Великие некроманты и обыкновенные чародеи

ЗНАМЕНИТАЯ ИСТОРИЯ МОНАХА БЭКОНА, содержащая также чудеса, совершенные им при жизни, и рассказ о его смерти с описанием жизни и смерти двух волшебников, Банджи и Вандермаста.

Большинство людей придерживаются мнения, что Бэкон родился на западе Англии в семье богатого фермера. Отец отдал мальчика в учение к городскому священнику, но не для того, чтобы он сделался монахом (как впоследствии и произошло), а лишь для того, чтобы ребенок получил меру понимания, необходимую для управления состоянием, которое он должен был со временем унаследовать. Однако юный Бэкон оказался до того пригоден к учению, что священнику вскоре стало нечему его учить. Стал тогда мальчик просить пастыря, чтобы тот уговорил отца отправить его в Оксфорд, дабы те крохи знаний, которые ему удалось собрать, не пропали даром. Учитель с охотой взялся просьбу ученика исполнить. И вот однажды, повстречав фермера, священник заявил, что Господь благословил его мудрым и подающим большие надежды сыном Роджером (таково было имя мальчика) и хочет, чтобы тот теперь тоже исполнил свой долг, воспитав сына так, дабы по всему было видно, как он благодарен Господу. А лучший способ для этого — дать сыну хорошее образование, ибо он, священник, занимаясь с мальчиком, обнаружил в нем задатки великого служителя Церкви. Старого Бэкона такие слова не очень-то порадовали (он надеялся, что сын его будет ходить за плугом да править лошадьми так же, как он сам всю жизнь делал), но, из уважения к священнику, он удержался от грубых слов, поблагодарил его за заботу и совет, однако же попросил больше с ним об этом деле не заговаривать. Он-де и сам знает, что лучше для него самого и для мальчишки, и так и намеревается поступить. На том они и расстались.

Придя домой, старик велел сыну показать свои книги. Когда ничего не подозревавший мальчик принес книги отцу, тот запер их в шкаф и хорошенько поучил сына кнутом, приговаривая:

— Мальчик, не бывать тебе священником и не годится тебе быть ученее отца. Когда сеять ячмень, а когда пшеницу, когда сажать бобы, а когда горох, можешь ты теперь прочесть в альманахе. Что до продажи зерна и скота, я и сам научу тебя, где и когда выгоднее всего это сделать, ибо я помню все рынки и ярмарки наизусть не хуже, чем сэр Джон, наш священник, помнит мессу. Дайка мне лучше вон тот кнут, да я научу тебя, как с ним обращаться. Это тебе будет полезнее, чем латынь. Молчи и делай, что тебе говорят, а не то раньше, чем начнется следующая месса, узнаешь, как тяжела моя рука в гневе.

Молодой Бэкон решил, что отец поступает с ним несправедливо, но смолчал, однако через несколько дней сбежал из дому и направился в монастырь, находившийся милях в двадцати от его родной деревни. Там мальчика приняли с охотой, и он продолжал учиться и вскоре так прославился, что его послали в Оксфорд, где он много лет изучал тайны природы и искусства, пока не овладел ими настолько, что не только Англия, но и весь христианский мир восхищались им.

Однажды король, будучи в Оксфордшире в гостях у одного благородного человека, изъявил желание увидеть знаменитого монаха, ибо неоднократно доводилось ему слышать о чудесах, которые тот творил благодаря своему искусству. Послал он за ним человека с приказанием явиться ко двору. Брат Бэкон учтиво поблагодарил короля через его посланника и передал, что находится всецело в распоряжении его королевского величества и не замедлит нанести ему визит.

— Но, — добавил он, обращаясь к посланнику, — умоляю вас поторопиться, ибо может случиться, что я окажусь при дворе на два часа раньше вас.

Джентльмен отвечал:

— При всей вашей учености, позвольте мне вам не поверить, ибо ученые, старики и путешественники частенько сочиняют небылицы, пользуясь невежеством остальных.

На что брат Бэкон возразил:

— Для усиления вашего доверия к моим словам мог бы я сейчас показать вам девушку, с которой вы в последний раз делили ложе, но не стану, ибо тороплюсь.

Джентльмен продолжал сомневаться:

— Второе обещание так же лживо, как и первое. Хотел бы я, чтобы вы исполнили хоть одно, просто так, ради забавы.

Монах отвечал:

— Не пройдет и четырех часов, как сбудутся оба, так что поспешите.

— Не сбудутся, — заявил джентльмен, — резвость моего коня тому порукой.

И с тем уехал. Но свернул, как видно, куда-то не туда, ибо пути ему было всего три мили, а скакал он целых три часа, так что брат Бэкон предстал перед королем раньше посланника.

Король принял монаха сердечно и сказал, что давно уже искал с ним встречи, ибо хочет, чтобы тот предсказал ему его судьбу. На что брат Бэкон отвечал, что молва его оболгала, приписывая ему достижения куда большие, нежели те, которых он добился своими скромными занятиями, и что, по его мнению, у науки есть множество сынов куда более достойных, чем он. Король похвалил его за скромность, сказав, что ничто так не портит человека истинно мудрого, как хвастовство, но попросил не принижать сверх меры значение собственных занятий, а лучше показать ему и королеве свое искусство.

— Я не был бы достоин ни знания, ни искусства, которыми обладаю, — молвил Бэкон, — если бы отказал вашему величеству в этой просьбе. Прошу вас, садитесь поудобнее, а я покажу вам, на что способно мое скромное искусство.

Король, королева и благородные господа заняли свои места. Монах взмахнул жезлом, и тут же зазвучала такая изумительная музыка, равной которой король и его придворные никогда не слыхивали.

— Это, — молвил Бэкон, — для услаждения вашего слуха. Но прежде чем вы покинете этот зал, я равным образом удовлетворю и другие ваши чувства.

Тут он снова взмахнул жезлом, и музыка стала тише, а в зал вошли пять танцоров. Первый был одет королевской прачкой, второй — лакеем, третий — ростовщиком, четвертый — блудным сыном, а пятый — шутом. В этом заключалось великое разнообразие, которое не оставило никого из зрителей равнодушным. Танцоры, исполнив свои танцы, удалились в том же порядке, в каком появились. Так было удовлетворено второе чувство. Тогда взмахнул монах еще раз своим жезлом, и вновь заиграла музыка, но на этот раз совсем иного рода, и перед королем и его свитой появился стол, который ломился от яств. Король и королева захотели отведать редких фруктов, что лежали на столе, и с большим удовольствием это сделали. Когда все насытились, стол и угощение исчезли так же внезапно, как появились. Снова взмахнул чародей жезлом, и такое разлилось по залу благоухание, словно все благовония мира, облагороженные человеческим искусством, предстали перед ними в одночасье. Пока присутствующие наслаждались запахами, монах еще раз взмахнул жезлом, и перед ними потянулась вереница людей из разных стран в одеждах, которые в тех землях носят. Были там русские, поляки, индийцы, армяне и многие другие, и каждый из них держал в руках меха тех зверей, которые в этих странах водятся, и эти меха дарили они королю и королеве. Эти меха были до того приятны на ощупь, что каждый, кто к ним прикасался, испытывал большое удовольствие. Принесшие же их люди тем временем, исполнив свои национальные танцы, удалились. Задал тогда брат Бэкон королю вопрос: желает ли он еще видеть его искусство? Король ответил, что пока его любопытство удовлетворено вполне и единственная его мысль — о том, как наградить человека, который так ему угодил. Бэкон отвечал, что другой награды, кроме доброго мнения его величества, не хочет и будет этим счастлив.

— Об этом, — ответил король, — не беспокойся и в знак моего расположения прими эту драгоценность. — С этими словами снял король с шеи дорогой камень и протянул монаху.

Тот почтительно поблагодарил короля и сказал:

— Верный слуга вашего величества почтет за честь и счастье исполнить любую вашу просьбу, в какой бы день и час вы к нему ни обратились. Но среди вашей свиты не вижу я человека, которого вы посылали за мной. Уж не сбился ли он с пути, или, быть может, что-то его задержало? Я обещал, что буду здесь раньше него, и все присутствующие здесь благородные господа могут подтвердить, что я сдержал слово. Но вот и он, я слышу его шаги.

Тут в зал вошел джентльмен, с ног до головы покрытый грязью, ибо скакать ему пришлось через лужи, канавы и трясину, так что костюм его был в плачевном состоянии. Увидев монаха, он разозлился и пожелал, чтобы чума сожрала тех бесов, которые заманили его в трясину и чуть не утопили.

— Не сердитесь, сэр, — отвечал Бэкон, — здесь вас дожидается старый друг, у которого больше причин сердиться, чем у вас, ибо она прождала вас целых три часа.

С этими словами он отодвинул занавеску, и все увидели за ней кухарку с черпаком в руке.

— Ну вот, теперь я сдержал данное вам слово. Я ведь обещал свести вас с подружкой. Как, довольны?

— О да, — ответил джентльмен, — так доволен, что непременно отплачу той же монетой.

На что брат Бэкон отвечал:

— Не грозитесь, сударь, а не то опозорю вас еще больше, а впредь поостерегитесь называть ученых лгунами. Однако я не знаю, богаты ли вы сейчас деньгами, а потому отправлю-ка лучше девушку домой за свой счет.

И кухарка исчезла. Король, королева и вся компания немало позабавились, наблюдая, как смутился кавалер при виде своей засаленной возлюбленной. Он же ушел из зала, склонив от стыда голову. Брат Бэкон попрощался с королем и королевой и отправился домой, увозя с собой благодарность за продемонстрированное им искусство и различные подарки.

