Часть шестая

1

Орудийное ядро приказало обслуживающим его компьютерам переключиться в режим «полуавтоматической атаки». На мостике вежливо прощебетала предупреждающая трель. На экране появились модель цели и индикаторы, всплывшие поверх основной картинки.

Кир вздохнула; она полировала ногти, а ей пришлось правой рукой нажать контрольную панель. Корпускулярные лучи «Чарльза Мэнсона» взрезали пустоту. На верхнем дисплее загорелась красная надпись «Цель уничтожена»; речь шла об АН-4044, астероиде с внешней границы Пояса, размерами с крохотный город. Еще чуть-чуть, и он бы не заслужил даже классификационного номера. Последние пять минут за ним скрывалась «Вера». Астероид испарился, аккуратно и гигиенично его стерли практически в полное ничто, а больше орудийному ядру не позволяли инструкции. Она снова сбежала, но модель цели отразила Ее передвижения. «Вера» находилась слишком далеко для визуального сигнала и не сняла экранирования. Впрочем, это не имело значения. Невидимость не могла скрыть эмиссию двигателей, несмотря на Ее периодические, но вялые попытки замаскировать их.

В бой вступила Каанг. Ее инструкции, как и у Кир, урезали до неизменной рутины. Брызнули струи маневровых двигателей, на краткий миг включилась ионная тяга — «Чарльз Мэнсон» в точности повторил маневр «Веры». Лучи «аутсайдера» имели большую дальнобойность, и Каанг постоянно держала противника на одном и том же расстоянии.

Уже шесть часов они монотонно обстреливали «Веру», преследуя по всему Поясу. Казалось, прошло шесть дней. Ее контратаки успехом не увенчались, хотя постоянное использование отражателей должно было исчерпать ресурсы противника быстрее, чем постоянная стрельба — «Чарльза Мэнсона». Она нападала без всякой системы, все реже и реже.

Кир снова дала лучевой залп. «Цель поражена», загорелась надпись на экране. Орудийное ядро предсказало, где Она укроется, и, не обращая внимания на маневры уклонения, скорректировало прицел. Как обычно, прогноз оказался верен, как обычно, отражатели «Веры» выдержали. В этот раз Она укрылась за крохотным астероидом без классификационного номера, орудийное ядро принялось отсчитывать следующие пять минут. Индикатор на экране погас. Каанг остановила корабль, по-прежнему выдерживая необходимую дистанцию, Кир принялась снова полировать ногти. В жесте не было ничего театрального; ей было нечего делать. Тактика оказалась успешной, но ужасающе скучной.

Обычно пояса астероидов были разреженными и скудными, в этом же количество камней превышало всякое воображение. Гор 4 уничтожил две, а то и три гигантские планеты, создав трепещущее от гравитации скопление обломков самых сюрреалистических форм. Сейчас «аутсайдер» преследовал «Веру» во внешней зоне, та состояла в основном из небольших и несимметричных астероидов, висящих в пространстве под контрадикторными углами и как будто росших из пустоты. От параллакса некоторые из них, казалось, находятся столь близко друг к другу, что готовы вот-вот столкнуться. Гравитация в Поясе напоминала сеть, сплетенную из самых разных сил, ближних и дальних, малых и больших. Астероиды притягивали друг друга, а на них, в свою очередь, оказывали влияние Гор 4, Гор 5 и звезда системы. Камни двигались по целым или частичным орбитам, балансировали и уравновешивали друг друга, как в одном из заводных механизмов Фурда.

Во внешних зонах пояса толпились малые астероиды. Большие, размером с маленькие планеты, заполняли средние зоны. Тут находилось столько самых разных объектов, что классификационные номера имели лишь камни размером с город или больше. Но даже так их было сотни тысяч, а ненумерованных в десять раз больше.

Пять минут спустя орудийное ядро приказало обслуживающим его компьютерам переключиться в режим «полуавтоматической атаки». На мостике вежливо прощебетала предупреждающая трель. На экране появились модель цели и индикаторы, всплывшие поверх основной картинки. Кир выстрелила раз («Цель уничтожена»), потом еще дважды («Цель поражена»), «Вера» пустилась в бегство, Каанг повторила Ее маневр. Кир снова начала полировать ногти, но в привычной схеме появился небольшой сбой. Опять зазвучала предупреждающая трель, в этот раз громче, чем обычно.

— Началась контратака, — сказал Джосер. — Она нацелилась на сопла, как в случае с «Кромвелем».

— Второй раз за последние два часа, — слегка разозлившись, заметила Кир.

Оборона была вопросом стандартной процедуры. С ситуацией справились в обычном порядке, как и в предыдущей раз; Фурд еще до начала боя заготовил ряд контрмер против «маневра „Кромвеля“». Кир только прекратила жаловаться, как уже все завершилось. Когда «Вера» ринулась к «аутсайдеру», орудия «Чарльза Мэнсона» с легкостью взяли Ее на прицел. Каанг сдала назад, взяв за основу курс и скорость Ее полета, но не вышла за пределы радиуса поражения корпускулярных лучей; осознав, что маневр не удался, Она замедлила движение, а Кир дала несколько залпов и попала в цель. Отражатели «Веры» выдержали, Она отступила в пояс, ища новое укрытие. «Аутсайдер» неспешно пошел вперед, аккуратно сохраняя дистанцию. Орудийное ядро начало следующий пятиминутный отсчет.

— Интересно, — Каанг говорила в воздух, не обращаясь к кому-либо конкретно, — почему Ее поля не поглощают энергию, как те, на ракете?

— Ракета была без экипажа, — ответил Джосер. — Может, энергопоглощающее поле вредно для живых существ.

— Вы предполагаете, — спросила Кир, — что на корабле есть кто-то живой?

— Вы предполагаете, — присоединился к беседе Смитсон, — что «Вера» — это корабль?

— Едва ли, — пробормотал Фурд, — у нас есть время на метафизику.

— Думаю, есть, коммандер, — ответила Кир. — Если все и дальше пойдет вот так, то у нас много времени на метафизику. А я в следующий раз займусь педикюром.

Почти незаметно одно из ядер сознания обновило файлы, стерев сведения об уничтоженных астероидах. Это было необходимо и весьма предусмотрительно; «Чарльз Мэнсон» уже переписал карту внешней зоны пояса и явно не собирался останавливаться, а записи требовали точности и аккуратности.

Пять минут спустя орудийное ядро приказало обслуживающим его компьютерам переключиться в режим «полуавтоматической атаки». На мостике вежливо прощебетала предупреждающая трель. «Вера» укрылась за средних размеров астероидом АЛ-4091, на разрушение которого потребовалось два лучевых залпа. Она кинулась в бегство, уходя все глубже в пояс, но Кир успела достать Ее четыре раза. Под управлением Каанг «Чарльз Мэнсон» продвинулся вперед, удерживая радиус поражения.

Вторая стадия сражения длилась уже шесть с половиной часов. Во время короткой паузы Фурд приказал команде доложить текущую обстановку; они должным образом отчитались, он их должным образом выслушал, хотя ничего нового не узнал.

— Спасибо, — пробормотал он. — Дальнейших распоряжений нет.

Фурд кивнул Кир, орудийное ядро начало очередной пятиминутный отсчет. Вместе с приемом рапортов прошло восемь минут, прежде чем оно приказало обслуживающим его компьютерам переключиться в режим «полуавтоматической атаки». Сбой в ритме был заметным, словно на мгновение остановилось сердце, но повторяющийся цикл быстро восстановил модель. Она укрылась за АК-5004, средних размеров астероидом, на разрушение которого понадобилось еще два залпа. «Вера» кинулась в бегство, уходя все глубже в Пояс, Кир успела достать Ее пять раз. Каанг отзеркалила Ее маневр, удержала радиус поражения и остановилась. Начался еще один отсчет.

— Кир.

— Коммандер?

— Если бы мы были на Ее месте, сколько времени прошло бы, прежде чем отражатели начали нас истощать?

— Пятьдесят часов до непосредственной опасности, но заметное ухудшение пошло бы уже после тридцати.

— Смитсон, можем ли мы предположить…

— Если Она — это корабль вроде нашего, а не что-то другое, то отражатели истощат Ее примерно с той же скоростью. Заметное ухудшение, скажем, через тридцать часов. Но мы ее в могилу от скуки вгоним через десять.

И это, подумал довольный Фурд, было бы замечательно. Странно, но коммандера совсем не тронула чуть не случившаяся катастрофа, и вторую фазу он начал мягко, с самой обычной и банальной стратегии: аккуратной, упорной, монотонной и неизменной игры на истощение. После семи часов боя они добились скромного преимущества, но могли измерить его, как кучку монет на столе лавочника. И оно росло, понемногу, но росло. И не было неожиданного осознания того, что они — первые, кто сумел хоть в чем-то одержать над Ней верх; понимание пришло так же постепенно и без всякого драматизма.

Череда заведений и государственных институтов, через которые прошел Фурд, где традиция всегда предшествовала любым новшествам, часто помогала коммандеру, к чему он относился с иронией. У Гора 5 он хотел открыть сражение, продемонстрировав нестандартный образ мысли. В поясе же решил начать с привычной, отупляющей рутины. Бой в свободной форме сыграл бы на руку «Вере», тогда как монотонное истощение давало шанс одному из преимуществ «Чарльза Мэнсона» — дальнобойным корпускулярным лучам. И тактика работала. Даже если отражатели не вытянут из Нее всю энергию, Она все равно не могла вырваться из навязанной ей схемы преследования; а если постоянная защита все же сказалась бы на «Вере», то такой бой можно было продолжать достаточно долго и нанести Ей серьезный, а возможно, и смертельный урон.

— Входящий сигнал, коммандер, — сказал Тахл.

— Кажется, я сказал вам, что мы не принимаем…

— Думаю, вам стоит уделить внимание этому сообщению, коммандер.

Шахранин указал на нелепый древний микрофон, торчащий на консоли Фурда. На нем светился красный индикатор «Принять». Так «аутсайдеры» держали связь с начальством. Устройства передавали только голос — Департамент картинку не посылал — по выделенному ПМ-каналу с Земли; хоть они и выглядели устаревшими, но на деле такими не были.

— Департамент административных «Чарльзу Мэнсону». Коммандер Фурд, пожалуйста, подтвердите получение сигнала.

Коммандер заметил, как напрягся Джосер, и разозлился, спрашивая себя: «Интересно, я это увидел только потому, что ожидал увидеть?»

— Фурд на связи. Представьтесь, пожалуйста.

— Заведующий делопроизводством Лок, управление средств передвижения, Департамент административных дел. Коммандер, Департамент приносит вам извинения за беспокойство; это всего лишь вопрос рутинной процедуры. Если вам сейчас неудобно…

— Подождите, пожалуйста, мы проводим проверку.

Фурд взглянул на Тахла и Джосера, которые тут же приступили к делу — Тахл искал источник сигнала, Джосер изучал внедренную в передачу сигнатуру и паттерн голоса. Это были три степени идентификации; при переходе к четвертой анализировали словарь коммуникатора и формы его обращения к реципиенту.

Пока четвертая явно проходила проверку. В неязыке, которым Содружество драпировало свои интимные части, Департамент решал многие вопросы, но только не административные; он никогда не испытывал сожалений и не просил извинений у тех, кому причинял неудобства; управление средств передвижения занималось исключительно «аутсайдерами»; заведующие делопроизводством имели большую власть, чем генералы; а рутинные процедуры никогда таковыми не были.

— Коммандер, — сказал Лок. — У меня сообщение от Департамента. Пожалуйста, Вы не могли бы поторопиться?

— Джосер? Тахл?

— Я запускаю повторную проверку голосового анализатора, коммандер, — ответил Джосер.

— Повторную?

— Голос не полностью соответствует паттерну Лока.

— Коммандер, сигнал ложный! — воскликнул Тахл. — Он идет от Нее!

— Кир, огонь, пока Она не вышла из укрытия!

Кир, громко ругаясь, уже выполняла приказ, обойдя пятиминутный отсчет. На мостике вежливо прощебетала предупреждающая трель. На экране появились модель цели и индикаторы, всплывшие поверх основной картинки, но…

— Слишком поздно, коммандер. Она ушла. Вышла из зоны поражения. Направляется в Пояс на ионной тяге с большим ускорением.

Фурд выругался, правда, более мягко и не настолько грязно, как Кир, и замолчал. «Вера» отвлекла их всего на секунду, но теперь между ними лежали часы.

— Коммандер, — сказала Каанг. — Я могу нагнать Ее, если мы выступим прямо сейчас.

— Нет, не сейчас. Нет необходимости.

— Прошу прощения, коммандер… Нет необходимости?

Фурд взглянул на нее, удивленный. Каанг никогда не ставила под вопрос тактику коммандера; часть их уговора гласила, что она всего лишь пилот и не более.

— Она не убегает, Каанг, поэтому нам не нужно Ее ловить. «Вера» нас подождет.

— Коммандер, — заметила Кир, — со всем уважением, но мне кажется, вам следует пересмотреть свое решение.

— Джосер, скорость и курс противника.

— Все на экране, коммандер. Она ушла в Пояс на шестидесятипроцентной тяге, но теперь сбрасывает скорость.

— Каанг, пожалуйста, держитесь Ее курса. Тридцать процентов. — Фурд повернулся к Кир. — Вы правы, мы не можем просто сидеть здесь. Но нам и не нужно преследовать Ее. Теперь, уйдя из-под удара, Она подождет нас.

Как и Фурд, мостик выругался про себя и умолк.

Каанг тихо запустила ионный двигатель и повела их глубже в Пояс. Фурд ледяным взглядом посмотрел на микрофон, где все еще мигал сигнал о входящем сообщении.

— Можешь идти.

Ответа не было. Огонек не погас.

— Я сказал, можешь идти. Ты не реален.

— Ты тоже. И Департамент не реален. И Содружество.

2

Оба корабля располагали одинаковым набором двигателей с одинаковой производительностью. Когда они вошли в пояс астероидов, Каанг ложными маневрами и двойной игрой грамотно заманила Ее в радиус поражения лучей, но повторить свой успех не смогла. Случилось ровно противоположное: вторая часть сражения в поясе стала зеркальным отражением первой.

Девяносто минут Она танцевала перед ними за пределами действия орудий, блокируя любые попытки Каанг приманить Ее ближе. Полет «Веры» напоминал то прочерки, то завитки, Она каталась, падала, а однажды даже сделала сальто; прыгала за астероиды, которые «аутсайдер» не мог достать, сбегала и пряталась до того, как подходил «Чарльз Мэнсон». Ее по-прежнему никто не видел — Она до сих пор считала, что время снять экран еще не пришло, — но Ее траекторию и все танцевальные маневры, легко можно было отследить по эмиссии двигателей, чего, конечно, Она сама хотела. «Вера» действовала бесстрастно и лукаво, так шахранин мог бы дразнить человека.

— Каанг, пожалуйста, остановитесь, — сказал Фурд девяносто минут спустя. — Если вы не смогли вернуть Ее в радиус поражения, нам нужно придумать что-то другое.

Пилот благоразумно воздержалась от комментариев, как и Тахл, но молчание обоих было достаточно красноречивым. Фурд устало повторил, что Она подождет, никуда не убежит, преследовать Ее не надо. Он был в этом твердо уверен и постепенно, деталь за деталью, собирал огромный заводной механизм, спроектированный им, чтобы вовлечь Ее в бой. Правда, коммандера все еще трясло от разговора с Ней, от того, как Она подделала сообщение из Департамента, но, похоже, не стала особо напрягаться с точностью сигнала. Его терзала мысль о том, что будет, если «Вера» в следующий раз решит все сделать хорошо?

Фурд должен был проверить, повлиял ли этот краткий разговор на остальных так же сильно, как на него. Коммандер хотел посмотреть на их реакцию, но его первая попытка оказалась поспешной и необдуманной.

— Она разговаривала с нами, — сказал он. — Прежде Она никогда ни с кем не говорила.

— Она не разговаривала, — возразил Джосер. — Это был не ее голос, а подделка, причем плохая.

— Вполне достаточная, — кисло заметил Смитсон.

Фурд попытался снова.

— Она говорила, — настаивал он. — Сказала, что мы не реальны.

— Тогда почему Она не подделала сигнал лучше? — в голосе Джосера, казалось, чувствовалась печаль.

— Сообщения хватило, — повторил Смитсон. — Оно вывело Ее из-под огня.

— Она должна была притвориться гораздо лучше.

— Возможно, — ехидно заметила Кир, — с нами в тот момент действительно связался Департамент.

— Но голосовые паттерны и сигнатуры…

— Они могли проверять вас. Они такие же умные, как «Вера».

— Оно сказало, что мы не реальны.

— Возможно, это все-таки был Департамент. Свяжитесь с ним снова.

Хорошо, подумал Фурд. Смитсона и Кир не задело. Каанг не считается, по крайней мере, не в этом случае. Джосер на подозрении, но он всегда такой. Значит, остается…

— Тахл, — начал он. — В первый раз кто-то взял над Ней верх, и Она исчезла, сумев нас отвлечь…

— Да, коммандер.

— …но, возможно, Она позволила нам взять верх намеренно, чтобы показать, как легко может отнять заработанное преимущество.

Тахл внимательно посмотрел на Фурда.

— Вы действительно в это верите, коммандер?

— Конечно, нет! — ответил тот, пожалуй, чуть более громко, чем хотел.

Повисла тишина. Фурд счел необходимым заполнить паузу и ринулся вперед:

— Тахл, как Она узнала о словаре и формах обращения, которые использует Департамент? Проникла в выделенный ПМ-канал связи с Землей? Ведь если это так…

— Нет, коммандер, более вероятно, что она отслеживала разговоры между Департаментом и директором Суонном. Сейчас Шахра больше походит на коммуникационный маяк. Мы и сами смогли бы их отследить.

— Да, должно быть так и есть.

— Я сказал «более вероятно», коммандер. Мы не можем быть в этом уверены.

Фурд ничего не ответил. «Он хочет, — подумал Тахл, — чтобы я сам предложил сделать следующий шаг, или притворяется? Иногда он так раздражает».

— Коммандер, вы уже отключили обычную связь. Я предлагаю вам отключить ПМ-канал Департамента. Он бесполезен, как и ПМ-двигатель, причем ровно по той же причине: им овладела «Вера».

— Если мы отключим канал, то останемся одни. И потеряем еще одну часть себя.

— Вы хотели быть одни, когда пошли в бой. Вы на этом настаивали. Что же касается еще одной части…

«Что же касается еще одной части, — Фурд мысленно закончил мысль, которую Тахл мог и не произносить, — то мы на „аутсайдере“. А здесь никто и ничто не чувствует привязанности к чему бы то ни было. И шахранин понимает это лучше остальных. Мы можем потерять в бою каждую конечность, но, если у нас останется рот, мы все равно будем кусаться».

— Да, вы правы, — наконец согласился Фурд. — Отключите канал Департамента.

Тахл и Фурд обменялись взглядами. Коммандер подумал: «А ведь я не уверен, насколько сильно он притворяется. Я не уверен даже, насколько сильно притворяюсь сам». Шахранин размышлял о том же.

— Джосер, положение «Веры».

— По-прежнему идет вглубь Пояса астероидов, коммандер. Сорок процентов ионной тяги, но скорость снижается. Позиция двенадцать-шестнадцать-четырнадцать.

Фурд замолчал. Потом улыбнулся.

— Каанг, пожалуйста, выведите нас из Пояса.

