Великое избавление

13

Как ни странно, ей удалось пережить это утро. Дикая ссора с Линли, ужасная комната Роберты — все это погасило ее гнев и горе, притупило чувства. Барбара решила, что Линли в любом случае отстранит ее от дела. Она это заслужила. Но пока он еще этого не сделал, она должна доказать ему, что она — отличный полицейский. Оставалось выдержать еще и эту, последнюю встречу, последнюю возможность показать себя.

Линли оглядел странную коллекцию, разложенную на столе в гостиной: альбом с искалеченными семейными фотографиями, зачитанный роман, фотография, найденная у Роберты в комоде, еще одна фотография, где улыбались обе сестры, шесть сложенных совершенно одинаково пожелтевших газетных страниц.

Линли машинальным жестом потянулся за сигаретами, закурил и присел на диван.

— Что это, сержант? — спросил он.

— Ключ к исчезновению Джиллиан, — ответила она, стараясь говорить как можно спокойнее, но Линли подметил дрожь в ее голосе. Стараясь скрыть замешательство, Барбара откашлялась.

— Придется вам все объяснить, — попросил Линли. — Хотите сигарету?

Пальцы Хейверс потянулись к портсигару, она так нуждалась в успокоительном глотке дыма, но понимала, что, зажигая сигарету, не сможет скрыть охватившую ее руки дрожь.

— Нет, спасибо, — отказалась она, еще раз глубоко вздохнула и, глядя прямо в суровые глаза старшего офицера, начала свой рассказ с вопроса: — Что ваш камердинер Дентон стелит на дно ящика с бельем?

— Бумагу, полагаю. В жизни не обращал на это внимание.

— Бумагу, но не газету, верно? — Она села прямо напротив Линли, нервно сжимая и разжимая кулаки. Ногти все больнее впивались в беззащитные ладони. — Газета не годится — краска может запачкать белье.

— Верно.

— Вот я и удивилась, когда вы сказали, что Роберта подстилала под белье газеты. И еще я припомнила, как Стефа говорила, что Роберта одно время каждый день приходила к ним за «Гардиан».

— Пока не умер Пол Оделл. С тех пор она не приходила.

Барбара заправила выбившиеся пряди волос за уши. Не важно, твердила она себе, пусть он даже не поверит ей, пусть высмеет те выводы, к которым она пришла, проведя три часа в той страшной комнате.

— Только мне кажется, она перестала приходить за газетой не из-за Пола, а из-за Джиллиан.

Линли посмотрел на газету и понял, на что обратила внимание Барбара: в ящиках своего комода Роберта хранила страницу частных объявлений. Более того, хотя газетных листов было шесть, это были всего лишь две разные страницы, по три экземпляра каждой. В газете было что-то важное для Роберты, настолько важное, что она хранила на память несколько экземпляров этого номера.

— Колонка частных объявлений, — пробормотал Линли. — Джиллиан послала ей весточку.

Барбара придвинула к себе одну страницу и провела пальцем по столбцу объявлений.

— «Р. Посмотри объявление. Дж.», — прочла она. — Полагаю, это и есть наше сообщение.

— Какое объявление она имеет в виду?

Барбара протянула ему вторую страницу:

— Полагаю, вот это.

Линли внимательно прочел четырехгодичной давности сообщение о публичной дискуссии, назначенной в Харрогите. В дискуссии участвовала группа воспитанников некоего «Тестамент Хауса». Приводился список участников, но Джиллиан Тейс среди них не числилась. Линли поднял глаза и чуть насмешливо поглядел на свою подчиненную:

— Ничего не понимаю, сержант.

Она удивленно приподняла брови:

— Разве вы не знаете, что такое Тестамент Хаус? Ну да, я забыла, вы-то давно уже не патрулируете улицы. Тестамент Хаус — это такое заведение возле Фицрой-сквер, его создал один священник. Прежде он преподавал в университете, но однажды студент спросил его, почему он сам не осуществляет то, к чему призывает — накормить голодных и одеть нагих, — и тогда он решил, что именно этому должен посвятить свою жизнь. И он основал Тестамент Хаус.

— Так что это?

— Приют для бездомных. Подростки, промышляющие проституцией, — и мальчики, и девочки, юные наркоманы, какого бы цвета кожи они ни были, и вообще все ребята моложе двадцати одного года, которые ошиваются в районе Трафальгар-сквер или Пикадилли или где-нибудь на вокзале, покуда их не подберут сутенеры и сводни. Он занимается этим уже много лет. Все уличные полицейские знают его, мы всегда отводим к нему детишек.

— Речь идет об упомянутом здесь достопочтенном Джордже Кларенсе, да?

Барбара кивнула.

