Морейн, одна в отведенных ей апартаментах на женской половине, поправляла на плечах шаль, украшенную вышитыми листьями плюща и виноградными лозами, разглядывая результат в высоком, стоящем в углу зеркале с простой рамой. Когда ее охватывал гнев, темные большие глаза вспыхивали ястребиной зоркостью. Теперь они почти буравили посеребренное стекло. Лишь по случайности шаль, когда Морейн приехала в Фал Дара, оказалась в седельной сумке. Шали – с сияющим Белым Пламенем Тар Валона в центре, на спине носительницы, и с длинной цветной бахромой; у Морейн бахрома была лазурно-голубой, как утреннее небо, – шали редко носили вне Тар Валона, да и там обычно только в Белой Башне. Не многое в Тар Валоне, за исключением собраний Совета Башни, предусматривало соблюдение формальностей ношения шалей, и за пределами Сияющих Стен эмблема Пламени распугала бы слишком многих, обратив их в бегство или, что вероятней, отправив их за Детьми Света. Для Айз Седай стрелы белоплащников столь же смертоносны, как и для любого другого, а Чада слишком хитры и коварны, чтобы позволить Айз Седай увидеть лучника раньше, чем стрела ударит в цель, чтобы позволить той как-нибудь избежать гибельного выстрела. И в Фал Дара Морейн не собиралась никогда носить шаль. Но аудиенция у Амерлин требовала соблюдения церемониала.
Морейн, стройная и вовсе не высокая, из-за присущей всем Айз Седай неопределенности возраста, из-за гладких щек, не тронутых старостью, часто казалась моложе своего возраста, но она обладала повелительной грацией и уверенной осанкой, подчинявшими себе любое собрание. Умение держать себя, привитое в юные годы в королевском дворце Кайриэна, за время пребывания среди Айз Седай не размылось – наоборот, обрело новые грани и силу. Она знала, что сегодня ей это качество крайне понадобится – вся ее воля и выдержка, до последней капли. Но внешняя бесстрастность скрывала бурю в ее душе. «Должно быть, что-то стряслось, иначе она не явилась бы сюда сама», – подумала Морейн – наверное, уже в десятый раз. Но, кроме этого вопроса, возникали еще тысячи. «Что же стряслось и кого она выбрала себе в сопровождающие? Почему сюда? Почему сейчас? Нельзя, чтобы теперь все пошло наперекосяк».
Кольцо с Великим Змеем на правой руке тускло блеснуло, когда Морейн коснулась тонкой золотой цепочки, обегающей ее волосы, что волнами падали на плечи. Маленький, чистой воды голубой камень свисал с цепочки в середине ее лба. Многим в Белой Башне было известно о тех уловках, на которые она была способна с помощью этого камня. Это был всего-навсего полированный голубой кристалл, нечто такое, что использует юная девушка при начальном обучении, когда рядом нет того, кто мог бы руководить ею. Та девушка вспоминала предания об ангриалах и о еще более могущественных са’ангриалах – этих легендарных предметах, оставшихся от Эпохи легенд, позволявших Айз Седай направлять больше Единой Силы, с которой можно было бы совладать без риска для себя без посторонней помощи, – вспоминала и думала: «Чтобы вообще уметь направлять, нужен объект сосредоточения». Ее сестры по Белой Башне знали о нескольких ее трюках, о других – подозревали, в том числе и о тех, которых и не было вовсе, о тех, которые потрясли ее саму, когда она научилась им. То, что Морейн проделывала с помощью камня, было простым и незначительным, хотя порой и весьма полезным, – такое мог бы вообразить себе ребенок. Но если Амерлин сопровождают не те женщины, кристалл мог бы разбить их спокойствие – из-за слухов и толков.
Раздался отрывистый настойчивый стук в дверь комнаты. Ни один шайнарец не стал бы стучать так ни в чью дверь, тем более – в дверь к ней. Морейн продолжала смотреть в зеркало, пока ее взгляд не обрел вновь прежнего спокойствия, все мысли спрятав в темных глубинах глаз. Она провела рукой по кошелю из мягкой кожи, висящему у нее на поясе. «Какие бы тревоги ни привели ее сюда из Тар Валона, она позабудет о них, едва я положу перед нею этот предмет тревог». Вторичный стук в дверь, еще более энергичный, раздался еще до того, как Морейн успела пересечь комнату и с безмятежной улыбкой открыть дверь перед двумя женщинами, что явились за нею.
Морейн узнала обеих. Темноволосая Анайя, в шали с голубой бахромой, и белокурая Лиандрин – с красной. Лиандрин, не просто молодо выглядящая, а молодая и привлекательная, с кукольным личиком и маленьким капризным ротиком, подняла уже руку, собираясь стучать вновь. Ее темные брови и еще более темные глаза резко контрастировали со множеством медового цвета кос до плеч, но такое сочетание не редкость в Тарабоне. Обе женщины были выше Морейн, хотя Лиандрин – не больше чем на ладонь.
Когда Морейн открыла дверь, грубоватое лицо Анайи расплылось в улыбке. Эта улыбка придала ей ту единственную красоту, которой она обладала, но этого было достаточно; почти каждый, когда ему улыбалась Анайя, чувствовал себя умиротворенным, утешенным, избранным из многих, чувствовал себя в безопасности.
