— Х*й знает, что их от нас, красивых, отвлекло… — сплёвывает опять. — Кажись падла, любимый зуб мне сломал… встречу на узенькой дорожке, будет у меня со вставной челюстью ходить… пи*арас ё*аный. — Встаёт и подходит к двери. — Не ссы рыжий, прорвёмся. Мы с Фоминым и не в такие передряги попадали. Что думаешь, у него полпальца, просто так что ли нет?
— Я думал, он капусту шинковал и оттяпал…
— Ну да, ну да… любит он что-нибудь пошинковать на скорости, — поддакивает задумчиво, осматривая дверь. — Не откроем мы этот сейф с тобой изнутри. Будем, скорее всего, выживать на дороге, когда выбросят нас куда подальше. Не убьют, точно тебе говорю… — Прислушивается и быстро отскакивает на своё место.
Только хотел ему выразить свою благодарность за то, что он меня обнадёжил и зарядил оптимизмом, как дверь неожиданно открылась…
— На выход, — почти любезно прокричал милый, квадратный парень с дубинкой, пока ещё с зубами…
Валера неожиданно резво подскочил с места и со словами: — да неужели? — рванул в его сторону…
Я успел схватить его за футболку, но она с треском выскользнула из моих пальцев. Амбал отклониться даже немного успел, но кулак был быстрее и звук лязгающих зубов, разлился по моему нутру, сладким бальзамом.
На Валеру тут же налетела ещё парочка крепышей с дубинками и я, не глядя, бросился в эту кучу малу, размахивая кулаками без разбора…
— Стоять всем, — знакомый голос.
— Забирай их отсюда или я за себя не ручаюсь, — Макаров.
— О, — ты-то что здесь делаешь? — как ни в чём ни бывало, восклицает Валера оторвавшись, наконец, от двухметрового малого, которого он с упоением дубасил всё это время.
Петя молча мотнул головой, показывая нам направление движения, зло сверкнув глазами…
И мы послушно, как два нашкодивших ребёнка, потащились в указанном направлении, под конвоем строгих надзирателей.
— Я ж тебе говорил, всё нормально будет, — бодро заявляет Валера, рукой показывая на машины с мигалками, стоящие за воротами.
Ответить я ничего не успел…
— По машинам, — скомандовал Фомин, — голосом, не предполагающим возражений…
У меня было желание, конечно, задать ему вопрос, но на этот раз Валера ткнул меня в бок так, что вопросы задавать расхотелось. Мы молча погрузились в машины и рванули со свистом с места…
* * *
Не успели мы выйти, в том самом месте, где бросили свои колёса и готовились к этому провальному мероприятию, как Фомин стрелой, подлетает к Валере и в прыжке бьёт его в челюсть со всей дури…
Тот смачно выматерился, вспомнив что-то опять про свой любимый зуб, но сдачи давать не проявил желания, сочтя, по-видимому, наказание справедливым.
Я приготовился получить по заслугам, но Фомин, по ходу, пар выпустил и довольно спокойно начал нам высказывать претензии:
— Долбо*бы. За дурака меня держите? Думали я не заметил, как вы весь вечер свой водный баланс улучшали? — посмотрел на кулак, которым влепил Валере, покрутил им в разные стороны и выдал неожиданное: — нажраться хочу…
— Так ты обиделся что ли, что тебя с собой не взяли? — уточнил, не умеющий молчать, Валера, — тот, в ответ, только закатил глаза… — Да не должно было его быть дома, понимаешь? Я проверял. Сигнализация у него сейчас не работает. Про собак, ты мне сам рассказывал, помнишь? Что у него по молодости, инцидент какой-то с ними неприятный случился — он их на дух не переносит и близко не подпускает.
— Ты где чуйку потерял Валер? — заводится опять. — Значит неправильная у тебя информация была. Или, может, вы его сами заставили планы поменять, заявившись к нему в гости без приглашения и предварительной записи? А?
— Он на самолёт зарегистрировался сегодня вечером. — не уступает Валера.
— Ну как видишь, не улетел… — разводит руки по сторонам Фомин. — Надо было в аэропорт отправить кого-нибудь и проверить — тычет в него пальцем, но кажется уже вполне спокойным. — Куда едем? — спрашивает. — Не хочу дома шуметь.
Я посмотрел на Валеру — тот задумался глубочайше, потирая челюсть рукой.
Тебя жена отпустит? — спрашиваю у Пети.
— У меня жена — золотая, — улыбается, — позвони Зубайде, чтобы она у нас осталась, а я пока с Диной поговорю, успокою её. Из-за вас придурков, переволновалась она сегодня, а ей нельзя… — добавляет и отходит в сторону.
— Блядь, я так и знала, что ты на свою рыжую задницу поедешь приключения искать, — не даёт мне слово вымолвить — Я всё расскажу Гульназ…
— С ума сошла, ей нельзя расстраиваться…
— Ну конечно похороны твои её больше обрадуют, да. Уверена прям…
— Зу, ну всё же нормально… — перебиваю
— Нормально? — уточняет уже спокойнее.
— Живы, здоровы. Не переживай. И у Валеры всё нормально — добавляю, вспомнив, как они мило ворковали за столом, и кошусь на его заплывшую рожу…
Глава 16
Зоя
Мне снится кошмар: большие лохматые собаки, остервенело, бросаются на меня, пытаясь укусить мой живот. Я почему-то не могу их рассмотреть, не вижу их, как ни пытаюсь. Но громкий лай, переходящий в угрожающе-жуткое рычание, наводит ужас.
Распахиваю глаза — на кровати, мокрая вся. Сердце бешено колотится. Паника. Начинаю глубоко и часто дышать. Прислушиваюсь — тишина.
Надо же такому присниться? Говорят, собака во сне — к другу?
Успокаиваюсь и пытаюсь устроиться поудобнее на специальной подушке для беременных. Чем больше живот, тем сложнее найти удобное положение для сна. Закрываю глаза, но уснуть не получается — теперь уже давление на мочевой пузырь, не даёт погрузиться в царство морфея, как ни стараюсь.
Так достало меня уже это бесконечное хождение по туалетам, особенно по ночам. Всё чаще и чаще. Когда это уже, наконец, закончится?
Бросаю взгляд на часы — почти два ночи, сегодня как-то рановато меня приспичило. Обычно около трёх встаю. Может потому что спать легла раньше обычного?
Макар весь день дома был, утомил меня немного: то у нас дизайнер, то долгая прогулка на свежем воздухе, беседы, опять же, бесконечные, ни о чём. Но зато я не скучала ни минуты и к вечеру, уже еле ворочала языком. Так устала с непривычки, что сил не было. А он ещё работать пошёл. Поцеловал. Пожелала спокойной ночи и ушёл.
Кажется, так и не приходил. Может в кабинете решил спать сегодня, чтобы мне не мешать или, чтобы я ему не мешала своими ночными похождениями.
Давно он таким внимательным не был, очень давно.
Что нашло на него? Может с разводом у него там что-то с места сдвинулось…
Последнее время он был нервным постоянно, не разговаривал со мной почти. Из-за развода этого, скорее всего. Зачем ему этот развод сдался? Останется ведь без штанов…
Весь город, только и гудит о его разводе. Говорят, что грымза его просто так не отпустит, у них типа какие-то договорённости были много лет назад. И он их сейчас нарушает.
Когда-то она его от тюрьмы спасла, взамен, он, не раздумывая, бросил свою девушку, которую, говорят, очень любил.
Усмехаюсь… — расчётливая у него любовь какая-то оказалась. Не задумываясь, променял её на свободу. Прижмёт ведь его опять эта старуха страшная и выкинет он меня на улицу, в чём мать родила, и никакой ребёнок не спасёт. От неё ничего не спасёт. Хотя она, в последнее время, и не появлялась почти нигде. В основном, где-то за границей время проводила, домой редко приезжала. Но просто так, она его точно на свободу не отпустит. Да ещё я под раздачу попаду…
Ладно, нельзя мне волноваться сейчас…
Поднимаюсь кряхтя с кровати, как старая кошёлка и топаю в ванную…
Шум какой-то доносится из коридора…
Останавливаюсь, прислушиваюсь — тишина. Показалось…
Выхожу из ванной, иду к кровати — опять шум. Голоса мужские слышатся с улицы — не показалось. Подхожу к окну — не видно не зги. Темнота кругом, даже фонари, подсвечивающие дорожки, не горят. Может авария какая случилась? Сон неожиданно, как рукой сняло.
Накидываю халат поверх сорочки и приоткрываю дверь в коридор. И правда голоса.
Прислушиваюсь…
Сердце заходится в бешеном ритме. Неспокойно становится. Что могло случиться такого? Может приехал кто?
Тихонечко, на цыпочках, иду в сторону кабинета, откуда доносятся голоса…
— Вскопаю нахрен весь периметр бульдозерами сейчас — знакомый голос. Фомин? — от неожиданности дыхание перехватывает.
— Не шуми, в кабинет зайди, — Макаров.
Тишина опять…
Руки к груди прижимаю, сердце пытаюсь успокоить — так колотится, что соображать не даёт. Дышу. Дышу. Дышу.
Мне нельзя волноваться…
Осторожно выглядываю через перила лестницы вниз: свет горит на первом этаже, охрана стоит, почти в полном составе. Шепчутся о чём то тихо. Ничего не слышно.
— Здесь останься, — говорит кому-то Макаров.
Отскакиваю от перил, когда вижу, что парень из охраны направился к лестнице и также на цыпочках, быстро, возвращаюсь в комнату. Что случилось? Зачем Фомин приехал сюда ночью с угрозами?
Он не очень-то жалует своего отца. Не общается с ним почти. Но они, к всеобщему удивлению, сумели наладить вполне цивилизованные отношения. Не близкие, конечно, но и не конфликтуют больше.
Макаров даже к внучке иногда заезжает. Подарки ей разные покупает. И всегда сам подарки выбирает. Пару раз мы вместе с ним ездили за подарками для неё, но приобщить меня к этому занятию, он так и не смог. Посмотрел на мою кислую мину и больше приглашать не стал.
Я вроде уже и не злюсь на Фомина, как это раньше было, но осадочек неприятный до сих пор остался. Не могу так вот всё взять и забыть.
Неужели? — простреливает догадка, и кровь приливает к вискам…
Достаю успокоительное, которое мне врач прописала и сажусь в кресло. О сне не может быть и речи…
Время как будто не двигается. Замерло всё…
Наконец, лёгкий шум шагов и дверь открывается…
Я сразу встаю, смотрю на него. Мы стоим в темноте, но прекрасно видим друг друга. Чувствуем всё и понимаем, чего мы хотим сейчас друг от друга.
— Я сейчас приглашу врача… — наконец прерывает молчание Макар.
— Что с ним? — перебиваю его.
Молчит какое-то время…
Я жду…
— Всё в порядке. Он уехал, — как всегда, честен, и ничего не придумывает.
— Отпусти…
Подходит ко мне почти вплотную, и очень тихо, спокойно, проговаривая чётко каждую букву, говорит:
— Два года назад ты сама сделала свой выбор. Я тебя отпускал. Теперь уже поздно. Для тебя — поздно и для меня — поздно. Однажды я отказался от своего ребёнка и от его матери. Больше такой ошибки я не совершу. Этот ребёнок будет моим. Назад пути нет, Зоя. Сейчас придёт врач, тебе нельзя волноваться…
Глава 17
— Петь, ну что там отец твой сказал? — спрашиваю, когда мы уже, наконец, остались одни за столом, заставленном бутылками и едой на любой вкус. Думал, уже никогда от нас не свалят многочисленные друзья и знакомые парней, мечтавшие разделись с нами веселье, откровенно разглядывающие наши разукрашенные рожи и искренне предлагающие помощь, если что. Парни от помощи любезно отказались. Сказали, что инцидент исчерпан, разобрались сами. Валере ещё долго обрабатывали синяки и ссадины, прибежавшие официантки, с удовольствием, изображающие медсестёр, тоже никак не желающие оставлять пострадавшего без присмотра. Надо мной немного поколдовали, но основное внимание, конечно, перепало Валере, как самому красивому на этом празднике жизни.
— Да какой он мне отец⁈ — отмахивается он…
— Вот и мой ребёнок, лет этак через двадцать-тридцать, также про меня будет говорить, — его слова, отдаются болью в сердце. С горя опрокидываю в себя рюмку водки, никого не дожидаясь. Паршиво.
— Ты не сравнивай жопу с пальцем, у него вообще другая ситуация была. Он сам от мамы моей отказался, а меня так вообще, до последнего времени, ненавидел… — помолчал немного, — да и маму тоже…
— Ну что пацаны, — оживает вдруг Валера, одной рукой поднимая рюмку, второй придерживая лёд над глазом, — так выпьем же сегодня, — торжественно начинает он, — чтобы ни у кого из нас, палец в жопе никогда не застревал… — залпом выпивает, закусывает и серьёзно добавляет: — если что, побольше смазки…
— Блядь, Валер… — смотрю на хохочущих парней и злиться начинаю, — я же серьёзно…
— Венер, тебе всю правду сейчас поведать или придумать что-нибудь? — Петя, наконец, посмотрел на меня, проржавшись…
— Правду желательно… — настроился на худшее, даже рюмку от края стола отодвинул…
— У неё всё хорошо, если тебя это волнует, то за неё ты можешь быть спокоен. Она в шоколаде. Он для неё сейчас делает всё, что может и даже то, что не может. Рад? — ждёт моей реакции.
— Рад… — подтверждаю. — А ребёнок?
— Ребёнка отдавать он никому не планирует. Извини, — разводит руки по сторонам, — тут я бессилен.
— Даже если этот ребёнок не его? Он вообще знает, что ребёнок может быть не от него? — завожусь.
— Знает. — кивает в подтверждение своих слов. — Он вообще всё про неё знает. Но говорит, что ему по*уй. Много лет назад, по молодости, он уже совершил такую ошибку и очень сожалеет об этом. Только сейчас вот до него вдруг дошло, что тогда он безвозвратно потерял, но прошлого уже не вернуть. Его единственный кровный ребёнок, то есть — я, — тычет в себя пальцем, — считает своим отцом другого. Он допускает, что этот ребёнок, может быть не от него, но он его хочет и никому не отдаст, как когда-то отдал своего. Этот ребёнок будет его, в любом случае. Никаких тестов он делать не намерен. Всё уже решено. Именно поэтому он и затеял этот развод — хочет всё оформить официально. — Выдаёт мне на одном дыхании.
Обхватываю голову руками: — что, совсем без вариантов? — смотрю на него, как голодная, бездомная собачка.
