Весенней осенью из лета

В уютной небольшой кухне на лакированном столе стояла глубокая тарелка с жареными котлетами. Ароматный запах сочной свинины вперемешку с приправой из мелко измельченных трав витал в воздухе. Шкварчало масло в сковородке. На газовой печке помимо котлет еще кипел украинский борщ со свеклой, морковью и другими овощами. Засвистел сверкающий чистотой чайник, и женская рука отключила конфорку.

Так и не приготовив себе чай, хозяюшка продолжила хлопотать по дому. После приготовления обеда она натерла зеркало в прихожей, отполировала мебель и вымыла полы во всей квартире. Единственное что невозможно было сделать, так это пропылесосить. Потому что полугодовалый ребенок тихонько спал в своей кроватке.

Натирая сухие шершавые ладони увлажняющим кремом, купленным в аптеке за 4 гривны, Станислава взглянула на часы. А затем отодвинула занавеску и стала рассматривать прохожих. Шел мелкий снег, укрывая дорожки городского парка. Под деревьями все еще желтел осенний ковер. Черные вороны стаями облепляли пустынные полянки, выискивая на земле орехи.

Услышав плач малыша, Станислава пулей пролетела из кухни в спальню, даже не посмотрев на свое отражение в большом зеркале. Но голубоглазый мальчик с пухлыми ручонками и щечками хомячка все равно был рад своей маме. Ему точно было безразлично, что она уже три дня не мыла голову, а сегодня еще даже не расчесывалась. И грязный фартук его ничуть не смущал. А если говорить о косметике, то малыш и вовсе никогда не видел свою маму накрашенной. Он любил её такую — пахнущую чем-то вкусным, нежную и ласковую.

Вскоре раздался стук в дверь. Звонок уже несколько месяцев не работал, и никто даже не вспоминал, что нужно заменить батарейки. Станислава взяла малыша на руки, и вместе с ним подошла к двери, взглянула в глазок, и сразу же зазвенела связкой ключей.

На пороге стоял, опустив голову, старший сын Стёпка. Теплая шапка была надвинута ниже бровей, шарф завязан неаккуратно.

— Ну, и что это ты стоишь?! Проходи, рассказывай, что на этот раз случилось? — Станислава одной рукой приподняла опущенный подбородок сына.

— Эля предательница, — едва не плача произнес восьмилетний мальчик, — она обещала сегодня со мной идти домой, а сама пошла с Даниилом.

— Ну и пусть себе ходит с Даниилом. Не расстраивайся — Эля для тебя старушка. Твоя невеста еще, может быть, даже не родилась, — Станислава закрыла дверь, наблюдая, как Степан разувается.

— Она не старушка, мама! Ей восемь лет, так же как и мне. Я что старик уже что ли? — Степа бросил промокшие мокасины в угол.

— Какой ты у меня умный! — Станислава остановилась, уставившись на сырые носки сына. — Стоп. А почему ты пришел домой во второй обуви? Ты чего не переобулся? На улице же холодно.

— Я забыл, — Степа быстро повесил куртку, и побежал в детскую комнату.

— Что значит «забыл»? А когда ты вышел из школы, ты разве не почувствовал что ногам холодно? Где твои ботинки?

— В пакете, — ответил сын, пряча глаза.

— О чем ты только думаешь? Ах, ну да, конечно, об Эле, — сама ответила на свой вопрос молодая мама, возмущенная забывчивостью Степана. — Переодевайся и иди кушать.

— Мам, Гришка сегодня проткнул циркулем мою бутылку с водой. У нас есть еще маленькая бутылочка, чтобы завтра можно было взять в школу. Мне так пить сегодня хотелось, а из-за этого дурака вся моя вода вылилась под парту. Надо мной потом еще полкласса смеялись, потому что Гришка сказал, что я описался, — мальчик заплакал.

— Не плачь. И не дружи с Гришкой. А если он тебя обижает — дай сдачи. Один раз получит в нос, во второй — не полезет.

Степан молча вытер щеки рукавами серой водолазки, на которой остались темные пятнышки от детских слез. Маленький Антошка скривил розовое личико и громко заплакал, отбросив голову назад и широко раскрывая рот.

