Тяжело быть командиром. Особенно когда все заканчивается, спадает дикое напряжение, уходит адреналин. Когда ноют уставшие мышцы и резкой болью напоминают о себе полученные раны. Выплеснув последний запас сил в победном кличе, бойцы устало опускались на залитые кровью крепостные камни. Слабели пальцы, сжимавшие оружие, и тупо звенело в ушах эхо прошедшей схватки.
Больше всего на свете Рустаму хотелось сесть на землю и, прижавшись спиной к горячим камням, смочить холодной водой пересохшие губы. И ничего при этом не делать и не думать. Спавшее нечеловеческое напряжение душевных и физических сил било в его теле чудовищным похмельем. Лечь и забыться, чтобы хоть чем-то заполнить бездонную пустоту, наполнившую его тело…
«Чудная у нас все-таки натура, – думал Рустам, заставляя себя действовать и отдавая команды, – половину своей жизни мы гонимся за властью, мечтаем о ней, вожделеем ее… Придурки. Зачем она нам нужна, эта самая власть? Неужели лишь для того, чтобы возвеличить в своих же глазах свое же собственное «я»? Как глупо, как все это глупо, – думал он, с потемневшим лицом выслушивая сообщения о потерях. – Власть – это ответственность и возможность помыкать другими. Но если тебе не нравится помыкать другими, то остается только ответственность. А ответственность по большей части неприятна, неприятна и тяжела. Как все-таки все глупо, чертовски глупо», – тяжело плыли мысли в его уставшей голове, не мешая, впрочем, готовить полк к отражению следующей атаки.
Приставленные лестницы и переброшенные через ров мостки – сожгли. Мертвые тела, скопившиеся на стене, отнесли вниз и сложили, разделив своих и чужих. Под руководством Дайлина хозотрядовцы сняли с убитых оружие и доспехи. Все, что может пригодиться, останется в полку, остальное опишут и приготовят для отправки на общегородские склады. Арбалетчикам пополнили запасы болтов, копейщикам заменили сломанные в бою копья. Большие закоптелые котлы снова наполнили водой и маслом, заново разложив разметанные в пылу схватки костры.
– Не давайте воинам расслабляться, займите каждого делом, – подстегивал Рустам унтеров и сержантов. – Мы отбили только первый штурм, и надо готовиться к следующему, – то и дело напоминал он.
– Не спать. Не спать! – вторило ему рычание Гарта, напоминавшее ополченцам о вбитом на изнурительных тренировках умении двигаться через не могу.
И они двигались и были готовы к новой схватке, несмотря на всепоглощающую усталость. Но новой схватки не было. Послать на приступ своих гномов одних, без поддержки легконогих эльфийских лучников, король Торбин не решился. А эльфам требовалось время, чтобы привести в порядок свои ряды и оправиться от столь непривычного для них в этой войне поражения.
Когда в стане противника стали ставить полковые шатры и палатки, поступил маршальский приказ – накормить людей горячей пищей и дать им немного отдохнуть. Бойцам отнесли еду на стены. Они ели, и те, кому было положено отдохнуть, засыпали прямо тут же, у самых ног застывших на посту у бойниц товарищей.
Пожилой прихрамывающий хозотрядовец принес Гарту полную миску дымящейся каши. Каша была густо приправлена мясом и, наверное, хороша и душиста. Но, как всегда бывало с ним после боя, он не почувствовал вкуса. Тем не менее по давно выработавшейся солдатской привычке Гарт заставил себя съесть все. Вернув пустую миску хозотрядовцу, он запил еду кружкой разбавленного водой сидра.
Подошел Дайлин, молча сел рядом. На мальчишеском лице обиженные складки. Злится, что Рустам не разрешил хозотряду ввязаться в схватку. Злится, но работу делает и обиду свою не выказывает, держит в себе, понимает, что сейчас им не до того. Гарт ободряюще похлопывает его по плечу:
– Трент просил отметить тебя и твоих людей. Говорит, что если бы не вы, то половину раненых потеряли бы. Молодцы, хорошо поработали. Выносили ребят прямо из-под ног у сражавшихся, сам видел.
Лицо Дайлина от заслуженной похвалы разгладилось. Обиженные складки не то чтобы совсем исчезли, но уже не так сильно бросались в глаза. Он смущенно отмахнулся:
– Да ладно, чего там.
Немного посидели, помолчали. Дайлин тихо спросил:
– Жарко было?
– Жарко, – качнул головой Гарт. – Не так жарко, как в лесу, но тоже неплохо.
– Как думаешь, – спросил Дайлин, – ночью полезут?
– Это вряд ли, – прищурился Гарт, – а вот завтра обязательно полезут. И послезавтра полезут, ну а там уже посмотрим.
– А почему они ночью не полезут? – поинтересовался Дайлин.
– Да уж больно у них все гладко да легко в последнее время выходило, вот и расчувствовались преждевременно. Привыкать стали к легким победам, на ура полезли. А вместо этого по морде получили, теперь им время понадобится, чтобы в себя прийти. Поэтому-то ночью они и не полезут. Пока разберутся, что к чему, да сопли кровавые вытрут, утро-то и наступит.
– Так с чего ж, если они сегодня так хорошо по морде получили, им завтра-то на стены снова нахрапом лезть? – рассудительно спросил Жано, подходя к ним и тяжело опираясь на испачканное в крови древко копья.
– Я же говорю, привыкли к легким победам. Думаешь, просто им будет смириться с мыслью, что нашелся наконец-таки враг, который им не по зубам? Вот и полезут завтра снова, правда, уже не так нагло и с оглядкой, но все равно полезут, как пить дать полезут. К тому же есть еще и гномы, которые по морде пока не получали. Ну ничего, даст бог, завтра получат, – объяснил Гарт и в свою очередь спросил: – А ты чего не в сотне, старый?
– Да я капитана искал, – ответил Жано, – хотел с ним посоветоваться кое о чем.
– Здесь его нет, – отрицательно помотал головой Дайлин, – раз и у тебя его нет, тогда, наверное, он у Карвина.
– Там я уже был, – сказал Жано, – и в башнях его тоже искал, не нашел. Думал, он здесь.
– Ну что ж, – философски заметил Гарт, – на то он и командир, чтобы ни перед кем не отчитываться. А раз его нет, давай со мной советуйся, что там у тебя.
– Да вот думаю часть своих ребят эльфийскими мечами вооружить, – отозвался Жано. – Они хоть и коротки, да уж все же подлинней кинжала будут.
– Нет, – качнул головой Гарт, – плохая мысль. Эльфийский пехотный меч это тебе, брат, не кинжал. Им колоть тяжело, у него клинок к острию расширяется, чтобы рубить сподручней было. Да и рубить им не так просто, как топором. Без подготовки давать слабо обученным бойцам в руки подобное оружие – глупо. Пусть уж лучше орудуют привычными топорами и кинжалами. Сегодняшний день показал, что это у них не так уж и плохо получается. Верно я говорю, Фламенель? – спросил он у подошедшего к ним эльфа.
– Верно, господин первый унтер-офицер, – устало отозвался наемник.
– А ты что, тоже капитана ищешь? – поинтересовался у него Дайлин.
– А чего его искать, – буркнул эльф, осторожно ощупывая пальцами заплывший черным синяком глаз, – я только что от него. Я тебя искал, на пяти арбалетах тетиву заменить надо.
– Нет проблем, – отозвался Дайлин, вставая, – передай своим, пусть идут в северную башню и спросят там сержанта Бульбера. У него там и тетивы есть, и станок стоит для их натяжения.
– А где ты командира видел? – спросил Гарт у Фламенеля.
– Внизу, на земле, – ответил эльф и после маленькой заминки добавил: – С мертвыми разговаривает.
– То есть как это?.. – Гарт озадаченно переглянулся с Дайлином и нахмурился. – Жано, насчет мечей мы с тобой решили. Давай теперь к своим и смотри, чтобы те, кому положено не спать, не спали. Получил враг по морде или не получил – это дело десятое. Что бы мы там ни думали, а в его лагере горячих голов хватает. Могут и ночью пойти на приступ. Поэтому смотрите в оба. А твои стрелки, Фламенель, пускай понаделают из болтов свечей да всю ночь постреливают. Нужно осветить пространство перед стенами минимум на сто пятьдесят шагов, а еще лучше на двести. Задача ясна? Ну а раз ясна, то выполняйте. А мы с тобой, братец, – обратился он к Дайлину, – давай-ка пойдем да командира разыщем.