— Вариантов немного, на мой взгляд, — серьёзен, как ни странно, — самый простой, и, возможно, оптимальный, — ты примешь всё, как есть. Иногда жизнь жестока и с этим просто нужно смириться. — Я мотаю отрицательно головой. — Венер, подожди, — поднимает руку, — знаю, что тебе это всё неприятно слышать, но тут надо думать, в первую очередь, о ребёнке. Это я тебе, как отец, говорю. У Макарова нет своих детей, ну если меня не учитывать, — опять тычет пальцем себя в грудь, — но я же никогда его своим отцом не считал. Он сейчас даже разговаривать на эту тему не хочет — мой и всё тут. Он не обидит ребёнка, — можешь даже не переживать.
— А эта его… жена, которую лучше в темноте не встречать?
— Так её лучше и днём не встречать, — оживает Валера, до сего момента, не мешавший нашей беседе.
— Вооот, — указываю на него пальцем, в знак согласия с его словами.
— Так ситуация изменилась, — Петя разливает между делом, — думаю, ничего сейчас она не сделает. Нет, я уверен, что Макаров не дурак и всё просчитал. Когда-то он был зависим от неё — она отмыла его перед законом, бизнес помогла построить. Он за всё это великолепие, не раздумывая, отказался от моей матери, которую якобы сильно любил, променяв её и меня, кстати, на свободу, деньги и страшную жену. У неё подвязки были хорошие в органах, среди политиков тоже вроде. Кто-то из близких родственников в Думе сидит. Это Валера лучше знает, — махнул рукой в сторону друга, — тот на его слова кивнул, продолжая усиленно налегать не еду. — Но сейчас и у Макарова всё нормально со связями. Не даст он своего ребёнка в обиду. Он уже лет десять как любовниц своих не скрывает ни от кого. И ничего она ему не сделала. А раньше говорят, тихарился, боялся попасться. Да и в возрасте она уже серьёзном. Она его лет на двадцать старше. Так что… — откидывается на спинку дивана. — Он, понимаешь, полжизни своей, прожил с нелюбимой бабой. Я вообще поражаюсь, как он не спился от всего этого. На работе жил, говорят, чтобы её не видеть. А сейчас влюбился и решил, по ходу, наверстать упущенное…
— Значит, вообще никак? — не успокаиваюсь…
— От матери многое зависит Венер, как она решит. Думаю, можно будет оспорить отцовство через суд, — это с юристами нужно будет обсудить. Давай договоримся с тобой так, — ты ничего не предпринимаешь пока. Глупостей никаких больше не делаешь. Сейчас тебе нужно набраться терпения и ждать, когда она родит. Если ты выберешь суд, то я тебе помогу. Но прошу тебя, не осложняй ситуацию. — Киваю, согласен с ним. Справиться только с собой непросто…
Глава 18
— Я так и не понял? — Петя разворачивается к другу всем корпусом, — ты то зачем туда попёрся? Могу понять Венера, даже может быть, оправдать его. Но я вот тебя не могу понять, тебе скучно что ли стало?
— Именно, — Валера кивает, в подтверждение своих слов, с тупым выражением лица.
— Уволю, — спокойно заявляет Петя и поворачивается к столу.
— Только попробуй, — тот косит на него одним глазом, — я может жениться собрался, а ты меня без работы оставить хочешь перед самым ответственным событием в моей жизни?
— Да ладно? — в два голоса выкрикнули мы, подавшись в его сторону.
— Обломс мужики, она пока не знает ничего, но если серьёзно, — делает серьёзное лицо, но хочется почему-то ржать. — Он, — показывает на меня пальцем, — всё равно бы туда попёрся. И вляпался бы ещё сильнее. Ты себя вспомни идиота, — смотрит уже на Петю, — что ты там творил, когда у тебя проблемы были, в твоей бурной личной жизни? Даже не буду уточнять с кем, чтобы в челюсть опять не получить, а то тут даже отпрыгнуть некуда, а моя челюсть сегодня больше нагрузок не выдержит, — спокойно разливает.
— Колись давай, на ком жениться собрался? — Петя тянется к нему своей рюмкой, — Я было уже думал, не дождусь никогда от тебя таких заявлений, не снимешь ты с себя обет безбрачия в этой жизни… — показательно тяжело вздыхает.
— Что за обет? — уточняю, дотрагиваясь до их рюмок своей. Про любовные похождения Валеры, никогда ничего не слышал, несмотря на то, что девчонки сами кидаются под колёса его «бехи», с воплями: «возьми меня куда хочешь» — он до сих пор ходил завидным холостяком.
— Да он же у нас больше одного раза ни с кем не встречается, выбирает всё подходящую. Скоро уже никому не нужен будет, довы*бывается. — подкалывает его Петя.
— О… так ты всех девчонок что ли перепробовал в нашем городе? — подключаюсь я.
— Ну не всех, — отвечает Валера ухмыляясь.
— И не только в нашем, — добавляет Петя — А если серьёзно, то у него ситуация была, почти такая же как у тебя. Правда всё прошло быстрее, но финал был фееричен и незабываем, — выдаёт он секретную информацию.
— Да ладно? — взбодрился я, настраиваясь на весёлое повествование.
— Я таким же дебилом влюблённым был, как ты — Валера сам продолжает: — молодой, безбашенный, без гроша в кармане, но, блядь, с ума сходил по ней, ночами не спал, так она мне нравилась… — откидывается на спинку диванчика, задумчиво улыбаясь. — Красивая сука была, глаз не оторвать. Мужики головы сворачивали, когда она мимо проходила — покачивает головой и замолкает.
— И что, она не полюбила тебя такого красивого? — спрашиваю нетерпеливо.
— Полюбила, Венер. — кивает. — Меня полюбила и ещё одного, что побогаче меня был. Он её содержал, а у меня только дырка в кармане была тогда. Петька мне, конечно, помогал, — он же у нас с золотой ложкой во рту родился, — смотрит на него и улыбается, как может, своей распухшей физиономией — да и сам я за любую работу брался, не капризничал особо, но у неё запросы были о-го-го, — руки в разные стороны разводит, как рыбак, — моих денег там на один пук только хватало. Мы у неё встречались, в основном, — в квартире, которую ей любовник оплачивал. Я тогда сам с родителями жил или у Петьки вон, кантовался — кивает в его сторону подбородком. — Ну и довстречались, — ухмыляется. — Прихожу как-то я к ней, весь подготовленный для серьёзного разговора: цветы, вино, музыка, свечи, все дела…. Поговорили, выпили, поцеловались, ну и как положено — разделись. — Официантка замерла на месте с открытым ртом, когда Валера футболку свою начал медленно поднимать, корпусом волну исполняя, не хуже профессионального стриптизёра.
Петя рукой ей показывает: иди, свободна — она нехотя отходит, косясь на вошедшего в образ Валеру…
Я жду сижу, когда он уже со стриптизом закончит и к рассказу своему вернётся.
— Время десерта подошло, я уже весь готовый к большой и светлой любви. — продолжает он. не спеша. — И тут, в самый ответственный момент — любовник её заявляется, без предупреждения. Я посреди кровати валяюсь, голый, естественно, спрятаться уже некуда, да и не успеваю. Она вещи мои быстро под кровать закинула, меня одеялом накрыла и на него с разбегу — прыг: типа я тебя так ждала, так ждала, соскучилась вся от ожидания долгого. Ну и плюхаются эти голубки на кровать, рядом со мной, сразу, без подготовки. Я не дышу от страха. Он трахает её: пыхтит, кряхтит и пердит шашлыками. С меня пот градом — жарко, дышать нечем, да и страшно, что сейчас вот он, рукой махнёт и свидетеля рядышком обнаружит…., голенького. Он здоровенный такой бугай ещё был, при оружии, к тому же, — из ментов каких-то высокопоставленных. Хрен его знает, что ему в голову взбредёт на пике удовольствия — пристрелит, глазом не моргнёт и скажет всем: так и было. И у меня, блядь, в самый ответственный момент, палатка раскрывается, — руками круг очерчивает перед собой. — И пошевелиться я не могу, чтобы палатку свернуть. Она сверху на меня подушки кидает. Так я подушки эти, поднимаю — такой стояк, пи*дец просто. Этот, боров, потрахался, проперделся, собрался и свалил, а я встать не могу. Болит всё. Любовь моя неземная, ко мне подлетает, после того, как его проводила, одеяло скидывает, смотрит на мой член торчащий и ртом своим тянется: давай помогу тебе дорогой, а мне блевануть на неё хочется. Еле до унитаза добежал… — замолкает задумчиво…
— Бляха — выдыхаю, представляя эту красочную картину, — И что потом?
— Всё, — Валера разводит руки по сторонам, возвращаясь ко мне взглядом, — больше ничего. Прошла любовь, завяли помидоры. Посоветовал бы я тебе такой «отворот», да боюсь, что ты эту стадию уже прошёл другим путём…
— Да я всегда знал, какая она, — усмехаюсь невесело.
— Знать — это одно, а вот слышать всё это рядом с собой — совсем другое. Уверяю тебя, работает безотказно. Правда, там ещё экземпляр должен быть подходящим, тут тебе тоже кажись не очень подвезло. А у меня прям сработало, на раз.
— Что, и порнуху больше не смотришь?
— Не… порнуху, как раз, смотрю. А вот шашлыки не ем с тех самых пор и про спорт только с великого перепоя забываю, чтобы не пыхтеть, блядь, и не пердеть, когда девочку красивую полюбить захочется…
— Ну понятно теперь, почему ты у всех спрашиваешь: свободна, не свободна… — подъ*бываю его, — с такой-то травмой психологической.
— Да вообще не угадал, — вытаращил он один глаз, — я просто парень честный, у Петьки вон спроси….
Петька ржёт сидит…
Глава 19
Вся эта ситуация, похожа на лабиринт — я гуляю по нему с закрытыми глазами и ищу выход. Подсказок нет ни хера, но надо идти и искать, иначе будет хуже. А я не могу пока даже понять, есть ли выход из этого лабиринта или это очередная ловушка…
Зачем прилетал? Только душу разбередил…
На чужбине как-то не так остро всё это ощущается, а дома прям по живому…ножом…без наркоза…
Все они правы по-своему. Все, без исключения. Но что делать с сердцем, которое не хочет успокаиваться?
За время, что я её не видел, я не встретил никого, кто бы заставил моё сердце биться так, как оно билось при встрече с ней. Я столько раз пытался её забыть и найти себе другую девушку. Влюбиться пытался. Но все мои попытки заканчивались полным крахом….
После секса, и кратковременного удовольствия, в душе опять оставалась только, ничем не заполненная, пустота.
Да и секс тоже был другим. Мало кто умеет так дарить себя, растворятся в партнёре так, как умеет это делать она. Мало кто не стесняется показать себя настоящей: слабой, незащищённой, даже некрасивой. И дело тут не в природной красоте. Дело в желании и умении идти до конца, не задумываясь ни о чём и ничего не боясь.
Она всегда чётко знала свою цель и шла к ней напролом, не сворачивая с намеченного пути. Ей просто нужно было помочь поменять цель или путь помочь поменять, но я не смог этого сделать, как ни пытался.
Больно…
Начинает нестерпимо ныть нога, как всегда, когда я думаю о ней, а её нет рядом.
Когда она была со мной — я чувствовал её любовь. Был уверен, что она меня любит, несмотря на то, что потом она уходила к другому. Никогда даже в голову не приходило, что я когда-нибудь смогу делить свою девушку с другим. Но эта её самоотверженность и ощущение полной отдачи и любви, которую она дарила — чувство не сравнимое ни с чем. Это невозможно объяснить. Это наркотик, от которого невозможно отказаться, когда ты его уже попробовал. Ты знаешь всё про опасность, но поделать с собой ничего не можешь — бессилен. И как мотылёк, летишь на огонь, чтобы сгореть…
И я сгораю сейчас…
Я до сих пор помню её запах. И когда слышу что-то похожее, останавливаюсь, принюхиваюсь, ищу источник, как последний идиот. Иду на него, как собака на запах своей жертвы, но найдя его, разочаровываюсь, понимая, что это не она.
Мне до сих пор снятся во сне её стоны. В такие моменты я просыпаюсь и хромаю в душ, чтобы снять напряжение, а потом ещё долго обливаюсь ледяной водой, чтобы выбить дурь из головы.
Мои руки, мои губы, мой язык помнят каждый изгиб её совершенного тела, бархат её кожи, её охренительный вкус, который сводит меня с ума…
Я найду её в толпе, с закрытыми глазами. И никогда ни с кем не перепутаю.
И я до сих пор задыхаюсь от нежности к ней…
На автомате сдаю багаж, прохожу паспортный контроль — всё, назад пути нет.
Иду в бар, чтобы скоротать время и позвонить всем своим друзьям и близким, сажусь и заказываю себе чай с лимоном…
… втыкаю в уши наушники и включаю песню своей землячки — Зефиры. И сейчас мне, вместе с ней, хочется громко выть на весь зал: «Ну почему?»
А теперь ещё и ребёнок…
Мой ребёнок.
Наш ребёнок.
Чёртов лабиринт!
Провожать меня сегодня поехали все. Даже Дина с ребёнком, которого у неё сразу же конфисковала моя мама, давно мечтающая о внуках.
Валеры только не было с нами. Решили, что не стоит ему рисоваться перед мамой, дабы она ничего не заподозрила. Мой небольшой синяк на лице я объяснил ей неудачным спаррингом с Лёхой, — он не раздумывая, в содеянном признался.
Сам он, кстати, тоже не поехал. Из-за Зубайды. Не готов он пока ещё, встречаться с ней в новом статусе, а она, естественно, после того весёлого вечера, когда мы заявились под утро, все красивые и сильно навеселе, не могла не проконтролировать ситуацию и возглавляла сегодня нашу торжественную процессию — проводов меня, любимого.
Сильно мне от неё не досталось, как ни странно. Весь огонь на себя принял Валера. Да и был он намного красивее меня, во всех смыслах.
Пьяный Валера оказался тем ещё кадром…
Когда он ей залепил, бесстрашно уткнувшись носом в её грудь:
— Зу, можно твои титьки потрогать? — я о таких всю свою жизнь мечтал — думал, она ему вмажет и уже приготовился прийти ему на помощь, — подобрать его пострадавшую челюсть, если что. Но она только хмыкнула и отправила его спать, пообещав разобраться с ним утром, когда он проспится.
Умный Валера, отсиживаться в уголочке, в ожидании наказания, не стал. И поутру, проспавшись, ринулся на амбразуру первым, — извиняться за своё непотребное поведения по причине сильного подпития. Но, кажется, мнения своего не поменял и что-то долго втирал ей на ухо в уголочке. Судя по тому, как она кивала ему, с несколько задумчивым выражением лица, — был великодушно ею прощён.
Силён парень — так подкатывать к нашей Зу, не каждому по силам.
На меня у неё запала уже не осталось.
Мне она только кулак показала и почти негрозно спросила:
— Если работу потеряешь, такой красивый, что делать будешь?
Работу мне терять никак нельзя. У меня семья, которую надо содержать.