Был у брата Бэкона всего один слуга, да и тот не из самых умных, так что держал его монах больше из милосердия, чем ради пользы. Этот слуга (звали его Майлз) не выносил постов, которые всем духовным особам полагается соблюдать по их сану, и потому всегда припрятывал в каком-нибудь укромном уголке кусочек мясца, которое и жевал в то время, как его хозяин довольствовался одним хлебом или же вовсе ничего не ел. Брат Бэкон, приметив это, решил как-нибудь с ним поквитаться. И вот однажды в четверг вечером, накануне пятничного поста, сунул Майлз себе в карман кольцо кровяной колбасы, надеясь, должно быть, согреть ее таким образом, ибо в постные дни брат Бэкон приказывал не разжигать огня. На следующий день, в пятницу, слуга ходил с видом скромным, словно и не ел ничего. Когда хозяин предложил ему хлеба, он отказался, заявив, что грехи его столь велики, что и одного дня поста в неделю для их искупления мало. Хозяин похвалил его за это, но предостерег, чтобы тот крепился и не отступал от принятого решения, ибо тайное всегда становится явным.

— Да что же я, хуже турка, что ли! — возмутился Майлз и удалился в свою каморку, как будто хотел помолиться в уединении, но молиться-то он собирался не кому иному, как кровяной колбасе.

Вытащил он колбасу (она уже наполовину испеклась от жары) и напал на нее с жадностью, да не тут-то было: сунул он ее в рот, а ни откусить, ни вытащить не может. Испугался он, затопал, забился. Хозяин на шум пришел, взял колбасу за другой конец, повел слугу таким манером в зал, где сидели ученые монахи, и сказал:

— Поглядите, братья, на благочестивого человека, на слугу моего Майлза: совесть не позволяет ему прерывать постный день, так что он не может проглотить эту колбасу. Пусть послужит это нам всем примером, привяжите его к окну.

Привязали бедного Майлза к окну за колбасу, и стоял он там до конца дня, наподобие медведя, привязанного за сворку мордой к столбу, терпя насмешки и издевательства. Ночью хозяин избавил его от наказания, и Майлз дал обет: покуда жив, никогда больше не нарушать поста.

Жил-был в Оксфордшире джентльмен, который через кутежи и разного рода излишества растратил преизрядное состояние, оставленное ему отцом, и впал в такую жестокую нужду, что не на что ему бывало порой купить куска хлеба, дабы поддержать свою жалкую жизнь. Воспоминания о растраченном богатстве так его истерзали, что перестал он заботиться не только о теле, но и о душе своей. Этой его слабостью не преминул воспользоваться дьявол.

В минуту, когда горе и заботы совсем одолели бедного джентльмена (горевал он о прошлых безумствах, а беспокоился о том, на что будет жить до конца дней своих), пришел к нему дьявол и спросил, чего он хочет (пришел он, разумеется, не в устрашающем своем обличье, а под личиной старого ростовщика). Джентльмен удивился его внезапному появлению, но, услышав вопрос о том, что ему надобно, расхрабрился и ответил:

— Я хочу все! Мне нужны деньги, чтобы купить себе платье, деньги, чтобы купить еду, деньги, чтобы выкупить мои земли, и еще деньги, чтобы заплатить долги. Можешь ли и хочешь ли ты помочь мне в моем несчастье?

Дьявол отвечал:

— Могу. Дам тебе денег на все твои нужды, и притом немедленно, но при одном условии.

Обрадованный джентльмен воскликнул:

— На любых условиях! Только помоги, и клянусь, я выполню все, что ни потребуешь!

Но дьявол возразил:

— Клятвам я не верю. Мне нужны векселя. Если ты их подпишешь, то приходи завтра поутру на опушку леса, где я буду ждать тебя с деньгами.

— Приду, — согласился джентльмен (он, бедняга, рад был деньгам на любых условиях, как и сказал).

На следующий день пошел он в лес, где дьявол назначил ему свидание. Долго пришлось ему ждать, наконец завидел он дьявола, который приближался в сопровождении двух слуг, тащивших мешки с деньгами. Возрадовался бедный джентльмен, что снова будет жить по-человечески. Дьявол же, подойдя к нему, молвил:

— Сынок, я исполню обещанное, если ты согласишься на условия, которые я вот тут написал.

Джентльменотвечал:

— Охотно. Умоляю, читай.

Тогда дьявол прочел следующее:

— Я даю тебе столько денег, сколько нужно, с условием, что|5ы ты распорядился ими следующим образом. Во-первых, выкупил из заклада земли. Во-вторых, заплатил долги. В третьих, приобрел себе все необходимое. И наконец, как только должник рассчитается с долгами и снова вступит во владение землями, он должен приготовиться поступить в полную собственность заимодавца, когда тот этого пожелает.

Джентльмен под этим подписался и забрал деньги. Вскоре он уже приобрел все, что необходимо для жизни, выкупил земли и раздал все долги, так что не осталось на свете человека, который был бы вправе потребовать с него хотя бы пенни.

Зажил с тех пор джентльмен так добродетельно, что вскоре опять стали верить ему в долг, а состояние его приумножилось и превзошло отцовское. Но недолго длилось счастье: появился однажды в его кабинете дьявол и молвил:

— Земли твои выкуплены, долги оплачены, настало время предоставить себя в мое распоряжение, как сказано в векселе.

Забеспокоился джентльмен и призадумался, как это вдруг он станет рабом человека, которого совсем не знает. (Он еще не догадался, что его заимодавец — дьявол.) Но, понуждаемый к ответу (дьяволом), сказал он, что еще не со всеми долгами рассчитался, а стало быть, по условиям контракта, не обязан пока расплачиваться. Рассвирепевший дьявол принял свое истинное обличье и воскликнул:

— Ах ты, жалкий негодяй, не ищи себе оправданий, я-то знаю, что все это ложь, и завтра утром представлю доказательства, а до тех пор оставляю тебя терзаться отчаянием. — И с шумом улетел, а джентльмен застыл на месте, полумертвый от страха.

Придя немного в себя, джентльмен начал раздумывать над своим бедственным положением, Жалея, что не дожил век в бедности, и проклиная честолюбивые свои мысли, которые заставили его Добиваться возвращения состояния, растраченного в буйных кутежах. После этого проклял он свою Жизнь блудного сына, которая и была истинной причиной его нынешнего злосчастья. Долго он так терзался, пока не решился наконец покончить с жизнью и не вышел с такими мыслями на улицу в поисках способа отделаться от опостылевшей жизни, где и встретил монаха. Джентльмен уже воткнул свой меч в землю острием вверх и готовился броситься на него, когда монах увидал его и велел ему остановиться, что он и сделал. Брат Бэкон спросил, какова причина отчаяния столь глубокого, что оно заставляет его кидаться очертя голову прямо к черту в пекло?

— О сэр, — ответил несчастный, — причина тому имеется, и пресерьезная, так что я попрошу больше меня не беспокоить, а предоставить моей судьбе.

Такой ответ одновременно и удивил монаха, и заставил его почувствовать сострадание к несчастному. Он продолжал:

— Сэр, если я теперь позволю вам добровольно навлечь на себя вечное проклятие, то недостоин буду не только носить, но даже притронуться к одеянию того святого ордена, которому служу. Вы, без сомнения, знаете, что Святая Церковь обладает властью отпускать грехи, в коих человек добровольно покается. Так не отвергайте же из пустого каприза возможность спасения. Исповедуйтесь мне во всех своих грехах немедленно, — умолял его монах, — и вам тут же полегчает. Джентльмен отвечал:

— Святой отец, я знаю, что вы говорите правду, и множество раз принимал я утешение, протянутое мне Святой Церковью (я не говорю «нашей», ибо, боюсь, никогда она не примет меня в свое материнское лоно), но сейчас я не имею права на благословение. Однако, раз вы просите, будь по-вашему: слушайте и трепещите. Знайте же, что я продал душу дьяволу за богатство и завтра утром в этом лесу он возьмет меня в преисподнюю. Теперь вам ведома моя беда, но как ее избежать, никто не знает.

Брат Бэкон молвил:

— Странная история. Однако утешьтесь, слезы раскаяния на многое способны, так что плачьте, не стыдитесь. Вскоре я навещу вас в вашем доме и принесу вам желанное утешение (надеюсь), и вы снова вернетесь на стезю добра.

Джентльмена эти слова немного подбодрили, и он отправился домой. Ночью пришел к нему брат Бэкон и застал несчастного в слезах, ибо тот надеялся, оплакивая смрадные грехи свои, вымолить себе прощение. Спросил его монах, какой контракт подписал он с дьяволом. Джентльмен ответил, что обязан предаться тому душой и телом, как только рассчитается со всеми долгами. А сейчас не должен он ни единой живой душе ни пенни.

— Что ж, — отвечал брат Бэкон, — продолжайте оплакивать грехи свои, а завтра, не боясь ничего, идите в лес и доверьтесь суждению первого встречного о том, принадлежите вы дьяволу или нет. Не бойтесь и делайте, как я говорю, и можете быть уверенным, что первым встречным окажусь я и дам в вашу пользу такое свидетельство, что Дьявол от вас отстанет. — С этими словами брат Бэкон отправился домой, а джентльмен продолжал молиться.

Наутро джентльмен, благословясь, пошел в лес, где его уже поджидал дьявол. Как только он подошел ближе, дьявол вскричал:

— А, явился, обманщик! Ну, теперь-то я тебе докажу, что все твои долги оплачены, и, стало быть, душа твоя по справедливости принадлежит мне.

На что джентльмен отвечал:

— Нет, это ты обманщик, ты нарочно дал мне денег, чтобы выманить у меня душу, а теперь хочешь сам все дело покончить. Давай-ка лучше найдем человека, который нас рассудит.

Дьявол согласился.

