Проведя утомительную ночь на придорожном постоялом дворе в окрестностях Лондона, после полудня они отправились в Кембриджшир, и около пяти часов вечера Дженет услышала, как Коул приказал кучеру после пересечения границы графства свернуть на восток. Дорога привела их в живописную мирную местность. При виде ее у Дженет невольно перехватило дыхание.
Коул по-прежнему находился на козлах рядом с кучером, куда он пересел еще в Лондоне. Дженет в карете с тревогой наблюдала за мальчиками, пытаясь обнаружить хоть малейший признак заболевания, и при этом молилась, чтобы напасть обошла их стороной. А дети, удовлетворив первоначальное любопытство, расшалились не на шутку. Того и гляди, дело могло дойти до драки.
День выдался жарким и душным, чувствовалось приближение грозы. У Дженет разболелась голова, и она предупредила сыновей, что, если они не перестанут озорничать, она отменит путешествие. На самом деле это было уже не в ее силах. Коул не повез бы их сюда, если бы не посчитал это абсолютно необходимым.
Последние несколько дней Коул старательно избегал Дженет, и почти все, что произошло между ними за это время, можно было приписать исключительно на счет уловок с ее стороны. Сначала она заманила его в постель, затем навязалась сопровождать его на поле для игры в крикет, а Коул согласился на все это без особого желания.
Да и сейчас он явно старался не дать ей никакой возможности к сближению. Прошлой ночью на постоялом дворе Коул поместил ее и детей в одну комнату, причем выбрал самую дальнюю, в конце коридора. А они с кучером попеременно всю ночь караулили у дверей. Где и как они спали, да и спали ли вообще, осталось загадкой для Дженет.
От нее не ускользнуло, что Коул тайком прикрыл герб на ее карете, а на постоялом дворе зарегистрировал всех под вымышленными именами. Интересно, какие еще он принял меры предосторожности? Дженет решила не спорить с Амхерстом. Она была благодарна ему за это путешествие и, хотя оно вышло неожиданным, не сомневалась, что все к лучшему. Кроме того, Коул даже и не подозревал, как ей хотелось увидеть его дом.
В эту минуту Роберт изловчился и ткнул Стюарта в бок заостренной палкой, которую прихватил где-то на постоялом дворе. Стюарт вскрикнул, и Дженет, терпение которой иссякло, приказала остановить карету. Коул спустился с козел и распахнул дверцу.
– Прекратить! – рявкнул он, сердито хмуря брови. – Ах вы, озорники! Все, довольно. Лезьте на козлы и дайте вашей матери отдохнуть, или, клянусь, я выпорю вас обоих!
Лицо Стюарта приняло обиженное выражение.
– Но, сэр, он первый начал...
– Нет, не я! – возразил Роберт.
– Ты, ты! – настаивал Стюарт, тыча брата локтем в ребра.
– Мне все равно, кто из вас начал! – Коул махнул рукой. – Ступайте на козлы. И считайте, что вам повезло. По крайней мере сможете любоваться окрестностями.
Мальчики с поникшими головами выбрались из карсты, но Дженет поняла, что их сожаление притворное. Им редко выпадала удача попутешествовать на козлах рядом с кучером. Когда Коул уселся на сиденье напротив Дженет и пригладил растрепанные ветром волосы, она не смогла удержаться от улыбки.
– Ты понимаешь, что им только это и было нужно? – спросила она.
Кучер щелкнул кнутом, карета рванулась с места, и дети завопили от восторга.
– Да, пожалуй, – согласился Коул. – Но уж лучше пусть сидят там, чем действуют тебе на нервы.
Голос Коула звучал нежно и заботливо, и это заставило Дженет забыть о гордости.
– Ты очень хороший человек, – проговорила она, сложив руки в перчатках на коленях. – Такой умный, не теряешься в сложных ситуациях... и необычайно привлекательный. Ты уверен, что действительно не хочешь подумать о моем предложении взять меня в жены?
Коула просто ошеломили ее слова.
– О, ради Бога, Дженет, – пробормотал он и весь как-то сжался на сиденье. У него был вид человека, загнанного в угол. – Только не сейчас... сейчас это не главное. Клянусь, я просто не могу здраво рассуждать в этот момент.