— А тебя какая муха укусила, Сюси-пуси?! За компанию что ли?!

В двери снова постучали. Тук, тук, тук-тук, тук. Это мог быть только Глеб, больше никого Станислава не ожидала. Опять щелкнул замок, и Степка уже тут как тут с радостной улыбкой и протянутыми вверх руками.

— Папочка пришел! А что ты сладкого мне принес?! Ух ты, кексы со сгущенкой! — первым делом Степка раскрыл пакет. — Люблю сладенькое!

— Это мы знаем! Ты борщ поел? — Глеб повесил куртку на вешалку, интенсивно потер покрасневшие от холода ладони. — Как у нас дома тепло, и вкусно пахнет!

— Переодевайся, любимый, и приходи обедать!

Станислава вместе с детьми пошла в кухню, и только Глеб на мгновение застыл на месте. Еще раз глубоко вдохнул полной грудью пропахший борщом воздух, потом наклонил голову, убедившись в безупречной чистоте ламината, провел кончиком пальцев по деревянному обрамлению зеркала — порядок, и придраться не к чему.

— Ты чего не переодеваешься? — Станислава выглянула из кухни.

— Да сейчас переоденусь. Уже и в зеркало посмотреться нельзя.

За столом Глеб украдкой поглядывал в сторону жены. Её короткие растрепанные волосы были грязными, трехцветными. Черными у корней, каштановыми посредине, а кончики и вовсе были непонятного цвета. Прямая челка, ранее скрывающая высокий лоб, была поднята металлической спиралью тонкого обруча. Густые брови разделялись узкой полоской едва заметных темных волосинок. Глаза хоть и светились неким внутренним светом, но утратили свою первоначальную красоту. Бледность и отчетливо прорисовывающиеся на прямом носу черные точки отталкивали взгляд. Глеб пытался найти хоть что-то из тех качеств во внешности Станиславы, заставивших его много лет назад обратить внимание на эту девушку. Но не находил. Сейчас она представлялась некой серой мышкой, откровенно несимпатичной и не вызывающей никакого сексуального влечения. А вот на двух мальчишек он смотрел с неподдельной радостью и гордостью.

— Глебушка, как у тебя прошел день? — голос жены заставил повернуться и взглянуть прямо в глаза.

— Как всегда, — ответил Глеб, закашлявшись и чуть не подавившись куском мяса. — Сегодня Иванов выставлялся за своё тридцатилетие, — при этом он загадочно улыбнулся.

— Сегодня? А почему по тебе совсем не видно, что ты пил? — Станислава, ожидая ответа, остановила ложку с манкой на полпути между тарелкой и раскрытым ртом обслюнявленного Антошки.

— Так он на бригаду из двадцати человек принес две бутылки по 0,75 литра! — Глеб не удержал заразительный смех. — Что там пить?!

— Ваш Иванов наверно трезвенник?

— Каким бы трезвенником он не был, а шахтные законы нужно уважать. Вот почему «бутылёк» называется «бутылёк»? Потому что «бутылек» это три литра! А на двадцать рыл и этого мало было бы!

— Да с вами шахтерами не соскучишься. Вы без своих «бутыльков» не можете, —

Станислава наконец-то донесла ложку к губам сына.

— Я уже поел! — Степка оживленно подскочил со стула с пустой тарелкой в руках. — Мам, дай денег на воду, я в магазин сбегаю.

— Сейчас дам. Глеб подержи Антошку.

Станислава встала из-за стола, передавая крохотного карапуза отцу. Сняв испачканный фартук, она поправила пояс широкого халата, висящего на худеньком теле, как на тремпеле. Глеб скользнул глазами по её заросшим ногам и остановился на красных носках в белый кружочек.

— Классные у меня носочки? Такие яркие! Правда?

— Ага, яркие, — Глеб продолжил кормить малыша манкой, стараясь не заморачиваться внешним видом супруги.

— Степка, ты чего? Обувай ботинки! На улице холодина, а он в мокрых мокасинах вздумал в магазин идти!

Станислава подняла с пола порванный пакет, раскрыла, и…

— Что это такое?

— Где?

На поднятый шум вышел и папа с Антошкой на руках.