— Хорошо, — говорит, — позови кого хочешь. Джентльмен предложил пригласить в судьи

первого встречного. Дьявол, и на это был согласен. Не успели они договориться, как видят, идет брат Бэкон, к которому джентльмен и обратился с просьбой рассудить их в одном важном деле. Монах согласился, и обе стороны были довольны. Дьявол объяснил ему, какой у них приключился спор.

— Знай же, монах, что я повстречал этого грешника, когда он погибал от голода, и дал ему денег не только на еду и платье, но и на выкуп из заклада земли и на то, чтобы рассчитаться с долгами, при условии, что, как только он выплатит все свои долги, он отдаст себя мне по доброй воле в полную собственность. И вот момент настал, долги выплачены, и он, по совести, не может этого отрицать. Дело ясное: видишь, он молчит, стало быть, знает, что это так, — закончил дьявол. — Так вынеси же справедливый приговор.

Брат Бэкон отвечал:

— Хорошо. Но скажите мне прежде, — обратился он к джентльмену, — не возвращали ли вы дьяволу хотя бы часть той суммы, которую он одолжил вам, и не пытались ли расплатиться хоть каким-то образом?

Джентльмен молвил:

— Нет, он ничего от меня не получал.

— Ну, так и не давайте ему ничего и никогда — и будете свободны. Враг человечества, — обратился монах к дьяволу, — условия вашей сделки гласят, что ты не можешь требовать от него ничего, пока он должен кому-то хоть пенни. Так как же ты притязаешь на его душу, когда всем, что есть у него, он обязан тебе? Вот когда он вернет тебе твои деньги, тогда и возьмешь, что тебе причитается. До тех пор оставь его в покое. А сейчас сгинь, заклинаю тебя.

И дьявол с великим шумом и страхом удалился, а брат Бэкон утешил джентльмена и отправил его домой с наказом не давать дьяволу ни пенни, если дорожит своей душой. Джентльмен пообещал строго придерживаться этого завета.

Прочел однажды брат Бэкон о многочисленных завоеваниях, которым прежде подвергалась Англия, и задумался, как бы так сделать, чтобы такого не повторялось впредь и обессмертить тем самым свое имя в памяти потомства. Долго он изучал этот вопрос, пока не пришел наконец к выводу, что самый лучший способ это сделать такой: соорудить из бронзы голову, которая могла бы гофрить, и, когда она подаст голос, окружить всю Англию бронзой. Для этой цели взял он себе в помощники брата Банджи, тоже великого ученого и волшебника, но, конечно, с братом Бэконом он сравниться не мог, и вместе они с большими и длительными трудами соорудили бронзовую голову таким образом, что внутриона была точь-в-точь как человеческая. Закончив эту работу, они поняли, что столь же далеки от своей цели, сколь и в начале, ибо надлежало заставить разные части головы двигаться, без чего она не могла заговорить, а как это сделать, они не знали. Много книг они прочли, но ответа на свой вопрос так и не встретили и решили тогда вызвать духа, чтобы он подсказал им то, чего они не знали. Приготовили они все для этого и пошли в ближайший лес, где после долгих церемоний произнесли заклинание, и явился к ним дьявол и спросил, чего они хотят.

— Знай, — отвечал брат Бэкон, — что мы сделали голову из бронзы и хотим, чтобы она заговорила, для этого мы и вызвали тебя и будем держать здесь, пока не скажешь, как этого добиться.

Дьявол ответил, что и сам не знает, как эта сделать.

— Отец лжи, — продолжал Бэкон, — мне известно, что тебе это ведомо, а потому говори, иначе мы оставим тебя тут для забавы.

Испугался дьявол этой угрозы и открыл им секрет: если поддерживать под головой огонь шести жаровен, то она задвигается, а через месяц заговорит, но в какое время дня или месяца сие произойдет, ему неведомо. А еще сказал он им, что если они ее слов не услышат, то вся их работа пойдет насмарку. Они, удовлетворившись ответом духа, его отпустили.

Пришли монахи домой, зажгли жаровни, напустили дыму и стали ждать, когда голова заговорит. Так ждали они три недели без сна и отдыха и наконец так устали, что больше было невмоготу. Позвал тогда брат Бэкон слугу своего Майлза и сказал, что им с братом Банджи стоило великих трудов только соорудить эту голову, а сколько еще потребуется, прежде чем они услышат от нее хотя бы слово, но если они это слово пропустят, то потерян тогда будет весь их труд, а вместе с тем и вся Англия понесет большую потерю. Наказал он Майлзу смотреть и слушать, пока они будут спать, а если голова заговорит, разбудить их.

— Не тревожьтесь, добрые господа, — отвечал им Майлз, — я не засну, а буду смотреть и слушать, и, если вдруг случится той голове заговорить, я вас тут же позову. А до тех пор ложитесь и отдыхайте, и предоставьте мне следить за головой.

Брат Бэкон еще раз повторил ему, что надо делать, и пошли они с братом Банджи на боковую, а Майлз остался сторожить голову. Чтобы не заснуть, припас он маленький барабанчик и дудку и, будучи в хорошем расположении духа, запел такую песенку на северный манер:

Так он развлекал себя песнями да музыкой и не давал себе заснуть. А голова слушала этот шум, слушала и говорит:

— Время пришло.

Видит Майлз, что голова больше ничего не говорит, и, решив, что хозяин, должно быть, на него рассердится, если он его из-за такой малости разбудит, принялся голову передразнивать:

— Ах ты, наглая медная рожа, мой хозяин столько с тобой возился, и чем же ты ему отплатила: «Время пришло». Да уж лучше бы он провел столько бессонных ночей с каким-нибудь законником, чем с тобой: по крайней мере слов больше услышал бы, да каких слов! А ты, если уж ничего путного сказать не можешь, так молчи, а то тоже мне: «Время пришло». По мне, так пусть лучше они спят до судного дня, чем слушать такие глупости. Сам знаю, что время пришло, медная твоя башка. Вот ты у меня сейчас услышишь:

Ты, медный нос, еще будешь нам, ученым, указывать, пришло время или не пришло. Мы и сами знаем, когда пьяным напиваться, когда с хозяйкой целоваться, когда в долг пить, а когда и по счету платить, хотя такое время не часто наступает.

Так миновало еще полчаса, и голова произнесла еще два слова:

— Время прошло.

Майлзу эти слова так же мало показались, как и прежние, и снова он не стал будить хозяев, а продолжал насмешничать, что, мол, вот оловянная башка имела учителем его хозяина, а слов больше никаких не знает, и запел такую песню:

«Время прошло»! Без тебя знаю, какие прежде были времена и что в те времена приключалось с людьми; а ты, медная башка, коли ничего поумнее не скажешь, хозяина моего не увидишь.

Так Майлз пел и разговаривал еще полчаса, когда вдруг голова заговорила снова и произнесла такие слова:

— Время ушло.

Затем она повалилась на пол, раздался страшный грохот, повалил дым и пламя, Майлз сидел ни живой ни мертвый от страха. Тут уж монахи сами проснулись, прибежали на шум, видят — комната полна дыма. Когда дым рассеялся, увидели они голову, что валялась на полу, загоревали и стали Майлза расспрашивать, как такое случилось. Тот, полумертвый от страха, отвечал, что она сама собой рухнула, а он от грохота и пламени чуть рассудка не лишился. Брат Бэкон его спрашивает:

— Говорила она что-нибудь?

— Да, — отвечал Майлз, — говорила, да только бессвязно; по мне, так попугай за то время, что вы на нее потратили, лучше бы научился.

Тут брат Бэкон схватился за голову и воскликнул:

— Ах ты, негодяй! Через тебя нам всем погибель придет. Разбуди ты нас, когда она заговорила, и мы обнесли бы всю Англию бронзовой стеной, к вечной ее славе и нашей чести. Что она сказала?

Майлз отвечал:

— Да почти ничего, и то не самые умные слова, которые мне слыхивать доводилось. Сначала она сказала: «Время пришло».

— Ну почему ты не позвал нас тогда? — простонал брат Бэкон. — Сейчас мы бы уже были в безопасности.

Майлз продолжал:

— Через полчаса она заговорила опять и сказала: «Время прошло».

Тут вмешался Банджи:

— Почему же ты не позвал нас?

— Увы, — сокрушался Майлз, — я надеялся, что она скажет мне что-нибудь подлиннее, и тогда я вас позову. Но она, когда прошло еще полчаса, завопила: «Время ушло» — и с таким грохотом повалилась на пол, что тут уж вы и сами проснулись.

Брат Бэкон, услышав это, так разъярился, что хотел слугу своего прибить, да брат Банджи удержал его. Но все-таки хозяин наказал его, сделав так, что он целый месяц не мог слова молвить. Так великие труды двух ученых мужей сошли на нет (к их глубокому сожалению) из-за мужика-простофили.

В те времена, когда монах Бэкон творил свои чудные дела, английским королям принадлежала значительная часть Франции, которой они владели до тех самых пор, пока смуты и волнения в этих самых землях не принудили их уйти оттуда. Случилось однажды так, что английский король по какой-то причине (ведомой лишь ему одному) отправился во Францию с большим войском. Поначалу одержал он много побед, но потом осадил один большой город, у стен которого простоял полных три месяца и ничего не смог сделать, только сам потерпел урон. И так это короля раззадорило, что решил он во что бы то ни стало добиться сдачи города, хоть силой, хоть хитростью. С этой целью повелел он объявить, что всякий, кто найдет способ подчинить непокорный город, тотчас получит за свои труды десять тысяч золотых монет. Так и было объявлено, однако желающих не нашлось. Со временем весть о награде достигла и Англии. Услышал об этом и монах Бэкон, тут же собрался и поехал во Францию, где предстал перед королем, и молвил ему так:

— Ваше величество, должно быть, не забыли еще своего покорного слугу Бэкона, которому при последней нашей встрече выказали столько доброжелательства, что оно побудило меня оставить мою страну и поспешить к вам на службу. Умоляю ваше величество располагать мною и моим скромным искусством по своему усмотрению.

