Великокняжеский вояж

Глава 6

Мы провели в Новгороде три дня. Вообще-то, я не планировал задерживаться здесь даже на один день, но так уж сложились обстоятельства, что нам пришлось на некоторое время погостить в большом доме Строгановых, наверное, единственном каменном доме во всем городе.

Задержались мы так надолго, потому что оставляемый на хозяйстве Адодуров немного пришел в себя и завалил меня различными консультациями по самым разным вопросам. К середине второго дня к нему присоединился Николай Строганов, который тоже оставался в родном городе, чтобы в первое время следить за выполнением моих поручений, среди которых была и постепенная замена деревянных, часто вросших в землю домов на каменные. А также нормальные дороги и тротуары. Коль скоро здесь планируется сделать студенческий город, то тротуары были просто необходимы, уж студенты-то точно не отличаются друг от друга, независимо от страны пребывания и времени.

Строганов так рьяно взялся за дело, и даже пообещал вложиться в развитие складов и продовольственных магазинов, только потому, что я, весьма вежливо, к слову, пригласил его брата Сергея сопровождать меня в поездке вместе с сыном Александром на их Таманский завод. Из каких предпосылок Николай пришел к выводу, что я буквально беру его брата и племянника в заложники, и что с ними может произойти нечто малоприятное, если остальные Строгановы начнут выступать слишком уж сильно.

Выслушав Петьку Румянцева, который с невозмутимым видом рассказал мне про этот странный заскок Николая Григорьевича, я только пожал плечами. Пусть думает, что хочет, главное, чтобы дело двигалось.

Еще одной причиной нашей задержки в городе, в котором пока не было ничего достойного моего внимания, и все только-только начали бегать, как наскипидаренные, готовя проекты и чертежи для большой стройки, стало известие о том, что Никита Бахарев вернулся из своего шпионского похода в Англию, и вместе со своим учеником Ползуновым должен был присоединиться к нашему поезду. Воронцов попросил меня немного подождать, и я милостиво согласился, тем более, что мне самому было интересно, что же они привезли в плане освоения новых технологий.

Так что из Новгорода мы выехали лишь спустя три дня, и в тот самый момент, когда я хотел пересесть в карету и пригласить туда Бахарева с Ползуновым, ко мне подъехал Воронцов. Посылать его лесом было неудобно, и я заставил себя сосредоточиться на том, что он мне собирался сказать.

— Ваше высочество, Петр Федорович, я хотел бы поговорить о заводе Строгановых, — начал он очень издалека.

— И что не так с заводом Строгановых, Роман Илларионович? — вздохнув, спросил я.

— Да все дело в том, что он скоро станет убыточным. Больно уж руда худая на медь на него идет, — после минутного молчания ответил Воронцов, тщательно обдумывая каждое слово.

— Не думаю, что сами Строгановы не в курсе подобного положения дел, — я обернулся и посмотрел на едущего немного позади Сергея. Александр, которому только-только исполнилось двенадцать лет, верхом долго ехать не мог, поэтому отец велел ему пересесть в карету, несмотря на сопротивление мальчишки.

— И все же я убежден, что они ни черта не понимают в металлургии. Непонятно, зачем вообще взялись и разрешение выпросили у Берг-коллегии, — Воронцов скривился.

— Вот что, Роман Илларионович, Сергей Григорьевич вон он, так что давай подзовем его к себе и зададим все эти вопросы напрямую, нечего злословить у него за спиной. Федотов! — заорал я, подзывая адъютанта, который ехал рядом, ненавязчиво меня опекая.

— Да, ваше высочество, — он материализовался рядом со мной так быстро, что мы с конем вздрогнули.

— Позови сюда Сергея Григорьевича, мы с Романом Илларионовичем ему пару вопросов по его Таманскому заводу задать хотим, — Федотов кивнул и, развернув коня, помчался к Строганову, который, видимо, что-то заподозрил, потому что посматривал в нашу сторону с подозрением.

Федотов снизил скорость, и его конь подошел к напрягшемуся Строганову шагом. О чем они говорили, расслышать я, к сожалению, не мог, но вот видеть, как Сергей побледнел и кивнул, а после чуть пришпорил своего коня, чтобы нагнать нас с Воронцовым, я мог, что и сделал, поворачивая голову вместе с его приближением.