— Что там?

— Степан, где второй ботинок?

Мальчик с виноватым лицом опустил глаза, чувствуя свою вину.

— Потерялся, наверно.

— Как он мог потеряться? Степан, вы опять пакетами дрались по дороге домой? — Станислава повысила голос, отчего Антошка испуганно заплакал.

— Гришка меня бил. Я только защищался, — ответил ребенок, продолжая стоять босиком.

— Балбес, — негромко произнес Глеб, возвращаясь с младшим сыном в кухню.

— В чем мне идти в магазин? — Стёпка жалобно посмотрел маме в глаза.

— Подожди. Почему ты не переобулся в школе?

— Забыл.

— Ты нёс домой два ботинка?

— Два.

— Где ты последний раз видел свои два ботинка? Или в каком месте ты был, когда порвался пакет?

— Возле поликлиники.

— Вот теперь иди и ищи свой второй ботинок. Я на прошлой неделе дважды купила тебе спортивный костюм. А сегодня ты первый раз обул ботинки. И что? Мне завтра идти покупать тебе новые?

— Дважды спортивный костюм? Я что-то пропустил? — Глеб вновь появился в прихожей.

— Я не хотела тебе говорить, но у Степана украли новый ни разу не стираный костюм. Мне пришлось купить еще один. Надо же в чем-то на физкультуру ходить.

— Замечательно. Значит, кто-то ходит в костюме Степана, купленном на мои деньги. Ты с учительницей разговаривала?

— А что толку от разговоров? Костюма нет. Вот теперь и второго ботинка нет. И денег у меня нет. А Степан то куртку порвет, то джинсы. А Антону на подгузники сколько денег уходит? А цены сейчас знаешь какие на базаре?

— Ладно, успокойся, иди Антошку докорми, а мы со Степаном уходим ботинок искать. За одно и водички ему бутылочку возьму. Кстати, а что в школьной столовой нельзя воды купить?

— Там только сок в пакетах продается, — ответил мальчик.

— Вытри слезы. Ты же мужчина, а мужчины не плачут, — Глеб подмигнул сыну, вручая Антошку маме.

— В кладовке его старые кроссовки возьми. Они хоть сухие, — Станислава напоследок укорительно посмотрела на своего школьника, и скрылась за шторой из деревянных бусин с малышом на руках.

По корявому тротуару, напоминающему лунную поверхность многочисленными впадинами, назойливый ветер носил опавшие листья. Они мелодично шуршали под ногами, неугомонно перепрыгивая с места на место. Мелкий снег ударялся тихонько об одежду Стёпки, оставляя белые точки на темно-синем шерстяном шарфе. В любой другой день мальчик порадовался бы первому снегу, если бы не чувствовал себя виноватым перед родителями. Он ведь уже третьеклассник, и понимал, что зимние вещи дороже летних, и что нужно быть аккуратным, внимательным, и бережно относиться не только к книгам, но и к одежде и обуви.

— Папа, — заревел Степка, дергая отца за руку. — Это Гришка. Смотри, — он указал пальцем в сторону старого каштана, раскинувшего свои ветви у окон приемного отделения скорой помощи.

Мелкий мальчишка в модных голубых джинсах с большими карманами и светлой куртке был ярким пятном на фоне непогоды. Его огромный портфель ритмично подскакивал в такт прыжкам ученика явно не спешащего домой.

— Он буцает твой ботик что ли? — Возмутился Глеб, сворачивая с тротуара на поросшую травой пустынную часть аллеи.

— Да, — ответил Степка, вырываясь вперед. — Гришка, отдай мой ботинок! — закричал он во все горло.

— А ты меня догони! — смеясь, заявил Гришка, поднимая грязный ботинок и убегая прочь, не обращая ни малейшего внимания на приближающегося Глеба.

— А ну-ка стоять!

Глеб ловко схватил избалованного мальчугана, вырывая из его рук уже непригодный для дальнейшей носки порванный башмак. Поняв, что ботинок уже «своё отжил», разгневанный отец бросил его со злостью на землю.

— Как тебе не стыдно, портить чужие вещи? — сказал он, не отпуская Гришку.

