Веритофобия

Попытка к бегству

Иногда человек просто не в состоянии воспринять правду, если она ему ужасна, предельно нежелательна. Его психика не в состоянии адекватно ориентироваться в новой реальности, ей там просто нет места, она не в силах перестроиться, не может адаптироваться к той действительности, с которой столкнулась.

Чаще всего – это трагическая смерть очень близкого человека. Любимого, ребенка. Это разрушает всю человеку жизнь, лишает смысла. Это слишком сильное потрясение.

И тогда он остается в своем мире. Его жизнь оказалась на распутье – пути реальный и беспредельно желаемый разошлись. В реальном мире можно работать, убирать дом, стареть, общаться с людьми. В воображаемом – мать продолжает растить сына, заботиться о нем, кормить, покупать ему вещи, разговаривать. Она держится за этот мир, он бесконечно дорог ей, в мире реальности она не вынесет горя, боль слишком сильна, мир черен, примирение невозможно. Даже самоубийство не поможет – этим ничего не поправишь. Хотя для верующих есть варианты.

Военная психиатрия знает, скольких людей война сводит с ума и перемещает в воображаемый мир.

Если ты не можешь изменить реальность, с которой не в силах примириться – благодатное воображение создает тебе другую реальность, и ты в ней живешь, более или менее счастливо.

И вы будете доказывать такому человеку, что он заблуждается, ненормален? Что на самом деле все не так? Нет. Во-первых, у вас обнаруживаются совесть и сострадание. Во-вторых, он вам не поверит и останется со своей воображаемой правдой.

Если нельзя, но очень хочется – ты или это делаешь, или сходишь с ума. И тогда делаешь это в воображении. Правда может попасть в мозг, как камень в стеклянный дом.

Болезнь

В СССР 1960–70-х годов среди многих правил в медицине действовало и такое: онкологическому больному не сообщали его диагноз. Так предписывала советская медицинская деонтология. Чтобы не нанести непоправимую травму психике больного, как считалось.

Момент первый: правда может сильно повредить здоровью. Так считалось. Больной впадет в депрессию, утеряет волю к жизни, и вообще зачем омрачать безнадежностью его сознание. Это негуманно. Пусть верит, что это не рак, и он излечится. Это гуманно.

Момент второй: больной, успокаиваемый врачами, впадал в сильнейшее беспокойство. Он мучительно хотел знать настоящий диагноз. Он не верил врачам – переходя от неверия к вере и обратно. Пытка надеждой расшатывала его психику. Пытка неизвестностью вела к неврозу, нервному истощению и упадку сил сама по себе. Иногда из любви к близким он делал вид, что верит успокоению врачей – а близкие притворялись, что верят, что он верит в утешительный диагноз и не знает првды. В этом мраке и ужасе он близился к мучительной смерти.

Так ведь и с желанием правды не все однозначно. Меж врачей и больных ходила байка: Старик Фрейд упросил друга-доктора все-таки открыть ему истинный диагноз – и услышав, что это рак, мрачно помолчал и сказал: а все-таки ты меня убил. По другой версии слова Фрейда были: кто дал тебе право говорить мне такое? Иногда фигурировал не Фрейд, а Павлов; иногда безымянный больной или знакомый знакомого.

То есть. Официальная советская медицинская наука. Которая отнюдь не была уж вовсе глупой. Искренне полагала, что в таких случаях правду пациенту говорить нельзя. Запрещено! Для его же блага. Вредна ему такая правда и негуманна.

Дальше больные делились на несколько разрядов:

Одни верили и жили свой срок спокойнее и с надеждой, им действительно так лучше оказывалось.

Другие не знали, верить или нет, и сильно страдали от неизвестности, желая узнать правду; им было от такой методы только хуже.

Третьи не знали, верить или нет, но вообще-то правды страшились и предпочитали, чтоб им ее с неотвратимостью приговора не открывали. А пока есть сомнение – есть и надежда, а с надеждой жить легче.

