Верь мне

Глава 1

Саша

— Мисс Астон? — ко мне обращается настолько высокий мужчина, что приходится задирать голову. На нем темный костюм с тонким черным галстуком, и, хотя мы находимся в помещении, солнцезащитные очки.

Любой возраста от шести лет скажет вам, кто он такой. Я прекращаю идти, и внезапно десять лет манер и успокоения как не бывало, когда я превращаюсь в девушку, под своей маской.

— Кто спрашивает?

— Я — специальный агент Джекс, мисс Астон. И у меня к вам несколько вопросов. Пожалуйста, пройдите со мной.

— Я арестована или что-то вроде этого? — Черт побери. Он ведет меня через двойные двери. А затем еще двери, пока я не углубляюсь на три сраных отсека в центр международного аэропорта Денвера. Наконец-то мы приходим в маленький офис, где он указывает рукой на стул, предлагая мне сесть.

— Пожалуйста, присядьте.

Что я и делаю, пока мой мозг ищет все возможные причины, почему ФБР может мною заинтересоваться.

«Просто содействуй, Саша», — произносит Форд в моей голове. Мы прикрыли мои следы с тех самых пор, когда десять лет назад он меня удочерил. Но мы всегда планировали день, когда люди узнают мою историю и ложь.

— Я арестована? — снова спрашиваю, пытаясь не делать глубоких вдохов. Пытаясь не совать ладони под бедра и не ерзать на стуле. Пытаясь не задаваться вопросом, конец ли это для меня.

— Нет, мэм, — отвечает он. — Мне просто нужно задать вам несколько вопросов, если вы не против.

— Что, если я против? Что, если я хочу позвонить своему отцу?

Мужчина садится за стол напротив меня и открывает папку. У него большие руки, а пальцы — длинные и тонкие. Я концентрируюсь на этих двух характеристиках, пока он шуршит бумагами вокруг папки. Кто вообще использует бумаги? Все их досье теперь могут поместиться в планшет. Это заговор. Чтобы выбить меня из колеи. Заставить меня думать, что они накопали на меня грязи. Заставить меня облажаться и говорить. Заставить меня…

«Цыц, — говорю я убийце, запертой глубоко внутри меня. — Оставайся спокойной, Саша».

— Вы — Саша Астон, правильно? — Он ждет, пока я обдумаю ответ. Не улыбается, не хмурится, ведет себя бесстрастно. Типично.

Я тоже могу быть бесстрастной. Училась у лучших.

— Вы это знаете. Я только что сошла с самолета. Так что меня проверяли.

— Вы прилетели из…

— Перу, — заполняю я пробел за него.

— Каковы были ваши планы в Перу, если позволите спросить?

— Я была на археологических раскопках. Они нашли кости.

— Кости?

— Кости динозавра. Я палеонтолог. Ну, аспирант. Это была летняя стажировка. А что?

Он мгновение смотрит на меня. Меня допрашивало достаточное количество опасных людей, так что я узнала паузу. Я привыкла иметь такое влияние на людей.

— Впечатляюще. А ваш отец Рутфорд Астон IV?

— Да, — я с трудом сглатываю. Господи боже, мы явно попались на чем-то. — Мне нужно знать, что происходит. Вы меня пугаете. Что-то случилось с моим отцом?

— Нет, мэм.

— Прекратите называть меня «мэм». Мне двадцать четыре, а вы выглядите, словно вам тридцать.

Агент окидывает меня взглядом и опускает взгляд на свою переносицу.

— Тридцать? Я не выгляжу на тридцать. Мне двадцать семь.

— Что? — Я качаю головой. — Чего вы хотите, специальный агент Джекс? Если я не арестована, то ухожу.

Он перелистывает страницу в папке как раз, когда я встаю, и вытаскивает фото, от вида которого я перестаю дышать.

— Вы знаете этого человека, мисс Астон? Вы можете опознать его для нас?

Я трясу головой, пока изучаю лицо Ника. У него идеальное лицо. Белокурые волосы, карие глаза. Непреклонный взгляд. Я могу нарисовать его в голове, улыбающимся мне в комнате отеля в Рок-Спрингс, когда мне было всего лишь тринадцать. Всего тринадцать, а я уже тогда была убийцей. Неоднократно. В тот день от меня абсолютно ничего не осталось. Всего тринадцать лет, а мне хотелось умереть, потому что этот парень бросил меня. «Проживи свою жизнь, — сказал он мне. — Нужно двигаться вперед, ты снова влюбишься».

У меня никогда не было шанса, да? Потому что всего лишь несколько дней спустя я была на лодке, направляющейся в море, а он остался на пляже. Даже не помахал на прощание.

— Никогда его прежде не видела, — я вру прямо в лицо специальному агенту Джексу. — А что?

— Посмотрите еще раз, мисс Астон. Как начет этой?

В этот раз Ник без рубашки. Все его тело покрыто татуировками. Его грудь, руки, шея. И когда я смотрю ближе, вижу татуировки даже на его ладонях. Становится больно — эмоционально и физически — не сметь прикоснуться к этому фото.

Я снова качаю головой.

— Нет, сэр. Извините.

— Хммм, — мычит Джекс. — Ну, это интересно, мисс Астон. Или мне стоит называть вас мисс Черлин?

Я пялюсь ему в глаза, не моргая. Не отрицаю и не подтверждаю его слов. С этого момента я не говорю. Ничего не скажу, пока мне не дадут телефон, и я не позвоню отцу, чтобы сказать ему, что мне нужен Ронин. Ронин, который лжец. Ронин, который говорит за членов Команды, когда у нас неприятности. Ронин. Единственное имя в моей голове сейчас.

— В Центральной Америке его называют Сантино. Но здесь в США они зовут его Святым Парнем. Он белый, со своими белокурыми волосами, но каким-то образом ему удалось стать вторым по рангу членом Мара Перро — банды Псов.

— Очень занимательно. Но что все это имеет общего со мной? — Дерьмо, я только что нарушила правило молчания.

— Это то, что я пытаюсь выяснить, мисс Черлин. Если это вы, в этом становится больше смысла.

— Это как?

— Я думаю, вы знаете, как. — Он улыбается мне и демонстрирует ямочки. Его глаза темно-синего цвета, волосы — светлые. Он красивый. Вероятно, поэтому они послали его ко мне. Думая, что меня легко отвлечь привлекательной мордашкой.

— У меня нет на это времени. Я не знаю этого человека…

— Зато он знает вас, мисс Астон. Он знает вас очень хорошо. Потому что отправил сюда более десятка людей, чтобы разыскать вас, пока вы копались в Перу этим летом.

— Что? — Сердце ухает вниз.

— У вас двоих осталось какое-то неоконченное дело? Было до того, как вы взяли это новое имя? — Я не могу дышать. — Или ранняя договоренность встретиться в будущем?

Я отрицательно трясу головой, когда закрываю глаза, представляя встречу, которой так и не случилось.

— Нет.

— Но вы знаете его?

Я просто выдаю себя. Наклоняюсь над столом, опираясь на ладони, и склоняю голову, чтобы думать трезво. Агент Джекс кладет свою руку поверх моей.

— Мисс Астон, я здесь не ради вашего ареста или выпытывания информации о вашем прошлом. Я понимаю ваш страх, правда. Лучше, чем большинство. Но если вы знаете его, и, если он ищет вас, вы должны понять… Он, вероятно, планирует ваше похищение.

— Что? — Я отдергиваю руку из его хватки.

— Мы перехватили нескольких из его людей, которых он отправил на ваши поиски. Трое из них признались в его планах. Сейчас я не ожидаю, что вы расскажите мне многое. Просто скажите «да» или «нет». Этот человек, которого они называют Сантино, Николас Тейт?

Я киваю.

— Это он. Я узнаю его где угодно. Но я не видела его ни разу за десять лет. Я не знаю ничего о его делах. Я была в Перу, а не в Центральной Америке.

— Вы вне подозрений, мисс Астон.

— Тогда почему вы допрашиваете меня здесь?

— Мы не арестовываем вас, Саша. Мы хотим вас завербовать.

Мое детство вспыхивает перед глазами. Преследования, охота, стрельба, убийства. Злость, которая у меня была, любовь, которую я потеряла, жизнь, которую у меня вырвали. Меня подрывали, выслеживали, ненавидели и хотели убить.

Форд Астон сделал для меня все возможное. Это была лучшая вещь, которую кто-то мог сделать на планете. Я уважаю его. Люблю. Я люблю своего брата Файва, свою сестру Кейт и свою мать Эшли. У меня были собаки, и коты, и хороший дом, и путешествия по всему миру. У меня была собственная комната. Меня отправили в частную школу, где я завела друзей и получала хорошие оценки. Джеймс, Харпер, Мерк и я заработали много денег на последнем деле, которое мы провернули. Ник так и не получил свою долю. У него не было шанса, потому что он остался с наркобароном Центральной Америки, чтобы спасти всех нас. И нет, ничего из этого не было идеально. Мы сталкивались с неприятностями то здесь, то там, из-за того, кем я была. Кем все мы были. Но все уладилось. Я окончила колледж, и вот-вот сдам свои последние устные экзамены, которые дадут мне абсолютный пропуск в антропологию в качестве кандидата наук.

Я. Олицетворяю. Успех.

— Я двигалась дальше, — говорю я агенту Джексу. Но я знаю, что это ложь. И он это тоже знает. Потому что даже если я и самая непоколебимая девочка, которую вы когда-либо встречали, я — убийца киллеров, ради всего святого. Всего лишь фото одного мужчины может вернуть меня в тот момент, когда я поняла, что… потеряла.

Я потеряла все.

И никакое количество денег — ни новые мама и папа, ни новые друзья или школы, или степени колледжа, или даже простое удовлетворение в выпускном исследовании — не загладит этого. Ничто не сможет заменить мне то, что я потеряла.

Мой отец мертв. Мать мертва. Бабушка с дедушкой мертвы. А Ник — единственный человек, за которого я держалась после того, как Организация отняла у меня детство и превратила меня в убийцу — бросил меня. Оставил одну. Потому что только ребенок Организации может понять, кто я такая. Мы не балансируем по краю, мы живем с другой его стороны.

У Харпер есть Джеймс. Мерк не был ребенком Организации, но был ее наемником. И с Сидни он начал вести тихую жизнь. Это хорошо для них. Я рада, что они есть друг у друга. Но я была сама по себе на протяжении десяти лет, потому что мой партнер бросил меня. И да, я устала от этого. Я хочу назад свое прошлое. И всего лишь проблеск будущего, которое мне было обещано, но которое мне не дали, всего лишь один разговор с Ником будет стоить этого для меня.

Но если этот агент думает, что я продам свою душу правительству ради встречи с Ником Тейтом, он ошибается. Я не стукач. Так что, если он хочет сыграть в кошки-мышки со мной, ладно. Я в игре.

— Сейчас я бы хотела уйти, — я скрещиваю руки на груди и окидываю его взглядом. Даже не слушаю его, когда он использует следующие тридцать минут, чтобы переубедить меня.

Он угрожает мне удержанием под стражей на протяжении сорока восьми часов, обвинением в десятке тяжких преступлений и визитом к моему куратору аспирантуры в университете Канзаса.

Последняя вещь — единственное, что вводит меня в замешательство. Мой куратор — крутая женщина. Я выбрала ее не без причины, когда решила принять предложение об аспирантуре именно в Канзасе. Она думает обо мне только хорошее, и мне было бы ненавистно то, что она бы узнала, какой я низкопробный кусок дерьма.

Но с этим ничего не поделаешь. Я — камень, вот насколько я крепкая. Нет ни единого шанса на земле, что я буду работать на правительство с коррумпированным ФБР, чтобы прижать единственного человека, которого я когда-либо называла партнером.

Если Ник Тейт ищет меня, значит, я окажусь доступной для него без какой-либо помощи от козла, сидящего передо мной.

Глава 2

Саша

— Саша, — спокойно произносит агент Джекс, меняя тактику. — Пожалуйста. — Я качаю головой и смеюсь. — Я не знаю всей вашей с ним истории…

— Вы ни хрена не знаете, — моя уверенность увядает, пока его растет. Я пялюсь вверх на него, ярость наконец-то окатывает меня. — Вы ни хрена не знаете. И все, что вам известно, это даже не сотая доля того, что случилось.

— Я знаю об Организации, Саша.

— Хотите за это медаль? — Язвительная и полная сарказма Саша грозится появиться прямо сейчас, а я провела все десять лет между тогда и сейчас, пытаясь усмирить ее. Этот парень Джекс — не к добру. Во всех смыслах этого слова. Я не хочу, чтобы та девушка возвращалась. Не хочу ощущать былые чувства. Не хочу, чтобы злость и ненависть росли во мне до тех пор, пока не выплеснутся. Так что я делаю глубокий вдох. Мне плевать на то, чего я достигла с тех пор, как Ник ушел. Я люблю свою семью и наслаждаюсь своей работой, но единственный подарок, который я получила из этой потери, это девушка, которой я стала. Я — сильная, рациональная и нормальная.

Выдыхаю и произношу:

— Я не могу вам помочь. Я больше не знаю этого мужчину и у меня нет намерений видеться с ним снова. Это конец истории. — Я дергаю подбородком вперед и сжимаю челюсти, убеждаясь, что он поймет, что это последние мои слова. — Арестуйте меня. Я внесу за себя залог. Преследуйте меня, наставьте жучков в моей квартире, угрожайте двадцатичетырехчасовым наблюдением. Мне плевать. Мне нечего скрывать. Я не собираюсь быть вовлеченной в какую-то правительственную операцию только, чтобы удовлетворить ваше любопытство или помогать в какой бы там ни было политической игре, в которую, вы думаете, играете.

Он вздыхает, глядя на меня через стол. Я многое вижу в его взгляде, но в основном разочарование.

— Знаете, я ведь сделаю все это. Кроме ареста.

— Это ваша игра, агент. Не моя. Делайте, что хотите. Если не собираетесь арестовать меня, я бы хотела уйти сейчас, чтобы я смогла забрать свой багаж прежде, чем кто-то украдет его.

— Вас нужно отвезти домой?

— Меня не нужно отвозить домой.

— Вы возьмете такси до Форт-Коллинса?

— Я не живу в Форт-Коллинсе.

— Значит, автобусом в Канзас? Я знаю, что вы не летите в университет. И я знаю, что у вас нет квартиры.

Я всего лишь улыбаюсь.

— У вас все-таки есть квартира, — он нахмуривается. — Значит, она не на ваше имя? Или на имя вашего отца? И вас не было там долгое время. Потому что я знаю о вас больше, чем вы думаете.

— Если вы последуете за мной, тогда, думаю, вы выясните, куда я направляюсь, не так ли?

Он пожимает плечами в поражении.

— Вы можете идти. Но я сопровожу вас к багажной карусели, чтобы убедиться, что его не украли.

Пофиг. Я встаю и прохожу к двери. Она заперта изнутри, я знаю это слишком хорошо, так что останавливаюсь и жду, пока он введет код разблокировки.

Он указывает мне рукой пройти вперед и направляется по коридору туда, откуда мы пришли.

Агент Джекс прочищает горло, когда мы наконец выбираемся из толпы, а затем идем по тротуару. Он плетется позади меня, пока я иду, пробираясь через толпу, и молчит всю дорогу до автобуса.

Мы здесь одни, что странно, но я не сомневаюсь в том, что его люди проследят за каждым нашим шагом до получения багажа, так что я просто жду.

Когда автобус наконец-то появляется — а до этого проходит несколько минут, так что я знаю, что они наверняка манипулируют тем, когда я уеду — он пуст. Я делаю шаг внутрь, думая о том, как много путешествующих они разозлили, чтобы убедиться, что мы поедем одни.

Когда мы добираемся до основного терминала, я выхожу из автобуса и захожу на эскалатор в суетливый аэропорт. Прохожу через здание, подобное торговому центру, бросаю короткий взгляд на потолок, напоминающий атриум, пока не нахожу багажную карусель. Останавливаюсь на мгновение, когда добираюсь туда. Не уверена, на какой карусели багаж с моего самолета, и ни одно электронное табло не показывает ни единой цифры.

Придурок все усложняет для меня.

— Мисс Астон, — произносит агент Джекс, хлопая меня по плечу. — Ваш багаж.

Он указывает на носильщика, стоящего с… да, моим багажом. На чемодан наклеены стикеры, сообщающие, что члены транспортной безопасности провели тщательную «выборочную проверку».

— Надеюсь, вы нашли то, что искали, — произношу я, выхватывая ручку моего чемодана на колесиках и перебрасывая вторую сверхбольшую сумку через плечо. Учитывая еще и мою сумочку, то всего у меня три сумки, с которыми мне придется маневрировать, так как я собираюсь арендовать машину.

И знаете, что? Все окошки закрыты. На каждом из них висит табличка: «Нет свободных машин».

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Джекса. Он хмурится, словно это настоящее невезение. Но мы оба знаем, что это сделал он. Неважно. Я прохожу по длинному коридору, пока не нахожу дверь, ведущую меня к зоне ожидания такси.

Пусто.

Хотя я не одна разочарованная. Там толпа людей, ищущих такси. И я знаю, что чем дольше я буду стоять и притворяться, что не собираюсь ехать домой с агентом Джексом, тем больше они будут ждать машины.

Я поворачиваюсь к нему.

— Зачем вы это делаете?

— Уверен, что ваш отец может вас забрать.

Он предлагает мне телефон.

— Попробуйте позвонить ему.

Я пялюсь на аппарат.

— Он не знает, что вы прилетели сюда, не так ли?

— Что? — Придурок. — Так вы изображали притворство о том, что не знали, где я была все лето? Вы знали, что я была в Перу. И знали, что у меня нет машины. Знали, что мой отец не собирается забирать меня.

— Я знаю, что учеба начнется только через две недели, Саша Черлин. — Он улыбается, когда мое прежнее имя слетает с его уст. — Я знаю, что у вас были планы. Но какие планы, я до сих пор не уверен. Вот поэтому за вами следят. Думаю, вы солгали мне о Нике. Думаю, вы очень хорошая актриса, и что Ник Тейт связывался с вами, пока вы были в Перу. Я также знаю, что он не в Гондурасе. И тем более не в Центральной Америке.

Мое сердце пропускает удар. Он здесь.

— И я думаю, сейчас вы направляетесь на секретную встречу с ним.

Я поворачиваюсь и обдумываю свои варианты. У меня не назначена секретная встреча с Ником. Я на самом деле не говорила с ним. Он — не та причина, по которой я вернулась в Денвер. Но я не могу поехать туда, куда собиралась. Не могу позвонить отцу. Он думает, что я пробуду в Перу еще несколько дней. Он вообще не знает про Денвер. Я должна была лететь сразу в Канзас. И что теперь?

— Куда вы направляетесь, Саша?

Я смеюсь и поворачиваюсь к нему.

— Вы имеете в виду, куда я не направляюсь, так как вы теперь здесь?

Боже, я ненавижу этого парня. Он только что испортил кое-что важное для меня.

— Куда вы едете? — Его тон теперь стал строже. — Если скажите мне, может, я помогу вам добраться туда.

Я просчитываю, сколько планов только что разрушил этот говнюк со своей просьбой найти Ника и разозлил меня так сильно, что просто ухожу. Идти некуда, но я все равно иду. Пересекаю пустую улицу к пятиуровневой парковке и начинаю вилять между машин. Влачу дурацкий чемодан за собой, поднимая его на бордюр, пытаясь заставить агента Джекса дать мне пространство, чтобы он не увидел мое разочарование, но он все время следует за мной по пятам. И когда я, наконец, добираюсь до самого края парковки, откуда больше некуда идти, я останавливаюсь, опираюсь на бетонную стену и прячу лицо в ладонях.

— Саша, — обращается Джекс, опуская руку мне на плечо. Я поворачиваюсь и сбрасываю ее с себя одним движением. Глаза сверкают, словно у киллера, которым я привыкла быть, а не как у нормальной девушки, которой, я думала, была. — Что вы делаете? — Теперь он сбит с толку, но выражение на моем лице говорит ему, что мое настроение изменилось. — Вы должны были встретиться с ним, не так ли?

Я качаю головой.

— Я не лгу о Нике. И если быть кристально честной, я бы хотела увидеть его снова. Но я дома не ради него. Или чего-то другого, что может вызвать у вас интерес. Я просто хочу уйти.

— С кем вы встречаетесь? Просто скажите мне, мы проверим, и вы сможете уйти.

— Я не могу сказать вам. И никогда не скажу. Так что уже без разницы. Хотите отвезти меня куда-нибудь или поймать мне машину, чтобы я могла вернуться назад в университет? Потому что мои планы изменились.

Глава 3

Джекс

— Меня ожидает частный самолет, — говорю я ей. А затем снимаю рюкзак с ее поникшего плеча, выхватываю ручку ее чемодана на колесиках и разворачиваюсь в противоположном направлении.

Иду некоторое время один, а затем слышу ее вынужденные шаги и улыбаюсь сам себе. У Саши Черлин есть секрет. Я выпытаю его у нее прежде, чем она доберется до Канзаса, это уж наверняка.

Она хороша. Я прочел все о ее воспитании в Организации. О той безумной резне, которую она помогла устроить в Санта-Барбаре десять лет назад. Признаю, что у меня были проблемы с тем, чтобы представить это, пока я не встретил ее сегодня.

Когда вам говорят «тринадцатилетняя девочка», вы представляете, что они думают о мальчиках, вечеринках, школе и друзьях. Вы не представляете Сашу Черлин с пистолетом, мастерски составленным планом, как убрать вереницу людей, от которых у взрослых мужчин дрожат колени, и умениями на самом деле воплотить этот план в жизнь.

Принятие во внимание ее родителей — и всех остальных тренированных наемников Организации — помогло. Но без этой единственной девочки они бы не зашли далеко. Нет. Шаткое положение и крах Организации было результатом потери, злости и разбитого сердца Саши Черлин.

Заметка для себя: не переходить дорогу Саше Черлин.

Это заставляет меня улыбнуться, хоть я и серьезен. Я осмеливаюсь посмотреть через плечо, и вижу, что она продолжает идти, не близко, но и не далеко. В пяти шагах от меня. Она держит спину ровно и вскинула подбородок.

Этот взгляд говорит: «Ты не посмеешь ко мне прикоснуться».

Я не уверен, знает ли она наверняка, что это правда, или просто знает, что может убить меня, возникни такая потребность.

Мы поворачиваем в сторону выхода по пятому уровню гаража-парковки, пока не достигаем пассажиров, выстроившихся в ряды. Такси вернулись. Как и автобусы. Путешественники уже забыли те вещи, что казались из ряда вон выходящими, когда они вышли к пустым местам, где обычно их должен ожидать транспорт.

Моя машина ждет меня с моим личным водителем, Мадрид, которой столько же лет, сколько и мисс Черлин. Я не просто так ее выбрал. Осторожность.

Мадрид открывает багажник правительственного седана. Я небрежно бросаю туда багаж, затем открываю пассажирскую дверь и взмахом руки указываю Саше залезать внутрь.

— Нет, спасибо, — вежливо отвечает она. Думаю, ее самообладание вернулось. — Я сяду сзади.

Я закрываю дверь и обхожу машину, направляясь к ее стороне. Ни единого шанса, что эта девушка будет сидеть позади меня.

Она вытаскивает солнцезащитные очки из сумочки — круглые, такие, что закрывают большую часть ее лица — словно она кинозвезда, пытающаяся сбежать от папарацци.

Мадрид выезжает на дорожную полосу и покидает терминал, направляясь к выезду. Когда мы возвращаемся на единственное шоссе, по которому можно добраться до аэропорта, я обращаюсь к ней.

— Аэропорт Форт-Коллинс, специальный агент Мадрид.

Я ожидал слабое фырканье от Саши по поводу пункта нашего назначения, но она сдерживает любую реакцию, которая у нее могла бы быть.

Я не вполне уверен, как ее воспринимать, все еще привыкая к своему назначению. Все еще пытаюсь собрать кусочки пазла вместе. По факту, я хожу по грани, потому что Саша Черлин официально умерла девять лет назад. Тело нашли в маленькой мексиканской деревушке возле Калифорнийского залива. Большая его часть была объедена рыбами. И каким-то образом какой-то госслужащий захудалой мексиканской деревни смог не только опознать остатки мисс Черлин, но и также известить американское посольство, притворяясь, что не знает, когда тело исчезло — словно было отправлено по неверному адресу — а затем объявил ее официально — и наконец-то — умершей. Оказывается, у нее было двойное гражданство. Не уверен, как Форду Астону это удалось, поскольку каждое доказательство, которое было мне предоставлено, указывает на то, что она была рождена на ранчо возле Шеридана, Вайоминг.

Это могло быть ее настоящей историей или выдуманной, пущенной в ход ее приемными отцами — Фордом и Мерком — оба из которых находятся во внутреннем черном списке ЦРУ, один из которых связан с Организаций, а второй — нет.

Эта девочка прикрывает свои источники, разве нет?

Независимо от этого, на бумаге Саша Черлин больше не существует.

Я смотрю на нее, пока она вытаскивает тюбик с бальзамом и мажет им губы. Ухмыляется мне, так что я быстро отвожу взгляд, словно и не смотрел вовсе. Но она чертовски милая. Для убийцы.

— Знаете, — начинает она, разрывая тишину, как только мы разогнались до ста тридцати километров в час, двигаясь по I-25 на север, — между Денвером и Форт-Коллинсом множество аэропортов, которые вы могли бы использовать.

— Конечно, — отвечаю я с улыбкой. — Но зачем упускать возможность?

— Какую возможность? — Она скользит очками вниз по носу. Хотя не из-за опасения. От раздражения.

— Как я могу прошляпить шанс встретиться с известным Фордом Астоном?

Ее бесстрастное выражение остается прежним.

— Она ведь ваш отец, так ведь?

— Вы знаете это наверняка, — возвращает она. — Но его нет в стране, к сожалению. Уехал в Новую Зеландию на прошлой неделе.

— Ложь, — отвечаю я. — Я могу проверить информацию, вы же знаете.

— Вот и проверяйте информацию, — Саша возвращает очки обратно на глаза. — В любом случае, сегодня мы не едем в дом Астонов. И если попытаетесь, я удостоверюсь, чтобы этот разговор закончился. Навсегда.

— Уже разыгрываешь карты, Черлин?

— Еще раз назовешь меня Черлин, и мы с этим покончим. И да, — самодовольно добавляет она, — правила пишет тот, у кого преимущество. Эти два — всего лишь начало списка, если тебе нужна от меня информация.

— Давай сейчас и начнем говорить. Куда ты сегодня собиралась?

— Не твое дело. И это не имеет ничего общего с этим, — она с презрением машет рукой между мной и собой, — делом.

— Тогда скажи мне, что это было.

— Нет.

Она скрещивает ноги. Ее шорты не сексуальны. Свободные карго со множеством карманов. Если бы она только что не вышла из аэропорта, я бы задался вопросом, что в этих карманах. Это одна из причин, по которой я хотел перехватить ее с самолета. Но ее ноги весьма длинные и загорелые от проведенного в Перу времени. На ней пара кремовых сандалий с острыми носами и блузка без рукавов с кружевом, в которой она выглядит утонченно. Ее стиль говорит о том, что у нее есть вкус. И деньги. Сумочка из белой кожи от какого-то дизайнера, о котором я даже не слышал, но очевидно одного из дорогих.

Она точно не выглядит как киллер. Но, думаю, в этом и смысл, так ведь? Ребенка Организации не распознаешь. Маленькие девочки не должны попадать под подозрение. Женщины высшего общества тоже, раз на то пошло. Я так и смотрю на ее ноги, пока думаю обо всем этом, затем поднимаю глаза на ее лицо и вижу кривоватую улыбку.

— Видите что-то, что вам нравится, агент?

— Восхищался вашим стилем, мисс Астон.

Саша возвращается свое внимание к затылку Мадрид, а сама Мадрид дарит мне взгляд из зеркала заднего вида, закатывая темно-карие глаза.

Не моя вина, что Саша Астон второй раз притягивает мой взгляд.

Саша слегка качает головой, словно читает мои мысли.

Мы едем молча оставшийся путь до аэропорта Форт-Коллинса, и затем Мадрид паркует машину у входа, где местный агент ждет, чтобы забрать наши вещи.

— Сюда, мисс Астон, — произношу я, кладя руку на ее талию — едва ли касаясь ее вообще — и направляю ее к парадному входу к предангарной площадке, где трап уже ждет нас у самолета агентства.

Саша отодвигается вперед от моей руки, может, чтобы избежать контакта со мной. Выжидаю момент, чтобы задаться вопросом, нравится ли ей прикосновение или нет. Информацию об этом я скоро раздобуду, так что отмахиваюсь от мысли и указываю девушке проходить первой, когда мы достигаем трапа.

Я позволяю ей отдалиться от меня вперед на несколько шагов, чтобы я имел возможность полюбоваться на ее задницу, и я только-только собираюсь зайти в самолет сразу же за ней, когда Мадрид, шаркая ногами, становится у меня на пути.

— Не будь свиньей, — шепчет она, проходя мимо. — Она не тот тип девушек.

— Мадрид, — вздыхаю я, желая сказать ей заткнуться, на хрен. Но Мадрид находится не под моим руководством. Она здесь, чтобы убедиться, что ничего неподобающего не случится. К сексу это не относится, конечно же. Речь идет о законной стороне дела. Я не собираюсь делать каких-то предложений. Или обещаний. Я не собираюсь — как акцентируют мой начальник из Вашингтона — становиться ей другом, злить ее или загонять в угол, что могло бы заставить ее уйти или ответить силой.

Почему бы нам просто не убить ее? Вся суета сразу же уляжется. Думаю, они боятся того, что ее друзья могут сделать в отместку. Или, может быть, золотая жила информации стоит всех этих мер предосторожности и риска?

Единственная другая идея, о которой я могу подумать, это то, что они на самом деле хотят, чтобы она присоединилась к агентству.

Мы занимаем наши места, Саша с одной стороны длинной кушетки, а я на кресле лицом к ней. Не могу пропустить возможность посмотреть на нее. Она тут же застегивает на себе ремень безопасности и не глазеет на внутренний декор самолета. Этот самолет может вместить двадцать-двадцать два человека, и при этом все будут чувствовать себя комфортно. Здесь имеется небольшая столовая зона или милая кухонька. В обслуживающем персонале насчитывается всего пять человек: двое в кабине пилота и трое здесь.

Саша закрывает глаза и снова скрещивает ноги. В этот раз я в открытую пялюсь на нее. Мадрид просит апельсиновый сок и не уделяет мне внимания. Саша открывает глаза, ловит меня с поличным, а затем привлекает внимание ближайшей стюардессы.

— Я слышала, у вас есть апельсиновый сок?

— Да, мэм, — отвечает та. — Вы тоже хотите?

— Да, — отвечает Саша со вздохом. — С водкой, пожалуйста.

Я улыбаюсь этому.

— Вы бунтарь, мисс Астон?

— Я — палеонтолог, агент Джекс. Я провожу время, копаясь в земле в поисках древних костей, надеясь найти хоть маленький кусочек, чтобы мой день обрел смысл. Я живу одна в хорошем большом доме, и все мои друзья занимаются тем же, чем и я. Так, как вы думаете, я — бунтарь?

Я подмигиваю ей с улыбкой. Она втягивает подбородок, словно это обидело ее. Скорее всего, Мадрид права. Она не тот тип девушек. Но то, чего ей не хватает для общественного бунтарства, она компенсирует профессионализмом. Дело не в раскопах. До чего же это скучно. Но она не упоминает свои связи с хакерами и киллерами.

— Думаю, у вас есть потенциал, мисс Астон.

Она переводит взгляд на Мадрид, а когда я смотрю на Мадрид, она шевелит губами, произнося что-то пренебрежительное обо мне.

— Агент, — произношу я, прерывая ее на полуслове.

Но когда я смотрю обратно на Сашу, она улыбается Мадрид, словно обе разделяют секрет.

Девушки.

— Хотите увидеть недавние фото Ника Тейта, мисс Астон? — спрашиваю я, снова беря власть и контроль в свои руки. — У меня есть одно. Мадрид, принеси мой кейс.

Мадрид выдувает воздух, расстегивая ремень безопасности, проходит к тумбочке, берет кейс, передает его мне, а затем садится на место, пристегиваясь как раз перед тем, как подают напитки, и капитан начинает выводить самолет к полосе.

Саша пялится на кейс в моих руках, затем снова обретает свою сдержанность.

— Сколько дней этому фото?

— Три месяца, — отвечаю я, а затем добавляю: — Мы думаем, оно было последним, что инсайдер прислала нам прежде, чем исчезнуть.

— Прислала? Это была девушка? — У Астон большие проблемы с тем, чтобы спрятать свое презрение к половой принадлежности моего инсайдера.

— Это может быть из-за ее смерти, или потому что она предела нас. Мы не уверены.

Проходит несколько секунд, прежде чем я пытаюсь понять, ревнует она или думает, что может знать, кто был нашим засланным казачком.

Я кладу кейс на маленький столик, пока самолет набирает скорость перед взлетом. Я жду, пока он оторвется от земли, а затем открываю его и шарю рукой внутри, пока не нахожу самое новое фото и протягиваю его Саше.

Она не прикасается к нему, но перекидывает ногу и наклоняется вперед, опустив руки на бедра. Такая сдержанность для такой молодой особы. Дисциплинированность. Осторожность.

— Возьмите его, — произношу я, до сих пор держа фото вытянутым.

— Я и так вижу, — отвечает она. И затем, словно фото — последнее, о чем она думает, она скрещивает ноги снова и бросает мне улыбку. — Я собираюсь отклонить ваше предложение, агент Джекс. Я слишком занята с учебой. — Ее высокомерие снова включено, как я понимаю. Прежняя тринадцатилетняя наемная убийца превратилась в очень классическую леди. Она проиграла еще там, в аэропорту. Но с тех пор очень собрана. Мой интерес возрос. Я позволяю себе улыбнуться, когда забираю фото и прячу его обратно в кейс. Я собираюсь насладиться игрой с ней в высокое общество. Не многие женщины в наши дни заинтересованы в манерах и вежливом разговоре.

— Вы бы изменили свое мнение, если бы я рассказал вам, чем он занимался все эти годы?

— Нет, агент. Я думаю, если бы я знала… — она делает паузу, уверен, представляя жизнь, которую Ник проживал для себя там, в окунувшемся в криминальные злодеяния Гондурасе. — Если бы я знала, я бы ощутила очень сильный порыв бежать сломя голову в противоположном направлении.

Хмммм.

— Не соглашусь. Думаю, Ник Тейт — единственный, о ком вы думали все эти десять лет. Тот факт, что он оставил вас позади, выйдя навстречу своему будущему, не входил в план, не так ли? И что случилось с вами, мисс Астон? Это разбило вам сердце? То, что он оставил вас? Что выбрал другую жизнь вместо той, которую вы себе представляли с ним? — Она сглатывает, но выражение ее лица остается непоколебимым. Стоическим. Лишенным любых эмоций.

— Очень немногие знают подробности той ночи. И вы не входите в их число.

— А, — произношу я, не в силах сдержать короткий смешок. — Я знаю некоторые из них. Знаю, что вы не хотели, чтобы он уходил. Знаю, что вы путешествовали по западу с Джеймсом Финичи — он же наемник Номер Шесть — и близнецом Ника, Харпер Тейт. Я знаю, что они оставили вас с Астонами вскоре после этого. Я знаю все, Саша Черлин.

Она напрягается от этого имени. Ее рот превращается в тугую линию.

— Ваш следующий вопрос не как, мисс Астон. А кто. Кто рассказал мне эти вещи?

— Никто ничего вам не рассказывал, — отвечает она, ее спокойствие вернулось. Она слегка покачивает ногой в сандалии, и я не могу удержать себя, чтобы не бросить короткий взгляд на ее загорелую ногу, пока та двигается. Когда я поднимаю взгляд, Саша улыбается. Она знает, что красивая, и теперь использует это против меня.

— Потому что то, что вы только что рассказали, всего лишь вишенка на торте. А единственное, что на самом деле имеет значение, это то, что находится внутри. А у вас нет понятия, что внутри, агент. Вы понятия не имеете, каково это на вкус.

— Может быть, — бросаю я, используя ее метафору о торте, как оправдание, чтобы представить себе, как поедаю ее словно торт. — Но я близок. И я испробую на вкус эти подробности прежде, чем вы поймете.

Она поднимает апельсиновый сок, делает глоток, а затем роется в сумочке, пока не находит наушники. Вставляет их в телефон и отгораживается от меня.

Мадрид бросает мне знающую улыбку, глядя поверх какого-то низкопробного журнала, который читает, и я задаюсь вопросом, знает ли она о том, что происходит, больше, чем знаю я. Как пить дать, я ей не нравлюсь. Но, кажется, она хотела бы подружиться с Сашей. С какой целью? Ее прислали сюда, чтобы разговорить мисс Астон? Возможно, разрушить мои планы? Или она просто пытается играть роль хорошего копа, пока я играю плохого?

Я не уверен насчет Мадрид. Я знаю ее только десять дней. Именно столько времени прошло с тех пор, как мне дали это задание. Она приехала из Вашингтона, как и я. И у нее хорошие связи. Должна работать над всем, что включает в себя Организацию. Но за ее блестящей карьерой — которую, очевидно, почистили для меня — я не знаю ничего о ней.

Это меня нервирует.

И затем эта маленькая проблемка с тем, куда направлялась Саша сегодня. К Нику? Или не к Нику? Он уже здесь? Граница настолько свободная в наши дни, что он мог пройти через нее пешком. Или он выжидает своего времени, потому что наш инсайдер был раскрыт?

Здесь много неизвестных. А также множество возможностей. И короткого путешествия в местный аэропорт возле колледжа недостаточно, чтобы вытащить еще что-то из мисс Астон. Когда мы приземляемся в Канзасе, она следует за мной к машине. Саша не заботит себя тем, чтобы назвать мне свой адрес, который я уже знаю. Она живет не в кампусе, но очень близко к музею Истории естествоведения. Всего лишь в нескольких кварталах. И когда мы останавливаемся перед ее трехэтажным домом в историческом стиле, построенном по высшему разряду между Огайо Стрит и Четырнадцатой, Мадрид открывает багажник и покидает машину, давая нам тридцать секунд с глазу на глаз.

Саша уже положила пальцы на ручку двери, готовая сбежать от меня. Но я кладу руку на ее плечо, как и тогда в аэропорту.

— Послушай, я понимаю. У тебя есть секреты. И я не заинтересован в большинстве из них. Ты можешь оставить их себе. Но у меня есть вещи, которые тебе нужно знать. И я предупреждаю тебя сейчас, что ты будешь под двадцатичетырехчасовым наблюдением, пока не согласишься работать с нами.

— Пока? — спрашивает она, выделяя слово. — Ты очень высокомерен, агент Джекс. Я — аспирант. Я работаю по пятнадцать часов в день над исследованием, которое своей скукой до смерти доведет девяносто процентов населения на целой планете. Так что тебе придется вынести больше неудобств, чем мне, если твоя угроза по поводу круглосуточного наблюдения правда. — И после этого она забрасывает ремень сумочки на плечо и покидает машину.

Я тоже выбираюсь, но Саша уже тащит свой багаж к дому прежде, чем я могу придумать, что еще сказать.

Глава 4

Саша

Мой дом в паре кварталов от кампуса и в менее пяти минутах ходьбы от музея Истории естествоведения, где на верхнем этаже у меня есть кабинет, достаточно большой, чтобы вместить в себя семью из шести человек. Я получаю скромную стипендию по программе, но у меня были свои собственные деньги с тех пор, как мне исполнилось тринадцать.

Мы накопили. Их хватит, чтобы… ну, черт. Больше, чем на всю мою жизнь, это точно.

Так что, когда я объявила, что собираюсь принять предложение здесь, в Канзасе, вся моя семья приехала сюда, чтобы найти мне походящий дом. Я пошла в аспирантуру в школу горнорудного дела в Голдене, штат Колорадо.

Это потрясающая школа, если ты — ботан, коим я и являюсь. Плюс я хотела остаться поближе к дому.

На всякий случай.

Я вставляю ключ в закрытый бокс, размещенный на уровне глаз справа от входной двери, и поднимаю крышку, которая скрывает панель для ввода защитного кода, чтобы я могла набрать этот самый код. Кто-то кричит: «Саша!» с расстояния в пару домов, и я оглядываюсь через плечо, чтобы увидеть мистера Бандженги.

— Ты дома!

— Я дома, — кричу я ответ, киваю ему, так как мои руки прямо сейчас заняты.

Все гиперопекающие мужчины в моей жизни подумали, что этот дом — идеален. На этой улице больше старожил, чем на любой другой улице поблизости школы. Они все не юного возраста и не боятся пригрозить кулаком кому бы там ни было.

Я улыбаюсь, когда открываю решетчатую дверь, придерживая ее бедром, пока ввожу еще один код, чтобы получить доступ к основной входной двери. Звучит еще один сигнал, затем я подтягиваю себе весь свой багаж и закрываю ее прежде, чем сработает система тревоги при пятнадцатисекундной задержке. Я ввожу последний код, который необходим, чтобы войти в мой дом, и при этом не послать сигнал тревоги на телефоны тех, кто находится на другой стороне мира. Поверьте, вы не захотите их внимания. Джеймс на яхте посередине океана, Мерк — дома в пустыне Мохаве, а Форд — в Новой Зеландии. Но если их телефоны зазвонят, то будет конец света.

Это выбешивает, но, думаю, так я останусь в безопасности. Я научилась с этим жить.

Закончив всю возню, я осматриваюсь в доме.

Меня не было месяцы, и здесь пахнет пылью и затхлостью. Кроме этого ничего не изменилось. Ввожу очередной код на панели, и на окнах начинают подниматься металлические ставни, наконец-то впуская солнечный свет. Они вмонтированы в интерьер дома вместо наружных, и мой приемный дядя, Спенсер, покрасил их наружную сторону так, чтобы они выглядели, как настоящие белые ставни. Вы бы никогда не сказали, что это металлические панели. Он даже нарисовал трещины с проблеском дома изнутри, на случай, если кто-то подойдет достаточно близко, чтобы заглянуть в окно.

Нажимаю на еще одну кнопку и каждое окно в доме приоткрывается на несколько дюймов. Это настройки по умолчанию, на случай если в доме пропадет электричество, и я не смогу опустить их вручную.

Теперь я к этому привыкла. Моя семья была до чертиков сверхопекающей с тех пор, как мне исполнилось тринадцать. Прибавьте к этому похищение два года назад, как раз перед тем, как я купила это место, и да, стало еще хуже. Меня заперли здесь, это уж точно.

Моя спальня на первом этаже, хоть и есть еще два, где я храню все свои вещи. С первого этажа из дома легче сбежать. Но в каждой комнате есть план побега. У меня также есть подвал, по правде говоря, старый и жуткий, и никому в голову не придет пользоваться им. Но на случай шторма он оборудован доступом к аварийной двери, которая ведет наружу.

Перебор. Я знаю это. И я негодовала по поводу каждой системы защиты все свои юношеские годы, но тот последний случай на самом деле потряс меня.

Мне до сих пор не по себе.

Я тащу свой чемодан в комнату для стирки и перекладываю все вещи в корзину, затем запихиваю чемодан на верхнюю полку. Остаток моего багажа — это мелкие вещички. Побрякушки, которые я купила в деревне недалеко от места раскопок, пока была в Перу. Маленькие сувениры на память.

Через двадцать минут после прибытия домой я останавливаюсь. После целого лета скрупулезной работы, от которой спина колом становится, мне нечего делать… кроме как думать о том, что только что случилось.

Ник.

Мое обещание, оставившее меня позади. Чтобы дать мне шанс на обычную жизнь, как он сказал тогда, когда мне было тринадцать. Но я не верила в это тогда и не верю сейчас. По факту, этот визит Джекса сегодня — мое долгожданное доказательство.

Потому что если Ник ушел, чтобы дать мне новый шанс, тогда почему он вернулся? Зачем приходить искать меня спустя десять лет, когда моя жизнь вошла в определенное русло, когда яркая реальность того, кто я, выветрилась, когда боль от его отказа наконец-то умирает, превращаясь в ничто… зачем возвращаться и воскрешать все это снова?

Для этого есть только одна причина.

Он солгал. Ник Тейт — лжец.

Он солгал тогда на пляже Санта-Барбары, когда сказал, что не было никаких нас. Сказал, что у нас нет будущего, даже если мы были обещаны друг другу. Словами Организации, обещание — это закон. Мне судьбой было начертано выйти замуж за Ника. Мы были друзьями, пусть он и на несколько лет старше меня. И мы даже говорили об этом пару раз, когда он впервые нашел меня, когда я была невинным одиннадцатилетним ребенком с брекетами на зубах.

И я не знаю, было ли это все ложью, чтобы склонить меня следовать его плану, дабы закончить существование Организации и освободить его и его сестру, но я была маленькой девочкой и воспринимала все серьезно.

Может, ему было тяжело уйти от меня в ту ночь, как и мне тяжело смотреть, как он это делает?

Или он говорил правду, и теперь ему что-то от меня нужно. Скорее всего, какая-то работа. Он хочет, чтобы я прикрыла его, пока он занимается чем-то опасным.

Форд бы рвал и метал, и настаивал бы, чтобы я присоединилась к нему в Новой Зеландии, если бы узнал, что происходит.

Джеймс, скорее всего, просто убил бы Джекса, не задавая вопросов.

Мерк убил бы Ника. И всех, кто стал бы у него на пути. Ему никогда не нравилось то, как все закончилось тогда.

Но они смотрели на это глазами мужчин. И хоть я и сама способна смотреть на все также, когда дело доходит до Ника, я принимаю во внимание то, что чувствует мое сердце.

В сумочке начинает вибрировать телефон, напоминая мне, где я должна быть сейчас вместо того, чтобы сидеть дома.

Но она не позвонила бы мне. Она лучше всех знает, что это тайна, которую нельзя разглашать. Мы сами по себе.

Я хватаю сумку и выуживаю телефон, снимаю блокировку, проведя по экрану. Это текстовое сообщение от этого ублюдка, агента Джекса.

«Хочешь пообедать? Мы можем поговорить» .

Пишу в ответ.

«Пошел ты».

Он не отвечает. Мудро. И мне все равно не нужно выходить за едой. Есть такая вещь, называется морозильник. У меня нет ничего из свежих продуктов, но, черт, я выпила столько порошкового молока в эти дни.

Смеясь с этого, я плюхаюсь на диван. Замечтательно. К некоторым вещам ты просто не возвращаешься. И порошковое молоко — одна из них. Но я ела дрянь и похуже.

Жизнь с моим отцом — моим настоящим отцом, не Фордом — опыт, которого нигде не сыскать. Мы провели большую часть времени просто разъезжая по Западу на трейлере, продавая оружие на оружейных шоу и поставляя его людям Организации. Я научилась ставить палатку, стрелять и выживать. Когда мы осели на одном месте, оставив кочевую жизнь позади, отец открыл магазин в старом антикварном торговом центре Шайенн. У меня была своя лавка напротив его. Только в ней не было секретного оружия для наемников Организации. Я продавала старые книги, фигурки, бижутерию и различные побрякушки, которые дети считают ценными.

Я не зарабатывала много денег, но это держало меня подальше от неприятностей и давало мне ощущение повседневности. Мне там нравилось. То время наполнено хорошими воспоминаниями. Читая «Маленький домик» и играя в переодевание с леди, которая продавала винтажную одежду в лавке рядом с моей. Те люди из антикварных лавок были как семья. Конечно, все, что слетало с моего языка, было ложью, но я любила ту ложь. Любила свою фальшивую жизнь, которой жила. Она была веселой, пока не появился Ник, и все не начало меняться.

Я никогда не ходила в школу, пока Форд не взялся за меня и не записал в школу имени Святого Джозефа в Форт-Коллинсе в восьмой класс. Но я же не дура. Мой настоящий отец хорошо со мной справлялся. Я больше не дикарка. Я уже десять лет живу цивилизованной жизнью. И, может, мне понадобилось немало времени, чтобы перерасти такие вещи, как мальчики, волосы и одежда, но я образумилась.

Я выпустилась из частной иезуитской средней школы в Денвере — той, куда ходил и Форд — и начала изучать геологическую инженерию в школе горнорудного дела. Так что ничего нормального. Но, в конце концов, я вписалась. В аспирантуру, по крайней мере. Я имею в виду, люди, проводящие раскопки, так или иначе, не совсем нормальные. Они живут или в лаборатории, или на месте раскопок. Они возбуждаются от данных и результатов. У них мало времени для общения.

Я провожу свою жизнь, изучая предметы для студентов последнего курса в университете, изучая окаменелости и проводя эксперименты. Так что, может, я так и планировала? Может, выбрала эту сферу, не потому что я была чудачкой, любящей динозавров, когда росла со своим настоящим отцом, а чтобы изолировать себя от остального мира?

Это как пить дать работает. Потому что все мои друзья по исследованию здесь, в Канзасе — это множество сокурсников с курса, который я изучаю, у меня нет настоящих друзей.

До прошлого лета у меня был Джимми. Я смотрю на единственную фотографию в своем доме и улыбаюсь. Я скучаю по этой дурацкой собаке. Он просто был слишком старым, чтобы оставаться здесь в доме сам по себе, пока я работала. И хоть существуют ветеринарные службы, которые могут перевезти собаку в любое место в Штатах, на моей кафедре здесь в школе четко дали понять, что не хотят никаких мордоедов моего отца, которые будут бегать за мной хвостиком. Так что я отвезла его назад в Форт-Коллинс.

И теперь я живу в защищенном доме в одиночестве.

Вот как я себя чувствую сейчас.

Одинокой.

До начала учебы у меня был спланирован проект на стороне, но и его теперь можно сунуть коту под хвост. И хоть никто даже в самом своем здравом уме не назовет его социальной активностью, я с нетерпением его ждала.

Долбаный Джекс разрушил его, показавшись в аэропорту.

И Ник. Я на самом деле хочу увидеть его. Я бы хотела узнать, почему он ушел. Хотела бы узнать, любил ли он меня когда-нибудь или всего лишь использовал, чтобы убрать людей Организации.

Мне хочется одновременно ударить его в лицо и упасть в его объятия. У меня такое чувство, словно он последний кусочек пазла, который я собой воплощаю. Единственная вещь в моей жизни, которая осталась неразрешенной.

Я ложусь на диван, сжимая телефон. Может, он позвонит? Может, он наблюдает за мной сейчас?

Я не закрываю окна или ставни в надежде, что он проскользнет в мой дом и разбудит меня объяснением о своей бессмертной любви. Извинениями за то, что оставил единственную девочку, которую любил, позади. Надеюсь на то, что он будет настаивать на том, что все это он сделал ради меня. Чтобы дать мне шанс и сделать мою жизнь стоящей, и увести меня от смерти и разрушения, в котором вырастают дети Организации.

Но я не получаю этого даже во сне, просыпаясь на следующее утро в холоде, и в таком же одиночестве, каком заснула вчера.

Глава 5

Джекс

4 месяца спустя

— Да, — хриплю я в телефонную трубку.

— Ты спишь?

Адам. Убираю трубу от уха и проверяю время. Два часа ночи.

— По голосу слышно, что сплю?

— Макс звонил. Сказал, что ты задерживаешь процесс. Что-то происходит здесь уже пару дней, а он не хочет, чтобы все стояло на месте.

Я сажусь в кровати.

— Что? С каких это пор?

— Не знаю. Я всего лишь передаю сообщение.

Я сижу и немного обдумываю это.

— Есть идеи?

— По поводу?

— Саши Черлин, кого же еще?

У меня уйма идей по поводу этой девчонки, и я хохочу про себя. Но одна из них должна касаться работы.

— Может, одна или две.

— Значит, действуй. Позвони мне, если что-то понадобится.

Я кладу трубку, когда слышу гудки, и падаю на подушки. Саша Черлин. Истинная загадка. С тех пор, как увидел ее, я не думал ни о чем другом. Я рад, что Макс не сидит сложа руки. Я это и делал месяцами. Я устал ждать, пока что-то случится. И у меня, скорее всего, есть способ, чтобы заставить ее сделать шаг.

Я ставлю будильник и закрываю глаза, чтобы представить ее в своей голове. И затем возвращаюсь ко сну, задаваясь вопросом, каково это — поцеловать ее.

Саша Астон — также известная, как Саша Черлин.

Место рождения — неизвестно. Официального свидетельства о рождении на имя Саша Черлин не найдено. Хотя Саша Астон родилась в Денвере, штат Колорадо, родители — неизвестны.

Возраст — 24 года.

Пшеничные волосы, синие глаза, рост — 168 см.

Посещала и окончила высшую иезуитскую школу Реджис в городе Аврора, штат Колорадо.

Имеет степень бакалавра инженерной геологии в школе горнорудного дела города Голден, штат Колорадо.

Нынешний статус — кандидат философских наук, студент университета антропологии в городе Лоуренс, штат Канзас.

Рабочий профиль — отсутствует.

Судимости — отсутствуют.

Вот так. Спустя четыре месяца поисков, наблюдений и хитростей, чтобы добраться до файлов, к которым у меня нет допуска, это вся информация о Саше Черлин. Родители, даже настоящие, не найдены. Но я знаю, что она была ребенком Организации.

У меня свои источники, и она признала это в ту одну встречу, что у нас была в аэропорту, когда она узнала Николаса Тейта. Она никогда не ходила в начальную или среднюю школу, прежде чем переехала к Форду Астону, по тому, что я могу сказать. Я проверил каждую школу на западе и не нашел ничего.

Но я знал одного из детей Организации с таким же прошлым. Похоже на шаблон, но с одним исключением. Саша Черлин до сих пор жива.

Если быть честным, мне хочется узнать, как ей это удалось. Мне бы хотелось узнать, кто ее вырастил, какие секреты она прячет, как она попала в семью преступников и киллеров. Я бы хотел попасть внутрь ее дома. Перевернуть каждый матрас, вскрыть каждую половицу и заглянуть в каждую щель. Но ее дом заперт наглухо всегда, кроме моментов, когда она входит и выходит.

У какого аспиранта будет такая защита? Не так. У какого человека?

Я видел личное дело ее приемного отца, и почти все, что я прочел, правда. По крайней мере, у него есть родители. Очень богатая семья с длинной историей в Денвере и на прилегающих территориях. У него есть дети, дом и работа. Две, на самом деле. Он известный продюсер реалити-шоу на главном канале. А еще входит в список криминальных хакеров ЦРУ. У парня самого есть история.

Но мне плевать на ошибки ее приемного отца. Я хочу больше информации о Саше, а получить я ее могу только через саму Сашу. Макс прав. Нам нужно ускорять это дело, и мне во что бы то ни стало нужно сдвинуть его с мертвой точки. Мы не можем позволить себе ожидать, пока Ник сделает свой следующий шаг. Если мы упустим эту возможность, то проиграем все, что наработали за последние четыре года. Но у Саши, кажется, свои сроки. Я без устали следовал за ней. Поставил жучок в телефоне у нее в офисе. Завербовал двух студентов следить за ней. Один пригласил ее на свидание, но она отклонила приглашение. Она не ходит на вечеринки, у нее нет друзей, она не делает ничего даже отдаленно подозрительного.

Но я знаю, кто она такая. Так что я не куплюсь ни на что из этого.

Саша Черлин может оказаться самой опасной женщиной во всей стране. У нее нет зарегистрированного оружия, но, если мои источники правильные — а я верю, что так и есть — у нее есть оружие. Скорее всего, и взрывчатка. И она знает, как ею пользоваться. Более того, одного факта о том, что она признала, что она — Саша Черлин, хватит, чтобы внести ее в каждый список подозрительных личностей страны. Скорее всего, в каждый такой список во всем мире.

Но тот факт, что ее нет ни в одном из этих списков — даже если ее приемный отец есть — говорит мне кое-что, что я не могу игнорировать.

Организация до сих пор приглядывает за ней. Складывается общая картина, и хоть даже я могу представить несколько сценариев, где Организация подтверждает свою цель на эту девочку, ни один из этих сценариев не заканчивается хорошо для нее. Для работы им нужны ее умения. Они хотят информацию. Или же убить ее. Этих трех возможностей хватит Нику, чтобы возобновить свой интерес к Саше Черлин.

Мне она тоже нужна для всех этих вещей. Я не хочу убивать ее, но если она снова работает на них — если та встреча, что я прервал, когда перехватил ее в аэропорту, связывает ее с Организацией — тогда я убью ее.

У них всех передо мной серьезный кровный долг, и я ждал слишком долго, чтобы поквитаться. Я многое потерял, пытаясь подобраться вовремя. И многое поставил на кон. Поставил людей на кон. И Саша Черлин не выдернет у меня из рук единственную возможность расплаты, потому что она осторожна.

Когда-то она должна ошибиться. И мне нужна эта ее ошибка вскоре, или годы ожидания и работы можно будет спустить в сточную трубу. Черт, я могу потерять свою должность в ФБР, если кто-то узнает. И это не все. Меня могут обвинить в измене всего лишь за то, что я просматривал информацию, предоставленную мне Максом.

И Мадрид. Она профессионал, и ее послал Макс. Он — один их тех, кому я могу доверять, так что я принимаю ее в качестве партнера. Но кто она? И почему она здесь? Почему она на этом деле, когда это даже не дело? Как ей удалось получить назначение на топ-секретную миссию вроде этой?

Есть только один ответ.

Она замешана.

Как и я. Как и мой брат. Как и Саша. Мы с Мадрид не работаем в одну смену. Она берет дневные, следя за Сашей прямо в университете, используя камеры с помощью дистанционного управления. А я беру ночные смены, карауля у ее дома. Никто не приходит. Никто не выходит. В университете она примерный студент, учитель и гражданин. Ни вечеринок, ни наркотиков, ни выпивки, ни друзей, ни мужчин — ничего.