— Мама! — заорал душераздирающим воплем тот, испугавшись быть наказанным отцом Стёпки.

А Стёпа тем временем поднял свой ботинок, роняя горячие слезы на холодном ветру. Он розовыми ладошками обтер уличную грязь, и еще больше расстроился, когда обнаружил, что его новый ботинок выглядит как старый: порванный и потрескавшийся.

— Мама! — продолжал кричать Гришка.

— Что страшно стало, да? — Глеб все-таки разжал руку, осознавая, что не имеет права даже за ухо его потрепать. — Чтобы больше не смел и пальцем трогать Степку, иначе я тебе сделаю… (Глеб не договорил)

— Захочу и буду трогать! И ничего вы мне не сделаете! Напугали! — ехидно насмехался Гришка, убегая.

— Вот воспитание. Тьфу, — сплюнул Глеб, поворачиваясь лицом к заплаканному сыну.

— Мама будет ругаться, — Степка все еще вертел в руках свою пропажу.

— Да ладно тебе. Не будет, вот увидишь, — ответил отец, присев на корточки. — Но с этим Гришкой не дружи. Уж лучше самому возвращаться из школы, чем в компании с этим ненормальным. Кстати, как его фамилия?

— Фешинов.

— А маму его как зовут? — с дивным интересом спросил Глеб.

— Я не знаю. Она медсестрой работает здесь в поликлинике, — Стёпа кивком головы указал в сторону.

— Ага, значит, медсестрой, — пробормотал невнятно отец, поднимаясь. — Пойду-ка я с ней побеседую, сынок. А ты возвращайся домой, и вытри слезы. Сколько можно плакать?

— Я уже не плачу.

— И выброси ботинок в мусорный бак, — Глеб указал на него взглядом.

— Выброшу, — ответил Степка еле слышно.

Взяв ботинок за длинные шнурки, он поволочил его по земле, опавшим листьям и по первому, но нерадостному снегу. Степка шел, опустив голову, ссутулившись и медленно передвигая маленькие ножки в стареньких легких кроссовках. Глеб через плечо еще раз проводил сына взглядом, жалея, что того постоянно обижают все кому не лень.

«Тук-тук-тук», не смотря на шум воды в кухонной раковине, звук разборчиво доносился из коридора. Станислава оставила досыта накормленного Антошку в коляске и поспешила открыть дверь.

— Привет! — энергичный голос соседки немного удивил захлопотанную девушку.

— А, это ты? Привет! Я думала мои мужчинки вернулись с ботинком.

— Можно к вам, — гостья переступила через порог. — С каким еще ботинком?

— Та, Степка, как всегда, отчебучил — ботинок потерял. Проходи, разувайся. (Станислава начала жаловаться на судьбу, ведя соседку в кухню)

— Дети! Что с них взять?! Я к тебе вот по какому делу, собственно говоря: можно воспользоваться вашим компьютером? Мне электронное письмо нужно отправить в телекомпанию, а у нас операционная система, как назло, слетела, — пояснила гостья. — Представляешь, компьютер не работает, и по телевизору ни на одном канале сигнала нет. Как люди жили раньше без этого всего?! И что меня больше всего огорчает: я то оплатила просмотр «семейного пакета» на полгода вперед. Услуга оплачена, а смотреть нечего.

— А позвонить в телекомпанию нельзя?

— А зачем деньги тратить лишний раз, если можно бесплатно им письмо написать?

— И то верно! Сейчас я только плаксу свою на руки возьму. Не может спокойно ни полежать, ни посидеть!

— Ох, карапуз! Белка ручная! Пойдешь к тетке? — она протянула ухоженные руки, блеснув золотыми кольцами и широким браслетом.

Антошка округлил голубые глазища, испуганно наблюдая за длинными согнутыми ногтями перламутрового цвета. Но все-таки потянулся навстречу, наверно из-за любопытства. Малыш, едва коснувшись чужой кофточки, расшитой бисером на груди, заулыбался, похлопывая ладошками по заинтересовавшим его блесткам.

— Ну, настоящий мужчина! Уже с детства баб щупает! — засмеялись обе.