Солнце уже зашло, на землю опустились сумерки. На бывшей тренировочной площадке зажгли костры, отбрасывавшие трепещущие отсветы на лежащие в ряд тела. Исколотые стрелами и порубленные мечами, они лежали плечом к плечу, орошая желтую пыль, пропитанную их потом, натекшей из многочисленных ран кровью. Восемьдесят четыре безмолвных, бездыханных тела. Восемьдесят четыре жизни, прерванные на взлете. Восемьдесят четыре… и это только за первый день.
Рустам шел вдоль этого длинного страшного ряда и, останавливаясь у каждого тела, смотрел до тех пор, пока не узнавал. Шепотом произносил имя, тихо благодарил или просил прощения, сам не зная за что, и шел дальше, вбивая в память обезображенные смертью лица. У некоторых тел он стоял дольше, чем у других, подрагивающей ладонью закрывал распахнутые безжизненные глаза и пожимал похолодевшие руки, благодаря за то, что не прогнулись, не сломались, не побежали.
Молодые и не слишком, крестьяне и горожане, арбалетчики и копейщики. Еще утром они были живы – разговаривали, смеялись, радовались жизни и боялись смерти. Да, они боялись смерти, как и положено бояться ее нормальным, здоровым людям. Боялись, но не дрогнули. Остались на своих местах и делали свое дело до тех пор, пока смерть за ними не пришла. Так просто и так сложно одновременно. Но из этого и складываются победы…
– Черт! Вот черт! – сказал Гарт, наблюдая за Рустамом.
– Что он делает? – шепотом спросил Дайлин.
– Гробит себя, вот что он делает, – выпалил Гарт, не отрывая взгляда от своего друга и командира. – Взваливает на себя ношу, которую ему не поднять.
– Так давай помешаем, – предложил обеспокоенный его словами Дайлин.
– Нельзя ему сейчас мешать, – мотнул головой Гарт, – да и поздно. Он ее уже на себя взвалил. И сделал это давно, еще в том гребаном лесу, в той богом проклятой деревне. Черт! Вот же черт! – сокрушенно ударил он кулаком по ладони. – Это моя вина, я должен был уследить, я должен был вовремя все понять и помочь. Черт!
– Я не понимаю… – взволнованно произнес Дайлин.
Гарт тяжело вздохнул и посмотрел на него:
– В боевой обстановке, когда где-то близко постоянно ходит кругами смерть, надо уметь забывать. Забывать лица тех, кто был с тобой рядом и кого смерть уже забрала. И в особенности это должен уметь тот, кому предстоит вести людей за собой на свидание с этой костлявой старухой. Забывать лица – вот в чем секрет, сбросить с сердца груз и забыть. Иначе рано или поздно этот груз сломает тебе шею или вывернет мозги наизнанку.
В глазах Дайлина появилось понимание:
– А Рустам…
– А Рустам мало того что не забывает, – с горечью произнес Гарт, – он их запоминает. Черт, он их запоминает. И когда-нибудь это разорвет ему сердце. Поэтому этого-то и нельзя делать, нельзя запоминать. Но знаешь что?
– Что?
– Будь я проклят, но я горжусь тем, что он это делает. Я переживаю за него и горжусь одновременно. Потому что не у каждого на такое хватит мужества.
Рустам тем временем дошел до конца ряда, не упустив никого и никого не забыв. Последним в скорбном ряду плечом к плечу со своими сержантами лежал унтер-офицер Паргленд.
Бывший городской стражник приехал в Лондейл и нашел свою смерть в первом же бою. Черты его лица заострились, некогда ухоженная борода спеклась от крови, а тело изборождено глубокими следами эльфийских клинков.
– Ромаль, – едва слышно прошептал Рустам, обращаясь не только к нему, но и к двум его землякам-сержантам. – Я никогда не был в этом городе и даже не знаю толком, где он находится. Но если меня когда-нибудь о нем спросят, я скажу, что это очень хороший город, в котором рождаются настоящие мужчины. И я горжусь, что мне выпала возможность сражаться рядом с ними. Спасибо за службу, ребята, и простите, если что было не так. Простите и прощайте…
Рустам повернулся лицом к уходящему в темноту длинному ряду своих погибших бойцов и вскинул кулак, отдавая им честь.
Причудлива наша жизнь, невольно подумалось ему в эти минуты. Причудлива и многогранна. Ведь еще месяц назад он даже не знал об их существовании. А еще год назад его здесь и вовсе не было. Он жил в красивом спокойном городе, в поднимающейся на ноги мирной стране. В мире, где мечи и стрелы превратились в исторические экспонаты, а победы в войнах перестали зависеть от силы духа и стали достоянием техники. Он жил спокойной городской жизнью, продавал компьютеры и играл в компьютерные игры. Гулял с девушками и пил с приятелями пиво с креветками по субботам. Беззаботно, безопасно и по-своему приятно пролетало время.
Где сейчас все это? Где город Алматы и страна Казахстан, бывшая республика великой империи? Где вообще крутится этот беспокойный шарик по имени ЗЕМЛЯ? Что там сейчас творится?
Он не знал. Да и знать не хотел по большому счету. Все, что его волновало раньше, поблекло и отошло на второй план перед мертвыми телами его людей. Их смерть не его вина, черт возьми! Они знали, на что шли, но это были его люди, и он хотел их запомнить, запомнить навсегда… и проститься.
Дзинь! – дорогая фарфоровая ваза, ударившись о твердую землю, разлетелась на мелкие осколки.
Бумс! – последовал за ней тяжелый глиняный кувшин, и благородное аркское вино разбрызгалось по земле, подобно эльфийской крови на этих проклятых Неиклотом стенах.
Герцог Эландриэль разбушевался не на шутку. Его генералы и бароны застыли в герцогском шатре немыми каменными изваяниями, молясь про себя, чтобы буря обошла их стороной.
– Шесть тысяч за четыре дня! – кричал герцог, круша посуду и хлеща своих генералов по щекам. – Шесть тысяч моих славных эльфийских лучников! И всего за четыре дня! А этот город по-прежнему стоит как ни в чем не бывало! И жалкие людишки с его стен насмехаются надо мной! Надо мной! Над герцогом Аркским!
Перед высоким, обвешанным многочисленными наградами эльфом герцог остановился.
– Риталь! Мой храбрый, верный Риталь! – Голос герцога был полон яда. – Ты был прекрасен на Мальве. Ты был велик! И я по достоинству оценил твою доблесть, сделав тебя графом Норфолдским. А ведь ты не был до этого даже бароном. Это я тебя возвеличил! – Герцог в бешенстве искривил губы и отвесил бледному Риталю две полновесные пощечины. – Я допустил ошибку, Риталь! Я слишком рано в тебя поверил. Ты размяк! Ты растерял всю свою храбрость и весь свой ум. А твои бесстрашные лучники превратились в зажравшихся свиней. И это твоя вина! Это вина всех вас! Бездари…
Герцог сел на золотой трон в центре шатра и закрыл лицо ладонями. Генералы переглянулись.
– Ваше высочество, – осторожно начал оправдываться униженный Риталь, – мы дрались как звери, клянусь именем Неиклота, нашего светлого бога. А храбрые аркские лучники не утратили своего бесстрашия, они, как и прежде, готовы умереть за вас, готовы умереть за своего герцога. И шесть тысяч их жизней тому свидетельство. Но их обманули, мой светлый герцог, их завлекли в ловушку, и только поэтому они погибли, а этот город все еще принадлежит людям.
Герцог убрал ладони от лица и с проснувшимся интересом посмотрел на своего любимого генерала.
– И кто же это сделал? – вкрадчиво спросил он.
Риталь еще больше побледнел, и на его щеках отчетливо проступили красные следы герцогских пощечин. Его повелитель сейчас был похож на ядовитую змею, притихшую перед нанесением смертельного удара.
