Весенняя страсть

ГЛАВА 8

И часа не прошло, как они добрались до деревни. На небольшом поле, скучившись, стояли двадцать домиков. Непрекращающийся ветер поднимал столбы дыма от соломенных крыш. Изгородь, окружавшая деревню, служила слабой защитой. Дети в грубой одежде из сурового полотна с грязными лицами глядели через дырки в заборе на приехавших и хихикали. Взрослые, знавшие по опыту, что лучше не вмешиваться в происходящее за забором, смотрели издали.

Гиллиам придержал коня, ожидая своих людей. Николь дремала на плече своего спасителя, пока не появились солдаты. Она увидела лошадь с пустым седлом и угрюмого мальчика на пони. Сердце ее дрогнуло при виде ребенка, такого несчастного, с покрасневшим от холода носом и пунцовыми щеками.

– Милорд, – доложил выступивший вперед солдат, – никто не видел, как мы сюда приехали.

– Хорошо сработано, Уолтер. Прикажи окружить нас, чтобы моя невеста не вздумала бежать, прежде чем я пересяду на другую лошадь! – крикнул Гиллиам.

Его мощный голос оглушил ее. Гиллиам наклонился и гораздо тише добавил:

– Сейчас мы вынуждены расстаться. Не могу выразить словами, как мне больно это делать.

Его шутка снова разозлила ее.

– О чем, ради всего святого, ты болтаешь!

– Я не шучу, – с комичной серьезностью ответил он.

Когда солдаты окружили их, Гиллиам слез с лошади, но поводья не отпустил.

Николь посмотрела на него. Оказывается, он не собирается доверить ей лошадь. Ее хорошо охраняют. Пожалуй, теперь им не остается ничего другого, как привязать ее к седлу. Именно так поступил лорд Рэналф, когда вез ее в Грейстен. Желание стать свободной утроилось, и Николь напряглась, готовая к драке.

Один из людей Гиллиама передал ему накидку Николь. Гиллиам положил ее перед девушкой, насмешливо сказав:

– Поскольку у тебя нет булавки, завяжешь на плече узлом.

Но Николь не взяла накидку. Гиллиам, удивленно приподняв бровь, внимательно посмотрел на девушку.

– Я не стану тебя связывать, – ласково сказал он – Просто я хочу быть уверен, что мы поедем в одну сторону.

Чувство горячей благодарности охватило Николь, но она подавила в себе желание ответить ему добрым словом. Она резко подхватила накидку и тут же вспомнила, что у нее на голове теперь нет капюшона.

В эту минуту она, кажется, отдала бы жизнь, лишь бы накрыть чем-нибудь голову. Зачем она пожертвовала такими красивыми волосами? Когда Тильда отрезала первую прядь, Николь уже понимала, что попытка убежать обречена на провал. Ее все равно поймают. А теперь придется жить с доказательством собственной глупости не один год.

– Джос! – позвал Гиллиам Фицхенри. – Поедешь с моей леди, составишь ей компанию.

– Я не твоя леди, – предупредила она хриплым голосом.

– Скоро станешь ею. Мы приедем в Эшби и поженимся.

Слова прозвучали так, словно женитьба была делом решенным.

– Ты не сможешь силой заставить меня сделать то, чего я не хочу, – возразила Николь, но зерна страха уже упали ей в душу. Она предала своих крестьян, у людей нет причины поддерживать ее, выступая против Фицхенри.

– Увидим.

Тот, к кому обратился Гиллиам, оказался мальчиком на пони. Он подъехал и остановился рядом с высоким жеребцом. Джос уставился на Николь, глаза на серьезном личике казались старше его самого.

– Так рассматривать человека невежливо, – сурово произнесла девушка.

– Простите, леди Эшби, но я ни разу в жизни не видел женщины в мужском платье. – Мальчик ответил не по-детски спокойным голосом. – Уолтер говорит, что вы убили тех воров. Это правда?

– Да. – К Николь снова вернулась тошнота, и девушка поблагодарила Бога за то, что позыв был не такой сильный, как прежде.

Ее пленитель, отъехав вперед, собирал людей, призывая трогаться в путь. Коротконогая лошадка мальчика рысцой трусила рядом с ее лошадью, парнишка комично подпрыгивал в седле.

– Вы убьете лорда Эшби?

– Он вовсе не лорд Эшби. – Николь сердито посмотрела на мальчика, и у нее вдруг мелькнула мысль, что убивать не такое легкое дело, как ей раньше казалось. – А кто ты такой? Почему ты задаешь подобные вопросы?

– Я Джослин Фрейн, оруженосец лорда Эшби. – Голос звучал так печально, словно быть оруженосцем – жестокое наказание, удел похуже смерти.

– А почему тебе захотелось стать оруженосцем?

Паренек пожал худенькими плечами.

– То, чего я хочу, никого не волнует. Мама говорит, я слишком слабый и маленький, чтобы выдержать тяготы, выпадающие на долю оруженосца. Я скоро умру. – Джослин глубоко вздохнул, брови его горестно приподнялись.