– Да осияет тебя Свет, Морейн! Рада вновь видеть тебя. Здорова ли ты? Так давно мы не виделись.
– Ты рядом, и мне светлее на душе, Анайя. – Это была чистая правда; хорошо знать, что среди Айз Седай, прибывших в Фал Дара, есть по крайней мере один друг. – Озари тебя Свет.
Губы Лиандрин сжались, и она резко одернула свою шаль.
– Престол Амерлин требует тебя к себе, сестра. – Голос ее был столь же капризен, как и рот, и холодно-колок. Не из-за Морейн, или не только из-за нее одной. Лиандрин всегда говорила недовольным тоном. Хмурясь, она попыталась заглянуть вглубь комнаты поверх плеча Морейн. – Эта опочивальня, она под стражей. Мы не можем войти. Почему ты поставила стражей против своих сестер?
– Против всех, – ровным голосом отметила Морейн. – Многие из женской прислуги проявляют любопытство к Айз Седай, и мне не хочется, чтобы они шарили в моих комнатах, когда меня нет. До сего дня нужды различать одну женщину от другой не было. – Она шагнула в коридор и потянула дверь, закрывая за собой. – Мы идем? Нельзя заставлять ждать Амерлин.
Морейн двинулась по коридору, рядом с ней – непринужденно болтающая Анайя. Мгновение Лиандрин стояла, уставившись пронзительным взглядом в закрытую дверь, будто гадая, что же там прячет Морейн, потом быстрым шагом догнала двух других женщин. Она пошла по другую руку Морейн, вышагивая рядом с суровым и решительным видом, словно стражник, охраняющий преступника. Анайя просто шла рядом со своей спутницей. На толстых тканых коврах с незамысловатыми узорами приглушенно звучали шаги обутых в мягкие туфли ног.
Женщины в ливреях приседали в глубоком реверансе перед проходящими Айз Седай, причем многие – гораздо ниже, чем перед самим лордом Фал Дара. Айз Седай, сразу три вместе, и Престол Амерлин в цитадели – это казалось большей честью, чем любая женщина в крепости могла бы ожидать за всю свою жизнь. В коридорах встретились и несколько женщин благородных Домов, и они тоже склонились в реверансах, чего, несомненно, не стали бы делать перед лордом Агельмаром. Морейн и Анайя улыбками и кивками вознаграждали выказываемые знаки почтения, равным образом от служанки и до благородной дамы. Лиандрин игнорировала всех.
Здесь, разумеется, были только женщины, ни одного мужчины. Ни один шайнарец старше десяти лет без разрешения или приглашения не посмел бы ступить в женские покои, хотя по коридорам и бегали, играя, несколько маленьких мальчиков. Они, когда их сестры низко опускались в реверансах, неловко преклоняли колено. Анайя, проходя мимо, улыбалась им и ласково трепала малышей по голове.
– В этот раз, Морейн, – сказала Анайя, – из Тар Валона ты ушла надолго. Очень надолго. Тебя не хватало в Тар Валоне. Твоим сестрам не хватало тебя. И ты нужна в Белой Башне.
– Нужно же кому-то из нас работать в мире, – мягко сказала Морейн. – Совет Башни я оставлю на тебя, Анайя. Однако в Тар Валоне ты больше моего слышишь, что происходит в мире. Слишком часто что-то происходит там, где я была только вчера. Какие у вас новости?
– Еще три Лжедракона. – Лиандрин будто выплевывала резкие слова. – В Салдэйе, Муранди и Тире Лжедраконы опустошали страны. В то время как вы, Голубые, улыбаетесь, и болтаете ни о чем, и цепляетесь за прошлое.
Анайя приподняла бровь, и Лиандрин с резким звуком захлопнула рот, раздраженно фыркнув.
– Три, – задумчиво произнесла Морейн. На миг глаза ее блеснули, но она быстро опустила взгляд, пряча блеск глаз под ресницами. – Три за прошлые два года, и теперь сразу трое.
– Как и с другими, с этими также разделаются. С этими мужчинами-паразитами и всяким разношерстным сбродом, что следует за их знаменами.
Морейн почти забавляла уверенность в голосе Лиандрин. Почти. Она слишком хорошо знала о реальностях, слишком хорошо осознавала возможности.
– Неужели хватило нескольких месяцев, чтобы ты забыла, сестра? Последний Лжедракон едва не разодрал Гэалдан на части, прежде чем его армия – разношерстный сброд или нет – была разбита. Да, Логайн сейчас в Тар Валоне, укрощенный и не представляющий опасности, я полагаю, но некоторые из наших сестер, чтобы одолеть его, погибли. Даже одна умершая сестра – бо́льшая утрата, чем мы можем перенести, но потери в Гэалдане оказались много тяжелее. Те двое, до Логайна, не были способны направлять, и все равно народы Кандора и Арад Домана хорошо помнят их. Спаленные деревни и люди, погибшие в битве. Так ли легко мир справится с тремя в одно и то же время? Как много стечется под их знамена? Никогда не бывало недостатка в сторонниках у любого мужчины, объявлявшего себя Возрожденным Драконом. Насколько мощно заполыхают войны на этот раз?
