Вековые конфликты

«Чья власть, того и вера»

Конфликт далеко не сразу принял законченные очертания. Лютер стремился не к расколу, а к реформе церкви. Даже римский престол именно так трактовал его выступление. Но это было и программой Карла V, объявлявшего себя поклонником Эразма, и подавало надежду на соглашение. Его брат Фердинанд, носивший королевский титул и с 1531 года управлявший австрийскими землями Габсбургов, и канцлер Гаттинара также придерживались такой линии. Войны с внешними врагами занимали главные силы императора, отношения с Римом, духовным центром контрреформации, нередко были напряжены до крайности. Карл V очень враждебно относился к политическим притязаниям папства. Подобным настроениям были совсем не чужды и другие католические монархи. Отсюда неоднократные попытки императора начиная с 1524 года с помощью переговоров во время заседаний рейхстага добиться соглашения с протестантскими князьями. Однако линия на решение конфликта путем утверждения какой-то степени веротерпимости, связываемая с идеями Эразма

Роттердамского, либо вовсе не приносила успеха, либо только частично и на сравнительно короткий срок в отдельных княжествах благодаря складывавшимся там особым обстоятельствам (относительному равновесию сил между двумя сторонами, желанию монархов временно приглушить внутренние столкновения перед лицом внешней угрозы и т. п.). Исторически реализуемым оказалось воплощение этой идеи в форме территориального размежевания обеих партий и поиска каких-то способов сосуществования католических и протестантских княжеств.

Однако наряду с линией Эразма и обычно в связи с ней предпринимались и другие попытки путем взаимных идейных уступок добиться если не восстановления единства церкви, то по крайней .мере примирения католицизма и протестантства. Инициатива с протестантской стороны принадлежала идеологу княжеской реформации, соратнику Лютера Филиппу Меланхтону (1497-1560) - этому, говоря словами Энгельса, «прообразу филистерского, чахлого кабинетного ученого». На заседании рейхстага в Аугсбурге в 1530 году он предложил значительные уступки католикам. Они не были приняты католиками как основа соглашения, тем более что на них не согласилась бы и большая часть протестантов. Его другой - и последней - попыткой мирного решения разногласий было написание так называемого «Аугсбургского исповедания» (1530 г.), в котором догматы лютеранства излагались таким образом, чтобы они могли послужить объединительной программой для католиков и умеренного крыла Реформации и содержать примирительные жесты в сторону католицизма. В «Аугсбургском исповедании», сохранявшем в мягкой форме протестантскую критику доктрины о благодати, требование брака для священников, причащения под обоими видами для мирян и другие догматы лютеранства, вместе с тем подчеркивалось, что протестантское учение нисколько не противоречит основам католицизма и что оно отвергает все старые ереси - манихейство, пелагианство, арианство. В ответ было немедленно составлено опровержение, написанное католическими теологами - оппонентами Лютера, в котором требовалось отречение протестантов от их еретических заблуждений. Таким образом, достигнув первой цели - формулирования догматов лютеранства, Меланхтон в «Аугсбургском исповедании» не сумел добиться компромисса с католической церковью.

Стремление найти платформу для восстановления единства обнаруживалось порой и с католической стороны. Георг Витцель (1501 -1573), священник, принявший в 1524 году лютеранство и вернувшийся через девять лет в лоно католицизма, выдвигал различные проекты примирения церквей. В конце своей карьеры он стал доверенным лицом короля - потом императора - Фердинанда I. «Разве можно поделить Христа?» - патетически вопрошал Витцель, предлагая свои компромиссные решения. Аналогичную позицию занимал нидерландец Георг Кассандер (1513-1566), считавший, что существует единая платформа для всех христиан, за исключением радикальных течений в Реформации. Он издал специальный труд, в котором, разбирая один за другим пункты «Аугсбург-ского исповедания», старался их примирить с доктринами католицизма.

Эти старания найти общую основу католицизма и лютеранства имели, конечно, и свою социальную и политическую почву. Немалую роль играли здесь и общий страх перед народным течением в Реформации, и обстановка, созданная в Германии наступлением феодальной реакции (второе закрепощение крестьян), и самый характер тогдашнего лютеранства как княжеской реформации, и международная обстановка, и другие причины, впрочем, также далекие от гуманистической мечты Эразма, от его надежды искоренить войны и вражду между европейскими народами.