– Хорошо, не сейчас, – с легкостью согласилась Дженет. – А когда?
Коул в изумлении уставился на нее.
– Что когда?
– Когда ты сможешь на мне жениться? – спросила Дженет, изображая полное простодушие.
«Черт побери, в любой день, в любую минуту, пока я жив!» – подумал Коул. Однако вслух он произнес другое:
– Я не припомню, чтобы ты говорила о замужестве иначе как о вынужденной мере. Ты предложила мне стать твоим... любовником, но, хотя это и очень заманчиво, я не могу согласиться на такое.
Внезапно Дженет опустила голову и принялась тщательно разглаживать складки юбки.
– Я делаю тебе предложение, – тихо сказала она. – Я всегда хотела выйти за тебя замуж. Вот видишь, я швырнула свое сердце к твоим ногам. Можешь воспользоваться этим, а потом прогони меня, если захочешь.
– Дженет, давай поговорим серьезно, – прошептал Коул, откидываясь на подушку. – Ты не можешь хотеть стать моей женой.
Эти слова явно повергли Дженет в отчаяние, и она с силой стукнула кулаком по сиденью.
– Боже мой, Коул! – Она подалась ему навстречу. – У тебя, несомненно, блестящий ум, но я начинаю думать, что ты не имеешь ни малейшего понятия о том, чего я хочу!
Внезапно карету резко подбросило, левое колесо попало в глубокую рытвину, и Дженет, потеряв равновесие, соскользнула с сиденья. Коул рванулся вперед, чтобы поддержать ее. На какое-то долгое, казалось, даже бесконечное мгновение их лица почти соприкоснулись, а затем Коул медленно опустил глаза на ее вздымающуюся грудь.
– Но ведь два вечера назад я знал, чего ты хочешь, не так ли? – сдавленно произнес он низким хриплым голосом.
– О да, прекрасно знал, – признала маркиза, поднимая свои губы к губам Коула.
Приглашение к поцелую не могло быть более откровенным. Глядя на губы Дженет, дрожащие от ожидадания Коул не мог более притворяться. Ревность, его терзающая, болезненное одиночество и бесконечные дни, полные отчаяния и желания, внезапно слились в нечто горячее и необузданное. Он усадил Дженет к себе на колени, сорвал с нее шляпу и швырнул на пол.
Поцелуй Коула был жадным, он почувствовал, как его охватывает желание, когда губы Дженет маняще разомкнулись под его губами. Ему хотелось целовать и целовать Дженет, обладать ею, слиться с ней так, чтобы их невозможно было оторвать друг от друга.
Однако следующая мысль охладила Коула, подобно ледяному душу. Господи, что же он делает? Он едет в карете вместе с Дженет и ее детьми. И скоро они будут в Элмвуде, куда на самом деле ему вовсе не хотелось ехать.
Коул нехотя выпустил Дженет из своих объятий, усадил на сиденье и отвел глаза.
– Перестань, Коул, – прошептала Дженет. – Перестань отмахиваться от того, что происходит между нами. От того, что мы поняли с самого начала.
Не выдержав, Коул снова посмотрел на Дженет.
– А что между нами происходит? Что мы поняли?
– Что нужны друг другу. Что мы созданы друг для друга. Что мы любим друг друга.
Коул горько усмехнулся:
– Ты меня любишь? Но ты же меня совсем не знаешь. Ты хоть представляешь, что за жизнь может быть у тебя со мной?
Дженет внезапно опечалилась.
– А ты, Коул, представляешь, что мне нужно от жизни? Вероятно, это более правильный вопрос.
– Я знаю, что у тебя должна быть другая жизнь, – буркнул Коул, уставившись в темноту кареты.
– Вот как? И что же мне делать, когда все закончится и ты уйдешь из моей жизни? Прошу тебя, перестань нести вздор, я не хочу больше слушать.
Коул отвернулся и уставился в окно, разглядывая проносившийся мимо пейзаж. Все вокруг казалось ему знакомым и родным. Еще бы, ведь он возвращался домой. И казалось, надо было бы этому радоваться. Но почему-то он испытывал тоску и одиночество, как в тот день, когда уезжал отсюда, чтобы поступить на службу в кавалерию.