– Все не так зловеще, – сказала Анайя. – Насколько нам известно, способен направлять лишь один, в Салдэйе. У него нет времени, чтобы привлечь многих последователей, и сестры, должно быть, уже там и занимаются им. Тайренцы, не давая передышки, гонят своего Лжедракона и его сторонников через Хаддонское Сумрачье, а парень в Муранди уже в цепях. – Она коротко удивленно усмехнулась. – Подумать только, чтобы мурандийцы из всех народов мира так скоро управились со своим. Спроси – и они даже назовут себя не мурандийцами, а лугардцами, или инишлинни, или подданными того или этого лорда или леди. Но из страха, что один из соседей воспользуется предлогом и вторгнется в пределы их страны, мурандийцы набросились на своего Лжедракона чуть ли не в тот же миг, едва тот рот раскрыл, заявив о себе.
– И все же, – сказала Морейн, – нельзя никак игнорировать появление сразу троих одновременно. Кто-нибудь из сестер в состоянии сделать Предсказание?
Шансы на это были слабые: считаные Айз Седай проявляли за века хоть какую-то, даже крохотную искру этого дара, поэтому Морейн не удивилась, когда Анайя покачала головой. Не удивилась, но почувствовала себя чуточку легче.
У пересечения коридоров три Айз Седай оказались одновременно с леди Амалисой. Та тут же присела в полном реверансе, низко склонив голову и широко отведя в стороны бледно-зеленые юбки.
– Почтение Тар Валону, – тихо произнесла она. – Почтение Айз Седай.
На приветствие сестры лорда Фал Дара просто невежливо отвечать лишь кивком – она заслуживала большего. Морейн взяла Амалису за руки:
– Вы оказываете нам честь, Амалиса. Встаньте, сестра.
Амалиса, с внезапным румянцем на щеках, грациозно выпрямилась. Она ничего не желала так сильно, как побывать в Тар Валоне, а от того, что Айз Седай назвала ее сестрой, кружило голову, как от крепкого вина, даже при ее высоком положении. Невысокую средних лет женщину отмечала смуглая красота зрелости, а румянец еще больше подчеркивал это.
– Вы удостаиваете меня слишком высокой чести, Морейн Седай.
Морейн улыбнулась:
– Сколько мы знакомы, Амалиса? Должна ли я называть вас «миледи Амалиса», словно бы мы никогда не засиживались вместе за чаем?
– Конечно нет, – улыбнулась в ответ Амалиса. Сила, очевидная в чертах ее брата, читалась и на ее лице, хотя линии скул и подбородка были мягче. Находились те, кто утверждал, что, каким бы сильным и прославленным бойцом ни был Агельмар, сестра ничем ему не уступает. – Но здесь Престол Амерлин… Когда в Фал Дара приезжает король Изар, в беседе наедине я зову его «магами», то есть дядюшка, как звала его, будучи ребенком, а он носил меня на плечах, но на людях все должно быть совсем иначе.
Анайя пренебрежительно хмыкнула:
– Порой церемонии необходимы, но люди иногда уделяют церемониям гораздо больше внимания, чем нужно. Будьте добры, зовите меня Анайя, а я, если позволите, буду называть вас Амалисой.
Краем глаза Морейн заметила Эгвейн, торопливо завернувшую вдалеке в боковой коридор. За ней по пятам, шаркая ногами, двигалась сутулая фигура в короткой кожаной куртке – голова опущена, в руках узлы. Морейн позволила себе чуть улыбнуться, быстро стерев улыбку с губ. «Если эта девушка выкажет столько же предприимчивости и в Тар Валоне, – иронично подумала она, – то однажды воссядет на трон Амерлин. Если научится обуздывать свою инициативность. Если к тому времени еще будет существовать трон Амерлин».
Когда Морейн вновь обратила внимание на остальных, говорила Лиандрин:
– …и я бы с радостью ухватилась за возможность побольше узнать о вашей стране.
На лице у нее была улыбка, открытая и почти что девичья, голос излучал дружелюбие.
Морейн усилием воли удержала на лице безмятежное выражение, когда Лиандрин охотно приняла приглашение Амалисы присоединиться к ней и ее дамам в ее личном саду. Дружила Лиандрин с немногими, и все ее подруги были среди Красных Айя. «И уж наверняка нет ни одной не Айз Седай. Она скорее свела бы дружбу с мужчиной или с троллоком». Морейн не была уверена, что для Лиандрин существует разница между мужчинами и троллоками. Она не была уверена, существует ли такая разница хоть для кого-то из Красных Айя.
Анайя объяснила, что сейчас они срочно должны явиться к Престолу Амерлин.
– О-о, извините, – сказала Амалиса. – Озари ее Свет и да защити Создатель. Но тогда я буду рада увидеть вас позже.
Она выпрямилась и, когда три Айз Седай прошли мимо нее, склонила голову.
Морейн, бросая взгляды искоса и никогда – прямо, изучала Лиандрин. Медововолосая Айз Седай смотрела прямо перед собой, задумчиво сложив губы, ставшие похожими на розовый бутон. Она будто забыла и про Морейн, и про Анайю. «Что у нее на уме?»
