Рисунки Е. Галеркиной
На первом уроке новенькая учительница сказала:
— Дети, вы летом много чего видели. Кто расскажет самое интересное?
Встала Катя Иванова и рассказала про обезьянку Чики.
Вот какой это был рассказ:
— Приехали мы с мамой на вокзал и видим — стоит толпа. Все говорят: «Глядите, глядите!» Мы посмотрели вверх, а там обезьянка. Она сидела на крыше вокзала, а вокзал был двухэтажный. Обезьянка бежевая вся, а нагрудничек белый. Рядом с нами стояла женщина и кричала: «Чики, ко мне!» Чики не слушался, делал всякие гримасы, потом хотел спуститься по трубе, но раздумал. Вдруг видим — мальчик лезет на крышу! Мы так за него испугались! А он ловкий такой, раз-раз и залез. Вытянул руки, крадется. А Чики зубами щелкает, пугает мальчика. А хозяйка кричит: «За хвост его хватай, не бойся!» Мальчик поймал Чики за хвост, Чики висит на хвосте, извивается, моя мама говорит: «Ему больно, больно!» А хозяйка говорит: «Бросай его, мальчик, бросай, не бойся!» Мальчик бросил Чики, а хозяйка поймала. Поймала и смеется: «Ой, горячо!» Я спросила: «Почему горячо?» А она говорит: «Конфуз у него, от страха…» Потом она говорит: «Где мальчик? Где мальчик?» Мальчика нашли и привели. Она ему дает деньги и говорит: «Спасибо тебе». А он говорит: «Вот еще», — и пошел. А один дядька как закричит: «Тоже мне, принц Непала, денег не берет! Давайте мне, я возьму!»
Когда Катя кончила рассказывать, руку поднял ее сосед, беленький такой, робкий мальчик. Тоже новенький, как учительница.
— Твоя фамилия? — спросила учительница.
Он не успел ответить — в классе раздалось громкое: зззз-зззз…
— В чем дело? — спросила учительница.
— Его фамилия Пчелкин, — улыбаясь, сказал Прохоров, самый сильный в третьем «а».
— Ну и что, — сказала учительница. — Говори, Пчелкин.
— Я тоже видел этого… Чики, — чуть слышно произнес Пчелкин.
Катя и обрадовалась и удивилась — значит, Пчелкин был тогда на вокзале, а теперь за одной партой с ней сидит… Вот как бывает в жизни!
— Пчелкин хочет что-нибудь добавить? — спросила учительница.
— Нет, — прошептал Пчелкин.
— Заливает Пчела! — сказал Прохоров.
— Зачем ты обижаешь товарища? — сказала учительница.
— То-ва-ри-ща! — презрительно сказал Прохоров.
Катя глядела на Пчелкина. Тот опустил голову и, казалось, готов был расплакаться.
— Прохоров врет, — сказала Катя. — Пчелкин видел Чики.
— Пусть докажет! — крикнул Прохоров.
— Прохоров, прекрати! — сказала новенькая учительница и постучала указкой о стол.
— Пусть докажет! — повторил Прохоров. — А то Пчела хитрая — ззз…
И Прохоров показал, как летает хитрая пчела.
В классе задвигались. Кто поглядывал на улицу, кто — на Пчелкина. Учительница растерялась — она была еще молоденькая. Пчелкин не подымал головы.
Катя шепнула ему:
— Пчелкин, ты скажи: я видел, честное слово…
Пчелкин молчал. Ухо его, обращенное к Кате, горело, а самый кончик белел, будто обмороженный.
Катя вскочила.
— Можно задать Пчелкину вопрос?
Учительница кивнула и тайком глянула на часы. Урок словно не двигался.
— Пчелкин, — сказала Катя. — Пчелкин, скажи, в какой рубашке был тот мальчик, ну, который Чики поймал.
— В го… голубой, — выдохнул Пчелкин.
— Правильно! — крикнула Катя.
— Подумаешь, — сказал Прохоров, — случайная угадка, так и я могу.
— Можешь, да! — рассердилась Катя. — Пчелкин, а сколько рублей та тетенька тому мальчику давала, а он не взял?!.
Учительница с надеждой и тревогой глядела на Пчелкина. Пчелкин повернулся к Кате с таким видом, словно ему только что вырвали зуб.
— Я не знаю, — сказал Пчелкин. — Я далеко стоял.
— Ха-ха, стоял далеко! — Прохоров веселился.
— Сейчас же перестань, Прохоров! — учительница не знала, что делать.
А Катя ругала себя, зачем придумала Пчелкину такой трудный вопрос. Что теперь будет?..
Пчелкин беззвучно шевелил губами. Он пытался что-то сказать. Учительница протянула к нему руки и воскликнула:
— Пчелкин! Скажи ты что-нибудь, не молчи!
— Я… Я видел… Видел я!
Пчелкин обвел всех отчаянным взглядом, он был бледен, одна щека у него сморщилась, и на тетрадь громко упала тяжелая слеза.
— Зззз-зарыдал Пчелка, — жалобным голосом произнес Прохоров.
По классу пролетел смешок.
Учительница собралась было выгнать Прохорова из класса, но вспомнила, как в институте ее учили: выгонишь ученика — слабость свою покажешь. А что делать? Что?..
— Татьяна Павловна!
— Да?
— А вы, Татьяна Павловна, верите Пчелкину?
Катя стояла, ухватившись за парту обеими руками и в упор, сурово глядела на учительницу. «Ай, сероглазая!» — в страхе и восторге подумала Татьяна Павловна и доверчиво, как ученица, кивнула:
— Верю, Катя.
— А ты, Лебедева? — спросила Катя. — Ты веришь?
Лебедева с трудом выбралась из-за парты. Как всегда, она что-то жевала. Лебедева кивнула торопливо.
— Нет, ты скажи! Голосом скажи! — потребовала Катя.
— Да, да! — заспешила Лебедева, стряхивая крошки с передника. — Да, верю!..
— А ты, Семенов?
Семенов, что умел ходить колесом и презирал Прохорова за тупость в математике, гибкий и смуглый Семенов взлетел над партой и, пожав плечами, сказал:
— Ну, верю…
— А ты, Дутов?
Дутов, краснея и зная заранее, что проглотит букву «р», старательно произнес:
— Вею.
Катя протягивала руку и громко, грозно называла фамилии. Татьяна Павловна следила за Катиной рукой и слышала: «Верю… И я… Да, верю…» Она видела, как из-под руки косится на говоривших Пчелкин, как нервничает Прохоров и оттого паясничает еще пуще…
— Все! — сказала Катя. — Все.
Раздался звонок. Татьяна Павловна удивилась, что никто не вскочил со своего места, не побежал к двери. Все сидели на местах и ждали. Она поняла, что обязана что-то сказать. И тогда она сказала то, что чувствовала все эти сорок пять минут:
— Спасибо, Катя!