Саша — живое, ходячее привидение.

Я проверяю часы в гостиной квартиры напротив ее дома. Каждый день она покидает дом в 7:50 и идет пешком в школу. Дорога занимает три минуты. Так что я хватаю ключи и выхожу. Сегодня у нее будет компания.

Четыре месяца назад я заплатил студенту, который арендовал это место, чтобы он выехал и позволил мне поселиться здесь под его именем. И мои четыре месяца почти истекли. Нам нужно менять течение вещей, и я планирую сделать это сегодня.

Когда я выхожу на улицу, на часах 7:49. Я жду в вестибюле, пока она выходит, под дождем запирает свою крепость, в которой живет, и пересекает улицу.

Я фиксирую на ней свой взгляд и выхожу из здания. На ней наряд в стиле, специальном для школы. Когда она приехала домой из Перу, то была одета в обычную классику. Но с прошлого лета она поменялась. По крайней мере, так можно было судить по верхней одежде. Она начала носить школьные штаны и блузки. Вроде заучки, если вы спросите меня. Но с течением недель ее стиль сменялся на джинсы и безобразные футболки. Сейчас на ней пальто, которое можно назвать «ковбойским». В начале семестра ее волосы были красиво уложены вверх, а сейчас локоны свисают и прикрывают лицо. Когда она поворачивается и видит меня, на мгновение я замечаю удивление. Но оно задерживается лишь на миг, и после ее выражение меняется. Я весьма хорош в чтении людей.

Она идет вниз по ступенькам и сворачивает налево, к главной улице, что ведет в кампус. Я присоединяюсь к ней на тротуаре, когда она раскрывает зонтик.

— Мисс Астон, можно пойти с вами?

Она улыбается, не поворачивая головы.

— Сомневаюсь, что смогу вас остановить, — она секунду осматривает меня. — Мне было интересно, когда вы снова покажитесь.

— О, я и не уходил.

— Я знаю, — фыркает она, — я вас вижу.

Хмм.

— Как дела в университете? Происходит что-нибудь, о чем мне нужно знать?

— Ну, если вам нравится слушать о лабораторных результатах, склоках преподавателей и студентов и планах на зимние каникулы, то я с радостью вам о них расскажу. Это единственное, чем я наслаждаюсь в последние дни.

— Я не удивлен.

Она вздыхает, словно я утомляю ее, но, наверное, так и есть.

— Я имею в виду лабораторные результаты. Я по факту не знаю, чем вы занимаетесь, раз на то пошло. Я вижу, что вы наслаждаетесь сферой своего исследования, так что радость, что вы получаете от преподавания кажется уместной, а тот факт, что у вас нет планов на каникулы, весьма хорошо суммируется с остальной вашей социальной активностью здесь в кампусе.

За это я получаю ее оскал, который вызывает во мне улыбку, потому что я знаю, что у нее нет планов.

— У вас есть что-то, что вы хотите обсудить со мной, агент? — Она останавливается. Капли струями стекают с боков ее зонта, и я вот-вот промокну. — Потому что я уже сказала вам все, что знаю, и мне нечего добавить.

— Ну, — отвечаю я, понижая голос до шепота. — У меня есть некоторые новости. — Я прочищаю горло, чтобы дать ей время отреагировать, но она пассивна и бесстрастна. — В агентстве прошел слушок, что Ник Тейт собирается навестить США.

Она переминается с ноги на ногу, словно нервничает и желает отойти от меня.

— Не уверена, какое это имеет отношение ко мне.

— Думаю, он едет, чтобы увидеть вас. И, если честно, я переживаю по этому поводу, — я хмурюсь, чтобы изобразить свою тревогу. — Вы заперлись в этом своем доме, но вы ходите пешком в университет. Может, теперь вы позволите мне возить вас на машине?

Она качает головой и снова начинает идти.

— Нет, спасибо.

Я иду рядом, пока мы не достигаем угла, и нам нужно пересечь улицу. Мы позволяем машине проехать, а затем вместе сходим с тротуара.

— Я не стану тратить время зря.

— Что это должно означать? — теперь она идет быстрее. Университет всего в паре кварталов, и мы недалеко от музея, где находится ее маленький офис аспиранта. Я оглядываюсь через плечо и вижу одного из студентов, которого Мадрид приставила к Саше, и киваю ему. Он исчезает в толпе девушек и позволяет им пройти.

У меня всего несколько минут, чтобы сделать свой ход.

— Я просто заметил, что вы не очень общительны. Ни парня, ни свиданий, ни даже девичников. Ничего за целый семестр, и я понимаю, вы не одна из этих красивых, популярных девушек…

— Что, простите? — она прыскает со смеху.

— … так что я подумал, я мог бы воспользоваться правом свидания.

Теперь ее смех превращается в грубый хохот.

— Вау, это весьма жалкий способ пригласить девушку на свидание. И пусть я даже кажусь несчастной и нежеланной, я откажусь.

Я беру ее за руку, нежно, не желая напугать. Что-то подсказывает мне, что напуганная Саша — плохая затея. Я наклоняюсь к ней. Она пахнет цветочным шампунем.

— Мисс Астон, я не говорю, что вы совсем нежеланна. Я всего лишь думаю, что вы могли бы потратить одну ночь на развлечения.

Она смотрит вниз на мою ладонь на ее руке, и я убираю ее, но, когда ее синие глаза встречаются с моими, я чувствую слабое мрачное предчувствие.

— Я сказала «нет», спасибо.

Она снова пускается вперед. Я позволяю ей отойти от меня на пару шагов, чтобы она задалась вопросом, последую ли я за ней, и как только она бросает взгляд через плечо, я немного ускоряюсь, чтобы догнать ее.

— Ладно, — спокойно отвечаю я. — Но всем нужно веселиться, Саша. Я сижу на этой скучной работе месяцами. Я бы хотел развлечься.

— Агенты не развлекаются с подозреваемыми, — смеется она.

Мне нравится, как звучит ее смех. Он такой настоящий, а эта девушка такая серьезная. Я начал задаваться вопросом, как глубоко устремляется ее несчастье.

— Я говорил вам месяцы назад, что вы не подозреваемая. Мы всего лишь хотим работать с вами.

— Агенты все равно не развлекаются с потенциальными агентами.

— С каких это пор? — хохочу я.

— Значит, сходите на свидание с Мадрид, если вам нужно трахнуться. Я дам ее шпионам знать, что вы заинтересованы. Она красивая, но я сомневаюсь, что она проявит к вам столько внимания, сколько проявила ко мне.

— Мадрид даже нет в городе. — Она в городе, но «за кулисами». Наблюдает лишь на расстоянии. — Кроме того, она не в моем вкусе.

— А кто в вашем вкусе?

— Ах, я знал, что вам будет интересно, — я беру ее руку и сжимаю, пока мы идем. Она пытается отнять ее, но не прикладывает в своей попытке и половины силы. Так что я хватаю ее своей второй рукой. — Мадрид довольно-таки сложная, знаете? Эти женщины с жетоном. Они выполняют мужскую работу…

— Воу, воу, воу! Вы же не сказали этого только что. — Она снова останавливается, и в это раз я чертовски промокаю. Капли стекают по моему лицу, но это та реакция, которой я ожидал.

— Так значит, она сука, вы это хотите сказать? — Из Саши вырывается фырканье. — Она серьезная, нацелена на работу, и это делает ее сложной. Ну, у меня для вас новости, агент Джекс. Я тоже не мягкотелая, так что понятия не имею, о чем говорите, когда думаете, что я в вашем вкусе.

Мы на углу последней улицы, которую нам нужно пересечь прежде, чем мы попадем в кампус, и Саша повторно нажимает на кнопку на переходе.

— Мне вы кажетесь мягкой, — произношу я низким голосом. Это заставляет ее немного напрячься. — И я не пренебрегаю Мадрид. Я не знаю ее очень хорошо, на самом деле. Мне просто не нравятся карьеристки.

— О, бог ты мой, — отвечает Саша, качая головой. Еще одна студентка становится рядом с нами и бросает на меня взгляд, полный отвращения.

— Если ты не заметили, я и есть карьеристка.

Вот и перешли на «ты».

— А, — говорю я, махая рукой ей, как раз, когда она начинает идти на загоревшийся зеленый. Мы пересекаем улицу, и она снова пытается высвободиться из моей хватки, но я крепко удерживаю ее. — Ты не такая, Саша, ты играешь карьеристку. Ты до одурения богата, у тебя пунктик по динозаврам, кажется. Так что ты подумала, что потратишь некоторое время на школу, потому что не знаешь, чем еще себя занять. Ник бросил тебя. Ты так и не пережила этого, и поэтому тратишь свои дни, окунувшись в науку в лаборатории и скучные лекции. Ты держишься подальше от мужчин и друзей, потому что не можешь найти с ними общий язык. И, может быть, Ник не вернется. Ты думаешь об этом все время, не так ли? Ты бережешь себя для него?

— Я бы выбила из него дерьмо, — говорит девушка впереди нас. — Так и двинула бы по морде.

— Эй, — отвечаю я феминистке. — Это личный разговор.

— Тогда, может, тебе не стоит начинать его на людях, — бросает она, прежде чем уйти от нас в сторону.

Саша наконец вырывает руку из моей хватки и начинает идти к музею. Мы всего в нескольких шагах от него, и я не уверен, работает ли уже мой подход. Я смог ее разговорить, но этого недостаточно. Мне нужен сдвиг в этом деле, и нужен сегодня. Так что я догоняю ее, подбежав, и устремляюсь вперед, открывая для нее дверь. Она закатывает глаза, глядя на меня, но все равно проходит, складывая зонт. Я следую за ней внутрь, пока она идет к лестнице.

— Что ты делаешь? — спрашивает она приглушенным, но злым шепотом. Здесь никого нет. Музей обычно пуст утром в такое время, и здесь нет классных комнат. Только аспирантские кабинеты на третьем этаже.

— Уходи. Я на работе. Вполне уверена, агентам не разрешено преследовать порядочных граждан на работе без весомой на то причины.

Лестница не ограждена. Здание старое и продуманное в темных оттенках перил и мраморных ступенек. Но в этой части весьма темно, поскольку здесь нет окон. Она переступает по две ступеньки за раз, когда добирается до площадки между первым и вторым этажами, я хватаю ее за руку и на мгновение притягиваю к себе.

— Думаю, та девушка была права. Нам нужно уединиться.

— Агент Джекс, — рычит Саша, — я не заинтересована в вашем предложении, вашей работе или вашем интересе ко мне. И если ты еще раз прикоснетесь ко мне, — она отдергивает руку из моей, — я переломаю тебе пальцы.

Я кладу руку на ее плечо.

— Ладно, смотри. Я сказал, что у меня есть некие новости. И я думаю, что Ник собирается сделать свой ход. Мне кажется, ты не в безопасности.

— Я вполне способна позаботиться о себе сама, агент. — Она говорит это с уверенностью, пока расстегивает пальто, но я ловлю момент сомнения в ее глазах. Это выбрасывает меня в ступор на мгновение. Потому что я знаю, что это правда. Если бы мне нужно было делать ставку на то, кто из нас двоих оказался бы более способным, я бы поставил на нее. Так что это интересно. — Мне не нужна защита. Я не слышала от Ника Тейта ничего за десять лет, и я не заинтересована в…

Я обхватываю ее лицо мокрыми руками и целую.

Она бросает зонтик и борется мгновение, но, когда мой язык проскальзывает в ее рот, она прекращает борьбу. Не сдается полностью — ее руки сжимают мои бицепсы пока, я играю с ее ртом, — но не отстраняется. Я толкаю ее назад, пока она не ударяется о стену, прижимаясь своей мокрой одеждой к ее телу под расстегнутым пальто. Я скольжу одной рукой по ее затылку, чтобы притянуть ближе, пока второй наматываю волосы на кулак.

Ее язык отвечает мне, переплетаясь с моим. Грудь начинает подниматься и опадать чаще, и затем она выдыхает в мой рот. Бл*дь.

Я отстраняюсь и отпускаю ее волосы, чтобы суметь обхватить щеку ладонью. Я скольжу большим пальцем по губам Саши, и она по-настоящему стонет, а когда я пытаюсь протолкнуть подушечку пальца по ее губам в рот, она открывает их для меня. Святой Боже.

Я пялюсь на нее сверху, а она смотрит на меня снизу. Капельки с моих волос спадают на ее лицо, но она стоит абсолютно неподвижно.

— Я хочу пригласить вас на свидание сегодня, мисс Черлин. — Она сглатывает, когда я называю ее настоящим именем. — Я не принимаю «нет» за ответ. Так что заберу тебя в восемь. — Затем я снова ее целую, в этот раз без языка, и отворачиваюсь, перепрыгивая через ступеньки.

Достигая самой нижней, оборачиваюсь.

— Эй, — зову ее я. Она так и стоит, прижатая спиной к стене с открытым после поцелуя ртом. Вид ее, застигнутой врасплох мною, заставляет меня улыбнуться.

— Что? — шепчет она, ее рука тянется к сердцу.

Я поднимаю обе руки вверх, разворачивая их ладонями к ней, и смеюсь.

— У меня все еще десять пальцев, киллер. Кажется, будто ты проиграла свою игру, — затем я избавляюсь от улыбки, и строго смотрю на нее, что заставляет ее лицо скривиться. — Если мы нанимаем тебя помочь нам, ты захочешь отыграться, понимаешь?

Я не жду ответа, просто разворачиваюсь и ухожу. Оказавшись вне поля ее зрения, выхожу из здания. На улице все еще льет, но единственная влажная вещь, что у меня на уме сейчас, это рот этой девчонки.

Глава 6

Саша

— Что это за х…

Этот придурок. Он уходит прежде, чем мне удается закончить предложение.

Заберет меня в восемь. Работа на них. Говнюк.

— Эй, Саша. — Майк, мой коллега по офису обращается ко мне, поднимаясь по лестнице. Он останавливается на площадке передо мной. — Что ты делаешь?

Выдыхаю и бурчу:

— Ничего.

— Ты в порядке? У тебя голос расстроенный. И лицо все мокрое. Ты не использовала зонтик? — Он смотрит на него на полу. — Ты никогда не выглядишь расстроенной. Так что мир, наверное, перевернулся с ног на голову сейчас.

Изображаю подобие улыбки.

— У меня все хорошо, всего лишь думаю о сегодняшних устных экзаменах. Ну, а ты как? Подготовился к ним?

— Я сдал свои вчера.

— Что?

— Ага, меня не будет в городе на зимние каникулы — еду повидать семью в Европе — так что мне позволили сдать их раньше.

Я подхватываю зонтик, и мы начинаем подниматься по лестнице в наш офис на самом верхнем этаже.

— И как все прошло?

— Сдал, — улыбается он. Майк — среднестатистический парень во всем, кроме одного: улыбки. У него она милая, и мне повезло делить офис на протяжении двух лет с таким оптимистичным человеком. — Поэтому я проведу весь следующий семестр в качестве интерна у профессора Линг в Монтане.

— Это невероятно! — с энтузиазмом отвечаю я, но готова взорваться от зависти. Я хотела эту интернатуру. Мне казалось, она у меня в кармане.

— Ты же не злишься на меня, так? Что я получил ее?

— Да нет, — говорю я, хлопая его по плечу, как и делают друзья. — Правда, поздравляю. Ты заслуживаешь это.

— Спасибо. Я знаю, что ты тоже хороша. Наверное, все борются за то большое место раскопок в штате Юта.

Мы достигли двери офиса, и я бросила сумку на свой письменный стол, включив компьютер загружаться. В последние минуты нужно разобраться с некоторой работой, чтобы вовремя набрать баллы, а затем остаток дня уйдет на записи и подготовку к устным экзаменам, которые начнутся во второй половине дня.

— Ага, можно понадеяться, — я улыбаюсь ему, а затем звонит его телефон и лицо Майка озаряется улыбкой. Должно быть, его девушка. Он выходит из офиса, весело болтая о своем многообещающем будущем.

Я падаю в свое захудалое кресло, и меня окатывает отчаянием.

Но затем я вспоминаю агента Джекса, и моя злость возвращается. Он поцеловал меня! Сказал, что мы идем сегодня на свидание! Сказал, я проиграла!

Я еще играю, черт его дери. У меня игр больше, чем у любого другого. Я как игрок-профессионал. Только я оставила свои игры давным-давно. Та игра закончилась, а эта началась. Я в новой игре.

Единственная проблема с этой новой игрой, это то, что я не вип-игрок. Паршиво признавать это, но аспирантура — не легкое дело, хотя по словам мамы наоборот. Она получила магистра психологии. В другой стране, ради всего святого. Говоря на абсолютно другом языке. Но я здесь, в США, говорю на английском, и все, что я делаю, кажется заурядным.

Я вздыхаю. Такой была моя жизнь на протяжении двух лет. Мне нравится преподавать. Нравится копаться на местах раскопок, на которые я ездила летом и на каникулах. Но у меня нет места для интернатуры на эти каникулы. По факту, это будет первый год за очень долгое время, когда я не буду занята чем-то на Рождество. Обычно, я ездила со своими родителями в Новую Зеландию, и мы оставались там на пару недель, если не было других планов по учебе.

А теперь у меня нет ничего. Потому что они не собираются в Новую Зеландию в этом году. Шоу, которое продюссировал мой отец, закончилось прошлой весной. Они даже не останутся дома, так что я не могу поехать к ним. Они забирают моего гениального маленького братика, Файва, смотреть колледжи. Ему десять. Десять, мать вашу. И он получит степень по философии быстрее, чем, кажется, получу я.

— Уф, — я захожу в свой преподавательский аккаунт и начинаю проверять сообщения.

Профессор Браун хочет видеть меня в своем офисе в три часа. Наверное, чтобы взбодрить меня перед экзаменами. Кроме этого, входящих больше нет. Последние экзамены выпускников закончились на прошлой неделе, так что кампус почти вымер. Остались только мы, скромные аспиранты и аналитики.

Я занимаю себя подсчетом итоговых оценок для своего класса. Майк возвращается и делает то же самое, прерываясь на много, много, много раздражающих звонков от сокурсников и членов кафедры, которые поздравляют его с успехом. Я рада за него. Он абсолютный ботаник-антрополог. Он правда заслуживает всего этого.

Но я завидую. Не могу ничего с этим поделать. Я заучка. Мне нравится антропология. А динозавры нравятся еще больше. Но нельзя получить магистра только за динозавров. Это была настоящая катастрофа, когда я узнала об этом. Именно поэтому я взяла практический курс по инженерной геологии. Я поняла, что он весьма красиво будет смотреться в резюме. Особенно с пометкой школы горнорудного дела.

Но я и в этом ошиблась. У Майка есть степень бакалавра по эволюции человека. Это билет к успеху в антропологии. Потому что всем плевать на динозавров. Только если вам не двенадцать. В этом возрасте все сходят по ним с ума.

Я могла бы провести всю свою жизнь со стародавними костями рептилий и быть счастливой. Но мест для интернатуры очень мало, и становится еще меньше. То, которое у меня было прошлым летом в Перу, оказалось единственным, что мне подвернулось за многие годы.

Я вздыхаю. Вот поэтому я проведу это Рождество в одиночестве. Запершись в своей крепости. Пытаясь забыть о своем прошлом и надеяться на будущее.

Но сейчас я не чувствую сильной надежды, и я знаю, что это всего лишь нервы перед устными экзаменами, но я не могу дождаться, чтобы покончить с этим. Как только это будет сделано, я официально начну свое исследование.

«Еще всего пара лет, Саша, — говорю я себе. — Затем ты сможешь двигаться вперед и с академической помощью окунуться в свою страсть к динозаврам».

Это кажется таким далеким.

— Уф.

Назад к работе. Я заканчиваю выставлять итоговые оценки для класса, отправляю их в регистрационное бюро и затем собираю вещи, чтобы увидеться с профессором Браун.

Температура упала с тех пор, как я пришла утром, и дождь как раз начинает превращаться в ливень, когда я открываю зонтик и направлюсь по улице. Офис профессора Браун через несколько зданий, так что я бегу туда, пытаясь не поскользнуться на лужах, что увеличились за день. Когда я наконец открываю дверь в административное здание, мой желудок начинает сходить с ума. Устные экзамены — серьезное дело. Нервничать — это нормально. Как только они закончатся, я почувствую себя гораздо лучше. Смогу начать планировать свое исследование и на самом деле начать двигаться к той цели, которую хотела с самого детства.

Дверь профессора Браун открыта, когда я добираюсь туда. Вежливо стучу, только чтобы дать ей знать, что я здесь.

— Привет, — радостно здороваюсь я.

— Саша, — она улыбается мне. Ей только за тридцать, так что ее красота показывает утонченную и умную женщину в ней. Белокурые волосы пострижены в модный боб, макияж — идеален и его в меру, и ее глаза всегда горят интересом к миру вокруг нее. Она поразительная, и мне очень повезло, что она курирует меня.

— Заходи и закрой дверь, пожалуйста.

— О-оу, — смеюсь я, закрывая дверь, как она и попросила. — Чувство такое, словно у меня проблемы. — Я говорю это в шутку, но, когда поворачиваюсь, чтобы сесть перед ней за огромным столом из красного дерева, на ее лице хмурость. — Что? — моя паника начинает меня пугать.

Она снимает очки, и вот когда я понимаю, что у меня на самом деле проблемы.

— Саша, мы отменили твои устные экзамены сегодня. Мне жаль, что я не сказала тебе ранее, но я подумала, что этот разговор нужно провести с глазу на глаз.

— Что? О, боже мой. Что происходит?

— Мы не думаем, что ты готова защищать свою кандидатскую степень. Ты умная девочка…

Проходит примерно двадцать минут. Я чувствую, как слезы жалят глаза. Она успокаивает меня. Говорит, что я гениальна. Но если бы я была гениальной, тогда зачем настаивать на том, чтобы я подождала еще семестр?

Я выхожу из ее офиса ошарашенной.

Мне приказали подумать о своем будущем.

Чего я на самом деле хочу от этой степени? Зачем мне нужна эта степень?

Какого черта?

Какого хера, она думает, я хочу эту степень? Я хочу изучать кости! Это не ракетостроение! Вам необходима степень доктора философии, чтобы получить разрешение, и место раскопок, и авторизация от местных властей. Вам нужна академическая поддержка, а чтобы получить ее, вам нужна степень! Конечно, я не сказала этого. Я сказала ей то, что она хотела услышать от меня. Что у меня страсть к антропологии. И это не ложь. Она мне нравится. Но это всего лишь средство для достижения цели на пути к динозаврам.

Я прекратила упоминать динозавров несколько лет назад, как только выяснила, что никто не воспринимает меня всерьез. Так что да, эта программа не касается динозавров. Она касается всего прочего. Ископаемых, и эволюции человека, и всякого подобного дерьма. То, что я делаю, не так далеко от обычного. Люди все время используют степени, чтобы попасть в определенные места.

Но этот университет, особенно эта программа, не хочет быть использованной в роли средства для достижения цели на пути к динозаврам. И хоть я так и не использовала эти слова в нашем с ней разговоре, она знает это.

Я толкаю дверь музея, чтобы пройти наверх и собрать свои вещи.

Собрать свои вещи! Меня выставили вон. Даже не дали возможности защититься!

Я так рада, что Майк ушел до конца дня, когда я поднялась наверх. Как бы унизительно было бы собирать вещи и уходить, зная, что он только что получил назначение своей мечты.

Когда я дохожу до своего стола, то понимаю, что у меня очень мало вещей. Кое-какие канцелярские принадлежности в ящике стола. Парочка тетрадей с лабораторными результатами. И мой динозаврик Чиа.

Все мои образцы могу остаться в морозильниках, пока я не вернусь, как сказала профессор Браун. Если я решу вернуться. Она правда сказала это.

Я тяжело опускаюсь в кресло и борюсь с этим самым неожиданным окончанием дня, который должен был крепко поставить меня на ноги. Чувствую себя… побежденной. И маленькой.

Маловажной.

Но под всем этим я чувствую… предательство.

И, если я буду откровенно честна сама с собой, изгнанной.

Я — обманка. И она знает это.

Опускаю голову на стол и закрываю глаза.

Сколько лет я рисовала эту фальшивую улыбку на своем лице, всего лишь пытаясь вжиться в мир? Десять лет, вот сколько. Десять долгих лет притворства, что я нормальная. И что хорошего это мне дало? Я на пике своего успеха, у меня золотой билет к местам раскопок, и это все вырывается за мгновение, потому что они знают.

Я не нормальная.

Я — лгунья.

Я — киллер.

И даже если бы она не знала ничего из этого, я восприняла это именно так. Потому что все это правда. Я обманывала всех этих людей. Притворялась, что я — одна из них, когда таковой не являлась. Я поврежденная. И никакое количество учебы, никакой колледж или степень доктора философии, или фальшивые улыбки, нарисованные на моем лице, не изменят этого.

Я никогда не была Сашей Астон. Ее не существует.

Я родилась и всегда была Сашей Черлин. Ребенком Организации. Дочерью предателя. Ребенком-наемником.

Глава 7

Джекс

После того как Саша возвращается назад в музей — глядя под ноги все время, поэтому даже не замечает меня — я жду под навесом здания, когда она вернется. Но спустя долгое время замерзаю и начинаю дрожать, поэтому проскальзываю внутрь и сажусь на скамью возле лестницы, так что смогу перехватить ее, когда она будет спускаться вниз.

Два часа спустя я покопался во всем, что только смог найти в интернете, пересмотрел несколько видео с YouTube, и мне вот-вот надоест прослушивать новую музыку, когда она наконец появляется. Я встаю, улыбаясь и ожидая, пока она заметит меня. Но ее руки заняты коробкой, а голова все также опущена.

Она проходит прямо рядом со мной, толкая дверь бедром, чтобы та открылась, а затем исчезает в темноте вечера, словно привидение.

Хммм.

Я следую за ней наружу, с удивлением обнаруживая, что она уже перед светофором. Бегу к ней и тянусь за коробкой в ее руках. Саша роняет ее, оборачивается и ударяет меня в шею ребром ладони, почти перекрывая мне доступ кислорода.

— Это я, — произношу я, наполовину смеясь, наполовину хватая ртом воздух. — Воу, успокойся, киллер.

— Черт тебя дери! Не подкрадывайся ко мне! — И затем она смотрит вниз на перевернутую коробку и издает стон. — Смотри, что ты наделал, — произносит она, поднимая какие-то сломанные кусочки керамики. — Единственная стоящая вещь, которая у меня была, теперь разбита, — она делает глубокий вдох и наклоняется вниз, чтобы собрать вещи, но я опережаю я.

— Прости за твою… — я прищуриваюсь, глядя на керамику.

— …разбитую Чиа.

Она издает слабый смешок, едва слышимый.

— Я не пойду на ужин с тобой, понятно? Тот поцелуй перешел все границы, а я девушка, которая придерживается границ. Так что ты облажался. — Цвет на светофоре меняется, так что она выхватывает коробку из моей руки и начинает переходить улицу. Я следую за ней, вытаскивая зонт из коробки, и поскольку у нее не выросла дополнительная рука, чтобы держать его самой, я открываю его и держу над ее головой.

— Какого хрена ты делаешь? Я же сказала, уйди.

— Эй, ни один мужчина не оставит девушку нести коробку под холодным дождем. Так что ты можешь позволить мне понести коробку, а сама держать зонт, или можешь позволить мне держать зонт, а сама неси коробку. Выбирай, Саша Черлин.

— Астон, понятно? И я просто хочу остаться одна. Так что отвали.

Я улыбаюсь, продолжая идти и удерживать зонт над ее головой, а затем смеюсь над ее вспышкой.

— Ладно. У нас прогресс, мисс Астон. Ты впускаешь меня в свои чувства. Что означает, ты смягчаешься от моей коварной техники.

Саша закатывает глаза, но я ловлю слабый намек на улыбку. Кладу руку на ее плечо, прося ее остановиться. Она слушается, но смотрит в землю.

— Пожалуйста, агент Джекс, просто оставь меня в покое, — и затем она поднимает глаза, и я понимаю, что она на грани слез. — На сегодня с меня хватит, и я просто хочу домой.

— Ладно, — киваю я, мое лицо становится таким же мрачным, как и ее. — Ладно. Но я все равно хочу проводить тебя туда. Так что еще один выбор на сегодня, киллер, и затем ты сможешь закончить сегодняшний день в кровати. Коробка? Или зонт?

Она пялится вниз на коробку и ничего не отвечает. Так что я делаю единственное, что могу. Беру коробку в одну руку, зонт во вторую и обвиваю этой рукой ее плечи, чтобы Саша была прикрыта, пока идет.

Ее тело напрягается от контакта со мной, но она выдыхает и принимает предложение о том, чтобы я проводил ее домой, немного прислоняясь ко мне, когда мы начинаем идти.

— Плохой день?

Девушка молчит, так что я понимаю намек. Так проходит весь путь к ее дому, который находится в паре кварталов. Проходит всего несколько минут — слишком быстро, как по мне — и затем мы поднимаемся по ступенькам ее крыльца.

Я ставлю коробку на маленький столик у двери и складываю зонт, пока она разблокирует свою крепость. Я даже переживаю момент надежды на то, что она впустит меня, но вместо этого она открывает дверь бедром и тянется за коробкой, не удосуживая меня и взглядом.

— Спасибо, — произносит Саша тихим голосом, который говорит мне, что сегодня у нее был не просто плохой день. — Я ценю помощь.

Я киваю, когда она ставит коробку в доме на пол и проходит, чтобы закрыть дверь, но останавливаю ее сложенным зонтиком.

— Эй, — произношу я. Она смотрит на меня потянутыми дымкой синими глазами. — Я буду рад выслушать, если тебе нужно будет поговорить.

Но все, что я получаю, — это покачивание головы, а затем она забирает зонт и закрывает дверь прежде, чем мне удается сказать что-то еще.

Я жду там секунду, наверное, надеясь, что она подсматривает в глазок, до сих пор думает о мужчине, стоящем на ее крыльце. Но я слышу писк ее сигнализации и затем звук удаляющихся шагов.

Сегодня у нее в мыслях очень многое. Но меня нет в этом списке.

Так что я бегу трусцой по ступенькам и возвращаюсь назад к своей машине. Мадрид уже там. Мы снова команда, кажется. Она знает, что это дело может повлиять на карьерный рост, так что готова к командной работе.

Я открываю водительскую дверь и забираюсь в арендованную машину.

— Черт, парень. Ты же мокрый! — она отодвигается, так как по моему пальто стекают струи дождевой воды, и вжимается в пассажирскую дверь. — Что-то есть?

— Не-а, — вздыхаю я, — хочешь есть?

— Есть? — вторит она, морща лицо так, что на ее носу появляются складочки. — У нас сроки горят. Мы не едим. Мы работаем. — Ее четкий южный акцент появляется, когда она раздражена. Он конфликтует с ее фальшивой, дрянной личностью. Она наполовину сойдет за проститутку, наполовину за уличного гангстера, но за последние несколько месяцев я узнал ее немного получше. Мадрид Марано обычно говорит так, словно она выходец из Бруклина, но она из Саванны, штат Джорджия. Настоящая южная красавица из семьи, которая работала в Агентстве три поколения. Что смешно, если сравнить нас. Я на самом деле из Бруклина, но потерял акцент, когда взялся за свое первое дело в Майями.

— У нее был плохой день, Мадрид. Не очень хороший момент делать ход.

— У нас нет времени для хороших моментов, — произносит Мадрид, немного повышая голос. — Ты — мужчина. Отчасти привлекательный мужчина, если кому-то нравятся голубые глаза и светлые волосы. Но не мне, — говорит она, ее рука покоится на груди, словно ей нужно объясниться прямо сейчас. — Мне нравятся темные парни, пойми. Так что не надо обвинять меня в неприемлемом поведении, когда мне придется отказать тебе, потому что ты запал на меня.

Я просто качаю головой. У нее всегда был пунктик о том, насколько она желанна, и как я в тайне фантазирую о ней.

— Так что делай свой ход, парень. Тебе нужен план, как соблазнить эту девочку, чтобы она нам помогла. У нас нет времени на миловидных девчушек с надутыми губками и трусливых сопливых мужиков, которые будут ходить вокруг да около и не знать, как выполнять свою работу. — Она открывает дверь со своей стороны, выходит, а затем наклоняется обратно, разбрызгивая воду везде. — Я возвращаюсь назад в квартиру проверить записи с камер. Сегодня же сворачивай операцию, и мы возвращаемся.

И затем она хлопает дверью и уходит.

Долбаные бабы. Я вздыхаю, заводя машину.

Сделать ход? У меня есть варианты ходов, но Саша Черлин не похожа на ту, кто спокойно относится к ним. Плюс, у нее был плохой день. Мне нужно убедиться, что я не прибавлю ей хлопот, или она отбросит нас назад.

— Ну, — пыхчу я, отъезжая от бордюра. — Просто сыграй на прошлом, Джекс. Обращайся к ней хорошо и позволь осколкам прорезаться там, где они cмогут.

Глава 8

Саша

Отключив сигнализацию, я прижимаюсь к двери, чувствуя, как меня омывает волна поражения, но я выпрямляю плечи и отхожу, бросая сумку на стул, пока прохожу к лестнице. Мои стопы находят такие места на старых деревянных половицах, которые не скрипят, и я беззвучно поднимаюсь наверх. Там три спальни. Три мне не нужно, поскольку я совершенно одна, и от этого дом кажется холодным и пустым. Дрожь зарождается в моем теле, когда я вхожу в элегантно отделанную хозяйскую спальню — в которой я обычно не сплю, поскольку я параноик — и падаю лицом на кровать.

Я дура?

Да. Самая глупая девушка среди всех живущих. Самый большой лузер на планете. Наивная и доверчивая настолько, что не могу сейчас даже описать. Потому что верила, что если буду работать, не покладая рук, получать хорошие оценки, идти по самым протоптанным тропам, с каждым шагом отдаляясь от тринадцатилетней девочки, чье сердце было разбито и которая выплакала все глаза над несдержанным обещанием, это приведет меня к чему-то. Чему-то лучшему. Новой жизни. Новой семье. Новой возможности.

И где я в данный момент? Отнюдь не на раскопках динозавров, что было чертовой детской мечтой. Выброшенная из законного мира. «Возьми время и подумай», — сказала профессор Браун. Но я прекрасно умею читать между строк, спасибо. На самом деле она говорила: «Мы не думаем, что программа тебе подходит».

И поскольку раскопки с целью найти древние кости, чтобы я могла сложить кусочки пазла прошлого вместе, были единственной вещью, которая заставляла меня чувствовать себя частью общества, ну, слова «полное опустошение» пробегают сейчас у меня в мыслях.

Вырасти ребенком мужчины, который тренирует теневых наемников правительства, не было выбором, который мне довелось сделать. Это было моей судьбой. Я не пришла в этот мир, заявляя, что я — киллер. Не учила сама себя держать пистолет. Бросать ножи и стрелять из лука. Я не таскала себя по всей стране в трейлере, зная секреты, ради которых некоторые могли убить.

За меня это сделал мой отец.

И хоть я не виню его — он сделал все самое лучшее, и все те тренировки спасали мне жизнь снова и снова — я, бл*дь, ненавижу, что это та, кто я есть.

У меня есть сожаления. Сожаления крупных масштабов. И у меня есть вопросы. Например, почему это моя судьба? Почему я должна жить в стороне, всегда глядя на вещи, которых хочу, но не могу иметь?

Я могла сделать эту карьеру. Я чувствовала это. И до сих пор чувствую. Я квалифицированная, умная, пытливая, я прилежный работник, и у меня хорошие баллы. Я не делала грубых ошибок в своих лабораторных работах. Да, ошибки были, как и у всех новичков в процессе исследований. Но никаких крупных промахов.

И это принесло мне немало хорошего.

Во мне что-то есть. Я чувствую, как это горит внутри меня. Что-то, что крепится к моей душе и заявляет о том, что я другая.

Я не хочу быть другой. Я хочу быть такой же.

Перекатываюсь на спину и пялюсь в потолок.

Форд и Эшли проделали прекрасную работу, как мои родители, после того, как моего отца убили, и после того, как мы с моими собратьями-наемниками посредством сражения выбрали себе подобие мира. Я путешествовала и заводила друзей. Получила первоклассное обучение. У меня даже было несколько парней. Ничего серьезного. И Ник здесь не при чем.

У меня был прогресс в области любовных дел. Постоянный прогресс. Я ходила на свидания и танцы в старшей школе. На первом курсе были серьезные отношения с одним парнем. Три одноразовые интрижки за все остальное время в колледже.

И все это резко подошло к концу в последний год моего обучения, когда меня похитил больной на голову придурок, ищущий мести в качестве старого долга, который даже не был моим. Он не изнасиловал меня. Было бы намного хуже, если бы это случилось. Я знаю это. Но похищение повлияло на меня. Заставило закрыться. Не сразу. Я надевала фальшивую маску вместо лица, носить которую практиковалась снова и снова, пока приспосабливалась к жизни в качестве нормальной девушки. Я вернулась назад в университет после того, как меня спас друг-наемник Мерк. Я окончила университет в Колорадо и переехала сюда в этот самый дом.

Мы с Мерком никогда не говорили Форду или Эшли о похищении. Форд — маньяк, когда дело касается охраны, и это была его идея принять все эти меры предосторожности. Но когда они предпочли поехать домой — Форд обнимал меня крепче, чем в любой другой день в моей жизни — я позвонила Джеймсу и вывалила ему все. Он прислал специалистов, чтобы укрепить дом. Привез мне оружие и амуницию. Даже купил мне одежду из кевлара, сделанную особым другом в Центральной Америке.

Я наставила на том, что не была напугана. Мужчина, который хотел навредить мне, был мертв. И на самом деле мое состояние нельзя было назвать испугом. Это был ужас.

Этого понимания хватило, чтобы пошатнуть весь мой мир, потому что я всегда была бесстрашной. У меня всегда были ответы на все. Я была той, кто выполнит любую работу, несмотря на последствия. И хоть эта мысль крутилась в моей голове, когда я шла сегодня домой с агентом ФБР, следующим по пятам — и была в моей голове с самого похищения — но только сегодня я признала, что это правда.

Я слаба. Незначима. Просто девочка. Даже хуже, чем девочка. Я девочка Организации. И я оттолкнула все дерьмовые моменты в место, где прячется правда, чтобы защитить ту хрупкую часть меня, которая еще осталась. Ту часть меня, которая знает, что со мной никогда не будет все в порядке. Я никогда не смогу пережить вещи, которые видела, действия, которые совершала, и насилие, частью которого являюсь.

Я поврежденная.

Напуганная до ужаса и поврежденная.

С трудом сгладываю и поворачиваюсь. Единственная вещь, что сдерживала мою фантазию, был университет. Получить степень доктора философии и выскользнуть в мир изолированной академии. Мир раскопок в земле и поиска подсказок о прошлом мира, где имеет значение лишь значимость выкопанного.

Мир, где я больше не была Сашей Черлин, не была ребенком, который может убивать. Я была Сашей Астон, женщиной, которая крепко держится за единственную невинную вещь в своем воспитании.

Любовь к динозаврам.

Отец учил, что любовь, как и моя жизнь, зависели от этого. Он брал меня в музеи и места на Западе, где были найдены кости, все еще видимые следы, и все не отвеченные вопросы касались того, что ели эти древние существа, как они растили своих детенышей и как проживали свои дни, пока взрыв вселенского масштаба не стер их с лица земли. А, может, он знал? Может, он знал все эти годы тому назад, что мне нужно было невинное хобби, чтобы пережить то, каким человеком я на самом деле была? Чтобы ослепить меня фактами и заставить забыть, что я была ребенком Организации.

Я не стану оплакивать эту жизнь. Не стану.

Я покончила с той жизнью. Могу встать и двинуться дальше. Я даже могу найти другую, более подходящую программу обучения, могу спланировать и продолжить жить в иллюзии о том, что я нормальная.

Я могла бы.

Но знаю, что не стану этого делать.

Потому что Ник Тейт удерживает меня пленницей. Его нарушенное обещание до сих пор отдается болью. То, как он оттолкнул меня последней ночью, когда я его видела, до сих пор жалит мое сердце. Крик, который рвал мне горло, пока Джеймс нес меня от дока к ожидающей лодке и передал в руки Мерку.

Я наблюдала за тем, как Ник исчезает в ночи. Но для меня он никогда не исчез. Как бы я не пыталась сказать обратное, даже после того, как агент Джекс сказал мне, что Ник ищет меня, просто невозможно забыть человека, за которого ты должна была выйти замуж и провести с ним свою оставшуюся жизнь.

И все это время я задаюсь вопросом: так ли плохо быть ребенком Организации, если это означает, что я могу быть с Ником?

Такая мысль пугает. Особенно после того, как ты собственными глазами видел, что они делали с девочками, которые не были выращены отцами. Которых не растил и не любил Адмирал, как это было с Харпер. Маленькая принцесса избежала последствий, как и я.

Но моя жизнь ребенка-наемника была смягчена тем фактом, что моей судьбой был Николас Тейт.

И был, и не был.

Это так неправильно — желать жизни, которой у тебя никогда не было.

Неправильно. Потому что так много людей поставили свою жизнь на кон, чтобы дать мне второй шанс. Они пожертвовали ради меня. Меня окутывает позором, потому что если бы Ник предложил мне свою руку в ту ночь, когда мне было тринадцать, и сдержал бы свое обещание сделать меня своей, я бы сказала «да». Я бы ушла от всех друзей и семьи, которая так меня любила, и это они остались бы позади, а не я.

Я бы приняла руку Ника. Я бы с радостью сделала это и исчезала бы в жизни криминала и неуверенности. Смерти и лжи.

Тебе должно быть стыдно, Саша.

Да. Мне должно быть стыдно за то, что я хочу свой единственный шанс ощутить настоящую любовь.

— Ага, — произношу я в потолок. — Я должна чувствовать этот стыд, потому что мое будущее было украдено у меня. — Это смешно, и меня выводит из себя, что все из моих старых друзей из Организации получили свое долго и счастливо. Это пробуждает во мне ярость. Заставляет все мое тело пылать от жара от того, что мне приходится подавлять свои мечты, чтобы сделать все правильно.

Почему? Это мой постоянный вопрос.

— Почему ты оставил меня, Ник Тейт? Почему тогда всем было позволено решать, что для меня лучше, кроме меня самой? Почему я застряла здесь, на краю самореализации, пока ты живешь жизнью, которую избрал? Почему мне не позволено принимать свои собственные решения?

И что самое важное, почему ты снова меня ищешь?

Я не думаю, что причина в том, что я нахожусь в опасности. Ник не связался бы со мной, из всех людей, если бы дело было в опасности. Он позвонил бы Джеймсу или Мерку. Они бы не посвятили меня ни во что, как делали всегда. Взяли бы свои пистолеты и амуницию. Позвонили бы старым знакомым. Превратились бы в опасных и безумных, которыми всегда были. Они бы позаботились о вещах, о которых я бы, скорее всего, никогда не узнала.

Так почему Ник ищет меня?

Я устала искать ответ на этот вопрос в своей голове с тех пор, как агент Джекс загнал меня в ту комнату допроса в аэропорту прошлым летом. Я приехала домой и вернулась к учебе. Окунулась с головой в работу и притворилась, что выбрала для себя такую жизнь.

Но все это было ложью.

Ник. Ник. Ник. Имя рикошетит в моей голове каждую секунду каждого дня. Спрятанное. Засекреченное. Но оно все равно там, неважно, сколько раз я пыталась отрицать это.

— Ты сошла с ума, Саша.

И да, сошла. В каждом смысле этого слова. Я разъяренная и сумасшедшая.

— Позвони домой.

Мои слова пугают меня на мгновение. Настолько, что тянусь в карман, достаю телефон и набираю номер.

— Резиденция Астон, — отвечает Файв после второго гудка.

— Это я, Файв, — чувствую, как он улыбается. — Мама там?

— Саша, — выдыхает он всезнающе, что неестественно для десятилетнего. — Ты знаешь, что мы уезжаем в Новую Зеландию завтра?

— Что? Как это завтра? Я думала, вы поедете смотреть колледжи…

— Поскольку Форд…

— Ты хотел сказать «папа». — Форд ненавидит, когда Файв называет его по имени.

— Какая разница. Ему позвонили и попросили снять новое пилотное шоу.

— О, ну, это прекрасно, думаю.

— Прекрасно? Прекрасно? Нет, это не прекрасно. У Спэрроу Флинн завтра день рождения, и принцесса Шрайк говорит, что у них будет вечеринка. Меня не пригласили на эту вечеринку, Саша. А теперь мои планы разрушить ее катятся в тартарары.

— Какого черта ты вообще хочешь пойти на вечеринку восьмилетней девочки?

— Принцесса будет одета как байкерша, Саша. Там будет байкерская тема, и я купил ей байкерский кожаный жилет ради такого случая. Я хотел быть там, чтобы увидеть радость на ее лице…

Я перестаю его слышать, пока думаю о том, какого черта творится дома. Отец принцессы Шрайк — а настоящее ее имя Рори, и только Файв называет ее Принцесса — Спенсер Шрайк, известный во всем мире производитель мотоциклов ручной сборки. Так что в контексте, озвученном Файвом, тема имеет смысл. И я даже не спрашиваю, как ему в руки попал байкерский жилет для девочки. Мы же говорим о Файве.

— Мне нечего сказать на это, Файв. Можешь позвать маму?

— А ты не хочешь послушать о моем новом изобретении? Я ищу молодого инвестора для моего нового технического приложения. Мой проект заключается в том, что если прототип удастся развить в течение следующих двенадцати месяцев, мы сможем публично объявить о нем через два года.

— Файв, — терпеливо говорю я. За последние несколько лет у него были десятки приложений. — Тебе десять лет. Я не стану вкладывать деньги в твои игровые приложения.

— В этот раз это не игра, Саша. Это приложение, которое изменит смерть, какой мы ее знаем.

— Ужас, — отвечаю я. — Позови маму.

— В этом нет ничего ужасного. Люди годами будут платить, чтобы иметь то, что я сейчас разрабатываю. Подписка, которая будет длиться вечность.

— Файв, мне нужно поговорить с мамой уже сейчас, — я вздыхаю в телефон, и он прекращает свои протесты.

— Ты расстроена, — отвечает он безучастным голосом. Тон, который он использует, чтобы заставить людей поверить, что он не испытывает эмоций и мыслит только объективно. Мой младший братец — маньяк-гений, как и Форд. Он говорит на шести языках, и вот-вот выучит седьмой — исландский, чтобы вы понимали — и мог бы запросто сдать мои устные экзамены сегодня даже без предварительной подготовки. Родители пытались записать его в программу летнего колледжа на два года, но он пал жертвой самой сокрушающей эмоции на свете с тех пор, как ему исполнилось четыре.

Любви.

Я почти фыркаю в трубку, думая об этом.

Он любит принцессу Рори Шрайк. Само имя заставляет меня улыбнуться, заставляет возрадоваться тому, что я позвонила домой, чтобы поговорить с мамой.

— Могу сказать, что в этот самый момент ты морщишь нос.

— Я сейчас повешу трубку, позвоню папе и расскажу ему, что ты ищешь очередных инвесторов, если ты не позовешь маму к телефону прямо сейчас.

— Ладно, — пыхтит он. — Мам! — кричит. — Твоя старшая на проводе с разочаровывающими новостями.

Ни он, ни Кейт, моя младшая сестра, не являются моими кровными братьями или сестрами. Но Кейт был один годик, а Файв только родился, когда я переехала жить к Форду и Эшли. Так что мне было легче стать одной из детей. Конечно, они знали, кто я такая. Мы не семья лжецов. Мне нравится называть Эшли мамой, а Форда — папой. Даже когда детей нет поблизости.

В телефоне слышится возня, и когда я слышу Эшли, с облегчением выпускаю воздух из легких.

— Привет, — произносит она, — как прошли твои устные экзамены?

Я слышу возбуждение в ее голосе, и все вопросы, которые были у меня несколько мгновений назад, заменяются сожалением. Она тоже умная. Не такой гений, как Форд, но она получила свою степень по психологии и ведет частную практику, специализирующуюся на лечении детей с аутизмом. Она всегда говорила мне следовать за мечтой раскапывать древние кости, и она была моим самым большим вдохновителем с момента, когда я вошла в их дом, и она стала матерью подростка в раннем возрасте двадцати четырех.

Я не могу сказать ей правду, так что хоть мы и не семья лжецов, я лгу.

— Превосходно, — отвечаю я с фальшивой улыбкой. — Я с легкостью сдала.

— А интернатура? — она все еще задерживает дыхание, словно все ее пальцы на руках и ногах скрещены в надежде на то, чтобы я получила то место, которое забрал Майк. То, о котором я говорила месяцами. — Ты получила то, что хотела?

Я не могу лгать во всем. Может, я все еще могу вернуться к программе. Поискать несколько недель и выяснить, где я ошиблась, и где в антропологии мне не хватило энтузиазма. Я все еще могла вернуться. Но интернатура ускользала от меня.

— Нет, — отвечаю я с настоящим разочарованием. — Не получила. То место получил Майк. Моя интернатура все еще висит в воздухе, но я нормально это восприняла. Он на самом деле это заслужил.

— Оооу, мне так жаль, Саша. Но ты найдешь что-то замечательное, я просто знаю это. — Ее бодрость возвращается, когда я соглашаюсь, и затем мы еще несколько минут говорим о новом шоу Форда и их планах на Рождество. Я еще немного привираю о том, что поеду домой с друзьями.

Эшли с легкостью принимает это. У меня всегда были друзья. Она понятия не имеет, что я жила антисоциальной жизнью с тех пор, как переехала сюда. Конечно, это потому что она понятия не имеет о похищении, которое форсировало мою меланхолию.

Вешаю трубку, фальшиво смеясь и обещая приехать домой к ним весной, когда все уляжется.

Бросаю телефон на кровать, чувствую на себе грязь ото лжи точно так же, как и позор за неблагодарность за всю жизнь, которая у меня была. Грусть грозится накрыть меня с головой, так что я встаю и иду в ванную включить кран.

Слезы порываются наружу. Сегодняшний день принес в себе слишком многое, а я позволяю себе плакать лишь в ванне. Я делала так годами. Запиралась от мира за дверью, полностью погружала свое тело под воду и отпускала невидимые слезы на волю. Это подпитывает мою иллюзию тем, что ни единая слеза не коснулась моего лица с тех пор, как я вышла из номера отеля. Номера отеля, в котором Ник оставил меня и пообещал вернуться. Номера отеля, где Джеймс объяснил мне факты о жизни.

Не о сексе.

О потере.

Потере, как факте жизни. И он основательно это доказал.

Но я помню, когда мечта была свежей.

В день, когда Ник вошел в мою жизнь и пообещал мне мир. Пообещал мне будущее, полное его улыбок. Пообещал мне жизнь, в которой он был рядом со мной.

Я снимаю одежду и становлюсь в ванну, ожидая, пока горячая вода вытечет из крана водопадом, который потопит реальность, обитающую за пределами моего дома.

В момент, когда я окунаюсь под воду, мои слезы вырываются за все его нарушенные обещания.

Глава 9

Джекс

В доме темно, хоть уже почти восемь вечера. Но в ее доме всегда темно. По крайней мере, снаружи свет никогда не горит. У нее есть защитные жалюзи, которые отделяют ее от мира. Поднимаясь по ступенькам, нервничаю немного больше, чем должен при таких обстоятельствах.

Обычно я не строю догадок. Я постоянно переписываю правила. Предъявляю требования и ожидаю, что их удовлетворят. Я прошу, и люди дают. Но отказ от Саши Черлин повлиял на меня. Это что-то новенькое.

Во-первых, она отказывается сотрудничать. Большую часть времени, когда женщина огораживается стеной, я флиртом могу заставить ее идти у меня на поводу. Благодаря флирту легче вступить в разговор, расслабиться, разбить несколько кирпичей в ее стене. Но с Сашей пока этого не происходит.

Это говорит мне о двух вещах: она ​​взвешивает решения, и она принадлежит не к тем, кто реагирует эмоционально, а к тем, кто вычисляет и продумывает свои действия. И причина, по которой она не просчиталась и не связалась ни с кем, в том, что она придерживается курса, который я еще не вычислил.

Что это за курс? Куда она движется? Что она делала в тот день, когда я перехватил ее в аэропорту?

Мне кажется, я бы узнал, если бы не приблизился к ней. Но как мне было узнать, что Ник не связывался с ней? На это указывало все. Это было так... неизбежно.

Я останавливаюсь перед ее дверью и колеблюсь, поправляя пакеты в руках, чтобы высвободить палец и нажать на дверной звонок. Есть еще кое-что, что грызет меня с тех пор, как я ранее проводил ее домой. Зачем выбирать подобное направление в академии? Мне всегда казалось, что это отговорка. Способ отдалиться от реального мира. Причина оттолкнуть жизнь.

От чего она прячется?

У нее есть много причин скрыться от прошлого. Условия, в которых она росла, кого хочешь заставят отгородиться от общества. Но я не думаю, что дело в этом. И не думаю, что дело в Нике. У меня есть представление о том, кем они были друг другу, но зачем присоединяться к этому маленькому миру амбициозных кретинов, миру, которому она точно не принадлежит. Только для того, чтобы оттолкнуть все это и замкнуться в башне, которую она возвела собственными руками?

Картина не складывается.

Я вздыхаю, нажимая на дверной звонок. Я не слышу его, поэтому не уверен даже, что он работает. Но через несколько секунд слышу жужжащий шум хорошо спрятанной камеры, которая наводит фокус.

— Саша? — произношу я вслух, зная, что она наблюдает за мной. — Открой дверь.

— Я не заинтересована в свидании с тобой, агент Джекс. На самом деле, я очень занята сегодня вечером. У тебя есть пять секунд, чтобы убраться с моего крыльца, прежде чем я позвоню в полицию.

Я наклоняю голову, чтобы она не увидела мою ухмылку, а затем поднимаю глаза.

— Я и есть полиция, мисс Астон.

— Нет, — спокойно говорит она из интеркома. — Ты жулик, а не агент. Я не уверена в тебе. За последние несколько месяцев я мало о тебе думала. Но если бы я захотела понять, из какого теста ты сделан, если бы я была достаточно заинтересована, я бы выяснила. Ты здесь по чьему-то приказу, но я готова поспорить, что он незаконный. На самом деле, ты пробыл здесь слишком долго. Поэтому я уверена, что тебе нужно было вступить со мной в контакт сегодня по какой-то определенной причине. Возможно, тебя отозвали. Возможно, твой жулик-шеф решил, что с него достаточно. Или, возможно, есть другое указание, которому ты должен следовать. В любом случае, у меня складывается ощущение, что, если я просто потяну немного дольше, ты исчезнешь так же быстро, как и появился.

Господи Боже. Она чертовски хорошо читает мысли.

Я выпрямляю галстук, чтобы заработать себе время и собраться, а потом говорю:

— Хитроумное наблюдение, мисс Астон. Но ты ошибаешься. В этом случае у меня есть карт-бланш. У меня полно времени.

— Без разницы…

— Послушай, — говорю я, понижая голос. Кажется, она наклонилась к интеркому на другой стороне своей крепости, чтобы слышать меня лучше. — Мы планировали свидание. Сейчас восемь часов, и я здесь, чтобы выполнить свое обещание, данное сегодня утром.

— Не интересно, агент...

— Ты не можешь это знать это наверняка, мисс Черлин, пока не услышишь мое предложение. Поэтому, пожалуйста, открой дверь и позволь мне объяснить тебе варианты лицом к лицу.

— Этот разговор окончен. Спокойной ночи, агент.

Я кладу один пакет на кресло, которое стоит на крыльце, ставлю другой пакет на маленький столик рядом с ним, а затем вытаскиваю фотографию из нагрудного кармана и поднимаю ее. Ее камер не видно, поэтому я провожу ею полукругом перед входной дверью.

— Мы следим за Ником Тейтом, мисс Черлин. Нам не удалось взять его под стражу, и мы не знаем, где он. Но мы знаем, что он собирается связаться с тобой. Мы думаем, что он собирается убить многих людей, Саша, и нам нужна твоя сноровка, чтобы остановить это.

Тишина.

А затем слышится жужжание объектива камеры. Я все еще неподвижно держу фото. Это фото гораздо качественнее, чем те, что я показывал ей несколько месяцев назад.

— Я знаю, что вас двоих связывает прошлое. Если ты откроешь дверь и поговоришь со мной лицом к лицу прямо сейчас, я позволю тебе забрать эту фотографию.

Тишина.

И затем безошибочный звук открывающихся замков звучит по ту сторону двери. Ее лицо появляется в небольшой щели.

— У тебя десять секунд.

Я прячу фотографию обратно в нагрудный карман, и ее глаза отслеживают это движение.

Уж очень сильно она хочет эту фотографию.

Я поднимаю сумку, оставленную на стуле, и вторую, оставленную на столе, держу их в воздухе, чтобы она могла их осмотреть.

— У тебя два варианта, если ты хочешь фотографию, мисс Черлин. — Я трясу пакет с одеждой. — Надень это платье и сходи со мной на ужин. — Затем трясу бумажный пакет, покрытый жирными пятнами. — Или мы ужинаем здесь.

Она смотрит мне в глаза.

— Мой третий вариант, агент Джекс, сказать тебе «отвалить на хер».

Ах! Наконец, она идет на контакт.

— Алу гоби (прим. пер. — постное индийское блюдо из овощей), — я смотрю на нее с невозмутимым выражением лица, все еще держа вверху пакет из ресторана. — Или платье.

