Великие адмиралы

10. Дэвид Глазго Фаррагат Пунктуальный составитель планов, импульсивный боец (1801–1870)

Дэвид Глазго Фаррагат, первый полный адмирал флота Соединенных Штатов, родился 5 июля 1801 года. Его детство было совершенно необычным. Отец Фаррагата был молодым испанским капитаном, родившимся на острове Минорка. В возрасте 21 года Джордж Фаррагат эмигрировал в Америку, чтобы принять участие в войне за независимость. После революции он осел в Тенесси, женился на отважной ирландке (женщины фронтира только такими и были) и быстро обзавелся пятью детьми. Джеймс Глазго, который позднее сменил имя на Дэвид, был вторым ребенком и вторым сыном. У него были также две младшие сестры и брат, которых Глазго очень любил.

Одним из самых ярких воспоминаний Глазго был случай, когда его мать прогнала группу индейцев, требовавших виски и угрожавших ей ножами. Она приказала детям спрятаться в погребе отдельно стоящей кухни, где их не могли найти, а сама взяла топор и стала ждать приближения индейцев, стоя в дверях. Это был опасный момент, но топор выглядел довольно внушительно, и индейцы предпочли отступить. Молодому Джеймсу в это время было 5 лет. Он и его старший брат Уильям следили за происходящим сквозь щели в бревенчатой стене кухни. К сожалению, его мать скончалась всего 3 года спустя.

В 1808 году Джордж Фаррагат подружился с Дэвидом Портером, тоже отставным капитаном. Он получил за свою службу в годы революции небольшой земельный участок, а также синекуру в виде звания уоррент-офицера флота (Джордж Фаррагат находился примерно в таком же положении). Эта парочка занималась рыбной ловлей на озере Поншартрейн возле дома Фаррагата, — семья перебралась в Новый Орлеан. На жарком солнце Луизианы Портер получил солнечный удар. Он не мог двигаться, временно потерял дар речи, и, как предполагалось, у него началась последняя стадия туберкулеза. В любом случае, ему требовался постоянный уход. В условиях фронтира эти обязанности отважно взяла на себя миссис Фаррагат, хотя на ее плечах лежали заботы о собственной семье. Вероятно, ее здоровье просто не выдержало дополнительной нагрузки. Во всяком случае, известно, что шкипер Портер и мать Фаррагата скончались в один день и час (в июне 1808 года) и через 2 дня были похоронены на одном кладбище.

Сын Портера, тоже Дэвид Портер, который прославился во время войны 1812 года, был в то время мастер-коммандантом[29] американского флота и только что прибыл в Новый Орлеан, чтобы принять морскую станцию. 28-летный Дэвид Портер, судя по всему, чувствовал себя очень обязанным благодетелям своего отца, потому что принял участие в делах несчастной семьи Фаррагатов. Через год, когда болезнь Джорджа Фаррагата, который должен был содержать 5 детей, усилилась, Портер стал помогать еще больше. Он помог старшему брату получить звание мичмана и взял второго сына, Глазго, и одну из дочерей в свой дом.

Скорее всего, никто не думал, что это затянется, и уж точно не было никакой процедуры формального усыновления. Девочка просто жила вместе с одной из дочерей Портера, а молодой Глазго — все близкие звали его именно так — остался в доме Портера. Судя по всему, он был очень привлекательным мальчиком и гордился новой семьей и возможностью поступить на службу во флот, которая открылась перед ним.

Где-то в первый год жизни с Портером молодой Фаррагат, скорее всего в честь своего друга и покровителя, изменил первое имя на «Дэвид». И снова нет свидетельств того, что это было сделано законным путем. В условиях фронтира люди научились обходиться без лишних формальностей. Однако на золотых часах, которые Портер подарил Фаррагату по случаю поступления на службу во флот, стоят инициалы «DGF, 1810». Эти часы сегодня можно увидеть в музее американской военно-морской академии.

Глазго Фаррагат окончательно расстался с семьей, когда Портер уехал из Нового Орлеана. Это произошло в 1810 году. Фаррагат некоторое время жил в доме Портера в Пенсильвании, пока его наставник ожидал назначения на пост капитана 32-пушечного фрегата «Эссекс». Между непостоянным Портером и его молодым подопечным установились тесные узы, которые стали еще крепче, когда Портер выхлопотал для Фаррагата звание мичмана. Вот так, в возрасте 10 лет, Глазго Фаррагат «поступил на государственную службу», как говорили в то время. Он стал офицером флота, и, несмотря на его молодость, к нему следовало обращаться «мистер Фаррагат», что доставляло мальчишке огромное удовольствие. Портер был строгим служакой, и все свидетельствуют, что он требовал пунктуального соблюдения старых морских обычаев там, где командовал.

Но 10-летнему мальчику все еще требовалась родительская опека, и можно представить, какие споры бушевали в доме Портера, перед тем как он решил взять Фаррагата с собой на борт «Эссекса». Это произошло летом 1811 года. Военные тучи сгущались, и столкновение с Англией было неизбежным. В таких обстоятельствах получить фрегат, даже такой небольшой, как «Эссекс», было огромной удачей для любого офицера. Портер уже успел выделиться среди сослуживцев своей агрессивностью, что и помогло ему. Отблеск этой ауры лег и на молодого Глазго.

Можно только догадываться о положении Фаррагата в качестве подопечного и протеже командира корабля. Он легко мог заработать всеобщую неприязнь, и за спиной у него и Портера могли поползти слухи. Внешне подчиненные исполняли бы приказы, но на самом деле старались бы их активно саботировать. В действительности произошло обратное. Хотя Дэвиду исполнилось всего 10 лет, он уже успел немало походить на шлюпке со своим настоящим отцом и плавал на торговом судне вместе с приемным. Поэтому он сумел доказать своим товарищам по кораблю, что море ему знакомо. В общем, он удачно начал свою службу и быстро показал себя хорошим моряком, хотя и очень маленьким.

Разумеется, он был вынужден носить настоящий мичманский мундир, что было нелепой необходимостью. Однако непосредственная манера поведения и очень серьезное отношение к любому порученному делу быстро рассеяли все сомнения, которые могли возникнуть относительно его статуса. Вместо того чтобы нажить врагов, Фаррагат быстро стал всеобщим любимцем. Одной из обязанностей мичмана было командование шлюпочным экипажем. Самой прекрасной иллюстрацией отношения моряков к нему стал один случай. Хулиганы в порту начали высмеивать Фаррагата за его молодость и маленький рост. Весь экипаж шлюпки вылетел на берег следом за ним и начал бить морды насмешникам. Драка продолжалась до тех пор, пока не появилась полиция, которая забрала всех, включая маленького зачинщика. Когда Портер узнал о происшествии, он изрядно развеселился.

