Веления Космоса

8 «К СВОБОДЕ ПРИЗВАНЫ ВЫ. БРАТИЯ…»

Великий инквизитор отнял у людей свободу небесную, чтобы лишить их свободы земной. Ибо только небесная свобода или свобода духа предопределяет свободу земную. Мы осознаем последнюю только тогда, когда постигаем первую. Иными словами, мы внешне свободны ровно настолько, насколько свободны внутренне. Если же дух наш неразвит и слаб и внутренняя свобода еще не сложилась в нем, и мы отвергаем «хлеба небесные», предложенные нам Спасителем, тогда свобода внешняя и превращается, по справедливому определению Великого инквизитора, в «мучительную заботу», от которой лучше поскорее избавиться. Вот здесь, в этом взаимодействии небесного и земного, духа и материи, и спрятана главная тайна нашего исторического процесса. Великий Достоевский ощутил присутствие этой тайны, воплощенной в свободе, раньше многих своих современников. Для того чтобы отнять у людей свободу земную, их надо лишить свободы небесной. Любая тирания, диктатура и, наконец, современный тоталитаризм основываются на этой идее.

Тоталитарное государство, которое складывалось в России, несло в себе дух Великого инквизитора и его исторических манипуляций. Манипуляции эти имели далеко не безобидный характер, ибо рвали реальные связи человека с Высшим, уводили его из духовного Космоса и становились источником трагедий, разыгрывающихся в энергетическом поле нашего исторического процесса.

Великий русский поэт Александр Блок, обладавший пронзительным пророческим даром, писал в своей поэме «Двенадцать»:

Поэма была написана в январе 1918 г. и вызвала много разнотолков. Одни удивлялись, другие возмущались, третьи пытались выяснить ее смысл. И многим было невдомек, что перед ними одно из великих произведений о Русской революции, написанное поэтом-провидцем. Блок увидел самую суть революции, сумел понять ее философский смысл и эволюционную значимость. Собственно сама эта поэма, по словам поэта, созданная «в порыве, вдохновенно, гармонически цельно»[137], до сих пор так и не оценена современниками, несмотря на то, что она, сама по себе, есть творческий эпизод истинного искусства, которое, опережая события, прогнозирует будущий ход событий более точно, чем ортодоксальная историческая наука. Это происходит тогда, когда творчество поэта, художника или музыканта взаимодействует с космическим творчеством и звучит в унисон с его ритмами.

«В январе 1918 года, ― писал Блок, ― я в последний раз отдался стихам не менее слепо, чем в январе 1907 г. и марте 1914 г. Оттого я и не отрекаюсь от написанного тогда, что оно было писано в согласии со стихией: например, во время и после окончания „Двенадцати“ я несколько дней ощущал физически, слухом, большой шум вокруг ― шум слитный (вероятно, шум от крушения старого мира)… Правда заключается в том, что поэма написана в ту исключительную и всегда короткую пору, когда проносящийся революционный циклон производит бурю во всех морях ― природы, жизни и искусства; в море человеческой жизни есть и такая небольшая заводь, вроде Маркизовой лужи, которая называется политикой; и в этом стакане воды тоже происходила тогда буря… Моря природы, жизни и искусства разбушевались, брызги встали радугой над нами. Я смотрел на радугу, когда писал „Двенадцать“; оттого в поэме осталась капля политики. ― Посмотрим, что сделает с этим время»[138]. И это блоковское «в согласии со стихией» как нельзя лучше и наиболее точно характеризует действие энергетики исторического процесса, через которую проходит утонченный дух подлинного художника. История звучала на Высшем уровне, он ее слушал, и это Высшее управляло теми земными образами, в которых и заключалась истина происходящего исторического катаклизма. Эта истина существовала вне зависимости от того, нравилась она кому-нибудь или нет, воспринималась ли она самим художником или нет. «Двенадцать, ― сказал Блок в 1920 году, ― это лучшее, что я написал»[139]. С этим невозможно не согласиться, ибо в самой Истине содержался смысл совершаемого и на плане небесном, и на плане земном. На первом рухнула энергетически отжившая структура, на втором ― свободная воля людей, среди обломков рухнувшего, завела свой хоровод. И над этим хороводом, где «черный вечер, белый снег, ветер, ветер» и «злоба, грустная злоба кипит в груди… Черная злоба, святая злоба», волею поэта «в согласии со стихией» возникают таинственные Двенадцать, идущие «державным шагом». Те Двенадцать, которых некоторые приняли за Апостолов, освятивших революцию. По мысли же самого поэта, они генетически связаны с «Двенадцатью разбойниками» из некрасовской баллады «О двух великих грешниках»[140]. В записных книжках Блока мы находим одну фразу, которую можно считать как бы ключевой к поэме и оценке революции самим поэтом, «…не в том дело, что красногвардейцы „недостойны“ Иисуса, ― пишет он, ― который идет с ними сейчас, а в том, что именно Он идет с ними, а надо, чтобы шел Другой…»[141]. Вот здесь поэт и раскрывает главную тайну будущего революции ― грядущую подмену. И образ Христа, возникающий из метели, где-то впереди идущих «державным шагом», несет в себе «небесное царство», а Двенадцать ― земное. Метель революции все смешивает и делает возможной роковую подмену.