Она морщит нос, когда я называю блюдо, которое принес. Она ненавидит индийскую пищу. Наш шпион пригласил ее на свидание несколько месяцев назад, и это был один из самых лакомых кусочков информации, которую мы получили из их разговора.

— Это красивое платье. Когда ты в последний раз выходила на свидание? Годы тому назад? — Я улыбаюсь, проглатывая хихиканье. — Это грустно, правда. Такая женщина, как ты, застряла здесь, как старая дева.

Саша открывает дверь еще на несколько дюймов. Она в халате, волосы мокрые, и теперь, когда немного света от уличных фонарей падает на нее, я понимаю, что ее глаза красные.

— Ты плакала.

— Я не плачу, — говорит она, защищаясь. — Я устала. У меня был очень плохой день, я не голодна и не чувствую, что хочу идти на свидание. — Жду, что она закроет дверь у меня перед носом, но она снова смотрит на мой нагрудный карман.

Она действительно хочет эту фотографию.

Я ставлю пакет с едой на стол и протягиваю ей платье.

— Давай выйдем, Саша. Я обещаю не задавать ни единого вопроса по этому делу. Все, что я хочу, это возможность расслабиться.

— Со мной? — Она насмехается, далеко не убежденная. — Уверена, есть более распущенные сотрудники, с которыми ты мог провести время.

— Я не сказал, что хочу просто провести с тобой время, Саша. Я сказал, что хочу расслабиться. Думаю, что мы очень похожи.

— А я думаю, что мы полные противоположности.

— Мы могли бы посмеяться.

— Мы, скорее всего, подеремся.

— Я мог бы купить тебе выпить и вкусный ужин.

— Я сама могу купить себе выпить и вкусный ужин.

— Я бы хотел держать тебя за руку и погулять после этого. Тебе нравится смотреть на звезды?

Она колеблется. Я знаю, что нравится. На крыше дома есть небольшая обсерватория. Мне потребовались недели, чтобы понять, что находилось в том куполообразном сооружении. Я думал, там кондиционер. Типа скрытой подсобки. Но однажды ночью купол открылся, и я сделал снимки и отправил их другу, чтобы узнать, есть ли у него какие-либо идеи о том, что она может делать.

«Маленькая обсерватория, — ответил он. — Рассчитана на один телескоп».

Кто бы не построил такое на крыше своего дома, любит звезды.

— Нет, — лжет она. — Извини, можешь оставить свое фото…

Но она останавливается на середине фразы, когда я тянусь к карману и снова вытаскиваю его.

— Тогда, как насчет того, чтобы проявить доверие? — говорю я, протягивая фото ей. — Ты берешь его сейчас. Вместе с платьем, — я снова трясу пакет с одеждой. — А я вернусь и заберу тебя через тридцать минут, когда ты будешь готова.

Она смотрит на фотографию, пока я держу ее.

— У меня есть годы и годы его фотографий, Саша. — Ее глаза стреляют в мои. — Целая история. Наши люди следили за ним больше десятилетия. — Я вижу недоверие в ее глазах. Больше десятилетия означает дольше, чем тот период, который его нет, поэтому я разыгрываю последнюю карту, которую могу прямо сейчас, и выдаю ей правду. — Я знал его, Саша. Я знал его, пока мы росли. Когда-то мы были друзьями.

— Ты лжешь. — Но слова выходят шепотом. И это ее слова становятся ложью, а не мои. Она это знает.

— Не лгу, — говорю я ей. — У меня есть совместные с ним фотографии, чтобы доказать это. Но я хочу этот вечер. — Нежно беру ее за руку и кладу в нее фотографию. — Забери ее с собой. Сходи со мной сегодня вечером и забудь о нем. Пусть твой разум откроется для меня. Оставь все позади на несколько часов, и я покажу тебе, какой может быть жизнь в реальном мире. Ты прячешься, Саша. Заперлась в этой тюрьме, созданной собственными руками, и она убивает тебя. Я вижу это в твоих глазах. Ты живешь в прошлом, когда настоящее разворачивается вокруг тебя. Позволь мне забрать все на одну ночь, и я обещаю, что утром заполню для тебя все пробелы за годы неизвестности. И когда мы закончим, я снова спрошу тебя, хочешь ли ты помочь мне. Если ты скажешь «нет», я соберу вещи и уйду.

Она берет фотографию, и я даю время, которое ей нужно, чтобы рассмотреть его. Я позволяю ей печалиться о нем. Позволяю представить все ответы на ее вопросы. Позволяю ей впитать его и желать большего.

И затем она кивает.

— Ладно. Один вечер с тобой, а утром я хочу получить ответы. Но я говорю тебе прямо сейчас, Джекс. — То, как она произносит мое имя без формального «агент» тут же заставляет меня улыбнуться. — Меня это не интересует, — она кивает на фотографию. — Ты меня не интересуешь. Я просто... — Саша запинается и делает глубокий выдох, наполненный эмоциями: грустью, одиночеством и, может быть, даже сожалением. — Мне просто нужно знать больше.

— Я понимаю. — И это правда. Мне тоже нужно знать больше. Я следил за жизнью детей Организации с тех пор, как сам был ребенком. Я одержим ими. Ею, в частности. Все, что я делал в течение последних четырех месяцев, является доказательством того, как сильно я одержим.

— Но, Саша, — говорю я с резкостью в голосе, заставляя ее сфокусировать свое внимание на мне, — оставь эту фотографию дома, когда выйдешь на улицу.

Она с трудом сглатывает и кивает. Затем берет платье из моей руки, исчезает внутри и закрывает дверь с мягким щелчком.

Я хватаю пакет с едой, бреду по улице и поднимаюсь по дорожке, ведущей к квартире, где я живу последние несколько месяцев. Мадрид как раз паркуется на парковочном месте на арендованной нами машине. Я иду к ней и отдаю ей пакет с индийской едой, когда она выходит из машины.

— Контакт налажен, — говорит она, беря еду и вдыхая аромат своего любимого индийского блюда. Она подходит к своей машине, издавая тихий вздох, когда заглядывает в пакет и произносит: — Вкуснятина.

Я поднимаюсь наверх и переодеваюсь в свой черный костюм Армани в паре с накрахмаленной белой рубашкой и темно-серым галстуком в полоску. Расчесываю темно-пшеничные волосы, а затем надеваю пару запонок, которые привлекут взгляд Саши.

Прошло много времени с тех пор, как меня интересовала девушка. И хотя я знаю, что не должен проявлять интереса к Саше Черлин, не могу ничего поделать.

Я заинтересован в ней. И тот поцелуй на лестнице в ее университете был просто приманкой.

Мне нужно больше от нее. Меня убивает то, что приходится трясти информацией о Нике Тейте у нее перед ее лицом, чтобы добраться до него. Но я человек, который любой ценой получает то, что хочет.

Глава 10

Саша

Я подошла к дивану и села поближе к лампе, так и не отведя взгляда от фотографии Ника в руке. Он выглядит как мой Ник, которым он был все эти годы назад, за исключением татуировки у него на его плече. Он одет в белую футболку, которая обтягивает четко очерченные мышцы груди, что не оставляют ничего воображению. Мое сердце внезапно тяжелеет от грусти.

Я смотрю в его карие глаза. Их плохо видно: большая часть фото — это верхняя часть его тела, видно блеклый край каких-то выцветших джинсов, дающих мне намек на его талию. Но мне не нужно видеть их на фото, чтобы представить.

Но, боже мой, я хочу больше.

Мой взгляд перемещается к входной двери, за которой ждет вечер с Джексом. Сходить с ним на свидание сегодня вечером не кажется большой проблемой. Особенно, если я могу получить больше фото Ника и ответы на свои вопросы о том, что он делал. Я представляла себе всевозможные сценарии после того, как он ушел с Матиасом, наркобароном из Гондураса, который обменял жизни Джеймса, Харпер и мою на жизнь Ника.

Он предложил себя, чтобы мы могли уйти и начать новую жизнь, подальше от людей, которые вырастили нас убийцами.

Так он сказал, по крайней мере.

Я думаю, он сделал это, чтобы избавиться от меня. Я всегда это чувствовала. Он никогда не хотел, чтобы я была его обещанием. Он никогда не хотел меня. Он хотел лишь использовать меня.

Не хочется, чтобы это оказалось правдой. Я хочу снова увидеть его. Хочу, чтобы он увидел женщину, которой я стала, и с сожалением опустился на колени. Признал свою любовь. Извинился и попросил меня простить его.

До чего же глупая детская мечта.

Я кладу фотографию на краешек стола и встаю, чтобы достать платье и подняться наверх. Вешаю чехол с нарядом на крючок в ванной и расстегиваю его.

Внутри находится красное коктейльное платье с низким круглым вырезом и двумя разрезами по бокам, которые поднимутся так высоко по моим бедрам, что можно будет увидеть мое нижнее белье, если я буду идти длинными шагами.

Господи боже! Вот до чего я опустилась? Играю в разодетую девушку из фантазий агента ФБР, чтобы удовлетворить свое извращенное любопытство о человеке, который отверг меня десять лет назад?

Плюхаюсь на твердый деревянный стул перед косметическим столиком. Когда я переехала сюда, то обставила спальню наверху так, как всегда представляла себе, будучи ребенком. Кровать из темной древесины с балдахином. Полупрозрачные белые переплетения из ткани наподобие сетки, наброшенные на каждый столб из четырех, дабы создать интимную обстановку. Постельное белье из высококачественного египетского хлопка, белое хлопковое одеяло с наброшенным поверх еще одним из плюша. Больше подушек, чем требуется одному человеку, выстроились в ряд у спинки кровати. Комод с зеркалом также из темного дерева и стул в цвет. Свет на зеркало падает от разительной люстры сверху и маленьких боковых светильников с обеих сторон.

Жаль, что у меня не было ни единого случая использовать его. Я не была ни на каких-либо свиданиях с тех пор, как переехала сюда, и уснуть здесь, не ворочаясь и не крутясь всю ночь, думая о пути эвакуации, не получается.

Но та мечта, в которой я нахожу свое место в мире, в которой я обычный человек, где у меня много болтливых подруг, и мужчин, заинтересованных во мне, больше, чем дней в неделе… ага. Этого никогда не было.

Мои шкафы наполнены платьями и туфлями с такими высокими каблуками, что я упаду и сломаю лодыжку, если когда-нибудь их надену. В смежной ванной комнате имеется спа. Он полностью перестроен, как и кухня внизу. Я представляла себе обеды с десятками гостей и стимулирующие разговоры о моих интересах.

Насколько бредово я мыслила?

Смотрю на себя в зеркало. Я не уродина. Меня всегда можно было назвать милой, даже когда я была долговязым ребенком с брекетами на зубах. Мои глаза насыщенно синего цвета, а волосы все еще оттенка темной пшеницы. Мне даже не нужно красить их, чтобы сохранить такой цвет.

Но пряди, свисающие по бокам моего лица, — идеальная рамка для того, что я вижу в зеркале. Печаль.

— Боже, ты такая драматичная, Саша.

Мои все еще слегка влажные волосы начинают виться, что наверняка вскоре превратятся в волны, если я не высушу их прямо сейчас. Открываю ящик комода, достаю фен и включаю его. Теперь с приходом ночи горячий воздух ощущается хорошо, моим домом завладевает холод.

Как моя реальность настолько отдалилась от фантазии, которую я себе представляла? Может быть, ночь с красивым мужчиной пойдет мне на пользу? Даже если я не собираюсь вестись на его обаяние, он может быть забавным. То есть я понимаю, он хочет лишь использовать меня, чтобы добраться до Ника. Но что, если я тоже хочу использовать его, чтобы получить шанс добраться до Ника, тогда в чем вред, если я наслажусь временем сегодня вечером?

Я могла бы сделать хуже, чем Джекс. Я и делала хуже. Я встречалась в основном с прилежными мужчинами. Мужчинами, которые подражают моим амбициям. Мужчинами, которые любят говорить, а не действовать. Скучными мужчинами.

И я думаю, я тоже скучна. Я не накладывала макияж несколько месяцев. С тех пор, как в августе прошлого года моя куратор пригласила нового студента в свою лабораторию. И я не предпринимала никаких попыток завести новых друзей. У меня были друзья в старшей школе. Не близкие друзья. Не те, которым я когда-либо рассказывала бы историю о Саше. Они были забавными, но серьезными. Школа горнорудного дела предназначена для серьезных людей. Но я тоже серьезный человек. Правильно?

Я вздыхаю и выключаю фен. Волосы, разлетающиеся во все стороны, опадают, обрамляя мое лицо, и снова становятся ровными.

Мне нужны перемены. Мне нужно больше от этой жизни, чем то, ради чего я пытаюсь вжиться, и единственный способ получить больше — это выбраться отсюда.

Поэтому я иду с Джексом.

Может, он первый шаг?

Мне не нужно испытывать к нему симпатию, чтобы использовать его с практичной целью. По факту, он мне даже не понравится. Никогда. Он не мой тип. Потому что за значком, который кричит о чести и доверии, скрывается нарушитель правил. Я просто знаю это. Я сошла с пути, чтобы избегать таких людей, как он. Я — самая обычная девушка, и он выглядит как парень, самым откровенным образом далекий от обычного.

Не мой типаж парней.

Не после того, что произошло два года назад.

Но я не хочу думать об этом прямо сейчас. Я не могу вернуться к той ночи, когда меня поймали и держали в заложниках. Этот случай меня изменил. Быть в заключении против моей воли было тем, чего я никогда не захочу повторить. Никогда. И хотя все могло быть намного хуже, чем было, хотя меня могли изнасиловать, и единственный человек, который умер в том случае, был плохим парнем, который этого заслужил, я все еще чувствую, как Гаррет возвращается. Словно я жду его. Словно он может восстать из мертвых с единственной целью причинить боль мне и людям, которых я люблю.

У меня есть проблемы, я признаю, вынимая свой набор для макияжа из ящика, и раскладывая его на столике передо мной в рядок. У меня проблемы с доверием. Проблемы с любовью. Проблемы с реальность.

— Что ж, Саша, — произношу я вслух. — Это и есть твоя реальность. У тебя нет ни настоящего, ни будущего, потому что ты живешь в прошлом. И если ты разрушишь свою жизнь, потому что застряла в прошлом, это будет лишь твоя собственная долбаная вина за то, что ты сдалась.

Эти слова поражают меня.

Я сдалась? Вот почему профессор Браун обвинила меня в том, что я не была заинтересована в программе?

А заинтересована ли я в программе?

Как пить дать, я не хочу быть антропологом. Наверное, она видит, что мне не хватает энтузиазма в ее области обучения. И зачем ей оставлять меня, если я не заинтересована? Я ее последователь. Все ее ученики — ее последователи. Если я не буду делать себе имя в своей области, зачем ей инвестировать в меня?

Она была права, когда попросила меня подумать об уходе. И, возможно, однажды я во всем разберусь. Возможно, однажды я узнаю, что хочу и как это получить, не притворяясь кем-то, кем я не являюсь. А, возможно, я вернусь в этот университет и закончу то, что начала.

Но я так не думаю.

Я думаю, что, когда меня попросили задуматься о моем будущем, это был предупреждающий выстрел в грудь о том, что жизнь скоро изменится. Появится какой-то катализатор, который подтолкнет меня к моей истинной цели.

Или, может быть, отрицание пошлет меня в черную бездну отвращения и недовольства самой собой?

Но если это произойдет, это будет ад, созданный мною собственноручно. Потому что сегодня вечером — да прямо сейчас — у меня есть средства, чтобы начать новую жизнь. Чтобы найти ответы, которых я жажду, и получить их от человека, который оставил меня десять лет назад.

Мне нужен Ник. Может, мы и не родственные души. Может, то обещание было пустым, и он всегда знал это. Но если так, то почему он ищет меня? Зачем искать после всех этих лет?

Мне нужен Ник.

И мой путь к Нику — путь к моему будущему — лежит через Джекса.

Поэтому я смотрю на рядок косметики на моем туалетном столике и приступаю к своей трансформации. Сначала маскирующий крем. Затем пудра, тени для век, карандаш для бровей, подводка, тушь для ресниц и, наконец, помада. Я надеваю маску.

Мое отражение в зеркале — это не я.

И это норма.

Я устала быть собой.

Встаю и подхожу к одежде. Я могла бы надеть и свое платье. В моем шкафу так много хороших вещей. Но зачем? Зачем быть мною, когда я могу быть ею? Женщиной, в которую я всегда мечтала превратиться? Почему бы не позволить Джексу помочь мне измениться сегодня вечером?

Я надеваю платье, укладываю волосы расческой, а затем скольжу в туфли, которые были в сумке.

С меня хватит Саши Астон. Она скучная и грустная. Испуганная и смущенная.

А вот к Саше Черлин ничего из этого не относится. Саша Черлин была сильной, храброй и наполненной жизнью.

И я снова хочу жить.

Глава 11

Саша

Приготовившись, я спускаюсь вниз в комнату охранного наблюдения и открываю дверь с помощью клавиатуры на стене. Это комната моей безопасности, где я могу проверить камеры видеонаблюдения, размещенные в стратегических местах на собственности. В большей части комнат дома также есть камеры, только ради мер предосторожности.

Я живу по девизу бойскаутов.

Просматриваю записи со всех камер, как и каждое утро и каждый вечер, а затем проверяю компьютер, соединенный с камерами, на любые необычные моменты. Их нет — я бы получила текстовое сообщение на телефон, в котором говорилось бы о них — но в эти дни я слишком похожа на параноика. Возможно, моя система обмена сообщениями могла отключиться. И у меня есть несколько уровней оповещений о подозрениях, запрограммированных в систему тревоги. Меня не беспокоят люди, которые направляются вниз по аллее и не задерживаются, но я все равно смотрю на них, когда у меня есть время.

Сейчас смотреть не на кого. Но мы с Джексом появляемся на экране у входной двери, когда он провожал меня домой. У меня есть датчик на браслете на ноге, который я ношу всегда. Это трекер и идентификационный код, и он отправляет данные о моем местоположении на этот компьютер каждые тридцать минут и автоматически пропускает меня в мой дом и выпускает из него, когда я вхожу или выхожу.

На всякий случай.

Я не говорила Мерку об этом. И папе, если на то пошло. Им не нужно знать, что я настолько этим обеспокоена. Это только расстроило бы их. Особенно Мерка, поскольку он чувствует ответственность за то, что случилось со мной два года назад.

Чувство страха омывает меня, когда этот момент вспыхивает в моей голове, а затем мой желудок вздымается, заставляя меня чувствовать тошноту.

Всю свою жизнь я все держала под контролем. Девочка, знающая, что делать. Девочка с навыками.

Но в тот день я был похищена сумасшедшим, а быть заложником в течение двух дней стало пробуждением, которое изменило мою жизнь.

Никогда раньше я не чувствовала себя такой уязвимой. Никогда раньше не чувствовала себя такой беспомощной. Я была ребенком-убийцей. Убила нескольких человек в течение своей короткой карьеры. Взрослых мужчин и одну девочку-подростка. Я все еще слышу стрельбу, выводя из игры тех людей, когда они пришли, чтобы убить меня на ранчо моих бабушки и дедушки. Я все еще чувствую рукоять холодного ножа в ладони, когда бросаюсь, ударяя в горло девушки и заканчивая ее жизнь ужасным способом. Позволяя ей захлебнуться в собственной крови.

Я ни о чем не сожалею. Ни о едином моменте.

Но моя вспыльчивая уверенность ничего не сделала для меня в тот вечер, когда этот ублюдок Гаррет набросился на меня и взял в плен. Он угрожал мне изнасилованием. Даже начал снимать с меня одежду. Его остановил только какой-то установленный сигнал, прозвучавший на его телефоне.

Удача. Тот факт, что у него никогда не было шанса взять меня таким образом, был удачей.

Мне не нравится удача. От нее нельзя зависеть.

Мне нравятся камеры и пушки по всему дому. И обучение боевым искусствам. Я годами занималась с тренером. Задолго до того, что случилось с Гарретом. Но это было только для того, чтобы сохранить свои навыки.

Этого было недостаточно.

И никогда не будет достаточно, чтобы просто подготовиться. Мне стоит принять предстоящую конфронтацию как должное. Вот только это принятие вызывает у меня панику и паранойю, заставляет замолчать ворчащий голос в моей голове, который говорит: Это еще не конец, Саша. Отнюдь не конец.

Это когда-нибудь закончится? Оставлю ли я когда-нибудь Организацию в прошлом, начну ли жить нормальной жизнью? На экране звучит предупреждающее сообщение. Черная машина подъезжает на мою подъездную дорожку. Дверь открывается, и выходит Джекс, в длинной черной куртке, что открывает темный костюм под ней. Он проверяет свои часы, затем закрывает дверь, прежде чем шагнуть по дорожке к крыльцу, словно человек, владеющий миром.

Как бы мне хотелось иметь такую уверенность.

В дверь звонят, поэтому я выхожу из комнаты охранного наблюдения и закрываю за собой дверь. Глубоко вздыхаю, пока иду в переднюю часть дома, а затем останавливаюсь на мгновение, прежде чем открыть дверь.

— Мисс Черлин, — произносит он своим глубоким хриплым рыком. — Выглядите прекрасно, — он улыбается мне, и, боже, какая это улыбка. Ямочка, немного напоминающая о Форде. Уверенность, напоминающая о Джеймсе. И впечатление опасности, напоминающее мне о Мерке. — От вас захватывает дыхание.

Боже, каков игрок.

— Пожалуйста, называй меня мисс Астон, если хотите официальностей. Я оставила Сашу Черлин десять лет назад.

— Мне можно войти? — спрашивает он, игнорируя мою просьбу, потянувшись к защитной двери. Она автоматически блокируется через механизм на лодыжке, когда я вхожу в дом, поэтому она не двинется далеко. И его безрезультатный рывок двери заставляет меня улыбнуться по какой-то причине. Но он оправляется от этого маленького сюрприза и стреляет в меня обезоруживающей улыбкой, от которой становится тревожно.

— Или ты передумалиа?

Джекс отступает. Делает всего лишь небольшой шаг, но мое сердце трепещет, когда я думаю, что он может забрать свое приглашение.

— Нет, — спокойно отвечаю я. Его глаза становятся ярче, словно он обеспокоен тем, что свидание у нас сегодня не состоится. Но я одета. И открыла дверь. Значит, он должен знать, что я иду. — Я не передумала. Принимаю немного мер предосторожности, вот и все.

Он кивает, и это не тот кивок, что насмехается над тем, что я осторожна. В нем понимание.

— Тебе не нужно беспокоиться об этом, пока я с тобой, мисс Астон. Со мной ты в безопасности.

То, как он использует мое новое имя, заставляет меня покраснеть по какой-то причине. Он не признал мою просьбу, но уважил ее. И это капельку облегчает мой дискомфорт в отношении того, что я делаю. Плюс, своим заявлением он фактически предложил себя в качестве моего телохранителя.

Я никогда не хотела и не нуждалась в охране. У меня были только партнеры. Джеймс, Харпер и Мерк. Думаю, Форд де-факто стал моим защитником, когда удочерил меня. Но он не защищает физически. Его линия защиты больше в области высококвалифицированных атакующих собак, систем безопасности военного класса и навыков взлома.

Предложение Джекса кажется более угрожающим. Не так, как у Мерка, который может заставить взрослых мужчин броситься бегом прочь одним только взглядом. Или Джеймса, которого вы никогда не видели, потому что он не угрожает, а просто воплощает угрозы в жизнь.

Нет, оно звучит словно от человека с властью.

— Спасибо, — отвечаю я, открывая внешнюю дверь, намереваясь выйти на крыльцо. Но Джекс крепко держит защитную дверь и делает шаг вперед, словно хочет войти внутрь.

— Нужно надеть пальто. Надвигается холод.

Я паникую на мгновение, задаваясь вопросом, хочу ли я пускать его в свой дом. Но он отнимает у меня выбор, когда его внушительное тело блокирует дверной проем, и мне приходится отступить, чтобы не мешать его движению.

— У тебя оно есть? Или мне найти его для тебя?

— Пальто? — Я смеюсь от того, с какой легкостью он запугал меня, чтобы я впустила его в дом, и отворачиваясь, направляюсь к шкафу. — Конечно, у меня есть пальто. — Открываю дверь и снимаю с вешалки одно, что подойдет для официального платья. Не думаю, что когда-либо носила его, поэтому проверяю бирку на рукаве, а затем облегченно вздыхаю от того, что мне не придется отрезать ее перед ним и дать ему понять, что у меня никогда не было случая надеть что-то настолько необычное.

Джекс забирает его из моих рук, оказываясь позади меня, его тело так близко к моему. Так близко, что я чувствую его теплое дыхание, когда он наклоняется и шепчет:

— Позволь мне помочь тебе с этим.

Я сглатываю и скольжу руками в сатиновую оболочку длинного черного шерстяного пальто с мехом чернобурки на воротнике и манжетах, прежде чем повернуться к нему лицом.

— Нервничаешь? — спрашивает он.

— Нет, — лгу я. Это вызывает у него улыбку, и я не могу не задаться вопросом, какая у него была подготовка. Мерк читал меня проницательно. Он обучен смотреть на язык тела и выражения лица. Он многое может сказать по цвету моего лица или тому, как я держу плечи. И Джекс обучался в ФБР. Он мог обладать этими навыками, поскольку Мерк получил их, когда служил в армии.

— Мне нравится, — говорит Джекс, разглядывая мое платье и пальто. Он поднимает кончики пальцев на уровень моей щеки и погружает их в мягкий толстый мех. — Он настоящий, — говорит он, мгновение глядя на мех, прежде чем перевести горящий взгляд на мои глаза. — Я немного удивлен, что такая образованная девушка носит настоящий мех.

Я поморщила нос от его оскорбления.

— Если ты думаешь, что я какой-то добрый революционер в колледже, у которого есть время на такие глупости, как запретные протесты о ношении меха, тогда ты совсем меня не знаешь. Я ем мясо, ношу кожу и убила минимум дюжину черно-бурых лисиц, которые угрожали цыплятам на ранчо моих бабушки и дедушки. Я сняла шкуру с каждой из них и превратила их в полезные предметы. Грехом скорее окажется их расточительство, позволение им сгнить, а не ношение их на пальто.

— Мне нравится, мисс Астон, — соблазнительно отвечает он, когда наклоняется к моему уху. — Я пошутил.

— О, — отвечаю я, когда мое лицо воспламеняется. Это дает ему еще одну причину улыбнуться мне. И теперь я знаю. Он внимательно следит за моими реакциями и пытается заставить меня реагировать, пока это делает. — Ну, я знаю дизайнера, который сделал это пальто. Она родилась на Аляске и использовала только попавших в ловушку лисиц, которые помогают ей поддерживать ее образ жизни.

Он улыбается еще шире, а затем его смешок пропадает.

— Я ничего не ожидал от тебя, Саша. Так что спасибо, что объяснила.

То, как он произносит мое имя — или мне стоит сказать, как он заставляет меня чувствовать себя, когда произносит мое имя — снова застает меня врасплох. На этот раз пылает не мое лицо, а все тело. Мне нужно положить конец его бесстыдному флирту, поэтому я кладу руку на его грудь и отталкиваю назад. Он понимает намек и отступает.

— Послушай, мне нужно кое-то прояснить, прежде чем мы отправимся сегодня вечером. Этот поцелуй на лестнице… это было неуместно.

— Неуместно? — спрашивает он, глаза сверкают озорством. Он поднимает руки и снова шевелит пальцами. — Все десять пальцев на месте, мисс Астон. Поэтому я думаю, тебе он понравился больше, чем ты хотела бы признать.

Джекс делает два шага вперед, заставляя меня сделать столько же назад. Я сделала бы еще несколько, потому что он слишком близко ко мне, но натыкаюсь на дверь закрытого шкафа.

Сердце начинает быстро биться, когда он смотрит на меня сверху вниз. Мчаться, на самом деле. Он прижимает руку к моей щеке, когда снова наклоняется к моему уху.

— Саша, — говорит он, все еще этим грубым шепотом. — Люди в моем отделе называют тебя смертельным оружием. Поэтому, если бы ты возненавидела тот поцелуй, ты бы хорошо справились с этой угрозой. Если бы ты действительно возненавидела поцелуй, ты бы бросила меня прямо в коридоре и ушла, пока я лежал бы, корчась на полу. Так что давай просто остановимся на отговорках, мисс Астон. И хорошо проведем сегодня время вместе.

Его ладонь скользит вверх и прижимается к моей шее. Я хватаю воздух ртом, пытаясь успокоить свое бьющееся сердце. Но уже слишком поздно. Он держит ладонь на моей пульсирующей артерии, оценивая мою реакцию. Но так же быстро, как появилась, она исчезает. Я вот-вот собираюсь сделать вдох, когда он снова проводит ладонью по моей щеке.

— Что ты делаешь? — шепчу я, паника начинает подниматься. Я боюсь, что мое тело начнет трястись от всех этих прикосновений.

— Испытываю удачу, Саша.

— Не надо, — отвечаю я, паника, наконец, пробивается наружу. Я кладу обе руки на его грудь и отталкиваю его. Он немного покачивается от моего требования, но отстраняется от меня лишь верхней частью. Его ноги прочно укоренились на том же месте прямо передо мной.

— Тебе не нравится близость? — спрашивает он. Его ладонь все еще на моей щеке. Мой толчок не повлиял на него. И теперь он скользит по моей щеке, пока его большой палец слегка не вжимается в мой подбородок. Я так потрясена, настолько загипнотизирована его взглядом и его дальнейшими действиями, что замираю на месте, когда его большой палец осторожно ласкает мою нижнюю губу. — Я понял, — говорит он, голос пропитан желанием, но в то же время контролем. — Я вывожу тебя из твоей зоны комфорта. Но ты заперла себя здесь в этом доме на весь семестр, Саша. И я уже сказал тебе. Ты в безопасности со мной.

Я втягиваю немного воздуха, когда его путешествуют по моему лицу, пытаясь понять меня.

— Мне не нужно, чтобы ты меня спасал.

— Ах, — выдыхает он. — Я никогда не говорил, что спасу тебя, Саша. Ты увязла довольно глубоко, поэтому я даже не уверен, что смогу это сделать. Это... — он прекращает говорить, но его большой палец все еще чертит под моей губой широкую нежную дугу, — сейчас я работаю над довольно сложной схемой.

— Со мной? — спрашиваю я, чувствуя легкую панику, когда мое сердце начинает биться быстрее.

— Ну, кое-что из этого связано с тобой. Очевидно. Но произойдет гораздо больше, чем ты осознаёшь.

— Почему ты не можешь оставить меня в покое? Я понимаю, что ты думаешь, у меня есть, что может тебе помочь. Я признаю, что когда-то у меня было множество ответов, но большинство из того, что я знаю, устарело. Большинство людей, с которыми у меня были связи, мертвы. И клянусь Богом, я не видела и не слышала ничего от Ника. Я не ввязывалась ни во что уже очень долгое время.

— Мне не нужно ничего из этого, Саша.

И затем губы Джекса опускаются на мои. В этот раз он удерживает мой подбородок, и его хватка на нем усиливается, словно он предупреждает меня не отрываться. Проводит языком между моими губами, и я приоткрываю их. Нижнюю часть живота начинает тянуть, и я не уверена — от ужаса капитуляции или только от того факта, что у меня не было секса очень долгое время. Потому что в моем сознании сейчас нет сомнений — если он толкнет, я сдамся.

Одна его рука на шлейке моего платья — и я готова молить его о большем.

Но Джейс отступает, прерывая поцелуй.

— У тебя есть единственное, что мне нужно, Саша. Сердце Ника.

Глава 12

Джекс

Саша крепко прижалась руками к моей груди, с силой отталкивая меня, чтобы я сделал шаг назад. Мгновение спустя по моей щеке разливается жар от пощечины.

— Убирайся, — рычит она. — Я не буду участвовать в заговоре, по итогу которого вам нужно захватить Ника. И не позволю использовать себя как вещь. — Ее голубые глаза горят ярким гневом. Но под ним есть что-то еще. Что-то, чего я не могу понять. — Я сказала…

— Я услышал вас, мисс Астон, — снова перебил ее я.

— И не думай, что я попадусь на твои фальшивые манеры. Убирайся на хер из моего дома, или я сама тебя выдворю, — она смотрит на меня, понуждая бросить вызов ее угрозе.

Я не в силах остановить хихиканье, которое зарождается во мне. Я имею в виду, это плохо, учитывая ход ее мыслей в данный момент. Но, Господи боже, это было горячо, мило, и, хотя я знаю, что это выведет ее из себя, я хочу принять этот вызов.

Мое лицо жалит от еще одной пощечины, за которой следует взмах ноги, что отправляет меня на пол. И любой другой крутой парень, может, смутился бы ее успехом, но мое хихиканье превратилось в полноценный хохот. Вместо того, чтобы встать, я остаюсь на полу, откидывая голову назад, чтобы насладиться моментом.

— Почему ты смеешься? — рычит она, возвышаясь надо мной и глядя со строгим лицом. Ее ноги широко расставлены, что позволяет мне окинуть их хорошим затяжным взглядом. Она замечает его и отступает. — Какого черта?

— О, боже, — я снова смеюсь. — Прости, — говорю я, все еще посмеиваясь. — В самом деле, я прошу прощения. Ты такая чертовски симпатичная в роли жесткой девушки. И платье, оно очень открытое…

— Я знаю, мудак. По этой причине ты его и выбрал.

Я снова смеюсь, и она прижимает свои сжатые кулаки к бедрам, словно удерживает свое положение власти.

— Я не представлял себя на полу и то, что ты позволишь мне подглядывать, нет. Но я не жалуюсь. Мне можно уже встать? Или будешь лупить меня, пока лежу?

Она поворачивается на каблуках и снова идет в дом. Это приглашение, от которого я не могу отказаться. Мне хотелось заглянуть сюда месяцами.

Но как только я встаю на ноги, она разворачивается и направляется обратно. Я поднимаю руку, чтобы защититься от возможной пощечины, но она скользит мимо и открывает входную дверь.

— Убирайся. Я не иду никуда.

Я хватаю ее за запястье и с грохотом захлопываю дверь. Ее пульс ощущается под кончиками пальцев, и она отдергивает руку назад, готовая вновь воздвигнуть стены.

Я тяну ее к себе, заставляя врезаться в мою грудь, а затем разворачиваю нас и прижимаю ее к двери шкафчика, пришпиливая оба ее запястья к стене по сторонам от ее бедер.

— Каждый раз, когда я делаю вдох, Саша Астон, ты меня удивляешь.

— Отпусти, — требует она, извиваясь под моей хваткой.

— Я ожидал от тебя много чего, но страх действительно не входил в общий список.

— Я тебя не боюсь.

— Я знаю, — отвечаю я ей, наклоняясь лицом к ее длинным волосам и утопая в ее запахе. Духов нет. Только чистый свежий запах недавнего душа. — Ты меня не боишься, — говорю я ей на ухо. Мое дыхание заставляет ее дрожать, и я нахожусь на грани возбуждения. — Ты боишься жизни. А я просто не ожидал этого.

— Я ничего не боюсь. Я могу убить тебя прямо сейчас, если захочу. Могу покончить с твоей жизнью. И если ты подтолкнешь меня, я колебаться не буду.

— Ммм, — говорю я, откидывая голову назад, чтобы снова взглянуть ей в глаза. — Кажется, за сегодняшний день мы не впервые оказываемся в таком положении. — Она смотрит на меня. Я действительно не ожидал страха. Но вот он. Она в ужасе. — Я три раза прижал тебя к стене. Вот как тебе нравится? По принуждению?

— Отпусти.

— Я не стану принуждать тебя, так что если хочешь, чтобы эти отношения начались именно так, тебе не повезло.

— Какого черта…

— Я просто очень удивлен, что ты так боишься близости. Думал, что ты одна из тех заучек-ботаников. Аспирантура и подобное дерьмо, значит? Но ты с трудом продержалась семестр. Даже я это вижу. И я знаю, что сегодня у тебя был большой тест, и ты вышла из своего офиса с коробкой, охваченная грустью и подавленная. Поэтому я предполагаю, что все прошло плохо. Но Саша, твое место не здесь.

— Здесь. Я приехала сюда, чтобы воплотить свою мечту в реальность, и все еще могу это сделать.

— Можешь, конечно. Но не станешь, потому что твое место рядом со мной. В своей душе ты это знаешь. Ты хочешь того, что я предлагаю. — Она открывает рот, чтобы сказать, но я отпускаю одно запястье и кладу два пальца на ее губы. — Не говори сейчас. Просто послушай. — Ее глаза бегают от беспокойства. Ее второе запястье все еще в моей хватке, что позволяет мне продолжать следить за ее пульсом. Он мчится под моим мягким прикосновением. — Ты не найдешь свое место среди этих людей. Ты не вписываешься среди них. Мы с тобой очень похожи. Нам нравятся приключения, справедливость и вызов. Поэтому я бросаю тебе вызов, мисс Астон. Узнай меня сегодня вечером и подумай о том, что я могу тебе предложить.

— Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понять, что мы не одинаковые. Это не то, чего я хочу. И я приняла предложение только, чтобы узнать больше о Нике Тейте. И дело не в том, что у меня есть какая-то девичья фантазия выйти за него замуж. Это потому, что мы были близки, а потом он исчез. Любой, кто потерял хорошего друга, хотел бы знать, что с ними случилось.

Я прижимаюсь ближе к ее телу, грудью соприкасаясь с ее. Она набирает воздух и задерживает его, когда я скольжу своей свободной рукой по ее затылку, как раньше. Она почти распалась от этого прикосновения ранее, и в этот раз оно возымело такой же эффект.

— Ты можешь думать, что ты в достаточной безопасности по своему усмотрению, и я могу согласиться. Но позволь себе роскошь моей защиты всего на одну ночь. Опусти стены, Саша. Позволь мне взять тебя под свою броню и просто испытай, что значит просто существовать без стресса и беспокойства о том, кем ты была. Позволь себе быть той, кто ты есть. И затем, в конце ночи, я задам тебе один вопрос, прежде чем изменю твою жизнь навсегда или уйду.

Воздух, который она задерживала, наконец-то поспешно покинул ее легкие.

— Какой вопрос?

— Кем ты хочешь быть?

Она смотрит на меня, как ребенок, с изумлением. Словно мысль о том, что она могла бы принять решение, а не его примут за нее, является чем-то новым, и почти слишком хороша, чтобы быть правдой.

— Я уже знаю ответ на этот вопрос.

Ее предложение начинается уверенно, но заканчивается слабо. Она знает, что находится на распутье.

— Хорошо, — отвечаю я. — Тогда ты найдешь что сказать, когда придет время.

— Не целуй меня больше.

— Договорились.

— И в следующий раз, когда ты схватишь мои запястья, я сломаю намного больше, чем твои пальцы.

— Понял, — говорю я, улыбаясь. — Что-нибудь еще?

— Я тебя не боюсь.

— Я знаю. — Моя капитуляция, и удивляет ее, и вызывает подозрения. Ей очень хорошо удается меня прочесть. — Тебе нечего бояться. Но, Саша, в этом мире еще так много-много всего, чего стоит бояться. Поэтому, — я отпускаю ее и даю ей все необходимое пространство, когда открываю входную дверь и приглашаю ее, — ты под моей защитой, пока не скажешь, что тебе это больше не нужно.

— Мне это больше не нужно, агент Джекс. И мне нужно установить сигнализацию изнутри, поэтому мне жаль прерывать момент твоего рыцарства, но тебе нужно выйти, чтобы я могла это сделать.

Я улыбаюсь, пока выхожу, а затем дожидаюсь ее на крыльце, когда из-за двери раздаются звуки клавиатуры сигнализации.

Длинная черная машина подъезжает к бордюру как раз, когда появляется вновь собранная Саша. Голова высоко поднята, сомнения исчезли, а спина прямая.

— Наш транспорт здесь, — говорю я, предлагая ей руку.

Она принимает этот жест, как леди, слегка обвивая кончиками пальцев сгиб моего локтя.

— Твоя машина находится на подъездной дорожке, агент Джекс.

— Нет, Саша, — отвечаю я, когда мы спускаемся по лестнице ее крыльца. — Тот автомобиль принадлежит правительству. Однако, я — нет. И эта ночь, как я и обещал, не для них. Она для нас.

Я ожидаю каких-либо вопросов, но она воздерживается и идет рядом. Секреты являются частью ее, точно так же, как они являются частью меня. Я разыграл карту, а она свою придержала.

Игра началась.

Глава 13

Саша

Что, черт возьми, это значит? Мне хочется расспросить его, но я не собираюсь совать свой нос и потеряться в его секретах. Я покончила с секретами. Их было так много, когда я была ребенком, и было так трудно отпустить их, что я отказываюсь возвращаться к тому времени, когда с моих уст слетала только ложь. Я хочу быть веселой, сумасшедшей Сашей Черлин. Но я была Сашей Астон слишком долго, чтобы просто окунуться в секреты. Меня от них тошнит. От них у меня быстрее бьется сердце, и кружится голова.

Джекс может оставить свои секреты себе. И почему меня волнует то, что он на должности в правительстве США? Не то чтобы у меня были какие-то планы присоединиться к нему в каком бы там ни было маленьком крестовом походе, в который он собирается. Я намереваюсь встретиться с ним сегодня вечером, чтобы завтра получить ответы. Вот и все. И я отказываюсь чувствовать себя грязной за то, что хочу получить ответы. Я имею право знать некоторые вещи. Ник был моим обещанием. Мы должны были пожениться и остаться партнерами на всю жизнь. И да, это было грязно. Все, что скрывалось за этим, было покрыто грязью Организации. Но мне нечего стыдиться. Я была слишком молода, чтобы понять последствия того, что он хотел, и того, что он отказался мне дать. Но это не значит, что у меня не было к нему чувств. Это не значит, что я не заслуживаю того, чтобы узнать, что с ним случилось после того, как он оставил меня той ночью.

Поэтому на хрен Джекса. Он может оставить свои тайны при себе.

— Позволь мне помочь, — произносит он, когда мы подходим к черному лимузину. Я жду, пока он открывает дверь и указывает сесть внутрь.

Сажусь, подвигаюсь, позволяя ему сесть рядом со мной. К тому времени, когда водитель остается снаружи, чтобы закрыть дверь, нас на мгновение окружает молчание, когда тот обходит машину и садится на переднее сиденье. Стеклянная перегородка в салоне опущена, и я жду, пока Джекс поднимет ее, чтобы обеспечить нам приватность, но он этого не делает.

Вместо этого он слегка поворачивается всем телом, немного задевая мою ногу коленом, и говорит:

— Это Адам, Саша. Он входит в команду безопасности.

Я поворачиваю голову, поэтому он не видит, как я закатываю глаза.

— Приятно познакомиться, Адам, — отвечаю я, манеры берут верх. И затем, когда Адам отъезжает от обочины, обращаюсь к Джексу с первым вопросом: — Куда мы едем?

Он улыбается. Нет, не совсем улыбается. Это ухмылка, которая заставляет меня поверить, что он думает, что сможет втянуть меня во что-то.

— Черт, Джекс. Может, хватит увиливать? Ты меня не интересуешь. Я не считаю тебя симпатичным или смешным, и ты меня раздражаешь со всей этой секретностью.

— Ты не считаешь меня симпатичным? — спрашивает он, снова улыбаясь этой улыбкой. — В самом деле?

— Не мой тип, извини, — отвечаю я с каменным лицом. Молчание повисает в воздухе между нами. Я немного ерзаю на своем месте. Он симпатичный, но я не стану начинать эту игру.

— Осторожность, мисс Черлин, это то, что я никогда не упускаю из виду. Сегодня нам нужна осторожность. Я не хочу, чтобы тебя услышали или увидели, пока мы не заключили сделку.

— Никакие сделки не рассматриваются. Да, мы договорились. Я иду на ужин с тобой, а ты даешь мне ответы о... — Я прерываюсь и смотрю на Адама, неуверенная, стоит ли мне упоминать имя Ника.

— О, у него есть разрешение. Он знает все о Нике Тейте. Возможно, больше, чем я.

Передо мной болтается еще один червяк, но я отказываюсь заглатывать его в качестве приманки. И так как я не могу сказать ничего, что даст мне власть сейчас, я слегка отворачиваюсь от Джекса и смотрю в окно.

— Но я понимаю, что ты пытаешься сказать. Ты здесь только потому, что у меня есть что-то, что тебе нужно, и это нормально. Завтра я дам тебе все, что, по твоему мнению, хочешь узнать о Нике. И, может быть, ты сможешь уйти. А, возможно, и нет. Возможно, мы заключим новую сделку, и, если это произойдет, я с радостью приведу тебя в семью ФБР со мной. Все эти… меры предосторожности смогут закончиться. Но до тех пор...

— Я — секрет, верно? — Это меня злит. Так злит, что мое лицо начинает гореть, и я еще немного отворачиваюсь всем телом, поэтому он не может увидеть, как я реагирую на его слова.

Джекс наклоняется ближе ко мне, сокращая крохотное расстояние, которое я пыталась создать между нами.

— Не для меня.

Я не отвечаю, просто сижу молча, пока мы едем в сторону города.

— То, что я делаю снаружи, Саша, не одно и то же с тем, что я делаю внутри. Но давай пока это отбросим и попытаемся хорошо провести время. Кстати, я так и не узнал, чем ты занималась до того дня.

— Какого дня? — Я говорю это тоном, который, я сама не понимала, что назревал.

«Контроль, Саша, — говорю я себе. — Сегодня никаких эмоций».

— Когда ты вернулась из Перу раньше срока.

— Я не вернулась раньше срока, — отвечаю я еще более резко. — Стажировка закончилась за несколько дней до моего отъезда. Я опоздала.

— Ммм. Ладно. Независимо от этого, ты что-то планировала. И ты знала, что я следил за тобой, поэтому ты свернула все, что было, и отошла от плана. Признаю, я был удивлен, что у тебя так много самообладания. Сначала подумал, что ошибаюсь в своих подозрениях. Но потом понял, что ты очень дисциплинирована. Так что твой отход означал обратное. Это было очень важно, не так ли?

— Я понятия не имею, о чем ты сейчас говоришь, Джекс. И, кстати, у тебя есть фамилия? Я бы хотела проверить твои полномочия в ФБР после того, как завтра получу то, что хочу.

— Барлоу. Джексон Барлоу. Но все называют меня просто Джекс. Вернемся к моему вопросу. У меня есть подозрение о том, что это может быть. Тот секрет, который ты хранишь. Вот почему я пригласил тебя сегодня вечером.

— Нет никаких секретов. Ты всего лишь встревоженный агент, которому хочется поиграть со мной шпионов. — Его глубокий смех звучит с мягким потоком воздуха, который касается моей шеи. Я поворачиваюсь и смотрю через плечо, видя, как близко он находится и как нарушил мое личное пространство.

— Ты не возражаешь? Я не... эй, где мы находимся?

— В аэропорту, мисс Астон. Уверен, ты запомнила его, когда я привез тебя домой.

— Лучше бы в этом дерьмовом маленьком аэропорту был пятизвездочный ресторан, и нам лучше обедать там сегодня вечером. Потому что, если ты думаешь, что я сяду с тобой в самолет...

— Мы обедаем в куда лучшем месте, чем пятизвездочный ресторан. Ты не очень подходишь под описание девушки, чье самое ценное умение — приспосабливаться.

— Я не сяду с тобой в самолет, — скрещиваю руки, давая понять, что это окончательное решение. Но Джекс обнимает мои плечи и потирает шерсть чернобурки на воротнике моего пальто между пальцами.

— Какого черта ты делаешь?

— Извини, — улыбается он. — Мех просто... изысканный. Но, как я уже говорил, мы садимся в этот самолет. Адам — ​​первоклассный пилот, поэтому тебе не нужно беспокоиться о том, что мы разобьемся.

— Нет, — говорю я, потянувшись за спину, чтобы схватить его руку и отбросить обратно ему на колени.

— И знаешь, откуда я знаю, что ты сядешь в этот самолет, мисс Астон?

— Ты не знаешь, Джекс. Потому что я этого не сделаю.

— Потому что тот, с кем вы так отчаянно хотите встретиться, ожидает нас в конце поездки.

— Кто? — Я жалею о вопросе, как только задаю его, потому что представляю Форда или Эша, или мою младшую сестренку и брата на другом конце. За долю секунды молчания, на протяжении которой мне приходится ожидать его ответа, я представляю всех, кого люблю, связанными и на грани смерти от пыток. Мое тело дрожит.

— Твоя тетя.

Облегчение покидает мое тело с длинным выдохом.

— У меня никогда не было тети, Джекс. Поэтому, попробуй еще раз.

— Я знаю, что ты так думаешь, Саша. Но у твоей матери была сестра. Сводная сестра. И мы с тобой оба знаем, что это значит. Она была ребенком Организации. Напрямую принадлежала им. Но ее отец спрятал ее от них. Это был твой дед. Разве ты не хочешь больше узнать о женщине, которая отказалась от своей жизни, чтобы спасти тебя? Твоя тетя — единственное звено, которое связывает тебя с твоей матерью, Саша. И она очень хотела встретиться с тобой. Я сказал, что приведу тебя при первой же возможности. Я обещал ей, что ты выслушаешь ее рассказ, прежде чем я расскажу ФБР о твоем решении помочь нам.

Почему все всегда возвращается к этому? К матерям и дочерям. Так Организация сохраняет свои ряды. Каждой матери, рожающей девочку, даются одинаковые варианты. Пожертвовать ребенка Организации и позволить им превратить ее в рабыню. Или отдать свою жизнь за нее, и она будет обещана человеку Организации, когда ей исполнится восемнадцать.

Очень эффективная политика. Порабощенные женщины на многие поколения.

Автомобиль подъезжает в ожидающему самолету размером с тот, на котором мы прилетели прошлым летом, но он весь черный с золотыми вкраплениями. Я прищуриваюсь, размышляя, видела ли я когда-нибудь такой черный цвет.

— Я даю тебе гораздо больше, чем ты просила, Саша. Две тайны из твоего прошлого раскрылись по цене одной. Ты не можешь сказать «нет». Я достаточно тебя понимаю, чтобы знать, что это факт. Сегодня ты пустая из-за трех событий, которые невообразимо изменили твою жизнь. Смерть твоей матери при твоем рождении, когда она отдала свою жизнь, чтобы дать шанс тебе. Смерть твоего отца, когда тебе было двенадцать, и когда он отдал свою жизнь, пытаясь освободить тебя. И обещание, которое нарушил Ник, когда тебе было тринадцать. Я знаю, что ты получила свои ответы об отце несколько лет назад. Но последние две части загадки под названием «Саша Черлин» на расстоянии вытянутой руки. Прямо сейчас. Ты можешь отложить все вопросы и получить ответы. Но ты должна мне поверить.

Я проглатываю чувства, которые наводняют мое тело. Еще один живой родственник? Неужели это возможно? Жалящие слезы раскачивают мой мир. Переполняющая боль от горя и потерь наводняет мое сердце.

— Послушай, — говорит Джекс, снова положив руку мне на плечо. — Я сказал, что ты в безопасности со мной. Я имел это в виду.

Смотрю на него искоса, пытаясь скрыть внезапную угрозу слез.

— Я здесь не для того, чтобы взорвать твой мир, Саша. Я здесь, чтобы собрать его. Я могу сделать это для тебя. Клянусь. Клянусь жизнью моего младшего брата. Клянусь мужской честью. Моим положением в этом гребаном правительстве, как агента. И долгом, в котором я перед твоей тетей.

— Каким долгом? — Слова слетают с дрожью, и я снова чувствую себя ребенком. Не тринадцатилетней убийцей, а двенадцатилетней девочкой с косичками, которая любила читать и охотилась на динозавров, которая мечтала о жизни, наполненной любовью семьи, в которой ей было отказано с первого момента ее жизни.

— Однажды она помогла мне. Помогла вернуться в строй. Я тоже был сломлен, — Джекс машет Адаму, когда тот открывает мою дверь и отходит в сторону, прося меня выйти из машины. — Она помогла Адаму. И многим, многим другим. Она скала, Саша. Как и ты. Только она уверена в своем месте в мире. Она хочет передать тебе этот подарок. И сделает это добровольно. Мое предложение и ее не связаны. Ты можешь пойти со мной сегодня вечером и сказать мне «нет» завтра. Но, Саша, не отказывай ей из-за меня. Она слишком важна для тебя.

Я выхожу из машины не потому, что хочу принять его предложение и попасть в этот самолет, а потому, что если я не буду двигаться достаточно быстро, слезы потекут по щекам. А если я начну плакать перед ним, я никогда не остановлюсь. Я могла бы потянуться к нему рукой и прижаться щекой к его груди. А если это произойдет, я сломаюсь. Меня не станет. Потому что, если я расскажу кому-нибудь свою историю, если выпущу все ужасы, которые скрываются внутри меня... я никогда не перестану плакать. Это может стать потоком слез, который никогда не закончится. Я проведу всю оставшуюся жизнь, утопая в бассейне жалости к себе.

Я не могу впустить его. Даже на мгновение. Потому что один момент приведет к следующему. Они нагромоздятся друг на друга, как камни башни. И эта башня возвысится в вечность, если я не буду осторожна. Я создам постоянно растущую башню вечной печали, если выпущу хотя бы одну каплю того, что меня преследует.

Поэтому я иду к самолету молча. Мое дыхание прерывается. Один вдох с каждым шагом вперед, мой разум закручивается от страха, ненависти и тоски. Один выдох с каждой эмоцией, когда я оставляю их всех позади.

И к тому моменту, когда Джекс сопровождает меня наверх по трапу черного самолета, положив руку на талию, я снова беру все под контроль.

Слезы отступают. Страх превращается в мужество. Ненависть превращается в гнев. А тоска… ну, остается тоской. Мне нужна тоска. Мне нужна пустота в моем сердце, чтобы напоминать мне о том, что может стать возможным.

Жизнь.

Не полумертвая девочка, которая живет в прошлом.

А жизнь. Настоящая жизнь, наполненная обещанием будущего. Все, что мне нужно, это Ник Тейт, чтобы заполнить пустоту, которую он оставил, и я снова смогу стать цельной.

Глава 14

Саша

Угольно-черный внешний дизайн самолета резко контрастирует с теплым интерьером. Полы песочного цвета блестят, и отражение моих туфель заставляет меня чувствовать, будто я стою в прозрачном бассейне с водой. Я шагнула в кабину и осмотрела все.

Вход ведет в зону отдыха с двумя парами мягких кожаных кресел с каждой стороны небольшого стола для совещаний. Но справа от меня, вниз по узкому коридору есть еще одна комната, отделенная маленькой дверцей. Все стены теплого цвета охры, а отделка — полированная желто-тонированная древесина. Тянусь к ней кончиками пальцев, когда делаю еще один шаг вперед. Такая гладкая.

Джекс слегка подталкивает меня в спину, поворачивая направо, к разделенной части кабины.

— Мы пропустим зал заседаний и выпьем в зоне отдыха, Эсси, — говорит он ближайшему бортпроводнику. Она одета, как официантка, в черные шерстяные брюки, накрахмаленную белую рубашку и черный фартук, который держится на ее талии.

— Конечно, сэр, — отвечает она, забирая у меня пальто и набрасывая его на свою руку. Джекс снимает пальто и кладет его поверх моего.

— Знаешь, чего хочешь? Или нужна винная карта?

Я игнорирую его предложение и начинаю идти, желая посмотреть, что меня ждет. Чувство такое, будто я вхожу в новый мир. Я часто бывала на частных самолетах и всегда бронирую билеты первого класса, когда нужно их покупать на коммерческие рейсы. Но у Форда никогда не было доступа к самолету вроде этого.

Это роскошь, чистая и простая.

— Вот, Саша, — произносит Джекс с нежным кивком, который говорит мне идти быстрее. — Мы ужинаем в хвосте самолета.

Вторая комната гораздо более неформальная, но все же элегантная. Диван цвета сливочного масла тянется вдоль одной стороны фюзеляжа, изгибающийся в дальнем конце кабины достаточно, чтобы сформировать полукруглую столовую. Небольшой стол с необходимым количеством места для двух человек, чтобы удобно поесть; фарфор и серебро поблескивает под приглушенным светом.

Я сажусь на длинный диван, а Джекс садится на его округлую часть. Кожа настолько гладкая, что мне хочется ее потрогать.

— Весьма приятно, да? — говорит Джекс, наблюдая, как я оцениваю декор. На стене висит картина. Никогда раньше не видела картин на стене частного самолета.

— Вау. Я чувствую, что это мир скрытых богатых людей, а меня только что пригласили в клуб.

— Как секрет, да?

Я смотрю на Джекса, и он подмигивает мне. Меня это тревожит, хотя он и делает это с улыбкой.

— Что-то вроде того, — отвечаю я, глядя на свои руки.

Что, черт возьми, я делаю? Вовлекаешься в нечто лучшее, чем одиночество, — вот какой ответ звучит в моей голове.

— Разве у твоего отца нет частного самолета?

— Мы им не владеем, — едва вслух произношу я, — если это то, о чем ты. Мы используем их. В студии, в которой он работает, есть, и они отвозят нас в нужные места, но к нам не обращаются, как к кинозвездам.

— Удивлен, — говорит Джекс. Появляется Эсси, выставляя напитки перед нами. — Спасибо, Эсси, — говорит он ей со всем своим очарованием и непринужденностью. Как будто это его мир, и ему в нем комфортно. — Я имею в виду, — продолжает он, его взгляд теперь направлен на меня, — Форд Астон очень богат. Родился таким. Он похож на человека, которому в жизни нравятся лучшие вещи.