Плавание Дэвида Портера на «Эссексе» стало одним из самых известных эпизодов войны 1812 года. Именно он провел первый бой с противником: «Эссекс» захватил английский шлюп «Алерт» после стычки, которая длилась всего 8 минут. Это столкновение, которое Портер едва упоминает в своем рапорте, тем не менее, стало первым сражением, в котором участвовал Фаррагат. Затем начались настоящие приключения. «Эссекс» вошел в состав эскадры из 3 кораблей, направленной в Южную Атлантику для атаки британского коммерческого судоходства. В случае необходимости корабли могли обогнуть мыс Горн и атаковать британские китобойные флотилии в Тихом океане. Двумя другими кораблями были 44-пушечный фрегат «Конститьюшн» и 18-пушечный «Хорнет». В самом начале плавания «Конститьюшн» захватил британский 38-пушечный фрегат «Ява»,[30] а «Хорнет» захватил 18-пушечный бриг «Пикок». После этого оба победителя вернулись в порт, и лишь «Эссекс» продолжил поход.

Портер посетил все назначенные точки рандеву, кроме одной, и, разумеется, никого не встретил. Он даже не подозревал, что его напарники завершили плавание. Портер решил в одиночку продолжать плавание и повернул «Эссекс» на юг. Это было смелое решение, но совершенно типичное для него. Плавание через пролив Дрейка вокруг мыса Горн было тяжелым испытанием, но в начале 1813 года корабль уже шел на север вдоль берегов Чили. Он отремонтировал повреждения, полученные во время шторма, и приступил к поиску британских китобоев.

Отчет Портера о действиях его корабля в 1813 году на Тихом океане является одной из самых увлекательных страниц морской истории. Он нанес китобойцам такой удар, что они смогли оправиться лишь через несколько лет. Были захвачены почти все корабли, находившиеся в этом районе. Самые лучшие он переоборудовал в импровизированные военные корабли, а остальные — в суда поддержки. Именно в этот период Фаррагат, которому исполнилось всего 12 лет, был назначен командиром одного из захваченных судов и получил приказ отвести его вместе с несколькими другими в Вальпараисо, чтобы продать в качестве призов. «Барклай», первый из кораблей Фаррагата, в действительности был американским китобойцем, захваченным англичанами и отбитым «Эссексом». По законам призового права того времени его обратный захват не восстанавливал статус кво. Так как корабль в противном случае был бы потерян, применялись законы спасения на водах.

Портер заботился о своем экипаже, самом себе и правительстве Соединенных Штатов. Компания, где был застрахован «Барклай», должна была принять меры по возвращению судна владельцам, несмотря на состояние войны с Англией. С другой стороны, его груз оставался на борту, вся оснастка полностью сохранилась, экипаж и офицеры оставались на корабле. Судно ничуть не изменилось за короткий период пребывания в руках англичан. Можно лишь посочувствовать его капитану, который терял и судно, и деньги. Но закон был на стороне Портера, и он отказался выслушивать протесты шкипера «Барклая». В конце концов, дело должен был разрешить призовой суд.[31]

Бывший капитан «Барклая» обнаружил, что его место захватил 12-летний мальчишка. Он решил как можно быстрее вернуться к командованию своим кораблем и поставить Портера перед свершившимся фактом, а если повезет — то и вообще больше с ним не встречаться. По мнению капитана, юный Фаррагат вряд ли мог помешать, да и вообще его не следовало считать серьезным противником. Но капитан китобойца сильно недооценил своего молодого противника и силу его маленького призового экипажа. Вероятно, Портера следует покритиковать за то, что он подверг опасности своего маленького воспитанника, хотя дальнейшие события показали, что этот случай помог Фаррагату получить очень ценный опыт.

«Барклай» должен был следовать за бывшим британским китобойцем, превращенным во вспомогательный корабль и переименованным в «Эссекс Джуниор». Расстояние между кораблями начало увеличиваться. Фаррагат приказал поставить на «Барклае» паруса, чтобы догнать товарища. Капитан ответил, что не собирается этого делать, и пошел вниз за пистолетами. Как только он скрылся, Фаррагат сразу приказал боцману, копируя, насколько мог, самоуверенный тон Портера: «Будьте любезны, я хочу поставить все паруса и закрепить фалы!»

Портер отлично знал, что делал. Боцман входил в состав экипажа шлюпки во время столкновения с хулиганами в доках и чувствовал, что обязан защищать маленького офицера. Он послушно ответил: «Слушаюсь, сэр». После этого он засвистел в дудку, затопал ногами и замахал руками. Это привычное зрелище заставило матросов инстинктивно повиноваться, экипаж китобойца начал ставить паруса. Фалы были закреплены, ветер наполнил паруса, и когда капитан вернулся на палубу, то обнаружил, что корабль движется в указанном направлении, причем его собственный экипаж послушно исполняет приказания. А приказы отдает личность гораздо более крупная, чем та, с которой он намеревался иметь дело.

Вероятно, Дэвид Портер уже угадал, что маленького мичмана Фаррагата ждет блестящая карьера во флоте. Нет сомнений, что он был доволен каждый раз, когда его догадка получала новые подтверждения. Год, проведенный на Тихом океане, был очень важен для будущего адмирала. Даже катастрофическое окончание похода в бою возле Вальпараисо было полезным для мичмана. «Эссекс» был вынужден принять бой с двумя гораздо более сильными британскими фрегатами «Феб» и «Черуб». Это была ужасная битва и кровавое поражение. Портер сражался до последней возможности, его потери были больше, чем у любого другого американского корабля в той войне. К счастью, ни Фаррагат, ни Портер ранений не получили. Глазго Фаррагат всегда считал этот день одним из самых важных в своей карьере, хотя ему тогда еще не исполнилось 13 лет. За последние 2 года он приобрел огромный опыт командования, управления кораблем, побывал в сражении. Это было больше, чем иные офицеры получали за всю жизнь.