— Привет, амиго, — с распростёртыми объятиями встречает меня Алехандро в Милане, готовый уже облобызать по доброй европейской традиции, — не успеваю отреагировать. В ту же минуту, на меня с визгом набрасывается его шальная сестрёнка — Сара, чуть не сбив с ног, своим напором и начинает что-то тарахтеть без остановки…
— Ой, что это с тобой? — наконец замолкает, разглядывая моё лицо.
— Ты поэтому, что ли просил тебя завтра подстраховать? — спрашивает Алехандро, рассматривая мои синяки, — хорошо погуляли… — добавляет, расплываясь в улыбке…
— Да не страшно, я замазать всё смогу, никто ничего не заметит, — Сара вертит за подбородок моё лицо.
Я притворяюсь немым, пока они увлечённо обсуждают мои синяки между собой…
С грустью вдыхаю воздух, так отличимый от родного. Становится невыносимо тоскливо…
Звонкий голос Сары, затянувшей, неожиданно, во всё горло «калинку-малинку», вытряхивает из задумчивости…
Я остановился, ошалев, от её импровиза…
Глянул на Алехандро — тот, прикрыв лицо ладонями и еле сдерживая хохот, пошёл за сестрой, бодро марширующей, в сторону выхода.
— Ви, — поворачивается ко мне уже на улице, прервав своё выступление, Сара. — Как тебе? Есть акцент?
— Нет…почти нет, — выдавил из себя, всхлипывая от смеха…
— Поеду в Россию и буду всем говорить, что я русская, — идёт к машине, как ни в чём ни бывало, продолжая песню…
«Без неё мир был бы серее» — подумалось мне…
Часть II
Глава 20
— Венер! Венер! — слышу отдалённо знакомый женский голос и начинаю вертеть головой по сторонам, не отрываясь от телефона. — Как я рада тебя видеть! — бросается мне на шею девушка, не дав ничего сообразить. — Перезвоню, — быстро проговариваю в трубку и отклоняюсь, пытаясь ослабить крепкие объятия.
— О… — замешкался я, напрягая память, — Николь⁈
— Да, да! — радостно повизгивает она, сжав кулачки. Я невольно улыбаюсь, глядя на её искреннюю радость. — Представляешь, я тебя видела. — заговорщицки шепчет она, вытаращив глаза. — …в журнале…
— Это был не я, — также шёпотом ей отвечаю, чуть приблизившись к её лицу, смотрю ей прямо в глаза.
«Красивые» — отмечаю про себя.
— Да ладно? — удивлённо посмотрела на меня, — Шутишь? — сморщила носик. — Знаешь, не так-то много я людей встречала с таким именем. Если честно, то вообще никого. Да ещё таких…
— Каких? — она меня неожиданно развеселила. Такие яркие, искренние эмоции и удивительная непосредственность. «Как она вообще там работает?» — подумалось почему-то.
— Рыжих, — приблизилась она вплотную к моему носу.
— Сынок, — раздаётся рядом с нами мамин голос.
— Ой, — взвизгнула Николь и резко отпрыгнула в сторону.
— Ты почему нас с девочкой своей не познакомишь? — укоризненно покачала головой она, а Алехандро удивлённо вытаращил глаза, за её спиной. — Мы думали ты по телефону поговорить отошёл…
— Да, я… — начала было девочка, но я её перебил:
— Николь, знакомьтесь, — представил её сам.
— Какое интересное имя, — мама у меня сама непосредственность и святая простота, — а как тебя родители называют? — поинтересовалась она.
— Мама называет меня Ники, — отвечает спокойно Николь, — говорит, что хотела для дочери необычное имя и решила назвать меня в честь своей любимой актрисы — Николь Кидман. И теперь меня постоянно спрашивают все кому не лень, как меня на самом деле зовут — улыбается. — Здесь ещё нормально, а дома так, каждый второй спрашивает, — добавляет.
Надо же, а я-то думал, что это её рабочий псевдоним. Даже в голову не приходило, что это её настоящее имя. Был уверен, что она — Наташа.
— Идёмте быстрее, боюсь, что скоро всё закроют, а я очень хочу туда попасть. Я ведь никогда даже не мечтала, посмотреть своими глазами Дуомо, — живьём, а не на фотографиях или по телевизору, — мама прижимает руки к груди, прослезившись. — Ники, ты же говоришь по-итальянски, да? — обращается к ней, — Идём, проводишь меня до девочек, а то я одна побаиваюсь ходить, а мальчишки нас догонят, — и берёт её за руку, не дожидаясь ответа…
— Это кто? — спрашивает Алехандро, когда все отошли на безопасное расстояние.
— Знакомая, — отвечаю, не вдаваясь в подробности.
— А-а-а, — тянет он, хитро улыбаясь…
Мама с сестрёнкой всё-таки приехали ко мне в гости, чему я был несказанно рад. Мама, возможно, впервые в жизни, позволила себе такой длительный отдых. Да ещё время удачное. Не в августе, когда здесь стоит невыносимое пекло и все пляжи забиты отдыхающими, а в начале лета, когда ещё многие работают и стоит вполне комфортная погода для отдыха.
Хотел отправить их на недельку на Искью, где почти в каждом отеле есть бассейны с термальной водой и грязи, чтобы мама непросто отдохнула, но ещё и здоровье своё поправила. Но неугомонная Сара, выступила категорически против, типа: там нечего делать молодой девушке — это она про мою сестру, надо отправлять их на Сардинию. На настоящую. И пообещала составить им компанию.
Она, совершенствующая свой итальянский, ну и русский — её новое увлечение, при помощи меня, естественно, оказывается, очень давно мечтала там побывать, а тут у неё появилась прекрасная возможность, раскошелить своего любимого братца.
Поскольку времени у меня было катастрофически мало, то пришлось с ней согласиться и отдать весь подготовительный процесс, в её корявенькие ручки, на свой страх и риск.
На удивление, к делу она подошла со всей ответственностью — начала штудировать историю острова, который нам, в основном, известен, как любимое место отдыха олигархов, заоблачными ценами, и невероятными пляжами с белоснежным пеком, привлекающими всё тех же олигархов.
Наш холодильник был забит до отказа разными сортами сыров и не факт, что все они были «сардского» происхождения, но попробовать это всё, мы были просто обязаны.
Везде стояло вино из самых знаменитых виноделен этого райского острова. Другое вино, в этот период, мы не признавали вообще.
Она не закрывала рот ни на минуту, спеша поделиться новой информацией, как только видела кого-нибудь из нас без дела, а «без дела» — это жевать, смотреть телевизор, говорить по телефону или даже спать, если она в это время была бодра.
Вот, оказывается, на Сардинии, которая с девятнадцатого столетия входит в состав Италии, никогда не было мафии. А всё потому, что испокон веков, на острове главенствуют женщины. Говорят, что мафия существует только в патриархальных культурах. На Сардинии же женщины были хранительницами семейной памяти и строго следили за исполнение вендетты.
— Местные старожилы, передают из уст в уста, рассказы о женщинах-убийцах, которые не только умеют ткать полотна удивительной красоты, но и с лёгкостью могут добавить яда в угощение. Так они мстят мужчинам, обещавшим на них жениться и не сдержавших свои обещания — нашёптывала нам страшные истории, Сара.
— Ноги моей там не будет, я ещё не готов умереть в расцвете лет, — твёрдо сказал Алехандро, прослушав повествование про женщин-убийц.
Сара с ним спорить не стала, хорошо зная блядскую натуру своего братца.
Но мы с ним всё-таки слетали навестить их, на один день. А ещё посмотреть, что там от испанцев осталось, во власти которых Сардиния была довольно долгое время.
Мама от моего соседа, с которым лично не успела познакомиться по прилёту, была просто в восторге.
— Такой воспитанный, внимательный мальчик, — не уставала она повторять.
Никогда его таким не видел, за почти полгода проживания с ним в одной квартире. Не иначе, как сильно испугался быть отравленным местными красавицами, поэтому ни на минуту не отходил от моих дам.
Глава 21
— Сынок, почему ты Николь с нами не приглашаешь? — шепчет на ухо мама, поглядывая на девушку, скромно стоящую в сторонке и не принимающую участие в бурных обсуждениях дальнейших планов на вечер, — очень милая девочка. Она нам такую великолепную экскурсию провела по собору. Пригласи, — просит.
— Ники, — ты же с нами? — подключается Сара… — Та отрицательно мотает головой, переминаясь с ноги на ногу в сторонке. — Почему? — Сара сделала такое лицо, как будто опять «калинку-малинку» вознамерилась затянуть посреди площади, а я ещё от прошлого раза никак отойти не могу.
— Идём, — протягиваю ей руку.
— Я не могу, — шепчет она одними губами.
— У тебя какие-то планы на вечер? — подхожу к ней и тихо спрашиваю. Все замолкли, уставившись на нас.
— Венер, у меня же работа, — тихонечко говорит мне на ухо.
— Отпросись, можешь?
— Нет, конечно, — продолжает шептать, — если даже скажу, что заболела, меня приедут проверить и оштрафуют.
— Ну давай я оплачу тебе вечер, — предлагаю. Не хочу маму расстраивать в последний день пребывания у меня в гостях.
— Ты что⁈ — смотрит испуганно, — Это очень дорого. Не надо.
— Идём, — беру её за руку. — Напиши, что с клиентом. Деньги завтра привезёшь.
Эти последние два дня отдыха, мама с сестрёнкой провели у меня. Хотел их поселить в отель, недалеко от квартиры, где мы живём, но мама такое предложение не поняла, и чтобы её не обижать, решили, что они будут жить с нами. Пришлось освободить им свою комнату, переселившись, на время в гостиную.
Мама, естественно, сразу же пошла на кухню и развела там бурную деятельность — ну как же деток домашним-то не накормить? Небольшой затык произошёл с продуктами, но при помощи Сары, которая с энтузиазмом принялась ей помогать — вопрос был решён, а меню подкорретировано.
Мама смеялась до слёз, когда Сара ей рассказывала, как она нам пыталась приготовить «суп из травы», наивно полагая, что трава может быть любой, а не только белокочанная капуста, которая здесь особой популярностью не пользуется. И замолчала от удивления, ненадолго правда, когда узнала, что я не русский.
— Ну ничего, — успокоил я её, — вот поедешь к нам и познакомишься там с самым что ни на есть русским парнем, другом моим, — Лёхой Ивановым. Фото показывать намеренно не стал, чтобы не обломать ей сюрприз. Тем более, что он, в скором времени тоже обещает к нам заявиться. Может даже и вместе с Сарой прилетят.
И «бешбармак» и «кыстыбый» они уплетали за обе щёки, требуя добавки, а мама сетовала, что из-за отсутствия необходимых продуктов, посуды и времени, не смогла нам наготовить запасов на неделю.
Но сегодня, в последний вечер их пребывания здесь, у нас итальянская кухня, в самом, что ни на есть итальянском ресторане. В центре Милана.
— Представляешь? — мама вся раскрасневшаяся от вина, невероятно счастливая и очень красивая сейчас. — Николь оказывается тоже на факультете туризма учится, как Алиночка. Было бы неплохо ей такую практику подыскать, это ведь очень интересно и полезно для будущей работы, — обращается ко мне, а девушка заливается краской, готовая, кажется, провалиться сквозь землю от стыда. Я только киваю головой, не понимая, что мне сейчас ей ответить.
— А я скоро еду в Россию, — перебивает всех Сара, так кстати, оттягивая на себя внимание.
— Конечно, — мама, переключается на неё, — будешь у нас жить. И Алехандро пусть приезжает — тот, не задумываясь, соглашается.
— Можно в августе, например, когда у нас мало работы и жара здесь стоит адская… — смотрит на меня, в ожидании согласия.
Я опять киваю и предлагаю поговорить об этом позднее, но они тем не менее начинают громко обсуждать этот вопрос на своём, не обращая ни на кого внимания.
Не вмешиваюсь…
У меня другие планы на конец лета…
— А что вам больше всего здесь понравилось? — спрашивает маму Николь, видя её замешательство, не привыкшую к таким бурным и громким обсуждениям очень похожие на разборки влюблённых.
— Мне всё очень понравилось, — мама радостно поворачивается к ней, не понимая о чём сейчас говорят остальные, — я же никогда так далеко никуда не ездила. У меня и отпуска-то такого долгого никогда не было, — пододвигается ближе. — Мы когда прилетели на Сардинию, я там ходила и плакала в первые дни, как японцы во время цветения сакуры. Это же просто невозможная красота. Нет, ты знаешь, у нас тоже очень красиво. Всё есть: и леса и луга и горы, а уж озёр сколько — не счесть. Говорят даже, что все сцены в фильме «Семнадцать мгновений весны», из Швейцарии, снимались у нас. Но тут я не буду утверждать, это у Венера спросить нужно, — показывает на меня. — Но на Сардинии я просто слёз не могла сдержать. Сарочка спасала, вина мне вовремя наливала, сказала, что японцам только это помогает не сойти с ума от созерцания красот, и мне поможет, — смеётся всхлипывая. — И озеро Гарда великолепно, конечно, — задумчиво покачивает головой, — мы там несколько дней провели. Я даже спа-центр посетила, представляешь? — кладёт ладонь на её руку, — первый раз в жизни. — смотрит на неё, а на глазах слёзы блестят, от переполняющих её эмоций.
Николь слушает её очень внимательно, что-то тихо ей говорит. Маме она явно нравится. А я смотрю на неё и не понимаю, как она работает на своей работа и неужели и правда учится, или придумала?
— Ну что? — возвращается к нам Сара, — по дижестиву и меняем место?
— Вы идите дальше веселиться. Нельзя вам сегодня дома сидеть. — отвечает за всех мама, — меня проводите только, и ступайте. А мне чемоданы нужно ещё собрать и отдохнуть тоже перед дальней дорогой не помешает.
Глава 22
— Зайдёшь? — спрашивает Николь, всё ещё пританцовывая, когда мы подходим к её дому…
Безумная энергетика ночного клуба, накрывает тебя с головой, как только ты в него попадаешь. А парочка «бойлермейкеров», превращает нашу кровь в термоядерный коктейль, который долго ещё бурлит внутри, провоцируя на необдуманные поступки.
Сара очень хотела показать моей сестре ночной клуб «Gattopardo». Место уникальное, в своём роде. И не только в Милане. Здесь часто проходят концерты, выставки и модные показы. Но дело даже не в этом. Этот клуб находится в здании старинного собора, который в конце семидесятых годов, двадцатого века, был разгромлен и осквернён, а после этого — десакрализирован.
Интерьер клуба роскошен.
Посетителей, прежде всего, поражает огромная люстра, состоящая из шестидесяти пяти тысяч кристаллов, свисающая с внушительной высоты и, конечно, мраморные колонны, держащие балконы, доставшиеся клубу в наследство от бывших хозяев.
