Великий князь Александр Невский

Мая 30 родился князю Ярославу сын и наречён во святом крещении Александр.

(70. С. 210)

Георгий (Юрий), великий князь, сын Всеволожь, послал брата своего Святослава с полками и воеводами на безбожных болгар (в поздней Никоновской летописи добавлено: а брат его князь Ярослав Всеволодович своего воеводу послал со своими войсками в помощь, а племянник его князь Василько Константинович послал воеводу своего со своими ростовцами и с устюжанами в помощь, а князь Давыд Муромский послал своего воеводу со своими войсками в помощь. — А, К.). И когда пришёл Святослав под град их Ошел, вышли из ладей все полки их пеши; увидели это безбожные болгары, скоро изготовились: одни на конях, а другие пеши, выступили из града и устремились на бой. Наши же, укрепляемые силой честного креста, пошли против них, стреляя по ним; они же, отбежав за тын («плот»), бились крепко. Наши же рассекли тын и вбили их в град, и отняли у них врата, и зажгли город их, и взяли их на щит. И помог Бог Святославу месяца июня в 15-й день, на память святого Амоса.

(38. Стб. 444–445; 43. С. 83–84)

Из Новгородской Первой летописи старшего извода

В лето 6731 (1223)[18]. Пришёл князь Ярослав в Новгород, и рады были новгородцы. Воевала литва около Торопца, и гнался за ними Ярослав с новгородцами до Усвята, [но] не догнал их… Пришёл князь Ярослав от брата и пошёл со всею областью к Колываню, и повоевал всю землю Чудскую[19], а полона привёл без числа, но города не взял; злата много взял, и вернулись все здравы.

Пошёл князь Ярослав с княгинею и с детьми к Переяславлю; новгородцы же кланялись ему: «Не ходи, княже!»; он же пошёл по своей воле…

(24. С. 61)

…О сих же злых татарах… не ведаем, — записывал русский книжник, — откуда пришли на нас и куда опять делись; только Бог весть.

(38. Стб. 509)

Того же лета была засуха сильная, и многие леса и болота загорались, и дым сильный шёл, так что недалеко можно было глядеть людям; словно мгла к земле прилегала, так что и птицы не могли по небу летать, но падали на землю и умирали. Того же лета явилась звезда на западе, и шли от неё лучи, не видимые людям, но словно с юга по две восходя с вечера после захода солнца, и была величиной более иных звёзд. И пребывала так 7 дней, а после 7 дней явились от неё лучи к востоку; простояла так 4 дня и сделалась невидима[20].

(38. Стб. 447)

Того же лета убили князя Вячка в Юрьеве немцы, а город взяли.

(24. С. 61)

…Число убитых доходило уже до тысячи. Русские, оборонявшиеся дольше всего, наконец были побеждены и побежали сверху внутрь укрепления; их вытащили оттуда и перебили, всего вместе с королём[21] около двухсот человек… Изо всех бывших в замке мужчин остался в живых только один — вассал великого короля суздальского[22], посланный своим господином вместе с другими русскими в этот замок. Братья-рыцари снабдили его потом одеждой и отправили на хорошем коне домой в Новгород и Суздаль сообщить о происшедшем его господам…

Новгородцы же пришли было во Псков с многочисленным войском, собираясь освобождать замок от тевтонской осады, но, услышав, что замок уже взят, а их люди перебиты, с большим горем и негодованием возвратились в свой город.

(12. С. 239–240. Перевод С. А. Аннинского)

Из Новгородской Первой летописи старшего извода

Новгородцы же послали к Ярославу, в Переяславль… Той же зимой пришла литва, без числа; повоевали около Торжка и не дошли до Торжка 3 версты. Было же их 7 тысяч; и гостей[23] побили многих, и Торопецкую волость всю захватили. («И захватили многое множество христиан, и много зла сотворили, воюя около Новгорода, и около Торопца, и у Смоленска, и до Полоцка, потому что была рать велика зело, какой не было от начала мира», — читаем в Лаврентьевской летописи. — А. К.) Князь же Ярослав и Владимир[24] с сыном и с новоторжцами — княжий двор, новгородцев же мало — и торопчане с князем своим Давыдом пошли за ними; а новгородцы послали [своих]: те же, дойдя до Русы, возвратились. Князь же Ярослав нагнал литву на Усвяте; и напали на них, и так, Божией помощью и Святой Софии, отняли весь полон, а самих перебили 2000, а остаток их разбежался; тут убили князя Торопецкого Давыда и Василя, меченошу Ярославова.

(24. С. 64)

И была радость великая по всем землям тем, освобождённым им от поганых, был мир потом на многие лета.

(38. Стб. 447–448)

…Ярослав, сын Всеволожь, ходил из Новгорода за море, на емь[25], где ни один из князей русских не бывал, и всю землю их пленил; и возвратился к Новгороду, славя и хваля Бога, ведя множество полона, так что находившиеся с ним не могли весь полон довести, но одних изрубили, а иных множество отпустили восвояси.

…В том же году князь Ярослав Всеволодович, послав, крестил множество карел, едва ли не всех людей…

(38. Стб. 449)

В том же году [в Новгороде] сожгли волхвов четырёх, обвинив их в том, что потворами (колдовством. — А. К.) занимаются, — а Бог весть; и сожгли их на Ярославле дворище.

(24. С. 65)

Из Новгородской Первой летописи старшего извода

В лето 6736 (1228)… Того же лета приплыла емь воевать в Ладожское озеро в лодках, и пришла в Спасов день[26] весть о том в Новгород. Новгородцы же, рассевшись в насады[27], выгребли в Ладогу с князем Ярославом. Володислав, посадник Ладожский, с ладожанами, не ожидая новгородцев, погнался в ладьях вслед за ними (емью. — А. К,)… и настиг их, и бился с ними. И была ночь, и отступили (ладожане. — А. К.) на островок, а емь на берегу с полоном… Той же ночью запросили мира, и не дал им посадник с ладожанами, а они иссекли весь полон, а сами побежали в лес, бросив лодки; много их тут пеших пало, а лодки их сожгли. Новгородцы же, простояв в Неве несколько дней, собрали вече и хотели убить Судимира[28], и укрыл его князь в насаде у себя. Оттуда возвратились в Новгород, не дождавшись ладожан…

В том же году, ещё прежде сей рати, князь Ярослав пошёл во Псков с посадником Иванком и тысяцким Вячеславом. И услышали псковичи, что идёт к ним князь, и затворились в городе, не пустили к себе; князь же, простояв на Дубровне, возвратился в Новгород; во Пскове же толковали, будто везёт к ним оковы, хочет заковать лучших мужей. И, придя [в Новгород, Ярослав] собрал вече на владычном дворе[29] и так сказал: «Не замышлял ничего худого против псковичей, но вёз им в коробьях дары: паволоки и овощи, а они меня обесчестили», и возложил на них жалобу великую. Тогда же привёл полки из Переяславля, так сказав: «Хочу идти на Ригу»[30]; и стали те около Городища в шатрах, а иные в Славне по дворам[31]. И подорожало всё на торгу: и хлеб, и мясо, и рыба, и с того времени настала дороговизна: покупали хлеб по 2 куны, а кадь ржи по 3 гривны, а пшеницу по 5 гривен, а пшена по 7 гривен — и продолжалось так в течение трёх лет.

Услышав о том, что привёл Ярослав полки, и убоявшись того, псковичи заключили мир с рижанами, от Новгорода же отложившись, и так решили [с рижанами]: «То вы, а то новгородцы, а нам дела нет[32], но если пойдут на нас войной, то вы нам помогайте», и те согласились; и взяли у них [у псковичей] 40 человек в заложники. Новгородцы же, узнав об этом, сказали: «Князь нас зовёт на Ригу, а сам хочет идти на Псков».

Тогда же князь послал Мишу[33] во Псков, сказав: «Пойдите со мной в поход; а зла против вас никакого не замышлял; а тех, кто оболгал меня перед вами, мне выдайте». Псковичи же прислали гречина с ответом: «Тебе, княже, кланяемся и братии новгородцам; в поход же не идём и братии своей не выдаём, а с рижанами у нас мир. Вы, к Колываню ходивши, серебро взяли, а сами пошли в Новгород, а правды (договора. — А. К.) не заключили, города не взяли, и у Кеси также, и у Медвежьей Головы также[34]. А нашу братью за то перебили на озере, а иные уведены [в полон], а вы учинили раздор — да и прочь. А если на нас замыслили, то мы против вас со Святою Богородицей и с поклоном; а лучше вы нас иссечёте, а жён и детей себе заберёте, нежели поганые. На том вам кланяемся». Новгородцы же так сказали князю: «Мы без своей братии, без псковичей, на Ригу не пойдём, а тебе, княже, кланяемся». Много князь уговаривал их, но не выступили в поход. Тогда князь Ярослав отослал полки свои домой…

Тогда же пошёл Ярослав с княгинею из Новгорода к Переяславлю, а в Новгороде оставил двух своих сыновей, Фёдора и Александра, с Фёдором Даниловичем [и] с тиуном Якимом.

…Пришёл в смятение весь город, и пошли с веча с оружием на тысяцкого Вячеслава, и разграбили двор его, и брата его Богуслава, и Андреичев, владычного стольника, и Давыдка Софийского, и Судимиров; а на Душильца, на Липинского старосту, послали грабить, а самого его хотели повесить, но ускакал [тот] к Ярославу, а жену его схватили, говоря, что «те на зло князю водят»; и был мятеж в городе велик… Тогда отняли тысяцкое у Вячеслава и дали Борису Негочевичу, а к князю Ярославу послали на том: «Поезжай к нам, забожное (один из видов поборов. — А. К.) отмени, судей по волостям не слать; на всей воле нашей и на всех грамотах Ярославлих[37] ты наш князь; или — ты по себе, а мы по себе».

Той же зимой, в сыропустную неделю, во вторник[38], в ночь, побежал Фёдор Данилович с тиуном Якимом, взяв с собою двух княжичей, Фёдора и Александра.

«Да если какое зло задумали на Святую Софию (то есть на Новгород. — А. К.) то и побежали, а мы их не гнали, но братию свою казнили (то есть своих, новгородцев. — А. К.); а князю никакого зла не причинили. Да будет им Бог и крест честной, а мы себе князя промыслим». И целовали Святую Богородицу, что быть им всем заодно, и послали за [князем] Михаилом [Всеволодовичем] в Чернигов…

(24. С. 65–67)

Из Лаврентьевской летописи

…В то же лето, 3 мая, на память святого Феодосия, игумена Печерского, в пятницу, во время святой литургии, когда читали святое Евангелие, в соборной церкви Святой Богородицы во Владимире затряслась земля, и церковь, и трапезная, и иконы задвигались по стенам, и паникадила со свечами и светильниками заколебались, и люди многие изумились… И то всё было по всей земле в один день, один час, в час святой литургии…

Того же месяца в 10-й день, в пятницу 5-й недели по Пасхе, некоторые видели, что восходящее солнце имело три угла, как коврига, потом казалось, как звезда, и так исчезло, потом через некоторое время вновь взошло своим чередом. Того же месяца в 14-й день, во вторник 6-й недели по Пасхе, во втором часу[39], солнце начало исчезать на глазах у всех людей, и осталось его мало, как месяц трёх дней, и начало снова наполняться…

В то же лето приходил преосвященный митрополит всея Руси Кирилл[40] к великому князю Юрию, и к брату его Ярославу, и к Святославу, и к Константиновичам Васильку, Всеволоду и Владимиру[41] от киевского князя Владимира Рюриковича, а от черниговского князя Михаила пришёл епископ Порфирий; пришли с ними и игумен пречестного монастыря Святого Спаса в Киеве на Берестовом Пётр Акерович, и другой муж Владимира [Рюриковича] — стольник его Юрий. Эти трое приходили с митрополитом, прося примирить Михаила с Ярославом. Ибо Михаил был не прав, нарушая крестное целование Ярославу, и Ярослав хотел идти на Михаила. Бог же не допустил этого… Ибо послушал Ярослав брата своего старейшего Юрия, и отца своего митрополита, и епископа Порфирия и заключил мир с Михаилом, и была радость великая…

Много же даров дали оба князя, Юрий и Ярослав, отцу своему митрополиту и епископу Порфирию и игумену Спасскому, и взяли благословение от них, и отпустили их каждого к своему князю.

(38. Стб. 454–456. Перевод А. Г. Кузьмина по: 65. С. 274–276)

Из Новгородской Первой летописи старшего извода

…Так воздал Господь Бог по делам нашим. На Воздвижение честного креста[42] побил мороз урожай по волости нашей, и оттого пришло горе великое: начали покупать хлеб по 8 кун, а ржи кадь по 20 гривен, а во дворах по 25, а пшеницы по 40 гривен, а пшена по 50, а овса по 13 гривен. И разбрелись град наш и волость наша, и полны были чужие города и страны братьями нашими и сёстрами, а те, кто остались, начали помирать. И кто не прослезится о том, видя мертвецов, по улицам лежащих, и младенцев, псами поедаемых. И вложил Бог в сердце архиепископу Спиридону[43] благое сотворить: устроил скудельницу (братскую могилу. — А. К.) у церкви Святых Апостолов на Прусской улице, в яме, и приставил мужа благого, смиренного, по имени Ста-нил, возить мертвецов на конях, где отыщутся по городу, — и так беспрестанно по все дни волочили и наполнили яму доверху, числом же 3 тысячи и 30…

И дали посадничество Степану ТЪердиславичу, а тысяцкое Миките Петриловичу… А княжичу Ростиславу путь показали с Торжка к отцу в Чернигов: «Отец твой обещал на коня сесть на войну с Воздвижения и крест целовал, а вот уже Николин день[44]. С нас крестное целование [снято]; а ты пойди прочь, а мы себе князя промыслим». И послали к Ярославу на всей воле новгородской. Ярослав же спешно пришёл к Новгороду месяца декабря в 30-й день, и созвали вече, и целовал [князь] Святую Богородицу на грамотах на всех Ярославлих. И, пробыв две недели, пошёл опять в Переяславль, взяв с собою младших мужей новгородских; а сыновей своих двух, Фёдора и Александра, посадил в Новгороде…

(24. С. 69–70)

Первый год княжения Фёдора и Александра Ярославичей в Новгороде был ознаменован страшными бедствиями: небывалым голодом, едва не выкосившим весь город, пожарами и мятежами. Свой рассказ о новгородских событиях продолжает их очевидец, один из авторов Новгородской Первой летописи пономарь Тимофей, трудившийся во второй половине XIII века:

…Что сказать или что возглаголать о бывшей на нас от Бога напасти?! Так что иные из простой чади людей живых резали и ели, а иные мёртвых мясо, с трупов срезая, ели, а другие конину, псину, кошек… иные же мох ели, ужей (?), сосну, кору липовую и лист ильмов[45], кто что промыслит; а иные ещё злые люди начали добрых людей дома поджигать, где рожь чуяли, и так расхищали имение их, вместо покаяния. И горше того зло было; видели пред очами своими гнев Божий: мертвецы по улицам, и по торгу, и по Великому мосту псами изъедены, не погребённые. И вторую скудельницу поставили на поле, в конце Чудинцевой улицы, и была та полна, в ней же и числа нет; и третью поставили на Колени, за Святого Рождества церковью, и та наполнилась, в ней же и числа нет. Нам бы, всё это видящим пред очами своими, лучше становиться, мы же только пуще: брат брата не пожалеет, ни отец сына, ни мать дочери, сосед соседу хлеба не преломит; не было милости между нами, но были туга и печаль, на улице скорбь друг между другом, дбма тоска при виде детей плачущих о хлебе, а других умирающих. И покупали хлеб по гривне и больше, а ржи четвёртую часть кади покупали по гривне серебра; и отдавали отцы и матери детей своих за хлеб купцам. Горе же это было не только в нашей земле одной, но по всей области Русской, кроме одного Киева. И так Бог воздал нам по делам нашим.

…Загорелся [Новгород] от двора Матвея Вышковича, и погорел весь конец Словенский, даже и до конца Холма… Такой лютый пожар был, что и по воде огонь шёл, через Волхов… Того же лета открыл Бог милосердие Своё на нас грешных, сотворил милость Свою вскоре: подоспели немцы из-заморья с житом и мукою и сотворили много добра — а уже при конце был город сей…

(24. С. 70–71)

В Новгороде же был мятеж велик, ибо не было князя Ярослава, но был тогда в Переяславле. И приехал князь из Переяславля, схватил псковичей и посадил их на Городище, в гриднице. И послал во Псков с такими словами: «Мужа моего пустите, а тем путь покажите прочь, откуда пришли». Они же… так сказали: «Пришлите к ним жён их и товары, тогда мы Вячеслава отпустим; или — вы себе, а мы себе». И так не было мира всё лето. И не пустил князь купцов к ним, и покупали [во Пскове] соль по 7 гривен за берковец[46], и отпустили Вячеслава. Князь же пустил к ним жён Борисову [и других], а мира не взял. На зиму пришли псковичи, поклонились князю: «Ты наш князь» и попросили у Ярослава [на княжение] сына Фёдора. И не дал им сына, и сказал: «Се даю вам шурина своего Юрия[47]», и повели его ко Пскову. А Борисову чадь прогнали с жёнами их. Они же пошли в Медвежью Голову[48].

(24. С. 71–72)

…В том же году, 10 июня, преставился князь Фёдор, старший сын Ярославов, и положен был в монастыре Святого Георгия[49], и молод ещё был. И кто не пожалеет о нём: свадьба приготовлена, мёды наварены, невеста приведена, князья позваны; и были вместо веселия плач и сетования за грехи наши. Но, Господи, слава Тебе, Царю небесному, так изволившему, но упокой его со всеми праведными.