То есть. В одной и той же ситуации. Применительно к разным людям. Правда бывает полезна, а бывает вредна. И еще: одни хотят ее знать, а другие нет.

Вариант первый. Вот есть сильный, уверенный в себе человек. С оптимистичным мировоззрением. И он предпочтет знать правду. Он не оцепенеет в шоке и не свалится в депрессии. Он построит себе план и сделает все для его выполнения: как выздороветь, использовав один шанс из тысячи. А хоть бы и без шансов: не было – так будет! Он победит! И в любом случае – как лучше, счастливее и рациональнее всего прожить оставшееся время.

А вот есть другой сильный уверенный человек. Да плевать он хотел на вашу правду вообще, он занят делами, у него в жизни масса радостей, и ничего он в жизни своей не изменит, разве что темп уплотнит. Беспечный он и веселый, как ребенок, туземец или идиот.

Вот слабый человек, пугливый и неустойчивый. Такие любят, когда ответственность берет кто-то другой. Вот скажет доктор, что он скоро поправится – и он настроен поправиться. Доктор сказал. Любой симптом он исправно толкует в пользу утешительного диагноза. Мысли о зловещей правде он гонит прочь, когда они приходят. Правда начнет подавлять его иммунитет и волю к жизни, сопротивление снизится, он проживет меньше и всех изведет своими ужасами и тоской.

То есть. Человеку охота жить. Для этого его психика должна быть настроена на жизнь и победу – оптимистически. Один, узнав правду, проживет лучше и больше. Как сэр Френсис Чичестер, заболев отправился в одиночную кругосветку на яхте впервые в истории – и дошел, и выздоровел к изумлению врачей, и прожил еще прилично. А другого правда пригнет и загонит в гроб раньше срока – он нуждается в утешительной лжи.

И психике человеческой, инстинкту жизни человеческому это вполне даже известно. И один и тот же симптом сильный толкует к преодолению, выздоровлению и ерунда все это – а другой к безысходности, обреченности и нечего зря дергаться и тешить себя пустыми надеждами.

Сильный хочет правды – и это правильно.

Слабый хочет спасительной лжи – и это правильно.

Средний мечется между желанием узнать и покончить с мучительной неопределенностью – и желанием избежать возможной страшной правды и неизбежности близкого конца.

Подсознание человека может выбрать ложь себе в помощь и спасение – даже на самом простом, буквальном уровне. Не нужна мне правда, от которой мне плохо, страшно, нежеланно.

…Кстати, поэтому в России с ее весьма бездушной, черствой и внегуманной медициной, люди обычно стараются до последнего не обращаться к врачам. Еще к знакомым врачам, с возможностью личного дружеского отношения – ну туда-сюда. А с улицы по общей очереди в больницу – не приведи господь. Нароют они у тебя невесть что, а ты потом доживай жизнь в болезнях и тягостных процедурах. Ну его на хрен! Пока можно – буду считать себя здоровым, оно и веселей: авось проскочу все эти возможные ужасы.

Не хочет российский человек узнавать правду о своем здоровье у российского врача! Касание родной медицины – это уже удар по здоровью.

Иногда элементарный инстинкт самосохранения велит человеку не знать правды. И прыщик не опухоль, и желудок ноет – так от сухомятки, и печень побаливает – так пить меньше надо, особенно дешевую водку. Фигня все, прорвемся.

Пока считаешь себя здоровым и пашешь в нормальном режиме, и планы строишь, и радости испытываешь, – твоя психика в порядке, и твой иммунитет на уровне, и организм сохраняет свое здоровье как может. А узнал о болячках – вздохнул, огорчился, жизненная перспектива потускнела, аппетит пропал, на бабу не смотришь, рюмку не хочешь, – какой тут на хрен иммунитет… Поскрипим пока, но кураж уже не тот.

В плане физического и психического здоровья – веритофобия есть нормальное и полезное свойство человеческой психики. Не всегда. Отнюдь. Но в ряде случаев.