Гостей здесь развлекает необычное шоу акробатов, демонстрирующих своё искусство под куполом бывшего храма.
Ещё одной отличительной чертой клуба является то, что здесь никогда не бывает шоу стритизёров, а на входе всегда строжайший дресс-код, из-за которого, мы чуть было не ушли оттуда не солоно хлебавши. Потому как в лексиконе Сары, такого понятия, как «дресс-код», не существует вообще. Но Алехандро, каким-то удивительным образом получилось договориться и нам удалось сегодня туда попасть.
Контингент разношёрстный и разновозрастный, как во всех клубах Европы. В клубы здесь ходит не только молодёжь-молодёжь, как у нас, но и люди в возрасте, которые, по нашим меркам, уже ходить в такие заведения не должны. Моя мама бы чувствовала себя здесь неуютно, но тут всем плевать на возраст — это всего лишь цифры. Энергия толпы накрывает всех без исключения, независимо от возраста — все отдыхают и отрываются.
— Где ты так танцевать научился? — она держит меня за руку, искренне улыбаясь, всё ещё двигаясь под ритмы музыки, продолжающей звучать в наших головах. — Не отвечаю ей, но улыбку сдержать не могу. — Устал? Силы закончились? Всё на танцы потратил? — дразнит.
На автомате проверяю карман, в котором ношу запасы, независимо от ситуации и местоположения. Привычка, приобретённая в ранней молодости, когда я подхватил неприятную болячку от почти девственницы, как она меня убеждала. Думал член отсохнет тогда, но ничего, — пронесло. С тех пор, привычкам своим не изменяю.
Вернее, был один промах, последствия которого я ещё до конца не осознал, но это уже совсем другая история. Я перед той ситуацией был бессилен.
А тут, добренькая, пьяненькая, не воздушная, а вся такая телесная и осязаемая. Оплаченная, к тому же, почему бы не воспользоваться?
— Ты одна живёшь? — спрашиваю и тянусь к её губам. Она сразу же подаётся мне навстречу. Отзывчивая. Не противная.
Облизываю её мягкие, манящие губы языком: сладкие, со вкусом коктейля.
Отстраняется немного и восторженно смотрит на меня горящими глазами…
— Нет, мы вчетвером живём, — переходит на шёпот, — но девочка, с которой я живу в комнате, уехала. А остальные часа через два-три вернутся.
— Идём, — сам беру её за руку. — Ты правда на туризме училась? — спрашиваю, пока поднимаемся по лестнице.
— Правда, — кивает, — но так получилось, — замялась, — в общем, я академ взяла. Думала, что здесь будет возможность продолжить учёбу, но вот пока — никак. — Открывает дверь. — Ванная там, если нужно, — показывает и как-то съёживается вся, тухнет. — Выпьешь что-нибудь? — предлагает смущённо.
— Нет… напился я уже, хватит. — Тянусь опять к её губам. Не отталкивает, но напрягается. В струнку вытягивается вся. — Что-то не так? — уточняю. — Не хочешь?
— Волнуюсь, — выдыхает неожиданно мне в губы и трясётся вся.
— Расслабься, — гладить её начинаю, целую тихонечко. Она мягкая вся, приятная. На вкус приятная и запах её не отталкивает, наоборот, нравится даже. Только немного напряжённая. Никогда таких скромных проституток не встречал.
Мне хочется её расслабить, удовольствие доставить ей хочется. Гладить её продолжаю. Целую аккуратно. Отвечать начинает, постанывает тихонечко. Завожусь, но не тороплюсь, чтобы не зажалась опять.
Раздеваю её не спеша, сам раздеваюсь. Укладываю осторожно на кровать. Она не сопротивляется. Послушная.
Грудь её целовать начинаю, сосочки по одному втягиваю. Она осторожно так выдыхает. Выгибается мне навстречу. Руками шею обвивает. Гладит меня. Сама гладкая, аппетитная. Люблю таких.
Отодвигаю трусики в сторону и пальцем провожу по промежности — течёт вся, но опять напрягается.
Да что ж такое-то? Боится?
— У тебя же были мужчины? — спрашиваю, на всякий случай, хоть и выглядит всё это немного абсурдно, с её-то работой. Да ещё в двадцать два года, как она сказала.
— Да, — отвечает, испуганно вытаращив глаза.
Начинаю клитор массировать, — глаза закрывает, прерывисто выдыхая воздух. Подаётся будрами на меня.
Нюхаю палец с её влагой — чистая вроде. Облизываю пальцы, — вкусненькая.
Погружаюсь пальцем глубже, — расслабляться начинает, постанывает негромко.
Ну наконец, а то я уже думать начал, что проще самому себе в туалете помочь и не мучиться. Не очень-то хочется с «бревном» за деньги сексом заниматься.
Хотя заводит она меня — тёплая, чистая, свежая какая-то, несмотря ни на что.
И красивая…
Особенно сейчас, когда расслаблена, хоть и глаза не открывает.
Начинаю ягодицы её мять, поглаживать. Приподнимает попку, трусики тихонечко стягиваю. Она помогает.
Ух ты ж, ничего себе — упираюсь взглядом в шрам от кесарева, у самого лобка почти. Кипятком как будто ошпаривает. Она, что замужем?
Интуитивно провожу пальцем по шраму, чувствую, как напрягается. Даже не дышит, кажется.
— У тебя ребёнок есть? — спрашиваю, поднимая взгляд.
Глаза распахивает, смотрит испуганно. В глазах слёзы блестят, губы подрагивают. Начинает одеяло на себя натягивать.
— Уходи, — шепчет срывающимся голосом.
— Что случилось? — не понимаю. — Ты замужем?
— Уходи, — накрывается одеялом до самого носа и отползает неуклюже к изголовью кровати.
— Ты мне можешь объяснить, что случилось? — злиться начинаю.
— Венер, уходи, — почти плачет. — Прости меня…
Глава 23
Думать о том, что же случилось этой ночью, не было времени совсем.
Нет, мысли всякие-разные какое-то время в голове ещё вертелись, особенно поначалу. Не особо приятно, когда тебя так опрокидывают, заманив к себе, можно сказать. И раздразнив.
Когда ты весь уже готовый и настроен на горячее продолжение, когда вся кровь вместе с мозгами уже между ног сконцентрирована, а тут на тебе: иди на все четыре стороны, — неприятно. Давно я в такие истории не влипал. Очень давно.
Не знаю, может у неё муж тиран, работать её заставляет? Не мои это проблемы. Со своими бы разобраться…
Ещё и не выспался ни хрена, а день бешеный намечается. Не до переживаний о малознакомой девушке, которую случайно встретил на дороге…
Утром поехали провожать маму с сестрой. Все поехали. Даже Сара подскочила, что для неё сродни подвигу, не любит она рано вставать. Дрыхнет до обеда обычно.
Грустно так стало, пока в аэропорт ехали. Вроде и немного времени вместе провели, а привык уже. Ощущение, что вот они рядом со мной, — грело. Я точно маменькин сыночек, привязан к своей мамочке. Скучаю по ней всегда.
Она до сих пор с ностальгией мне напоминает, что очень долго меня грудью кормила и по ночам постоянно к себе забирала, никак не могла без меня уснуть. Пуповину нашу с ней перерезать сил ей не хватало. Может поэтому мы так привязаны друг к другу. Может поэтому она так чувствует моё настроение, ей даже рассказывать ничего не надо. Она как будто итак всё знает. Не говорит только. Все переживания в себе держит.
С Алинкой у неё всё по-другому сложилось, молока не было и сестре почти сразу пришлось на подножный корм переходить. Да и мама опытнее уже была. И отец в скором времени, после её рождения, бросил нас. У неё просто времени уже не было, да и сил тоже.
Иногда думаю, что из-за меня у неё всё так с личной жизнью сложилось. Из-за того, что она столько времени мне уделяла, а он просто этого не выдержал? Кто знает…
Мама расплакалась, естественно. Я расстроился.
Сара начала её обнимать, тискать, что-то там, на смеси языков, ей рассказывать. В гости её к себе пригласила. Сказала, что родители их, ждут нас всех у себя на Майорке.
Она вроде повеселела, не отказалась даже, но у неё же дача! — не может она летом приехать, только осенью теперь. Неунывающая Сара уверенно пообещала ей с дачей помочь, когда визу получит, чем изрядно повеселила маму, да всех остальных тоже.
Эх, не знает она что такое «дача» для наших женщин — это же смысл жизни для многих. Но настроение у всех сразу поправилось. Все разом взбодрились, загалдели, обсуждая дальнейшие планы и встречи.
Даже Алехандро, который что-то там нашёптывал на ушко моей сестре в сторонке с серьёзной физиономией, подошёл к нам.
«Надо будет у него уточнить, что он там ей втирал — сделал зарубку себе, а то ведь он ещё тот крендель, умеет лапшу на уши вешать»
Из аэропорта сразу в студию рванул. Злой, как собака. Не выспавшийся…
Ещё и партнёрша капризная попалась. Блядь, ненавижу этих тощих баб. То у неё живот, откуда ни возьмись, торчит, то мослы некрасивые, то рожа моя им не нравится. Ладно, рожа у меня и правда была сегодня не в лучшем виде. Да и не всегда рожа моя нормально получается. Зато к фактуре претензий никогда не возникает. Тут мне подвезло, даже впахивать особо не приходиться. Так, влёгкую, без напряга и умираний в зале.
Вечером, когда мама позвонила, чтобы сообщить, что долетели нормально, я уже домой ехал. Тоска вдруг опять накатила, после её звонка.
Валеру набрал:
— Не поздно? — не подумал сразу о разнице во времени. — Ну как там дела-то вообще?
— Да пока не родила… — отвечает в своём стиле.
— А серьёзно? — усталый, голодный, даже шутить сил нет.
— Не родила, серьёзно. Так что расслабляйся и радуйся жизни, пока есть возможность, — успокоил, чего уж. — Правда тут информация прилетела, — продолжил, а я напрягся, — жена Макарову развод не даёт и вроде как в ближайшее время обещает появиться в родных краях. Не получилось у него тихо-мирно с ней договориться. Суд будет.
— Держи меня в курсе, а? — волнительно стало.
— Да не дёргайся ты там, ребёнку-то ничего не угрожает. Если что мы тут на стрёме стоим, подстрахуем, — не сказать, что прям успокоил-успокоил, но не верить ему у меня основание нет. Никогда ещё он меня не подводил, хоть и познакомился я с ним близко, вот только, когда домой приезжал в последний раз.
— Зу, как? — спросил, чтобы отвлечься немного, да и не разговаривал я с ней уже давно, а она для меня человек родной, можно сказать.
— Говорит, что хорошо, — отвечает, после некоторой паузы, — надеюсь, что так и есть. Я стараюсь, — вдруг добавляет серьёзно.
— Ух ты, — усмехнулся. Не сдержался. — Ну удачи тогда тебе. Не обижай там её…
— Не обижу, не переживай, — по-доброму реагирует, даже без шуточек привычных, — я вообще женщин не обижаю, если только они меня…
Ну хоть одна приятная новость за день — потеплело на душе. Надо будет ей позвонить, уточнить, как он там старается.
Подхожу уже к дому и вспоминаю: я ж Николь денег не оставил за вечер. И она ведь ничего не сказала засранка такая. Не напомнила даже…
Неудобно получилось. Сам ведь предложил ей вечер оплатить. И телефона её у меня нет, чтобы сказать, что не кинул я её.
Сомневался ещё ехать к ней или перенести на завтра визит.
Уточнил у Алехандро, — он спец в таких вопросах.
— Накажут её, если деньги не отдаст. — успокоил меня, как смог. И добавил: — она хорошая девушка, на консумациях только работает. Немного получает.
— Откуда знаешь? — не говорил он мне, что они знакомы, да и она словом не обмолвилась.
— Видел я её в «Сapriccio», заходили мы туда как-то.
Да твою ж мать…!
Глава 24
Опоздал…
Зашёл, когда заведение уже было открыто. Народу в зале ещё немного, так, несколько человек.
Все почти столпились у бара, громко обсуждая последние новости, за порцией очередного дижестива, разглядывая, между разговорами, девушек сексуально вихляющихся на танцполе под новую песню «Гайи».
Говорят, что имя этой исполнительнице дали в честь двух известных женщин: Галины Улановой — великой, русской балерины и Елены Дьяконовой, которую Сальвадор Дали именовал — Гала. Верится в это с трудом, потому как «Гайя» — продукт межнационального брака между итальянцем и бразильянкой, русский здесь даже рядом не стоял. Но кто их знает этих итальянцев? За ними не заржавеет что-нибудь этакое выдумать.
Присмотрелся к танцующим, — Николь не нашёл…
Встал у бара, как все.
Почти сразу подбежал пожилой официант и нарочито вежливо поинтересовался:
— Не желает ли молодой Господин компанию?
— Николь мне, — резко отвечаю. Нет сил на расшаркивания и улыбки.
— Один момент, — растягивает губы в самой очаровательной улыбке, не обращая внимания на мою недовольную мину, — куда желаете присесть, — обводит полупустой зал рукой.
Выбираю место в самом углу, закрытое со всех сторон растительностью и, не оглядываясь, направляюсь прямо туда.
Минуты не прошло, как он мне приводит длинноногую блондинку, которая радостно улыбаясь, присаживается рядом.
— Момент, — говорю ей и, нехотя поднимаясь с мягкого дивана, обращаюсь к официанту по имени, написанном крупными буквами на его бейдже, — Гуидо, мать твою, — говорю по-русски, но он этого, как будто не замечает, продолжает вежливо улыбаться и бесить меня своей улыбкой, — я просил Николь…
— Да вот же она, — показывает рукой на девушку, удивлённо вытаращив глаза.
— Пидарас ебучий, — не выдерживаю и собираю пальцы в горстку направляя их к своему лицу, чуть покачивая, что у них означает: «меня это на хрен не волнует» — значит, другую Николь приведи мне, — добавляю на итальянском.
Не спорит. Бросает: — момент, — и убегает.
Плюхаюсь опять на диван, злой, как собака…
— Она у капо (директор), — вдруг говорит по-русски девушка, сидящая всё это время рядом. — у неё там проблема какая-то с клиентом вышла. Её сразу вызвали.
— Блядь, — не сдержался. Из-за меня что ли? — подумал. — И что, никак? — разворачиваюсь в её сторону.
— Предложи шампанское, — шепчет, — только дорого это…
— Занята, — разводит руки Гуидо, выныривая из-за кустов, буквально через пару минут.
— Шампанское, — перехожу сразу к делу и пристально на него смотрю, чуть прищурившись. Не колется гад — покачивает отрицательно головой, поджав губы. — Две бутылки, — растопыриваю два пальца перед его носом для наглядности, — На лицо его моментально возвращается обворожительная улыбка. Показывает рукой — «ок» и убегает. Да чтоб я так бегал в его возрасте! Он тут по ходу со дня основания клуба работает, а прыти — немерено, скачет, не хуже горного козлика.