— Он организует дискуссии и другие мероприятия, чтобы собрать деньги на содержание приюта.

— И вы хотите сказать, что Джиллиан Тейс добралась до Лондона и оказалась в этом заведении?

— Ну да.

— Докажите.

Сколько времени ей понадобилось, чтобы обнаружить это объявление, чтобы расшифровать его смысл, и теперь все — и в особенности, надо признать, ее карьера — зависит от того, сумеет ли она убедить Линли.

— Вот она. Барбара указала на одно из имен в списке, третье по счету.

— Нелл Грэхем?

— Да.

— Вы совершенно сбили меня с толку.

— Я думаю, это имя, «Нелл Грэхем», и есть то самое сообщение, которого ждала Роберта. Много лет она каждый день прилежно изучала газету, надеясь узнать, что случилось с ее сестрой. «Нелл Грэхем» означало, что Джиллиан в безопасности.

— Но почему «Нелл Грэхем»? Почему не… — он глянул на другие имена в списке, — к примеру, Теренс Хановер, Каролин Полсон или Маргарет Крист?

Хейверс указала на зачитанную до дыр книгу, также красовавшуюся на столе.

— Никто из персонажей сестер Бронте не носит таких имен, — пояснила она. — Зато в романе Эми Бронте есть Хелен Хантингдон, женщина, нарушившая общественные правила своего времени и бросившая мужа-алкоголика, чтобы начать новую жизнь. Она полюбила человека, ничего не знавшего о ее прошлом, которому она была известна под вымышленным именем «Хелен Грэхем». Нелл Грэхем, инспектор, — повторила она и стала с ужасом ожидать его приговора.

И вот она услышала ответ — совершенно неожиданный, полностью ее обезоруживший.

— Браво, Барбара! — негромко произнес он. Глаза его сияли, на губах заиграла улыбка. Полный энтузиазма, Линли наклонился к ней. — Какова ваша гипотеза, как Джиллиан попала в этот приют?

Напряжение было столь велико, что теперь Барбара чувствовала, как дрожь облегчения охватила все ее тело. Она резко вдохнула, пытаясь заговорить.

— Моя… Думаю, Джиллиан сумела добраться до Лондона, но там деньги у нее кончились. Ее подобрали либо на улице, либо на вокзале.

— Почему ее не отправили обратно к отцу?

— В Тестамент Хаусе другие правила. Они уговаривают ребят вернуться домой или хотя бы позвонить родителям и сказать, что у них все в порядке, но никого не заставляют делать это насильно. Если подросток предпочтет оставаться в приюте, все, что от него требуется — соблюдать правила. И никто не задает ему никаких вопросов.

— Джиллиан было шестнадцать лет, когда она сбежала. Если Нелл Грэхем — это она, ей должно было исполниться двадцать три года ко времени той дискуссии в Харрогите. Разве она могла столько лет оставаться в Тестамент Хаусе?

— Это вполне возможно, если ей некуда было идти. Для человека, не имеющего семьи, жизнь в приюте — лучший выход. Во всяком случае, теперь мы можем проверить.

— Попытаемся встретиться с ней! — решительно подхватил инспектор, поднимаясь на ноги. — Собирайте вещи. Через десять минут выезжаем. — Покопавшись в своей папке, он достал фотографию Рассела Маури. — Отдадите это Уэбберли, когда приедете в Лондон, — распорядился он, торопливо надписывая что-то на обороте фотографии.

— Когда приеду в Лондон? — У нее сердце ушло в пятки. Значит, он все же отстраняет ее от расследования. Что ж, именно этим он пригрозил ей после ссоры на ферме. На что она могла рассчитывать?

Линли еще не закончил давать ей указания:

— Разыщите ее, сержант. Привезите в Келдейл. Думаю, Джиллиан — единственный человек, который может помочь нам разговорить Роберту. Как вы полагаете?

— Я… А как же?.. — Она запнулась, не решаясь поверить своим ушам. — Разве вы не позвоните Уэбберли? Разве кто-то еще не… Разве вы сами не поедете?

— У меня и здесь дел хватает. Разыщите Джиллиан, удостоверьтесь, что Нелл Грэхем — это она. Побыстрей. Надо срочно выехать в Йорк, чтобы вы успели на поезд.

— Но как я… Как с ней обращаться? Неужели просто…

Линли только рукой махнул:

— Я полностью полагаюсь на вас, сержант. Привезите ее сюда — и как можно скорее.

Барбара наконец разжала кулаки. Все тело казалось ватным и вялым.

— Хорошо, сэр, — покорно прошептала она.