В этой черной ночи Революции, наполненной ветром, столкнулось Небесное и земное, и грядущая подмена, которую несли на штыках своих винтовок те Двенадцать, уже обрекла целую страну на утрату свободы. И обрекла ее во имя «Божьего царства» на земле или того «Светлого будущего», ради которого отнимается свобода и жизнь. И поэтому в поэме, как символ трагедии русской революции, звучат строки:

Именно Христос и олицетворял в поэме Блока внеисторическую цель революции ― создание на земле «Царства Божьего» или «коммунистического общества всеобщей справедливости», для которого Россия стала опытным полем.

Но люди, пытавшиеся создать «светлое будущее», руководствовались двухмерным марксистским материализмом, который не имел никакого отношения к реальности исторического процесса. Они, овладев свободой своих подданных «во имя их счастья», как бы интуитивно ощущали нечто им мешавшее в достижении их целей. Этим «нечто» был человеческий дух, несший в себе энергетику эволюции и космические ритмы, и та культура, которая возникала на основе этого духа. Те, кто правил новой Россией, с помощью невежественных масс начали разрушать мешающее им. Тогда в пространстве России стали сбиваться космические часы, которые многие уже перестали слушать, увлеченные грохотом «революционного шага». Попытки тех, кто видел истинную реальность страны, исправить что-либо или откорректировать, потерпели неудачу. Созданная Учителями книга «Община» не была принята правящей элитой во внимание. Действия же «свободных людей» шли против космического ритма, нарушали естественные закономерности исторического процесса, отсекали страну от общего энергетического потока эволюции. Постепенно это стало сказываться на всей жизни России. Ее судьбу окончательно решили взаимоотношения народа со свободой. Помните, у Блока: «Свобода, свобода, эх, эх, без креста»? И тут же:

И вот эти точные и простые до гениальности слова великого поэта ― «эх, эх, без креста» и «ко всему готовы, ничего не жаль» и определяют лучше, чем любые исторические исследования, революционное отношение к свободе, которая встала тогда над Россией огромным призраком Великого инквизитора, того Другого ― по словам Блока.

В условиях российской революции свобода духа была обречена с самого начала. Дух же и есть тот «крест», о котором пишет Блок. Когда же с нее, с революции, срывают этот «крест», свобода превращается во вседозволенность. Это происходит на уровне «движущих сил революции», к которым принадлежали «двенадцать разбойников». Откровенный, неприкрытый грабеж и присвоение чужого имущества, кто бы им ни владел, охватило страну. Многие спешили, каждый по-своему, создать «светлое будущее», соответствующим образом материально обставленное. Люди проявляли нетерпение и больше не хотели ждать. Низкий уровень сознания «движущих сил» бросил высокую мечту о «царстве Божьем» и «светлом будущем» в земную грязь. Не хотели ждать и вожди. Они тоже торопились. Одни вполне искренне, другие с расчетом. Они спешили построить обещанное народу «светлое коммунистическое будущее». Но народ был разный, непокорный, опьяненный свободой и неуправляемый. Во имя «светлого будущего» и «народного счастья» надо было навести порядок. В руках вождей не было никаких иных рычагов для этого, кроме государственного принуждения. Последнее и погубило еще как-то сохранявшиеся остатки свободы. Так постепенно стало складываться в России тоталитарное государство; оно, овладев свободой подданных, стало создавать те стандартизированные и послушные массы, которые назвались потом «новыми людьми».