— Пойдем, Лен, я включу тебе компьютер, будешь письмо писать, а мне еще посуду домыть надо.

— Ну, идем.

Станислава зашла на «mail.ru» и хотела было удалиться из зала, но Елена остановила её. На экране высветилась ссылка на статью, заглавие которой и привлекло внимание любительницы яркого макияжа в модной кофточке.

— Стой! Как соблазнить мужчину взмахом ресниц?! Давай почитаем, — она перешла по ссылке. — О, здесь и видео есть для непонятливых!

— Ой, Ленка, оно тебе надо? Ты что глаза красить не умеешь? — но Станислава все же посадила малыша на стол и сама облокотилась, рассматривая красивые картинки с изображениями мастерски накрашенных глаз.

— Да ты глянь, какая прелесть! Я тоже так хочу!

— Ого, сколько разных кисточек?! И это все чтобы только глаза накрасить?

— А ты как думала?! Давай видео посмотрим.

Елена навела курсор мышки на серый треугольник, и молоденькая брюнетка с идеально ровным цветом лица начала онлайн-урок вечернего макияжа.

— Вау! 1,2,3… У неё девять кисточек. А у меня только две, и те одинаковые — с куполообразной поролоновой подушечкой.

— Деревня ты, Станислава. Хотя и я далеко не ушла. Смотри, как она легко наносит тени.

— Это можно сделать и одной кисточкой.

— Нет, для такого изысканного макияжа одной кисточки, да еще и с поролоновым наконечником, будет мало, — возразила Елена. Для растушевки нужна специальная кисточка!

— Выходит дело только в профессиональной кисточке? — Станислава не успевала следить за быстрыми движениями красавицы из монитора. — Я бы сама так не смогла.

— Здесь, как и в любом другом деле, опыт нужен. И сама кисточка, и качество теней, карандашей, подводок, туши — имеют большое значение. Вот ты, Станислава, последнее время совсем перестала за собой следить. Почему даже голову не помыла? Я об укладке феном на круглую расческу уже молчу, — Елена отвлеклась от ролика с мастер-классом, рассматривая подругу в красных носках от макушки и до пят.

— Некогда было ни вчера вечером, ни сегодня днем. Замоталась я.

— Так, марш в ванную. Приведи свой внешний вид в порядок. Умыться не забудь. И халат смени, — Елена оттянула подол, указывая на круги от чего-то жирного.

Станислава хотела было возразить, но подруга решительно дала ей понять, что «женщина всегда должна оставаться женщиной». И пока в ванной шумела вода, Елена с Антошкой продолжали рассматривать варианты восточных макияжей. А как только картинки на страничке закончились, в дверь постучали.

— Иду, иду, — с намотанным на голове полотенцем Станислава открыла дверь. — Стёпка! А папа где?

— Он пошел разговаривать с Гришкиной мамой, — ответил мальчик, расстегивая молнию на куртке. — Ой. У меня замочек отвалился, — он протянул его маме.

— Стёпка, ты Стёпка, с тобой одни неприятности, — Станислава помогла сыну раздеться и повесила его вещи на крючок металлической стойки для одежды. — Ботинок не нашли?

— Нашли, только он порванный, и я выбросил его в мусор. А у нас, что опять тетя Лена?

— Да, чудо моё. А ты иди вымой руки и садись делать уроки, я потом проверю. Завтра тебе в школу, и придется идти в кроссовках, Маша-растеряша, — тяжело вздохнула опечаленная мама, думая «хоть бы мороз еще больше не стукнул».

— Извини, — Стёпка опустил голову.

— Ладно, проехали. Но в следующий раз будь внимательнее, аккуратнее. Я же не могу каждый день на тебя тратить по 200 гривен.

— Я постараюсь, — мальчик обнял маму, прижавшись лицом к животу.

— Договорились, а теперь уроки! А мне еще молнию нужно будет починить, если получится. А если нет, придется нести в мастерскую.

Написав письмо в две строчки и отправив адресату, Елена помогла подруге высушить волосы феном. Даже без разрекламированных средств для увеличения объема, прическа получилась пышной. У Станиславы были нормальные волосы, вот только она редко предоставляла окружающим возможность увидеть это.