В то же лето заложена была церковь на воротах от Неревского конца во имя святого Фёдора.

(24. С. 72)

В лето 6742 (1234). Пошёл князь Ярослав с новгородцами и со всей областью и со своими полками на немцев под Юрьев. И остановился князь, не дойдя до города, с полками, и пустил людей своих в зажитье[50] воевать; немцы же выступили из града, а иные из Медвежьей Головы на сторожи[51], и бились с ними те до подхода полка. И помог Бог князю Ярославу с новгородцами, и били их до реки, и пало тут несколько лучших немцев; а когда были немцы на реке Амовже, обломился лёд, и утопло их тут много, а иные, раненые, вбежали в Юрьев, а другие — в Медвежью Голову; и много опустошили земли их и урожай потратили. И поклонились немцы князю; Ярослав же заключил с ними мир на всей правде своей. И возвратились новгородцы все здравы, а низовцев[52] несколько погибло.

…Тогда же весть пришла в Новгород, к князю Ярославу; князь же с новгородцами, рассевшись в насады, а иные на конях, пошли за ними по Ловати. И когда были у Моравьина, возвратились ладейщики обратно в город, и князь отпустил их, потому что не хватило у них хлеба, а сам с конниками пошёл за литовцами. И настиг их на Дубровне, на селище, в Торопецкой волости, и тут бились с безбожной окаянной литвою; и пособил Бог и крест честной и Святая София, Премудрость Божия, князю Ярославу с новгородцами над погаными, и отняли у них коней 300 и товар их; а те побежали в лес, побросав оружие, и щиты, и сови[53], и всё с себя; а иные тут костьми пали. А новгородцев тут убили 10 человек… Покой, Господи, души их в Царствии небесном, проливших кровь свою за Святую Софию и за кровь христианскую.

(24. С. 72–73)

Из «Истории завоевателя мира» Джувейни

Когда каан (великий хан Угедей, сын Чингисхана. — А. К.) во второй раз устроил большой курилтай и назначил совещание относительно уничтожения и истребления остальных непокорных, то состоялось решение завладеть странами Булгара, асов и Руси, которые находились по соседству становища Бату, не были ещё окончательно покорены и гордились своей многочисленностью. Поэтому в помощь и подкрепление Бату он [Угедей] назначил царевичей: [сыновей Тулуя] Менгу-хана и брата его Бучека, из своих сыновей Грюк-хана и Кадагана и других царевичей: Куль-кана, Бури, Байдара, братьев Бату — Хорду и Тангута, и нескольких других царевичей, а из знатных эмиров был Субатай-бахадур… Весной[54] [они] выступили из своих местопребываний и поспешили опередить друг друга… От множества войска земля стонала и гудела, а от многочисленности и шума полчищ столбенели дикие звери и хищные животные…

(64. С. 25–26. Перевод В. Г. Тизенгаузена)

В лето 6744 (1236). Пошёл князь Ярослав из Новгорода к Киеву на стол, взяв с собою новгородцев лучших: Судимира в Славне, Якима Влунковича, Косту Вячеславича и новоторжцев 100 человек, а в Новгороде посадил сына своего Александра. И, придя, сел в Киеве на столе; и продержал новгородцев и новоторжцев одну неделю, и, одарив, отпустил прочь; и вернулись все здравы…

(24. С. 74)

…Пришёл Ярослав Суздальский и взял Киев под Владимиром[55], [но], не сумев его удержать, пошёл обратно к Суздалю, и взял под ним [Киев] Михаил [Черниговский]…

(39. Стб. 777)

…Того же лета[56] пришли немцы в силе великой из заморья в Ригу, и тут соединились все: и рижане, и вся Чудская земля, а псковичи от себя послали помощь, 200 мужей, [и] пошли на безбожную литву. И так, грехов ради наших, побеждены были безбожными язычниками, пришёл домой лишь каждый десятый.

(24. С. 74)

…Той же осенью пришли от восточной страны в Болгарскую землю безбожные татары, и взяли славный Великий город Болгарский, и перебили оружием от старца и до юного и до сущего младенца, и взяли товара множество, а город их пожгли огнём и всю землю их полонили…

(38. Стб. 460)

Князь же великий Юрий вельми рад сему был и повелел их развести по городам около Волги и в другие. Тогда многие советовали ему, чтоб городы крепить и со всеми князи согласиться к сопротивлению, ежели оные нечестивые татара придут на земли его, но он, наделся на силу свою, яко и прежде, оное презрил.

(70. С. 230)

…Ныне же, находясь на границах Руси, мы близко узнали действительную правду о том, что всё войско, идущее в страны запада, разделено на четыре части. Одна часть у реки Этиль (Волги. — А. К.) на границах Руси с восточного края подступила к Суздалю. Другая же часть в южном направлении уже нападала[57] на границы Рязани, другого русского княжества. Третья часть остановилась против реки Дона, близ замка Воронеж (?)[58], также княжества русских. Они, как передавали нам словесно сами русские, венгры и булгары, бежавшие перед ними, ждут того, чтобы земля, реки и болота с наступлением ближайшей зимы замёрзли, после чего всему множеству татар легко будет разграбить всю Русь…

Многие передают за верное и князь суздальский передал словесно через меня королю венгерскому, что татары днём и ночью совещаются, как бы прийти и захватить королевство венгров-христиан. Ибо у них, говорят, есть намерение идти на завоевание Рима и дальнейшего. Поэтому он [хан] отправил послов к королю венгерскому. Проезжая через землю суздальскую, они были захвачены князем суздальским, а письмо, посланное королю венгерскому, он у них взял; самих послов… я видел со спутниками, мне данными…

(3. С. 83–90. Перевод С. А. Аннинского)

…В субботу мясопустную начали татары готовить леса, и пороки[59] устанавливали до вечера, а на ночь поставили ограду вокруг всего города Владимира. В воскресенье мясопустное после заутрени пошли они на приступ к городу, месяца февраля в седьмой день, на память святого мученика Феодора Стратилата… И так вскоре взяли Новый город…

А епископ Митрофан, и княгиня Юрия с дочерью, и со снохами, и с внучатами, и другие, княгиня Владимира[60] с детьми, и многое множество бояр и простых людей заперлись в церкви Святой Богородицы. И были они здесь без милости сожжены… Татары же силой выбили двери церковные и увидели, что одни в огне скончались, а других они оружием добили…

…Убит был Пахомий, архимандрит монастыря Рождества Святой Богородицы, и игумен Успенский, Феодосий Спасский, и другие игумены, и монахи, и монахини, и попы, и диаконы, начиная с юных и кончая старцами и грудными младенцами. Расправились татары со всеми, убивая одних, а других уводя босых и раздетых, умирающих от холода, в станы свои. И было видеть страшно и трепетно, как в христианском роде страх, и сомнение, и несчастье распространялись…

Часть татар пошла к Ростову, а другая часть к Ярославлю, а иные пошли на Волгу на Городец, и пленили они все земли по Волге до самого Галича Мерьского; а другие татары пошли на Переяславль, и взяли его, а оттуда пленили все окрестные земли и многие города вплоть до Торжка. И нет ни одного места, и мало таких деревень и сёл, где бы ни воевали они на Суздальской земле. Взяли они, в один месяц февраль, четырнадцать городов, не считая слобод и погостов…

(38. Стб. 462–464. Перевод Д. М. Буланина по: 28. С. 139–141)

…Они (монголы. — А. К.) ожесточённо дрались… Город Переяславль, коренную область Везислава (Всеволода? — А. К.), они взяли сообща в 5 дней. Эмир этой области банке Юрку (великий князь Юрий Всеволодович. — А. К.) бежал и ушёл в лес; его также поймали и убили. После того они (монголы. — А. К.) ушли оттуда, порешив на совете идти туманами облавой и всякий город, область и крепость, которые им встретятся, брать и разрушать…

(59. С. 39. Перевод Ю. П. Верховского)

…Татары в своей неслыханной жестокости, нисколько не заботясь о военной добыче, ни во что не ставя награбленное ценное добро, стремились только к уничтожению людей. И когда они увидели, что те (венгры. — А. К.) уже измучены трудной дорогой, их руки не могут держать оружия, а их ослабевшие ноги не в состоянии бежать дальше, тогда они начали со всех сторон поражать их копьями, рубить мечами, не щадя никого, но зверски уничтожая всех… Если кто и смог выбраться из этого омута, не имел никакой надежды избежать смерти от меча, потому что вся земля, как от саранчи, кишела вражескими полчищами, которым было чуждо всякое чувство милосердия, чтобы пощадить поверженных, пожалеть пленных, отпустить изнемогших, но которые, как дикие звери, жаждали человеческой крови. Тогда все дороги, все тропинки были завалены трупами…

Более того, татарские женщины, вооружённые на мужской манер, как мужчины, отважно бросались в бой, причём с особой жестокостью они издевались над пленными женщинами. Если они замечали женщин с более привлекательными лицами, которые хоть в какой-то мере могли вызвать у них чувство ревности, они немедленно умерщвляли их ударом меча, если же они видели пригодных к рабскому труду, то отрезали им носы и с обезображенными лицами отдавали исполнять обязанности рабынь. Даже пленных детей они подзывали к себе и устраивали такую забаву: сначала они заставляли их усесться в ряд, а затем, позвав своих детей, давали каждому по увесистой дубинке и приказывали бить ими по головам несчастных малышей, а сами сидели и безжалостно наблюдали, громко смеясь и хваля того, кто был более меток и кто одним ударом мог разбить череп и убить ребёнка.

(72. С. 109–110. Перевод О. А. Акимовой)

Из Новгородской Первой летописи старшего извода

Окаянные же взяли Москву, Переяславль, Юрьев[61], Дмитров, Волок, Тверь; здесь же и сына Ярославова убили. А затем пришли беззаконные и обступили Торжок на Собор Чистой недели[62], и окружили весь тыном, так же, как и другие города брали. И били окаянные из пороков в течение двух недель, и изнемогли люди в городе, а из Новгорода им уже не было помощи, но были все там в недоумении и страхе. И так взяли поганые город, и перебили всех, от мужского пола и до женского, священнический чин весь и монашеский; а всё изобнажено и поругано, горькою и бедною смертью предали души свои Господу месяца марта в 5-й день, на память святого мученика Конона[63], в среду средокрестной недели… Тогда же гнались окаянные безбожники от Торжка Селигерским путём, даже до Игнач-креста, и секли людей всех, словно траву, [не дойдя] 100 вёрст до Новгорода. Новгород же сохранил Бог и святая великая и соборная апостольская церковь Святой Софии, и снятый Кирилл, и молитва святых благоверных архиепископов, и благоверных князей, и преподобных черноризцев иерейского собора…

(24. С. 76)

За умножение грехов наших смирил нас Господь Бог перед врагами нашими: да если явится где один татарин, то многие наши не смеют противиться ему; если же двое или трое, то многие русские, бросая жён и детей, обращаются в бегство…

(47. С. 156–157)

…Не пленена ли земля наша? Не покорены ли города наши? — с болью в сердце будет восклицать в 70-е годы XIII века знаменитый русский проповедник и пастырь Серапион, епископ Владимирский. — Давно ли пали отцы и братья наши трупьем на землю? Не уведены ли женщины наши и дети в полон? Не порабощены ли были оставшиеся горестным рабством неверных? Вот уже к сорока годам приближаются страдания и мучения, и дани тяжкие на нас непрестанны, голод, мор на скот наш, и всласть хлеба своего наесться не можем, и стенания наши и горе сушат нам кости. Кто же нас до этого довёл? Наше безверье и наши грехи, наше непослушанье, нераскаянность наша! Молю вас, братья, каждого из вас: вникните в помыслы ваши, узрите очами сердца дела ваши, — возненавидьте их и отриньте, к покаянью придите…

…Даже язычники, Божьего слова не зная, не убивают единоверцев своих, не грабят, не обвиняют, не клевещут, не крадут, не зарятся на чужое, — продолжает в другой своей проповеди Серапион, — никакой неверный не продаст своего брата, но если кого-то постигнет беда — выкупят его и на жизнь дадут ему… Мы же считаем себя православными, во имя Божье крещёнными и, заповедь Божию зная, неправды всегда преисполнены, и зависти, и немилосердья: братий своих мы грабим и убиваем, язычникам их продаём; доносами, завистью, если бы можно, так съели б друг друга, — но Бог охраняет. Вельможа или простой человек — каждый добычи желает, ищет, как бы обидеть кого. Окаянный, кого поедаешь?! Не такого ли человека, как ты сам?.. Потому вам с мольбой говорю: раскаемся все мы сердечно — и Бог оставит свой гнев, отвратимся от всех злодеяний — и Господь Бог да вернётся к нам…

(28. С. 445, 455. Перевод В. В. Колесова)

В лето 6746 (1238). Ярослав, сын великого Всеволода, занял стол во Владимире. И была радость великая среди христиан, которых Бог избавил рукой Своей крепкой от безбожных татар… В тот же год великий князь Ярослав отдал Суздаль брату своему Святославу. В тот же год отдал Ярослав Ивану Стародуб. В тот же год было мирно.

…Этих князей Бог спас от руки иноплеменников: благочестивого и правоверного великого князя Ярослава и его благородных сыновей; а было их шесть: Александр, Андрей, Константин, Афанасий[65], Даниил, Михаил; а Святослав с сыном Дмитрием, Иван Всеволодович, Владимир Константинович, два сына Василька — Борис и Глеб, Василий Всеволодович — и все они были сохранены Божьей благодатью…

(38. Стб. 467, 469. Перевод Д. М. Буланина по: 28. С. 145, 147)

В том же году Ярослав пошёл из Смоленска на литву, и литву победил, и князя их захватил; и, урядив смолян, посадил на княжение князя Всеволода[66], а сам со множеством полона и с великой честью вернулся восвояси.

В том же году, на зиму, взяли татары Мордовскую землю, и Муром сожгли, и по Клязьме воевали, и град Святой Богородицы Гороховец сожгли, а сами пошли в станы свои. Тогда же был пополох зол по всей земле, и сами не ведали люди, кто куда бежит.

(38. Стб. 469–470)

Женился князь Александр, сын Ярославов, в Новгороде, взяв за себя в Полоцке у Брячислава дочь, и венчался в Торопце: тут кашу чинил[68], а в Новгороде — другую.

В том же году князь Александр с новгородцами срубил городки по Шелони.

(24. С. 77)

Язычники много горя узнали!..

Ту страну, что Эрик крестил,

думаю, русский князь упустил[70].

(74. С. 12–13. Перевод А. Ю. Желтухина)

Из Новгородской Первой летописи старшего извода

В лето 6748 (1240). Пришли свей в силе великой, и мурмане, и сумь, и емь[71] на кораблях — великое множество; свей с князем и с епископами своими. И стали в Неве у устья Ижоры, стремясь захватить Ладогу, попросту же сказать, и Новгород, и всю область Новгородскую. Но ещё преблагой, премилостивый человеколюбец Бог сберёг нас и защитил от иноплеменников, всуе дерзнувших, без Божьего повеления. Ибо пришла весть в Новгород о том, что свей идут к Ладоге. Князь же Александр, нимало не промедлив, пошёл против них с новгородцами и с ладожанами и победил их силою Святой Софии и молитвами владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии, месяца июля в 15-й день, на память святых Кирика и Улиты, в неделю на Собор 630-ти святых отец, бывший в Халки-доне; и была тут великая сеча свеям. И тут убит был воевода их по имени Спиридон[72], а иные толковали, будто и епископ их убит был тут же. И пало их многое множество: наполнили два корабля телами лучших мужей и пустили впереди себя по морю, а для прочих выкопали яму и побросали туда без числа; а другие многие ранены были. И в ту же ночь, не дождавшись рассвета понедельника, ушли посрамлённые. Из новгородцев же тут пали: Константин Луготинич, Порята Пинещинич, Намест, Дрочило Нездылов сын кожевника, а всего 20 человек с ладожанами или меньше — Бог весть. Князь же Александр с новгородцами и с ладожанами возвратились все в здравии восвояси, сохранены Богом и Святою Софиею и молитвами всех святых.

(24. С. 77)

Покой, Господи, избиенных на Неве от немец при великом князе Александре Ярославиче: и княжих воевод, и новгородских воевод, и всех избиенных братии нашей…

…и на Ледом избиенных от немец братии нашей, и на Ракоборе избиенных от немец братии нашей, и у Венца избиенных от немец при князе Андрее, и у Выбора избиенных от немец братии нашей при князе Юрье, и в Орехове скончавшихся братии нашей, и под Корельским городом избиенных от немец братии нашей, и на Нарове избиенных при князе Александре Ярославиче, и на Мурманех, и на Печере, и в Перми, и на Югре избиенных братии нашей, и в полону скончавшихся братии нашей, и в поганском языке…

(Цит. по: 136. С. 131)

Из «Повести о житии и о храбрости

благоверного и великого князя Александра»

Услышав же о… мужестве князя Александра, король части Римской от полуночной страны[73] помыслил в себе: «Пойду и пленю землю Александрову». И собрал силу великую, и наполнил многие корабли полками своими, двинулся в силе тяжкой, пыхая духом ратным. И пришёл в Неву, шатаясь безумием, и, возгордившись, послал послов своих в Новгород, к князю Александру, говоря: «Если можешь противиться мне, то вот я уже здесь, беру в плен землю твою».

Александр же, слыша слова эти, разгорелся сердцем, и вошёл в церковь Святой Софии, и, упав на колени пред алтарём, начал молиться со слезами… И, окончив молитву, встал, поклонился архиепископу. Архиепископ же Спиридон благословил его и отпустил. Он же, выйдя из церкви, утёр слезы, начал ободрять дружину свою, говоря: «Не в силе Бог, но в правде. Вспомним Песнотворца, который сказал: «Иные с оружием, иные конями, а мы именем Господа, Бога нашего, хвалимся. Они поколебались и пали; а мы встали, и стоим прямо»[74]. И, сказав это, пошёл на них с малой дружиной, не дожидаясь многих сил своих, но уповая на Святую Троицу.