— Коммандер?

— Уходите тем же путем, каким мы сюда пришли. Ионная тяга, пять процентов. — Он окинул взглядом мостик. — Да, я знаю. Но хочу посмотреть, как Она отреагирует.

Он посмотрел на Тахла и неслышно, одними губами произнес: «Нет ничего простого».

Фурд и его помощник, пожалуй, были единственными существами на «Чарльзе Мэнсоне», которых связывало что-то похожее на доверие, но прямо сейчас они оба пребывали в неуверенности насчет того, так ли это.

Тахл так же ответил: «Нет ничего реального».

Заработали, фонтанируя струями, маневровые двигатели. Каанг развернула корабль на месте и начала медленный, элегантный отход на окраину Пояса, обратно к Гору 5.

Прошло несколько минут.

— Она по-прежнему идет в Пояс, коммандер, — доложил Джосер. — Позиция четырнадцать-семнадцать-пятнадцать. Сбрасывает скорость. Как вы и говорили, — добавил он с надеждой.

— Не совсем, как я говорил. Я ожидал, что к этому времени Она уже остановится. Интересно, не стоит ли нам прибавить скорость? Хотя нет, не стоит пережимать…

Прошло еще несколько минут. Астероидов стало значительно меньше, а крупные и вовсе перестали попадаться, но «Чарльз Мэнсон» пробирался между ними с той же неторопливой изящностью. Путь из Пояса на пятипроцентной тяге должен был отнять немало времени; впрочем, они не ожидали, что им дадут отсюда выйти.

— Она наконец отключила двигатели, коммандер, — сказал Джосер. — Остановилась, но за нами не идет.

— Джосер, наблюдайте за Ее позицией, — приказал Фурд. — Думаю, Она собирается…

Он не сводил глаз с белой точки на экране, с Ее местоположения. Разумеется, Она по-прежнему находилась вне зоны поражения. Дело было не в том, что «Вера» остановилась — стрелять Она могла и на ходу, — просто у Фурда появилось предчувствие чего-то очень необычного.

— Коммандер, Она запустила в нашу сторону какой-то объект без всякого экранирования. Скоро пойдет визуальный сигнал.


Это напоминало конус, тот летел к ним, кувыркаясь; высота — тридцать футов, ширина основания — двадцать, уведомил экран. Сигнал сканеров без всякого сопротивления проник внутрь предмета и показал, что внутри неизвестного тела, приближающегося к «аутсайдеру», пусто. Оно шло без тяги (хотя сопла в основании говорили об электродвигателях), без направляющих сигналов или сигналов самонаведения, а значит, скорее всего, курс ему задали изначально. Словно подтверждая такой вывод, объект на мгновение включил двигатели, обогнул облако астероидных обломков, а потом вновь направился к «Чарльзу Мэнсону».

Непонятный снаряд был розовым, детско-розовым, правда, это экран мостика никак не прокомментировал.

«Комический и конический, — подумал Фурд. — Она издевается над нами».

— Пожалуйста, остановите движение, — сказал он. — Джосер, судя по показаниям, снаряд никто не ведет.

— Да, коммандер; ни наводящих лучей, ни систем нацеливания. Расчетное время прибытия — девяносто девять секунд.

— Значит, объектом никто не управляет, и, похоже — если верить показаниям датчиков, — внутри у него ничего нет. И зачем он нужен? Что это значит?

Участок экрана увеличился. Не спрашивая разрешения, корабль вывел обычную серию схем: вид снизу, сверху, сбоку, спереди и сзади. К уже полученной картинке они ничего не прибавили.

— Кир, задействуйте лазеры, пожалуйста. Я хочу посмотреть, что там внутри.

Одинокий луч вырвался из кристаллического лазера ближнего боя. Он попал в цель, срезав кусок конуса. Внутри тот оказался таким же розовым, как и снаружи, и на первый взгляд действительно пустым. Он все еще летел вперед, кувыркаясь, но теперь потерял равновесие.

— Расчетное время прибытия — пятьдесят девять секунд, коммандер.

— Кир, пожалуйста, еще раз.

Два выстрела, от конуса отлетело еще два куска, открылось еще две дыры, сквозь которые было видно, что снаряд полый и ничем не примечательный.

Фурд решил, что им хватит времени уничтожить непонятное тело, но захотел увидеть, чем же «Вера» собралась их озадачить в этот раз. Он приказал Каанг сместить корабль влево на несколько сотен футов и остановиться. Она выполнила маневр. Как при встрече с обломками, конус запустил двигатели, тут же выключил их, сменил курс и направился к «аутсайдеру», по-прежнему кувыркаясь.

— Расчетное время прибытия — сорок пять секунд, коммандер.

— Кир, пожалуйста, уничтожьте цель. Лазерами.

«Если что-то случится, то сейчас», — подумал Фурд. Но ничего не произошло. Конус не слишком эффектно взорвался и превратился в розовую пыль, а та унеслась прочь, став частью Пояса, карту которого коммандер столь усердно переписывал последние несколько часов.

Фурд сделал глоток ингибитора — во время маневров бокал, стоявший на подлокотнике кресла, даже не дрогнул — и откинулся на спинку, шумно выдохнув.

— Джосер, скажите, пожалуйста, какова Ее позиция?

— Неподвижна и неизменна, коммандер.

— Хорошо… Так что Она имела в виду?

— Имела в виду?

— Да. Она запускает в нас пустой, еле плетущийся снаряд без экранов и отражателей, выкрашенный в розовый цвет и выглядящий откровенно глупо. Правильно?

— Да, коммандер.

— И если не принимать во внимание те случаи, когда он запустил двигатели, конус шел без активной тяги. Правильно?

— Да, коммандер.

— Тем не менее он изменил курс, когда это сделали мы. А значит, он или имел систему самонаведения, или получал сигналы от Нее, не так ли?

— У него не было какой-либо системы или сигналов, коммандер!

— Вы имеете в виду, что не смогли их обнаружить. — Фурд сказал это без всякого зла, он не обвинял Джосера. — Прекратите, вы же сами знаете, что в этой области у Нее большое преимущество над нами. Мне надо понять, почему мы ничего не смогли засечь.

— Если мы не нашли систему наведения или направляющий сигнал — это не значит, что мы не сумели. Там просто ничего не было.

— Умный ответ, — тихо заметил Фурд, — но он не слишком нам поможет.

— Коммандер, — столь же тихо подал голос Тахл, — вы спрашивали, что Она имела в виду.

— И?

— По-видимому, снаряд был полым. Вполне возможно, на нем действительно отсутствовала система наведения, и он не мог принимать направляющие сигналы.

— И?

— Значит, Она заранее установила его траекторию, еще до запуска. Включая неожиданный маневр на левый борт в последнюю минуту. Она запрограммировала это движение, прежде чем вы отдали команду.

3

В какой-то мере «Чарльз Мэнсон» был живым существом, правда, не до конца: он не ведал, что может умереть, а потому считал себя непобедимым. Безмятежный, он осознавал, что, пока его части не нуждаются друг в друге, целое уничтожить невозможно. Понимал, что Фурд не похож на других людей и, когда он сломается, все произойдет аккуратно и последовательно, без шума и неожиданностей. А потому корабль ждал подтверждения своих прогнозов, а затем просто продолжил бы миссию, но уже без отброшенного органа.

«Чарльз Мэнсон» заметил, как странно начал вести себя коммандер, его необычные речевые обороты, повторяющиеся вопросы без ответов. Он подготовил Фурду замену; командование принял бы Тахл или (в случае непредвиденных обстоятельств) Кир, а то и Смитсон; только Джосера и Каанг корабль не включил в список. В обычных условиях следующим стал бы Тахл, но «аутсайдер» и в его словах и поступках зафиксировал небольшие отклонения. Он не выносил суждений — просто не мог, — лишь вычислял случайности, непредвиденные обстоятельства. Это было частью программы компьютеров, обслуживавших ядра сознания, которые составляли Кодекс корабля.

Но Фурд не сломался. Когда пришла пора, его реакция оказалась еще хуже.

— Что Она такое, Тахл? — повторял он, хотя всегда говорил, что именно этот вопрос его не интересует. — Что Она такое? Как Она может забраться в ПМ-двигатель, в связь, проникнуть в наши мысли, прежде чем они явятся даже нам? Как так получилось, что Она уже знает нас?

Когда же коммандер замолчал, все стало ясно: он не сорвался, а отстранился. Посмотрел внутрь себя, вернулся в те времена, когда пришла тьма.


— Добро пожаловать на утренний сбор, и отдельное приветствие тем, кто сегодня в первый раз с нами.

Одним из них был Аарон Фурд, который сейчас изумленно смотрел по сторонам. В солнечных лучах, отвесно падавших на пол актового зала, кружили пылинки. Вокруг эхом раздавался голос директора:

— Мы знаем, что сейчас вам неспокойно. Мы сделаем все, что можем, дабы прекратить ваше смятение. Исправить то, почему вы появились здесь. Мы — очень замкнутая община, но, тем не менее, ценим новых друзей. Мы ценим тот вызов, который вы нам даете, и сделаем вас частью чего-то большего, чем вы сами. Мы ждали вас и дадим вам то, что останется на всю жизнь.

Двадцать пять лет назад, когда Аарону Фурду было всего двенадцать, его мать тяжело заболела. Она умерла шесть месяцев спустя, отец заразился, когда ухаживал за ней, и через шесть недель пришел и его черед. У Фурда не осталось родственников, поэтому он отправился в государственный сиротский приют. Аарон попал туда, так как в буквальном смысле стал сиротой, но название этого заведения имело скорее символический смысл: здесь было место для «лишенных опеки государства», которое считало себя истинным родителем. Другими словами, сюда посылали молодых уголовников и политических преступников. Конечно, сюда привозили и тех, кто действительно потерял семью, но выжить, избежав влияния остальных, они не могли.

С виду учреждение никак не соответствовало обычному образу приюта: никаких внушающих трепет и ужас зданий, только скучные функциональные «коробки» с занавесками, стенами и мебелью бежевого, оранжевого и коричневого цветов. Более или менее чистое, поначалу оно не внушало страх. Аарона Фурда необычайно поразило то, что здесь все вещи, вроде чайников, кастрюль или кухонных принадлежностей, отличались огромными размерами. Раньше он ел, спал, мылся, читал, работал и играл в одиночку, но теперь все это приходилось делать в окружении десятков, а то и сотен людей.

Его родители никогда не расставались надолго. И тогда, и позже Аарон не мог понять или признать любовь, но аккуратно подмечал то, как они общались, как легко им было друг с другом. Он помнил жаркие летние дни на пляже, тихий плеск голосов. Аарон всегда любил, когда люди говорили тихо, когда их речь полнилась оттенками, и в будущем постарался воссоздать такую атмосферу на своем корабле. Отец и мать подарили ему счастливое, пусть и одинокое детство. Они были молчаливыми и спокойными, и он вырос, любя тишину и порядок.

Аарон понимал всю двусмысленность приветствия, произнесенного директором. Фурд уже тогда знал, что за сказанными словами таятся несказанные, и вскоре выяснил их значение. Командный психотреп. В наших рядах не место уклонистам. Не место неудачникам. Ты или с нами, или против нас. Община, высшее благо, один из нас, без группы ты никто. Большинство планет с повышенной гравитацией поставляло солдат для спецназа и наемников в другие системы Содружества, а потому государства на них часто были корпоративистскими и авторитарными. Планета Аарона Фурда не стала исключением.

Приютом управляли государственные чиновники, некоторые из них были гражданскими, но, к удивлению Фурда, попадалось и немало священников, отличавшихся от других воспитателей необычными привычками. У них всегда были открытые, красивые лица, они много улыбались, не ходили, а прогуливались. Никогда не повышали голоса, и поначалу Аарону это даже нравилось, пока он не стал прислушиваться к тому, что конкретно они говорят. Во время своих речей священники всегда махали линейками, этими инструментами любви и определенности; три фута длиной, сделаны из темного дерева твердых пород, даже проградуированы, хотя Аарон никогда не видел, чтобы ими хоть что-то измеряли. Некоторые священники любили бить девочек, другие — мальчиков, а отдельные — просто всех. Одни наказывали из простой жестокости, другие — из сложной. А самые худшие пороли от подлинной любви.

Девочки носили форму с клетчатыми юбками в складку. Одну из учениц приюта Аарон изнасиловал, ту самую, которую он никогда не должен был трогать, ту, что показала ему мир, куда не могли добраться священники. Она была на год младше его, а приехала на год позже. Ее звали Кэти Бивэн.

— Добро пожаловать на утренний сбор, и отдельное приветствие тем, кто сегодня в первый раз с нами.

Аарон Фурд заметил ее среди новичков. Те обычно смущались, боялись или принимали открыто нахальный вид, но только не она; она была другой. В солнечных лучах, отвесно падавших на пол актового зала, кружили пылинки. Вокруг эхом раздавался голос директора:

— Мы знаем, что сейчас вам неспокойно. Мы сделаем все, что можем, дабы прекратить ваше смятение. Исправить то, почему вы появились здесь. Мы — очень замкнутая община, но, тем не менее, ценим новых друзей. Мы ценим тот вызов, который вы нам даете, и сделаем вас частью чего-то большего, чем вы сами. Мы ждали вас и дадим вам то, что останется на всю жизнь.

После он подошел к ней.

— Где оно находится?

— Что находится? — Она была очень маленькой и хрупкой блондинкой с острыми чертами лица и обычно смотрела на всех искоса, словно улыбаясь про себя.

— Место, куда ты сбегаешь, когда они говорят.

— А, вот ты о чем. В моей голове. — Она взглянула на него. — Ты первый, кто заметил. Я тебе покажу, как надо делать.

Она называла это «мысленным низвержением». Тогда он еще подумал, откуда Кэти взяла такие слова, в двенадцать-то лет? Родители из политических уклонистов? Она никогда не рассказывала, почему ее сюда отправили, а он не спрашивал.

— Надо создать пространство, где тебя не достанут. Просто мысленно отрицай все, что они говорят. Даже если отрицания внутренне противоречивы. На самом деле даже лучше, когда отрицания противоречивы, ведь это значит, что их слова тоже. Соблюдай грамматику, отрицания должны быть грамматически правильными. Не думай, не говори, ничего не записывай. Тогда все останется там, где им не достать. От такого протеста их учреждения не рухнут, но у тебя появится место, где их нет. А оно нужно каждому.

Они все сделали вместе прямо во время сбора, украдкой поглядывая друг на друга.

— Добро пожаловать на утренний сбор, и отдельное приветствие тем, кто сегодня в первый раз с нами. Мы знаем (Нет, не знаете), что сейчас вам неспокойно. Мы сделаем все (Нет, не сделаете), что можем, дабы прекратить ваше смятение. Исправить то, почему вы появились здесь. Мы — очень замкнутая община, но тем не менее ценим (Нет, не цените) новых друзей.

То был крохотный бунт, устроенный маленьким человеком. Она уходила в свой мир, когда ее били и объясняли, почему бьют; а он изобрел свой, когда пороли его. Система работала, ведь существовала только в мыслях. Их убежище оставалось маленьким, тихим и личным, а священники учили большому, громкому и общему, они с невероятной убежденностью верили в свою способность преобладать. На каждом сборе сироты слышали эту уверенность в голосе директора. Даже пылинки испытывали страх.

— Наша община могуча и сильна. Ее не отвергнуть. Она вбирает всех и каждого, ее не отвергнуть. Она требует от нас стать больше, чем мы есть, ее не отвергнуть. По сравнению с ней мы — почти ничто. Словно галька рядом с горой. Словно атомы гальки рядом с горой. Почти ничто. Сегодня я прочту вам отрывок из девятой главы книги Иова:

Премудр сердцем, и могуч силою.

Он передвигает горы, и не узнают их: Он превращает их в гневе своем;

Сдвигает землю с места, и столбы ее дрожат.

Скажет солнцу — и не взойдет; и на звезды налагает печать…

Но «мысленное низвержение» помогало Кэти Бивэн и все больше влияло на Аарона Фурда. Маленькое, личное, как сама Кэти, и, возможно, потому столь успешное. Тянитесь вдаль, говорили священники, станьте частью чего-то больше вас. Нет, отвечала она, посмотри в себя. Представь себе место, где тебя не достанут. А потом еще одно. И еще. Соедини их воедино и создай целую вселенную. Она даст тебе силу выжить. И сейчас, и потом.

И новое, рукотворное пространство помогало. Чем больше Аарона били, тем шире становился мир, сотворенный им. С тех пор на протяжении всей его жизни в нем таилась целая вселенная. Кроме Кэти Бивэн друзей у него почти не было. Для остальных он оставался аутсайдером, безразличным к мельтешению сменяющихся клик, но Фурда не трогали — он был слишком сильным и слишком странным.

«Не отворачивайся от людей, — сказала она в другой раз, — я же от тебя не отвернулась. Мне пришлось дотянуться до тебя, чтобы заставить посмотреть внутрь». Тут Кэти захохотала и воскликнула: «Какая ирония». Он тоже засмеялся, а позже молча заглянул в словарь. Тогда он не совсем понял значение нового слова, но позже осознает его во всей полноте.

Прошло два года. Из-за физических особенностей половая зрелость пришла к Аарону поздно. Когда же это случилось, она стала частью его одержимости и породила монстра. Он начал смотреть на клетчатые юбки с байтовыми складками. Ему нравилось, как они покачиваются, колеблются, ему нравились формы, правильность и аккуратность; чистота и симметричность. Он жаждал их с утонченностью и тщательностью, которые пронес с собой во взрослую жизнь. Он жаждал поднять эту ткань, посмотреть, что там, под ней. Поднять медленно и осторожно, без сопротивления. Когда же Кэти Бивэн начала сопротивляться, все стало грязным, его руки — настойчивыми, а после он не мог смотреть ей в глаза и ушел прочь.

Она отказалась говорить директору, кто ее изнасиловал. То было преступление посерьезнее, чем само изнасилование, ведь она намеренно поставила себя вне общины, не дала той полного права помочь одной из них, а потому Кэти выпороли. Когда Аарон ворвался в кабинет директора, то там стояли пятеро огромных взрослых, каждый в три раза больше ее, и наказывали крохотную девочку за столь же крохотный, но принадлежащий только ей акт неповиновения. Кэти завалили на стол (Фурд тогда во второй раз увидел, что у нее под юбкой), двое держали, трое били линейками, священники даже менялись, уступая место друг другу. Вы следующий. Нет, вы следующий. Вы что, закричал он, действительно думаете, что вот так все исправите? Мы в это верим, ответили они, мы очень сильно ее любим, нам пришлось так поступить ради нее, и Аарон знал: они серьезно. Пятнадцатилетний подросток против пяти взрослых, он открыл в себе такие инстинкты, которые был вынужден контролировать всю оставшуюся жизнь (в этом директор не ошибся). Аарон убил двоих голыми руками и тогда страстно захотел найти какого-нибудь шахранина, который бы научил его, как расправиться со всеми с максимальной эффективностью.

Несколько дней спустя Департамент узнал об инциденте, затребовал психологические, физические и академические характеристики Фурда, изучил их и призвал Аарона на службу.

Прошли годы, Кэти Бивэн стала директором Государственных сиротских приютов и первым делом выгнала из них священников. Конечно, совершенства она не добилась, но постепенно детям стало лучше. Немало людей церкви осталось в других государственных учреждениях, но вынюхивать грехи в классах и на игровых площадках приютов она им больше не позволяла. К тому времени Фурд наконец встретил шахранина и немало узнал о значении иронии, а потому мог спросить себя: кто из нас добился большего за эти годы? Кто принес больше пользы? Но он никогда не задавал вопросов, на которые не знал ответов.