Король поблагодарил его за добрые слова и ответил, что при настоящем положении вещей больше толку было бы от армии, чем от искусства, и что бравые солдаты сгодились бы ему сейчас куда больше, чем ученые монахи. Бэкон отвечал:

— Ваше величество говорит справедливо. Однако позвольте заметить, что искусством порой можно добиться того, что армии не под силу, и я берусь показать это на примерах. Речь идет лишь о чудесах природы и искусства, ни о какой магии я не говорю. Так, силою искусства возможно построить корабли, которые станут ходить по морю без гребцов, а управлять ими можно будет и в одиночку, двигаться же они при этом будут куда быстрее, чем суда с полной командой. Возможно также построить колесницы, которые будут катиться с неимоверной быстротой без помощи живых существ. Наконец, можно даже создать летательный аппарат, снабженный приспособлением для подъема и опускания крыльев, и если посадить в него человека, который эти крылья будет приводить в движение, то аппарат полетит подобно птице. А при помощи инструмента в три пальца шириной и три пальца высотой человек может освободиться из любого заключения. Можно также сделать инструмент, при помощи которого один человек может притянуть к себе тысячу людей, хотят они того или нет. Искусство способно создать и такой инструмент, с помощью которого человек сможет шагать по дну реки или моря без всякой опасности для жизни. Александр Великий пользовался им (сообщает древний философ), чтобы проникнуть в тайны моря. Однако еще более странные возможности предоставляет физика: например, при помощи системы зеркал можно сделать так, что один человек будет казаться армией, а солнце или луна начнут двоиться. Перспективу можно выстроить и таким образом, что предметы далекие станут казаться близкими, или наоборот. Именно так Юлий Цезарь наблюдал с французского берега за тем, что происходило в одном из английских замков. Можно устроить так, что самые крупные части тел будут казаться самыми мелкими, высокие — низкими, а потаенные — открытыми, или наоборот. Так Сократ узнал, что дракон, который своим ревом и смрадным дыханием испепелил целый город и окружающую его местность, обитал в логове между гор. Точно так же можно узнавать обо всем, что происходит в стане врага. Можно устроить так, что яд и зараза будут поражать именно те тела, какие нужно. Этому научил Александра Аристотель: яд василиска подняли на городскую стену, отчего зараза по городу распространилась и жители его погибли. При помощи перспективы можно заставить человека поверить в то, чего на самом деле не существует, например будто он видит несметные сокровища, хотя перед ним нет абсолютно ничего. Однако куда больше искусства требуется для того, чтобы, собрав в пучок лучи и пропустив их через вогнутые и выпуклые стекла, поджечь то, что находится перед или между ними. Самое же высокое искусство требуется для описания небесных тел, их вида, размера, а также направления движения по небесному своду. Такие познания для истинно мудрого человека дороже королевства. Думаю, этих примеров достаточно для того, чтобы показать, на что способно искусство, о мой августейший повелитель. И все это, а также многое другое, еще более странное, я могу исполнить. Поэтому не раздумывайте больше о том, как взять этот город, ибо благодаря моему искусству ваше желание вскоре сбудется.

Король слушал его речь с большим восторгом; когда же ученый дошел до того, что сможет взять город, не удержался монарх и разразился такой речью:

— Ученейший Бэкон, сделай, как говоришь, и я дам тебе любые богатства и любые почести, каких только пожелаешь, так же незамедлительно, как сейчас обещаю.

— Расположение вашего величества — вот все, чего я желаю, — отвечал монах. — Даруйте мне его, и для меня не будет большей чести; что до богатства, то я, как мудрец, ищу его лишь в том случае, когда есть для него конкретное применение. Пусть ваши люди сложат гору высотой с крепостные стены, даже, пожалуй, побольше, тогда и сами увидите перспективу, о которой я рассказывал.

Через два дня гору подняли. Монах с королем взошли на гору, и тогда Бэкон показал королю весь город в зеркале как на ладони. Король сильно удивился, а Бэкон ответил, что время удивляться настанет завтра к полудню. К этому времени велел он поднять всю армию и приказать ей лезть на стену, как только он, Бэкон, подаст сигнал с вершины горы. Король пообещал сделать так, а сам вернулся в свой шатер, довольный, что непокорный город вот-вот падет. Наутро поднялся Бэкон на гору и установил свои зеркала и прочие инструменты. Тем временем король собрал армию и отдал солдатам приказ готовиться к атаке: она должна была начаться после условленного взмаха флажком. В девять часов Бэкон поджег ратушу и некоторые другие строения, используя только свои математические зеркала. В городе поднялся страшный переполох, никто не мог понять, как такое приключилось. Пока жители тушили пожары, Бэкон подал сигнал флажком. Король, увидев сигнал, повел армию в атаку и легко взял город. Так при помощи ученого человека король покорил город, который до этого не могла сломить вся его армия.

Король Англии, взяв город, выказал его жителям большую милость: одних отпустил на свободу бесплатно, других — за золото. Город же сделал своим, заставив именитых граждан присягнуть ему на верность. Вскоре от короля французского к королю английскому прибыл посол вести мирные переговоры. Король этого посла радушно принял, щедро (как и положено особам королевской крови) угощал лучшими яствами, развлекал как мог. Посол, видя, как обильно английский король осыпает его милостями, решил в долгу не оставаться, а отплатить ему тем же и с этим намерением послал за одним своим слугой, немцем по имени Вандермаст, великим колдуном. Когда тот прибыл, посол сказал, что в благодарность за все те милости, которые явил ему его величество, он покажет королю (при помощи своего слуги) чудеса, равных которым он не видал. Король поинтересовался, какого рода будут эти чудеса. Посол ответил, что творят их благодаря магическому искусству. Король, это услыхав, немедленно послал за братом Бэконом, который тут же явился вместе с братом Банджи.

Когда окончился праздничный обед, Вандермаст спросил короля, желает ли он увидеть дух человека, давно покинувшего этот мир. И если такое желание король имеет, то он, Вандермаст, берется вызвать упомянутого духа в том самом обличье, которое этот человек имел при жизни. Король ответил, что желает видеть Помпея Великого, не знавшего себе равных при жизни. Вандермаст вызвал его в том самом виде, в каком он сражался в битве при Фарсалии, где и был убит. Все были очень довольны. Тогда брат Бэкон вызвал дух Цезаря, выше которого не было при жизни и который убил Помпея при Фарсалии. При виде его все, кроме короля, который посылал за монахом, страшно удивились, а Вандермаст сказал, что среди присутствующих есть великий маг, и пожелал его увидеть. Показался брат Бэкон и сказал:

— Это я, Вандермаст, вызвал дух Юлия Цезаря, отчасти для того, чтобы выполнить королевскую волю, но в основном для того, чтобы победить Помпея, что он уже сделал в битве при Фарсалии и что сейчас повторит вновь.

И тут же между Помпеем и Цезарем разгорелась великая битва, которая продолжалась долгое время, к удовольствию всех, и в особенности Ван-дермаста. Наконец Помпеи был побежден и убит Цезарем, после чего оба пропали.

— Милорд посол, — молвил король, — думается мне, что мой англичанин обставил твоего немца. Не найдется ли у того других фокусов, получше?

На что Вандермаст отвечал:

— Да, ваше величество, сейчас вы увидите, как я обставлю вашего англичанина прежде, чем мы все выйдем отсюда. Готовься, монах, собери все свои силы, чтобы противостоять мне.

— Увы, — молвил брат Бэкон, — чтобы противостоять тебе, много сил не надо. Здесь со мной Мой подчиненный, — и он указал на брата Бандой) — потягайся-ка с ним, ну а уж если его одолеешь, то и я в дело вступлю, но не раньше.

Начал брат Банджи свое искусство показывать. Полистал он книжку и вырастил вдруг у всех на глазах дерево Гесперид, на котором зрели золотые яблоки. Яблоки те охранял дракон, свернувшись в кольцо у корней дерева. Сделав это, обратился кудесник к Вандермасту и попросил его найти того, кто эти яблоки с дерева сорвать сможет. Тогда Вандермаст вызвал дух Геркулеса, в той самой одежде и с той самой дубиной на плече, которую он носил при жизни.

— Вот тот, — молвил Вандермаст, — кому под силу сорвать с дерева яблоки. Это Геркулес, который при жизни рвал эти плоды и заставлял дракона корчиться от страха. Вот и теперь он соберет их, какие бы ни чинили ему препятствия.

Но, как только Геркулес шагнул к дереву, взмахнул брат Бэкон своим волшебным жезлом, и Геркулес остановился, словно испугавшись. Вандермаст потребовал, чтобы он сорвал плод, иначе ждут его страшные кары. Геркулес на это отвечал:

— Я не могу и не смею, ибо великий Бэкон запрещает мне, а его чары куда могущественнее твоих, о Вандермаст.

Тут немец обругал Геркулеса и продолжил запугивать его. Но Бэкон рассмеялся и сказал, что не над чем тут трудиться, путешествие его подошло к концу.

— Видя, — продолжал он, — что Геркулес не повинуется твоим приказам, я попрошу его оказать тебе одну услугу. — И велел Геркулесу унести его домой в Германию.

Дух повиновался ему, взвалил Вандермаста на закорки и вместе с ним пропал из виду.

— Подожди, монах! — вскричал посол. — Я не расстанусь с Вандермастом и за половину своих земель.

Бэкон отвечал:

— Успокойтесь, милорд. Я всего лишь отправил его домой повидаться с женой и детишками, в скором времени он вернется.