— Стаська, тебе срочно нужно перекраситься. Как купишь краску, зови меня. Я сделаю из тебя конфетку!

— Не до краски мне, Лен. Завтра надо ботинки своему школьнику купить, зима ведь не за горами. Вон, какой снег повалил, а Степке обуть нечего. Да и зачем красить волосы? Зимой под шапкой все равно не видно.

— Здрасти, моя радость! А перед Глебом ты тоже в шапке ходишь? Мужики любят глазами. Глазами! А что твой Глеб видит? Неухоженную домохозяйку?

Антошка, сидя на диване, перестал кусать резиновую мышку. Вся распашонка была мокрая от обильного слюноотделения. У него резались зубки, и ему не терпелось их обо что-то почесать. Но, заметив некое волнение, исходящее от мамы, он остановился. Малыш словно ожидал, что же она ответит.

— Глеб любит меня такой, какая я есть. И мне не нужно стараться сделать себя привлекательнее. Главное красивый внутренний мир, душа человека, умение быть хозяйкой, в конце концов, а не фальшивая, но красивая оболочка.

Станислава немного разозлилась. Но, сдерживая эмоции, все-таки попыталась сделать вид, что слова подруги её не очень-то и волнуют. А где-то глубоко как будто что-то ёкнуло. Обида от прямолинейности или жалость к себе самой? — она и сама не понимала.

— Ох, Стаська! А давай я тебе глаза накрашу красиво?! И увидишь, каким взглядом одарит тебя муженек! А если ты еще и халат этот снимешь, сменив его хотя бы на бриджи и топик, так будет вообще здорово!

Елена могла уговорить кого угодно. Она была открытой и доброжелательной натурой, и эти качества больше всего в ней нравились Станиславе. Но порой надмерная правдивость с уст подруги звучала, как смертельный приговор. И опасаясь намеков на то, что Глеб может заинтересоваться другой, Станислава разрешила испробовать на себе самый экстравагантный арабский макияж.

— И это все, что у тебя есть из косметики? Зая, разве можно так себя не любить, что даже не позволить себе купить нормальную помаду? У этой срок годности истек в прошлом году.

— А мне нравится, как она смотрится на губах. Ты кстати глаза собиралась мне накрасить, а не губы. Так что оставь в покое мою помаду. Отдай, — и Станислава потянулась рукой, чтобы положить помаду на место в косметичку.

— О Боже, здесь еще и спичка! Какая же ты экономная, а я и не знала, что все настолько запущено. Выброси её в мусор, и купи новую! — Елена отложила затертый тюбик с остатками помады в сторону.

— У меня еще блеск для губ есть, и карандаш почти новенький. Мне его мама подарила в прошлом году на 8 марта!

— А карандаш хороший. О! И теней у тебя две коробочки! Как раз и цвета яркие есть. Только кисточки нормальной нет.

— Какая есть, такой и крась.

— Ну что же, приступим!

Первым делом она попыталась нанести на внутренний уголок верхнего века подруги серые тени. Они осыпались, оставляя блестящие точки, но это не останавливало напористую Елену, желающую и потренироваться с новым видом макияжа глаз, и за одно повлиять на подругу, приобщив её к ежедневному уходу за лицом. К внешнему веку она нанесла темные фиолетовые тени, а посредине яркие зеленые, отливающие металлическим блеском. По контуру нижних век жирной полоской провела голубую подводку, и накрасила ресницы полусухой от старости тушью. Но то ли из-за отсутствия специальных кисточек, то ли из-за неудачного подбора цветов или даже фирмы производителя самой косметики — макияж оказался жалким подобием того, что было на картинках.

— Всё? Можно в зеркало глянуть?

— Подожди, надо припудрить носик и губки подрисовать для полной картины.

Тук, тук, тук-тук, тук.

— Это Глеб, — вскочила Станислава. — Губки красить уже некогда.

Елена все еще смотрела на плоды своих стараний, размышляя «что же я сделала не так».

— Ну, я пойду. Засиделась я у тебя. Мои там уже наверно заждались. И не забудь о халате, — она подмигнула, поправляя большую грудь, спрятанную за красивой кофточкой.