— Так и есть, — отвечаю я, а волосы на затылке становятся дыбом. — Лучшие вещи — это дрессировка собак для защиты, которые стоят столько же, сколько породистая скаковая лошадь, старые комфортабельные дома в окрестностях, от которых с легкостью можно пройти к художественным музеям и паркам, частные школы и лучшая еда. Но он не показушный. Он не щеголяет своим богатством. И никогда не жил на свое наследство. Он работящий человек.

— Хммм, — говорит Джекс, делая глоток своего виски.

Я смотрю на свой напиток — розовую смесь в бокале мартини с вишней на дне. Претенциозно.

— Мне нравится пиво.

— О, сегодняшняя ночь не для пива, Саша. Пиво для легкой беседы с друзьями в местном баре или в чьей-то гостиной. Сегодня праздник. И это «Космо». У Эсси они получаются слабоваты, поэтому я не пытаюсь споить тебя.

— Только я могу споить себя, агент Джекс. У тебя нет надежды использовать такой простой трюк, чтобы застать меня врасплох.

— Ты права, — его голос грохочет в груди, гул, который заставляет мой живот сделать сальто. — И кроме того, я не пытаюсь застать тебя врасплох. Я пытаюсь заставить тебя опустить свою защиту.

— Меня не впечатлить деньгами, поэтому сегодня вечером ты мог бы отвезти меня и на такси, и получил бы то же самое.

— Я и не представлял, что ты впечатлишься, — сказал он с беззаботным смешком. — У тебя и самой их не мало. Они спрятаны на секретных счетах, которые ты держишь в банках на Кайманах с отдельным проверочным номером.

Меня не удивляет, что он знает о моих деньгах. Но от того факта, что он знает, где они находятся, мой желудок сжимается. Поэтому я ничего не отвечаю.

— Мы знаем, что ты сделала, когда вы с твоими друзьями прикончили Организацию десять лет назад.

— Правда? — подыгрываю я. — Тогда ты очень хорош. Потому что даже я не уверена, что мы сделали. Может, просветишь?

Он делает еще один глоток скотча и ставит стакан. Лед позвякивает, когда дверь в самолет закрывается, и мы остаемся запертыми внутри. К худу это или к добру, но я сыграю в его игру. Просто не уверена, что это все еще игра.

Моя семья. Мой Ник. Мое прошлое. Он хочет получить доступ ко всему этому. Но он уже много знает, так к чему это все идет?

— Скажи мне, Саша Черлин...

— Астон, — исправлю я его, а потом осознанно беру мартини и делаю глоток. Джекс прав. Напиток слабоват. Поэтому я делаю более длинный глоток, потому что сейчас немного храбрости мне не помешает.

— Прости, мисс Астон. Расскажи мне о себе что-то настоящее.

— Что ты имеешь в виду? Я настоящая. Все обо мне настоящее. Я живу в Канзасе, хожу в университет, люблю динозавров. Ты знаешь обо мне больше, чем остальные. Так чего еще ты хочешь?

Он качает головой.

— Ммммм, нет. Это не то настоящее, что меня интересует. Тогда я буду откровенен. У нас только час этой поездки. Один час, чтобы получить представление о том, кто ты на самом деле. Потому что, как только мы доберемся до поместья, я долгое время не смогу остаться с тобой наедине. Это может стать единственным свиданием, которое я получу. Поэтому забудь о Нике и Форде, о своих динозаврах и о всех трагических вещах, которые произошли с тобой в детстве. И скажи мне сейчас что-то реальное о той себе, которой ты являешься сейчас.

Я складываю руки на коленях и поднимаю подбородок.

— Я не привыкла делиться, агент Джекс. Я...

— Очень зажатая и замкнутая девушка. Я знаю. Видишь ли, это та часть, которую я ненавижу в тебе.

— Что, прости?

— Часть, которую я ненавижу, мисс Астон, это то, как ты разбиваешь свою жизнь на аккуратные небольшие «пакеты». Форд Астон научил тебя этому? Разве его личность превосходила тебя, когда ты была подростком? Разве он...

— Как ты, мать твою, смеешь? — Слова вырвались прежде, чем я смогла их остановить. — Не смей, — шиплю я, — говорить о моем отце, словно ты его знаешь.

— Почему нет? Я его знаю.

— Ты его не знаешь. Я была его дочерью в течение десяти лет, и едва коснулась поверхности того, чтобы узнать, что заставляет этого человека действовать. Мы очень близки, у нас очень близкие друзья, и никто...

— …никогда не входит в ту маленькую команду, в которой ты выросла. Так? Они заняли круговую оборону вокруг тебя, когда ты была подростком, и втянули тебя в эту жизнь.

— Ты говоришь так, будто это плохо.

— Всем нужны друзья, Саша. Но они его друзья. А где твои?

— У меня есть друзья. Джеймс и Харпер — мои друзья. Мерк — мой друг.

— Наемники? — теперь Джекс охотно смеется. — Ты говоришь мне, что твои ближайшие друзья — все наемные убийцы? Джеймс Финичи и Харпер Тейт — твои друзья? Этот псих Мерк, он твой друг? Я искренне надеюсь, что нет. Потому что это означает, что ты выбрала их. И все это время я давал тебе возможность усомниться, потому что я думал, что они семья. Семья — это семья. Ты не можешь это изменить. Но друзей ты выбираешь. Так скажи мне, в какой фантазии ты живешь, если выбираешь убийц в качестве друзей?

— Я тоже убийца, — рыкнула я. — И тебя лучше не забывать об этом сегодня вечером.

— Как и я, киллер. Как и я.

Самолет набирает скорость на взлетно-посадочной полосе, и я готовлюсь к взлету, хватая напиток, чтобы он не пролился, когда Джекс делает то же самое. Рев двигателя слишком громкий, чтобы продолжить разговор, поэтому я склоняю голову и пытаюсь взять под контроль свой гнев. Во что он играет? Пытается заставить меня отреагировать? Хочет заставить меня продемонстрировать, насколько я опасна? Затевает драку?

— Тогда я начну, — говорит Джекс, как только самолет выравнивается через несколько минут. Он делает еще один глоток скотча и затем отставляет его. Я делаю то же самое из-за отсутствия чего-то лучшего, чтобы занять свое время и руки. — Сначала я расскажу тебе кое-что о себе. Подам пример.

Закатываю глаза и вздыхаю, сложив руки на коленях. Я уже устала от него. Если бы у меня были часы, я бы проверила время, чтобы он знал, насколько он раздражает меня прямо сейчас.

— Я вырос в Бруклине. Ну, почти. — Первая полуправда привлекает мое внимание, даже если я хочу игнорировать его. — Я переезжал. Думаю, ты знаешь, что это значит. Жизнь то здесь, то там. У меня никогда не было настоящего дома. Я был приемным ребенком. Но однажды, когда мне было двенадцать, я был направлен жить к специальному агенту Максу Барлоу, — Джекс замирает на мгновение. Его глаза слегка поблескивают, когда он поднимает взгляд к потолку, словно теряется в воспоминании. — У него был большой, но старый дом. Не роскошный, — говорит он с небольшой улыбкой. — Такой дом, который говорит, что в нем не жили некоторое время. Но не запущенный. Ты знаешь такой дом, Саша?

Я киваю, прежде чем осознаю, что делаю это.

— Мебель была хорошая, но потертая. На кожаных кушетках были вмятины от продолжительного сидения. Словно люди сидели на них в течение нескольких поколений. Макс принадлежал к седьмому поколению тех, кто жил в том доме. С тех пор, как его предки мигрировали в Америку в середине девятнадцатого столетия. Они строили его снова и снова, добавляя комнаты, поскольку семья росла и процветала в своей новой стране. Рождалось больше поколений, и с каждым из них они становились то немного богаче, то немного беднее. Но у них всегда был этот дом. Место для сбора и место, чтобы побыть друг с другом. Но Макс был единственным ребенком в его поколении. И когда его жена умерла спустя всего два года брака, не родив наследников, он начал брать приемных детей, чтобы заново заполнить дом.

Я была потрясена его искренним воспоминанием о своем прошлом. Я не провожу много времени на Восточном побережье, но представляю картину этого дома — стоящего и растущего по мере того, как приходит и уходит жизнь, памятник характеру временной человеческой жизни — я вижу это в своей голове. Я представляю коричневый кирпич, сплошное бетонное крыльцо, заполненное детьми и соседями. Праздники и ужины.

— У тебя был такой дом, Саша?

Я снова киваю, прежде чем осознаю, что делаю это.

— Ранчо моих дедушки и бабушки. Семья моего отца выращивала крупный рогатый скот на севере Вайоминга. У них было огромное место. Тысячи акров. Они жили на той земле более ста лет.

— И Организация взорвала его.

Я смотрю Джексу в глаза и принимаю решение. Мне нужен этот человек, чтобы понять, что я делаю с ним здесь. Мне нужно, чтобы он знал, кто я и что я, прежде чем он попытается сделать что-то, о чем пожалеет. Что-то, что заставит меня реагировать инстинктивно.

И поскольку он сказал мне что-то настоящее, я решаю ответить взаимностью.

— Мне только исполнилось тринадцать. Я потеряла отца меньше, чем за месяц до этого в канун Рождества. Из маленькой девочки я превратилась в ребенка-убийцу в течение нескольких недель. Я убила четырех человек в ту ночь, когда они пришли. Я ждала их, — я продолжительно выдохнула. — Оглядываясь назад, я всегда ждала их.

— Должно быть, это было опустошительно.

— Но не было. Я имею в виду... — смотрю на мои руки на коленях. То, как я это сказала, звучит так холодно. — Я имею в виду, было. Потерять отца было наихудшим. Я плакала несколько недель. Но пришел Форд... — Мне нужно остановиться на минутку и собраться. Я не буду плакать перед этим незнакомцем. Я отказываюсь позволять ему разрушить стены, которые в течение десятилетия я выстраиваю кирпичик за кирпичиком. — Я встретила Форда накануне, и он приехал ко мне на Рождество. И он помог мне, — смотрю Джексу в глаза, снова контролируя ситуацию. — Поэтому, когда они пришли, чтобы убить меня во второй раз, они забрали моих дедушку и бабушку. У меня не было достаточной подготовки, чтобы спасти их. Только себя. Я выбралась из дома, выпрыгнув из окна второго этажа в сугроб, и спряталась на холмах с винтовкой. Убрала троих из них с расстояния. Последний думал, что уйдет, но я была в задней части его пикапа, когда он уезжал, и выстрелила ему в голову через окно кабины.

Он и глазом не ведет. Даже Джеймс вздрогнул, когда я рассказала ему эту историю.

— Должно быть, убийство в таком молодом возрасте пошатнуло твой мир.

Я качаю головой.

— Нет. Это ожесточило меня и сделало расчетливой. Окно разбилось на кусочки стекла, и кровь вместе с костью застряли в моих волосах. Я отказывалась мыть их в течение нескольких дней, пока ждала, что Мерк найдет меня. Я хотела, чтобы все обломки напоминали мне о ставках. Напоминали о суровой реальности, в которой я жила. Было хорошо, Джекс. Это заставило меня почувствовать себя сильной. И ты можешь думать, что я больна, потому что решила позвонить тому психу, которого они называют Мерком, как истинному другу. Но он и есть друг. И если это делает меня больной, значит, я больна, наверное. Моя любовь к нему укоренилась, когда он нашел меня на холмах за пределами моего семейного ранчо и забрал. Обещал сделать все правильно для меня. А потом я встретила Джеймса. И мы отправились и нашли Харпер. А остальное история, не так ли? Мы пошатнули глобальную Организацию. Отбросили их на годы назад. Они еще не полностью оправились от этого удара. Но они оправятся, Джекс. Они восстановятся. Она слишком глобальна, чтобы отыграться на всех и сразу. Таким образом, эти убийцы, на которых ты смотришь с презрением, — это люди, которые умрут за меня, когда до этого дойдет. Уверена, у тебя есть рассказ о твоем детстве, Джекс. У каждого он есть. Но никто на этой планете не сможет понять мое прошлое, кроме тех трех человек. Я не помогу тебе схватить их, если это то, что тебе нужно. И Ника я тоже не помогу тебе схватить.

— Потому что он был твоим обещанием?

Я вскидываю бровь.

— Если ты считаешь, что знаешь, что означает этот термин, тогда ты ребенок Организации. А если ты ребенок Организации, тебе лучше сказать мне это сейчас, иначе ты проснешься от моего ножа, перерезающего тебе горло.

Он не стреляет в меня одной из этих обезоруживающих улыбок и не хихикает тихонько, будто я такая милая. Он кивает, как профессионал, занимающийся бизнесом.

— Я не ребенок Организации, Саша. Но я знаю несколько из них. И именно поэтому я везу тебя увидеться с твоей тетей, прежде чем позволю ФБР узнать, что я тебя взял.

— Я объясню тебе кристально ясно, специальный агент Джекс Барлоу. Ты не имеешь понятия, что значит быть ребенком Организации. Никакого. Меня не волнует, с каким количеством людей ты поговоришь, ты никогда не сможешь понять, что это значит, если не пройдешь через это. Я едва знаю ужас этой жизни, хоть и выросла в этом мире. Я видела вещи, переживала вещи — вещи, которые ты даже не можешь себе представить. Поэтому, если ты снова когда-нибудь скажешь это с такой же небрежностью, я закончу эту дружбу. И поскольку мы оба на одной стороне, наемный убийца Организации делает это только одним способом.

— Ты меня убьешь? — спрашивает он так же серьезно, как и я. — За подобранные слова?

— Это не слова. Это угрозы. Думаешь, что знаешь меня? — Я пристально смотрю на него, когда он пытается отступить, сделав еще один глоток напитка. — Ты хочешь Сашу Черлин? Хочешь, чтобы этот ребенок-убийца вернулся и покончил с твоей жизнью? Ну, ты получил полное ее внимание. Ты не представляешь себе, насколько я могу быть безжалостной, и если ты перейдешь мне дорогу, я не стану колебаться, и я не промахнусь.

Он ставит свой стакан со льдом и откидывается в кресле, пытаясь притвориться расслабленным.

— Хорошо, мисс Астон, благодарю за честность. Твои слова будут учтены. И теперь, когда мы с тобой оба согласны, что ты была честна, возможно, мы сможем попытаться выяснить, кто ты на самом деле.

Глава 15

Джекс

Я глубоко вздыхаю, когда Саша едва улыбается Эсси, пока та ставит перед ней тарелку с омаром.

— Спасибо, Эсси, — говорю я. — Выглядит потрясающе, как и всегда.

Она склоняет голову и уходит, закрывая массивную деревянную дверь между кабинами, выходя из главной.

Саша уже вонзает свою вилку в еду. Подозреваю, пытаясь успокоиться.

Это был момент, которого я не ожидал. То есть я изо всех сил старался заставить ее обнажить душу, но не рассчитывал на яд, который вышел с ее угрозой.

Хотя она ошибается. Я знаю, что значит быть ребенком Организации. Может быть, не так близко, как она, но я знаю больше, чем другие. Я видел, как они правят несправедливое правосудие. Я оказался на той стороне, на которую было направлено это правосудие. Жил с ужасом, который они оставляют на своем пути.

Я мало знаю.

«Возможно, недостаточно», — противится мой внутренний голос.

И я должен согласиться с этим голосом. Мне нужно оставаться начеку с Сашей, пока мы оба не будем направляться к одной и той же цели. Потому что сейчас мне не нужен еще один наемник Организации в качестве врага.

— Ты волнуешься перед встречей с тетей, Саша?

— Нет, — отвечает она, прежде чем откусить от омара. Медленно пережевывает несколько секунд, затем глотает и запивает мартини. — Если у меня есть еще один живой родственник, тогда я буду зла, — она смотрит мне в глаза, удерживая взгляд. — В ярости даже. Где она, черт возьми, была?

— Ну, — говорю я, кусая свою собственную еду и медленно пережевывая. Вытираю рот своей салфеткой, а затем делаю глоток напитка. — Полагаю, теперь с формальностями покончено? Ты хочешь грубо выражаться и грозиться убить меня?

— У тебя проблемы с тем, что я говорю? Ха, — смеется она. — Забавно. Уверена, что вы, парни ФБР, само воплощение манер?

— Я просто говорю, что мне нравится относиться к тебе, как к женщине. И я хотел бы продолжать относиться к тебе так. Но если ты хочешь действовать, как убийца, мне придется изменить тактику.

Я не получаю ничего, кроме молчания.

— Я понял, — говорю я, пытаясь убрать нервозность из голоса. Но она опасна. Я знал, что это происходит. Просто забыл. Большую часть наших встреч она находилась под контролем. Сегодня вечером она потеряла немного контроля, и хотя моя главная цель — разговорить ее, я не хочу напрашиваться на удар в спину, если можно так выразиться, вытягивая инстинкты, которые Организация оттачивала в ней с детства. Она смертельна. Все они смертельны. — У меня есть тенденция перебарщивать. Я не понял некоторых вещей. Главных, полагаю. Мне жаль, что я тебя расстроил. Я действительно хочу понравиться тебе, и я правда планировал все это, чтобы попытаться воплотить это в жизнь.

— Напомнив мне, что моя семья использовала меня?

— Это то, что, ты думаешь, делает твоя тетя?

— Она ушла. Как и все остальные. Оставила меня там, чтобы я сама это поняла. Поэтому, когда ты оскорбляешь мой выбор друзей и говоришь мне, что знаешь, что значит быть мной, ну, я обижаюсь.

— Я не это имел в виду, Саша. Правда. Я думал, твоя тетя сделает тебя счастливой. Думал, ты можешь использовать такого друга, как я.

— А какой ты друг, агент Джекс? Такой, что приходит в мой дом с ультиматумом и называет это свиданием?

— Хорошо, — говорю я, поднимая руки в поражении. — Признаю, что перегнул палку в этом отношении. Но у меня крайний срок. Ты можешь понять, что, наблюдая за тобой несколько месяцев и не получая ни малейшего ответа на любой из моих вопросов, я мог начать двигаться вперед слегка отчаянными мерами.

— Обманывать меня — это не способ сделать это. Скручивать руку, чтобы подчинить, тоже.

— Так как мне сделать лучше?

— Никак.

Она возвращается к еде и игнорирует мою реакцию. Что не должно удивлять — я знаю, насколько жесткими могут оказаться люди Организации, но это так. Эти последние несколько месяцев она была такой мягкой и осторожной. Почти робкой. Я забыл, кто она.

— Ты сказал, что хочешь выяснить, кто я сейчас, словно есть разница между этой девушкой и той, что была в моем прошлом. Но ты ошибаешься, Джекс. Это я. Я и есть она Ты будешь очень разочарован Сашей Астон, если думаешь, что она отличается от Саши Черлин.

— Хорошо, — говорю я, сдаваясь. Если это то, во что она верит, мне нужно это уважать. — Но не запирай свои мысли сегодня вечером, когда встретишь свою тетю. И если ты захочешь, чтобы завтра я отвез тебя домой и отпустил, я это сделаю. Просто не сдерживай мысли. У меня еще есть что рассказать тебе, но я не хочу доходить до этого. Когда я попросил о чем-то настоящем, мне стоило просить о чем-то личном.

— Личном? — спрашивает она, беря еще один кусочек еды. По крайней мере, она наслаждается ею. — Например?

— Саша, пожалуйста, — я улыбаюсь, и она качает головой, говоря мне не пытаться очаровать ее. Но я ничего не могу с этим поделать. Я хочу очаровать ее. Хочу, чтобы она была спокойна и улыбалась. Хочу, чтобы она была счастливой со мной. — Давай свяжем убийцу в тебе и выпустим на свободу женщину.

— Боже мой, пожалуйста. Если ты снова начнешь использовать свои приемчики, меня может стошнить.

— Нельзя назвать что-то приемчиком, если оно искреннее.

— Это не искренность, — возражает она. — Ты меня используешь.

— Да, в этом признаюсь. — Потому что это правда. — Но я тоже тебя интересую. — И это тоже правда. — Как насчет того, чтобы побыть на обычном первом свидании?

— Определи свое «обычное».

— Знаешь, любимые вещи. Каникулы, которые у тебя были. Как насчет твоей поездки в Перу? Ты охотилась на динозавров?

Она поворачивается, чтобы посмотреть на меня, но вместо улыбки, которую я ожидал, я получаю печаль.

— Что? — спрашиваю я. — Что я сделал не так на этот раз?

Она возвращается к еде.

— Просто удивительно, что ты использовал этот термин. Охотилась. Так говорил мой биологический папа, когда я была ребенком. Охотники за динозаврами, вот кем мы были. Мы искали кости по всему Западу.

— Звучит весело.

— Это и было весело. Пока я не поняла, что это просто еще один способ оказаться вне радара. Как ты выразился, я переезжала. С места на место. Никакого дома, потому что наш дом мы возили с собой. Я выросла в трейлере.

— О, ну, это довольно интересно. Независимо от его мотивов. В конце концов, он сумел сохранить тебя в безопасности, научить тебя сражаться...

— Убивать, ты имеешь в виду.

— … и воспитывал любовь к древним костям, — я улыбаюсь ей, но она не возвращает мне улыбку. — У меня также были хорошие моменты в моей ранней жизни. Я имею в виду, что они почти все испарились в возрасте пятнадцати лет… — она ​​с интересом поднимает взгляд, — …но в младшие годы были хорошие времена.

— В приемной семье?

— А, ну. Нет. Я был плохим парнем, пока меня не взял Барлоу. Но у меня были друзья, которые могли сделать для меня что угодно. По крайней мере, то, на что может быть способен десятилетний ребенок. Детские шалости. Ничего серьезного. Но было весело бегать с ними и близко дружить. Типа банды.

— Когда я переехала к Форду, это то, что он мне дал. Тесный круг друзей. Так что, хоть ты и...

— Я понимаю, Саша. Я недооценил твои отношения. Оскорбил тебя. Прости. Эти люди важны для тебя, поэтому я забираю свои слова обратно. Я не знал, что это по-настоящему.

Она глубоко вздыхает и выговаривается:

— Ладно. Поскольку ты предлагаешь мне оливковую ветвь, я принимаю ее.

— Хорошо. Итак... сегодня в университете у тебя был плохой день?

— Уверена, твой шпион уже доложил тебе.

Я опускаю руки в поражении.

— Извини, — говорит она. — Да, у меня был плохой день. Меня, по правде говоря, выгнали из аспирантуры. Я пошла сдавать устные экзамены — последний шаг, прежде чем стать официальным кандидатом на докторантуру — и мой куратор сказала мне, что я недостаточно серьезно относилась к выбранной мною области изучения и мне нужен отдых, чтобы подумать.

— Ты достаточно серьезно относишься к выбранной тобой области изучения?

Еще один вздох.

— Наверное, нет. Может быть, ты прав, и я просто коротаю время? Мне не нужны деньги. Иногда, имея больше денег, чем нужно, люди стараются меньше. Когда ты в отчаянии, ты поступаешь по-другому. Ты работаешь быстрее, у тебя больше оригинальных идей, ты относишься к делу более серьезно. Поэтому она права. Я не хочу этого так сильно, чтобы вкладываться на сто десять процентов.

— Но ты все еще расстроена из-за этого? Даже если знаешь, что она права?

Саша кивает, но отвечает только через несколько минут.

— Я действительно думала, что если бы я сделала это, жизнь стала бы лучше.

— Лучше, чем что?

— Может, была бы удовлетворена? — Ее усталые глаза смотрят на меня, и я знаю, что это та девушка, которую я ждал. Та, что чувствует. — Я не удовлетворена. Словно чего-то не хватает внутри. И, возможно, это Ник. Возможно, это то, за что я хватаюсь, пока сижу здесь с тобой, превращаясь в суку, созданную этими людьми. В ребенка-убийцу. Того, кто матерится и угрожает убивать людей только потому, что может. Когда я становлюсь этой девушкой из детства, это заставляет меня чувствовать себя неблагодарной. После всей этой борьбы я должна была чувствовать, что мы победили. У меня была новая семья. Была нормальная взрослая жизнь. Мне очень, очень повезло. И я все еще хочу больше. У меня есть все, что нужно. Знаешь? У меня есть все необходимое для счастья, но оно ускользает от меня.

— Тогда у тебя его еще нет, Саша. Нет ничего неправильного в том, что ты будешь грустить из-за то, что они отняли у тебя. И мне очень жаль, что я вот так бросил эту новость о твоей тете. Я не знал. Ты кажешься очень собранной.

— Хотя это не так. Правда? И моя реакция несколько минут назад всего лишь доказывает это. Я потерялась, как никогда, — она откладывает вилку и кладет салфетку на стол. — Здесь есть туалет? Мне нужна минутка наедине, если можно.

— Конечно, — говорю я, встав, когда встала она. — В хвосте самолета.

Она уходит, и мне приходится заставить себя не следить за ней, пока она это делает. Если ей нужна приватность, я могу дать ее ей. Бог знает, как сильно приватность нужна была мне ранее, и никто не дал мне эту привилегию. Я так долго был открытой книгой, что едва знаю, что значит быть в одиночестве. ФБР следит за мной с пятнадцати лет, каждый сделанный мною шаг тщательно изучается. Они не хотели меня. Никто никогда меня не хотел. Но Макс Барлоу ворвался в мою жизнь и все изменил. Его семья работала в ФБР с момента создания в 1908 году. И когда Макс Барлоу говорит, что хочет, чтобы его сын пошел по его стопам, люди принимают это во внимание. Даже если этот сын был усыновлен из ниоткуда.

У меня внезапно появились перспективы. Появилось будущее. И вот оно. Мое будущее. Так почему ее слова, наполненные желанием и тоской, возбуждают меня так сильно?

— Эсси? — зову я.

— Да, сэр? — отвечает она, раздвигая перегородочные двери.

— Убери со стола и принеси нам десерт и токайское вино.

— Сию минуту, сэр.

Эсси хлопает в ладоши, и еще две стюардессы появляются из передней части самолета. Через тридцать секунд стол был убран, на нем стояла тарелка со свежей клубникой, свеча, мерцающая под небольшим горшочком для фондю, канноли с капельками шоколада, классический банановый десерт и тарелка печенья.

— Черт побери, ты хочешь, чтобы я разжирела?

Я встаю, когда Саша возвращается на свое место на длинной стороне кожаного дивана. Жаль, что она не села за настоящий стол, чтобы я мог подвинуть к ней стул.

— Я оставляю комнату на две минуты, и ты украшаешь стол калориями.

— Не знаю, что тебе нравится, поэтому дам попробовать. И токайское вино самое лучшее в мире, так что, пожалуйста, попробуй все, Саша.

Она делает глубокий вдох и медленно выпускает его.

— Откуда ты берешь деньги? — Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, словно боится услышать ответ.

— А где ты взяла свои? — Я сделал глоток вина, а затем поставил свой бокал.

— Мы получили их одним и тем же способом?

Я улыбаюсь ей. Для такой грозной женщины она обладает такой невинностью, что я понимаю, ей тяжело противостоять.

— У моего отца, Макса, есть деньги. Я использую их, когда мне нужно.

— Это его самолет?

— Нет, Саша.

Она кивает. Она девушка Организации. И очень быстро меня раскусит. Поэтому у меня есть два варианта. Солгать или сказать правду.

— Нет, но принадлежит его компании.

— ФБР владеет роскошным самолетом?

— Давай поговорим о поцелуях.

— Что? — Она смеется. — О поцелуях?

Я улыбаюсь ей, как и от ее готовности отказаться от темы денег, так и от удовольствия в ее новом тоне.

— В частности, о поцелуях, которые мы разделили.

— Мы не делили никаких поцелуев, агент Джекс. — Но она произносит это с лукавой усмешкой, поднимая бокал токайского и делает глоток. Я смотрю на ее горло, когда она проглатывает, а потом жалею, что не могу слизать блеск сладости, оставшийся на ее губах, прежде чем ее язык появляется, чтобы самому забрать его.

Я подвигаюсь ближе к ней по изгибу дивана, а она пока остается на своем месте, инстинктивно отстраняясь верхней частью от моего приближения.

— Хотя, тебе они понравились.

— На самом деле, нет, — отвечает она. Ее зрачки расширяются у меня на глазах, и ее дыхание набирает темп.

— Понравились, Саша, — я протягиваю руку и поднимаю волосы, чувствуя мягкость ее золотых локонов между пальцами. — Но я застал тебя врасплох, так что у тебя не было возможности это осознать. Большинство свиданий заканчиваются поцелуем. И поскольку мы почти долетели до нашего места назначения, может быть, можем попробовать еще раз?

— И закончить свидание, прежде чем съедим десерт? — Она вскидывает бровь, глядя на меня.

Не имеет значения, что она говорит в этот момент. Приглашение повисает в воздухе между нами. Она может сказать мне нет, если захочет, но Саша знает, что я попытаюсь, поэтому остается спокойной.

Это единственное, в чем я нуждаюсь.

Я поднимаю десертную ложечку, удерживая ее перед собой.

— Тогда какой десерт ты бы хотела? Мороженое?

Она окинула взглядом выставленное перед ней.

— Все выглядит довольно хорошо. Что тебе нравится больше всего?

— Ты. — Слово выходит машинально. Я мысленно съеживаюсь.

— Боже мой! — Она смеется. Но также поднимает ложечку и выбирает клубничное мороженое из десертов. — Я не могу решить, серьезен ли ты или нет.

— В чем? — Я действительно сбит с толку.

— Ты хитрый агент ФБР? — говорит она, скользя мороженым в рот. Облизывает губы и произносит: — Мммм. — У меня появляется желание намотать ее волосы на кулак и жестко поцеловать прямо сейчас. Вот только о следующем поцелуе я заставлю ее умолять. — Или ты какой-то хорошо воспитанный джентльмен? Потому что ты весьма противоречив, Джекс.

— Как и ты, Саша.

— Да, но сегодня ты со мной играешь. Даешь и забираешь. Толкаешь и тянешь. Так кто из нас получает, а кто забирает? Кто толкает, а кто тянет?

— Это имеет значение? — Кончикам моих пальцев достается больше, и я слегка поглаживаю ими по ее щеке. — Если в конце мы оба получим то, чего хотим?

— Наверное, это зависит от того, чего хочет каждый из нас.

— Ты хочешь меня, а я хочу тебя.

— Ты — игрок, Джекс. Как люди доверяют тебе?

Мне хочется засмеяться вместе с ней, но еще рано. Поэтому я делаю другой шаг.

— Я сбит с толку.

— Ты совсем не сбит с толку. Ты тайно хихикаешь внутри, как маленькая девочка. Ты хочешь меня на десерт, Джекс?

— Черт, да.

Она смотрит вниз, чтобы скрыть свой румянец.

— Хорошо, — говорю я, оттягивая руку. — Послушай, я буду честен с тобой. Это бизнес. Ты мне нужна. Но сегодня я с удовольствием ужинаю с тобой. Я поцеловал тебя сегодня утром, потому что ты красивая женщина, и это просто чувствовалось правильно. Я поцеловал тебя сегодня вечером, потому что ты грустила, и я хотел стереть хмурость с твоего лица. И я снова тебя поцелую, хотя ты и угрожала сломать все мои пальцы. Я рискну всеми ими, потому что мое окно возможностей с тобой не вечно. Ты могла бы закончить эту ночь в любое время. И если ты уйдешь, я проведу месяцы, возможно, всю оставшуюся жизнь, интересуясь, что могло бы быть. Я этого не допущу. Не позволю тебе погубить меня и свести с ума от желания...

Она смеется над моей проповедью, сияя улыбкой.

— Где ты набрался этого дерьма?

— Ты не ведешься на мое сердечное провозглашение любви?

— Нет, — хихикает она. — В тебе его полно. Но это хорошо, Джекс. Ты читаешь бульварные романы? Тебе нравятся дамочки в беде?

— О, — вздыхаю я. — Очень. Твою мать, я люблю женщин, которые падают в обморок от слишком большой страсти. Одежду, из которой чуть ли не вываливается грудь. Черт возьми, как они их называют? Корсеты?

— Понятия не имею, — говорит Саша, все еще смеясь надо мной. — Я не романтик.

— Нет? Но тебе нравится ужинать со мной? — Я беру ее руку с ее коленей и осторожно поглаживаю кончиками пальцев. Ее глаза мечутся вниз и наблюдают секунду, прежде чем она поднимает их обратно к моему лицу. — И я типа применил все свои приемчики на этом свидании. То есть я планировал, что ты истечешь слюной по этому десерту, а я буду слизывать сладость с твоих губ после каждого укуса. Прямо сейчас я чувствую прохладу и вкус мороженого в голове.

— Ты очень хорош, — произносит она шепотом.

— Это действительно так, — и затем мы оба смеемся. — Я свожу себя с ума. Я готов разорвать твое платье, нагнуть тебя над этим столом и жестко взять прямо сейчас.

Она просто смотрит на меня. Молча. Почти слышу, как бьется ее сердце. Если бы у нее был корсет, ее грудь вздымалась бы. Она могла бы даже упасть в обморок.

— Но ты не любишь жесткость, да, Саша? Ты убегаешь от такого рода вещей. Поэтому я буду контролировать себя и довольствоваться поцелуем.

Перегородочные двери открываются, и в них входят стюардессы.

— Нам нужно убрать стол, сэр. Мы начнем снижаться через пять минут. Они отправили за вами машину.

Я вздыхаю. Так чертовски близко.

— Спасибо, Эсси. — И затем я смотрю на Сашу и пожимаю плечами. — Снова все на нет. Сроки — это все.

Я целую ее руку, и хоть, возможно, я все себе выдумал, но думаю, слышу в ее вздохе такое же сожаление.

Глава 16

Саша

Мое сердце гулко бьется, когда Джекс размыкает свои губы. Когда одна из молодых стюардесс улыбается, убирая со стола, я возвращаю контроль над своим сознанием и вырываю руку из его хватки. Кладу ее на колени, а затем переплетаю пальцы, чтобы больше ничего не сделать. Я бы начала их выкручивать, если бы не чувствовала себя рыбой в аквариуме, чье каждое движение тщательно изучается мужчиной, заставляющим мое сердце биться быстрее.

— Спасибо, Эсси, Линн и Мари. Обслуживание было прекрасным.

Все три девушки улыбаются. Та, кого зовут Мари, кажется, даже подмигнула мне.

— Да, — говорю я, когда во мне просыпаются манеры Астон. — Спасибо. Было очень вкусно.

Джекс снова берет меня за руку, когда девочки выходят из этой части кабины, закрывая перегородочные двери за собой.

— Мы не пристегнуты, что противоречит инструктажу. Но я буду держать тебя за руку и позабочусь о твоей безопасности, — он тепло улыбается мне. — Если позволишь?

Я киваю. У меня ничего нет. Я не игрок. Знаю, что есть девушки, которые зарабатывают этим на жизнь. Они «прощупывают» мужчин на роль будущих мужей. Одеваются, устраивают шоу, пытаются подцепить одного приманкой.

У меня нет приманки. Я симпатичная, не утонченная, как подруга моей мамы Рук, и не отпетая стерва, как ее подруга Вероника, и даже не смышленая и не нахальная, как моя мама, а просто симпатичная. Смурф, вот как они меня называли. И эти дамы — единственные реальные образцы для подражания, которые у меня когда-либо были, пока я росла. Вот в чем дело. Глубина понимания того, как с хитростью обращаться с мужчинами, берет свои корни от бестолковых подражателей, у которых способностей играть в игры в мизинце больше, чем во всем моем теле.

Поэтому здесь я полностью проигрышный вариант. Потому что Джекс настаивает на том, чтобы относиться ко мне, как к женщине. А я потратила много лет, пытаясь избежать такого сценария. Такого, что сметает вас с ног. Такого, что запускает в работу сердце и заставляет его гудеть так, как вы никогда не считали возможным. Такого, что заставляет вас сомневаться во всех этих обещаниях, которые вы давали себе на протяжении многих лет.

Я больше никогда не полюблю. Никогда не отдам свое сердце мужчине. Мне никогда не придется терпеть сокрушительную реальность, которая приходит после того, как единственный человек, с которым я когда-либо хотела быть, попросил меня забыть о нем.

Я попробовала, это просто не сработало. Я не могу просто стереть свою первую влюбленность. Не могу просто выбросить из жизни то единственное, за что держалась после смерти отца. В средней школе я держала мальчиков на расстоянии. Затем Форд позаботился об этом. Воспоминание о его сумасшедших гиперопекающих выходках, когда я выросла, заставляет меня улыбнуться. Даже свою девственность я потеряла лишь на первом курсе колледжа.

Поэтому у меня не особо много опыта.

Но Джекс — игрок, сейчас я это вижу. Он набросил на меня крепкую петлю. У меня голова кружится от возможностей, которыми он манипулирует.

Секс — одна из них. Я не занималась сексом более двух лет. И я не из тех девушек, которые становятся игрушкой, лишь бы снять «проклятие засухи». Однако через два года я рассматриваю и такой вариант.

Но теперь Джекс здесь. Целует меня. Заставляет все мое тело покалывать. Пробуждает желание, которое я так долго сдерживала.

— Ты боишься самолетов, Саша?

Я смотрю на Джекса.

— Что?

— Тебя беспокоит посадка?

— Нет, — говорю я, смутившись. — А что?

— Ты так сильно сжимаешь мою руку, что скорее всего, перекрыла кровообращение.

— Оу, — я поспешно выдохнула и ослабила хватку на его руке. — Прости. Нет. Я не боюсь посадки.

— А меня боишься? — спрашивает он, подняв одну бровь. Он берет мою руку в третий раз, мягко поглаживая ладонь кончиками пальцев.

— Нет, — снова отвечаю я. — Тебя не боюсь. Я могу справиться с тобой, агент Джекс.

— Теперь можешь отбросить часть про агента, Саша. Просто называй меня Джекс, — и затем он кивает на наши руки, снова переплетенные. — Ты хочешь, чтобы я отпустил? Неужели я заставляю тебя чувствовать себя неуютно?

Мне нужна минутка, чтобы собраться с мыслями. Потому что он заставляет меня чувствовать себя неуютно. Но не так, как он думает. Я просто не привыкла к жару от желания. Это немного захватывает. И быть с ним подобным образом не входит в мой план на жизнь. Конечно, то, что появится Ник и выведет мой мир из-под контроля настолько, что я не смогу сосредоточиться на работе — что, в свою очередь, приводит к тому, что меня просят пересмотреть аспирантуру — также не входило в мои планы.

Но я не могу сказать ему об этом. Поэтому вместо этого отвечаю:

— Я нервничаю по поводу встречи с тетей.

И как только слова слетают с моих уст, я понимаю, что они не ложь. Джекс занимал меня во время короткой поездки, но теперь, когда мы приближаемся к конечному месту назначения, беспокойство снова захватывает мое сознание.

Самолет приземляется, и двигатели ревут, когда включаются тормоза. Я наклоняюсь вперед от толчка, но Джекс обнимает меня и удерживает на месте.

Меня сейчас стошнит.

«Не смущай себя, Саша, — говорит внутренний убийца во мне. — Теперь ты не можешь позволить себе опустить свою защиту. Игра начата, и ты игрок, хочешь ты того, или нет. Соблюдай хладнокровие, не теряй бдительность и смотри на все так, как твой отец учил тебя в детстве».

— Хорошо, — говорю я вслух.

— Хорошо? — смеется Джекс. — Мы сейчас на земле, так что все в порядке?

— Да, — быстро отвечаю я. Господи боже. Сегодня утром он вернулся в колледж, когда сказал, что я проиграла. «Исправься», — говорит внутренний голос.

— Я всегда чувствую облегчение, когда самолет снова на земле, где ему и место. — Пусть думает, что я боюсь посадки. Какое мне дело? Единственное, что мне нужно защищать, это мои истинные страхи.

Когда мы останавливаемся, Джекс поднимается, продолжая держать меня за руку, а затем мы благодарим стюардесс, поскольку они помогают нам надеть наши пальто. Они широко улыбаются, когда мы выходим из самолета в темноту.

— Где мы? — спрашиваю я, нервы снова захватывают. Я делаю шаг, почти спотыкаюсь и падаю, но Джекс оказывается рядом, чтобы удержать.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке?

— Уверена, — говорю я, когда мы спускаемся по лестнице без каких-либо спотыканий с моей стороны. — Но где мы?

— В Колорадо. Там, где и начали.

— Я не узнаю этот аэропорт. Какой это? Это не Сентенниал, — я осматриваюсь и понимаю, что здесь нет фонарей. Города, чтобы дать мне уверенность, что мы где-то в безопасности, на горизонте тоже не видно,

— Мы в Берлингтоне. Место, куда мы идем, недалеко.

Но ничего, кроме плоских сельскохозяйственных угодий со всех сторон, нет. И да, сейчас зима, поэтому кукурузного поля, чтобы отметить пейзаж, тоже нет. Я была в аэропорту Берлингтона с Джеймсом. Много лет назад. Но места не деградируют, они растут.

— Это не Берлингтон. Где автострада? Отель? Через улицу должен быть молочный магазин. Я не чувствую запаха коров. И я устала от секретов, Джекс. Скажи мне, где мы, или я ухожу.

Он улыбается мне, когда мы приближаемся к черной машине.

— Ты так подозрительна. Просто расслабься.

— Где мы? — Я требую еще раз. И затем планирую свою атаку, если не получу ответы, которые мне нужны. Удар в горло, удар по затылку, разворот ноги, удар ногой в живот, удар в лицо, побег.

— Мы находимся на частной взлетно-посадочной полосе в Небраске. И ты совершенно в безопасности.

— Тогда зачем лгать? — Я вынимаю свой телефон и запускаю картографическое приложение. Оно пеленгует мое местоположение и указывает точкой на севере центральной Небраски.

— Потому что у меня возникло подозрение о тебе и пилоте, который работал на твоего друга Джеймса. И теперь я знаю, что подозрение было правдой.

Я поворачиваюсь, разрывая его хватку на мне.

— В какую игру ты играешь? И зачем тебе нужно знать о пилоте? Он хороший человек, Джекс. Несколько лет назад он спас мою задницу. И если ты просто используешь меня, чтобы арестовать людей...

— Успокойся, киллер, — произносит Джекс с улыбкой, но я не улыбаюсь. — Я просто... — он глубоко вздыхает. — Я просто собираю твою жизнь по кусочкам, вот и все. Я пытался понять это несколько месяцев. Я много лет искал такую, как ты. Кого-то, кто мог бы помочь мне заполнить недостающие части моей собственной жизни. И затем ты оказалась в файле на моем столе. Там было не так много, кроме резни в Санта-Барбаре. По крайней мере, стерильная, лишенная деталей версия. Но имена твоих друзей были в этом файле. Кусочки и осколки того плана, который вы привели в действие, чтобы убить Организацию, были в этом файле. И у меня были некоторые неразгаданные вопросы о том, как ты и твои друзья перебирались с места на место в те дни.

— Значит, ты заманил меня? Чтобы я могла рассказать информацию об этом пилоте? Зачем?

Его улыбка меркнет, и он делает шаг ближе ко мне, потянувшись к моему локтю. Я вырываю его. Сейчас он не заслуживает моего доверия.

— Мне просто нужно знать, вот и все. Мне нужны все части головоломки, чтобы сложить их вместе.

— Зачем? — снова требую я.

Он смотрит на меня несколько мгновений. Молча. Как будто хорошенько обдумывает разговор, который у нас был. Как все может закончиться, как все может повернуться против него, если он скажет что-то не то.

— Затем, — наконец говорит он со вздохом, — что твоя тетя узнала, что тебя убили. Что какой-то наемный убийца застрелил тебя в грудь, и ты упала с лодки в гавани Ньюпорт-Бич. Ей сказали, что твое тело так и не нашли. Она была сама не своя несколько недель, пока в последней перестрелке в Санта-Барбаре не стало ясно, что ты все еще жива. Но потом поступил еще один отчет. На этот раз твое тело всплыло в Мексике. Она снова огорчилась. Все эти годы она корила себя за то, что не была там для тебя.

— Значит, ты докладывал ей в течение десяти лет? Обо мне? — Господи Боже, меня сейчас вырвет. Он следил за мной.

— Да, — он снова останавливается, колеблясь. — Нет. Я имею в виду, не совсем. Для меня это тоже ново, Саша. Несколько месяцев я занимался этим делом. Все это попало в файл, который есть у ФБР. Но мне нужно больше, поэтому я искал подсказки и пытался заполнить пробелы.

— У тебя есть что-то личное против меня, не так ли?

— Не против тебя, Саша. Ты все неправильно понимаешь.

— Как я могу это понимать? — шиплю я. — Ты — шпион. Ты — агент ФБР. Ты только что признался, что ФБР охотится на меня уже десять лет. Я хочу знать, что ты на самом деле делаешь. Хочу знать прямо сейчас, Джекс, или я не сяду в эту машину с тобой.

— Саша, — умоляет он, — послушай меня. Я здесь не для того, чтобы причинить тебе боль. Я сказал тебе это, когда ты приехала домой прошлым летом. Я охочусь за кое-кем другим.

— За Ником, — говорю я.

— Да. Нет. Может быть. Я не уверен, ясно? Ты ничего мне не рассказала. Я не могу знать, в каком направлении мне нужно двигаться, пока не проведу тебе инструктаж.

— Проведешь мне инструктаж? Я не работаю на тебя!

— Пока нет, — говорит он, потирая лицо от разочарования. — Я понимаю, что сказал, что у тебя есть возможность уйти завтра, но я полностью ожидаю, что ты начнешь сотрудничать после того, как поговоришь со своей тетей.

— Зачем? Что она собирается мне рассказать? — Моя голова снова пульсирует. Всей этой информации сейчас слишком много. Я поднимаю руку, чтобы предотвратить его слова. — Не надо. Пожалуйста. Просто прекрати говорить. Я хочу закончить это свидание, — слово слетает с шипением, — сейчас же. Я хочу, чтобы это закончилось сейчас. Отвези меня обратно. Я не хочу встречаться с женщиной, называющей себя моей тетей. Я не хочу этого делать. Не хочу слышать о прошлом или о том, как ты меня искал. Не хочу слышать о той вечеринке в Санта-Барбаре или о том, что меня подстрелили в грудь в гавани Ньюпорт-Бич.

— Значит, он действительно стрелял в тебя?

— Нет. Да. Просто прекрати, хорошо? Просто прекрати! — Я разворачиваюсь, пытаясь понять, почему незнакомый пейзаж сужается вокруг меня. Голова болит. Боже, как больно. И мой мир выходит из-под контроля. Воспоминания возвращаются. Кровь, и взрывы, и пляж...

Это мои последние последовательные мысли, прежде чем чернота берет верх, и я падаю на землю.

Глава 17

Саша

— Саша?

— Моя голова. — Ее сжимают в теплых ладонях, но она все еще пульсирует. Хуже, чем когда-либо.

— Саша? Можешь открыть глаза?

Я стараюсь, но звезды над моей головой дезориентируют и кружатся, поэтому я снова закрываю глаза.

— Что случилось?

— Кажется, ты упала в обморок.

— Нонсенс. Я не падаю в обморок. Ты опоил меня. Или назвал мне какое-то гипнотическое слово, чтобы убить, которое погрузило меня в сон.

— Что? — смеется он.

— Это не смешно. Ты меня опоил.

— Я не опаивал тебя, киллер. Кем ты меня считаешь? И что это за убийцы такие, что погружают в сон?

Я заставляю свои глаза открыться, чтобы посмотреть, соответствует ли выражение его лица насмешке в его голосе. Соответствует. Его глаза мерцают, а усмешка широка.

— Почему я внезапно упала в обморок?

Его глаза сужаются, а улыбка исчезает.

— Это чересчур, тебе не кажется?

— Что чересчур? Быть выброшенной из аспирантуры? Неожиданная поездка на самолете с агентом ФБР, который говорит, что преследует меня? Правда о том, что у меня есть живой родственник? Разговор о том, что в меня стрелял Джеймс и бросил Ник? Что из этого чересчур для одного дня?

— Извини, — говорит он, сунув другую руку под плечо, чтобы побудить меня сесть. — И у тебя кровотечение. Ты упала и ударилась головой об асфальт. Я поймал тебя, но только под руку. Прости. Я не должен был допустить, чтобы ты ударилась головой.

Я сажусь, когда он убирает ладонь с затылка и обнимает меня. Он теплый. А мне холодно, даже в этом фантастическом меховом пальто. Сегодня вечером слабый ветер, но он пронизывает меня до костей.

— Ты действительно хочешь вернуться домой? Потому что, если это твое решение, тогда мы можем выезжать уже сейчас. Я не собираюсь навязывать тебе это. Особенно, если от этого твои панические атаки продолжатся.

— У меня не бывает панических атак.

— И в обморок ты не падала, — усмехается он. — Можешь называть это, как хочешь, но факт в том, что ты переутомлена. Так что просто скажи это снова. Скажи мне отвезти тебя домой, и я это сделаю. Больше никаких вопросов.

— Но как насчет Ника?

— Я узнаю, что мне нужно, без тебя. Все нормально.

— Нет, я имею в виду, у нас была сделка.

— Была.

— А если я откажусь пойти с тобой навстречу с тетей, то я не завершу ее?

Он пристально смотрит на меня, изучая мое лицо.

— Если тебе нужно, чтобы я давил на тебя, но поддерживал при этом, я сделаю это. Но ты та, кто командует, сегодня вечером, Саша. И я думаю, у тебя получится лучше обдумать все изменения, которые происходят, если ты возьмешь все под свой контроль и согласишься, что хочешь встретиться с тетей. Ты хочешь узнать правду о своей семье и своем месте в ней.

Я чувствую комок в горле, который сигнализирует о скорых слезах. Слезах, которые я отказываюсь кому-либо показывать, и больше всего этому человеку. Поэтому я закрываю лицо и начинаю вдыхать и выдыхать, снова и снова. Считать вдохи, как учат в медитации. И когда я снова обретаю контроль, то опускаю руки.

Джекс терпеливо ждет.

— Что она теоретически может сказать? Что она может найти, чтобы оправдать свой уход из моей жизни?

— Они думают, что она мертва, Саша. Она была только сводной сестрой твоей матери. У твоего деда был роман. Многие люди Организации делают это, думая, что у них могут появиться тайные дети. Дети, которым не придется жить по правилам Организации. Но в Организации нет таких вещей, как тайны.

— Неправда. Я была тайной.

Джекс улыбается мне, а затем берет меня на руки и встает, будто я ничего не вешу. Мы начинаем идти к машине.

— Ты была чертовски хорошей тайной. Мы не знали о Форде Астоне. Он был шальной картой. Конечно, оглядываясь назад, все обретает смысл. Ты связана с Фордом через Джеймса Финичи, который проделал работу в Форт-Коллинсе, где ты дожила год после того, как предположительно была убита в гавани. Когда-нибудь тебе придется рассказать мне, как наемному убийце Номер Шесть удалось застрелить тебя в грудь перед дюжиной людей, а ты выжила.

— Он действительно стрелял в меня.

— Я верю тебе. И твоя тетя верила в сообщения о твоей смерти неделями. Она была так рада, когда ты появилась на той вечеринке.

— Я не могу думать об этой ночи прямо сейчас. Действительно не могу. Это была худшая ночь в моей жизни. Даже хуже той, когда я потерла отца. Потому что в тот вечер, когда мой отец умер, я ожидала этого. Он так странно вел себя перед той работой. Но ночь, когда Ник Тейт решил, что работать на наркобарона в Гондурасе лучше, чем провести свою жизнь со мной... ну, ничто не готовит сраженного любовью тринадцатилетнего ребенка к такому отказу.

— Для той, кто не может думать об этом, ты весьма много рассказала о себе всего несколькими предложениями.

Он прав. Поэтому я затыкаюсь.

Мы добираемся до машины, в которой мужчина открывает заднюю дверь. Джекс усаживает меня на серое кожаное сиденье и ждет, когда я устроюсь, прежде чем закрыть дверь и обойти машину, чтобы сесть с другой стороны. Он обменивается несколькими словами с нашим водителем, который садится спереди, а затем Джекс присоединяется ко мне сзади, его руки обнимают меня, стараясь защитить — так же он держал меня снаружи. Непрозрачное черное стекло скользит вверх, закрывая нас от глаз и ушей того, кто за рулем.

Давление на затылок заставляет меня ахнуть.

— У тебя весьма серьезная рана, но кровь хорошо сворачивается. Швы не понадобятся, — он вытаскивает носовой платок из кармана пальто и прикладывает его к ране.

— У меня все еще кружится голова.

— Иди сюда, — говорит он, притягивая меня к себе на колени и перемещая так, чтобы моя голова покоилась в изгибе его руки. — Закинь стопы на сиденье и просто отдохни. До нашего места назначения добрый час пути.

Я могла бы начать сопротивляться. Он не совсем заслуживает доверия. И он сталкер. Это довольно жутко. Интересно, насколько глубока эта одержимость. Задаюсь вопросом, безопасно ли находиться с ним в одном автомобиле.

Но его объятия слишком хороши, чтобы просить его остановиться.

Мое платье не предназначено для того, чтобы я оказалась в нем в объятиях мужчины. Или предназначено? Потому что разрезы на каждой стороне обнажают мои бедра, а жар от его руки на моей коже возбуждает желание, которое я отталкивала годами, и которое заставляет меня закрыть глаза.

Он нежно поглаживает меня пальцами, взад-вперед по верхушке моего бедра. От этого так чертовски хорошо, что я теряюсь в удовольствии. Тянусь к нему, и его рука падает между моих бедер, заставляя меня ахнуть.

— Извини, — говорит он, убирая конечность.

Потянувшись, я вернула его руку туда, где она была.

— Не переставай прикасаться ко мне. Пожалуйста. Это приятно. Я давно не чувствовала ничего интимного.

Мои глаза все еще закрыты, когда я говорю ему это, но последовавшая тишина и напряженность его руки на моей коже — его нерешительное прикосновение — помогает мне достучаться до него. Кажется, он победил, не так ли? Он привел меня туда, где я ему нужна. Он хочет большего, когда я смотрю в его глаза.

— Задери платье вверх, Саша.

Я не ожидала этой команды. Но это приказ. Он даст мне то, о чем я прошу, но это будет не бесплатно.

— Сделай это, — говорит он. — Ты весь день отталкивала меня. Жаловалась на мои поцелуи и грозилась сломать мне пальцы. И теперь ты здесь, у меня на коленях. Уязвимая и нуждающаяся. Поэтому, если это то, чего ты действительно хочешь, тебе придется участвовать. Я не заставлю тебя поддаваться. Не буду использовать твое желание узнать о Нике, или плохой день, или панику, которая, кажется, захватывает тебя с головой... Если ты хочешь меня, покажи это.

Что я и делаю. Без размышлений или понимания. Я просто хочу этого. Моя рука тянется к шелковистой ткани платья, сбившегося между ногами, и я тяну его вверх. Дюйм за дюймом, пока прохлада воздуха не пробегает по моим кружевным трусикам.

Джекс облизывает губы, пока наблюдает.

Жар, который я начинаю чувствовать, охватывает за секунду.

— Что мне сделать теперь? — спрашиваю я.

Его рука скользит по внутренней стороне моего бедра, и влажность собирается лужицей между ног.

— Раздвинь ноги.

Я громко сглатываю, когда до меня доходит его просьба. Мне хочется повиноваться. Так сильно. Хочется, чтобы он исправил все, что было не так с этим днем, и, трахнув меня в машине, стер позор моей неудачи в колледже и преследующие сожаления, которые остались у меня из прошлого.

— Мне страшно.

— Мы можем остановиться, если хочешь.

— Нет, — шепчу я, когда раздвигаю бедра на дюйм. Прохладный воздух проникает дальше, пробираясь к мокрому пятну на моих трусиках. — Я не боюсь тебя. Я боюсь сдаться.

— Тогда не сдавайся. Я не спешу. То есть, — и знакомая улыбка возвращается на место со светом в его глазах... — с тех пор, как я встретил тебя в аэропорту прошлым летом, я мечтал узнать, как это будет, когда ты станешь моей. Но я не хочу побеждать тебя, не приложив усилий.

— Это не может быть как обычно?

— Как обычно. Хммм. — Он замолчал на мгновение, чтобы подумать. — В этот раз, думаю, да. Может. Я очень хочу тебя, чтобы сказать «нет». Ты получила меня там, где хотела, не так ли?

Я выпускаю слабый выдох.

— Я точно также подумала тебе.

— Так, может быть, мы оба там, где и должны быть?

— Я хочу быть любимой, но знаю, что это не любовь. Ты здесь, красивый и вежливый. Ты знаешь больше обо мне, чем кто-либо из моего небольшого круга семьи и друзей. И я умираю, Джекс. Я умираю от одиночества. Я тону в море разрушенных мечтаний и растраченной в пустую похоти.

Он наклоняется и целует меня в губы. Мягко и нежно. Без языка. Никакой жесткости. Это не приказ или команда. Это просто... поцелуй.

Я целую его в ответ, но он отстраняется.

— Раздвинь ноги шире, Саша.

Это мой ход. Если я сделаю так, как он просит, я разрешу ему прорваться сквозь стены, которые я строила. Но я так отчаянно хочу этого, что нет никаких шансов, что я скажу ему «нет».

Я снова раздвигаю ноги. Одна падает на пол автомобиля, и мое бедро оказывается на кожаном сидении. Другая поднимается выше, согнувшись в колене и прижавшись к его груди. Его рука теплая, когда он скользит по моей ноге и гладит мое бедро по внутренней стороне.

«Прикоснись ко мне, — я шепчу у себя в голове. Прикоснись ко мне». Я готова умолять его.

Его рука погружается глубже между моих ног, словно он слышит мою не озвученную просьбу. Его большой палец прижимается к моим мокрым трусикам, а затем начинает гладить их круговыми движениями.

