Великие морские сражения XVI–XIX веков

Введение ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ВОЙНЫ. ИСПОЛЬЗОВАНИЕ И ОГРАНИЧЕНИЯ ВОЙНЫ

На первый взгляд ничто не может быть более бессмысленным, чем теоретическое изучение войны. Есть даже некий антагонизм между складом ума, тяготеющим к теоретическому руководству, и тем, что создан для успешного претворения теории в жизнь. Ведение войны определяют такие составляющие личности, как характер, здравый смысл, способность быстро принимать решения с учетом сложных и постоянно меняющихся факторов. Сами эти факторы настолько многочисленны, неосязаемы и зависимы от разного рода условий, что не представляется возможным свести их к чему-то, даже отдаленно напоминающему научный анализ. Если речь заходит о теории, или «науке», войны, на ум постоянно приходят хорошо известные случаи, когда весьма образованные офицеры оказывались несостоятельными в роли командиров. С другой стороны, никто не станет отрицать тот факт, что после того, как великие теоретики начала XIX века создали теорию войны, она приобрела небывалую точность и определенность, так необходимую для успешного управления. Стоит также принимать во внимание, что самые успешные полководцы придавали огромное значение трудам классиков стратегии.

Истина заключается в том, что недоверие к теории – результат неправильного представления о ее предназначении. Она не претендует на определение правил ведения боевых действий, а лишь увеличивает их эффективность. Ее основная практическая ценность заключается в помощи способному человеку расширить свои перспективы; с ее помощью он может приобрести уверенность в успешном практическом применении. Владеющий теорией своего плана командир сможет быстрее и с большей определенностью учитывать все факторы, влияющие на возникновение непредвиденных ситуаций. Величайший из теоретиков был весьма откровенен в своих высказываниях. О теоретическом изучении он говорил следующее: «Оно должно развивать ум человека, которому предназначено стать полководцем, или даже сподвигать его к самообразованию, но не должно сопровождать его на поле боя».

Но польза теории ни в коей мере не ограничивается воздействием на возможности полководца. Если он способен принимать правильные решения – прекрасно, но недостаточно. Его подчиненные должны моментально схватывать суть его решения и иметь возможность претворить его в жизнь с помощью согласованных действий. Для этого все они должны научиться мыслить в той же плоскости. Приказ командира должен стимулировать в каждом из них одинаковый мыслительный процесс, его слова должны иметь для всех один и тот же смысл. Если бы тактическая теория существовала в 1780 году и капитан Каркетт был бы большим специалистом в этой области, возможно, он бы правильно понял сигнал Роднея[1]. На самом деле истинное значение сигнала было не совсем понятно, и отказ Роднея разъяснить тактический механизм, который он использовал, лишил его страну победы в тот момент, когда она была в высшей степени необходима[2]. Не было необходимой теоретической подготовки, чтобы ликвидировать промах, и грандиозные планы Роднея остались непонятными для всех, кроме него самого.

Нельзя сказать, что теория необходима только для солидарности между полководцем и его подчиненными. Она скорее важна для формирования аналогичной солидарности вне боя. Нередко офицерам приходится безропотно соглашаться на участие в нерационально спланированных кампаниях только из-за отсутствия убедительных контраргументов. Более того, государственные деятели и офицеры, даже тесно и гармонично сотрудничающие, часто не могут выработать четкий план военных действий только из-за неспособности подвергнуть научному анализу определенную ситуацию и оценить характер борьбы, в которую им надлежит вступить. Стоит ли ожидать, что характер военных действий будет оценен современниками так же объективно, как его увидят по прошествии многих лет. Поначалу случайным факторам обычно придается слишком большое значение, и они скрывают за собой истину. Эта ошибка, скорее всего, неизбежна, но теоретическое исследование может свести ее негативные последствия к минимуму. Да и нет другого средства, с помощью которого можно было бы спрогнозировать, какие недочеты увидят потомки. Теория, по сути, это вопрос, требующий вдумчивого рассмотрения. Ее практическое применение в итоге зависит от комбинации человеческих качеств, которые определены как исполнительские способности.