Прошли годы, Фурд повидал достаточно и понял, что Содружество — отнюдь не империя зла. Корпоративистские и авторитарные режимы не царили повсеместно; в двадцати девяти звездных системах планеты вроде той, где он вырос, оставались меньшинством. Вдобавок Содружество не равнялось Департаменту; иногда оно поручало ему решение некоторых сомнительных, но необходимых дел, вот и все. В личной вселенной Аарона эта новая информация проходила под заголовком «В мире нет ничего простого».

Фурд вернулся на родную планету лишь однажды, и ему там не обрадовались. Он хотел встретиться с Кэти Бивэн, но не стал; один раз он уже вторгся в нее и знал, что, как и священники, причинил ей страшную боль. Даже большую, ведь его любовь была не столь глубока.


Прошло полчаса. Ни один из кораблей не сдвинулся с места.

Фурд затих, на пару минут даже показалось, что он умер. Члены команды не сводили с него глаз, с безмолвной точностью, которую они переняли у самого коммандера, подмечали и взвешивали каждую деталь: модуляции голоса, неправильно построенные предложения, повторяющиеся вопросы без ответов. Вместе с «Чарльзом Мэнсоном» они оценивали его, придавая значение и важность. Возможно, им следовало сместить Фурда с должности; корабль рассматривал такую возможность, но он был живым лишь отчасти. А когда Фурд замолк, никто не почувствовал себя равным ему, никто не счел себя вправе заполнить пустоту, кроме, что было совершенно неожиданно, одного человека.

— …И, — подвел итог Джосер, — Ее позиция семнадцать-четырнадцать-шестнадцать, без изменений. Разумеется, Она по-прежнему скрыта защитным экраном, но мы держим на прицеле Ее местоположение, впрочем, вполне возможно, именно этого Она и хочет.

(Провокационное предположение, на которое, как и на остальные до него, Фурд не ответил.)

— Естественно, Она находится вне зоны поражения лучей и, без сомнения, воспользуется своим преимуществом при ускорении на низкой тяге, чтобы расстояние между нами не изменилось.

Джосер зашел на территорию коммандера, но тот по-прежнему молчал.

— У нас, — отрезала Кир, — есть не только корпускулярные лучи.

— Да, — сказал Джосер, — но мы не можем пустить в ход любое другое оружие, пока не поймаем Ее.

«Почему, — подумала Кир, — он вообще так говорит? Он же вроде всего лишь марионетка Департамента. Так почему? Неужели он умнее, чем я думала?»

— Мы можем поймать Ее! — настаивала Кир. — Наша максимальная скорость на ионной тяге выше, чем у «Веры».

— Может, и так. Но Она уже все вычислила. — Джосер выдержал паузу, но коммандер опять не произнес ни слова. — А потому сможет выбрать, где мы Ее поймаем и как Она в этом случае поступит.

— Нет, — неожиданно раздался голос Фурда, — если мы поймаем Ее раньше, чем Она ожидает.

— Коммандер?

— Если мы поймаем Ее. Раньше, Джосер. Чем Она ожидает. Вы не поняли?

Команда обменялась взглядами. Только Смитсон понял, о чем идет речь, и, несмотря на структуру своего тела, чуть ли не закостенел при мысли о том, что имел в виду Фурд.

— Вы правы, коммандер, — уверенно сказал Джосер (он выяснил, что прекрасно себя чувствует, говоря о чем-то неизменном, давая определение статичному, даже если то грозило их уничтожить). — Но, видите ли, Она набирает скорость быстрее, чем…

— Мы начнем погоню на ионной тяге, — погрузился в размышления Фурд, — а потом неожиданно переключимся на фотонную, совсем ненадолго, только чтобы Она оказалась в зоне поражения лучей…

— Коммандер! — заревел Смитсон. — Это чертов пояс астероидов! Корабли не включают фотонную тягу в поясе астероидов, даже «аутсайдеры»! В таких условиях корабли идут медленно, коммандер, ведь если они пойдут быстро, то сразу врежутся в какой-нибудь огромный камень. У меня есть идея получше. Почему бы просто не попросить Ее сдаться?

— …да, не нужно долго идти на фотонной, хватит максимум десяти процентов, это будет уже намного больше максимальной скорости «Веры» на ионном движке. Скажем… одиннадцать или двенадцать секунд на десятипроцентной фотонной тяге будет вполне достаточно.

Было совершенно непонятно, как Фурд умудрился проделать в уме все необходимые расчеты посреди разразившегося на мостике гвалта, но, похоже, он его просто не заметил.

— Коммандер, мы и трех секунд не продержимся. — Джосер заикался. Он ничего не вычислял, но знал — знал точно, — какой эффект произведет новая переменная на все то неизменное, чему он еще недавно дал столь исчерпывающее определение, даже если в идеале она поможет им выжить, а не погибнуть. — Это неприемлемый риск. Это не может… не будет…

— Скажите ему, Каанг, — предложил Смитсон. — Он ожидает, что вы проведете нас через пояс астероидов на фотонной тяге. Давайте послушаем вас.

— Хоть раз, — добавила Кир.

— Я — всего лишь пилот, — промямлила Каанг с несчастным видом. — У нас уговор.

— Скажите нам, — протянула Кир, — пожалуйста. Как пилот. Вы сможете это сделать?

— Возможно, но я не уверена.

— Уже лучше, — поведал Смитсон пустому пространству над своей головой. — Величайший пилот и слабейший человек Содружества выполняет приказы коммандера, который умер полчаса назад. Я хочу, чтобы все это занесли в протокол. — Он взглянул на Фурда и ради трагического эффекта понизил голос, погрязнув в жалости к себе. — Я не знаю зачем, в общем-то. Но хочу. Кто-нибудь когда-нибудь его прочитает.

— Я не собираюсь сидеть сложа руки, пока Она откалывает от нас по кусочку, — мягко заметил Фурд.

— А вы разве не этим занимались последние тридцать минут?

— Мы могли погибнуть в том бою, — ответил Фурд, по-прежнему не повышая голоса.

— Вы уже погибли, — пробормотал Смитсон.

— Коммандер, — спросила Кир, — вы же сами сказали, что Она может узнать наши мысли еще до того, как они придут к нам в голову. Что если мы используем фотонный двигатель, а Она повторит маневр? Что тогда?

— Тогда мы с Ней или выживем, или погибнем. Если выживем, то проиграем и ничего не добьемся. Если погибнем, будет ничья.

— Вы мне нравились больше, когда были живым, — сказал Смитсон.

В первый раз Фурд взглянул прямо на него:

— «Аутсайдер» не может умереть или выжить коллективно. Здесь умирают или выживают только поодиночке. Когда активировался ПМ-двигатель, мы оставили вас одного сражаться с ним. Одного. Команда обыкновенного корабля решила бы биться сообща, и вы знаете, к чему бы это привело.

Даже самая бесчувственная личность после такого не стала бы продолжать спор, но Смитсон не отличался эмпатией, да и личностью был лишь относительно.

— Вы все упростили. Если мы оба задействуем фотонные двигатели, то не обязательно умрем или выживем вместе. Она может уцелеть, а мы — погибнуть.

— Конечно. Но только если Ее пилот лучше Каанг. Вы полагаете, что пилот «Веры» лучше Каанг?

И этот вопрос, что признал даже Смитсон, стал итогом разговора.

— Нет, коммандер.

Каанг тихо следила за беседой, переводя взгляд с одного лица на другое. Она часто сидела вот так, в полумраке, слушала, как о ней говорят в третьем лице, словно ее рядом нет.

Смитсон сократил мускул в верхней части тела: не пожал плечами, а сделал какой-то другой жест, которого Фурд никогда не видел. Возможно, раз он его прежде не замечал, эмберрец сейчас извинился.

— Конечно, ваш план разумен, если Она — это корабль с командиром и пилотом, а не что-то совсем другое. Но мы уже это обсуждали… Коммандер, мы еще даже не видели Ее, но Она уже заставила нас вести себя не как обычно. Раньше мы никогда так не разговаривали друг с другом.

«Возможно, мы думали, — сказала Кир про себя, — но никогда не говорили. Что же с нами происходит?»

В таком настроении они перешли к деталям будущего маневра. Пытаясь его отсрочить, они снова и снова перебирали частности. Чтобы вернуть Ее в зону поражения, Фурд приказал Каанг выполнить десятипроцентный толчок фотонного двигателя, и, пока он будет длиться, она станет средоточием корабля, как Смитсон во время сражения с ПМ-двигателем. Затем, если они выживут, Кир запустит корпускулярные лучи. Но для начала «Чарльз Мэнсон» должен был совершить ряд перемещений на ионной тяге по направлению к Ней, чтобы коммандер, увидев Ее реакцию, решил, когда запускать фотонный движок.

Монотонная подготовка походила на сердцебиение, возобновившееся после травмы. На мостике наступило подобие обычной тишины.

— Фотонный двигатель готов к запуску по вашему приказу, коммандер, — сказал Смитсон спустя несколько минут.

— Спасибо. Кир?

— Если мы переживем этот бросок, то я запущу корпускулярные лучи.

— Спасибо. Каанг?

— Поступили данные о продолжительности и траектории фотонного броска, коммандер. Продолжительность — четырнадцать секунд.

— Четырнадцать? Я занизил оценку.

— Из-за астероидов траектория включает в себя одиннадцать базовых маневров уклонения, коммандер, — спокойно сказала Каанг.

Одиннадцать маневров за четырнадцать секунд на десятипроцентной фотонной тяге. А пилот как будто описывала рутинную процедуру торможения на орбите. Фурд попытался изобразить такое же равнодушие, но потерпел поражение. Он чувствовал, как двигаются на лице мимические мышцы, словно под воздействием какой-то внешней силы. Одиннадцать, четырнадцать, десять. Отданный им приказ обрел цифровые значения, и они были чудовищными.

— Я понял. Тогда, Каанг, пожалуйста, полный вперед на ионной тяге. Один процент.

Вежливо откашлялись сирены.

— Так точно, коммандер.

Забили маневровые движки. Сигнал тревоги повысился на полтона, но остался в пределах вежливости. Почти бесшумно запустился ионный двигатель. На круговом экране крутились и перемещались астероиды, пока корабль выбирал направление и занимал новую позицию; в остальном движения никто не чувствовал.

— Она уходит, коммандер, — доложил Джосер. — Ионная тяга, малая эмиссия.

— Пожалуйста, Каанг, увеличьте скорость до трех процентов.

— Так точно, коммандер.

— Она повторила наше действие, — доложил Джосер.

— Пожалуйста, Каанг, держите скорость на трех процентах.

— Сделано, коммандер.

Фурд откинулся на спинку кресла. Взглянул на Каанг. Она проверяла — без особой надобности, так как уже посмотрела все несколько раз — ядра навигации и управления двигателями, чтобы те отдали приказ компьютерам внести небольшие поправки в траектории и длительность фотонного броска из-за последних перемещений. Фурд знал, что может выполнить работу Тахла или Джосера и никто не заметит разницы; в принципе он мог более-менее заменить Кир и даже Смитсона. Но Каанг никогда.

— Джосер?

— По-прежнему идет с нами вровень, коммандер.

— Хорошо. — Начала выстраиваться система, неброская и упорядоченная, позволявшая спокойно наблюдать за чужим почерком и дважды проверить все детали. — Пожалуйста, Каанг, держите скорость на трех процентах. Даю вам время подготовить прерыватели для исполнения приказа. И мне бы хотелось понаблюдать за Ее реакцией чуть дольше.

— Так точно, коммандер.

— Нет, коммандер, ваш приказ отклонен. Я запускаю фотонный двигатель прямо сейчас.

Фурд ожидал первый ответ и даже поверил, что услышал его. Но прозвучал второй, сказанный с почти той же модуляцией. От неожиданности на мостике наступила тишина.

— Я запускаю фотонный двигатель прямо сейчас, коммандер.

— Но прерыватели…

Каанг нажала на панель размером с ладонь и спокойно обвела взглядом мостик. Одна за другой остальные пять консолей потухли.

— Сделано, коммандер. На настоящий момент я — еще одно живое существо, которое признаёт этот корабль.

Безумие, но Фурд заметил, как она использовала выражение «еще одно». Сирены звучали все громче, уже выйдя далеко за пределы своей привычной обходительности; как на самом простом корабле, они оглушали. И «Чарльз Мэнсон», так как теперь он действительно признавал только Каанг, настроился против остальных и, благоразумно действуя в полном соответствии с логикой, обездвижил собственную команду.

— Каанг!

— Если вы не предвидели это, коммандер, — ответила она, когда корабль закрыл все червоточины, коридоры и опустил переборки, изолируя населенные отсеки, — возможно, у Нее тоже не получится.

Фурд знал, что пилот права. Он даже хотел так сказать, но времени не осталось. Он лишь успел крикнуть, зная, что вскоре любые слова перекроет рев сирен, и/или разрушение корабля, и/или выключение внутренней связи: «Кир, если мы выживем, стреляйте сразу».

Подчинившись прерывателям Каанг, корабль от спешки чуть ли не атаковал себя. Он захлопнул главные переборки, опоясал ремнями безопасности всю команду; с треском раскрыл привязь Каанг, когда закрылась последняя (Фурда); и сделал пилота центром всех систем, провода нейроимплантатов червями зарылись в ее лицо и голову, пульсируя от информации. Корабль отвернулся от экипажа, поместил их в карантин, словно зараженных.

«Чарльз Мэнсон» вырубил внутреннюю связь. Вырубил систему контроля повреждений, все равно она не смогла бы помочь и даже описать последствия, случись Каанг потерпеть неудачу. Выключил все экраны, кроме того, что располагался на консоли пилота. «Аутсайдер» не мог сказать, станет ли фотонный бросок разумным шагом или полным безумием, но Каанг была достаточно далека и от здравомыслия, и от сумасшествия, а потому ей он мог позволить увидеть то, что происходило снаружи. Корабль чуть не убил собственную команду, низвел их до состояния шестидесяти двух почти что трупов, похоронил в упряжи и бросил в темноте. А когда отпала нужда в сигналах тревоги, вырубил и сирены.

Фотонный двигатель заработал сразу на десятипроцентной мощности. Уже начались, возможно, последние четырнадцать секунд существования «Чарльза Мэнсона»; осталось девять.

Внутри и снаружи корабля одновременно разворачивались две параллельные истории. Они должны были находиться друг от друга на расстоянии галактики, но их разделял лишь корпус «аутсайдера». Снаружи «Чарльз Мэнсон» бросился сквозь Пояс, выкручиваясь, летя мимо, под, над, между астероидами, которые еще не испепелил, огибая их в десять раз быстрее и яростнее, чем уничтожая. Внутрь же из-за фильтров и компенсаторов почти ничего не доходило, на мостике, в коридорах и червоточинах царила тьма, словно в опустевших полостях мертвеца; корабль уже умер, его похоронили, заточили в кристалле, как книгу Шрахра.

Осталось девять секунд. Время сочилось водой из-под крана.

Кап.

Осталось восемь секунд.

Когда мать умирала, отец нашел ее письмо с последней волей, последней тайной, написанное тогда, когда руки еще слушались ее. Теперь Фурд увидел последний секрет корабля; как тот отдал предсмертные распоряжения, чтобы Каанг, в том виде, в каком «Чарльз Мэнсон» все еще признавал ее, осталась жива.

Кап. Осталось семь секунд.

На самом деле коммандер не слышал звука, не видел секунд, что протискивались в неподвижное пространство мостика и падали на пол.

Кап.

Осталось шесть секунд.

Они напоминали ему не только воду, капающую из крана (это было очевидно), но человеческие экскременты, вываливающиеся из… Нет. Он отшатнулся. Похоже, чувства Фурда, лишенные внешних импульсов, вытаскивали образы…

Кап. Осталось пять секунд.

…откуда-то из памяти, возможно, из-за того что «Вера» использовала фекалии на Изиде. Но в одном такое сравнение оказалось точным. Внутри «Чарльза Мэнсона» время действительно шло настолько медленно, а последние секунды, торжественные, темно-коричневые, округлые, упали столь же мягко.

Кап. Осталось четыре секунды.

В какой-то мере «Чарльз Мэнсон» был живым существом, правда, не до конца: он не ведал о том, что может умереть, но знал, как разделить целое на изолированные части, и сейчас на борту могла двигаться только одна из них — Каанг.

Кап. Три.

Только пилот перестала быть собой. На ее месте, наблюдая за последним рабочим экраном, недосягаемым для остальных, сидела вещь. Она походила на взорвавшуюся диаграмму, вокруг тела распахнулась противоударная упряжь, а лицо и голова фонтанировали нейроимплантатами. Шевелились лишь ее руки и глаза. Их движения словно ускорились в десять раз, но одновременно — как и всегда — казались неторопливыми.

У Каанг все получится. Фурд был настолько в этом уверен, что не стал прислушиваться к тому, как падают на пол мостика последние секунды. Впрочем, у него бы это и не получилось. Капли отсчета потонули в шуме от гигантского взрыва. Корабль не разрушился — такой звук превышал возможности любого слуха, — но на полную мощность включился ионный двигатель, сдавая назад и гася инерцию. «Аутсайдер» вышел из фотонного броска, останавливаясь.

Корабль отвернулся от Каанг и забыл о ней, как раньше от остального экипажа. Он бросил ее на сиденье, изорванной в клочья, нейроимплантаты вышли из лица пилота, оставив после себя кровоточащие раны; консоль Каанг умерла, как только другие ожили, и «Чарльз Мэнсон» перевел управление на Тахла, а потом перезапустил главные системы; поднял переборки; открыл противоударную упряжь; реактивировал экраны, свет и сирены, после чего стал ждать дальнейших указаний.

Они достигли цели, но уже начали терять возможности. «Веру» можно было ранить только сейчас, когда они совершили маневр, способный по-настоящему Ее удивить. Но все умирало, даже не начавшись, и остался один способ придать смысл фотонному броску — забыть о Каанг. Как и «Чарльз Мэнсон», команда отвернулась от нее, даже не проверив, жива ли она. Не говоря друг другу ни слова, они возобновили бой уже с Тахлом в качестве второго пилота; а прежде всех Кир открыла огонь.

4

Небольшие астероиды Пояса не отличались симметричностью, напоминая бугорчатые, пожухшие картофелины, высыпавшиеся из мешка; а между ними, как тарантулы, преследовали друг друга две совершенные машины убийства.

Один из кораблей точно был совершенной машиной убийства — видимый, он только что выполнил практически невозможный маневр, фотонный бросок сквозь пояс астероидов, и, выйдя из него, сразу открыл огонь. Его противника по-прежнему скрывал экран, он оставался темным пятном во мраке и вроде бы удивился практически невозможному маневру и даже бросился в бегство.

Но эта схватка была сложной и загадочной. Они сражались на разных языках, разными орудиями, а иногда едва ли вообще боролись друг с другом. Их определения «боя», «сражения» или «оружия», казалось, совпадали лишь косвенно. А пространство между ними волей некой относительности менялось по ходу битвы. В нем происходили самые разные вещи. В какой-то мере оно вообще больше не походило на космос.