Фаррагат был маленьким мальчиком и стал маленьким сухощавым мужчиной. Его отец был невысоким и плотным, рост сына оказался всего 5 футов 6 дюймов. Лишь в последние годы жизни его тощая фигура начала немного полнеть. Глазго помимо всего прочего унаследовал от отца смуглую кожу, со временем продубленную морскими штормами. Он свободно говорил по-испански. Вероятно, потому, что Глазго рос в семье, говорившей на двух языках, он не испытывал проблем с изучением иностранных языков, овладев, кроме испанского и английского, еще несколькими. Он стал прекрасным командиром корабля, в чем ему помогал зычный голос, совершенно неожиданный при субтильном телосложении. Рассказывают, что в молодости он отдавал приказы матросам на реях, не пользуясь рупором, и свободно перекрывал шум волн, ветра и такелажа.

Когда Фаррагат стал старше, он начал пользоваться популярностью, как помощник старших офицеров, благодаря своей надежности, старательности и явному желанию как можно лучше выполнить данное ему поручение. Была только одна вещь, которой ему не хватало. Хотя он приобрел непревзойденные практические навыки, все-таки он не имел нормального образования. Есть основания полагать, что тогда его это не слишком заботило. Однако Фаррагат обладал одной привлекательной чертой характера — он умел располагать людей к себе. И одним из молодых людей, которые подружились с ним, стал Чарльз Фолсом, капеллан линейного корабля «Вашингтон», на котором Фаррагат служил с 1816 по 1819 год. Фолсом был всего на несколько лет старше и позднее стал библиотекарем в Гарвардском университете. Он был поражен культурной отсталостью юноши, который имел незаурядные умственные способности, и решил это исправить.

Корабельный священник на больших кораблях, кроме всего прочего, являлся «учителем» для мичманов, что было очень неблагодарной задачей. Хотя Фаррагату к этому времени уже почти исполнилось 18, и он все еще был мичманом, следует помнить, что он плавал с 10 лет и был довольно удачливым молодым офицером. Несомненно, он начал опасаться, что отсутствие настоящего образования может помешать ему в службе, и поэтому с благодарностью принимал помощь Фолсома. Учитель вскоре обнаружил, что получил самую большую награду — способного ученика. Он пробудил интерес молодого моряка к литературе и математике, побывал с ним на древних развалинах недалеко от Туниса и продолжал поощрять тягу к учебе в переписке, которая длилась еще много лет после того, как служба разнесла их в разные стороны. Именно благодаря знаниям, полученным у Фолсома, и профессиональным навыкам, привитым Дэвидом Портером, Фаррагат в молодости сумел добиться заметных успехов.

После войны 1812 года американский флот вступил в период застоя и упадка. Если не считать исследовательских экспедиций, его главной задачей стал показ флага в различных частях земного шара. Война с Мексикой вызвала небольшой переполох, но Мексика не имела флота, и война проходила почти исключительно на суше. Амбициозные и энергичные офицеры тяжело переживали время вынужденного безделья. Многие уходили на половинное жалование — фактически состояли в резерве, — так как для них просто не имелось должностей. «Комитет по отставкам» рекомендовал уволить многих товарищей Фаррагата. Его старший брат Уильям, страдавший от ревматизма, стал одним из них. Сам Глазго перенес несколько приступов желтой лихорадки и едва не умер от холеры, получил тяжелый солнечный удар, после которого у него на несколько лет ослабло зрение, однако на здоровье не жаловался. Он имел прекрасные служебные аттестации, поэтому старшие офицеры потребовали оставить его в строю. Хотя Фаррагат тоже провел несколько лет на половинном жаловании, причиной этому было не отсутствие подходящей должности. Мы еще поговорим об этом.

Перед Гражданской войной производство в чинах двигалось очень медленно. Фаррагат прослужил 14 лет мичманом, 16 — лейтенантом, еще 14 — капитаном 2 ранга, прежде чем в 1855 году получил звание капитана 1 ранга. Однако за это время он успел побывать командиром кораблей всех рангов. Сам Фаррагат утверждает, что ни один из его кораблей не потерпел навигационной аварии.

В самом начале службы Фаррагат заинтересовался артиллерией и стал известен как специалист по вооружению. Однако его главной специальностью стала служба в качестве строевого офицера, и здесь его репутация постоянно шла вверх. Он не только умело управлял кораблем, легко выполняя любые маневры под парусами в любую погоду, но столь же хорошо управлялся и с паровыми кораблями. Хотя в то время еще находились скептики, утверждавшие, что пар никогда не заменит парус. От своих ирландских предков он унаследовал упрямство в достижении цели. Если он определял способ действий, сбить его с намеченного пути было очень сложно. С другой стороны, испанская кровь заставляла его действовать стремительно, иногда под влиянием случайных обстоятельств даже слишком быстро. Лучше бы он потратил определенное время, чтобы спокойно рассмотреть всю проблему в целом. Однако буквально все историки сходятся в одном: чем бы ни занялся Фаррагат, его действия можно было предсказать. То же самое относится и к личной жизни.

Самым ярким примером стал его первый брак. Он женился на Сюзан Мерчент в сентябре 1824 года в Норфолке, ее родном городе. Менее чем через 2 года она заболела. Тогдашние доктора поставили диагноз: невралгия. Эта болезнь спустя некоторое время свела ее в могилу. Карьера молодого Фаррагата серьезно затормозилась, так как он был вынужден перейти на половинное содержание, чтобы ухаживать за женой. Он показывал ее различным специалистам, пробовал самые различные курсы лечения и вообще пренебрегал служебными обязанностями ради жены. Она скончалась в декабре 1840 года, пережив, по его словам, 16 лет ужасных мучений. Забота, которую он проявлял по отношению к жене, заставила одну из местных жительниц сказать: «Когда капитан Фаррагат умрет, ему следует поставить монумент до самого неба. Пусть каждая жена в нашем городе принесет камень для этого монумента».

Через 3 года Фаррагат женился во второй раз, на другой уроженке Норфолка Вирджинии Лойял. На следующий год у них родился сын Лойял. Этот брак был очень счастливым. По свидетельствам современников, Фаррагат был заботливым отцом, и Лойял отвечал ему искренней любовью. В годы Гражданской войны Лойял какое-то время плавал вместе с отцом, как много лет назад сам Фаррагат плавал с Портером. Рассказы Лойяла во многом помогают историкам лучше понять Фаррагата.

Ничто не может лучше показать преданность Фаррагата своему долгу и его верность Соединенным Штатам, — которая никогда не была поколеблена, — чем его действия в тот период, когда южные штаты начали рассматривать вопросы об отделении. Правительство Вирджинии в конце концов 17 апреля 1861 года приняло Ордонанс об отделении. Хотя Фаррагат родился в Тенесси, его дом находился в Норфолке. Здесь он «ожидал приказов», пока правительство штата обсуждало вопрос об отделении. Подобно остальным жителям города, Фаррагат горячо спорил с друзьями о целесообразности такого шага. После нескольких недель дебатов мнение начало склоняться в пользу отделения, против чего всегда выступал Фаррагат. Он начал замечать, что к нему стали относиться прохладно, как к «не сохранившему верность Вирджинии».