Горестно же было слышать, что отец его, честный великий [князь] Ярослав, не ведал о таковом нападении на сына своего, милого Александра, и тому некогда было послать весть отцу, ибо ратные уже приближались. Потому и многие новгородцы не успели присоединиться, так как князь поспешил выступить.

Выступил же на них в день воскресение, 15 июля, на память 630-ти святых отцов Халкидонского собора и святых мучеников Кирика и Улиты, имея веру великую к святым мученикам Борису и Глебу.

Разведав вражескую силу, он пошёл навстречу князю Александру, чтобы рассказать ему о станах и укреплениях их. Стоял же он на берегу моря, и стерёг оба пути, и провёл всю ночь в бдении. И когда начало восходить солнце, он услышал на море дивный шум и увидел один насад плывущий; посреди же насада стояли святые мученики Борис и Глеб в червлёных одеждах и держали руки на плечах друг друга. Цгебцы же сидели, словно мглою одеты. Сказал Борис: «Брат Глеб, вели грести, да поможем сроднику своему Александру». Увидев такое видение и услышав такие слова мучеников, Пелгуй стоял, охваченный трепетом, до тех пор, пока насад не скрылся с глаз его.

После этого решился [князь] напасть на них в шестом часу дня[75]. И была сеча великая с римлянами, и перебил их бесчисленное множество, и самому королю возложил печать на лицо острым своим копьём.

Здесь же в полку Александровом отличились шесть мужей храбрых, которые крепко сражались вместе с ним. Один — по имени Таврило Олексич. Этот напал на шнек[76] и, увидев королевича, которого тащили под руки, въехал по доске, по которой поднимались, до самого корабля. И побежали перед ним на корабль, и, повернувшись, сбросили его с доски в Неву вместе с конём. Божьей милостью выбрался оттуда невредим, и вновь напал на них, и бился с самим воеводой посреди полка их. Второй — новгородец, по имени Сбыслав Якунович; он много раз нападал на войско их и бился одним топором, не имея страха в сердце своём. И немало пало от руки его, и подивились силе его и храбрости. Третий — Яков, полочанин, был ловчим у князя. Этот напал на врагов с мечом и мужественно бился, и похвалил его князь. Четвёртый — новгородец, по имени Миша. Этот пешим с дружиной своей напал на корабли и потопил три корабля римлян. Пятый — из младших людей, по имени Савва. Этот напал на великий шатёр златоверхий и подрубил столб шатёрный. Полки же Александровы, увидев падение шатра, возрадовались. Шестой — из слуг князя, по имени Ратмир. Этот бился пеш, и окружило его много врагов. Он же, от многих ран упав, скончался. Обо всём этом слышал я от господина своего Александра и от иных, кто участвовал в то время в той сече.

Было же в то время дивное чудо, словно в древние времена при царе Езекии, когда пришёл Сенахирим, царь ассирийский, на Иерусалим, хотя пленить святой град, и внезапно вышел ангел Господень и избил из полка ассирийского сто восемьдесят пять тысяч, и когда настало утро, нашли лишь их мёртвые трупы. Так же было и при победе Александровой: когда победил он короля, то на противоположной стороне реки Ижоры, где нельзя было пройти полку Александрову, нашли многое множество убитых ангелом Божьим. Остаток же их бежал, а трупы мёртвых своих накидали в корабли и потопили в море. Князь же Александр возвратился с победою, хваля и славя имя своего Творца.

(5. С. 188–190)

…Первее сего поднялся князь Белгер и вошёл в Неву, и встретил его князь Александр на Ижоре-реке: самого прогнал, полки побил…

(40. С. 281)

О великом князе нашем Александре Ярославиче, об умном и о крепкосмысленном, о храбром, тезоименитом царю Александру Македонскому, подобнике царю Ахиллесу, крепкому и храброму…

(41. Стб. 303; ср.: 80. С. 200)

Из Новгородской Первой летописи старшего извода

В том же году взяли немцы: медвежане, юрьевцы, вельяндцы[79] с князем Ярославом Владимировичем Изборск. И пришла весть во Псков, что взяли немцы Изборск; и вышли псковичи все, и бились с ними, и победили их немцы. Тут убили Гаврила Гориславича, воеводу; а псковичей погнали, многих побили, а иных в полон взяли. И пригнали под город, и зажгли посад весь; и много зла было: и погорели церкви, и чтимые иконы, и книги, и Евангелия; и много сёл опустошили около Пскова. И стояли под городом неделю, но города не взяли; и забрали детей у добрых людей в заложники, и отошли прочь. И так были без мира, потому что вступили псковичи в сговор с немцами, и подвёл их [во Псков] Твердило Иванович с иными, и сам начал владеть Псковом с немцами, воюя сёла новгородские. А иные псковичи бежали в Новгород с жёнами и с детьми…

(24. С. 77–78)

Избили немцы псковичей под Изборском, 600 мужей[80], месяца сентября в 16-й день[81]. И затем пришли немцы и взяли град Псков, и сидели немцы во Пскове 2 года.

(57. С. 13)

…Русские изнемогли от боя под Изборском:

они сдались ордену…

Мир был заключён тогда

с русскими на таких условиях,

что Герпольт[82], который был их князем,

по своей доброй воле оставил

замки и хорошие земли

в руках братьев-тевтонцев,

чтобы ими управлял магистр…

Там оставили двух братьев-рыцарей,

которым поручили охранять землю,

и небольшой отряд немцев.

Это обернулось позже им во вред:

их господство длилось недолго…

(6. С. 209. Перевод И. Э. Клейненберга)

…Той же зимой вышел князь Александр из Новгорода к отцу в Переяславль с матерью и с женою и со всем двором своим, рассорившись с новгородцами.

(24. С. 78)

Того же лета размолвились новгородцы с Александром Ярославичем, и была крамола великая в Новгороде. И отъехал Александр к отцу своему, великому князю Ярославу Всеволодовичу Владимирскому, и, немного пробыв у отца, пошёл на княжение в Переяславль, что на Клещине озере.

(43. С. 123)

Той же зимой пришли немцы с чудью на водь[83], и повоевали их, и дань на них возложили, а город устроили в погосте Копорье. И не одно это зло было от них, но и Тесов взяли, и в тридцати верстах от Новгорода воевали, купцов побивая, по Луге и до Сабли[84]. Новгородцы же послали к Ярославу за князем, и дал им тот сына своего Андрея. Тогда, посовещавшись, послали новгородцы владыку с мужами опять — за Александром. А на волость Новгородскую напали литва, немцы, чудь и захватили по Луге всех коней и скот, и нельзя пахать было по сёлам, да и не на чем. И отдал Ярослав сына своего Александра опять.

В лето 6749 (1241). Пришёл князь Александр в Новгород, и рады были новгородцы. В том же году пошёл князь Александр с новгородцами, и с ладожанами, и с корелою, и с ижорянами на немцев, на город Копорье, и взял город; немцев же привёл в Новгород, а иных отпустил по своей воле, а изменников вожан и чудь повесил.

(24. С. 78)

…Пошёл князь Александр от отца своего Ярослава к Новгороду и, придя в Новгород, многих крамольников перевешал.

(43. С. 125)

В лето 6749 (1241). Родился Ярославу сын и наречён был в святом крещении Василий[85]. В том же году татары победили венгров. В том же году татары убили Мстислава Рыльского…

(38. Стб. 470)

Из Новгородской Первой летописи старшего извода

В лето 6750 (1242). Пошёл князь Александр с новгородцами и с братом Андреем и с низовцами на Чудскую землю, против немцев, и захватил пути все — до Пскова. И занял князь изгоном[87] Псков, схватил немцев и чудь и, оковав, заточил их в Новгороде, а сам пошёл на чудь…

На Руси есть город,

он называется Новгород.

До [новгородского] князя дошло это известие,

Он собрался со многими отрядами

против Пскова, это истина.

Туда он прибыл с большой силой;

он привёл много русских,

чтобы освободить псковичей.

Этому они от всего сердца обрадовались.

Когда он увидел немцев,

он после этого долго не медлил,

он изгнал обоих братьев-рыцарей,

положив конец их фогтству,

и все их слуги были прогнаны.

Никого из немцев там не осталось:

русским они оставили землю…

Новгородский князь опять ушёл в свою землю.

После этого недолго было спокойно…

(6. С. 209–211)

Из Новгородской Первой летописи старшего извода

…И когда вступил [князь Александр] в [Чудскую] землю, пустил весь свой полк в зажитья. Домаш же ТЬердиславич и Кербет были в розгоне[88], и встретили их немцы и чудь у моста, и бились тут. И убили тут Домаша, брата посадникова, мужа честного, и иных с ним убили, а иных в плен взяли, а иные к князю прибежали в полк. Князь же отступил на озеро, немцы же и чудь двинулись на него. Узрев их, князь Александр и новгородцы поставили полк на Чудском озере, на Узмени, у Вороньего камня[89]. И наехали на полк немцы и чудь, и пробились свиньёй[90] сквозь полк, и была тут великая сеча немцам и чуди. Бог же и Святая София и святые мученики Борис и Глеб, за которых новгородцы кровь свою проливали[91], — тех святых великими молитвами пособил Бог князю Александру; и пали тут немцы, а чудь спину показала. И гнались за ними, избивая, 7 вёрст по льду, до Соболичского берега; и погибло чуди без числа, а немцев 400, а 50 в плен взяли и привели в Новгород. А бились месяца апреля в 5-й [день], на память святого мученика Клавдия, на Похвалу Святой Богородице[92], в субботу…

(24. С. 78)

Из Лаврентьевской летописи

Великий князь Ярослав послал сына своего Андрея в Новгород Великий в помощь Александру на немцев. И победили их за Псковом на озере, и в полон многих взяли, и возвратился Андрей к отцу своему с честью.

(38. Стб. 470)

Из Жития Александра Невского

…На третий же год после победы Александра над королём, в зимнее время, пошёл на землю немецкую в силе великой, чтобы не похвалялись, говоря: «Покорим славянский народ под себя»… Иные же города немецкие соединились и решили: «Пойдём и победим Александра и в плен его возьмём».

Когда же приблизились ратные, то проведали про них стражи Александровы. Князь же Александр исполнился и пошёл навстречу, и покрылось озеро Чудское множеством воинов с обеих сторон. Отец же его Ярослав прислал ему на помощь младшего брата Андрея с большой дружиной. Также и у князя Александра было множество храбрецов, как в древние времена у царя Давида, сильных и крепких. Так и мужи Александровы исполнились духа ратного, ибо сердца их были, словно сердца львов, и сказали: «О княже наш честный! Ныне пришло нам время положить головы свои за тебя». Князь же Александр, воздев руки к небу, сказал: «Суди меня, Боже, и рассуди распрю мою с народом велеречивым, и помоги мне, Боже, как ты помог в древности Моисею победить Амалика и прадеду моему Ярославу — окаянного Святополка».

Была же тогда суббота. И когда взошло солнце, сошлись оба войска. И была сеча зла, и треск от ломающихся копий стоял, и звон от ударов мечами, словно замёрзшее озеро двинулось; и нельзя было льда видеть, ибо покрыт он был кровью.

Слышал же я об этом от очевидца, который поведал мне, что видел воинство Божие на небесах, пришедшее на помощь Александру. И так победил их помощью Божией, и показали враги спины свои, и секли их, гонясь, словно по воздуху, и некуда было бежать им. И прославил здесь Бог Александра пред всеми полками, как Иисуса Навина у Иерихона. А тех, кто говорил: «Захватим Александра», — предал Бог в руки его. И никогда не находилось противника, достойного его в битве.

И возвратился князь Александр со славной победой. И многое множество пленных было в полку его, и вели босыми подле коней тех, кто именует себя «Божьими рыцарями».

Когда же приблизился князь ко граду Пскову, встретили его пред городом игумены, и священники в ризах с крестами, и весь народ, воздавая хвалу Богу и славу господину князю Александру[93]…

(5. С. 190–191)

Из Псковской Первой летописи

Пришёл князь Александр, и избил немцев во граде Пскове, и град Псков избавил от безбожных немцев помощью Святой Троицы. И бился с ними на льду, и пособил Бог князю Александру и мужам новгородцам и псковичам: одних избил, а других, связав, босыми повёл по льду. Сей бой был месяца апреля в 1-й день[94]; и была в граде Пскове радость великая. И сказал князь Александр: «О мужи псковичи, говорю вам: если и после кто из родичей моих прибежит к вам в печали или так приедет пожить во град Псков, а вы его не примете, не воздадите почести ему, то наречетесь вторая жидова».

(57. С. 13)

Из Софийской Первой летописи[95]

…Когда приблизились [немцы], подивились стражи великого князя Александра Ярославича[96] силе немецкой. Сам же великий князь Александр поклонился Святой Троице и пошёл на землю Немецкую, хотя отмстить за кровь христианскую. Была же зима в то время, когда он вступил в землю их… Услыхав о том, вышел против них мейстер[97] со всеми епископами своими и со всем множеством языка их и власти их, какая ни есть в той стране, и с помощью королевскою[98], и сошлись на озере, называемом Чудским. Великий же князь Александр Ярославич отступил на озеро, немцы же и чудь пошли за ними… И дали ратные плечи свои на раны, и секли их, гонясь, словно по воздуху, и не было им, куда убежать, и били их 7 вёрст по льду, до Суболичского берега. И пало немцев 500, а чуди бесчисленное множество. А в плен захватили 50 нарочитых воевод немецких и привели их в Новгород, а иных вода потопила, а иные, тяжко раненые, убежали…

(41. Стб. 312–314)

Из Новгородской Карамзинской летописи

…И помог Бог князьям, и новгородцам, и псковичам; и пало немцев, ратманов и панов[99], 500, а в плен 50 захватили, а чудь побежала. И пошёл князь, побивая их, 7 вёрст по озеру до Соболицкого берега, и очень много чуди побил, без числа, а иных вода потопила…

(54. С. 117)

Из «Старшей Ливонской рифмованной хроники»

Есть город большой и широкий,

который также расположен на Руси:

он называется Суздаль.

Александром звали того,

кто в то время был его князем[100]:

он приказал своему войску готовиться к походу.

Русским были обидны их неудачи;

быстро они приготовились.

Тогда выступил князь Александр

и с ним многие другие русские из Суздаля.

Они имели бесчисленное количество луков,

очень много красивейших доспехов.

Их знамёна были богаты,

их шлемы излучали свет.

Так направились они в землю братьев-рыцарей,

сильные войском.

Тогда братья-рыцари, быстро вооружившись,

оказали им сопротивление;

но их [рыцарей] было немного.

В Дерите узнали,

что пришёл князь Александр

с войском в землю братьев-рыцарей,

чиня грабежи и пожары.

Епископ не оставил это без внимания,

быстро он велел мужам епископства

поспешить с войском братьев-рыцарей

для борьбы против русских.

Что он приказал, то и произошло.

Они после этого долго не медлили,

они присоединились к силам братьев-рыцарей.

Они привели слишком мало народа,

войско братьев-рыцарей было также

слишком маленьким.

Однако они пришли к единому мнению

атаковать русских.

Немцы начали с ними бой.

Русские имели много стрелков,

которые мужественно приняли первый натиск,

[находясь] перед дружиной князя.

Видно было, как отряд братьев-рыцарей

одолел стрелков;

там был слышен звон мечей,

и видно было, как рассекались шлемы.

С обеих сторон убитые

падали на траву[101].

Те, которые находились в войске братьев-рыцарей,

были окружены.

Русские имели такую рать,

что каждого немца атаковало,

пожалуй, шестьдесят человек[102].

Братья-рыцари достаточно упорно сопротивлялись,

но их там одолели.

Часть дерптцев вышла

из боя, это было их спасением,

они вынужденно отступили.

Там было убито двадцать братьев рыцарей,

а шесть было взято в плен[103].

Таков был ход боя.

Князь Александр был рад,

что он одержал победу.

Он возвратился в свои земли.

Однако эта победа ему стоила

многих храбрых мужей,

которым больше никогда не идти в поход.

Что касается братьев-рыцарей, которые

в этом бою были убиты…

то они позже должным образом оплакивались

со многими бесстрашными героями,

которые по призыву Бога

посвятили себя жизни среди братьев-тевтонцев…

(6. С. 211–215. Перевод И. Э. Клейненберга. См. также: 22. С. 229–234)

Из «Хроники Тевтонского ордена»[104]

Этот князь Александр собрался с большим войском и с большой силой пришёл к Пскову и взял его. Несмотря на то, что христиане[105] храбро оборонялись, немцы были разбиты и взяты в плен и подвергнуты тяжкой пытке, и там было убито семьдесят орденских рыцарей. Князь Александр был рад своей победе, а братья-рыцари со своими людьми, которые там были убиты, стали мучениками во имя Бога, прославляемыми среди христиан.

(6. С. 235–236. Перевод И. Э. Клейненберга)

Из «Хроники Ливонии» Бальтазара Руссова[106]

…Христиане… сражались мужественно, но в конце концов они потерпели поражение. Тогда было убито семьдесят орденских рыцарей с многими из немецкого войска, а шесть братьев-рыцарей попали в плен и были замучены до смерти.

(6. С. 239. Перевод И. Э. Клейненберга)

…Город (Псков. — А. К.) даже был взят немцами, как гласит предание, около 6750 (1242. — А. К.) года.