…А кроме того – глядя в общем масштабе: человек создан природой для того, чтобы как можно больше сделать в течение жизни. Само по себе продление индивидуального человеческого существования природе безразлично и даже не нужно. Чего ему без дела небо коптить. Пусть лучше перелопачивает мир сколько сможет – а потом уйдет, и если немощный – так и поскорей, место не занимать, ресурсы без толку не переводить.

Внушение: колдун и смерть

Если практика – критерий истины, то что есть истина? Коли на изменчивую практику можно влиять. С этой правдой бывает до отвращения непросто.

Возьмем, условно, Африку старых времен. Хотя кое-где новые и не наступали. И вот член племени совершил преступление. Убил кого, или оружие украл, или скот угнал – не важно. Он явно изобличен в преступлении.

За преступлением следует оно, наказание. А совершается наказание так: колдун племени объявляет приговор. И все! Достаточно.

Колдун приговаривает: «Через четыре дня ты умрешь». Приговоренный сереет от ужаса. Окружающие в священном трепете. И – все! Больше никто ничего не предпринимает.

Приговоренный знает, что он обречен. Финал неотвратим. Избежать его нечего и пытаться. Высшие силы всевластны над тобой. Он впадает в безысходную тоску ожидания, его ничто больше не радует, он со страхом прислушивается к своим ощущениям, теряет аппетит и вообще интерес к жизни, перестает даже двигаться… и на четвертый день здоровый молодой мужчина в состоянии полной апатии и прострации таки умирает! Кожа его холодеет и покрывается потом, глаза заволакиваются, сердце бьется слабее и медленнее, и вот уже он покойник.

Европейца-патологоанатома рядом нет, и посмертный эпикриз с результатом вскрытия отсутствует. Но факт, что умер. Проверено многократно и записано товарищами этнологами, этнографами и прочими этнопсихологами совместно с простыми путешественниками и даже врачами.

То есть. Он твердо знал, что умрет. Умирает. Соответственно испытывал тоску и страх смерти. И запускался лавинообразный отказ функций – что-нибудь в таком роде.

Он принял приговор за правду – и вера сделала его правдой. Вот такое обратное влияние, дабл-экшн. Правда – это то, во что ты веришь.

Вот мы и добрались до страшно модного в либерально-гуманитарных кругах представления конца XX – начала XXI века: истина всегда относительна. А также условна. А абсолютной истины не существует.

Ну, насчет абсолютной это вы бросьте. Дважды два четыре, а Земля круглая. Тэкэзэть истина факта.

А вот относительность правды (истины) в человеческих представлениях – это безусловно сложнее; в этом и пытаемся разобраться.

Приговорил колдун отсталого негра – тот поверил и умер: правду колдун сказал. Приговорил колдун белого – получил прикладом по голове и умер сам тут же: неправду сказал. М-да-с – против прогресса не попрешь.

То есть.

Внушенная (или самовнушенная) человеку установка может быть правдой – если сила внушения вызовет в человеке предсказанные (приказанные) следствия. То есть даже на чисто физиологическом уровне может быть правдой.

Правда как предсказание, внушение, прогноз имеет силу самореализации. То есть реализации через эмоции, мысли и действия подвергшегося внушению человека.

Ведь что говорил Ибн-Сина, хотя иногда это поучение приписывают средневековой восточной медицине вообще? «Если ты будешь со мной – нас будет двое против твоей болезни, и мы победим. А если ты будешь с ней – вы будете вдвоем против меня одного, и можете победить». Верь во что надо!

Бывали случаи удивительных выздоровлений людей, которые этого очень сильно хотели и в это верили всей силой духа. Бывало, что смертельно раненные летчики сажали самолеты – и умирали сразу после приземления.

А бывало наоборот, как знаменитые эксперименты над приговоренными в американской тюрьме 1950-х: приговоренному к электрическому стулу предлагали безболезненное вскрытие вен, римский вариант спокойного ухода – и, завязав глаза и пристегнув руки, проводили по венам тупой стороной ножа, сливая затем от «порезов» воду температуры тела. Течет по рукам и в жестяной тазик со звуком сливается, капает. Результат: мраморная бледность, синюшность губ, падение давления, двадцать минут – и смерть от гипоксии мозга: ну буквально симптоматика кислородного голодания от критической кровопотери.