Анайя будто ничего необычного не замечала, но она всегда умела принимать людей и такими, какими те были, и такими, какими те хотели быть. Эта черта неизменно изумляла Морейн, к тому же Анайя таким же образом вела себя и в Белой Башне, но неискренние сестры всегда ее честность и открытость, ее доброе отношение ко всем воспринимали как некий коварный, изощренный замысел. Их вечно сбивало с толку, что она думает именно то, что сказала, и говорит именно то, что думает. Когда это выяснялось, лицемеры просто места себе не находили. Вдобавок Анайя обладала способностью сразу ухватить суть фактов, что называется – зреть в корень. И она принимала увиденное как есть. Сейчас же Анайя оживленно продолжала делиться новостями:
– Из Андора вести и хороши, и плохи. С приходом весны бунт на улицах Кэймлина стих, но по-прежнему ходят толки, слишком много слухов, обвиняющих королеву, и заодно Тар Валон, за долгую зиму. Трон Моргейз менее прочен, чем в прошлом году, но она удерживает его по-прежнему и будет удерживать до тех пор, пока Гарет Брин остается капитан-генералом гвардии королевы. И леди Илэйн, дочь-наследница, и ее брат, лорд Гавин, благополучно прибыли в Тар Валон для обучения. В Белой Башне испытывали опасения, что давний обычай мог быть нарушен.
– Этого не будет, пока дышит Моргейз, – заметила Морейн.
Лиандрин, словно только сейчас проснувшись, чуть вздрогнула:
– Молитесь, чтоб ее дыхание не оборвалось. До реки Эринин за отрядом дочери-наследницы следом ехали Дети Света. До самых мостов к Тар Валону. Еще больше их стоит лагерем у стен Кэймлина на случай просчета Моргейз, а в самом городе все еще есть те, кто прислушивается к происходящему там.
– Наверное, пора бы уж Моргейз научиться немного осторожности, – вздохнула Анайя. – С каждым днем мир становится все опаснее, даже для королевы. Для королевы, наверное, еще в большей степени. Она всегда отличалась своеволием. Я помню, как она девочкой приехала в Тар Валон. У нее не было дарования, чтобы стать полноправной сестрой, и это терзало ее душу. Иногда мне кажется, что из-за этого-то она и давит на дочь, не обращая внимания на желания девочки.
Морейн пренебрежительно фыркнула:
– Илэйн родилась с искрой дара; дело не в выборе. Моргейз не стала бы рисковать жизнью девушки из-за недостатка обучения, пускай даже все белоплащники в Амадиции разобьют лагерь возле Кэймлина. Она приказала бы Гарету Брину и гвардии королевы прорубить через них дорогу до самого Тар Валона, и Гарет Брин исполнил бы этот приказ, даже если ему пришлось бы сделать это в одиночку. – «Но она тем не менее обязана хранить в тайне полную степень потенциала девушки. Знай об этом народ Андора – непонятно, примет ли он Илэйн на Львиный трон после Моргейз или не примет. Не просто королеву, прошедшую обучение в Тар Валоне, соответственно обычаю, а настоящую Айз Седай?» В архивах, списках и летописях имелись упоминания лишь о горсточке – по пальцам счесть можно – королев, которых по праву можно было назвать Айз Седай, а те немногие, кто позволил узнать об этом подданным, сожалели всю оставшуюся жизнь. Морейн почувствовала касание печали. Но в движение пришло столь многое, что требовало помощи или хотя бы озабоченности, чтобы испытывать тревогу за одну страну и за один трон. – Что еще, Анайя?
– Ты должна знать, что в Иллиане впервые за четыре сотни лет созвана Великая охота за Рогом. Иллианцы говорят, близится Последняя битва, – Анайя чуть вздрогнула, как и Морейн, но продолжила без паузы, – и до окончательного сражения с Тенью Рог Валир должен быть найден. Из всех стран собираются люди, желающие стать частью легенды, стремящиеся найти Рог. Муранди и Алтара, разумеется, настороже, полагая, что за всем этим скрываются приготовления для нападения на кого-то из них. Вероятно, поэтому-то мурандийцы и поймали своего Лжедракона столь скоро. Так или иначе, менестрелям и бардам будет что прибавить к циклу сказаний об Охоте. Обилие новых историй – единственное, что посылает Свет.
– Возможно, не те истории, что они ждут, – сказала Морейн. Лиандрин глянула на нее острым взором, но взгляд ее натолкнулся лишь на непроницаемое лицо Морейн.
– Думаю, что не те, – безмятежно откликнулась Анайя. – Именно те истории, которых они ждут меньше всего, и прибавятся к прежним циклам. Кроме этих известий, могу предложить еще слухи. Морской народ взбудоражен, их корабли носятся из порта в порт, в них почти не задерживаясь. Сестры с островов утверждают: вот-вот явится Корамур, Избранный Морского народа; но большего они не говорят. Ты же знаешь, насколько скрытны и немногословны о Корамуре с чужаками Ата’ан Миэйр, а в этом отношении наши сестры больше Морской народ, чем Айз Седай. Похоже, Айил тоже пришли в волнение, но никому не ведомо почему. Никто вообще не имеет понятия о делах Айил. По крайней мере, нет никаких доказательств того, что они намереваются вновь пересечь Хребет Мира, хвала Свету! – Она вздохнула и покачала головой. – Я бы что угодно отдала, чтобы среди Айил была хотя бы одна сестра. Всего лишь одна. Мы слишком мало о них знаем.