Он ясно дал понять всем друзьям и жене, что останется верен Союзу, однако внезапность, с которой был принят Ордонанс об отделении, застала Фаррагата врасплох. В Норфолке вспыхнула настоящая лихорадка. Друзья, с которыми он обсуждал события, в большинстве своем были такими же офицерами, жившими в Норфолке. Раньше они высмеивали Фаррагата за то, что он защищал решение Линкольна поддержать форт Самтер. Кроме того, присяга обязывала их защищать конституцию. И теперь они начали жаловаться Фаррагату, что должны либо выйти в отставку, либо покинуть Норфолк. В этот момент он сказал жене, что должен немедленно выехать из Норфолка, прямо в этот же день. И она должна решить, что будет делать.

Вирджиния Фаррагат была связана с Норфолком гораздо крепче, чем ее муж, но ответила сразу и без колебаний: она последует за ним, куда бы он ее ни повел. Это был очень волнующий момент, после чего им пришлось действовать и действовать быстро. Семья покинула дом, где прожила много лет, и даже не смогла попрощаться с родственниками и друзьями. Во второй половине дня Фаррагаты отплыли из Норфолка на пароходе, направляющемся в Балтимор.

Фаррагаты были очень религиозными людьми, их привязанность к дому была сильной. Это был один из самых черных дней в их жизни. Когда они стояли на палубе парохода, уносящего их из Норфолка, они уже начали ощущать тяжесть трагедии, которая поразила страну. Раскол больно ударил по ним, так как они потеряли все, что накопили до этого дня. И в глубине души они должны были сознавать, что с этого момента у них нет обратного пути.

Без происшествий прибыв в Нью-Йорк, Фаррагаты быстро переехали в маленький городок Гастингс-он-Гудзон, где сняли небольшой домик. Они стал их семейным гнездом на время войны. В результате имя Фаррагата оказалось прочно связано с названием городка. Сразу после прибытия в Гастингс Фаррагат сообщил в морское министерство о своем новом месте жительства, причинах переезда и попросил зачислить на службу. В Вашингтоне в это время царил хаос, чтобы не сказать паника. Морской министр Гидеон Уэллес был бывшим газетчиком, но уж никак не моряком. Хотя какое-то время он служил на флоте во время Мексиканской войны, но совершенно не разбирался в проблемах, обрушившихся на него. Среди прочих вопросов, решать которые пришлось Уэллесу, была верность морских офицеров.

Не доверяя решительно никому, Уэллес потребовал, чтобы все офицеры принесли новую присягу, но даже после этого он чувствовал себя не слишком уверенно. Фаррагат сразу дал новую присягу, как только это ему предложили. Однако он был старшим офицером, имел за плечами 50 лет службы. Вдобавок он родился на Юге и был женат на двух женщинах из Норфолка. До самого последнего дня он считал Вирджинию своим родным штатом. Уэллес и командование флота просто не могли поверить людям с таким прошлым.

Вскоре после того как ему исполнилось 60 лет, Фаррагат отправился в Вашингтон, чтобы лично просить о возвращении на службу, но ничего серьезного не добился. Лишь решение Союза привести в действие план «Анаконда» повернуло ход событий в его пользу. Этот план предусматривал медленное удушение Юга путем блокады — а потом и захвата — всех морских портов и установление контроля Севера над рекой Миссисипи. Юг лишался возможности продавать хлопок и табак, что подрывало его экономику. Он также не мог ввозить различные военные материалы, производимые только в Европе. Северяне планировали заблокировать любой, самый маленький заливчик или порт, чтобы не допустить их временного использования. Для выполнения этой колоссальной программы требовалось огромное количество независимых мелких эскадр, которые должны были по мере необходимости взаимодействовать между собой.

На Миссисипи ситуация была несколько иной. Если морские силы захватят реку, ее порты потеряют всякое значение для Юга, в чьих бы руках они ни находились. Первоначальный план предусматривал совместное наступление армии и речной флотилии вниз по течению из города Каир в штате Иллинойс.

Существует некоторая неясность, где и когда родился план одновременного наступления из Мексиканского залива, чтобы начать захват Миссисипи с юга и соединиться с силами юнионистов, идущими вниз по течению. Большинство историков сходятся на том, что это было предложением морского министра Уэллеса, однако позднее на авторство стал претендовать его амбициозный заместитель Густавус В. Фокс, отставной морской офицер. Это же заявлял капитан 2 ранга Дэвид Диксон Портер, второй сын знаменитого командира «Эссекса» Дэвида Портера, но его претензии совершенно необоснованны и выглядят пустым хвастовством. Самым важным пунктом стало решение создать отдельную эскадру специально для захвата Нового Орлеана, причем в кратчайшие сроки, так как требовалось заблокировать реку и перекрыть доступ в нее с моря.

Теперь надо было выбрать командира, который сумел бы наилучшим способом решить эту задачу. Позднее Уэллес напишет, что он с самого начала имел в виду Фаррагата, хотя не отвечал на его просьбы принять на службу. Уэллес утверждал, что на его выбор повлиял тот факт, что Фаррагат немедленно и без колебаний покинул мятежный штат. Последовали несколько совещаний, так как выбор командира эскадры для захвата Нового Орлеана имел большое значение. Однако все говорило в пользу Фаррагата, и в конце 1861 года его кандидатура была утверждена.

До этого момента бюрократическая машина вертелась очень медленно. Теперь дело переходило в руки исполнителей. Фаррагат показал другую сторону своей натуры, менее известную, чем импульсивность. Он оказался человеком, способным медленно и кропотливо готовить операцию. Такое сочетание встречается довольно редко, штабисты, как правило, не умеют командовать в бою. В начале 1862 года он отправился в Мексиканский залив. Несмотря на ядовитую критику со стороны своего подчиненного Дэвида Диксона Портера, который писал прямо заместителю морского министра Фоксу, за несколько недель Фаррагат перевел свои корабли через илистые мели в устье Миссисипи, чтобы приступить непосредственно к штурму Нового Орлеана.

