Великий поход

Глава 11

Первая терранская дивизия прибыла на фронт через три дня осле провалившегося немецкого наступления – и сразу же оказалась брошена в бой под Нидаросом. Неудача на востоке не расхолодила немцев, они попытались взять реванш на западе – и снова обломали зубы. Больше того, свежие и отлично экипированные войска отбросили их километров на двадцать пять от древней столицы, а «Советский Союз», по меткому выражению генерала Юхана Биркеланна, искоренил их береговую оборону.

За день до этого командование перебросило Этне и Хаецкого в Нидарос, так что они наблюдали за всем этим из первых рядов – с командного пункта.

Отсюда отчетливо была видна разница между местными войсками, немцами и красноармейцами – в пользу последних, естественно. Технический прогресс в этом мире шел чуть медленнее, и реактивные самолеты, к примеру, пока еще были экзотикой…

У немцев, напротив, не было недостатка в разнообразных перспективных идеях, но наладить производство в только что собранной из кусков Германии было сложно, а промышленная база была слабой, так что приходилось изрядно ограничивать аппетиты… Благо, против местных хватало. Против гостей – уже нет.

Вместе с дивизией появилась и информация о параллельном мире и гостях из него – и очень вовремя, потому что уже к вечеру того же дня немецкая пресса разразилась «грандиозным разоблачением». Пришельцы из параллельного мира представлялись кровожадными монстрами – вроде всяческих красных жукоглазых марсиан из дешевых американских романчиков. В общем-то, признавал Хаецкий, это могло сработать…

Если бы появилось хотя бы на сутки раньше.

Но сейчас, когда те самые «кровожадные монстры», прямо с эшелона бросившиеся в бой, остановили немецкое наступление и выиграли так необходимые для перегруппировки часы, когда шестнадцатидюймовые «чемоданы» линкора пришельцев буквально стерли в порошок береговую оборону и позволили без единого выстрела высадить войска… Когда все утренние газеты опубликовали заявление европейских лидеров о союзниках из параллельного мира и о кукловодах новой Германии…

На сей раз Геббельс безнадежно опоздал.

Появление соотечественников стало для Хаецкого не самым приятным явлением – ибо количество ненавистных отчетов и докладов резко выросло почти на порядок, начиная мешать работе. Хорошо еще, что изрядную часть бумажной работы Этне милосердно взяла на себя – у нее это получалось гораздо лучше…

К задаче наблюдать за взаимодействием терранских частей с аборигенами прибавилась еще одна – отслеживать реакцию врага. Реакция, судя по докладам, была нервной… насколько мог судить Хаецкий, гитлеровцы знали о гостях из родного мира, но о масштабах их участия даже не догадывались – и появлением полноценных дивизий на суше и эскадр на море были неприятно удивлены. Пропагандистская кампания же умерла, так толком и не начавшись – после того, как линия фронта откатилась на полсотни километров на юг, все желающие получили возможность полюбоваться на эсэсовские художества вживую.

Размышления над черновиком доклада прервало появление Этне, вернувшейся от связистов.

– Думаю, мы получили приказ о переводе, – сообщила она. – для всего остального оно слишком короткое, да.

Это оказался действительно приказ о переводе «исследовательской группы», и не куда-нибудь, а в Париж. А уже оттуда – на фронт, причем предполагалось, что решать, куда именно, да и есть ли в этом смысл, они должны сами.

– Ну надо же, какое доверие, – хмыкнул Хаецкий, наблюдая за догорающей в пепельнице страницей шифрблокнота. – До сих пор мне такой свободы действий не предоставляли…

– Думаю, у командования хватает более важных проблем, – пожала плечами Этне. – Мне тут попалась позавчерашняя «Балтимор Геральд» – Там была весьма любопытная статья… Если кратко – то у Соединенных Штатов намечаются неприятности с Союзом Племен. Дело обычное, но на сей раз есть риск, что неприятности пойдут дальше поливания друг друга грязью в газетах. И нельзя исключить, что в Балтиморе задумаются о поиске союзников за океаном…

– И разумеется, это будет не Ирландия, – закончил мысль Хаецкий. – Вот примерно так польско-германская война и стала Второй Мировой. Самолет готов?