— Откуда знаешь? — спрашиваю, присматриваясь к её лицу. Красивая, но не притягивает совсем — холодная.
— Мы живём с ней вместе, — отвечает. — У неё какая-то неприятность вчера случилась, она из-за этого на чену(ужин) сегодня согласилась и вот опять что-то произошло, — не успела договорить. Подбегает Гуидо с кулером и двумя бутылками шампанского, которые начинает крутить перед моим носом, радостно рассказывая мне о происхождении и составе бутылок. Судя по пафосу, с каким он мне его представляет — это лучшее шампанское всех времён и народов.
Мне всё равно, что он принёс, я пить не собираюсь, каким бы оно распрекрасным ни было. Киваю, в знак согласия, — он, манерно и неторопливо, с чувством выполненного долга, ставит бутылки в кулер со льдом на стол.
Я ничего у него больше не спрашиваю. Судя, по тому, что он начинает сервировать стол, отлаженными до автоматизма, движениями, — понимаю, что она должна в скором времени появиться. Откидываюсь на спинку дивана, закрываю глаза. Устал.
В этом тёмном помещении, даже негромкая, пока ещё, музыка, мне не мешает. Наоборот, действует расслабляюще. Отключаюсь мгновенно.
— А ты можешь мне одну консумацию оплатить? — подаёт голос девушка, про которую я забыл.
— Конечно, — нехотя открываю глаза.
— А вот и она, — радостно восклицает официант, встречая распростёртыми объятиями Николь, которая как-то очень неуверенно, заходит в наш тёмный уголок, вежливо здоровается и скромно садится на краешек дивана с противоположной от меня стороны, пытаясь натянуть на коленки короткое, чёрное платьице.
Не меняя позы, смотрю на неё: испуганная, припухшая, глаза блестят.
Плакала…
Говорю Гуидо, чтобы он включил в счёт консумацию девушке, что просидела со мной всё это время и жестом прошу их удалиться. Он громко начинает рассказывать, как же он любит щедрых русских, только целоваться ещё не лезет для полноты картины.
Останавливаю его «признания в любви» жестом и прошу исчезнуть. Грубо, — знаю, но я сегодня не в настроении.
Девушка радостно подхватывает бокал с шампанским со стола, приобнимает его, и громко смеясь и переговариваясь между собой, они, наконец, удаляются.
— Сядь ближе, — хлопаю ладонью по дивану рядом с собой, — не хочу кричать.
Николь молча пересаживается. Не смотрит на меня, — стену рассматривает.
— Я деньги принёс. Забыл просто вчера — не трогаю её.
— Не надо было, я отдала…свои…
— Я сам тебя пригласил. — Пожимает плечами. Молчит, продолжая тщательно изучать стену напротив. — У тебя из-за меня были проблемы? — уточняю.
— Нет, — отрицательно мотает головой.
— Расскажи…
— Нет, это не из-за тебя, — упёрлась, как маленький ребёнок, — не надо было тебе приходить. — Всхлипывает.
Ненавижу, когда женщины плачут…
Глава 25
— Я обидел тебя вчера? — спрашиваю.
Молчит…
— Я тогда поем, если ты не против, а то я сегодня не успел, — пододвигаю к себе закуски, которые нам принесли к шампанскому. Не густо, но хоть что-то. Не знаю что ей ещё сказать. Не понимаю.
Разворачивается ко мне, но на меня не смотрит — на коленки свои переключилась. Подол платья пальцами перебирает.
— Прости меня за вчерашнее, — выдавливает несмело, почти шёпотом.
Киваю. Не готова она к разговору, что толку её пытать.
— А сегодня что у тебя случилось? — перевожу тему. Может ей про сегодня проще будет поговорить. Хотя вот какое мне дело до её проблем?
Разглядываю её: хорошенькая, ребёнок почти, несчастная вся, расстроенная. Так пожалеть её захотелось, успокоить. Прижать, обогреть.
— Потанцуем? — предлагаю. Как раз медленную сальсу поставили. Офигенную просто. Незнакомую. Надо спросить, кто исполняет. Знают они толк в музыке, в этом им не отказать.
— Я не умею, — оставила в покое свои коленки, взгляд испуганный на меня поднимает.
— Я умею, — встаю, руку ей протягиваю, — тебе ничего не надо делать. Просто обнимай меня и слушайся во всём.
Хлопает ресницами в нерешительности, но руку подаёт…
Идёт за мной…
Вывожу её в центр, как положено. Обнимаю. Руки её на себя кладу. Прижимаю крепче, чтобы хорошо меня чувствовала.
— Расслабься, — шепчу ей на ухо.
Кивает…
Начинаю вести. Послушно следует, не сопротивляется, как это часто бывает. Даже на ноги почти не наступает. Все расходятся, уступая нам место, рассредоточившись по краям танцпола. Наблюдают за нами с интересом.
Мне нравится с ней танцевать — она послушная, пластичная, музыку слышит, меня чувствует. Пахнет приятно. Начинаю в образ входить. Улетаю вслед за музыкой, её за собой уношу.
Отдаётся. Вся. Не боится. Взгляд восторженный на меня поднимает. Глаза горят. Заводит нереально своим взглядом. Усталость отступает.
Никогда не думал, что взгляд может так возбуждать. Или на меня никогда так не смотрели? — не понимаю.
Нам аплодируют, только на бис не вызывают. Официант закусок подогнал. Даже не сказал ничего, только большой палец показал. Кивнул ему, в знак благодарности.
Мне почти хорошо сейчас…с ней…
Так немного для счастья нужно иногда. Всего-то: красивая музыка, счастливая девушка рядом…
— Я сегодня на ужин поехала с клиентом, — начинает тихо рассказывать, когда мы возвращаемся на место, — а он меня после ужина в гостиницу повёз. Сказал, что если не зайдём, — замялась. Я кивнул, типа — понял, не объясняй, — то он мне не оплатит это время. Я отказалась, он меня высадил из машины. Мне пришлось добираться до работы самой. Опоздала. А у меня же ещё пропущенный день был, — опять замялась, — ну мне, в общем, за всё досталось. Я деньги за вчера отдала. Сказала, что не смог клиент сам заехать — он вроде немного успокоился, но вот за опоздание сегодня, из зарплаты вычтут. Ну хорошо, хоть не уволил. — выдыхает облегчённо.
— Такое часто случается? — интересуюсь у неё.
— Я редко на ужины соглашаюсь, только с проверенными клиентами, от которых подвоха не жду. А тут, — замолкает и смотрит…
— А тут на деньги попала вчера, — продолжаю за неё. Вздыхает. Губу закусывает.
— Побить его? — предлагаю в шутку, а может и не в шутку. Захотелось наказать ублюдка, аж руки зачесались.
— С ума сошёл! — испугалась. Глаза вытаращила.
— Ну ты же из-за меня с ним на ужин поехала…или не из-за меня?
— Ты шутишь, да? — неуверенно уточняет, наклонив голову. И продолжает серьёзно: — не надо, не бей его, а то у тебя проблемы могут возникнуть. — Оглядывается по сторонам, пододвигается ближе. — Говорят, его девушка кинула. Румынка. Ну то есть, — он из-за неё развёлся с женой, а у них это непросто, знаешь же. Вид на жительство ей сделал, а она к другому ушла.
— Ники, — тихонечко беру её за подбородок, — он тебя обидел, а ты его защищаешь? Серьёзно?
— Да тут не все такие, — она как будто не слышит, что я ей говорю. Или не понимает. — Вон видишь, того, что там бабочек ловит на танцполе, — Посмотрел. И правда, мужик ходит по танцполу и размахивает руками, как будто ловит кого-то, — над ним все смеются. У него даже машины нет. Он сюда на велосипеде приезжает. Но приходит, почти каждый день и сидит до самого закрытия. Я иногда с ним на ужин хожу. Мы выбираем ресторан недорогой, рядом с локалем, чтобы пешком можно было дойти. Или вон видишь, мужик в красном пиджаке? — показывает, — он безобидный абсолютно. Придурошный немного, но безобидный. С ним постоянно что-нибудь случается: то он в люк открытый упадёт, то масло зальёт вместо бензина. Его жена выгнала из дома. Ну он и ходит-бродит, развлекается, как может. Сейчас в Наташу влюблён. Все деньги, которые у него остаются, на неё тратит.
— В какую Наташу? — уточняю.
— Девушка, с которой ты сидел. Мы с ней вместе живём.
— Понял, — киваю. Соседка её мне вообще не понравилась.
— Тут много таких. — продолжает. — Многих девчонки на деньги кинули, они теперь приходят и пытаются отыграться на ком-нибудь. Ну вот как меня этот…. — замолкает.
— Тебе их жалко? — спрашиваю и не могу понять, что она вообще здесь делает…
— Не знаю, — пожимает плечами, — у всех свои проблемы…
— У тебя, когда выходной? — надоело уже про больных мужиков слушать. Сам себя больным начинаю чувствовать.
— В понедельник, а что?
— Поехали во Флоренцию? У меня пара дней свободных будет. Развеемся. Место поменяем. Проведёшь мне экскурсию, а? Мама сказала, что у тебя это очень хорошо получается. — Сам не знаю зачем её пригласил. Может потому что тёплая она, а мне так тепла в последнее время не хватает.
— Венер! — испугалась, съёжилась вся опять.
— Боишься, что, как тот мужик условия буду ставить? — нет, не буду. Можем просто погулять, если не захочешь больше ничего. Одному скучно — пожимаю плечами. Она губы кусает опять сидит. Разволновалась — чувствуется по учащённому дыханию. — Боишься? Ты же со мной уже ходила, — смотрю на неё и и даже в темноте сейчас заметно, как она краской заливается.
— У меня есть ребёнок, правда, — говорит так, как будто в преступлении признаётся. — Сын. Два года ему скоро исполнится. — Улыбается вроде, но осторожно, несмело.
— А муж?
— Мужа нет… — замялась, — вернее, ты не подумай… — он был, но он ушёл…
— Я не думаю, не переживай, — успокаиваю её, как могу. — Ребёнок где сейчас? — муж её меня вообще мало беспокоит, раз его нет.
— С мамой. Дома.
— Муж тебя обижал? — понять её хочется зачем-то.
— Да… Нет… — замолкает. — Можно я не буду рассказывать. — опять глаза заблестели. Но не обманывает хотя бы, ничего не придумывает. Мне это нравится.
— Можно… — улыбаюсь. Выдыхает с облегчением. — Выпить не хочешь? — бокал поднимаю. Может расслабится немного, разговорчивее станет.
— Нет, не хочу, — мотает отрицательно головой, — а то будешь мне вспоминать тот… — спотыкается не договорив, но улыбается. Глаза прищурила.
— Ну ладно, ладно, — усмехаюсь, вспоминая день нашего знакомства. — Я и сам был тогда хорош, так что не буду вспоминать, — не парься. Ну так что?
— Могу на один день. — соглашается.
— А на два?
— Я же работаю…
— Я оплачу…
— Венер! — это дорого. Ты итак уже кучу денег потратил!. — она шутит?
— Ники, — глаза закатываю. Не знаю уже, что с ней делать. Ей предлагают отдых оплатить безвозмездно, а она сидит и переживает за мой карман. Плюнуть что ли? Сложная какая. — Так да или нет? — не отступаю. Привык дело до конца доводить.
— Да
— Ну слава яйцам, — проговариваю про себя…
Глава 26
Лечу по трассе, скоростью наслаждаюсь. Люблю гонять ночью: пусто, тихо, никто не мешает. Только ветер шумит за окном — нервы успокаивает.
Ехать около двух часов, если трассу какая-нибудь вереница фур не перекроет, — здесь это редко случается, но бывает.
В пассажирском кресле Николь сопит. Не захотела назад уходить. Сказала, что рядом со мной будет сидеть, развлекать меня будет, чтобы я не уснул за рулём. Сама сразу же отключилась.
Усмехаюсь…
Забрал её после работы, в пять утра. Зачем? — сам не понимаю. Одному не хотелось ехать? Секса захотелось с неопытной девочкой? То, что она неопытна, ежу понятно — целоваться даже толком не умеет. Или что? Тепла, внимания, заботы?
Или меня и правда, как Валера говорит, чужие проблемы возбуждают?
Хрен знает…
Посмотрел на неё…
Глаза открыла…
— Спи, разбужу к завтраку…
— Ещё долго?
— Минут сорок…
Послушно глаза закрывает. Я немного фигею от неё. От её послушности, безропотности. От доброты её. Я никогда не встречался с такими.
«Она почти проститутка…» — барабаню пальцами по рулю, остановившись на развилке.
Сворачиваю с трассы. Не завтракаю в автогрилях, мне там не нравится. Да и в Тоскану еду не ради Флоренции. Не ради того, чтобы полюбоваться шедеврами Микеланжело и Леонардо да Винчи, которых подарила миру Флорентийская республика в эпоху Возрождения.
Не ради вкусной еды и великолепного вина.
Я приезжаю сюда, чтобы насладиться её невероятной природой. Иногда просто еду, куда глаза глядят, петляю между холмами, по дорогам, проложенным ещё во времена Древнего Рима. Заезжаю в малюсенькие городки-борго, в каждом из которых обязательно находится какое-нибудь всемирно известное произведение искусств. Да просто гуляю по бескрайним виноградникам и цветущим лугам.
Мне всё здесь нравится.
Отдыхаю здесь телом и душой.
Даже местный диалект, немного шипящий, мне понятнее и удобнее для произношения.
Может просто местная природа мне напоминает дом? У нас также красиво. И я скучаю по дому, по родным и друзьям. По маме скучаю. Хотя вроде привык уже.
— Ви! — пожилой мужчина выскакивает на улицу, как только я останавливаюсь у таверны, в которую заезжаю в каждый свой приезд. Кажется, он никогда не спит. В любое время дня и ночи, когда бы я сюда ни приехал — он бодр, весел и стоит на страже, в ожидании посетителей. — Ты сегодня не один? — протягивает руку и хитро улыбается.
Ники вышла и скромно стоит у машины, переминаясь с ноги на ногу.
— Идём, — протягиваю ей руку.
Подходит сразу.
Народу пока ещё совсем немного, несмотря на то, что завтракают они очень рано. Несколько человек всего — телевизор смотрят, переговариваются негромко, некоторые даже газеты читают, что для нас уже непривычно. Но в местной глубинке, такое ещё встречается довольно часто.
— Тебе как всегда? — спрашивает Винченцо, которого все зовут «Ви», как и меня здесь. Я уже привык. Киваю ему. Поражаюсь, как он всех помнит — я ведь нечасто сюда заезжаю. — А синьорине? — спрашивает, показывая на Ники.
