Я прошел первый сектор и встал на развилке, чтобы осмотреться по сторонам. На стене снова надпись белым: «Любите, и жизнь ваша будет прожита не зря», еще одно сообщение от слишком добрых людей, цель которых, кажется, ясна настолько же, насколько не ясна. Если верить схеме, мне налево, до конца сектора. В коридоре нестабильное освещение, многие лампы медленно включаются и выключаются, и это несколько настораживает, так что лучше не рисковать. Достав фонарик, на всякий случай я оставил его включенным и держал на уровне плеча. От звука, что издают лампы при мигании, мурашки по коже, мне вдруг стало не по себе, и я крикнул, нет ли кого рядом, кто мог услышать. Случилось это машинально и мимолетно, но я сразу взял себя в руки. Хотя не исключено, что кто-то, может быть, жив и прячется, боится того происходящего здесь и неведомой для меня угрозы. Но если все же найдется хоть кто-то, то риск будет оправдан, на обратный случай у меня есть пистолет.
Примерно на середине пути очередной поворот направо, и если сначала я ничего привлекающего внимание не увидел, то через секунду в самом конце заметил нагромождение. Пара металлических тумб и куча ящиков – на склад это не похоже, и, отойдя от маршрута, я решил проверить. То, что я вижу, – это забаррикадированная дверь. Но кто там или что? Бедняга, выживший или какой-нибудь сумасшедший, – если следовать здравому смыслу, то нужно забыть про это и идти дальше, но мое любопытство не дает этого сделать. Там может быть раненый, кто-то, кому нужна помощь, и, возможно, этот человек даст некие ответы на крайне необходимые мне вопросы. На мои крики, как и ранее, никто не откликнулся, а в такой тишине я бы услышал чье-нибудь дыхание или тот же голос. Сняв ящики, я постучал – отклика снова не было. Это была дверь старого типа, на петлях, и открывалась она наружу. Такое редко встретишь, но здесь, на Векторе, это сильно выделяется. Еще одна попытка выйти с кем-нибудь на контакт была впустую. Потоптавшись на месте минут пять, я наконец отодвинул со скрипом железные тумбы, полностью освободив дверь. Проверив пистолет и открывая левой рукой дверь, правой направлял оружие в появляющуюся щель. И вот, открыв дверь нараспашку, я был одновременно ошеломлен, удивлен и озадачен. Комната пуста, и, на первый взгляд, в ней словно и не жил никто, но, сделав пару шагов вглубь, я обратил внимание на кровать у левой стены. Почти по всей поверхности одеяла была засохшая кровь, словно ее разлили. Так же казалось, слово смерть здесь была в муках и борьбе, остатки одежды лохмотьями валялись на матрасе. Почувствовал приходящую тошноту от вида и запаха. На столе справа заметил тетрадь. Сдув с нее слой пыли, я медленно открыл первую страницу, не поднимая ее со стола.
«1 день:
Мы проснулись в пять утра от того, что кто-то подпирал дверь чем-то тяжелым. Весь последующий день попытка за попыткой открыть ее или докричаться хоть до кого-нибудь провалились. Как бы громко мы ни кричали, единственное, что мы услышали, – это такой же еле уловимый крик. Я просто не знаю, что происходит, поначалу думали, что кто-нибудь из ребят пошутил, но это не так.
4 день:
Выбраться не получилось. Попытки выйти с кем-то на контакт бесполезны. К счастью, мой брат Джозеф всегда был немного параноиком на такие вещи и запасся провиантом, но надолго ли его хватит? Да и он не в лучшем состоянии, его вера в Бога и в проклятие не приносит ничего хорошего, только усугубляет его взгляды. Мои силы еще не иссякли, но с таким прогрессом мы долго не продержимся, и возможно то, что я пишу уже мемуары.
10 день:
Первый контакт с людьми – все, что нам сказали: «Так вы в безопасности». Потом они ушли, и больше никого не было. Что же это все значит, непонятно ничего, и это совсем ломает дух. Джозеф почти стал параноиком, свою часть комнаты он расписал словами, молитвами и непонятными знаками. С ним почти не войти в контакт. И больше всего я боюсь, что он наложит на себя руки. Лично я не знаю, что думать, это словно проклятие, будто мы так уже годами простаиваем без признаков выживания. От количества возможных вариантов, приведших к такому, спасают лишь книги, помогают отвлечься.
12 день:
Я боялся, что подобное произойдет, ведь все это не может не отразиться на нас, но надеялся, что все пока не так плохо. Когда Джозеф приставил мне нож к горлу, я понял, что все потеряно и его разум совершенно утратил связь с реальностью. Он нес какую-то чушь, винил во всем меня, просил дать ему возможность искупления или чего-то в этом роде. Пришлось силой утихомирить его, пока он забился в угол и молчит, ни единого признака человечности. Попытки помочь ему или хоть как-то воздействовать бесполезны, что еще больше ломает меня, и порой кажется, что судьба наша будет общей. Я все надеялся, что это временное заточение: не могут же нас тут так оставить умирать.
13 день:
Только сейчас мои руки перестали трястись, поэтому и пишу так поздно, хотя и сам не знаю зачем, словно это единственное, что осталось важным для меня. Около пяти часов назад я убил Джозефа. Почему я постоянно уточняю время, никого другого тут нет. Голыми руками мне пришлось сделать это, или он бы сделал это со мной. Сначала мы дрались, словно звери, а потом это случилось – и все. Я сидел в углу, скрючившись, меня трясло, и я все пытался понять, зачем это, как мы пришли к такому. Он был моим братом, человеком, которого я любил. Словно все сейчас – действительность, а все воспоминания – вымысел. Разве это спасение – если они имели в виду, что так продлили нам жизнь, то лучше бы смерть настигла нас с самого начала. По правде говоря, глядя на всю картину сейчас, я бы позволил ему убить меня – теперь меня ждет непонятное бесконечное страдание, длящееся вечность. И отсутствие еды меня уже не смущает, я теперь готов примириться со смертью. Но сколько мне ждать, что проиграет раньше – разум или тело?
15 день:
Это моя последняя запись, и я надеюсь, чтобы то, что я написал, прочел хоть один человек, ведь это единственное, по чему можно следить за моим состоянием, контроль над которым я уже давно потерял. Реальность и убеждения начинают трещать по швам, когда идее некуда развиваться, особенно в четырех стенах. Вопросы на тему дальнейших действий отпадают моментально, оставляя лишь не умещающийся в понимании факт. Почему получилось именно так, именно он и именно сейчас? Все это связано, и в конце концов я понял всю трагическую картину из мелочей. Почему мне казалось, что у меня есть брат, которого не было никогда, и все связанное с ним – лишь вымысел?»