Король поблагодарил брата Бэкона и дал ему подарки, которые тот не хотел принимать, да пришлось, очень уж монарх настаивал. Монах Бэкон так мало ценил деньги, что никогда не брал их у короля.

После того как между французским и английским королями был установлен мир, король Англии вернулся в свою страну, где все подданные встретили его с большой радостью. Однако в его отсутствие случился между тремя братьями раздор, равного которому никто никогда не видел. Было это так. Умер богатый джентльмен, и осталось после него три сына. По какой-то причине (лишь ему одному ведомой) покойный не разделил между ними наследство, как полагается, а сказал так:

— Все вы мои сыновья, и люблю я всех вас троих одинаково. Всю мою жизнь старался я поступать с вами по справедливости, никого не выделяя и не обижая, и вот теперь хочу оставить мои земли и состояние тому из вас, кто любит меня больше других. — Таковы были последние его слова касательно земных дел.

Когда отец умер и был похоронен, начались между братьями споры и раздоры: никак они не могли поделить между собой наследство, каждый доказывал, что любил отца больше других. Даже самые ловкие законники королевства ничего не могли с их случаем поделать, так что обратились братья к королю с просьбой позволить им решить дело поединком, ибо делить между собой землю и деньги они отказывались, каждый хотел получить или все, или ничего. Король, не видя другой возможности разрешить спор, дал согласие на поединок. Было условлено, что сначала два старших брата станут биться между собой, а потом победитель сразится с младшим, и тот, кто останется в живых, получит все.

Назначенный для поединка день настал, и все три брата явились в полном вооружении. Случилось там быть брату Бэкону. Увидел он трех здоровых молодых людей, двоим из которых суждено было вскоре погибнуть, да еще и от руки кровного родственника, опечалился и пошел к королю просить, чтобы тот отложил поединок, и пообещал, что найдет способ покончить это дело без кровопролития. Король, услышав эти слова, очень обрадовался, приказал, чтобы привели к нему братьев, и сказал им так:

— Джентльмены, я нашел способ решить ваш спор без кровопролития и ко всеобщему удовлетворению. Согласны ли вы подчиниться решению судьи, которого я назначу?

Братья ответили, что согласны. Тогда король велел им ехать домой и возвращаться через три дня. За это время по приказу брата Бэкона труп их отца подняли из могилы, принесли на королевский двор и привязали там к столбу. Монах приказал снять с трупа одежду до пояса и приготовить три лука со стрелами. Все эти приготовления велись в строгой тайне.

На третий день приехали братья, которым Бэкон в присутствии короля дал луки и стрелы, сказав:

— Не обижайтесь на то, что я сейчас сделаю, нодругого способа разрешить ваш спор нет. Вот перед вами мертвое тело вашего отца, стреляйте ему в грудь; чья стрела пройдет ближе других к сердцу, тому и быть наследником.

Двое старших тут же прицелились, выстрелили, и оба попали отцу в грудь. Тогда пришла очередь младшего, но тот отказался, сказав:

— Лучше я потеряю все, чем буду стрелять в тело, которое так любил при жизни. Будь в вас хоть половина той любви к отцу, которую испытываю я, вы бы скорее дали растерзать собственные тела, чем позволили так обращаться с его мертвым телом. А вы не только позор терпите, но еще и сами в нем участвуете. — И, промолвив это, заплакал.

Брат Бэкон, видя это, решил дело в его пользу, ибо из троих сыновей младший любил отца больше всех, он и стал наследником. Двое старших ушли, пристыженные тем, что натворили. Все люди очень хвалили брата Бэкона за этот поступок, ибо он не только вынес мудрое решение, но и уберег братьев от кровопролития, которое неизбежно свершилось бы, сойдись они в поединке.

Прошел по стране слух, будто король одарил Бэкона несметными сокровищами. Достиг он и ушей трех воров, которые решили дом Бэкона ограбить, и сделали они это так. Постучали в дверь, и, как только слуга монаха Майлз отпер, они его скрутили и втащили в дом. Потом нашли самого брата Бэкона и заявили ему, что пришли за деньгами и до тех пор, пока желаемое не получат, покидать его дом не намерены. Он ответил им, что как раз сейчас с деньгами у него туговато, и попросил зайти как-нибудь в другой раз. Они же отвечали, что, как им известно, денег у него предостаточно, и потому пусть лучше отдаст по-хорошему и не заставляет их применять к нему те меры, о которых сам впоследствии сильно пожалеет. Он, видя, как решительно они настроены, отдал им все, что у него на тот момент было: по сотне фунтов на брата. Воры этим удовлетворились и хотели было идти восвояси, как вдруг брат Бэкон им говорит:

— Нет, дорогие господа, задержитесь еще чуть-чуть, послушайте, как мой слуга играет: думается, после того, как я удовлетворил ваше желание, вы не откажете мне в столь ничтожной просьбе.

Воры отвечали:

— Нет, не откажем.

Тут Майлз понял, что настала пора ему с ворами поквитаться, взял свою дудку и барабанчик и заиграл веселую мелодию. Услышав его игру, воры (без всякого своего на то желания) пустились в пляс, да такие замысловатые коленца принялись выкидывать, что скоро утомились (мешки-то с деньгами они по-прежнему в руках держали). Но брату Бэкону этого показалось мало, и он велел Майлзу заставить их плясать, сколько сочтет нужным. Майлз вышел в поле, воры за ним, все так же буйно выплясывая на старинный манер. Провел он их через широкую канаву, полную воды, и опять они пошли за ним, да только не тем путем, какой он избрал (он-то пошел по мосту, а они из-за того, что не могли перестать плясать, на мосту не удержались и свалились в воду, но и там продолжали отплясывать). Завел он их в такое место, где лошади было по брюхо, а они за ним, перепачкались, как свиньи, которые в канаве целый день валяются. Иногда давал он им передохнуть, но лишь для того, чтобы потешиться над ними вдоволь. А они до того устали, что всякий раз, как он переставал играть, падали наземь и засыпали. Но он начинал снова, и опять воры подскакивали и следовали за ним. Так прошла почти целая ночь. Наконец Майлз сжалился, перестал играть и дал им отдых. Воры тотчас упали на землю и заснули, а он взял у них мешки с деньгами и, приготовившись идти восвояси, спел им на прощание песню на мотив «Не обижай меня, незнакомец»:

Вряд ли эта песня их чему научила, потому что они крепко спали, пока Майлз пел. Так он их и оставил, а они продолжали спать, хотя были с ног до головы мокрые. Майлз отдал хозяину его деньги и рассказал всю историю веселого путешествия. Хозяин посмеялся и пожелал, чтобы все воры и мошенники подвергались такому наказанию. Воры на следующее утро проснулись, обнаружили, что лежат на голой земле, мокрые с головы до ног и без денег, и решили, что это, должно быть, Божественное провидение наказало их за то, что они посмели ограбить монаха. Они тут же поклялись впредь никогда не поднимать руку ни на одного церковника.

Сидел однажды брат Бэкон в своем кабинете и изучал опасности, которые грозили ему в текущем месяце, как вдруг увидел, что на вторую неделю этого самого месяца, на часы между рассветом и закатом, падает великая опасность, угрожающая, если он не остережется, самой его жизни. Эта увиденная им опасность исходила от немецкого колдуна Вандермаста, который поклялся отомстить за свой позор. С этой целью нанял он валлонского солдата и заплатил ему сто крон, пятьдесят дал задатку, а еще пятьдесят пообещал заплатить после того, как дело будет сделано.

Брат Бэкон, чтобы избежать опасности, взял за правило держать в руке бронзовый шар во время чтения, а под руку с шаром ставил медный таз, так что, коли случалось ему, читая, заснуть, шар падал в таз и от грохота монах просыпался. И вот сидел он однажды таким манером в кабинете и заснул, а тут явился валлонский солдат, вытащил меч и хотел его убить, да шар выпал из руки монаха и разбудил его. Монах открыл глаза, увидел стоявшего перед ним с мечом наголо солдата и спрашивает:

— Кто ты такой? И откуда явился?

На что солдат, нисколько не смутившись, отвечал ему так:

— Я валлон, солдат и мерзавец. Сюда я пришел потому, что меня послали. А послали меня потому, что наняли. А наняли меня потому, что никто, кроме меня, на такое не осмелится. Но то, что надлежит мне сделать, не сделано. А надлежит мне убить тебя. Теперь ты знаешь, зачем я пришел.

Подивился брат Бэкон решимости солдата и спрашивает:

— А кто же тебя нанял совершить убийство? Тот так же смело отвечал:

— Вандермаст, немецкий чародей.

Тогда брат Бэкон его спросил, какую религию он исповедует.

— Ту же, что и многие другие, — молвил солдат. — Главные ее принципы таковы: ходить в кабак с таким же усердием, что и в церковь, воздерживаться от зла, пока не представится случай, и делать добро против воли. На что Бэкон заметил:

— Хорошее занятие для дьявола. А в ад ты веришь?

— Нет, не верю, — отвечал ему солдат.

— Ну что ж, тогда смотри, — молвил монах и в ту же секунду призвал дух Юлиана Отступника, все тело которого пылало, покрытое ранами, такими громадными, что солдат от страха чуть ума не лишился. А Бэкон повелел духу говорить, кем он был при жизни и за что претерпевает мучения.

Тот заговорил:

— Был я во время оно римским императором. Некоторые полагают, будто в величии счастье. Но мое счастье заключалось не в империи, и, сумей я его сохранить, я был бы и теперь счастлив. Лучше было бы мне потерять империю, чем счастье. Я был христианином, и в этом состояло мое счастье. Но себялюбие и гордость заставили меня от него отказаться. За это и терплю я пытки вечные. Такие же испытания приуготовляются на том свете и для прочих неверующих, подобных мне. — И с этими словами дух исчез.