«Русское коммунистическое государство, ― писал Бердяев, ― есть единственный сейчас в мире тип тоталитарного государства, основанного на диктатуре миросозерцания, на ортодоксальной доктрине, обязательной для всего народа. Коммунизм в России принял форму крайнего этатизма, охватывающего железными тисками жизнь огромной страны»[142].

Окончательное оформление тоталитарного государства произошло при Сталине. Он установил свою личную диктатуру, превратил власть из средства в цель и, наконец, ввел тот режим репрессий и концлагерей, который помогал ему держать в повиновении и страхе огромную страну. С помощью всего этого Сталин сумел сделать необходимый ему человеческий отбор, который обеспечил поддержку его режиму.

То, что происходило в России в 30-ые годы и позже, вызвало негативное отношение и Учителей и тех, кто был с ними связан.«…ужасно разрушительное состояние, ― писал Н. К. Рерих. ― Если с одной стороны несется торжествующий рев, угрожающий разрушением всем храмам и музеям, то с другой стороны готовятся пистолеты, чтобы застрелить всех Пушкиных и обозвать изменниками всех Голенищевых-Кутузовых и прочих героев Российской истории»[143]. И еще: «Вот мы слышим о каких-то допросах с пристрастием, об ужасах пыток, происходящих в наше, так называемое культурное время. Какой это срам! Какой это стыд знать, что и сейчас совершенно так же, как и во времена темнейшие, производятся жестокие мучения!»[144]

Тоталитаризм в застенках, концлагерях, учебных заведениях и научных учреждениях уничтожал наследие духовной культуры и ее носителей. Он уничтожал все, что могло быть связано с проявлениями истинной свободы и самостоятельной мысли. Из жизни вместе с культурой изгонялась подлинная Красота и истинное Знание. Взамен насаждался их суррогат и допускались лишь отдельные проявления культурных действий, которые можно было использовать «в государственных интересах».

Насилием и принуждением создавалось на земле коммунистическое общество, скрытые корни которого вели к христианской идее царства Божия. Но в этом «царстве» было оставлено лишь земное и исключено небесное. Вместе с небесным была изгнана Любовь. Та Любовь, на которой держится не только любое человеческое общество, но и сам Космос и космическая эволюция человечества.

Психологическое и энергетическое уничтожение любви как общественной категории, в христианском или истинном ее понимании, обесточило дух человеческий и превратило задуманное основателями земное Царство высшей справедливости в царство Великого инквизитора. И если мы захотим дать определение тоталитаризму, то единственное и главное будет заключаться в одной фразе — общество без любви в самом широком смысле этого слова.

«Если я не ошибаюсь, ― пишет один из крупных французских ученых П.Тейяр де Шарден, ― не тот ли это луч света (любовь ― Л.Ш.), который может помочь нам яснее видеть окружающее вокруг нас? Мы страдаем и беспокоимся, замечая, что нынешние попытки коллективизации человечества приводят вопреки предвидениям теории и нашим ожиданиям лишь к упадку и порабощению сознаний. Но какой до сих пор мы избирали путь для единения? Защита материального положения. Создание новой отрасли промышленности. Лучшие условия для находящихся в неблагоприятном положении общественных классов или наций… Еще один поверхностный контакт и, значит, опасность еще одного порабощения… Только любовь, по той простой причине, что лишь она берет и соединяет существа их сутью, способна ― это подтверждает ежедневный опыт ― завершить существа как таковые, объединив их»[145].