— Ваше высочество, вы хотели со мной побеседовать? — я внимательно разглядывал Сергея Строганова. Вообще об этом семействе ходили весьма неоднозначные слухи, но вот конкретно этот Строганов производил впечатление довольно миролюбивого и не склонного к конфликтам человека. Однако, эти качества не делали его, упаси Господи, глупым или плохим дельцом, отнюдь. Под моим пристальным взглядом Строганов заметно нервничал, хотя я так и не смог понять причины этой нервозности.

— Да вот, Сергей Григорьевич, — наконец, я начал отвечать, в то время как Воронцов уже начал недоуменно на меня коситься, — разрешите наш с Романом Илларионовичем спор. Он говорит, что ваш Таманский завод скоро убыточным станет, что медь, кою вы плавите, может в ближайшее время закончится, что руда худая, да и вообще, что завод вы неправильно поставили, и ничего не понимаете в металлургии. Я же говорю, что не может быть все так плохо. Просто не может быть, иначе вы бы давно запрос сделали в Берг-коллегию с просьбой убрать этот ваш завод из налоговых сказок. Так рассуди нас, сделай милость, — Строганов уставился на меня так, что я невольно принялся оглядывать себя, ища беспорядок в одежде.

— Ваше высочество, Петр Федорович, я не понимаю вас. Медь плавится отлично, больше тысячи пудов в год выдаем. Вот что заводик неудачно поставили, вот тут прав Роман Илларионович, водный напор маловат, приходится только в половодье все печи запускать, а в другое время три работать могут, а остальные приходится останавливать, — Строганов развел руками, но тут же снова перехватил поводья. Он вообще не слишком уверенно держался в седле, как я заметил.

— И кто же вам посоветовал ставить завод в столь невыгодном месте? — я бросил быстрый взгляд на Воронцова, но тот лишь губы поджал, сверля Строганова неприязненным взглядом.

— Не знаю, — Сергей по-настоящему растерялся. У него даже складки на лбу образовались, когда он пытался вспомнить, кто же именно ему так удружил.

— Вот лучше бы солью занимались, — не выдержал Воронцов, и все-таки вставил свои пять копеек. — Что делать будете, когда руда иссякнет?

— Я не думал об этом, но что-нибудь будем, — вспылил Строганов. — Что вы вообще, Роман Илларионович, ко мне привязались, прямо как репей к собаке? Или вам наш завод жить спокойно не дает? Что вам от мен нужно?

— Так, господа, голос будете друг на друга в борделе повышать, а не в присутствии его высочества, — с двух сторон подъехали Румянцев с Турком и Олсуфьев с Федотовым. Речь начал толкать Олсуфьев, невольно хмурясь, разглядывая спорщиков.

— Да пускай продолжают, Адам Васильевич, — я хмыкнул. Вы уж проследите здесь, чтобы они ненароком драку, или же дуэль не устроили, а я, пожалуй, в карету пересяду. Да, Петька, будь ласков, найди Бахарева с его учеником и пригласи их ко мне, я как раз выяснить хочу, как там Англия поживает.

Бахарев присоединился ко мне довольно быстро, тем более, что из-за моей смены средства передвижения весь поезд был вынужден ненадолго остановиться. Я только-только успел устроиться на подушках, как ко мне присоединился механик, а после и его ученик. За Ползуновым захлопнулась дверь кареты, и кучер в это самое время начал движение. Мальчишка едва не завалился, потому что не успел усесться. Бахарев успел схватить его за руку, удерживая, и помогая сесть рядом с собой. Некоторое время я молча рассматривал сидящих напротив меня людей, которые начали заметно нервничать от такого пристального внимания к своей персоне.

— Ваше высочество, о чем вы хотели поговорить? — наконец, Бахарев не выдержал и задал вопрос прямо мне в лоб.

— О вашей поездке, о чем же еще, — я наклонил голову, глядя на него. Чертова привычка, похоже, навсегда останется со мной. — Что нового на туманном острове?

— Эм, я не слишком понимаю, что именно вы хотите узнать, ваше высочество, — Бахареа заерзал на своем сиденье.

— Как это что, конечно же секрет производства козьего сыра, — я с трудом удержался, чтобы не закатить глаза. — Вы же вызнали этот секрет?

— Нет, — Бахарев медленно покачал головой. — А что мне нужно было его узнать? — в голосе механика звучала явная растерянность.

— Господи, конечно же нет, — я откинулся на подушки. — В конце концов вы совершенно не за секретом сыра ездили и даже, не побоюсь этого слова, рисковали жизнью. Но я все же думал, что вы пробудете в Англии немного дольше. Что вас вынудило уехать?