Он объединял два корабля и разделял их. Пустой, он был полон снарядами и лучами, которыми они обстреливали друг друга. Бесформенный, он обретал очертания с помощью корпускулярных лучей «Чарльза Мэнсона», чья зона поражения превосходила Ее. После выхода из фотонного броска «аутсайдер» вернулся к монотонной игре на истощение, столь хорошо сработавшей прежде, высасывая из Нее энергию, систематически уничтожая астероиды, служившие «Вере» укрытием, постоянно держа Ее на расстоянии. Она не могла ответить кораблю Фурда, по крайней мере не лучами.

Пространство между противниками читалось как книга, чьи страницы зримо переполнял текст «Чарльза Мэнсона»: оно простреливалось мутно-синими корпускулярными лучами, и те всегда направлялись в одну сторону, неутомимо пронзая Ее. Но что-то еще шло от «Веры» к «аутсайдеру». Нечитаемое, недоступное, оно походило на снежные провалы чистого листа, обвивающиеся вокруг посланий «аутсайдера», словно белая пустота вокруг напечатанных слов.

«Чарльз Мэнсон» говорил на языке физических атак на физические цели. Иногда «Вера» поддерживала беседу, но, казалось, вела другую битву, выбирала другие мишени. Метила в человека. Все на борту «аутсайдера» были Ей ведомы, но Она сосредоточилась на одном.

5

Прошло два часа после фотонного броска. Они получили преимущество, затянули «Веру» в зону поражения, вывели себя из-под Ее удара и теперь гнали противника сквозь Пояс, но по-прежнему помнили о Каанг. Не как о коллеге (им бы хотелось думать, что таких понятий на корабле Фурда не существует), не как о личности (та никогда не была особо интересным человеком) и даже не как о пилоте (Тахл вполне ее заменял). Все было несколько более специфично. Они помнили о ней, так как весь мостик провонял ее дерьмом.

Только стайные хищники заботятся о своих раненых: одиночные вроде кошек, шахран и команды «Чарльза Мэнсона» предпочитают их игнорировать. По этой невысказанной причине, да и по нескольким другим они оставили Каанг лежать там, где она упала после фотонного броска. Прошел почти час, прежде чем Фурд обратил внимание на пилота, и, когда врачи выносили ее, кишечник Каанг опорожнился. Кал разлетелся по всему отсеку.

В двадцать четвертый раз за два часа, прошедшие с фотонного броска, орудийное ядро приказало обслуживающим его компьютерам переключиться в режим «полуавтоматической атаки». На мостике вежливо прощебетала предупреждающая трель. На экране появились модель цели и индикаторы, всплывшие поверх основной картинки. В этот раз Она укрылась за АД-2049, маленьким астероидом, на чье уничтожение понадобился один залп. «Вера» кинулась в бегство, Кир успела достать Ее пятью лучами, но те были отбиты отражателями, прежде чем Она нашла укрытие. Тахл отзеркалил движения противника, оставшись в радиусе поражения, и опять остановился. Компьютеры, обслуживавшие орудийное ядро, начали очередной пятиминутный отсчет. Когда пилотом была Каанг, время почему-то шло медленнее. Искусность шахранина оборачивалась монотонностью, но почти совершенство Каанг вгоняло в тоску.

Они разбили последние два часа на аккуратные пятиминутные отрезки вроде этого; но только первый из них, когда «аутсайдер» вышел из своего невероятного маневра, действительно имел значение, так как они совершили нечто выдающееся. Сумели Ее удивить. Когда «Вера» увидела, как единственный корабль, представляющий для Нее угрозу в системе Гора, появился из безумного фотонного броска и сразу открыл огонь, Она — не запаниковала, нет — заторопилась. В первые несколько минут форма битвы изменилась.

«Вера» бросилась в бегство с такой скоростью, что нашла новое укрытие (Кир успела достать Ее семью лучами, все сдержали отражатели), лишь преодолев две трети Пояса. Теперь, два часа спустя, астероидов стало гораздо меньше, а Она все еще бежала. Правда, иногда пробовала другую тактику — ракеты на параболических траекториях, ложные цели, даже скрытый экраном рой мин, — но каждый раз Джосер их засекал, а Кир уничтожала.

Пять минут наконец прошли. В двадцать пятый раз орудийное ядро приказало обслуживающим его компьютерам переключиться в режим «полуавтоматической атаки». Предупреждающая трель, модель цели, индикаторы. В этот раз Она укрылась за АД-2049, убогим крохотным астероидом (они все были такими теперь, когда Пояс начал сходить на нет), на чье уничтожение понадобился лишь один залп. «Вера» кинулась в бегство, решила обойти «аутсайдер» по дуге — Она пыталась так сделать каждый третий или четвертый раз, — но путь Ей преградили лучи. Прежде чем Она нашла укрытие, Кир достала противника одиннадцатью выстрелами, все сдержали отражатели. Тахл отзеркалил Ее движения, оставшись в радиусе поражения, и опять остановился. Компьютеры, обслуживавшие орудийный узел, начали очередной пятиминутный отсчет.

— А вы все лучше справляетесь, — сказала Кир Джосеру.

Тот принял похвалу, еле заметно кивнув, и совершенно серьезно ответил:

— Все повторяется. Я люблю, когда все повторяется.

На мостике стояла приятная тишина, а Фурд был молчалив и доволен. Пояс становился все разреженнее, астероиды — все меньше, пространство между ними росло, и каждый раз, когда Она срывалась в бегство, все больше неумолимо точных выстрелов Кир попадало в цель. У Нее кончались силы; и, кажется, дело было не только в потере энергии из-за постоянной работы отражателей, «Вера» потеряла волю к борьбе. Даже периодические контратаки были какими-то нерешительными. Но самое важное заключалось в том, что они снова загнали Ее в зону поражения, и, похоже, выбраться оттуда Она уже не могла.

Коммуникатор Фурда зажужжал.

— Коммандер, могу я с вами поговорить? — Голос Каанг звучал настолько же плохо, насколько она выглядела, когда Фурд видел ее в последний раз.

— Каанг. Приятно снова вас слышать (Нет, неприятно). Как вы?

(«Как она?» — спросил он час назад, когда один из медиков наконец связался с мостиком.

«Она почти умерла, коммандер, когда корабль выбросил ее. Она и сейчас едва жива».)

Пилот ничего не ответила. Он попытался снова:

— Как вы, Каанг?

— Я в медицинском отсеке, коммандер.

— А, — у Фурда никогда не получалось поддерживать с ней беседу о чем-либо, кроме ее должностных обязанностей. Он попытался снова и на этот раз прибег к крайнему средству, которое пускают в ход все посетители у постели любого больного: — Вам что-нибудь нужно?

— Об этом я и хочу поговорить с вами, коммандер. Медики говорят, что серьезных повреждений нет.

— Это хорошо… Каанг, я не знаю, как выразить, насколько мы вам обязаны. — Фурд не кривил душой, он действительно не знал, как говорить о таких вещах, и сейчас выплюнул слова, словно признавшись, что подхватил какую-то венерическую болезнь.

— Коммандер, думаю, я должна вернуться к своим обязанностям.

— Нет, — Фурд почувствовал облегчение, сейчас он, по крайней мере, оказался на знакомой территории. — Когда вы восстановитесь, да, но не ранее. Пока у нас есть адекватная замена.

— Кто сейчас управляет кораблем, коммандер?

— Тахл. У меня и у него есть удостоверения пилотов.

— Коммандер, прошу меня извинить, — она позволяла себе спорить, только когда дело касалось полетов, — но какие у вас с Тахлом показатели на последних тестах? Семьдесят пять процентов?

— У Тахла семьдесят пять. У меня семьдесят четыре.

— Лучшие военные пилоты набирают около восьмидесяти. Я никогда не опускалась ниже девяноста пяти. Она не позволит вам преследовать Ее вечно, коммандер. Я нужна на мостике.

— А вам нужен отдых, как мне сказали врачи. — («Она провела без всякой помощи на целый час больше, чем необходимо, коммандер, — отрезал доктор, чьи руки были по локоть в дерьме и крови, — и нуждается в отдыхе. Прежде всего в отдыхе от вас».) — Вы мне будете очень нужны, Каанг, когда мы наконец выгоним Ее из Пояса и бой начнется по-настоящему. Если это вообще бой. До тех пор у нас есть адекватная замена.

Он захлопнул коммуникатор, пожалуй, чересчур резко.

Джосер втянул носом воздух и пробормотал Кир:

— Как будто она никуда и не уходила.

— Ее отсутствие — согласилась Кир, — очень дурно пахнет.

Фурд с любопытством взглянул на них. После фотонного броска они стали лучше понимать друг друга, и параллельно Джосер начал гораздо эффективнее работать. Такого коммандер не ожидал.

Он обвел взглядом мостик.

— По-моему, я приказал вам доложить обстановку. — Ничего такого он не говорил. — Мне нужно просить вас снова?

Выслушивая отчеты — короткие, удовлетворительные и требующие лишь малой доли его внимания, — Фурд думал о Каанг.

— Тахл.

— Коммандер?

— Заблокируйте, пожалуйста, все передачи от Каанг. Я больше не хочу получать такие сообщения.

В первые несколько минут после фотонного броска, когда «аутсайдер» низвергся на «Веру», у команды не было выбора, и они оставили Каанг. Но позже, когда сражение превратилось в ряд монотонных прыжков между астероидами да рутинную стрельбу, они по-прежнему не обращали на нее внимания. Как и многое на «Чарльзе Мэнсоне», решение приняли молча. Каждый нашел себе неотложное дело, но о пилоте заботиться не стал — и все они, пытаясь найти ответы на, разумеется, безотлагательные вопросы, говорили друг с другом вокруг да около, отрывисто и много, пока она кучей лежала у своей консоли. Фурд позвал медиков только тогда, когда чуть не стало поздно. Во время миссий «аутсайдеры» очень редко просили помощь у других; по природе своей они смотрели только внутрь себя.

— Я позаботился об этом, коммандер. Она вас…

— Снова не побеспокоит?

— Да, коммандер.

Все на этом корабле, — подумал Фурд, — и он сам, и Джосер, и даже медики — в какой-то момент своей жизни играли роль жертв или, наоборот, агрессоров. Но Каанг никогда. Специалистка до мозга костей, она была самым мирным и наименее интересным обитателем «Чарльза Мэнсона». Коснувшись ее, жестокость боя, казалось, добралась до самых интимных частей «аутсайдера», и теперь, из-за живучести Каанг, другие не могли этого отрицать.

А результат оказался чудовищно отвратительным: запах, пятна на светло-серой униформе, маска из высохшей крови, желтые усы слизи. От дыхания Каанг разило на весь мостик. И Фурд думал не о том, что пилот, по крайней мере, еще дышит, но о том, как же смердит у нее изо рта.


В двадцать шестой раз орудийное ядро приказало обслуживающим его компьютерам переключиться в режим «полуавтоматической атаки». На мостике вежливо прощебетала предупреждающая трель. На экране появились модель цели и индикаторы, всплывшие поверх основной картинки. В этот раз Она укрылась за АС-1954, очередным крохотным астероидом, на чье уничтожение понадобился один залп. Кир выстрелила девять раз — каждый залп попал в цель, все лучи сдержали отражатели, — прежде чем поняла, что симуляция мишени, белая точка на экране, отображающая Ее позицию, не двигается.

У АС-1954 Она перестала убегать.

Кир удивилась настолько, что даже взглянула на Фурда, но стрелять не прекратила. Четырнадцать залпов, пятнадцать. Лучи пронизывали пространство, а она думала: «Что же „Вера“ собирается сделать, если так спокойно позволяет себе потерять столько энергии?»

Та же мысль пришла в голову Фурду.

— Джосер, я подозреваю, нас ждет еще одна ракета. Пожалуйста, проверьте, так ли это?

— Уже сделал, коммандер. Да, к нам с двадцатипроцентной скоростью приближается ракета. Детали и картинка скоро будут на экране.

— А другие ракеты?

— Другие ракеты, коммандер?

— Другие ракеты, Джосер. Помните? Она пытается выкинуть такой трюк каждый третий или четвертый раз. Первый снаряд всегда идет по прямой траектории и отвлекает внимание от других, которые заходят по параболическим.

Пока Фурд наставлял Джосера, Кир попала в цель уже двадцать три раза.

— Я помню, коммандер. И найду их.

— Да, полагаю, найдете. Раньше вы едва справлялась со своими обязанностями, но не теперь. Возможно, когда у нас будет больше времени, — Фурд пребывал в опасном неведении о том, сколь мало им осталось, — вы расскажете, как это сделали.

— Получены новые данные, коммандер. Картинка скоро будет.

На экране мостика всплыли окна с информацией, подтверждающей, что ракета идет по дистанционному сигналу с «Веры», а также со сведениями о местоположении и скорости снаряда: 26-14-19, приближается на девяностопроцентной тяге.

— Девяносто процентов!

— Но было двадцать…

— А теперь девяносто, Джосер. И столкновение через семьдесят девять секунд. Кир, сбейте ракету, пожалуйста.

Смитсон нахмурился, глядя на дисплей.

— Что-то с ней не так, — прошипел он Джосеру. — Не нужно там дистанционное управление. Для маневров у снаряда слишком большая скорость, к тому же идет он по прямой. Так зачем такие сложности?

Джосер пожал плечами, странно, механически, как будто им самим управляли на расстоянии. Эмберрец повернулся и уже хотел задать тот же вопрос Фурду, но потом передумал, причем так и не понял почему. В кои-то веки он принял по-настоящему скверное решение.

Газовые и полупроводниковые дальнобойные лазеры хлестнули по ракете, они шли практически параллельно корпускулярным лучам, которые по-прежнему вонзались в «Веру». Последние имели болезненный мутно-синий цвет, тогда как лазеры сверкали белизной, правда, до цели они не добрались. Приближающаяся ракета просто увернулась. Она порхнула в сторону, после чего легла на прежний курс, выполнив уклонение на девяностопроцентной скорости.

Смитсон выругался:

— Так вот зачем ей нужно дистанционное управление, — пробормотал он.

Выражение лица Джосера было непроницаемым, словно он сам начал вырабатывать экранирующее поле.

— Столкновение через шестьдесят четыре секунды.

Ракета уже появилась на экране — хотя Джосер и не давал такой команды, — и корабль, как обычно, сгенерировал схематическое изображение объекта с трех сторон: сбоку, сзади и сверху, а потом без спросу увеличил картинку — перед командой предстал серый овал около двадцати футов в длину, без внешних надписей или каких-либо особых примет. Устройство, способное совершать такие маневры, не должно было выглядеть настолько заурядно.

— Кир, — осторожно поинтересовался Фурд, хотя голос его выдал, — как она это делает?

— Вы хотите, чтобы я дала вам объяснение, коммандер, или уничтожила противника?

Снова хлестнули лазеры. Снова промахнулись.

— Как такое может быть?

— Столкновение через сорок четыре секунды.

— Да, чтоб тебя, — прошептала Кир, похоже, сама себе. Летные характеристики снаряда поражали, и кто бы ни управлял ею на «Вере», он реагировал настолько быстро, что Кир никак не могла попасть в цель — факт совершенно неслыханный, — а она принимала свое поражение очень близко к сердцу.

Лазеры хлестнули снова. И снова. И оба раза мимо.

— Что-то не так, — повторял Смитсон.

Джосер молчал; чем ближе подлетала ракета, тем дальше уходил он.

— Столкновение через тридцать семь секунд.

— Сзади! — рявкнул Смитсон. — За ней!

— Тахл, — начал Фурд, — мы можем…

— Да, коммандер. Мы можем ее обогнать. Но если побежим, то выпустим «Веру» из зоны поражения.

— Нет! — закричал Джосер, столь бурную реакцию вызвало употребленное шахранином местоимение. — Это не она. Это они. — Он как-то странно затих, словно опасаясь, что его подслушивают. — Там есть вторая, коммандер. Сразу позади первой. И она в точности повторяет все движения той, что идет впереди. Прячется в эмиссии ее двигателя. И когда первую уничтожат, вторая…

На экране вспыхнули взрывы, пространство, словно от мышечной судороги, свело узлами.

— Попался, урод, — прошипела Кир, потерпев неудачу с дальнобойными орудиями, она переключилась на кристаллический лазер ближнего действия и теперь стреляла, не переставая.

— …вторая пойдет прямо на нас. Столкновение через девятнадцать секунд. Простите меня, коммандер.

И когда второй овал ринулся к ним сквозь обломки первого, промелькнула еще какая-то вспышка: Смитсон и Фурд быстро обменялись взглядами, одновременно подумав о Джосере, но ничего не сказали. Сейчас имело значение другое — например, надо было не мешать Кир, чтобы та могла защитить их от быстро приближающейся, по большей части неожиданной и абсолютно смехотворной смерти.

Это казалось своего рода извращением, но Кир наслаждалась собой. На языке оружия она говорила безупречно и вела охоту на вторую ракету каждым понятием из своего словаря ближнего боя. К кристаллическим лазерам добавила управляющие лучи, гармонические пушки, тэнглеры, дисрапторы и многое другое; она составляла их вместе, словно сочиняла хайку, где каждое слово усиливало значение другого, а вся композиция передавала ощущение глубины, плотности и свирепости. Кир не забывала о «Вере», неутомимо ведя по Ней огонь, но корпускулярные лучи казались лишь знаками препинания в общем тексте. Кир превратила атаку на вторую ракету в практически идеальную демонстрацию собственных способностей. Бой длился девятнадцать секунд, а потом снаряд врезался в «аутсайдер» сотней обломков, оставшихся после его уничтожения.

А потом нечто иное, столь же чужеродное, поглотило корабль. Сначала начал аплодировать Немек, один из помощников Кир, сидящий за своей консолью в отсеке вооружения. К нему присоединились другие члены команды из самых разных частей корабля. Почти неразличимый, звук, казалось, шел откуда-то издалека, каналы связи на «аутсайдере», по которым он просачивался на мостик, были приспособлены только под приглушенные голоса людей, говорящих по очереди; но потом Тахл подтвердил, что «Чарльз Мэнсон» получил при столкновении лишь минимальные повреждения, и поздравления удвоились, неуверенно проникнув даже в командный пункт.

Кир наслаждалась своим триумфом, но о «Вере» не забыла. Семьдесят два попадания, гласил счетчик на экране. Семьдесят три.

Фурд посмотрел на экран, на Кир; чуть дольше задержался, изучая лицо Джосера, и снова обратил все внимание на экран. Коммандер молчал.

— …очень быстрые и маневренные, — объясняла Кир с таким выражением, будто ничего особенного не случилось, время от времени бросая выразительные взгляды в сторону Фурда, — но отражателей у них не было. Это не новый тип ракет, просто те, которые стоят у Нее на вооружении, ободрали ради скорости — скорее всего, там ничего не осталось, кроме двигателей, боеголовок и системы наведения. Защиты у них не было.

— Как у того парня, которого вы застрелили в Блентпорте.

Семьдесят восемь, гласил счетчик на экране. Кир даже не сбилась. Семьдесят девять.

Даже Смитсон охнул от слов коммандера. На мостике наступила тишина, а потом она потонула в гвалте. Фурд одним взглядом приказал всем замолчать.

— Тахл, это чрезвычайная ситуация. Уводите нас отсюда, немедленно!

Забили маневровые двигатели. «Чарльз Мэнсон» начал разворачиваться — от «Веры», которая, казалось, находилась в его власти, и от обломков ракет, ласкавших корпус, — и кинулся в бегство.