Морейн рассмеялась:
– Иногда мне кажется, что ты, Анайя, из Коричневой Айя.
– Равнина Алмот, – произнесла Лиандрин с изумленным видом оттого, что вдруг заговорила.
– Вот уж что и впрямь слух, сестра, – сказала Анайя. – Пара-другая словечек на ухо, услышанных при отъезде из Тар Валона. На равнине Алмот, может быть, идут сражения, и еще вроде бы на мысе Томан. Я сказала – может быть. Шепотки смутные, неясные. Тени слухов. Мы отбыли прежде, чем услышали большее.
– Должно быть, это Тарабон и Арад Доман, – сказала, качая головой, Морейн. – Они грызутся из-за равнины Алмот почти триста лет, но эта свара никогда не доходила до открытого столкновения. – Она посмотрела на Лиандрин – считалось, что Айз Седай отказываются от всех своих прежних чувств верности странам и правителям, но не многим удавалось быть последовательными до конца. Нелегко отбросить любовь к стране, где ты родился. – Так почему же они именно сейчас…
– Хватит праздной болтовни! – гневно прервала медововолосая женщина. – Тебя, Морейн, ждет Амерлин. – Она сделала три быстрых широких шага и толчком распахнула перед Морейн и Анайей высокие двери. – Амерлин с тобой попусту болтать не будет.
Невольно коснувшись рукой поясной сумки, Морейн следом за Лиандрин шагнула через порог, кивнув так, словно та для нее придерживала дверь. Морейн едва отметила про себя, как на мгновение бледность сменилась вспышкой на лице Лиандрин. «Что же сейчас на уме у негодной девчонки?»
Переднюю слоями устилали многоцветные ковры, а комната была со вкусом обставлена удобными стульями, мягкими скамьями и небольшими столиками – дерево отделано очень просто или всего лишь отполировано. Высокие бойницы из-за повешенных парчовых занавесей отчасти напоминали окна. В каминах огонь не горел – день был теплым, а раньше сумерек шайнарский холод сюда не заползет.
Из сопровождавших Амерлин Айз Седай Морейн увидела в передней меньше полудюжины. Верин Матвин и Серафелле, из Коричневой Айя, даже не обратили внимания на появление Морейн. Серафелле не отрываясь читала старый фолиант в потертом, выцветшем кожаном переплете, аккуратно перелистывая страницы с излохмаченными краями. Полная Верин, сидя, скрестив ноги, под одной из амбразур, держала в руке, поворачивая на свету, маленький цветок и уверенной рукой делала рисунки и вносила пометки в книгу, прижав ту к колену. Рядом на полу стояла открытая чернильница, а в подоле горкой лежали другие цветы. Коричневых сестер интересовал лишь поиск новых знаний, и почти ничего, кроме этого. Иногда Морейн приходило в голову: а понимают ли они, что происходит в мире, окружающем их, или хотя бы – что происходит непосредственно рядом с ними?
Три другие женщины в комнате обернулись к дверям, но ни одна даже не пошевелилась, чтобы подойти к Морейн, они на нее лишь смотрели. Одну – стройную, из Желтой Айя – Морейн не знала: слишком мало времени она проводила в Тар Валоне, чтобы знать в лицо всех Айз Седай, хотя число их и не было очень велико. Но с двумя другими Морейн была знакома. Карлиния обладала такой же бледной кожей и была столь же холодной в общении, как и белая бахрома ее шали; полной противоположностью ей являлась смуглая вспыльчивая Аланна Мосвани, из Зеленой, но обе они безмолвно, без всякого выражения на лицах стояли и смотрели на Морейн. Аланна резким движением одернула свою шаль, но Карлиния не пошевелилась. Стройная Желтая сестра отвернулась, окинув напоследок Морейн полным сожаления взглядом.
– Да осияет вас всех Свет, сестры, – сказала Морейн. Ей никто не ответил. Серафелле и Верин, похоже, даже не услышали приветствия Морейн. «Где же остальные?» Хотя и незачем всем быть здесь – большинство после долгой дороги наверняка отдыхает в своих комнатах, – но Морейн очень нервничала. В голове пронеслись чередой все вопросы, которые она не могла задать, но ни один не отразился на ее лице.
В открывшейся двери, ведущей во внутренние покои, появилась Лиане, без своего посоха с позолоченным языком пламени. Хранительница летописей ростом не уступала большинству мужчин – гибкая и стройная, все еще красивая, с медного цвета кожей и короткими темными волосами. Вместо шали она носила голубой палантин шириной с ладонь поскольку хранительница, хотя и заседала в Зале Башни, свою Айю там не представляла.
– Вот и ты! – оживленно обратилась Лиане к Морейн и показала на дверь у себя за спиной. – Заходи, сестра. Престол Амерлин ждет.
У нее была привычка говорить быстро, проглатывая окончания слов, – эта манера ничуть не изменялась, независимо от того, сердилась ли она, радовалась или волновалась. Морейн, последовав за Лиане, гадала, какие же чувства испытывает сейчас хранительница. Лиане захлопнула дверь; та закрылась со звуком, напомнившим громыхание двери тюремной камеры.
