Великий Шёлковый путь. В тисках империи

Глава 4 В золотой клетке

Парфянское царство

К востоку от Запада и к западу от Востока есть такая страна – Парфия. Как и все государства, она лежит между небом и землей, но только неба здесь больше. Бесконечные хребты гор, пустыни с триллионами вселенных искрящих песчинок, тонны зеленой речной воды, пахнущей илом и разложившейся плотью, и совсем немного земли, способной рожать. Между небом и землей есть посредник, поставленный богом. Зовут его Митридат.

Когда по смерти Сарры Авраам взял в жены Кетуру, от которой родился Емран с братьями, то отделил их Авраам от Исаака. И пошло от них племя парфян, царем которых стал однажды Аршак Храбрый. Вот его-то потомком и является Митридат. Митридатов полно и в соседних царствах, уж такое это популярное имя. Например, понтийского царя Эвергета тоже зовут Митридатом, да только этот – Митридат Великий!

В его густых седых усах уживается кошачье мурлыканье языка пехлеви и гром латинских букв, что выгрызли из кости врага римские боевые молоссы. Он свирепый и щедрый, он яростный и кроткий, но есть одно «но». Он божественно стар, а значит, великая Парфия обречена уйти к солнцу вместе с ним, где она непременно сгорит, а потом осядет пеплом, который позже нарекут Персией…

Это случится. Он знает. Но сегодня Митридат охотится, и это единственное занятие в жизни, позволяющее старику вспомнить молодость. Рядом с помазанником огня и света скачет его сверстник по имени Сурен. Издалека кажется, что он высечен из камня, – по его массивному серому лицу ползут морщины, сливаясь с многочисленными шрамами от ударов булата и укусов тропических москитов. Сурен – глава одного из семи великих парфянских родов, и он тоже безнадежно стар.

– Почему ты не убьешь его? Это уже второй раз, как он старается сбежать, – Сурен пришпоривает своего пятнистого жеребца, пронзая все вокруг колким взглядом.

– Убить? Ты смеешься? Да он стоит целого войска! Как только сирийцы поймут, что его братец Антиох не царь, а евнух на троне, я закину его к соседям и сломаю их мир! – Митридат говорит не о вепре и не о лани. Речь о человеке. И охота идет за ним.

Человека зовут Деметрием. Часто добавляют Второй и Никатор, то есть победитель. Сейчас последний эпитет звучит особенно кощунственно. Царь Сирии из славной династии Селевкидов – красивый мужчина с волнистыми светлыми волосами и прозрачно-голубыми глазами – словно сошел с древнегреческой фрески, но сейчас он отчаянно бежит, раздирая руки колючим кустарником и сбивая ноги в кровь.

Деметрий всегда считался слишком самоуверенным, потому и решил идти войной на Великую Парфию, но в итоге был разбит Митридатом и взят в плен. Сирии это поражение стоило потери Вавилонской провинции и обернулось очередной сменой власти.

Жена Деметрия по имени Клеопатра способна плакать только от чувственных ласк нубийских любовников, и она недолго думала, когда решила поменять одного брата из Селевкидов на другого. Был Деметрий – стал Антиох. Они действительно похожи, да только родились под шепот разных звезд. Энергичный красавец Деметрий способен на поступки, пусть иногда безрассудные, но достойные имени царя. Антиох другой, и Митридат чует его слабость за тысячи миль.

– Деметрий! Что ж ты как дитя? Не надоело бегать? – Митридат без особого труда настигает своего пленника и пронзительно свистит, заставляя огромных разъяренных собак поджать уши.

Деметрий закрыл глаза, чувствуя зловонное дыхание проклятых мастифов. Лая их он уже не слышит – в ушах звенит от жары и жажды. Митридат с помощью двух слуг слезает с коня и подходит к сирийскому правителю, не стесняясь его по-отечески обнять. Деметрий открывает глаза и едва не плачет от отчаяния. Опять не получилось. Опять скитания по пыльной жаре. Опять колкие унижения и бессонные ночи под восточными звездами…

– Я царь… Я должен править, я не буду сидеть в золотой клетке, – Деметрий с трудом шевелит потрескавшимися губами.