Коллективизация средств производства и, в частности, земли привела затем к попытке коллективизации категорий духа, таких, как, например, совесть. Помните Великого инквизитора? «Но овладевает свободой людей лишь тот, кто успокоит их совесть». Но если можно коллективизировать землю, заводы и, наконец, самого человека загнать в шеренги, то совесть, являясь производной духа, есть, по выражению Н.А.Бердяева, «глубина личности, где человек соприкасается с Богом»[146]. Иными словами, совесть есть духовная форма нашей связи с Высшим и в силу этого является глубоко индивидуальной. Провести коллективизацию совести не удалось даже «гению всех времен и народов». Ее можно было только коллективно удушить, что и было сделано. Загнанная в иллюзорную коллективную форму, совесть постепенно умирала под давлением страха, а потом превратилась у многих в ничто, в полное ее отсутствие. В таком положении человек, подчиняясь коллективу себе подобных, спокойно, «как все», уходил от нравственного выбора, переставал слушать сердцем и душой то внутреннее сражение между Светом и тьмой, которое происходит в каждом из нас, и, наконец, уже не мог отличить Свет от тьмы, Добро от зла. Он с готовностью принимал указания «сверху», разъясняющие ему, «что такое хорошо, что такое плохо». Там же судили об этом «хорошо» и «плохо» весьма своеобразно, ибо утрата совести начиналась с этого самого «верха». Утрата или притупление индивидуальной совести в «коллективизированном» обществе привела к старому историческому феномену — потребности коллективного поклонения. Об этом явлении все тот же Великий инквизитор сказал мудрые и беспощадные слова: «Ибо забота этих жалких созданий не в том только состоит, чтобы сыскать то, пред чем мне или другому преклониться, но чтобы сыскать такое, чтоб и все уверовали в него и преклонились перед ним, и чтобы непременно все вместе». Вот это коллективное преклонение и есть коллективное рабство, рабство добровольное, принимаемое с радостью и благодарностью. Материя жизни тоталитарного государства, в силу создаваемых для этого условий «сверху», вытесняла во внутреннем энергетическом пространстве человека дух, сокращала его границы, отнимала его «жилплощадь».

В этом сжимании пространства духа заключалась одна из важнейших особенностей тоталитарного государства, которая влияла на исторический процесс, искажала его и уводила его из вечности в кратковременность тоталитарного кошмара. В этой недолговечности ложный учитель манипулировал сознанием людей, встречая полное их согласие и поддержку. Без такой поддержки тоталитарное государство не могло состояться. В его сумеречных и обманных глубинах и формировался пресловутый «новый человек». «Новый душевный тип, призванный к господству в революции, поставляется из рабоче-крестьянской среды, он прошел через дисциплину военную и партийную. Новые люди, пришедшие сразу, были чужды традициям русской культуры, их отцы и деды были безграмотны, лишены всякой культуры и жили исключительно верой. Этим людям свойственно было ressentiment по отношению к людям старой культуры, которое в момент торжества перешло в чувство мести»[147]. И еще: «В новом коммунистическом типе мотивы силы и власти вытеснили старые мотивы правдолюбия и сострадательности. В этом типе выработалась жесткость, переходящая в жестокость»[148].

Говоря о новом антропологическом типе с «новым выражением лиц», русский философ отмечал, что «новый человек» есть «мировое явление, одинаково обнаружившееся в коммунизме и фашизме»[149].

И «новый мир» и «новый человек», созданные в тоталитарной России, ни в коей мере не соответствовали задачам и целям Космической эволюции. Свобода зла на данном историческом этапе оказалась энергетически сильнее свободы добра.

Тоталитаризм породил тех «плоских» и «двухмерных», о которых писал Д. Мережковский. «Плоские всегда едины в своей стадности в силу безличия и стремления к абсолютному равенству»[150]. «Сперва псевдоцивилизация, ― отмечал Рерих, ― затем псевдонаука, псевдодружелюбие, псевдодостоинство, а там уже во всем безобразии окостенения псевдочеловек»[151]. «Псевдочеловек» было самое точное название «нового человека», выпестованного тоталитарным режимом.

Тем не менее и человек, и исторический процесс, несмотря ни на какие обстоятельства, подчиняются тем энергетическим закономерностям, которые сформировались в Космосе за бесконечно долгое время его эволюции. И если эти закономерности, или точнее законы, кем-либо произвольно нарушаются, будь то человек, или страна, или целая Планета, то страдают или искажаются не эти закономерности, а нарушается и извращается энергетика самого человека, страны или Планеты. Подавляя дух и свободу человека, тоталитарное государство, как известно, разрывало связи человека с Высшим, изолировало его сознание от миров иных состояний материи, отторгало его от традиционного Бога. Но какие бы эксперименты, какие бы подмены не производились с сознанием, искоренить энергетику природного религиозного чувства в человеке невозможно. Это чувство — одна из важнейших составляющих его духа, оно унаследовано от космической его изначальности. Даже в тоталитарном государстве энергетика религиозного чувства, несмотря ни на что, сохраняется во внутренних глубинах «нового человека» или «псевдочеловека». Но поток этого чувства, лишенный нормального духовного питания, направился не к Высшему, а туда, где возрастал ядовитый цветок бездуховного учения. И поэтому предметом веры стала марксистская теория научного коммунизма, а предметом поклонения — ее основатели и их последователи. Идеология тоталитарного государства, в котором были искажены и подменены истинные ценности, постепенно превращалась в псевдорелигию, а ее создатели в «великих учителей» со статусом земных богов.

