Март 3 число
— Я устала… Когда привал? У меня болят ноги. Я замёрзла-а-а…
— Не ной, — тихо сказала я верблюдице. Уже в сотый раз. За сегодняшний долгий день.
— Когда прива-ал…
Вздохнув, я покрепче закуталась в подбитый мехом плащ. Лес всё не кончался, а наш обоз тянулся нескончаемой вереницей через просеку, которую словно вырубил великан-перфекционист. По обе стороны широкой дороги стояли деревья — сплошной стеной, высокие, вековые. Кому нужно было прореживать лес с севера на юг, я не знала. Но этот лес был огромным, объезжать его было бы очень долго. Поэтому — спасибо незнакомому великану.
Я скосила взгляд на повозку рядом. Старик был болен. Его старуха ещё держалась, хлопоча о муже. Я подумала, что она умрёт, когда умрёт он. У меня ещё остались травы от его слабого сердца, но скоро нужно будет добывать новые. В этих лесах нет всех нужных трав. А вот на этой повозке кашляет ребёнок. Насколько я могла судить без рентгена, у малыша пневмония. Каждый вечер на привале я делаю ему массаж грудной клетки, пытаюсь убрать воспаление, расширяю забитые мокротой бронхи, но этого мало. Нужно тепло, жаркий очаг, чистая одежда, чай и постель. А пока я могу предложить этому ребёнку только тряскую повозку и тулуп из волчьей шкуры…
За три месяца наши три сотни человек превратились в двести девяносто шесть. Трое дружинников погибли в схватке с медведем, волками и древним исполинским лосем. Бер не смог обуздать зверьё — он слабел на глазах. Умерла древняя старуха, и мы похоронили её, даже не плача — настолько она была стара. Скончалась и ещё одна женщина, которую я не смогла спасти — у неё открылось такое сильное кровотечение, что ни мои руки, ни травы не успели вовремя. Но она родила крепкого и здорового мальчишку, первого ребёнка с того момента, как мы покинули Златоград. Итого минус пять и плюс один.
Но сколько ещё будет длиться наше путешествие?
— Я уста-а-ала!
— Асель, замолчи, пожалуйста, — попросила я, спрыгивая с седла в вязкую грязь. Дожди закончились два дня назад, но земля ещё не просохла. Конечно, лошадям и верблюдице тяжело. Но не тяжелее, чем людям.
— Взять тебя в седло, Руда?
— Как-нибудь обойдусь! — бросила я вверх. — Схожу в лес, поищу травы.
— Своенравная княгиня, — буркнул Ратмир с нежностью во взгляде, а потом посвистел: — Буран! Буран!
Рыжий пёс вынырнул из-под брюха лошади и потрусил рядом с князем. Я невесомо потрепала его по мокрой холке, и Буран чихнул:
— Когда привал? Я жрать хочу!
— Я давно у неё спрашиваю, — повернула к нам горделивую голову Асель, продолжая месить грязь широкими мозолистыми ногами. — А она говорит: «Не ной».
— Пошли, Буран, посмотрим, что там впереди, — сказала я громко, но совсем не для Бурана. — И, если найдём подходящую поляну, остановимся на день и ночь. Людям и животным нужно отдохнуть.
— Согласен, — коротко ответил Ратмир и помахал дружинникам. Некоторые из них ускорили шаг лошадей и догнали нас. Князь приказал: — Следуйте за княгиней и охраняйте её. Ищите место для длительной стоянки.
— Здесь сплошная грязь, — ответил Тишило, парень с порванной ноздрёй, и с досадой сплюнул в примятую траву.
— Вот и найдите место без грязи, — спокойно сказал Ратмир.
— Айда, мальчики, — усмехнулась я. — Раньше сядем — раньше выйдем.
Сапоги утопали в жидкой земле, плащ волочился по ней же, и мне пришлось подобрать его и заткнуть за пояс. Я чувствовала себя ужасающе грязной, липкой и вонючей… Мне хотелось в ванну, в баню, да хоть в реку! Отмыться, оттереться, надеть свежую рубаху, свежее, пахнущее мятой и пижмой платье, заколоть скрипящие от чистоты волосы в пучок, чтобы не лезли в глаза! Но баня пока была роскошью. Зато, когда обоснуемся на новом месте, я прослежу, чтобы первым делом поставили сруб бани…
Плотная стена леса тянулась и тянулась, я шагала и шагала, упрямо меся землю ногами, и уже отчаялась увидеть хоть что-нибудь вместо этого чёртова леса. Караван остался позади, лошади дружинников вяло плелись едва ли быстрее меня, Буран рыскал на опушке, вынюхивая и высматривая дичь. Я устала… Я так устала от этого пути! Может, зря мы покинули Златоград?
Упаднические мысли то и дело посещали меня. Особенно во время стоянок, когда я видела умученных людей и их косые взгляды, слышала их шёпот, когда они переговаривались между собой. Они сомневались. Прошло два месяца, мы сделали больше двух тысяч километров и сейчас должны были находиться где-то в средней полосе России. Приблизительно, конечно. Карта Ратмира не показывала ничего ниже Уральских гор, а мы оставили их далеко позади… Где-то здесь должны быть реки, озёра, хоть какая-то большая вода. Где-то здесь должна быть Волга!
Ближайшая ко мне лошадь вздохнула с неожиданной надеждой:
— Вода…
— Что? — от неожиданности спросила я. Дружинник поправил шлем на голове и буркнул:
— Ничего. Я молчу.
— А я не тебя спросила, — раздражённо ответила я. — Лошадь, что ты сказала?
— Вода близко. Чистая вода.
— Вперёд! — скомандовала я, воодушевлённая. — Давай! Давай! Покажи, где вода.
Лошадь потрясла головой и пошла быстрее — насколько могла. И я поспешила туда, где заканчивалась просека, где был свет и простор, откуда дул ветер. Неужели пришёл конец нашему бесконечному пути? Неужели уже сегодня вечером мы сможем ночевать на земле, которую назовём своей?
Несколько минут понадобилось мне, чтобы достичь конца просеки и остановиться там, где она сливалась с лугом. Открытое пространство ошеломило после многих дней и недель лесов, перелесков и рощ. Серое небо в облаках сливалось с серой водой на первый взгляд. А потом, приглядевшись, я различила все оттенки голубого, синего и даже зелёного. Тёмная земля с пожухлой прошлогодней травой заканчивалась там, где сливались в единое целое две реки. Там были камни, как мне показалось, набросанные хаотично всё тем же великаном.
— Вода, — сказала догнавшая меня лошадь.
Март 3 число
Вечер в этих краях был очень похож на нормальный вечер в моё время. Сумерки, подкравшиеся к стенам города, набросили на него тёмное покрывало, и люди принялись зажигать факелы. Распряжённые лошади паслись на будущих полях, а повозки мы загнали в дома — ширина дверей позволила. Завтра наши добры молодцы пойдут в лес — углублять просеку. Нам нужно дерево для мебели, для этажей, для растопки. Печник тоже имеется, глину найдём. Каких-нибудь три-четыре недели — и город заживёт нормальной жизнью!
Ворота я закрыла тем же путём, что и открыла. А вот с тем дворцом, который Ратмир присмотрел для нас, вышла неувязочка. Ни осколок первой жизни, ни волшебные слова «Сезам, откройся», ни танцы с бубном не помогли. Двери не открывались. Пришлось заселяться в дом попроще. Но я затаила обиду на город. Почему дворец недоступен? Ведь я чувствую, как двери поют и вибрируют в унисон с моим камнем и с моим телом!