– Наверное, тебе надо будет выйти за Делакорта, – тихо произнес Коул.
– Боже мой! – Пальцы Дженет сжались в кулаки. – Ты опять об этом? Я начинаю думать, что вы оба сведете меня с ума.
Коул с невозмутимым видом повернулся и посмотрел на Дженет.
– Похоже, тебе очень нравится общество его матери и сестры.
– Что? Если мне нравится его семья, то, значит, я должна выйти за него замуж? Коул, я играю с ними в вист, мы вместе судачим о знакомых, и больше мне от них ничего не нужно.
– Вы люди одного круга, Дженет, – напомнил Коул. Дженет задумалась. Может, сказать ему всю правду?
Надо ли делать это? Сейчас она просто не могла себе представить дальнейшей жизни без Коула, хотя и не могла точно сказать, когда начала ему доверять. И когда полюбила его. Но это произошло, медленно и неотвратимо. И сейчас Дженет не могла заставить себя не думать о нем.
Закрывая глаза, она видела Коула, видела его почти во всех своих снах. Склонившимся в очках над книгой, терпеливо обучающим детей, видела его, обнимающего ее, запрокинув голову в порыве страсти. И от этих видений невозможно было отделаться. Она не сможет жить без него, потому что воспоминания о нем будут терзать ее до конца дней.
Коул заметил поворот на Элмвуд раньше, чем кучер Дженет притормозил карету и свернул к высоким воротам с кирпичными столбами. Ворота оказались распахнутыми, однако в домике привратника никого не было. Неужели их не ждут? Коул заранее отправил в Элмвуд посыльного. Но пока карета двигалась по дороге, обсаженной старыми вязами, его начали охватывать дурные предчувствия. А хруст гравия и ритмичный цокот лошадиных копыт только усиливали тревогу. Господи, какая чудовищная ошибка! Он не должен был приезжать сюда, не должен был никогда возвращаться в Элмвуд.
Заметив, что Коул напряженно вглядывается в окно, Дженет успокаивающим жестом положила руку ему на плечо.
– Коул, ее здесь нет, – прошептала Дженет. – Ты ничего не увидишь.
– Не понимаю, о чем ты! – огрызнулся Коул и отпрянул от окна.
– О Рейчел. Она умерла. Я понимаю твои чувства, Коул, но та часть твоей жизни в прошлом.
Коул открыл было рот, чтобы сказать Дженет, что это не ее дело и что она ничего не знает о его чувствах. Однако она знала гораздо больше, чем ему хотелось бы. Но намерен ли он пустить Дженет в свою жизнь? Хочет ли вверить свое сердце и душу этой женщине, которая так хорошо его знает, словно они уже много лет любовники?
Дом был теперь совсем рядом, Коул почувствовал, что карета миновала мост и въехала на круговую подъездную аллею. С козел раздались радостные крики мальчиков, а затем карета остановилась.
Кучер помог мальчикам соскочить на землю, а миссис Бертуистл спустилась с крыльца, приветственно раскинув руки. Коул с неохотой распахнул дверцу кареты и спрыгнул на землю, не воспользовавшись ступеньками. Ему ничего не оставалось, как обнять свою домоправительницу. И миссис Бертуистл, безусловно, заслуживала этого. Она знала и любила Коула почти с пеленок, а он последние шесть лет не уделял ей должного внимания.
– О, сэр, а мы уж начали думать, что вы никогда не вернетесь домой. К счастью, мы ошибались. Теперь все будет, как в старые времена. – Домоправительница оглядела мальчиков, затем перевела взгляд на Дженет, вылезавшую из кареты с помощью кучера, и шагнула ей навстречу. – Добро пожаловать, мадам, и позвольте мне первой вас поздравить.
Дженет радушно улыбнулась домоправительнице.
– С чем? – не поняла она.
Коул слишком поздно догадался, что сейчас произойдет, иначе просто заткнул бы старушке рот. Но он замер, а миссис Бертуистл торопливо выпалила:
– О, конечно же, поздравляю вас, мадам! А то мы уже начали бояться, что мистер Амхерст никогда не привезет нам новую хозяйку. Так что мы все очень рады.
Дженет рассмеялась, шагнула вперед и заключила старую женщину в объятия.
