Появление сорок и их неистовые крики не на шутку обеспокоили мать. Она по опыту знала, что лесные сплетницы, открыв ее убежище, разнесут по всему лесу известие об этом; но это бы еще ничего, она боялась, что секрет этот откроет человек, тем более, что несомненные следы его пребывания она открыла в непосредственной близости от логова, внизу, в глубокой пади, где человек поставил свой шалаш на берегу горной речки. Человек этот был рыболовом, ловившим тайменей и лососей в быстрых водах реки, посредством заторов и плетеных морд, куда попадала рыба, идущая вверх по течению, для метания икры.
Тигрица побывала у шалаша, узнала, что в нем живут два китайца и теперь онa была уверена, что сороки выдадут им местонахождение ее логова. Она знала коварство человека и была уверена, что он воспользуется ее отсутствием и унесет ее дорогих тигрят. Решение переменить логово было уже принято, надо только найти более потаенное и безопасное. Она перебрала уме все известные ей места, но не пришла к определенному решению, куда перенести свое сокровище.
Весь день она пролежала в своем логове и поздно вечером, когда солнце скрылось за горизонтом, отправилась на поиски. В течении ночи она обошла знакомые ей каменные дебри Татудинзы и выбрала, наконец, самую отдаленную от настоящего логова пещеру, находящуюся у самой вершины горы, среди непроходимых для человека каменных россыпей, Расстояние до нового логова было не мeнее двух километров, но мать, боясь за участь своих детенышей, не боялась дальности расстояния и трудностей переноски.
Весь следующий день она провела в логове, играла с тигрятами и впервые принесла им на потеху живого зайца, которого поймала по дороге домой. Чтобы добыча не убежала, она слегка прикусила зайца, так, чтобы он мог только ползать, но бегать не мог. Бедное животное, понимая свое отчаянное положение, пыталось уйти, но тигрята бросались на него с ожесточением и азартом, стараясь задушить, но имея в этом практики и опыта, немилосердно мяли его, терзали и, в конце концов, замучили. Но и съесть мертвого зайца они не могли, не зная, как к нему приступить, тогда мать расчленила его на несколько кусков и детеныши с жадностью, давясь и пуская обильную слюну, чавкая и чмокая, съели злополучного косого, оставив нетронутыми лапки, шкурку и более крупные кости. Остатки эти прикончила мать, с любовью наблюдавшая эти первые хищнические опыты своего потомства.
Прошло уже около месяца со дня рождения тигрят. Они значительно выросли, окрепли и приобрели житейский опыт. По размеру они равнялись уже большой домашней кошке, но лапы их, массивные и широкие, выдавали их привилегированную породу.
Желание перевести детенышей в другую берлогу, усилилось еще тем обстоятельством, что мать в один из дней будучи в разведке около шалаша рыболовов, заметила две человеческие фигуры, пробиравшиеся вверх по ручью, по направлению к логову. Не выдавая ничем своего присутствия, тигрица неотступно следовала за ними, провожая их до своего водопоя, откуда до пещеры было не более двухсот шагов.
Здесь охотники остановились, увидев на прибрежном песке свежие следы тигрицы, и дальше не пошли.
«Логово недалеко отсюда, – сказал старший из них, поджигая спичкой свою длинную трубку, – следы идут сверху вниз. Теперь идти туда рискованно, так как тигрица дома. Пойдем лучше завтра вечером, с закатом солнца, когда она уйдет на охоту». «А ты знаешь эти места? – спросил его молодой спутник, ощупывая пальцами углубление следов зверя на мокром песке, – если не знаешь, то лучше поискать сегодня, а завтра идти уже наверняка».
«Ты молод и неопытен! – возразил ему старший. – Если мы теперь застанем тигрицу в логове, то не избежать нам беды: мы без оружия, она задерет нас обоих, как только приблизимся к ней. Я знаю эту тигрицу. Два года тому назад она убила моего компаньона, Ван-ка-Лина, который легкомысленно приблизился к ее логову, с целью добыть тигрят. Нет, лучше мы подождем, выследим тигрицу и зная, что она ушла, будем действовать смело и решительно. А теперь пойдем домой и осмотрим верши с рыбой, до вечера осталось уже немного».
Напившись чистой, как горный хрусталь, воды из тигрового водопоя, охотники двинулись в обратный путь вниз по ручью. Как только фигуры их скрылись в чаще леса, тигрица вышла своей засады, посмотрела пристальным взглядом им вслед, при чем, взгляд этот не предвещал ничего хорошего, так как был полон дикой злобы и ненависти. Челюсти ее открылись и две пары острых клыков сверкнули своей белизной. Из полуоткрытой пасти вырвалось глухое ворчание, в нем слышалась угроза.
Постояв еще немного на месте и обнюхав следы человека, тигрица быстро направилась вверх по ручью, в свою берлогу, где ждали ее проголодавшиеся тигрята.
Подходя к логову, она снова услышала крик несносных сорок и соек и решение ее о смене логова созрело окончательно. Лежа на подстилке из сухих листьев, она подставила детенышам свои сосцы и любовалась ими, как может любоваться мать своими детьми, которым она дает жизнь.
Окончив кормление тигрят, она уложила их спать, а сама улеглась рядом с ними.
Неугомонные сойки группами подлетали к логову и своими криками нарушали тишину догоравшего дня.
Вечерело. Солнце багрово-красным диском скрывалось за лесистыми гребнями сопок. Гранитные твердыни Татудинзы горели червонным золотом, резко выделяясь своими остроконечными контурами на темно-синем вечернем небе.
Тигрица проснулась. Осмотрелась кругом. Разбудила детенышей, толкая их своим теплым розовым носом. Те неохотно подымались. Долго потягивались, зевали и, шатаясь на своих еще слабых лапах, направились к матери, сидевшей в углу и наблюдавшей своих питомцев. Пора было приступать к выполнению плана.