Венера туберкулеза

17. Рентген контактов

На долгожданно сухом мартовском асфальте улицы Никольской города Москвы неподвижно лежал мужчина. Полдень. Временами радует редкое еще, весеннее солнце. - Он просто шел, и сам неожиданно упал на землю, - женщина, ставшая очевидцем последнего мерцания человеческой жизни, громко объясняла ситуацию сотруднику милиции, дабы поостудить его криминальный склад ума.

Представитель органов правопорядка уткнулся в рацию. Из-под головы мертвого натекла небольшая лужица темной, как ночь, крови. Вокруг продолжалось разностороннее движение пешеходов. Мысли сотен оказавшихся здесь людей будут натыкаться на смерть, поджидавшую их напротив обувного магазина с башмаками, выставленными на коробки. Еще десять метров до щелчка, еще 30 секунд до перемены. Умерший потрясающе служил единению, множество работающих единоличных мозгов здесь отключались от своей суеты и обращались к одному и тому же предмету. Со стен церквушки, находящийся по ходу к Кремлю, лик Христа посмотрел так строго, как не смотрел до этого никогда. Человек среди бела дня и при большом стечении народа неведомой силой был выключен из жизни. Я прокашлялся как на каторге. Белого снега, чтобы на его фоне оценить то, что отошло из моих легких, поблизости, как назло, не оказалось. Каждый раз это может быть кровавый кусочек пульмы. Меня опять стебало. Слабость, тошнота, потные ладошки, жар, временами боль в области легкого. Удручающие, согласно моему жизненному опыту, симптомы. Вполне может быть, что это начало конца. Буду счастлив, если протяну еще год. Лучше - два. Когда смерть уже задевала тебя плечом на узком мостике жизни через реку вечности, то свой путь начинаешь видеть исключительно через призму новой встречи. Как только ты начинаешь слышать ее отдаленные, но знакомые шаги, намек на присутствие, знакомые сигналы ее возвращения, то в голове моментально созревает готовность к тому, что умереть можешь уже через час. Резко и неожиданно. Так, как однажды уже чуть не умер. На туберкулезном диспансере это прекрасно знают все. Каста зацепленных смертью.

- У меня одного легкого вообще нет, отрезали, - 20-ти летний Стас поднял футболку, оголив свое уродство, справа кожа обтягивала впадину в тело, - ребер там тоже нет, если бы с операцией хоть чуть-чуть промедлили, то я бы откинулся.

От шеи до подмышки простирался неуклюжий устрашающий шрам. Спина выглядела перекошенной, горбатой, лопатка словно висела. Стасу было далеко до эталонов глянцевых журналов. Его худющая физиономия, ненормально тонкие запястья рук, сутулость, ужаснув, бросились мне в глаза сразу, когда я впервые зашел в палату, где мне предстояло столкнуться с новым миром, никогда не понятым теми, кто находится вне его.

- Я уже два года по тубанарам живу, - Стас варит на плитке вермишель и рассказывает о своем пути; здесь все говорят о болезни чаще всего, - нигде нихуя не лечили, только хуже становилось, если бы в Москву из Астрахани не перевели, то не знаю, чтобы сейчас со мною было бы.

Высохшие тела, непрекращающийся кашель в пять легких, водка и душевная боль наполняли собой больничные обители в центре Москвы. Совсем другим был наполнен кинотеатр «Пионер» на Кутузовском проспекте, где Шудик организовал встречу Глазьева с людьми, бескорыстно отработавшими целую ночь наблюдателями во время выборов в президенты. Комбинатор. Иллюзия является совершенным оружием в руках тех, кто умеет ее создавать и окунать в нее нужного человека. Когда вокруг тебя разыгрывается спектакль, то ты начинаешь жить в игре актеров, которая, быть может, не имеет ничего общего с тем, что творится тогда, когда главный зритель уходит, а постановка сворачивается. Ведущие политики становятся объектами манипуляций так же жестоко, как и простые люди. Небольшой зал с красными креслами был полон. Чтобы не было лишних, встреча проходила в режиме секретности. Глазьева привезли к народу, он услышал желание масс, озвученных людьми Шудика. Подсадные утки:

- Штаб работал ужасно, за исключением Отдела писем.

Информационные войны на уровни личности.

- Главное, чтобы утвердили структуру, - говорилось за спиной кандидата в президенты еще несколько месяцев назад.

Борьба за это шла всю компанию. Последний ее день длился для меня 48 часов и закончился на православном митинге возле памятника Кириллу и Мефодию.

- Это ваш муж ходит в синагогу, - орал похмельный Шудик бабульке, которой не понравился плакат с надписью «Сергей Глазьев».

Вокруг нас собралась толпа негодующих. Транспарант пришлось не разворачивать, а самим ретироваться. Я лично подставил сотню человек, которым в течение двух дней афишировал, что Глазьев будет выступать на этом митинге. Обещания в политике ничего не значат. А тем более обещания кандидата в президенты. Глазьев не приехал, я почувствовал себя виноватым перед обманутыми людьми. Соучастие во лжи. Телефон нашего офиса Глазьев называл по ТВ во всех своих выступлениях, звонки последнюю неделю не прекращались даже ночью и неслись со всех концов России.

- Телефон моего центрального штаба: 208-04-44.

Мы оказались на линии фронта, разделяющего политиков и народные массы.

- Алло! Это штаб Глазьева?