Социальная почва и политические причины, побуждавшие даже Габсбургов время от времени поощрять примирительные жесты, могли лишь именно порождать новые попытки такого рода, но никак не привести их к успеху, что противоречило бы главным тенденциям общественно-политического и идейного развития Европы. Этот успех был невозможен уже потому хотя бы, что он шел вразрез с устремлениями и крайнего крыла католицизма, одержавшего верх в консервативном лагере, и бюргерского течения в Реформации - кальвинизма, которое быстро усиливалось начиная с 40-х годов. Меланхтон подвергался яростным нападкам за свое примиренчество,, недаром последними его словами на смертном одре были слова благодарности богу «за избавление от ярости богословов». Примирения быть не могло - могли быть достигнуты лишь сосуществование государств с разной религией, отказ от попытки «экспортировать» свою религию вооруженным путем и сведение к минимуму вмешательства в дела других государств, даже когда в них происходила острая борьба сторонников и противников Реформации. Но и эта цель оказалась в пределах XVI века достижимой лишь частично, на исторически ограниченные сроки, скорее только как относительное перемирие в вековом конфликте.

Карл V долгое время стремился найти какую-то не религиозную, а чисто политическую основу для фундаментального укрепления императорской власти и ослабления фактической независимости князей. Он хотел по крайней мере сдвинуть ось конфликта. Во время векового конфликта одной из сторон обычно предпринимаются попытки его внешней деидеологизации. Это может осуществляться по различным мотивам: и для внесения раскола в неприятельскую коалицию, лишая ее объединяющей идеологической программы, и для вовлечения в свой лагерь стран, не желающих участвовать в конфликте, и для привлечения симпатий нейтральных государств, и для нейтрализации колеблющихся и т. п. Карл V старался представить свои походы против протестантских князей как войну против нарушителей порядка и законов империи. Но подобная тактика могла скорее объединить протестантских князей с католическими в отпоре притязаниям императора. Не являясь испанской или тем более национальной германской, политика Карла V не была направлена в целом и на достижение победы в вековых конфликтах с протестантизмом и исламом. Ведь растянувшийся на все царствование Карла V конфликт с Францией явно не укладывался в рамки ни одного из этих конфликтов (как это стало позднее, когда во Франции происходили религиозные войны).

Для обоснования притязаний императора подыскивались юридические мотивы, сами по себе выявлявшие реакционную сущность этих притязаний. Папа Бонифаций VIII (1294-1303) в ходе ожесточенной борьбы против французского короля Филиппа IV Красивого объявил о его низложении и предложил ставший «вакантным» престол австрийскому герцогу Альбрехту Габсбургу. Тот поостерегся принять сомнительный папский дар. А через два столетия его потомок Карл V, ссылаясь на это дарение, стал утверждать, что Франция является его наследственным владением и неотъемлемой частью империи. Идеи канцлера Гаттинары об уничтожении Франции как крупной европейской державы встречали сопротивление даже в габсбургском лагере среди бургундской и кастильской знати, не расставшейся со средневековой идеей «семейной» солидарности европейских монархов3. Карл V пытался найти средний вариант между идеями вселенской монархии и союза христианских государей, где главная роль, естественно, принадлежала бы ему самому. Напротив, Франциск I после того, как потерпел поражение на выборах императора в 1519 году, объявил себя «императором в своих владениях». 24 февраля в битве при Павии испанская пехота разгромила войска Франциска I, сам король попал в руки неприятеля и пленником был отвезен в Мадрид.

Там он в январе 1526 года подписал договор, в котором отказывался от притязаний на Милан и Неаполь, на Бургундию. Однако, чтобы претворить этот договор в жизнь, пришлось отпустить Франциска I под честное слово во Францию. Как только король вырвался на свободу, он не только отказался от сделанных уступок, но уже через несколько месяцев сформировал против императора коалицию, в которую помимо Франции вошли римский папа, Венеция и которая опиралась на поддержку всех других недругов императора в Италии, пыталась заручиться поддержкой Англии.