Барабаня пальцами по рулю, Линли задумчиво созерцал красивый дом на пологом склоне холма. Он мчался как бешеный и успел посадить Хейверс на трехчасовой лондонский поезд. Теперь он приехал к дому Рассела Маури и пытался решить, как поговорить с его хозяйкой. Разве не лучше знать правду, как бы она ни была горька? Хотя бы этот урок он уже усвоил.

Женщина встретила его у двери. Она подозрительно оглянулась через плечо, и Линли сразу угадал, что на этот раз его визит еще менее уместен, чем в прошлый приезд.

— Дети только что вернулись из школы, — пояснила она, выходя на порог и закрывая за собой дверь. Она поплотнее запахнула кардиган, облекавший ее изящное, почти девичье тело. — Вы… вы что-то узнали о Расселе?

Линли постарался напомнить себе, что Тесса и не должна интересоваться судьбой дочери. Она отрезала от себя прошлое, произвела ампутацию и ушла, не оглядываясь.

— Вам нужно обратиться в полицию, миссис Маури.

Она побледнела:

— Это не он. Он не мог.

— Вы должны позвонить в полицию.

— Не могу! Не могу! — шепотом повторяла она.

— Он не был у своих лондонских родственников, верно? — Женщина торопливо покачала головой, отворачиваясь от инспектора. — Они слышали что-нибудь о нем? — Снова тот же отрицательный жест. — Стало быть, пора выяснить, что с ним случилось? — На этот раз женщина не ответила. Линли бережно взял ее за руку и продолжал расспросы: — Зачем Уильям хранил все эти ключи?

— Какие ключи?

— Мы нашли коробку с ключами на полке в его платяном шкафу. Больше нигде в доме ключей нет. Вы знаете почему?

Тесса наклонила голову, приложила руку ко лбу, вспоминая.

— А! Я уж и позабыла, — пробормотала она. — Он их спрятал, когда Джиллиан начала капризничать.

— Как это произошло?

— Ей было тогда лет семь. Даже ближе к восьми. Да, я уже была беременна Робертой. Скандал начался вроде бы ни с того ни с сего. Знаете, как бывает: слово за слово, настоящая семейная драма, спустя годы вспомнят и дружно смеются над этим недоразумением. Как-то раз Уильям за ужином сказал: «Джилли, сегодня мы будем вместе читать Библию». Я сидела рядом, мечтала о чем-то. Джилли всегда отвечала: «Да, папочка». И вдруг она решила, что этим вечером она не хочет читать Библию, а Уильям столь же непреклонно настаивал, что они будут читать. Девочка впала в истерику, убежала в свою комнату и заперлась там.

— Что же дальше?

— Джилли никогда прежде не перечила отцу. Бедняга Уильям так и остался сидеть за столом в полной растерянности. Он не знал, как ему поступить.

— А что сделали вы?

— Я ничем не могла помочь. Пыталась поговорить с Джилли через дверь, в комнату она меня не пустила. Кричала, что больше никогда не будет читать Библию и никто ее не заставит. Потом принялась швырять чем-то в дверь. Я… я вернулась в столовую к Уильяму. — Женщина покачала головой, выражая одновременно замешательство и восхищение. — Знаете, Уильям даже не стал ее ругать. Он никогда этого не делал. Просто собрал ключи от всех дверей и спрятал их. Сказал, что он бы никогда не простил себе, если б в ту ночь дом загорелся и он не смог бы спасти Джиллиан, потому что она заперлась изнутри.

— И они снова стали читать Библию?

— Нет. Больше он никогда не звал Джилли читать вместе Библию.

— Он читал ее с вами?

— Нет. Один.

В этот момент к двери подошла дочь Тессы. В руке она держала кусок хлеба, ее губы были перемазаны вареньем. Хрупкая, в мать, но с темными волосами и проницательными глазами отца. Девочка с любопытством уставилась на незнакомца.

— Мама! — воскликнула она чистым и нежным голосом. — Что-то случилось? С папой?

— Нет, милочка, — торопливо откликнулась Тесса. — Сейчас я вернусь в дом. — И она снова обернулась к Линли.

— Вы хорошо знакомы с Ричардом Гибсоном? — продолжал он.

— С племянником Уильяма? Да, конечно. Это был тихий мальчик, очень милый, с прекрасным чувством юмора. Так мне помнится. Джилли его обожала. Почему вы спросили о нем?

— Уильям завещал ферму ему, а не Роберте.

Женщина нахмурила лоб:

— А почему не Джилли?

— Миссис Маури, Джиллиан сбежала из дому, едва ей исполнилось шестнадцать лет. С тех пор о ней никто ничего не слышал.

Тесса резко втянула в себя воздух, ошеломленная неожиданной новостью, словно грубым ударом. Изумленно уставилась на Линли.