Николь внимательно посмотрела на своего спутника взглядом опытного лекаря. Под алыми пятнами на щеках кожа была бледной, но естественного цвета. Никаких темных кругов под глазами, указывающих на чахотку.

– Ты выглядишь вполне здоровым, – заметила она, помолчав.

– Откуда вы знаете? – негодующе спросил мальчик, глядя на нее в упор. – Меня привезли сюда против моей воли. Я хочу умереть.

– Стало быть, мы оба пленники, да? – спросила она, заметив, что мальчика одолевают те же чувства, что и ее. – Ну что ж, если я сумею освободиться по дороге, можешь поехать со мной.

– А куда мы отправимся? – спросил он, и его карие глаза засветились любопытством.

И в самом деле, куда? Какое бы направление она ни выбрала, везде есть мужчина, караулящий ее, чтобы схватить и забрать в плен. Николь поморщилась, затем пожала плечами.

– Хотела бы я знать.

– Но по крайней мере мы можем поехать вместе, – сказал мальчик, и лицо его немного разгладилось.

– Да, верно, – согласилась она. – Вообще-то ты странный парнишка, Джослин Фрейн, но ты мне нравишься.

Казалось, ее заявление понравилось ему, он улыбнулся. Гиллиам торопил своих людей, поэтому пришлось закончить беседу. Они ехали долго по плохой дороге, на землю вот-вот должна была опуститься ночь.

К концу дня дождь прекратился, но подул сильный ветер. Холодное дыхание зимы ощущалось тем сильнее, чем дальше на север они углублялись. Наконец на небо выплыла луна.

Джослин совершенно вымотался, и Гиллиам, заметив это, взял мальчика к себе на лошадь. Он посадил его так, как недавно сидела Николь. Сама она не могла вспомнить, когда последний раз была столь уставшей и замерзшей. Накидка слабо защищала от пронизывающего ветра. Задрожав, она подумала, как хорошо ей было бы сейчас ехать с Гиллиамом.

Эта неожиданная мысль заставила ее резко выпрямиться в седле. Да что же она за человек, если ее тянет в объятия убийцы отца? Черт побери, Гиллиам с помощью доброты заманил ее в ловушку. Без сомнения, лишь этим можно объяснить, почему он все время спрашивает ее о самочувствии и останавливается по ее малейшей просьбе.

Вцепившись в луку седла, Николь опустила глаза и сидела так, пока ненависть не вернулась к ней. Пусть он думает, что приручил ее. Сейчас они совсем близко от Эшби, на расстоянии броска одного камня. Преданные крестьяне спасут ее от него. Она очень надеялась на это.

Николь вздохнула. Как ей хотелось, чтобы ее надежда не оказалась напрасной. Почему она волнуется? Конечно, ее люди никогда не согласятся, чтобы она против своей воли вышла замуж за убийцу их хозяина. Отца в деревне любили, несмотря на то, что он был ленив и несколько легкомыслен в ведении хозяйства. В память об отце они откажут Гиллиаму.

Группа всадников одолела последний поворот, и возбуждение вытеснило все тревоги и заботы из сердца Николь. Она жадно всматривалась в ночь, стараясь не упустить ни одной мелочи. В свете звезд девушка могла видеть только неясные тени, но зато она слышала шум реки, бегущей вдоль дороги, и шуршание ветра в густом лесу. С каждым вдохом она втягивала знакомый запах дыма из очагов, аромат свежевспаханной плодородной земли и скошенной травы.

Они с шумом преодолели мостик и, так как собиратель пошлины давно отправился спать, беспрепятственно вступили в деревню под дружный лай собак и гогот гусей. Николь удивленно смотрела на аккуратные домики под соломенными крышами на фоне ночного неба. Она хорошо помнила, что в июне Гиллиам сжег здесь все дотла, готовясь к осаде Эшби, и в ноябре рановато было ожидать, что деревня возродится. Как это ее люди умудрились так быстро отстроиться?

Вместо того чтобы ехать к воротам Эшби, Гиллиам направил коня в другую сторону и остановился перед церковью, общей для господ и простолюдинов. Церковь стояла прямо под защитной стеной Эшби, выделяясь в темноте черным квадратом.

Николь улыбнулась, недоверчиво покачав головой. Как глупо с его стороны думать, что он может жениться на ней прямо сейчас. Люди наверняка не захотят вставать среди ночи, да и сам отец Рейнард всегда любил поспать. Ну что ж, пускай попробует. Ему же хуже.

– Теперь все, кроме Альфреда, оставьте лошадей и идите к дому управляющего, – велел Гиллиам. – Уолтер, расскажи Томасу о моих намерениях. Помоги ему поднять всю деревню. Я хочу, чтобы все до одного пришли сюда и стали свидетелями. Даю тебе четверть часа. Если потребуется, разрешаю тебе пригрозить оружием.