За широким столом, стоящим в центре ковра, сидела сама Престол Амерлин, на столе покоился золотой куб со сглаженными углами, размером с дорожный сундук, покрытый замысловатой серебряной отделкой. Хотя стол был массивным и крепким, с толстыми ножками, он словно бы прогибался под тяжестью, которую пусть и с трудом, но могли поднять двое сильных мужчин.
При взгляде на золотой куб Морейн с трудом сохранила невозмутимое выражение лица. В последний раз она видела его под надежными запорами в сокровищнице Агельмара. Узнав о прибытии Престола Амерлин, она намеревалась сама рассказать ей о находке. То, что ларец оказался уже у Амерлин, было пустяком, но пустяком, таящим в себе тревогу. Похоже, события опережают ожидания Морейн.
Она с достоинством склонилась в глубоком реверансе и церемонно произнесла:
– Вы звали меня, мать, и я пришла. – Амерлин протянула руку, и Морейн поцеловала кольцо с Великим Змеем, ничем не отличающееся от колец других Айз Седай. Поднявшись, она заговорила более непринужденно, но не слишком – помня, что позади, возле двери, стоит хранительница: – Надеюсь, мать, путешествие прошло хорошо.
Амерлин родилась в Тире, в семье простого рыбака, а не в благородном Доме, и звали ее Суан Санчей, хотя не многие употребляли это имя – или даже вспоминали его – за те десять лет, как она возвысилась над Советом Башни. Она была Престол Амерлин; это значило все. Широкий палантин на ее плечах имел семь цветных полос, по числу Айя; Амерлин принадлежала всем Айя, и ни одной. Женщина за столом была среднего роста и скорее миловидной, чем красивой, но лицо отмечала сила, отличавшая ее еще до возвышения, – сила девушки, выжившей на улицах Мауле, портового района Тира, а взгляд чистых голубых глаз заставлял королей и королев и даже капитан-командора Детей Света опускать взоры. Сейчас в глазах Амерлин читалось напряжение, в изгибе губ – беспокойство.
– Мы призвали ветры, чтобы ускорить ход наших кораблей вверх по Эринин, дочь моя, и даже обратили в помощь нам течения. – В глубоком голосе Амерлин звучала печаль. – Я видела деревни возле реки, затопленные наводнением, которое мы вызвали, и один Свет знает, что мы содеяли с погодой. Мы не внушим к себе любви за причиненный нами ущерб и за погубленные хлеба. И все ради того, чтобы как можно быстрее добраться сюда. – Взор Амерлин скользнул к покрытому орнаментом золотому кубу, и она приподняла руку, будто собираясь коснуться его, но лишь сказала: – Элайда в Тар Валоне, дочь моя. Она пришла с Илэйн и Гавином.
Морейн не забывала, что рядом стоит Лиане, как всегда в присутствии Амерлин безмолвная. Но все видящая и слышащая.
– Я удивлена, мать, – сказала она осторожно. – Не время для Моргейз оставаться без совета Айз Седай.
Моргейз принадлежала к тому малому числу правителей, которые в открытую признавали, что пользуются помощью советницы Айз Седай; почти все прочие тоже имели таких советниц, но не многие признавались в этом.
– Элайда настаивала, дочь моя, и я сомневаюсь, что Моргейз, будь она королева или нет, ровня для Элайды в борьбе воль. Во всяком случае, на этот раз, наверное, она не пожелала вступать в спор. Илэйн обладает неплохими задатками. Бо́льшими возможностями, чем я когда-либо встречала. Она уже сейчас делает успехи. Отчего Красные сестры надулись, словно рыба-дутыш. Не думаю, что девушку прельстит их образ мышления, но она молода, и ничего еще нельзя сказать определенного. Даже если им не удастся склонить ее на свою сторону, это будет играть несущественную роль. Илэйн обещает стать самой могущественной Айз Седай за тысячу лет, и нашла ее Красная Айя. С этой девушкой они приобретут в Совете больший вес и престиж.
– Со мной в Фал Дара, мать, две молодые женщины, – сказала Морейн. – Обе они из Двуречья, где по-прежнему сильна кровь Манетерен, хотя они даже и не помнят, что некогда эта страна называлась Манетерен. Древняя кровь поет, мать, и она громко поет в Двуречье. Эгвейн, деревенская девушка, столь же сильна, как и Илэйн. Я видела дочь-наследницу, и я знаю. Что касается второй… Найнив была в своей деревне Мудрой, хотя сама она – еще почти девочка. То, что женщины деревни выбрали ее Мудрой в таком возрасте, о чем-то да говорит. Когда она научится управлять тем, что сейчас делает не зная, то станет сильна, как никто в Тар Валоне. Обучить ее – и она станет пламенем костра рядом с огоньками свечей Илэйн и Эгвейн. И ни единого шанса на то, что эти две выберут Красную. Мужчины их смешат, раздражают, но и нравятся им. Они с легкостью уравновесят то влияние, которое приобретают Красные Айя в Белой Башне после того, как они нашли Илэйн.