Но видно для настоящего унисона не хватало нескольких нот. Вот и воздух посвежел, заставляя меня кутаться в плащ, а я всё стояла, приникнув всем телом к камню двери, шептала, умоляла…
— Руда, замёрзнешь, моя княгиня, пойдём греться у очага.
Тёплые руки обняли меня, тяжёлым грузом легли на плечи. Бородка Ратмира защекотала шею, и я откинулась на его грудь, закрыв глаза, пожаловалась:
— Почему у меня не получается открыть эту дверь?
— Я не знаю, любая. Мы не знаем. А те, кто знал, уже не скажут.
— Это нечестно! Здесь столько места! Половину людей можно разместить!
— Забава приготовила нам с тобой роскошную постель из сена, Голуба замесила хлеб и сварила похлёбку… Пойдём, любая, всем надо отдохнуть от долгого пути.
Я взглянула на него снизу вверх. Тёмные глаза блестели улыбкой, которую нечасто видели на лице светлого князя. Мой, только мой! И улыбка эта — моя! Только для меня…
Кивнув, я неохотно оторвалась от двери, позволила увлечь себя в один из небольших домов, стоявших на площади возле дворца. Сложенный из более мелких камней, но тоже без раствора, он был покрыт чёрными плоскими плитками, очень похожими на сланец. Окна — чёрные дыры без стёкол — заботливые служанки уже затянули тканью. От холода она не спасёт, но сквозняков не будет. А потом и настоящие стёкла вставим. Ну как настоящие… Слюдяные. Есть у нас в городе мастер.
Внутри уже было натоплено, уже горели факелы и жир в плошках, уже пахло вкусным наваристым супом из вяленого мяса. Забава встретила нас — захлопотанная, красная от жара очага, счастливая. Она сердито набросилась на меня:
— Что ж ты, княгинюшка, себя не жалеешь? Долбишься, долбишься в дверь, а забыла, что, коли не пускают, значит, время не пришло!
— Да я… ничего… — попыталась оправдаться, но меня никто не слушал. Насильно подвели к очагу, усадили, сунули в руки плошку и ложку. А там уж аромат супа сделал своё дело. Я хлебала его, обмакивая в янтарную жидкость кусок позавчерашнего хлеба, и соловела на глазах. Усталость обнимала меня всё больше и больше, клонила на бок, закрывала мне глаза…
А потом словно как что меня толкнуло. И я проснулась.
Очаг ещё теплился, один маленький огонёк посреди дома. Кто-то ворочался, кто-то вздыхал во сне. Я лежала под одеялом из драгоценных соболей на повозке, а рядом мерно посапывал Ратмир. Полюбовавшись на его лицо в отблеске огня, я приподнялась на локтях. Снова это присутствие, снова холодный пот, прошибающий позвоночник! Но никого — никого нет, только свои, только люди, пришедшие со мной за две тысячи километров из Златограда! Маленькая Отрада кряхтит под боком у Мыськи, слышно, как чмокает кулачок семимесячный Волех, убаюкивая сам себя, а тяжёлое дыхание с присвистом — это Бер… Всё в порядке, всё хорошо.
Я выскользнула из-под соболей, стараясь не потревожить Ратмира. На мне рубашка — не слишком свежая, не слишком чистая. С утра первым делом надо найти место для большой стирки. А уж потом натаскать воды и выкупать детей, задуматься о бане…
Я подошла к ящику, который сколотили перед самым отъездом. В нём хранились мои травы и весь арсенал начинающей травницы. Аккуратно откинув крышку, чтобы та не скрипнула и не разбудила весь дом, я склонилась над уложенными в ряды мешками и мешочками, полными сухих нарезок, бутонов, измельчённых корешков и ягод. Идея была смутной, но я постаралась сформулировать её настолько чётко, насколько смогла:
— Защита от незваных гостей.
Пауза меня немного напугала. Незваных гостей я не могла обозначить точно, но знала, что в арсенале начинающей травницы точно есть охранные травы. Даже примерно помнила, где они лежат. Но это против людского присутствия… А мои гости наверняка другого вида.
— Защита… — начала я, и тут вспыхнул зелёным цветом один из мешочков. Солёная трава… Соль, да. Призраки. Но я уверена, что это не призраки тревожат меня. А кто? Не знаю. Но солёная трава — это уже неплохо. Я достала из мешочка щепотку и огляделась. Куда положить? На порог? Глупо. Если дух, призрак или кто его знает что жил в доме, он здесь и останется. Надо прогнать его из дома.
Я бросила щепотку травы в очаг и закрыла глаза. Пожалуйста, позвольте нам жить в этом городе! Мы беженцы, мы устали. Мы не причиним никакого вреда этим камням. В конце концов, я открыла ворота, значит, я имею право здесь быть!
В очаге ярко вспыхнул огонь, жадно пожирая траву, а я прислушалась к своим ощущениям. Пока всё спокойно. Посмотрим, как оно будет дальше.
Босым ногам стало холодно, и я вернулась в повозку, забралась под одеяло и прильнула к тёплому телу Ратмира. Забралась ладонями под его рубашку, провела по гладкому торсу, чувствуя дрожь желания внутри. Муж проснулся и, сонный, повернулся ко мне:
— Что, женщина?
— Хочу тебя, — просто ответила я.
Он хмыкнул:
— Разве не должна ты, как любая верная жена, ждать, когда у мужа проснётся желание?
— Я феминистка, — пробормотала, прижимаясь к Ратмиру. Нашла его губы и лизнула, куснула губами, дразнясь и распаляя его. Князь ловко перевернул меня на спину, прижав к сену, оглядел в неровном свете очага — всю, докуда достал взгляд, и жадно впился в мой рот. Будто в первый раз! Его рука проникла под подол рубашки, лаская мою ногу, поднимаясь выше и выше, пока не достигла заветного местечка. Не так давно я показала Ратмиру, что такое клитор, и рассказала, что можно проникать в женщину не только членом, но и пальцем. Пальцами… Сначала он не поверил, потом долго отнекивался, решительно отказываясь от новых тактильных практик, но, когда увидел, как они на меня действуют — бросился в омут, так сказать, с головой.
Март, 4 число
Я спускалась со смотровой площадки мрачная и в думах. Конечно, Ратмир задавал правильные вопросы, но, к сожалению, никто не мог дать на них верные ответы. Даже я. В голове роились мысли, одна фантастичнее другой, но я только морщилась. Глупости. Краем уха когда-то в другой жизни я слышала про ядерную войну в восемнадцатом веке, про найденные скелеты гигантов, про пирамиды Сибири и мегалиты, которые служили храмами для неких вымерших цивилизаций. Но всегда отметала их, как идиотские домыслы людей, которым нечего делать.
Впрочем, в свете Мокоши и расы иреанцев надо пересмотреть свои убеждения.
Но лазеры… Гиганты выше иреанцев… Стены в высоту двухэтажного дома…
И ещё это присутствие. Как будто дух старых жителей. Что-то странное, но отчего-то не пугающее. Я поёжилась, глядя на скачущего от радости видеть меня Лютика. Вот кому хорошо… Весело жить на белом свете, когда не надо думать о том, что найти поесть или как сделать людям удобно и тепло.
Щенок поднял голову и вгляделся в окна большого дома. Я позвала малыша:
— Лютик, пошли!
Он дёрнул хвостиком в ответ, но взгляд не отвёл. Шерсть на загривке встала дыбом, и щенок зашёлся в звонком и тревожном лае. Что он там увидел? Кого?
