение Гитлера и получить от него как можно больше за гарантию невмешательства. Одновременно в августе 1939 г. начинаются переговоры с представителями Англии и Франции, прибывшими в Москву.
Советское правительство имеет три выбора: соглашение с Англией и Францией против гитлеровского агрессора; соглашение с Гитлером; нейтралитет. Первый выбор заставил бы Гитлера задуматься и задержать начало войны в Европе; не очень удобен был для фюрера и третий выбор: нейтральный Советский Союз оставался бы потенциальной опасностью, нависавшей на фланге. Третий выбор — соглашение с Германией — означало прежде всего разрешение начать войну.
Сталин выбрал Гитлера и войну. Несколько причин продиктовали этот выбор. Прежде всего, Гитлер заплатил за соглашение значительно дороже, чем демократические страны, которые не могли распоряжаться не своей территорией. Фюрер отдал Сталину Прибалтику, часть Польши, Бессарабию. Во-вторых, Сталин рассчитывал, что Германия, втянувшись в войну на Западе, ослабит демократические страны и сама станет слабее. Наконец, Сталин всегда органически не терпел демократии, ему была близка и понятна психология фюрера. Он твердо рассчитывал, что сможет его перехитрить.
Соглашение между СССР и Германией, подписанное 23 августа, называлось — Договор о ненападении. «Правда» объявила пакт «инструментом мира», «мирным актом», который будет содействовать «облегчению напряжения в международной обстановке». Секретный дополнительный протокол к Договору, никогда в СССР не опубликованный и официальными историками не упоминаемый, не выглядел «инструментом мира». В протоколе говорилось, что «в случае территориальных и политических преобразований (имелась в виду война, которую Германия развязывала в ближайшие дни. — М. Г.) северная граница Литвы будет являться чертой, разделяющей сферы влияния Германии и СССР». Второй параграф протокола гласил: «Вопрос о том, желательно ли в интересах обеих Сторон сохранение независимости Польского государства и о границах такого государства будет окончательно решен лишь ходом будущих политических развитии». В истории дипломатии есть мало документов так цинично провозглашающих намерение ликвидировать и разделить суверенное государство.
Советские историки и сегодня объясняют необходимость заключения «Договора о ненападении» желанием выиграть время, колебаниями Англии и Франции, не спешившими договориться с Москвой. Такие объяснения можно давать, ибо не публикуется тайный протокол, ибо скрывается радость, воцарившаяся в Кремле после подписания Договора.[1] Советские газеты опубликовали тост Сталина: «Я пью за здоровье рейхсканцлера, я знаю, как его любит немецкий народ. Я знаю, — добавил генеральный секретарь, — что немцы хотят мира». Не были опубликованы советскими газетами (их записали немцы) слова Сталина, обращенные к Риббентропу: «Советское правительство рассматривает новый пакт очень серьезно. Сталин может гарантировать своим честным словом, что Советский Союз не подведет своего товарища».
«Миролюбивые немцы» начали войну через неделю после подписания Договора и протокола. 14 сентября посол III Рейха в Москве посылает в Берлин депешу: Молотов хочет знать, когда падет Варшава, чтобы объявить о том, что Польша прекратила свое существование и национальные меньшинства, родственные советскому народу, нуждаются в защите. 17 сентября Красная армия нанесла удар в спину польской армии, сражавшейся с гитлеровским агрессором, и вступила на территорию Польши для захвата территорий, входящих в советскую зону на основании секретного протокола, 31 октября Молотов хвастался на заседании Верховного совета СССР: «Оказалось достаточным короткого удара по Польше со стороны германской армии, а затем Красной армии, чтобы ничего не осталось от этого уродливого детища Версальского договора…»
Договор о ненападении, подписанный 23 августа, еще можно пытаться объяснить с помощью очень сомнительных аргументов. Гораздо труднее объяснить второй договор — О дружбе и границах, подписанный 28 сентября 1939 г. Советские историки, как обычно в трудных обстоятельствах, обращаются к простому способу: Договор о дружбе и границах в советской историографии не упоминается. Если встречается термин «договор, подписанный в сентябре», то его содержание не излагается. Советский Союз обязался поставлять гитлеровской Германии необходимое для ведения войны стратегическое сырье (нефть, металлы, зерно), НКВД и Гестапо сотрудничали в Польше (это записано в Договоре) в борьбе с национальным сопротивлением оккупантам, в знак дружбы НКВД выдало Гестапо немецких коммунистов, которые нашли убежище в Москве, а потом в годы террора арестованы. В немецкой кинохронике запечатлен совместный военный парад советских и гитлеровских войск во Львове. Секретное соглашение о границах уточнило зоны влияния: Советский Союз получил Литву, отдав взамен Германии Варшавское воеводство.
«Мы этого не заслужили», — с горечью и отчаянием сказал Молотов немецкому послу, пришедшему к нему 22 июня объявить войну, которая уже началась несколько часов назад. Молотов был прав, если считать, что под «мы» он имел в виду советское руководство. Сталин сделал все, чтобы помочь Гитлеру развязать вторую мировую войну. Почти два года он был союзником Гитлера.