Больше. Единственное слово в моей голове. Больше.

Его другая рука находит мою грудь и сильно сжимает ее. Он тянет за низкий вырез платья и мой бюстгальтер, стаскивая их вниз, пока не показывается сосок.

Затем он останавливается.

Я открываю глаза, ища причину паузы.

— Пожалуйста, Джекс, не останавливайся.

— Я хочу видеть, как ты наблюдаешь за мной, — произносит он хриплым голосом. — Я хочу, чтобы твои глаза были открыты, видели мои и смотрели на меня на протяжении каждой секунды, пока я прикасаюсь к тебе. Я хочу увидеть их.

— Видеть что? — шепчу я.

— Жажду. Желание. И когда я заставлю тебя кончить, высвобождение.

Ни один любовник, который у меня когда-либо был, не был похож на этого мужчину. Ни пустых слов, ни требований, ни ожиданий после.

Но хоть те отношения и казались легче, гораздо приятней заниматься таким сексом, как сейчас.

— Хорошо, — соглашаюсь я.

В секунду, когда слова слетают с моего языка, его руки начинают действовать. Та, которая на моих трусиках, хватает ткань в кулак и оттягивает ее в сторону, в то время как другая рука скользит по длине моего тела, останавливаясь на моем лобке.

Его пальцы затевают танец. Некоторые отчаянно пытаются проникнуть в меня, другие ловко играют на моем клиторе, словно на инструменте. Я слышу стоны, исходящие из моего горла, а затем резкое:

— Открой глаза, Саша. — Это возвращает меня к реальности.

Но это не может быть реальностью. Ничто в моей жизни никогда так не чувствовалось. Я теряю контроль, и мне все равно.

Его палец скользит в меня, растягивая, пока пытается войти глубже. Затем там оказывается еще один, удваивая ощущения.

Его другая рука занята лаской всех чувствительных складок вокруг моего клитора. Лужица желания собирается там, пока кончики его пальцев пробираются сквозь нее, прежде чем отстраниться.

Он убирает руку, но на его лице улыбка, словно у него есть сюрприз для меня. Поэтому я молчу.

— Открой рот, Саша.

Я размыкаю губы, а через секунду влажный палец оказывается внутри, надавливая на мой язык. Это вкус разрушенной мечты и растраченной впустую похоти.

— Соси, — говорит он, медленно двигая пальцем в рот и из него. — Соси мой палец и представь, что это мой член, пока я буду трахать твою киску другой рукой.

Я обхватываю губами его палец. Между моих ног он толкается в меня сильнее. Синхронно двигаясь в меня: в мой рот и в мою киску, словно танец, назад и вперед. Предлагая и забирая.

Моя спина выгибается над его коленями, а затем он скользит немного вниз, слегка сползая по сидению, чтобы дать своему твердеющему члену больше места. Чувствую, как он прижимается к моему позвоночнику. Представляю себе, каким огромным он почувствуется, когда наполнит меня.

— Открой глаза, Саша.

Я не поняла, что закрыла их. Мое желание быстро растет, и довольно скоро будет невозможно удерживать их открытыми, даже если я сосредоточусь. Но я поступаю так, как он просит, и меня вознаграждают горящей похотью в его взгляде.

— Кончай, — говорит он. — Кончи на мои пальцы, чтобы я мог заставить тебя обсосать их, прежде чем трахну тебя по-настоящему.

Его слова лишают меня дыхания. Никто и никогда не говорил со мной так. Никто и никогда не замедлял время и одновременно ускорял мое сердце, как сейчас.

Он входит в меня сильнее, и в мой рот, и в мою киску, заставляя изгибаться. Я сосу его палец, пока он скользит им по моему языку, и желаю, чтобы это был его член. Я представляю себя на коленях, глядя ему в глаза. Его пальцы, зарывшиеся в моих волосах, пока он побуждает меня принять его глубже.

Он сгибает палец внутри моей киски, находя мою точку G, и спустя несколько толчков я извиваюсь. Дрожь от освобождения заставляет меня закрыть глаза, чтобы я смогла насладиться ею. И затем он вытаскивает палец из моего рта, скользит рукой под мою голову и прижимает меня губами к своим губам. Его поцелуй — это последнее, что я ожидаю, но это прекрасное окончание моей кульминации.

— Саша, — стонет он, его слова ласкают мой язык, дыхание смешивается с моим собственным. — Сядь.

— Я не хочу, — говорю я. — Я хочу немного полежать здесь, в твоих руках.

Рука, все еще находящаяся между моих ног, рвет тонкую ткань моих трусиков, стаскивая их с моего все еще дрожащего тела.

— Сядь, — командует он. — И вытащи мой член из штанов.

Я открываю глаза, понимая. Он помогает мне сесть, и я изощряюсь в маленьком пространстве, поэтому седлаю его колени. Я слишком стесняюсь, чтобы встретиться с его взглядом. Реальное осознание того, что мы делаем, заменяет жар желания. Поэтому я концентрируюсь на том, чтобы расстегнуть пряжку ремня и штаны. На нем черные боксерские трусы, и он твердый и большой под тонкой тканью. Я чувствую жар, исходящий от его члена.

Тяну за резинку трусов, освобождая его, и его полная длина вырывается наружу.

— Отодвинь платье в сторону и оседлай меня.

Я встаю на колени, размещаясь над ним, а затем сжимаю его плечи и опускаюсь.

— О, боже, — стону. Он толстый и твердый, как камень.

— Посмотри на меня, — говорит он. — Я хочу видеть твое лицо.

Я медленно поднимаю подбородок и нахожу его взгляд. Его глаза наполовину прикрыты. Рот открыт, а дыхание спешное. Слабые стоны срываются с его губ, когда я поднимаюсь и медленно опускаюсь снова и снова. Он берет мое лицо в ладони и, кажется, смотрит в мою душу.

— Я еще даже не закончил, а единственное, что у меня на уме, это сделать это снова. Я хочу трахать тебя везде, Саша Астон. Вез-де.

Я не знаю, что сказать, поэтому кладу голову ему на плечо и продолжаю свои движения. Они медленные, и темп равномерный. Он не торопится и не заставляет меня двигаться быстрее. Теперь он ничего не просит. Просто двигает бедрами в такт моим круговым движениям, протирая мой клитор. Мои единственные мысли — заставить его почувствовать то же облегчение, какое я только что испытала, и я удивлена, когда мое желание снова начинает разгораться.

— Я снова собираюсь кончить, — шепчу я ему в шею.

— И снова, и снова, и снова, — отвечает Джекс, когда его рука пробирается под шелковистую ткань моего платья, и он потирает пальцами мой анус.

Давление слабое, даже не близкое к проникновению, но ко мне никогда не прикасались там, поэтому ощущение новое и захватывающее.

Все с Джексом новое и захватывающее.

Мы кончаем одновременно. Тихо стонем вместе, пока он изливается внутри меня.

Рациональная мысль вторгается в мое удовольствие в мгновение, когда я понимаю, что мы только что сделали.

— Я на противозачаточных, — говорю я, хотя дышать тяжело. — И я годами не занималась сексом.

Он поворачивает голову и целует меня, его язык переплетается с моим на несколько минут, прежде чем он отстраняется и говорит:

— Ты в безопасности со мной, Саша. Всегда знай, что ты в безопасности со мной.

Я наслаждаюсь его словами, пока мы отдыхаем в объятиях после нашей связи. Услышать их приносит неожиданное облегчение, хотя, может, он просто намекает, что у него нет ЗППП, чтобы я не волновалась.

Но я не беспокоюсь об этом. Джекс воплощает для меня осторожность. Я придумываю скрытые смыслы в его заявлении. Такие, от которых он меня защитит. Он будет рядом, чтобы поймать меня, если я упаду. Он проведет меня через эту ночь, проследив за тем, чтобы я не распалась на части. Он будет рядом, когда прошлое устремится назад, чтобы ударить меня по лицу.

Когда я в последний раз чувствовала себя в безопасности?

Я думаю об этом несколько секунд, пока он нежно гладит мои волосы.

Никогда, решаю я.

Я не могу вспомнить ни единой минуты, которую бы я прожила без страха.

Глава 18

Джекс

Она опускает голову мне на плечо, с ее губ срывается измученный вздох.

— Устала? — спрашиваю я.

— Очень. Я бы лучше поехала домой, чем встречалась с давно потерянной тетей.

— Просто дай ей шанс, хорошо? Я знаю, что это странно, и знаю, что она нуждается в тебе больше, чем ты в ней, и что у тебя уже есть отличная семья. Поэтому просто помни, чего ты стоишь, когда войдешь туда.

Саша садится прямо, потираясь киской о мой член так, что движение снова делает меня твердым.

— Стою?

— Господи, Саша, — смеюсь я. — Не ерзай, когда сидишь у меня на коленях.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что она нуждается во мне?

— Она может быть мягкой, но я давно ее знаю. Она не та женщина, которая упустит возможность.

Саша щурится, глядя на меня.

— Я не хочу с ней встречаться. Ты не можешь отвезти меня домой? Разве я уже не поставила точку в нашей сделке? У нас было свидание. Мы занимались сексом, ради Бога. Я вывела себя из игры. Этого должно быть достаточно.

— Ты не вывела себя из игры, — зарычал я на нее. — Я не хочу слышать, как ты ссылаешься на секс со мной таким образом. Это обидно. Если не хочешь...

— Я сделала это, Джекс. Это не то, что я имела в виду. Я просто не хочу с ней встречаться. И не думаю, что ты заставишь меня, если я останусь стоять на своем.

Я вздыхаю, пока играю с ее волосами.

— Я не стану заставлять тебя что-либо делать. Но всегда лучше иметь больше информации, чем нуждаться в ней. Ты должна встретиться с ней, чтобы суметь принять решение касательно нее. Ведь так ты делаешь работу, не так ли? Ты собираешь информацию, оцениваешь ее, а затем составляешь мнение.

— Я не работаю на тебя или ФБР, Джекс.

— Пока нет, — шучу я, щекоча ее ребра. Она ерзает на мне и снова трется о мой член. — Святой ад, тебе нужно слезть с меня, иначе я наброшусь на тебя. — Я тянусь к носовому платку, который использовал, чтобы стереть кровь с ее головы и поднимаю его для нее. — Извини, я знаю, что являюсь причиной беспорядка внутри тебя. Это все, что у меня есть.

— И ты разорвал мое нижнее белье. Теперь я одета в это глупое платье без нижнего белья.

Не могу думать об этом. Я тоже готов сдаться.

— Я бы предпочел тебя сегодня вечером чисто для себя, чем остался там на ночь…

— Я не собираюсь оставаться там на ночь!

— Это большое место, Саша. У тебя будет своя комната. Это практически отель.

— Нет, ни в коем случае. Думаю, нам нужно разворачиваться.

— Саша, — говорю я, обхватывая ее лицо руками. — Разве я не сказал тебе, что ты в безопасности со мной? Расслабься. Уже почти одиннадцать. Будет всего одно неофициальное знакомство, небольшая беседа, затем тебе покажут твою собственную комнату, и первым делом с утра мы уедем.

Она колеблется. Мои слова повисают в воздухе без ответа. Затем она слезает с моих коленей и начинает безмолвно собираться с мыслями. Ее волосы взъерошены, а лицо покраснело. Мне тоже внезапно становится жарко, и тогда я понимаю, что произошло. У нас был секс в машине в наших зимних пальто. Я занимался сексом с Сашей Черлин, бывшим ребенком-убийцей, тайной Организации и разносторонней смелой девушкой.

Я издаю слабый смешок.

— Что смешного? — спрашивает Саша, пытаясь увидеть себя в тусклом отражении темных окон, освещенных луной снаружи.

Я не могу ответить, не обижая ее. Поэтому просто пожимаю плечами.

— Как быстро все меняется, знаешь?

— Ты имеешь в виду нас, — она отводит глаза от окна.

— А будет ли оно, это «мы»?

Она пожимает плечами в ответ.

— Кто знает? Сейчас я не совсем в хорошем месте. Вся моя жизнь, кажется, подвешена в воздухе.

— Это не всегда плохо.

— Пфф. Говори за себя. У меня ОКР касательно этого. Мне нравится планировать вещи. Я ненавижу быть спонтанной. Мне нравятся четкие цели, которые можно просчитать. И несколько часов назад мне пришлось очистить свой офис, и знаешь что? — Ее взгляд застыл на мне.

— Что?

— Единственное, что у меня было в этом офисе, это динозаврик Чиа.

— Извини, что разбил его.

— Нет, — говорит она, убирая с лица непослушную прядь волос. — Это не то, что я имею в виду. Меня это не волновало. Не по-настоящему. Спустя два года, которые я практически прожила в этом колледже, мой кабинет должен был выглядеть, как спальня. Заполненным дерьмом, мусором, остатками жизни. Но мой офис был безупречен.

— Итак, твое ОКР перенеслось в твою профессиональную жизнь.

— Почему я не заметила, что с меня не будет толку?

— Это имеет значение, кто заметил первым? Ты или твой куратор?

— Да, потому что я помешана на конкуренции. И за один час я узнала, что потеряла ценную стажировку и меня выперли из школы. Я имею в виду, это стопроцентный полный провал.

— Или, — считаю я, — это шанс взглянуть на то, что ты делаешь и почему.

Я собираюсь рассказать ей больше, чтобы внести ясность в ее мысли о том, что произошло сегодня. Это, должно быть, ощущается провалом, и я не хочу прекращать этот разговор на такой ноте. Но машина останавливается, и она смотрит на меня с чистой паникой в ​​глазах.

— Ты в порядке, — говорю я, сжимая ее руку.

— Что, если у меня есть панические атаки?

— А что, если их нет?

Передняя дверь хлопает, когда водитель выходит, а затем он открывает дверь Саши и протягивает ей руку.

Она смотрит на него, принимает предложение и выходит из машины, как профессионал.

Я обхожу машину и протягиваю ей свою руку, когда водитель отпускает ее. Она принимает ее, и мы идем вперед. Саша запрокидывает голову, чтобы осмотреть все четырехэтажное поместье.

— Черт побери, — произносит она. — Оно действительно как отель.

— Ты не много выбираешься в свет, не так ли?

— Почему ты так думаешь? — смеется она.

— Ты дочь миллиардера. Уверен, у тебя припрятано немало денег по всему миру. И все же эта усадьба на севере центральной Небраски поражает тебя.

— Я была во многих местах... — Она замолкает, когда мы поднимаемся по ступенькам. Они массивные, как и само поместье, и построены из камня так же, как и все поместье. На самом деле оно напоминает строение из французских деревень. Ночью его хорошо не рассмотреть, но кирпичи цвета светлого песчаника, по обе стороны от главного дома расходятся два крыла, которые, кажется, тянутся бесконечно, и виднеются башни, чтобы придать дому характер. Он немного похож на замок для детей, которые сюда проходят. — Но я простая девушка, Джекс. Домом моего детства был трейлер. Дом Форда невелик. Не такой, как этот. В течение года я даже делила комнату с моей сестрой Кейт, пока мы реконструировали первый этаж.

Дверь распахивается, прежде чем я могу вставить комментарий о ее детстве, а затем появляется дворецкий, кланяясь и протягивая руку, показывая, что мы должны войти.

Саша усиливает хватку на моей руке, и я успокаивающе похлопываю ее по ладони.

— Ваше пальто, мэм?

Это простой вопрос, но Саша просто стоит, открыв рот.

— Вот, — говорю я, стягивая ее пальто по рукам. — Я помогу тебе с этим. — Она кивает мне, но я вижу панику в ее глазах. Она была такой всю осень? Не припоминаю в ней такой потерянности. Конечно, она была практически отшельником. Оставалась дома большую часть вечеров, если только не работала.

— Ты в порядке?

Она оглядывается, чтобы посмотреть, не смотрит ли кто-нибудь, а потом настолько едва заметно качает головой, что я почти не замечаю этого.

— Нет. Давай уйдем, пожалуйста.

— Шшш, — говорю я, беря ее за руку. — Ты будешь в порядке, я обещаю.

Глава 19

Саша

Но я не в порядке. Здесь все кажется неправильным. Пафосный дом. Услужливый швейцар. Массивный вход, и все двери, которые я вижу отсюда, закрыты.

— Я хочу уехать домой, — шепчу я.

— Десять минут, Саша. Всего десять минут. Познакомься с ней, и мы уйдем в свои комнаты...

— Я не хочу спать одна, Джекс.

Он вздыхает. Это больше похоже на начало какого-то анекдота, суть которого в большом-таки желании спать с ним. Но он знает, что сейчас я говорю серьезно. Ему хорошо удается прочесть меня, и я не шучу. От этого места у меня мурашки.

— Саша, — сдержанно произносит он, — с тобой ничего не случится. Твоя тетя несет ответственность за...

— Спасение более двадцати пяти детей Организации от их предопределенной судьбы, — произносит женский голос за спиной.

Мое сердце, вашу ж гребаную мать, мое сердце. Оно бьется так быстро, что мне хочется отключиться. Делаю несколько глубоких вдохов, пытаясь не положить руку на сердце и позволить всем понять уровень моей паники.

— Саша Черлин, познакомься с Мэделин Хаас. Твоей тетей.

— Называй меня тетушкой, — произносит Мэделин. — Все так называют.

— Джекс не называл, — отвечаю я. — Так мне просто называть вас… миссис? Хаас? Поскольку я знаю, что это девичья фамилия моей матери, из этого следует, что вы не замужем, или развелись, затаив в душе ненависть к бывшему мужу.

Боже мой, что, черт возьми, я только что сказала?

— Саша, — шепчет Джекс.

— Извини. — Я серьезно не знаю, что только что произошло.

— Вижу в отчетах не ошиблись, — говорит Мэделин.

— Каких отчетах? — шиплю я.

— Твоя репутация идет вперед тебя, племянница.

Я тяжело вздыхаю. От раздражения, по сути.

— Ну, было здорово встретиться с тобой, но мы с Джексом только-только начали веселье, прежде чем остановились здесь. Итак, — я поворачиваюсь и смотрю на ошеломленного Джекса, — теперь мы можем идти?

— Я хотела бы перекинуться с тобой парой слов, Саша. Объяснить, что мы здесь делаем, какие у меня планы...

Но я перестаю слушать о планах и просто качаю головой.

— Не-а. Ни за что. Я не буду частью ваших планов. И вообще не собираюсь планировать с вами что-либо. Я готова отправиться в путь, — оборачиваюсь в поисках гардеробной.

— Не могли бы вы дать нам минуту, Мэделин? Мы встретим вас в главной комнате.

Я оглядываюсь через плечо, потому как швейцар блокирует шкаф своим большим, очень большим, как у телохранителя, телом. Моя тетя хмурится, глядя на меня, как будто у нее имелось какое-то представление о том, кем я была, и оно только что разбилось.

— Хорошо, — отвечает она сквозь стиснутые зубы. — Попрошу официантов принести напитки, пока я жду.

Ее реплика заканчивается с ударением на слове «жду», и как только она оказывается вне зоны слышимости, я тянусь к уху Джекса на цыпочках.

— Она сука.

— Что, черт возьми, происходит с тобой? — спрашивает Джекс. — Такое ощущение, словно по щелчку пальцев ты превратилась в Сашу-Бизарро (прим. пер. — персонаж комиксов с суперсилой. Был создан, как «зеркальное» отражение супермена, но с отрицательными способностями).

— Я не превращалась в Сашу-Бизарро, Джекс. Я за две секунды из Саши Астон стала Сашей Черлин. Она. Мне. Не. Нравится. Я это костьми чувствую.

— Просто остановись, хорошо? Она не такая, как ты думаешь.

— А кто она? Какой-то благородный спаситель детей Организации? Я этого не вижу.

— Да, она делала это. И продолжает делать, Саша. Она знает меня большую часть моей жизни, и я знаю ее.

— Я ненавижу ее. Это даже не антипатия, это ненависть.

— Это же не рационально.

— Мне все равно, — чтобы придать вес своим словам, я даже скрещиваю руки.

— Саша, — говорит Джекс тоном агента ФБР. — Подумай о том, что ты, возможно, злишься на нее за то, что ее не было в твоей жизни. Что ты осталась без дома и родителей после того, как убили твоего отца и бабушку с дедушкой. Это рационально. Но слепая ненависть — нет.

— Слепая ненависть кажется мне довольно рациональной. Я уже чувствовала ее. У меня был дядя с этой стороны семьи. Он был абсолютным говнюком. Я всегда его недолюбливала. И правильно делала. Однажды он пытался убить Харпер.

— Дай ей десять минут. Ладно? Десять минут. Скорее всего, это все время, которое она может посвятить этой встрече, она невероятно занята.

— Ага, занята, управляя этим... этим... что это вообще за место?

— Она расскажет тебе. Если ты ей позволишь.

— Мне это не нравится, Джекс. Говорю тебе, внутренний убийца во мне кричит: «Убирайся». Я хочу уйти.

Он вздыхает.

— Хорошо. Я сказал, что выбор за тобой. Так что просто подожди здесь. Я скажу ей, что мы уходим.

Мое тело окутывает облегчением.

— Спасибо, — я хватаю Джекса за руку, прежде чем он уйдет. — И мне очень жаль, хорошо? Правда. Но я просто не могу находиться здесь.

Он кивает мне, изображая понимание. Но я знаю, он думает, что я иррациональна. Несмотря ни на что, я делаю по-своему. Он уходит по длинному коридору в том же направлении, куда ушла Мэделин, — противоположном тому, откуда она пришла — и я наблюдаю за ним, пока он не исчезает за углом.

Обнимаю себя, промерзая до костей. Что-то здесь не так. Я чувствую это. Не уверена, что именно в этом месте так настораживает меня, но…

— Уже сдаешься? — Я оборачиваюсь, видя парня примерно моего возраста, стоящего под аркой с открытыми двойными дверями. — Я понял, что ты свалишь. Тетушка возлагала на тебя большие надежды, но я знаю таких, как ты.

— Кто ты, черт возьми?

На нем черный костюм. То есть он весь в черном. Рубашка и все такое.

— Еще одно нарушенное обещание.

— Что прости? — «Сердечный ритм, Саша, — мне приходится напоминать себе. — Контролируй свой сердечный ритм». Поскольку сердце бьется так быстро, что моя грудь может взорваться.

— Скажи мне, Саша Черлин, — произносит он, медленно и размеренно подходя ко мне. — Что бы ты сделала, если бы я напал на тебя прямо сейчас? — Он кивает в сторону коридора, в котором исчез Джекс. — Он вне пределов досягаемости, поверь мне. Мэделин вывела его на улицу.

— Зачем, во имя всего святого, тебе на меня нападать? Я думала, у нее были хорошие намерения, и она просто хотела поговорить.

— Она и хочет. Но у меня на тебя другие планы.

— Неужели? — Самоуверенный ублюдок.

Он бросается вперед, ударяя меня по лицу тыльной стороной ладони.

Я реагирую, приседая и хватаю его за ноги, отправляя на пол. Он вскидывает ногу и пинает меня в грудь, запуская скользить спиной по блестящему полу.

Чувствую кровь во рту от его жесткой пощечины, а затем вскакиваю на ноги. Он уже стоит, обходя вокруг меня, словно хищник.

— Давай, придурок, — шиплю сквозь зубы. — Я готова.

— Ты в этом уверена?

На этот раз нападаю я. Делаю два шага вперед, уклоняясь влево слишком медленно, пропуская его кулак, ударяющий меня в щеку, а затем хватаю его за горло и руку, отталкиваясь от пола, подлетаю в воздух, делая подсечку. Скорость укладывает его на твердый, из белого известняка, пол, и я сижу на его спине несколько секунд, прежде чем он отталкивает меня, отправляя на задницу, отчего платье на мне задирается высоко по ногам.

Он стоит над мной, посмеиваясь.

— В следующий раз, когда решишь вступить в схватку, потрудись надеть трусики.

Следующее, что я понимаю, это как его лицо встречается с кулаком Джекса, который теперь стоит на его месте. Кровь стекает на дорогой полированный пол, а мой нападающий протяжно стонет.

— Ты в порядке? — тяжело дыша, спрашивает Джекс и протягивает руку, чтобы помочь мне подняться. — Извини, я не знал, что он будет здесь, иначе бы не оставил тебя одну.

— Чертовски верно, — говорит незнакомец. — Ты знаешь, что я уделал бы ее.

— Достаточно, Джулиан, — властно произносит Джекс, и Джулиан прикусывает язык. — Убирайся отсюда, иначе я закую в наручники твою задницу прямо сейчас и выведу отсюда.

— Сделай это, — Джулиан бросает вызов. — Посмотрим, как далеко это заведет тебя с тетушкой.

— Поверить не могу, что ты называешь эту суку тетушкой.

— Следи за речью, Саша, — раздается голос за моей спиной.

Я резко поворачиваюсь, видя Мэделин у входа.

— Вы сумасшедшие.

— Я просила об одном разговоре. Десять минут твоего времени. А ты относишься к нам так, будто мы недостойны твоей компании. Что это о тебе говорит?

— Меня привели сюда против моей воли.

— Значит, Джекс неправильно понял. Его попросили устроить встречу. Если он сделал это, используя нечестные способы, тебе придется решать это с ним.

Я стреляю в Джекса взглядом.

— Десять минут, Саша. Выслушай ее, и мы сразу уйдем.

— Он напал на меня! — я звучу, как ребенок, указывая на Джулиана одной рукой и касаясь своей губы другой. — У меня кровь!

— Навыки шероховаты, — говорит Джулиан в сторону Мэделин. — Ее нужно переучивать снова, если я соглашусь взять ее.

— Взять меня куда? Кому-то лучше начать говорить, иначе я потеряю гребаный рассудок!

— Я практически умоляла тебя поговорить, а ты...

— Ладно, — кричу я Мэделин. — Пять минут. Начинайте говорить.

— Наедине, — требует она. — И пока ты ожидаешь, — обращается она к Джексу, — может быть, найдешь ей какое-то нижнее белье?

От меня она получает лишь пристальный взгляд.

— Если вы думаете, что можете опозорить меня, вы ошибаетесь, леди. Я разденусь догола и надеру вашу задницу.

Джекс хихикает.

— А ты, — говорю я, оборачиваясь. — Какого черта? Ты привозишь меня к этим чокнутым после того, как я провела последние десять лет, по капле убивая в себе психа. Просто-напросто, какого хера, Джекс?

Лицо Джекса становится серьезным.

— Джулиан не должен был быть здесь. Он прекрасно знал, что к тебе нельзя приближаться сегодня вечером.

Я открываю рот, чтобы спросить, что это значит, но Мэделин берет меня за руку. Это нежное прикосновение около моего локтя предназначено сопроводить, а не пригрозить. Но я отдергиваю руку.

— Ладно. Показывайте дорогу, тетушка, — с презрением произношу я. — Но следующий дебил, который нападет на меня, не встанет, когда я с ним покончу.

— Принято к сведению, — говорит она, шелестя своим длинным платьем, когда поворачивается. — Пожалуйста, следуй за мной в библиотеку.

Следуя за ней, я даже не оглядываюсь на Джекса. Но если моя паранойя обострилась, когда я села в этот черный самолет с ним раньше, то в данный момент она достигла своего апогея. Мне приходится делать глубокие, очищающие вдохи в ритм своих шагов, чтобы успокоиться.

Там, в машине, я совершила огромную ошибку. Я не должна была заниматься с ним сексом. Сейчас после двух оргазмом к такому выводу прийти легко, но не тогда, когда у вас два года не было секса.

Мне нужно быть начеку, потому что он что-то скрывает. Все эти люди, оказавшиеся здесь сегодня, что-то скрывают.

И у меня складывается ощущение, что они собираются рассказать мне все. Но хуже, чем не знать о секретном дерьме, может быть только одно — знать больше, чем нужно.

Глава 20

Саша

Мы попадаем в комнату, которую я могла бы назвать библиотекой, будь в ней книги. Это скорее гостиная с кожаными диванами цвета сливочного масла, мягкими стульями и большим окном от пола до потолка, которые в течение дня, должно быть, открывают прекрасный вид, раз им отведено такое огромное пространство в комнате.

Мэделин ждет, пока я войду первая, а затем спокойно закрывает за мной двойные двери и подходит к кушетке.

— Присядь, пожалуйста. Устраивайся поудобнее.

Я иду к одному из стульев, все еще ища книги в этой библиотеке, и сажусь.

— В наши дни все оцифровывается, верно? — говорит Мэделин, указывая рукой на комнату в целом. — Все читают книги на электронных девайсах. Я много лет сопротивлялась, но технологии взяли верх. Будущее нельзя отрицать, как бы мы ни старались воспротивиться.

Я пожимаю плечами.

— Кроме того, мы слишком часто переезжаем, чтобы хранить какие-то коллекции.

— Переезжаем?

— С места на место, Саша. В дома. У меня нет домов на свое имя. Все они покупаются или сдаются в аренду под именами Организации.

Я знаю, что она имеет в виду. Понимаю, что для большинства людей слово «Организация» имеет, как правило, благородное определение. Но мы не большинство людей, и при упоминании этого слова у меня твердеет позвоночник.

— Что вы хотите сказать?

— Ты ни капли не заинтересована во мне?

Мне нечего на это ответить.

— Зачем мне это? Вы появляетесь в моей жизни спустя все эти годы и чего ожидаете? Что я побегу к вам с объятиями? Я переросла это.

— Переросла что? — спрашивает она, подходя к чайному сервизу на большом овальном столике. — Выпьешь? — предлагает она.

Я игнорирую ее предложение.

— Переросла желание того, чтобы моя жизнь стала чем-то иным, чем она есть на самом деле. Вы могли найти меня в любое время после моего рождения, но не сделали этого. Вы бросили меня одну разгребать дерьмо.

— Ты проделала замечательную работу. Оказалась намного лучше, чем большинство.

— Мне повезло.

— Тебя хорошо учили.

— И это не имеет никакого отношения к вам.

— Правда. Но твоя враждебность ко мне неуместна. Я не часть проблемы. Я часть решения.

— Мне не нужно ваше решение. Мои проблемы были решены давным-давно.

— Поэтому за Ником Тейтом охотятся?

— Понятия не имею. Я не говорила с ним годами. Но я уверена, что если он захочет меня найти, он придумает способ.

— Это его приоритет номер один в этот самый момент, Саша. Он ищет тебя. И он ушел от своего лидера в Центральной Америке. Матиас сейчас разбирается с этим, но Ник Тейт никогда не был частью его банды. Он всегда был одним из нас.

— Определите «нас».

— Организация.

И снова это слово меня замораживает.

— У меня одна простая просьба, и все. Перейду сразу к делу, так как ты очень стремишься уйти. Ты можешь обдумать это сегодня ночью, но утром мне нужен ответ.

— Я не останусь здесь, поэтому просто дам вам свой ответ. Нет.

— Даже если это означает, что ты сможешь предотвратить десятки, если не сотни других девушек от скитания по миру, как это делала ты? Хммм? Ты настолько эгоистична, что повернешься спиной к сестрам своей Организации, которые нуждаются в помощи?

Мои прерванные планы в день, когда Джекс перехватил меня в аэропорту, словно пуля ударили меня в грудь.

— Я понятия не имею, о чем вы говорите.

Она странно смотрит на меня, и я ерзаю на своем месте. «Заткнись, Саша».

Она отводит от меня взгляд и концентрируется на заполнении чашки чаем, добавляя две крошечные ложечки сахара.

— Меня здесь очень любят. Среди моих достижений более двадцати пяти спасенных человек.

— Что, простите?

— Хотя пока только мальчики. Как тебе хорошо известно, их гораздо легче спасти. — И затем из ее рта вырывается слабое хихиканье, и я снова чувствую мурашки. — Джекс может не согласиться, но его ситуация уникальна.

— Джекс? Он сказал, что он не ребенок Организации. Если он солгал мне…

— Мы сделали все возможное в этом случае. Но Организация — и я уверена, ты знаешь — имеет легионы убийц в своем штате. Ты и сама являешься одной из них.

— Я не была убийцей. У меня нет номера.

— Ноль? Это ведь номер, не так ли? Был, насколько мне известно.

— Ноль ничего не значит.

— Ты не права. Ноль — это число, добавив которое, ты умножаешь все на десять. Добавь два, и умножаешь на сто. Три — на тысячу.

— Я понимаю это, но это чушь.

— Это не так, Саша. Это единственное, что действует из того, что они пытались сделать.

— Вы, о чем сейчас?

— О дремлющих агентах. Кадры с минимальным числом контактов и сеансов связи. Девочки. Дети-убийцы. Ты была одной из них. Твой отец не последовал протоколу, и, думаю, поэтому ты все еще жива. Но никто из оставшихся не выжил, кроме Харпер Тейт, и она практически не учитывается, так как Адмирал с самого начала никогда по-настоящему не брал ее во внимание для программы дремлющих. Все это делалось для шоу. Чтобы сравнить всех. Знаешь, для показательного примера. Ни одна из других девочек Организации не имела такой защиты, как вы двое. Но Нику, с другой стороны, правильно промыли мозги. Он заработал себе громкое имя в Майами.

— Майами? — Черт. Я понятия не имею. Я сейчас настолько вне моей стихии. Раньше я была девушкой, которая знала все, но в последнее время я чувствую себя той, кто узнает все последней.

Она машет мне рукой и делает глоток чая, прежде чем поставить фарфоровую чашку на ее симпатичную тарелку.

— Не обращай внимания на Ника. С ним я справлюсь. Но девочки, которых я нашла, это другое дело. Они дикие. Ты встречала кого-нибудь из них?

— Нет, — я лгу. — Только Харпер.

— Хммм, — протягивает она, не совсем обращаясь ко мне. Так что, может быть, она не знает о Сидней, девушке Мерка. Она была девочкой Организации. И тоже была дремлющим наемником. Такой же опасной, какой они бывают. Может быть, даже более опасной, чем я при обычных обстоятельствах. Но ее разум был так сильно искорежен, что она никогда не станет нормальной.

Нет, я не та, кто искорежил ее мозги. Я та, кому удалось выйти с нетронутым разумом.

— Во всяком случае, ты злишься на меня за то, что я тебя не спасла. Но теперь, когда я предлагаю тебе возможность спасти других девушек, других девочек Организации, ты хочешь сбежать от предложения.

— Вы так ни черта мне и не предложили.

— Я предлагаю сейчас, Саша. Помоги мне добраться до них. Помоги мне стереть годы обучения и жестокого обращения. Помоги мне украсть их, если необходимо.

— Ты хочешь, чтобы я крала девочек-младенцев. — Эта сука е*анулась.

— И переучивала старших.

Меня сейчас на самом деле стошнит. О чем, черт возьми, она просит?

— Вы не можете просто так украсть детей.

— Почему нет? Организация это и делает. Они украли тебя. Украли твою мать.

— И все же вам удалось сбежать.

— Твой дед — мой отец — пошел на крайность ради моего спасения.

— Но не моей матери?

— Она была чистокровным ребенком Организации. У него не было шанса. Но завтра здесь пройдет очень важная встреча. Встреча, которая изменит жизнь этих девушек. И я хочу, чтобы ты присутствовала на ней. Мне нужна твоя поддержка. Потому что мои сподвижники уверены, что ты единственная, кто способен на эту работу, и я уверена, что я единственная, у кого достаточно знаний, чтобы это увидеть. Мне нужна твоя помощь, чтобы закрепить эту позицию.

— Это бессмысленно. Кто за вами последует? Не я! — смеюсь я. — И я всего лишь студент-аспирант по антропологии. Я за десять лет не видела ни одного их действия.

— Но нападение Джулиана доказало, что у тебя все еще остались навыки.

— Так это было запланировано? Вы, люди, больны. И я думаю, что услышала достаточно, — я встаю со стула и отворачиваюсь, быстро направляясь к двери.

— Ты можешь уйти, Саша. Я не могу принудить тебя к сотрудничеству. Пока ты не поверишь, это никогда не сработает. Но эти девочки, они рассчитывают на тебя. Их судьба в твоих руках.

Я останавливаюсь на мгновение, но не поворачиваюсь к ней лицом.

— Я не спаситель девочек Организации, Мэделин. Я сама девочка Организации, спасающая себя.

— Ты никогда не была девочкой Организации, Саша. Ты была убийцей Организации. Есть большая разница. У тебя получалось лучше, чем у большинства. У вас с Харпер все получалось лучше, чем у остальных. Ты не представляешь, какие пытки они терпят. В этом отношении ты была очень защищенным ребенком. А сейчас ты очень защищенная взрослая. Но я знаю, что ты встречалась с Сидней Ченнинг. Вот как выглядит девочка Организации. И теперь Ник там, убивает их быстрее, чем я могу их спасти, Саша. Ты знаешь, что он много лет убивает детей Организации? Ммм? Ты не на той стороне.

Ник? Что? Я изо всех сил стараюсь не реагировать, но выплевываю слова:

— Ты — лгунья, и мой ответ по-прежнему «нет». — И с этим я хватаю ручку двери и открываю ее.

— Четвертая дверь слева — уборная, Саша Черлин. Лучше вытри кровь с лица, прежде чем уйдешь. С ней ты выглядишь, как боец. Лучше придерживайся своего вида высшего общества.

— Пошла ты.

Я выхожу, хлопнув дверью. Прикасаюсь к моей кровоточащей губе, направляясь к двери, о которой она говорила, и открываю ее.

Перед зеркалом стоит Джулиан. Смотрит из отражения мне в глаза, поправляя галстук на шее.

Но когда он поворачивается, я понимаю, что это не галстук. Это белый воротничок. Мне приходится прыснуть со смеху.

— Священник? Ты, мать твою, шутишь? Тебе примерно двадцать. Двадцатилетних священников не бывает.

— Двадцать четыре, Саша. Как и тебе. И целибат был моим единственным вариантом после того, как Ник отнял у меня то, что принадлежало мне.

— Достаточно, Джулиан, — произносит Джекс позади меня. — Машина готова, Саша. Поехали.

— В конце концов, она узнает, Джекс.

— Иди домой, Джулиан. Сегодня ты нанес большой урон. — И затем Джекс берет меня за руку и направляет вперед, слегка прикасаясь к спине.

— Что это значит? — спрашиваю я, когда мы надеваем наши пальто. — Какого черта? Он священник, потому что Ник отнял... что? Его обещание? Неужели Ник убил девушку, которую ему обещали?

Он игнорирует мой вопрос, пока мы не покидаем особняк и не возвращаемся к машине.

— Забудь о Джулиане. Он никогда не был нормальным. Давай выбираться отсюда. Я понятия не имел, что она это подстроила.

Я вздыхаю, когда сажусь обратно в машину. Я так устала. Настолько, что готова попросту отправиться домой и лечь спать в моей постели, попытавшись забыть, что этот день вообще начинался. Сегодня все было плохо.

«Ну, — думаю я, пока Джекс садится в машину с другой стороны от меня, — может, и не все». Я знаю, что мне стоит злиться на Джекса, но комфорт, который я ощущала в его руках ранее… он оказался неожиданным. На самом деле, это было мило. И секс был потрясающим.

Я всегда пыталась найти хорошее в плохом.

Даже будучи ребенком, все знали, что я найду лучшее во всем. Ударьте меня, и я встану. Так было всегда.

Так что сегодня я делаю Джекса причиной, по которой встаю.

Я хочу большего. Но мне нужно выяснить, какая его роль во всем этом прежде, чем я позволю ему снова прикоснуться ко мне. Я не могу позволить себе потеряться в страсти.

Глава 21

Джекс

У меня плохое предчувствие, что я облажался.

Мэделин, Джулиан. Пустое поместье. Мне не стоило идти на поводу у требований Мэделин встретиться с Сашей сегодня вечером. Мне стоило подождать, пока дом не заполнится. Будь там хотя бы один ребенок, было бы лучше.

Как Саше верить мне, когда все, что она увидела сегодня вечером, указывало на Организацию? И, должен признаться, глядя на это глазами Саши, так оно и есть. Она понятия не имеет, что делала Мэделин все эти годы.

Полная. Задница.

— Итак, — говорит Саша, когда машина начинает часовую поездку обратно в аэропорт. — Ты нашел мне нижнее белье?

Я прыскаю со смеху. Смотрю на эту девушку, удивляющую меня на каждом шагу. Она храбрая и умная. Забавная и настоящая. Она единственная женщина, которой я когда-либо был одержим.

— Нет, — отвечаю я, изо всех сил контролируя свою улыбку. — Миссия потерпела абсолютный провал.

Она смотрит на меня, а затем приближается и обнимает мой бицепс, склоняет голову к моему плечу, и этот маленький жест приносит мне настоящее счастье.

— Что ж, агент Джекс, ничего страшного. Я надела трусики только для того, чтобы произвести на вас впечатление. Я привыкла ходить без белья.

Сидя на заднем сидении автомобиля, я улыбаюсь в темноте.

— И мне жаль, что я превратилась в капризную суку, но эта женщина... она плохая.

— Почему ты так думаешь? Все думают иначе, Саша. И я не говорю, что ты ошибаешься, мне просто нужно понять, откуда такое впечатление.

Саша пожимает плечами. Боже, я люблю этот момент. Мне нравится слышать, что она верит мне. Тянется ко мне.

— Поместье и прилегающие земли напоминают мне дом в Санта-Барбаре. Тот, в котором погибли все те члены Организации, потому что я привела туда легион долбанутых на голову людей ради мести. Тот, где Ник заставил меня уйти без него. Сесть в ту лодку с Мерком, Джеймсом и Харпер и никогда не оглядываться назад.

Я знаю, что ранее она предупреждала меня о возможных разговорах об этом, но я ничего не могу с этим поделать. Мне нужно знать все о ней, и если она в настроении выговориться, я не собираюсь упускать шанс послушать.

— Он был твоим обещанием, не так ли?

— Был, — вздыхает она, а потом замолкает. Это продолжается так долго, что я начинаю задаваться вопросом, не уснула ли она, но она произносит:

— Я знаю, что это глупо. То есть, я понимаю это. У меня было десять лет, чтобы прийти к осознанию того, что устроенный брак далек от идеального. Но это все, что я знала. Он начал приходить, когда мне было около одиннадцати, а ему было пятнадцать...

— Почему? — Момент умиротворения, который у меня только что был, исчезает. Боже, Ник делает это со мной. И последнее, о чем я хочу поговорить с Сашей, этот мудак. Но я обещал ей. Сказал, что покажу ей, что у меня есть. Так что эта правда рано или поздно будет открыта. Она с таким же успехом может положить всему конец.

— Мой отец был торговцем оружием для Организации. Также он был тренером наемников. Вот почему меня обучали убивать, когда я была еще ребенком, хотя мое место в Организации должно было стать таким же, как у любой другой девочки. Промывка мозгов, пытки и порабощение. Но он изменил мое будущее, научив убивать. Это помогло мне выжить, сделало храброй и помогло выбраться.

— Значит, Ник был там, чтобы купить оружие, и решил, что хочет жениться на тебе, когда тебе было десять?

— Нет, — смеется она. — Нет. Он был выбран для меня... его отцом, кажется. И моим тоже, поскольку для заключения сделки требуются двое.

Слово «сделка» повисает в воздухе. Сколько бы раз я не слышал о сделках, это всегда было не нормальным. Какой бы выгодной не казалась сделка, я никогда не приму тот факт, что обмен дочерей во имя глобальной коррупции может считаться нормальным.

— Поэтому Ник приезжал около года, и мы подружились.

— Значит, ему было шестнадцать, а тебе должно было исполниться двенадцать.

— Да, кажется так. Вот когда он сказал мне, что в Организации имелись проблемы. У моего отца тоже. И Ник стал моим обещанием.

— Знание, что он — твое обещание, делало тебя счастливой? — Я боюсь ее ответа, но уже знаю, что она скажет.

— Боже, у меня даже нет слов. Я чувствовала себя самой особенной девочкой в ​​мире. Адмирал выбрал меня в качестве невесты для его сына. Тогда я не знала, что они делали с матерями, которые отказывались подчиняться промыванию мозгов Организации. Когда мне было тринадцать, Джеймс сказал мне, что они убивают их. Незадолго до того, как мы покончили со всем.

— А что ты думала о Нике? Думала, что он спасет твоих будущих дочерей от судьбы, которой тебе едва удалось избежать? Что ты никогда не была бы связана этими же правилами, если бы продолжила сражаться?

— До меня не доходило, — она немного приподнимается и поворачивает голову, чтобы посмотреть мне в лицо. — Я слышала слова, исходящие из уст Джеймса, но не понимала их. Мне потребовалось много лет, чтобы по-настоящему принять это.

Я осторожно киваю, изучая ее лицо. Она такая красивая. И ей даже не нужен макияж. Ее кожа светлая, с оттенком румянца на щеках. Глаза глубокого синего цвета. Как будто я смотрю на небо во время приближения грозы.

— Она слишком напоминает тебе Организацию.

Саша кивает, инстинктивно зная, что я перевел разговор на Мэделин.

— Семьи не группируют. Организации группируют. Правительства группируют. Мэделин — Организация, даже если на самом деле ею не является.

— Я понимаю. — И я не вру. Не могу обвинять эту девушку в ее первом впечатлении. Она гораздо более опытная, чем кажется.

— И... — Ее слова затихают, и я жду несколько секунд, чтобы посмотреть, не передумает ли она озвучить свою мысль.

— И? — наконец спрашиваю я.

— В моей голове многое спрятано, Джекс. Я бы хотела рассказать тебе о них, правда, хотела бы. Ты не представляешь, как сильно я хочу избавиться от бремени, как хочу излить все тайны, которые у меня были. Но…

— Но ты пока не веришь мне…

— Не верю. С моей стороны было бы очень глупо доверять тебе. Ты отвел меня к этой женщине, давил на меня, чтобы я присоединилась к ФБР, дабы помочь тебе выследить Ника. И хотя я понятия не имею, какое отношение я имею к Нику сейчас, спустя десять лет, я знаю, что не готова его сдать.

— Справедливо. Сегодня ты сделала больше, чем от тебя ожидалось в рамках нашего соглашения. Поэтому я думаю, что в долгу перед тобой. Все-таки я хотел бы показать тебе. Сможешь набраться терпения?

— Конечно. — Слово выходит с длинным придыханием, как будто она истощена.

— Тебе стоит поспать. Я разбужу тебя, когда мы доберемся до аэропорта.

Я снова замолкаю, но через несколько минут она начинает тяжело дышать, засыпая. И мне стоит отдать ей должное. Она говорит, что не верит мне, но если засыпать, прижимаясь к моей руке, это не доверие, как тогда оно должно ощущаться сполна?

Ник — идиот.

Хотя я не могу винить его. Если бы он осознал истинную ценность Саши — помимо ее навыков убивать и знания секретной информации — она ​​все равно принадлежала бы ему. И это стало бы причиной ее смерти.

Моя ненависть к нему немного ослабевает. Мне никогда не понравится этот человек. Никогда. Но мне кажется, он не без причины оставил Сашу. Он оставил ее, потому что она была слишком хороша для него. Она была чиста, а он — испорчен. У меня складывается ощущение, что оставить ее позади было таким же целенаправленным шагом, как любой из тех, что он делал на протяжении многих лет.

Но почему?

Любит ли он ее? Скучает ли она по нему? Не может быть. Саша свободно признает, что не слышала и не разговаривала с ним десять лет, и я ей верю.

Так кто же эта женщина, заманившая Ника обратно в Штаты шесть лет назад? Саша тогда только закончила высшую школу. Ее паспорт показывает, что она была в Новой Зеландии вместе со своей семьей тем летом после окончания учебы. Но если он приехал не к ней, то к кому?

Эта тайна мучила меня годами. Почему один из самых разыскиваемых ФБР преступников покидает Центральную Америку и возвращается в США, когда у него есть сильная позиция в гондурасской банде, которая защитит его там?

Зачем рисковать?

Ради работы?

Нет. Это не может быть так просто. С этим парнем ничего не бывает просто.

Он солгал Саше? На самом ли деле он был ее обещанием? Потому что Джулиан рассказал много интересного за годы после потери своего обещания. Удобно, что отцы Саши и Ника — двое мужчин, которые единственные могли подтвердить эту сделку — оба мертвы.

Я обдумываю это по дороге в аэропорт. И к тому времени Саша так глубоко спит, что не просыпается даже, когда я беру ее на руки и поднимаю вверх по трапу, отношу в заднюю часть самолета и укладываю на кровать.

— Саша, — тихо шепчу я ей на ухо.

— Хммм? — стонет она.

— Давай снимем пальто.

— Мммм. — Она сдвигается достаточно, чтобы я мог снять пальто, а затем переворачивается и засыпает, сунув руки под подушку.

Я стою там, глядя на нее с улыбкой. С обычной улыбкой. Она такая чертовски восхитительная. И я начинаю сожалеть о своем необдуманном решении заняться сексом с ней в машине. Первый раз дается только единожды. Наш оказался великолепным, каким только может быть первый раз. Но все же... мне стоило подождать. Сделать все более романтично и менее первобытно.

Наклоняюсь и целую ее в голову, а затем выхожу, выключая свет, чтобы она могла отдохнуть. Прохожу весь путь до зоны бизнес-класса и сажусь за столик.

— Напитки, сэр? — спрашивает Эсси.

— Конечно. Бренди, если есть. Ты сегодня единственная из персонала?

— Нет, другие девушки болтают на кухне. Но если вы хотите их, я позову.

— Нет, пусть болтают. У меня есть все, что мне нужно, и я не против тишины.

— Очень хорошо, сэр, — говорит она, ставя на столик стакан на треть заполненный бренди. — Просто позовите, если вам что-нибудь понадобится.

Мне понадобится многое. Но Эсси ни с чем не может мне помочь. Поэтому нет смысла ее звать. Я всего лишь выпью свой бренди и подумаю о Саше. Подумаю о том, чтобы снова поднять ее и отнести в машину, которая будет ждать нас после приземления. Надеюсь, она не проснется.

В основном потому, что я хочу снова понести ее. Мне нравится чувствовать ее мягкое тело против твердого своего. А также потому, что я везу ее не домой. И когда она это выяснит, она будет в ярости.

Глава 22

Саша

Меня будят мои крики.

— Саша, — произносит Джекс рядом со мной.

— Какого хрена? — Бросаю дикий взгляд на комнату. — Почему ты в моей постели?

— Саша, все в порядке.

— Где я? — Здесь темно, и я в постели, но даже в тусклом свете видно, что это не моя постель. — Чья это комната? — Затем смотрю на свою одежду. И она не моя. — Чья это одежда? — Я подскакиваю вверх, выскальзывая из крепкой хватки Джекса на моей руке, и, отшатываясь от кровати, ступаю на пол.

— Саша, пожалуйста, послушай, — Джекс встает с кровати со своей стороны, готовясь подойти ко мне, но во мне просыпаются инстинкты. Глазами нахожу дверь, и, прежде чем мне удается хотя бы принять сознательное решение, вырываюсь через нее, оказываясь в прихожей. Она ведет к небольшой гостиной, и мои ноги в носках скользят по полированному паркету.

Входная дверь. Проверить.

Я размыкаю цепочку, открывая ее прежде, чем Джексу удается выйти в гостиную.

— Саша! — кричит он.

Но я уже выбегаю на холодный ночной воздух. На улице неугомонный дождь, и хоть я в боевом настроении под названием «убраться на хрен подальше отсюда», все, о чем я могу подумать, это какого хера в декабре идет дождь?

— Саша! Ты промокнешь. Вернись внутрь.

Останавливаюсь примерно в ста футах от дома и оглядываюсь.

— Где я, черт возьми?

— Просто зайди внутрь, и я расскажу.

— Нет, — я поворачиваюсь на месте. — Нет. Ты снова меня опоил!

Джекс смеется, как и в тот раз, когда я обвиняла его.

— Откуда ты берешь это дерьмо? Я тебя не опаивал. Ты явно была истощена и заснула в машине, помнишь? После того, как мы покинули поместье Мэделин?

Это я помню.

— Почему я здесь, если должна быть дома?

— Я могу объяснить, хорошо? Дай мне шанс. Ты замерзнешь здесь. Зайди в дом.

Я смотрю на свою одежду. На мне черные мужские боксерские трусы и черная мужская футболка.

— Откуда, черт возьми, взялась эта одежда?

— Ты крепко спала, когда мы приехали сюда, Саша. Клянусь. Я будил тебя, как мог, и сказал, чтобы ты переоделась.

Я смотрю на него с сомнением.

— Клянусь Богом, Саша. Я тебя не опаивал. Ты просто дезориентирована. И если ты успокоишься и вернешься внутрь, я уверен, ты вспомнишь.

Оглядываюсь и запоминаю окружение. Света от полумесяца на небе достаточно, чтобы увидеть, что вокруг этого дома нет огней. Я заставляю себя сделать глубокий-глубокий вдох, чтобы успокоить сердце.

— Где мы?

— В Небраске.

Фермерские угодья. Это все, что я вижу. Плоские, невспаханные участки и несколько темных пятен на расстоянии, которые могут сойти за деревья.

— Какого черта я до сих пор в Небраске?

— Ты войдешь в дом? — На нем такая же одежда, как и на мне. И мы спали в одной постели. И вчера я занималась с ним сексом в машине.

Господи Боже, какого хрена я здесь делаю?

— Саша, — говорит Джекс, тянясь за чем-то за дверью. Мое сердце ускоряется еще на один удар, когда я представляю, что он берет пистолет. Но он возвращается в поле зрения, раскрывая зонтик. — Пойдем, — говорит он, делая несколько медленных шагов навстречу мне. — Ты промокаешь. Пойдем в дом и поговорим об этом.

— Отвези меня домой, Джекс. Прямо сейчас, — я смотрю ему в глаза, пока он осторожно направляется ко мне. — Я хочу домой.

— Отвезу, Саша. — Он останавливается всего в нескольких шагах от меня. — Отвезу. Но я сказал тебе, что покажу все, что у меня есть на Ника. И это именно то, что я собираюсь сделать.

Я качаю головой.

— Нет, это уловка. Ты меня обманываешь.

Он делает последние несколько шагов и размещает зонтик над моей головой. Холодные иголки, которыми кажутся дождевые капли, прекращают колоть мою обнаженную кожу, и я понимаю, насколько низкая на улице температура.

— Ты вся промокла. Давай пойдем внутрь, и я покажу тебе, почему ты здесь. Это мой конспиративный дом, санкционированный ФБР. Он секретный лишь для посторонних. Клянусь, — говорит он, изображая крест на сердце свободной рукой. — Они знают, что ты здесь со мной. Я позвонил прошлой ночью. Я покажу тебе все внутри.

— Ты меня завербовал?

— Саша, — говорит он, выдувая воздух, как будто начинает беситься. — Я уже объяснял тебе несколько месяцев назад. Мы не хотим тебя арестовывать, нам нужна лишь твоя помощь. Они не собираются забирать тебя. Здесь никто не причинит тебе вреда. Вот почему мы называем это конспиративным домом. Здесь я держу все свои данные по разведке, касательно Ника. И если ты войдешь внутрь, тебе понадобится лишь один щелчок переключателем света, чтобы доказать, что все, что я только что сказал, правда.

Я стою, обдумывая сказанное.

— Пойдем, — настаивает он, беря меня за руку и утягивая назад к дому. — Здесь мокро и холодно. Вернемся внутрь, и я все объясню.

Я позволяю ему увести меня к дому. Какой у меня выбор? Я полуобнаженная посередине неизвестности.

Когда мы добираемся до двери, я медлю мгновение, но он больше не спрашивает. Просто втаскивает меня в дом и закрывает за собой дверь.

— Только... — Он колеблется, заставляя меня взглянуть ему в лицо. Здесь плохая видимость, поскольку света нет, но я могу сказать, что его нежелание связано с тем, что сейчас произойдет.

— Просто скажи мне, Джекс.

Затем его пальцы находят выключатель на стене, после чего комнату охватывает свет.

И везде, куда бы я не посмотрела, я вижу только Ника.

Глава 23

Саша

— Что это, черт возьми, такое?

До чего же глупый вопрос. Я знаю, что это. Полноценное расследование дела Ника Тейта. Стена передо мной обклеена его фотографиями. Вереница их начинается с одного ее конца, ближайшего угла, и тянется через всю стену комнаты. В дальнем конце висит еще несколько фотографий и заметок.

На фотографиях на стене видно, как он стареет. Они начинаются с Ника в подростковом возрасте, даже до того, как я встретила его. Затем Ник в том же возрасте, каким я его помню, когда мы работали вместе — золотоволосый, кареглазый серфер. И затем, менее чем за четверть всех фотографий, он начинает изменяться внешне. Голова побрита почти налысо. Появляется шрам на щеке. Одна татуировка. Испанские надписи, изогнутые через его грудь со словами Mara Perro, выполненные старой английской каллиграфией.

Затем волосы немного отрастают. Появляется больше татуировок. Черепа и скрещенные кости. Рычащие собаки, с чьих пастей капает слюна. Цепи на его шее и руках. На запястьях вытатуированы толстые наручники, словно он закован в тюрьме.

Мои глаза двигаются дальше, разглядывая следующий набор фотографий. Теперь его волосы длинные, спускаются за плечи, и это тот же ярко-золотистый оттенок, что я помню, когда мы были детьми. Татуировки обретают более религиозную тематику. На спине появляется рисунок человека с головой, озаренной, словно икона. Слово Сантино занимает пространство между его плечами, написанное красивым шрифтом. У ног этого человека цветы и дети.

Две стороны его тела несут в себе абсолютную противоположность.

Подхожу к этому фото и прикасаюсь к его спине, прослеживаю линии по его позвоночнику.

— Это он.

Я и сама догадалась.