Основу системы обороны города составляли два форта — Джексон и Св. Филипп, которые были расположены на обоих берегах реки, примерно на одной трети расстояния от дельты до города. По приказу морского министра Уэллеса (вероятно, написанному Фоксом) предписывалось «подавить» форты мортирным огнем с канонерок Портера перед тем, как пройти мимо них. Фаррагат прождал результата целую неделю. Так как Портер не сумел разрушить форты, Фаррагат приказал своим кораблям сниматься с якоря и прорываться мимо укреплений. Это они и сделали 24 апреля 1862 года, пройдя под ужасным обстрелом. Фаррагат пишет, что «подобного огня мир еще не знал». Все корабли были повреждены, причем некоторые довольно тяжело. Эскадра понесла потери в личном составе, хотя они оказались не столь серьезными, как предсказывали пессимисты. Флот начал подниматься вверх по реке, сметя маленькую речную флотилию конфедератов и обменявшись несколькими залпами с батареями, которые южане спешно построили в нескольких милях ниже города. Наконец, когда все корабли Фаррагата подошли к Новому Орлеану, делегация старших офицеров юнионистов сошла на берег, чтобы потребовать сдачи города. Город сдался, несмотря на шумные протесты возмущенных толп.

Несколько лет назад, во время Мексиканской войны, Фаррагат составил тщательно продуманный план захвата форта Сан-Хуан де Уллоа в городе Вера-Крус. Делать этого не пришлось. Предположения Фаррагата, что и форты имеют уязвимые места, шло вразрез с общепринятой теорией. Считалось, что деревянные корабли не могут противостоять каменным фортам, вооруженным большим числом дальнобойных орудий. Уэллес в своем панегирике Фаррагату, написанном позднее, вспомнит, что он присутствовал на совещании, когда Фаррагат представил свой план, и этот план произвел на него благоприятное впечатление. Поэтому с самого начала он считал Фаррагата флотоводцем, который не боится сражаться с фортами. Именно это, утверждает Уэллес, и стало тем фактором, который подтолкнул министра выбрать именно Фаррагата для решения тяжелой задачи — прорваться мимо фортов Джексон и Св. Филипп и захватить Новый Орлеан.

Эта кампания известна в истории американского флота как «Прорыв мимо фортов Нового Орлеана». Иногда ее еще называют «Битвой за Новый Орлеан», хотя в 1815 году уже имела место такая битва. В ней войска Эндрю Джексона отбили попытку англичан завладеть городом. Фаррагат дал сражение именно фортам. Он не захватил их и даже не «подавил», а просто обошел прямо под дулами их пушек под сильнейшим обстрелом. Эта операция стала иллюстрацией к одному из принципов морской войны. Мобильные морские силы могут просто обойти неподвижные береговые укрепления, если те не включены в систему баз, способных оказывать взаимную поддержку. После этого укрепления становятся бесполезными и будут вынуждены бесславно капитулировать. Именно такая участь постигла форты конфедератов, которые сдались через несколько дней. Этот урок тщательно изучался в морском колледже Соединенных Штатов перед Второй Мировой войной. Именно он лег в основу победоносной стратегии адмирала Нимица. Американский флот на пути к Японии просто обходил сильные островные базы противника.

Захват Нового Орлеана имел даже более серьезное значение, чем предполагалось вначале. Профессор Чарльз Л. Льюис в своей подробной биографии Фаррагата пишет:

Как вы помните, в Новом Орлеане прошло детство Фаррагата. В этом городе скончалась его мать, здесь произошла счастливая встреча с Дэвидом Портером. Две его сестры все еще жили здесь, одна в самом городе, вторая — недалеко от него. Их мужья и сыновья сражались в армии конфедератов. Первым порывом их брата, еще не остывшего от горячки боя с двумя мощными фортами ниже города, было желание пригласить сестер к себе, как только Новый Орлеан был оккупирован. Он хотел удостовериться, что с ними все в порядке. Но при сложившихся обстоятельствах посещение брата было делом, мягко говоря, сложным, и у нас нет свидетельств, что хоть одна из сестер откликнулась на приглашение.

После этого Фаррагат оказался в сложном положении, так как перед ним поставили две взаимоисключающие цели. Его инструкции, полученные перед началом боев за Новый Орлеан, требовали, чтобы после захвата города Фаррагат как можно быстрее поднимался по реке на соединение с флаг-офицером Эндрю Футом. Его флотилия, базирующаяся на Каир, с боями продвигалась вниз. В это время руководство в Вашингтоне просто не представляло колоссальных трудностей, с которыми столкнулись оба командующих. Армия северян должна была продвигаться вниз по реке вместе с Футом. Выяснилось однако, что это гораздо труднее, чем кто-либо мог представить, буквально каждый шаг приходится делать с боем. Эта кампания обошлась северянам очень дорого, погиб и Эндрю Фут. Он скончался от инфекции, занесенной в рану. Последовали несколько месяцев тяжелейших боев. В результате на севере, наконец, отыскался победоносный генерал, который был так нужен Линкольну. Это был Улисс С. Грант. На юге национальную известность завоевал Фаррагат.

Пока Фаррагат сражался ниже Нового Орлеана, он получил отдельные приказы захватить бухту Мобил и город Мобил, причем как можно быстрее, потому что он служил одной из главных баз блокадопрорывателей. Более того, пришло сообщение, что южане начали строить в Мобиле очень мощный броненосный корабль, даже более мощный, чем «Вирджиния» (бывший «Мерримак»). Огромный потенциал броненосцев уже был продемонстрирован несколько недель назад в бою на Хэмптон-Роудз. От Фаррагата потребовали захватить, уничтожить или нейтрализовать этот новый броненосец. В результате он никак не мог выбрать — какую задачу решать первой: то ли подниматься вверх по Миссисипи, то ли атаковать Мобил. Но было совершенно ясно, что и та, и другая будут сопровождаться жестокими боями.

В конце концов, было принято решение сначала подняться вверх по течению. Как только начальники Фаррагата в Вашингтоне начали осознавать трудности успешного наступления вверх по реке, он поспешили переложить ответственность на Фаррагата. Он немедленно повел свой флот вверх по течению и остановился чуть ниже Виксбурга, но пробыл там совсем недолго и лишь из опасения, что с приближением лета река обмелеет. Кроме того, ему не хватало угля. Поэтому возникала опасность, что эти два фактора могут запереть его корабли в Миссисипи до того, как в конце лета вода снова начнет подниматься.