— Что будешь? — беру её за руку, чтобы не смущалась. — Ты можешь поспать немного, здесь номера есть, — предлагаю, — а я прогуляюсь пока, ноги разомну.
— Я с тобой, если не помешаю, — обнимаю её. Никогда у меня не было такой неприхотливой скромницы.
Заселились в отель, только во второй половине дня. Ехали неторопливо, останавливались на каждом перекрёстке. Гуляли. Разговаривали ни о чём. Она ничего не спрашивала. Я тоже.
Посмотрела немного испуганно на большую кровать в номере, но ничего не сказала. Я не стал уточнять. Сделал вид, что не заметил.
Ей всё нравится. Она всё воспринимает с восторгом, как ребёнок. Ощущение, что нигде не была, кроме работы ничего и не видела за всё время, что в Италии провела.
Прыгала от радости, когда мы попали в Уффици и даже в очереди не стояли. Местный художник — Лука, большой поклонник Репина и русских девушек, с которым я познакомился ещё в первый свой визит, занял нам очередь, пока мы гуляли. Ему всё равно делать нечего, а нам время сэкономил.
Ходила, восторгалась, мне что-то эмоционально рассказывала. Благодарила постоянно. Мне приятна её реакция. Благодарность всегда приятна. А тут, вроде ничего не сделал, а человек счастлив. Хорошо на душе. Спокойно.
Вечером утащил её в «Данте» — ресторан в центре, где готовят офигенное мясо, ставят правильную музыку, а на экране постоянно крутят цитаты из «Божественной комедии». Не то чтобы я его большой поклонник, но иногда почитать и прикоснуться к великому, очень даже интересно бывает. В такие минуты, сам себя начинаешь по-другому чувствовать, значимее, что ли.
Расслабился, наконец. Ноги вытянул. Вина выпил.
Николь тоже от вина сегодня не отказалась, разрумянилась вся. Болтливая сразу стала, весёлая. Глаза блестят.
— Венер, — вдруг ни с того ни с сего, с серьёзным видом обращается, когда мы уже поели. Смотрю на неё. Улыбаюсь, настроение хорошее. Замолкает на полуслове, мнётся. Не тороплю её. Жду. — Я не люблю секс. — выдаёт неожиданное.
— Опа, — чуть не поперхнулся. Всё что угодно ожидал, только не этого. — А как ты это поняла? — растерялся я немного от её заявления.
— Мне просто неудобно перед тобой, ты столько для меня сделал… — как ушатом ледяной воды окатила.
Сижу и не понимаю ничего — это она меня так технично динамит или у неё проблемы? Так я вроде не собирался её ни к чему принуждать. Мне прям интересно стало.
— Ты боишься чего-то или тебе не нравится? — смотрю внимательно на неё. Она взгляд отводит. Неужели так хорошо играет? Неужели подстава? Злиться начинаю.
— Я ничего не чувствую, ничего не умею и я рожавшая — отработанный материал. — выдаёт мне в лоб какую-то поебень.
Винца глотнул, чтобы успокоиться. «Не умею ничего» — ещё понятно, даже «не чувствую» — понять могу. А вот «отработанный материал» — в голове не укладывается. Такого в моей практике ещё не было. Решил уточнить:
— «Отработанный материал» — это что? Можешь подробнее объяснить? — глаз с неё не свожу.
Думал не ответит, отмажется или плакать начнёт, как она это уже практиковала, но нет, — вдыхает и докладывает, как робот запрограммированный, даже не отворачивается:
— Мне муж сказал, что я и до родов-то была никакой, а после родов со мной вообще не интересно — отработанный материал, — повторяет опять эту хуету.
Не верю…
— Он дебил? — приближаюсь почти вплотную к её лицу.
— Нет, нормальный, — отвечает, не моргнув глазом.
Она это серьёзно?
Не верю…
Она же со мной ходила два раза.
Ну ладно, первый раз мы были пьяны в стельку — я сам её напоил, там даже ничего не начиналось. А второй? — пригласила меня и заднюю включила. Может денег хочет? Ну так могла бы прямо сказать, зачем мне всякую хрень сейчас рассказывать?
Глава 27
Если хочет денег, пусть попросит. Дам. Но пусть сама попросит.
Сука, блядь — настроение на нуле. Злой, как собака. Внутри всё клокочет. Так попасться на невинные глазки!
— Ты же сама меня пригласила, не помнишь? — приближаюсь к её лицу, в глаза ей смотрю.
— Я хотела, — отстраняется от меня испуганно, губы дрожат. Только не плачет ещё. — Правда, — добавляет шёпотом…
— И что, расхотела вдруг резко? — про деньги молчу.
— Ты на меня так посмотрел тогда, когда увидел…
— Как? — опешил от её заявления. Не помню, чтобы я как то странно на неё посмотрел. Спросил про ребёнка, что в этом такого? Не ожидал просто. Она очень молодо выглядит, даже на свои двадцать два не тянет.
— Недовольно, — даже взгляд на меня подняла сейчас.
Откинулся на спинку стула. Не понимаю её претензии. Не помню ничего такого. По-другому решил спросить:
— А «ничего не чувствую» можешь мне объяснить? Ты не получаешь удовольствие? Не нравится? Не хочешь? — Она же текла вся, когда я её раздевал. Что она мне сейчас втирает?
— Я вроде хочу, но ничего не чувствую…
— У тебя не было никогда оргазма? — конкретнее некуда уже.
— Нет…
— Так может поищем? — завожусь уже не на шутку. Краснеет и кивает.
И что это значит? Согласна?
Посмотрел на неё опять внимательно и зачем-то начал рассказывать:
— Ну ты понимаешь, вообще такое довольно редко встречается, но, говорят, встречается. Но даже в этом случае — это нормально. Не надо делать культ из оргазма, зацикливаться на этом и думать, что ты вся неправильная и тебя надо чинить. Нет, это не так. На самом деле, гораздо важнее то, как ты чувствуешь себя после секса: ты расслаблена, тебе кайфно, у тебя прилив сил или наоборот, — ты отвратительно себя чувствуешь и тебе хочется побыстрее сбежать и всё забыть. Понимаешь? — не реагирует. Но слушает внимательно, не перебивает.
— А ты пальчиками себе никогда не помогала? — продолжаю и беру её руку, облизываю кончик её пальчика, чуть прикусывая — вспыхивает моментально, но руку не выдёргивает. — Помогала? — повторяю вопрос.
Еле заметно кивает…
— Всё нормально же было? — продолжаю её палец покусывать.
— Не всегда, — отвечает смущённо. Удивила опять. Не врёт, не придумывает ничего.
— А в школе, когда по канату лазила ничего с тобой никогда не происходило? — дёргается. Я не выпускаю её руку. — Кто-нибудь это замечал? Что-нибудь неприятное тебе говорили? — продолжаю свой допрос.
Опустила взгляд.
— Пойдём, если больше ничего не хочешь…
— Куда? — спрашивает испуганно.
— Оргазм твой искать… — шепчу ей на ухо и мочку её облизываю, — он у тебя есть. Ты нормальная. Его просто надо хорошо поискать. — Не стал ей говорить о проблемах, чтобы не зацикливалась.
— Прямо сейчас? — боится.
— Нет, сейчас я тебе ещё одно место покажу, так что расслабься. — беру её за руку и веду, чтобы не сбежала от страха.
— А ребёнок? — спрашивает уже на ходу.
— А при чём здесь ребёнок? — поворачиваюсь к ней. Ребёнок оргазму не помеха. — ничего больше не говорит, следует за мной послушно.
Я всё ещё не знаю, зачем мне это надо.
Может я просто не хочу вставать на одну ступень с тем мужиком, который её высадил из машины? — усмехаюсь сам себе.
И я всё ещё до конца ей не верю.
Но похоже, что ей действительно не повезло с мужиками.
«Мне зачем это?» — спрашиваю себя опять и не нахожу ни одного вменяемого ответа.
Веду её на Понте-Веккьо — самый старый мост Флоренции и визитная карточка этого города. Поздно, но город не спит — он никогда не спит. Улицы забиты прогуливающимися туристами и местными жителями. Кругом смех, веселье, непринуждённые беседы.
Я люблю этот город ночью. У ночного города особая атмосфера. И она мне нравится — я с ним на одной волне.
Мы останавливаемся иногда, разглядываем витрины. Спрашиваю, что ей нравится — она смущается, что-то лопочет нелепо и очень мило. Смешит меня своим лопотанием.
Доходим до моста, который сверкает сейчас своими «золотыми витринами» и похож на ярко освещённую улицу, заполненную праздно прогуливающимися людьми, а совсем не на мост.
— Я хочу тебе кое-что подарить на память об этой поездке, — тащу её к витринам, но она вдруг начинает упираться. Догадываюсь, что она хочет мне сказать, поэтому продолжаю сам: — не важно сколько это стоит, — важно где это купили. У тебя останется память об этой поездке. Ты будешь смотреть на вещицу, и всем говорить: «знаете, а вот это мне купили, не где-нибудь, а на самом Понте-Веккьо во Флоренции».
Я знаю, что я хочу ей подарить. Я смотрел на него много раз и много раз хотел его купить для другой, но так и не купил. А сейчас покупаю этот малюсенький кулон-сердечко для почти незнакомой девушки. Не понимаю зачем. Но мне это, как будто надо. Так надо, аж зудит.
— Оно великолепно, — шепчет, вытирая влажные дорожки со щёк, прижимая двумя ладонями своё маленькое «сердечко» к груди.
Оно и правда великолепно. Такая тонкая работа — оно как настоящее, только очень маленькое. Очень хрупкое. И его тоже нужно беречь, чтобы оно не сломалось от невзгод и грубого обращения.
— Венер, как мне тебя отблагодарить? — никак не успокоится, — плачет.
Показываю ей пальцем на щёку…
Но она тянется к моим губам…
Раскрываю её губы своим языком и целую: влажно, пошло. Прямо здесь, посреди толпы.
Не отталкивает. Прижимается крепче.
— Мне в душ надо, — говорит, будто отпрашивается, когда мы заходим в номер, несмело перекладывая свои вещи с места на место.
— Иди, — шлёпаю её легонько по попе. — Потом я.
В окно смотрю. Её вспоминаю. Весь день сегодня Её вспоминаю. Она бы никогда так не радовалась такой мелочи. И не плакала бы — она вообще никогда не плакала.
Нога не болит…
Врач сказал, что со временем эти приступы у меня пройдут. Да, поломанный орган, не будет прежним, но таких болезненных приступов, какие у меня случались при воспоминаниях о Ней, быть не должно.
Может излечился?
Выхожу из душа — спит засранка, свернувшись калачиком на краю кровати.
А у меня стоит…
Блядь, хоть в коридор выходи и вместо «Давида» стой, чтоб ручками потёрли, а то свои уже надоели…
Глава 28
— Венер… — зовёт чуть слышно, когда я уже скачу по номеру с полотенцем на члене. С таким стояком уснуть невозможно, — я, кажется, заснула…
— Я понял, — резко скидываю полотенце на пол и разворачиваюсь к ней, весь уже готовый. Она натягивает на себя одеяло до самого подбородка, испуганно сверкая глазами.
Блядь, не надо было так резко её пугать своим «хозяйством», которым меня щедро наградила природа.
— Не хочешь? — сажусь на краешек кровати с её стороны, прикрываясь рукой. Волосы ерошу, сам ржу уже.
— Хочу, — отодвигается, откидывая одеяло. Поворачиваюсь — в сорочке лежит. В струнку почти вытянулась.
Меня не надо несколько раз приглашать. я давно уже готовый…
Ладонь ей на живот кладу, глажу тихонечко, круговыми движениями, без нажима. Пальцами её животик мягкий перебираю. Под сорочкой нет ничего — голенькая. Умничка. Ножки только сгибает в коленках, трясётся вся. Завожусь ещё сильнее…
К губам её наклоняюсь, целовать начинаю осторожно, чтобы она на член мой не пялилась и дёру не дала сейчас.
Двигаю её, рядом ложусь, от губ её не отрываясь. Не тороплюсь, держусь, как могу, чтобы не спугнуть.
Рукой сорочку её красивую приподнимаю, пальцами по промежности провожу — сухая почти, а я даже смазку не взял с собой. Не ожидал таких проблем. Да и не трахаться я сюда ехал, по большому счёту.
Лямки сорочки рукой приспускаю, грудь оголяю. С сосочками её языком начинаю играть — она выдыхает чуть слышно, несмело. Зажатая вся.
Клитор её начинаю массировать легонечко. Реагирует, но медленно, а я не выдержу долго. Всё горит уже.
Приподнимаю её, сорочку стягиваю. Она помогает, не сопротивляется. Стесняется только, руками прикрывается.
— Ты очень красивая, — шепчу ей на ухо и веду влажную дорожку языком вниз.
Лизать начинаю, — коленки сводит.
— Неприятно? — отрываюсь.
— Приятно, — выдыхает.
— Расслабься, — развожу её ноги руками, к клитору её присасываюсь. Понятно, что слюна — не смазка, но у нас сейчас нет другого выхода. Долго я не протяну сегодня…
Реагирует почти сразу, течь начинает. Расслабляется. Презерватив на член натягиваю, поднимаюсь к её губам, соками её с ней делюсь и резко толкаюсь…
— Бляха… — вырывается… а она взвизгивает…
Глаза зажмурила, сжимает меня внутри с силой…
Тесная, до невозможности.
У её мужиков, что член с мизинец был? Надо было пальцами проверить, дебил. Но кто бы знал? Рожавшая же, замужем была. Блядь…
— Ники, Ники, — зову её, — посмотри на меня. Открой глаза. Я не сделаю тебе больно.
Глаза распахивает…
— Малыш, ты мне член сломаешь, если не расслабишься и придётся мне ехать домой с перевязанным «другом», — под попу её руку завожу, придерживаю, чтобы не выскользнула, — и оргазм мы твой тогда долго ещё не найдём… — начинаю попу её поглаживать, — ослабляет хватку немного.
Если я сейчас выйду из неё, не пустит больше.
— Дай мне язычок твой, — прошу. Высовывает язык осторожно — захватываю её язык губами, посасываю. Рот её языком вылизываю. Сам двигаться осторожно начинаю. — Больно? — спрашиваю, отрываясь от её губ.
— Нет, — отрицательно мотает головой.
— Обними меня ножками, — обнимает.
Ускоряюсь…
— Пососи, — проталкиваю язык ей в рот, — сосёт…
Отпускает меня, расслабляется.
Темп наращиваю…
Начинает бёдрами подаваться мне навстречу. Вся горячая внутри…
— Ники, давай, — командую, когда начинаю чувствовать её спазмы.
— Не могу, — хрипит.
Пальцем клитор её прижимаю и вколачиваться начинаю…
— Можешь, чувствую, что можешь. Давай, — шлёпаю её по попе. Переключается на шлепок, отпускает себя, пульсировать почти сразу начинает, окатывая меня изнутри кипятком…Трясётся вся, но молчит, сжав крепко губы.