— О, Господи, что ты со мной сделала? Я похожа на тропического попугая, — ужаснулась Станислава своему отражению в зеркале.

— Ничего подобного. Если тебе еще цвет лица выровнять, щеки нарумянить, губы накрасить, прическу сделать и одеться подобающе — было бы чудесно! А если набор кисточек купить, так ты была бы краше моделей с глянцевых журналов, — ответила Елена, обуваясь у порога, в то время как Станислава открывала дверь.

— А что это с твоими глазами? Что за боевой раскрас свирепой амазонки? — сходу возмутился муж, лишь искоса взглянув на спешащую домой гостью.

— Я сейчас умоюсь, — Станислава безрадостно наблюдала за реакцией Глеба.

— Я убегаю. Всё. Пока, — и за подругой захлопнулась дверь.

— Пока.

— Тебе такой вульгарный макияж не к лицу. Солнышко, ты же не уличная девка, — он повесил куртку, и поток воздуха с тонким запахом женских духов рассеялся в коридоре.

— Ты с мамой Гришки разговаривал или обнимался? Почему от тебя пахнет духами?

— Духами?! — Глеб переспросил, усмехаясь. — Даже не знаю. Может, Танька вылила на себя целый флакон!

— Танька?!

— Фешинова — медсестра наша, Танька, — невозмутимо продолжил Глеб, — она мне все уши прожужжала, жалуясь на своего «розбышаку».

— Ах, ну да, конечно! И ты бедный больше часа выслушивал её жалобы?

— Ну, в самом то деле, ты что ревнуешь? Подумаешь, поговорили. Что у нас общих тем для разговоров нет? Тем более это её Гришка нашего Стёпку постоянно обижает. Вот и мы и обсудили поведение наших детей.

Глеб больше ничего не сказал. А Станислава с ворохом неприятных мыслей в голове пошла смывать с себя косметику.

… На газовой плитке стояли кастрюли со свежим борщом, тушеной картошкой, гуляшом из молодой свинины. Ароматно пахло чесноком, паприкой и другими специями. В квартире было чисто.

Справившись с домашними заботами, Станислава ожидала возвращения Стёпки из школы, но Глеб пришел раньше. С порога бросил недовольный взгляд и, не снимая куртки, прошел мимо.

— Привет, а что случилось? — она последовала за ним в ванную комнату.

— Я тут подумал, — Глеб повернулся лицом к жене, — я ухожу.

— Куда? Во вторую смену? Сразу после первой?

— Нет. Я ухожу отсюда.

— В смысле?

— Надоел мне этот дурдом уже: детский плач, твои занятия со Степкой то украинским, то английским. Я хочу покоя. И обеды твои мне приелись, и иллюзия образцового порядка достала, и ты… в своем грязном халате. А раньше от тебя пахло французскими духами.

— В грязном халате? Он чистый… И ты решил бросить меня одну с двумя детьми? — Станислава вызывающе смотрела в его глаза, все еще отказываясь верить, что муж на самом деле собирается уйти.

— Ты будешь получать законные алименты: 1/3 моей зарплаты, а пока Антошке 3 года не исполнится — даже больше. Да и ты неплохое пособие ежемесячно получаешь. Голодать не доведется. А там глядишь, и на работу выйдешь… — Глеб отвернулся и стал рассматривать стиральную машинку. — Я её заберу. Надеюсь, ты не станешь возражать?

— Стану, — Станислава была ошеломлена словами мужа. — У меня двое маленьких детей, и стирки постоянно много. Как будто ты не знаешь? А тебе зачем стиральная машинка? У свекрови же есть.

— Ха, а ты решила, что я к родителям переезжать собрался? Нет. Меня ждут в другом доме. И как раз там это пригодится.

— Какая же ты скотина, — закричала Станислава, еле сдерживая слезы.

— Микроволновку и компьютер я тоже заберу. Тебе ведь все равно не надо. И, пожалуйста, собери мои вещи, чтобы я быстрее мог вызвать такси и уехать от вас.

— Тебе надо, ты и собирай.