Все великие военные деятели в той или иной степени признавали теорию, но главные, или, по крайней мере, некоторые из них, после многих лет службы, придавали ей огромное значение. Клаузевиц в своем труде «О войне» писал, что в реальных операциях люди руководствуются исключительно собственным суждением, которое оказывается более или менее правильным, в зависимости от их одаренности. Так поступали все великие генералы. Так всегда будет происходить во время таких боевых действий, когда своего мнения вполне достаточно. Но если речь идет не о личном участии в сражении, а о том, чтобы убедить в чем-то, к примеру, членов правительства, тогда все зависит от четких концепций и ясного изображения той или иной взаимосвязи. В этом отношении прогресс настолько незначителен, что большинство рассуждений есть всего лишь словесные споры, не имеющие под собой прочной основы и оканчивающиеся либо тем, что все стороны остаются при своем мнении, либо компромиссом, достигнутым благодаря взаимоуважению, иначе говоря, средним курсом, не имеющим действительной ценности.

Автор неоднократно принимал участие в подобных дискуссиях. Четкое понимание идей и факторов, вовлеченных в проблему войны, и определенное выражение связей между ними были в его глазах лекарством от бессмысленных споров, и именно оно называется теорией или наукой войны. Это процесс, с помощью которого координируются идеи, определяются значения используемых терминов, обозначается разница между главными и второстепенными факторами, а также фиксируется важная информация, не подлежащая обсуждению. Таким образом, создается аппарат для дискуссий, обеспечиваются средства для придания факторам удобной для оперирования ими формы, чтобы на их основании можно было точно и быстро составить план действий. Без подобного аппарата даже два человека не смогут мыслить в одном направлении и прийти к соглашению.

В данном случае мнение о значении стратегической теории имеет особую важность, и его масштаб намного больше, чем могут представить его континентальные сторонники. Для мировой морской державы успешное ведение войны часто зависит не только от решений своего правительства, но также от исхода совещаний во всех частях света между командирами эскадр и местными властями, и военными, и гражданскими, и даже между командующими смежными базами. Во время войны, затрагивающей интересы империи, или в процессе подготовки к ней все действия должны основываться на взаимосвязи военно-морских, военных и политических соображений. Некая средняя линия, обозначенная дома, должна дорабатываться на местах сражений, с учетом местных факторов. Обмен мнениями всегда необходим, а чтобы он был конструктивным, должно существовать общее средство выражения и общая плоскость мысли. Эту жизненно важную подготовку и обеспечивает теория; в этом же заключается ее практическая значимость для всех, кто берет на себя ответственность на службе империи.

Причем значение абстрактных стратегических исследований с этой точки зрения настолько велико, что следует избегать их неоправданно завышенной оценки. Классические стратеги прекрасно знают об отсутствии у своей так называемой науки больших возможностей и постоянно указывают на опасность требования от нее того, что она дать не в состоянии. Они даже не употребляют само слово «наука», предпочитая более старый термин «искусство», и не допускают точной формулировки законов стратегии. Подобные законы, по их мнению, могут лишь ввести в заблуждение на практике, поскольку противодействия, которым они подвержены благодаря одним только непрогнозируемым человеческим факторам, чрезвычайно сильны. У юристов бытует поговорка, гласящая, что ничто не вводит в заблуждение сильнее, чем узаконенная максима. Но стратегической максиме, несомненно, в действии следует доверять еще меньше.

Резонный вопрос: какие же тогда осязаемые результаты можно получить благодаря теории? Если все, на чем нам приходится основываться, настолько неопределенно, как же сделать надежные выводы? То, что факторы бесконечно меняются и трудно поддаются определению, – правда, но следует помнить, что это только подчеркивает необходимость максимально твердых и определенных (насколько это возможно в конкретной ситуации) позиций. Чем более неясной представляется проблема, которую следует решить, тем больше решимости следует проявить в поиске отправных точек для начала действий, постоянно памятуя о возможных случайностях и их пагубном влиянии. И здесь на помощь приходит теоретическое изучение стратегии, которое может дать, по крайней мере, некую среднюю величину. Тщательное сопоставление событий прошлого показывает, что определенные линии поведения обычно дают определенный результат. Войны имеют тенденцию к принятию определенных форм с ярко выраженными отличительными особенностями, но эти формы обычно связаны с целью войны и ее значением для одной или обеих воюющих сторон. Методы боевых действий, подходящие для одной формы, могут быть неприемлемы для другой. Можно пойти еще дальше. Использование исторического и сравнительного методов дает вывод, что и человеческий фактор не так уж ненадежен. Можно утверждать, что определенные ситуации приводят либо нас, либо наших противников в определенное моральное состояние, и на этом можно основываться, производя разного рода расчеты.