– Эх, а я к тебе ведь как к сыну относился! – Митридат грубо хватает своего собеседника за светлые кудри и резко отпускает. – Но парфянский царь – лев, а ты, похоже, птичий царь, раз толкуешь о клетке и хочешь улететь! Давай, лети!

Митридат заводится: его и без того бронзовая кожа становится серо-красной, как угли на стоянке степных кочевников. Деметрий делает шаг прочь, хочет бежать, но его останавливает еще один беглец. Все это время его не было видно, словно он состоит из ивовых прутьев и слился с речной землей. Это Каллимандер – верный слуга Деметрия с посеребренной сединой головой. Настолько верный, что прошел половину мира, чтобы спасти своего патрона. Каллимандер спокоен и холоден, как лед на вершинах гор его македонской родины. Он видит, как парфянские лучники изготовились, чтобы выстрелить, и смело закрывает грудью своего царя. Митридат оттаивает. Он подходит к седому македонцу и похлопывает его по щеке.

– Ты отчаянный человек. Пробраться на край света, в чужой город и так толково устроить побег. Ты ему чем-то обязан?

– Тем, что он мой государь!

Митридат молча смотрит на слугу. Каллимандер видит в его мутных старческих глазах туман над пропастью, а в движении ресниц – взмахи крыльев могильщика-грифа. Но гроза уходит. Лицо парфянского монарха озаряет улыбка. Он хватает македонца за плечо и раскатисто кричит, бросая едкий взгляд в сторону Сурена.

– Вы слышали? Он – его государь… Он служит не за деньги или шлюх, а за честь! Я милую тебя, седой человек. Тебя отвезут на западные рубежи и отпустят на свободу. Мой совет – начни новую жизнь. Попробуешь вернуться – я лично отрежу твои яйца и заставлю их жевать!

Деметрия мутит и едва не выворачивает на землю. Митридат щелкает пальцами. Откуда ни возьмись около двух монархов появляется виночерпий с позолоченным кубком.

– Хочу выпить за твоего брата! – Митридат выхватывает кубок из рук нерасторопного прислужника и сует его Деметрию.

– За брата… Что с Антиохом?

– Пришла новость. Он занял твое место и стал царем Сирии. Скажу тебе больше: твоя жена Клеопатра перешла к нему вместе с троном. Ты пей, пей! – Митридат силой заставляет Деметрия погрузить спекшиеся губы в терпкое красное вино. Пленник жадно глотает брагу и тут же хмелеет. Прозрачно-голубые глаза становятся синими.

– Брат? Не может быть…

– Они стали неплохой парой с Клеопатрой. Вместе победили Диодота Трифона и отстояли ваш фамильный трон. Ты недоволен?

Деметрий вырывает кувшин у виночерпия и залпом выпивает почти два секстария парфянского вина.

– Обидно, когда забыли и не ждут? Правда? – Митридат с удивлением наблюдает за тем, как меняют цвет глаза Деметрия.

– Не забыли. Они меня похоронили… – Деметрий покачивается и вдруг падает в лужу с грязью, широко расставив руки. Каллимандер подбегает к хозяину и поднимает ему голову.

– Головную боль нельзя похоронить, разве что с самой головой. Для них ты скоро воскреснешь, а значит, ты все еще Деметрий Второй Никатор! – Митридат в задумчивости теребит свою бороду, понимая, что разговаривает сам с собой. – Эй ты, седой! Не бойся. Вино не отравлено. О твоем господине позаботятся! – Митридат решает сжалиться над македонцем, который растерянно смотрит по сторонам большими влажными глазами.

Деметрий приходит в себя. Нет ни колючих кустов, ни лающих собак. Он лежит в бассейне с бурлящей водой, откуда-то доносятся звуки арфы, призывно голосит павлин. Воздух насыщен запахом лилий, смешанным с ароматом миндального масла. Что это? Он умер? Нет. Живой… К Деметрию спускаются две обнаженные девушки – они беззаботно смеются и целуются, а потом начинают ласкать мужчину умелыми руками. Деметрий озирается по сторонам и не знает, что ему сказать. И тут появляется она…

Родогуна уже не девочка, в ее жилах течет густая кровь из специй и вина, а губы помнят сотни разных мужчин. Она похожа на кобылицу с лоснящейся шкурой и густой черной гривой, за которую во время течки жеребцы калечат друг друга. Ее грудь велика, но по-прежнему упруга, ее лоно лишено волос и покрыто витиеватой татуировкой в виде хищного грифона. Деметрий давно не видел такой симфонии плоти.