— Вы были правы, ваше высочество, когда сказали, что я, возможно, рисковал жизнью, пытаясь разгадать секреты англичан. К счастью, тот завод, куда мы в итоге с Ванькой пристроились, не пользуется особой популярностью, точнее, не пользуется популярностью его продукт, — он на некоторое время замолчал, затем продолжил. — Но мне показалось, что в этой задумке есть рациональное зерно. К тому же они там опираются в своей работе на некоторые механизмы, довольно любопытные, надо сказать...

— Это я виноват, — Ползунов шмыгнул носом, перебивая своего мастера. — Я случайно проболтался, что хочу поскорее домой попасть, а управляющий услышал... Мы с Никитой Андреевичем едва ноги унесли, — он тяжело вздохнул. — Но там уже нечего было узнавать, мы все, слава Богу, вызнали.

— Где вы в итоге обосновались? — мне жутко надоело ходить вокруг да около.

— В Хендсфорде на железнодельной мануфактуре Бенжамина Хантсмана, — я прищурился. Если я ничего не путаю, то это был в свое время весьма оригинальный персонаж, который заставлял работать своих рабочих по ночам, чтобы сохранить в секрете изобретенный им способ выплавки стали. При этом он был первым, кто вообще начал выплавлять сталь. Опять же, если я ничего не путаю.

— И как же вы проникли на мануфактуру господина Хантсмана? — помимо моей воли в голосе прозвучало нетерпение. — Насколько я знаю, именно данный господин слышать ничего не хочет о патенте, и никого постороннего на свое предприятие не пускает.

— У него машина паровая сломалась, он ее из Франции привез, куда всю свою сталь продает, — снова перебил Бахарева Ползунов. — А механикуса-то и нет, чтобы починить. А мы вовсе в этом городишке оставаться не хотели, только немного передохнуть и сообразить куда дальше двигаться. Никита Андреевич упомянул при Хантсмане, что механикус. Ну упомянул и упомянул, а вот Хантсман запомнил, и прибежал с просьбой машину помочь починить. Вот так мы на мануфактуре и оказались.

— Почему-то же Ханстман все продавал во Францию? — я задумался. Может, я все же ошибся, и это не он сталь делал?

— Потому что англичане отказываются ее покупать. Кузнецы говорят, что с ней сложно работать, — коротко ответил Бахарев, отвесив подзатыльник ученику, чтобы тот больше его не перебивал.

— И вы вызнали секрет изготовления стали? — я был предельно серьезен.

— Да, тем более, что, когда мы попали внутрь мануфактуры, уже никто ничего от нас не скрывал. Но мне тоже не слишком понравился результат, и я хотел бы поработать с теми веществами, которые Ханстман добавляет в руду при плавке. Ну и тигель — вот это точно стоит воспроизвести, — начал перечислять Бахарев то, что успел подсмотреть в Англии. Понятое дело, что его, кроме механизмов и металлов ничего больше не волновало, но, так как их опыт промышленного шпионажа оказался, как по мне, вполне успешным, то в скором времени нужно будет еще кого-нибудь послать, уже на другие мануфактуры. — Так мне позволено будет воссоздать тигель и попробовать поэкспериментировать с чугуном?

— Да, иначе зачем я вас вообще куда-то разрешал вам ехать? — я посмотрел на сидящих напротив механиков: один уже в возрасте, второй как бы не мой ровесник. Бахарев смотрел твердо и спокойно, а вот Ползунов весь искрутился. Видно было, что парень хочет что-то сказать или спросить, но по какой-то причине не может этого сделать. То ли боится получить категорический отказ, то ли опасается, что его высмеют, и, сдается мне, что все-таки дело во втором. Я снова перевел взгляд на Бахареве. — Я подумаю, на каком именно заводе вы начнете проводить работы и эксперименты. Когда приму решение, я вам сразу же скажу. Если это будет один из казенных заводов, то мне не нужно будет ничего ни с кем согласовывать, но, если мой выбор падет на завод, имеющий хозяев, то придется немного подождать, пока я не обговорю с этими хозяевами ряд условий.

— Благодарю, ваше высочество, — Бахарев совершенно успокоился и поклонился степенно, с чувством собственного достоинства. — Я буду с нетерпением ждать вашего решения, и надеюсь, что оно последует раньше, чем мы доберемся до конечной точки нашего путешествия.