— Лютик! Что ты увидел?
— Там кто-то есть! — протявкал малыш.
— Там пусто, и дверь не открывается.
— Есть! Есть, есть, есть!
— Хорошо, пошли посмотрим, — сказала я и направилась к дому. Лютик решительно бросился вперёд меня, а Ратмир окликнул:
— Руда, куда ты?
— Лютик заметил движение в окне. Я пойду посмотрю.
— Стой!
Меня схватили за плечо, и муж отругал сердито:
— Безрассудная женщина! Надо послать дружину!
— И что они сделают? Взберутся по отвесному камню к окну?
— Если надо — да! — твёрдо ответил Ратмир. — А ты останешься в стороне. Ты не должна подвергать себя опасности.
— Глупости, — запротестовала я, но меня удержали на месте. Дружинники окружили окно, один из них взобрался на спину другого и, подтянувшись, заглянул в окно. Крикнул:
— Никого!
— Заберись внутрь! — велел Ратмир. Парень сунулся было, но я вскрикнула. В окне показалась страшная рожа, оскалила огромный рот и зашипела, как кошка, на всех, кто был под окном. Но к моему удивлению, дружинники не отшатнулись и не вскинули мечи. Парень, который пытался забраться в окно, ответил:
— Не могу! Меня что-то не пускает.
— Ещё бы, — выдохнула я. — Там такой… такое… даже не знаю, как назвать!
— Что там? Кто? — обеспокоенно спросил Ратмир, вглядываясь в чёрный провал окна. Я тоже взглянула туда. Страшный человек не исчез. Он скалился на всех, потрясая грязными руками, и его лохмотья обнажали худое тело с выступающими рёбрами. Что за глюк? Неужели они его не видят?
— Подожди, — пробормотала я. — Подожди, мне надо подумать.
Если они его не пугаются, значит, не видят. А раз не видят, значит… Это не человек, а нечисть.
— Ну конечно! Домовой!
— Что?
Я только мотнула головой. Странно, я никогда не видела домовых в тереме! Неужели их просто-напросто нет в это время? Быть может, как с дикими волками, домовых ещё не приручили? Тогда откуда здесь этот? Он тоже дикий?
— В доме остался домовой. Я думаю, что он не пускает нас в дом, потому что мы чужие.
— Домовой? Как леший? Как болотник?
— Да. Нечисть.
Ратмир выругался, потом сказал:
— Значит, нам никогда не попасть в большой дом. Нечисть будет водить кругами и колдовать.
— Ты забыл, что у тебя есть личная ведьма, — усмехнулась я. — Думаю, что с нечистью я как-нибудь справлюсь.
В голове мелькнула мысль поговорить с домовым. Но, подумав, я отмела её. Сначала, как в любом деле, надо подкрепиться.
— Принесите мне молоко и несколько пирогов, — велела дружиннику. Он поклонился и убежал в направлении к ближайшему дому.
— Ты хочешь выманить нечистика с помощью еды? — рассмеялся Ратмир, но губы его остались напряжённо сжатыми. Я покачала головой:
— Нет, любый. Я хочу подружиться с ним.
— Дружить с нечистой силой! Только ведьма может выдумать такое, — пробормотал он. Тишило, который следовал за князем повсюду, сказал мрачно:
— Скоро нечисть промеж нас жить будет, с такой-то княгиней…
— У тебя ко мне претензии? — обернулась я к десятнику. Тот прищурился и сделал шаг вперёд:
— Нечисть не должна жить с человеком! Это противоречит божьему миру! Хотел бы Сварог такого — дозволил бы людям видеть нечистиков, а оно не так!
Эк как всё оборачивается. Бунт на корабле… Тишило мутит воду! А если я скажу, что одна из всех вижу нечисть, ответом мне будет плевок под ноги и слово: «Ведьма!»
Я отвернулась от десятника. Не хотела видеть его. Пока он мне ничего не сделает, но надо остерегаться того, что он может настроить против меня остальных. Дружинник прибежал с кувшином молока и пирогом, завёрнутым в рушник. Я махнула рукой:
— Положите всё это на окно и оставьте.
Парень глянул на князя, и тот кивком разрешил ему делать то, что я сказала. Мне стоило бы обидеться, но хрен с ними. Я всего лишь женщина. Я всего лишь спасла их от верной смерти и привела в новый город. Ничего. Ничего… У меня получится завоевать доверие народа.
Наверное.
Я смотрела, как дружинник водружает пирог с молоком на окно, как бесится беспомощный домовой, пытаясь прогнать их, как парни расходятся. Смотрела в упор, пытаясь поймать взгляд нечистика, но он не видел меня. Его дикий вид интриговал. Я всегда представляла домовых чистенькими благообразными старичками с длинной бородой. А тут — страшный, большой, в лохмотьях, нечёсаный!
Кузя…
Впрочем, Кузю отмыли, и он стал чистеньким и благообразным. Может, этого тоже надо отмыть?
Я займусь домовым позже. Сначала мне надо обойти моих больных. Я поискала взглядом Ратмира, махнула ему рукой:
— Светлый князь, разреши обратиться!
Март, 5 число
Я проснулась ещё до рассвета. Встала. Непреодолимое желание появилось посмотреть, кто же ночью расслаблялся, и проверить, жив ли ещё Бер.
А ещё у меня сложился план.
Мы выживем все. Мы не умрём, мы справимся. Но действовать нужно всем вместе. Для этого мне нужно поговорить с основными зачинщиками ненависти ко мне по отдельности. Убедить их в моей чистой совести и искренности намерений…
Одевшись, я кое-как пригладила отросшие за зиму волосы и заплела их в косу. Вообще-то мне полагались две косы и кика или княжий кокошник, но ещё в Златограде я отказалась их носить. Забава уговаривала, убеждала, но я не сдалась. Щас я им тут в кокошнике рассекать буду…
Все ещё спали. Даже дети сопели во сне. Я двигалась очень осторожно, чтобы никого не разбудить, наверное, ещё и потому, что не хотела никого видеть. Не сейчас. Мне нужно немножечко побыть одной. Это вполне справедливое и законное желание! И так сидим друг у друга на головах, и так два месяца кучковались у костров и на телегах!
На цыпочках я пробралась к повозке, в которой спали Бер и Мыська с малышами. Отогнула край занавеси, заглянула. Думала, сердце остановится!
Он повернул голову, улыбнулся мне и, высвободив руку, приложил палец к губам. Мыська спала в сгибе его локтя, одеяло сползло, обнажив её маленькую, но упругую и налитую молоком грудь. Закрыв рот ладонью, чтобы не вскрикнуть от радости, я кивнула ему: мол, что как? Бер аккуратно, очень аккуратно освободился от веса Мыськиной головы и соскользнул с повозки. Я отошла к очагу, почти потухшему за ночь, и подкинула маленькое полешко, чтобы чуть оживить огонь. Сзади послышались шаги, я обернулась.
Он был таким же молодым красавцем, как в первый день, когда я встретила его. Правда, одет похуже: в длинную рубаху поверх штанов. Босоногий. Ноги почти медвежьи — широкие, плоские, с корявыми ногтями и заросшие шерстью. Но они его не портили — ведь улыбка осталась широкой и лучистой!
— Бер, как же я рада за тебя! — сказала искренне и протянула руку, чтобы потрогать широкий торс. Убедиться, что он настоящий…
— Пойдём наружу, — шепнул медведь. — Хочу вновь ощутить себя живым.