Однако немного спустя после того Александр Ярославович, из рода Мономахова, возвратил свободу городу; будучи отправлен ханом татарским Батыем и получивши в подмогу татарские вспомогательные войска, он победил в сражении ливонцев и затем по договору возвратил город; несмотря на это, и после того были продолжительные у города войны с теми же ливонцами.

(11. С. 195. Перевод И. И. Виноградова)

Из Новгородской Первой летописи старшего извода

В том же году прислали немцы [к князю Александру] с поклоном: «Что заняли мы силою без князя Водь, Лугу, Псков, Латыголу — от того всего отступаемся. А что мужей ваших в плен захватили — готовы тех обменять: мы ваших отпустим, а вы наших пустите». И отпустили заложников псковских, и заключили мир.

(24. С. 78–79)

Из Новгородской Первой летописи старшего извода

В лето 6751 (1243). Преставился раб Божий Варлам, а мирским именем Вячеслав Прокшинич, на Хутыне, у Святого Спаса[108], месяца мая в 4-й день, а похоронен был на следующий день, 5-го, на память святой Ирины, архиепископом Спиридоном и игуменом Сидором, при князе Александре.

Того же месяца в 18-й день, на память святого мученика Александра, явилось знамение во Пскове, в монастыре Святого Иоанна, от иконы Святого Спаса над гробом княгини Ярослава Владимировича, которую убил пасынок её в Медвежьей Голове: лилось миро от иконы 12 дней и налилось 4 вощаницы… и привезли две в Новгород на благословение, а две оставили себе во Пскове…

В том же году, месяца августа в 16-й день, преставился раб Божий Стефан Твердиславич, внук Михалков, посадник новгородский, в воскресенье, в 1-й час ночи, на память святых Павла и Ульяны; [и похоронен] в притворе Святой Софии, где похоронены архиепископы Аркадий и Мартирий; посадничал 13 лет без трёх месяцев.

(24. С. 79)

Из Лаврентьевской летописи

Великий князь Ярослав поехал в Татары, к Батыю, а сына своего Константина послал к Кановичам. Батый же почтил Ярослава великого честью и мужей его, и отпустил, и сказал ему: «Ярослав, будешь ты старейшим среди всех князей в русском языке». Ярослав же возвратился в Русскую землю с великой честью.

(38. Стб. 470)

…При архиепископе Спиридоне Великого Новгорода и Пскова великий князь Ярослав Всеволодович, благоверного великого князя Александра Невского отец, начал дань давать в Золотую Орду.

(25. С. 204)

Из Новгородской Первой летописи старшего извода

Преставилась княгиня Ярославова, приняв пострижение в монастыре Святого Георгия. Туг же и положена была с другой стороны от сына своего Феодора, месяца мая в 4-й день; и наречено было имя ей [при пострижении] — Евфросинья[110].

(24. С. 79)

Из Лаврентьевской летописи

Князь Владимир Константинович, Борис Василько-вич и Василий Всеволодович[112] со своими мужами поехали в Татары, к Батыю, просить о своих отчинах. Батый же почтил их достойною честью и отпустил их, рассудив каждому его отчину; и приехали с честью в свою землю.

(38. Стб. 470)

Из Новгородской Первой летописи старшего извода

Воевала литва около Торжка и Бежицы. И гнались за ними новоторжцы с князем Ярославом Владимировичем[113], и бились с ними. И отняли коней у новоторжцев, а самих их избили и пошли с полоном прочь. Погнались за ними Явид и Кербет с тверичами и дмитровцами и Ярослав с новоторжцами; и били их под Торопцом, а княжичи их [литовские] вбежали в Торопец. Наутро поспел Александр с новгородцами, и отняли полон весь, а княжичей порубили восьмерых или больше. И затем новгородцы возвратились; князь же погнался за литовцами со своим двором, и бил их под Зижичем, и не упустил из них ни одного мужа, и избили тут остаток княжичей. Сам же [Александр] взял сына своего[114] из Витебска, поехал с малой дружиной и встретил иную рать у Усвята. И тут ему Бог помог, и этих побил, а сам пришёл здоров, и дружина его.

(24. С. 79)

…В то же время умножился народ литовский и начал причинять вред владениям Александровым. Он же выезжал и избивал их. Однажды случилось ему выехать, и за один выезд победил семь полков, множество князей их убил, а иных взял в плен; слуги же его, насмехаясь, привязывали их к хвостам коней своих. И начали с того времени бояться имени его.

(5. С. 192)

Ездил Александр во второй раз к Батыю, и Батый отпустил его на Русь с честью.

(49. С. 229; 54. С. 117)

Некий архиепископ из Руссии по имени Пётр, муж, как можно было судить, честный, набожный и достойный доверия, изгнанный тартарами, бежал из своего королевства и спасся, переправившись в области по эту сторону Альп, чтобы для архиепископства своего получить совет и помощь и от братьев своих утешение, если помогут ему, по велению Божьему, Римская церковь и милостивая благосклонность здешних правителей. Когда же его спросили, насколько осведомлён он о деяниях этих тартар, вопрошающим ответил так:

«…Они сильнее и подвижнее нас и способны переносить трудности; точно так же и кони их и скот. Женщины их — прекрасные воины и особенно лучницы. Доспехи у них из кожи, почти непробиваемые; наступательное оружие сделано из железа и напоено ядом. Есть у них многочисленные устройства, метко и мощно бьющие. Спят они под открытым небом, не обращая внимания на суровость климата. Они вобрали в себя уже многих от всех народов и племён. А намерены они подчинить себе весь мир, и было им божественное откровение, что должны они разорить весь мир за тридцать девять лет… Они довольно хорошо соблюдают договоры с теми, кто сразу им сдаётся и обращается в невольника; они берут себе из них отборных воинов, которых всегда в сражениях выставляют вперёд. Разных ремесленников они точно так же оставляют себе. Из восстающих против них или презирающих их ярмо они не щадят никого, как и тех, кто их ожидает. Послов они благосклонно принимают, расспрашивают и отпускают»…

(21. С. 151–153. Перевод В. И. Матузовой)

…Угры и ляхи многие были перебиты и захвачены в плен, и от всех многие были взяты в плен. Тогда же и Филя гордый был взят в плен дворским Андреем, и был приведён к Даниилу, и был убит Даниилом… И многие другие были убиты в гневе…

(39. Стб. 802–805. Перевод О. П. Лихачёвой по: 28. С. 311–313)

В том же году великий князь Ярослав со своей братией и с племянниками поехал в Татары, к Батыю.

(38. Стб. 470–471)

…Так как он был старший из всех [родичей], то из-за его отсутствия около трёх лет не выяснялось дело [о звании] каана. Правила старшая из жён Угедей-каана, ТУракина-хатун. В это время разруха проникла на окраины и в центральные части государства. Каан сделал наследником престола своего внука Ширамуна, но ТУ-ракина-хатун и некоторые эмиры не согласились и сказали: «ГУюк-хан старше» — и для возведения его на престол опять попросили Бату. Хотя он и был обижен на них и опасался печальных событий из-за прежних отношений, но всё же тронулся в путь и двигался медленно. [Ещё] до его прибытия и появления родичей они собственной властью утвердили каанство за Гуюк-ханом…

(59. С. 80. Перевод Ю. П. Верховского)

Из Лаврентьевской летописи

…Той же осенью князь Ярослав, сын Всеволожь, преставился в иноплеменниках, идя от Кановичей, месяца сентября в 30-й день, на память святого Григория.

(38. Стб. 471)

…Князь же великий Ярослав был тогда в Орде, у Кановичей, и много пострадал от безбожных татар за землю Русскую; Фёдором Яруновичем оклеветан был перед царём[115], и многую тяготу принял. И, пробыв долго в Орде, пошёл из Кановичей, и преставился в иноплеменниках насильственной смертью той же осенью и того же сентября 30-го. О таковых ведь в Писании сказано: «Ничто ведь не сравнится пред Богом, как если кто положит душу свою за други своя (ср. Ин. 15:13)». Сей же князь великий положил душу свою за всех людей своих и за землю Русскую; и причёл его Господь к избранному Своему стаду, ибо милостив был ко всякому и нуждающимся безотказно подавал всё, в чём нуждались они.

(49. С. 139)

Из «Истории монголов,

именуемых нами татарами»

…Когда мы прибыли туда[116], уже был воздвигнут большой шатёр, приготовленный из белого пурпура; по нашему мнению, он был так велик, что в нём могло поместиться более двух тысяч человек, а кругом была сделана деревянная ограда, которая была разрисована разными изображениями.

На второй или на третий день мы поехали туда с татарами, назначенными нам для охраны, и там собрались все вожди… В первый день все одеты были в белый пурпур[117], на второй в красный, и тогда к упомянутому шатру прибыл Куйюк (Гуюк. — А. К.); на третий день все были в голубом пурпуре, а на четвёртый — в самых лучших балдахинах… Вожди говорили внутри шатра и, как мы полагаем, рассуждали об избрании. Весь же другой народ был далеко вне вышеупомянутой ограды. И таким образом они пребывали почти до полудня, а затем начали пить кобылье молоко и до вечера выпили столько, что было удивительно смотреть…

Снаружи ограды был русский князь Ярослав из Суздаля и несколько вождей китаев и солангов, также два сына царя Грузии, также посол калифа балдахского, который был султаном, и более десяти других султанов сарацин… Там было более четырёх тысяч послов в числе тех, кто приносил дань, и тех, кто шёл с дарами, султанов, других вождей, которые являлись покориться им, тех, за которыми они послали, и тех, кто были наместниками земель. Всех их вместе поставили за оградой и им подавали пить вместе; нам же и князю Ярославу они всегда давали высшее место, когда мы были с ними вне ограды… А ставка эта, или двор, именуется ими Сыра-Орда…

Они [татары] весьма горды по сравнению с другими людьми и всех презирают, мало того, считают их, так сказать, ни за что, будь ли то знатные или незнатные. Именно, мы видели при дворе императора, как знатный муж Ярослав, великий князь Русски, а также сын царя и царицы грузинской и много великих султанов… не получали среди них никакого должного почёта, но приставленные к ним татары, какого бы то низкого звания они ни были, шли впереди их и занимали всегда первое и главное место, а… тем надлежало сидеть сзади зада их.

В то же время умер Ярослав, бывший великим князем в некоей части Сессии? которая называется Суздаль. Он только что был приглашён к матери императора[118], которая как бы в знак почёта дала ему есть и пить из собственной руки; и он вернулся в своё помещение, тотчас же занедужил и умер спустя семь дней, и всё тело его удивительным образом посинело. Поэтому все верили, что его там опоили, чтобы свободнее и окончательнее завладеть его землёю. И доказательством этому служит то, что мать императора без ведома бывших там его людей поспешно отправила гонца в Руссию к его сыну Александру, чтобы тот явился к ней, так как она хочет подарить ему землю отца. Тот не пожелал поехать, а остался, и тем временем она посылала грамоты, чтобы он явился для получения земли своего отца. Однако все верили, что если он явится, она умертвит его или даже подвергнет вечному плену.

(32. С. 76–77, 40–41, 79. Перевод А. И. Малеина)

Обычай же такой имели хан и Батый: если кто придёт поклониться им, не велели к себе вести, но приказывали волхвам своим проводить их сквозь огонь и поклониться кусту, и идолам их, и огню, а если что приносили с собой царю, то от всего того брали волхвы часть и бросали в огонь, и только тогда пускали самих пред царём с дарами. Многие же князья с боярами своими проходили сквозь огонь и кланялись кусту и идолам ради славы света сего и просили каждый себе власти. Те же невозбранно давали им [требуемое], чтобы прельстить их славою света сего…

— И ты, сыну Михаиле, если хочешь ехать, не сотвори так, как прочие: не проходи сквозь огонь, не поклоняйся кусту и идолам их, ни брашна их не ешь, ни питья их не пей и не принимай в уста свои никакой скверны, но исповедай веру христианскую, ибо не достойно христианам кланяться никакой твари, но только Господу нашему Иисусу Христу.

«Почто повелением моим пренебрёг, богам моим не поклонился? Теперь выбирай: живот или смерть? Если повеление моё исполнишь, жив будешь и всё своё великое княжение получишь. Если же не пройдёшь сквозь огонь и не поклонишься ни кусту, ни идолам, то злою смертью умрёшь».

И отвечал великий князь Михаил: «Тебе, царю, кланяюсь, ибо поручил тебе Бог царствие и славу света сего. А тому, чему велишь кланяться, не поклонюсь». Елдега же сказал на это: «Знай, Михаил, что мёртв ты».

Те же окаянные убийцы… соскочили с коней и схватили святого и преподобного великого князя Михаила, растянули его за ноги и за руки и начали его бить руками по сердцу. И затем бросили его ниц на землю и били его пятками. Некто же, бывший прежде христианином, но потом отвергший веру христианскую и сделавшийся поганым, по имени Доман, северянин родом[119], отрезал ножом голову святому мученику великому князю Михаилу и отбросил её прочь…

(41. Стб. 318–325)

Случилось также в недавнюю бытность нашу в их земле, что Андрей, князь Чернигова[120]… был обвинён пред Бату в том, что уводил лошадей татар из земли и продавал их в другое место. И хотя это не было доказано, он всё-таки был убит. Услышав это, младший брат его прибыл с женою убитого к вышеупомянутому князю Батыю с намерением упросить его не отнимать у них земли. Бату сказал отроку, чтобы он взял себе в жёны жену вышеупомянутого родного брата своего, а женщине приказал поять его в мужья, согласно обычаю татар. Тот сказал в ответ, что лучше желает быть убитым, чем поступить вопреки закону [христианскому]. А Бату тем не менее передал её ему, хотя оба отказывались, насколько могли, и их обоих повели на ложе, и плачущего и кричащего отрока положили на неё, и принудили их одинаково совокупиться сочетанием не условным, а полным.

(32. С. 36. Перевод А. И. Малеина)

Из Галицко-Волынской летописи

…Оттуда он прибыл к Батыю на Волгу[121]. Когда он хотел идти на поклон к нему, пришёл человек Ярослава[122] Соногур и сказал: «Твой брат Ярослав кланялся кусту, и тебе придётся поклониться». Даниил сказал: «Дьявол говорит твоими устами. Пусть Бог заградит уста твои, чтобы слово твоё не было слышно». В это время его позвали к Батыю, и он был избавлен Богом от злого их волшебства и кудесничания. Он поклонился по обычаю их и вошёл в шатёр Батыя. И сказал ему Батый: «Даниил, почему ты раньше не приходил? А сейчас пришёл — это хорошо. Пьёшь ли чёрное молоко, наше питьё, кобылий кумыс?[123]» Даниил сказал: «До сих пор не пил. Сейчас, раз велишь, выпью». Тот сказал: «Ъя уже наш, татарин. Пей наше питьё!» Даниил выпил, поклонился по обычаю их… И прислал ему Батый ковш вина, говоря: «Не привыкли вы пить кумыс, пей вино!»

О, злее зла честь татарская! Даниил Романович, великий князь, владел вместе со своим братом всею Русскою землёй: Киевом, Владимиром (Волынским. — А. К.) и Галичем и другими областями, а ныне стоит на коленях и называет себя холопом! Татары хотят дани, а он на жизнь не надеется… Пробыл князь у них двадцать пять дней, был отпущен, и поручена была ему земля, которая у него была. Он пришёл в землю свою, и встретили его брат и сыновья его, и были плач об обиде его и большая радость о здоровье его.

(39. Стб. 807–808. Перевод по: 28. С. 313–315)

Из посланий «светлейшему королю Руси Иоанну» (то есть князю Даниилу) «епископа Иннокентия, раба рабов Божьих» (то есть папы Иннокентия IV)

…До сих пор в ваших землях не без опасности для душ соблюдались религиозные установления и обычаи греков, которые упорно и пагубно для самих себя уклонились от единства Церкви. Недавно же[124] Божеской милостью ваши сердца были озарены для того, чтобы вы признали, что Римская церковь является матерью и наставницей всех других, а верховный понтифик — преемником святого Петра, которому вручены были ключи от Царства Небесного…

Мы направили в ваши края достопочтенного брата нашего… архиепископа Пруссии и Эстонии [Альберта], легата апостольского престола, человека особенно близкого нашему сердцу… Поэтому мы просим, наставляем и настойчиво увещеваем твою королевскую светлость и повелеваем, чтобы ты в вышеозначенных делах и делах, касающихся татар, воспользовался его советом и оказал ему помощь и покровительство, за что затем ты уготовишь себе заслуженное доброе имя у Бога и людей, и мы сможем славить твою королевскую милость достойными хвалами во имя Господа.

Дано в Лионе в 5 ноны мая, третий год понтификата (3 мая 1246 года).

…Склонённые твоими мольбами, мы принимаем тебя и означенное королевство под покровительство святого Петра и наше, что и подтверждаем настоящим письмом…

Дано в Лионе в 5 ноны мая, третий год понтификата (3 мая 1246 года).

…Поелику мы особо выделяем тебя среди почитающих Церковь, то с Божьей помощью охотно устремляем слух наш к твоим просьбам и оказываем милостивое благословение твоим пожеланиям. Посему, дражайший во Христе сын, склоняясь к твоим просьбам, мы разрешаем настоящим письмом епископам и другим пресвитерам Руси придерживаться обычаев, связанных с приготовлением Святых Даров из перебродившего теста, и других их религиозных обычаев, которые не противоречат вере католической, то есть вере Римской церкви…

Дано в Лионе в 6 календы сентября, пятый год понтификата (27 августа 1247 года).

…Поелику опасности можно избежать, оградившись щитом Провидения, то мы просим, молим и настойчиво убеждаем твою светлость как об особой милости: когда тебе станет известно, что войско татар направляется против христиан, позаботься сообщить об этом возлюбленным сынам, братьям Тевтонского ордена, проживающим в землях русских, с тем чтобы, как только это известие дойдёт до нас, мы смогли своевременно обдумать, каким образом с Божьей помощью оказать мужественное сопротивление сим татарам.