«Человек есть религиозное животное, и, когда он отрицает истинного, единого Бога, ― писал Бердяев, ― он создает себе ложных богов, идолов и кумиров, и поклоняется им»[152]. Истинные духовные Учителя, или Космические Иерархи, без которых ни человеческий дух, ни его культура не могут восходить по лестнице космической эволюции и без которых земной исторический процесс не может развиваться, были неведомы этому псевдочеловеку. В иерархии тоталитарного государства существовали лишь должностные «учителя», которых выдавали за истинных. Эта подмена была, пожалуй, самой разрушительной. Два первых вождя-учителя были обожествлены не только при жизни, но и после смерти. Вслед за ними каждый генсек претендовал, если не на обожествление, то определенно на роль наставника и учителя своего народа. И несмотря на то, что некоторые из них были малообразованны и не могли толком овладеть «священным писанием», тем не менее последнее «мудрое» слово в стране, в любой области деятельности, оставалось за ними. Обширный и выдрессированный чиновничий аппарат, «коллективный учитель» народа, вкладывал в уста очередного генсека, выношенные им мысли, предложения и «исторические» доклады.

Два имени ― Ленин и Сталин ― в период расцвета тоталитаризма стояли всегда рядом. Потом их развели в период хрущевской оттепели, чтобы снова свести, когда рухнул старый тоталитарный режим и не стало больше страны с гордым названием СССР. Однако вожди и по своим человеческим качествам и по результатам своей созидательной деятельности представляли собой два совершенно разных духовно-исторических типа. Ленин был, как определял его Бердяев, «бескорыстный человек, абсолютно преданный идее, он даже не был особенно честолюбивым и властолюбивым человеком, он мало думал о себе. Но исключительная одержимость одной идеей привела к страшному сужению сознания и к нравственному перерождению, к допущению совершенно безнравственных средств в борьбе. Ленин был человеком судьбы, роковой человек, в этом его сила»[153].

Именно он, Ленин, вождь русской революции, изменил своей деятельностью не только Россию, но и мир в целом, и поэтому его нужно рассматривать как фигуру мирового масштаба. Изменил ли он этот мир к лучшему ― это другой вопрос, связанный не только с ним, но и с теми, кто шел за ним и на кого он опирался. Величие Ленина, а он был действительно велик, нельзя мерить усредненными обывательскими мерками. Бердяев, который сам от него пострадал, дал в приведенном отрывке одну из самых объективных оценок Ленина. Определение Ленина, как «человека судьбы», заслуживает особого, внимания. Оно созвучно мысли, высказанной одним из Учителей в книге «Община». «Появление Ленина примите, как знак чуткости Космоса»[154]. «Человек судьбы», с точки зрения рассматриваемой нами концепции, есть личность, без участия которой в историческом процессе не могут совершиться какие-то события, идущие в ритме Космического Магнита. Сама же личность при этом может осознавать или не осознавать космического смысла своей деятельности. Кармический энергетический поток, в котором присутствие такого человека в данном времени и его творчество запрограммированы, как некая неизбежность, подхватывает его и несет по предначертанному пути. Предоставленная же ему свобода воли руководит его действиями и дает ему возможность сделать свой нравственный выбор. В результате эволюционной запрограммированности Ленина, как «человека судьбы», и блеснул в пространстве России тот «знак чуткости Космоса», о котором упомянуто в одной из книг Живой Этики.

Вернемся в этой связи еще раз к исследованиям А.Л.Чижевского, который, как мы знаем, установил различные циклы в историческом процессе, обусловленные солнечной активностью. Именно в Солнце, энергетическом Сердце нашей планетной системы, пульсирует ритм Космического Магнита. Этот ритм и определяет бурные и спокойные периоды земной истории.