Определив среднюю величину, легко сразу оказываться в более выгодном положении. С ней можно сравнить любое предложение, после чего прямо переходить к обсуждению весомости факторов, побуждающих к отклонению от этой величины. Любое дело следует рассматривать с точки зрения его достоинств. Но без некоего ориентира, от которого можно отталкиваться, нереально составить обоснованное суждение – остается только делать предположения. Конечно, в каждом случае будет наблюдаться большее или меньшее отклонение от средней величины, ведь самыми большими военными успехами были максимальные отклонения от нее. Но по большей части эти отклонения были инициированы гениями, которые пошли на это с открытыми глазами, увидев в сложившихся обстоятельствах достаточную причину для такого поступка.

Если взять аналогичный пример, то область стратегической теории сразу станет ясной. Навигации и относящимся к ней элементам сферы мореплавания приходится иметь дело с такими же многочисленными и ненадежными явлениями, как и ведению войны. Вместе они образуют искусство, которое, как и полководческое, всецело зависит от суждения отдельных индивидуумов. Законы штормов и приливно-отливных явлений, ветров и течений, а также всей метеорологии подвержены бесконечному числу случайных воздействий, но кто в наши дни станет отрицать, что благодаря теоретическому исследованию таких вещей искусство мореплавания стало намного надежнее? Такое изучение само по себе не сформирует моряка или штурмана, но без него современный мореплаватель не сможет качественно выполнять свою работу. Несмотря на то что шторма не похожи один на другой, а течения и вовсе иногда ведут себя непредсказуемо, нельзя утверждать, что изучение нормальных условий бесполезно для принятия практических решений.

Если применить такой же подход к стратегии, иначе говоря, если ее рассматривать не как замену суждению и опыту, а как средство сделать и то и другое более продуктивным, это никому не принесет вреда. Личное мнение и здравый смысл останутся хозяевами положения и помогут продвинуться в верном направлении, когда обилие фактов приведет в замешательство. Теория предостережет, если наметится поворот с проторенной колеи, позволит принять решение, необходимое и оправданное. Когда же начнется обсуждение «в верхах», она поможет удержать решение в определенных рамках.

Однако, помимо изложенного, в военной теории есть еще один момент, имеющий особое значение для морской державы. Принято, частично из-за удобства, а частично из-за отсутствия навыков научного мышления, говорить о морской и военной стратегиях, как будто это совершенно разные отрасли знаний, не имеющие общей платформы. Именно военная теория выявляет их тесную связь. Она показывает, что использование обеих – более масштабная стратегия, рассматривающая армию и флот как одно оружие, координирующая их действия и вырабатывающая курсы, по которым армия и флот должны двигаться, чтобы максимально реализовать свою мощь. Такая стратегия подтолкнет к обозначению функций армии и флота в войне, позволит каждой части вооруженных сил верно оценить ограничения и возможности приписываемых ей функций, осознать, когда следует поступиться собственными интересами ради высших или более срочных нужд другой. Иначе говоря, не приходится сомневаться, что военно-морская стратегия существует не сама по себе, что ее проблемы редко решаются (а то и вовсе никогда), руководствуясь только соображениями, связанными с флотом. Она является частью общей морской стратегии – более масштабного учения, которое утверждает, что для успешного ведения войны и полной реализации возможностей морской державы ее армия и флот должны рассматриваться и использоваться как инструменты, не менее тесно связанные между собой, чем части сухопутных вооруженных сил.

По этой причине вряд ли стоит рассматривать военно-морскую стратегию иначе, чем в непосредственной взаимосвязи с общей теорией войны. Иначе невозможно понять, каковы ее истинное значение и факторы, на нее воздействующие.