Выбравшись на улицу, мы встали на пороге. Небо было ещё тёмным, но за стеной, над рекой, над полосой далёкого леса на том берегу, оно уже светилось оранжевым отблеском восстающего из небытия солнца. Люди не знают, что Земля вертится вокруг Солнца. Они думают, что светило это бог и каждое утро оно встаёт, чтобы посмотреть на людей, а каждый вечер ложится спать в своём доме, который находится на краю земли. Антинаучно. Зато красиво. Я живо представила, как большой бородатый старик Солнце потягивается в своей кровати, открывает глаза и готовится встать…
— Благодарю тебя, травница.
— Не за что, — ответила я тихо.
— Ты спасла меня от проклятья. Ты дала мне вторую жизнь. Ты подарила мне преданную и любящую жену. Я думаю, есть за что.
— Если ты… Если ты когда-нибудь причинишь Мыське боль… — я запнулась. — Если ты её не любишь, если захочешь расстаться…
— Лучшей жены я никогда не нашёл бы.
Я кивнула. Неважно. Любовь это всего лишь привязанность. Это невозможность жить без другого. Стерпится-слюбится. Вот и небо светлеет. Вот и цвета возвращаются в мир. Скоро станет тепло, скоро на чётко очерченных полях у стены заколосится рожь и полба, скоро окотятся козы…
— Странный город, ты как думаешь? — спросил Бер, оглаживая ладонью стену дома. — Тяжёлый камень. Большие дома. Высокая стена.
— Странный, — согласилась я. — Но это не иреане построили его. И здесь есть домовой!
Я обернулась к Хозяину Леса, схватила его за руку:
— Ты должен мне помочь! Поговори с домовым!
— Что за домовой такой? — удивился Бер.
— Я тебе покажу. Это точно нечисть, потому что люди его не видят. Я дала ему еды, как это принято у меня. То есть… Ну ты понимаешь, я никогда не верила в нечисть до того, как попала к вам…
Бер рассмеялся задорным молодым смехом и испуганно закрыл ладонью рот, оглянувшись на дом. Я потянула медведя по улице:
— Пойдём, пойдём! Он в главном доме, в самом большом! И не пускает нас туда!
— Думаешь, он меня послушает?
— А кого ещё? Ты же главный над лесной нечистью! Может, он тебя примет за шефа?
Бер фыркнул и помотал головой, но за мной пошёл.
Две минуты спустя мы стояли перед большим домом, пялясь на чёрные провалы окон. Я подтолкнула Бера локтем:
— Позови его!
Он пожал плечами, но вытянул руку к окну. Ничего не произошло. Или мне показалось, что ничего не произошло. Но потом я услышала, как Бер шепчет: «Выйди. Покажись. Выйди. Никто тебя не обидит».
С ума сойти! Я могу слышать то, что не слышит никто!
Но где же домовой? Не видно. Не хочет, видно, разговаривать с Бером. Как же его выманить? Мне показалось, что что-то мелькнуло в глубине дома. Это он! Это домовой! Ну выходи же, выходи!
— Светлая княгиня!
Я обернулась, матерясь про себя. Спугнули! Со стороны домов ко мне шёл Тишило — решительно, быстро, придерживая меч рукой, чтобы не бился о сапог. Мысленно обругав его всеми известными мне плохими словами, я спросила резко:
— Чего тебе?
— Мальчишка пропал. Тот самый, больной!
— Какой больной? Мой больной? — не поняла я. — Но он же умирал!
— Мать сказала, что утром не нашла его рядом с собой. Мы в одном доме поселились…
— Он не мог уйти! У него нет сил на это!
— Мне организовать поиски?
— Да, надо его найти.
Я нахмурилась. Куда мог пропасть умирающий мальчишка пяти лет? Если только…
Если только домовой его не унёс. Правда, мне не приходилось слышать о домовых, которые крали детишек… Но я много чего не знаю, так что любые допущения возможны.
Мы обыскали весь город. Весь. Могли бы — и камни бы посдвигали, чтобы посмотреть под ними. Но мальчика не нашли.
Более того: в результате поисков выяснилось, что пропали ещё трое. Старуха, молодой дружинник и беременная женщина. Я не знала, что и думать. А люди смотрели на меня, словно спрашивая: как же так? Эх, милые мои, если бы я знала, как так… Мне самой страшно. Очень страшно! Даже Ратмир сказал тихо, чтобы никто не услышал:
Апрель 25 число
— Смотри, Отрадушка, это большо-ой дом! — я показала на центральное, всё ещё неприступное нам каменное строение. Девочка проследила за моим пальцем, взмахнула ручкой и сказала:
— А!
— Да, это дом, — с улыбкой повторила я. — Там живёт большо-ой домовой!
— А-а!
— Да, вот такой большой домовой! А вон дядя Тишило, он несёт ведро с водой. А вон твой папа, он с дядей Буселом рисует карту…
— А! А!
— Да, скоро у нас будет карта местности, и мы начнём осваивать новую землю, понимаешь, Отрада?
Её изумляло всё, что она видела. В свои почти шесть месяцев Отрада росла крепкой и здоровой, уже садилась и даже пыталась ползать, если её клали на животик. А ещё неделю назад она выдала первый зубик, и ночами, когда маленькая княжна вопила и не желала спать, её укачивали всем домом по очереди. И именно тогда я начала брать её с собой на улицу. Бродила с малышкой по тёмному спящему городу и разговаривала с ней. Мне казалось, что через неё я говорю с собственным ребёнком.
Но всё прошло, зубы продолжали резаться, однако плакать по ночам Отрада перестала. А я всё равно носила её везде. Да и Мыське так было легче. Она, конечно, смотрела на меня странно, когда я велела Голубе протирать через сито варёную репку и их белёсую морковку для детских пюре. Но на примере Волеха видела, что мои советы по развитию детей дают свои плоды. Я не изучала педиатрию специально, но про прикорм и выкладывание на живот знала. Оба малыша росли, как на дрожжах, и Бер мастерил для них игрушки по моему указанию. Были у деток погремушки, чесалки для зубов, хитрые штучки для извлечения звуков…
Отрада прислонилась ко мне, пряча личико на груди.
— Устала, маленькая моя? — спросила я и кивнула: — Сейчас пойдём спать. Подожди только, я поднимусь наверх, погляжу…
И направилась к городской стене. Сзади меня догнал голос Мыськи, которая топала с Волехом на руках:
— Княгиня, куда же вы с маленькой-то?
— Ничего, Мыська, я туда и обратно, не бойся, — весело ответила я няньке и, прижав одной рукой малышку к себе, другой взялась за перекладину лестницы.
Плотники установили галерею по всей длине стены. Памятуя о выбоинах в камне, сделанных лазером, Ратмир решил установить дежурных на трёх сторонах города, выходивших на реку. Правда, лестницы ещё неудобные, но мне не привыкать. Платье пришлось подоткнуть за пояс, и я медленно, но верно взобралась на галерею.
Вид со стены открывался, конечно, шикарный. Река шумела, гнала волны на юг, пенила камни внизу, беспечно и беспощадно уносила время куда-то в края, о которых мне ничего не было известно. Я уже давно решила, что это Волга, поэтому в мыслях так и называла её. Другой такой же широкой реки я не знала. Хотя это могли быть и Кама, и Обь, и Иртыш, но Волга была мне ближе к сердцу.
— Смотри, Отрада, это река, — тихо сказала я. Девочка сунула в рот кулачок и зачмокала. Мы стояли обе и смотрели. Влажный ветер легонько трепал мои волосы, и я прикрыла малышку от прохлады покрывальцем. Дружинник, подходя к нам, заметил:
— Неспокойная вода что-то.