– Так кто же обманул моих лучников, – повторил герцог свой вопрос, – кто виноват в нашем поражении?
Риталь поднял на него преданный взгляд и твердо ответил:
– Разведка, ваше высочество.
Брови герцога удивленно поднялись, а барон Винроэль, глава тайной герцогской полиции, одарил молодого генерала взглядом, полным ненависти и угрозы.
Но остальным генералам мысль Риталя понравилась, и они одобрительно зашумели.
– Тихо! – оборвал их герцог и потребовал: – Риталь, объяснись.
– С радостью, ваше высочество. – Чутье, присущее фаворитам, подсказало молодому генералу, что буря пронеслась над его головой и готова обрушиться на другого, и это добавило его словам уверенности. – Лондейл прекрасно укреплен. Следует признать, что люди хорошо потрудились и исправили свои прежние ошибки. – Риталь бросил взволнованный взгляд на герцога – не переборщил ли он, восхваляя противника? Но герцог качнул головой, подтверждая, что он согласен с его мнением. Убедившись, что он на верном пути, Риталь продолжил объяснения: – Стену укрепили, вырыли ров и даже возвели новые башни. Но все это встречалось у нас на пути и раньше и не могло послужить нашим полкам помехой. Если бы не одно «но»… – Генерал сделал драматическую паузу, перевел взгляд на барона Винроэля и безжалостно продолжил: – Нас ввели в заблуждение, пообещав, что защищать эти стены будет необученное быдло. Ополченцы и коронные полки, собранные наспех из сиволапых крестьян и криворуких горожан. Да, нас ввели в заблуждение, и мы пошли на стены без хорошей подготовки, без правильной осады, с одними только штурмовыми лестницами в руках. И нарвались на мощное сопротивление хорошо обученных и оснащенных солдат. Нарвались на стену, усеянную тысячами арбалетов, нарвались на башни, усиленные десятками баллист, нарвались на копья и топоры профессиональной пехоты. Но Неиклот свидетель, мы не посрамили чести нашего герцога! Армия захлебнулась кровью, но не опозорила ваше имя, ваше высочество. Нет, армия сделала ради него все, что в силах эльфийских. И даже больше, ибо армия заплатила жизнями за ошибки других. Я не хочу ни в чем обвинять барона Винроэля, но, если бы его эльфы дали нам верную информацию изначально, мы бы посоветовали вам, ваше высочество, не пытаться штурмовать город с ходу, теряя жизни преданных вам лучников. А сокрушить его с помощью правильной осады, поставить на колени по всем правилам воинского искусства и в очередной раз на весь мир возвеличить силу аркского оружия и ваше имя.
– Ваше высочество! – вскричал барон Винроэль.
Но герцог Аркский остановил его гневным взмахом ладони, и барону пришлось замолчать, лелея в душе мысль о страшной мести молодому выскочке.
– Ты думаешь, это было предательство? – спросил герцог у своего любимца.
Соблазн сокрушить барона был велик, но Риталь хорошо знал своего герцога, поэтому ответил без раздумья:
– Нет, ваше высочество. Я не сомневаюсь в преданности тайной полиции и ее главы. Я всего лишь сомневаюсь в их компетентности. Ведь они позволили людям перехитрить их, придав профессиональным солдатам вид ополченцев и желторотых новобранцев.
Герцог недоверчиво хмыкнул и задумался.
Признаться честно, ему понравилась эта версия, да еще и озвученная одним из его любимцев. Но требовались кое-какие уточнения.
– Хорошо, господа, – голос герцога прозвучал спокойно и уравновешенно, – я подумаю над вашими словами. А сейчас я приказываю вам удалиться и разработать новый план, победоносный и всеобъемлющий. А ты, барон, останься. У меня еще есть к тебе вопросы.
Генералы отдали честь и поспешили уйти, со злорадством поглядывая в сторону съежившегося главы тайной полиции.
Дождавшись, когда они останутся одни, герцог потребовал:
– Лотар Кинродаль, барон Винроэль, я жду твоих объяснений.
Барон глубоко вздохнул и поспешил воспользоваться возможностью объясниться:
– В Лондейле у нас очень хорошая агентура, ваше высочество. Там работают не только завербованные нами люди, но и измененные эльфы. Мы выстроили в этом городе две практически не соприкасающиеся друг с другом системы, выстроили еще много лет назад. Немыслимо, чтобы они могли ошибиться.
– Ты так уверен в своих эльфах? – прищурился герцог.
Барон поежился, словно от холода, и тем не менее твердо ответил:
– Да, ваше высочество. Это очень хорошие агенты, они не смогли бы перепутать профессиональных солдат с какими-то ополченцами. Я полностью доверяю им и переданной ими информации.
– А я все еще доверяю своим глазам, – прошипел герцог. – И мои глаза показали мне стойкого, обученного и вооруженного противника. Ты облажался, Лотар. И не хочешь признавать свою ошибку. Твои агенты слишком давно работают в этом городе, они размякли и потеряли нюх, а ты не смог этого вовремя заметить. Ты и твои эльфы совершили ошибку, за которую поплатились мои храбрые лучники. Я разочарован.
Когда герцог Эландриэль был разочарован, лилась кровь. Красная, горячая эльфийская кровь. Барон это знал, поэтому поспешил оправдаться:
– Ваше высочество, а что вы скажете, если узнаете, что одной из агентурных сетей в Лондейле руководит Пес?
Глаза герцога удивленно распахнулись:
– Тот самый?
– Да, ваше высочество.
– Но он же умер. Умер несколько лет назад, был казнен на глазах у сотен свидетелей. Или…
– Да, ваше высочество. Это был всего лишь его двойник. Пес успел спастись, его сильно ранили, но он смог вырваться и вернулся. После чего прошел через изменение, стал похож на человека и был внедрен в Лондейл.
– Почему я узнаю об этом только сейчас? – спросил герцог не предвещавшим ничего хорошего голосом.
– Это было еще при вашем отце, ваше высочество, – пожал барон плечами. – А после его смерти вы просто не интересовались частностями, а я не имел дерзости утруждать вас ненужными подробностями.
Герцог на мгновение задумался и был вынужден признать его правоту. В самом деле, ему не хватило бы и всей жизни, если бы он стал вникать во все детали.
– Хорошо, – сказал он. – Если там работает сам Пес, то он не мог ошибиться, не того уровня птица. И все же… свяжитесь с ним немедленно. Мне требуются объяснения наших трудностей, и я хочу получить их уже сегодня.
– Э-э-э… как бы вам это сказать, ваше высочество, – смутился впервые за все время их разговора барон. – Но мы не можем связаться с нашими лондейлскими агентами вот уже двенадцать дней. Мы абсолютно уверены, что сеть не засвечена и агенты продолжают свою работу, но связи у нас с ними нет.
– Как это? – не понял герцог.
– Мм, понимаете, ваше высочество, в Глинглоке с приходом короля Георга главой тайной службы был вновь назначен граф Честер. И по последним полученным от самого Пса данным, он отправил в Лондейл своего выкормыша – некоего сэра Злотаря.
– И что?
– Я думаю, МЫ думаем, ваше высочество, что Злотарь закрыл город. Перерубил все каналы, которые только можно использовать для связи, перерубил начисто.
– Ничего себе… – зловеще протянул герцог. – Двенадцать дней. Это значит, что у людей было целых восемь дней, чтобы заменить собранных наспех ополченцев профессиональными солдатами и наемниками. А моя тайная полиция об этом так и не узнала и ничего не поняла.
– Ваше высочество, – возразил барон, – в такое трудно поверить, это очень сложная в исполнении операция…
– Но это возможно?
Барон прикусил губу и был вынужден согласиться:
– Да, это возможно.
Герцог откинулся на спинку трона:
– Риталь, мой неистовый и верный Риталь. Ты не только смел, но еще и умен. Не зря я тебя возвысил, ох не зря. А ты, Лотар, пожалуй, начинаешь терять хватку, если тебя уже обходят на повороте даже мои прямодушные генералы. Тебе следует исправить свою ошибку. Как можно быстрей наладь связь с Псом, от этого теперь зависит не только твое будущее, но и твоя жизнь. Ты меня понял?
