Вера Николаевна Фигнер

Тут было некоторое противоречие (впрочем, больше формальное): что же, собственно, разумел Михайловский под «моментом действия», если чрезвычайно опасался революции, а конституцию считал обеспеченной? Тем не менее, идеи и настроения этого столь выдающегося и проницательного человека понятны. Труднее понять, чего именно хотела В.Н. Фигнер.

По собственным словам, она в беседе с Михайловским отнеслась к предложению Воронцова-Дашкова «совершенно отрицательно». В.Н. сослалась на то, что это полицейская ловушка. Полиция действительно очень скоро узнала о свидании и переговорах Михайловского с Фигнер — но потому, что сама В.Н. месяца через три–четыре рассказала об этом агенту Судейкина Дегаеву. Нас их спор, однако, здесь интересует лишь как материал для выяснения настроений людей того времени (в частности, Веры Николаевны) и их способности к «учету соотношения сил», а равно и к выводам из такого учета. Михайловский, решительно отвергая мысль о ловушке, предложил потребовать от правительства в доказательство его искренности немедленного освобождения Чернышевского. В.Н. Фигнер тотчас выдвинула также требование освобождения Нечаева[12]. Михайловский, быть может, несколько раздраженный, прямо поставил ей вопрос: «А можете ли вы фактически осуществить террористическую часть программы? Предпринимаете ли вы и можете что-нибудь принять в смысле центрального террора?» Со свойственной ей прямотой она ответила отрицательно. Надо полагать, Михайловский пришел в полное недоумение. В конце концов В.Н. ему сказала: «Лично отказываюсь от каких бы то ни было сношений по этому делу», — и предложила обратиться за границу к Тихомирову[13], к которому вскоре после того и поехал Н.Я. Николадзе.