— Главное, чтобы не было чужих кораблей, — философски ответила ему я.
— Пока не видать, — с ленцой протянул он, кивнув на горизонт, где темнел лес: — Вона, луга какие на той стороне. Туда бы скотину пастись…
— Нет моста — нет лугов, — усмехнулась я.
— Чудные эти великаны. Построили бы город на другой стороне…
И он, недовольно качая головой, пошёл обратно по галерее. Я прищурилась. Действительно. На другой стороне такие луга, такие выпасы… Да и вообще — не могли же жители постоянно торчать в городе? Ведь должны были с соседями общаться, ездить куда-нибудь… Не могли же они постоянно огибать просеку? Я бы мост соорудила. Вот тут и соорудила бы. А что? Как раз на другую сторону можно перейти.
— Ты бы перешла здесь, Отрада? — задумчиво спросила я у девочки. Та агукнула сонно. Да уж, помощи от неё пока никакой. Всё самой придётся, всё самой.
Я положила руку на камень, погладила его шероховатую поверхность. Какие ещё тайны ты хранишь, древний город? Открой мне их, не стесняйся, я своя. Камень нагрелся от тепла кожи, и мне показалось, что воздух над ним колеблется. Не настолько же я горячая женщина, чтобы тут всё жаром пышало! Что за ерунда такая? Наклонившись, я заглянула за стену, придержала Отраду за голову. Из отворота рубашки вывалился оберег — осколок первой жизни. Я не успела подхватить его, и он глухо стукнулся о стену. Зазвенел. Я напряглась — снова этот никому не слышный звон! За ним должно последовать какое-то открытие. В прошлый раз это были ворота города.
А в этот…
Над стеной задрожал воздух, и откуда-то выпрыгнул каменный брус. Я взвизгнула и отскочила. Чуть было не свалилась с галереи, но схватилась за поручень. Тот оказался крепким — мужики на славу сработали, а брус куда-то спрятался. Дружинник уже бежал ко мне, вскинув меч:
— Что, княгиня? Что?
— Ничего, — я ошалело помотала головой и глянула на Отраду. Та хлопала глазёнками — зелёными, как у матери — и смотрела на меня, испуганно вытянув губы в трубочку. — Ничего, кроха моя, ничего. Всё хорошо! Пойдём-ка к Мыське, солнышко, она тебя спатушки уложит.
Прижав её к себе, я принялась спускаться. Внизу кормилица изнывала от страха:
— Княгинюшка, что там было-то? Чего кричала?
— Погоди, Мыська, не сейчас! — буркнула, передавая ей Отраду. — Поди уложи малышей. Я скоро.
Проигнорировав её заполошный взгляд, полезла снова на галерею. Сжала в ладони оберег и решительно пошла к стене.
— Хозяйка, хозяйка! Ты меня забыла!
Глянув вниз, я увидела Лютика. Он подрос, вытянулся и стал похож на маленький нескладный велосипед. Толстые лапы, худощавое тело и лезущая клочьями шерсть. Наклонившись, я почесала его по холке, стараясь убрать зимний подшёрсток, и сказала:
— Куда тебе со мной? Ты не умеешь лазить по лестнице!
Апрель 25 число
— Я не понимаю… Я ничего не понимаю! Вы говорите о тех людях, которые пропали? — выкрикнула я в отчаяние, шаря взглядом по камням в поисках того, кто говорил такие страшные вещи.
«Пропали, умерли, разговаривают, едят, спят — нет никакой разницы. Есть живые, есть мёртвые. Ты прошла круг, ты наследница Кайа-Тиля. Ты можешь остаться ненадолго».
— Почему ненадолго? Нам нужно уходить? Нужно искать другое место?
Странный разговор. Очень странный. Этот голос ходит вокруг да около, не говоря ничего конкретного…
«Нет. Всё случится вне зависимости от того, в каком месте ты будешь находиться. Будущее уже написано, и я читаю его на свитке моего сознания».
— Мы умрём?
«Люди рождаются, живут, умирают. Это свойство людей. Мы тоже умираем, и это неизбежно. Мёртвые уже умерли, не думай о них. Думай о живых, которые умрут не скоро».
— Зачем мне эти загадки? Разве нельзя сказать всё прямым текстом? — я обиделась и разозлилась. Даже развернулась, чтобы выйти из круга, но голос догнал меня:
«Ты не должна знать будущее, ты для этого слишком слаба. Первая жизнь в тебе, ты можешь пользоваться благами Кайа-Тиля. Помни о живых, только о живых. Иди в дом, который не принимал тебя. Там ответ на твои вопросы».
В дом? Голос хочет сказать, что теперь домовой мне откроет?
Я обернулась, спросила нерешительно:
— А я могу ещё прийти к вам, чтобы спросить ещё что-нибудь?
Голос помолчал, потом отозвался в моей голове:
«Можешь. Но у тебя не будет времени».
— Почему?
«Ты не можешь знать будущее, ты слишком слаба. Иди, наследница Кайа-Тиля».
Твою мать… Неужели нельзя сразу сказать всё чётко и ясно? Надо загадки загадывать… Вот как так? Хотелось вернуться, спросить ещё раз, кто этот голос, но я только вздохнула и вышла из круга камней.
Солнце стояло высоко в зените, цветы между дорожек лабиринта испускали пьянящий аромат, и я медленно пошла обратно, следуя спирали, к тому месту, где оставила Лютика. По мере приближения к краю окружающий мир словно начал проявляться, как древняя плёнка, и я увидела Ратмира с парнями, которые пытались пробить невидимую защиту и прорваться ко мне. Лютик только прыгал рядом, подтявкивая, словно подбадривал. Я поспешила к ним, крича:
— Ребята, я здесь! Я иду!
— Руда! Ты жива! — ответил Ратмир, и я умилилась — таким взволнованным был его голос. Прибавила шагу и выскочила из круга, оказавшись в объятиях любимого князя. Он пожурил, уже даже совсем не сердито:
— Женщина, ты очумела! Ума лишилась! Как с тобой быть? Я привяжу тебя к себе, клянусь!
— Не надо меня привязывать, — машинально отказалась я, и внезапно закружилась голова. Я пошатнулась, Ратмир подхватил меня под локоть, ворча:
— Ходишь незнамо где, ввязываешься незнамо во что, а теперь…
Тишило по привычке решил высказать своё особо ценное мнение, плюнув в мою сторону и бросив:
— Ведьма!
— Окстись, — рыкнул Ратмир, но я взвилась мгновенно. Хватит уже меня оскорблять, хватит плеваться, хватит досужих сплетен! Оттолкнув мужа, сказала ему:
— Погоди, я сама.
И шагнула к десятнику, стиснув кулаки:
— Сволочь ты, Тишило! Я тебя от смерти спасла! Я князя твоего от смерти спасла! Если б не я, плавали бы вы сейчас все в ледяном океане после потопа!
Он слегка опешил, отступил, потом нахмурил брови, дёрнул покорёженной ноздрёй и мрачно ответил:
— Как знать, был потоп иль нет… Говорят люди, зазря мы город покинули да всё добро Добрыне с прихвостнями оставили! Зазря сюда притащились, а тут вон пропадают все потихонечку… Скоро и мы тоже сгинем!
— Я видела Мокошь! Она сама мне сказала!
— Виданое ли дело — богиня к тебе пришла и сказала!
— И Ратмир видел её! Ратмир!