Н-ну, если посреди процесса снять повязку и дать жертве посмотреть – процесс умирания, надо думать, прервется.

Еще раз.

На физиологическом уровне: правда – это убеждение, внушенное или самовнушенное. Такое убеждение обладает главным атрибутом правды – оно являет себя в реальных действиях, следствиях, процессах, результатах.

Но. Человек с его умом, волей и силами выступает здесь как преобразователь информации, реализующий ее в конкретные дела.

Если в результате, действуя по убеждениям и вере, человек однако же пролетит – ну, значит это была неправда. А если все получится как предсказывалось и представлялось – значит, правду он знал насчет этого дела.

…Пока человек в действии не обломался – он держится за то, что считает правдой. Ибо это его информационная система – как достигнуть своего. Правда здесь – как навигационная карта и маяк.

И опровергнуть правду типа «я умру от приговора колдуна» можно, только продемонстрировав: вот я живу с его приговором и поплевываю – а вот я вообще его пришиб, чтоб не гнал туфту. То есть: раз моя правда сильнее – значит твоя правда ерунда.

Надежда и авось

Пытка надеждой действительно существовала, и такой рассказ Вилье де Лиль-Адана о средневековой Сарагоссе не вовсе фантазия. Осужденный раввин накануне казни чудом бежит из темницы, уже выбрался в ночные заросли – и на пороге счастья жизни и свободы его принимают укоризненные объятия инквизитора. Сломать психику человека очень просто: дать ему коснуться вожделенного счастья – и вдруг резко отобрать навсегда. Щелчок выключателя с «надежда и вера» в положение «безнадежный конец». Контраст «прекрасно – ужасно». Это примерно то же самое, что «жизнь – смерть».

А на жизнь человек надеется с такой силой, что потеря надежды его убивает. Надежда умирает последней. Мысль о смерти отторгается сознанием. Это естественно. Не потому, что глуп. А потому что жить хочет. Охота жить сильнее здравомыслия. Мертвому здравомыслие ни к чему, тут выкручиваться надо.

Поэтому последняя мысль падающего под колеса или летящего с крыши: «Что, вот так? Так просто? Сейчас? Нет! Не может быть!»

Недаром предсмертный обряд любой религии – это приготовление не к исчезновению, не к Ничто – а к переходу в Иной Мир, Иную Жизнь. Это как-то легче и понятнее. Это сильно успокаивает. Примиряет хоть как-то с происходящим.

Одна форма неприятия мысли о смерти – это уверенность в своих силах, если ситуация рисковая. Канатоходец думает о том, как он перейдет бездну – а не как упадет и погибнет. У вершины Эвереста иссыхают ледяные мощи погибших при восхождении – но альпинисты идут вверх! Моря поглотили поколения моряков – но одиночки пересекают в шлюпке Атлантику! Про Гарри Гудини мы вообще молчим. Если у человека есть один шанс из ста выжить – он верит в него!

Более того: разбойник и пират, полагая, что вероятнее всего погибнут раньше или позже – рассчитывают, что кривая вывезет, Косая промахнется, Дьявол поможет и Бог простит. Верят в удачу, в судьбу и в силу своего оружия. Это другая форма неприятия мысли о смерти, возможной буквально в любой миг.

И более того – пример из войн столь же мужественных, сколь аккуратных немцев: идет к фронту воинский эшелон – а сзади прицеплена платформа с новыми гробами. Для этих солдат. Часть их обязательно погибнет в сражении, куда едет. Так чтоб хоронить по-человечески и обеспечить матчастью своевременно. И вот это приводит солдат в тоску и злобу. Они знают, что не всем жить придется. А все-таки пока ты жив – ты думаешь о земном, о поспать-пожрать, о пронесет, погода хорошая, можно достать выпить. Напоминание о будущем им несносно. Знать не хотят такого!