Дано в Лионе 23 января 1248 года.

(8. С. 122–129. Переводе. А. Большаковой)

Услышал Александр о смерти отца своего, приехал из Новгорода во Владимир и плакал по отцу своему с дядей своим Святославом и с братьями своими. В том же году князь Святослав, сын Всеволожь, сел [на княжение] во Владимире на столе отца своего, а племянников своих посадил по городам, как урядил им отец их Ярослав.

В том же году поехал князь Андрей Ярославич в Татары, к Батыю, и князь Александр также поехал за братом к Батыю. Батый же, оказав им почести, послал их к Кановичам.

(38. Стб. 471)

По смерти отца своего князь Александр пришёл во Владимир в силе тяжкой. И был грозен приход его, и промчалась весть о нём до самого устья Волги. И начали жёны моавитянские[126] пугать детей своих, говоря: «Александр князь едет!»

Задумал князь Александр, и благословил его епископ Кирилл[127]; и пошёл к царю в Орду. И увидел его царь Батый, и удивился, и сказал вельможам своим: «Воистину мне сказали, что нет князя, подобного ему». Почтив же его достойно, отпустил его…

(5. С. 192)

После смерти Гуюк-хана закрыли все дороги, — сообщает Рашид ад-Дин, — вышел приказ, чтобы каждый остановился там, где его застал приказ, будь то населённое место или разорённое.

(59. С. 121. Перевод Ю. П. Верховского)

В тот же год была большая засуха, — повествует под 1248 годом китайская официальная хроника «Юань ши». — Воды в реках совершенно высохли; степные травы выгорели — из каждых десяти голов лошадей или скота восемь или девять пали, и люди не имели чем поддерживать жизнь.

(16. С. 179. Перевод Р. П. Храпачевского)

…После этого мы въехали в землю кангитов, в которой в очень многих местах ощущается сильная скудость в воде… Поэтому люди князя русского Ярослава, ехавшие к нему в татарскую землю, в большом количестве умерли в этой пустыне. В этой земле, а также в Комании мы нашли многочисленные головы и кости мёртвых людей, лежащие на земле подобно навозу…

Из земли кангитов въехали мы в землю бисерминов… В этой земле мы нашли бесчисленные истреблённые города, разрушенные крепости и много опустошённых селений… Мы вставали рано утром и ехали до ночи без еды; и очень часто приезжали так поздно, что не ели и ночью, а то, что мы должны были есть вечером, нам давалось ранним утром, и мы ехали, как только могли скакать лошади…

(32. С. 74, 76. Перевод А. И. Малеина)

Вид их был адский и наводил ужас. У них не было бороды, а только несколько волос на губах и на подбородке. Глаза узкие и быстрые, голос тонкий и острый. Они сложены прочно и долговечны. Когда имеют что поесть, то едят часто и пьют с жадностью; в противном случае легко переносят голод. Едят безразлично всех животных — чистых и нечистых, но всему предпочитают конину… Они берут столько жён, сколько хотят. Прелюбодеев с их жёнами умерщвляют, но сами безразлично имеют общение с чужестранками, где бы их ни встретили. Они ненавидят воровство и жестокою смертью умерщвляют воров…

(30. С. 45–46. Перевод К. П. Патканова)

…Мне прямо представилось, что я вырвался из рук демонов.

(32. С. 102)

…По повелению Огул-Каймиш гроб с ГУюк-ханом перенесли в Имиль, где была его ставка. Соркуктани-беги[130] по обычаю послала ей в утешение наставление, одежду и бохтаг[131]. И Бату таким же образом обласкал её и выказал дружбу. Он говорил: «Дела государства пусть правит на прежних основаниях по советам Чин-кая[132] и вельмож Огул-Каймиш и пусть не пренебрегает ими, так как мне невозможно тронуться с места по причине старости, немощи и болезни ног; вы, младшие родственники, все находитесь там и приступайте к тому, что нужно». И хотя, кроме сделок с купцами, никаких дел больше не было и Огул-Каймиш бблыпую часть времени проводила наедине с шаманами и была занята их бреднями и небылицами, у Хаджи и Нагу (сыновей Гуюка. — А. К.) в противодействие матери появились свои две резиденции, так что в одном месте оказалось три правителя. С другой стороны, царевичи по собственной воле писали грамоты и издавали приказы. Вследствие разногласий между матерью, сыновьями и другими царевичами и противоречивых мнений и распоряжений дела пришли в беспорядок. Эмир Чинкай не знал, что делать, — никто не слушал его слов и советов.

(59. С. 121–122. Перевод Ю. П. Верховского)

Из Лаврентьевской летописи

…Той же зимой приехали Александр и Андрей от Кановичей, и приказали Александру Киев и всю Русскую землю, а Андрей сел во Владимире на столе.

Александр не поехал в доставшийся ему Киев, но задержался во Владимире — стольном городе своего брата.

Той же зимой преставился во Владимире князь Владимир Константинович, на память святого первомученика Стефана[133]. Плакал над ним много князь Александр с братией, и проводили его с честью из Золотых ворот, и повезли в Углич; блаженный же епископ Кирилл с игуменами отпели [над ним] погребальные песни, и положили его у Святого Спаса, и плакались много.

Той же зимой преставился во Владимире князь Василий Всеволодович, на память святого Феодора[134], и повезли его к Ярославлю; провожали же его князь Александр, и Борис с Глебом, и мать их; блаженный же епископ Кирилл с игуменами и священниками отпел погребальные песни, и положили его с честью у Святой Богородицы, и плакали над ним много.

(38. Стб. 472)

Приехал князь Александр из Орды, и была радость великая в Новгороде.

(24. С. 80)

…А Александр пошёл в Новгород и оттуда хотел идти к Киеву, но отговорили его новгородцы татар ради. Он же остался в Новгороде…

(71. С. 39)

Благородному мужу Александру, герцогу Суздальскому, Иннокентий епископ, раб рабов Божиих.

Отец грядущего века, князь мира, сеятель благочестивых помыслов, Спаситель наш Господь Иисус Христос окропил росою своего благословения дух родителя твоего, светлой памяти Ярослава, и, с дивной щедростью явив ему милость познать Себя, уготовил ему дорогу в пустыне, которая привела его к яслям Господним, подобно овце, долго блуждавшей в пустыне. Ибо, как стало нам известно из сообщения возлюбленного сына, брата Иоанна де Плано Карпини из Ордена миноритов, протонотария нашего, отправленного к народу татарскому, отец твой, страстно вожделев обратиться в нового человека, смиренно и благочестиво отдал себя послушанию Римской церкви, матери своей, через этого брата, в присутствии Емера, военного советника[135], и вскоре бы о том проведали все люди, если бы смерть столь неожиданно и злосчастно не вырвала его из жизни[136].

Поелику он столь блаженно завершил свой жизненный путь, то надобно благочестиво и твёрдо уверовать в то, что, причисленный к сонму праведников, он покоится в вечном блаженстве там, где сияет немеркнущий свет, недосягаемый взорам с земли, где разливается благоухание, которое не развеивается от дуновения ветра, и где он постоянно пребывает в объятиях любви, в которой несть пресыщения.

Итак, желая, чтобы ты, будучи законным наследником отца своего, обрёл блаженство, как и он, мы, наподобие той женщины из Евангелия, которая зажгла светильник, дабы разыскать утерянную драхму, разведываем путь, прилагая усердие и тщание, чтобы мудро привести тебя к тому же, чтобы ты смог последовать спасительной стезёй по стопам своего отца, достойного подражания во все времена, и с такой же чистотою в сердце и правдивостию в уме предаться исполнению заветов и поучений Римской церкви, чтобы ты, оставив бездорожье, обрекающее на вечную смерть, смиренно возъединился с тою церковью, которая тех, кто её чтит, безсомненно ведёт к спасению прямой стезёй своих наставлений.

Да не будет тобою разом отвергнута просьба наша (с которой обращаемся к тебе), исполняя наш долг, и которая служит твоей же пользе; ибо весь спрос с тебя — чтобы убоялся ты Бога и всем сердцем своим Его любил, соблюдая Его заветы. Но, конечно, не останется сокрытым, что ты смысла здравого лишён, коль скоро откажешь в своём повиновении нам, мало того — Богу, чьё место мы, недостойные, занимаем на земле. При повиновении же этом никто, каким бы могущественным он ни был, не поступится своей честью, напротив, всяческая мощь и независимость со временем умножаются, ибо во главе государств стоят те достойные, кто не только других превосходить желает, но и величию Божию служить стремится.

Вот о чём светлость твою просим, напоминаем и в чём ревностно увещеваем, дабы ты матерь Римскую церковь признал и её папе повиновался, а также со рвением поощрял твоих подданных к повиновению апостольскому престолу, чтобы вкусить тебе от неувядаемых плодов вечного блаженства. Да будет тебе ведомо, что коль скоро пристанешь ты к людям, угодным нам, более того — Богу, тебя среди других католиков первым почитать, а о возвеличении славы твоей неусыпно радеть будем.

Ведомо, что от опасности легче бежать, прикрывшись щитом мудрости, и мы просим тебя об особой услуге: как только проведаешь, что татарское войско на христиан поднялось, чтобы ты не преминул немедля известить об этом братьев Тевтонского ордена, в Ливонии пребывающих[137], дабы, как только это известие через братьев оных дойдёт до нашего сведения, мы смогли безотлагательно поразмыслить, каким образом, с помощью Божией, сим татарам мужественное сопротивление оказать.

За то же, что не пожелал ты подставить выю твою под ярмо татарских дикарей[138], мы будем воздавать хвалу мудрости твоей к вящей славе Господней.

Писано в Лионе X дня февральских календ V года (23 января 1248 года).

(23. С. 136–138; ср. 22. С. 263–265. Перевод В. И. Матузовой)

Александру, сиятельному королю Новгорода.

Господь отверз очи души твоей и исполнил тебя сиянием света Своего, ибо, как узнали мы от нашего благословенного брата, архиепископа Прусского, легата Апостолического престола, ты преданно искал и прозорливо обрёл путь, который позволит тебе весьма легко и весьма быстро достичь врат райских. Однако поскольку ключи от этих врат Господь вверил блаженному Петру и его преемникам, римским папам, дабы они не впускали кого-либо не признающего Римскую церковь как матерь нашей веры и не почитающего папу — наместника Христа — с сердцем, исполненным послушания и радости, ты, дабы не быть удалённым ими от врат, не угодив Богу, — ты со всяким рвением испросил, чтобы тебя приобщили как члена к единой главе Церкви через истинное послушание, в знак коего ты предложил воздвигнуть в граде твоём Плескове соборный храм для латинян.

За это намерение твоё мы воздаём искреннейшую хвалу Спасителю всех людей, Который, отнюдь не желая чьей-либо погибели, искупил нас, предав Себя, и смертью Своей даровал нам жизнь, а множеством Своих унижений облёк нас в великую славу; мы, нежно заключая тебя в объятия наши как избранного сына Церкви, испытываем чувство умиления в той же мере, в какой ты, обретающийся в столь удалённых краях, ощутил сладость Церкви — там, где множество людей, следуя твоему примеру, могут достичь того же единства.

Итак, мужайся, дражайший сын наш. Забудь прошлое, устреми все помыслы к цели более совершенной, дабы, непоколебимо и решительно храня верность Церкви, о чём мы уже говорили, и усердствуя в её лоне, ты взрастил бы цветы сладостные, которые позднее принесут плоды, навеки избавленные от тления.

И не помышляй, что подобное послушание каким бы то ни было образом принудительно для тебя. Ведь, требуя его, мы ждём от человека лишь и именно любви к Богу и возрастания праведности, ибо, совлекшись смертного тела, он — по заслугам своим — будет причислен к лику праведных, внидет туда, где сияет свет невещественный и где яства сладкие, коими нельзя пресытиться, и где пребывает полнота милосердной любви, коей нельзя насытиться.

Кроме того, вышеупомянутый архиепископ желает навестить тебя, поэтому мы обращаемся к твоему королевскому величеству с молениями, предостережениями и настойчивыми просьбами, дабы ты подобающим образом принял его как выдающегося члена Церкви, дабы ты отнёсся к нему благосклонно и с уважением воспринял то, что он посоветует тебе ради спасения твоего и твоих подданных.

Мы же, следуя совету того же архиепископа, позволяем тебе воздвигнуть упомянутый храм.

Писано в Лионе XVII дня октябрьских календ VI года (15 сентября 1248 года).

(60. С. 108–109, 112–113. Перевод Г. Рошко; ср. 22. С. 269–270)

Некогда же пришли к нему послы от папы из великого Рима с такими словами: «Папа наш так говорит: «Слышали мы, что ты князь достойный и славный и земля твоя велика. Потому и прислали к тебе от двенадцати кардиналов двух искуснейших — Галда и Гемонта[140], чтоб ты послушал учение их о законе Божии».

Князь же Александр, подумав с мудрецами своими, отписал к нему, так говоря: «От Адама до потопа, от потопа до разделения языков, от смешения языков до начала Авраама, от Авраама до прохождения Израиля сквозь Красное море, от исхода сынов Израилевых до смерти царя Давида, от начала царства Соломонова до Августа царя, от начала Августа и до Христова Рождества, от Рождества Христова до Страдания и Воскресения Господня, от Воскресения Его и до Восшествия на небеса, от Восшествия на небеса до царства Константинова, от начала царства Константинова до первого собора, от первого собора до седьмого — всё то хорошо ведаем, а от вас учения не принимаем». Они же возвратились восвояси.

(5. С. 193)

Поехал князь Борис к Сартаку[141]. Сартак же, оказав ему почести, отпустил его в свою отчину. Той же осенью поехал Святослав Всеволодович с сыном в Татары. Той же осенью приехал в Суздальскую землю митрополит Кирилл. Той же зимою женился князь Андрей Ярославич на дочери Даниила Романовича, и венчали их митрополит с епископом Кириллом во Владимире у Святой Богородицы, и много веселья было.

(38. Стб. 472)

Из Новгородской Первой летописи старшего извода

Приехали в Новгород митрополит Кирилл и ростовский епископ, тоже Кирилл именем, и поставили архиепископа Новгородского Далмата[142]. В том же году начались дожди, и залило все луга, и урожаи, и сено; и мост великий снесла вода на Волхове, а на осень побил мороз урожай, но остаток уцелел. Ибо Господь Бог попущает за грехи наши или голод, или рать, или иные разные казни, но велико милосердие Его — терпит нас, ожидая покаяния, как и Сам сказал: «Не хочу смерти грешнику, но возрождения жизни его», и оставляет нам остатки на оживление наше.

(24. С. 80)

Из Лаврентьевской летописи

В том же году была болезнь тяжкая князю Александру, но Бог помиловал его, и молитва отца его Ярослава, и блаженного митрополита, и епископа Кирилла.

В то же лето поехал Глеб [Василькович] на Бело-озеро в свою отчину. Той же зимой мирно было.

(38. Стб. 472–473)

Из «Саги о Хаконе Хаконарсоне»

Той зимой, когда конунг Хакон сидел в Трандхейме[143], прибыли с востока из Гардарики (Руси. — А. К.) послы конунга Александра из Хольмгарда (Новгорода. — А. К.). Звался Микьял[144] и был рыцарем тот, кто предводительствовал ими. Жаловались они на то, что нападали друг на друга управляющие конунга Хакона на севере в Марке[145] и восточные кирьялы (карелы. — А. К.), те, что были обязаны данью конунгу Хольмгардов, так как они постоянно вели войну с грабежами и убийствами. Были там назначенные встречи, и было принято решение, как этому положить конец. Было им также поручено, чтобы они повидали госпожу Кристин, дочь конунга Хакона, так как конунг Хольмгардов так повелел им, чтобы они спросили конунга Хакона, не отдаст ли он ту госпожу сыну конунга Александра[146]. Конунг Хакон принял такое решение, что послал он весной людей из Трандхейма, и отправились они на восток в Хольмгард вместе с послами конунга Александра. Возглавляли ту поездку Виглейк, сын священника, и Боргар. Отправились они в Бьёрпон и так по восточному пути[147]. Прибыли они летом в Хольмгард, и принял их конунг хорошо, и установили они тогда мир между собой и своими данническими землями так, что не должны были воевать друг с другом ни кирьялы, ни финны (саамы. — А. К.); но продержалось это соглашение с тех пор недолго. В то время было большое немирье в Хольмгарде. Пришли татары на государство конунга Хольмгардов[148], и по этой причине больше не занимались тем сватовством, которое велел начать конунг Хольмгарда. И когда они выполнили свои поручения, отправились они назад с востока с достойными дарами, которые конунг Хольмгарда посылал конунгу Хакону. Прибыли они с востока зимой и встретились с конунгом в Вике.

(15. С. 203. Перевод Т. Н. Джаксон)

…Брать в тех границах не более пяти серых (то есть беличьих. — А. К.) шкурок с каждого лука, — указывалось в грамоте, — или по старине, если они хотят, чтоб по старине было.