— Почему? — потребовала объяснений Кир. — Вы приказали уничтожить Ее ракеты, и я их уничтожила!

— Только две. — Фурд произнес это так, будто слова походили на чьи-то крохотные трупы, которые сейчас он выкладывал перед Кир. — Спросите Джосера о третьей.

— Третьей? — Кир уже закричала на Джосера, но потом увидела его лицо. — О нет.

— Третьей ракеты не было, — тихо, отчеканивая слова, ответил тот.

— Нет. — Она не могла остановиться, но говорила уже скорее сама с собой. — Нет.

— Если бы третья ракета существовала, — тихо, отчеканивая слова, продолжил Джосер, — сканеры засекли бы ее.

Тахл разогнал ионный двигатель до девяноста процентов почти так же мягко, как Каанг. Кажется, прошел целый час.

— Сканеры не засекут ее, — тихо, отчеканивая слова, сказал Джосер. Он уже прокусил себе нижнюю губу. — Эту ракету Она предназначила специально для нас.

Фурд взглянул на экран — Кир наконец прекратила стрельбу корпускулярными лучами, попав в цель восемьдесят раз, — и повернулся к Джосеру:

— Видите, что с нами сделали.

То ли он говорил с Джосером о «Вере», то ли с остальными о Джосере. Неожиданно оба варианта обрели смысл.

Они бежали. На девяноста процентах ионной тяги Тахл завел «Чарльза Мэнсона» обратно в Пояс и за несколько секунд сдал поле боя, которое они медленно отвоевывали последние несколько часов. Корабль вращался и совершал маневры уклонения по совершенно случайным траекториям, так как их до сих пор могло что-то преследовать; вполне возможно, жить «аутсайдеру» осталось пару минут.

Фурд взглянул на Джосера:

— Я хотел бы, чтобы вы оставили свой пост. Пожалуйста, передайте управление сканерами Смитсону.

— Эту ракету Она предназначила специально для нас.

Консоль Джосера потемнела. Он не уступил обязанности — возможно, даже не услышал приказ коммандера, — Тахл все сделал за него, перенаправив управление сканерами Смитсону. «Чуть позже, — подумал Фурд, — я Джосера уберу. Но не сейчас. Определенно не сейчас».

— Пока Тахл пилотирует корабль, — спросил коммандер Смитсона, — вы сможете держать под контролем и сканеры, и двигатели одновременно?

— У нас не хватает людей.

— Вы сможете держать под контролем и сканеры, и двигатели одновременно?

— Разумеется, смогу, коммандер. Еще могу вам белье постирать, если пожелаете.

— Вполне хватит и двух пунктов из трех.

— Тогда забудем о сканерах, и я займусь бельем.

— Эту ракету Она предназначила специально для нас.

— Тахл, — начал Фурд, — не могли бы вы…

— Включить фотонный двигатель? Если прикажете, коммандер. Но…

— Но вы — не Каанг.

«По крайней мере, — подумал Фурд, — мы по-прежнему понимаем друг друга с полуслова».

«Вера» не двигалась, пока они переваривали то, что Она с ними сделала, пока пытались сбежать. Но совершенное Ею уже проникло внутрь корабля, обогнав все ракеты. Оно проникло в Джосера.


Они убегали уже девяносто секунд и до сих пор не погибли. На экране вокруг корабля спиралью закручивался Пояс астероидов. Тахл не выказывал признаков усталости, впрочем, как и всегда.

— Пока ничего, — сказал Смитсон.

— Эту ракету Она предназначила специально для нас. — Джосер повторял одну и ту же фразу с регулярностью Кир, стрелявшей по «Вере». Никто, насколько это было возможно, не обращал на него внимания.

«Она, — подумал Фурд, — каким-то образом сумела овладеть разумом Джосера?» Очевидное объяснение, но неправильное, и коммандер это знал. Правда была гораздо хуже и гораздо изысканней; Она не овладела, а предсказала. Но столь точно, что больше ничего не понадобилось.

— Что-то там есть, — объявил Смитсон. — Сигнал. Нет, исчезло. Но сигнатура была необычная. Большая штука.

— Эту ракету Она предназначила специально для нас.

— Да прекратите вы! — вспылила Кир.

— Оставьте его, он вас не слышит, — сказал Смитсон.

— И в любом случае, — добавил Фурд, — ничего иного больше никогда не скажет.

В сражении произошло первое настоящее событие; все остальное оказалось подделкой, разговором на разных наречиях. На языке «аутсайдера» атаки противника были реальны, их сумели отразить лишь благодаря способностям Смитсона, Каанг и Кир. На Своем же языке «Вера» напала только один раз, готовясь постепенно и терпеливо, Ее удар походил на эрозию, и Она направила его весь — без остатка — на Джосера.

— Так, еще один сигнал! — крикнул эмберрец.

— Эту ракету…

— Снова исчез. Но оно большое.

— …Она предназначила специально для нас.

— Очень хочется, чтобы он замолчал, — сказала Кир.

Корабль вздрогнул, словно продираясь сквозь астероидные обломки. Тахл быстро выправил траекторию.

Фурд взглянул на экран. Скорость была невероятной. Пояс летел мимо, кипя, швыряясь кусками прямо в них, словно «аутсайдер» атаковали антитела. Коммандер знал, что такой интенсивности Тахл не выдержит, но пока ничего не сказал.

Джосер не мог сломаться из-за усталости, от элементарного превосходства противника. Все эти часы Она использовала на нем нечто большее, чем техническое преимущество. Его неудача — это не причина краха, а лишь симптом. Джосер был обречен с самого начала боя.

— Еще больше сигналов, — сказал Смитсон. — Думаю, я могу их засечь, хотя…

Она могла убить Джосера сразу, на месте, открыв ему свою сущность, но так «Вера» не работала. Она не пускала в ход телепатию, не порабощала разум жертвы. Правда была гораздо хуже и гораздо изысканней. «Вера» организовала события, которые он испытывал; а потом, зная его и всех членов экипажа, в точности предсказала реакцию Джосера. Она воспользовалась обстановкой и постепенно, не сразу, заставила его поверить в себя, что он не так плох, как думали остальные, как боялся он сам; она все проделала медленно, шаг за шагом, позволяя ему на несовершенных сканерах видеть то, что легко могла скрыть. Он же, несмотря на очевидное, поверил в себя настолько, что даже решил перекинуться шуткой-другой с Кир, и тогда Она разрушила его, заставила упустить то, что даже на несовершенных сканерах он мог легко заметить; Она предсказала до последней доли секунды, когда все случившееся окажется для него невыносимым.

«Вера» запустила третью ракету, но к тому времени с Джосером уже было покончено.


— Мне нужно местоположение нового снаряда, — спустя минуту сказал Фурд. Они все еще не погибли.

— Вы его не получите, — ответил Смитсон.

— Что?

— Снаряд скрыт экраном, я получаю только случайные эхосигналы. Мы узнаем, где он, когда я смогу доверять сканерам.

— Вызовите Каанг, коммандер, — прошептала Кир.

— Не смешите меня. Каанг не готова. Еще не время.

— Да его уже не осталось. Посмотрите на экран. На сколько еще хватит Тахла?

— Смитсон, нам нужно местоположение снаряда.

— Позже. Слишком много ложных сигналов.

— Эту… — начал Джосер.

— Мне так хочется, чтобы он замолчал, — сказала Кир, и в этот раз он действительно замолчал, так как они угодили в чрезвычайно кучный рой обломков, и корабль завертело.

— Эту ракету… — начал Джосер.

На несколько секунд «Чарльз Мэнсон» потерял управление, а потом забили струи маневровых двигателей, Тахл начал выравнивать курс, но Фурд уже ничего не замечал. Кто-то еще заговорил до бормотания сирен.

— Да вырубите вы тревогу, я ничего не слышу! — закричал коммандер.

— …Она предназначила специально для нас.

— Что? Что это было?

— Я сказал, эту ракету Она предназначила для нас.

Фурд застыл от ужаса; говорил не Джосер, а Смитсон.

— Почему, — осторожно спросил он, — вы так сказали?

— Местоположение третьей ракеты, — доложил Смитсон, — «ноль пять»-«ноль три»-«ноль шесть», она приближается. И, — добавил он, отключив сирены, а вместе с ними и остатки самообладания Фурда, — в этот раз Она серьезно настроена. Снаряд в шестьдесят футов длиной.

Экран мостика залил свет. Маскировочный саван упал, и появилась третья ракета, еще один невыразительный овалоид, правда, больше прежних. Они наблюдали за тем, как он обрел неожиданное существование, пробившись из небытия, словно неподалеку от «аутсайдера» разродилось нечто невидимое.

— Цель находится от нас на расстоянии длины «аутсайдера», — выдохнул эмберрец. — Столкновение неизбежно.

Снаряд заполнил пол экрана: серый, пустой и огромный. Фурд смотрел на него и не мог отвести глаз.

— Столкновение неизбежно! — заорал Смитсон.

— Нет, — прошептал коммандер. — Проверьте его скорость.

Ракета держала дистанцию. Она шла с ними сквозь Пояс, больше походя на компаньона, а не на преследователя, ее серая эллиптическая точка и изящный серебряный треугольник «Чарльза Мэнсона» образовывали искаженный знак восклицания; она могла ударить по ним когда угодно, а потому не делала ничего.

Смитсон выругался:

— Она сбросила скорость до нашего уровня! Она…

— Играет с нами, — согласился Фурд.

— Осталось десять процентов ионной тяги, — доложил Тахл.

— Используйте их, пожалуйста.

Шахранин подчинился, противник тоже. На экране ничего не изменилось, так как он в точности выдержал дистанцию.

— Довольно. Переключитесь обратно на девяносто процентов. Надо хоть что-то оставить про запас.

— Для чего? — Голос Тахла был подчеркнуто нейтральным, но помощник сбросил скорость, и так же поступила ракета. Ее позиция и дистанция не изменились. Она безукоризненно повторяла все маневры уклонения, несмотря на их растущую хаотичность, и единственная во всем Поясе не старалась столкнуться с кораблем или же, наоборот, улететь от него прочь.

Кир уже атаковала снаряд орудиями ближнего боя. Тот на несколько секунд включил отражатели, но потом прекратил: в том не было нужды. Или «Вера» прикажет ему поразить цель, или же усталость возьмет над Тахлом верх, но то и другое случилось бы задолго до того, как Кир смогла нанести противнику хоть какой-то урон.

Раздался сильный взрыв, но не от попадания; пока нет. Они подрезали край астероида, корабль опять завертело, пока шахранин не выправил курс. Преследователя тоже закружило, но он вышел на исходную траекторию вместе с ними, удерживая выверенную дистанцию.

Впереди замаячила еще одна глыба, Тахл резко взмыл над ней — ракета метнулась следом — и рухнул в рой обломков. Каким-то образом он пробрался сквозь скопище камней, каким-то образом она повторила его маневр. «Аутсайдер» бросился бежать, прыгая в разные стороны и кувыркаясь. Он несся, как собака сквозь груду мусорных баков, сталкиваясь с одними и уворачиваясь от других; как собака, которая пытается сбежать от собственного хвоста и впадает в бешенство от своей немощи.

— Эту ракету Она…

— Пожалуйста, коммандер, пусть он замолчит.

Они вошли в еще один ворох обломков. Все больше некрупных камней барабанило по корпусу корабля, но Тахл не обращал на них внимания. Кир продолжала стрелять в ракету, но та не обращала на нее внимания. Джосер пытался поговорить с Фурдом, но тот не обращал на него внимания.

Когда же перед «аутсайдером» показался следующий большой астероид, все изменилось. Он не был препятствием, которое надо было обогнуть; Тахл намеренно пошел прямо на него. Большой, бугорчатый, напоминающий картофелину исполин заполнил носовую часть экрана — и продолжил расти, пока то, что располагалось впереди, не ушло вниз, и они туда не нырнули. «Мы как будто погружаемся, — подумал Фурд, — в гигантское лицо Уильяма Филдса…[1] Вот тут должна быть шляпа, а вот тут сигара». Каменная поверхность словно обрела текстуру человеческой кожи, пронизанная венами, испещренная оспинами и морщинами, отдельные ее детали то появлялись, то выходили из фокуса, пока она мчалась навстречу «аутсайдеру».

К чести экипажа, никто не закричал Тахлу вырубить двигатель, пока не стало слишком поздно; он и не обратил бы на них внимания. Шахранин уверенно держал скорость и, когда они вышли на критическую высоту посадки, развернул корабль на месте и направился вверх, обратно в Пояс. Выхлоп от ионного двигателя там, где «Чарльз Мэнсон» совершил маневр, ударил астероид по лицу, словно бутылкой.

Ракета последовала за ними. Она не разбилась вдребезги, как надеялся Тахл. Она развернулась так же быстро, как они, и осталась там, где всегда была; на кормовом экране мостика, выдерживая дистанцию в длину корабля. Словно ее пилотировала сама Каанг.

Смитсона начало тошнить ругательствами, его речь, казалось, расплескалась по стенам, повисла, капая на пол, словно экскременты Каанг; никакого эффекта на ракету она не оказала. На нее никто не повлиял. Джосер не смог ее засечь, Тахл не смог от нее оторваться, Кир не смогла ее уничтожить, а Фурд…

Фурд не мог отвести от нее глаз. Чтобы «Вера» ни сделала с ними в будущем, прямо сейчас Она посредством снаряда беседовала с экипажем, дразнила его, насмехалась над тем, как они за несколько секунд отступления сдали все, чего добились часами преследования. Фурду даже казалось, что он слышит Ее голос, сдержанный и ироничный, к такому привыкли на «Чарльзе Мэнсоне».

Джосер пытался заговорить с Фурдом, но из его рта все время вырывались неправильные слова. Он повторял и повторял одно и то же — «Эту ракету Она предназначила специально для нас», — и Фурд слышал его, но не обращал внимания.

Они добрались до области открытого пространства, в Поясе подобные зоны встречались крайне редко. Тахл замер, затем дернул корабль на левый борт, направляясь к следующему астероиду, Смитсон издевательски фыркнул. По той же причине так чуть не поступил Фурд: они устали и все больше напоминали собаку, которая из последних сил ныряет во тьму ближайшего проулка между зданиями, а изо рта у нее уже идет пена.

Только теперь им действительно попался проулок.

Тахл бросился к астероиду БЗ-1014, огромному, размером с маленькую планету. Шахранин вошел на его орбиту — но сначала еле заметно кивнул самому себе, словно на самом деле знал, что делает, — и тот раскинулся под ними гигантской неубранной кроватью. Горный пейзаж, перемежаемый кратерами, горбился, ежился складками от горизонта до горизонта. Переменчивая гравитация Пояса тянула его то туда, то сюда, он дышал с медленной геологической жестокостью. Один его вздох был равен десятку человеческих жизней.

Тахл уменьшил орбиту; приближение к поверхности при сохранении скорости дало эффект ускорения. Пока пейзаж БЗ-1014 проносился внизу, извергаясь из-за одного горизонта и проглатываясь другим, шахранин повернулся и взглянул прямо на Фурда.

— Корпускулярные лучи, — с трудом выговорил он. — Проулок.

И когда Фурд все понял, то с трудом поборол желание громко рассмеяться — от облегчения, что Тахл все-таки нашел возможность сделать хотя бы что-то, и от неверия в то, какое решение принял его помощник.

— Вы слышали его, Кир. Огонь корпускулярными лучами.

— И уничтожить астероид? Когда мы рядом?

— Нет, — поправил Фурд, — когда мы будем внутри.

От удивления и страха Кир ничего не ответила. Она взглянула на коммандера; потом на Смитсона, который тоже все понял; потом на Тахла, который уже сделал выбор; и кивнула.

Они побежали в проулок.


На девяноста процентах ионной тяги. Тахл снизился и нырнул строго вертикально в самый огромный кратер.

Совершенные и безоткатные, корпускулярные лучи — единственное оружие «аутсайдера», которое даже «Вера» не могла превозмочь, — выстрелили вперед и начали жрать.

Астероид стянуло спазмом. Теперь они видели, как этот исполин дышит. Его метаболизм ускорился, пока обмен веществ не сравнился — вскоре прекратившись — с человеческим. Контуры поверхностей превратились в жидкость, тысячелетние процессы сконцентрировались в несколько секунд, и раздался голос астероида — теперь его слышали все — рев, пронесшийся по горлу кратера, в который нырнул «Чарльз Мэнсон», войдя в созданный Тахлом проулок.

Корпускулярные лучи не давали отдачи, поэтому корабль проломился сквозь поверхность астероида без столкновений. Последовал лишь легкий толчок, словно палец ткнулся в глазное яблоко; а потом замерцали в неразберихе вселенные. Носовая часть экрана просто переключилась с одного кадра, когда они сошли с орбиты и вертикально нырнули вниз, на другой, когда космос превратился в камень, а внешнее — во внутреннее. Причина и следствие споткнулись друг о друга. На экране разворачивались невозможные события, освещенные сиянием невозможных цветов.

Проулок Тахла стал движущейся «червоточиной». Корабль превратился в наконечник язвы, разъедающей скальную породу впереди и затягивающейся позади «аутсайдера». Камень тек вязкой жижей, ревел и падал в сторону, бурля и кипя там, где его пожирали лучи, но тоннель существовал лишь краткий миг и обваливался, свертывался, разрушаясь, пытался настичь «Чарльз Мэнсон», но догнать не мог. Пространства вокруг крейсера работали слаженно и гармонично, словно пара бедер, жаждавших загнать чужеродный объект все глубже внутрь астероида.

— Ракета по-прежнему на месте?

— Да, коммандер, — отрапортовал Смитсон и выругался: — Даже сквозь такое прошла.

Бой снова вывернулся наизнанку. Согласно приказу они должны были навязать «Вере» сражение и уничтожить Ее, но теперь все распоряжения — даже формы их слов — растаяли. Тахл впрыснул корабль в астероид, они рыли ход к ядру каменной глыбы, чтобы корпускулярными лучами аннигилировать его, а из взрыва (возможно) могли вырваться только при помощи маневра, который даже Каанг не пыталась выполнить; и все это они делали, пытаясь уничтожить не «Веру», а лишь Ее третью ракету.

Лучи ели, корабль двигался вперед, рана смыкалась за ним, лучи ели, корабль двигался вперед. Кир смеялась во весь голос («Вот бы Каанг сейчас нас видела! Тахл, это прекрасно. Может, даже сработает!») и, не переставая, стреляла, а цвета захватывали дух. Впереди, там, где открывался разрез, лучи творили нечто похожее на солнце, водоворот белизны из расплавленных красок, распадающихся и сливающихся вновь, но его подлинный цвет не мог достичь экрана мостика. Темно-синие лучи, похожие на застаревший кровоподтек, фильтровали сияние до скромной пастели персикового, розовато-лилового и сиреневого цветов: из-за них, изящных и обманчивых, создание проулка казалось чудом, лишенным даже намека на масштабность. А заодно они скрывали конец новоявленного тоннеля.

— Сейчас я больше ничего не могу сделать, коммандер, — сказал Тахл. — По крайней мере, пока мы не доберемся до ядра.

Фурд кивнул. Последние несколько минут — ему казалось: секунд, но экран отсчитывал минуты — он наблюдал за пилотом так же пристально, как и за экраном. Сама идея, что шахранин мог придумать такое, очаровывала, подобно бурлящим пастелям художника-оформителя впереди. После многих лет знакомства Фурд знал Тахла хуже, чем «Веру», с которой встретился несколько дней назад.