— Я постараюсь, чтобы так оно и произошло, — кивнув Бахареву, я повернулся к Ползунову. — Ну что ты вертишься? Говори уже, что тебя до такой степени тревожит. — Ванька вздрогнул, вжал голову в плечи, посмотрел немного испуганно. Но вскоре пересилил неуверенность и боязнь и медленно произнес.

— Мы, когда ту паровую машину чинили... Я уверен, что можно поставить цилиндры таким образом, чтобы работа механизма не зависела от подачи воды, — выпалив это, он густо покраснел.

— Вот как, — я задумчиво посмотрел на него. — И как же она без пара будет работать эта твоя машина?

— Почему без пара? С паром, — Ползунов покраснел еще больше. — Только воду не надо подавать постоянно. И водяное колесо не нужно будет для нее. Это даже скорее огненная машина получится. И работать она сможет там, где нет возможности воду постоянно получать.

— Глупости не говори, — перебил ученика Бахарев. — Как ты вообще сможешь поршень подниматься без воды?

— Я уже делал, — Ванька насупился. — И у меня получилось.

— И почему же я не видел, что там у тебя получилось? — сварливо спросил Бахарев, нахмурившись и скрестив руки на груди. — Ты только говорил, что такое возможно, но даже чертежей не показал.

— Я хотел сначала все проверить, — Ползунов опустил глаза и говорил, разглядывая пол кареты. — И чертеж начисто нарисовал, и модельку собрал. И она работала! — он вскинул голову. — А потом мы убегать начали, и я сжег и чертеж и модель. То есть сначала разломал, а потом сжег.

— Так, стоп, — я остановил словесный поток, готовый вырваться изо рта Бахарева, поднял руку, словно бы блокировав любые его намерения дальше говорить и очень серьезно спросил Ползунова. — А воссоздать сможешь? И чертеж, и саму машину?

— Наверное, — ответил он, неуверенно пожав плечами. — Да нет, смогу, точно смогу.

— И, если получишь опять действующий образец, сумеешь проследить, чтобы настоящую машину сделали по твоим чертежам? — я прищурился. А Ванька снова пожал плечами и кивнул еще более неуверенно.

— Очень хорошо. Значит, поедешь на завод, который я выберу для твоего учителя. Будете вместе экспериментировать. Никита, вам обоим выделятся деньги. Много не обещаю, но на создание тигля и машины, про которую Ванька говорит, должно хватить. На тебя же возлагается ответственность проследить, чтобы Иван сделал все-то, что я только что перечислил: чертеж, работающий образец и полноценную машину, — Бахарев попытался что-то мяукнуть, но я снова жестом остановил его. — Никаких возражений. Ни-как-ких. — после этого я с силой стукнул пару раз в крышу кареты. Кучер, услышав стук тотчас остановился, и я выпрыгнул наружу, не дожидаясь, пока мне откроют дверь.

Ко мне тут же подскочил Федотов.

— Коня, — коротко приказал я, а когда ко мне подвели моего коня, который не был еще расседлан, я вскочил на него и, повертевшись в седле, нашел взглядом Строганова и Воронцова, которые в это время продолжали спорить. За их спором с постными рожами наблюдали Петька, Турок и Олсуфьев.

— Ваше высочество, — дверь кареты открылась и оттуда высунулся Бахарев. — Мы не знаем, где наши лошади и...

— Да езжайте в карете, — я махнул рукой. — Кстати, а почему Ханстман не запатентовал свое изобретение? И почему он так странно пытался сохранить тайну? Ведь на мануфактуре все работы велись по ночам?

— Да, по ночам, — кивнул Бахарев. — А вот насчет всего остального... он квакер, — наконец, ответил Бахарев. — Я точно не понял, что они проповедуют, но там много запретов: нельзя портреты рисовать, нельзя клятвы давать, креститься. Я вот думаю, что патент — это что-то вроде обязательства или клятвы, а их квакерам никак нельзя.

— Угу, — я ненадолго задумался, затем тряхнул головой, прогоняя ненужные мысли. — Садитесь в карету. Вам никто не скажет спасибо, если вы задержите поезд, и мы будем вынуждены ночевать в чистом поле.

Развернув коня, я направил его прямиком к Румянцеву. Когда я подъехал, спорщики не обратили на меня внимания, увлеченно продолжая что-то выяснять между собою.

— И что же, они еще не подрались? — тихо спросил я у Петьки, который в этот момент покосился на меня.