— Нет! — произнесла она, не в силах поверить.

Он неумолимо продолжал:

— Ричард уехал примерно в то же время. Возможно, Джиллиан последовала за ним, а потом отправилась в Лондон.

— Но почему? Почему? Что могло случиться?

Линли прикидывал, что можно ей рассказать.

— У меня сложилось впечатление, — теперь он взвешивал каждое слово, — что у нее были определенные отношения с Ричардом.

— Уильям обнаружил это? В таком случае он должен был бы на части разорвать Ричарда.

— Допустим, он и в самом деле это узнал, а Ричард догадывался, какой будет реакция его дяди. Это могло побудить его покинуть деревню?

— Думаю, что да. Но тогда непонятно, почему Уильям оставил ферму ему, а не Роберте.

— По-видимому, он заключил с Ричардом соглашение. Роберта должна была оставаться на ферме и жить вместе с Ричардом и его семьей, однако землю унаследовали Гибсоны.

— Но ведь Роберта должна будет когда-нибудь выйти замуж. По-моему, это несправедливо. Разве Уильям не хотел, чтобы ферма досталась его потомкам, его внукам — если не от Джилли, то от Роберты?

Прислушиваясь к ее словам, Линли осознал, что от прежней семьи эту женщину отделяет бездна глубиной в девятнадцать лет. Она ничего не ведала о Роберте, не догадывалась о тайных припасах съестного, о нынешнем состоянии дочери, раскачивающейся в забытьи на больничной койке. Роберта была для нее лишь именем, пустым призраком, и этому призраку предстояло выйти замуж, нарожать детей, состариться, Роберта не была реальным существом для своей матери. Ее как бы и не было вовсе.

— Вы никогда не вспоминали о них? — спросил он. Женщина глядела себе под ноги так внимательно, будто для нее не было ничего важнее гладких потертых носков ее туфель. Она молчала, и Линли настойчиво повторил свой вопрос: — Неужели вы не пытались представить себе, как они живут? Не фантазировали, какими стали девочки, как они выглядят?

Вместо ответа она один раз резко качнула головой. Когда она заговорила, напряженный голос выдал давно сдерживаемые чувства. Глаза смотрели куда-то вдаль, в сторону кафедрального собора.

— Я не могла себе это позволить, инспектор. Я знала, что они в безопасности. Я знала, что с ними все в порядке. Для меня они умерли. Иначе я сама не могла бы выжить. Вы понимаете меня?

Несколько дней назад он бы не сумел это понять. Но сейчас все было по-другому.

— Да, — откликнулся он, — я понимаю. — Он кивнул на прощанье и направился к машине.

— Инспектор! — Он обернулся, не успев еще снять руку с дверной ручки. — Вы же знаете, где Рассел, да?

Она могла прочесть ответ на его лице, но предпочла услышать ложь.

— Нет, — отвечал он.

Эзра Фармингтон жил напротив «Голубя и свистка» в коттедже по соседству с Маршей Фицалан. Как и садик учительницы, его участок тоже был обихожен и засажен цветами, однако не так старательно. Казалось, Эзра принялся за дело с наилучшими намерениями, но их, как и кусты в его саду, потрепала и согнула жизнь. Кустарник был красив, но нуждался в стрижке, на клумбы надвигались армии сорняков, однолетние цветы пора было выкапывать и выбрасывать прочь, чересчур большая лужайка осталась некошеной.

Фармингтон вовсе не обрадовался этой встрече. Услышав стук в дверь, он встал на пороге, загораживая вход в дом. Заглянув поверх его плеча, Линли догадался, что художник затеял ревизию: на диване и на полу были разложены многие десятки рисунков. Некоторые уже были разорваны в клочья или яростно скомканы, другие валялись под ногами. Эта великая чистка сама по себе казалась творческим усилием, и затеявший ее художник был уже изрядно пьян.

— Инспектор? — с преувеличенной любезностью произнес Эзра.

— Разрешите войти?

Хозяин пожал плечами.

— Почему бы и нет? — Он пошире распахнул дверь и небрежным жестом пригласил Линли в дом. — Извините за беспорядок. Выбрасываю всякий мусор.

Линли осторожно перешагнул через несколько акварелей.

— Четырехлетней давности? — спросил он наугад.

И попал в цель. Достаточно было взглянуть на лицо Эзры: ноздри затрепетали, губы исказились гримасой.

— Че, собссно, вы имеете в'вдут? — Эзра сам почувствовал, как заплетается его язык, и попытался овладеть собой.

— В котором часу произошла ваша ссора с Уильямом Тейсом? — спросил Линли, пропустив мимо ушей эту реплику.