В мирное время десантники, спецназ гордятся тем, что они смертники, расходный материал. Говорят об этом с цинизмом матерых профессионалов. На профессии лежит свет бестрепетной самоотверженности: гладиаторы. Среди прочего их учат убивать своих раненых. Но пока живы – мысль о смерти абстрактно-далека, к осознанию она не допускается. Этому тоже учат! Смерть как подробность, на бегу, в бою, не зацикливаться на этой мысли.

Врачи знают, как цепляется смертельно больной за малейшую надежду выздоровления. Всем существом, всем сознанием он устремляется в крохотное отверстие, где лучик пробился через черный занавес: уже лучше! сегодня самочувствие приличнее! организм борется, клетки восстанавливаются, процесс явно меняется.

Иногда уверенность несчастного в выздоровлении принимает уже характер явного самовнушения, неадекватного психического состояния. Зато жить легче!

Обратный вариант – ипохондрия: тело здорово – а дух крючится от страха заболеть или вообще умереть от воображенной болезни. Да, это депрессия, это надо лечить психотерапевтически и медикаментозно.

Понимаете, какая штука. Все психиатры и психологи знают, что понятие психической нормы строго не определимо, расплывчато, вариабельно. Психика подвижна. И в этой своей подвижности она может вообще вообразить, что человек – птица. Или рыба. Или мужчина считает себя женщиной. А уж такие мелочи, что смерти в конце падения не будет, или наоборот, сейчас заболеешь проказой и сгниешь за неделю, – это вообще на раз.

Человек может быть полностью адекватен – вот только считать, что в стопроцентно гиблой ситуации уж он-то не пропадет. Это ничуть не мешает его социальной адаптации, он корректно вписан в общество. Не сумасшедший! Но в одной частности – рехнутый.

Смерть – самый нежелательный вариант правды. И чем она ближе – тем ну ее на фиг! Человеку нужна правда жить.

Сам кривое зеркало

Человек все оценивает посредством себя. Собою. Через себя. Типа Протагор. Мера всех вещей. Ну так для начала у него должно быть верное представление о себе самом. То есть если корабль сверяет курс по компасу – то перед началом рейса надо выверить компас: провести девиацию. Но. Компас приводится в соответствие с магнитным полем Земли. А как и с чем ты приведешь в соответствие человека?

Человек думает о себе одно – а окружающие другое. И так буквально с каждым! Мы говорим об адекватной и неадекватной самооценке и оценке.

Каждый человек – сам себе Мюнхгаузен. И сам себя вытаскивает за волосы из болота. Кругом лягушки удивляются.

Начинается с того, что человек слышит свой голос не таким, как он слышится со стороны. На то причины анатомические с физиологическими: ты слышишь свой голос с резонансом внутри черепа – а другие через пространство воздушных колебаний принимают звук снаружи, в основном через ушной проход.

А что делать с дальтониками и более сложными отклонениями в восприятии цветов? Вот нет для него разницы между этими двумя цветами, один это цвет для него – и хоть ты тресни! А у кошки или пчелы цветовая гамма мира вообще другая. А вообще цвет – это длина световой волны, и цветовое ее восприятие достаточно условно. Просто физиологический аппарат для удобства адаптации к среде.

Гениальный Клод Моне после операции на глазах обрел способность видеть в ультрафиолетовом частично диапазоне, и уникальные голубовато-лиловые тона его поздних картин столь же прекрасны и неповторимы, сколь недоступны в жизни для прочих смертных с нормальным зрением.

Про слепых и глухих мы вообще не говорим.

Если человек неадекватно воспринимает объективную информацию внешней среды (звук и цвет) – можем ли мы вообще говорить о том, что истина постижима? И более того – что она вообще существует? Я думаю – можем, после паузы сказал товарищ Сталин и утверждающе прочертил согнутым указательным пальцем.

Откуда дальтоник знает, что он не различает красное и зеленое? Ему сказали. Он поверил. А так – не знал бы. Откуда глухой знает о звуках? Ему объяснили. (Истина – как мнение авторитета или большинства, оформленная в знание.)