Амерлин кивнула с таким видом, будто все услышанное не имело никакого значения. Брови Морейн в удивлении поползли вверх, прежде чем она спохватилась и исправила свою оплошность. Зал Башни беспокоили главным образом две вещи: то, что с каждым годом число девушек, которых можно научить направлять Единую Силу, становилось все меньше – или же так представлялось, – и то, что из найденных все меньше и меньше обладали подлинной силой. Хуже всего, хуже, чем страх в душах тех, кто винил Айз Седай за Разлом Мира, хуже, чем ненависть Детей Света, хуже даже, чем злодеяния приспешников Темного, было резкое сокращение числа неофитов и уменьшение их способностей. Коридоры Белой Башни пустовали, а когда-то в них было тесно, и то, что некогда можно было сделать при помощи Единой Силы легко и просто, теперь достигалось с трудом, а то и вовсе оказывалось непосильным.
– Для приезда в Тар Валон у Элайды имелась и другая причина, дочь моя. Она послала одно и то же сообщение шестью голубями, чтобы быть уверенной, что я его получу, – и кому еще в Тар Валоне она отослала голубей, я могу только догадываться, – затем явилась сама. Она заявила Залу Башни, что ты влезла не в свое дело, с молодым мужчиной – та’верен и к тому же опасным. Он был в Кэймлине, заявила Элайда, но когда она отыскала гостиницу, в которой он остановился, то узнала, что его с собой увела ты.
– Люди в этой гостинице сослужили хорошую службу, и они – честные. Если хоть кому-то из них она как-то повредила… – Морейн не сдержала резкости в голосе и услышала, как шевельнулась Лиане. Никто не осмеливался разговаривать с Престолом Амерлин в подобном тоне; даже король на троне не смел так говорить.
– Тебе следовало бы знать, дочь моя, – сухо заметила Амерлин, – что Элайда не сделает ничего плохого никому, кроме тех, кого сочтет опасными. Приспешников Темного или несчастных глупцов, которые попытаются направлять Единую Силу. Или того, кто представляет угрозу для Тар Валона. Любой, кто не принадлежит к Айз Седай, может оказаться фишкой на доске для игры в камни – так она рассуждает. К счастью для него, хозяин гостиницы, некий мастер Гилл, насколько я помню, наслышан об Айз Седай и ответил, к ее удовлетворению, на все вопросы. О нем Элайда отозвалась хорошо. Но больше всего она говорила о молодом человеке, которого ты увела с собой. Куда опаснее любого мужчины со времен Артура Ястребиное Крыло, так она сказала. Ты же знаешь, у нее иногда бывают Пророчества и слова ее имеют вес в Совете.
Из-за Лиане Морейн, как смогла, сделала свой голос кротким. Кротости в нем стало немногим больше, но уж как смогла, лучше не удалось.
– Я привела с собой трех молодых мужчин, мать, и ни один из них не король, и я очень сомневаюсь, чтобы хоть кто-то из них даже в мечтах мыслил объединить весь мир под властью одного правителя. После Столетней войны никто не грезил мечтою Артура Ястребиное Крыло.
– Да, дочь моя. Деревенские парни – так рассказывал мне лорд Агельмар. Но один из них – та’верен. – Взгляд Амерлин вновь притянул уплощенный куб. – В Совете выдвигали предложение послать тебя в уединение для размышлений. Предложение исходило от одной из восседающих из Зеленой Айя, две остальные одобрительно кивали.
Лиане издала звук, выражающий отвращение или, возможно, расстройство. Когда говорила Престол Амерлин, она всегда держалась на заднем плане, но Морейн сумела на этот раз понять это небольшое нарушение правил поведения. Зеленые Айя были заодно с Голубыми на протяжении тысячи лет; со времен Артура Ястребиное Крыло они говорили в один голос.
– У меня нет никакого желания пропалывать овощные грядки в какой-нибудь глухой деревушке, мать. – «И не буду, что бы там ни говорил Совет Башни».
– Еще было предложено – также Зелеными, – чтобы на время твоего уединения опека над тобой была возложена на Красных Айя. Красные восседающие пытались притвориться удивленными, но выглядели они будто птицы-рыболовы, прознавшие, что улов без охраны. – Амерлин фыркнула. – Красные напускали на себя вид, будто им вовсе не хочется брать на себя опеку над одной не из их Айя, но сказали, что согласятся с решением Совета Башни.
Против воли Морейн вздрогнула:
– Это было бы… крайне неприятно, мать. – Это было бы более чем неприятно, много хуже: Красные никогда не отличались ни добротой, ни мягкостью обращения. Она отложила эту мысль, чтобы обдумать ее после. – Мать, я не понимаю этого явного союза между Зелеными и Красными. Их убеждения, их отношение к мужчинам, их взгляды на самые наши цели, на наше предназначение как Айз Седай абсолютно противоположны. Красные и Зеленые даже разговаривать между собой не могут без того, чтобы тут же не дошло до крика.
– Все меняется, дочь моя. Из последних пяти сестер, взошедших на трон Амерлин, я – четвертая из Голубой Айя. Возможно, некоторые считают, что это чересчур много и что образ мыслей Голубых больше не подходит для мира, полного Лжедраконов. За тысячу лет многое меняется. – Амерлин поморщилась и сказала будто бы самой себе: – Древние стены слабеют, и древние преграды рушатся. – Она встряхнулась, голос стал тверже. – Однако было еще одно предложение, от которого до сих пор несет тухлятиной, как от рыбы, неделю провалявшейся на пристани. Поскольку Лиане – из Голубой Айя и я вышла из Голубых, было заявлено, что послать со мной в это путешествие двух сестер из Голубой Айя означало бы слишком большую честь для четырех представительниц Голубых. Сказано было в Совете, открыто, прямо мне в лицо, будто речь шла об очистке канав. Двое из Белых восседающих встали против меня, и еще двое Зеленых. Желтые пошептались между собой, а потом не сказали ни «за», ни «против». Скажи еще одна «нет» – и твоих сестер Анайи и Майган здесь бы не было. Говорили даже, причем вслух, что я вообще не должна покидать Белую Башню.