— В котором часу? — Эзра пожал плечами. — Понятия не имею. Выпьем, исп… инспектор? — Напряженно улыбаясь, Эзра проследовал в другой угол комнаты и налил себе джина. — Не хотите? С вашего разрешения. — Он отхлебнул глоток, поперхнулся, расхохотался и ударил себя по губам с такой силой, что едва устоял на ногах. — Черт побери! Уже и спиртное проглотить не могу!

— Вы возвращались с болота. Вряд ли вы бы отважились на такую прогулку в темноте.

— Разумеется, нет.

— На ферме играла музыка, так?

— Ага! — Эзра взмахнул стаканом. — Целый оркестр грохотал. Можно было подумать, там парад устроили.

— Вы видели только Уильяма Тейса? Больше никого?

— Наш друг Найджел, собачий поводырь, считается?

— Кроме Найджела.

— Не-а! — Эзра вновь поднял стакан и на этот раз осушил его. — Роберта небось была в доме. Пластинки переворачивала, бедная толстушка. На что еще она годится? Разве что… — тут блеклые глазки на миг сверкнули, — разве что папочке голову отрубить. Лиззи Борден, да и только! — И он расхохотался во всю глотку.

Линли пытался понять, с какой целью этот человек ведет себя столь отталкивающе, для чего тратит силы, укрепляя и постоянно демонстрируя самые уродливые и нестерпимые свойства своего характера? Он видел его ярость и ненависть, его презрение к людям, до того сильное, что оно, ей-богу, готово было вот-вот отделиться от хозяина и на правах третьего собеседника принять участие в разговоре. Этот талантливый человек разрушал себя, уничтожая свой дар, единственное оправдание своего существования.

Эзра, все еще хохоча, направился в сторону ванной. Линли вгляделся в те рисунки, которые художник не решился уничтожить, и угадал причину его беспросветного отчаяния.

Выполненные углем, карандашом, пастелью, красками, передавая страсть и страдание, каждое движение истерзанной души художника, на Линли со всех сторон смотрели изображения Стефы Оделл.

Услышав шаги хозяина, Линли отвел глаза от его рисунков, заставил себя посмотреть на самого Эзру. Он словно впервые видел его — женолюба и лицемера, превратившего прежнее горе в оправдание нынешних проступков. Он увидел в Эзре своего двойника, человека, которым он сам чуть было не стал.

Войдя в метро на станции Кингз-Кросс, Барбара доехала по Северной линии до Уоррен-стрит. Оттуда было лишь несколько минут пешком до Фицрой-сквер. По пути она обдумывала предстоявшую ей задачу. Джиллиан Тейс, безусловно, по уши увязла в этой истории, но доказать это будет не так-то легко. Если девушке удавалось скрываться одиннадцать лет подряд, значит, ума у нее хватит и на то, чтобы подготовить себе непробиваемое алиби на ночь убийства. Барбара решила: как только она найдет Джиллиан — если Нелл Грэхем и в самом деле Джиллиан и если удастся отыскать ее с помощью той скудной информации, которой они располагают, — следует немедленно, в ту же ночь доставить ее в Келдейл. Не оставлять ей лазеек, на худой конец арестовать. Барбара мысленно перебирала все, что было ей известно о Джиллиан. Буйная молодость, сексуальная распущенность, умение скрывать все это под личиной ангельской невинности. С такой хитроумной особой можно действовать только силой. Прямо, просто, агрессивно и беспощадно.

Фицрой-сквер, чистенький, отстроенный заново район Истона, казался не самым подходящим местом для трудных подростков. Двадцать лет назад, когда эта площадь была не более чем оставшимся после войны прямоугольником разбитой мостовой, окруженным полуразрушенными домами с пустыми впадинами на месте окон, Фицрой-сквер вполне мог служить убежищем для подонков столицы. Но теперь площадь выглядела такой новенькой и ухоженной, в центре сквера, заботливо огражденная от посягательств прохожих, произрастала свежая травка, каждый дом радовал глаз не состарившейся еще покраской, и полированные двери блестели в лучах вечернего солнца, и было почти невозможно поверить, что здесь по-прежнему находят приют забытые и отвергнутые обществом, напуганные и обиженные дети.

Приют располагался в доме номер 11, внушительном здании в георгианском стиле, фасад которого был закрыт строительными лесами. Мусорный ящик, переполненный обломками штукатурки, банками из-под краски и пустыми картонными упаковками, свидетельствовал, что и Тестамент Хаус последовал примеру соседей и стремится к обновлению. Парадная дверь была распахнута, оттуда доносилась музыка, не грубоватый рок-н-ролл, вполне уместный для сборища заблудших подростков, а неясный перебор классической гитары. Больше не было слышно ни звука, слушатели явно полностью подпали под очарование музыки. Но, как догадалась Барбара, дежурным на кухне не удалось послушать концерт — с кухни доносились запахи томатного соуса и специй, возвещавшие приближение ужина.