– Да, ваше высочество, – выдавил из себя бедный барон.
– Надеюсь. А теперь убирайся отсюда и не возвращайся, пока наконец не добьешься результата.
Раньше – в славные мирные времена – в этом большом подвале хранилось мясо. Каменные стены подвала были зачарованы не самым сложным, зато очень дорогим заклинанием – Белый Иней. Десятиминутная работа заезжего мага обошлась предприимчивому лондейлскому мяснику недешево, но окупила себя сторицей. Его семья вот уже несколько десятилетий исправно снабжала мясом и птицей почти всю западную часть города, зарабатывая на этом очень даже неплохие деньги.
С началом войны зачарованный подвал мясника, как и большинство магических амулетов и заклинаний, был мобилизован графом для военных целей. Какое-то время в нем по-прежнему хранили мясо из продовольственных запасов, но уже с первого дня осады подвал приспособили под иные нужды.
Рустам зябко передернул плечами. На улице зной плавил камни, а здесь было холодно как в могиле.
– Командир, лучше надень перчатки, – посоветовал ему впустивший его Дайлин. – Если через десять минут ненароком прикоснешься голой рукой к своим доспехам – останешься без клока кожи.
Рустам молча кивнул и натянул толстые кожаные перчатки, запачканные грязно-бурыми пятнами. Ему было неприятно здесь находиться, и дело было вовсе не в холоде. Широкие стеллажи вдоль стен, служившие раньше для хранения будущего жаркого, были забиты окровавленными телами. Сотни и сотни тел, нещадно изрубленных и исколотых им и его людьми. Рустам не чувствовал своей вины перед ними. Они сами пришли под эти стены и полезли на них, движимые жаждой убийства и наживы. И смерть была им за это достойной платой. Нет, он не чувствовал вины, но ему было неприятно находиться здесь, среди покрытых инеем, искривленных и обезображенных тел бывших врагов.
Однако в подвале были не только мертвые. Между уложенных штабелями трупов ходили хмурые, облаченные в серые неприметные куртки люди. Они тщательно осматривали каждое тело, обыскивали изорванную одежду и временами обменивались негромкими замечаниями с тремя писарями, исправно скрипевшими перьями за длинным столом, установленным посреди этой импровизированной мертвецкой. Рядом с писарями стояли двое высоких мужчин в белых целительских накидках и полноватый мужичок, лишенный какой бы то ни было воинственности. «Наверное, какой-нибудь приказчик бывшего хозяина подвала», – подумал про мужичка Рустам, поеживаясь от холода.
Заметив Рустама, один из целителей пошел ему навстречу, за ним, глупо улыбаясь, последовал толстенький приказчик.
– Вот и свиделись, господин капитан и… сэр рыцарь. – Целитель неожиданно широко улыбнулся и протянул раскрытую ладонь для приветствия.
Рустам озадаченно нахмурился, атмосфера холода и смерти действовала на него угнетающе и мешала думать. Но почти сразу же лицо его разгладилось и он с жаром пожал протянутую руку:
– Господин Дементос, графский целитель. Я рад встрече с вами, хотя и предпочел бы, чтобы она произошла в другом месте и при других обстоятельствах.
– Ну первая наша встреча тоже была не совсем обычной, – напомнил целитель.
– Да уж, – усмехнулся Рустам, вспоминая, как его чуть было не повесили.
Тем временем Дементос повернулся к сопровождавшему его приказчику и вежливо произнес:
– Господин Злотарь, позвольте вам представить сэра Рустама Алматинского, капитана третьего ополченческого полка и человека, который прошел нелегкий путь от бесправного безнадежного до глинглокского рыцаря исключительно благодаря своей доблести.
– Вы слишком добры ко мне, господин целитель, и явно переоцениваете мои скромные способности, – смутился Рустам и приветливо протянул приказчику раскрытую ладонь. – Не слушайте его, господин Злотарь, моя доблесть здесь абсолютно ни при чем. Высокое рыцарское звание это скорее заслуга людей, меня окружавших, вот кто действительно заслуживает восхищения, ну и небольшая толика везения.
Толстоватый приказчик с интересом посмотрел на протянутую ладонь и пожал ее, по-прежнему глуповато улыбаясь. Наблюдавшего за этой сценой Дементоса это позабавило, он усмехнулся и продолжил церемонию представления:
– А вам, в свою очередь, сэр Рустам, я хочу представить сэра Злотаря, главу городской тайной службы его величества.
Рустам побледнел и, отдернув руку, вытянулся, отдавая честь. Глава тайной службы – это третье по значимости лицо в обороне города, после маршала Годфри и графа Лондейла. И Рустам помнил строгий наказ барона Годфри об оказании главе тайной службы любой затребованной им поддержки. Вот только имя сэра Злотаря в кровавой суматохе последних дней совершенно вылетело у него из головы, за что и приходилось сейчас расплачиваться.
Если Злотарю и доставило удовольствие наблюдать за его глупым видом, то, надо отдать ему должное, он ничем этого не выдал.
– Капитан, я знаю, что отрываю вас от ваших обязанностей, и знаю, что у вас много дел на стенах, но ваша помощь нам сейчас необходима.
Рустам с окаменевшим лицом молча кивнул. Быть здесь – это приказ маршала, переданный ему маршальским вестовым, а значит, комментарии, как и возражения, излишни.
– Вот и хорошо, – правильно истолковал Злотарь его молчание. – А теперь я немного введу вас в курс дела. В этом хранилище, как вы уже наверняка знаете, лежат погибшие за эти четыре дня на вашем участке стены солдаты противника. Перед тем как сжечь их тела, мы должны выжать из мертвых побольше информации, которая вполне может внести свою лепту в нашу победу. Или у вас есть сомнения в нашей победе, капитан?
Это был вопрос с подвохом, но Рустам не считал нужным что-либо скрывать, поэтому ответил не раздумывая:
– Я не заглядываю настолько далеко, сэр Злотарь. На данный момент все мои помыслы и силы направлены только на то, чтобы не дать врагу захватить западные ворота и прилегающие к ним куртины.
– Это ответ солдата, – сказал Злотарь, и было непонятно, одобряет он это или порицает. – Ваша задача, капитан, – сказал он после небольшой паузы, – быть рядом с моими людьми все это время и по возможности отвечать на все возникшие у нас вопросы.
Рустам снова молча кивнул. На стенах еще не высохла пролитая его людьми кровь, и дел у него было море. Но раз маршал Годфри считает, что сейчас он должен быть здесь, значит, он будет здесь и сделает все, что от него потребуют.
Впрочем, какое-то время его никто не беспокоил. Люди в сером делали свое дело под присмотром начальника, писари прилежно писали, а уставшие целители негромко переговаривались, обсуждая непонятные непосвященным целительские проблемы.
– Триста восемьдесят пять, – неожиданно громко сказал один из писарей.
– Это точная цифра? – спросил у него Злотарь.
– Да, сэр, – качнул головой писарь и повторил: – Триста восемьдесят пять эльфов.
– А гномы? – спросил Злотарь.
– Сейчас, сэр, одну секундочку. – Писарь на несколько мгновений погрузился в бумаги и уверенно заявил: – Сто тридцать четыре гнома, сэр.
– Каков офицерский и младший командный состав среди погибших? – продолжил расспрашивать Злотарь.
– Мм, еще не подсчитали, сэр, – признался писарь после небольшой заминки.
– Как выясните, тут же доложить.
– Да, сэр.
Злотарь повернулся к Рустаму.
– Триста восемьдесят пять эльфов и сто тридцать четыре гнома, и это не считая тех, кто утонул во рву. Совсем неплохо, капитан, для четырех дней сражения.
Рустам мрачно пожал плечами. Каждый его солдат захватил с собой на тот свет пятерых перворожденных, знать это было утешительно. Но оскаленные зубы мертвецов и их закоченевшие разрубленные тела, лежавшие здесь повсюду, не располагали к веселью.