– Нет, конечно, – пожала плечами Этне. – В некоторых вопросах норвежское командование проявляет исключительную безалаберность. Я предупреждала их еще вчера, что наш самолет должен быть постоянно готов к вылету, но техники, разумеется, начали проверять двигатель и что-то сломали.

– Когда мы готовились к походу, – Хаецкий был рад возможности ненадолго отвлечься от бумаг, – пришлось мне пересекаться с одним американцем, авиационным инженером. Так вот, он очень любил говорить, что если существует несколько способов что-то сделать, и один из них приводит к аварии, техники выберут именно его.

– Это как с бутербродом, который обязательно упадет маслом вниз, – заметила Этне. – Ваш знакомый явно отличался богатым жизненным опытом… И раз уж нам придется задержаться, нужно будет разобраться с вашими летчиками. В последнем бою они увидели что-то необычное, а что – сами не понимают. Я попросила снимки фотопулеметов, принесут – посмотрим, может, и сумеем поймать это их «привидение»…

Снимки доставили через четверть часа. Принес их капитан – ровесник Хаецкого – с замечательной фамилией Крылатый. Он, как выяснилось, первым и заметил что-то странное, но поскольку пилоты так и не смогли сообразить, что именно им не понравилось, они решили воспользоваться чьим-нибудь свежим взглядом…

Свежий взгляд Хаецкого зацепился за один снимок, на котором вражеский самолет оказался на фоне земли – за соплами двигателей были отчетливо видны короткие языки пламени.

– Товарищ капитан, я не знаток авиации, поэтому скажите: вот эти огненные хвосты – это нормально?

Крылатый припал к бинокулярной лупе, секунд десять пристально разглядывал снимок, а затем резко выпрямился.

– Вот ведь!.. – сердито выдохнул он. – Спасибо, товарищ полковник. Двигатели у этих мерзавцев новые, с форсажными камерами. Вот, значит, в чем дело…

– И что это дает? – осведомилась Этне, изучая фотографии. Что уж она там искала…

– Увеличивает тягу двигателя, а значит, и скорость, правда, ненадолго. Плакало наше преимущество, не сейчас, так позже…

Капитан ушел, а спустя несколько минут в комнату заглянул солдат и на ломаном русском сообщил, что самолет, наконец, готов к вылету.

– Вот что мешало это сделать заранее? – раздраженно осведомилась Этне, вытаскивая из-под стола вещмешок.

Хаецкий предпочел не отвечать на очевидно риторический вопрос – злить напарницу в его планы точно не входило.

Полчаса спустя, уже в воздухе, Хаецкий изучал полученные перед вылетом материалы. Материалов было безобразно мало, но даже и она позволяла сделать некоторые выводы. Например, что Дюнкерка в этом мире, скорее всего, не будет. Немецкая педантичность столкнулась с окситанской безалаберностью – и пока что проигрывала. Нет, французам понравилась концепция блицкрига, и наступали они очень бодро, но совершенно непродуманно и не слишком заботясь о тылах. Фронт в результате трещал по швам, немцам приходилось тратить силы на помощь союзникам – и терять темп. Все это сильно напоминало Италию в родном мире Хаецкого, а местами так и вовсе Голубую дивизию, славную своей безобразной дисциплиной. Так что, даже если материковые территории Англии будут оставлены, повального бегства с брошенной техникой не будет… А пересечь Ла-Манш немцам и здесь не удастся – Европейский Флот Ирландии вместе с английским, уже покинувшим континентальные базы, вполне могли справиться со всем, что бы ни выпустили в море немцы, а при поддержке флота Республики и вовсе превращались в настоящий джаггернаут, сносящий все на своем пути. У Германии был только один шанс – захватив континент, напасть на Республику, при этом постоянно бомбя Британские острова – но тогда в дело вступали пришельцы.

Это было все, что Хаецкий смог извлечь из имевшихся у него материалов. Данных для анализа решительно не хватало, и оставалось только надеяться, что в Париже их ждет хоть что-нибудь новое.

Делать было решительно нечего, и Хаецкий решил, что сейчас вполне подходящий момент, чтобы спокойно побеседовать о чем-нибудь, к разведке отношения не имеющем…

– Например, о сидах, – поддержала предложение Этне. – Нет на свете ирландца, который не знал бы минимум трех историй о Народе Холмов… Правда, гораздо интереснее их рассказывать вечером при свечах, но и самолет сгодится.