(129. С. 32. Перевод И. П. Шаскольского)

Из Лаврентьевской летописи

В лето 6760 (1252). Пошёл Александр Ярославич, князь Новгородский, в Татары; и отпустили его с честью великой, дав ему старейшинство во всей братии его. В том же году надумал князь Андрей Ярославич со своими боярами бежать, дабы не служить царям, и побежал в неведомую землю с княгинею своею и с боярами своими. И погнались татары за ним, и настигли его у города Переяславля. Бог же сохранил его и молитва отца его. Татары же рассыпались по земле, и княгиню Ярославову[150] схватили, и детей поймали, и воеводу Жидослава здесь убили, и княгиню убили, и детей Ярославовых в полон отправили, и людей без числа повели, и коней, и скот, и, много зла сотворив, ушли. В том же году отпустили татары Олега, князя Рязанского, в его землю. В том же году пришёл Александр, князь великий, из Татар в город Владимир, и встретили его с крестами у Золотых ворот митрополит, и все игумены, и горожане, и посадили его на столе отца его Ярослава, когда тысячу и всё управление держал Роман Михайлович[151]; и была радость великая в граде Владимире и во всей земле Суздальской. В том же году преставился христолюбивый князь Святослав Всеволодович[152].

Из Софийской Первой летописи (по списку Царского)

Пошёл князь Александр Ярославич в Орду, к царю Сартаку. В том же году пришли Певрюй, и Котия, и Олабуга храбрый на землю Суздальскую со многими воинами, силою татарскою, на великого князя Андрея Ярославича. Ибо по преставлении великого князя Ярослава великое княжение Владимирское дали сыну [его] князю Андрею. Было же то в канун Борисова дня[153]. Безбожные татары переправились под Владимиром через Клязьму и, таясь, пошли к городу Переяславлю. На утро же, на Борисов день, встретил их великий князь Андрей сот своими полками. И сразились оба полка, и была сеча великая. Гневом Божиим, за умножение грехов наших, побеждены были погаными; великий же князь Андрей едва убежал. И приехал в Великий Новгород, новгородцы же не приняли его; он же поехал ко Пскову и пробыл там немного, ибо поджидал свою княгиню. Когда приехала к нему княгиня его, поехал великий князь Андрей с княгинею в немецкий город Колывань. И оставил тут княгиню, а сам отправился за море, в Свейскую землю; мейстер же свейский встретил его и принял его с честью. Он же послал за княгинею в Колывань, и приехала к нему княгиня его. Пробыл же некоторое время в Свейской земле, потом пришёл в свою отчину. Безбожные же татары пленили город Переяславль и возвратились оттуда в землю свою…

(52. С. 87)

Из Никоновской летописи

…В том же году пришли из Орды царевич Неврюй[154], и князь Катияк, и князь Алабуга храбрый ратью на великого князя Андрея Ярославича Суздальского… и на всю землю Суздальскую. Князь же великий Андрей Ярославич Суздальский смутился в себе, говоря: «Господи, что се есть! Доколе нам меж собою браниться и наводить друг на друга татар; лучше мне бежать в чужую землю, нежели дружиться и служить татарам». И, собрав воинство своё, пошёл против них, и, встретившись, начали биться, и была битва великая, и одолели татары, и побежал великий князь Андрей Суздальский с княгинею своею и с боярами своими…

(43. С. 138)

Иде князь великий Александр Ярославич во Орду, к хану Сартаку, Батыеву сыну, и прият его хан с честию. И жаловася Александр на брата своего великого князя Андрея, яко сольстив хана, взя великое княжение под ним, яко старейшим, и грады отческие ему поймал, и выходы и тамги хану платит не сполна. Хан же разгневася на Андрея и повеле Неврюи салтану идти на Андрея и привести его перед себя…

(71. С. 40)

В то же лето (или прежде, или после) приехали татары к Бакоте… Потом Куремса пришёл к Кременцу и воевал в окрестностях Кременца… Но они ничего не достигли в окрестностях Кременца и возвратились в свои страны…

После войны Куремсы при Кременце Даниил начал войну против татар… Даниил воевал с Куремсой и никогда не боялся Куремсы, потому что Куремса никогда не мог причинить ему зла…

(39. Стб. 828–829, 838, 846)

По пленении же Неврюевом великий князь Александр церкви воздвигнул и город людьми наполнил, людей же разбежавшихся собрал в домы их…

(52. С. 87)

Вижь, сыну княже, како были великие князья, твои прадеды и деды, и отец твой великий князь Александр: украсили церковь Божию клирошанами, и книгами, и богатыми домами, и великими десятинами по всем градам, и судами церковными…

(26. С. 470–471)

…По Батые пришёл на великое княжение из Новгорода Великого в град Владимир сын Ярославов, внук Всеволодов, правнук Юрия Долгорукого Александр Великий, Храбрый, Невский, коий шестьюжды имел брань с немцами: и помог ему Бог, и короля убил[157]. И потому князья русские с честью хранят имя великого князя Александра Ярославича, внука Всеволодова.

(24. С. 468–469)

Из Новгородской Первой летописи старшего извода

В лето 6761 (1253). Воевала литва волость Новгородскую и захватила полон; и нагнали их новгородцы с князем Василием у Торопца, и так отмстили им за кровь христианскую, и победили их, и полон отняли, и пришли в Новгород здравы.

В том же году пришли немцы под Псков и пожгли посад, но самих их псковичи много били. И пошли новгородцы полком к ним из Новгорода, и те побежали прочь. И пришли новгородцы в Новгород, и, повернувшись, пошли за Нарову, и опустошили волость их; и корела также много зла сотворила волости их. В том же году пошли с псковичами воевать немцев, и они поставили против них полк, и победили их псковичи[158] силою честного креста, ибо сами на себя начали окаянные клятвопреступники[159]; и прислали во Псков и в Новгород, прося мира на всей воле новгородской и на псковской, и так заключили мир.

Того же лета, на зиму, выбежал князь Ярослав Ярославич из Низовской земли, и посадили его [на княжение] во Пскове.

(24. С. 80)

На зиму, по Крещении (после 6 января 1254 года. — А. К.), Ярослав, князь Тверской, сын великого князя Ярослава, со своими боярами поехал в Ладогу, оставив свою отчину. Ладожане почтили его достойною честью…

(38. Стб. 473–474)

Битекчи Берке внёс в реестр количество дворов и населения русских[160].

(16. С. 190. Перевод Р. П. Храпачевского)

Добро было христианам.

(24. С. 80)

В лето 6761 (1253), месяца мая во 2-й день, на память святого отца Афанасия, в граде Ростове священа была церковь во имя святых мучеников Бориса и Глеба священным епископом Кириллом при благоверном князе Борисе и Глебе [Васильковичах]. В том же году, И сентября, родился сын князю Борису Васильковичу, и нарекли ему имя в святом крещении Дмитрий.

В лето 6762 (1254)… Того же лета, 30 июля, родился сын князю Борису, и нарекли имя ему Константин.

(38. Стб. 473–474)

Из Галицко-Волынской летописи[161]

Прислал папа почётных послов, принёсших венец, скипетр и корону, которыми выражается королевское достоинство, с речью: «Сын, прими от нас королевский венец». Он ещё до этого присылал к нему епископа береньского и каменецкого, говоря: «Прими венец королевский». Но в то время Даниил их не принял, сказав: «Татарское войско не перестаёт жить с нами во вражде, как же могу я принять от тебя венец, не имея от тебя помощи?» Опизо[162] пришёл и принёс венец, обещая: «Будет тебе помощь от папы». Он, однако, не желал, и убедили его мать его, Болеслав, Семовит[163], ляшские бояре, чтобы он принял венец, говоря ему: «А мы будем тебе в помощь против поганых».

Он же венец от Бога принял в церкви Святых Апостолов, от престола святого Петра, от отца своего папы Иннокентия и от всех епископов своих. Иннокентий предавал проклятью тех, кто хулил православную греческую веру, и хотел собрать собор об истинной вере, о воссоединении церквей. Даниил принял венец от Бога в городе Дорогичине.

(39. Стб. 826–827. Перевод О. П. Лихачёвой по: 29. С. 331)

В том же году задумали новгородцы послать Далмата, епископа Новгородского, к великому князю Александру с грамотами, будто о мире; тот же промедлил. И восстановил дьявол, искони не желающий добра роду человеческому, вражду, и был мятеж в Новгороде: выгнали князя Василия. В том же году приехал князь Василий Новгородский в Торжок и дождался тут отца своего Александра…

Великий же князь с Дмитрием Святославичем[165] и с боярами пошёл к Новгороду. И когда услышали новгородцы, вышли с крестами и поклонились ему с честью многой, и была радость великая. И посадил сына своего в Новгороде, а сам поехал от них с честью великой, дав им мир.

(38. Стб. 474)

В лето 6763 (1255). Вывели новгородцы из Пскова Ярослава Ярославича и посадили его на столе, а Василия выгнали вон. И, услышав об этом, Александр, отец Василия, пошёл ратью к Новгороду. И когда шёл Александр со многими полками и с новоторжцами, встретил его Ратишка с изменнической вестью[166]: «Поспеши, княже, брат твой Ярослав бежал». И поставили новгородцы полк за [церковью] Рождества Христова, в конце, а кто пешие, те встали от Святого Ильи, против Городища. И сказали меньшие[167] на вече у Святого Николы: «Братья, а что как скажет князь: «Выдайте мне моих врагов»?» И целовали меньшие Святую Богородицу, что стоять им всем: либо живот, либо смерть за правду новгородскую, за свою отчину. Лучшие же мужи собрали совет зол: как бы им меньших одолеть, а князя ввести на своей воле. И побежал Михалко из города к Святому Георгию (Юрьеву монастырю. — А. К.) для того, чтобы со своим полком напасть на нашу сторону и людей разогнать. Уведал [о том] Онанья [и], желая ему добра, послал за ним втайне Якуна; чёрные же люди, узнав о том, погнались за ним (за Михалком. — А. К.) и хотели двор его [разграбить], но не дал им Онанья: «Братья, если того убьёте, то убейте меня прежде!» — ибо не ведал, что и о нём мысль злую надумали: самого его схватить, а посадничество дать Михалку. И прислал князь Бориса на вече: «Выдайте мне Онанью посадника; если же не выдадите, я вам не князь — иду на город ратью!» И послали новгородцы к князю владыку[168] и Клима тысяцкого: «Поезжай, княже, на свой стол, а злодеев не слушай, а с Онаньи гнев сложи и со всех мужей новгородских». И не послушал князь мольбы владыки и Климовы. И сказали новгородцы: «Братья! Если князь наш так надумал с нашими крестопреступниками, то вот им Бог и Святая София, а князь без греха». И стоял весь полк три дня за свою правду, а на четвёртый день прислал князь, так говоря: «Если лишится Онанья посадничества, то я с вас гнев снимаю». И лишили Онанью посадничества, и взяли мир на всей воле новгородской. И пошёл князь в город, и встретил его архиепископ Далмат со всем священническим чином, с крестами, у Прикуповича двора; и все радостью исполнились, а злодеи омрачились: потому что христианам радость, а дьяволу пагуба, что не было христианам великого кровопролития. И сел князь Александр на своём столе. В то же лето дали посадничество Михалку Степановичу.

(24. С. 80–81)

…На сем, княже, целуй крест ко всему Новугороду, на чём то целовали деды, и отцы, и отец твой Ярослав (заметим, что ссылки на «брата твоего Александра» здесь нет. — А. К.). Новгород ти держати в старине, по пошлине… А пожни[169], княже, что пошло тебе и твоим мужам, то твоё. А что было отъял брат твой Александр пожни, а то ти, княже, не надобе. А что, княже, брат твой Александр деял насилие на Новегороде, а того ся, княже, отступи…

(14. С. 10–11)

Поехали князья на Городец да в Новгород [Нижний]; князь же Борис [Василькович] поехал в Татары, а князь Александр послал дары. Борис же, побывав у Улавчия, дары дал и приехал в свою отчину с честью…

(38. Стб. 474)

Поехал князь Андрей[170] на Городец и в Новгород Нижний княжить. Князь же Борис Василькович Ростовский пошёл в Татары со многими дарами. Также и князь Александр Ярославин послал послов своих в Татары со многими дарами просить за Андрея. Князь Борис Василькович Ростовский был у Улавчия, и дары отдал, и честь многую принял, и Андрею прощение испросил, и возвратился со многою честью в свою отчину.

(71. С. 42)

Из Новгородской Первой летописи

Пришли свей, и емь, и сумь, и Дидман со своею волостью, и множество [рати], и начали устраивать город на Нарове. Князя же тогда не было в Новгороде, и послали новгородцы в Низ, к князю, за полками, а сами разослали по своей волости. Они же, окаянные, побежали за море…

В то же лето, на зиму, приехал князь Александр, и митрополит с ним; и выступил князь в путь, и митрополит с ним, а новгородцы не ведали, куда князь идёт; иные говорили, будто на чудь идёт. Дошли до Копорья, и пошёл Александр на емь, а митрополит пошёл в Новгород, и иные многие новгородцы возвратились от Копорья. И пошёл князь со своими полками и с новгородцами, и зол был путь их, так что не видели ни дня, ни ночи; и многим шестникам была пагуба, а новгородцев Бог уберёг. И пришёл в землю Емскую: одних убил, а других [в плен] захватил; и вернулись новгородцы с князем Александром все здоровы.

Тогда же пошёл князь в Низ, взяв послов новгородских, Елевферия и Михаила Пинещинича, а сына своего Василия посадил на столе.

(24. С. 81)

…И пошёл великий князь со своею силою и с новгородцами на Свейскую землю и на чудь, и был зол путь их, так что не видели ни дня, ни ночи, и прошли горы непроходимые, и повоевали Поморье всё: одних убили, а других в полон взяли, и обратно возвратились в землю свою со множеством полона. Славна же была земля страхом его и грозою его…

(41. Стб. 333–334)

…Из писем дражайшего во Христе сына нашего Вальдемара, прославленного короля Швеции[172], стало известно неприятнейшее для нашего слуха и души сообщение о тягчайших и жестоких нападениях, которые очень часто переносят верноподданные этого королевства от врагов Христа, называемых обыкновенно карелами, и от язычников других близлежащих областей. Действительно, среди всех прочих опасностей, которые причинили названному государству коварства и жестокость этого племени, особенно в этом году, когда оно, неистово вторгнувшись в некоторые части данного государства, свирепо убило многих из его верноподданных, пролило множество крови, много усадеб и земель предало огню, подвергло также поруганию святыни и различные места, предназначенные для богослужения, многих возрождённых благодатью священного источника прискорбным образом привлекло на свою сторону, восстановило их, к несчастью, в языческих обычаях и тягчайшим и предосудительным образом подчинило себе…

(Цит. по: 131. С. 219–220. Перевод И. П. Шаскольского)

Поехали князья в Татары: Александр, Андрей, Борис, [и], почтив Улавчия, приехали в свою отчину. Той же зимой приехал Гпеб Василькович из Кановичской земли, от царя, и оженился в Орде…

(38. Стб. 474)

Мангу-хан и великий военачальник Бату отправили сановника Аргуна… и другого вельможу из Орды Бату ТУра-Ага со многими другими чиновниками — произвести перепись всем народам, им подчинённым.

Получив повеление, они отправились во все страны… и стали вписывать в реестры всех, начиная с десятилетних, исключая женщин. Требуя налогов сверх сил и доведя этим людей до нищенства, они стали мучить и терзать их тисками; скрывавшихся ловили и умерщвляли. У тех, кто не мог заплатить, брали детей, так как их сопровождали мусульмане персияне. Но и князья, владетели областей, содействовали им при мучениях и вымогательствах, причём и сами наживались.

(31. С. 78. Перевод К. П. Патканова)

Из Лаврентьевской летописи

…Той же зимой приехали численники, исчислили всю землю Суздальскую, и Рязанскую, и Муромскую, и поставили десятников, и сотников, и тысячников, и темников[173], и ушли в Орду; только не считали игуменов, чернецов, попов, клирошан — тех, кто смотрит на Святую Богородицу и на владыку.

(38. Стб. 474–475)

Се всё было на Русскую землю грех ради наших, — сетовал, описывая эти события, автор позднего Тверского летописца. — И не наведи, Господи, гнева противу делом нашим, но по милости ТЪоей спаси нас, человеколюбче, благий Господи!

(46. Стб. 401)

В девятой луне (8 октября — 7 ноября 1257 года. — А. К.) войска выступили в поход на юг. [Менгу] сделал Китая, сына зятя каана Лачина, даругачи[174] по умиротворению и охране порядка у русских, в связи с чем пожаловал ему 300 коней и 5000 овец.

(16. С. 195. Перевод Р. П. Храпачевского)

…Китая, сына зятя каана Лачина, сделали даругачи, чтобы привести в повиновение и править землями русских и алан[175].

(16. С. 208)

А се… ярлык дал Менгу-Темир царь…

…Чингис царь [постановил], что если будет дань или корм, то пусть не трогают их (церковных людей. — А. К.), ж [с] искренним сердцем молятся Богу за нас и за племя наше и благословляют нас… И последующие цари, [следуя] тем же путём, пожаловали попов, чернецов: дань ли, или иное что ни будет — тамга, поплужное, ям, война[176], кто чего ни просит…

И мы, Богу молясь, их грамоты не переиначили… Какая бы ни была дань, или поплужное, или подвода, или корм, кто ни будет, да не требует; ям, войну, тамги не дают; или если что церкви принадлежит — земля, вода, огород, мельницы, зимовища, летовища, — да не занимают [у] них. А если забрали [у них], то пусть назад отдадут. И церковных мастеров — сокольников, пардусников — кто бы ни был, — пусть не забирают, не берут под стражу. Или что [принадлежит им] по закону их — книги или иное что — пусть не отбирают, не захватывают, не раздирают, не портят.

А кто будет веру их хулить, тот человек виновен будет и умрёт…

А попы от нас пожалованы по прежней грамоте, чтобы Бога молили и благословляли. А если кто будет [с] неискренним сердцем о нас молиться, тот грех на вас будет…

(61. С. 588–589)

Из Новгородской Первой летописи старшего извода

В лето 6765 (1257). Пришла весть из Руси злая, что хотят татары тамги и десятины с Новгорода, и возмущались люди в течение всего лета. И к Госпожину дню[178] умер Онания посадник, а на зиму убили новгородцы посадника Михалка. Если бы кто добро другому делал, то [и ему] добро бы было, [а] копая под другим яму, сам в неё свалится.