Все это время солдат трясся и потел так, будто пытали его самого. Потом упал он перед братом Бэконом на колени и стал молить наставить его на путь истинный, которого он никогда не знал раньше. Брат Бэкон, пообещав, что впредь солдат будет обходиться без его помощи, дал ему требуемое наставление, а также снабдил деньгами и отправил воевать в Святую землю, где воин вскоре и погиб.

Был у монаха Бэкона сосед, старый скряга, который давал в рост деньги и обладал огромным богатством, но никогда не помогал бедным, хотя брат Бэкон и намекал ему не однажды, что хорошо бы заняться благотворительностью, пока жив. Видя, что намеки не помогают, сделал брат Бэкон волшебный горшок, который, если на него поглядеть, казался полным золота. Взял он этот горшок и пошел с ним к старому ростовщику. Пришел и говорит:

— Скопил я за свою жизнь немало золота, да боюсь, украдут его у меня, коли прознают, ибо негоже человеку моего звания иметь такие богатства. Не согласишься ли ты принять у меня это золото на хранение, а взамен выдать мне сто фунтов, которые составят едва ли шестую часть всего сокровища.

Ростовщик очень обрадовался, услышав такие речи, и сказал, что охотно золото возьмет и сохранит его как свое собственное. Монах, обрадованный согласием скряги, принес горшок. При виде его ростовщик даже засмеялся от удовольствия, ибо про себя уже решил, что все золото будет его. Хотел он надуть простодушного монаха, да сам попался.

— Смотри, вот золото, — говорит ему монах, — дай мне теперь же сто фунтов и оставь горшок у себя до тех пор, пока я не верну долг.

Ростовщик отвечал:

— С большой охотой.

Тут же отсчитал он ему сто фунтов, которые Бэкон принял, выдав владельцу расписку, и пошел своей дорогой. Эти деньга брат Бэкон раздал бедным ученым и другим нуждавшимся людям с просьбой молиться о спасении души старого Собирателя Добра (таково было прозвание старого ростовщика), что они и делали, а встречая его на улице, благодарили и хвалили вслух, чему он немало удивлялся, ибо знал, что ничем не заслужил таких похвал. Наконец пришел старый Собиратель Добра взглянуть на горшок с золотом, но не нашел в нем ничего, кроме земли. При виде этого он едва не умер с горя, и только мысль об остальных богатствах, которые он должен будет покинуть, остановила его. Собрался он с духом, пришел к брату Бэкону и стал жаловаться, что тот его обманул самым бессовестным образом и что теперь он подаст на монаха в суд, если, конечно, тот не заплатит ему за убытки. На что брат Бэкон отвечал, что и не думал его обманывать, а всего лишь выступил в роли рачительного управляющего в пользу бедных, о чем ростовщик, слыша их похвалы и благодарность, непременно должен знать. Суда же, сказал Бэкон, он ничуть не боится, так что пусть ростовщик бежит заявлять хоть сейчас. Собиратель Добра, видя, что брата Бэкона ничем не запугать, пошел восвояси и решил, что отныне сам будет своим управляющим.

Случилось однажды Майлзу отправиться по какому-то делу миль за шесть от дома, и такая там была приятная компания, что уходить не хотелось, и в ту ночь смог он проделать не более половины обратного пути. Чтобы сэкономить на ночлеге, решил он зайти в один дом, хозяин которого был знакомым Бэкона. Но, явившись туда, он узнал, что хозяина нет дома, а жена его не хотела впускать в дом незнакомца. Майлз, видя такой холодный прием, пожалел, что ее побеспокоил; в то же время идти в другое место он не хотел и уговорил-таки хозяйку позволить ему переночевать. Женщина утверждала, что, будь ее муж дома, она бы с радостью пустила любого нуждавшегося в ночлеге, но поскольку муж ее отсутствует, то не годится ей впускать в дом первого встречного, чтобы дурные слухи не пошли.

— Напрасно ты меня боишься, — уговаривал ее Майлз, — ибо у меня и в мыслях нет подвергать твое целомудрие испытанию. Запри меня в любой комнате, где есть кровать, и до следующего утра меня даже не услышишь.

Женщина, боясь, что муж может и рассердиться, если она откажет кому-либо из его друзей в столь ничтожной просьбе, согласилась. Майлз, довольный, тут же улегся в постель, а хозяйка заперла комнату на ключ.

Недолго пролежал он в постели, как вдруг услышал звук отворявшейся двери. Он поднялся, заглянул в щель в перегородке и увидел входившего в комнату старика. Гость поставил корзинку, которую держал в руках, на стол и поцеловал хозяйку так смачно, что у Майлза потекли слюнки. После этого открыл он корзинку и вытащил оттуда жареного каплуна, хлеб и бутылку старого доброго вина. Все это он отдал хозяйке с такими словами:

— Душенька, услышав, что мужа твоего нет сегодня в городе, подумал я, что неплохо было бы навестить тебя. Как видишь, пришел я не с пустыми руками, а с угощением, чтобы было с чем весело провести время. Стели же скатерку, милая, попируем — и в постельку.

Женщина его сердечно поблагодарила и сделала, как он велел. Только сели они за стол, как вдруг стук в дверь: муж вернулся. Женщина, услышав стук, испугалась, не зная, что делать со своим престарелым любовником. Но, теребя завязки своего передника, скоро нашла способ (как это обычно бывает с женщинами) выпутаться из ситуации. Любовника она засунула под кровать, каплуна и хлеб спрятала под кадку, бутылку с вином — за сундук, сама же открыла дверь, нежно поцеловала мужа и спросила, отчего он так рано вернулся. Он ответил, что забыл дома деньги, но наутро снова отправится в путь. Майлз, который все видел и слышал, умирая от желания отведать каплуна, окликнул хозяина. Тот спросил у жены: — Кто это?

Та ответила, что это его знакомый, который попросил пустить его переночевать. Муж велел ей отворить дверь, что она и сделала, и Майлз вышел наружу. Хозяин дома, увидев Майлза, радушно его приветствовал и попросил жену собрать им чего-нибудь на стол. Женщина ответила, что никакой готовой еды в доме нет, но, если они поберегут свой аппетит до утра, соберет она им отличный завтрак.

— Ну что ж, Майлз, раз так, делать нечего, — молвил хозяин, — придется подождать и отправиться спать на голодный желудок.

На что Майлз возразил:

— Нет, погоди, зачем же, если ты голоден, я могу найти для тебя что поесть. Я ведь все-таки ученый, кое-каким искусством владею.

Хозяин согласился:

— Охотно погляжу, как это у тебя получится. Майлз тут же вынул из-за пазухи какую-то книжонку, полистал ее и начал читать такое заклинание:

Ну как, ничего не выходит? — спросил он через некоторое время. — Попробую другое:

— Ну вот, он и пришел, — сказал наконец Майлз. — Скажи мне, хозяин, какого мяса ты хочешь?

— Любого, Майлз, какого сам пожелаешь, — ответил тот.

— Ну ладно, — сказал Майлз. — Что ты скажешь насчет каплуна?

— Его я предпочитаю любому мясу, — ответил хозяин.

— Значит, каплуна ты и получишь, притом отличного. Заклинаю тебя, мною призванный дух Бемо, пойди и найди мне хорошего жареного кап» луна. — После этого Майлз немного помолчал, словно прислушиваясь к ответу духа, и вдруг молвил: — Отлично, Бемо. Он нам принес, — обратился он к хозяину, — жареного каплуна прямо со стола короля Триполи, да и хлеба в придачу.

— Да где же ты все это видишь, Майлз? — подивился хозяин. — Я не вижу ни каплуна, ни духа.

— Загляни под кадку, — отвечал Майлз, — там и увидишь.

Хозяин заглянул под кадку и вытащил оттуда — к немалому огорчению своей жены — хлеб и каплуна.

— Подожди-ка, — остановил его Майлз. — Нам бы еще выпивки какой, чтобы еда вкуснее казалась. Я бы не отказался от бутылочки славной малаги. Бемо, сбегай-ка в Малагу да принеси мне бутылку лучшего вина из губернаторских запасов.

Меж тем бедная женщина, боясь, что он выдаст ее саму и ее любовника, искренне жалела, что Майлз не попал на виселицу, прежде чем прийти в их дом. Он же, помолчав немного, как и прежде молвил:

— Отлично, Бемо! Загляни-ка за тот большой сундук, хозяин.

Тот заглянул и нашел там бутылку вина.

— Ну а теперь, Майлз, прошу садиться и отведать собственного угощения, — обратился он к гостю. — Видишь, жена, — продолжал он, обращаясь к супруге, — как ученый человек в полчаса может добыть себе жирного каплуна и бутылку малаги на обед, и, что самое главное, бесплатно. Садись, жена, с нами, ешь, пей и веселись, за все заплачено, спасибо Майлзу.

Она села, но не могла ни куска проглотить от злости, а только желала, чтобы каждый проглоченный ими кусок вставал у них поперек горла. То же думал и ее престарелый любовник, который, лежа под кроватью, едва не обделался от страха, так как все еще ждал, что Майлз вот-вот раскроет и его. Когда они напились и наелись, хозяин дома пожелал, чтобы Майлз показал ему духа, который все эти яства доставил. Тот притворился, будто ему не хочется этого делать, и сказал, что позволять человеку непросвещенному видеть духа противно законам магии, ну да ладно, ему он покажет. Но только, предупредил он, надо будет дверь открыть и духа взашей прогнать, иначе после он будет донимать хозяев. А чтобы он не испугался, дух предстанет перед ними в обличье одного из соседей. Хозяин заверил, что в храбрости его сомневаться не стоит, что он готов побить духа и прогнать его взашей. В доказательство этого взял он большую дубину и встал наготове у двери. Майлз подошел к кровати, под которой лежал сосед, и начал произносить слова, как бы заклиная духа:

Старик, видя, что другого выхода нет, стал вылезать из-под кровати.