Деятельность вождя Русской революции пришлась на третий бурный период исторического цикла, время войн и революций. «Ветер, ветер на всем белом свете», ― писал поэт и провидец Блок.

Ленин созидал свое социалистическое государство в обстановке, поистине, космического катаклизма, когда рушился старый мир, изживший свою историческую энергетику, и это разрушение надо было, не теряя времени, перевести на орбиту созидания. Ему удалось это сделать. Он поднял Россию из руин в очень короткий срок. В труднейших земных условиях он созидал новую Россию и, как земной человек, творящий в давящих границах трехмерного мира, отвечал на сопротивление жестокостью. История, формирующаяся в природном космическом потоке, оценит это когда-нибудь по справедливости.

«Он (Ленин ― Л.Ш.), ― пишет Бердяев, ― обладал исключительной чуткостью к исторической ситуации. Он почувствовал, что его час настал, настал благодаря войне, перешедшей в разложение старого строя»[155]. Иными словами, в Ленине жила та «чуткость Космоса», которая позволяла ему выбирать нужные пути в этом вселенском хаосе, охватившем тогда Россию. И не только выбирать, но и реализовывать их, в отличие от всяких окружавших его теоретиков, которые много говорили и не умели действовать. «Ленин ― это действие, а не теория»[156], ― сказано в «Общине». Подлинные Учителя человечества дали глубокую оценку Ленину, отметив и сильные его стороны и слабые. «В 1918 году, ― писал Бердяев, ― когда России грозил хаос и анархия, в речах своих Ленин делает нечеловеческие усилия дисциплинировать русский народ и самих коммунистов. Он призывает к элементарным вещам, к труду, к дисциплине, к ответственности, к знанию и к учению, к положительному строительству, а не к одному разрушению, он громит революционное фразерство, обличает анархические наклонности, он совершает настоящие заклинания над бездной. И он остановил хаотический распад России, остановил деспотическим, тираническим путем. В этом есть черта сходства с Петром»[157]. Эти удивительно емкие слова «заклинания над бездной» лучше, чем что-либо другое, характеризуют и Россию того времени и ее вождя. Вождь руководствовался теорией ортодоксального и ущербного материализма XIX в. и поэтому многого не видел, не воспринимал и, не придавая значения «чему-то», мог это «что-то» осознанно или неосознанно разрушить. Дух, Культура, Любовь, Красота меркли в его сознании перед грандиозностью революционных задач. Он был уверен, что все это второстепенное, ибо свято верил в постулат: «материя первична, дух вторичен». Он не был гуманистом в христианском, общечеловеческом смысле этого слова. Скорее, он был антигуманен. Но он не был и диктатором того типа, который сложился позже во всех тоталитарных государствах, начиная от коммунистических и кончая фашистскими. «Добро было для него все, что служит революции, зло ― все, что ей мешает. Революционность Ленина имела моральный источник, он не мог вынести несправедливости, угнетения, эксплуатации. Но став одержимым максималистической революционной идеей, он, в конце концов, потерял непосредственное различие между добром и злом, потерял непосредственное отношение к живым людям, допуская обман, ложь, насилие, жестокость. Ленин не был дурным человеком, в нем было и много хорошего»[158]. Это опять Бердяев. В отличие от многих других, его оценки не страдают однобокой мифологичностью. Они дают представление о реальном земном человеке, величие которого состоит в том, что, действуя в естественном историческом потоке, он сумел перевернуть не только Россию, но и весь мир, на который перемены в России оказали всестороннее и мощное влияние.

«Столько сделано Лениным, столько явлено теми, кто строил в бесконечность. Наша община имеет основание требовать новых форм. Мы легче начнем слагать новый центр, нежели допустим старые знаки на новых ступенях. Примите это указание для немедленного приложения»[159], ― написано в «Общине».

Учителя понимали, сколь тяжел труд созидания нового среди обломков старого. Старое обладало способностью возвращаться, подобно тому, как болотная трясина, раздвинутая мощным веслом, вновь смыкается. Соотношение и суть старого и нового нужно уметь верно определить, чтобы не разрушить вечных основ жизни, долговременность которых превышает понятия «старый» и «новый».