— Видел, — подтвердил муж.
— Да ты, светлый князь, не в себе был… — Тишило покрутил головой и кивнул на меня: — Она тебе голову задурила, морок навела, ведьма, как есть, ведьма!
— Я тебе сейчас нос сломаю, говнюк ты этакий! — с чувством сказала я, делая ещё шаг вперёд, но Лютик опередил меня. Зарычал, залаял и метким броском вцепился в сапог десятника. Тот потряс ногой, но щенок держал крепко, издавая смешной рык, в котором мне слышались особо забористые ругательства. Тишило вытащил из-за пояса нож, и я закричала:
— Ты что, сдурел?!
Кинулась на него, но Ратмир перехватил меня, крепко сжал и властно приказал:
— Убери нож! А ты отзови собаку!
— Лютик, оставь его, — я замахала щенку рукой. — Иди ко мне!
Земля задрожала под ногами. Я взвизгнула от неожиданности, прижимаясь к Ратмиру, а руками прикрыла живот. Лютик отпустил упавшего на задницу десятника… А дальше я не помнила ничего, потому что провалилась в чёрную дыру беспамятства.
Очнулась от того, что мне было мокро.
Отфыркиваясь от воды, открыла глаза. Ратмир стоял надо мной, брызгая водой из ладоней, а лицо его было перекошено от беспокойства. Я затрепыхалась, пытаясь сесть, и он помог мне. Налетел Лютик, жарко дохнул пастью, принялся облизывать щёки:
— Хозяйка, хозяйка! Ты живая!
— Подожди, собака… Ратмир, что произошло?!
— Земля тряслась, будто Перун с неба спустился, и его кони копытами стучали! — проинформировал меня Тишило. — Что на это скажешь, ведьма?
— Ратмир, ты можешь его убить? — пробормотала я. Муж накрыл мою руку ладонью и тихо ответил:
— Не могу, он мне нужен, отличный воин. Но могу дать ему в нос вместо тебя.
— Дай.
Землетрясение… Перун, тоже скажут… Обалдуи. Землетрясение — это не есть хорошо. Значит, тут сейсмическая активность высокая. Как город ещё стоит? Господи, а стоит ли? Может, всё разрушилось? Может, на это и намекал голос в круге менгиров?
Я вскочила, в ужасе повернулась вокруг своей оси, бросилась к берегу.
Ждала увидеть дымящиеся руины, но, к счастью, стены ещё высились на том берегу, а мост всё так же колыхался над бурными водами реки. Приложив руку к сердцу, я выдохнула:
Апрель 25 числа
Говорят, в падающем самолёте все люди становятся верующими. Вот и я стала. Не молилась, конечно, а просто повторяла про себя: «Боже, боже, боже, только бы сразу!» Очень боялась сломать спину и остаться умирать в чёрной дыре в полном одиночестве…
Но чёрная дыра всё не заканчивалась, как и мой стремительный полёт, я даже удивилась, как та Алиса в мультике, и принялась вглядываться вниз. Там что-то неуверенно мерцало. Свет? Откуда в чёрной дыре свет? Подземелья? На такой глубине? Нет, можно, конечно, списать долгое чувство падения на страх и всё такое, но я была уверена, что действительно падаю уже минут пять! Так долго… Пусть бы уже, а не ожидание удара!
Удара не случилось.
Более того, чем быстрее приближался свет, тем больше я тормозила. Тормозила, Карл! Чем? Не крылья же у меня выросли! Хотя я бы уже не удивилась… Но крыльев не было, меня держало какое-то едва различимое силовое поле. Которое было похоже на…
Твою мать!
Твою мать, твою мать!
Я приземлялась, почти планируя, как птица, в кольца огромного змеиного хвоста!
Из огня да в полымя…
Приготовившись к ещё более страшной смерти, я всё же попыталась трепыхаться и в полёте отгрести подальше от чудовища, которое смотрело на меня большими круглыми глазами. У него было вполне человеческое лицо, точнее, антропоморфное, да и между змеиным хвостом и толстой шеей было подобие тела с маленькими руками, двумя обнажёнными женскими грудями и животиком. Кольца хвоста обняли меня почти нежно, я зажмурилась, чтобы не видеть гипнотизирующего удавьего взгляда, и приземлилась. Точнее, призмеилась. Мягко, медленно. Живая. Пока…
— Приветствую тебя в Кайа-Пео-Тиль, самка человека.
Спокойный голос странного тембра с нотками гнусавости слегка успокоил меня. Похоже, что змееженщина не собирается меня есть. И ещё… Похоже, что голос в круге менгиров был таким же. Значит… Значит, со мной говорил змей.
Ничего не понятно, но ужасно интересно!
— С-спас-сибо, — с запинкой ответила я, открыв глаза, и огляделась, держа змееженщину в поле зрения.
Подземелье было выложено камнем. Сыро не было, только прохладно, и змеиная кожа тоже холодила меня. Свет мерцал прямо в стенах большого каменного мешка, исходя от маленьких кристаллов, вставленных в междурядья. Таинственно и очень пугающе… Я забарахталась в объятиях змеи и попросила:
— Можно меня отпустить?
— Разумеется, — с улыбкой ответила змея, и кольца разжались. Мягкий гнусавый голос продолжил: — Все пугаются в первый момент. Но с тобой ничего плохого не случится.
— Ну да, ну да, любой уважающий себя злой дух именно так бы и сказал, — пробормотала я, чуть приходя в себя. Встала на каменный пол, одёрнула платье и спросила: — Где мы? Вы сказали: «Кайа-Пео-Тиль». Это же название города, да?
— Правильно, — с улыбкой ответила женщина-змея, с шуршанием разворачивая кольца и направляясь в едва освещённый коридор. — Кайа это обозначение нашего народа, Тиль — «дом».
— Змеиный дом, — сложила я два и два. Змея продолжила:
— Пео — новый. Мы оставили поверхность и стали жить под землёй уже много столетий назад. Можешь звать меня Кауэ.
— Очень приятно, — ответила. — Меня зовут Диана. А скажите, как мне выбраться на поверхность?
— Никак.
— Что? — всполошилась я. — Нет, мне обязательно надо на поверхность! Я не могу здесь оставаться!
— Ты останешься с нами, человек. Ведь Сти послал тебя сюда, значит, ты мертва.
— О нет! Я не мёртвая, я живая! Мне так и сказал голос в кругу менгиров!
Змея развернулась так резко, что я снова испугалась. Её бледное лицо, похожее одновременно на человеческое и на змеиное, оказалось совсем рядом с моим, на меня пахнуло чем-то чужим, противоестественным. Даже волоски на шее и руках дыбом встали. Кауэ подозрительно спросила:
— Голос в каменном лабиринте? Ты прошла каменный лабиринт и разговаривала с духом предков, с Мудрым Кайа?
— Да, я прошла лабиринт, там распустились цветы. И голос говорил со мной, сказал мне, что я живая, а есть мёртвые. И я ничего не поняла…
Кауэ задумчиво смотрела на меня, покачиваясь на хвосте. Потом склонила голову:
— Кто я такая, чтобы оспаривать слова Мудрого Кайа? Но зачем Сти отправил тебя вниз?
— Сти это домовой?
— Это дух-хранитель. Он посылал к нам мёртвых ходящих людей.
— Зачем вам мёртвые люди? — осторожно спросила я. Может, эти змеи жрут нас?
— Нам ни к чему, — она так повела головой, что я сразу поверила — не жрут. — Но на поверхности им не место. А ты, значит, живая… Тогда почему Сти послал тебя сюда?