Мне неоднократно приходилось слышать от процветающих высокопоставленных воров, юридически неуязвимых, в разных дискуссиях: «Вы просто завидуете», в смысле моему или чьему-то богатству и положению. Люди мерят по себе: всем должно хотеться денег и власти, а мораль – для дурачков и слабых, просто оправдание неумех. Вор во власти не считает себя вором – он убежден в законности и естественности своих действий. Все бы пристраивались богатеть, если б смогли. Приверженность честности и презрение к воровскому богатству ему искренне непонятны.

Аналогично дурак не признает себя дураком. Для себя-то он самый умный – потому что единственный. А другого признает еще умнее – если этот другой подсказал ему, как достичь цели: хоть должность занять, хоть миллион украсть, хоть бабу уговорить. Тогда – да, тогда – друг умнее: если подсказал мне, как понятными и доступными мне средствами добиться того, чего я хочу и в принципе могу. Для дурака умный – это человек, думающий как такой же дурак, но умеющий достичь того, что дурак хочет. То есть совпадение ценностное, ментальное, методологическое. Умный – это дурак, у которого бывает просветление в голове, как луч к цели.

Нарцисс искренне восхищен своей красотой, хотя окружающие могут посмеиваться над его самомнением. А иная милочка считает себя дурнушкой, страдая комплексом неполноценности как последствием детской психологической травмы.

Подлец не считает себя подлецом. Во-первых, все люди подлы. Во-вторых, что же делать, если сильно хочется. В-третьих, главное – чтоб никто не узнал. В-четвертых – так вам, сукам, и надо.

Бедный графоман ужасно любит писать – и искренне не видит, чем же его сочинения хуже Пушкина или Толстого. Слова, предложения, мысли, характеры – все ведь есть!

Я хочу сказать только хорошее о мудром, щедром, веселом и добром грузинском народе. Что сейчас почти все российские воры в законе грузины, мы углубляться не будем. Но мне неоднократно приходилось сталкиваться с одной характерной и ярко выраженной чертой именно у грузин почему-то. Он никогда не признает, если был не прав! И никогда не сознается, что чего-то не знает. Будет извиваться и разбиваться в лепешку – но он знает, и он был прав. Хоть тресни! Возможно, незнание или неправота унижают его мужское самолюбие, противоречат этике поведения и мужской гордости – я точно не знаю. Но иметь грузина партнером в деле – очень сложно. Он в гробу видал любую правду – честь дороже. Он сам – эталон истины, а истина может выкручиваться как хочет.

Мерзавцы и идиоты всех мастей корректируют свою самооценку в сторону согласия психики с самой собой. Жить-то надо. Разлад ведет к болезни и поражению.

Искаженная самооценка неизбежно влияет на оценку окружающей реальности – ибо оценивается она посредством себя, с точки зрения себя. Вы говорите о правде?..

А есть инстинкт самореализации, и как его проявление – стремление к самоутверждению социальному, а отсюда потребность уничтожить конкурента либо своим превосходством, либо его устранением. И возникает зависть, рождая ненависть, и гаду приписываются все пороки, и вот уже ни о какой объективной оценке речь идти не может. Ты плох потому, что я хочу занять место твое и над тобой!

Что такое правда для стукача, палача, предателя, ничтожества? Негативный фактор, требующий снять его. А есть две формы отрицания правды: умолчание и подмена фактов. И они подменят, будьте спокойны! Потому что самооценка требует проведения психологической санации. Все факты должны быть рассмотрены и оценены с позитивной точки зрения. Я исполнял приказ. Это было необходимо для страны. Тогда все были евреи, внучек, время было такое.

Подобно большинству смертных, менее всего капитан Левассер интересовался правдой о себе.

Так что у человека есть масса оснований строить иллюзии на свой счет. И он достиг в этом занятии огромных успехов. Иллюзии насчет окружающей реальности – следствие, рефракция внутреннего зрения.