Прошли минуты. Лучи ели, корабль двигался вперед, рана смыкалась за ним, лучи ели, корабль двигался вперед. Простой цикл внутреннего сгорания, управляемый постэйнштейновской физикой. Фурд многое бы отдал, чтобы увидеть, как на процесс влияют инструменты Тахла (угол бортовой качки, дифферент, отклонение от курса, скорость, пространственные координаты); корабль по-прежнему шел на девяностопроцентной ионной тяге, но внутри астероида. А ракета…

— По-прежнему на месте, коммандер, — доложил Смитсон.

— И, — добавил Тахл, — мы идем не на девяностопроцентной скорости. Мы идем на девяностопроцентной мощности, но скорость снизилась, так как мы находимся не в космосе.

«Я подумал вслух? — спросил Фурд или подумал, что спросил. — И я сейчас реально спросил всех о том, что подумал вслух, или же это было только в моей голове? И я…»

Вот тогда все начало меняться. Как и мысли коммандера, все вокруг замедлилось. Как только корабль вошел в астероид, скорость упала и продолжила падать. Ближе к ядру материя стала плотнее, проникновение шло тяжелее, а пастельная иллюзия темнела и смыкалась. Сами цвета искажались, углублялись. События неожиданно стали плавными; даже звуки приходили с задержкой.

— Эту. Ракету Она предназначила. Специально. Для нас. — Голос Джосера крался вокруг головы Фурда, пытаясь пробраться внутрь.

— Вы можете сказать, сколько времени нам понадобится, чтобы достичь ядра? — Фурд услышал собственный голос, спрашивающий Тахла, словно со стороны.

— Нет, коммандер, так как я не могу предсказать уровень замедления. Может, мы и вовсе никуда не доберемся.

— Не доберемся?

— Если мы достигнем ядра, лучи взорвут астероид. Если же нет, нас поглотит камень. Как…

Как Книгу Шрахра, заточенную в хрустале, подумал Фурд. Или сказал.

Лучи ели; корабль шел вперед; рана смыкалась за ним.

Воздух стал густым, как древесная смола, и события, словно насекомые, попадали в него, как в ловушку. Он окутывал свет и звук, делал мысли бессвязными, а разговоры, мямля, уходили в никуда. Время вывернулось. Секунды растягивались в минуты или того дольше.

Фурд поймал себя на том, что повторяет последний разговор с Тахлом. Он ходил вокруг слов, а те стояли могильными камнями на кладбище. Только в этот раз в разговоре участвовало три голоса, а не два, так как в беседу периодически врывался чей-то рев, который стирал часть реплик без всякой системы, словно идиот, малюющий страницу.

— Вы можете сказать…

— …сколько времени нам…

— Не доберемся?

— Как Книгу Шрахра, заточенную…

А потом он вывернулся наизнанку и превратился в стертые им слова. Понадобится. Ядро. Хрусталь. Те раскрошились, голос снова стал бессловесным. Пустился в погоню за собственным эхо, поймал, обрел протяженность, и Фурд начал бояться его, а потому ушел прочь.

На кладбище слова по-прежнему возвышались могильными камнями, но появилось и что-то еще. Там, где должен был стоять «Хрусталь», теперь обреталась тьма. Она росла. Сначала выпростала тонкие щупальца толщиной с волос, похожие на трещины в воздухе; потом они стали больше, нагнали тонкие, поймали, скитаясь между слов, поглощая их, отрицая их. Затем все эти отростки объединились, превратились в черную паутину размером с планету. Она повернулась навстречу Фурду, кинулась на него одновременно сверху, снизу, со всех сторон и — неожиданно интимным жестом — отвела в сторону часть себя, показала внутренние альковы. Фурд испугался. Ушел прочь, назад к своему кораблю, но тьма последовала за ним и туда, где стала третьим голосом.

Им говорил сам астероид, ревущий сверху, снизу, со всех сторон, распухая, подбираясь к взрыву: распад камня, сквозь который лучами расходилась черная паутина линий разлома, сначала тонких, потом толстых, преследующих друг друга. Бессловесный голос содержал в себе намеки на слова, растущие и умирающие внутри него; и Фурд, возвратившись на корабль оттуда, где был, понял, что вернулся в сумасшедший дом.

— Эту ракету… — начал Джосер.

— Попался, — прошептала Кир, стреляя. — А теперь поторопись и умри.

Астероид ринулся, подчинившись ей.

— …Она предназначила специально для нас. — Джосер говорил сам с собой, на него не обращали внимания.

— По-прежнему на месте! — орал Смитсон, тыкая в кормовую часть экрана. — И она никогда не отстанет!

Но более всего поражал Тахл, Фурд никогда прежде не видел, чтобы тот кричал. Слишком рано, астероид взрывается слишком рано, мы еще не достигли ядра, я не готов…

— Тахл?

— Коммандер, я рад, что вы вернулись. Думал, вы уже не с нами.

— Я тоже так думал.

— Посмотрите, коммандер. Посмотрите, что мы сделали.

Они оба говорили тихо, словно ничего другого не существовало; словно корабль не пытался развалиться вокруг них, словно астероид не пытался раздвинуть стены проулка, созданного Тахлом, и заставить себя взорваться.

— Так лучи…

— Оказались слишком сильны для него, коммандер.

«Мы по-прежнему, — подумал Фурд, — понимаем друг друга с полуслова».

— Я все равно не думал, что он сдастся так быстро.

— Не думали? Это же всего лишь астероид.

Они оба пожали плечами, жест этот подходил и для окончания разговора, и как итог всех тех лет, что они знали друг друга; потом повернулись к экрану и стали смотреть на дело своих рук.

Воздух изменился. Густота и медленность иссякли. На смену им пришли острота и кристальность. Свет и реальность, почти остановившись, снова начали двигаться, но в стороне друг от друга, повторяя движение каждого атома в астероиде. Все расходилось, отдалялось, как шахране после прочтения Книги Шрахра.

Время запустилось вновь. Свет стряхнул коричнево-гнилой мрак, прополз обратно сквозь знакомые пастельные краски и взорвался солнечной белизной, плодя новые события, подобно жизненным формам.

Проулок Тахла открылся свету. От него лучами разбегались линии разлома, тянулись сквозь астероид, и, когда добрались до поверхности, тот взорвался, рассыпался, как песок сквозь пальцы трещин.

6

Песчинки.

Время запустилось, преумножилось, стало избыточным. Даже события не плодились настолько быстро, чтобы заполнить его, и, пока астероид разрушался, а корабль пытался обогнать взрывную волну, у Фурда появилась возможность обдумать случившееся; обдумать масштаб величин. Тот сильно занимал его еще с бесконечного полета совершенно обычного крейсера класса 037 над их головами в Блентпорте.

Когда «аутсайдер» приблизился к астероиду, тот дышал длинными геологическими циклами, вздымая бока, реагируя на гравитацию Пояса. В масштабе величин они и их корабль были микробами в пробирке, приближающимися к горе.

Иногда масштабу величин можно верить. Он прост и линеен. Например, драка двух скорпионов. Они станут щелкать клешнями, махать хвостами, их морды будут двигаться, словно коробки передач, а все вокруг, все малое, в ужасе разбежится прочь. А потом на них наступит слон, идущий по своим делам.

Но иногда масштабы величин двойственны, и незначительные события оказываются верхушкой чего-то гораздо большего. Например, два животных смотрят друг на друга, но это последний динозавр и первое млекопитающее. Или на берегу океана лежит крохотный бледный труп, но это тело первого существа, выползшего на сушу из воды.

А иногда масштабы величин коварны. И крошечное может победить огромное, пройдя полный круг. Микробы в пробирке, приближающиеся к горе, сами по себе не опасны, но они сделали эту самую пробирку, а та обладает мощью взорвать все вокруг; что и делает.


Она оставалась во внешней зоне Пояса, все еще скрытая экраном, и наблюдала за ними. Она видела, как они выполнили фотонный бросок, как зарылись в астероид, как разнесли его изнутри и теперь пытались обогнать ударную волну. За ней по-прежнему оставались все преимущества; они могли не выйти из взрыва, Ее ракета вырвалась из каменной глыбы вместе с ними, не отставая, и «Вера» знала, что они не смогут ее сбросить. Но тем не менее они уже совершили такое, что Она начала их замечать.

7

— Эту ракету, — не останавливался Джосер, — Она предназначила специально для нас.

Он хотел что-то сказать, не мог понять, что именно, но каждый раз, когда открывал рот, наружу вырывались эти слова, они не имели значения, никто его не слышал, а сейчас даже не помнил о нем.

Они бежали, опередив взрыв астероида. Мостик было не узнать, на нем царил хаос. Малое ядро, контролировавшее гравитацию в отсеке, получило повреждения, но времени чинить его не осталось. Вещи, которые не имели иного предназначения, кроме как стоять на месте да служить мебелью или частью оборудования, перешли к воздушному существованию, рикошетом отлетая от стен и потолка, словно косяки рыб, перепуганные то одним, то другим. Они мешали и лезли повсюду. Фурд и остальные кричали, но не от страха, а от ярости, что простые внешние события могут настолько вывести их из себя.

Столь неожиданный маневр вполне уместно завершился бы чистым выходом из астероида, после чего команда могла бы понаблюдать за взрывом исполина с безопасного расстояния. Еще более уместна, хотя и не столь приятна, стала бы гибель корабля в эпицентре разрушения. Реальность не походила ни на один из вариантов, к тому же оказалась менее грандиозной и приводила в неистовство всю команду.

Они вырвались из взрыва, но тот не остановился. Позади них мчалась ударная волна, лучами расходившаяся по Поясу, настолько мощная, что ее зарегистрировали даже на Шахре. А приборы на «Чарльзе Мэнсоне» говорили, что, если они будут лететь так, как сейчас — отчаянно, на девяноста пяти процентах ионной тяги, ведь Тахл не мог сравниться с Каанг и воспользоваться фотонным двигателем, — волна нагонит их, прежде чем сойдет на нет.

Случится это примерно через пять минут. Скорее всего, они уцелеют, нагло добавил экран, но предсказать, насколько серьезными окажутся повреждения, он не мог.

И «Чарльз Мэнсон» кинулся в бегство. Как один астероид, какой бы он ни был массивный, мог содержать в себе столько материи? Там, где он взорвался, словно открылась ПМ-червоточина, которую нашел кто-то на другом конце галактики и теперь сбрасывал туда весь накопившийся мусор. Как будто люди в соседней квартире пробили дыру в стене и теперь кидали в нее все подряд: банки, пачки из-под хлопьев, кошачий наполнитель и презервативы.

— Третья ракета?

— Я уже говорил вам, коммандер, — огрызнулся Смитсон. — Мы ее не сбросили. Она по-прежнему идет за нами на расстоянии длины корабля.

— А отчеты о повреждениях? Мне нужны отчеты о повреждениях.

— Нет времени, коммандер, она вышла следом за нами, она по-прежнему там, как будто ничего не случилось.

— Я приказываю, предоставьте мне отчет о повреждениях. Кир, орудия ближнего боя; Тахл, постарайтесь сбросить ракету.

— Я уже стараюсь, коммандер.

— Словно ничего не случилось, — пробормотал Смитсон.

— И я уже давно использую орудия ближнего боя, — сказала Кир. «И они по-прежнему бесполезны», — подумала она, но ничего не сказала.

— Эту ракету Она…

Фурд повернулся к Смитсону:

— Я повторяю, отчет о повреждениях.

— Да, вашу мать. Назад посмотрите.

Ракета по-прежнему была на месте, настолько близко, что наполовину заполнила кормовую часть экрана. Но за ней, сминая все, шла ударная волна, которая, подобно слону из размышления Фурда, грозила затоптать их, даже не заметив. Примерно через три минуты, добавил Смитсон.

Она неуклонно шла вперед и, казалось, могла добраться до самой Шахры. «Чарльз Мэнсон» уже переписал Карту пояса, испарив множество астероидов; теперь же она изменялась прямо на глазах у экипажа, а «аутсайдер» легко мог стать частью общей перестройки.

«Эта невероятная ракета, — задумался Фурд, — и эта ударная волна. Две тикающие бомбы».

— Это вот. Эту Она.

Три, вместе с Джосером. Три — это уже чересчур, поэтому о Джосере он снова забыл.

— Предназначила для нас.

— Тахл, пожалуйста, используйте последние пять процентов ионной тяги.

Шахранин подчинился, и ракета повторила его маневр.

По отношению к ним она не двигалась и по-прежнему заполняла пол-экрана в кормовой части мостика. Не приближалась, но и не отставала. Как и раньше, в ответ на атаку Кир она развернула отражатели, но столь же быстро их отключила. Не было нужды. У «аутсайдера» не осталось времени ни изнурить ее, ни уничтожить. Возможно, снаряд еще мог увеличить скорость на два или три процента, а у корабля все резервы кончились. Через две минуты его нагонит ударная волна, и с этим команда тоже ничего не могла поделать.

Корпус вздрогнул от удара, но пока это была не ракета. «Чарльз Мэнсон» прокладывал путь сквозь какие-то обломки, его тут же закрутило, пока Тахл не выровнял траекторию. Ракету завертело, но она тоже выровнялась вместе с ними. Столкновений становилось все больше. Тахл терял контроль над кораблем; шахранин сражался с катастрофой аккуратно и разумно, но все равно проигрывал.

Пояс сомкнулся вокруг них. Целые астероиды, обломки прилетали сверху, снизу, спереди, они постоянно маячили рядом, ревели, проносились мимо, оставляя за собой остаточные изображения, сквозь которые уже проступали, воя, новые. Экран холодно перечислял их, никак не комментируя, периодически попадались останки уничтоженных ранее глыб. АН-4044, АЛ-4091, АД-2025. Последовал ряд небольших столкновений, а потом произошло нечто более серьезное, тошнотворный удар в левый борт, когда в них ткнулся и отлетел прочь кусок малого астероида, АС-1954. Забормотали сирены, «аутсайдер» получил реальное повреждение.

— Маневровые двигатели по левому борту вышли из строя по крайней мере на двадцать процентов, — отрапортовал Смитсон.

Фурд пожал плечами. Сейчас в них особой нужды не было.

— А ударная волна?

— Дойдет до нас через пятьдесят секунд, коммандер. Но она выдыхается.

Джосер попытался снова. Он должен был что-то сказать Фурду но не те слова, которые постоянно повторял. Только его рот других звуков не производил.

— Эту ракету Она предназначила специально для нас.

Он зарыдал, но даже рыдания превратились в уже привычную фразу. Закричал, но крик обернулся ею. Тогда он в последний раз вздохнул, собрал воедино всю силу воли, невероятным усилием выкарабкался из охватившего его безумия и заговорил чистым, звенящим голосом; но на свет вырвалось лишь это:

— Эту ракету Она предназначила специально для нас. Эту ракету Она предназначила специально для нас. Эту ракету Она предназначила специально для нас.

«Так вот и кончится мир, — подумал Фурд, вспомнив старое стихотворение. — Так вот и кончится мир, так вот и кончится мир, только не взрывом, а…»[2]

БАХ!

Поразительно, но это оказался выстрел пистолета. Большого, иссиня-черного, старомодного пистолета, который держал в руке Джосер. Он только что пустил пулю в висок и теперь как будто смотрел в дуло сквозь ноздри, так как снес себе полголовы. Его тело обмякло, погрузившись в кресло.

Кровь и мозги, как фекалии Каанг, разлетелись повсюду. Как и в случае с пилотом, экипаж просто отвернулся.

— Она на самом деле убила одного из нас, — сказала Кир.

— Это случилось уже давно, — ответил Фурд, когда их нагнала ударная волна. — И, — добавил он, — для нас нет такого понятия, как «один из нас».


Ударная волна умирала. Чем дальше она забиралась, тем несущественнее становилась, и когда наконец настигла корабль, то рассыпалась, словно песок. Отчаянного бегства хватило, чтобы ее победить. От удара «аутсайдер» все равно скрутил спазм, но отражатели выдержали; а потом волна прошла, ревя и уменьшаясь на носовом экране, превращаясь в ничто.

Но ракета никуда не исчезла.

— Смитсон: рапорт о повреждениях, пожалуйста.

— Корпус, верхний кормовой отсек, маневровые двигатели по левому борту и верхний кормовой. Мы все можем отремонтировать, если будет время.

На мостике неожиданно стало тише. Фурд наблюдал за тем, как увеличиваются в размерах и проносятся мимо астероиды. Зрелище, несмотря на все случившееся, почти успокаивало.

— Ракета набирает скорость. Похоже, Она решила, что пора нанести удар.

— Коммандер… — начал Тахл.

— Все нормально. Нет нужды.

Серый овалоид медленно разбухал на стене мостика, скорость преследователя превышала их всего на один или два процента. Разумеется, они развернули отражатели, но не слишком удивились, когда он проскользнул сквозь них; такой ракеты они никогда не встречали. Команда наблюдала за тем, как увеличивалось изображение снаряда, как перед самым столкновением оно размылось, выйдя за пределы фокуса внешних датчиков. Но взрыва не последовало, только мягкий толчок; и какая-то субстанция заволокла кормовой экран.

— Нет. Я в это не верю.

— Что? — спросил Фурд. — Кто это говорит?

— Слезар, коммандер. Помощник офицера Джосера. Прошу прощения, я должен был ему сообщить.

— Да не важно, что случилось?

— Все на экране, коммандер.

Картинка обрела резкость и превратилась в витражное окно темно-красного и терракотового цвета, перемежаемого жженой умброй и сиеной с бледно-желтыми прожилками. Поверх сразу выскочили данные спектрографического анализа, но в них не было необходимости. Как только Смитсон рассмеялся, все и так все поняли.

Третья ракета была забита дерьмом, наверное, последним из запасов, набранных на Изиде. Как будто к ним вернулась Каанг, только в большем масштабе.

8

Два часа спустя Каанг действительно вернулась на мостик. Она выяснила, что его обитатели изменились; может, к лучшему, может, к худшему, но явно на благо.

— С возвращением, Каанг.

— Спасибо, коммандер.

Она стояла в дверях, слегка покачиваясь, и моргала от увиденного.

— Да, я знаю, — Фурд махнул рукой вокруг. — Беспорядок. — Голос его по-прежнему был тих, но говорил он быстрее, с большей выразительностью. — Небольшой ремонт гравитационного компенсатора, и вся эта рухлядь исчезла бы. Но я захотел, чтобы все осталось, как есть. И приказал все оставить, как есть. У меня есть на то причины. Увидите.

Тело Джосера исчезло — про Джосера Каанг знала, — и консоли на мостике, как обычно, сияли безупречной чистотой, но все остальное, казалось, пребывает в полном хаосе. Зрелище сбило Каанг с толку. Она никогда не видела командный отсек в таком состоянии.

— Тахл уже перенаправил управление кораблем на вашу консоль, Каанг.

Она кивнула и несколько неуверенно начала пробираться сквозь беспорядок и обломки. Фурд взял пилота за руку — раньше он никогда ее не касался — и пошел рядом. Он двигался по-другому, как-то резко и угловато, а Каанг привыкла, что коммандер ходит по кораблю тихо и аккуратно. Фурд пинками раскидывал мусор с дороги и вел ее (не прямо, а вдоль стены) к консоли.

Другие кивали, пока она проходила — Каанг неслышно поблагодарила Тахла, — но ничего не говорили. Выражения их лиц были почти непроницаемы.