Ценой неисчислимых бедствий, миллионов жертв, Советский Союз, поддержанный демократическими странами, разгромил гитлеровскую Германию. Победителей, как известно, не судят. Но история не может забыть вины советского руководства в трагедии второй мировой войны.
В ночь на 1 января 1944 г. советский народ впервые услышал новый гимн СССР. Вместо «Никто не даст нам избавления ни бог, ни царь, и ни герой…» грянуло: «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки Великая Русь!… Ленин великий нам путь озарил… Нас вырастил Сталин…» В 1920 г. идеолог национал-большевизма Николай Устрялов писал: «Над Спасскими воротами, по-прежнему являющими собой глубочайшую исторически национальную святыню, древние куранты поют „Интернационал“… В глубине души невольно рождается вопрос: „Интернационал“ ли нечестивыми звуками оскверняет Спасские ворота, или Спасские ворота кремлевским веянием влагают новый смысл в „Интернационал“?»
В ночь на 1 января 1944 г. гимн международного пролетариата перестал осквернять Спасские ворота. Это не было полной неожиданностью. Не только потому, что в 1943 г. III Интернационал был распущен, чтобы продемонстрировать союзникам отсутствие коммунистической опасности. Но прежде всего потому, что многие изменения — большие, малые, средние, — сложившись вместе обозначили новое направление сталинской политики. Русский патриотизм, который в критический момент битвы под Москвой привлекается для спасения советского государства, становится важнейшим элементом сталинской имперской идеологии.
Победа под Сталинградом становится отправной точкой — был нанесен страшный удар врагу, советская армия засвидетельствовала свою силу, открылась перспектива окончательного разгрома гитлеровской Германии. Сталин видит себя отцом победы. Он изготовляет причудливый монархическо-ленинский идеологический коктейль. Он составляет для себя новую генеалогию, выбирая главным предком Ивана Грозного, изображаемого Собирателем Государства. Многие термины, связанные с революционным происхождением, исчезают. Красная армия становится Советской армией. В награду за победы генеральный секретарь и верховный главнокомандующий возвращает армии старую русскую форму, в том числе погоны, которые четверть века были символом проклятого царского режима. К революционным орденам — Ленина, Красного знамени — присоединяются ордена, связанные с дореволюционной историей — Александра Невского, Суворова. Предусматривается, что дореволюционные ордена носятся на правой стороне груди, революционные — на левой.
Имперская идея Сталина — это абсолютная, ничем не ограниченная власть Сталина. Фундамент абсолютной власти — абсолютное послушание подданных. Вождь, Отец, Учитель имел в своих руках множество инструментов, которые обеспечивали покорность граждан первого в мире социалистического государство. Сталину этого кажется мало. Он хочет, чтобы покорность выражалась внешним образом и одевает всех советских граждан в мундиры: каждое министерство получает свой цвет сукна, свою форму, погоны, лампасы, выпушки. Вводятся чины, о которых, казалось, все забыли. Декрет Верховного Совета СССР от 16 сентября 1943 г., например, вводил для юристов звания: действительный государственный советник юстиции, государственный советник юстиции первого ранга, потом второго, третьего и так далее.
Имперская идея Сталина — это всемогущее тоталитарное государство, которому служат все граждане, возглавляемое богоподобным вождем-Благодетелем. 25 июня 1945 г. Сталин мог с удовлетворением подвести итоги. Выступая в Кремле на приеме в честь участников парада Победы генералиссимус поднял тост. «У меня, — сказал он, по своему обыкновению скромно, — самый простой, обыкновенный тост. Я бы хотел выпить за здоровье людей… которых считают „винтиками“ великого государственного механизма… Я подымаю тост за людей простых, обычных, скромных, за „винтики“, которые держат в состоянии активности наш великий государственный механизм… Это — люди, которые держат нас, как основание держит вершину. Я пью за здоровье этих людей, наших уважаемых товарищей».
«Доктор Живаго» заканчивается словами: «Хотя просветление и освобождение, которых ждали после войны, не наступили вместе с победой, как думали, но все равно, предвестие свободы носилось в воздухе все послевоенные годы, составляя их единственное историческое содержание». Послевоенные годы были временем больших ожиданий.
Война была такой тяжелой, такой страшной, победа — такой полной и убедительной, что казалось: все, кто способствовал победе — на фронте и в тылу — будут вознаграждены. Сталин думал совершенно иначе. Именно потому, что все надеялись, потому, что появилось «предвестие свободы», вождь решил покончить со всеми надеждами. Он помнил и о том, что победоносные полки Советской армии пересекли границы Советского Союза и миллионы советских граждан впервые увидели своими глазами, как живут за рубежом. Сталин, хорошо знавший историю, помнил, что молодые офицеры, вошедшие в 1813 г. в Париж, в 1825 г. вышли на Сенатскую площадь.