— Кричи, не сдерживай себя, — шлёпаю её опять — кричать начинает. Улетаю вслед за ней. Ору, как зверь раненый, падаю на неё, вжимая её в себя сильнее, чтобы чувствовала меня. Чтобы я её чувствовал.
Охренеть просто, как вымотала она меня сейчас — то ли проститутка, то ли девочка. Никогда со мной такого ещё не было.
Выхожу из неё, накрывая ладонью её промежность, продляя её удовольствие. Своё удовольствие продляя…
Стаскиваю презерватив, бросаю на пол…вытираюсь.
На спину ложусь, её на себя затаскиваю, прижимаю. Трясётся вся, всхлипывает, дрожит. Глажу её по голове, целую макушку.
— Ники ты большая умница, лучшая самая… — обнимаю её, не выпускаю из рук. — Слышишь меня?
Всхлипывает…
— Сколько у тебя было мужчин Ники? — спрашиваю, когда она немного успокоилась…
— Один…
Пиздец…
— Давно?
— Почти три года как…
Охренеть…
Я всё сделал неправильно. Дебил. Всё. От начала, до конца. Злюсь на себя. Повезло мне, что она кончила сегодня. Она кончила, только потому что хотела мне помочь. Очень хотела. Её муженёк по ходу, все свои проблемы, на неё переложил — ублюдок. Поубивать бы таких недомужиков. И я ещё мог ей проблем добавить…
— Почему сразу не сказала?
— Ты не спрашивал… — и правда, не спрашивал, но я даже представить такого не мог.
— У тебя после родов вообще никого не было? — уточняю.
— Нет…
— Ники, о таких вещах нужно говорить обязательно, — глажу её, — даже если тебя не спрашивают, поняла?
Шмыгает…
— Мне в душ надо, — пытается выпутаться из моих рук.
— Не надо тебе в душ, — прижимаю её к себе сильнее. — отдыхай, не буду тебя сегодня больше мучить. Завтра продолжим…
— Мне кайфно Венер, — вдруг шепчет и обнимает. Так обнимает, что душу выворачивает наизнанку. Сердце заходится внутри…
Глава 29
— Давай ко мне сейчас, а днём я тебя домой отвезу, — предлагаю, когда мы въезжаем в Милан. — У меня только во второй половине дня дела. Выспимся, отдохнём, — говорю, поправляя штаны.
«Зачем я её тащу к себе? Зачем?» — спрашиваю себя.
Она чистая, светлая, тёплая. Ей бы мужика нормального. И работу бы ей ещё поменять. Не для неё эта работа. Сломают ведь. Страшно за неё. Страшно.
А у меня сейчас и без неё проблем навалом.
Да и не люблю я её…
Но «друг» в штанах здравого смысла не слышит, торчит на неё весь день. Сдерживаться пытался, как мог, помня о её неопытности и долгом воздержании. Но мне всегда с этим сложно было — завожусь, не могу остановиться. Да и не было у меня никогда таких девочек, не было необходимости сдерживаться. Не привык я к сдержанному сексу.
И отзывчивость её заводит нереально. Как она могла себя фригидной считать, с такой-то чувствительностью?
Стесняется только иногда. Но ничего не боится. Отдаётся вся без остатка.
Как мотылёк на огонь летит. Ничего не боится. Как я когда-то.
Жалею? — нет. Ни о чём не жалею, хоть и было мне временами невыносимо больно.
— А можно? — осторожно спрашивает она, чуть подавшись в мою сторону.
Смотрю на неё: расслабленная, разомлевшая, удовлетворённая. Взгляд совсем другой — томный, с поволокой, притягательный. Красивая сейчас до невозможности.
— Конечно, — провожу пальцем по её зацелованным губам, не сдерживаюсь, — вспыхивает, но не убегает. Подаётся навстречу. Целую её в губы легко — сладкая. Облизываюсь. — Сара уехала в Россию. — рассказываю, — дали ей визу, теперь развлекается там с моим другом и возвращаться, кажется, не планирует, — усмехаюсь, вспоминая фото, которые в неимоверных количествах, прилетают от них с Лёхой. — А брат её редко дома ночует. Не переживай, никто нас не побеспокоит.
Улыбается…
— Я не переживаю, я же с тобой, — заявляет не задумываясь.
Настораживает немного её заявление, но уже приехали. Поздно заднюю включать.
* * *
Люблю неторопливый, утренний секс. Не могу себе отказать в таком удовольствие.
Целоваться люблю. Обниматься. Давно у меня такого не было. Очень давно.
С проститутками до утра не дотягивал обычно, а с ней в кайф. Тащусь сейчас от неё.
Обнимаю её тёплую, вкусную, мягкую. Она льнёт ко мне, обнимает меня в ответ. Целует несмело, но так приятно, до мурашек.
Сердце сжимается. За неё переживает. Не хочу, ей больно делать, не заслужила она. И обманывать её не хочу…
«Девочка, что же мне с тобой делать?» — спрашиваю опять себя.
Я не знаю про неё почти ничего. — она ничего не рассказывает. Если не спросишь, то ничего и не говорит. Про сына сказала, только когда спросил. Чувствуется, что скучает по нему, переживает, но не ноет. Не жалуется.
Про мужа уж так получилось, что узнал. Но. как я понял, жили они совсем недолго вместе. Ушёл он от неё, как только она забеременела. Удивляет, как он только умудрился ей ребёнка сделать, такой недочлен?
— Ники, ты хочешь в Европе остаться? — спрашиваю сам.
— Не знаю, мне всё равно. Просто у нас работы нормальной нет, — замялась. — А мне и доучиться нужно и вообще…
— А муж ребёнку помогает?
— Нет, — без злости отвечает.
— Почему на алименты не подашь?
— Я же из маленького городка, деревня почти, что там подавать? Что он мне платить будет?
Глажу её везде, оторваться от неё не могу.
— Венер, — тянется вдруг к уху, — я хочу тебя там попробовать. — Фыркаю. Так мило она это говорит.
Руку её беру, член свой её рукой сжимаю.
— Там? — переспрашиваю.
— Ага, — лицо прячет, смущается.
— Ники, — беру её за голову двумя руками, — я люблю «там» — по-настоящему, жёстко. Тебе не надо этого пока.
— А ты мне скажи как, я пойму — не сдаётся. Красная вся от смущения, но не отступает.
— Хочешь мне пососать? — называю вещи своими именами. Надеясь, что передумает.
— Хочу, — упёрлась.
— Вставай тогда, — командую и шлёпаю её по попе.
Взвизгивает и встаёт.
Бросаю ей подушку на пол, чтобы коленкам мягче было. Полы все мраморные. Даже летом прохладные. Не хочу, чтобы ей неудобно было или чтоб простыла чего доброго.
— На колени вставай, — показываю на подушку.
Встаёт. Рассматривает меня с интересом, облизывается…
Провокаторша маленькая…
— Я обрезанный, татарин же, — уточняю, придерживая член рукой. — Пососи — толкаюсь ей в рот тихонечко. Руки тянет. — руки убери. Я сам. — приказываю — убирает. — Просто оближи головку без рук — облизывает. Волосы её на затылке собираю одной рукой, — рот открой и зубы убери. Расслабься. — выполняет. Глубже толкаюсь, но не на всю длину. Хрип из горла её вырывается. Из глаз слёзы сразу брызнули. — Ники, зубы убери, откусишь мне сейчас всё нахрен, — гаркаю на неё. Всё, малыш, на сегодня хватит экспериментов, — выдёргиваю член из её рта, пока не прикусила. Слёзы ей вытираю. — вставай, — пытаюсь её поднять.
— Нет, я всё поняла. Давай, продолжим, — не встаёт. За бёдра мои держится.
— Я не кончу так, Ники, измучаю только тебя…и себя — добавляю.
— А ты попробуй, давай! — и шлёпает меня рукой по заднице.
Да охренеть просто!
— Уверена? — уточняю, на всякий случай.
— Да, — сама тянется, языком по головке проводит.
Дыхание перехватывает…
— Открой рот и убери зубы. Расслабься. Носом дыши. Не бойся ничего, если будет неприятно — оттолкни. Поняла?
Кивает.
Смелая…
Усиливаю хватку на её затылке и толкаюсь, контролируя глубину, останавливаясь периодически, чтобы дать ей воздуха глотнуть…
Постепенно пускает меня всё глубже…
Не боится…
Рычу, выдёргивая член из её рта в последний момент, зажимая его в кулак. Еле успел. Накрывает с такой силой, что пополам сгибаюсь. Не ожидал, что смогу кончить с ней вот так…
Она на ноги мои падает, дышит тяжело, всхлипывает…
Сам отдышаться не могу, как будто «тарантеллу» оттанцевал раз десять, а не девочка неопытная сейчас мне тут отсосала от души…
Глажу её по голове, чистой рукой.
Взгляд поднимает, улыбается счастливо, слёзы с глаз вытирая.
Встать ей помогаю. Обнимаю.
«Малышка, кому же ты достанешься такая отчаянная?» — опять думаю.
* * *
— Мы с тобой договаривались, что блядей в дом не водим, — тычет в меня пальцем Алехандро, когда я выхожу в гостиную. Не ожидал, что он дома сегодня будет.
— Это не блядь, — отвечаю спокойно.
— Что, твоя беременная красотка вдруг объявилась? — ехидно уточняет.
— Я сама доберусь, — поворачиваемся одновременно в сторону голоса, — стоит тихонечко у стенки, губы покусывает. Не слышали за разговором, как она из комнаты вышла.
— Я отвезу тебя, — соскакиваю со стула.
— Не надо, Венер, — голос дрожит.
Беру её за руку:
— Я сказал, что отвезу тебя. Не спорь. — молчит.
Всю дорогу молчит. Потухла вся. Не плачет. Не спрашивает ничего. Просто молчит. Неприятно.
— Ники, подожди. — останавливаю её, когда она открывает дверь автомобиля, чтобы выйти, так и не сказав мне ни слова. — Я улетаю сегодня ночью. По работе, — добавляю. — Когда вернусь, мы с тобой поговорим обо всём, — беру её за подбородок. — Договорились?
Кивает…
Целую её в губы.
Не отвечает…
Да и по хер…
Глава 30
Весь перелёт про неё думал.
Вроде и не сделал ничего плохого и не обещал ей ничего, а неприятно. Дерьмом себя чувствую. Кошки, своими острыми коготочками на душе пошкрябывают, успокоиться не дают.
И этот взгляд её отрешённый перед глазами стоит. И лицо её серьёзное, холодное, безразличное, никак из головы не выходит.
Никогда у меня не было таких девочек.
В двадцать семь, у меня даже отношений серьёзных не было никогда, если Её не считать. Все мои отношения, рушились мгновенно, как только появлялась на горизонте Она.
Даже у балбеса Лёхи, были серьёзные отношения. Неважно, что закончились они расставанием. Главное, что они были. Ему есть что вспомнить, есть что забыть, у него опыт есть, который уже не пропить.
А у меня что?
У меня — ничего.
Пустота и боль.
И секс ещё крышеносный, который, как оказалось, может и с другими быть не хуже. С неопытными.
В последние годы я даже не пытался никого себе найти. Довольствовался одноразовыми встречами, преимущественно за деньги. Всё это было похоже на суррогат — без души, без тепла и без особого удовольствие. Так, физическое удовлетворение. И всё.
А с ней было по-другому…
С ней было, как будто, по-настоящему…
Два дня бесконечного тепла…
Она напомнила мне чем-то меня. Ещё не поломанного. Неопытного, бесстрашного, верящего в любовь, которая может всё и всех изменить.
Она также сгорала в моих руках, готовая на всё, как когда-то сгорал я…
Только я уже больше не горю. Я сгорел дотла. Безвозвратно.
Надо ей позвонить. Поговорить с ней. Не ждать, когда вернусь. Объяснить ей всё.
Телефон включаю, как только приземлился. Звонок сразу — Зубайда. Сердце забухало моментально — вдруг там уже всё, а я далеко? Остановился, чтобы ответить.
Перед вылетом, так отвлёкся, про всех забыл.
— Ты где у нас вообще? — переходит сразу к делу.
— Родила? — разволновался. Руки вспотели. Ни о чём больше думать не могу.
— Не дёргайся, рано ещё, — хмыкнула, — тут столько народу следит за её беременностью, что незамеченным это событие не пройдёт. Как только, так сразу сообщим. Не сомневайся.
Выдыхаю…
— Как она вообще? Не знаешь?
— Венер, а что с ней может случиться? — рыкает недовольно.
— Ну там говорят жена Макарова собственной персоной их навестить решила, мало ли?
— Слушай, не беси меня своими идиотскими домыслами, а? Я вообще тебе по делу звонила, сбил меня с толку. Не объявилась мадам пока, да и что она может ей сделать, сам подумай?
— Ну ладно, ладно, успокойся, — иду на попятную. Не хочу с ней спорить. — Я просто ребёнка хочу, знаешь же, — пытаюсь перевести всё в шутку, а у самого сердце защемило от шутки своей неудачной.
— Ну так кто тебе не даёт ребёнка завести? Опыт есть, уверенна, мимо не выстрелишь, так что давай…вперёд… — напирает.
— Ты-то как? — перевожу тему, чтобы накал беседы сбить. — Как там Валера поживает?
— Нормально поживает, — не юлит, как всегда.
— Рад за вас…
Замолкает неожиданно.
— Что не так? Надеюсь, не обижает он тебя? — сам не верю в свой вопрос. Валера не может, но мало ли.
— Он предложил мне замуж за него выйти.
— Ого, — присвистнул, — быстрый он, — не шутил значит по пьяни. — Когда свадьба?
— Я отказалась.
— Не понял? — ошарашила. — Он не нравится тебе или что?
— Нравится. Очень даже, — честна.
— Ещё больше не понял. Зу, в чём дело? У тебя что-то случилось? — напрягся.
— Ну, ты же знаешь мою ситуацию, что я тебе сейчас буду всё повторять по телефону. А там такой генофонд, жалко если пропадёт. Такие, как он, должны плодиться и размножаться. Найдёт себе ещё кого-нибудь. За него любая пойдёт, да и времени у него навалом. Некуда ему спешить. Пусть погуляет ещё.
— Ты вот сейчас серьёзно мне это говоришь, Зу? Не отвечай, это был риторический вопрос, не надо на него отвечать, — не даю ей говорить, — Ты отказала ему из-за его генофонда? В наше время? — не отвечай мне. — завожусь. — Это вообще кто такое придумал, ты? Можешь ответить, разрешаю, — замолкаю и жду.
— Венер, это совсем другое, — начинает…
— И чем эти дети будут отличаться от тех, что ты бы сама выносила? — перебиваю, — чем? Ты их любить не будешь? Будешь думать постоянно, что их другая женщина родила и ненавидеть их будешь за это? Зу, ну не смеши меня. Ты вообще на эту тему с ним разговаривала?