Обратная связь

Любой факт, который допускает неоднозначное истолкование, человек стремится истолковать в свою пользу – к пользе того аспекта в себе, тех качество и оценок, того мировоззрения, которые он считает необходимыми для себя, самыми полезными и нужными. Истолкование факта должно соответствовать его представлениям о мире, в котором он уже устроен и неплохо.

В человеке стоят своего рода блоки, фильтры, не позволяющие иногда устанавливаться адекватной и полноценной обратной связи с окружающей средой, воспринимать и адекватно реагировать на идущую от нее информацию. С учетом или отрицанием любой информации человек однако придерживается тех взглядов, мнений и оценок, которые позволяют ему оставаться полноценным членом социума. Включенный в систему социальных связей, он выживает и поднимается вверх в социальной пирамиде – независимо от ошибочности взглядов социума.

Реакция на оценку поступающей извне информации – это плод компромисса и равновесия между адекватно считываемой личностью информацией – и той информационной сетью, которая объединяет аморфную массу индивидуумов в структурированный социум.

Нарушение обратной связи у индивидуума, когда он руководствуется общепринятым групповым мнением – социально необходимый момент. Отрицание индивидами адекватной информации – одно из проявлений инстинкта самосохранения социума. Своего рода психогигиена. Информационная пограничная стража. Изгнание всего чужеродного, что может нарушить идеологическое единство социума – и тем самым его прочность и эффективность.

Человек отвергает правду, потому что она противоречит его интересам, представлениям и желаниям.

Это могут быть сугубо личные желания и интересы:

• быть здоровым и не верить в болезнь;

• иметь достойных родителей, а не мать-шлюху и отца-вора;

• полагать себя умнее, а не глупее;

• иметь способности достичь успеха, а не быть обреченным неудаче;

• быть скорее симпатичным, чем уродливым;

• верить в победу, а не в поражение;

– то есть завышать самооценку, уровень притязаний и возможность успеха.

А могут причины отрицания правды быть и сугубо социального происхождения:

• мой народ хороший и умный;

• моя страна сильная и справедливая;

• авторитеты лучше меня знают, что правильно, а что нет;

• наши лидеры о нас заботятся;

• мы преодолеем трудности и будем жить лучше;

• враг слабее и трусливее нас;

• мы правы, а враги нет;

• нам плохо не потому, что мы плохие, а потому что враги мешают;

• наши люди талантливее.

Стремление прервать обратную связь – это проявление консервативного начала, стремления социума и индивидуума к информационно-мировоззренческому самосохранению: мы покуда живы, преуспеваем, поднялись до нынешнего состояния? – ну так подите вы все подальше с вашими завиральными идеями!

В сознании-подсознании человека есть информационный фильтр и есть колесико настройки картинки. Фильтр просто не пропускает в сознание явно и резко не желательную информацию. А настройка вертит изображение с разных сторон, одни его части приближает и увеличивает, другие отдаляет и уменьшает, красок дать поярче или потусклее – и пропускает в сознание информационную модель объекта, откорректированную до комфортного уровня: чтоб вписалась в общее информационное поле мира, существующее уже в мозгу.

И если орущий младенец для матери – прекрасное чудо, то для нервного соседа – гадкое чудовище.

Следует учесть:

Задача обратной связи – не просто дать адекватную информацию об объекте. Задача обратной связи – дать такую информацию об объекте, которая принесет субъекту максимум пользы. Спасет от опасности, накормит, повысит статус.

То есть:

Оптимальная реакция субъекта на раздражитель не всегда требует восприятия адекватной информации о раздражителе.

Неотвратимость смертельной угрозы может парализовать и сделать беспомощным. Недооценка опасности бывает полезна – человек отчаянно борется, полагая, что есть шанс победить – и порой действительно побеждает! Вообще недооценка опасности и переоценка своих сил не всегда вредна – иногда бывает и благотворна: не знаешь, что это невозможно – и сдуру по незнанию добиваешься успеха там, где все предрекали провал.