В Вашингтоне совершенно не принимали во внимание тот факт, что мореходные корабли Фаррагата имели слишком большую осадку, чтобы действовать на реках. Корабли Фута, спускающиеся вниз по течению из Каира, были в основном речными пароходами, прикрытыми броней и вооруженными пушками. Имея малую осадку и плоское днище, они могли не беспокоиться о спаде воды и совершенно не опасались посадки на мель. Их строили в предвидении именно такой случайности. Вернувшись в Новый Орлеан, Фаррагат занялся подготовкой к преодолению препятствий, с которыми он мог столкнуться ниже Виксбурга. Прежде всего, речь шла о батареях на высоких речных берегах, против которых его собственные орудия были бесполезны, так как не имели достаточного угла возвышения. В июне 1862 года он вернулся к Виксбургу и на сей раз прорвался мимо укреплений, соединившись с северной эскадрой юнионистов, которой командовал флаг-офицер Чарльз Г. Дэвис, который оказался плохой заменой Футу.

Обойти батареи Виксбурга было не совсем то же самое, что обойти изолированные островные форты в дельте ниже Нового Орлеана. Эти форты не имели никакой поддержки, зато Виксбург находился на территории, занятой армией конфедератов. В результате кораблям северян приходилось прорываться мимо Виксбурга под огнем вражеских батарей до самой сдачи города войскам генерала Гранта 4 июля 1863 года.

Предстояло еще очень много борьбы за контроль над Миссисипи. Один из его подчиненных, Дэвид Диксон Портер, тайно отправил морскому министру Уэллесу целый ворох доносов на Фаррагата. Несколько писем, адресованных заместителю Уэллеса Фоксу, были написаны, скажем мягко, довольно живым языком. Флаг-офицеру Дэвису тоже досталось в этих письмах, а вдобавок на его эскадре нашелся свой Портер. Это был старший брат Дэвида Уильям, тоже любивший писать. К счастью, братья Портеры перестарались, и морской министр начал смотреть на их писанину как на смесь полуправды и откровенной лжи. Звезда Фаррагата засияла еще ярче. Именно в это время (1862 год) Фаррагат вместо звания флаг-офицера (капитан, командующий эскадрой или флотом с должностным званием коммодора) получает только что введенное конгрессом звание контр-адмирала. В январе 1863 года из временного контр-адмирала Фаррагат становится постоянным. Он был первым американским морским офицером, получившим адмиральское звание, находясь в строю.

После того как контроль над Миссисипи был установлен, Фаррагат вернулся к своим основным обязанностям — командовать флотом северян в Мексиканском заливе. Он был полон решимости как можно быстрее справиться со следующей важной задачей — захватить бухту Мобил и покончить с действующими оттуда блокадопрорывателями. Об этой задаче Фаррагат никогда не забывал, но вмешались другие обстоятельства, и Вашингтон не сумел выделить командующему флотом достаточно сил (так сообщил в своем письме Фаррагату Фокс). Одновременно от него потребовали усилить блокаду залива, которой он вынужденно пренебрегал во время кампании по захвату великой реки. 1864 год начался с этой важной, но трудной задачи. Фаррагату требовалась как можно более точная информация о положении дел в Мобиле, особенно о ходе постройки огромного броненосца «Тенесси». Все полученные сведения он передавал в Вашингтон.

Например, Фаррагату было известно, что командиром «Тенесси» назначен Франклин Бьюкенен, уроженец Мэриленда, который «бежал на Юг». Фаррагат встречался с этим офицером до войны. Бьюкенен командовал перестроенным «Мерримаком» («Вирджинией») и уничтожил флот юнионистов, блокировавший Норфолк. Раненный в ногу винтовочной пулей, выпущенной с берега, он не пропустил второй день боя, когда спешно построенный маленький «Монитор» открыл новую эру морской войны, отразив нападение огромного броненосца. Оправившийся от раны Бьюкенен был произведен в контр-адмиралы и назначен командующим морскими силами южан в бухте Мобил. В качестве флагманского корабля ему должен был послужить очень сильный броненосец «Тенесси». К середине 1864 года Фаррагат знал, что «Тенесси» достроен, но заблокирован мелководьем, которое не позволяет кораблю пересечь бар в устье реки Мобил, где он был построен, и выйти в бухту Мобил. Он также знал, что именно намерен предпринять Бьюкенен, чтобы пересечь бар. Он намеревался просунуть сквозь орудийные порты толстые бревна и подвести под них нагруженные баржи. После этого баржи планировалось разгрузить, и они должны были приподнять «Тенесси».

Однако Фаррагат не знал, что Бьюкенен собрал несколько судов, чтобы они следовали за броненосцем с боеприпасами и оборудованием. Поэтому «Тенесси» мог быть приведен в боеспособное состояние буквально в считанные часы. Перейдя ночью через бар, он должен был немедленно принять на борт все припасы и сразу прорвать блокаду. Бьюкенен собирался подойти к Пенсаколе, уничтожить или захватить судоремонтные мастерские северян, расположенные там, а потом направиться к Новому Орлеану. Известие о его приходе должно было повергнуть войска юнионистов в панику и вызвать прилив бодрости у населения. После этого город, почти наверняка, снова перешел бы в руки конфедератов.

Конфедераты возлагали на новый корабль огромные надежды. Действительно, это был самый мощный броненосец, построенный в годы войны на Юге, и считалось, что он сможет прорвать блокаду Мексиканского залива. Тем временем Фаррагат изучал отчеты о бое на Хэмптон Роудз и собственный опыт сражения с броненосцами на Миссисипи. С парусными кораблями было покончено. Однако Фаррагат полагал, что корабли с паровой машиной, даже деревянные, могут постоять за себя, если будут сражаться предельно агрессивно. Их орудия недостаточно сильны, чтобы пробить бронированные борта «Тенесси», имевшие большой угол наклона. Даже при выстреле в упор снаряд, скорее всего, отрикошетирует. Однако если его корабли протаранят на полном ходу низкобортный броненосец, держа скорость 10 узлов или больше, они могут въехать по наклонным бортам «Тенесси» и притопить его так, что вода польется в орудийные порты и люки. Тогда броненосец затонет в считанные мгновения.

Ключевым фактором становился запас плавучести, а он у броненосца конфедератов был очень мал. Вдобавок «Тенесси» не имел водонепроницаемых переборок. В отчете командира «Камберленда» о бое на Хэмптон Роудз говорилось, что, когда его корабль был протаранен «Мерримаком», таран броненосца завяз в борту фрегата. В результате тонущий «Камберленд» едва не утащил за собой на дно и броненосец. «Мерримак» освободился в самый последний момент. На этом Фаррагат и построил свою формулу боя. Его корабли должны держаться на ходу любой ценой и использовать каждую возможность налететь на вражеский броненосец. На форштевнях были установлены железные полосы, которые обеспечивали большую прочность. Кроме того, они обеспечивали контактную поверхность, по которой изогнутые деревянные форштевни могли легко въехать на борт противника. «Мерримак» наверняка можно было бы потопить подобным способом. Но «Тенесси» был лучше построен, он был много прочнее и имел больший запас плавучести. Тем не менее, Фаррагат верил, что и его можно будет «оседлать». На этом он и построил свои планы.