– Ах, дорогая миссис Бертуистл! Должна предупредить вас, что мы обе торопимся, подгоняя мистера Амхерста.
– Подгоняя? – Домоправительница совсем растерялась.
– Разумеется, мадам. Но меня поразила ваша проницательность. – Дженет бросила вызывающий взгляд на Коула и понизила голос до доверительного шепота: – Понимаете, я действительно сделала ему предложение, но пока еще не уговорила его принять.
– Мама, какое предложение? – спросил Роберт, отрываясь от толстой, явно на сносях кошки, которую они со Стюартом гладили.
– О Господи! – Домоправительница перевела взгляд на Коула. – Но в вашем письме сказано... – она принялась лихорадочно рыться в карманах фартука, – там сказано... оно у меня где-то здесь... встретить миледи и детей, чтобы они чувствовали себя как дома... но, наверное, мы вас неправильно поняли...
Коул положил руку на плечо домоправительницы.
– Да я уже и сам точно не помню, что написал, – успокаивающим тоном сказал он. – Очень торопился и просто хотел предупредить вас о нашем приезде. Уверен, что вы приготовились к нашей встрече гораздо лучше, чем я просил.
Однако слова Коула, похоже, только еще больше расстроили миссис Бертуистл.
– Ой! – испуганно воскликнула она, поднося ладонь ко рту. – А я ведь приготовила вам общую спальню на втором этаже.
– На втором этаже! Уверена, нам там очень понравится, – стремительно вмешалась в разговор Дженет. – Я ведь всегда говорила, что два – это счастливое число, не так ли, дорогой? – Она с улыбкой взяла Коула под руку.
Домоправительница растерянно посмотрела на хозяина, а он кивнул:
– Миссис Роуленд права, на втором этаже всем будет удобно.
Время уже приближалось к пяти часам, когда Коул закончил знакомство с небольшим штатом слуг и выслушал доклад Мозби о положении дел в поместье, вполне удовлетворительном.
Когда дверь старого отцовского кабинета захлопнулась за управляющим, Коул подошел к стоявшему у окна столику и налил себе бренди. Он медленно обвел взглядом аккуратно подстриженный газон, симметричные ряды розовых кустов, белую беседку... и подумал о Рейчел. Он часто наблюдал когда-то из этого окна, как она медленно бродит по парку.
Коул долго стоял у открытого окна и вдыхал запахи деревьев, зеленой травы и свежевспаханной земли, чувствуя с удивлением, что они по-прежнему его успокаивают. Да, он слишком долго отсутствовал.
Внезапно тишину нарушил громкий женский смех, и Коул посмотрел на небольшую деревянную беседку в дальнем конце парка. Там Стюарт с усилием вытаскивал мать за руку из кустов.
– Я нашел тебя, нашел! – победно воскликнул Стюарт. – Теперь ты будешь водить, а мы с Робином прятаться.
Но Дженет, похоже, не желала подчиняться правилам и со смехом сопротивлялась. В ее растрепанных волосах застряли листья и веточки, юбка была в пыли и паутине.
Наконец Стюарту удалось вытащить Дженет из кустов, и он радостно захлопал в ладоши.
– Давай, мама, закрывай глаза и считай! Только медленно, и не подглядывай!
Стюарт побежал прятаться, но Дженет не стала закрывать глаза и ждать, а неожиданно рванулась за ним. Через некоторое время она догнала сына, повалила его на теплую, душистую траву и принялась лихорадочно целовать. Мальчик визжал и хохотал, пытаясь вырваться. Наконец Дженет последний раз поцеловала его в лоб и отпустила.
– Да, Стюарт, – пробормотал Коул, сделав большой глоток бренди, – вот так она и поступает. То она ласковая, то упрямая. И пока поймешь, какая она, она уже вертит тобой как хочет.
Конечно же, Стюарт не мог его слышать. Он с Робертом с громким смехом носился по лужайке.
Дженет медленно поднялась по ступенькам в беседку, закрыла глаза и начала громко считать вслух. Отвернувшись от окна, Коул допил бренди и отправился переодеваться к ужину. И только позже, значительно позже, Коул понял, что вид Дженет, целующей сына на зеленой траве, стер в его памяти грустные воспоминания о покойной жене в красивом парке.