– Царь Деметрий Никатор? То есть победитель… Докажешь? – Родогуна играет серебряной монетой, на которой отчеканен профиль бывшего сирийского царя.

– Смотря что и где я должен доказать! – Деметрий чувствует прилив крови и прижимает Родогуну к себе. Но нет. Он не потерял голову. Его жена Клеопатра, как и эта парфянская дива, также создана богами для звонких молитв соития.

– Что ты чувствуешь? – Родогуна грубо отталкивает других девушек и впивается в губы Деметрия.

– Я чувствую твои губы, – Деметрий погружается в воду с головой и протирает глаза. – Мне вот интересно, я так до скончания веков буду время проводить? Не надоест?

– Наглец! Ты еще и недоволен? Это рай для лучших воинов империи Аршакидов. Попав сюда однажды, они мечтают об этом остаток жизни и щедро отдают его за царя! – Родогуна злится, но в ее глазах не гнев, а вечная усталость, и это чувство невозможно скрыть.

– Правда? А ты и эти девушки… Вы людские существа? – Деметрий все давно понял, но старается играть по правилам хозяйки ложного рая.

– Мы священные ахуры. Служанки великого Ахура-Мазды!

– Странно греку попасть в парфянский рай, да еще и увидеть монету с собственным изображением… Тебе так не кажется? – Деметрий еще раз уходит с головой под воду, словно дает Родогуне возможность подумать над ответом.

– Я слышала про твой циничный ум. Ты отличаешься от тех мужланов, которых мы делаем счастливыми, – девушка теперь зачем-то стыдливо прикрывает свою роскошную грудь от взгляда Деметрия.

– Вот как? Так этот священный рай является большим борделем? – Деметрий убирает руки девушки с ее груди и расплывается в улыбке, наблюдая, как Родогуна приседает в воде, чтобы скрыть свои формы. Она больше не та напористая течная кобылица.

– В этом раю великие воины просыпаются после того, как получают волшебный напиток… Потом они вновь возвращаются в свои вонючие бараки – и смерть в бою, по их мнению, единственная дорога обратно. Такова тайна непобедимой парфянской армии… И я только что ее тебе открыла!

– И сколько же я тебе должен за эти знания?

– Либо берешь меня в жены, либо умираешь! – Родогуна вновь поднимается во весь рост. Вода стекает мелкими ручейками по ее загорелой коже, покрытой мурашками – то ли от сквозняка, то ли от возбуждения.

– Ты ведь знаешь, что я царь. А ты кто такая?

– Кто я? Я дочь Митридата Великого!

– А почему отец из тебя сделал продажную девку? Чем ты перед ним провинилась? – Деметрий едва скрывает удивление. Он назвал бы ее царицей среди шлюх, но чтобы шлюхой среди цариц… Это слишком даже для искушенного грека на сирийском престоле.

– Это не твое дело, грек. Прежде всего я жрица, верховная жрица! Любовь с храбрыми воинами – это часть нашего священного служения. Мы делаем их сильнее, чтобы сделать сильнее нашу империю!

– Какой же бред… Тебе не надоело обманывать себя таким образом? И скажи, о божественная, почему Митридат решил вот так осчастливить меня?

– Не имею понятия. Знаю только, что моя жизнь этой свинье безразлична. Но он только что преподнес мне воистину царский подарок! – Родогуна вновь прижимается к Деметрию и ищет поцелуя.

– Что же ты задумала? – Деметрий ловит губы Родогуны и пытается поймать ее блуждающий взгляд.

– Занять трон! – Родогуна замирает и слушает дыхание Деметрия. Сирийский царь вздрагивает от тревожного крика павлина.