Поднявшись по ступенькам, Барбара вошла в дом. Длинный коридор был застлан красным ковром, настолько старым, что в некоторых местах сквозь него просвечивал пол. На стенах никаких украшений, только доски с объявлениями о рабочих вакансиях, правилами поведения и распорядком дня. В центре висело расписание занятий в университете на Говер-стрит. Его окружали большие стрелы, вырезанные из картона. Рядом — названия клиник, оказывающих помощь алкоголикам и наркоманам, сообщения службы планирования семьи. Внизу на отрывных листках несколько раз повторялся телефон службы спасения самоубийц. Барбара отметила, что большинство этих листков уже кому-то понадобилось.

— Привет! — окликнул ее бодрый голос. — Чем могу помочь?

Барбара обернулась и увидела в регистратуре пухленькую даму средних лет, лихо сдвинувшую очки в роговой оправе на затылок, поверх пучка поседевших волос. Приветливая улыбка тут же исчезла, как только Барбара предъявила свое удостоверение. С верхнего этажа по-прежнему лилась музыка.

— Что-нибудь случилось? — забеспокоилась дама. — Вам нужно поговорить с мистером Кларенсом.

— Нет, — возразила Барбара, — возможно, это и не понадобится. Я ищу вот эту молодую женщину. Ее зовут Джиллиан Тейс, но здесь ее могут знать под именем Нелл Грэхем. — Она протянула женщине фотографию, хотя и это было уже лишним — в тот самый момент, когда она произнесла имя, лицо пожилой дамы резко изменилось.

И все же она с готовностью взяла фотографию, взглянула на нее.

— Да, это Нелл, — подтвердила она.

Барбара, хотя и была с самого начала уверена в правильности своей догадки, только сейчас испытала настоящий триумф.

— Вы поможете мне ее разыскать? Необходимо найти ее как можно скорее.

— С ней ничего не случилось?

— Мне нужно ее найти, — отрезала Барбара.

— Да, да, конечно. Я понимаю, вы не можете мне ничего сообщить. Только вот… — Женщина нервозно потерла подбородок. — Я позову Джонаса, — порывисто объявила она. — Это его дело.

Прежде чем Барбара успела ее остановить, женщина уже взбежала по ступенькам. Гитарный перебор затих, послышались протестующие голоса, смех, а затем шаги. Секретарша о чем-то взволнованно докладывала, ей отвечал мужской голос.

На лестнице показался мужчина, и Барбара поняла, что именно он сейчас музицировал — гитару он все еще держал в руках. Слишком молод, чтобы принять его за достопочтенного Джорджа Кларенса, однако тоже облачен в сутану. Внешне очень похож на основателя Тестамент Хауса. Должно быть, его сын, решила Барбара. Те же точеные черты лица, высокий и широкий лоб, быстрый взгляд, сразу оценивающий ситуацию. И волосы похожи, непокорные кудри, с которыми ни одна расческа не справится. Ростом он был невысок, плечи узковаты, но его осанка говорила об огромном запасе внутренней силы и уверенности.

Пройдя через холл, он приветливо протянул ей руку.

— Джонас Кларенс, — представился он, крепко сжимая ее ладонь. — Мама сказала мне, что вы разыскиваете Нелл.

Миссис Кларенс сняла очки, только что украшавшие ее затылок. Прислушиваясь к их разговору, она безотчетно покусывала дужку, нахмурившись и быстро переводя взгляд с одного собеседника на другого.

Барбара протянула ему фотографию.

— Это Джиллиан Тейс. Ее отец был убит в Йоркшире три недели назад. Я должна доставить ее на допрос.

Кларенс вроде бы никак не отреагировал на это заявление, только глаза его не могли оторваться от лица Барбары. С усилием он отвел взгляд, посмотрел на какую-то картину на стене, затем на мать.

— Это Нелл, — подтвердил он.

— Джонас! — с сочувствием прошептала она. — Дорогой мой…

Кларенс вернул Барбаре фотографию, продолжая при этом разговор с матерью:

— Однажды это должно было случиться, верно? — Его голос выдал обуревавшую молодого человека тревогу.

— Дорогой, может, мне?.. Ты хочешь?..

Он покачал головой:

— Я все равно собирался уходить. — Теперь он смотрел на Барбару. — Я провожу вас к Нелл. Она — моя жена.