Кроме того, в результате боя на Хэмптон Роудз стало ясно, что лишь маленький «Монитор» может противостоять «Мерримаку». Имея перед собой перспективу сражения с гораздо более сильным кораблем, Фаррагат потребовал прислать ему хотя бы пару новейших мониторов. До 1864 года эскадра северян в Мексиканском заливе мониторов не имела, но теперь положение изменилось. В ответ на запрос Фаррагату прислали целых 4 монитора: 2 маленьких двухбашенных и 2 больших с чудовищными 15² орудиями в единственной башне. О подобных орудиях до войны никто даже не мечтал.

Репутация командира северян как боевого адмирала была подтверждена под Новым Орлеаном и на Миссисипи. Вашингтон знал, что он будет готовиться настолько тщательно, насколько это вообще возможно. Но потом, как считал Горацио Нельсон, чьи высказывания Фаррагат любил повторять, все будет зависеть от боя. Многие офицеры в те времена (да и сегодня) рождаются настоящими бюрократами, способными администраторами, совершенно не обладающими боевым духом. Фаррагата считали человеком, способным ради победы поставить на карту вообще все. Вашингтон знал, что присланные ему мониторы в самом ближайшем времени будут задействованы до предела.

Бьюкенен перевел «Тенесси» через бар в мае, но не смог разгрузить корабль в ту же ночь. В результате он потерял тактическую внезапность, которой надеялся добиться внезапной вылазкой. Однако Бьюкенен не стремился выйти в море любой ценой, как поступил бы на его месте Фаррагат, хотя все еще располагал преимуществом стратегической внезапности. Вместо этого адмирал южан дождался, пока Фаррагат соберет все силы, подготовит план операции, соберет войска для оккупации фортов Морган и Гэйнс на входе в бухту Мобил и форта Пауэлл, прикрывающего менее важный фарватер Грантс Пасс. После этого северяне сами нанесли удар. Фаррагат атаковал рано утром 5 августа 1864 года, применив ставшую рутинной схему. Его целью было пройти мимо форта Морган, который охранял фарватер, левее полосы минных заграждений южан. Оказавшись в тылу у форта, Фаррагат установил бы контроль над бухтой и без помех высадил бы войска для захвата фортов, так как южане не могли развернуть орудия в обратную сторону.

Вероятно, самым большим личным недостатком Фаррагата было излишнее внимание к ощущениям других людей, когда следовало принимать во внимание лишь самые важные факторы. Одним из примеров этого стало назначение капитана 1 ранга Джеймса Олдена на пост командира «Бруклина», одного из самых сильных кораблей Фаррагата. Потом адмирал допустил вторую ошибку, поставив «Бруклин» во главе своей колонны. Сначала он сам намеревался возглавить ее на «Хартфорде», но уступил просьбам штабных офицеров, которые считали, что командующий не должен подвергать себя излишнему риску. Олден еще в апреле 1861 года показал, что ему не хватает предприимчивости и энергии. Морской министр Уэллес послал его и инженер-механика Бенджамена Ф. Ишервуда увести с верфи Норфолка новый паровой фрегат «Мерримак» до того, как Вирджиния отколется от Союза. Корабль был готов к выходу в море, Ишервуд сделал буквально невозможное, но дряхлый начальник верфи капитан 1 ранга Чарльз М. МакКоли не дал разрешения на выход. Ишервуд убеждал Олдена плюнуть на МакКоли и выполнять приказ министра, но тот отказался. И теперь, когда его корабль попал под огонь форта, Олден снова потерял самообладание.

Нарушив строгий приказ Фаррагата держаться точно на середине фарватера, Олден постарался как можно дальше отойти от форта Морган и сильно отклонился влево. В результате буйки, которыми были отмечены «заграждения» конфедератов, оказались справа по борту, а не слева, как предписывалось приказом Фаррагата. Только что прибывший монитор «Текумзе» с 15² орудиями следовал прямо за «Бруклином». Он пересек линию заграждений не с той стороны от буя, подорвался на мине и мгновенно затонул. Отчаянно сигналя, Олден остановился, игнорируя приказ Фаррагата «идти вперед». Весь флот северян оказался прямо под орудиями форта Морган. Олден стопорил машины, давал задний ход, поворачивал, но добился лишь того, что «Бруклин» развернуло поперек фарватера, и он полностью перекрыл дорогу следующим за ним кораблям. Он словно нарочно подставил своих товарищей под орудия противника.

Теперь единственный путь в бухту проходил через линию, помеченную на карте как «заграждения». Появлялся риск подорваться еще на одной мине. И тут Фаррагат отдал самый знаменитый из своих приказов. Он гаркнул во всю свою луженую глотку, как пятьдесят лет назад, в эпоху парусов: «К черту торпеды! Дрейтон! Четыре склянки! Джуэтт! Полный вперед!» Дрейтон был капитаном «Хартфорда», а «четыре склянки» было сигналом механикам выжать из машин всю мощность. Джуэтт был капитаном канонерки «Метакомет», пришвартованной к борту «Хартфорда», чтобы помогать ему своими машинами. Каждый из крупных кораблей имел пришвартованную таким же образом канонерку. Только Олден обрезал швартовы.

Набирая скорость, «Хартфорд» пошел вперед и повел флот мимо форта в бухту. Больше не взорвалась ни одна мина, хотя были рапорты, что сработало несколько взрывателей, когда корабли пересекали линию заграждения. Нетрудно представить, что могло случиться, если бы мины сработали нормально. Корабли получили значительные повреждения от огня тяжелых орудий форта Морган, причем большая их часть была получена, когда корабли временно остановились прямо под дулами орудий форта. Оказавшись внутри бухты, Фаррагат сигналом приказал своим кораблям стать на якорь и приготовиться к исполнению второй части плана — к атаке фортов, прикрывавших вход в бухту. В результате все корабли, кроме одного, стояли на якорях, когда из-под стен форта показался «Тенесси».