Этне, как выяснилось, знала отнюдь не три истории, и рассказывала их мастерски. Впрочем, Игорю тоже было что рассказать – и не только фронтовые байки, но и несколько странных историй – ничуть не менее странных, чем сказки о сидах. О ленинградских попрыгунчиках, наделавших в свое время немало шума – и о фу-истребителях, любимой байке американских пилотов. Об исчезнувшем в Турции английском батальоне – и об эксперименте в Филадельфийской гавани, за пять лет обросшем неимоверным количеством слухов и легенд…

Попрыгунчиков Этне сочла весьма изобретательными деятелями, а вот история с Норфолкским полком ее серьезно заинтересовала.

– Вошли в туман? – переспросила она – И больше их никто не видел? Нет, конечно, их могли просто убить, но… Полагаю, вы не имели возможности увидеть переход со стороны?

Игорь задумался – действительно, как открывается переход, он видел, но вот выход из него… Только изнутри, проходя через него.

– Вход – да, видел, а вот выход как-то не довелось, – признал он спустя несколько секунд.

– А вот я видела – зрелище, надо сказать, впечатляющее. Сперва начинает дрожать воздух, как будто от жары, но на небольшой площади с очень четкой границей. Это продолжается секунд-пятнадцать двадцать, причем дрожь усиливается – а потом почти мгновенно появляется облако густого тумана. Оно немного больше этой области, но за ее границами быстро сходит на нет… и туман этот имеет какой-то неестественный оттенок. Затем, когда переход закрывается, этот туман исчезает почти так же быстро, как и появился… Не правда ли, похоже на свидетельства очевидцев?

– Действительно… Знаете, а меня это как-то нервирует, – Хаецкий выглянул в иллюминатор. – Конечно, это маловероятно, но…

– Как говорил мой учитель, если в доме запахло серой – скорее всего, соседи травят клопов, но святую воду лучше все-таки держать под рукой, – закончила мысль Этне. – Миров бесконечное множество, и нет никакой гарантии, что среди этой бесконечности не найдется кого-нибудь похуже гитлеровцев. Впрочем, это пока что не наша проблема – пусть у умников голова болит. Наши проблемы ждут нас в ближайший час – мы заходим на посадку.

Их должен был встретить в аэропорту представитель английской разведки. Он это и сделал, но Хаецкого напрочь заклинило, ибо этим представителем оказался человек, бывший точной копией генерала де Голля по имени Кеорл Гэл. Пожалуй, до такого не додумались бы и самые сумасшедшие футуристы… Но это было реальностью, и Хаецкому потребовалось не меньше тридцати секунд, чтобы смириться с сюрреализмом происходящего. Благо, ничего важного встреча не предполагала: обмен приветствиями, адрес жилья, ключи и портфель с документами. Портфель своей толщиной внушал определенный оптимизм – последнее время оставалось только гадать, что же творится у немцев.

– Что вас так удивило в этом человеке? – спросила Этне, когда машина остановилась на светофоре.

– Точная копия одного из политиков нашего мира, – ответил Игорь, – даже имя практически то же самое… Только что звание ниже – Шарль де Голль все-таки генерал. И вполне вероятно, что мы с ним столкнемся – он представляет Францию в Объединенном штабе.

– Было бы любопытно показать их друг другу, – заметила Этне, – особенно интересно будет, если к тому времени и этого Кеорла повысят и он тоже будет генералом… Да что, сломался этот светофор, что ли?

Именно в этот момент светофор переключился и машина двинулась дальше. Хаецкий, разделявший нетерпение напарницы, покосился на водителя и тихо вздохнул. Как бы ни хотелось заняться документами как можно скорее, делать этого прямо сейчас было нельзя. Приходилось ждать, а водитель не торопился, с места трогался безобразно медленно, азартно переругивался с другими водителями и время от времени пытался завязать разговор с пассажирами. И хуже того, водитель был сугубо штатским – как он вообще оказался в аэропорту, Хаецкий не понимал. Все это было сильно раздражало и было даже подозрительно – но скорее всего, совершенно безобидно. С другой стороны, мания преследования не зря считалась профессиональной болезнью разведчиков – и многим из них спасла жизнь… Да и информацию о природном переходе в Иране кто-то все-таки выдал. Сделать это могли очень немногие… По идее. А по факту этих немногих набралось больше тридцати человек, и проверять их всех требовалось очень тщательно. Семейство О’Шей, кстати, в этот список не попадало – слить информацию о природном переходе они не могли, поскольку узнали о нем слишком поздно.