«Но не фабрика, но мастерская духа обновит мир»[160], ― донеслось в 1923 г. с Гималаев. Опять не услышал, а если бы услышал, то не поверил бы. Ему оставалось всего несколько месяцев до смерти…

«Настало время, когда планета приближается к такому кругу завершения, и лишь самое насыщенное напряжение потенциала даст победу. Круг завершения пробуждает все энергии, ибо в окончательной битве будут принимать участие все Силы Света и Тьмы, от самого Высшего и до отбросов»[161]. Это письмо Елена Ивановна Рерих написала пять дней спустя после того, как в далеком от Гималаев Смольном раздался тот роковой выстрел, возвестивший в России начало массовых репрессий. Этим выстрелом был убит не только сподвижник второго после Ленина вождя С.М.Киров, но и сотни тысяч коммунистов и миллионы самых разных людей. Не думаю, что письмо о завершающем круге борьбы сил Света и Тьмы и этот ленинградский выстрел были простым совпадением. Второй вождь нарушил Веление и Закон Космоса и вступил в неправедную борьбу. То, что делал Ленин, было оправдано революцией и исторической обстановкой. То, что делал Сталин, ничем уже не было оправдано. Он пришел к власти в иной исторический период, когда началось после революции и гражданской войны то успокоение, которое было связано с энергетикой и ритмом Космических сил. Сталин, преследуя свои личные интересы, стремился продлить политическую и социальную нестабильность, свойственную предыдущему периоду. Тем самым он нарушал не только логику закономерностей человеческого существования, но и энергетику исторического процесса. Возможно, он понимал, что «продолжить дело Ленина» в условиях успокоения какими-то иными методами, которыми он не владел, для него невозможно. Искусственное продление времени «бури и натиска» он обосновал обострением классовой борьбы по мере построения и укрепления социализма в одной стране. Выстрел в Смольном был лишь поводом для начала массовых политических репрессий. Социально-экономические репрессии против всего народа начались раньше, с введением коллективизации и индустриализации. Режим репрессий и насилия, уничтоживший остатки свободы целого народа, положил начало тому тоталитарному режиму, создателем и вдохновителем которого являлся последователь Ленина, ставший настоящим и реальным диктатором.

Так неустойчивый «новый мир» путем всяческих подмен и замен трансформировался в государство-монстр, народ которого жил и работал согласно пророчествам Великого инквизитора. Народу был уготован путь принуждения и необходимости. Все попытки Учителей предупредить правителей и народ России против этого ни к чему не привели.

«Сталинизм, ― писал Бердяев, ― то есть коммунизм периода строительства, перерождается незаметно в своеобразный русский фашизм. Ему присущи все особенности фашизма: тоталитарное государство, государственный капитализм, национализм, вождизм и, как базис, милитаризованная молодежь. Ленин еще не был диктатором в современном смысле слова. Сталин уже вождь-диктатор в современном фашистском смысле»[162].

Сталин, нарушивший все возможные законы Космоса и его энергетические ритмы, толкнул страну на тот антиэволюционный путь, который потом привел ее к самым трагическим последствиям. В 1936 г. Николай Константинович Рерих написал в одном из своих очерков: «Обновление есть естественная эволюция. Или произойдет загнивание, или расцветет возрождение»[163].

Выбор был сделан в пользу первого. И сбылись пророческие слова Мудреца. Стагнация была предвестницей неизбежного разрушения энергетически недолговременных и неустойчивых, искусственно созданных структур тоталитарного государства. И не только этих структур, но и энергетики самого человека, обесточенной и искаженной многолетним насилием над его духом и разумом. И Страна захлебнулась в миазмах гниющего тоталитаристского болота.

Позже, не умея вникнуть в истинную суть случившегося, или попросту не зная, как это сделать, мы стали всегда искать виновных в происшедшем. Мы обвинили прежде всего коммунизм, не понимая того, что сама цель построения такого общества, в условиях трехмерного физического мира, была ложной и внеисторической. Реализация таких идей требует длительного эволюционного действия. С этой ложной точки зрения можно обвинить и христианство. Ибо люди предпочли «земные хлебы» небесной свободе. Но разве наши собственные неудачи, наше неверное понимание той или иной идеи, наша неправильная реализация какого-то учения может служить поводом для его осуждения? А ведь служит, «…христианское человечество в своей истории сначала изменило христианской истине, а потом, совершив эту измену, оно начало клеймить христианство, нападать на него, утверждая, что христианство не удалось»[164]. И еще: «Но самая неудача христианства менее всего может быть превращена в аргумент против высшей его правды, так же, как и самая неудача истории менее всего означает бессмысленность истории, внутреннюю ее ненужность и пустоту»[165]. Эти мудрые слова русского философа могут быть полностью приложимы к нашей сегодняшней ситуации. То, что у нас называлось коммунизмом или социализмом, в действительности таковым не являлось.