— Я хотела найти ответы на вопросы, и ваш этот… дух… Мудрый Кайа сказал, что я найду их в большом доме. Я вошла в большой дом, увидела домового, а потом упала в эту дыру.
Выпалив всю эту тираду, я выдохлась и замолчала. Кауэ тоже молчала. Только дышала с присвистом. Что у неё, эмфизема лёгких? У неё вообще есть лёгкие? Ы-ы-ы, наверное, она же дышит! И вообще, змеиный организм…
А что я знаю о змеях? Ничего. А эти к тому же какие-то метисы с людьми…
Я ничего не понимаю!
Кроме того, что в городе, который заняли мы с Ратмиром, жили когда-то эти змеелюди. И ясно, почему там всё такое широкое, почему вместо мебели простые каменные лежанки, почему мост из брусьев. Змеиные хвосты…
— Ответы, — вдруг сказала Кауэ, когда я устала от молчания. — Хорошо, ты получишь ответы. И нам придётся поднять тебя. Однако ты должна держать в секрете всё, что увидишь здесь.
Я хмыкнула. Нет, я буду хранить секрет, но какие гарантии могу дать им?
— А если ты нарушишь секрет, то Мудрый Кайа будет приходить к тебе каждую ночь во снах и сведёт тебя с ума, — слегка мстительно добавила Кауэ.
— Ну, я так сразу и подумала, — пробормотала, вглядываясь в темноту коридора. Там появился свет, который сиял ярче, чем кристаллы в стенах. У меня внутри всё замерло, как будто перед прыжком с тарзанки. Сейчас… Сейчас я получу ответы на вопросы!
Апрель 25 числа
Змея ползла по узкому коридору, слабо освещённому кристаллами. Я ползла за ней. Ну не на коленках, конечно, но шла согнувшись, чтобы не задевать головой потолок. Коридор поднимался под небольшим углом, а потом мы свернули, не прекращая идти вверх.
— Что это за лаз? — спросила я. Кауэ ответила, не оборачиваясь:
— Он соединяет город и лабиринт. Проходит под рекой. Я веду тебя к лабиринту, потому что городской лаз, выходивший у дома Кайа, мы запечатали магией осколка, и изнутри его не откроешь.
— Интересно, — пробормотала я. — А как я попаду из лабиринта в город?
— Мост.
— Я не знаю, как его открыть с той стороны!
— Ты найдёшь, как и в прошлый раз, — усмехнулась змея. Я кивнула сама себе. Ага, найду. Нашла же, как открыть ворота… Но с одной разницей: теперь я знаю, что осколок первой жизни — это ключ.
Кстати…
— Кауэ, скажите, почему этот камень вы называете осколком первой жизни?
Змея резко тормознула и оглянулась:
— А ты не знаешь? Ты же владеешь камнем!
— Мне… дала его цыганка.
— Хм. Я не знаю такой расы.
— Это не раса, это человек… Ну, национальность… Ну, неважно.
— Мы думаем, что раньше нас на этой земле обитала другая раса. Это и была первая жизнь. Это были неизвестные нам существа, от них не осталось никаких следов, кроме вот таких, как у тебя, камней. Эти маленькие самоцветы способны управлять древней магией земли и горной породы. Это всё, что мы знаем.
— Ясно, понятно, — пробормотала. Ответ? Нет, это не ответ. Теперь ещё больше вопросов осталось. Откуда осколок первой жизни у цыганки? Почему цыганка дала его мне? Из-за осколка я попала в это время?
— Поспеши, живая. У меня немного времени. Чем ближе я нахожусь к поверхности, тем сильнее у меня жжёт кожу.
— Отчего это?
— Воздух. Он другой.
— Простите, я поспешу.
И ускорила шаг. А Кауэ осталась, сказала мне в спину:
— Живи долго и будь удачлива.
— Спасибо, — ответила я со смешком. — Если выживу — буду.
Выход на поверхность занял у меня почти час. Или мне так показалось. Стало даже немного страшно, что Кауэ меня обманула или ошиблась выходом. Если я заблужусь, то удачной жизни мне не видать! Хотела было запаниковать даже, но вспомнила, что у меня есть подарок Мокоши, который исполнит любое желание. Поэтому я топала вперёд с надеждой и осознанием того, что всё будет хорошо.
Топала.
И топала.
И топала…
И когда уже отчаялась совершенно, сжав в ладони подарок Мокоши, увидела свет в конце туннеля.
Никогда не думала, что простой проблеск света может так обрадовать человека!
Я выбралась из-под земли совсем рядом с лабиринтом. Цветы между камней цвели и пахли так сильно, что у меня даже закружилась голова. Я сорвала ближайшую веточку и поднесла её к носу. Как хорошо, что я живая…
Как плохо, что я обманула людей.
Но делать нечего. Надо идти в город и провести проверку. Я узнаю, кто живой, а кто мёртвый, хоть здесь наступит какая-то уверенность. И надо подготовить Ратмира к новости.
Если, конечно, он живой…
— Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы Ратмир был живым, — тихо сказала я лабиринту, одуряющему запаху цветов и реке. И пошла искать, куда надо приложить камешек, чтобы активировать мост.
Когда брусья выдвинулись из огромного валуна на берегу, их заметили на городской стене. Дозорные кричали, махали мне, и я тоже помахала им рукой. Сердце сжалось, когда я увидела шапку Ратмира. Побежала по камням, торопясь скорее перейти реку…
Нет, я не свалилась снова в воду.
Я добралась до городской стены и упала в объятия мужа. Его крепкие руки стиснули мою талию, прижали так, что я рассмеялась:
— Ратмир, задушишь!
— Ты жива, любая моя! А мы уж в дыру лазили, чтобы тебя найти!
— Не надо вам в дыру! — я с усилием оторвалась от мужа и оглянулась на дружинников. — Ратмир, надо поговорить. Сейчас же!
— Погоди, любая, спустимся, поговорим! Тебе надо поесть, отдохнуть…
— Нет, ничего мне не надо! Поговорить! Немедленно!
— Вот неуёмная девка…
Он ворчал, пока мы спускались со стены, пока я выбирала местечко поукромнее — подальше от чужих ушей, пока устраивалась на камне. Ратмир сел рядом и обнял меня — так жарко и страстно, что сердце захлестнуло острой тоской. Мне нужно проверить… Сначала проверить, потом всё остальное!
— Постой, Ратмир. Постой, мой князь!
— Говори всё, говори, где ты была!
Я выдохнула шумно, придержала его руки и развязала ворот его рубашки. Распахнула её, приложила ладонь к груди, закрыв глаза. Мне было так страшно, что сердце замерло, пропустив пару ударов. Но дольше ждать было нельзя. Я открыла глаза.
Я уже видела его «богатый внутренний мир». Я знала, где у него шрам от старого ранения, где шрам от стрелы атлантида… Я искала чёрную дыру на месте души…
И не нашла её!
Всё было цело, всё было зелено и здорово!
У Ратмира есть душа, он живой!
— Ох, — только и смогла сказать я. Он заглянул мне в глаза с тревогой:
— Руда, что стряслось? Что ты увидела?
— Всё хорошо. Вот именно сейчас всё хорошо.
— О чём ты хотела поговорить?
— О живых и мёртвых, Ратмир.
Я отстранилась, взглянула на суетившихся по хозяйству женщин, на дозорных. Сердце снова защемило. Кто из них? Кто останется наверху, а кому дорога под землю?