Фаррагат очень хорошо знал Бьюкенена и был совершенно точно уверен, что встретится с ним до окончания боев за бухту Мобил. Но все отчеты показывают, что Фаррагат не предполагал, что броненосец конфедератов рискнет начать бой в одиночку и так скоро. Он уже побывал в бою, обстреливал проходящие мимо корабли северян, которые сами вели огонь по нему. И теперь «Тенесси» появился, пытаясь таранить корабли северян один за другим, но не сумел этого сделать. Его машины были слишком слабы, и корабль имел только один винт, поэтому «Тенесси» не хватало и скорости, и маневренности. Однако быстро стало ясно, что Бьюкенен полон решимости нанести противнику как можно больший ущерб, сражаясь до конца. По его словам, он собирался полностью расстрелять оставшиеся снаряды, а потом отойти под защиту форта Морган, чтобы оказать ему хоть какую-то помощь.

Если битва между «Монитором» и «Мерримаком» возвестила о начале новой эпохи в морской войне, то гораздо более масштабное сражение между «Тенесси» и целым флотом северян в бухте Мобил ясно доказало, что будущее принадлежит железным броненосцам с паровыми машинами, хотя в данном случае победили деревянные парусники, имевшие огромное численное преимущество.

Бой превратился в дикую свалку без всякого подобия строя. Все корабли северян двигались так быстро, как только могли, пытаясь таранить медлительный броненосец южан. Они стреляли по нему и всем бортом, и из одиночных орудий при первой подвернувшейся возможности, преграждали путь друг другу и не раз даже сталкивались между собой. Фаррагат хорошо разъяснил капитанам свой план атаки. Все корабли, исключая «Бруклин» Джеймса Олдена, пытались таранить и «притопить» «Тенесси». Некоторые делали это несколько раз, но при этом сами получали гораздо больше повреждений, чем наносили противнику. Однако не это вынудило Бьюкенена сдаться. Причиной стала ошибка конструкторов броненосного тарана. Хотя его борта толщиной 26² желтой сосны и дуба, покрытые 6² железа были совершенно неуязвимы для снарядов, руль «Тенесси» поворачивался с помощью цепей, открыто проведенных по палубе на корме.

Заметив это, монитор «Чикасо» подошел к борту «Тенесси» и начал стрелять, целясь в цепи. В конце концов они были перебиты, и броненосец южан потерял управление. Бьюкенен к этому моменту уже был ранен. Больше он не мог сделать ничего и потому приказал сдаться.

В бухте Мобил Фаррагат выиграл самую жестокую и к тому дню самую крупную битву американского флота. Форт Морган был изолирован, и через несколько дней гигантская батарея, защищавшая вход в бухту Мобил, капитулировала. Полувековая служба Фаррагата увенчалась громкой победой в самое нужное для Союза время. Президентские выборы должны были состояться ровно через 3 месяца, и позиции Линкольна выглядели довольно шаткими. Победа в бухте Мобил, за которой последовал марш Шермана через Джорджию, резко изменили положение. Фаррагат изменил ход истории. Если бы он не одержал две свои великие победы, Гражданская война вполне могла окончиться иначе.

Работа Фаррагата была сделана. Теперь оставалось лишь с благодарностью принять восторженные аплодисменты восхищенной страны. В конце декабря 1864 года конгресс специально учредил звание вице-адмирала, а в январе 1865 года сделал его первым в истории Соединенных Штатов полным адмиралом. Все еще находясь в строю, Фаррагат отправился в Европу на новом паровом фрегате «Франклин», чтобы в 1867 году принять командование Европейской эскадрой. Повсюду его встречали, как настоящего героя. Отчет о походе Фаррагата больше напоминает описание поездки крупного общественного деятеля, чем действия адмирала, как ни старался щепетильный Фаррагат сочетать эти две обязанности. Тем временем начало сказываться напряжение последних лет службы, и здоровье адмирала ухудшилось. 14 августа 1870 года, через 2 года после возвращения из триумфального европейского турне, стойкое сердце не выдержало. Фаррагат скончался через месяц после своего 69-го дня рождения.

Точно определить значение любого человека очень трудно, даже спустя целое столетие. Фаррагат был человеком своего времени. Большая часть возможностей, которые выпали ему, несомненно, была стечением счастливых обстоятельств, но результат всегда был следствием его характера. Он был человеком действия, как раз таким, какой был нужен флоту и нации в критический момент истории. Его нещадно критиковали, в основном амбициозные товарищи-офицеры, которые наверняка потерпели бы неудачу на его месте. И все они оказались не правы. Величие Фаррагата заключается в его тщательном планировании, внутренней отваге, с которой он проходил все испытания, замечательном хладнокровии. Его биографы много внимания уделяют религиозной жизни адмирала. Он родился в католической семье, но позднее перешел в Епископальную Церковь. Когда выпадала возможность, он всегда устраивал молебны на борту своего флагмана. Поэтому сила его резкого «К черту!», вырвавшегося в бухте Мобил, на самом деле гораздо больше, чем может показаться. И это будет помниться дольше, чем целая серия гораздо более сильных выражений, которые себе позволяли большинство остальных командиров.

Он всегда думал о других, особенно о своих подчиненных. Матросы его эскадры буквально молились на него. С самых первых дней службы, еще зеленым мичманом на борту «Эссекса», он пользовался общей любовью и доверием. Это объяснялось тем, что сам Фаррагат доверял подчиненным и любил людей, работавших вместе с ним, — прекрасный пример идеального командира.

Были люди, которые утверждали, что он слишком волнуется во время боя, — они использовали словечко «импульсивный». Их идеалом был человек, чей пульс ничуть не учащался в минуты опасности. Но такое качество, скорее всего, будет опасным и для самого человека, и для тех, кто ему подчиняется. Любой, кто был в бою, особенно в качестве командира, когда исход боя зависит от твоих решений, знает, что возбуждение прочищает мозги, делает человека решительнее и сильнее. Таким был и Фаррагат. Сначала было тщательное планирование, где никто не мог с ним сравниться, а потом — исполнение запланированного, почти в точном соответствии с пунктами плана. Возбуждение в процессе боя при виде того, что все развивается нормально, помогало ему вносить необходимые коррективы при столкновении с неожиданностями. Во время кампании на Миссисипи его часто называли «старой бабой», «дрожащим старым дураком», «много болтовни, мало дела». Так поступали как раз те люди, которые считали его импульсивным. Фаррагат отвечал на ругань лишь тогда, когда считал, что она становится помехой выполнению порученного ему задания. Правда заключается в том, что он идеально подходил для своей работы. Очень немногие сумели бы справиться с ней так же хорошо. Избранный для важной службы, он отплатил великолепной работой, и страна навсегда сохранит память о нем.