Один из людей в сером подошел к Злотарю и что-то негромко прошептал ему на ухо. Злотарь согласно кивнул и повернулся к Рустаму:
– Капитан, всех этих погибших уже успели хорошо обыскать еще до нас. И сделали это, по всей видимости, ваши хозотрядовцы. Я понимаю, есть определенные негласные правила о боевых трофеях, и меня к тому же не интересует их стандартное вооружение и броня, все это можно вполне оставить в полку. Но именное оружие и все личные вещи, в том числе и драгоценные, вам придется нам сдать. Эти вещи могут о многом рассказать и многое поведать. Вы меня понимаете?
Пристальное внимание, с которым Злотарь наблюдал за лицом Рустама, не смог бы обнаружить в его круглых простодушных глазах даже опытный целитель, не говоря уж о неискушенном чужемирце. Другое дело, что Рустаму этого и не требовалось.
– Я так и подумал, – качнул он головой. – Все, что вы назвали, лежит снаружи под охраной моих людей, сложенное в мешки и даже еще не отмытое от крови.
Злотарь выразительно посмотрел на своих людей, и несколько серых курток, повинуясь его молчаливому приказу, вышли из подвала, чтобы через некоторое время вернуться с большими солдатскими мешками. Рустам тем временем расстегнул сумку на поясе и, вытащив связку исписанных бумаг, передал их начальнику тайной службы.
– Что это? – В голосе Злотаря, к вящему изумлению Дементоса, можно было различить искреннее удивление.
– Опись того, что находится в этих мешках, – ответил Рустам.
Злотарь неопределенно хмыкнул и, взяв бумаги, склонился к стоявшему на столе светильнику.
– Что обозначено вот в этой графе? – спросил он после короткого ознакомления, ткнув в опись пальцем с аккуратно подстриженным круглым ногтем.
– Здесь мои люди по возможности отметили, с какого именно тела была снята та или иная вещь.
В воздухе повисла пауза, даже писарские перья остановили свой трудолюбивый бег. Злотарь посмотрел в глаза Рустаму, больше не улыбаясь и не разыгрывая из себя простачка.
– Кто составил эту опись? – спросил он.
– Унтер-офицер хозяйственной сотни Дайлин, – по-уставному отрапортовал Рустам.
– Я должен с ним поговорить, – потребовал Злотарь.
– Это нетрудно, – ответил Рустам, немного недоумевая про себя. – Он находится здесь, и я могу его позвать, если вы прикажете.
– Да, я приказываю, приведите его сюда.
Дайлин бросил быстрый взгляд в сторону своего друга и, отчеканив последние шаги, вытянулся и отрапортовал:
– Унтер-офицер Дайлин по вашему приказанию прибыл.
Злотарь заложил руки за спину и, приблизив свое лицо к лицу Дайлина почти вплотную, произнес, тщательно выговаривая каждое слово:
– Унтер-офицер, отвечайте предельно честно. В этой описи указаны все трофеи или нет? Оговариваюсь сразу, меня не интересует стандартное вооружение и броня, только личные вещи либо необычное именное оружие или броня. Отвечайте прямо и откровенно, если соврете, второй попытки у вас не будет.
Простодушные крестьянские глаза Злотаря неожиданно показались двумя стальными спицами, которыми он впился в лицо стоявшего перед ним юного унтер-офицера.
Дайлин от такого приема смутился, заволновался, у него неожиданно сбилось дыхание, и, только сделав над собой усилие, он смог выдавить:
– В этой описи указано все до мелочей. А на последних страницах есть еще полный список того, что, по вашим словам, вам не нужно… сэр.
Злотарь сделал шаг назад, смерил Дайлина быстрым взглядом с головы до ног и отвернулся, словно потеряв к нему всяческий интерес:
– Хорошо, унтер-офицер, вы свободны. Можете идти.
Недоумевающий Дайлин отдал честь, переглянулся с командиром и вышел. А Рустам остался и провел в этом холодном подвале, набитом трупами, еще несколько часов.
За все это время к нему обратились только однажды. Серые куртки вытащили из общей груды одно из тел и положили его перед ним.
– Вы знаете, кто это? – спросил у Рустама Злотарь.
Замерзший Рустам скользнул по скованному трупным окоченением телу раздраженным взглядом, отметив застывший сгусток крови на левом виске, и равнодушно пожал плечами:
– Это капитан эльфийских лучников. В первый день штурма он смог подняться на южную от ворот куртину и даже водрузил на ней свое знамя. Правда, закончилось это для него плачевно, первый сержант нашей первой сотни разбил ему голову. И сделал это весьма вовремя.
Злотарь с сожалением покачал головой:
– Это не просто капитан эльфийских лучников, сэр Рустам. Это капитан Лиамарэль, один из любимцев генерала Риталя. И он очень многое смог бы нам рассказать, если бы кое-кто догадался взять его живым. Понимаете, о чем я?
И вот тут-то Рустам вспылил, что было совершенно непозволительно, глупо и к тому же весьма опасно, учитывая, с кем он разговаривает. Но он слишком много времени провел, поневоле разглядывая страшные последствия боевых действий своего полка, и это не могло на нем не сказаться.
– Взять его живым, говорите? – переспросил он срывающимся голосом. – Взять его живым?! У меня сто двадцать семь убитых в полку, господин Злотарь. Сто-о два-дцать се-мь убитых! Из них восемьдесят четыре в первый же день. А из этих восьмидесяти четырех – сорок три бойца погибли на южной куртине, пытаясь сбросить этого долбаного Лиамарэля и его гребаных лучников! Унтера первой и двух его сержантов изрубили в клочья в одной из таких попыток. А вы тут мне говорите, что я должен был взять этого говнюка живым?! А почему бы вам самому не подняться на стены и не попытаться это сделать?! Было бы очень интересно посмотреть!
Серые куртки оторвались от работы, слушая, как костерят их начальника. Писари неодобрительно покачали головами. Взгляд же Злотаря неожиданно потеплел, и толстяк коротко кивнул подобравшимся целителям. Тогда Дементос шагнул вперед и быстро провел ладонью по напряженной спине дрожащего от ярости Рустама. Злость сразу же погасла, испарившись невидимым паром. Плечи у Рустама сгорбились и сжались, он стал чем-то похож на сдувшийся воздушный шарик, заброшенный детьми после шумного праздника. В груди стало пусто и противно, он покачнулся, и Дементос придержал его, обхватив за плечи.
– Не будем ссориться, капитан, – примирительно сказал Злотарь. – Просто имейте в виду: если в будущем представится возможность взять живьем вражеского офицера – сделайте это. А на сегодня вы свободны. Спасибо за оказанную помощь.
Рустам нашел в себе силы качнуть головой и позволил Дементосу вывести его из подвала.
– Спокойно, сэр Рустам. Спокойно. Мы на одной стороне и делаем общее дело, просто каждый из нас делает это по-своему, – успокаивающе сказал графский целитель, проводя перед его лицом раскрытой ладонью. – А сэр Злотарь – отличный специалист, один из лучших в своем деле, уж вы мне поверьте. Его слова вовсе не содержали в себе злого умысла, и он конечно же не хотел вас обидеть, это была просто досада профессионала, высказанная вслух. На которую вы, сэр Рустам, отреагировали непозволительно жестко. А сейчас успокойтесь и расслабьтесь. – Дементос сжал кулак и сделал резкий жест, словно стряхивая прилипшую к руке грязь на землю. – Ну как, полегчало? – спросил он участливо.
Рустаму и впрямь полегчало. То ли свежий воздух и солнце были тому причиной, то ли действия целителя, а скорее всего, все это вместе взятое. Голова прояснилась, муть сгинула почти бесследно, а душа очистилась.
Вместе с облегчением пришло и запоздалое раскаяние.
– Мне жаль, что я так глупо сорвался, – буркнул Рустам, стараясь не смотреть в сторону целителя.
– Я знаю, – мягко ответил Дементос. – И он это знает, – целитель качнул головой в сторону подвала, – так что можешь не волноваться, его это не задело, все в порядке.
Дементос махнул рукой на прощание и скрылся в подвале, его присутствие там по-прежнему было необходимо. Рустам глубоко вздохнул, прищурившись посмотрел на солнце и поспешил поскорее уйти от этого мрачного и холодного места, где хмурые люди в серых куртках старались «разговорить» чужих мертвецов.