— Я ошиблась, приведя вас сюда. Я ошиблась, вмешавшись в ход истории. Мы не должны были уходить из Златограда.
— И погибли бы там, да?
— Я не знаю. Но знаю точно, что некоторые из нас уже мертвы.
— Как это? Вупыри?
— Да ну тебя, — фыркнула я. — Какие ещё вупыри?! Просто люди, которым нет места на земле.
— Что это всё значит, Руда? Грядёт ещё один потоп?
Я только с досадой поморщилась. Как объяснить ему? Обвела взглядом каменные стены домов, подняла глаза к голубому небу, где уже темнело у горизонта порыжевшее солнце, готовясь ко сну, где тревожно рассекали ласточки, ища пропитание.
Май, 31 число
— Руда, открой глаза!
Меня кто-то хлопал по щекам, где-то рядом заполошно причитала баба. Удивлённая, я поняла — это Забава. А кто мне пощёчины даёт? Возмущённо отмахнувшись, я подняла веки, поймала в фокус знакомое, родное лицо. Ратмир.
— Господи, — с чувством сказала. — Ты жив!
— Жив, — усмехнулся он. — И ты жива. Но тут мы долго не просидим.
Я села, обвела взглядом испуганные лица женщин и решительные — мужчин. Все здесь? Тишило кривит губы, Могута хмурится, Забава шёпотом взывает к Мокоши, а Мыська молча плачет, размазывая сажу и слёзы по щекам.
— Мои ж вы родные… — сказала тихо и поморщилась от боли в ноге. Нет, неужели опять подвернула? — Ратмир, помоги встать.
Он потянул меня вверх, я выпрямилась во весь рост в туннеле, который слабо освещали кристаллы. Тянуло сыростью и немного гарью. Приложив руку к животу, я подумала о ребёнке. Ничего не болит — значит, всё в порядке… Сейчас главное — это спастись от врага, которого ничем не возьмёшь. Как идти на дракона с мечом? Мы ведь не в русских сказках. Или в сказках? Запуталась.
— Что делать-то теперь? — подал голос Тишило. — Светлый князь, аль пересидим тут?
— Руда, — позвал меня Ратмир, призвав всех к спокойствию.
Я кивнула. Внутри всё сжалось, будто завернули шурупами пружину, туго-туго. И голос мой звучал так, словно его пропустили через стеклянный стакан:
— Идём вперёд. Дойдём до того берега — решим, что делать.
— Ты говорила: всем живым в лаз, а куда ведёт лаз — не говорила, — с некоторой обидой в голосе сказал Ратмир.
Я скользнула взглядом по чумазым лицам моих живых и вздохнула:
— Эх, ребята, если бы я вам всё говорила… Пошли.
И первой двинулась по туннелю, растолкав людей локтями. Во мне родилась злость. Она клокотала где-то между спиралями пружины, и я боялась, что давление распрямит то, что сжалось, начнётся истерика, а там ховайся в бульбу!
Мокрый нос коснулся моих пальцев, и я испуганно отдёрнула их. Глянула — Буран. Он проворчал:
— Опять идём куда-то.
— Идём, Буран. Так надо.
— Идём, чего уж. А куда?
— Ты помнишь, как мы встретились в первый раз?
Пёс фыркнул:
— Помню. Ты была чужой.
— А теперь не чужая?
— Нет.
Подлез Лютик и приластился к моей ноге:
— Хозяйка, мы идём искать новое место? Там есть враги? Я так рычал, так лаял на этих страшных птиц, что они испугались!
— Лаял он! — Буран коротко тяпнул сына за загривок. — Ты волкодав или пустобрех?!
Щенок коротко взвизгнул и от обиды убежал вперёд вынюхивать дорогу. А я оглянулась на тех, кто следовал за мной. Забава опиралась на мужнину руку, и по её серому лицу я видела, как ей страшно. Но — истинная княжна — она ни звуком не выдавала это. Мыська несла Отраду, как самое большое сокровище. А Бер покачивал на руках Волеха. Главное — дети в порядке и не слишком напугались… Голубу поддерживала Вранка, повариха хромала и охала при каждом шаге. На берегу посмотрю, что у неё с ногой. Бусел, пожилой печник, и Мечко, молодой дружинник, тащились за Дарой-прислужницей и её дочкой, у которой были огромные глаза, прямо по рублю.
И Тишило рядом с Ратмиром.
Вот вся наша дружная компания. Плюс Буран с женой и детьми, плюс лошади и верблюдица. Да, и несколько особо молочных коз. Куда нам теперь бежать? Ни телеги захудалой, ни скарба. Даже не знаю, есть ли у кого при себе огниво, чтобы костёр разжечь.
Стоп, Дианка.
Не сейчас.
Вот выберемся, сядем, подумаем. Может статься, что враждебно настроенные боги уже улетели. А может статься, что они и лабиринт с менгирами разгромили… Тогда это будет полный пиздец.
Лютик прискакал галопом и затормозил всеми четырьмя лапами передо мной:
— Там выход!
— Далеко?
— Рядом совсем!
Я обернулась, махнула рукой замыкающим. Ратмир, а за ним Тишило пробрались по узкому коридору ко мне. Я сказала десятнику:
— Поди глянь, что там на выходе. Нет ли засады.
Думала: он посмотрит на Ратмира за подтверждением, но Тишило только кивнул и быстро зашагал вперёд. Я наклонилась к Бурану:
— А ты поди подстрахуй его на всякий случай.
Пёс отряхнулся и потрусил за дружинником. Я проводила их взглядом и нашла глаза Ратмира. В них светилась такая надежда, что мне стало страшно. Он надеется на меня. А я? Я могу обнадёжить его?
— Куда нам теперь, Руда? — спросил Ратмир. Остальные сгрудились вокруг, глядя на меня. Я откашлялась:
— Всё будет хорошо, мы найдём место, где осесть. Главное сейчас выжить и скрыться от драконов.
— А, ведите нас уж куда-нибудь, — махнула рукой Забава. — Нешто мне худо.
Я шагнула к ней:
— Где болит? Что? Дай гляну.
Забава помотала головой, держась за живот под грудью. Махнула рукой:
— Мутит меня.
— Э-э-э, — протянула я. — А ты не…
— Да куда уж, — отказалась Забава.
— Сейчас доберёмся до лабиринта, и я гляну, — сказала тихо.
Вернулся Буран, гавкнул:
— Свободно на выходе. Можно идти.
— Айда, — вздохнула я. — Выходим на поверхность.
У лабиринта душно и сладко пахли цветы. Я вспомнила, как они называются. Вереск. Пчёлы гудели вокруг, и им было всё равно, что с нами будет. Они сделают вересковый мёд, сладкий, тягучий, жёлтый. Запасут на зиму. А мы ничего не запасём…
Пока остальные выбирались из лаза, я обернулась на город. Над каменными стенами поднимались к небу столбы дыма. Горели наши запасы, горели телеги и стулья со столами, горели новенькие окна, которые плотники не успели вставить в проёмы. Драконы, как два больших самолётика с длинными хвостами, кружили над рекой. А потом вдруг разом повернулись в нашу сторону.
Я крикнула:
— В лабиринт! Быстро! — и Беру: — Примани лошадей сюда!
Мысль забрезжила в голове — неясная, ещё не определившаяся. Я сжала подарок Мокоши в ладони. Тяжёлый кулон нагрелся, ещё больше потяжелел. Драконы летели через реку. Не отдам! Мы живые, потому что наше место не здесь, не в прошлом! Наше место в будущем…