— Не-а, — Румянцев покачал головой. — Какие-то они нерешительные. Я лично давно бы не выдержал и на дуэль вызвал бы.

— Кого? — я хмыкнул.

— Да кого угодно, — махнул рукой Румянцев. — Они оба мне уже надоели, хуже горькой редьки.

— А что все-таки не поделили? — я бросил взгляд на спорщиков: у Строганова лицо пошло красными пятнами, а Воронцов был просто красным, а ноздри у его довольно внушительного носа раздувались, как у быка, доведенного до крайней степени бешенства.

— Да я так и не понял. То ли завод этот трижды проклятый, то ли месторождение соли новое, которое Строгановы опять нашли. Хотя, все-таки завод. Роман Илларионович шибко недоволен, что Строгановы все месторождения соли умудрились забрать себе, так еще и завод медноплавильный поставили, хотя сами, вот тут я с Воронцовым полностью согласен, ничего не понимают в металлургии.

— Я так понимаю, Воронцов сам хотел этот Таманский завод организовать, но не успел, и его отдали Строгановым, вместе с месторождениями медной руды, — спорщики меня соизволили заметить и замолчали, неловко поклонившись.

— Похоже, что так оно и есть. Вот поэтому Роман Илларионович и злится, — философски ответил Румянцев, я же тронул пятками лоснящиеся бока коня и подъехал к спорщикам поближе.

— Ну что, выяснили, кто из вас прав, а кто не слишком? — громко спросил я, вклинившись между Строгановым и Воронцовым. Они громко сопели, но предпочитали не отвечать. — Понятно. Вот что, мне абсолютно не понятно, что с этим вашим заводом не так, Сергей Григорьевич. Но я очень хочу это выяснить, — он вздрогнул и быстро взглянул на меня, а потом отвел взгляд в сторону. — Да, мне очень хочется это выяснить. И поэтому я, пожалуй, попрошу Никиту Бахарева как следует изучить все, начиная от добычи руды, и заканчивая погрузкой меди на телеги, чтобы везти в Екатеринбург. Вам это понятно? — я приподнял бровь, глядя на него, не отрывая взгляда. Строганов медленно кивнул. — Отлично. Тогда еще одно. Так как завод не работает на полную силу практически никогда, я поручаю Бахареву построить тигель, с помощью которого руду плавят англичане, ну и поэкспериментировать, не без этого. А его ученик попробует построить механизм, который решит вашу проблему с нехваткой воды.

— Но, ваше высочество, — Воронцов воспользовался короткой паузой и буквально вклинился в разговор. — А как же камнерезная мануфактура? Если немец действительно ни черта не понимает, как о нем и говорили, то я хотел именно Никиту Бахарева поставить налаживать там дела.

— Роман Илларионович, чтобы резать камни, много ума не надо, найди кого-нибудь другого не столь мозговитого, — я почувствовал раздражение. — Мне нужно, чтобы и Бахарев и Ползунов находились сейчас на Таманском заводе, пока там все не заработает как часы.

— Какой механизм? — перебил меня, подозрительно глядя в упор, Строганов. Надо же, все-таки он немного тугодум, промелькнуло в голове.

— Увидите, — я махнул рукой. — Не переживайте, вас платить за все никто не заставит. Вы только обеспечите необходимые материалы и поможете с людьми.

— И все же, я не понимаю... — начал Строганов.

— Сергей Григорьевич, Российской империи нужна медь. Очень нужна. Ваш завод один из немногих, кто эту самую медь плавит. И тут, еще не доехав до завода, я выясняю, что он работает в треть силы, потому что кто-то сильно промахнулся с его расположением. Поэтому, у вас сейчас два выхода из сложившейся ситуации: сделать так, чтобы завод заработал на полную мощность, или же начать производить что-то, кроме меди. Иначе, я отпишусь государыне, и у вас тут же появится третий выход, будьте уверены, и вам очень сильно повезет, если вам предложат просто продать завод тому, кто сумеет реализовать один из первых двух выходов, а то и оба вместе. Я очень надеюсь, что вы меня понимаете. Что касается вас, Роман Илларионович, вот уж не ожидал, что вы будет вести себя как плебей, — я поджал губы, и, не глядя больше на спорщиков, послал коня быстрой рысью. Я уже давно понял, что когда я скачу очень быстро, то в мозгах проясняется, и я начинаю хорошо соображать, и этот раз вовсе не был исключением.