Наконец, затратив раза в полтора больше времени, чем стоило, напарники добрались до места назначения. Их поселили в небольшом пансионе, принадлежавшем отставному офицеру… Бывшему разведчику, разумеется.

Поднявшись в комнату, Хаецкий первым делом полез в портфель – и разочарованным не остался. Информации действительно было много, и она была действительно полезной – английской агентуре, например, удалось составить планы строительства в Кифхойзере, которые навели Хаецкого на кое-какие идеи…

– Этне, у вас есть карта?

– Само собой, а что?

Вместо ответа Хаецкий, найдя на карте Кифхойзер, раздвинул циркуль и очертил на карте окружность.

– Ага… – задумчиво протянул он, обнаружив, что окружность захватывает и французскую, и республиканскую территорию. – А если верить этим ребятам, жителей оттуда прогнали…

– Предлагаете нанести ядерный удар? – осторожно спросила Этне.

– Пока только ракетный – новые ракеты должны достать. Правда, для этого республике придется официально вступить в войну…

– К этому все и идет, – отмахнулась Этне. – Но ракеты, способные пролететь пятьсот километров…

– С точностью плюс-минус город, – добавил Хаецкий. – Впрочем, нам этого достаточно, а вот немцам будет вдвойне неприятно – они сами подобные ракеты использовали с большой охотой, но получить такой подарочек себе на головы вряд ли ожидают.

– Они их и сами наверняка подготовили, и в немалом количестве, – задумчиво протянула Этне. – Вряд ли столь дальнобойные – у нас никто серьезно не занимался ракетами, да и шашку таких размеров мне представить сложно, но…

– У них двигатель на жидком топливе и окислителе, – поправил Хаецкий. – И это проблема, потому что в качестве окислителя обычно используется жидкий кислород… Вот что, пусть-ка местная агентура кислородные заводы поищет.

Сделав пометку в блокноте, Хаецкий вернулся к документам. Да, англичане расстарались – в кои-то веки не приходилось работать с обрывками сведений, относящимися непонятно к чему, да еще и наверняка устаревшими…

В принципе, ничего нового гитлеровцы не изобретали и действовали по тому же сценарию, что и в родном мире – разве что слегка подкорректировав под местный колорит. В то же время у них должно было быть что-нибудь припасено на случай провала этого плана – не мог же Гитлер не усвоить полученных в сорок пятом уроков?

А если они были, то их должны были пустить в ход в самое ближайшее время – блицкриг уже сорвался, и надо было что-то делать. И сейчас Хаецкий искал как раз следы этих планов и действий среди того, что удалось собрать английской разведке – но пока что не находил. Зато находилось много другого – немногим менее полезного.

Англичане не теряли времени зря – как оказалось, они довольно давно опасались прихода к власти Петена и внимательно следили за делами южного соседа, а с активизацией германских государств – и за ними. И прежде, чем эсэсовцы порушили их агентурную сеть, успели узнать много интересного. Кифхойзер был далеко не единственной целью – в донесениях разведки имелось немало сообщений о непонятном подземном строительстве в разных местах, а в одном из докладов недоумевающий агент сообщал о том, что якобы заложенный линкор стоит полностью готовым в сухом доке.

На этом Хаецкий прервался и принялся спешно печатать свой собственный доклад. Немцам удалось утащить почти все, что осталось от их флота, а засветились пока только два «карманных линкора». Все остальные, в том числе и «Шарнхорст», пока не появлялись, и терранское командование полагало, что он стоит на ремонте… И хорошо еще, что ошибочность этого мнения выяснилась до того, как он появился в море. Нет, катастрофой это бы не стало, но неприятностей доставить могло…

– Знаете, большинство моих подчиненных считают документы в лучшем случае неизбежным злом и просто рвутся на агентурную работу, – вздохнула Этне, заканчивая шифровать доклад. – Аналитикой заниматься желающих почти нет, хоть палкой их загоняй, да только толку от таких аналитиков… А еще хуже юные герои, которые только-только попали в академию, но жаждут подвигов – их вообще никуда пускать нельзя…