Линли смотрел на нарисованное Эзрой аббатство Келдейл, дивясь, как же он раньше не разглядел простого и ясного смысла этой картины. Красота ее заключалась в строгой простоте и точности деталей, в отказе как-то приукрашивать или романтизировать заброшенные руины, делать из этих развалин не то, чем они были на самом деле — свидетельством ушедших времен, которое, в свою очередь, пожрет грядущее.

Полуразрушенные стены поднимались к пустынному небу, словно пытаясь уйти от неизбежного конца, поджидавшего их внизу, на земле. Камень тщетно боролся с папоротником, упрямо пробивавшимся во все трещины и щели, с полевыми цветами, справлявшими свое торжество на зазубренном крае стены, с травой и дикими злаками, которые в изобилии произрастали на тех самых камнях, где некогда в молитве склонялись монахи.

Ступеньки никуда не вели. Винтовые лестницы, по которым некогда верующие спускались с галереи в монастырскую приемную и из трапезной во двор, теперь были скрыты мхом, едва различимы. Они покорились переменам, которые не лишили их красоты, но придали им иной облик и иное назначение.

Исчезли окна. Там, где в прежние времена витражи пропускали разноцветные лучи, освещавшие алтарь и хоры, неф и боковые приделы, теперь остались лишь зияющие дыры, слепо уставившиеся на окрестный пейзаж. Лишь природа торжествовала свою победу в борьбе со временем.

Как же назвать эти руины аббатства Келдейл? Это разоренные развалины славного прошлого или грозное предупреждение о будущем? Все дело в том, как ты на это смотришь, подумал Линли.

Он вздрогнул, услышав, как возле гостиницы остановился автомобиль, распахнулась дверь, послышалось бормотание нескольких голосов, шаги — особая неровная походка. В комнате уже темнело. Линли включил одну из ламп в тот момент, когда в комнату вошел Сент-Джеймс. Линли предвидел, что его друг приедет один.

Они смотрели друг на друга, разделенные лишь небольшим пространством дешевого ковра, разделенные той бездной, которую создала вина одного из них и физическая боль другого. Оба они помнили о страшных событиях своего прошлого, и, словно спеша укрыться от него, Линли зашел за стойку бара и налил два стакана виски. Пройдя через комнату, он протянул стакан Сент-Джеймсу.

— Куда она ушла? — спросил он.

— Пошла в церковь. Ты же знаешь Дебору — решила напоследок еще раз осмотреть кладбище. Завтра мы уезжаем.

Линли улыбнулся:

— По сравнению со мной ты смельчак. Я бы сбежал от Хэнка в первый же день. Поедете на озера?

— Нет. На день в Йорк, а затем вернемся в Лондон. В понедельник я должен выступать в суде. До тех пор мне нужно еще закончить анализы.

— Жаль, что у вас получилась такая короткая поездка.

— У нас вся жизнь впереди. Дебора это понимает.

Линли кивнул и перевел взгляд с Сент-Джеймса на оконное стекло, в котором отражались они оба — два человека, столь различные внешне, имевшие сложное, но общее прошлое за спиной, и, если только он пожелает, у них и впереди интересное, полноценное общее будущее. Все дело в том, как ты на это смотришь, повторил он себе, допивая виски.

— Спасибо за помощь, Сент-Джеймс, — произнес он, протягивая руку другу. — На вас с Деборой всегда можно положиться.

Джонас Кларенс отвез Барбару в Ислингтон в своем стареньком «моррисе». Дорога была короткой, и всю дорогу Джонас молчал, только побелевшие костяшки пальцев, сжимавших руль, выдавали его тревогу.

Они жили на своеобразной маленькой улочке Кейстоун-кресент, примыкавшей к Каледониан-роуд. В начале проулка было два кафе, торговавших навынос, откуда доносился запах жареной рыбы, чипсов и яичного рулета; в другом конце, ближе к Пентонвилл-роуд, находилась лавка мясника. Этот район города был наполовину индустриальным, наполовину спальным. Фабрика одежды, инструментальный завод и прокат автомобилей оказались посреди улиц, спешивших придать себе респектабельный и даже модный вид.

Такой была и Кейстоун-кресент — узкая дугообразная улочка, по одной стороне которой располагался полукруг домов с одинаковой металлической оградой. Крошечные садики уступили место бетонным площадкам для парковки автомобилей. Кирпичные двухэтажные коттеджи были украшены слуховыми окнами и немного претенциозным орнаментом вдоль гребня крыши. В каждом домике имелся также подвал. На фоне соседних домов, недавно переделанных в соответствии со всеобщим стремлением к «шику», коттедж, перед которым остановил свою машину Джонас Кларенс, казался довольно убогим. Когда-то он мог похвастаться свежей побелкой и зелеными декоративными ставнями, но теперь выглядел угрюмо, тем более что перед ним громоздилось два ящика с неубранным мусором.