Молчит…
— Кто мне втирал тут совсем недавно, что жизнь свою хочет устроить? — несёт меня. — Тебе замуж предлагают выйти, а ты решила отказаться, только из-за того, что детей ему родить не можешь и даже не хочешь с ним поговорить об этом. Я сам с ним поговорю… — заявляю ей. — Вот сегодня и поговорю.
— Даже не вздумай, — оживает.
— Ещё как вздумаю…
— Венер, это непросто…
— Да всё просто Зу, всё просто! Проблемы нужно обсуждать, а не сидеть в уголочке и что-то там себе надумывать. Я вот уверен, что Валера знает про тебя всё, — он вообще про всех всё знает, работа у него такая. — усмехаюсь впервые за сегодня. — Поэтому прямо сейчас звони ему и говори, что хочешь маленького, красивого мальчика, похожего на него, но есть нюансы. Он просто об этом не думал. Мы же по-другому думаем Зу, ты что не знала? Мы, мужики, вообще по- другому думаем.
— Я тебе не за этим звонила…
— Обещай мне, что поговоришь с ним… — перебиваю её.
— Обещаю, — соглашается.
— Я проверю Зу, даже не вздумай меня обманывать. Поняла?
— Поговорю, Венер. Сегодня и поговорю. Не буду тянуть.
— То-то же, смотри у меня. — успокаиваюсь. — А чего звонила-то? — вспоминаю.
— Уфф, сбил ты меня с мысли. В общем, Лёшка там к тебе летит, сделали ему всё. Будет пробовать себя на новом поприще. Ты не разговаривал с ним?
— Нет, не разговаривал. Я в Лос-Анджелесе. Вот только прилетел. Ты первая, с кем разговариваю. Не переживай за него, Зу. У него всё хорошо будет. Он не один. А Валере передай, что если он тебя обидит, то я приеду и морду ему набью. Вот так и передай. — смешно становится от своих слов.
— Так и передам, — смеётся. — Ты как там? Хорошо всё? — спрашивает.
— Нормально всё. Девочку вот только я обидел хорошую. Противно, — никому бы такого не сказал, а ей могу.
— Девочки хорошие на дорогах не валяются Венер, подумай…
— Я ж не думаю, Зу, — ты знаешь. Сердцем живу.
— А ты послушай сердце своё внимательно. Что-то мне кажется, загнался ты в последнее время. Тупо стену лбом своим пытаешься проломить, не хочешь ничего слышать. Остановись, пока не поздно…
Глава 31
Здесь, почти в полном одиночестве, без возможности нормально поговорить с друзьями и близкими, из-за разницы во времени, сердце начало выдавать странные штуки.
Днём я вообще ходил как полный придурок, особенно в первые дни. Вечно невыспавшийся, злой, плохо соображающий. Плавал в какой-то параллельной реальности, автоматически выполняя необходимые действия.
Ночью же организм вдруг включал бодрячка, сон пропадал напрочь и я отправлялся изучать достопримечательности «Города Богоматери — Королевы Ангелов Порсиункулы», основанном ещё испанскими колонизаторами.
Бродил по полупустынным ночным улицам, наслаждаясь его великолепным климатом и ни с чем не сравнимой атмосферой и размышлял. Анализировал. Думал.
К ласке и теплу, оказывается, так быстро привыкаешь.
Всё, что было у меня с ней в эти неполные три дня, для меня было ново. Моментами казалось, что всё это происходило не со мной. Что это сон мне какой-то приснился. А вот сейчас я проснулся, и всё закончилось, исчезло бесследно.
Неожиданно грустно от этого стало.
Мне было приятно, чувствовать на себе её восторженный взгляд, были приятны её осторожные, робкие объятия. Мне нравилось вдыхать её аромат, чувствовать под своими пальцами нежность её кожи, слышать её несмелые стоны. Было приятно сдерживать себя, силы свои рассчитывать, чтобы не сделать её больно. Мне нравилось в ней всё. И с ней я был другим.
С Зоей же всё было иначе всегда.
Всё было спонтанно и непредсказуемо.
Её красотой я восхищался, млел от одного её вида, настолько совершенной она была. У меня рвало от неё крышу. Я переставал соображать, как только её видел, и был готов ради неё на всё.
Меня не смущало ничего. Ни то, что она трахалась со всеми подряд, ради своей выгоды. Ни то, что она меня обманывала и использовала. Я как будто ничего не замечал. Смотрел на неё, и забывал обо всём на свете. Трахал её. не думая о том, что возможно несколькими часами раньше её трахал кто-то другой и она также стонала и кричала от удовольствия, как кричит со мной.
Передёрнуло от осознания всего этого.
Я всегда надеялся, что это временно, что это когда-нибудь закончится, и всё у нас с ней будет хорошо. Но хорошо, так и не получилось.
Получится ли после всего, что у нас было? Не знаю. Не уверен.
Начинает вдруг нестерпимо ныть нога, как всегда. когда я вспоминаю о Ней. Давно со мной такого не было. Я уже думал, что излечился. А нет, оказывается, нет. Рано радовался.
Растянулся на песке, закопав в него ноги, уставившись на яркое звёздное небо, раскрывшееся сейчас во всей красе над культовым пляжем Венис Бич.
За эти дни я несколько раз пытался позвонить Николь — безуспешно. Она нагло игнорирует все мои звонки. Не заблокировала меня, нет. Просто не отвечает.
Обиделась?
Не хочет со мной разговаривать?
Или что-то случилось у неё опять?
Не выдержал, попросил Алехандро до неё доехать. После кучи идиотских совершенно вопросов, тот всё-таки согласился помочь, но так и не перезвонил. Гад.
Зато неожиданно, ошарашила сестра, заявив, что в конце августа едет на Майорку, без мамы.
— Венер, у мамы мужчина, — заговорщицки шепчет в трубку, а я дар речи потерял от новости такой.
— Какой такой мужчина? — не понял ничего. Никогда у моей мамы никакого мужчины даже близко не было. Сел. Ноги начал из песка вытаскивать.
— Семёныч, ничего так, интересный. Мне понравился, — у меня пар из ушей пошёл от возмущения.
— Это когда она успела? Я же вот только недавно дома был, не было же никого. Нет, я понимаю, если бы ещё татарин какой-нибудь за ней ухаживал, а тут Семёныч⁉ — передразниваю её.
— Ой, ну кто бы говорил. А то у тебя, конечно, одни татарки в подружках всегда были. Я вот что-то ни одной не припомню, — язва. — Не будь ханжой брательник. Ты уехал, дома почти не живёшь. Я тоже выросла, сообщаю тебе, если ты этого не заметил. Мама что теперь должна на лавочке сидеть, нас ждать? Нормальный он. Военный бывший. Не пьёт, не курит…
— Он что больной? — перебиваю её.
— Тьфу на тебя, сам ты больной…
— Ладно, — сдаюсь, — приеду, посмотрю, что там за Семёныч такой…
— Во-от, сначала познакомься, а потом критикуй. И не говори маме, что я тебе рассказала — она стесняется. Пусть сама тебе всё расскажет.
— Не скажу, не боись. Но ты присмотрись там к этому Семёнычу, — как-то непривычно мне всё это. Непривычно маму с кем-то делить. — А ты с кем в гости на Майорку намылилась? — спрашиваю строгим голосом.
— Ну как с кем? Сара же пригласила нас всех. Лёха тоже едет. Знаешь наверное уже, что они как то очень быстро нашли общий язык. Такая парочка получилась интересная. Даже Лёшкина мама, кажется, сдалась, не нашлось у неё никаких аргументов против Сары. Вернее, она пыталась права покачать, но Лёха поразил, встал в позу, прикинь? Я вообще не ожидала от него такого, он обычно с мамой своей не спорил.
— Сара? И всё? — уточняю.
— Ну да, — не колется засранка.
Злость мелкими иголочками начинает покалывать кожу. Они что, за дурака меня все принимают?
Пишу Алехандро сразу же, как только с сестрой поговорил:
«Яйца оторву»
Через пару минут добавил:
«Я просил тебя, ты мне так и не ответил»
«У неё всё нормально. Жива, здорова, работает. Извинился за „блядь“, объяснил, что мы с тобой просто такие вот хорошие, девушек домой не водим. Беременную подругу сам ей объясняй. Два часа ей оплатил» — прилетает почти сразу.
Несколько раз сообщение перечитал, легче не стало.
«Ты сестру мою к себе пригласил»
Сижу на тёплом песке, наблюдаю, как он долго мне что-то пишет в ответ. Стирает, потом опять пишет. Наконец, прилетает:
«Я её домой к себе пригласил. Там будут мои родители. Тебя, кстати, с подругой, и маму твою я тоже приглашаю» — блин, и всё?
Ладно, приеду, разберусь с ними. Есть время.
Откинулся опять на песок. Звёзды разглядываю. Желания загадываю.
Эти две недели тянулись для меня бесконечно. Хорошо, что день был расписан по минутам, не было времени на долгие размышления.
Но эти ночи…
Такие длинные в одиночестве…
Закинул вещи в такси. Вдохнул полной грудью местный воздух. как делаю это всегда.
— Зу, — набираю по дороге в аэропорт, — поговорила? — спрашиваю не поздоровавшись.
— Конечно, — смешок.
— Что сказал?
— Догадайся…
— Что надрочит тебе на футбольную команду?
Зычный хохот боевой подруги поднимает настроение.
Сегодня я полюбил этот город, но дома столько дел накопилось…
Глава 32
Думал, доеду до дома, шмотки кину и к ней. Но куда там…
Сару невозможно было остановить, столько у неё было впечатлений. На моменте, где она «сгорела ваду» целую неделю, потому как у Лёхи нет водонагревателя, я уже почти ушёл под стол от смеха. Тот реагировал нормально, — привык. И выглядел очень довольным и, на удивление, спокойным. Рад за них. Тот случай, когда смотришь на пару и думаешь: «эти двое, просто созданы друг для друга, никаких сомнений».
С трудом, но удалось вклиниться в разговор, и спросить у Лёхи:
— Семёныча видел, маминого ухажёра?
— Хороший такой мужчина, — опередила его Сара с ответом, расплывшись в улыбке, — дверь открывает, закрывает, сумки носит, м-м-м, — умиротворённо замычала она, закатив глаза. — очень хороший, — подытожила.
Лёха только кивнул и показал большой палец.
— Слышал? — обращаюсь к Алехандро, — у вас так не принято, так что мотай на ус.
— Разрешаешь? — радостно подскочил он, уже какое-то время лежавший на диване накрыв голову подушкой.
— Можно, но только осторожно. Буду следить за вами, — подтвердил слова свои жестом, для надёжности, направляя два пальца сначала к своим глазам, потом указав на него, чтоб не расслаблялся. Не успел отпрыгнуть от радостного его, набросившегося на меня с объятиями. Еле выпутался.
Знаю ведь, что они с сестрой переписываются. Чувствую. А так хоть на виду будут. Надёжнее. Проследить можно. Вовремя папочку включить.
Решил на минуточку прилечь, когда все свалили по делам и заснул неожиданно.
Глаза открыл, сумерки уже на улице. Твою ж мать! Проспал. Хотел же с ней поговорить не на работе. На ужин хотел её пригласить, обсудить всё спокойно. Объяснить ей всё.
Время ещё такое непонятное, пограничное. Вроде и клуб её пока ещё не открыт, но я же не знаю во сколько за ними приезжают. Не интересовался никогда. Решил сначала к ней домой заехать.
Позвонил, мне открыли сразу. Удивился даже. Зашёл. Наташа у дверей меня встречает, радостная вся, расфуфыренная.
— Проходи, — приглашает, разворачивается и медленно идёт, покачивая бёдрами. Знаю я такую походку. Проходил. Тонул в ней с головой, захлёбывался. Еле выплыл.
— Николь где? — стою на месте.
— Я за неё сегодня? — улыбается и достаёт сигарету из пачки. — Выпьешь что-нибудь? — спрашивает.
— Так, давай с тобой сразу договоримся, — подхожу к ней. — Мне Николь нужна, больше меня ничего не интересует. Где она?
— Она на ужин ушла сегодня, с мужиком, который её тогда кинул. Во вкус девочка вошла, — говорит с ехидной улыбочкой. Глаза пелена застилает от слов её.
— Куда ушла? — злюсь.
— Позвони, узнай, — бросает мне. Разумно. Вот только она, за две недели, мне ни разу не ответила.
— Я телефон потерял, — вру, — звони. Где они ужинают?
Не реагирует.
Кладу ей на стол пятьдесят евро.
Фыркает.
Добавляю ещё столько же.
— Звони, или ничего не получишь. «Сука» — думаю про себя.
Позвонила…
Вылетаю из квартиры, сердце бухает. Что значит «во вкус вошла»? Быть такого не может. Врёт. Не верю ни единому её слову.
Еду, психую. Пробки ещё эти, спокойствия не добавляют. Сам не уверен ни фига, что она меня не обманула. Да и ресторан всегда можно поменять. Но всё равно еду. Я ж упёртый. Если нужно что-то, то расшибусь, но сделаю.
Влетаю в ресторан, в зал сразу прохожу, не обращая внимания на официантку, что-то пытающуюся у меня спросить. Я не слышу её сейчас, не понимаю даже ничего от злости.
Сразу её увидел: сидит в уголочке, румяная вся, в меню воткнулась. Напротив неё мужик, что-то ей активно втирает, размахивая руками.
Остановился. Вздохнул. Медленно уже пошёл в их сторону, надеясь, что она сразу выйдет со мной. Не будет упираться. Иначе за себя не ручаюсь.
— Идём, — говорю и протягиваю ей руку. Она не смотрит даже на меня, таращится. Ещё минуту и дыру просверлит. Сосед её толстый, от неожиданности, замолк. Или испугался просто. — Ники, если сейчас не выйдешь, хуже будет. Всем будет хуже, — говорю, как мне кажется, спокойно. Сидит на месте. Не шевелится. — Я сейчас разукрашу его лысую рожу, если не выйдешь, — добавляю, готовый уже угрозы подтвердить действиями. Руку ей протягиваю
Игнорирует мою руку, но встаёт и идёт на выход, не оглядываясь.
— Ты заказала уже что-то? — спрашиваю, догоняя её.
— Нет, — отвечает сухо.
Мужик за столом, ни слова не проронил. Так и остался сидеть, с разинутым ртом. Рожа, наверное, злая моя ему не понравилась.
Беру её за руку, к машине веду, — молчит. Открываю дверь, а она вдруг разворачивается ко мне и начинает дубасить меня своими маленькими кулачками.
Опешил немного, но не сопротивляюсь. Смотрю на «сердечко» висящее у неё на шее и улыбаюсь, как дурак.