Мои глаза покидают изображение и переходят к следующему набору фото. Я впитываю все это, поскольку он стареет у меня на глазах. У него то больше, то меньше волос. Больше шрамов. Больше татуировок. И когда я дохожу до конца, он полностью усыпан татуировками. Каждый вопрос, который у меня был к нему, выложен на этой стене. Ответы за десять лет.

— Когда я сказал, что у меня есть больше информации, я это имел в виду, — Джекс хмурится. — Ты сказала, что хочешь знать, верно?

Киваю.

— Хорошо, тогда позволь мне провести тебя через это.

Обнимаю себя, когда мое тело начинает дрожать.

— Я встретил Ника Тейта, когда мне было пятнадцать. Как и ему. Думаю, из того, что ты рассказала мне ранее, это был тот же год, когда ты встретила его?

— Скорее всего.

Джекс прочищает горло.

— Я знал его как подростка из Бруклинского района, в котором я жил приемным ребенком. Мой приемный брат и я вместе вышли из колонии для малолетних преступников, избежали социальных служб, и оба закончили тем, что нас усыновил Макс. Мы дружили с Ником пару месяцев. Он появился из ниоткуда. Но я был молод и не представлял, что скрывается за пределами моего маленького мира. Я понятия не имел, что могущественные люди могут использовать детей для самой грязной работы, которую только можно себе представить.

Я качаю головой.

— Нет, тогда он был с Харпер. Она рассказывала мне. Они близнецы, и она говорила, что они неразделимы. Он никогда не отлучался от нее надолго, потому что у нее были приступы паники, и она нуждалась в нем. Все стало серьезно, когда она бросила Организацию и отделилась. Но это случилось, лишь когда ей исполнилось восемнадцать.

— Я понятия не имею, что он делал, когда меня не было с ним, Саша. Если он был со своей семьей, это было временно. Потому что я говорю тебе, что он постоянно отирался в моем районе в течение нескольких месяцев. Он появлялся на несколько дней, затем исчезал на неделю или больше. Он почти никогда не учился в школе, хотя числился там. Поэтому, может быть, он ездил домой.

— Как он мог просто поехать домой? Они жили на мегаяхте у берега океана, Джекс.

— Мне все равно, Саша, — отвечает он, насмехаясь над моим именем. — Я, мать твою, рассказываю тебе то, что есть. Так что перестань пытаться оправдать его и выслушай.

Я заставляю себя закрыть рот. В основном потому, что я лучше посмотрю на фото на стене, чем стану спорить. Ник. Наконец-то я вижу, что с ним стало.

— У нас с моим братом Джейкобом был младший брат. Майкл. Нас всех воспитал Макс Барлоу. Однажды мы с Джейкобом нашли Майкла в молодежном центре. Это было до того, как мы узнали Ника. До того, как мы даже узнали, кто такой Макс Барлоу. И мы были командой, знаешь? Джейк, я и Майкл. Майкл был всего лишь малышом, но, Боже, он был суровым. Типа супержестким. Мы с Джейком держались за него из-за этого. Мы были сиротами, уличными детьми. Без ожиданий, без надежд. Жизнь походила на дерьмо.

— Макс появился на горизонте вскоре после того, как мы трое объединились. Он хотел усыновить Майкла, а тот сказал, что не пойдет никуда без своих старших братьев. Вот как Джейк и я получили самый удачный перерыв между переездами, который может получить приемный ребенок. Мы обрели постоянный дом.

— Что случилось с твоими братьями? — Теперь я погрузилась в его историю. Представляла его жизнь в детстве.

— Джейк... — Он колеблется. — Он...

— Что?

— Забудь про Джейка. Я хочу рассказать тебе о Майкле. Потому что через некоторое время после того, как мы все поселились в нашей новой жизни, появился Ник. Ник Тейт. Он даже не скрывал свое настоящее имя. И теперь мне приходится спрашивать себя, почему он это сделал.

— У нас нет свидетельств о рождении. У Харпер его никогда не было. Ее не существовало на самом деле. Так она говорила. У меня уже были поддельные документы, но нам приходилось подделывать документы и для нее. Удостоверение личности, паспорт. Прочее.

— Полагаю, это имеет смысл, — произносит Джекс. — Но за эти годы у меня появилась своя собственная теория. И я думаю, что он использовал свое настоящее имя, потому что хотел, чтобы мы знали, кто он.

— Зачем?

— Гордость? Чтобы похвастаться?

— Чем похвастаться?

— Убийством Майкла в его собственной постели.

Мой живот сжимается, пока я перевариваю его слова.

— Что?

— Он пришел в наш дом как друг. Обманывал нас неделями. Узнавал нас. Играл с Майклом. Втирался к нему в доверие. Мы пригласили его на ужин. И вот однажды ночью он вошел в дом, застрелил моего брата, как наемный убийца, и исчез.

— Нет, — выдавливаю я. — Ты его видел?

— Нет, но это был он.

— Откуда ты знаешь? Потому что Ник Тейт не тот...

— …тип парней? — смеется Джекс. — Ты понятия не имеешь, кто такой Ник Тейт, Саша. Ни единого. Но я расскажу тебе об этом прямо сейчас. Потому что на протяжении нескольких десятилетий у нас был человек внутри Мара Перро. С момента создания этой банды шпион присматривался к каждому шагу. Это то, что делает Макс Барлоу. Он король проникновения. Его люди в каждой западной банде в США, Мексике, Канаде, Южной Америке, Центральной Америке, России, Молдове... Назови любую страну, кроме исламских, и шпионами в них будет управлять Макс Барлоу. Единственная, куда мы не смогли проникнуть, это...

— …Организация, — произношу я словно мертвая. Мой мир был темным, но эта комната проливает новый свет на все. Не уверена, что мне нравится этот свет.

— Да.

— Тебе нужен шпион в Организации?

— Нет, Саша. Мы не хотим терять время, проникая туда. Зачем? Зачем беспокоиться об этом, когда у нас есть ты?

Я слышу слова, но игнорирую их и концентрируюсь на шрамах Ника. Что с ним произошло? Он заставил их сражаться? Его пытали? Заставляли ли они его делать это?

Или он был с ними с самого начала? Он лгал мне?

Джекс берет меня за руку и помещает в нее что-то. Я смотрю на золотой значок, обтянутый кожей. К нему прикреплена цепочка, а под ним пластиковое удостоверение типа кредитной карты.

— Это тебе, — говорит Джекс.

Мгновение я смотрю на значок. Затем на удостоверение. На нем моя фотография. Мое полное имя — Астон, не Черлин — и некоторые причудливые, аутентичные символы.

— Какого черта?

— Ты не обязана принимать его, Саша. Пока. Но подумай об этом. Ты могла бы изменить ситуацию.

Я смотрю на него. Теперь все мое тело замерзает, и я начинаю дрожать.

— Ты хочешь, чтобы я достала для тебя Ника, не так ли? Ради мести, потому что думаешь, что он убил твоего младшего брата.

— Я знаю, что это сделал он.

— Ты не знаешь, Джекс. Если он не скажет тебе, ты не узнаешь. И что, черт возьми, случилось с презумпцией невиновности?

— А что случилось с понятием «мой дом — моя крепость»? Разве мой брат не имел право на жизнь, свободу и стремление к счастью? Ник Тейт забрал его. Ник Тейт убил сотни людей...

— Как и Джеймс, Джекс. Так что, когда я закончу с Ником, ты захочешь, чтобы я отправилась за Джеймсом? Харпер тоже в твоем охотничьем списке? А Мерк? Ты действительно привел меня сюда, чтобы попытаться уговорить меня сдать тех, кто чуть не умер ради меня?

— Насколько я знаю, все они вышли из дела.

— И у тебя нет личной обиды на них, так?

— Так, — признается он. — Но они вышли из бизнеса, Саша. Ты вышла. Ник — нет.

— Мы все бывшая Организация, Джекс.

— Нет, — шипит он. — Ты — нет. Потому что Ник никогда не покидал их, Саша. Он все еще в деле.

— Он член гондурасской банды, а не Организации.

— Они все Организация. Ник знал, что грядет. Они все Организация, Саша. Ты думаешь, что убрала их всех?

— Я никогда этого не говорила. Мы знали, что убрали лишь некоторых из них. Но тот парень, Матиас, который взял Ника...

— Они не взяли его, Саша. Он сам ушел с ними. Это была подстава.

— Чья?

— Ника.

— Откуда у тебя, черт возьми, такая информация?

— От него же. — Затем Джекс подходит к столу и достает стопку писем. — Ник присылал мне их каждый год на годовщину смерти Майкла. Он оправдал ее, Саша. Говорил, что сделал бы это снова, если бы понадобилось. Он признал это, взял на себя ответственность за смерть и верил в это.

— Зачем ему убивать маленького мальчика?

— А зачем люди хотят убить тебя, Саша? Или мне лучше сказать двенадцатилетнюю тебя? — Он ждет, пока до меня дойдет.

Я отворачиваюсь.

— Какого черта?

— Майкл был чьим-то Нолем, Саша.

— Что? — Я резко поворачиваюсь назад. — Как ты его назвал?

— Ноль. Новый тип наемных убийц Организации. Ник тоже им был.

Я возвращаюсь к стене и смотрю на золотого мальчика моего детства.

— Как и ты.

Но мои кивки твердят «нет».

— Мой отец никогда не вводил меня в программу. Мой отец…

— Научил тебя убивать еще в детстве.

— Нет.

— Да. Я привез тебя сюда, чтобы показать тебе правду. Ты хотела, чтобы я поделился с тобой всей информацией о Нике. Она перед тобой, — Джекс подходит к стене и начинает указывать на фотографии. — Это он в четырнадцать лет. Простой ребенок в классе для детей из семей с низким доходом. В какой-то школе в городе, в которую политики приехали произнести речь о лучших временах. На следующий день правительственный чиновник был отравлен. Я вроде как слышал однажды, что убийцы Организации должны были использовать яд для личных заданий? Какое личное задание могло быть у четырнадцатилетнего мальчика, Саша?

Нет.

— Пятнадцать лет. Эта фотография была сделана в моем собственном гребаном доме. Это Ник, сидящий между мной и Джейком. Майкл слева в углу. Его застрелили в голову во сне меньше, чем две недели спустя.

Нет.

Но он продолжает и продолжает. Шестнадцать. Семнадцать. Восемнадцать лет. Джекс вытаскивает конверт с фотографиями меня и Ника вместе в антикварном торговом центре в Шайенне, где мой отец управлял своим делом. В том же месте, где я мечтала о жизни, которую собиралась провести с Ником. Где сидела за чтением «Маленького Домика», сокрушаясь над моими глупыми фигурками и надеясь, что все будет в порядке. Что Ник Тейт может спасти меня.

Нет.

— После того, как он оставил тебя рыдать в той лодке, он отправился в Гондурас для своей последней фазы обучения. До того, как Ник Тейт приехал в город, в Сан-Педро-Суле убивали двоих-троих человек в день. После его появления число выросло в среднем до четырех.

— Значит, это все Ник? Я тебя умоляю, — смеюсь я. — Ты же не серьезно.

— Он хвастается этим, Саша. У нас есть видео. Я же сказал, что у нас есть информаторы. У нас много видео. И все это ждет тебя на этом ноутбуке прямо сейчас, — он указывает на компьютер.

Я с трудом сглатываю.

— Я не вру. Клянусь Богом, все, что я только что сказал тебе, правда.

Глава 24

Джекс

Она осмысливает информацию, которую я только что ей открыл. Ее лицо напряженное, эмоции под контролем. Эта девушка не даст волю слезам. Никогда.

— У меня также есть ты.

Она поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и я прислоняюсь к стене позади. Там есть немного фотографий Саши. Длинные участки белого пространства отражают пробелы, которые мне не удалось заполнить.

— Я не был уверен, что ты настоящая. То есть до нас доходили слухи о маленькой девочке, девочке Ноль, как они их называют, которая была во главе на протяжении года, когда Организация рухнула. Но это были простые слухи. Никто не думал, что ты настоящая.

— Я настоящая, — говорит она шепотом.

— Я знаю, Саша, — я обнимаю ее дрожащее тело руками. — Я знаю, что ты настоящая. И мне жаль, что пришлось показать тебе этот материал. Но он вернулся, понимаешь? Он вернулся за тобой. И черта с два он получит то, что хочет. Ни за что.

— Он никогда не причинит мне вреда.

— Ты не представляешь, какую боль он может тебе причинить.

Она вздыхает в моих объятиях, но не отходит. Это уже что-то. Больше, чем я мог надеяться. Я имею в виду, я взял и разрушил ее реальность. И сколько раз это случалось до сегодняшнего вечера? Сколько раз ей приходилось втянуть в себя воздух и принять правду о том, кто она и что?

— Это средняя школа. — Она указывает на одну из фотографий. — И моя старшая школа.

— Я нашел их намного, намного позже. С тех пор у меня есть твои фото из ежегодника, но это все.

— А это выпуск два года назад.

— Нашел в Интернете. Меня там не было. Тогда в аэропорту я впервые увидел тебя. Все появилось после нашей встречи.

— Так вот, что ты делал все эти месяцы?

— Да, — категорично отвечаю я.

— Каталогизировал мою жизнь. Строил временную шкалу.

Вижу, к чему это идет, но у нее есть полное право злиться.

— Я не хочу зарабатывать на жизнь охотой на людей, Джекс.

— Я понимаю, — говорю я, отталкивая ее, чтобы увидеть ее лицо. — Понимаю. Но охота с значком и охота с ружьем — две разные вещи. И я не прошу тебя принимать решение сегодня, хорошо? Я всего лишь хочу, чтобы ты подумала об этом. Считай это выбором. Мы могли бы воспользоваться твоей помощью, Саша. Мы действительно могли бы. С тобой мы могли бы уничтожить Организацию раз и навсегда.

— Но в ФБР есть люди Организации.

— Я знаю. Почему, ты думаешь, подразделение Макса Барлоу предпочитает теневые операции? Они занимаются ими с семидесятых, когда он узнал о существовании Организации. У нас нет в ней информаторов, Саша. Клянусь тебе. Во всем подразделении всего четыре человека.

— Ты?

— Я и Макс. И еще двое других, имена которых я не могу назвать, если ты не подписываешься.

— Я не знаю, что думать.

— Не думай ничего. Ладно? Просто... давай просто ляжем спать. Отдохнем. И тогда сможем обсудить это снова за завтраком, а затем я отвезу тебя домой, если захочешь.

Она снова смотрит на стену Ника.

— Мне нужно знать, что он делал. Все это. Даже если это плохо.

— Не сейчас. Завтра. Сегодня ты услышала достаточно. — Я беру ее руку и веду в спальню. Она сопротивляется мгновение, но потом идет со мной.

— Я буду спать на диване, если захочешь.

— Нет, — говорит она. — Последнее, что я хочу сегодня вечером, это остаться одной в чужой кровати.

Я улыбаюсь в темноте.

— Я же сказал, ты в безопасности со мной. И я говорил серьезно.

Мы входим в спальню, и она начинает залезать под одеяло. Я кладу руку ей на плечо, чтобы остановить.

— Подожди. У меня есть сухая одежда, в которую ты можешь переодеться.

Хватаю для нее новую футболку и боксерские трусы и указываю на ванную. Она застенчиво улыбается, смотря в пол, когда берет их из моих рук, и это просто убивает меня. Я представлял ее миллионами способов, когда собирал информацию за последние несколько месяцев, но выясняется, что она мягкая и очень-очень милая. Это полная неожиданность.

— Спасибо, — говорит она, входя в ванную и закрывая дверь.

Несколько секунд смотрю, как тень Саши пропадает из-за света, просачивающегося из-под двери, а затем лезу в постель, откинув для нее одеяло.

Она выходит через несколько минут, выключая свет по пути. И вот через несколько секунд ее маленькое тело лежит рядом со мной.

— Ты знаешь гораздо больше обо мне, чем я о тебе.

— Извини за это. Но если у тебя есть вопросы, просто задай их. Я бы хотел, чтобы ты узнала меня лучше.

Она поворачивается всем телом, и я вижу ее затененное лицо в тусклом свете из окна.

— Почему я?

— Ты особенная. — Слова скатываются легко, потому что это правда.

— Я тоже плохая. Такая же, как Ник.

Прядка волос падает на ее щеку, я тянусь и убираю ее за ухо, чтобы продолжить смотреть на ее лицо.

— Я знаю, ты думаешь, что в тринадцать ты была достаточно взрослой, чтобы взять на себя руководство, Саша. Мне это понятно. Ты независимая и сильная. Хорошо образованная, и у тебя отличная логика. Но это не логично. Ты была ребенком. Они убили всю твою семью. Ты ответила им так, как они тебя обучили. Не стала продолжать этот путь, как Ник. Ты позволила кому-то другому взять на себя ответственность и оставила его позади. Я ошеломлен тем, что ты не считаешь себя выжившей.

— Да, — говорит она, защищаясь. — Я всегда так себя видела. В тот день я надрала задницы. И все еще могу это сделать.

— Джулиан теперь это знает. И это не то, что я имел в виду. Я имел в виду, что ты позволяешь себе быть продуктом твоего окружения. А ты — не продукт. Ты выше них. Ты вышла. Ты можешь держаться от них подальше.

— Если присоединюсь к тебе.

Я наклоняюсь и нежно целую ее в губы. Она отвечает в своей мягкой манере, которая поглощает мое полное внимание с тех пор, как я увидел ее за пределами школы вчера днем. Она на грани чего-то. Открытия. О Нике, конечно. О себе, надеюсь. О мире, к сожалению. И завтра только станет хуже. Я немного отстраняюсь и шепчу:

— Позволь мне стереть эти сомнения.

— Сексом? — Ее глаза ищут мои. Я желаю большего, но боюсь просить об этом.

— Ты можешь называть это, как хочешь. Но я не собираюсь этого делать.

— Как это называется?

— Не знаю, — честно отвечаю я. — Я только что получил тебя, понимаешь? Я хотел тебя так чертовски отчаянно, что ты понятия не имеешь.

— Ты даже меня не знаешь. Ты знаешь Ника лучше, чем меня. И я тебя совсем не знаю. Так скажи мне что-то реальное, Джекс. Потому что каждый день я чувствую себя подделкой. Я не настоящая. Я — иллюзия, которую ты себе выдумал. Привидение той девушки, которой сделала меня Организация. Я не имею понятия, что делаю. И чувствую, что задыхаюсь. Чувствую, что мое прошлое снова возвращается, чтобы задушить жизнь. Чувствую, что уже десять лет хожу вокруг, надевая маску, и она стала такой неотъемлемой частью меня, что я боюсь ее снять. Я думаю, что потеряю себя навсегда, если сниму ее, Джекс. Так скажи мне что-то реальное. Или эта призрачная версия меня может уплыть и исчезнуть. Я никогда не смогу ее вернуть. Я была молода, когда убивала тех людей. Боялась и не знала ничего лучшего. Но теперь знаю. То, что я делала, было неправильным. То, чем я стала...

Я останавливаю поток слов еще одним поцелуем. На этот раз обхватываю ее лицо обеими руками, опасаясь, что она действительно уплывет и исчезнет. Она открывает рот, ее язык ищет мой. Одной рукой скольжу по ее футболке, нахожу ее грудь и скручиваю сосок.

Ее стон мгновенно делает меня твердым.

— Это реально, — говорю я, кладя ее руку на свою эрекцию. — Это реально. И прошлой ночью, когда я был внутри тебя, тоже было реально, Саша. Ты мне нравишься. Не из-за того, кем ты была или кем могла бы быть в будущем. Ты мне нравишься тем человеком, которым являешься сейчас. Сейчас я тверд для тебя.

Она сжимает мой член своей маленькой ладошкой. Я перекатываю ее на спину одним быстрым движением, а затем нависаю над ее телом.

— Скажи «нет», если хочешь, чтобы я остановился.

Я смотрю ей в глаза, думая о своих словах. И когда она собирается ответить мне, я прикладываю палец к ее губам.

Она стонет.

И затем открывает рот, и мой палец скользит внутрь. Влажность ее языка скользит вверх и вниз по пальцу, когда я погружаю его и достаю. Я бы сделал все, чтобы удержать эту девушку. Что угодно.

Она поднимает бедра вверх, прижимаясь ими ко мне. Потираясь о мою эрекцию.

— Я хочу, чтобы ты была сверху, — говорю я, отводя палец.

— Переверни меня.

Запускаю руки под ее спину, прижимаю к себе, а затем переворачиваю. Ее колени сразу скользят рядом с моими бедрами, и она поднимается на них, когда стягивает футболку через голову.

— Святой ад. — Это единственное, что я могу выдать, глядя на ее идеальную грудь. — Тебе нужно что-то реальное? Если завтра ты уйдешь от меня, Саша, я никогда не оправлюсь. Это что-то реальное.

— Раньше я никогда не обнажалась перед мужчиной.

Она меняет тему без предупреждения. И это поражает меня.

— Никогда?

— Я никогда не позволяла мужчине смотреть на мое тело. — И затем она ложится на спину, балансируя на моих бедрах, и скользит моими боксерами вниз по своим ногам. Она открывает мне вид на самую совершенную киску в истории похоти.

— Господи, бл*дь, боже.

Прежде чем эти слова срываются с языка, она возвращается на колени по обе стороны от моих бедер, киска над моим членом, а грудь давит на мою.

— К черту завтра. Я всегда думала, что это мой девиз. Но я обманщица, Джекс. Я боялась завтрашнего дня всю свою жизнь. И впервые мне действительно хочется показать завтрашнему дню средний палец и не думать о последствиях.

— Я с радостью помогу тебе перевернуть твое будущее.

Она смеется.

— Я серьезно.

— И я.

— Тогда почему ты все еще в трусах?

— Саша…

— Пожалуйста, — умоляет она. — Заставь это остановиться. Заставь одиночество уйти. Я так устала от него.

Стягиваю футболку через голову и бросаю ее в туманную темноту, она поднимает бедра, чтобы позволить мне избавиться от моих боксеров. Они улетают к футболке.

— Ты лжешь, да? О том, что никогда не была обнаженной перед мужчиной?

— Нет. Каждую ночь, что я провела с мужчиной, я изо всех сил старалась скрыть, кто я. Я никогда не снимала одежду на свету, потому что думала, что они увидят меня. — Затем она тянется к тумбочке и включает маленький ночник. Она обнажает свое тело передо мной с помощью света. И когда я смотрю ей в глаза, то вижу только страх.

— Иди сюда, — шепчу я, обнимая ее за спину и притягивая к груди. — Нам не нужен секс, Саша. Я здесь не для того, чтобы воспользоваться твоим смятением.

— Мне правда это нужно, Джекс. Очень, очень нужно. И нужно с тобой. Потому что, когда ты говоришь, что я в безопасности, я верю тебе. И скажу честно, безопасность — это то, чего я никогда не чувствовала раньше.

Боже, это так грустно.

— Теперь ты в безопасности. Ладно? И, может быть, завтра ты должна сказать «нет». Скажи ты «нет», и я все равно буду хотеть тебя. Меня не волнует работа, Саша. Правда. Не волнует. Я настаивал, потому что думал, что доберусь до тебя. Думал, что буду видеть тебя каждый день. Мы могли бы стать друзьями. А потом, может быть, чем-то большим.

Ее грудь на мгновение дергается, и в эту долю секунды я думаю, что она может расплакаться. Но она втягивает воздух и держит себя под контролем.

— Я думала, мы собираемся показать завтрашнему дню средний палец?

— Собираемся, — говорю я, снова перекатываясь. Она взвизгивает, и я принимаю это за поощрение. Мне хочется для нее счастья. Не хочу, чтобы она чувствовала себя использованной сегодня. Не хочу брать ее. Хочу чувствовать ее.

Я пробираюсь по ее телу вниз дюйм за дюймом, целуя мягкую кожу ее груди. Сжимаю сосок одной и нежно посасываю другую. Она стонет и закидывает ногу на мои. Простое ощущение, когда она потирается ею об меня, эротично.

— Это все для тебя прямо сейчас, киллер. Все для тебя. — Я продолжаю свое путешествие вниз, мой язык танцует по ее животу, а затем бедру. Я покусываю ее кожу, и она выгибает спину, призывая меня найти мой конечный пункт назначения. — Черт, ты такая чертовски сексуальная. — Мой язык флиртует с верхушкой ее лона, с легкостью находя в нем сладость. Я облизываю вокруг него небольшими кругами, а затем кусаю внутреннюю часть бедра.

— Продолжай, — мягко просит она. Ее пальцы путаются в моих волосах, хватают их жесткими кулаками, словно она держится за дражайшую жизнь. И затем она толкает меня в ее складки, бедра выписывают маленький танец под указания моего языка.

Осторожно хватаю ее клитор губами, а потом сосу. Не сильно — она ​​слишком мягкая, чтобы сделать это жестко — но достаточно. Достаточно просто щелкнуть языком. Достаточно движения моих губ. Достаточно того, что мои пальцы касаются ее ног, чтобы найти ее вход, прежде чем войти в нее. Сегодня достаточно всего, чтобы заставить ее кончить.

И она это делает. Ее мышцы сжимаются вокруг моего пальца, и она кончает перед моим лицом с едва слышимым хныканьем. Но я знаю, что для нее отдать себя мне таким образом, — капитуляция, а позволить мне взять под контроль ее тело — подарок.

— Черт, — стонет она, как только сокращения прекращаются. Я снова целую ее, а потом ложусь рядом и подвигаюсь выше, чтобы быть на уровне с ее лицом. Ее глаза закрыты, поэтому я удивляю ее своим же вкусом. Не зная, чего ожидать от этой женщины, я опасаюсь, что она оттолкнет меня и назовет отвратительным.

Но нет.

Она соглашается на мое предложение и тянется к моему члену.

— Нам не нужно идти дальше, — шепчу я ей в рот.

— Нужно, — мягко говорит она, открывая глаза. Как будто мы делимся секретами. — Нам нужно. — Она взбирается на меня и держит мой член в кулаке. Ее рука маленькая, обхват пальцами едва смыкается вокруг моего широкого ствола. И затем она поднимается и касается им своего мокрого входа, прежде чем опуститься на него. Саша падает на меня, положив голову мне на плечо, словно мы любовники.

Обнимаю ее руками и крепко прижимаю, когда сажусь прямо, прислонившись к изголовью. Она двигает бедрами, потираясь об меня с каждым движением вперед и назад.

Снова беру ее лицо в руки и наклоняю голову ко мне, чтобы я мог ее поцеловать. И затем, как раз, когда она действительно начинает двигаться, я хватаю ее задницу одной рукой и еще раз прижимаю палец к ее губам.

Я трахаю ее рот, пока она двигается на моем члене. Наши движения синхронны, словно мы делали это миллион раз. Словно знаем все маленькие движения, все крошечные жесты, которые доведут друг друга до кульминации. Движение ее губ. Трение наших тел. Ее длинные волосы, нежно ласкающие мою грудь.

Мы — любовь в замедленном действии. Мы двигаемся как единое целое, оставляя темноту позади, где ей и место, и становимся светом.

В этот момент я понимаю, что мы вместе. Независимо от того, что понадобится, все равно, на какую жертву придется пойти, Саша — моя. Она заслуживает меня. Заслуживает настоящего человека. Заслуживает преданности и любви. Заслуживает того, чтобы отпустить свое прошлое, обнять настоящее и найти будущее. Я сделаю все, что нужно, чтобы сохранить ее в безопасности, чтобы она могла найти это будущее, даже если это означает, что на кону будет стоять моя жизнь. Я умру за нее.

— Я умру за тебя, — стону я, когда она, сосет мой палец. Пробует себя. Испытывает. То, кем она была, кем является и чем может быть, если ей дать возможность жить своей судьбой.

Она отрывается и хмурится.

— Пожалуйста, не умирай, Джекс. — Она говорит это с такими эмоциями, что я чувствую, как ее грусть перетекает в меня. — Пожалуйста, не умирай. Я не смогу жить, если потеряю еще одного человека в своей жизни. Не смогу продолжать. Обещай мне, Джекс. Обещай мне, что не оставишь меня. И обещай, что не убьешь Ника.

— Саша...

— Я не могу потерять его, Джекс. Я знаю, что он не тот мальчик, которого, я думала, что знаю, но я не могу потерять его. Мне нужно знать, что он жив. Даже если он окажется в тюрьме. Просто мысль о том, что он умрет, заставляет меня хотеть сжаться в крошечный шар печали.

Бл*дь.

— Я попытаюсь, хорошо?

— Нет, Джекс. Мне нужно, чтобы ты пообещал, что единственный способ, когда тебе придется убить его, это если он пытается убить тебя. Пообещай мне, по крайней мере, это.

Я глажу ее волосы и целую в губы, но она уклоняется и прячет лицо у меня на шее. Я сдаюсь. Не могу ничего с этим поделать. В любом случае, это цель миссии. Привести его живым всегда лучше, чем мертвым.

— Значит, я обещаю. Обещаю. Я сделаю все, чтобы ты снова была счастлива.

Она выпускает длинный выдох, как будто сдерживала его, пока не получила мой ответ. И хотя каждый разумный человек на этой планете понимает, что жизнь и смерть не подчиняются законам обещаний, она мне верит. Знаю, что верит, потому что мы достигаем апогея вместе. И я понимаю, что снова кончаю в нее. Я крепко прижимаю ее и стону в ее шею, наполняя ее всеми возможными способами. Мне плевать на последствия. Меня не волнует, что я дал ей обещание, которое не могу сдержать, или что она поверила в него, не имея на то оснований.

Мне все равно.

Она моя, и я собираюсь удержать ее навсегда.

Глава 25

Саша

— Да, — рычит Джекс в мобильный. Мои глаза отказываются открываться, хотя по наступившей тишине могу сказать, что что-то не так. — Когда? — Еще молчание. — Где они его взяли? — Он делает продолжительные вдохи и выдохи, и мне удается открыть глаза как раз в тот момент, когда он проводит рукой по лицу и свешивает ноги с кровати, чтобы сесть. — Буду через два часа.

Он не поворачивается ко мне, просто опускает голову на руки и ставит локти на колени.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

— Я не знаю. — Никаких эмоций в этом заявлении. Только пустота.

— Тебе нужно уезжать?

Он, наконец, немного поворачивается, чтобы взглянуть на меня.

— Да. Я знаю, что это плохо, Саша. Знаю, что стоит остаться здесь с тобой. Но я должен ехать.

— Мне нужно ехать с тобой?

Вот тогда он улыбается. Широченной улыбкой. А затем ложится и притягивает меня к груди.

— Боже, я хотел бы этого. Пойми, если ты согласишься на это предложение, мы могли бы стать партнерами. Было бы забавно?

Я рисую это в своей голове.

— Я Скалли или Малдер?

— Определенно, Малдер, — говорит он со смешком.

— Я такого же мнения. Мы можем разыскивать пришельцев и брать на себя странные дела с пометкой «X»?

— Сто процентов.

Сейчас моя очередь улыбаться широченной улыбкой. Кажется, мне очень нравится Джекс. Он милый.

— Я подумаю об этом.

— С тобой все будет в порядке?

— Я в порядке, Джекс. Не беспокойся обо мне.

Он наклоняется и целует меня в губы. Кроткий поцелуй. Ничего впечатляющего. Но по какой-то причине он приносит с собой потрясающие ощущения.

— Мне нужно идти. Этот звонок касался моего брата.

— Оу, случилось что-то плохое? — Боже, надеюсь, нет. Уверена, его брат значит для него практически всё.

— Очень плохое. Чертовски, чертовски плохое. Но он в порядке, поэтому я не могу просить ничего иного, не показавшись эгоистом.

Я приподнимаюсь на локте.

— Ты верующий?

— Что? — Он смущенно смотрит на меня.

— Ты чувствуешь вину за то, что получаешь от жизни больше, если у тебя и так достаточно?

— Немного.

— И ты думаешь, своей просьбой о большем ты притянешь неудачу?

— В некотором смысле, да. Я просто стараюсь быть благодарным за мелочи.

Откидываюсь назад и думаю об этом, пока Джекс вылезает из постели и начинает одеваться.

— Как ты считаешь, мы сами притягиваем свою неудачу? Или думаешь, что иногда наша удача смешивается с удачей кого-то еще и теряется?

Он надевает штаны, когда я задаю этот вопрос, его пальцы замирают на ширинке, и он смотрит на меня в свете зарождающегося рассвета.

— Кажется, я никогда об этом не думал.

— Который сейчас час?

Он указывает на прикроватные часы.

— Четыре тридцать. Я не знаю, когда смогу вернуться, Саша. Скорее всего, мне понадобится целый день, чтобы разобраться в произошедшем. Поэтому, если хочешь вернуться домой, это всего лишь два часа. В гараже есть машина. Ключи в кухонном ящике рядом с холодильником.

— Кто-то едет тебя забрать?

— Да, — отвечает он, хватая белую рубашку из шкафа и просовывая руки в рукава. — Частный самолет. В полумиле отсюда есть аэродром. Пока я доберусь туда, самолет уже должен будет приземлиться.

Он застегивает рубашку и хватает галстук. Смотрю на него, пока он одевается, и чувствую... как будто я тоже не должна просить слишком многого. Если он прав, и мы должны довольствоваться мелочами, которые делают нас счастливыми, тогда неудача просто обязана обходить меня стороной. Потому что я действительно хочу больше с этим человеком.

— В следующий раз, — говорит он, завязывая галстук и наклоняясь, чтобы поцеловать меня, — я сделаю тебе завтрак. Обещаю. — Еще один поцелуй, на этот раз он дает небольшую свободу языку, а потом уходит. Исчезает в коридоре. Через несколько секунд передняя дверь открывается и закрывается.

И я остаюсь одна.

Я привыкла к одиночеству. Но теперь, когда я ощутила на вкус, каково это — быть с Джексом — оно мне не нравится.

Взвешиваю свои варианты. Я могла бы остаться здесь. Но не уверена, что смогу рассматривать все те фотографии Ника целый день. А что, если Джекс не сможет вернуться вообще? Что, если по работе его попросту перебросят в округ Колумбию или что-то еще?

Я могла бы отправиться домой. Но что меня ждет дома? Пустота? Несуществующая карьера в академических кругах?

Или... Я могла бы поехать в свой настоящий дом. Мама и папа уехали. Это мне известно. Но Файв сказал, что сегодня день рождения Спэрроу, и у нее вечеринка. Как трудно будет найти вечеринку?

Я больше не хочу быть одна.

Встаю и ищу свое пальто. Там мой телефон. На мгновение меня охватывает паника оттого, что я оставила его в том транспортном средстве, которое привезло нас сюда, но когда открываю шкаф для одежды, нахожу его там. Даже мой телефон в кармане, прямо там, где я его оставила.

Может ли Джекс быть еще более совершенным? Похоже, он продумывает мелочи. Он парень, который просто заботится обо всем. Например, если бы он вошел в мой дом и увидел в ванной на первом этаже кран с течью, он бы отремонтировал его. Или если бы в автомобиле нужно было сменить масло, он отвез бы его на СТО и сделал бы это во время обеденного перерыва.

Джекс надежный.

Я люблю надежных.

Плюс он горячий.

И горячие мне тоже нравятся.

Но сейчас мне нужно съездить домой. Поэтому я листаю контакты в телефоне и нахожу имя Гаррисона. Я звонила ему десятки раз с той просьбой, с которой звоню и сейчас. Вот только не с момента похищения. С тех пор я с ним никуда не летала.

Нажимаю кнопку вызова и слышу гудки. Всего два.

— Да, — говорит Гаррисон, которого я явно разбудила.

— Меня нужно отвезти.

— Саша, — рычит он на меня. — Три тридцать утра.

Ничего не отвечаю. Время я знаю. И он в зоне Зимнего времени, так что у него на час раньше, чем здесь.

— Чрезвычайная ситуация? — спрашивает он.

— Нет. Но мне нужно поехать домой. У Спэрроу день рождения, и мне нужно быть там.

— Ее вечеринка не начнется в три тридцать.

— Я знаю, но ты ненавидишь поездки в последнюю минуту. Поэтому я звоню наперед.

Он смеется.

— Твое «наперед» убивает меня, малышка.

— Но ты все равно любишь меня.

— Люблю. Но этого недостаточно. Я буду в Лоуренсе в...

— Нет, я не в Лоуренсе. Я в... погоди. Сейчас найду приложение с картой. — Просматриваю свой телефон, пока не добираюсь до карт, а затем открываю ее и увеличиваю. — Я нахожусь в городе под названием Фоллс-Сити, штат Небраска. И здесь неподалеку есть аэродром. Ты знаешь это место?

— Знаю. Будь там в полдень по твоему времени и ни минутой раньше.

— Я люблю тебя, Гаррисон.

— Я знаю, малышка.

И затем я слышу тройной короткий сигнал, сообщающий мне о завершении звонка.

Гаррисон был пилотом, которого мы использовали, чтобы провернуть последнюю операцию по перевороту Организации. Он настоящий друг Джеймса, но всегда любил меня больше, чем его, потому что Джеймс — сумасшедший придурок.

Любимый сумасшедший придурок. Мне бы хотелось снова увидеть его и Харпер. Правда, они почти никогда не покидают яхту, на которой живут. Но увидеть Рук и Веронику также хорошо. Даже, наверное, лучше. С ними я могу поговорить.

Джекс так же хорош, как и их мужья. Держу пари, они одобрят его.

Устанавливаю будильник на своем телефоне на десять утра, а затем возвращаюсь обратно в постель, чтобы помечтать о Джексе. Я хотела бы узнать его лучше. Не знаю, хочу ли я согласиться на предложенную им работу, но он сказал, что не перестанет любить меня при любом раскладе. Может, мне вообще не нужно работать или посещать колледж? Может, я смогу сидеть, отлынивать и жить на свои деньги?

Мне не нужно принимать решение сию секунду. Поэтому я бросаю раздумья и засыпаю с мыслями о том, что не чувствовала себя такой счастливой уже годами.

Глава 26

Саша

— Что ты делаешь? — спрашивает Гаррисон, когда мы устраиваемся для короткого перелета в Форт-Коллинс.

— Что ты имеешь в виду?

Он бросает на меня полный сомнения взгляд.

— Я не тупой. Ты звонишь мне, когда тебе нужно куда-то быстро добраться. Так что происходит сегодня?

— Просто день рождения Спэрроу, вот и все.

— Ты в этом уверена?

— Боже, Гаррисон. Я больше не ребенок. Я занимаюсь взрослыми вещами, и мне не нужно объясняться.

Он вздыхает.

— Это я знаю. Но не хочу, чтобы ты рисковала.

Я прищуриваюсь.

— Клянусь Богом, ты просто сопровождаешь меня, чтобы я могла повидаться с семьей.

— Значит, ты хочешь, чтобы я подождал и отвез тебя домой?

— Э-э...

— Или обратно в тот город, который не твой дом?

— Нет. Ладно, смотри. Я тебе кое-что скажу, но никому больше не рассказывай. Это мое дело, и я с ним разберусь, хорошо?

Он заговорщицки кивает мне.

— О’кей.

Глубоко вдыхаю и даю волю словам:

— Меня выгнали из аспирантуры.

— Что?

— Моя куратор сказала, что я несерьезно отношусь к антропологии, как к карьере, и мне нужно взять отпуск, чтобы продумать свои варианты.

— И все?

— Что значит «и все»? — Я знаю, что он имеет в виду. Этот человек прошел со мной через некоторые довольно закрученные планы Организации. Но я не собираюсь говорить ему о том, что вернулся Ник, или о том, что ФБР просит меня присоединиться к ним. — Знаешь, это не пустяки. Я много лет надрывала задницу, а все это улетело в трубу за один день.

— Когда это произошло?

— Вчера.

— Кто живет в Фоллз-Сити?

— Мой бойфренд, — говорю я. — Еще вопросы?

— Где он сейчас? — Гаррисон еще больше прищуривается. Он знает, что я что-то скрываю, но то, что я говорю, имеет смысл, поэтому интересно, что еще он сделает, кроме как будет задавать вопросы.

— Вчера он уехал в Денвер. По делам.

— Значит, ты одна.

— Кажется. Но что еще более важно, это день рождения Спэрроу.

— Хм.

Я выигрываю.

Поэтому улыбаюсь. Всматриваюсь в окно, как обычно, чтобы он прекратил свой допрос. Остальную часть поездки мы говорим о других вещах, а затем, когда приземляемся, и я полагаю, что сейчас уеду без очередных вопросов, он предпринимает еще одну попытку.

— Я серьезно по поводу поездки домой. Если буду нужен, просто позвони.

Но я подготовилась.

— Я останусь дома и подумаю о своих вариантах. Нет причин уезжать так далеко, когда вся моя семья здесь. Но если я решусь, то позвоню, поверь мне. Перелет обратно в Канзас — не то, от чего я бы получила удовольствие.

— Я поеду в Боулдер навестить брата, хорошо? Буду здесь на выходные, если понадоблюсь.

Он думает, что у меня проблемы. И это возможно, но я пока не уверена. Поэтому принимаю его предложение помочь, целую его в щеку, а затем выхожу из самолета и направляюсь к терминалу.

Местный аэропорт небольшой, но меня там знают. Я позвонила заранее и попросила их арендовать мне машину, так что она ждет меня, когда я туда добираюсь.

Спустя десять минут я еду в город.

Сначала проверяю магазин Спенсера и Вероники «Мотоциклы Шрайк». Он прямо в маленьком центре города, и мне нужно проехать мимо, чтобы добраться до дома Рук или Вероники.

Там я срываю джек-пот, потому что вокруг боковых дверей летают воздушные шары. Я паркую машину рядом с красным грузовиком Спенсера с логотипом магазина на нем, и как только выхожу, то слышу изнутри визг малышек. Ронни когда-то была тату-мастером в своем семейном магазине вниз по улице. Но ушла с работы после того, как забеременела. Теперь она занимается нательной росписью в задней части мотоциклетного магазина.

Открываю заднюю дверь, и вижу повсюду бегающих детей. Похоже, татуированные принцессы добрались и сюда. Файв не шутил, сказав, что у Спэрроу байкерская вечеринка. На каждой малышке поддельные татуировки на всю руку, джинсы с балетными пачками и тиары.

Боже. Никогда в своей жизни не видела ничего восхитительней.

— Саша! — визжит принцесса Рори. — Смотри, мама! Это Саша!

Вероника перестает рисовать на лице маленькой девочки и поднимается ко мне.

— Эй! Я не была уверена, что ты придешь.

— Эй, Саша, — говорит Рук, ее младшая девочка, Старлинг (прим. с англ. скворец) сидит у нее на бедре. Ей нравится называть своих девочек именами птиц. — Хочешь помочь мне секунду? Она протягивает мне Старлинг.

— Конечно, — говорю я, беря малышку. — Как дела, милашка? — спрашиваю я, щелкая ее по носику. Ее улыбка зажигает всю мою жизнь. Мне не хватает младенцев. И Файв, и Кейт были очень маленькими, когда я переехала к Форду и Эшли. Файв только родился, и Эшли была рада получить помощь, так как Кейт только что исполнилось один год.

Рук уходит, чтобы помочь Спэрроу открыть свои подарки, и я перевожу свое внимание на Ронни.

— Когда Файв сказал, что тема вечеринки Спэрроу — байкеры, я подумала, что он шутит.

— Не спрашивай. Но эти девушки с ума сходят по татушкам и байкам. Я виню Спенсера. Он сделал для них трехколесный мини-байк, и они думают, что теперь принадлежат к мотоциклетному клубу.

— О мой Бог. Я же так помру.

— Им нужны нашивки и кожаные куртки. И Рори спрашивала меня о сапогах Фрай, как у меня.

Я так широко улыбаюсь, представляя этих принцесс, одетых как Спенсер.

— У их клуба есть название?

Ронни закатывает глаза.

— Спенсер называет их «Сестры Шрайк».

— Черт, живя так далеко, я скучаю по всем хорошим вещам. Нужно вернуться домой.

— Домой? — Ронни прекращает рисовать на лице и смотрит на меня. — А школа?

— О, не знаю. Может быть, я не так уж и подхожу для нее.

— Нет? Ну, тебе стоит поговорить с Рук. Помнишь, когда она бросила колледж?

— Да, и для нее это обратилось во благо. Она три раза выигрывала конкурс инди-кинофестиваля.

— Да, поэтому ты знаешь, если хочешь выкапывать кости динозавров...

— Что, если я не хочу выкапывать кости динозавров?

— Что? — Ронни действительно сбита с толку. — Но это всегда было твоей мечтой.

— Я знаю, но разве ты не думаешь, что это немного детское увлечение? Я имею в виду, что это за работа?

— Это не работа, Саша, — говорит она, возвращаясь к своей росписи. — Это твоя страсть.

— Вроде бы.

Она снова смотрит на меня, ее кисть в полувзмахе, вырисовывает язык пламени на щеке девочки.

— Может, ты переросла это. Как и я. Мне всегда хотелось быть художником. Раньше думала, что я выше татуировок и ныла о том, что хотела, чтобы все воспринимали меня всерьез, как художника. Но знаешь, в чем моя страсть?

— В чем?

— В материнстве. — Она улыбается девочке, когда заканчивает свой рисунок. — Ладно, Дженни, с тобой все. Иди смотри, как Спэрроу открывает подарки. — Малышка Дженни, которая, должно быть, новая подружка, потому что я никогда не видела ее ранее, вскакивает и убегает, чтобы другие девочки могли посмотреть на ее лицо. — И не трогай его, — отвечает Ронни, — или все размажешь! — Она встает и подходит к раковине, чтобы вымыть руки. — Да, я хотела быть художником, но то дерьмо — просто веселье, Саша. Я серьезно. Эта вечеринка даже не для моего ребенка, а я не могла усидеть спокойно, все хотела помочь Рук спланировать ее. Я всегда хотела быть женой Спенсера, но понятия не имела, сколько радости принесут мне его дети.

— Ого.

— Хотя ты не такая, как я, и мне это известно. Поэтому, если думаешь, что хочешь сделать другую карьеру, тогда дерзай. Передумать сможешь в любое время, Саш. Ты еще так молода.

— Я такого же возраста, как и была ты, когда забеременела Рори.

— И что? Ты не можешь прожить свою жизнь, сымитировав чью-то. Найди свою страсть, как и я. А потом отдай ей все, что у тебя есть.

Киваю, но потом Рори и ее три другие подружки криком зовут ее, чтобы она пришла посмотрела, как Спэрроу открывает подарки. Кажется, Рук и Ронни всегда были друзьями. Они воспитывают своих детей вместе, как команда. Эшли тоже. Но Эш и Форд — сами по себе лучшие друзья. Они в основном болтаются вместе.

Я хочу все это. Мне нужен парень, такой как Форд, и такие друзья, как Эш, и Рук, и Ронни. И когда я опускаю голову на свой список необходимых для счастья вещей, у меня нет ни единой галочки.

Я наблюдаю, как открывают подарки, потом поют и режут торт. Но для меня это слишком. Настолько, что я не могу остаться здесь и смотреть на все, чего у меня нет. Удивительно осознавать, что мне двадцать четыре года, и мне нечего показать, кроме длинного списка неудач и того, что могло бы быть.

Поэтому я целую всех «Сестер Шрайк», обнимаю их мамочек и возвращаюсь к своей дрянной арендованной машине, чтобы уехать в дом своих родителей, где я смогу остаться на ночь.

Я еду, замедляясь по Маунтэйн Авеню, и заезжаю на подъездную дорожку. Выключаю двигатель и сижу там в тишине в течение нескольких секунд, размышляя над тем, что мне делать дальше.

Нет школы, в которую я должна возвращаться. Я сплю с агентом ФБР, который хочет, чтобы я переписала свой жизненный план и присоединилась к нему в охоте на давнишних ублюдков Организации. И тот, кто нарушил свое обещание, вернулся на фото.

Распутье.

Я чувствую себя, словно снова стала тем ребенком в прерии, ожидавшим, пока Джеймс придет, чтобы убить меня или же спасти.

Шансы были равны. Мое будущее было подвешено в воздухе и могло последовать по любому из вышеупомянутых сценариев. Но стало вот таким.

И вот я здесь. Сама, одинока, охвачена таким сильным желанием сделать по-другому, что от этого становится больно.

Потому что я все испортила. Где-то по пути я все испортила.

И хотя Джекс забавный и заставляет меня забыть все совершённые мною ошибки, я хочу их помнить. Хочу запомнить каждую из них, чтобы я могла их исправить.

И есть только один живой человек, который может помочь мне в этом.

Ник.

Глава 27

Джекс

— Входи, Джейк. Просто сядь и расслабься.

Моего брата... нет. Этот парень передо мной, я понятия не имею, кто он. Он проходит через конспиративный дом Макса в пригороде Денвера и падает на стул. Он курит с тех пор, как я забрал его из Федерального центра.

Хотел бы я сделать все лучше, но у меня нет слов. Поэтому я просто сажусь на стул напротив него и жду.

Он делает длинную затяжку и выпускает дым в комнату. Мне потребовался целый день, чтобы добиться его освобождения и убедить весь трахнутый на голову офис ФБР, что он не может быть арестован. Мне все равно, сколько трупов они нашли в его квартире.

— Я ненавижу свою жизнь, — наконец говорит он после того, как мы десять минут сидим в удручающей тишине. — Я ненавижу свою гребаную жизнь.

— Прости, мужик. Правда. Мне так чертовски жаль, что я не ответил, когда ты звонил. Я в середине процесса вербовки этой девушки, Джейк. Она — Организация, мужик. Она — Ноль, о котором мы говорили все эти годы. И она в моем конспиративном доме в Небраске.

— К черту эту девушку. — И затем он поднимает свой усталый взгляд на меня и рычит: — И тебя тоже к черту.

— Послушай, — говорю я, — я все понимаю. Ты потерял кого-то...

Одного его взгляда достаточно, чтобы я заткнулся. Но он не останавливается на достигнутом.

— Потерял кого-то? Ты так это называешь? Мы просто потеряли Майкла, когда Ник Тейт вошел в наш дом и застрелил его в голову?

Мне нечего на это ответить. Но я должен попробовать. Если я это не сделаю, он уйдет отсюда и больше не заговорит со мной. А я не могу допустить, чтобы Ник Тейт забрал и этого моего брата. Он отнял Майкла, но я не отдам ему Джейка.

— Нет, — говорю я. — Нет. Но послушай меня, Джейк. Прямо сейчас все, над чем мы работаем, находится на расстоянии вытянутой руки. Эта девушка готова отказаться от всего, что знает.

— Чушь собачья, — говорит он, глядя сквозь пряди челки, свисающие на лоб. — Е*аная чушь. Если она — Организация, она обведет тебя вокруг пальца.

— Ты ее не знаешь.

— Я знаю ее достаточно хорошо, чтобы понять, что она может солгать. Может убить. Сколько еще мне нужно знать?

— Она не такая, мужик. Клянусь Богом, мы так чертовски близки к победе. Она была обещанием Ника Тейта.

Эти слова, наконец, получают его полное внимание.

— Бред сивой кобылы.

Я вздыхаю и пожимаю плечами.

— Не бред. И она была там той роковой ночью в Санта-Барбаре. Ночью, когда Ник ушел, он использовал и ее, Джейк. Он использовал ее, чтобы сделать свою грязную работу, а затем оставил ее позади. Ей сейчас двадцать четыре. Было всего тринадцать, когда это дерьмо разверзлось. И она очень хорошо приспособилась к жизни после Организации.

— Это невозможно, и ты это знаешь. — Он делает затяжку сигаретой и выдувает кольца по привычке. — От Организации не уйти. Просто посмотри на Ника. С того дня, как он ушел, этот ублюдок то и дело в бегах. Все, что они делают, это реорганизовываются, Джекс. Вот и все. Мы проиграли, чувак. Мы потеряли Майкла и...

Он не может назвать другие имена. Слишком много погибло друзей в тот первый раз, когда мы попытались проникнуть в Организацию в Майами несколько лет назад. Та попытка закончилась тем же. Джейк под арестом, а мы с Максом спасали его задницу. И я действительно не хочу разыгрывать эту карту, особенно после того, как он потерял двух человек прошлой ночью. Но у меня нет выбора.

— Ты заключил сделку со мной, Джейк. Заключил сделку, и именно поэтому не гниешь в федеральной тюрьме прямо сейчас. Поэтому давай заключим новую.

— Пошел ты, — кричит он, вставая. Его кулаки и челюсть сжимаются одновременно. — Я отказался от четырех долбаных лет своей жизни ради чего? Те люди, которых они арестовали вчера вечером, не были Организацией. Все было подставой. И я снова проиграл. — Он делает ударение на «снова». Сильно.

Он знает, что я не могу это оспорить. Он тот, кто принял поражение. Так было с тех пор, как он принял решение бросить ФБР и работать в одиночку.

— Это не имеет значения. Ты убрал многих плохих людей с улиц Денвера, брат. Ты сделал свою работу, и теперь все кончено.

— Да, — говорит он, подходит к двери на террасу и открывает ее. — Со мной все кончено. — Он поворачивается ко мне, холодный ветер снаружи обдувает его лицо и развевает волосы. — Я выхожу. Можешь делать все, что хочешь, с этой девушкой Организации, но я официально ухожу на пенсию. Я хочу все то, что ты обещал в той комнате для допросов. Все. Я хочу того ребенка, об исчезновении которого я рассказывал тебе четыре года назад, и хочу, чтобы мое имя было стерто из всех полицейских отчетов, которые они сегодня напишут. Я не возьму на себя ответственность за сегодняшний провал, Джекс. Я этого не сделаю.

— Эй, я сказал, что все кончено. Значит, кончено. Может потребоваться время, чтобы найти ребенка…

— К черту тебя и твое время. — Его глаза пылают, когда он возвращается в холодную комнату. — И я хочу доступ ко всему, что ты вытащил из моей квартиры.

— Это доказательства ФБР, Джейк. Ты знаешь это.

Рукой он сметает со стола все дерьмо. Лампа летит в стену, разбиваясь, растение приземляется на кофейный столик, земля выливается из вазона.

— Верни его! — ревет он. — Верни его, иначе я сдам твою задницу. Я расскажу им, Джекс. Я расскажу им все, что мы сделали. Хватит с меня лжи.

Я издаю долгий вздох.

— Я верну его. Верну. Но я должен работать над этим делом. Мне нужно вернуться к этой девушке в Небраске. Сегодня же вернуться. Я не могу оставлять ее одну на слишком долгое время.

— Приставь к ней няньку.

— Приставлю. Точнее, уже приставил. Мой партнер наблюдает за ее домом в Канзасе прямо сейчас, но она не один из нас, поэтому не знает о конспиративном доме в Небраске. Поэтому если эта девушка выйдет на меня, никто не сможет за ней последовать. Это критический момент, Джейк. Ник Тейт появился на горизонте. Вероятно, сейчас он готовится сделать свой ход. Поэтому мне нужно вернуться в Небраску и разобраться с этим дерьмом.

Джейк возвращается к стулу, садится и вытаскивает еще одну сигарету. Затягивается глубоко, поджигая ее, а затем выдувает дым в уже затуманенную комнату.

— Я просто потерял все.

— Это была не твоя потеря. — Удар ниже пояса, но кто-то должен был сказать это, а так, как Макса здесь нет, я единственный, кто может это сделать.

— Я не знаю, как справиться с этим, Джейк. Ты не представляешь, что происходило в моей жизни последние несколько месяцев.

— Кое-что представляю.

Он стреляет в меня взглядом.

— И я не осуждаю, понятно? Не осуждаю. Но ты действительно хочешь выбросить двенадцать лет ожидания и планирования, чтобы ты мог оплакать свою потерю? — Я жду ответа, но он молчит. — Или хочешь, чтобы я вышел отсюда и нашел Тейта? Потому что нужно решать, Джейк. Время Ника Тейта уже вышло. Но этот парень как кошка. Кто-то припрятал для него запасные жизни в аду. Так что, возможно, он сначала доберется до Саши и включит свое обаяние. Мы оба знаем, каким законченным лжецом он был, когда мы были детьми. Представь себе, насколько он хорош в этой игре.

— Саша? — усмехается он. — Вы теперь по именам друг друга зовете?

Но я молчу. Ему не понять, какое противоречие она во мне вызывает. Он не может знать.

Еще одна затяжка, больше дыма, а затем, наконец, вздох, означающий, что он сдается.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Ничего.

Он косо смотрит на меня, якобы говоря: «Попробуй еще раз».

Но я не лгу.

— Ты закончил, брат. Это конец. Ты свободен. Полное помилование за все это дерьмо, что произошло в Майами, и никакой ответственности за то, что произошло прошлой ночью. У меня есть девушка, и она мне поможет, мы получим Тейта, но тебе просто нужно держаться подальше.

— Я хочу поговорить с моим боссом в Денвере, Джекс. Мне нужно поговорить с Рэем и разобраться в этом дерьме. Мне нужно знать, что я должен делать дальше.

— Нет. Нет, бл*дь. ФБР на ушах стоит из-за этого ублюдка. Ты можешь покинуть город, черт возьми, можешь даже из страны уехать, ради Бога. Но ты остаешься в стороне от этого дела. Ни с кем, ни о чем не разговариваешь. Не знаешь, что эти ребята вчера не были Организацией. Не имеешь ни единого понятия. Таким образом, мы передаем это ФБР, я возвращаюсь к Саше, чтобы она могла сказать мне, где я могу найти Ника, а ты...

Он качает головой.

— А я что?

— Восстанавливаешься. Ты просто приходишь в норму.

— Значит, просто забыть?

— Чувак, я понимаю. Ты потерял друзей...

— Я потерял двух чертовых любовников! — кричит он. Его слова эхом отражаются от высоких потолков. Но, по крайней мере, он, наконец, признает это. — Я хочу, чтобы Ник Тейт сдох. Ты понимаешь меня? Я знаю, что он стоит за этим. Знаю, что он тянет за все ниточки, как какой-то извращенный кукловод. Он попросту отнял у меня все, Джекс. Все. И ты следующий лишишься всего.