— Сюда, — тусклым голосом сказал он.

Открыв калитку, он провел Барбару по узким и крутым ступенькам к двери в квартиру. В отличие от самого здания, явно нуждавшегося в ремонте, эта дверь была надежной, свежеокрашенной, с блестящей медной ручкой. Джонас отпер дверь и жестом пригласил Барбару войти.

Она сразу увидела, сколько сил обитатели этого дома потратили на внутреннюю отделку, словно стараясь провести черту между внешней убогостью здания и свежестью, чистотой, привлекательностью жилых помещений. Стены недавно покрашены, полы покрыты разноцветными коврами, на окнах белые занавески, на подоконниках — цветы; на низком, но длинном стеллаже, тянувшемся вдоль одной стены, — книги, альбомы фотографий, недорогой проигрыватель с пластинками и три старинных кубка. Мебели немного, но каждый предмет обстановки был подобран очень тщательно.

Джонас Кларенс аккуратно поставил гитару и прошел к двери в спальню.

— Нелл! — позвал он.

— Я переодеваюсь, дорогой. Одну минуту! — ответил ему жизнерадостный голос.

Хозяин посмотрел на Барбару. Сержант Хейверс видела, что лицо его становится совсем больным и серым.

— Я должен войти…

— Нет, — возразила Барбара, — подождем здесь. Прошу вас, мистер Кларенс, — настойчиво повторила она, пресекая его попытку пройти к жене.

Джонас опустился на стул. Он двигался с трудом, словно последние двадцать минут его состарили. Он уставился на дверь, из-за которой доносилось веселое мурлыканье, что-то легкомысленное на мотив «Вперед, Христовы воины». Открывались и закрывались ящики комода. Заскрипела дверь платяного шкафа. На миг пение прервалось, послышались шаги. Дверь растворилась, и Джиллиан Тейс вернулась из царства мертвых.

Она казалась копией своей матери, только светлые волосы были коротко, по-мальчишески пострижены. На вид ей можно было дать лет десять, это впечатление усиливал и ее наряд — прямая юбка, темно-синий пуловер, черные ботинки с гольфами. Школьница, возвращающаяся домой.

— Дорогой, я… — При виде Барбары она замерла. — Джонас? Что-то случилось? — Дыханье ее пресеклось, она попыталась нащупать дверную ручку у себя за спиной.

Барбара решительно шагнула вперед.

— Скотленд-Ярд, миссис Кларенс, — пояснила она. — Я должна задать вам несколько вопросов.

— Несколько вопросов? — Девушка вскинула руку к горлу, синие глаза потемнели. — О чем?

— О Джиллиан Тейс, — ответил ее муж, не поднимаясь со стула.

— О ком? — тихо переспросила она.

— О Джиллиан Тейс, — ровным голосом повторил он. — Ее отец был убит в Йоркшире три недели назад, Нелл.

Ослабев, она прислонилась к двери.

— Нелл…

— Нет! — вскрикнула она. Барбара снова шагнула вперед. — Не подходите ко мне! Я не знаю, о чем вы говорите! Я ничего не знаю о Джиллиан Тейс.

— Дайте мне фотографию, — потребовал Джонас, вставая. Барбара передала ему фотографию. Он подошел к жене, коснулся рукой ее руки. — Вот Джиллиан Тейс, — сказал он, но она отворачивалась, не желая взглянуть на фотографию.

— Я не знаю, я ничего не знаю. — Голос ее становился все пронзительней.

— Посмотри, дорогая. — Он ласково заставил ее повернуть голову.

— Нет! — закричала она, вырываясь из его объятий, и бросилась в соседнюю комнату. Послышался стук еще одной двери. Защелкнулась задвижка.

Замечательно, похвалила себя Барбара. Только этого не хватало! Оттолкнув молодого человека, она подошла к двери в ванную. Внутри царило молчание. Барбара подергала ручку. Будь крепче, напористей, напомнила она себе.

— Миссис Кларенс, вы должны выйти!

Никакого ответа.

— Миссис Кларенс, выслушайте меня. В убийстве обвиняется ваша сестра Роберта. Она находится в Барнстингемской клинике для душевнобольных. Она не сказала ни слова за эти три недели — только заявила, что это она убила отца. Обезглавила вашего отца, миссис Кларенс. — Барбара еще раз подергала ручку. — Обезглавила, миссис Кларенс. Вы меня слышите?

Из-за двери послышался приглушенный вскрик, больше похожий на вой испуганного раненого животного. Барбара с трудом разбирала слова.

— Я же оставила его тебе, Бобби! Господи, неужели ты его потеряла?

Затем обрушился грохот воды.