Высокая правда этой идеи связана с космической эволюцией в той интерпретации, которую нам дали Учителя в «Общине» и развили их ученики Н.К. и Е.И. Рерихи. Эта идея так же мало достижима на земле, как и «царство небесное» Христа, ибо она есть категория духа, а не материи. Однако именно она ведет нас через сложные энергетические структуры Космоса к восхождению, как вела когда-то Христа Звезда в пустыне.

И когда мы видим, как в холопском и новоявленном подхалимском раже стараются растоптать и уничтожить эту идею, мы должны знать, что продолжаем следовать еще путем антиэволюционным. Марксистское извращение коммунистической идеи не есть повод для таких языческих плясок. Подобные телодвижения на фоне разрушенных политических, социально-экономических и духовных структур крайне затрудняют поиск того единственного исторического пути, энергетика которого соответствует и духу народа и может быть реализована его творчеством. Мы мечемся сейчас среди развалин и никак не можем найти выхода. Многих начинает тянуть назад: одних к тоталитарному прошлому, «когда был порядок», других к дореволюционному прошлому, «когда страна процветала и давала возможность всем разбогатеть». В данной энергетической обстановке тот и другой путь есть мифологический путь, а не реальный. Привыкшие к нереальным ценностям и долго жившие среди всяческих подмен и откровенной лжи, мы можем еще раз жестоко ошибиться в своем выборе.

«Вперед, ― писала Елена Ивановна Рерих, ― вперед без оглядки, ибо спасти нужно от разрушения, что возможно»[166]. «Вперед!» Это сейчас единственное направление, соответствующее пути нашей эволюции и созвучное Космическому Магниту, ритм которого становится все явственнее. Не назад ― от энергетической разрушающей волны, которая нас сейчас может накрыть, а вперед, чтобы пробиться сквозь нее и увидеть, наконец, над собой ясное небо и почувствовать под собой твердую почву.

«Не может человеческое существо, отражающее в себе все сияние Космоса ограничить себя мерзостью, духовною нищетою, ложью ради тленности сегодняшнего дня. Ранее или позднее психическая энергия восстанет мятежом, если ей не дано широкое русло прекрасного восхождения. История человечества дала достаточно примеров мятежа психической энергии. Этот опыт достаточен для того, чтобы напомнить человечеству, насколько оно должно сознательно обратиться к творческой мысли, к светлому строительству, понимая его не как далекую отвлеченность, а как неотложную насущную потребность»[167].

Верное понимание смысла свободы, как духовной, внутренней, так и материальной, внешней, а также их взаимодействия освещает, подобно сильному лучу, тернистый путь нашего восхождения. Энергетическое явление свободы и, прежде всего, духовной, есть не только сердце исторического процесса, но в этом явлении содержится тот единственный критерий, используя который мы можем понять соотношение и особенности взаимодействия духа и материи на стезе нашей космической эволюции, динамику и изменения ее процесса.

«…Человечество в своих исторических путях, ― пишет Бердяев, ― постоянно сбивается на соблазн подмены путей свободы путями принуждения. Это происходит как в религиозной жизни, так и в жизни не религиозной»[168]. В этом и состоит главная драма самого исторического процесса, ― утверждает философ. Многовековая борьба двух начал ― свободы и принуждения ― изобилует постоянными колебаниями от одного начала к другому. Учение Живой Этики и его предтеча ― русская философия Серебряного века дают нам возможность выбраться на истинно жизненную дорогу.

Теперь, когда все сказано, что хотел сказать автор этих строк, давайте вновь вернемся к «Великому инквизитору» и еще раз задумаемся над гениальными предвидениями великого русского писателя Федора Михайловича Достоевского, которые он вложил в уста Великого инквизитора, чтобы еще раз напомнить нам о том, сколь опасна бездуховность и сколь глубок, но и изменчив смысл свободы.