– Готовьте фею, – отрывисто бросил барон Винроэль своим помощникам.
– Фею? – удивленно переспросил пожилой эльф, ответственный за магическое оснащение.
– Я что, должен повторять свои приказы? – с холодной яростью осведомился барон.
– Нет, ваша милость. Простите меня, ваша милость, – залепетал попавший под горячую руку эльф. – Фея будет готова в течение часа.
– Хорошо. – Барон взмахом руки отпустил его. – И принесите мне все данные по лондейлской агентуре. Все, какие только есть. Будем думать.
Фея – маленькое, изысканное создание. Точеные ножки, хрупкие руки, стройная фигурка, прозрачные сильные крылышки – десять сантиметров изящества, испорченного уродливой головой насекомого с огромными фасеточными глазами.
– Она готова? – спросил барон у проводника фей, молодого эльфа с затуманенным взглядом.
Проводник прижал нос к стеклянной колбе, в которой сидела фея, и закрыл глаза. Фея, повернув к нему свою страшную головку, качнула длинными чувствительными усиками. Проводник открыл глаза, поощрительно улыбнулся фее и кивнул:
– Да, ваша милость. Можете диктовать послание. – И он осторожно передал колбу с феей в руки барона, после чего сразу отошел в сторону на положенные десять шагов.
Послание, заложенное в фею, ее проводнику знать необязательно.
Барон поднес фею к глазам и прошептал активизирующие слова, фея вздрогнула и, с интересом посмотрев на барона, склонила голову набок. Барон продиктовал послание и тихо прищелкнул языком, фея в ответ качнула усиками и, словно очнувшись от сна, подскочила и, затрепетав крылышками, повисла в воздухе. Колба в руках барона загудела и завибрировала. Увидев это, проводник вернулся и, взяв колбу, сорвал с нее запечатанную крышку. Фея вылетела, сделала в воздухе изящный пируэт и села на край колбы. Проводник несколько раз забавно фыркнул, налаживая с феей более прочный контакт, и повернулся к барону.
– Я готов. – Голос его прозвучал неожиданно скрипуче и безжизненно.
– Маршрут помнишь? – спросил барон.
Проводник молча кивнул, ему стало трудно разговаривать.
– Тогда вперед, – приказал барон и скрестил на удачу пальцы.
Фея сорвалась с колбы и кругами устремилась ввысь, через несколько мгновений она скрылась в ночной темноте. И только проводник, сидя на корточках и странно покачиваясь, поддерживал с ней контакт.
Теплые потоки воздуха, высота, свобода… Опьяненное радостью маленькое тельце феи, повинуясь взмахам сильных изящных крыльев, резвилось в воздухе причудливыми виражами. Все выше и выше, все свободнее и свободнее. От тысячи земных огней к мириадам звезд. Если бы у феи были человеческие глаза, она бы заплакала. Блаженные минуты полета, первые минуты полета в ее странной жизни.
Однако свобода быстро наскучила маленькой фее, наскучила буквально за считаные минуты. Этому искусному магическому созданию нужна была цель, в ее крохотное тельце было изначально заложено огромное чувство долга. Фея заметалась в воздухе, взбудораженная отсутствием душевной целостности, чувство долга лишало ее покоя и обретенной было радости.
Тоненькая, невидимая нить, связывающая ее сознание с сознанием эльфийского проводника, пришла ей на помощь. Разум проводника дал ей цель и наполнил ее существование смыслом.
– Я помогу тебе, я покажу тебе путь, – прошептал фее проводник.
– Веди. Я буду твоими глазами, я буду твоими крыльями, – ответило ему ее сознание.
Переполненная вернувшейся радостью, фея заложила красивый замысловатый вираж и стрелой устремилась к озаренным огнями каменным стенам, возвышавшимся вдалеке.
Стены охранялись солдатами, облаченными в противно пахнущее железо. У стен были тысячи глаз, бдительно наблюдавших за окрестностями, у стен были сотни арбалетов, готовых пронзить воздух тяжелыми смертоносными болтами. Но все это было бесполезно против маленькой летающей феи. Скрываясь в высоте, куда не достигали отблески разложенных костров, она без труда пересекла возведенную людьми защиту и стремительно понеслась к цели, готовая петь от переполняющего ее восторга.
Но что это? Полные скрытой силы большие крылатые тени разрезали воздух.
Угроза! Угроза! – забилось в ее крохотном сознании. Одна из теней, шелестя крыльями, бросилась на нее. Фея заложила резкий вираж, и тень пролетела мимо, обдав ее запахом близкой смерти. Инстинкт самосохранения, свойственный даже магическим созданиям, затрепетал в ее маленьком мозгу: жить! жить! ЖИТЬ! Маленькой фее безумно хотелось жить, но неумолимая воля проводника не дала ей развернуться и бежать, по-прежнему ведя ее к заветной цели.
Еще одна смертоносная тень, набрав высоту, камнем обрушилась на трепещущее от страха создание. Фея рванулась, но было поздно… Острые когти, ломая прозрачные крылья, вонзились в ее магически созданную плоть и сомкнулись, изломав хрупкое изящное тельце. Жизнь потухла…
Проводник со страшным криком упал на землю и забился в припадке, закусывая до крови губы. Крупная дрожь сотрясла его тело, он выгнулся, царапая ногтями землю, и затих, потеряв сознание. Барон вздрогнул от неожиданности, но самообладание ему не изменило.
– Приведите его в чувство, немедленно, – приказал он.
Жрец Неиклота, присутствовавший при запуске фей как раз для такого случая, устремился к упавшему. Проведя по его голове полными живой энергии ладонями, он резко похлопал проводника по щекам, приводя его в чувство. Проводник встрепенулся, открывая глаза и хрипя от боли.
– Что? Что произошло? – требовательно спросил, наклонившись над ним, барон.
Проводник посмотрел на него широко раскрытыми глазами с расширенными до предела зрачками и выдохнул:
– Смерть… смерть… совы…
– Черт бы побрал этого Злотаря! – в сердцах выругался барон. – Приведите парня в себя как можно быстрее, – приказал он жрецу и, отойдя, со злобой сплюнул на землю, раздраженно глядя в сторону освещенного огнями города.
Угу! Угу!
Сильная, полная жизни птица спланировала и приземлилась на длинный насест, возвышавшийся над плоской крышей. Человек в серой куртке протянул к перепачканной кровью сове руку в толстой кожаной перчатке:
– Славная девочка, славная. Умница. Что ты принесла? Что поймала? Отдай это мне, моя красавица.
Сова, посмотрев на протянутую руку, недовольно ухнула и угрожающе щелкнула клювом. Но потом передумала и брезгливо сбросила принесенную добычу на землю, получив в награду вкусные кусочки мяса, приготовленные человеком в серой куртке по особому рецепту.
– Умница моя, хорошая моя. Молодец, отлично поработала, – не скупился на похвалы человек. – А теперь лети, ночь еще не закончилась.
Сова снова недовольно ухнула и, сорвавшись с насеста, исчезла в темноте.
– Что там, Лютар? – спросил у разговаривавшего с совой человека требовательный голос.
– Пока не знаю, – ответил Лютар, подбирая принесенную совой добычу. – Ну-ка посвети.
Человек с требовательным голосом поднес факел, осветивший изломанное тельце с прозрачными крылышками и стрекозиной головой.
– Это что еще за фигня, Нубис? – удивленно присвистнул Лютар.
– Эта фигня называется феей, Лютар, и стоит столько, сколько тебе и не снилось, – ответил Нубис и довольно усмехнулся: – Кое-кто будет весьма рад схваченной твоими птичками добыче.
Аккуратно положив истерзанную совиными когтями фею в кожаный мешочек, Нубис подошел к краю крыши и сбросил мешочек вниз:
– Передайте Агерту, посылка перехвачена.
Через несколько мгновений тишину улицу нарушил бешеный стук копыт, быстро удалявшийся в сторону графского дворца. В больших клетках, стоявших на крыше, захлопали крыльями всполошенные поднявшимся шумом ловчие сокола.