- Да.

- Вы там все – присоски какие-то. Мхом поросли.

Неизвестный, бросивший трубку, был прав, и тем больнее было видеть, с одной стороны, веру людей, а с другой, жесткий расчет осторожных интриганов власти. Адская ирония в том, что самые несчастные, инвалиды, одинокие матери, нищие пенсионеры, надеются на помощь самых бессердечных и коварных, одетых исключительно в пиджаки и бегающих по Государственной Думе исключительно с бумажками. Документы становятся судьбами. Наш офис на Большом Харитоньевском переулке, чем ближе было к выборам, тем больше он напоминал палату сумасшедшего дома. На каждом столе кипы бумаг. Папки, письма, коробки, листы. Непрерывные звонки телефона. Гул ксерокса. Компьютеров на всех не хватает. Чашки с недопитым чаем.

- Если можно, говорите все немножко тише!

В комнате шло одновременно семь бесед. Семь человек держали в руках семь бумажек, рассказывали своим слушателям семь тем и слушали еще больше мнений на этот счет. Какофония голосов слилась в один тупой фон.

- Что они у тебя там как мухи на говно налетели, - вбежавший Шудик делает замечание Олесе по поводу сотрудников, толпящихся с бутербродами возле крохотного подоконника, который два месяца служил нам столом, - почему работа не идет?

Советник Глазьева отличался по отношению к подопечным невиданным хамством и пренебрежением.

- Ты здесь, - любил повторять Шудик, - нанят для того, чтобы исполнять мои команды, думать тебе запрещено. Ты – человек, который не имеет право принимать никаких решений.

Путь наверх в этой системе ценностей есть только у тех, кто соглашается быть безропотным исполнителем команд. Для тех, кто еще с детства не терпел указаний учителей, как сам факт выполнения чьей-то воли, путь был заказан в тюрьму. Чем четче ты становишься подчиненной машиной, тем твой статус в социальной лестнице будет весомее, ибо начальники подтягивают под себя тех, кто не пойдет дальше работы по приказам. Не годных для таких отношений пытаются переделать в специальных зонах или уничтожить. Наркотики за десять лет свободного оборота в России выжгли героев как вид. Реальные лидеры подменяются мнимыми. На встречу с нашим телевизионным лидером, кандидатом в президенты С.Ю.Глазьевым в Екатеринбурге пришли одни таджики. Его советник - Яна Гебреньковская – глава секты сеантологов по Московской области.

- Такие как вы, - на учредительной конференции ООО «Родина» смелый и бескомпромиссный дедок орал прямо в лицо депутату Государственной Думы Е.Ю. Насекомовой, - во время войны воевали в армии Власова. Поэтому вы сейчас сидите в парламенте.

Спустя две недели при участии Яны и Насекомовой Глазьева сняли с должности руководителя фракции «Родина». Как раз накануне выборов в президенты. Подарочек ножом в спину. Всю президентскую кампанию в свите Глазьева шла внутригрупповая борьба, цена которой была куда выше результатов выборов. В штабе мы были шестерками, раздавали активистам агитационные материалы, читали и отвечали на письма, принимали и обрабатывали телефонные доносы, организовали пару встреч кандидата с народом, формировали штат наблюдателей, сводили людей в регионах. Мобильный отряд немедленного реагирования. Выполняли все, что брал на себя Шудик.

- Скажи там всем, - наказывал он по телефону Олесе, - что между собой обсуждать письма запрещено.

В отделе была создана жутчайшая атмосфера.

- Телефоны прослушиваются, - говорил Шудик, - провокаций будет много.

От него исходила аура паранои и подозрительности. Каждый неизвестный с такими установками начальства вырисовывался в наших мозгах в образе тайного шпиона и врага. Недоверие сотрудников друг к другу, поступление информация по работе в перешептываниях - такова обыденность отдела в эти два месяца политической борьбы. Обычно Шудик приезжал под ночь, наушничал с людьми в уголке и уезжал. Узнать о нашей дальнейшей деятельности можно было по слухам спустя пару дней. Ради встречи с Владимиром Григорьевичем некоторые игнорировали свои последние электрички и оставались спать на стульях. В ящичке стола было обнаружено молочко для снятия макияжа. Первенство в получении информации – это место под солнцем. Мозг политика – это информационно-аналитический центр. Сотрудник, по местным понятиям, важен руководителю, прежде всего, не как работник, а как стукач-информатор. Наташа была из психованных одиноких женщин, несколько раз у нее происходили истерики на почве неувязок в работе с компьютером, однажды после разговора по телефону с каким-то сумасшедшим она разрыдалась так, что ее пришлось выводить на свежий воздух и растирать виски снегом, однако, это не помешало ей как бы между делом сообщить Шудику, что многие письма отправлены Олесей с ошибками в адресах и возвращены почтой обратно.

- А ты знаешь, - сообщил мне как бы между делом человек, устроивший меня на эту работу, - что Наташа П., которая сейчас у вас там работает на Глазьева вместе с тобой, она не только в ТИКе на этих выборах трудилась, но и уже давно является руководителем одного из отделений «Яблока». Хе-хе-хе…

Три в одном. Миссис ложь. Любым путем пробиться наверх. Поближе к власти. Близость к власти тубдиспансера считалась делом стремным, человека сразу подозревали в стукачестве. Уважение вызывала близость к смерти.