Дженет не переставала любоваться Элмвудом. Дом был прекрасным памятником архитектуры елизаветинской эпохи, стоявшим посреди старинного парка.
Дженет пробыла в парке почти всю первую половину дня. Она просто гуляла, а затем бродила по дому, переходя из одной уютной комнаты в другую. В главном холле ее внимание привлекли потемневшие деревянные стенные панели и лестница в стиле короля Якова I. В просторной гостиной могли разместиться человек двадцать гостей, а дополняла уютный облик загородного дома длинная, темная библиотека.
Коул говорил, что в его доме когда-то жил настоятель церкви Святой Анны, прекрасного старинного нормандского храма на южной окраине деревни. Судя по философским книгам в библиотеке и по портретам давно умерших священнослужителей, развешанным на стенах, Элмвуд очень долго, почти до последнего времени оставался домом викария. Интересно, какие печальные обстоятельства могли вынудить человека покинуть этот дом, который он, несомненно, любил, и заставить отказаться от дела, которому он себя посвятил?
Только очутившись в малой гостиной, Дженет начала все понимать. Портрет покойной жены Коула в золоченой раме висел над резной каминной полкой. Рейчел Амхерст была настоящей английской красавицей: белокурые волосы, голубые глаза... Художник изобразил ее в кресле с высокой спинкой, одна рука лежит на подлокотнике, а другая держит на коленях раскрытую Библию. Однако именно выражение ее лица, а скорее, отсутствие всякого выражения заставило Дженет остановиться посреди комнаты.
Затем она подошла ближе, оперлась ладонями о спинку дивана, стоявшего у камина, и внимательно вгляделась в портрет. Покойная миссис Амхерст выглядела какой-то отстраненной, словно и не подозревала, что ее рисуют. И дело здесь было не в мастерстве художника, а в скучном, почти безжизненном выражении ее глаз. Казалось, за своей внешностью она хотела спрятать собственные мысли. Дженет долго смотрела на портрет, и ей показалось, что кто-то дотронулся до ее затылка холодными пальцами.
– Она была очень хорошенькая, правда? – прозвучал сзади тихий женский голос.
Дженет резко обернулась.
Миссис Бертуистл поставила на стол вазу с цветами и подошла к дивану.
– Дорогая миссис Роуленд, я подкралась незаметно, простите меня.
Дженет посмотрела на домоправительницу и почувствовала, что краснеет от смущения.
– Ну что вы, не извиняйтесь. Я просто бродила по дому...
Миссис Бертуистл понимающе кивнула.
– Ну конечно, хозяин надолго заперся в кабинете, а вам наверняка скучно. Но скоро ужин, мадам, а насколько я знаю мистера Амхерста – Господи, а уж я его хорошо знаю! – ужин он ни за что не пропустит.
Домоправительница подошла к массивному буфету красного дерева.
– Почему бы вам не посидеть здесь, миссис Роуленд? А я налью вам чего-нибудь, чтобы успокоить нервы.
Через минуту миссис Бертуистл принесла бокал с напитком, похожим по виду на шерри, и Дженет с удовольствием сделала глоток. Домоправительница, наблюдавшая запей, похоже, не собиралась уходить, и маркиза воспользовалась моментом.
– Насколько я поняла, вы давно живете здесь? – спросила она и перевела взгляд на портрет. – Наверное, вы хорошо знали миссис Амхерст?
– О да, – подтвердила домоправительница. – Она приехала сюда невестой и жила здесь до самой смерти... четыре года спустя. Такая жалость!..
– Она умерла родами? – спросила Дженет, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно.
Миссис Бертуистл печально кивнула:
– Да, но не скажу, что смерть бедняжки была для меня полной неожиданностью.
– Не была неожиданностью?
Миссис Бертуистл пожала плечами.
– Это, конечно, не мое дело, мадам, но у нее всегда был такой вид, будто она не от мира сего, если вы меня понимаете. Она, казалось, не принадлежала этой земле, и ее на самом деле не очень интересовала мирская жизнь. Она будто таяла на глазах...
– Кажется, я понимаю, о чем вы говорите, – тихо промолвила Дженет.