— Вот дух, который принес тебе еду. А теперь сдержи свое слово и отлупи его как следует.

На что хозяин заявил:

— Я протестую. Твой дух как две капли воды похож на соседа Стампа, зубодера. Разве это возможно, чтобы духи принимали обличье других людей? Ужо я его научу, как придерживаться собственного обличья. — С этими словами напал он на старика и принялся так его охаживать, что Майлзу пришлось их растащить и вытолкать соседа.

После этого, вволю насмеявшись, улеглись они по кроватям. Но жена хозяина всю ночь глаз не сомкнула от горя, что с ее старым любовником так дурно обошлись по ее вине.

Один джентльмен из Оксфордшира долгое время был влюблен в красивую девушку по имени Миллисент. Девица эта отвечала на его чувство с таким же пылом, с каким он его расточал, так что к их совместному счастью не было никаких препятствий, кроме воли отца Миллисент, ни за что не желавшего выдавать дочку замуж за этого человека (хотя в прошлом он приветствовал их союз) по той причине, что в ухажеры его дочери выискался один рыцарь, который был не прочь на ней жениться. Однако рыцарю никак не удавалось добиться от нее согласия, так сильно она любила своего джентльмена. Рыцарь, видя, что его чувства отвергнуты, пошел к брату Банджи, рассказал ему о своей беде и попросил, за изрядную мзду, помочь советом или колдовством завладеть девицей.

Банджи (будучи человеком жадным) ответил, что, по его разумению, для достижения цели нет ничего лучше, как взять девицу и ее отца на прогулку в экипаже. Если рыцарю удастся добиться их согласия на это, то он, Банджи, своим колдовским искусством заставит лошадей привезти их в старую часовню, где сам же их тайком и повенчает. Рыцарь наградил монаха за совет, пообещав, что если все выйдет таким образом, то он в долгу не останется, а сам отправился к отцу девушки и рассказал ему обо всем. Тому совет понравился, и он вставил бедную девушку отправиться с ними на прогулку. Как только все трое сели в экипаж, лошади сами понесли их к старой часовне, где уже ожидал брат Банджи. При виде церкви и монаха 6едная девушка поняла, что обманута, и лишилась чувств. Отец ее и рыцарь, увидев это, очень огорчились и стали, как могли, приводить ее в чувство. Тем временем возлюбленный девушки пришел в дом ее отца навестить Миллисент. Услышав, что она вместе с отцом и его соперником отправилась погулять в экипаже, джентльмен заподозрил нечестную игру и тут же кинулся к брату Бэкону с просьбой помочь ему вернуть возлюбленную, которая, как он опасался, безвозвратно для него потеряна.

Брат Бэкон, зная просителя как благородного джентльмена, сжалился над ним и, чтобы немного успокоить его, показал ему зеркало, в котором можно было видеть все, что происходит на рас, стоянии пятидесяти миль вокруг. Джентльмен взглянув в зеркало, тут же увидал Миллисент которую брат Банджи уже готовился повенчать с рыцарем. Увидев это, он отпрянул от зеркала с криком, что пришла его погибель, ибо, потеряв любовь, он несомненно потеряет и жизнь. Монах начал его утешать, пообещав, что сумеет предотвратить этот брак. С этими словами уселся монах на волшебный стул, посадил джентльмена себе на колени, и они вместе понеслись по воздуху прямо к месту венчания. Когда они появились там, брат Банджи уже соединял руки молодых людей. Тогда Бэкон первым делом лишил его дара речи, так что монах и слова не мог произнести. Затем напустил он в часовню такого туману, что ни отец не видел своей дочери, ни она его, ни рыцарь их обоих; потом взял Миллисент за руку и подвел к тому человеку, которого она любила. Они оба проливали слезы, оттого что столь счастливо встретились вновь, и благодарили брата Бэкона.

Брат Бэкон был очень доволен, видя взаимное согласие двух влюбленных, и повенчал их тут же, на пороге часовни, пока отец Миллисент, брат Банджи и рыцарь бродили в тумане в поисках выхода. Поженив их, он велел им пойти в соседнюю деревню и снять там домик, а сам пообещал прислать своего слугу с деньгами. (Ибо джентльмен оказался не при деньгах, а до дома ему было далеко.) Так они и сделали. Вечером послал монах к ним Майлза с деньгами, а отца девушки, рыцаря и Банджи до следующего полудня продержал в часовне.

Джентльмен и его молодая жена устроили в тот вечер в деревне большой пир по случаю своей свадьбы и пригласили на него всех жителей. Всего на том пиру было вдосталь, не хватало только музыки, о чем хозяева и гости сильно сокрушались. Но брат Бэкон (хотя его на том пиру и не было) сумел и эту нужду удовлетворить. После того как приглашенные поднялись из-за столов, случилось чудо, подобного которому никогда в деревне не видали. Сначала сладко запели скрипки, потом к ним присоединились трубы и флейты, и тут же появились три маленькие обезьяны и три большие, каждая с факелом. Следом за ними шли еще шесть больших и шесть малых обезьян, каждая в старинном платье. Эти шесть да еще шесть начали выделывать перед публикой такие уморительные коленца, что гости едва не померли от смеха. Сплясав таким образом несколько танцев на старинный манер, приветствовали они молодоженов, пожелали им счастья и с поклонами удалились. Гости стали гадать, откуда взялось такое чудо. Но жених сразу понял, что это брат Бэкон приветствует и благословляет таким необычным образом их союз при помощи своего искусства. Когда все закончилось, жених и невеста удалились в спальню, и там исполнилось все, о чем они давно мечтали. На следующий день джентльмен с молодой женой вернулся к себе домой. Он наградил жителей своего города таким количеством денег, что те вышли встречать молодоженов и половину пути несли их на руках.

Был там и Майлз. Стараясь за себя и за своего хозяина, опрокинул он столько кружек, что потом три дня не мог протрезвиться. Собравшись в обратный путь, спел он честной компании на прощание песенку на мотив «А как был я скрипачом»:

Гости поблагодарили Майлза за песенку и отправили его домой. Дома хозяин спросил, где это он пропадал так долго. Слуга ответил, что был на свадьбе.

— Это я знаю, — говорит Бэкон, — а также ведомо мне, скотина, что ты бывал пьян каждый день.

На что слуга отвечал ему следующим образом:

— Это самое худшее, что вы можете обо мне

сказать, хозяин, да и то, как же бедному человеку не быть пьяным, коли выпьет лишнюю кружку! у богатых-то оно, понятное дело, не так.

— А как же у богатых?

— Это я вам сейчас расскажу в нескольких словах, — молвил Майлз.

— Но-но, сударь, — отвечал ему брат Бэкон, — чтобы я больше об этой заразе не слышал, не то пропишу тебе такого кислого соусу, что все твое мясо испорчу.

Так брат Бэкон помог двум бедным любовникам, которые в скором времени вернули расположение отца невесты и жили с тех пор в счастье и радости. Язык брата Банджи опять развязался, и они с Бэконом снова стали друзьями.

Вандермаст, считая, что брат Бэкон умер, приехал в Англию и в Кенте повстречался с братом Банджи. Памятуя об унижении, которое он претерпел от Бэкона, немецкий чародей не жаловал также и Банджи, посему взял он из конюшни его лошадь, а вместо нее оставил духа в виде коня. Наутро встал брат Банджи, сел на духа, думая, что это его лошадь, и поехал. По пути нужно ему было пересечь небольшую речку. На середине ее дух под ним растаял, и брат Банджи упал в воду. Мокрый до нитки, вернулся он на постоялый двор. Вандермаст, который уже поджидал его у дверей, спросил:

— Разве в это время года купаются? На это Банджи отвечал, что будь под ним столь же добрый конь, как тот, на котором брат Бэкон отправил его в Германию, то он остался бы сух. Тут Вандермаст прикусил язык и, ни слова больше не говоря, вошел в трактир. Банджи решил, что посчитается с ним, и измыслил вот что. Вандермасту сильно приглянулась в этом доме одна девушка, которую он пытался завоевать и любовью, и деньгами, и щедрыми посулами. Банджи об этом прознал и подослал ему духа в образе той самой девушки. Немец, уверенный, что перед ним настоящая девица, назначил духу свидание у себя в комнате, надеясь наконец-то насладиться ею вполне. Но радость его скоро сменилась печалью, а смелые мечты превратились в дурной сон наяву. Брат Банджи постелил ему такую простынку, которая, как только Вандермаст устроился на ней с духом, тут же взмыла в воздух, отнесла его к ближайшему пруду и там сбросила. Так бы и утоп чародей, не будь он искусным пловцом. Он скоро выбрался из пруда и встряхнулся, словно спаниель. Однако найти дорогу на постоялый двор оказалось нелегко, и от простуды его спасла только быстрая ходьба. На следующий день, добравшись до трактира, повстречал он брата Банджи, который спросил его:

— Ну что, как девушка?

Тот ответил:

— Хороша, и тебе такую желаю.

На это монах заявил, что его сан запрещает ему вступать в контакт с любою, а потому держит он их только для своих друзей. Так они продолжали друг друга изводить и обидными словами, и пакостными делами. Однажды Вандермаст, желая сделать Банджи гадость, вызвал его в поле, но не для того, чтобы драться на мечах или кинжалах или на одних только рапирах либо сразиться в метании ножей, а для того, чтобы посостязаться в самом страшном и темном из искусств — в искусстве магии — и выяснить, кто же из них умней и у кого больше власти над дьяволом. Банджи принял его вызов. Взяли они предметы, необходимые для колдовства, и пошли в поле.