Почти через два десятилетия, летом 1544 года, военная обстановка снова сложилась неблагоприятно для Франциска I. Карл V опирался на помощь самого крупного из протестантских монархов - английского короля Генриха VIII, войска которого из Нормандии угрожали Парижу, а армия императора пересекла Марну. Но у Карла V не хватило денег на уплату своим наемным войскам, и он согласился на сравнительно легкие для Франциска условия мира, заключенного в Креспи в сентябре. Подтверждая условия одного из прежних мирных договоров - в Камбре, новое соглашение предусматривало отказ Франциска от притязаний на Фландрию, Артуа и Неаполь в обмен на такой же отказ императора от его прав на Бургундию. Договором предусматривался брак герцога Орлеанского, младшего сына Франциска, и дочери Карла V или дочери его брата Фердинанда с получением в качеств приданого Милана либо Фландрии, которые, однако, не должны были никогда быть присоединены к Франции (эта статья соглашения не была осуществлена, так как герцог Орлеанский умер в следующем году). В секретных статьях договора Франциск обещал отказаться от союзов, враждебных Карлу V, и поддерживать-его против всех еретиков.

На протяжении первых десятилетий Реформации противники Карла V не могли рассчитывать на прямую поддержку наиболее мощной антигабсбургской силы - Франции. Французская монархия, вступившая в союз с «неверными» турками, воздерживалась от поддержки германских «еретиков», пока протестантские князья не взяли полностью верх над сторонниками демократических течений в Реформации. Вступление Франции в борьбу во время правления Генриха II сделало цели Карла V еще более неосуществимыми.

Договор в Креспи оказался непрочным, и через несколько лет война вспыхнула с новой силой. Между прочим, в ходе этой войны, вероятно, во Франции была выдвинута впервые теория «естественных границ». Ее появление было связано с занятием в 1552 году королем Генрихом II городов Вердена, Меца и Туля. Попытки императора Карла V отвоевать Мец потерпели неудачу вследствие упорной обороны города герцогом Франсуа Ги-зом. Вошли в моду разговоры о Рейне как границе Галлии. В 1568 году лотарингец, враг кардинала Гиза, Жан ле Бон опубликовал трактат «Рейн - королю», в котором впервые выдвинул идею о том, что Франция может претендовать на границу по Рейну не вследствие своих исторических прав, но по «природным причинам».

Несмотря на то что мир в Креспи оказался лишь недолговечным перемирием, он обеспечил Карлу V нейтралитет Франции и тем самым свободу рук на несколько лет, в течение которых император рассчитывал нанести решительный удар немецким протестантским князьям. Совместился центр тяжести конфликта в огромной державе Карла V. Если ранее он смотрел на Германию как на источник средств для финансирования своей имперской политики, то теперь ресурсы других его владений - Испании и ее заморских колоний, итальянских владений, Нидерландов - мобилизовывались для борьбы за Германию. Центром протестантских сил, противостоявших Карлу V, являлся Шмалькальденский союз. Он был создан 25 декабря 1530 г. в гессенском городке Шмалькальдене, где собрались принявшие лютеранство князья - курфюрст Саксонский, ландграф Гессенский и другие, а также и представители ряда городов.