Бл*дь. До вчерашнего дня у меня оставалось не много сил. Но теперь у меня есть Саша. И нравится мне это или нет, она официально принадлежит ему. Так что эта угроза со стороны моего брата сильно ударяет по мне. Гораздо сильнее, чем он может представить. Но я должен сдержать его. Должен увести Джейка от этого, иначе он может слететь с катушек и начать убивать людей. Все это может закончиться, как в Майами.

Поэтому я сохраняю спокойствие. Держу под контролем свой страх за Сашу. И даю брату хороший, рациональный совет:

— Знаю. Я понимаю. Но мы дали присягу Максу Барлоу, и клятва сказала, что мы профессионалы, Джейк. Поэтому на этот раз ты должен быть профессионалом. Покинь город. Потрать деньги. Наберись терпения. И я обещаю тебе, что отомщу достаточно за нас обоих. Клянусь жизнью Майкла.

Джейк проводит руками по лицу и глубоко дышит, обдумывая мое предложение.

— Я верю тебе, Джекс, — наконец говорит он. — Правда. Поэтому я подожду. — Он убирает руки от лица, открывая налитые кровью глаза, полные боли и горя. — Я знаю, ты все исправишь. Ты должен сделать все правильно.

С трудом сглатываю и киваю.

— И я сделаю. — Смотрю ему в глаза и повторяю это снова, и снова, и снова, пока он не поверит мне. — Сделаю. Сделаю. Сделаю.

Теперь за мной два обещания: убить Ника ради Джейка и сохранить ему жизнь ради Саши.

Остается только один вопрос: какое из них я выполню?

Глава 28

Саша

Дом моих родителей темный и пустой, но кажется светлым и полным в секунду, когда я вхожу в дверь. Странно, когда меня приветствует тишина, поскольку в этом доме у нас всегда было минимум три немецких овчарки, когда я переехала жить сюда. Но мой папа берет их с семьей в длительные поездки. Кошки остаются у соседей, так как им и нафиг не нужны девятнадцать часов перелета через весь мир.

Направляюсь на кухню, бросаю ключи на стол, затем прохожу в гостиную и включаю телевизор. Кушетка старая и удобная, поэтому я плюхаюсь на нее и вытаскиваю запасной ноутбук из ящика в журнальном столике. Эш и Кейт используют его, когда им хочется зайти в интернет без лишних глаз. У Форда с Файвом имеется целая компьютерная комната наверху. Но у меня нет кода разблокировки безопасности той двери.

В любом случае, мне нужно всего лишь проверить электронную почту. Так что вряд ли мне когда-либо понадобится код.

Щелкаю по каналам, пока не нахожу, что можно бездумно посмотреть, а затем открываю электронную почту.

Бл*дь. Семьдесят два емейла за два дня.

Просматриваю список, чтобы узнать, какие из них нужно открыть, и, конечно же, нахожу один от профессора Браун. Видя ее имя, ощущаю некую боль. Но она, наверное, удалила меня с сервера электронной почты в целом, поскольку иметь университетскую электронную почту, если вы покидаете школу, не позволяется.

Открываю письмо и делаю глубокий вдох.

Уважаемая Саша,

Мне хотелось убедиться, что ты точно поняла, что я сказала вчера. Я ходила в твой офис, чтобы узнать, остались ли у тебя какие-либо вопросы, и нашла твой пустой стол. Это значит, что ты приняла решение бросить школу? Или, к моему опасению, получилось так, что ты считаешь, что я вышвырнула тебя из школы во время нашего разговора?

Надеюсь, ты так не думаешь. Я говорила совершенно другое. Мне нравится иметь тебя среди моих студентов. Думаю, что ты яркий пример и имеешь хорошую мотивацию. Я бы гордилась тем, что твое будущее исследование станет отражением моей карьеры.

Если ты действительно не хочешь продолжать учиться под моим руководством, я пойму и пожелаю тебе удачи и счастья. Но если ты неправильно поняла меня и собрала свои вещи в офисе, исходя из предположения, что я тебя вышвырнула, пожалуйста, подумай еще раз. Зайди ко мне на пару слов, когда у тебя будет время. Я буду в своем кабинете еще несколько дней, мне нужно выставить баллы.

Твой друг и наставник,

доктор Джанет Браун

Вашу ж мать. Я полная идиотка. Пялюсь на экран примерно пять минут. Меня не выгнали!

— Юююхууу! — Я вскакиваю и танцую. — Она верит в меня!

Боже мой, я так счастлива. И если подумать, то я весь вчерашний день была подавлена мыслями о том, что я полный лузер. Оглядываюсь по сторонам, задаюсь вопросом, кому мне рассказывать свои хорошие новости. Но я так и не рассказала об этом своим родителям, а Ронни и Рук все еще будут очень заняты вечеринкой по случаю дня рождения.

Поэтому хммм. Я пережила кризисный момент и победу, и мне не с кем этим поделиться. Это отстой. Кажется, быть антисоциальным и не иметь друзей весело, только когда ты потерпел неудачу и не хочешь делиться новостями. Но успех — хороший случай, чтобы обрести друзей.

А у меня их нет. Бу.

Я могла бы рассмотреть Джекса. От этой мысли на губах появляется улыбка.

Но тогда он начнет рассказывать мне о работе ФБР. А мне действительно не хочется думать об этом прямо сейчас. Я не уверена, что хочу быть агентом ФБР. Последние десять лет я провела, пытаясь уйти от старой жизни. По какой возможной причине я могла бы вернуться к ней, работая на другую сторону?

Не-а. Джексу не нужно знать. Я просто проверю оставшуюся часть своих писем, а затем позвоню в доставку пиццы. Мое настроение поднялось с единицы до отметки восемьдесят за пять минут, и я проголодалась.

Возвращаюсь к просматриванию своей электронной почты, а затем воздух застревает в горле, когда я смотрю на сообщение парой строк ниже сообщения от профессора Браун.

Оно адресовано Смурфу.

— Нет, — произношу я, качая головой. — Это не может быть он. Не сейчас. Не тогда, когда моя жизнь только стала налаживаться. — Это мог бы быть Джеймс. Это он дал мне это прозвище. Но Джеймс не пишет по электронной почте. И Мерк не обращался бы ко мне, как к Смурфу. Он зовет меня «Саш».

Я знаю, от кого оно, прежде чем щелкнуть по экрану, и лицо в видео-сообщении подтверждает мои догадки. На нем серый капюшон поверх черной лыжной шапки, покрывающей золотые волосы. Татуировка цепи вокруг его шеи выглядывает из-под воротника черной термофутболки. Видео-сообщение, которое начинает воспроизводиться сразу после отображения страницы, заставляет мое сердце остановиться.

— Попалась, — это все, что он говорит. Видео длится всего пять секунд.

Но тревожит не то, что он говорит.

Нажимаю повтор, и запись начинается снова.

— Попалась.

Повтор.

— Попалась.

Он держит сотовый телефон у монитора компьютера, когда произносит «попалась». Но тревожит меня едва слышимый звук затвора камеры перед тем, как он это говорит.

Попалась.

Мой желудок начинает вращаться, когда все становится ясно. Он фотографирует... не монитор компьютера, а меня. Мое лицо отображается на мониторе его компьютера.

Я захлопываю ноутбук.

Какого, мать его, хера?

Громко сглатываю и стараюсь держать себя в руках, а затем открываю ноутбук, чтобы увидеть дату отправления емейла. Вчера в полдень. До того, как я даже вернулась из школы. Он взломал мою веб-камеру дома, а затем выжидал, когда увидит меня на экране. Когда в последний раз я использовала свой компьютер? Два дня назад.

В сумке начинает звонить мой телефон.

— Аааа! — кричу я, прижимаясь рукой к сердцу. — Господи Боже, Саша. Успокойся, твою ж мать!

Встаю и медленно иду к кухонному столу, но телефон теперь молчит. Вместо этого я получаю сообщение на голосовую почту.

Вот оно. Он вернулся. Вышел на контакт, и он собирается…

Звучит однократный сигнал. На этот раз текстовое сообщение. Достаю телефон из сумки и читаю слова, мигающие на экране:

Выйди на улицу.

Глава 29

Саша

В глазок ничего не видно, поэтому я стою несколько секунд, чувствуя внутренний конфликт. Что, если это не Ник? А если Ник? Готова ли я снова увидеть его? Чего он хочет?

Слышу голос Мерка в голове: «Просто открой дверь, маленькая проказница. Ты тренированный убийца. Они боятся тебя больше, чем ты их».

Скорее всего, в этом случае это правда. Я не боюсь Ника. Он никогда не причинит мне вреда. Поэтому я ввожу код безопасности и распахиваю дверь.

— Много же тебе понадобилось времени.

На второй ступеньке крыльца сидит человек в капюшоне. Руки вытянуты сзади него ладонями вниз, а ноги протянуты вперед. Ему плевать на все в этом мире — вот что говорит эта поза.

Я глубоко вздыхаю и произношу:

— Я зла на тебя.

— Знаю.

— Почему ты здесь?

Он слегка поворачивает голову, и я улавливаю его лицо под капюшоном в свете огней, падающих из городского парка через Маунтэйн-авеню. Мы находимся в конце аллеи, поэтому машин нет, и зимой в парке пусто, так что сейчас здесь только мы.

— Был неподалеку.

Я улыбаюсь, вспоминая наш первый разговор в антикварном торговом центре в Шайенне, когда мы были еще детьми. Я спросила его, что он делает там в одежде серфингиста.

— Это хороший район, — отвечаю я, меняя ответ из прошлого, когда я сказала, что он может лучше.

— Ты этого заслуживаешь, Саш. Действительно заслуживаешь. — Он хлопает рукой по крыльцу и говорит: — Посиди рядом со мной. Давай наверстаем.

Я возвращаюсь внутрь и хватаю пальто с крючка возле двери, затем набрасываю его на плечи, прежде чем медленно пройти к ступенькам. Мое сердце бьется так быстро, что я кладу на него одну руку и чувствую стук. Глубоко вздыхаю, когда подхожу к ступенькам, а потом сажусь.

— Я скучала по тебе.

Он поворачивается ко мне, полностью попадая под освещение. И ни одна из фотографий в том конспиративном доме не смогла бы подготовить меня к тому, что я вижу.

Шрам на его щеке, который выглядел маленьким и поверхностным, на самом деле… другой. Он толстый и говорит о проведенной им жизни. Татуировки на шее настолько реалистичны, что мне приходится посмотреть повторно, дабы убедиться, что цепи не настоящие.

— Ник.

Он смотрит мне в глаза — его карие встречаются с моими синими — потом качает головой.

— Нет. Ника давно уже нет. Теперь меня зовут Сантино. — Он говорит с акцентом, и это убивает меня почти так же, как его шрам. — Как у тебя дела? — Он дарит мне улыбку, но я могу сказать, что она вынужденная.

— В порядке. — Мгновение ищу его глаза, но затем он поворачивает голову и снова прячется под тенью толстовки.

— Я тоже хочу знать, как ты, но боюсь спросить.

— Ты не захочешь знать. — Это не сарказм. Это правда. Он не хочет говорить о своей жизни, потому что не может сказать о ней ничего хорошего. Я кладу руку ему на плечо, он тянется вверх и сжимает ее.

— Я любил тебя. Мне просто нужно было сказать тебе это. Я готовил эту речь десять лет, и я так много планировал. Но, — вздыхает он, — единственное, что имеет значение, это то, что я любил тебя.

Чувствую слезы, но я так долго запирала их, что по привычке с силой сжимаю глаза.

— Ты знаешь, я бы поехала с тобой.

— Знаю. Вот почему я был подлым с тобой в ту ночь. Я знал, что ты сделаешь все, чтобы остаться со мной, и это было неправильно, Саша. Я не сожалею о том, чем та ночь обернулась для нас. — Он замолкает, чтобы проглотить свою грусть, а затем снова поворачивает голову и смотрит прямо на меня. — Мне не жаль. Пойди ты со мной, выросла бы в аду.

— Ты планировал это, не так ли? Ты всегда знал, что я отправлюсь к Матиасу за помощью.

— Знал. — Затем он улыбается мне, и в этой усмешке я вижу старого Ника. Он с такой легкостью возвращается. Я вижу в нем подростка, которым встретила его впервые. Каким золотым он мне тогда казался. Как кинозвезда. И его жизнь напоминала что-то вроде кинофильма. Хорошего. Такого, где богатые дети живут на суперяхтах и ​​играют в разрастающемся раю.

— Твой отец поведал тебе стратегию завершения операции.

— Мой отец?

— Да. Когда я приезжал к вам в Шайенну, он рассказал мне о Матиасе. Он рассказал мне все секреты, которые передал тебе. И когда я оставил тебя в том отеле и сказал, что вернусь, я солгал.

— Я знаю.

— Нет, я имею в виду, что солгал во всем. Я бы никогда не вернулся. Но я знал, что ты никогда меня не отпустишь. Я использовал тебя, чтобы провести Матиаса, потому что мне нужно было найти Харпер, и у меня не было времени самому устраивать засаду.

— Как ты мог знать, что все получится именно так? Выходит, я была такой наивной дурой?

— Такой наивной. — Затем он смеется, и я тоже. — Я подцепил тебя на крючок, как сопливого романтика с первой секунды, как увидел. И знаешь, что?

Я улыбаюсь на его смех.

— Что?

— Тогда я знал, что ты поверила в это обещание. Знал, что ты единственный человек на всей этой гребаной планете, который пошел бы на край света, чтобы спасти меня.

О, Боже. Я снова сдерживаю слезы.

— Пошла бы, — пищу я. — И я сделала все возможное, Ник. Я действительно сделала.

Он обнимает меня одной рукой и притягивает ближе. Теперь он пахнет по-другому. Раньше я думала, что он пахнет пляжем, но теперь он пахнет холодом.

— Я знаю. — Затем он снова смеется. — Ты чертовски невероятна, знаешь это? — Он поворачивает голову, и его рука скользит на мою шею, чтобы притянуть ближе к нему. Он собирается поцеловать меня, но я отворачиваюсь. — Прости, — шепчет он. — Не могу сдержаться.

Я кладу голову ему на плечо и опираюсь на него. Боже, сколько лет я хотела этого момента? Сколько я представляла себе, как он признает свою любовь ко мне? И теперь я не хочу этого.

— Ты в него влюблена?

Я знаю, что он говорит о Джексе. Не знаю, откуда Нику известно о том, что мы встречались, но мне известно, о ком он говорит.

— Я не уверена, что такое любовь.

— Тебе он нравится?

— Да. Он такой милый. Он один из тех парней, которые придерживают дверь для старушек. И каждый раз, когда я попадаю под дождь, он держит зонтик над моей головой.

— Ты заслуживаешь хорошего.

— Ты знаешь его?

— Да.

— Ты убил его младшего брата?

— Да.

— Это был приказ?

— Да. — И затем он обнимает меня крепче. — Но это не оправдание.

— Я тоже убивала людей, Ник. У нас не было выбора. Мы обязаны были возвращаться.

— Мне все еще нужно, Саша.

Я делаю долгий вздох.

— Я знаю. Но ты не собираешься убивать Джекса?

— Нет. Его нет в моем списке.

Моя спина напрягается при упоминании списка.

— Не спрашивай меня, есть ли в нем ты, Саш. Потому что, если спросишь, мое сердце окончательно разорвется пополам.

Мне так сильно хочется обнять его сейчас. Знаю боль и отчаяние, которые чувствую внутри, и, когда я рядом с ним, то думаю, что чувствую и его. Мы обещаны друг другу. Что бы не случилось, мы обещаны. Ник, возможно, не моя родственная душа, но он часть меня.

— Я знаю, ты никогда не причинишь мне боли.

— Я причинил тебе боль тогда. Я так сильно обидел тебя, что мне хотелось плакать, пока я смотрел, как ты исчезаешь на той лодке.

Прямо сейчас мне хочется плакать только от представления о том, как он исчезал в туманной ночи. Но если я начну, то никогда не остановлюсь. Я не могу допустить, чтобы сегодняшним вечером я распалась на куски. Я еще не готова.

— Я пошла в гостиничный номер и ждала тебя. Ждала те две недели, которые ты оплатил, а Джеймс заставил меня уехать.

— Я понял, что ты это сделаешь. Такая ты девушка. Верная до конца.

Пару минут после мы сидим в тишине.

— Итак, — говорит он, когда тишина слишком затягивается. — Что ты подумала о своей тете?

— Ты знаешь, что я к ней ездила?

— Тебе она понравилась? — спрашивает он, игнорируя мой вопрос.

— Не совсем. Все то место кажется странным. Слишком… не знаю, как это объяснить.

— Слишком похожим на Организацию.

— Да, — говорю я. — Вот как оно выглядело. Секретное дерьмо и большие дома, и какой-то парень по имени Джулиан напал на меня.

— Он ее... Джеймс, полагаю.

— Убийца?

— Да. Ты надрала ему задницу?

Я смеюсь.

— А ты как думаешь?

— Слышал, что да.

— От кого? — Меня начинают терзать его познания. — Откуда ты все это знаешь?

— У меня тоже есть шпионы.

Моя спина снова выпрямляется. Шпионы. Именно это слово Джекс использовал, чтобы описать, чем занимается его отец в ФБР. Он управляет шпионами.

— Джулиан — священник, — говорит Ник с презрением. — Они управляют школой, Саша. Ну, или управляли, пока не приехал я и не положил этому конец. Школа для девочек. Джулиан был во главе.

— Кто отправит своих детей в школу с таким гадом во главе?

— А как ты думаешь?

Я закрываю глаза.

— Нет. Нет. Пожалуйста. — Я издаю смешок, не содержащий ни капли юмора, и он наполняет мое сердце страхом. — Нет. Им не разрешено заниматься таким дерьмом, Ник. — Я смотрю ему в глаза, когда кусочки начинают сочетаться. — Ты…

— Не становись параноиком в плане меня, Саша. Знать, что они делают — моя работа. В конце концов, я все еще сын Адмирала. Она рассказала тебе историю о Нолях?

В груди появляется боль. У меня может случиться сердечный приступ.

— Саша, — говорит он, поворачиваясь всем телом, чтобы встретиться со мной взглядом. Мне тяжело смотреть на его лицо, покрытое шрамами, но я заставляю себя. Он заслуживает того, чтобы его увидели. Заслуживает. Я должна ему.

— Их программа по выращиванию Нолей — правда. Ты была одной из первых, но их было больше. Майкл, приемный ребенок, которого Джекс так сильно любил. Он был одним из них. Твой отец…

— Нет.

— Да, Саша. Твой отец был замешан в этом вместе с твоей тетей. Они начали эту программу, но все их мальчики сходили с ума. И все, что им нужно было сделать, это посмотреть на Джеймса, чтобы узнать, что принесет будущее этой программе. Он был, думаю, пробным проектом. Тот, на котором они все испытали впервые. В том числе его пленение и тюремное заключение в Гондурасе, когда ему было шестнадцать. Но девочки были другими. Их тренировали, но они не ломались, как мальчики. Они разводят их уже более двадцати лет.

Разводят? Так они думают о нас? Потомство? Что, черт возьми, не так с людьми? Как можно сделать подобное со своим ребенком?

— Знаешь, она сказала, что ты такой же.

— Я был номером Одиннадцать, Саш. Ты знаешь это. Ты всегда была Нолем. Харпер… она была Нолем, но мой отец специально подставил ее провал. И я ему помог. Ни за какую цену мы бы не вернули Харпер в эту больную программу.

— Но твой отец, Адмирал, не был хорошим.

Он смотрит на меня искоса, один глаз видно из-под его толстовки.

— Мы все плохие, помнишь?

— Мы не можем все быть плохими, Ник. Кто-то должен быть хорошим. Не может весь мир быть плохим. То есть я понимаю, есть оттенки серого и все то хорошее дерьмо. Но серьезно, мне нужно верить сейчас во что-то. Я понятия не имею, что происходит. И затем появляешься ты и выливаешь на меня это дерьмо. Ник, я больше не могу так. Клянусь Богом, мне хочется кричать — вот до какой степени меня все сбивает с толку.

— Что бы тебе ни сказала Мэделин, она солгала. Она собирается использовать тебя, Саша. Чтобы обучить других Нолей. Она собирается использовать тебя, чтобы возродить Организацию, только на этот раз править ею будет она. В данный момент Матиас де-факто является лидером, потому что я заключил с ним сделку там в Санта-Барбаре. Так планировалось, Саша. Я планировал этот момент уже более десятилетия. Но сегодня он встречается с Мэделин в том поместье. Они заключают новое соглашение…

— Матиас — Организация? — Джекс был прав. В чем же еще он окажется прав?

— Почему, по-твоему, он оставил меня в живых? — Ник хватает мою руку и сильно сжимает. — Подумай, Саша. Почему я? Зачем я был ему нужен?

— Ты убийца? Ты был ему нужен?

— Зачем я был ему нужен?

Я знаю, к чему он клонит этим рядом вопросов, но я не могу заставить себя произнести это вслух. Потому что, если я это сделаю, тогда должна буду признать, что моя жизнь была спланирована для меня. Что я всего лишь пешка в игре. Я — потомство.

— Я — сын Адмирала. Я следующий в очереди. Я — единственное, что осталось от руководства Организации.

— И все же ты не Организация. Ты выбыл. Мы все выбыли. В убийстве всех тех людей десять лет назад и был весь этот гребаный смысл. Мы освободили детей...

— Я — наследник Организации, Саша. — Он говорит это строго. Говорит так, что я не сомневаюсь, что все, что сказал Джекс о нем, было правдой. — И дети не свободны. Спроси Сидней, свободны ли они. Спроси ее о детях, которых она нашла два года назад. То, что мы сделали — чушь собачья. Организация никогда не умирала, она попросту ушла в подполье и перегруппировалась со мной в качестве обещания о новом будущем. Я сделал много дерьма в Центральной Америке, Саша. С детьми, с новыми Нолями…

— Те дети на твоей спине, та татуировка...

— Я убираю Нолей в Гондурасе. Это моя работа. Я занимаюсь этим годами. Но чтобы не дать им успешно воплотить планы, я должен все испортить. Подставить их. — Он хватает меня за плечи и так сильно сжимает, что я вздрагиваю. Его глаза мечутся вверх-вниз, пока он смотрит на меня, словно отчаянно хочет, чтобы я увидела происходящее. Но я не уверена, что хочу это знать.

— Я убиваю их, — говорит он ровным голосом. — Я спасаю их, убивая. Я несу ответственность за смерть каждого. Я убиваю. Это моя единственная цель. И мне не жаль. Каждая смерть стала жертвой, которую нужно было принести.

Чувствую, как тошнота поднимается по горлу.

— И единственная причина, по которой я вернулся сегодня вечером, это рассказать тебе правду о себе.

— Почему? — Я так зла. — Почему мне нужно знать? Почему сейчас? Почему бы просто не оставить меня в покое? Ты тот, кто сказал мне двигаться дальше, полюбить кого-то, прожить нормальную жизнь. Так я и сделала. Я сделала все возможное, Ник. И теперь ты возвращаешься и переворачиваешь все с ног на голову! Если бы ты не начал искать меня, я все еще была бы в школе. Джекс никогда бы не нашел меня. Я была бы в безопасности и жила бы своей глупой жизнью, желая стать кандидатом наук.

— Я вернулся только для того, чтобы убедиться, что ты поняла. Я больше не могу это делать, и тебе нужно понять.

— Понять что? — Мне так сильно хочется кричать.

Он берет мое лицо в ладони и заставляет меня посмотреть ему в глаза.

— Понять, что ты единственная, кому я могу доверять. Поэтому, когда придет время, все, о чем я прошу тебя, это выполнить свою работу.

И затем он встает и спускается по лестнице.

— Эй! — кричу я ему вслед. — Куда, по-твоему, ты идешь? Ты не можешь появиться здесь вот так, забить мою голову всем этим дерьмом и просто свалить!

Но он продолжает уходить, затем садится в какую-то тупую маленькую машину, припаркованную на другой стороне улицы. Я бегу за ним, но дверь закрывается, и двигатель уже заводится, прежде чем я успеваю добежать. Стучу по окну, но он трогается с места и исчезает.

— Ублюдок! — кричу я. На улице начинают лаять собаки, а затем загорается свет на чьем-то крыльце. Я иду спиной вперед вплоть до тротуара перед домом. Боюсь, что соседи выйдут и спросят меня, что случилось.

А я даже не смогу им объяснить.

Не смогу.

Потому что история повторяется. Ник пришел, разрушил меня и ушел.

Снова.

Глава 30

Саша

Когда я возвращаюсь внутрь, мой телефон звонит. Беру его и вижу неизвестный мне номер, нажимаю иконку на экране.

— Да.

— Саша, — произносит Джекс, ненадолго затаив дыхание на другом конце трубки.

— Джекс, — выдыхаю я. И больше ничего не могу сказать. Горло сдавливает от желания заплакать. Мне хочется разреветься всей душой.

— Саша? Ты в порядке? Я звоню уже около десяти минут. Звонил в конспиративный дом, но ты не брала трубку. А Мадрид сказала, что домой ты не вернулась.

Делаю резкий вдох.

— Саша? Саша? Где ты?

— Дома у Форда, — хриплю я.

— Ты в порядке?

Я качаю головой, как только побеждаю слезы, но отвечаю:

— Да. — Потому что не знаю, что еще сделать. Знаю только, как быть «в порядке», потому что, если наступит день, когда будет иначе, я умру. И мне это известно. Я упаду замертво на месте от потери, боли и страха. С другой стороны, не будет обещания о спасении от кого-либо. Так просто быть не может. Так. Просто. Быть. Не может.

Потому что, если мы получаем спасение после смерти, в чем тогда смысл жизни?

— Саша, оставайся там, где ты есть. Я в сорока пяти минутах от тебя.

Если мы не можем найти спасение в жизни, то почему нас нужно вознаграждать смертью?

— Ты меня слышишь?

— Я умираю, Джекс.

— Что? Саша?

— Мы все умираем. Я, Ник, Джеймс, Харпер. Нам нет спасения. Никогда. Потому что они никогда нас не отпустят. И это несправедливо. Да? Я не просила, чтобы меня рождали. Это, бл*дь, нечестно!

— Ты в доме?

— Да, — я шмыгаю носом. И тогда понимаю, что по моей щеке течет слеза. — О, Боже, — рыдаю я, затаив дыхание. — Я мертва.

И затем я кладу трубку, бросаю телефон на диван, когда пробегая мимо него, мчусь по лестнице по две ступеньки за раз, вбегаю в ванную. Включаю душ и становлюсь под него полностью одетая. Смываю слезы под холодной водой, обнимая свое тело.

«Заставь их уйти, — говорю я себе снова и снова. — Заставь их уйти».

Зубы начинают стучать, и, прежде чем я понимаю, тело бьет дрожь. Я опускаюсь на дно душевой и прижимаю колени к груди.

Это конец.

Я чувствую его. Все, что произошло за последние два дня, похоже на звучание труб Откровения для Саши Черлин. Моя жизнь закончена, и я потерпела неудачу. Потому что, как бы я ни старалась, как бы быстро я ни бежала, сколько бы раз ни меняла имя или сколько бы ученых степеней ни получила, чтобы законно заявить о себе… Я все еще буду принадлежать им.

Я — собственность.

Глава 31

Джекс

Парадная дверь дома Форда Астона не заперта, и учитывая все, что Саша знает о безопасности, меня это настораживает.

— Саша? — зову я, когда вхожу. — Саша? — Меня охватывает очень плохое предчувствие, когда я прохожу прихожую в направлении кухни. По телефону она звучала очень расстроенной. — Саша? — снова выкрикиваю, пробираясь в заднюю часть дома. Останавливаюсь у подножья лестницы и слушаю, различая звуки воды, доносящиеся сверху. Тихо поднимаюсь по ступенькам, неуверенный, чего ожидать.

Дверь в ванную открыта, и на мгновение в моей голове появляется самый худший из сценариев.

Она покончила с собой.

«Нет», — произносит рациональная сторона моего разума. Саша не из тех девушек, что сдаются. Она — боец. Если бы она хотела покончить с собой, то утопилась в граде пуль, защищая кого-то другого. Она бы не перерезала себе запястья в ванной.

Но страх снова сковывает меня, когда я приближаюсь к душу. Она полностью одета, и я узнаю на ней свою одежду, пока Саша сидит на полу душевой кабинки.

— Саша, — шепчу я.

Она поднимает голову, достаточно, чтобы я мог увидеть ее прикрытые тяжелыми веками глаза из-под мокрых волос.

— Саша, — произношу я, открываю стеклянную дверь и тянусь к ней. Вода ледяная, и когда я прикасаюсь к ее руке, она напоминает мне ледышку.

Она вскидывает голову вверх и шепчет:

— Я уже умерла, Джекс. Я не могу перестать плакать. Не могу перестать плакать, и это пугает меня.

Я вытаскиваю ее из лужи воды на полу. Она не сопротивляется, но и не помогает мне.

— Иди сюда, — произношу я, отрывая ее от пола и обнимая. — Давай избавимся от этой одежды.

Она прячет голову у меня на груди и начинает рыдать. С длинными задерживающимися паузами.

— Все в порядке, киллер. Можешь плакать, если хочешь. — Мне нужно узнать, что случилось, но сначала я должен о ней позаботиться. Поэтому выношу ее в коридор, и она указывает на комнату.

Несу ее туда и ставлю в центр черного коврика, который покрывает почти весь деревянный пол. Понимаю, что это комната ее детства, и тот факт, что у меня есть возможность увидеть маленькую частичку ее жизни, делает вещи немного проще.

— Подними руки, — произношу я, стягивая ее мокрую рубашку. Мне приходится поднимать каждую из ее ног, чтобы суметь снять с нее обувь, а затем я стаскиваю мокрые штаны с ее бедер.

Она стоит в черных боксерских трусах, которые я дал ей вчера вечером, пока ее бьет безудержная дрожь.

— Он оставил меня, Джекс. — Ее зубы дрожат в ритм содроганий ее тела. — Он бросил меня.

— Шшш, — произношу я. — Мы сейчас не говорим ни о ком, кроме нас. — Я тянусь за голову и снимаю рубашку, бросая ее на пол. Затем стаскиваю обувь и снимаю штаны.

Становлюсь перед ней в черных боксерах, и мы смотрим друг на друга. Не на наши тела. Мы смотрим друг другу в глаза.

Затем я протягиваю руки.

— Иди сюда, — шепчу я. — Иди сюда, чтобы я мог тебя согреть. — Она делает шаг вперед и сворачивается в моих руках, истерически рыдая. — Все хорошо, Саша. Все хорошо. Со мной ты всегда в безопасности, помнишь?

Она кивает напротив моей груди.

— Но ты замерзла. Так что давай искупаем тебя на этот раз в горячем душе, согреем, и ты отдохнешь. Мир может подождать, пока мы закончим. — Я веду ее обратно в ванную и включаю горячую воду, проверяя температуру, а затем жестом указываю ей залезть внутрь.

Она снимает белье и становится под струи воды. Наблюдаю, как она двигается, купаясь, и когда заканчивает, выключаю воду и протягиваю ей полотенце.

Мы возвращаемся в ее спальню, и она роется в каких-то ящиках, находя там белье для сна, затем я веду ее к низкой кровати и отбрасываю черное пуховое одеяло в сторону. Она залезает под него без лишних вопросов, и я ложусь рядом с ней, притягивая ее к себе.

— Просто расслабься. — Глажу ее по волосам, затем по щеке. — Просто расслабься. Ты не умерла и не умираешь. Я здесь сейчас, и нет ни шанса, что я позволю тебе утопиться в своих слезах.

Она утыкается лицом мне в шею и хрипло, продолжительно выдыхает. Но ее слезы прекращаются и спустя несколько минут дыхание выравнивается.

Я держу ее, пока она не засыпает, и думаю обо всем, что она сказала по телефону. Она права. Это не справедливо. Ничего в ее жизни не было справедливо. Само ее рождение было определением несправедливости. Она потеряла всю семью, будучи ребенком. Потеряла единственного мужчину, с которым, думала, проживет до конца своих дней. А затем потеряла себя в новой семье, которая приняла ее.

У меня нет сомнений, что Форд Астон стал решением всех ее проблем. Но когда вам десять лет приходится притворяться кем-то другим, нет ни единого шанса, что не выплывут последствия.

— Меня никогда не нужно было спасать.

— Ты глупенькая, Саша Астон. Тебя всегда нужно было спасать. И вот я здесь сейчас. Так что все хорошо, если ты это признаешь.

Она снова начинает плакать. Отчаяннее на этот раз.

— Шшш, — я глажу ее по волосам. — Пожалуйста, не плачь из-за того, что я хочу тебе помочь.

— Я больше не могу так, Джекс. — Она качает головой напротив моей груди. — Я больше не могу это делать. Я всего лишь хочу всеми силами покончить с этим. Десять лет я пыталась убедить себя, что мы победили. Но это не так. Мы ничего не сделали, чтобы изменить ход игры.

— Все не так плохо, и ты знаешь это. Это лучше, чем сдаться и ничего не делать.

— Это ничего не значит. Каждый момент борьбы прямо сейчас ощущается ненужным. Мне просто хочется скрутиться в комок и сдаться.

Боже, в ней столько печали. Я не могу это выносить.

— Значит, доверься мне, — произношу я. — Это единственный ответ, который я сейчас могу дать. Просто позволь мне позаботиться о тебе, и я обещаю — я смогу помочь. Я буду тебе другом. Как те друзья, которые у тебя есть, Саша. Я тоже умру за тебя. Только верь мне. Верь мне, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы положить этому конец.

Она отстраняется от меня, отводя назад голову и грудь, чтобы посмотреть мне в лицо, шмыгает носом и затем тянется вверх и касается моего лица кончиками пальцев.

— Я влюбляюсь в тебя, агент Джекс. Влюбляюсь в тебя и твое обещание. И это меня пугает. Потому что каждый раз, когда я нахожу что-то хорошее в этом мире — Ника, или Джеймса, или Харпер, или даже Мерка — они забирают это у меня.

— Нет, они все еще здесь.

Но она качает головой.

— Джеймс и Харпер в бегах все десять лет. Они даже не могут приехать ко мне в гости из-за Кейт. Моя младшая сестра Кейт — наполовину Организация, Джекс. И Джеймс боится, что если он приедет увидеть, как растет его племянница, они узнают о ней и убьют.

Бл*дь. Я не знал о ее сестре. Какого хера, я не знал?

— А Сидней удерживает Мерка подальше. Если он будет приезжать слишком часто, это может выдать их обоих. Так что даже если они все вместе, я выброшена за борт, и никто не понимает страха, с которым я живу каждый день. Мой секрет раскрыт. А это значит, что мои дни сочтены. Они придут за мной, поэтому если я поверю тебе и твоему обещанию, ты нарушишь его. Они заставят тебя нарушить его. Они убьют тебя, чтобы добраться до меня, а я все еще буду здесь. Это мое проклятье. Я выжившая, помнишь? Выжившая. Но невесело быть единственной выжившей, Джекс. Невесело быть единственной из тех, кто остался.

Я кладу ладонь на ее щеку, подражая ее нежному жесту.

— Я не позволю этому случиться, Саша. Не позволю.

— Сегодня я ходила на день рождения маленькой девочки. Спэрроу, так ее зовут. Она дочь одной из лучших подруг моей мамы. И у всех них есть дети, знаешь? Вот что делают лучшие друзья, когда выходят замуж. И до меня дошло, пока я смотрела на всех тех маленьких драгоценных девочек, играющих и смеющихся, проводящих хорошее время. До меня дошло, что у меня никогда не будет такой возможности. У меня никогда не будет детей, Джекс. Потому что каждый ребенок, что родится в моем роду, будет собственностью Организации.

— Саша… — Но она права. Она не может избежать судьбы. Она — та, кто есть.

— Я не могу родить девочку этому миру и рисковать ее жизнью, чтобы ее украли и превратили в меня, или Харпер, или, Боже упаси, в Сидней. И я не могу родить мальчика, не задаваясь вопросом, не заставят ли они его сойти с ума точно так же, как Ника или Джеймса. Моя мама не имеет понятия, чем они на самом деле занимаются. Она не слушала истории Сидней от начала до конца, в отличие от меня. Они обращались с ней, как с животным. Тренировали ее, как собак, которых мой отец удерживает ради охраны. Только наши собаки — члены нашей семьи. Человечность Сидней… отняли. Она сошла с ума и потеряла соприкосновение с реальностью... Она пыталась убить меня и Мерка. Два года назад меня похитил ее куратор. Он отравил меня наркотиками и почти…

Ее слова затихают, а ярость внутри меня начинает бурлить, когда до меня доходит, что она практически сказала…

— Когда Сидней контролировали, она приставила пистолет к моей голове и угрожала убить меня, если Мерк не опустит ружье. — Саша смотрит на меня и качает головой. — И он опустил, Джекс. Он опустил ружье, ни секунды не думая о том, что случится с ним. И, может, Организация пока не достигла со мной успеха. Но у них было очень много возможностей. Потому что когда люди влюбляются, они хотят выразить эту любовь, дав жизнь своим детям. У Организации никогда не закончатся возможности, Джекс, потому что люди никогда не перестанут влюбляться.

— Мы не можем позволить им победить, Саша. Не можем.

— Они уже победили. Ты помнишь, когда я приехала раньше срока из путешествия в Перу прошлым летом? И ты подумал, что я встречалась с Ником?

— Да, — шепчу я.

— Я не встречалась с Ником, Джекс. Я обустраивала свой собственный конспиративный дом. Только для меня. Для девочек Организации. У меня есть дом в Голдене, Колорадо. Как раз недалеко возле старой школы, и он уже обустроен и готов. У меня даже есть девочка там, которая живет на постоянной основе. Единственное ее задание — заботиться о девочках, которых мы найдем.

— О, Боже. Мне так жаль, что я обвинял тебя…

Но она заглушает мои слова, качая головой.

— Нет, ты не понимаешь. У нас есть дом, снабжение, все. Но у нас нет девочек. Мы даже не можем их найти. Мы понятия не имеем, где начинать искать. Словно судьба плюет нам в лицо, Джекс. Она говорит нам сдаться. Потому что у нас никогда не получится. Я могу пытаться, пытаться, пытаться и пытаться. У меня миллионы долларов, оставшиеся после кражи у Организации, а все, что я хочу, это помочь этим девочкам Организации. Мы с Харпер и Сидней говорили об этом однажды. Мы сказали, что никогда не позволим этому снова случиться. Что найдем способ. Так что я обустроила конспиративный дом. Но, в конце концов, ничего из этого не имеет значения, потому что мы понятия не имеем, где искать девочек. Они везде, я знаю это. И это намного хуже. Потому что в этот же момент их нигде нет. Я потерпела полную неудачу. Я — киллер, разодетый академиком. Прячусь за новым именем и новой жизнью. Но все не настоящее. Саша Астон — не настоящая. Существует только Саша Черлин. И она умерла, Джекс. Она — призрак. И что же для меня осталось?

Я медленно наклоняюсь и накрываю ее губы своими. Целую ее и пробую вкус ее слезы. У меня болит сердце, когда ее грусть тает у меня на языке. Затем я останавливаюсь и шепчу:

— Я, Саша. Я остался. Я здесь. И никуда не собираюсь. Я сдержу свое обещание. А твоя тетя…

— Она одна из них, Джекс. Сегодня сюда приходил Ник. Вот почему я не отвечала на звонки. Я была на улице с ним. И он сказал, что она против нас. Я почувствовала это в момент, когда встретила ее. Она не с нами. Они тоже удерживают детей…

— Это не одно и то же, Саша. Ник не знает, чем она занимается.

— Ты ошибаешься. Ник знает все. Всегда знает. Ник дергает за веревочки и заставляет горы двигаться, Джекс. Он — нынешний лидер Организации. Он сам это сказал. И я знаю, что ты хочешь отомстить за смерть своего брата, но я хочу, чтобы он остался жив, Джекс. Если ты хочешь спасти меня, ты должен спасти его.

— Пошел он, — произношу я. — Чушь собачья. Он не нужен тебе, чтобы спасти себя, киллер. Потому что теперь у тебя есть я. Так что к черту его… просто к черту…

Она кладет кончики пальцев на мои губы и говорит:

— Шшш. В данный момент я с тобой. И есть одна вещь, которую я выучила — нужно наслаждаться моментами, когда они приходят. — Ее ладонь скользит вниз по моему плечу, а затем ее рот оказывается на моей шее. Нежный поцелуй посылает дрожь по моему позвоночнику. — Люби меня, Джекс. Если на самом деле хочешь спасти меня, значит, люби меня. Пусть этот момент зачтется.

Глава 32

Саша

— Мне нужно больше, Саша. Мне нужно больше от тебя, чем мольба. Мне нужна какая-то правда.

Снова целую его шею, двигаясь вверх и хватая его за волосы.

— Я расскажу тебе все, что ты хочешь об этом знать, Джекс. — Я выдыхаю эти слова ему на ухо. — Только спроси. — Он скользит пальцами мне в волосы и притягивает мое лицо к себе. Вдыхаю его запах. Он пахнет свободой, и правдой, и дождем.

— Зачем Нику рисковать всем? — Я наклоняю голову, но Джекс приподнимает мой подбородок, чтобы я смотрела на него. — Всего лишь скажи мне зачем, Саша. Зачем такому парню оставлять банду и возвращаться в Америку, лишь бы перекинуться с тобой парой слов?

— Я нужна ему, — произношу я.

Но Джекс качает головой.

— Нет, не за этим.

— У меня есть секреты, и умения, и все эти вещи…

— Нет, Саша, — упрямо произносит он. — Не за этим. Скажи мне, почему он вернулся.

Я всего лишь могу пожать плечами.

— Я не знаю. Не знаю. Он делал какие-то плохие вещи. Он бросил меня и сожалеет. Ему нужно прощение.

— Не поэтому. — Рот Джекса превращается в строгую линию. — Ты не можешь сказать? Или не можешь поверить?

— Я не понимаю, Джекс. Просто скажи мне, что ты хочешь…

— Услышать? В этом, думаешь, дело? Лишь бы сказать мне, что я хочу услышать? — Он закрывает глаза и выдыхает. Затем его ладонь падает с моего лица и находит ямочку на локте моей руки. Он ласкает кожу несколько секунд, прежде чем ущипнуть меня.

Я резко ахаю, легкий щипок застает меня врасплох.

— Ты настоящая, — произносит он, опускаясь всем телом. Находит губами мою грудь и затем кусает. В этот раз я готова к боли, но моя спина выгибается, потому что ощущение приятное. — Ты настоящая, — повторяет он.

Он разворачивает меня, так что я оказываюсь спиной на кровати и берет мои руки в свои, переплетая наши пальцы. Затем поднимает их над моей головой и удерживает на подушке мгновение, чтобы он смог посмотреть мне в глаза. Опускается лицом ниже к моему.

— Ты настоящая, — выдыхает он напротив моего рта. — Скажи это, Саша.

— Я настоящая, — отвечаю я одними губами, почти беззвучно.

Он отпускает руки.

— Верь мне.

— Теперь верю, — отвечаю я, закрывая глаза.

Он садится на мои бедра, мышцы его ног прижимаются к внешним сторонам моих. Затем он наклоняется и целует мой живот. Кроткие поцелуи превращаются в покусывания, и затем он проводит языком между моих ног, увлажняя ткань на моих трусиках.

— Почему я здесь, Саша?

— Ты хочешь меня, — отвечаю я, голос наполнен грустью и желанием.

— Нет, — говорит он. Открываю глаза и вижу, что он смотрит на меня со своего полусогнутого положения над моим животом. Его синие глаза искрятся от света часов на моем прикроватном столике. — Ты уже моя. Скажи мне, почему я здесь.

— Я тебе нужна.

Джекс издает краткий смешок, который теплым облачком отбивается от моей кожи и заставляет меня содрогнуться.

— Ты, и правда, нужна мне, но не так, как ты думаешь. Теперь прекрати быть сильной на минуту и подумай, киллер. — Он облизывает пупок, затем прикусывает нежную кожу вокруг него. Я негромко ахаю, когда следует еще один щипок. — Просто скажи мне, почему я здесь. Обещаю, что не дам тебе ничего, кроме облегчения после.

Я качаю головой.

— Я даже не знаю тебя.

— Но мы все равно здесь. Мы уже дважды были близки. И оба раза это была твоя идея.

— Я не знаю, почему сделала это…

— Не надо, — произносит он, протягивая руку, чтобы сжать мою грудь.

Я хнычу негромко, но не из-за боли. По крайней мере, не из-за боли от его руки. Боль от того, что он просит меня сказать.

— Не делай этого. Не убегай больше. Просто останься со мной. Ты в безопасности. Я говорил тебе это. Каждое сказанное тобой слово. Каждое принятое чувство. Каждый отпущенный страх. Ты будешь со мной в безопасности. Я обещаю. И я не Ник, Саша. Я не нарушаю своих обещаний. Просто скажи это. Скажи мне, почему я здесь.

Чувствую, как слеза выскальзывает из уголка глаза и стекает по щеке.

— Ты думаешь, что любишь меня, — рыдаю я.

Он улыбается.

— Да.

— Ты даже не знаешь меня.

— Я знаю тебя, Саша Астон. Я тебя знаю. — Он тянется вверх и вытирает слезинку. — Ты смелая, и умная, и такая чертовски красивая. — Он шепчет последние слова. — И пусть я даже пытался показать тебе, не думаю, что ты вообще меня знаешь. Теперь ты мой партнер. Принимаешь ты мое предложение или нет, но ты мой партнер. И я не уйду в сторону. Ты меня слышишь?

Я киваю.

— Я не уйду. Так что скажи мне, что ты это понимаешь. Скажи мне, почему здесь был Ник.

Я делаю глубокий вдох, и слова вылетают из меня на выдохе.

— Он любит меня.

Джекс улыбается.

— И зачем твой друг Джеймс оставил тебя в этом доме, когда тебе было тринадцать?

— Он любит меня.

— Да. Ты очень, очень настоящая для этих людей. Они любят тебя. Вчера ты сказала мне это с уверенностью, но не думаю, что ты поверила в это. И, может, я бы сделал все по-другому, а может, и нет. Может, такой конец исправит все наши ошибки.

Я киваю, опуская голову на кровать, и открываюсь перед ним. Беспомощная потому, что хочу этого, а не потому, что меня связали, или угрожали, или из-за страха за свою жизнь или жизнь других.

И глядя на него вверх, я понимаю, что даже если он надо мной, мои руки над моей головой, он поставил меня главной. Джекс смотрит на меня снизу, ожидает принятия, зная, что я могу выбраться из его хватки и мысленно, и физически. Доверяет мне сдаться и остаться лежать. Слушать его слова и думать обо всем по-своему. В свое время.

Снова появляются слезы.

— Я такая жалкая, — рыдаю я. — Такая жалкая, Джекс. Я потеряла все, а они все равно находят вещи, которые у меня можно отнять. И если они отнимут Ника, это будет всего лишь последним гвоздем в мой гроб. Потому что если они смогут отнять то, что уже было отнято, снова и снова, то когда это остановится? Когда это закончится?

— Я не знаю, Саша. Но дело в том, что этого никто не знает. Никто не знает, когда закончится боль и начнется радость. Мой брат ушел вчера с места преступления. Он потерял все, что строил последние несколько лет. Гарантирую, сейчас он чувствует то же, что и ты. Но кто знает, что он почувствует через год? Кто знает, сколько хороших вещей случится, если он позволит? Ты ничем не отличаешься от нас, Саша. Ты не больше и не меньше контролируешь свое будущее, чем я или он. Но каждый шаг, который Саша Черлин делает назад, это шаг, который Саша Астон делает в будущее.

— Я не знаю, кто такая Саша Астон, Джекс. Это тринадцатилетняя девочка с новым именем и новой жизнью. Она ходила в школу и получала хорошие оценки. У нее миллиард долларов, и ни на один пенни из них она не может купить себе счастья.

— Так прекрати пытаться купить его. Тебе не нужно покупать его, Саша. Счастье бесплатное. Тебе просто нужно его принять.

— Ты будешь любить меня? — спрашиваю я, срываясь в еще одно рыдание. Я никогда и никому не задавала этот вопрос, и от него я чувствую себя обнаженной.

— Уже люблю, — отвечает он. — Уже люблю.

— Покажи мне. Покажи мне Джекс, покажи мне, как ты будешь меня любить.

Его ухмылка заставляет меня смеяться через слезы. Он слезает с меня и ложится на спину рядом со мной. Берет мои руки у меня над головой и затягивает меня на себя. И затем он обхватывает мое лицо ладонями и глубоко целует. Наши языки сплетаются, предпочитая продолжить танец, начатый вчера.

Я отстраняюсь первая и опускаюсь на него, целуя и покусывая так же, как это делал он несколько минут назад. Джекс кладет руку мне на голову, подбадривая меня продолжить. Так что я нахожу край его боксеров и стаскиваю их вниз. Его член тверд и готов, а вдохи становятся быстрее и громче. И когда я прикасаюсь языком к его головке, он берет мои волосы в кулак и толкает меня вниз. Я открываю рот и принимаю его, посасывая, затем приподнимаюсь, чтобы суметь облизать его ствол. Он пульсирует от нетерпения. Я беру его член обратно в рот и крепко смыкаю губы, заставляя его стонать.

Я даю ему это. Я отдаю себя ему.

Он тянется вниз и хватает одну из моих рук и подносит к своему рту. Смотрю вверх на него, на то, как он целует мои костяшки. И вот тогда я понимаю, что я никогда не была с мужчиной вот так. Никогда не позволяла никому видеть меня изнутри. Секс, который у меня был, всегда был каким-то механическим. Освобождением, и ничем большим.

Но занятия любовью с Джексом вот так, похожи на праздник.

Я сосу его сильнее, массирую его, двигаясь лицом ниже и ниже с каждым дюймом. Его член проникает в мой рот, как слова проникали в мою душу ранее. Мы плывем туда вместе в каком-то вечном экстазе. Я теряю с ним счет времени, теряю счет всему, заставляя его стонать. Он начинает толкаться вверх навстречу моему лицу. Я знаю, что он близко, так что беру его так глубоко, как могу.

Он кончает мне в горло, и вместо того, чтобы испытать отвращение, я проглатываю все. Он теплый, безопасный и мой.

— Бл*дь, — рычит он. — Иди сюда, Саш. — Он тянет меня вверх за руку, так что я залезаю на него. Он стаскивает с меня белье, пока оно не оказывается на уровне колен и мне приходится извиваться, чтобы снять его.

— Ложись сверху, — произносит он, намереваясь продолжить.

— Нет, — произношу я, ложась рядом с ним. — Ты ложись. Я хочу почувствовать, как твое тело накроет мое. Хочу почувствовать каждый дюйм твоей кожи на моей.

Его улыбка напоминает солнечный свет, пока он медленно сдвигается, чтобы воплотить мое желание в реальность. Тянется вниз и приподнимает мое бедро, отводя его в сторону, приближая почти к животу. И затем плавно опускается между моих ног, его член снова тверд и готов, нежно потирается о мои складки. Он берет мое лицо в ладони, и я приоткрываю рот, пока он нежно проводит большим пальцем по моим губам. Он входит в меня двумя способами, заставляя выгнуть спину, пока наполняет меня.

Таким образом, мы находим свет во тьме. Мы видим друг друга такими, какими являемся на самом деле.

Не таим секретов. Не охотимся. Не являемся частями целого.

Есть только мы.

И впервые в своей жизни я чувствую себя… настоящей.

Глава 33

Джекс

— Да? — бормочу я в телефон. Эта хрень посреди ночи уже осточертела.

— Джекс. — Голос Макса на другом конце линии звучит неуверенно и тихо.

Сажусь в постели, тепло тела Саши покидает меня, когда я переключаю внимание на телефон.

— Что случилось?

— Мэделин. Мне… жаль. — Он останавливается, чтобы сделать вдох. — Вчера вечером Ник Тейт взорвал весь комплекс. Она мертва. Все ее слуги мертвы. Вчера вечером состоялась встреча, Джекс. Приехали очень важные люди. Они тоже мертвы.

— Что? Как? Я имею в виду, откуда он узнал, где ее найти?

— Все еще пытаемся разобраться, но мы уверены, что это Саша. Вы были там позавчера?

— Да, но это была не она.

— Мне нужно, чтобы ты возглавил это расследование. Сейчас. Мадрид заберет Сашу, так что приготовь ее. — Рука спускается по моей спине, отчего я подпрыгиваю. Смотрю вниз, Саша смотрит на меня. — Я перезвоню тебе, — говорю я.

— У тебя драконы на спине, — произносит Саша.

Я вздыхаю при их упоминании.

— Да.

— Что они значат?

— Это было обещание. Мы с братом сделали их вместе. Мы — драконы и собираемся захватить мир. У него такая же татуировка. Два огнедышащих зверя и мир в нашей милости. Вот как сильно разозлило нас убийство Майкла. — Перестаю говорить и смотрю на нее на мгновение. — Забудь. Я имею в виду, это явно что-то значило. Обещание, что мы дойдем до конца вместе.

— Отомстите и убьете Ника.

— Не только Ника. Всех. Но, кажется, он снова побеждает. — Я указываю жестом на телефон в руке.

— Что случилось? — спрашивает она, опершись на локоть, когда я заканчиваю звонок.

Провожу рукой по лицу, царапаясь о щетину на подбородке, когда думаю о том, как это сказать.

— Что, Джекс? Говори, черт возьми.

Качаю головой и просто выдаю:

— Как сильно ты ненавидела свою тетю?

— Я едва знала ее. Это была всего лишь интуитивная реакция. А что?

— Она мертва, Саша. Вчера вечером Ник отправился туда и взорвал все поместье. Ты говорила, что оно напомнило тебе о доме в Санта-Барбаре. Который также был взорван тобой и Ником.

— Эй, остановись. Также? Я не имею ничего общего с вчерашней ночью! Я была здесь с тобой!

— Я же не утверждаю это. Но Ник был здесь. Ты разговаривала с ним. Ты сказала ему, где находится поместье?

— Нет! Он даже не спрашивал, Джекс.

Мой телефон снова звонит. Хватаю его с кровати и нажимаю кнопку «ответить».

— Да.

— Ты ублюдок! — Голос Мадрид звучит так громко, что мне приходится отодвинуть телефон от головы. — Мы партнеры, козлина! Это означает, что ты рассказываешь мне все. А я сижу здесь два дня, ожидая, когда эта девушка вернется домой, а в ее доме ничего не происходит. Теперь говори мне, где она?

— Со мной.

— И где именно она с тобой?

— Засекречено.

— В задницу твое засекречено! У меня приказы от своего начальства, как и у тебя…

Кладу трубку и выключаю телефон, глядя на Сашу.

— Хм, — говорит она, придерживая простыни у своего голого тела и прикрывая его. Боже, это почти убивает меня. — Что происходит?

— Мне нужно возглавить расследование. Я должен передать тебя Мадрид, чтобы она могла присмотреть за тобой.

— Присмотреть за мной? Я что, твоя заключенная? Боже правый! Ты меня продал!

— Нет, Саша. Я не передаю тебя Мадрид, но мне нужно разобраться с этим дерьмом. Ник убил твою тетю вчера вечером. Она работала с Максом. Работала в течение многих лет. Это само собой не утрясется.

— Что ж, тогда тебе лучше задуматься о своей преданности Максу. Потому что Мэделин была плохой. Я верю Нику. Он знает, что происходит. Твой отец — не Организация. Он понятия не имеет, и ты тоже. — Она встает с постели, все еще прижимая к себе простыни и указывая на дверь. — Убирайся из моего дома.

— Саша, послушай…

— Нет. Я не стану тебя слушать. Не после такого обвинения. Не после твоего оправдания. Я доверила тебе секреты, которые Ник рассказал мне вчера вечером, и ты повернулся ко мне спиной и обвинил меня? Обвинил в сговоре с ним?

— Послушай, я не думаю, что ты с ним работаешь. — Но я останавливаюсь и делаю глубокий вдох. Потому что это неправда. Я всегда думал, что она работает с ним. И даже Джейк сказал, что она может водить меня за нос. Но прошлая ночь ощущалась такой настоящей. — Мне просто нужно знать, что происходит. Что именно случилось прошлой ночью?

— Я говорила тебе. Он приходил сюда.

— Как он тебя нашел?

— Откуда мне знать? Я была с тобой последние два дня!

— Просто проведи меня через все, что было, ладно? Должно быть логическое объяснение, но сейчас все это указывает на тебя. — Ее лицо краснеет от гнева, и я поднимаю руку. — Я не думаю, что это была ты, хорошо? Но он умный. У него есть способы заставить людей выполнять свою грязную работу. Так что просто расскажи мне, что случилось до того, как он появился.

— Я проверяла электронную почту. И получила сообщение от моего куратора в школе, в котором она сказала, что меня не выгоняют, она хотела поговорить со мной. И тогда я нашла сообщение от Ника...

— Подожди, — говорю я, останавливая ее. — Ты не упоминала об этой части.

— У меня не было шанса! Ты появился здесь, и мой мир разваливался!

— Что говорилось в сообщении?

Она глубоко вздыхает, а затем указывает на дверь.

— Я покажу тебе. — Затем быстро одевается и говорит: — Иди за мной.

Встаю с постели и натягиваю штаны, затем следую за ней через дверь и вниз. Мы останавливаемся в гостиной за кухней, где она открывает ноутбук и входит в свой аккаунт электронной почты.

— Вот, — говорит она, толкая его ко мне. — Сам посмотри.