Там они начертили себе по кругу футах в ста друг от друга, и после некоторых церемоний Вандермаст приступил к делу. Вызвал он своим колдовством огромного дракона, который жег круг брата Банджи огнем так, что тот готов был уже растаять. Монах пытал чародея другой стихией: он вызвал морское чудовище, которое убил Персей, чтобы освободить Андромеду. Это чудовище металось вокруг Вандермаста, изрыгая такие потоки воды, что тот едва не утонул. Тем временем брат Банджи вызвал дух, подобный святому Георгию, и тот дракона убил. Вандермаст последовал его примеру и вызвал Персея, который справился с морским зверем. Так оба чародея опасностей избегли.

Но на этом не удовлетворились они проверь кой своих способностей, а продолжали колдовать дальше и вызвали каждый еще по одному духу, Банджи вложил в своего всю доступную ему силу, чтобы одолеть Вандермаста. Дух обещал помочь монаху, если тот даст ему три капли крови из левой руки, и пригрозил, что если он крови пожалеет, то победа будет за Вандермастом. То же самое сказал Вандермасту и вызванный им дух. На это требование оба соперника согласились, но дьявол перехитрил их обоих.

Отдав требуемую кровь, продолжали они колдовать. Сначала Банджи вызвал Ахиллеса с греками, которые приступили к Вандермасту и стали ему грозить. Тогда немец поднял Гектора и троянцев, и они защитили его от греков. Разгорелась тут между греками и троянцами великая битва и продолжалась долгое время. Наконец Гектор пал, и троянцы отступили. Разразилась тогда ужасная буря, с громом и молниями, и двое волшебников пожалели, что оказались в поле в такое ненастное время. Но поздно было жалеть, настало время платить дьяволу за те знания, которые он им дал, ибо он не желал больше ждать, но, застигнув их за непотребным делом, лишил обоих жизни.

Когда буря утихла — а жители близлежащих городов сильно напугались, — горожане нашли в поле тела Вандермаста и Банджи, бездыханные и странно опаленные огнем. Одного похоронили по христианскому обряду из уважения к его сану, другого потому, что он был чужеземец. Так закончилась жизнь двух великих волшебников.

Однажды Майлз увидел, что кабинет его хозяина открыт, и утащил оттуда магическую кни-гу. Книга ему понадобилась, чтобы наколдовать денег. Он видел, что у хозяина золота предоста-точно, и хотел для себя того же и потому решил потревожить демонов. Подумалось ему, что лучше бы найти для этой цели местечко поспокойнее. Залез он на крышу и начал там читать. Не успел прочесть нескольких строк, как явился ему дьявол, страшный-престрашный, и спрашивает:

— Чего тебе надобно?

Майлз со страху слова вымолвить не может, трясется как осиновый лист. Дьявол, увидев Майлза в таком страхе, захотел его еще сильнее напугать, устроил бурю и начал швырять пламя в разные стороны. Майлз со страху сиганул с крыши и сломал себе ногу.

Брат Бэкон, услышав шум, тут же прибежал и видит: слуга его Майлз лежит на земле, а на крыше дома сидит дьявол и кидается огнем. Прежде всего отослал он дьявола обратно в преисподнюю, потом подошел к слуге и спрашивает:

— Как же тебя угораздило сломать ногу? Тот ответил, что во всем виноват дьявол: он,

мол, его напугал и заставил с крыши прыгнуть.

— А что ты там делал? — спрашивает его опять хозяин.

— Хотел наколдовать денег, сэр, — отвечал Майлз. — Но вот сломал ногу, и придется мне теперь, ваша милость, взаймы у вас просить на лечение, если вы надо мной сжалитесь.

Бэкон ему говорит:

— Сколько раз я тебе запрещал рыться в моих книгах, а ты опять за свое! Берегись связываться с дьяволом: тот, кто сломал тебе ногу, в следующий раз и шею запросто свернуть может. Теперь я тебя прощаю, за свою дерзость ты уже поплатился сломанной ногой. А вместо того чтобы проломить тебе еще и голову, лучше дам денег на лечение. — И отправил его к хирургу.

Прежде уже говорилось о том, что у брата Бэкона было зеркало, исключительная природа которого была такова, что всякий мог увидеть в нем, что пожелает, на пятьдесят миль в округе. Этим зеркалом доставил он много удовольствия разным людям. Так, отцы часто приходили взглянуть, как ведут себя в их отсутствие дети, дети же приходили справиться о здоровье родителей. Один приятель интересовался, как поживает другой, враги шпионили друг за другом. Словом, люди сходились к чудесному зеркалу издалека. Пришли однажды к монаху два молодых джентльмена, дети деревенских сквайров, что жили по соседству, дабы увидеть в зеркале, как поживают их отцы. Он, никогда не жалевший своего искусства для людей, позволил им заглянуть в зеркало. Там оба немедленно увидели то, что. желали, однако заплатить за это им пришлось жизнью, а как такое случилось, вы сейчас и узнаете.

Отцы этих двух джентльменов в отсутствие сыновей сделались заклятыми врагами. Ненависть между ними достигла таких пределов, что, где бы они ни повстречались, дело доходило не только до оскорблений, но и до ударов. Случилось так, что в тот самый момент, когда сыновья их склонились над зеркалом, вопрошая о здоровье родителей, те сошлись врукопашную. Сыновья, увидев это, не знали, что и сказать, ибо всегда были хорошими друзьями, а только обменивались гневными взглядами. Наконец один из отцов упал, а второй, используя преимущество своего положения, встал над ним, готовясь нанести удар. Сын поверженного, не в силах больше сдерживаться, заявил своему другу, что с его отцом обошлись не по совести. Тот ему отвечал, что все было честно. Так, слово за слово, разругались два друга, и до того кровь у обоих взыграла, что схватились они за кинжалы и через несколько минут упали замертво.

Брат Бэкон, видя, как они упали, кинулся было к ним, да поздно: оба лежали бездыханные. Это происшествие заставило его сильно горевать. Рассудив, что в их гибели повинно зеркало, взял он его в руки и такие произнес слова:

— Злосчастный Бэкон, злосчастные твои знания, злосчастная твоя мудрость! Твое искусство стало причиной гибели этих молодых людей. Занимайся я, как и надлежит мне по сану, святыми вещами, не было бы у меня времени на изготовление премудрых зеркал. Дурное это зеркало, ибо стало оно причиной столь страшной трагедии. Будь в нем разум, трепетало бы оно от моего гнева. Но, поскольку разума в нем нет, я его уничтожу своей рукой. — И с этими словами разбил он удивительное зеркало, равного которому во всем мире не было.

Пока он горевал, дошла до него весть и о смерти брата Банджи и Вандермаста. От этого его горе стало еще сильней, а печаль во много раз глубже так что три дня не покидал он своей комнаты и не притрагивался к пище.

В то время, что брат Бэкон провел в своей комнате, предавался он разного рода размышлениям. Иногда думал он о тщете всякого искусства и науки. Иногда вдруг принимался проклинать себя за то, что занимался вещами, противными его сану, а также вредными для здоровья души. Тогда говорил он, что магия превращает человека в дьявола. Иногда он размышлял о Божественном и тогда восклицал, гневаясь на себя, что слишком долго пренебрегал этими занятиями, чрезмерно увлекшись магией. Иной раз принимался он размышлять о краткости человеческой жизни и жалеть, что использовал столь драгоценное время так дурно. Так текли его мысли по одному и тому же кругу, и всякий раз возвращался он к своим прошлым занятиям и проклинал их.

И вот, чтобы весь мир узнал о том, как искренне он раскаивается в своих прежних делах, повелел Бэкон сложить большой костер. Потом он послал за своими многочисленными друзьями, учеными и прочими и произнес перед ними такую речь:

— Добрые мои друзья и ученые коллеги, все вы хорошо знаете, что благодаря своему искусству прославился я, как мало кто во всем мире. О сотворенных мною чудесах говорит вся Англия, от короля до простолюдина. Я разгадал загадки искусства и природы и представил миру вещи, покоившиеся в тайне со времен смерти Гермеса, редкого и глубокого философа. Я проник в тайны звезд. Книги, в которых я написал обо всем этом, с вниманием читают наиученейшие доктора — так глубоки высказанные в них суждения. Подобным же образом проник я в тайны деревьев, растений и камней и познал различные способы их применения. Однако все мои знания я ценю крайне мало и жалею, что не остался невеждой, не знающим совсем ничего. Ибо все эти знания, как я постиг, не помогают человеку сделаться лучше и добрее, а лишь способствуют росту его гордыни и самомнения. Что дали мне знания тайн природы? Только одно: потерю высшего знания, потерю Божественного света, который ниспосылает благодать лучшей части человеческого существа. Я обнаружил, что все обретенные мною знания гнетут к земле мои лучшие помыслы. Но я устраню причину этого, которая заключена вот в этих книгах. Я сожгу их прямо здесь, у вас на глазах.

Друзья стали его упрашивать пощадить книги, ибо в них содержались сведения, которые могли сослужить службу последующим поколениям. Но он, не слушая их, побросал книги одну за другой в костер, и так погибла в огне премудрость мира.

Затем избавился он и от другого добра: часть раздал бедным школярам и прочим бедным людям, себе ничего не оставил. После этого повелел он сделать келью в церковной стене, где и пребывал до самой смерти. Там брат Бэкон молился и предавался размышлениям о Божественном, а также старался всеми мерами отвратить людей от занятий магией. Так прожил он в своей келье два года, никуда из нее не выходя. Еду и питье подавали ему в окно, и сквозь то же окно разговаривал он с теми, кто искал его общества. Могилу себе он вырыл собственными ногтями, в нее и положили его после смерти.

Таковы были жизнь и смерть знаменитого монаха, который большую часть своей жизни был знаменитым волшебником, а умер кающимся грешником и анахоретом.