Той же зимой приехали послы татарские с Александром, а Василий бежал во Псков. И начали послы просить десятины, тамги, и не дались новгородцы на то; дали дары для царя и отпустили их с миром. Князь же Александр выгнал сына своего изо Пскова и послал в Низ, а Александра[179] и дружину его казнил: тому нос урезал, а иному очи вынул — тем, кто подбивал Василия на злое. Всяк ведь злый зло да погибнет.

Той же зимой убили Мишу. Той же зимой дали посадничество Михаилу Фёдоровичу, выведя [его] из Ладоги, а тысяцкое дали Жироху.

(24. С. 82)

…а князь Александр Ярославич выгнал сына своего изо Пскова и послал его в Низ, а дружину его казнил: одним нос и уши отрезал, другим же очи вынул и руки отсёк — тем, кто ему советовал таковое сотворить…

(42. С. 142)

Из Новгородской Первой летописи

Пришли литва с полочанами к Смоленску и взяли Воищину на щит. Той же осенью приходила литва к Торжку; и выступили новоторжцы, и, по грехам нашим, победили литовцы засаду: одних избили, а других в полон взяли, а иные едва убежали, и много зла было в Торжке. Той же зимой взяли татары всю землю Литовскую, а самих перебили.

(24. С. 82)

Из Лаврентьевской летописи

Преставился князь Олег Рязанский на Страстной неделе в среду, в чернецах и в схиме, и положен был у Святого Спаса месяца марта[180] в 20-й [день], на память святой мученицы Фотинии Самарянины.

Того же лета пошли князья в Татары: Александр,

Андрей, Борис, Ярослав Тверской; почтили Улавчия[181] и всех воевод и были отпущены в свою отчину.

Той же осенью приехали Борис и Глеб с княгиней в Ростов и кланялись Святой Богородице и епископу Кириллу и матери своей, великой княгине, и была в Ростове радость великая о приезде Глебовом.

Той же зимой приехали численники во Владимир, и пошли численники и князья к Новгороду: Александр, Андрей, Борис…

(38. Стб. 475)

Из Новгородской Первой летописи старшего извода

В лето 6767 (1259). Было знамение в луне, так что и следа от него не осталось[182]. Той же зимой приехал Михайло Пинещинич из Низу со лживым посольством, так говоря: «Если не согласитесь на число, то уже полки на Низовской земле»; и дались новгородцы на число.

Той же зимой приехали окаянные татары сыроядцы Беркай[183] и Касачик[184] с жёнами своими и иных много. И был в Новгороде великий мятеж, и по волости много зла учинили, когда собирали туску[185] окаянным татарам. И начали окаянные бояться смерти, говоря Александру: «Дай нам сторожей, не то убьют нас». И повелел князь стеречь их сыну посадничьему и всем детям боярским по ночам. И сказали татары: «Дайте нам число или бежим прочь». И чернь не хотела дать число, но сказали: «Умрём честно за Святую Софию и за домы ангельские». Тогда разделились люди надвое: которые добрые — те за Святую Софию и за правую веру; и учинили спор: лучшие велят меньшим даться на число. И хотели окаянные [татары] побежать, гонимые Святым Духом. И замыслили совет злой, как ударить на город: [одни] на ту сторону, а другие, озером, на эту сторону; и помешала им видимо сила Христова, и не посмели. И, убоявшись, начали [новгородцы] переправляться на одну сторону, к Святой Софии, говоря: «Положим головы свои у Святой Софии». И на следующее утро съехал князь с Городища, и окаянные татары с ним. И с совета злых дались на число: ибо делали бояре себе легко, а меньшим — зло. И начали ездить окаянные по улицам, переписывая дома христианские — ибо навёл Бог за грехи наши из пустыни зверей диких поедать плоть сильных и пить кровь боярскую. И отъехали окаянные, взяв число, а князь Александр поехал после, посадив сына своего Дмитрия на столе.

Того же лета, на канун Борисова дня[186], был мороз велик по волости. Но Господь, не желая места сего Святой Софии оставить пустым, отвратил ярость Свою от нас и призрел оком милосердия Своего, уча нас покаянию; но мы, грешные, словно псы, обращаемся на свои блевотины, не разумея казни Божией, которая приходит на нас за грехи наши.

(24. С. 82–83)

Се аз, князь Александр, и сын мой Дмитрий с посадником Михаилом, и с тысяцким Жирославом, и со всеми новгородцами заключили мир с послом немецким Шивордом, и с любецким послом Тйдриком, и с готским (готландским. — А. К.) послом Олъстеном, и со всем латинским языком. Что учинились тяжи[188] между новгородцами и между немцами и готами (готландцами. — А. К.) и со всем латинским языком, то всё отлагаем, а мир заключаем на сей правде. Новгородцам гостить (торговать. — А. К.) на Готском берегу без пакости (то есть беспрепятственно. — А. К.), а немцам и готам гостить в Новгороде без пакости и всему латинскому языку, по старому миру. Пуд отложили, а скалвы поставили по своей воле и по любви[189]. А в Ратшину тяжу платили мы 20 гривен серебра за две головы, а третью выдали[190]. А немцам, и готам, и всему латинскому языку платить по две куны от капи[191] и от всякого весною товара, который кладут на скалвы — и продавая, и покупая. А старый мир — до Котлина[192].

А новгородцам в становища на Готском берегу [становиться] без пакости, по старому миру. А зимний гость, если не имеет нашего посла, ни новгородских купцов из Новгорода или с Готского берега, а что учинится от Котлина до Новгорода или от Новгорода до Котлина немецкому гостю, если без посла пойдут, то Новгороду до того дела нет (в оригинале: то Новугороду тяжа не надобе. — А. К.), по старому миру. Если кто гостит (едет по торговым делам. — А. К.) в Корелу, или немцы, или готландцы, а что учинится, до того Новгороду дела нет. А которые три двора выпросили ваши братья послы, а от тех мы отступили по своей воле.

А се старая наша правда и грамота, на чём целовали отцы ваши и наши крест. А где тяжа родится, там её кончать. А иной грамоты у нас нету, ни потаили мы, ни ведаем. На том крест целуем.

(14. С. 56–57)

Из Галицко-Волынской летописи

…Спустя некоторое время[193] пришёл Бурундай безбожный, злой, со множеством полков татарских, хорошо вооружённых, и остановился на тех местах, где стоял Куремса. Даниил воевал с Куремсой и никогда не боялся Куремсы… пока не пришёл Бурундай с большим войском. Послал он послов к Даниилу, говоря: «Я иду против литвы. Если ты мой союзник, пойди со мной».

Даниил с братом и с сыном стали думать в большой печали: знали они, что, если Даниил поедет, не будет добра. Посоветовались они, и поехал Василько вместо брата. Проводил его брат до Берестья и послал с ним своих людей… Когда Василько ехал один за Бурундаем по Литовской земле, он в одном месте встретил литовцев, избил их и привёл… к Бурундаю. Похвалил Бурундай Василька, «хотя брат твой и не поехал». Василько ездил и воевал вместе с Бурундаем…

После этого миновал год[194].

…Была тишина во всей земле. В те дни была свадьба у Василька-князя в городе Владимире (Волынском. — А. К.): отдавал он дочь свою Ольгу за князя Андрея Всеволодовича в Чернигов. Там был и брат Василька, князь Даниил, с обоими сыновьями своими, Львом и Шварном, и иных князей много и бояр много. И было немалое веселье в городе Владимире.

И пришла весть тогда князю Даниилу и Васильку, что идёт проклятый окаянный Бурундай, и были очень опечалены этим братья. Бурундай прислал к ним сказать так: «Если вы мои союзники, встретьте меня. А кто меня не встретит, тот мой враг». Князь Василько поехал навстречу Бурундаю со своим племянником Львом, а князь Даниил не поехал с братом, а послал вместо себя своего холмского епископа Иоанна.

И поехал князь Василько со Львом и с епископом навстречу Бурундаю, взяв дары многие и угощения, и встретил его у Шумска. И пришёл Василько со Львом и с епископом к нему с дарами. Бурундай сильно гневался на князя Василька и Льва. Владыка был в великом страхе.

А потом сказал Бурундай Васильку: «Если вы мои союзники, разрушьте все укрепления городов своих». Лев разрушил Данилов и Стожек, а оттуда послал и Львов разрушить, а Василько послал разрушить Кременец и Луцк.

Князь Василько из Шумска послал епископа Иоанна вперёд к брату своему Даниилу. Когда епископ приехал к Даниилу, то поведал ему о случившемся и рассказал про гнев Бурундая. Даниил испугался, и бежал в Ляшскую землю, и из Ляшской земли побежал в Угорскую.

И так пошёл Бурундай к Владимиру, и князь Василько с ним. Не дойдя до города, остановился он на ночь на Житани. Бурундай стал говорить о Владимире: «Василько, разрушь укрепления». Князь Васильки стал думать про себя о городских укреплениях, ведь нельзя было разрушить их быстро из-за их величины. И он велел поджечь их, и за ночь они сгорели. На другой день приехал Бурундай во Владимир и увидел своими глазами, что укрепления все сгорели, и стал обедать у Василька на дворе и пить. Пообедал, выпил и лёг почивать у Пятидна. Наутро прислал татарина по имени Баимура. Баимур приехал к князю и сказал: «Василько, прислал меня Бурундай и велел вал сровнять с землёй». И сказал Василько: «Делай, что тебе велели». И стал тот ровнять вал с землёй в знак победы…

(39. Стб. 846–850. Перевод О. П. Лихачёвой по: 28. С. 347–351)

Из Лаврентьевской летописи

…Александра же задержали новгородцы и чтили его много. Александр же дал им ряд и поехал с честью в свою отчину.

…Приехал из Новгорода Александр к Святой Богородице в Ростов в среду Страстной недели[195], и кланялся Святой Богородице, и целовал крест честной, и кланялся епископу Кириллу: «Отче святый, твоею молитвою и приехав в Новгород был здоров, и сюда приехал здоров твоею молитвою». Блаженный же епископ Кирилл, Борис и Глеб и мать их княгиня Мария почтили Александра с великой любовью, и поехал [он] во Владимир.

(38. Стб. 475)

Из Московско-Академической летописи

…Князь Александр бежал из Новгорода; приехал в Ростов в средокрестье, крест честной целовал в Святой Богородице и гробу Леонтьеву[196] челом ударил.

Блаженный же епископ Кирилл и княгиня Василькова Марья с сыновьями своими Борисом и Глебом почтили его; он же с великой любовью принял [почести], воздал им честь и дары многие и поехал ко Владимиру.

(38. Стб. 524)

Святейший епископ Ростовский Кирилл ходил в Орду на поклон к хану Берке, радея о храме Святой Богородицы. И хан услышал от него о святом Леонтии… и о том, как после преставления Леонтия и до сих пор свершаются чудеса от раки с мощами его. И о многом другом беседовал епископ от евангельских наставлений. И, услышав это от епископа, хан Берке полюбил его, и оказал ему почёт, и пожаловал ему всё, чего тот просил, и отпустил его…

(29. С. 21. Перевод Л. А. Дмитриева)

В лето 6768 была тишина всё лето.

(24. С. 83)

Из Новгородской Первой летописи старшего извода

Оббил владыка новгородский Далмат Святую Софию всю свинцом[197]. Того же лета, месяца ноября в 8 [день], на Собор святого Михаила, сгорела церковь Святого Василия, а дворов добрых 30; а на следующее утро на Славковой улице сгорела церковь Святого Дмитрия, а дворов добрых 50.

(24. С. 83)

Из Лаврентьевской летописи

Родился у Александра сын, и нарекли имя ему Даниил.

Блаженный епископ Ростовский Кирилл исполнил дни свои в старости глубокой и в честной добродетельной седине; благоверный же князь Александр, сын Ярославль, [князья] Борис и Глеб Васильковичи волею Божией и поспешением Святой Богородицы, благословением митрополита Кирилла и епископа Кирилла вывели архимандрита [монастыря] Святого Богоявления Игнатия и сделали его причетником церкви Святой Богородицы в Ростове[198].

В то же лето преставился князь Андрей Владимирович в Углече поле, и положили его в [церкви] Святого Спаса.

В то же лето поставил митрополит епископа Митрофана в Сарай.

(38. Стб. 475–476)

Из Лаврентьевской летописи

Избавил Бог от лютого томленья басурманского людей Ростовской земли: вложил ярость в сердца христианам; не стерпев насилия поганых, собрали вече и выгнали из городов: из Ростова, из Владимира, из Суздаля, из Ярославля[199]. Ибо откупали те окаянные басурмане дани и от того великую пагубу людям творили, порабощая за резы[200] и многие души христианские в разные [земли] уводя. Видя же [то], человеколюбец Бог послушал молитвы Матери Своей, избавил людей Своих от великой беды.

В том же году убили Изосиму преступника: был тот лишь видом монах, сатанинский сосуд, ибо был пьяница, и срамословец, пустослов, кощунник, и, наконец, отверг Христа и стал басурманином, предавшись прелести лживого пророка Магомета. Ибо приехал тогда Тйтям от царя татарского Кутлубия[201], злой басурманин, и с его помощью окаянный отступник чинил христианам великую досаду, предавая поруганию крест и святые церкви. Когда же поднялись люди на врагов своих на басурман, изгоняя их, [а] иных избивая, тогда и сего беззаконного Зосиму убили в городе Ярославле, а тело его было [брошено] на съедение псам и воронам…

(38. Стб. 476)

…а ноги его, что на злое скоры были, те проволокли псы по городу, всем людям на удивление. От Божия суда такой конец преступнику был: лишился нечестивый тела своего, а о душе нечестивого говорят: «Червь их не умрёт, огнь их не угаснет»…

(41. Стб. 337)

Из Никоновской летописи

…Того же лета совет был против татар по всем городам русским: тех же властелей посадил по всем градам русским царь Батый, а по убиении Батыя — сын его Сартак, а после него — иные. Князья же русские договорились между собой и изгнали татар из градов своих; было же от них насилие, ибо откупали богатые у татар дани и сами обогащались, а многие люди убогие за проценты в рабство шли. И так изгнали князья русские татар, а иных убили, а иные крестились от них во имя Отца и Сына и Святого Духа. Тогда же убили в Ярославле и Изосиму отступника…

(43. С. 143)

Из Степенной книги царского родословия

…Тогда же благоволением Божиим и молитвами Пречистой Его Матери и всех святых безбожные татары и бесермены, их же царь Батый и сын его Сартак и иные цари посадили властителями по всем градам русским, все те богомерзкие злодеи изгнаны были от многих градов: из Ростова, и из Владимира, и из Суздаля, и из Ярославля, и из Переяславля. Иные же и убиты были, потому что от них великая пагуба христианам делалась: откупали у татар дани, и от того многие души христианские за проценты во многие страны в рабство уведены были. И того ради тогда великий князь Александр и прочие князья русские изгнали бесермен татар, а иных перебили; а иные из них крестились во имя Отца и Сына и Святого Духа. И так освободил Преблагой Бог людей Своих от такой великой беды и от лютого томления милосердием Своим[202]…

(48. С. 291)

В лето 6770 (1262). Было побиение басурман по всем градам русским, и побили татар, не терпя насилия от них, потому что умножились татары и по всем градам русским ясачники[203] жили, безвыездно. Тогда же Зосиму убили, злого преступника, в Ярославле. На Устюге был язычник — Багуй-богатырь. И взял он у некоего христианина дочь девицу насилием на постель себе. И пришла на Устюг грамота от великого князя Александра Ярославича, чтоб татар побивать. И девка сказала [о том] Багую. Он пришёл на вече и бил челом христианам на их воле, что крестится, а с девицею венчается. И наречено было имя ему — Иван. Се было чудо дивное. Сей Багуй-Иван сел на коня и поехал с соколом [охотиться] на утиц. И был наутро день красен. И захотел спать, и взошёл на гору, и слез с коня, и привязал его к дереву, а сокола посадил на луку седла, а сам лёг на землю и уснул. И явился ему во сне Иоанн Предтеча, говоря: «На сем месте поставь церковь во имя моё». И восстал от сна своего, и повелел на том месте поставить церковь во имя Рождества Иоанна Предтечи, что зовётся на Сокольей горе.

(51. С. 30)

Из Лаврентьевской летописи

…Того же лета преставился блаженный учительный епископ Кирилл Ростовский, месяца мая в 21-й [день], на память Константина и Елены, на Собор 318-ти святых отец. Это был истинный пастырь, который пас стадо людей земли Ростовской с кротостью. И положили тело его в церкви Святой Богородицы в Ростове, а на его место поставлен был Игнатий, месяца сентября в 19 [день].

(38. Стб. 476–477)

Из Новгородской Первой летописи старшего извода

Срубили новгородцы град новый, а с Литвою мир взяли. В том же году сгорела от грома церковь Святых мучеников Бориса и Глеба: была же велика и красива…

(24. С. 83)

Из Новгородской Первой летописи старшего извода

Того же лета, осенью, пошли новгородцы с князем Дмитрием Александровичем великим полком под Юрьев; были тогда и князь Константин, зять Александров[205], и Ярослав, брат Александров, со своими мужами, и полоцкий князь Товтивил, с ним полочан И ЛИТВЫ 500 [человек], а новгородского полка без числа, только Бог весть. И был град Юрьев твёрд, в три стены, и множество людей в нём всяких, и пристроили себе на граде броню крепкую. Но сила честного креста и Святой Софии всегда ниспровергает неправду имеющих: так же и сей град — ни во что же та твёрдость была, но помощью Божией в один приступ взят был. Люди многие града того одни убиты, а другие живыми взяты, а иные огнём пожжены, и жёны их, и дети; и взяли товара без числа и полона. А мужа доброго застрелили с города, и Петра убили Мясниковича. И пришёл князь Дмитрий в город со всеми новгородцами со многим товаром.