– Тихо, ребята! Тихо! – прикрикнул на них Лютар. – Ваше время наступит с приходом солнца, а сейчас спите, пусть пока совы порезвятся.
Проводник благодаря усилиям жреца полностью пришел в себя и сейчас жадно пил подслащенную сахаром воду.
– Ну что, очухался? – спросил у него барон.
– Да, ваша милость, – ответил проводник, отрываясь от глиняной кружки. – Это были оркские совы, ваша милость. Только оркские совы способны охотиться на лету ночью. Эти зеленожопые сами ненормальные, и совы у них тоже ненормальные…
– Ладно, ладно, – прервал барон Винроэль словесный поток потрясенного проводника, – это все неважно. Ты лучше скажи, готов к следующему запуску или нет?
Проводник зябко поежился, вспоминая шок от смертельного совьего удара и пульсирующую в голове мысль несчастной феи «жить, жить, жить!», но служба есть служба. Поэтому он собрался с духом и кивнул:
– Да, ваша милость, готов.
– Вот и ладно, – похвалил его барон. – Отсюда больше не полезем, сейчас переберемся на восточную сторону и попробуем уже оттуда. А ты пока пей водичку-то, собирайся с силами. Будем пробовать до тех пор, пока не получится, понял?
Проводник обреченно кивнул и приложился к кружке. А барон отыскал взглядом пожилого эльфа, ответственного за магическое оснащение, и приказал:
– Готовьте следующую фею.
Эльф на мгновение замялся, но, наученный горьким опытом, промолчал. Впрочем, барон и без его напоминаний прекрасно знал, что каждая фея обходится им в бешеные деньги, но отступать барону было некуда.
– Перемирие! Перемирие! – прокричал Радко, врываясь в лавку подобно пыльному летнему вихрю.
– Что ты все время орешь, постреленок?! – в сердцах воскликнул Трамгель, уронивший от неожиданности рулон ткани, и тут же потребовал: – Будь добр, успокойся и объясни по-человечески.
Радко поспешно отдышался и, стараясь говорить сдержанно, выпалил:
– Перемирие, господин Трамгель. Гномы и эльфы запросили перемирие, они хотят вести переговоры… Правда, здорово?
– Правда, правда, – пробурчал Трамгель, улыбаясь и лихорадочно прокручивая в голове информацию. – Если ты, конечно, по своему обыкновению ничего не напутал.
– Ну вот, скажете тоже, – обиженно протянул мальчик. – Я собственными ушами слышал, как на городской площади глашатай графа объявил, что посланцы короля Торбина и герцога… этого, как его там, Дриэля, кажется…
– Эландриэля, – машинально поправил его Трамгель.
– Да, точно – Эландриэля! – обрадовался Радко. – Так вот, их посланцы запросили пятидневное перемирие для проведения переговоров.
– Переговоров о чем? – спросил Трамгель.
– Не знаю, – растерялся Радко. – Но все вдруг так обрадовались. Это ведь хорошая новость, верно? – спросил он, внезапно обеспокоившись.
– Верно, верно, – успокоил его Трамгель и, порывшись в кармане, вытащил леденец на палочке. – На вот тебе, вроде как награда за хорошую новость.
– Спасибо, господин Трамгель! – воскликнул Радко, поспешно засовывая леденец в рот. – Вы самый лучший хозяин на свете, – сказал он совершенно искренне, восхищенными глазами взирая на своего толстого одноногого хозяина.
– Тьфу на тебя, – смутился Трамгель. – Иди лучше, вместо того чтобы подхалимничать, позазывай клиентов. Вдруг кто и заглянет с радости.
Мальчишка с готовностью кивнул, прокрутился от избытка энергии вокруг себя на одной ноге и бросился на улицу. А через мгновение его звонкий голос наполнил жизнью притихшую с приходом войны торговую улицу:
– Ткани, ткани, лучшие ткани в мире в лавке купца Трамгеля! Лучшего купца нашего города! Лучшие ткани в лавке лучшего купца, не проходите мимо!
Трамгель покачал головой и развел руками, дескать, что еще ждать от мальчишки, распираемого восторгом. Старая Хейтель, выглянувшая на шум из кухни, улыбнулась ему и спросила:
– Куры почти готовы, хозяин, прикажете подавать?
Трамгель вдохнул аромат, распространившийся по лавке из кухни, и мечтательно зажмурился:
– Жареные куры с печеной картошкой и свежей зеленью?
– Угу, – кивнула Хейтель и добавила: – А еще горячие лепешки с тмином и молодое честерское вино, привезенное за три дня до осады. Специально для птицы его сохранила, – не удержалась от хвастовства старуха.
– Ах, как хорошо все это звучит… – протянул толстяк, покачивая головой в такт одному ему слышимой мелодии живота.
– Ох ты ж, старость не радость, – неожиданно спохватилась старуха, – чуть не забыла. Еще яблоки будут. Старуха Ималья утром принесла, ваши любимые, рэтклифские золотые.
– Ну надо же, еще и яблоки будут! – обрадовался Трамгель, и никто в мире не смог бы заметить в его голосе испытываемую им тревогу. – Хороший сегодня день, Хейтель. Душный, но хороший.
– Это верно, – поддакнула старуха и снова спросила: – Так что, подавать обед или как?
– Подавать, – решительно сказал Трамгель, – но не сейчас, а минут через двадцать. Необходимо еще кое-что подсчитать.
– Ну что ж, через двадцать так через двадцать. Я за это время как раз сливки успею взбить. Для десерта.
– Ох, старая, – Трамгель шутливо погрозил ей пальцем, – доведешь ты меня до смерти через обжорство. Ох доведешь.
И, улыбаясь, пошел вверх по лестнице в свой кабинет. А старая Хейтель, шутливо отмахнувшись от слов хозяина, скрылась на кухне, бормоча себе под нос, что от хорошей еды еще никто не умирал, а ежели кто все ж таки и умер, так тому человеку только позавидовать остается, ибо смерть эта приятная и завидная.
Трамгель тщательно закрыл дверь и, устроившись в своем старом кресле, задумался. На его лице по-прежнему была улыбка, но даже простодушный обыватель без труда распознал бы в ней накинутую искусным актером маску.
Мысли в его круглой большой голове проносились бурным и стремительным потоком.
Перемирие, четыре дня бесплодного штурма – и перемирие. Случилось то, чего у эльфов в этой войне еще не было. Случилось то, что он в последние дни предвидел и о чем изо всех сил старался предупредить своих, но не смог. Случилось практически невозможное. За считаные дни маршал Годфри и его офицеры сделали из горожан и крестьян злых и готовых стоять до конца солдат. Это было немыслимо, он сам послал множество сообщений о слабости лондейлского гарнизона и прогнозируемом успехе быстрого штурма. А когда понял, что ошибся, что недооценил, стало поздно. Этот проклятый Злотарь закрыл город, закрыл чисто и профессионально. Закрыл так, что Трамгель, несмотря на весь свой опыт, не смог его переиграть. И как следствие – огромные эльфийские потери, утопленные в крови перворожденных бесплодные штурмы и, наконец, перемирие. Перемирие, предложенное не людьми, а перворожденными, признавшими этим свое поражение в первые дни осады. А ведь все могло пойти по-другому, если бы он смог переиграть своего визави, выкормыша старика Честера «простака» Злотаря. Тогда эльфы не пошли бы на убийственный штурм. Нет, вместо этого они обложили бы город со всех сторон, подогнали бы катапульты, провели подкопы, построили бы осадные башни. Дней двадцать, и город хрустнул бы в стальных ладонях, обнажив свое сладкое ядрышко. А вместо этого… большие потери и, что более страшно, подорванный боевой дух атакующей армии и потерянное время.
Ну что ж, перемирие в первую очередь как раз и означает, что в лагере герцога и короля гномов приняли-таки решение перейти к правильной осаде. Лучше уж поздно, чем никогда. Вот только запрошенные пять дней – это слишком мало. Не значит ли это, что готовится еще одна наспех подготовленная авантюра? Или это всего лишь хитрость? Дьявол, почему же все-таки всего пять дней? И как же необходима ему сейчас связь. Он столько лет просидел в подполье, столько лет внедрялся в ожидании этого самого момента. И вот время наконец пришло, время действовать. А он без связи. Дьявол!