Услышав о таком, Морейн была потрясена куда больше, чем от новости, что Красные Айя желают заполучить ее в свои руки. Из какой бы Айя ни была хранительница летописей, говорит она лишь от имени Амерлин, а Амерлин говорит за всех Айз Седай и за все Айя. Так было всегда, и никто даже не допускал иного, даже в самые мрачные дни Троллоковых войн, даже тогда, когда армии Артура Ястребиное Крыло загнали всех уцелевших Айз Седай в стены Тар Валона. Прежде всего Престол Амерлин была Престолом Амерлин. Каждая Айз Седай клялась повиноваться ей. Никто не мог спрашивать у нее, что она сделала или куда намерена отправиться. Это же предложение противоречило трем тысячам лет обычая и закона.
– Кто осмелился бы, мать?
Престол Амерлин с горечью рассмеялась:
– Почти что любая, дочь моя. Смута в Кэймлине. Созвана Великая охота – а ни у кого из нас даже намека на это не было, о ней узнали, когда она уже была провозглашена. Лжедраконы появляются, будто поганки-багрянки после дождя. Государства слабеют, исчезают с лица земли, а знать забавляется Игрой Домов увлеченнее, чем когда-либо с тех пор, как Артур Ястребиное Крыло в корне пресек их интриги и козни. И что хуже всего, каждой из нас известно: Темный вновь зашевелился. Покажи мне сестру, которая не считает, что Белая Башня теряет былое понимание событий, цепкость и точность мыслей, и, если она не из Коричневой Айя, она – слепа и глуха. Отпущенного нам времени все меньше, дочь моя. Порой я чувствую, как укорачивается этот срок.
– Как вы говорите, мать, все меняется. Но по-прежнему наихудшие опасности ждут за Сияющими Стенами, а не внутри них.
Долгие минуты Амерлин смотрела в глаза Морейн, потом медленно кивнула:
– Оставь нас, Лиане. Мне нужно поговорить с моей дочерью Морейн с глазу на глаз.
Миг колебания, и лишь потом Лиане произнесла:
– Как вам угодно, мать.
Морейн чувствовала изумление Лиане. Амерлин редко удостаивала кого-либо аудиенцией без присутствия хранительницы, тем более сестру, которую есть все основания наказать.
Дверь открылась и закрылась за Лиане. Она ни словом не обмолвится в приемной о том, что происходило здесь, но известие, что Морейн осталась наедине с Амерлин, распространится среди Айз Седай в Фал Дара словно лесной пожар по сухостою, и наверняка оно послужит пищей для размышлений и предположений.
Едва дверь закрылась, как Амерлин встала, и у Морейн на миг защипало кожу – так бывало всегда, когда другая женщина направляла Единую Силу. На мгновение ей показалось, что Престол Амерлин окружена ореолом яркого света.
– Не знаю, научился ли кто твоему старому фокусу, – заметила Амерлин, легко коснувшись пальцем голубого камня на лбу Морейн, – но у большинства из нас есть свои маленькие хитрости, не забытые с детства. В любом случае никто не услышит того, что будет сейчас нами сказано.
Вдруг она обвила Морейн руками; Морейн обняла ее в ответ – теплые объятия старых подруг.
– Ты одна-единственная, Морейн, с кем я могу вспомнить, кем была. Даже Лиане всегда ведет себя так, будто я стала палантином и жезлом, пусть мы даже остаемся одни с нею, будто мы никогда не хихикали, будучи послушницами. Иногда мне хочется, чтобы мы по-прежнему оставались послушницами, ты и я. Такими наивными, чтобы видеть все будто обернувшейся явью сказкой менестреля, такими простодушными, чтобы думать, будто мы найдем мужчин – они обязательно принцы, помнишь, красивые, сильные, добрые? – которые могли бы выдержать жизнь вместе с женщиной, обладающей силой Айз Седай. Такие глупые, чтобы мечтать о счастливом конце историй менестреля, о том, чтобы прожить свои жизни, подобно жизням других женщин, просто немного подольше, чем они.
– Мы – Айз Седай, Суан. У нас есть долг. Даже если б мы родились без дара направлять Силу, отказалась бы ты от долга ради дома и мужа, пусть даже принца? Я в это не верю. Это мечта деревенской кумушки. Даже Зеленые не заходят в своих мечтах так далеко.
Амерлин отступила на шаг:
– Нет, я ни за что не отказалась бы. Нет. Но бывают минуты, когда я завидую той деревенской кумушке. В этот самый момент я почти ей завидую. Морейн, если кто-нибудь, даже Лиане, прознает, что мы замышляем, нас обеих усмирят. И не могу сказать, что в этом случае они будут не правы.