Того же лета поставил чернец Василий церковь Святого Василия, а Бог его весть, своим ли [стяжанием], или Бориса Гавшинича — но подай им, Господи и Василий святой, отдание грехов…

(24. С. 83)

Из Новгородской Четвёртой летописи

Юрьев Немецкий взяли.

Той осенью пошли князь Ярослав Ярославич и Дмитрий Александрович с шурином своим Константином, Товтивил Полоцкий и новгородцы под Юрьев, а град в три стены, и одним приступом взяли, а немцев избили…

(40. С. 233–234)

Из Софийской Первой летописи

…Князь же великий Александр… послал брата своего младшего князя Ярослава и сына своего Дмитрия с новгородцами на западные страны, и все свои полки с ними. И пошли князь Ярослав и князь Дмитрий Александрович, и с князем Константином, зятем Александровым, и с князем Полоцким Товтивилом, а с ним полочан и литвы 500, а княжих полков и новгородцев бесчисленное множество. И пришли к городу немецкому Юрьеву, и встали под градом. Ибо был вельми крепок, о три стены каменные, и множество людей в них всяких…

(41. Стб. 337–338)

Из Псковской Третьей летописи

Ходили Ярослав Ярославич, и Дмитрий Александрович, и Товтивил Полоцкий, [и] новгородцы, и псковичи, и полочане под Юрьев; единым приступом три стены взяли, а немцев перебили, а сами здоровы пришли.

(58. С. 82)

Из Никоновской летописи

…А [у] наших мужа доброго и вельми храброго застрелили из города, и Петра Мясниковича убили, и храброго Якова гвоздочника убили, и Илью Дехтярева убили, и Измаила кузнеца убили — весьма храбрых и вельми удалых мужей.

(43. С. 143)

Из Жития Александра Невского (Первой редакции)

А сына своего Дмитрия (князь Александр. — А. К.) послал на западные страны, и все полки свои послал с ним, и ближних своих домочадцев, сказав им: «Служите сыну моему, как самому мне, всей жизнью своей».

Пошёл князь Дмитрий в силе великой, и пленил землю Немецкую, и взял город Юрьев, и возвратился к Новгороду со многим полоном и с великою добычею.

(5. С. 193)

Из «Старшей Ливонской рифмованной хроники»

…Русское войско было замечено,

Внутрь страны к Дорпату идущее.

Это магистру стало известно.

Он сразу послал туда братьев

И других героев…

Когда к Дорпату они подошли,

Русских силы большие

У города встретили.

Они спешили очень…

Прежде, чем в бой войско вступило,

Русские многих успели

В тот день несчастными сделать.

Дорпат они захватили

И тогда же сожгли

Город почти дотла.

Рядом был замок:

Кто в него попал, тот спасся…

Русское войско было очень большим…

Вот братья в бой вступили.

На русских стрелы они обрушили…

Русские очень раздосадованы были,

Что их так сильно обстреливают.

Часто в ответ их лучники стреляли.

От замка они отступили,

Были они походом довольны.

Пленных и добычу они захватили

И спешно вернулись в свою страну.

Магистр разослал приказ

По всем своим землям.

Людей к нему без числа

Со многими храбрыми братьями пришло…

Во главе войска пришёл он

К Дорпату, собираясь

Русское войско проучить.

Но желание его исполнить не удалось:

Русские были уже в своей стране

(22. С. 243–244. Перевод Е. Л. Назаровой)

Из «Хроники Ливонии» Бальтазара Руссова

…Магистру Вернеру[206] причинили много хлопот король Миндовг литовский, который сделался христо-отступником… затем князь русский и наконец Тиамат, князь самаитский[207], которые три князя составили союз, дабы изгнать из Ливонии Орден вместе со всеми немцами. Когда же, однако, король Миндовг пришёл с войском из Литвы и, подойдя к Вендену, не нашёл в Ливонии своего союзника, русского князя, тогда он в большой злобе возвратился обратно, не оставив нанести ливонцам ощутительный вред. После его ухода является со всем своим войском русский князь, грабит и опустошает всё епископство Дерптское и берёт город Дерпт, но не мог скоро овладеть дерптским замком, и когда магистр подошёл с вспомогательным войском, то князь разграбил город Дерпт, совершенно выжег его и затем ушёл обратно в Россию. Магистр же и дерптский епископ, снабдив город снова людьми, последовали за русскими в их землю, грабили там и жгли и избили очень много русских. Тут магистр заболел; по этой причине он принуждён был возвратиться в Ригу слабым и больным, хотя с великой славой и большой добычей.

(62. С. 209–210)

В том же году пошёл князь Александр в Татары, и удержал его Берке, не пустив в Русь; и зимовал в Татарах, и разболелся.

(24. С. 83)

Было же тогда великое насилие от иноплеменников: сгоняли христиан, веля им вместе с собой воевать. Князь же великий Александр пошёл к царю, чтобы отмолить людей от беды той.

(5. С. 193)

…Князь же Ростовский Глеб Василькович с братаничем[208] своим, князем Константином, князь Фёдор Ростиславич, князь Андрей Александрович[209] и иные князья многие с боярами и слугами поехали на войну с царём Менгу-Темиром. И помог Бог князьям русским: взяли славный град ясский[210] Дедяков зимой, 8 февраля, на память святого пророка Захарии; и полон, и добычу великую захватили, а врагов без числа оружием перебили и грады их огнём пожгли. Царь же, оказав почести добрые князьям русским и похвалив их весьма и одарив, отпустил их восвояси со многою честью, каждого в свою отчину…

В лето 6786 (1278) князь Глеб Василькович Ростовский приехал из Татар… приведя с собою полон многий, приехал в свой град Ростов… В том же году, 11 октября, на память святого апостола Филиппа диакона, князь Глеб Василькович послал сына своего Михаила в Татары на войну вместе со сватом своим Фёдором Ростиславичем…

(47. С. 45–46)

Из Новгородской Первой летописи старшего извода

В лето 6771 (1263). Пришёл князь Александр осенью из Татар, весьма нездоров. И пришёл на Городец[211], и принял пострижение в 14-й [день] месяца ноября, на память святого апостола Филиппа. Той же ночью и преставился, и повезли его во Владимир, и положили его в монастыре Рождества Святой Богородицы. И, собравшись, епископы и игумены с митрополитом Кириллом, и со всем иерейским чином, и с черноризцами, и со всеми суздальцами с честью погребли его в 23 [день] того же месяца, на святого Амфилохия, в пятницу. Дай, Господи милостивый, видеть лицо Твоё в будущем веке ему, который потрудился за Новгород и за всю Русскую землю…

(24. С. 83–84)

…Великий князь Александр вышел от иноплеменников, и дошёл до Нижнего Новгорода, и здесь занемог, и, дойдя до Городца, разболелся.

О горе тебе, бедный человек! Как можешь описать кончину господина своего?! Как не выпадут зеницы твои вместе со слезами?! Как не вырвется сердце твоё из корени?! Ибо отца своего человек может оставить, а доброго господина нельзя оставить: если бы можно было, в гроб бы с ним лёг!

Крепко ревнуя Богу, оставил князь Александр земное царство и стал монахом, ибо было безмерное желание его принять ангельский образ. Сподобил же его Бог и высший чин принять — схиму[212]. И так с миром предав Богу душу свою, скончался месяца ноября в 14-й день, на память святого апостола Филиппа.

Митрополит же Кирилл говорил: «Чада мои, знайте, что уже зашло солнце земли Суздальской! Уже не найдётся ни один такой князь в земле Суздальской». Иереи, и диаконы, черноризцы, нищие, и богатые, и все люди восклицали: «Уже погибаем!»

Святое же тело его понесли к граду Владимиру. Митрополит же с церковным чином вместе с князьями и боярами и весь народ, малые и великие, встретили его в Боголюбове[213] со свечами и с кадилами. Люди же толпились, желая прикоснуться к честному одру, на котором лежало святое его тело. И были вопль, и стенание, и плач горький, каких никогда не бывало, так что и земля содрогнулась.

Положено же было тело его в церкви Рождества Святой Богородицы, в великой архимандритии, месяца ноября в 23-й день, на память святого отца Амфилохия.

Было же тогда чудо дивное и памяти достойное. Когда было положено святое тело его в раку, тогда Севастьян эконом и Кирилл митрополит захотели разжать руку ему, чтобы вложить в неё духовную грамоту. Он же сам, словно живой, простёр руку свою и взял грамоту из рук митрополита. И объял их ужас, и едва отступили от раки его. Об этом услышали все от господина митрополита и от эконома его Севастьяна.

(5. С. 193–194)

Тогда же храбрые витязи с плачем горьким, с восклицаниями, от сердца идущими, начали стенать и, к ногам его припадая, говорить: «Куда повелишь нам [пойти], государю наш храбрый?! Сам ведь любил храбрость паче меры человеческой. Уже скорбим мы о твоей доброте. Да пред кем же явимся? От кого столько чести получить чаем и доброты, сколько от тебя? Лучше бы нам с тобою умереть, нежели по тебе жить!»

Люди же, малые и великие, восклицали: «Увы тебе, земля Словенская, ибо потеряла ты второго Владимира! О горе тебе, земля Нижняя, ибо гроза и слава покинули тебя!»

(4. С. 358)

Осенью был убит князь литовский Миндовг, который был самодержцем всей Литовской земли… Он княжил в Литовской земле, и начал убивать своих братьев и племянников, а других выгнал из страны, и стал княжить один во всей земле Литовской. И стал он весьма гордиться, и вознёсся славой и гордостью великой, считая, что нет ему равного. Был у него сын Воишелк и дочь. Дочь он отдал замуж за Шварна Даниловича[214] в Холм.

Воишелк начал княжить в Новогрудке, был он язычником и начал проливать много крови… Потом вошёл страх Божий в его сердце, и он задумался, желая принять святое крещение. И крестился тут же в Новогрудке, и стал христианином… [И] устроил себе монастырь на реке Неман, между Литвой и Новогруд-ком, и там жил.

Отец же его Миндовг укорял его жизнью его. А он отца своего сильно не любил. В то время умерла княгиня Миндовгова, и начал он её оплакивать. А сестра её была замужем за князем Налыцанским Довмонтом[215]. Послал Миндовг в Налыцаны за своей невесткой и так сказал: «Это твоя сестра умерла. Приезжай оплакивать сестру свою». Когда та приехала оплакивать, Миндовг захотел жениться на своей невестке… И взял её в жены. Довмонт, услышав об этом, очень опечалился и стал думать, как бы ему убить Миндов-га, но не смог: его силы были малы, а Миндовговы — велики. И нашёл себе Треняту, племянника Миндовга. А Тренята тогда был в Жмудской[216] земле.

В год 6771 (1263). Миндовг всё войско своё послал за Днепр против Романа, князя Брянского. Довмонт пошёл вместе с ними на войну, но, улучив удобное время, вернулся назад, говоря: «Гадание не велит мне идти вместе с вами». Вернувшись назад, он быстро поскакал, догнал Миндовга и убил его, и двух его сыновей вместе с ним убил, Рукля и Репекья. Так свершилось убийство Миндовга…

В год 6772 (1264). Воишелк стал княжить во всей земле Литовской, и начал избивать своих врагов, и перебил их бесчисленное множество, а другие разбежались куда глаза глядят…

(28. С. 357–361. Перевод О. П. Лихачёвой)

…Короля Даниила тогда постигла тяжёлая болезнь, от которой он и скончался. Его похоронили в церкви Святой Богородицы в городе Холме, которую он сам и построил.

Этот король Даниил был князь добродетельный, храбрый и мудрый, [он] создал много городов, построил церкви и украсил их различными украшениями. И ещё он прославился братолюбием с братом своим Васильком. Этот Даниил был вторым (мудростью. — А. К.) после Соломона.

(28. С. 361. Перевод О. П. Лихачёвой)

Князь великий Василий Ярославич… с великим баскаком Владимирским Амраганом, и с князем Айдаром, и со многими татарами царёвыми воевали новгородские волости и возвратились со многим полоном во Владимир… Того же лета князь великий Тверской Святослав Ярославич… пошёл с татарами царёвыми, и воевал новгородские волости: Волок, Бежичи, Вологду, и со многим полоном возвратился в Тверь… И пришли в смятение новгородцы, и были страх и трепет великий в них; так говорили: «Отовсюду нам горе. Вот князь великий Владимирский, а вот князь великий Тверской, а вот великий баскак царёв с татарами — и вся Низовская земля против нас»…

(43. С. 151)

…И после него сел на великом княжении во Владимире братанич его князь Дмитрий Александрович, внук Ярославов, правнук Всеволожь, праправнук Юрия Долгорукого…

(43. С. 153)

Из Симеоновской летописи

Той же зимой была первая рать на великого князя Дмитрия Александровича. Пришёл из Татар князь Андрей ратью на брата своего старшего князя Дмитрия, испросив себе княжение великое под братом своим… И пришёл к Мурому с погаными татарами, и послал за князем Фёдором Ростиславичем, за князем Михаилом Ивановичем, за князем Константином Борисовичем и за всеми князьями, и пошёл с ними ратью на Переяславль. Татары же рассыпались по земле: Муром опустошили, около Владимира, около Суздаля, около Переяславля — всё опустошили, и людей пограбили: мужей, и жён, и детей, и младенцев; имущество всё пограбили и в полон увели. Великий же князь Дмитрий выбежал из Переяславля в малой дружине. Татары же опустошили и города, и волости, и сёла, и погосты, и монастыри; и церкви разграбили: иконы, и кресты честные, и сосуды священные служебные, и пелены, и книги, и всякое узорочье разграбили, и у всех церквей двери вырубили, и над чином монашеским надругались поганые… Около Ростова и около ТЬери [всё] опустошили, и до Торжка; бесчисленное множество христиан полонили, по сёлам скот, и коней, и жито пограбили, у домов двери вырубая. И были великий страх и трепет на христианском роде: над инокинями и над попадьями надругались, и многие люди от мороза померли, а иных оружием изрубили. Князь Андрей… сотворил это зло, добиваясь великого княжения, и отпустил поганых в Орду, а много зла причинил земле Суздальской, а сам, прогнав брата своего старшего, пошёл на княжение в Великий Новгород. Случилось это зло за грехи наши многие и великие. Взяли же город Переяславль в Филиппово говение, месяца декабря в 19-й [день], на память святого мученика Вонифатия, за неделю до Рождества Христова. В Рождество же Христово по всем церквам не было пения, но вместо пения плач и рыдание…

Того же лета (1282) была другая рать на князя Дмитрия Александровича; пришёл князь Андрей из Татар, а с ним рать татарская: ТУра, и Темир, и Алый, а с ними Семён Тонильевич в воеводах, и сотворили зло в земле Суздальской, такое же, как и прежде сказали. Князь же Дмитрий со своей дружиной отъехал в Орду, к царю татарскому Ногаю.

(47. С. 78; ср. 55. С. 338–339)

В лето 6793 (1285)… Князь Андрей привёл царевича (из Орды. — А. К.), и много зла сотворилось христианам. Дмитрий же, соединившись с братией, царевича прогнал, а бояр Андреевых схватил.

(40. С. 246)

Из Никоновской летописи

В лето 6801 (1293). Ходили в Орду к царю князья русские жаловаться на великого князя Дмитрия Александровича Владимирского… брат его меньшой князь Андрей Александрович Городецкий, князь Дмитрий Борисович Ростовский, да брат его князь Константин Борисович Угличский, да двоюродный брат их князь Михаил Глебович Городецкий, да тесть князя Михаила Глебовича Белозерского князь Фёдор Ростиславич Ярославский и Смоленский… да епископ Тарасий Ростовский. Царь же выслушал их жалобу и хотел послать на Русь за великим князем Дмитрием Александровичем Владимирским, да потом переменил свою мысль и отпустил с ними брата своего Дюденя со множеством воинов. И пошли из Орды с татарами на брата своего старшего великого князя Дмитрия Александровича… брат его младший князь Андрей Александрович… и князь Фёдор Ростиславич Ярославский… с ними же [иные] князья; а князь великий Дмитрий Александрович был тогда в Переяславле. Услышали же об этом люди переяславские и разбежались все; также и сам великий князь Дмитрий Александрович с дружиной своей побежал к Волоку, а оттуда ко Пскову. И так пришла в смятение вся земля Суздальская. Татарская же рать с князем Андреем Александровичем Городецким и с князем Фёдором Ростиславичем Ярославским, придя, взяла Владимир, и церковь Владимирскую разграбили, и пол чудный медный [из церкви] выдрали, и сосуды священные все забрали; и Суздаль, и Юрьев, и Переяславль, Дмитров, Москву, Коломну, Можайск, Волок, Углече поле — всех городов взяли 14, и всю землю опустошили. А в Твери не были, ибо защитил её Бог…

(43. С. 168–169)

Того же лета князь великий Андрей, собрав рати многие, хотел идти на Переяславль, а также к Москве и к Твери, и не дали ему князь Даниил Московский и брат его (двоюродный. — А. К.) Михаил Тверской. Ибо собрали Михаил и Даниил против него рати многие и, придя, стали близ Юрьева, на полчище, и так не дали князю Андрею идти на Переяславль, потому что князь Иван Дмитриевич[217], пойдя в Орду, приказал блюсти отчину свою, Переяславль, князю Михаилу Тверскому. И тут за малым не было боя между ними, и взяли мир, и разошлись восвояси.

(47. С. 83–84)