– Хозяин! – прокричал старушечий голос, прерывая его размышления. – Откройте дверь, я принесла обед!
– Сейчас, сейчас! – выкрикнул в ответ Трамгель, быстрым движением разметав на столе бумаги. Словно он и в самом деле все это время что-то подсчитывал.
Постукивая деревянной ногой, он подошел к двери и открыл защелку. Хейтель внесла в кабинет большой, заполненный яствами деревянный поднос. Донеся его до стола, она застыла и многозначительно хмыкнула, кивком указав на разбросанные бумаги.
– Уберу, уберу, – проворчал Трамгель, собирая бумаги в аккуратные стопки и освобождая стол.
Старуха выгрузила с подноса миски и, проскрипев:
– Приятного аппетита, хозяин, – заковыляла к выходу.
Толстяк, удовлетворенно мурлыкая себе под нос игривую песенку, повязал на шею салфетку и радостно потер руки, предвкушая обильную трапезу. Старая служанка вышла из кабинета и плотно прикрыла за собой массивную дверь – она знала, что хозяин страсть как не любит, когда его что-либо отвлекает от хорошего обеда. Сухо щелкнула хитроумная защелка на двери, сделанная в свое время хозяином кабинета собственноручно, и выражение лица толстяка мгновенно переменилось. Продолжая напевать веселую песенку, он встал и вытащил из потайного кармана маленький складной ножик с простой рукоятью из яблоневого дерева. Не обращая внимания на источавшие соблазнительный аромат яства, он придвинул к себе миску с тремя золотистыми яблочками, которые в городе все почему-то называли рэтклифскими. Раскрыв нож, он достал из кармана чистый платок и аккуратно протер матовое лезвие.
Маленький дешевый складной ножик, таким очень любят играть мальчишки, а еще им удобно резать яблоки, которые Трамгель в глубине души искренне ненавидел. Этот ножик был прост, непритязательно выглядел и не вызывал вопросов. Если бы Трамгель подвергся обыску, девяносто девять шансов из ста, что ножик просто отбросили бы в сторону, как нечто заурядное и не заслуживающее внимания. И еще меньше шансов, что кто-нибудь смог бы заметить на его лезвии тоненькую, едва видимую полоску кламенера, древнего эльфийского металла. Металла, бесполезного в бою и не находящего применения в быту, но обладающего одной весьма занятной особенностью.
Трамгель протер лезвие, сдунул с него пылинки и посмотрел на яблоки. Золотые рэтклифские, кисло-сладкие наливные яблочки. До внедрения в Лондейл он был к яблокам в общем-то равнодушен, но за проведенные здесь годы успел возненавидеть их всей душой. Старуха Ималья, торговка яблоками, была его связной. Через нее проходил канал, по которому его агенты посылали ему донесения. Были и другие каналы, но этот был основным. И ему пришлось килограммами жрать эти кислые плоды, чтобы даже собаки на торговой улице знали, что толстяк Трамгель обожает яблоки и предпочитает всем остальным золотые рэтклифские. А старуха Ималья имела возможность обеспечивать ему связь с агентами, не вызывая ни у кого подозрений и гармонично вписываясь в его образ жизни.
В этот раз Ималья принесла всего три яблока, уже только этот факт сообщил Трамгелю, что на связь вышел агент по прозвищу Буйвол. Ведомством барона Винроэля в Лондейле были развернуты две агентурные сети, действующие независимо друг от друга. Одной из них руководил Трамгель, другой – измененный эльф, работающий под псевдонимом Священник. Интрига ситуации состояла в том, что Трамгель знал о Священнике, а тот о нем нет. Более того, в команде Священника работал агент Трамгеля – Буйвол. И три золотистых яблочка содержали в себе его послание своему истинному начальнику.
Толстяк тщательно осмотрел яблоки и первым взял то, на котором были две червоточины. Он аккуратно разрезал его своим ножом точно посередине. От соприкосновения полоски кламенера с кисло-сладкой мякотью началась реакция и активизировался наложенный на яблоко заговор. Трамгель взял в руки обе половинки и поднес их к глазам под небольшим углом. На частях яблока проступили черные буквы полузабытого старого эльфийского алфавита.
– Анаэли кулотрас тамо… – едва заметно зашевелились губы толстяка, шепча близкие до боли слова родного ему языка.
«Священник получил весточку из дома, постарался послать ответ, но не смог. В весточке содержится требование выйти на связь, а в случае невозможности выхода на связь – задание, которое необходимо выполнить. В чем именно заключается задание, мне пока неизвестно. Буду на связи, жду указаний.
«Вот оно, значит, как, – подумал Трамгель, наблюдая, как расплываются в бесформенные пятна черные буквы на трех разрезанных яблочках. – Значит, Священник получил-таки от Центра задание. Теперь весь вопрос в том, стоит ли мне прийти ему на помощь или по-прежнему держаться в тени, самостоятельно стараясь наладить связь. Задание наверняка важное, и с моей помощью шансы на его успешное выполнение повысятся, но Священник горяч и нетерпелив. Он слишком часто играет поверхностно, не утруждая себя глубокой разработкой дела. При прежнем короле это сходило ему с рук, но сейчас к власти пришел другой король, и с ним пришел в город хитромудрый Злотарь. Каковы шансы, что Злотарь уже не держит Священника под прицелом? – спросил себя Трамгель. И, с трудом пожирая покрытые черным налетом яблоки, вынужден был констатировать: – Слишком велики, чтобы ставить на Священника, рискуя в случае провала оставить город без агентуры. И, видимо, к такому же выводу пришли и в Центре. Иначе в полученном Священником сообщении нашлось бы место и для пары строчек, открывающих эльфийскому резиденту информацию о существовании в городе второй агентурной сети.
Ну что ж, – решил Трамгель, приступая к остывшим курам, – значит, так тому и быть. Пускай Священник играет в одиночку, а мы посмотрим, что из этого получится, не оставляя, конечно, попыток наладить наконец-то связь».
В маленькой комнатке, выделенной тайной службе графом по ее настоянию, темно и неуютно. Зато Злотарь мог быть абсолютно уверен, что ни одно слово, сказанное в этих стенах, не выйдет наружу без его ведома.
– Докладывай, – сухо велел он помощнику, доедая свой скудный обед, состоявший из овощей и хлеба.
– За ночь эльфы совершили четыре попытки, сэр, – доложил помощник. – Первые три посылки мы заблокировали, четвертую пропустили, как и было задумано. Убедившись, что посылка прошла, эльфы дальнейших попыток не предпринимали.
Злотарь смел со стола крошки в ладонь и, закинув их в рот, запил кружкой разбавленного сидра.
– Как были оформлены посылки, Агерт? – спросил он, вставая из-за стола и затягивая пояс.
– Они запустили фей, сэр, – ответил помощник.
– Запустили фей, – повторил Злотарь, улыбаясь краешком губ. – Винроэль начал играть по-крупному, Агерт, не считаясь с дорогостоящими расходами. Это значит, что на него нажали. Что ж, нам это только на руку, барону придется спешить и, следовательно, неизбежно совершать ошибки. Которыми мы в свою очередь должны будем грамотно воспользоваться. Посылку проследили?
– Да, сэр. Но весьма приблизительно, очень трудно работать с феями.
– Насколько приблизительно? – нахмурился Злотарь.
В кругу своих ближайших помощников он не разыгрывал простачка, эти люди знали, на что он способен, и не было смысла скрывать от них свою жесткость.
– У нас получился круг диаметром триста метров, сэр, – ответил Агерт.
– Покажи на карте, – потребовал Злотарь, подходя к висящей на стене карте города.
Агерт сверился со своими записями и обвел карандашом четкий круг. Злотарь посмотрел на круг и ухмыльнулся:
– Барон решил зайти с козырей, он хочет сыграть жестко. Хорошо, будем играть жестко. Объяви общий сбор, Агерт. Пляски закончились, пришло время играть всерьез.