Я смотрю видео Ника и нажимаю кнопку воспроизведения. «Попалась», — говорит он. — На что я смотрю?

— Ого. Не особо ты похож на яркий пример парня, работающего в отделении секретных агентов ФБР. Слушай внимательно, агент Джекс. Перед тем, как он начинает говорить, слышен щелчок затвора.

Снова проигрываю видео. Еще раз. И еще.

— Срань Господня. — Я смотрю на нее. — Он взломал твою веб-камеру?

Она кивает.

— Как?

— Я не знаю, Джекс. Клянусь Богом. Мы даже не говорили об этом сообщении. Он сказал, что у него тоже есть крысы. И мне кажется, он говорил о том, как твой отец считает, кто проник в банду Матиаса.

— Матиаса?

— Ник сказал, что Матиас и Мэделин работают вместе.

— Нет.

— Я просто передаю сказанное, Джекс. Понятия не имею, но Ник пришел сюда, чтобы попросить меня помочь ему, а затем ушел, не сказав мне, как это сделать. Так что я знаю не больше твоего. Но тебе кое-что нужно понять. С этими людьми ничто и никогда не окажется тем, как кажется на самом деле, понимаешь? Никогда. Поэтому мне очень жаль, что ты попался на чушь про Мэделин, но я верю Нику. Я всем сердцем чувствую, что сказанное им — правда. И если ты думаешь, что я позволю ей угробить меня из могилы, то ты сумасшедший. Я не сдохну из-за этой суки.

Снова смотрю видео и пытаюсь понять смысл. Затем нажимаю кнопку и переправляю его Адаму.

— Что ты делаешь? — спрашивает Саша, пытаясь выхватить у меня ноутбук.

Я дергаю его назад и поднимаю высоко над ее головой.

— Отправляю его Адаму. Он не просто водитель или пилот. Он моя охрана, помнишь?

— Откуда ты знаешь, что можешь ему доверять?

— Не знаю, понятно? Но мы работаем вместе долгое время. Если он предатель, лучше выяснить это сейчас. — Я передаю ноутбук обратно. — Он может, по крайней мере, узнать, откуда пришло сообщение. С этого можно начать. И в этом видео нет ничего обвиняющего. Во всяком случае, оно показывает, что Ник играет с тобой.

— Он со мной не играет, ясно? Он — мой партнер. Он бы не сделал этого. Что бы он ни делал, он не причинит мне вреда.

— Он твой партнер? В самом деле?

Саша кивает.

— В самом деле.

Черт, это больно.

— Ты не права на его счет, Саша. Хотя я действительно надеюсь, что права. Потому что, если нет, то он уберет тебя вместе со всеми нами.

Глава 34

Саша

— Куда ты идешь? — кричу я, когда Джекс выходит из комнаты.

— Я должен возглавить это расследование. — Он поворачивается, когда доходит до лестницы и указывает на меня. — Оставайся здесь. Что бы ни случилось, ты останешься здесь до моего возвращения. Скажу Мадрид, что ты поедешь домой на машине и понятия не имеешь, что происходит. Она будет тебя ждать, и это даст мне день форы. Но ты не двинешься с места. Ты меня поняла?

Мне хочется кричать на него. Так сильно хочется сказать ему, чтобы он отвалил от меня к чертям собачьим. Но я этого не делаю. Я просто киваю.

— Ладно.

Потому что это самый простой способ убрать его отсюда, чтобы я могла попытаться разобраться со всем, что происходит.

Когда он возвращается вниз, его костюм смят, волосы в беспорядке, а кобура с пистолетом под пиджаком висит косо. Но он все еще выглядит чертовски сексуально.

— Будь осторожен, — серьезно обращаюсь я и борюсь с желанием заплакать, когда он крепко сжимает меня на секунду. Но чего я ожидала? То есть, на самом деле? Я что, действительно думала, что получу счастливый конец? — И смотри в оба, — добавляю я. — Что-то совсем не так, Джекс. И ты обещал мне не умирать, поэтому придется сдержать передо мной свое слово.

— Оставайся здесь, — снова говорит он. — Чтобы ни случилось.

Я киваю, и он быстро целует меня, прежде чем выйти через парадную дверь. Ненавижу лгать ему, но не моя вина, что я игрок. Я не высовывалась десять лет. Не напрашивалась на участие в этой игре. Но теперь, когда я ее часть, я должна довести ее до конца.

Хватаю телефон с дивана, куда бросила его прошлой ночью, и на нем уже ждет сообщение. Как я и думала.

«Встреться со мной в конспиративном доме».

Оно от неизвестного отправителя, но это Ник. Оно в той же графе сообщений, что и вчерашнее от Ника, в котором он просит меня выйти на улицу.

Просматриваю свои контакты, нахожу нужный мне номер и отправляю запрос.

Гаррисон отвечает на втором гудке, как всегда.

— Знал же, что понадоблюсь, — говорит он мрачным тоном.

— Ты мне нужен, — отвечаю я. — Мне нужно вернуться туда, откуда ты меня забрал.

— Встретимся возле самолета через час. — И затем я слышу соответствующие звуковые сигналы окончания связи.

Значит, у меня около трех часов. Три часа до того, что случится там, в Небраске.

И все это зависит от Ника. Это конец игры, который, как мы думали, наступил десять лет назад. Окончательный бросок костей, чтобы увидеть, кто выйдет вперед, а кто проиграет по-крупному.

Глава 35

Джекс

— Эй, — говорит Адам, когда я подхожу к самолету в аэропорту Форт-Коллинса. Он выглядит так же потрепано, как я себя чувствую. Пиджака на нем нет, белая рубашка расстегнута и свисает, как будто он просто накинул ее, взгляд мечется, словно у дикаря. — Чувак, что это, черт возьми, такое?

— А что это, черт возьми, такое? — Я все еще барахтаюсь в паутине Саши Черлин. Отвлечен, нерешителен. Что-то не так.

— Я про видео, чувак. Я не понимаю.

— Да, оно конченное, — говорю я, перешагивая по две ступеньки трапа за раз. Внутри салона пусто, поэтому я пробираюсь к одному из стульев и сажусь. Голова раскалывается. — Где Эсси? Мне нужно выпить.

— Ее нет, — отвечает Адам.

— Почему нет? Боже правый. Все, что я хочу, это выпить.

— Я отправил всех девушек обратно в свои отели.

Смотрю на Адама и по-настоящему вижу его. Он один из нас. Один из четырех коллекторов — мы приходим, чтобы забирать. Я, Джейк, Макс и Адам. Адам появился спустя год после смерти Майкла, был приемным ребенком, как Джейк и я, но умнее. У Саши есть Форд, у меня — Адам.

— Не хочешь рассказать мне почему?

Он качает головой.

— Не совсем, чувак. Потому что я понятия не имею, что это значит.

— Что значит что? Это Ник, фотографирует Сашу с помощью ее же веб-камеры. Все, что я хочу знать, откуда взялось сообщение. Может быть, он все еще там, и мы можем его опередить?

— В этом и проблема, Джекс. Сообщение пришло не от Ника. Оно от Макса.

— Что?

— Ник фотографирует не Сашу. Он фотографирует Макса. Это видео пришло от Макса.

— На кой черт Максу отправлять это на адрес Саши?

Адам просто пожимает плечами. Мы смотрим друг на друга в течение нескольких секунд, прежде чем я могу придумать что сказать.

— Почему, по-твоему, он отправил его, Адам?

— Чувак, ты понимаешь, о чем спрашиваешь меня?

— Думаешь, Ник его подставляет? Отправляет это на электронную почту Макса, а затем перенаправляет его Саше? Чтобы было похоже, что сообщение от Макса?

— Ну... — Адам смеется. — Ладно. Я понимаю тот факт, что ее отец — гениальный хакер или вроде того. Но как, черт возьми, она это поймет, Джекс? Зачем Нику это делать, если это ничего не будет значить для Саши? Все, о чем она подумает, это то, что оно пришло от Ника. И все, что в нем говорится, это «Попалась». Но когда я посмотрел почти конец этого видео, понял, что его обрезали. В нем было больше, но кто-то порезал его.

Мой ум прогоняет через себя возможности.

— Что, если Макс просто пытался ее напугать? Знаешь, хотел заставить ее бояться Ника? Сделать этого ублюдка еще более жутким, чем он есть?

Адам выдыхает.

— Эй, если это то, во что ты веришь, я не против.

— Черт возьми, Адам, это не то, о чем я тебя спрашиваю.

— Нет, ты просишь меня игнорировать очевидное. Макс сделал это, ясно? Я знаю, что это правда. Если бы Ник снял видео, зачем вырезать концовку? Так что вопрос, который тебе следует задать, — что Макс надеялся получить? И запугивать Сашу? Хорошо, ладно. Но зачем?

Я обдумываю единственную логическую возможность в моей голове, пытаясь ухватиться за нее.

— Мне это не нравится. Мне многое из этого не нравится. Ник говорит Саше одно, а я рассказываю другое. Поэтому, наверное, первый вопрос: кто дает указания Нику?

— Ник сам себе хозяин, Джекс. Мы все это знаем сейчас. Он никогда не работал на Матиаса. Он чертова верхушка Организации, чувак. Нет никого выше него. Никого.

— Правильно, — говорю я. — А кто дает указания мне?

Адам пожать плечами, вскидывая руки.

— Макс. Он лжет, Джекс. Ты знаешь это. Нихрена из этого дерьма не имеет смысла. Ты когда-нибудь спрашивал себя, почему Макс хотел детей?

Я улавливаю, к чему он клонит, но если эти подозрения верны, то ради чего я, мать его, работал все эти годы?

— И спрашивал ли ты себя когда-нибудь, почему Ник Тейт был настолько склонен убивать людей? Зачем делать убийство детей Организации целью своей жизни? Это так чертовски извращенно, не думаешь? Это сумасшествие. В этом парне много чего, но он не сумасшедший. И кроме того, почему бы и нас тоже не убить? Но он ведь даже не пытался.

Я смотрю Адаму в лицо и позволяю сказанному впитаться в мое сознание.

— Потому что мы не Организация.

— Мы просто сотрудники. Делаем то, что нам говорят. Работаем на ФБР, но при этом не делаем этого. Мы скрыты, разделены. Никто не может нас тронуть. Мэделин утверждает, что хочет помочь достать этих детей Организации, и все же каждый из них оказался мертвым или пропавшим без вести. Где, черт возьми, все эти дети, Джекс? Где, мать твою, дети, которых она спасла? И не говори, что мы здесь, потому что мы не считаемся. Мы никто.

— Значит, ты уверен, что Макс — Организация? И Мэделин?

— Послушай, я бы с такой же, как и ты, радостью игнорировал все эти предупреждающие знаки. Вот только хватит. Не после этого видео. Макс отправил это видео Саше, чтобы она подумала, что Ник охотится на нее.

— Но вчера Ник приходил к ней домой, а затем ушел. Почему он не убил ее, если охотится на нее?

— Потому что он не охотится на нее, Джекс. Он охотится на Макса. Вчера вечером он уже убрал Матиаса и Мэделин. Теперь Макс остался единственным. И Максу зачем-то нужна Саша. Вот почему он послал тебя за ней. Он хочет ее, чтобы добраться до него. И Мэделин тоже хотела ее. Но они оба хотели ее живой. Зачем?

— Зачем? — спрашиваю я себя вслух.

— Тебе здесь подарок, — говорит Адам, указывая на коробку на стуле напротив меня. — Не знаю, от кого она. Он была здесь, когда я зашел на борт сегодня утром.

Смотрю на него несколько секунд, и затем он уходит в кабину пилота.

— Мы будем там через час, поэтому тебе лучше прийти к какому-либо выводу, Джекс. Потому что я не могу выполнять свою работу, если не доверяю окружающим. А мы все знаем, что происходит с людьми, которые не выполняют свою работу.

Я смотрю на коробку и открываю ее, думая обо всех братьях, которых потерял за эти годы. Думаю о Джейке, брате, которого почти потерял в ту ночь, единственном, кто остался помимо Адама. В чем смысл всего этого дерьма в Денвере с Джейком? Макс отправил его туда, но зачем?

Я не уверен.

Прямо сейчас я больше ни в чем не уверен.

Белая карточка сверху белой рубашки гласит: «Надень ее. Сможешь поблагодарить меня позже».

Глава 36

Джекс

Поместье все еще тлеет после всего того количества взрывчатки, что рвануло здесь вчера ночью. Ничего, кроме оболочки из этих красивых кирпичей из песчаника, здесь не осталось.

Макс шагает передо мной, крича, пока считает трупы.

— Джулиан, — кричит он. — Джулиан мертв!

— Кому какое нахер дело до Джулиана? — Я едва слушаю. Не могу выбросить Сашу из головы. Не могу забыть о видео. И теперь все сводится к вопросу, кому я должен доверять.

— Где он? — орет Макс, наклоняясь к моему лицу. — Где Ник Тейт? Я дал тебе одно задание, — ревет он. — Одно! Е*аное! Задание! Взять эту девку, чтобы мы могли получить Ника Тейта. И это, — говорит он, обводя руками обломки. — Это то, что ты мне даешь?

— Я прилагаю все усилия, чтобы разобраться в этом, Макс.

— Мадрид говорит, что ты отправил девчонку домой на машине. На машине? Это девять часов пути к ее дому из Форт-Коллинса, Джекс. Какого хера ты делаешь?

— Это был самый безопасный способ, чтобы доставить ее туда. — И если бы мне действительно пришлось отправить Сашу домой, я все равно поступил бы именно так.

— Один телефонный звонок Мадрид, и она бы забрала ее.

Правильно. Мадрид еще одна неизвестная, которой я не понимаю.

— Но девчонка пропала, Джекс. И она не взяла машину.

— Что? — Я смотрю на него. Теперь он получил все мое внимание.

— Мадрид получила сообщение от Ника, что он отправил ее в конспиративный дом. Саша позвонила своему пилоту, как только ты уехал.

— Что?!

— Что? — отвечает он, пародируя мою реакцию. — Ты дебил? Эта девушка обыграла тебя, мать твою.

— Слушай, мне жаль Мэделин, но Саша была чертовски уверена, что она принадлежала к Организации, Макс. И какого хрена здесь делать Матиасу? Никто и никогда не говорил мне, что Матиас и Мэделин заключили сделку.

— Кому какое дело до Матиаса и Мэделин! Мне нужны были их трупы, поэтому Ник Тейт оказал мне услугу. Но Джулиан, — он подавился смешком. — Джулиан не должен был стать частью этого.

— Каким хером Джулиан связан с этим? Он какой-то отморозок, ноющий по поводу потери своего обещания годы тому назад. Я рад, что он...

— Он был моим кровным сыном!

У меня нет ответа. Моя жизнь зависит от того, в какое русло потечет этот разговор.

— Ты сказал ему, что Саша станет его обещанием, не так ли?

— Она и стала, — рычит он. — Ее отец заключил со мной сделку задолго до того, как заключил сделку с Адмиралом и Ником Тейтом. Я послал тебя за ней. Одно задание, после всего, что я сделал для тебя, Джексон Барлоу. Одно задание, и ты прое*ал его. Поэтому, если не можешь правильно выполнять свою работу, — он вытаскивает пистолет из кармана пальто и направляет его в землю, — мы выполним ее за тебя. Мадрид уже в пути.

— Ты собираешься приказать Мадрид убить Сашу?

— Если бы я хотел, чтобы она умерла, Джекс, я давно бы убил ее. Она нужна мне живой. Она всем нужна живой, иначе мы теряем единственный оставшийся путь к победе.

У меня нет выбора, кроме как принять истину передо мной. Он рассказывает все, это ясно, как день.

— Сложи кусочки вместе, Джекс. Ты умный. Ты знаешь, что я делаю. Всегда знал, но просто хотел быть героем до такой степени, что был слеп. Но ты так же замешан в этом, как и я, сынок. Ты знаешь, что единственный способ победить Организацию, это использовать их собственное оружие.

Я просто смотрю на него. И потом медленно покачаю головой.

— Нет, Макс. Я никогда в это не верил. И если это твой конец игры — использовать Сашу для создания таких же детей-убийц, каких создавала Организация — значит, ты сам по себе.

— Либо ты с нами, либо нет, Джекс. — Он поднимает пистолет и направляет его в мою грудь. — И так как ты только что признался, что выбываешь, значит, у меня нет выбора, да?

Оглушающий звук выстрела поражает мой слух в тот же миг, когда пуля попадает мне в грудь, и боль настолько интенсивна, что я едва вижу схватку, что следует после. Я ожидаю, что вскоре она закончится, но слышу крик Адама между очередями выстрелов.

Вставай, Джекс! Но это не Адам, это я. Я приказываю себе встать. Перекатываюсь на бок, все мое тело мучительно горит от пули у меня в груди. Тянусь под пиджак за своим оружием и открываю глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как Адам пошатывается в сторону, падая лицом в землю.

Макс подходит к нему, его пистолет поднят, губы двигаются со скоростью мили в минуту. Но я не слышу ничего, кроме выстрелов, пока они повторяются в моих мыслях.

Он подставил меня. Все эти годы этот ублюдок подставлял меня. Я провел всю свою взрослую жизнь, пытаясь отомстить. Для чего? Чтобы эта мразь могла прилететь и взять на себя то, что осталось от Организации?

Прилагаю все усилия, чтобы подняться, подпирая свой вес локтями, и поднимаю пистолет перед собой. Я не теряю время на то, чтобы сказать Максу остановиться или поднять руки.

Я просто стреляю в него единственным способом, который он заслуживает. В спину.

Он спотыкается вперед на один шаг, рефлекторно нажимая на курок своего пистолета, а затем падает на Адама.

Закрываю глаза, даря себе это мгновение, чтобы принять боль от предательства. И затем откидываюсь на землю, слепо тянусь к телефону и нажимаю приложение быстрого набора 911.

Глава 37

Саша

Я не знаю, что ждет меня в конспиративном доме, но четыре трупа на переднем дворе не входили в список даже сотни возможных сценариев.

Смотрю на эту сцену, как профессионал, которым привыкла быть. В трех правительственных автомобилях без номеров, случайно припаркованных на подъездной дорожке до сих пор работают двигатели. Входная дверь в дом широко открыта. И все вокруг окутано полной тишиной.

— Саша, — говорит Гаррисон, дергая меня за пальто. — Давайте позвоним Джеймсу.

— Нет, — шепчу я, приседая под кровом неизвестных деревьев возле дороги. — Нет. Джеймс выполнил свою работу давным-давно. Теперь пришло время выполнить мою.

У меня даже нет пистолета, так что это стопроцентное сумасшествие. Но так много людей уже могли убить меня множество раз. Дело не в моей смерти. Я нужна им живой.

Поэтому я выпрямляюсь и иду по подъездной дорожке. Замерзший гравий хрустит под ногами, ветер сдувает волосы мне на глаза, заставляя меня нервничать сильнее, чем я уже нервничаю, потому что сколько бы раз я их не убирала, толку нет.

Внутри темно, но я вижу тела, прежде чем добираюсь до порога.

— Боже правый. Что случилось?

— Организация случилась, Саша.

Изнутри звучит голос Ника.

Шагаю в дом, и ко мне тянется рука, тщетно пытаясь схватить меня за ногу.

— Помоги, — произносит Мадрид, одной рукой зажимая дыру на животе, кровь вытекает из ее рта. Ее хватка недостаточно сильная, чтобы остановить меня, поэтому я просто прохожу мимо, и ее рука соскальзывает. Ей никто не поможет. Я знаю, что такое огнестрельное ранение в живот.

— Удивлена, что все заканчивается вот так, Саша? — Ник сидит в кресле у противоположной стены. У него тоже кровотечение, у его ног девятимиллиметровый револьвер, а в руке сотовый телефон.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я. — Что ты, черт возьми, делаешь? — Оглядываюсь вокруг, подсчитывая тела. Три человека здесь, включая Мадрид, и четыре на улице.

— Просто оставляю кое-кому сообщение, Смурф.

Семь мертвых агентов ФБР — это его сообщение?

— Они тебя убьют, Ник. Они никогда не позволят тебе уйти с этим. Так что, какого хрена?

Ник встает, вздрагивая от боли в ране на бедре. Он туго завязал ремень чуть ниже раны, сделав импровизированный жгут. На голове также весьма сильное кровотечение.

— Тебе нужна помощь, — произношу я, неуверенная, что имею в виду — что он теперь абсолютно выжил из ума или что ему нужна медицинская помощь. Думаю, и первое, и второе.

— Он так много пропустил, Саша. Но не я.

— Что, черт возьми, ты несешь? Какого черта ты делаешь? Ты все рушишь! Теперь они тебя убьют, ты, придурок! Они никогда не позволят тебе уйти от этого!

Он смеется, но смех превращается в кашель.

— О, но я уйду, Саш. — Снова его смех, хотя я могу сказать, что он причиняет ему боль. — Я всегда ухожу. Все это знают. Но ты здесь сейчас. И ты единственный человек, который может спасти меня. — Его смех прекращается, а затем он всхлипывает, когда слеза скользит по его щеке.

Делаю шаг вперед, не зная, что думать об этом Нике. Я никогда не видела, чтобы он плакал. Никогда. Даже когда он сказал мне прожить жизнь без него, а я лепетала, как ребенок, умоляя его любить меня.

— Не плачь, Ник, пожалуйста. — Я не могу это выносить. Действительно не могу. Ник — это скала. Ник — человек, который сдвинет горы. Я быстро иду вперед и обнимаю его. — У нас все будет в порядке. Я спасу тебя, Ник. Клянусь. Я спасу тебя. Пожалуйста, не сдавайся.

Он шмыгает носом и вытирает лицо окровавленной рукой, оставляя на щеке красный развод.

— Я ничего не пропустил, Саша. Клянусь. — И затем он указывает на стену, на которой хранятся все мои фото, что снимал Джекс. Я смотрю в сторону, и Ник протягивает руку, когда до меня доходит.

Белые пробелы исчезли. Каждый дюйм этой стены заполнен мной, начиная с того дня, когда я сидела на переднем крыльце Форда Астона в канун Рождества с котенком на руках. Первая годовщина смерти моего отца. Первый день моей новой жизни.

— Я видел все, Саша Астон. Все. Я никогда не покидал тебя, присматривал за тобой из Гондураса. — Он наклоняется и целует меня в лоб. — За тобой наблюдали десятки моих людей. Я всегда был там, даже когда меня не было. Они отправляли мне обновления каждую неделю. Независимо от того, где ты была, независимо от того, что делала. Я делал это с тобой.

Сотни моих фото. Мой отдых на пляже в Новой Зеландии с Фордом, Эш и младенцами. Мой первый год в настоящей школе в католической униформе. Я и мордоед Файва, Джимми, который вцепился в меня, будто я была его лучшим другом, когда на самом деле он был единственным, кого я могла назвать другом. Моя частная средняя школа в Денвере, когда мы переехали в дом моей новой бабушки рядом с Сити Парк, чтобы все пятеро из нас могли оставаться вместе и одновременно обезопасить меня. Я, бегающая по ступенькам с Фордом на поле Коора. Я, усаживающая Файва и Кейт в коляску в Японии в то лето, когда Эшли вернулась в школу, чтобы получить степень магистра, а я играла роль мамочки. Мое первое свидание. Форд поймал мальчика, который пытался поцеловать меня на крыльце, когда привел меня домой. Колледж при школе горнорудного дела. День, когда я встретила своего первого серьезного бойфренда на бейсбольной игре, и тот день, когда мы расстались, и я заставила себя вернуться домой и поплакаться Эшли.

Смотрю на Ника, и он улыбается.

— Это была не плохая жизнь, не так ли?

Я качаю головой и чувствую, как капают слезы.

— Она была хорошей, Ник. — Мне приходится сдержать рыдание, прежде чем я закончу. — Она была не просто хорошая. Как ты и сказал. Ты спас меня. Только скажи мне, что делать, и я спасу тебя, хорошо? Я спасу тебя в ответ. Я сделаю все, что ты скажешь. Я найду способ дать тебе такую ​​же хорошую жизнь, какую ты дал мне.

— Моя жизнь окончена, Саша. — Он удерживает меня за плечи, когда поворачивает лицом к стене, где висят его фото. На этой стене уже были его фото. Но теперь их там сотни.

— Это фото, которые не получил Джекс. — Он наклоняет голову, когда я их просматриваю.

Тела.

Десятки и десятки фотографий мертвых тел. Груды трупов. Кровь. Везде.

И Ник. На каждой кровавой фотографии я вижу Ника с пистолетом в руке. Маленькие пистолеты. Винтовки. Ружья. Автоматы АК.

— Я уже мертв, Саша. — Он вкладывает в мою руку что-то холодное, и я сжимаю предмет, чтобы посмотреть, что это. Значок ФБР, что сделал для меня Джекс. Он болтается на цепочке из мелких бусинок. Ник забирает его из моей руки и надевает на шею. — Но недостаточно.

Он смотрит мне в глаза, пока я смотрю на него и качаю головой.

— Спаси меня, Саша Черлин. — И затем он вытаскивает Five-SeveN из-за пояса своих джинсов и помещает пистолет в мою руку. — Спаси меня, Саша. Я умоляю тебя.

— Нет. — Я начинаю плакать. — Нет.

Он помещает мой палец на курок пистолета и приставляет его к своему лбу. Я пытаюсь отступить, но он обнимает мою руку и держит ее на месте.

Звук лопастей вертолетов гремит над домом, и мы оба смотрим на потолок, словно можем видеть сквозь него. Словно можем видеть будущее, которое разворачивается перед нами.

— Пристрели меня, Саша. Умоляю тебя. Если ты любишь меня… если когда-нибудь любила меня… убей меня сейчас. Прежде чем они придут и схватят меня и заставят меня продолжать жить в этом аду, к которому двадцать восемь лет назад меня приговорили мои родители.

— Я этого не сделаю, — рыдаю я. — Я не могу, Ник. Не заставляй меня делать это.

— Шшшш, — говорит он, глубоко вдыхая и прекращая плакать. — Просто послушай, — шепчет он. — Просто послушай меня. Они забирают девушек, Саша. Забирают их и превращают в монстров. И я сделал все возможное, малыш. Сделал. Но они обучают их с такой же скоростью, с какой я могу их убивать. Прямо сейчас я выигрываю. Я убил так много испорченных Нолей, что потерял счет. Но прямо сейчас, Саша, в данную секунду, я побеждаю. Я убил так много детей. И в два раза больше родителей. Я буквально убил тысячи людей, даже если не своей собственной рукой. Я выигрываю. Они все мертвы.

Он отпускает мою руку и берет мое лицо в ладони.

— Мертвы все, кроме нас. Но если мы по-крупному не поменяем ход игры, они просто продолжат это делать. Я — лидер, Саша. Я — Организация. И если ты прикончишь меня, то они не смогут проигнорировать это. Если ты прикончишь меня, это отправит им сообщение о том, что ты также можешь прикончить их. Кто бы ни остался, получит это сообщение громко и ясно. Мы победили, Саша. Мы выиграли. И мы всегда будем побеждать, из-за тебя, и Джеймса, и Мерка, и Харпер, и Сидней... и Джекса. Вы, шестеро, сделаете все возможное, чтобы остановить Организацию.

Я смотрю на него, даже не зная, что сказать обо всем этом.

— Кейт. Подумай о своей сестренке. Они придут за ней, Саша. Кто-то задумается по-крупному, и они придут, чтобы украсть ее ночью и разрушить ее будущее, точно так же, как разрушили наше.

Вертолеты начинают звучать громче, и затем через парадную дверь задувает ветер, когда они пытаются приземлиться неподалеку.

— Они будут здесь через минуту или меньше, Саш. И если ты позволишь им схватить меня, они запрут меня. Но однажды, из-за того, что я делаю, и кто я есть, я вырвусь. — Он сжимает мое лицо, чтобы донести сказанное. — Я. Вырвусь. И тогда я сам приду за Кейт. Потому что это моя работа. Я — Организация. Вот, кто я, Саша Черлин. — Он поднимает мой значок, свисающий на моей шее, и держит его прямо перед моим лицом. — А это ты. Так выполни свою работу, Саша Астон. Выполни свою работу, иначе я вернусь однажды и заберу ее.

Мужчины кричат во дворе в данный момент, и я слышу громкий топот сапог за дверью.

— Я буду пытать ее, Саша. Так же, как Гаррет пытал тебя два года назад. Я найду ее, заберу, накачаю наркотиком, изнасилую…

Я нажимаю на курок в момент, когда свет заливает комнату через входную дверь, и в нее вбегают мужчины в масках и в кевларовых жилетах, призывая к порядку.

— Бросьте оружие! — кричат ​​они. — Бросьте оружие и опуститесь лицом в пол!

Бросаю пистолет и падаю на колени, охваченная шоком. Слишком сильным шоком, чтобы реагировать, поскольку реальность поглощает меня.

Мужчины толкают меня на пол, сначала надевая на меня наручники, а затем переворачивая на спину.

Вот тогда они видят значок на моем животе, свисающий на цепочке, которую Ник накинул мне на шею. Один парень поднимает свой визор на шлеме и тянется к нему.

— Саша Астон, — произношу я. — ФБР.

Глава 38

Саша

Меня выводят из дома. Двоим из них приходится поддерживать меня в вертикальном положении.

— У нее шок, — говорит парень слева, когда передает меня кому-то другому. — Она в порядке, но просто в шоке.

Новый парень обнимает меня.

— Саша, — говорит Джекс, дрожа всем телом. — Саша, посмотри на меня.

Я смотрю ему в лицо. Его темно-синие глаза наполнены большим страхом, чем я когда-либо видела. Даю волю слезам и прижимаюсь головой к его груди.

— Скажи что-нибудь, — шепчет он мне в шею. — Скажи что-нибудь, чтобы я знал, что с тобой все в порядке.

— Я убила его, Джекс. Он заставил меня. Он сделал так, что мне пришлось выстрелить в него в упор.

Джекс ничего не отвечает, просто сжимает крепче и проводит к машине скорой помощи, чтобы они могли осмотреть меня. Убедиться, что я в порядке. Но я не знаю, смогу ли когда-нибудь быть в порядке. Не уверена, спасет ли убийство Ника мою жизнь или закончит ее.

Сейчас я уверена только в одном.

Ник Тейт — лжец. Ник Тейт — лжец, и я попалась на его удочку. Позволила ему заставить меня закончить его жизнь. Позволила своей любви к Кейт и моему страху перед Гарреттом контролировать меня.

В глубине души я знаю, что Ник никогда не навредил бы Кейт. Никогда. Даже через миллион лет.

Он заставил меня убить его. Заставлял меня выполнять свою работу.

И я никогда не прощу его за это. Я буду ненавидеть его до конца времен за то, что он заставил меня сделать.

Глава 39

Джекс

Я шагаю перед машиной скорой помощи, пока они осматривают Сашу, схожу с ума, хоть даже знаю, что кровь на ней принадлежит не ей. Ничего не могу с этим поделать. Сегодня я потерял многое, и не в силах даже подумать о том, что могу потерять и ее. Мне нужно знать, что она в порядке. Не физически. Психически. О чем она может сейчас думать? После всех разговоров о спасении Ника. Что сейчас произойдет в ее сознании, когда шок выветрится, и ей придется смириться с тем, что она сделала?

Спустя тридцать минут они заявляют, что она в порядке, а затем отдают ее мне. Она осматривает меня сверху донизу, и я жду этого. Жду, что то, что я знаю, наверняка снует в ее голове прямо сейчас.

Ты получил то, что хотел.

Но я не хотел. Я не получил то, что хотел. Я никогда не хотел этого.

Задерживаю дыхание, когда она открывает рот, чтобы заговорить.

— Где, черт возьми, ты взял кевларовую рубашку, сделанную Роберто Морено Дисеньядором?

Я смеюсь, не в силах сдержаться.

— Кем?

— Эта рубашка, — она ​​шмыгает носом. Слезы прекратились, как только она добралась до машины скорой помощи. Саша Астон — не плакса. Во всяком случае, перед всеми, кроме меня. — Это рубашка Роберто. Это его логотип на кармане.

Смотрю на белую рубашку, сшитую в виде кевларового жилета. В ней виднеется отверстие, прямо в центре моей груди, куда выстрелил Макс. Но, конечно же, палец Саши прослеживает вышитый белой нитью логотип на кармане, который не увидишь, только если не будешь знать, где искать.

— Вот, как Джеймс выстрелил в меня, Джекс. Когда все думали, что я мертва. Он дал мне рубашку Роберто. Где ты ее взял?

Я пожимаю плечами.

— Не знаю. Она была в самолете, когда я отправился на встречу с Адамом сегодня утром. У него тоже такая же. И хорошо, потому что Макс Барлоу стрелял в нас обоих. Эти дизайнерские рубашки спасли нам жизнь.

— В кармане что-то есть. — Она расстегивает его и вынимает ключ. Мы оба смущенно смотрим на него несколько секунд.

— Саша! — говорит ее друг-пилот из-за желтой полицейской ленты. — Саша!

Мы идем туда вместе. Теперь она устойчиво держится на ногах, но мы оба молчим, размышляя об этих рубашках. Соединяя кусочки нового пазла.

— Я в порядке, Гаррисон, — говорит Саша, когда мы приближаемся. — Я в порядке, но Ник... — Она замолкает, чтобы остановить слезы.

Гаррисон обнимает ее через ленту. Они стоят вот так несколько минут, а затем он отступает и протягивает руку.

— Я — друг Саши, Гаррисон.

— Джекс, — говорю я, больше не в силах произнести свою фамилию. Я больше не могу быть Барлоу. Не после того, что узнал сегодня.

— У меня сообщение от Ника, Саша. Он отправил его мне перед выстрелом.

— Что? — Саша смотрит на сотовый телефон, который Гаррисон протягивает ей. — Что в нем?

— Прочти, — отвечает Гаррисон. — Я понятия не имею, что это значит.

Саша берет телефон и прищуривается.

— Ну? — У меня заканчивается терпение. — Скажи мне, что там.

Она смотрит на меня, на моих глазах ее лицо меняется от смятения до понимания.

— В нем говорится: «Я оставил тебе подарок в гостиничном номере».

Меня омывает моим собственным пониманием.

— В гостинице, где он оставил тебя десять лет назад?

Она кивает.

— Поехали, — говорит Гаррисон. — Можем попасть в Рок-Спрингс, штат Вайоминг, за три с половиной часа. — Он не ждет нашего ответа, просто уходит через поле в направлении взлетно-посадочной полосы здесь, в Фоллс-Сити.

Саша уходит за ним, даже не оглядываясь на меня.

И я следую за ней. С новым пониманием того, что значит дружить с Сашей Астон.

Люди любят ее отчаянно. Она права. Они умрут за нее. Даже больные и извращенные ублюдки вроде Ника Тейта, отдадут за нее жизнь. Отвезти ее задницу куда-либо на частном самолете ничего не стоит для этого пилота.

Он сделает что угодно, чтобы сделать ее счастливой, не задав ни единого вопроса.

И я тоже.

Глава 40

Джекс

Мы втроем нервничаем, когда Саша вставляет ключ в замочную скважину гостиничного номера, который делила с Ником десять лет назад. Она резко вдыхает, затем прокручивает ключ и поворачивает ручку.

Звук затворов пистолетов заставляет нас всех неподвижно замереть, но Саша, уверена в своей вере последнему сообщению Ника и все равно толкает дверь.

Двое мужчин опускают оружие и выходят вперед, но две женщины отталкивают их назад.

Звучит крик — добрый — и кто-то начинает плакать. Также по-доброму. И она пропадает в объятии четырех человек на долгие секунды.

Они замечают Гаррисона рядом, и приветствие начинается по второму кругу, но на этот раз только от мужчин, которые ударяют его по спине, когда заводят нас в комнату. Через мгновение дверь закрывается, и комната тускнеет, потому что занавески задернуты.

Я с поражением озираюсь.

На меня смотрят ошеломленные лица.

Шестеро девочек рядом у дальней стены. Трое из них в возрасте до пяти лет похожи между собой, словно сестры. Одна, по виду подросток, с младенцем в руках. И одна сидит за маленьким столиком, прижимает к груди книгу и болтает ногами, как будто ничего в этом мире ее не заботит. Она смотрит на меня своими карими глазами и улыбается. Затем достает конверт из своей книги и кладет его на стол, подталкивая его ко мне одним розовым пальчиком.

— Он сказал отдать его тебе.

— Что? — Я оглядываюсь, и каждое лицо поворачивается ко мне. Я узнаю мужчин. Видел их на фотографиях. Джеймс Финичи и Мерк, каково бы ни было его настоящее имя. — Эй, — произношу я, начиная нервничать, так как оба эти мужчины, и женщины с ними, если на то пошло, наемники Организации. — Я никогда раньше не видел этого ребенка.

Джеймс подходит и берет конверт со стола.

— Где ты это взяла? — спрашивает он маленькую девочку. Она пожимает плечами, но не отвечает.

— Что здесь происходит, Джеймс? — Саша смущена, как и я, она отступает от Джеймса и немного наклоняется ко мне. Я оцениваю этот жест.

— Я пока не уверен, Смурф. Мы с Мерком получили сегодня утром сообщение, в котором говорилось приехать сюда немедленно. К счастью, мы с Харп были у побережья Орегона, и у меня все еще есть пилоты с самолетами в Сан-Франциско. Эта шестерка не особо болтлива. — Он жестом показывает на напуганных до ужаса девочек, которые все еще прижимаются к комоду. — Конечно, только одна из них имеет хоть какое-то понятие, — говорит он снова, на этот раз с раздражением. — Но я уверен, что они — Организация.

— Пошел ты, — выплевывает девочка-подросток. — Ты ни черта не знаешь обо мне.

— Ты также не знаешь обо мне ни черта, малявка. Так что захлопни варежку, пока я не разобрался. — Джеймс смотрит на Сашу. — Понимаешь, о чем я?

Саша улыбается, а затем поворачивается к маленькой девочке с книгой.

— Что ты читаешь?

— «Маленький домик в Большом Лесу». Но это не для меня. Это для тебя. — Она передает книгу Саше, которая смотрит на Джеймса и выдыхает, прежде чем принять ее. — Он написал что-то вначале, но написано прописными буквами, а я еще не умею так читать.

Саша берет книгу, открывает первую страницу и начинает читать.

— Ты не проиграла, Саш. Твое детство прямо здесь, в этой книге. Ты можешь вернуть его в любое для тебя время, и все, что тебе нужно, это история. С любовью, Ник. — Она прижимает ее к груди на мгновение и закрывает глаза. Затем смотрит на меня и улыбается. — Он подстроил это. Он все это подстроил. Прочти письмо, пожалуйста. Прочитай его. Мне нужно знать почему.

— Что случилось, Саша? — Блондинка выходит из-за спины Джеймса. — Что случилось с Ником?

Харпер Тейт, как я понимаю. Сестра-близнец Ника.

Саша обнимает ее и начинает плакать.

— Прости, Харпер. Клянусь Богом, мне так жаль.

— Шшш, — говорит Харпер, приглаживая волосы Саши. — Все нормально. Просто расскажи мне, что случилось.

Я хватаю письмо из руки Джеймса и вскрываю его. Не хочу, чтобы Саша рассказывала этой девушке, что она убила ее брата. Никогда. Я знаю, что ей придется сделать это, в конце концов, но, по крайней мере, я хотя бы могу купить ей время.

Дорогой Джекс,

Ты имеешь полное право ненавидеть меня. Все в этой комнате имеют полное право меня ненавидеть. Но я хочу, чтобы ты знал, что я сделал все возможное.

Девочка с книжкой — моя дочь, Лорен, и я отдаю ее тебе.

Потому что она — Организация. И если я сейчас мертв, и ты стоишь в этом гостиничном номере, мой план сработал. Я убил множество людей, чтобы добраться до этого места. Множество Нолей, и эти девочки последние из них. Будь терпелив, пока они приспособятся, особенно Анжелика. Ей досталось больше всех, и потребуется время.

Некоторое время назад я встретил девушку. Простую девушку из Майами в один уик-энд, когда я там работал. И она очаровала меня. Я привязался к ней. Стал неосторожным. Я никогда не думал о последствиях, пока не стало слишком поздно. Я влюбился в нее, и она родила мне ребенка.

Я отправил ее подальше, чтобы уберечь. Но она умерла во время родов, и это даже не было убийством. Из всех иронических способов умереть, случиться должно было именно так? Бог жесток.

Несколько месяцев я не знал, что произошло. Столько же времени мне потребовалось, чтобы набраться мужества и увидеть ребенка. Я знал, что должен уйти и не оглядываться назад. Должен был держаться подальше, подальше от этого ребенка. Никогда не утверждать, что она моя. Никогда не видеть, как она растет. И вот тогда я решил, что если должен буду отдать ее, то это засчитается.

Я не жалею об убийстве твоего младшего брата. Мне жаль, что он стал пешкой в ​​опасной игре и заплатил за это своей жизнью. Но Макс Барлоу намеревался превратить его в меня. Или Джеймса. Или Сашу, или Сидней, или Харпер. У Майкла никогда не было шанса.

Так что осуждай меня. Ты это заслужил. Я это заслужил. Но мне не жаль, и я надеюсь, что ты не выместишь это на моей дочери. Потому что я уже сказал ей, что ты ее настоящий папа, и ты отличный парень :)

Эти пять других... ну, ты отправишься в такое место, где в любом случае это не будет иметь значение. Когда я пришел за Анжеликой, это было последнее место. Я уже планировал оставить младенца в живых. А трио малышек, они слишком малы, чтобы считаться сопутствующим ущербом. Но Анжелика напомнила мне Сашу. Когда я пришел за ней, она устроила мне хорошую взбучку. Ее сарказм, уверенность и сила изменили мое черное сердце убийцы той ночью. Я подумал, что с малышами будет легко, и они ничего не вспомнят. Но, возможно, Анжелика тоже заслужила шанс.

Это не наша вина, что мы родились в Организации.

Так ненавидишь меня. Я переживу это.

Но не ненавидь этих детей.

Под кроватью есть чемодан со всеми их паспортами и документами, которые дают понять, кто и с кем поедет домой. Передай Джеймсу мои сожаления, но ему достанется Анжелика. Скажи ему, что ему нужен новый Смурф, потому что Саша принадлежит тебе. И Харпер заслуживает этого младенца. Она хотела ребенка годами, но слишком боялась попробовать. Но эти девочки здесь. Они уже являются Организацией, и их не изменить. Поэтому, возможно, однажды, когда они станут старше, Харпер, Саша и Сидней поймут, что все действительно закончилось. Мы победили, и они могут двигаться дальше и иметь своих детей, не опасаясь, что Организация их заберет.

Сидней знала этих трех сводных сестер. Несколько лет назад она убила их отца, и я знаю, что она сделала это из любви и справедливости, а не из мести. Поэтому я подумал, что они нуждаются в знакомом лице.

Скажи Саше, что я люблю ее. Я всегда любил ее, и сделал это для нее так же, как и для своего собственного ребенка. Удостоверься, что она понимает, что не может спасти всех, но она спасла меня. И я благодарен ей до глубины моего гнилого сердца. Я благодарен ей.

Мне жаль, что все закончилось вот так. Но я надеюсь, что ты будешь рядом, чтобы помочь ей пройти через это. И надеюсь, что ты останешься в ФБР и обеспечишь ее безопасность.

Я доверяю тебе, Джекс. Не подведи меня.

Твой друг,

Ник.

Я передаю письмо Саше, которая читает, всхлипывая и глотая слезы. Она передает его Джеймсу, а остальные читают его вместе. Харпер больше не задает вопросов, но я уверен, даже если они не знают деталей, то знают результат.

Мерк достает чемодан и кладет его на кровать. Как и было обещано, для каждой маленькой девочки есть документы. Джеймс подходит к девочке по имени Анжелика, которая все еще крепко прижимает ребенка к груди. Я не уверен, кому из них больше нужно это успокоение. Но имеет ли это значение?

— Ты застряла со мной, малявка. Сегодня твой счастливый день. В мире я известен своими долбаными навыками быть отцом.

Анжелика смотрит на него, ее глаза мечутся взад-вперед. А потом она начинает плакать.

Джеймс обнимает ее.

— Все в порядке, плакса-смурф. Мы справимся.

Сидней уже натягивает куртки на своих подопечных, тихо воркуя с ними в процессе. Улыбается даже. Я чувствую облегчение в комнате, когда все они собраны. И когда они все готовы уйти, то даже начинают общаться друг с другом. Еще один день в качестве девушки Организации. Сидней лучше всех знает, насколько серьезное это обязательство. Поэтому она выстраивает малышек рядом с дверью, а затем ждет, пока Мерк обнимает Сашу на прощание. Они шепотом обещают оставаться на связи, а затем все пятеро уходят.

Харпер тянется за младенцем, и наступает момент, когда я думаю, что Анжелика не отдаст его, независимо от того, сколькими сладкими речами Харпер накормит ее. Но я ошибаюсь. Она протягивает его и начинает собирать вещи.

Гаррисон спрашивает, не подкинуть ли нас, и я собираюсь сказать «да», но на самом деле... куда торопиться? Нам некуда ехать. Я не благодарю его, он с понимаем кивает мне и говорит, что оставит арендованную машину и вызовет себе такси обратно к аэродрому.

Через несколько минут Харпер пристегивает ребенка в автокресле, и они с Джеймсом возвращаются, чтобы обнять Сашу на прощание с теми же обещаниями, что и Мерк с Сидней.

Я пожимаю Джеймсу руку, когда он проходит через дверь, и думаю, что мы больше никогда не увидим этих людей.

Но я часто ошибаюсь. Часто.

В Максе, который не руководил крысами, а сам оказался ею.

В Нике. Он убивал детей, но спасал их от жизни, полной пыток и убийств. Всех их. Знают ли они это?

В Мерке и Джеймсе. Двух убийцах, которые сражаются за свои семьи.

Но в Саше в первую очередь.

Мне не нужно было спасать ее от ее прошлого. Ей нужен был Ник. Но когда она берет Лорен за руку и ведет ее к кровати с «Маленьким домиком», я вижу ее будущее.

Со мной.

— Эй, — говорю я, когда поток холодного воздуха от двери отступает, потому как я закрываю ее. — Для меня местечко найдется?

Лорен похлопывает по постели, и Саша улыбается, когда я обнимаю их.

Ненавидеть тяжело, решаю я. Трудно удерживать обиду столь долгое время. Все планы и заговоры. Все бессонные ночи, наполненные гневом и мыслями о мести. Сожаление и раскаяние. Это все признаки ненависти.

Но любить легко. Любовь — это слушать, как Саша, читает историю, что возвращает ее в более простое время. Любовь — это наблюдать, как глаза Лорен закрываются от рассказа. Любовь — это сделать выдох, который я сдерживал с пятнадцати лет.

Любовь проста, и ни один ее момент не будет истрачен зря.

ЭПИЛОГ

Сидней

Шесть месяцев спустя

Пустыня. Мне потребовалось больше года, чтобы привыкнуть к летней жаре. Но Мерк обещал оазис, поэтому и дал его мне. Мы начали ремонт, как только вернулись в маленький домик посреди малорослой заросли пустыни два с половиной года назад.

Сначала мы достроили две спальни. Мерк всегда хотел детей. Но для меня это стало острой темой. Я знаю, что значит иметь ребенка Организации.

Тем не менее, я пошла с ним. Это сделало его счастливым. И как только он начал заниматься ремонтом, то просто не смог остановиться. Весь задний дворик стал похож на пятизвездочный отель в Вегасе. Бассейн с прогулочным пляжем, в котором может поместиться под сотню человек. Водные лыжи, водопады, вода, вода, вода везде. Это дворик из детской мечты.

Поэтому я лежу здесь в гамаке в тени тех пальм, что больше похожи на гигантские зонтики, чем на деревья, с автоматикой, поддерживающей прохладу. Двухлетняя Лили лежит у меня на животе, спит, не заботясь ни о чем в этом мире.

Дафни с плеском плавает по всей длине бассейна, так как только что научилась делать версию баттерфляя для пятилетних. Это вызывает у меня улыбку. Мерк свистит, поощряя ее, и говорит продолжать. Когда она добирается до дальнего края, то поднимается и снимает плавательные очки, чтобы повизжать о своем достижении.

Я тихо хлопаю, не желая разбудить Лили.

— Хорошо, — говорит Мерк, обращая все внимание на трехлетнюю Эйвери. Она стоит на верхушке водной горки и кусает ногти. — Твоя очередь сиять, Эйв.

Она отрицательно качает головой и надувает губки.

— Мне стласно.

— Малышка, — говорит Мерк, поднимаясь в воде в полный рост в шесть футов и четыре дюйма. — Я большой, солнышко. У меня руки как у осьминога. Я подхвачу тебя в миг, когда ты коснешься воды.

Эйвери стала той, кому понадобилось больше всего времени, дабы приспособиться. Она только начинает привыкать к нам. Она не помнит меня из другой жизни. Все, что она знает, это то, что она в новом месте с людьми, которых не узнает.

Но каждый день мы приходим сюда поиграть. И каждый день она становится там, и каждый день Мерк стоит внизу в воде и обещает поймать ее. И каждый день она плачет, пока он не придет и не спасет ее от горки и не отнесет вниз.

Я и сегодня этого ожидаю. Но на этот раз она садится.

Мерк стреляет в меня улыбкой, но всего лишь мимолетной. Его взгляд возвращается к Эйвери, прежде чем она подумает, что на нее не обращают внимания.

Она кричит весь спуск и погружается в воду. Мерк ловит ее длинными руками и обхватывает, гарантируя безопасность. Она выплевывает воду и вытирает глаза.

Я жду.

И когда она хохочет и крепко обнимает его, прижимаясь личиком к его шее, я начинаю верить обещанию, которое он дал мне два года назад. Однажды я была на месте Эйвери. И Мерк спас меня, поэтому я знаю, как она себя чувствует. Он обещал стать хорошим отцом моим дочерям.

И он хорошо справился.

Все хорошо.

Харпер

Год спустя

— Просто надень эту чертову повязку, — рычит Джеймс Анжелике. — Черт побери. Бл*дь. Я — долбаный глава этой семьи. Ты должна делать то, что я говорю.

— Харпер, — говорит Анжелика, упираясь рукой в бедро. — Он обещал не ругаться перед Ханной.

— Харпер, — говорит Джеймс, его тон смягчается. — Ей восемнадцать месяцев. У меня есть еще минимум год, до того, как она начнет говорить «бл*дь».

Мне приходится скрыть улыбку, иначе Анжелика растянет эту битву на несколько часов. И я знаю, что Джеймс торопится. Поэтому действую как мама.

— Джеймс, она права. Клади доллар в банку.

Он прищуривается.

— Ты, бл*дь, шутишь?

— Два доллара. Вообще-то, — смеется Анжелика, — семь. Черт побери тоже считается.

— Черт побери — не совсем ругательство.

— Тоже считается.

Я опускаю Ханну себе на бедро и хватаю большую банку из шкафа.

— Плати давай.

Он качает мне головой, достает кошелек и насмехается над Анжеликой.

— У меня только евро, малявка. Если не знаешь курс обмена…

— Будем считать, что шести хватит. Можешь остаться в долгу на двадцать центов.

Она такая умная. И такая хитрая. Я скрываю еще один смешок, на этот раз от Джеймса. Он вытаскивает шесть евро, бросает их в банку, а затем снова поднимает повязку на глаза.

— Надевай.

Она не сдвигается с места, поэтому вступаю я.

— Я первой надену свою, что ты на это скажешь, Анжелика?

Джеймс улыбается мне, а затем поворачивается к Анжелике.

— Моя прекрасная жена продемонстрирует. — Он завязывает мне глаза красным платком и шепчет мне на ухо. — Я люблю тебя, ты же знаешь.

На этот раз я ни от кого не скрываю свою улыбку.

— Знаю.

Мне неизвестно, что он спланировал, но на протяжении нескольких дней он не пускал нас на нижнюю палубу. Даже закрыл иллюминаторы, чтобы мы не могли подглядывать.

— Теперь ты, — говорит он Анжелике. Она фыркает, но я могу лишь предположить, что она уступает, поэтому и не спорит.

— Наконец-то, — говорит Джеймс, беря Ханну из моих рук, а затем направляет меня к лестнице, которая приведет нас в гараж.

Насколько я понимаю, мы куда-то едем. Может быть, на Бора-Бора в отпуск? Я не против пробежаться по магазинам.

— Спускайтесь, рыба-лев. И будьте осторожны. Подождите меня и не ебо… — Он замолкает, чтобы исправиться. — Не упадите в воду.

Мы с Анжеликой спускаемся, и когда добираемся до палубы, она прижимается всем телом к моему, пока мы ждем, когда Джеймс скажет нам, что делать дальше.

— Хорошо, по очереди, дамы. Я только усажу Ханну в детское кресло и скоро вернусь.

Он тихо напевает, пристегивая ее в маленькой лодочке внутри гаража для яхт. Мне нравится слышать, как он разговаривает с ребенком. Он может заставить ее улыбаться, как бы громко она ни плакала. Она очень сильно его любит.

— Хорошо, Анжелика, ты первая. — Анжелика спотыкается и жалуется, но Джеймс меняется. Становится мягким и защищающим. — Я держу тебя, просто сделай шаг вниз.

Я иду следующей, и когда усаживаюсь в лодке, Анжелика тянется к моей руке. Ей трудно. Она ничего не видит, и ей приходится довериться Джеймсу. И хотя я думаю, что большинство их споров — простая игра, так же, как и с Сашей, когда она была в этом возрасте, она боится доверять людям.

Я держу ее за руку и подбадриваю.

После этого двигатель с ревом оживает, и мы выезжаем из задней части яхты. Солнечный свет ударяет по моему лицу, и я считаю свои счастливые моменты. Мне так сильно повезло.

Я наслаждаюсь поездкой, и когда Джеймс глушит двигатель, мое сердце бьется немного быстрее. Я никого не слышу. Мы не можем быть на Бора-Боре. То место постоянно забито туристами.

— Где мы? — спрашивает Анжелика.

— Снимай повязку и посмотри, — отвечает Джеймс.

Поднимаюсь и стаскиваю мягкую ткань по лицу.

— На острове. Как оригинально, — язвит Анжелика. — За последний год я не видела ничего, кроме островов.

Но я вижу то, чего не видит она. Структура, встроенная в холм со стороны этого острова, не отель.

— Это дом, — говорю я.

Джеймс крепко держит малышку Ханну на руках, когда обнимает меня. И затем он также сгребает в объятье Анжелику.

— Не просто дом, детка. А наш дом.

Мне приходится нахмуриться, чтобы сдержать слезы. Сколько раз за последние одиннадцать лет я спрашивала его, можем ли мы осесть где-нибудь? Минимум сотни. И его ответ был неизменным: «Не можем, Харп. Мы пока не можем перестать убегать. Пока нет. Это не безопасно».

Он мягко целует меня и шепчет напротив моего рта.

— Теперь мы в безопасности. Теперь мы в безопасности.

Саша

Два года спустя

Лорен катается на лошадках с принцессой Рори, принцессой Ариэль и Кейт, пока Файв выкрикивает им подсказки по верховой езде из небольшой арены для езды в конюшне на заднем дворике Спенсера и Вероники. Несколько дней назад он вернулся домой из своей летней школы в Стэнфорде и даже на секунду не может оторвать глаз от своей королевы. Через пару лет он будет убит горем, потому что Рори закончит Сент-Джозеф, а он получит степень бакалавра в области компьютерной техники. Нет ни единого шанса, что он сможет посещать среднюю школу со степенью бакалавра. То есть сейчас он притворяется, а Форд и Эш позволяют ему оставаться в Сент-Джозефе, потому что, ну, это Файв. Он настойчив. Он уламывает их.

Хочет то, чего хочет его сердце.

И я понимаю его желание.

Я тоже кое-чего желаю.

— Она ведет себя естественно, — говорит Джекс, указывая на Лорен верхом на пони.

— Ага, — соглашаюсь я. Но меня отвлекают. Вечеринка в разгаре. Все здесь, в доме Спенсера, в День труда. Дочери Рук и Ронина, Спэрроу и Старлинг едят арбуз и играют в «Пирожное». Две другие девочки Вероники, принцесса Бель и принцесса Жасмин — имена Файва вошли в моду (как я уже сказала, он настойчив) — плавают с тремя девочками Сидней и Мерка. Рук заплетает волосы Анжелике, а Харпер и Джеймс учат маленькую Ханну и сына Спенсера Оливера взбалтывать воду ногами. Другие парни, помимо Джекса, сидят в баре у бассейна и смотрят спортивную передачу. А другие девушки, помимо меня, загорают на шезлонгах у края воды.

— Что случилось? — спрашивает Джекс, скользя в гамак под гигантским деревом конского каштана. — Ты хорошо себя чувствуешь?

Я нерешительно киваю.

— Врешь.

Не вру. Я действительно не вру. И не могу скрыть улыбку, которая появляется на моем лице, когда он пытается меня понять. Но у меня нет слов. Поэтому я просто беру его руку и кладу себе на живот.

Он вопросительно вскидывает брови. А потом мы оба разражаемся смехом.

— Мы победители, — говорю я, глядя ему в глаза. И затем кладу ладонь на его покрытую щетиной челюсть и целую его, как он поцеловал меня в первый раз. Тогда, когда у меня был очень плохой день, и он был там, чтобы сделать его лучше. Когда отказался принять ответ и попросил меня не сопротивляться ему, а я поняла, что не могу. Когда он пообещал мне безопасность и исполнил свое обещание.

Я потратила десять лет на тоску по жизни своей мечты, которой никогда не хотела жить.

Больше не потрачу ни секунды.

Потому что любовь никогда не стоит тратить впустую.

Мы выигрываем.

КОНЕЦ