Веселая компания

Глава десятая

Три миллиона, которые когда-нибудь обретет Бронзентолер, вывели нашего Аркадия из равновесия. Делая большие шаги, он ходил по комнате, горячился, без конца сыпал словами. Полуголый хозяин преобразился в его глазах, стал любезен его сердцу. И Аркадий принялся ластиться к нему, как котенок или верный пес к своему господину.

Аркадий Швейцер делал это не потому, что ожидал от Бронзентолера каких-то благ для себя. Сила денег сама по себе притягивала его, как магнит. Он любил деньги не только потому, что в них нуждался, а просто из-за того, что это деньги, потому что «деньги хорошая штука». Наш Аркадий мог простоять на ногах десять часов подряд подле зеленого стола в клубе и следить, как звонкое золото перекатывается без конца, течет от одного к другому, льется как вода. Вот около одного лежит горка золота. Она растет, растет и вдруг начинает таять, переходит к другому, а там опять возвращается к первому.

Аркадий следит за тем, как кто-то «бросил» карту. И хотя сам он не принимает в игре участия, потому что не при деньгах (на его языке это – пуст, как тарелка), но блеск золота и звон металла приковали его к месту. У него громко стучит сердце, когда кто-то выигрывает, он радуется вместе с ним; помогает вздохом тому, кто проиграл и влип безвозвратно.

Трудно сказать, что Аркадию дороже: деньги или игра. То и другое сплелось, перепуталось в нем, запеклось в сердце. Дороже ничего на свете нет. Только к этому лежит его душа, только к этому тянутся его мечты. Какие бы он ни видел сны, в них всегда фигурируют выигрыши или проигрыши. Только карты, только золото снятся ему. Когда он видит деньги, тотчас начинает подсчитывать – сколько можно бы с ними «сделать», если бы господь помог и пришла бы порядочная карта. Ах, тринадцатый пас, тринадцатый пас! И Аркадий вспоминает о боге, становится благочестивым.

Аркадий Швейцер, как большинство картежников, суеверен. Он верит в хорошие и дурные сны, по понедельникам и тринадцатого числа не посещает клуба, возвращается с полпути, если встретит попа. А когда кошка перебежит дорогу, он наверняка знает, что сегодня ему крышка. Аркадий, совсем как женщина, боится сглазу. Поэтому при выигрыше говорит, что проиграл; во время игры не меняет денег и ни за что не одолжит с кона. И хотя он сейчас не при деньгах и не знает, откуда они возьмутся, но верит, как правоверный еврей в приход мессии, что бог карт еще сотворит чудо и Аркадий Швейцер будет иметь деньги, и большие деньги. Главное, раздобыть четвертной билет да чтобы пришла хорошая карта, а там, бог даст, все будет складно, как в песне.

Первой мыслью Аркадия, после того как он несколько успокоился, было: «А может, это перст божий, что он поселился здесь, с этим Бронзентолером?! Иначе, почему он попал именно сюда, а не в другое место? Может, с этой минуты начинаются его «семь лет изобилия»? Как же ему от этих трех миллионов не отвалится тысчонка, другая? А то и целых десять тысяч?! И Аркадий снова начинает подлещиваться к хозяину:

– Скажите, мой дорогой реб Мойше, – кажется, так вас зовут? – Разве, если б вы явились ко мне немного раньше, когда в голове у меня было просторно, а в кармане тесно и целковый для меня ничего не значил, – разве я не вынул бы с великой радостью пачку бумажек и не сказал бы: «Это моя жертва, мое подношение! Да послужит эта тысчонка искуплением, и так далее?!» Ведь Аркадий Швейцер, божьей милостью, понимает дело, мозги у него не высохли! Попросту говоря, для меня это – карта, и я ставлю на карту. Не так ли, реб Мойше?

– Конечно, так! – опередил хозяина писатель и тут же получил от Аркадия такую отповедь, что надолго запомнил ее.

Любопытно. Насколько Бронзентолер выиграл сейчас в глазах у Швейцера, настолько сочинитель потерял в его глазах. И Аркадий не удержался и окатил его целым ушатом помоев.

– А, здрасте пожалуйста! Дорогой Чемчик, творец «Холеры», глупец, сын глупца, и вы здесь? А я думал, з сладких снах витаете и вам снятся ведьмы, оборотни, страшные дикие козы и подобные им существа, о которых вы пишете в своих книгах.

Маленький сочинитель втянул голову, точно черепаха, съежился весь и стал совсем незаметным. Он промолчал. Ведь грубиян этот может любого смешать с грязью. «Невежда остается невеждой! Шут с ним, уступлю ему!» – думал он про себя.

А Швейцер продолжал подлизываться к хозяину:

– Повидимому, реб Мойше, вы такой человек, что не любите надоедать. Я на вашем месте, знаете, чего бы уже добился?! Шуточки – процесс о девяноста девяти миллионах! Вымолвить только – девяносто девять миллионов!

– Девяносто девять миллионов, – поддержал сочинитель, и Аркадий вновь накинулся на него:

– И вы, Чемчура, разговариваете о миллионах? Вот поклянитесь, мой дорогой игрушечный барабанчик из «Холеры», что вы когда-либо видали своими глазами цельную сотню, и я заплачу вам сколько «они» прикажут! – И Аркадий, умильно склонив голову и прищурив один глаз, указал рукой на хозяина.

– И вы думаете, что угадали? – отрезал хозяин. – А я говорю, вы, извините за выражение, попали пальцем в небо. Вот этот Чемчура, каким вы его видите, имеет не одну, а много сотенных. Целое состояние! Знайте, что Чемчура очень богат.

Словами «очень богат» Бронзентолер рубанул как секачом, и Аркадий весь вытянулся, выхватил сигару изо рта и, моргая, принялся во все глаза глядеть то на сочинителя, то на хозяина. Видимо, он спрашивал себя: «Что же это со мной происходит?»