Каанг выглядела истощенной. Тонкие волосы висели жирными прядями, шрамы от нейроимплантатов на лице так и не зажили, а глаза казались еще больше и мутнее.

— Смитсон, — позвал Фурд через ее плечо, — рапорт о повреждениях?

— Средние структурные повреждения корпуса в нижней кормовой части. Серьезный ущерб нанесен маневровым двигателям по левому борту; средний — по правому. ПМ-двигатель выключен и вышел из строя. И мы покрыты дерьмом.

— Как долго продлится ремонт?

— Еще пять часов. Полностью завершить починку маневровых двигателей по левому борту мы не сможем, они все равно будут работать на десять процентов меньше изначальной мощности.

— А «Вера»?

— Без изменений, коммандер. Находится во внешней зоне Пояса около астероида СК пятьсот четыре за пределами зоны поражения наших лучей и не двигается с места.

— Что Она там делает?

— Это странно, коммандер, Она…

— Нет, оставьте. Я помню, вы уже мне говорили… — Он повернулся к Каанг. — Видите?

Та моргнула:

— Что, коммандер?

Он ткнул в экран:

— Что Она сделала с нами.

Каанг увидела, хотя и не сразу. Экран походил на мозаику, состоящую из десятка небольших окон. На каждое из них с дистанционников, парящих вокруг «аутсайдера», проецировался вид корабля снаружи. Корпус заполонили фигуры, человеческие и нечеловеческие, живые, механические и синтетические. Кроме шести офицеров (теперь пяти) на мостике, экипаж «Чарльза Мэнсона» насчитывал сорок семь человек. Около тридцати из них, прикинула Каанг, сейчас находились в открытом космосе, но механоидов и синтетиков там было еще больше.

На первый взгляд грациозный треугольник выглядел совершенным и неизменным, как всегда; но потом от вспышек дуговых ламп падали тени, и становились заметны зазубренные края разрывов, сосредоточенные в основном вокруг кормовых отсеков и по левому борту. В резких всполохах света виднелись разрезы и трещины, словно пульсировали, как инфицированные участки. И когда глаза Каанг привыкли к мерцанию, она заметила немало глубоких борозд, испещрявших измазанный корпус «Чарльза Мэнсона».

Пилот заняла свое место у консоли. Казалось, к ней вернулись — пусть и совсем чуть-чуть — прежняя форма и самоощущение.

— Каанг, Тахл перенаправил вам управление кораблем.

— Спасибо, коммандер. Вы уже говорили.

— Он их переключил. — Фурд говорил так, словно ему было важно в этом убедиться, и только потом он мог перейти к чему-то другому. — Нам так много надо сделать. Теперь, когда вы вернулись, мы можем начать. Нам надо попрощаться с Джосером.

Все ждали сигнала Фурда. Получив его, каждый член экипажа — включая механоидов и синтетиков — прекратил работу и повернулся лицом к ближайшему дистанционнику, а на мостике офицеры обратили все внимание на экран. Запечатанная капсула с телом Джосера была подготовлена к сбросу в одном из нижних шлюзов.

Как и большинство людей на «Чарльзе Мэнсоне», Джосер не имел семьи, родственников или друзей, он ни с кем не поддерживал контактов, а потому выбрал «в случае моей смерти при исполнении» похороны в космосе. Для такой церемонии на всех «аутсайдерах» была заготовлена стандартная речь, которую сейчас Фурд зачитывал по коммуникатору.

— Он существовал, прежде чем появиться на свет. Как набор возможностей. Как нечто непознанное. В жизни он был лишь видимой вершиной этого сонма вероятностей. Теперь он возвращается обратно и, возможно, продолжит свое существование.

Капсула Джосера вылетела из шлюза и легла в дрейф, уходя прочь.

Первая жертва «Веры» полетела по траектории Ее третьей ракеты. Когда та врезалась в корабль, то разрушила свою молекулярную структуру и превратилась в несимметричный инертный объект около трех футов в диаметре, после чего ушла прочь. Никто не пожелал пойти за ней. Теперь же за снарядом последовал Джосер.


— Вы добавили одно слово к стандартному тексту поминальной службы. — Каанг услышала, как Смитсон обратился к Фурду.

— Возможно, — ответил коммандер.

— Да. Возможно. Такого в речи нет.

— Возможно, следует ее дополнить… Коммуникатор все еще включен?

Так и было. Работа не возобновилась. Все, стоящие на корпусе, по-прежнему смотрели в экран мостика.

— Этот противник, — сказал Фурд по громкой связи, — не похож ни на кого, кто нам когда-либо встречался. Прежде чем мы закончим ремонт и отправимся за Ней, я хочу, чтобы мы осмыслили Ее. Осмыслили, что Она такое.

— Коммандер, — начала Кир, — это не… не будет…

— Это будет и сработает. Это важно. У меня есть причина. Вы все поймете.

Фигуры на корпусе стояли неподвижно. Все, включая механоидов и синтетиков, казалось, слушали коммандера с пристальным вниманием.

— Каанг, начинайте. Что Она такое?

— Коммандер, что случилось, пока меня не было?

— Что вы имеете в виду?

— Согласно нашим приказам мы должны уничтожить Ее и не обращать внимания на то, что Она такое. Вы сами так говорили. Почему вы изменили свое мнение?

— Простите, Каанг, было несправедливо начинать с вас. Я вернусь к вам позже, и вы увидите, почему я задаю этот вопрос… Тахл, а вы как думаете? По вашему мнению, что Она такое? Она из Содружества? Может, это корабль бунтовщиков?

— Возможно, коммандер. Но такой корабль…

— Какой? Мы уже так долго с Ней сражаемся, но до сих пор Ее не видели.

— Мы знаем, как Она выглядит, и по отчетам о прежних столкновениях знаем, что Она может делать… «Вера» не из Содружества.

— А может, из Содружества, только не из того, которое известно нам.

Тахл выдержал паузу:

— В таком случае, вполне возможно, мы не знаем, как Она выглядит. Этот корабль способен изменять показания сканеров, искажать сигналы. Возможно, описания, данные очевидцами прежних столкновений, не отражают реальной картины.

— Возможно. Так что же Она такое?

Тахл подумал с минуту, потом взглянул на Фурда.

— Возможно, Ее втайне построили на средства государств, «приглашенных присоединиться» к нам, чтобы нанести ответный удар по Содружеству.

Рябь чего-то похожего на удивление пронеслась по мостику. При взгляде на фигуры в тяжелых скафандрах, стоящие на корпусе корабля, было невозможно сказать, дошло ли до них хоть что-то.

— Уже лучше, — сказал Фурд. — Но на самом деле вы так не думаете… Смитсон, что Она такое?

— Как насчет устройства, созданного Содружеством специально для уничтожения «аутсайдеров»? Вы же знаете, какого они мнения о нас, коммандер.

— Гораздо лучше, — одобрил Фурд. — Мне нравится ваша версия. Такая самовлюбленная, такая параноидальная. Итак, Каанг?

— Коммандер?

— Что Она такое?

— Я бы хотела принять участие в обсуждении, но вы знаете, что я не могу. Мы же договорились. Я — всего лишь пилот.

— Давайте, Каанг.

— Я не знаю, на самом деле… может, ваше предположение верно, и это корабль мятежников.

— Слишком очевидно, в таком случае Ей понадобился бы гораздо лучший пилот, и Она попыталась бы нанять вас… Кир, что Она такое?

— Нам действительно нужно продолжать этот разговор, коммандер?

— Да. Что Она такое?

— Возможно, Она — пришелец. Инопланетянин. Первая реальная угроза, с которой столкнулось Содружество. Первая из многих. Возможно, это начало войны с единственным врагом, способным с нами сравниться.

— Она уже прилетала сюда триста лет назад, Кир. И Ее визит не стал началом войны против Шахры.

— А зачем? Что бы Она ни сделала, этого оказалось достаточно. «Вера» ушла, Шахра пришла в упадок. — Кир взглянула на Тахла, который никак не отреагировал. — Но Содружество гораздо больше. Может, в нашем случае война станет более подходящим средством.

Тишина на мостике затянулась настолько, что казалась неприятной. Кир добавила:

— Вы сами спросили меня. И все это мы слышали на Шахре.

— И вы действительно так думаете?

— Да, коммандер, моя версия весьма вероятна. И лучше всего объясняет Ее поведение.

— Однако Содружество приказало нам навязать Ей бой и уничтожить в одиночку. Только нам.

— Это не значит, что я не права.

— Не имеет значения, правы вы или не правы, Кир.

— Да? Тогда к чему этот разговор, коммандер? Вы сказали нам…

— Осмыслить, что Она такое. Не понять. Не решить. Осмыслить! Осмыслить все объяснения, потому что все доводы, не важно, истинны они или ложны, говорят об одном.

— А у вас есть объяснение, коммандер?

— Да, я думаю, что «Вера» — это объект чужого происхождения. Но не как описали вы, Кир. Нечто совершенно другое. Возможно…

— Я имею в виду объяснение вашего поведения, коммандер.

— …возможно, все это время мы сражаемся даже не с кораблем. Возможно, у Нее нет коммандера, экипажа или пилота. Возможно, это единый живой организм, эволюционировавший, чтобы жить в космосе, как рыба в воде. Или морское млекопитающее, которое выглядит как рыба, но на самом деле на них охотится. Да, оно выглядит как корабль, но охотится на корабли.

— И как же, — вежливо поинтересовалась Кир, — оно охотится на корабли? Ест их?

— Поглощает энергию, — предложил Смитсон. — К примеру, питается чувством унижения, поражая жертв сложными и совершенно загадочными способами.

— Точно! — с радостью подхватила Кир. — А двигатели, сканеры, лучи и ракеты — всего лишь эволюционная мимикрия, чтобы оно походило на корабль.

— Видите? Беседа становится интереснее. Вы ищете детали. Выстраиваете внутренние связи. — Глаза Фурда сияли почти лихорадочно, но в них таилось нечто похожее на уверенность. Он встал, обвел взглядом мостик, и Каанг увидела, как все, включая ее саму, попытались, но не смогли его выдержать. — Все объяснения, даже неверные — даже мое, наиболее ошибочное, — говорят нам одно и то же. Даже те варианты, которые еще не пришли в голову, скажут нам тоже самое.

Внезапно он развернулся и направился к Каанг. Как и прежде, он шел не прямо, а вдоль стены, ногами пиная мусор с дороги, и когда добрался до пилота, то возвысился над ней.

— Итак, перечислим. Предатель, который сражается с нами, так как мы — самый опасный инструмент Содружества. Сила сопротивления, созданная государствами, «приглашенными присоединиться», они ненавидят Содружество и сражаются с нами, так как мы — самый опасный его инструмент. Нечто, созданное самим Содружеством, оно ненавидит нас и сражается с нами, ведь мы — самый опасный из созданных им инструментов. Посланник иной цивилизации, которая способна поставить Содружество под удар. Он сражается с нами, так как мы — самый опасный инструмент противника. Видите, куда все ведет?

Каанг, задрав голову, смотрела на коммандера, пытаясь прочесть выражение его лица, и теперь почувствовала, как у нее заныла шея.

— Мы одни. Ничему не верьте. Никому не верьте. Мы — это все, что у нас есть.

Фурд взглянул на экран. Коммуникатор по-прежнему работал, ни одна из фигур на корпусе не сдвинулась с места. И Каанг, которая еще не до конца поняла значение слов коммандера, уже почувствовала, как покалывает кожу на голове от одного его голоса.

— Именно поэтому мне не важно, кто и что Она такое. Никогда не было важно и никогда не будет. Мы — «аутсайдер», один из девяти, и мы одни. Содружество создало «аутсайдеров», абсолютное оружие. Оно держало их вне обычных систем управления. Оно дало нам имена убийц и одиночек. Оно набрало команды из убийц и одиночек, людей, неспособных ужиться в привычном обществе, но слишком блестящих или слишком ценных, чтобы избавиться от них.

И когда они пришли на эти девять кораблей, то принесли сюда только свои способности, ничего больше. Ни общей культуры, ни дружеских связей. Вместе они одиноки. Восемь «аутсайдеров» остались прежними, но мы встретились с Ней и изменились. Вот поэтому мы можем Ее уничтожить. Мы знаем, что мы такое.

На экране в отдалении вспыхнула краткая и безмолвная вспышка. Закончился обязательный стандартный период, и гроб Джосера воспламенился, превращая человека в набор возможностей, которым, возможно, он всегда был.

— Мы пойдем за Ней. Отремонтируем все повреждения и двигатели; но корпус останется как есть. Дерьмо на поверхности останется как есть. Мостик останется как есть. Мы останемся как есть. Мы будем чувствовать вкус и запах друг друга. Ведь это и есть мы.

Замены Джосеру не будет, мы разделим его обязанности. И когда в следующий раз встретим Ее, то пойдем в бой не ради Джосера или Содружества, не из-за дружбы или профессиональной гордости. Мы пойдем в бой из-за того, какими Она нас сделала. «Вера» права: все за пределами этого корабля — иллюзия, и оно нас ненавидит. Или Она солгала нам, и все за пределами этого корабля — реальность, но оно все равно нас ненавидит. Мы — это все, что у нас есть, а снаружи этой консервной банки мы не можем доверять никому и ничему. Мы — это все, что есть. Больше ничего не существует. Там, за бортом, лишь нарисованный пейзаж.

Мы — больше не инструменты Содружества. Мы — инструменты самих себя.

9

В первый раз, подумал Смитсон, Каанг опередила всех. Она первой ощутила смысл слов Фурда — даже до того, как он сам, Смитсон, почувствовал их. Он увидел, как дрожь, истома прошли сквозь ее тело еще до того, как коммандер сказал про «инструменты самих себя». Они пронзили каждого на мостике, каждого на корпусе, и он сам почувствовал это; его длинное серое тело с практически случайной структурой, видимо, пошло волнами. Никто не аплодировал, не кричал — в конце концов, это был «Чарльз Мэнсон», — но слова Фурда произвели впечатление. Они проникли повсюду.

Когда коммандер закончил, большинство едва заметно кивнуло — скорее самим себе, чем друг другу, так как это все-таки был «Чарльз Мэнсон», — и снова занялось работой. Смитсон поступил так же. «О да, — сказал он про себя, — мне нравятся такие идеи. Хотя бы отчасти. На хрен всех, кроме нас. На хрен вселенную. Нарисованный пейзаж». А потом ему в голову пришла желчная мысль, что и намалеван-то он плохо. Звезды на вид живые, но уже мертвы или умирают, пока их свет доходит до нас. Смотрятся живыми, а на самом деле мертвые. Ничему не верь.

«Чарльз Мэнсон» аккуратно пробирался через Пояс астероидов по направлению к «Вере». Уже какое-то время Ее позиция не менялась, Она не сдвинулась с места, даже когда их преследовала третья ракета. Она находилась на внутренней кромке крайней зоны Пояса, у астероида СК-504, и могла уйти вперед, в систему Гора, и они бы не смогли Ее остановить. «Вера» вышла из зоны поражения корпускулярных лучей, но не сдвинулась с места. «Это любопытно, — подумал Смитсон. — Кажется, Она что-то там строит».


Кир тоже обдумывала слова Фурда. Брала каждое, держала перед глазами, изучала со всех сторон: с левого борта, с правого, сверху, снизу, с носа, с кормы. Особенно ей нравилась идея про «инструменты самих себя». Мысль резонировала. Он произнес ее так, будто она вырвалась спонтанно, но Кир знала: Фурд слишком осторожен, слишком умен, чтобы произнести хоть что-то, предварительно не рассчитав. Но речь произвела эффект. Теперь мы знаем, что мы такое.

Кир не понравился момент про вкус и запах друг друга. Она прекрасно понимала весь символизм; но ей хотелось остаться чистой и безукоризненной. Стать кем-то менее, чем безупречным, было высокой ценой — для нее почти абсолютной, — но она спокойно взвесила такую возможность и сочла, что оно того стоит. В конце концов, Фурда Кир уже и чувствовала, и обоняла.

«Чарльз Мэнсон» аккуратно пробирался через Пояс по направлению к «Вере» и астероиду СК-504. «Это любопытно, — подумала Кир. — Она явно что-то там строит».


Каанг не могла отделаться от воспоминаний про Дрожь. Инстинктивно почувствовав слова Фурда, пилот снова и снова пыталась проанализировать их буквально, так, как поступили бы Кир, Смитсон и Тахл, но у нее ничего не получалось. Правда, это не имело значения. Каанг и так знала, что речь коммандера изменит их всех, разрушив некое прежде незыблемое равновесие, но для нее изменение было важно еще и тем, что теперь она станет очень нужной. Каанг не понимала, откуда возникли ее невероятные способности, но они понадобятся, и она вовремя вернулась на свой пост и сможет выполнить все приказы, и тут все было хорошо. Только Джосера не хватало.

«Чарльз Мэнсон» аккуратно пробирался через Пояс по направлению к «Вере». «Это любопытно, — подумала Каанг. — Она явно что-то там строит». Противник закрылся от всех зондов, но они намеревались узнать больше к тому времени, когда доберутся до Нее.


После речи Фурда Тахл думал о Книге Шрахра, о том, как однажды — если они уцелеют — Фурд вернется на Шахру и ему разрешат ее прочитать. И тогда система обретет полноту, большая, неспешно строящаяся система трехвековой давности.

Тахл заставил себя вернуться к деталям. «Чарльз Мэнсон» был самым значительным кораблем Содружества; а слова Фурда сделали его еще важнее. В следующем бою даже Она об этом не узнает. Станет ждать, что они будут действовать как инструмент Содружества, но корабль уже превратился в нечто иное. Фурд прав. Теперь мы можем победить Ее, так как знаем, что мы такое. Инструмент…

— …самих себя, — повторял Фурд, пока «Чарльз Мэнсон» аккуратно пробирался через Пояс по направлению к «Вере». — И наше решение должно стать необратимым. Поэтому… — Он схватил старомодный микрофон, стоящий на консоли, тот самый, что служил для связи с Департаментом, с размаху кинул его на пол и растоптал каблуком ботинка. Перевел дыхание. — Тахл, пожалуйста, отключите все внешние каналы связи.

Тот взглянул на коммандера, но сомневаться не стал. Фурд наблюдал за тем, как руки шахранина, изящные когти с двумя торчащими в разные стороны большими пальцами, парят над освещенной консолью, касаясь поверхности и оставляя за собой темноту.

— Приказ выполнен, коммандер. Мы одни.

Микрофон был всего лишь символом. Тахл понимал, что Департамент поставил на корабль немало «жучков»; о местоположении некоторых он знал, но не всех. Позже Фурд прикажет ему деактивировать их, он так и поступит, но все отключить не сможет. Поэтому микрофон был всего лишь символом, но очень мощным.

Департамент захочет ответить. Если они уничтожат Ее, то окажутся за пределами его мести; если они не уничтожат, то Она разрушит их; и Содружество все равно ничего не сможет с ними сделать. Так или иначе, Фурд запер их снаружи. Они вышли из-под власти Департамента.

Символ был очень мощным, но Тахл знал: Фурд продумал все до мелочей, как и всегда. Это даже нельзя было назвать в полной мере циничным расчетом — Тахл тоже почувствовал Дрожь. Все почувствовали. В точности как рассчитывал Фурд.


На мостике воцарилась тишина. Даже когда они заговорили, она не исчезла, осталась в речи, перескакивая от конца одного предложения к началу другого.