– Правда? Звучит неправдоподобно, но роды подтвердили, что я была права. У бедняжки не было никаких шансов.
– Никаких шансов? То есть как это?
– Ребенок шел ягодицами вперед. Она мучилась три дня, и у нее просто не хватало сил разродиться. А когда она все же родила, было уже слишком поздно.
– Как это страшно! – прошептала Дженет.
– Да, но такое иногда случается, и винить тут некого. Хотя мистер Мозби рассказывал, что когда сообщили хозяину, то он во всем винил себя. Но он же не мог предположить ничего подобного. Хозяин был прекрасным мужем, всегда старался угодить жене, а она, похоже, этого не замечала. За ней и во время беременности был отличный уход, и доктор ее осматривал самый хороший. – Домоправительница отошла в глубь комнаты. – Ладно, не будем больше об этом, миссис Роуленд. Мистер Амхерст наконец-то вернулся домой, так что не стоит ворошить прошлое.
Этой ночью Коул никак не мог уснуть. Предвидя это, он заранее запасся еще одной лампой и принес в спальню из отцовской библиотеки томик стихов Мильтона. Хотя возвращение домой грозило ему сердечными муками, а может, и вообще помрачением рассудка, утешением служила мысль о том, что мальчики по крайней мере в безопасности.
Самую большую спальню Коул добровольно уступил Стюарту и Роберту, на кушетке в примыкающей к ней гардеробной расположился Мозби. Это была еще одна мера предосторожности. За ужином Коул сообщил Дженет, что намерен утром отправить посыльного в Лондон, чтобы тот поговорил непосредственно с Дональдсоном и выяснил наконец причину вспышки заболевания в доме Мерсеров. А когда все закончится, Эллен или Нанна – и даже Дональдсон, если пожелает, – смогут приехать в Элмвуд и погостить, пока они не решат, что делать дальше.
Однако Коул ясно дал понять, что ни при каких обстоятельствах не потерпит у себя под крышей Делакорта, и попросил Дженет не писать ему и не сообщать, где они находятся. При этих словах маркиза даже отшатнулась, будто Коул ее ударил. Но тем не менее после короткой перепалки она согласилась на условие Коула. И он очень надеялся, что Дженет сдержит свое слово, поскольку через несколько дней собирался и сам вернуться в Лондон. По его мнению, настало время обстоятельно поговорить с доктором Грейвзом и судьей о том, кто стоит за скверными событиями на Брук-стрит.
При тусклом свете лампы Коул уставился на дверь, которая вела в скромную гардеробную, соединявшую его спальню с комнатой Дженет. Эта чертова дверь воистину являлась дьявольским искушением. Он старательно избегал на нее смотреть, но дверь помимо воли притягивала его взгляд.
И тут, словно подчиняясь желанию Коула, дверь в гардеробную медленно отворилась. Ошарашенный Коул увидел на пороге Дженет в легком халатике. Пока она шла к его кровати, полы халата распахнулись, и Коул заметил, что она совершенно нагая. В одной руке Дженет держала два бокала, в другой – бутылку вина. На ее губах играла лукавая улыбка.
– Я пробралась в твою келыо, – сказала Дженет, подойдя к краю постели.
Глядя на нее поверх очков, Коул вздохнул, захлопнул книгу и отложил ее в сторону.
– Послушай, Дженет, почему меня это не удивляет?
Женщина соблазнительно наклонилась, ставя на ночной столик бутылку и бокалы. Копна ее черных волос упала вперед, а полы халата еще больше распахнулись.
– Признайся, Коул, ты ведь не ожидал, что я буду сопротивляться своим желаниям? – спросила она, садясь на край постели.
– Не ожидал. Поэтому и не стал предупреждать тебя, чтобы ты не пыталась прийти в мою спальню, потому что это может тебя скомпрометировать.
– Конечно, будь моя репутация подмоченной, тебе пришлось бы на мне жениться. Однако мы оба думали об одном и том же, и оба не стали запирать двери своих спален, не так ли?
– Да, это так, – признался Коул голосом, охрипшим от внезапного желания.