Были приняты меры по укреплению морального духа советского народа. Удары обрушились на культуру, науку, на все области мышления. В конце 20-х гг., когда подобный ураган прошел над страной, он назывался «культурная революция». Вторая половина 40-х гг. стала называться «ждановщина». Само название, ассоциировавшееся с «ежовщиной», говорит о размахе преследований, террора, жестокости. Андрей Жданов, секретарь ЦК по идеологии, возглавлял поход. 14 августа 1946 г. раздается первый залп «ждановщины»: ЦК ВКП(б) принимает постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград». Объектами травли становятся Михаил Зощенко и Анна Ахматова. Затем принимаются постановления по вопросам музыки, кино, театра. Назначаются мишени — писатели, композиторы, кинорежиссеры, по которым ведется огонь. В 1948 г. на сессии ВАСХНИЛ утверждается диктатура Лысенко над биологией. В 1949 г. открывается фронт борьбы с «безродным космополитизмом», против иностранщины.
«Сталин умер беспланово, без указания директивных органов, — писал Василий Гроссман в повести „Все течет“. — Сталин умер без личного указания самого товарища Сталина. В этой свободе, своенравии смерти было нечто динамичное, противоречащее самой сокровенной сути государства. Смятение охватило умы и сердца. Сталин умер! Одних объяло чувство горя, — в некоторых школах педагоги заставляли школьников становиться на колени и, сами стоя на коленях, обливаясь слезами, зачитывали правительственное сообщение о кончине вождя. На траурных собраниях в учреждениях и на заводах многих охватывало истерическое состояние, слышались безумные женские выкрики, рыдания… Других объяло чувство счастья. Деревня, изнывавшая под чугунной тяжестью сталинской руки, вздохнула с облегчением. Ликование охватило многомиллионное население лагерей…»
5 марта 1953 г., как сообщили газеты, Сталин умер. Смерть его была неожиданной, ибо все поверили, что Вождь бессмертен. Естественно, сразу же родился слух, что Сталин был убит. Пока нет документов о заговоре, организованном Берией, при участии Маленкова, Хрущева и Булганина, предложения остаются гипотезой. Поскольку надежд на появление документов, даже на их существование очень мало, возможно, что загадка смерти Сталина останется навсегда загадкой. Хотя гипотеза об убийстве Сталина основана на серьезных доводах.
13 января 1953 г. «Правда» опубликовала «Хронику ТАСС», извещавшую о раскрытии органами госбезопасности «террористической группы врачей, ставивших своей целью, путем вредительского лечения, сократить жизнь активным деятелям Советского Союза». В том же номере газеты была напечатана статья «Подлые шпионы и убийцы под маской врачей». Если Сталин и не писал сам этой статьи, он несомненно прошелся по ней рукой мастера. Не только главные мысли, но выражения, слова были в статье знакомыми, сталинскими. Статья говорила о раскрытии заговора врачей, в большинстве евреев. Позднее стало известно, что она должна была служить первым сигналом к началу антисемитской кампании в стране, которую предполагалось закончить окончательным решением еврейского вопроса по-сталински: публичная казнь врачей на Красной площади, высылка всех евреев в лагеря на Дальний Север. Была, однако, в статье другая «мысль», которая непосредственно задевала ближайших соратников вождя, в т. ч. Берию. «Некоторые люди, — писал анонимный автор, — делают вывод, что теперь уже снята опасность вредительства, шпионажа… Но так думать и рассуждать могут только правые оппортунисты, люди стоящие на антиамериканской точке зрения затухания классовой борьбы. Они не понимают, что наши успехи ведут не к затуханию, а к обострению борьбы, что чем усиленнее будет наше продвижение вперед, тем острее будет борьба врагов народа».
Эти строки не могли не напугать ближайшее окружение Сталина. Они были почти дословной цитатой из доклада Сталина на февральско-мартовском пленуме ЦК 1937 г., который был сигналом кровавой чистки, в том числе и высших кадров. В 1937 г. Сталин говорил: враги проникли во все учреждения и прикрываются партийным билетом. В 1953 г. «Правда» писала: «Некоторые наши советские органы и их руководители потеряли бдительность, заразились розотейством; органы безопасности не вскрыли во время вредительской террористической организации среди врачей».
Сам арест врачей был зловещим знаком. В 1937 г. арест врачей предварил аресты Бухарина, Рыкова, Ягоды и других. Историк А. Авторханов, автор книги «Загадка смерти Сталина», считает, что Сталин по старческому тупоумию повторил буквально сценарий чистки 1937 г. и это стало причиной его гибели. Можно предположить также, что в сталинском замысле было глубочайшее презрение к соратникам, которых он, по свидетельству Хрущева, называл «слепыми котятами».
Был ли Сталин убит, скончался ли от болезни — 5 марта 1953 г. он умер. Его похороны, во время которых погибли сотни людей, были достойным завершением жизни одного из самых кровавых тиранов в истории.