— Они захотят знать почему, — сказала Каанг.

— Когда все закончится, — ответила Кир, — и мы с ними воссоединимся, то сможем объяснить.

— Возможно, мы не воссоединимся, — подал голос Смитсон.

— Конечно, воссоединимся, — сказала Кир. — Инструмент самих себя — это то, что нужно сейчас, но потом нам придется вернуться. Когда Она уйдет, нам будет…

— Некуда идти, — закончила Каанг. — Так ведь, правда?

— Да, — согласился Смитсон, — но сейчас я предпочитаю жить так. Это кажется правильным.

Вновь обретенная тишина не входила в привычный репертуар безмолвий «Чарльза Мэнсона»: она была полна размышлениями, а не возможностями. Некоторые из членов экипажа смотрели туда, где кончался Пояс и «аутсайдер» ждала «Вера». Мигали звезды. Некоторые из них уже давным-давно умерли.

— Некоторые из нас погибнут, — сказал Смитсон.

— Да, — подтвердил Фурд. — Но теперь мы сможем одолеть Ее. И Она об этом пока не знает.

— Узнает, — неожиданно заявила Каанг, — когда мы пойдем в бой. У кораблей есть язык тела.

— И что она… — начала Кир, потом остановилась на мгновение и с любопытством посмотрела на пилота. — Что Она сделает, когда узнает?

— Это не важно, — неожиданно раздался голос Тахла. — Мы же прекрасно понимаем, насколько Ей все равно.

Остальные взглянули на него.

— Все, кто послан остановить Ее, не имеют значения. Они не уместны. Она может уничтожить нас, поиграть с нами или отпустить. Ей все равно.

— В первый раз… — начал Фурд, потом остановился на мгновение и с любопытством посмотрел на Тахла. — В первый раз я считаю, что вы неправы. Когда нам не все равно, Ей тоже. Она не побежит дальше и не останется в Поясе. Она хочет принять бой, хочет пройти с нами весь путь до самой Шахры. Я это знаю.

А потом что-то случилось с Фурдом. Неожиданно ему пришла в голову мысль, что все те обрывки знаний о Ней, которые он так прилежно собирал, основываясь на наблюдениях, исследованиях, на постоянно растущем инстинктивном ощущении «Веры», — все это было нереально. Возможно, как и в случае с Джосером, его умозаключения создала Она. Не телепатией, а цепью событий. «Она что-то делает и предсказывает тот эффект, который это действие произведет на каждого, то есть каким-то образом Она уже знает нас».

Его так поразила эта идея, что он едва заметил, как Кир извинилась и вышла с мостика. «Мне надо кое-что проверить в оружейном отсеке, — сказала она. — Вернусь через тридцать минут». Фурд лишь рассеянно кивнул.


«Излишне, — сказала Кир про себя, пробираясь по тесному коридору, ведущему в оружейный отсек. — Излишне. „Как у того парня, которого вы застрелили в Блентпорте“. Жестокие слова, обычно так говорю я, а в его устах они прозвучали уродливо. Надо было побеседовать с ним». Она представила, как стоит у него в кабинете. — Вы хотели меня видеть? — Да. То, что вы сказали. Как вы могли так сказать, когда я только что уничтожила Ее ракеты? — Да, я знаю. Приношу свои извинения. Что-то еще? Только Фурд мог принять любую атаку, высосать ее, а потом, мертвую и пустую, бросить в лицо нападавшему; и Кир знала, что так он поступает и в личной жизни, и на войне.

Главный коридор разветвился на несколько более узких проходов с голыми лампами и необработанными стенами, и Кир свернула в тот, что вел в интересующий ее отсек. По пути ей пришлось протиснуться мимо одной из младших офицеров, молодой женщины по имени Холлит. Пространство было настолько узким, что по крайней мере одной из них столь близкое соседство очень понравилось, а потом Кир оказалась там, где хотела, смотря на две ракеты, созданные Фурдом.

Она пришла сюда, решив разгадать его замысел; понять не принцип действия снарядов, а то, как он намеревался их использовать. Фурд побеждал всегда, в битве с любым противником, но как он поступит в этот раз? Встретившись с таким врагом? Даже Смитсон, вероятно, самый умный из всей команды, не мог представить, зачем коммандеру эти ракеты. Эмберрец вообще относился к ним довольно пренебрежительно, его раздражали их простой замысел и туманные ответы, которые Фурд давал на его вопросы.

«Смитсон, вероятно, самый умный из нас?» Она обдумала это еще раз, так поступил бы Фурд. Во-первых, он бы сказал, что нет никаких нас. Во-вторых, она знала, коммандер исходит из принципа, что все на корабле равны ему, по крайней мере интеллектуально. «И все-таки, если Смитсон не сумел понять, зачем нужны эти ракеты, а я смогу…» Потом Кир снова взглянула на них, на уродливые бока с перекрывающими друг друга иссиня-черными металлическими пластинами, на странные носовые обтекатели и непристойно разбухшие шишки двигателей. Казалось, в ответ те нагло уставились на нее, не выдавая ничего. Как Фурд мог придумать оружие, чье использование даже Смитсон не сумел понять, хотя коммандер именно ему приказал их построить? По двум причинам, сказала она сама себе. Во-первых, Фурд разместил ответ у всех на виду и таким образом надежно его спрятал, во-вторых, коммандер отличался острым умом, а по интеллекту мог сравниться даже с эмберрцем, что было немало.

Кир выросла в богатой семье со Старой Земли, та обеспечивала Содружество монотонным потоком дипломатов, банкиров и высокопоставленных чиновников. Кир же сделала выбор в пользу военной службы, и семья лишила ее наследства, но не из-за карьерного, а другого, более личного решения.

Семья была не только богатая, но и большая. В детстве и отрочестве Кир постоянно окружали многочисленные братья и сестры, дядюшки и тетушки, бабушки, дедушки, кузены и кузины; она росла среди красного дерева, бархата, лужаек, ухоженных садов, вечеринок, приемов и друзей; в атмосфере той особенной легкости, что приходит с легко заработанным достатком. Даже по принятым в их роду стандартам Кир была необычайно умной и привлекательной девушкой, ее обожали, окружали заботой, чувствуя, что в будущем она отличится, правда, тогда никто не знал как.

Тьма охватила ее позже, чем Фурда, и совсем по-другому. На пятнадцатый день рождения ей устроили вечеринку прямо в поместье родителей. Та продлилась большую часть дня, и Кир решила сходить в ванную. За ней последовал друг ее отца, тоже дипломат. Всегда внимательный и добрый, он часто гостил у них. Это наш секрет, сказал он, когда начал ее трогать. Особенный подарок на день рождения. Инстинкты Кир взяли верх: она стала драться, поначалу голыми руками, а потом, когда он так и не ушел, схватила опасную бритву отца. Удар, который остановил его, оказался случайным, но гость неожиданно повалился на пол, истекая кровью. Та разлилась повсюду.

На Кир снизошло откровение; тогда родилась ее собственная вселенная. Кир захотелось замкнуть дверь и удовлетворить себя прямо в ванной. Если бы насильник не потерял сознание, она бы позволила ему овладеть собой, ведь была перед ним в долгу. Багровыми разводами он написал на полу и стенах картину ее подлинной личности.

Позже все узнали, как он ночами ездил по городу, искал женщин, обычно моложе, беднее или глупее себя. Гость скрывал свои желания от семьи, не позволял привычкам вмешиваться в карьеру, но Кир поступить так не смогла; в конце концов, она все делала лучше. Его попытки скрыть свою натуру были посредственными. Она же ненавидела посредственность.

Ранние сексуальные опыты Кир не удовлетворяли. Теперь она понимала почему. Секс не стоило разделять с другими. Его нужно было причинять другим, его можно было усилить, изувечивая своих партнеров. Она искала незнакомцев. Никогда не выбирала родственников, тех, кого знала по школе, университету или армейской службе. Это всегда были только незнакомцы. Она выслеживала их по городам, словно маленькая «Вера», случайная, лишенная мотивов, красивая и блестящая. И, вероятно, как и «Вера», она совершала это из необъяснимого влечения, которое даже не признавала, предпочитая называть осознанным выбором.

Иногда Кир задумывалась о том, в кого превратилась, но этот голос звучал вдалеке, а другой, который говорил «Такая ты и есть», раздавался громче, настойчивее. Отрицать его не имело смысла. Технически ранние эпизоды походили на изнасилования, но даже это определение со временем размылось; последние случаи, несмотря на всю жестокость, произошли чуть ли не по обоюдному желанию. Даже тогда ее жизнь нельзя было назвать простой. Кир не хватало случайных, полных боли и насилия встреч в темных и тесных комнатах. Ей не хотелось уступчивости. Ей хотелось масштаба, чтобы ее желания из исключения стали правилом. Тем, чем на самом деле являлись, повседневной жизнью Кир.

Именно тогда она сделала выбор и превратилась в нечто необычное, женщину — серийного насильника. Она предпочитала слова «многократный» или «случайный»; серийность подразумевала рост и расширение, тогда как Кир видела насилие немалой, но стабильной частью собственной жизни: чем-то важным, но занимающим положенное место, не способным вырасти и захватить ее полностью. Впоследствии, во время судебного процесса журналисты это различие не заметят. Предсказуемые, они назовут ее Кириальной Насильницей.

Поначалу военная карьера шла в гору. Кир многого добилась, была всегда заметна и очаровательна. Несколько раз завоевывала олимпийские награды и медали Содружества по стрельбе, но это было всего лишь хобби. Карьеру же она делала в области крупнокалиберного корабельного вооружения, и в этом равных ей не было. Кир обладала врожденными способностями к своему ремеслу, но на Каанг не походила; ей пришлось немало потрудиться. Сослуживцы, чувствуя это, обожали ее, окружили заботой, но никто не замечал яда, разъедающего нутро Кир.

Она выбрала поприще, надеясь, что там сможет вполне законно удовлетворять то, что сидело внутри нее, но в результате допустила одну из немногих своих ошибок. Военные, конечно, имели дело с насилием, но оно было средством, а не целью; а о случайной или беспричинной жестокости речь и вовсе не шла. Именно подозрения ее товарищей по экипажу довели Кир до тюрьмы.

Нет, сказала она суду, это не одержимость, а сознательный выбор. Я могла этого не делать. Обыкновенным серийным насильникам приходится следовать одной модели. У меня ее нет. Это не обсессия. Обвинитель кивнул, соглашаясь, затем сказал: «Это одержимость. Она очень точно ее описала. Ее описания всегда очень точны».

Кир приговорили к бессрочному заключению в охраняемой психиатрической больнице, а потом за ней пришел Департамент. Он заключил с ней соглашение, неписанная часть которого гласила, что прославленные таланты Кир в области вооружения понадобятся на «аутсайдере», а взамен ей позволят продолжить сексуальные приключения; она могла по-прежнему наслаждаться болью и насилием, но должна была доказать, что предварительно обговорила все действия и те совершались по обоюдному согласию. Пусть подписывают контракт, сказали ей. Мы приготовили для тебя черновик.

Кир даже сохранила свое состояние; ей предоставили адвокатов, которые бросились в бой против семьи, решившей лишить ее наследства. Та, конечно, могла себе многое позволить, но у Департамента оказалось больше средств.

Все остальные на корабле Фурда совершали свои поступки из импульсивных желаний. Кир совершенно точно знала, что ее случай совсем другой. У нее всегда был выбор: свободный, рациональный, сознательный выбор. А так как она понимала, что отличается от остальных, то относилась к ним настороженно, хотя многие члены экипажа обладали способностями, которые она искренне уважала. Кир считала Смитсона отвратительным, напыщенным, но очень умным существом с раздражающе точной интуицией; Каанг — интересной лишь ее почти сверхъестественными навыками пилота; Тахла — настолько же компетентным, насколько таинственным; а Джосера, прежде чем тот не проявил хороший вкус и не умер, — человеком, чье желание интриговать далеко превосходило его способности.

В Фурде сочетались все эти черты, но они не сказывались на работе и не лишали его равновесия; он взял от собственной команды все самое лучшее и все самое худшее, по большей части лучшее, конечно. Кир не могла отрицать, что испытывает к нему чувства, но те были мрачными и неприязненными. Едва ли она могла испытывать что-то другое, принимая во внимание особенности их характеров. Кир видела всю иронию ситуации и часто дразнила себя ею; они с Фурдом вполне могли бы стать хорошей семьей, если бы не были такими, какие есть.

Она разработала план: решила выяснить, что же он сделал, из-за чего к нему пришел Департамент, как некогда явился к ней.

Кир располагала богатством и связями достаточными, чтобы выведать каждую подробность его истории. Она приступила к проекту с аккуратностью и одержимостью самого Фурда и наконец выяснила все досконально. Узнала о его родителях, приюте, изнасиловании и убитых им священниках. Узнала о том, как он рассказывал Департаменту о желании найти шахранина, который научил бы его убивать. Как ему хотелось наиболее эффективным способом отправить на тот свет как можно больше священников. Она улыбнулась. «Хотелось бы мне, чтобы мы встретились тогда. Я бы тебя научила; и научила, как получать от такого удовольствие».

— Вы понимаете, что это? — спросил ее мистер Гаттузо, владелец любимого дома мод Кир, когда она объяснила, чего хочет.

— Да, — сказала она. — Я в точности понимаю, что это такое. Пожалуйста, сделайте все, как я прошу.

— Я не хотел бы, — продолжил мистер Гаттузо, — надоедать одной из моих лучших клиенток, но должен спросить, уверены ли вы? В такой одежде вы можете произвести нежелательный эффект.

— Я прекрасно все понимаю, — ответила она. — А теперь, пожалуйста, исполните мою просьбу. Вы знаете, как их надо скроить. Они должны висеть так, чтобы…

И это действительно произвело эффект, причем такой, что Кир удивилась. Она понятия не имела, что простой предмет гардероба может оказать столь невероятное воздействие на взрослых людей, но быстро приспособилась и научилась им пользоваться. Ей было приятно скользить между мужчинами так, словно она даже не подозревает о производимом ею впечатлении.

Перед встречей с мистером Гаттузо она завершила расследование и точно знала, чего хочет. Нашла сведения о том, как выглядела униформа в приюте, и со своей обычной точностью дотошно все расписала: бантовые складки спереди и сзади юбки и корсажа, матерчатый пояс, штрипки, пуговицы на плечах и так далее. Столь страстным вниманием к деталям Кир словно входила в личную вселенную Фурда. Путь по тропе его одержимости был столь же извилист, как проход по тесным кишкам корабля.

Внезапно Кир радостно засмеялась. Даже перепугала свою заместительницу, Немек, которая таилась в углу отсека, безмолвно разглядывая ее влюбленными глазами.

Она все поняла. Неожиданно, мгновенно и полностью. Даже Смитсон этого не увидел. А Кир заметила только потому, что инстинктивно воспринимала оружие и то, как им пользоваться. Теперь она знала все, знала в точности, как Фурд применит спроектированные им ракеты. Кир видела спецификации, составленные коммандером. Ей было известно, что находилось внутри носовых обтекателей, какие заряды запаковали в растянутые тела, какие двигатели установили; и расстояние, на котором могли действовать снаряды. А самое главное, она осознала, насколько тупыми, насколько чертовски простыми они были. «Ах ты умный, гениальный урод, — подумала она. — Хоть бы».


«Чарльз Мэнсон» аккуратно пробирался сквозь Пояс навстречу «Вере». Его ПМ-двигатель был отключен. Маневровые двигатели повреждены. Корпус облеплен дерьмом, на нижней поверхности кормы и по бокам, там, где пришлась ударная волна, зияли рваные открытые раны. Корабль напоминал Кир после ее ночных похождений: обычно безупречный, но теперь косметика размазана, а идеально скроенная одежда местами в беспорядке.

«Чарльз Мэнсон» сохранил по меньшей мере девяносто процентов былого совершенства. Повреждения выглядели поверхностными; но изменения зашли глубже, и дело было не в царапинах на корпусе. Корабль изменился вместе со своим экипажем; может, к лучшему, может, к худшему, но явно навсегда.

Они выполнили фотонный прыжок сквозь Пояс; зарылись и вынырнули из астероида размером с планету; отвернулись от Содружества и Шахры; и стали еще грандиознее, чем прежде. «Инструмент самих себя», «Мы не можем никому доверять» — это были сильные фразы. И в Департаменте их услышали.


Корабль начал приближение к СК-504. Убедившись, что они подходят к астероиду, «Вера» ушла, но по-прежнему осталась в Поясе вне досягаемости корпускулярных лучей. «Аутсайдер» сбросил скорость, остановился. Фурд приказал увеличить изображение, и они в первый раз увидели сооружение, которое Она там строила все это время.

Серебряную пирамиду.

СК-504 был крохотным астероидом на краю Пояса, серым, шишковатым и непропорциональным. Пирамида угнездилась в складках его нижнего полушария, указывая в сторону и вниз. Она походила на первый симптом какой-то симметричной, геометрической инфекции.

Они принялись исследовать артефакт, но кроме состава его поверхности, состоящей из непримечательной смеси металлических сплавов и керамики, ничего больше не получили.

— Коммандер, — сказал Тахл, — я не знаю, что это значит, но длина каждой стороны основания одна тысяча шестьсот двенадцать футов. Точная длина нашего корпуса.

— Что это значит?

— Я не знаю.

Они снова начали исследование. Просмотрели толщу астероида под пирамидой, и снова ничего: ни раскопок, ни туннелей, ни зарытых устройств.

Наступила тишина.

— Что это? — спросил Фурд.

— Это объект, — ответил Смитсон, — который Она установила, чтобы мы задавали вопросы вроде «Что это?».

Краткий миг безмолвия. Фурд приказал отправить больше зондов к пирамиде (ничего), к астероиду (ничего) и «Вере» (все еще скрыта экраном, позиция не изменилась, вне досягаемости). Новая инкарнация «аутсайдера» в роли инструмента самого себя стартовала неубедительно.

— Кир, Она прежде такое делала?

— Нет, коммандер.

— Ничего подобного во всех свидетельствах о прежних столкновениях с «Верой»?

— Нет, коммандер. Ничего даже отдаленно похожего.

— Вы готовы открыть огонь по пирамиде?

— Да, коммандер.

— У вас есть хоть какое-то представление о том, что произойдет после атаки?

— Нет, коммандер.

— У меня тоже. Но мы знаем, что это будет нечто загадочное; нечто таинственное, непостижимое, не так ли?

— Да, коммандер.

— Тогда мы знаем, что нам нужно сделать, не так ли?


Они ушли прочь.

Выдерживая точное расстояние, теперь, когда вернулась Каанг, «Чарльз Мэнсон» развернулся на сорок пять градусов и направился к выходу из Пояса. Во время маневра он описал идеальный полукруг, астероид, пирамида и все еще невидимая «Вера» остались слева по борту. Когда маневр завершился, все три объекта находились на прежнем расстоянии от «Чарльза Мэнсона», только уже за кормой.

«Аутсайдер» вышел из Пояса и направился вглубь системы, к Гору 4, к Шахре. Что бы сделала пирамида, если бы по ней выстрелили, осталось тайной, но экипаж решил не обращать на нее внимания.

Фурд взглянул на кормовую секцию экрана и слабо улыбнулся. «Пусть теперь Она нас преследует, — подумал он. — „Вера“ побила нас у Гора пять, здесь мы сыграли вничью, а теперь пришла очередь Гора четыре. И я знаю, как Ее победить».

Загрузка...