Во второй половине 40-х годов Карл V наконец попытался решить спор военным путем. В 1547 году императорская армия разбила войска немецких протестантских князей, среди которых не было согласия («Шмалькальден-ская война»). В так называемом «Временном аугсбургском постановлении» 1548 года Карл все же пытался удовлетворить часть религиозных требований протестантов, но те уже успели оправиться от поражения и возобновили войну. Лишь по случайности сам император не попал в руки врагов в Инсбруке. Они захватили Аугсбург, возобновили военные действия и другие враги императора. Карл должен был поручить своему брату переговоры с протестантскими князьями. Идея объединения всего христианского мира под его властью еще раз оказалась недостижимой мечтой, иллюзией, приводившей к тяжким неудачам. В преамбуле заключенного в 1555 году Аугсбургского договора говорилось, что «ради спасения немецкой нации и нашего любезного отечества от конечного разрушения и гибели признали мы за благо вступить в это соглашение». В основу договора был положен принцип «чья власть, того и вера». (Правда, в таком виде эта формула была зафиксирована одним имперским юристом лишь в 1591 г.) Политика Карла V потерпела поражение, конечно, не вследствие стремления германских князей сохранить захваченные ими церковные и монастырские земли, а благодаря тому, что Реформация, отражавшая в целом интересы прогрессивного развития общества, пустила глубокие корни в сознании широких народных масс. Либеральная историография подчеркивала, что Аугсбургский религиозный мир был успехом лютеран, которые отстаивали и его главный принцип - светский государь имеет право определять религию своих подданных. Вместе с тем исследователи этой ориентации не скрывали своего сожаления о том, что Аугсбургский мир не был подлинным примирением. Например, английский историк Г. Кеймен писал в книге «Развитие веротерпимости», что с помощью этого мира пытались найти решение путем «увековечения практики религиозной нетерпимости». Кеймен давал такую оценку договору 1555 года: «Главная черта Аугсбургского мира - он был соглашением между германскими самодержавными монархами. Веротерпимость не распространялась ни на кого, кроме князей, которым была предоставлена свобода искоренять значительную часть своих подданных, отказывавшихся признать религию, предписанную им государством. Только католицизм и лютеранство признавались соглашением - все остальные вероисповедания исключались из сферы его действия». Приговор суровый, но вполне справедливый. Другой вопрос, какие альтернативы существовали в момент принятия этого решения. Кеймен, видимо, склонен считать такой альтернативой мечту Эразма о веротерпимости, но опыт истории продемонстрировал ее неосуществимость. Французский историк Ф. Эрланже назвал правило «чья власть, того и вера» «гнусным принципом», «карикатурой на свободу мысли»5. Однако реальной альтернативой ему была не веротерпимость, а продолжение религиозных войн во имя невозможной, как показал опыт истории, победы католического лагеря. Надо учитывать и то, что религиозная терпимость и нетерпимость в разных условиях имела совершенно различный исторический смысл, но об этом ниже.

Религиозный мир 1555 года был результатом не примирения или смягчения разногласий между вероисповеданиями или тем более восприятия идеи религиозной терпимости (скорее наоборот). Он был следствием создавшегося политического положения, заключен светскими государями, не запрашивавшими по этому поводу мнения или санкции церковных авторитетов и властей. Аугсбургский договор 1555 года положил начало полувеку относительного мира в Германии - и это в условиях, когда пламя войны охватило большую часть Западной Европы. Конечно, «воздержание» австрийской ветви Габсбургов (их представители занимали трон германского императора) от участия во второй стадии военного конфликта, что сделало возможным этот сравнительно длительный мирный период, было вызвано целым рядом факторов (о них речь пойдет ниже). Однако именно такое их воздействие стало возможным только в конкретных условиях, создавшихся после заключения Аугсбургского мира. Попытка пересмотра Аугсбургского религиозного мира привела к Тридцатилетней войне, итоги которой подтвердили положения этого договора. Южная Германия осталась в своей преобладающей части католической, Северная - протестантской, причем на северо-востоке господствовало лютеранство, а на северо-западе стал позднее преобладать кальвинизм.

Аугсбургский религиозный мир 1555 года был объективно первым важным шагом на пути к религиозной терпимости. Крушение попыток военного решения конфликта неизбежно влекло за собой вынужденное признание принципа веротерпимости в сфере межгосударственных отношений. Вместе с тем принцип «чья власть, того и вера» заметно укреплял позиции князей по отношению ко всем формам сословного представительства.

Стремление Карла V вооруженным путем подавить сопротивление протестантских князей на деле резко уси-'лило тенденцию к. политической раздробленности, превратило Реформацию в орудие «территориализации» Германии. Вековой конфликт, с помощью которого Габсбурги стремились «объединить» Европу в рамках единой империи, воздвиг на целую историческую эпоху дополнительные препятствия для слияния государств, составлявших «Священную Римскую империю германской нации», в единую Германию6.

Статья 18 Аугсбургского договора гласила: «Если архиепископ, епископ, прелат или другое духовное лицо отпадет от нашей старой веры (католицизма. -Авт.), то лишается тем самым своего архиепископства, епископства, прелатства и всяких других бенефиций с их поступлениями и доходами, получавшимися доселе, причем не имеет право на какое-либо за то вознаграждение, хотя не терпит при том никакого ущерба для своей чести… За капитулом также остается право избирать на его место другое лицо старого исповедания и посвящать его в этот сан…»7. Иными словами, для духовных княжеств запрещалось изменение веры. Положения этой статьи заведомо могли послужить - и действительно послужили - юридическим предлогом еще для одного этапа векового конфликта, каким стала Тридцатилетняя война.