Заплакал Антошка, и Станислава поспешила к нему, оставив мужа отсоединяющим стиральную машинку от магистрали холодной воды. Малыш, увидев маму, успокоился и протянул пышные речонки. А вот Станислава никак не могла прийти в себя. Она нервничала, чувствуя себя преданной и обиженной. Сменив сыну мокрые ползунки и распашонку, постелив сухую пеленку, Станислава бросила мокрое белье в прямо угол рядом с детской кроваткой. Видеть Глеба, собирающимся уезжать, она не хотела.

Голубоглазый Антошка не понимал печали матери. Он совал в рот розовые ладошки, чесал распухшие десны, и слюни капали на чистую кофточку почти также интенсивно, как и горькие слезы отвергнутой женщины.

«Я вышла за него замуж, родила двоих детей, превратилась в примерную домохозяйку, пожертвовав своей красотой. А он? Променял меня на другую. Ради чего я старалась? Чтобы ему было хорошо со мной, уютно. Целыми днями вертелась на кухне: жарила, варила, крошила салаты. Неблагодарный. Я ведь угождала ему во всем. Хочешь блинчиков — пожалуйста; чебуреков, сырников — будет сделано; поджарку из говядины или фаршированную рыбу — все сделаю, лишь был мной доволен. А в итоге? Он не оценил моих стараний. Надо было, наверно, валяться на диване с глянцевым журналом в руках, и тратить деньги не на благоустройство квартиры, а на салоны красоты. Может, тогда он не попрекал бы меня «грязным» халатом. А дети? Как я теперь одна буду их воспитывать?..»

Глеб ушел, демонстративно бросив ключи на стол. Он даже не попрощался с Антошкой, не дождался возвращения Стёпки из школы, лишь посмотрел с призрением и молча развернулся, чтобы захлопнуть за собой дверь.

— Ну и катись к чертовой матери, — заплакала Станислава, наспех расстегивая пуговицы. — Проживем и без тебя.

Она скинула заношенный халат на пол, присела над ним и стала рвать по швам на куски. Трещали нитки, а в голове пульсировали слова «грязный халат». Всю свою злость Станислава вылила на бездушную и невинную тряпку, считая её причиной своего несчастья. Изумленные глаза ребенка наблюдали за странной картиной. Малыш еще никогда не видел свою маму такой… Одним халатом она не ограничилась. Дошла очередь и до других выцветших одежд десятилетней давности. Распахнув шифоньер, Станислава все смела вниз: и свитера, и кофты школьных лет, юбки, брюки, и даже единственное в своем гардеробе черное платье, которое одевала лишь по особым случаям. Все вещи ждала одна участь — быть разорванными в клочья.

— Никакого старья! — истерически смеялась Станислава, подбрасывая в воздух ворох тряпья. — Я куплю себе современный наряд, сапоги на высоком каблуке, набор кисточек для макияжа, и ты меня даже не узнаешь при встрече. А мы еще обязательно встретимся, — сказала она, глядя на свадебную фотографию.

На фото застыли счастливые улыбки молодоженов. Дрожащей рукой Станислава взяла стеклянную рамку с тумбочки и, не раздумывая, ударила её о пол. Стекла разлетелись в разные стороны, оставив снимок лежать среди осколков. Подняв его и разорвав напополам, Станислава долго не решалась измельчить его на маленькие фрагменты. Но все-таки она это сделала.

— Отныне ты только отец моих детей.

Монолог Станиславы перебил стук в дверь. В длинной мужской футболке и черных колготах она впустила домой вернувшегося с занятий школьника.

— Мам, сегодня Гришка забрал у меня пирожок, — жаловался сын, расшнуровывая старые кроссовки.

— Стёпка, сегодня папа бросил нас, — Станислава обняла его и снова заплакала.

— Как? Разве папа не на работе?

— Уже нет. Он забрал свои вещи, стиральную машинку, микроволновую печь, наш компьютер, и …

— Значит, Гришка не обманул меня. Он говорил, что мой папа скоро станет его.

— Что?

— Папа влюбился в тетку Таньку — медсестру из нашей поликлиники. А Гришка сейчас, наверно, играет в мои компьютерные игры, и мой папа покупает ему конфеты, а не мне. Гришка забрал у меня все. Мама, где справедливость?

© Денисенко Кристина, 2012