– Юных героев надежно фильтрует война, – мрачно отозвался Хаецкий, – к сожалению, я это знаю очень хорошо. Сколько раз я видел таких… И иногда даже вытаскивал из-за фронта. Иногда… Когда удавалось совместить очередную вылазку со спасательной операцией…

А удавалось редко. В разгар войны никому нет дела до пропавших в тылу врага агентов – важна только информация… Тряхнув головой, Хаецкий отбросил печальные мысли – работы все еще было море, да и дело шло к вечеру, а значит, самое время окружающей действительности подбросить какую-нибудь гадость. И когда в комнату вошел молодой офицер-связист, Хаецкий ожидал чего угодно… Но только не того, что в действительности содержала шифровка.

А содержала она благодарность в приказе. За что именно, Игорь так и не понял – судя по всему, по совокупности, но это радовало, особенно – неожиданностью. Нет, начальство никогда не обходило его вознаграждением – но вот так, за все и сразу он до сих пор получил только выговор на первом курсе училища…

– Благодарность в приказе? Хм, поздравляю, – Этне прочитала расшифрованный текст и отложила бумагу. – думаю, это можно не жечь. А вот это…

Девушка держала в руках зарисовку – забор, над которым выступают крыши нескольких бараков, сторожевые вышки и высокая труба, из которой тянулся густой черный дым. Дым был прорисован особенно тщательно.

– А вот это, – зло выдохнул Хаецкий, – значит, что нацисты принялись за свое любимое занятие – истребление людей промышленным способом.

– Это же абсурд!

– Увы, это не абсурд. Это их мерзкая религия, поклонение нелепым идеям расового превосходства. Они – «высшая раса», а все остальные лишь грязные животные…

– Никогда не слышала ничего более мерзкого!

– Услышите, – посулил Хаецкий. – Когда этих тварей потащат под суд, ты услышишь много гораздо более мерзкого…

– Ты всерьез утверждаешь, что это возможно?!

– Знаешь, я был в концлагерях со следователями, и давал показания в Нюрнберге – и видел вещи, до которых не додумался бы и самый извращенный психопат!.. Кхм… Прошу прощения, и давайте вернемся к работе.

Плохо. Разведчик должен контролировать эмоции всегда, и даже такая короткая вспышка – слишком много… Да и реакция Этне, прямо скажем, своеобразная. Все это может плохо кончится…

И, окончательно выбросив из головы этот разговор и стремительный переход на «ты» и обратно, Хаецкий сосредоточился на работе.

– Кретин! – заорал фюрер, едва выслушав доклад.— Ничтожество! Как вы вообще не смогли организовать простейшую операцию?! У вас было более чем достаточно и времени, и сил, но вы все провалили!

– Но, мой фюрер… – попытался возразить Мильх. – Эти новые самолеты русских значительно превосходят все, что…

– Молчать! Наши технологии на поколение опережают все, что может выдать местная промышленность даже при предельном напряжении, а вы мне рассказываете про каких-то русских с самолетами?

– Мой фюрер, но это не те русские – они из нашего родного мира, – снова попытался возразить Мильх.

– Даже если они и протащили несколько самолетов через переход – вам они не должны составить ни малейшей проблемы! Свободны!

Выйдя из кабинета, Мильх тяжело вздохнул и вытер взмокший лоб. С каждым днем общаться с фюрером становилось все сложнее, так что он не был уверен, так уж ли ему повезло занять место бывшего начальника. Может. Лучше было бы так и остаться скромным заместителем? Хотя… А кто еще? Он и так был вторым человеком в Люфтваффе, да и всегда пытался занять место шефа – ну вот, пожалуйста. Занял. Лучше стало? Фюрер по-прежнему не желает ничего слушать, что-то растолковать ему – огромная проблема, и даже выслушав, он, скорее всего, просто проигнорирует… Несколько самолетов? Несколько десятков эскадрилий – так будет правильней! Но разве фюрер это признает?..

Убрав платок в карман, Мильх поправил фуражку, сцепил руки за спиной и пошел прочь – его ждали дела. И, уже садясь в машину, он поймал себя на мысли: а примут ли преследователи перебежчика?