Чувствуя подступивший к горлу комок, Коул наблюдал, как колышется грудь Дженет, наливающей вино в бокалы. Она не делала секрета из своего желания и не извинялась за него. И Коул тоже желал ее. Однако воспоминания о последней ночи в объятиях Дженет были еще свежи в памяти и беспокоили его, как незаживающая рана. В ту ночь она тоже искала с ним близости. И Коул очень боялся, что и сейчас ею движет всего лишь плотское желание, и ничего больше. Сегодня во время утомительной поездки Дженет, можно сказать, раскрыла ему свое сердце. Сказала, что любит, что хочет выйти за него замуж, и в своей обычной своенравной манере сделала ему предложение, не заботясь о своей гордости.
Но Коулу было нечего ей предложить. Внезапно он резко сел на постели, наклонился вперед и поцеловал Дженет, взяв ее лицо в свои ладони и ероша ее мягкие волосы.
– О! – воскликнула Дженет, потрясенная нежностью его поцелуя. И сама поцеловала Коула, затем еще и еще раз. – Не будем торопиться, – прошептала она. – У нас впереди вся ночь...
В комнате царила полная тишина. Через окно до постели долетал легкий ветерок, принося с собой ароматы деревенской ночи. Обессилевшие, опустошенные, любовники забылись в истоме. Коул подумал, что прекрасно чувствует себя вдали от Лондона, в собственном доме, рядом с женщиной, которая принадлежала или могла бы принадлежать ему.
– Зачем ты пришла ко мне? – прошептал Коул. – Что все это значит? Или ты действительно хотела поговорить со мной?
– Гм, – сонно пробормотала Дженет и слегка приподнялась, чтобы посмотреть на него. – Какое это теперь имеет значение? – Ее губы опять прильнули к губам Коула.
– Помилосердствуй, Дженет, – взмолился Коул, – я начинаю бояться, что ты просто ненасытная.
– Нет, дело не в этом. Просто ты неотразим. – Дженет с явной неохотой отодвинулась и вытянулась рядом. – А хочешь знать правду? – спросила она через минуту.
– Да, конечно.
Дженет положила голову на плечо Коула и вздохнула.
– Просто мне захотелось узнать о твоей жизни здесь, в Элмвуде, – начала она, глядя в потолок. – Каким ты был в детстве, что любил, о чем мечтал? И еще мне захотелось узнать, спал ли ты здесь, на этой постели, с Рейчел, любил ли ты ее, и что она для тебя значила...
Коул судорожно вздохнул.
– Я никогда не спал на этой постели с Рейчел, – ответил он. – Я приходил в ее комнату. И может, оставим этот разговор?
– Нет, – прошептала Дженет. Ей очень хотелось все узнать, но тема была слишком деликатной, поэтому не следовало торопиться.
Но Коул неожиданно крепко обнял ее за плечи и заговорил сам:
– Я никогда не любил ее. Во всяком случае, не любил так, как должен был бы любить муж. А что она значила для меня? Наверное, Рейчел была олицетворением преданности... Богу. Вот, пожалуй, и все.
Дженет обняла Коула за талию.
– Мне кажется, я тебя понимаю. А ты... ты расскажешь мне о ней? Как вы познакомились? Какой она была?
И целый час, а то и более, Коул рассказывал Дженет о Рейчел. Поначалу ему было трудно, но тем не менее он ловил себя на том, что рассказывает Дженет такие подробности, которыми никогда ни с кем не делился. Говорил о своих мечтах и страхах, которых и сам толком не понимал. В какой-то миг речь зашла о его детстве, о смерти родителей, о безрадостных годах, проведенных под опекой лорда Джеймса Роуленда. Странно, но, излив душу, Коул почувствовал себя лучше.
Дженет время от времени наполняла бокалы вином, и к часу ночи бутылка опустела. А потом Коул снова овладел женщиной, неторопливо, но страстно. Господи, как же он желал ее! Это желание уже давно превратилось в одержимость, но он не понимал этого и не испугался. Этой ночью ему хотелось только одного – бесконечно обладать этой женщиной. Рейчел... бедняжка Рейчел. Она даже никогда не пыталась стать для него такой, как Дженет, которая могла заставить его умереть от страсти в ее объятиях.
– Я хочу, чтобы это продолжалось вечно, – сказала тающая от любовной истомы Дженет.