– Да, милорд, – ответил Уолтер. Заскрипело седло, зазвенел металл, жеребец, перебирая ногами, громко заржал. Пятеро солдат спешились и напряженной от долгого сидения в седле походкой направились к дому отца Тильды, быстро растворившись в ночной темноте.

– Джослин, тебе придется снова пересесть на пони, – сказал Гиллиам своему оруженосцу, спуская мальчика на землю.

Тот спотыкаясь побрел к пони и долго не мог попасть ногой в стремя, прежде чем наконец забрался в седло.

Гиллиам спешился и повернулся к оставшемуся подле него солдату.

– Альфред, поезжай с Джо в дом и подними прислугу. Возьми с собой вот это. – И рыцарь подал солдату плащ и меч.

Николь взглянула на пояс Гиллиама. Оружия на нем больше не было. Девушка, поморщившись, пожала плечами. Что ж, он лишает ее возможности отнять у него оружие, но и сам остается безоружным перед ней.

– Пришли двух конюхов, пусть отведут лошадей в конюшню, – продолжал отдавать приказы Гиллиам. – Только охрана может оставаться на месте. Все остальные станут свидетелями, даже стадо свиней. Принести все необходимое для костров и факелов. Я хочу, чтобы пламя горело по обеим сторонам входа в церковь и чтобы все держали факелы. Пусть будет светло как днем.

– Да, милорд, – ответил солдат и, держа в поводу пони Джослина, пошел к воротам дома, находившимся в нескольких сотнях ярдов.

Гиллиам подошел к Николь и положил руки ей на талию. Собираясь вынуть девушку из седла, он слегка обнял ее. Но Николь словно прилипла к седлу, понимая, что настало время собраться с силами и дать ему отпор.

– Итак, нашему миру конец, – констатировал Гиллиам без всяких эмоций. – Что ж, как хочешь. Но прими во внимание, миледи, что я устал и проголодался. Лучше не зли меня.

– Если хочешь отдохнуть и поесть, уезжай из Эшби, я тебя не держу. – Голос девушки дрожал; ее знобило. – Почему ты никак не уймешься? Я же сказала, что не выйду за тебя замуж. Ты не сможешь заставить меня силой.

– Вынь ноги из стремени или приготовься к боли, когда я стану вытаскивать тебя из седла. – В голосе рыцаря по-прежнему не было ни злости, ни раздражения.

Да, сопротивление, конечно, дело хорошее, но только не за счет собственных измученных ног. Николь высвободила ноги из стремян, и Гиллиам, взяв девушку на руки, понес ее к хижине позади церкви. Как и все домики в деревне, она была покрыта соломенной крышей. В загоне рядом с огородом вздыхали овцы отца Рейнарда.

Гиллиам прошел по хорошо утоптанной тропе к деревянной двери. Одной рукой ему пришлось стучать, а другой держать девушку, поэтому Николь, потеряв опору, чуть не упала. Невольно она вскинула руку и ухватила Гиллиама за шею; под пальцами чувствовались твердые мускулы. Он постучал в дверь второй раз.

– Отец Рейнард, откройте наконец своему господину!

Ветер обвевал Николь, играл волосами, добираясь до голой шеи. Ее накидка была завязана только на плечах, поэтому холодный воздух свободно гулял под ней. Николь, задрожав, прижалась к плечу Гиллиама. За дверью раздался скрипучий голос отца Рейнарда.

– Иду, иду.

От этих двух простых слов, произнесенных таким знакомым голосом, Николь сразу почувствовала себя под надежной защитой.

Она едва удержалась от радостного вопля. Дома! Она дома. Люди любят ее и никогда не позволят причинить ей боль или зло.

Засов со скрипом отодвинулся, двери на кожаных петлях, смазанных маслом, с тихим шорохом распахнулись.

– Входите, – пригласил священник и пошел обратно в единственную комнату. Его башмаки на деревянной подошве глухо стучали по утоптанному земляному полу. – Дайте-ка минуту, я зажгу лампу. А потом расскажете, что привело вас ко мне в столь поздний час.

Подойдя к очагу, отец Рейнард обернулся. В свете звезд его лицо, круглое как луна и такое же бледное, показалось из темноты. Девушка с радостью смотрела на него.

Большой крючковатый нос над широким ртом, бородка с проседью, карие глаза в паутинке морщин под густыми бровями. Священник был совершенно лысый, как будто природа намеренно удалила всю растительность у него с головы, придав ему неповторимый облик.

– Святой отец! – воскликнула девушка, не в силах больше сдерживать радость возвращения домой. – Это я, Николь!

– О миледи! – возбужденно воскликнул священник. – Слава Богу! Вот проклятые пальцы, никак не могу открыть.

Послышалось шуршание, зазвенел металл, потом появились тлеющие угольки в очаге. Священник подержал возле уголька камышовую палку, пока ее кончик не занялся, потом поднес палку к фитилю лампы. Тонкий язычок пламени быстро разрастался, запахло прогорклым жиром.

– Милорд, – сказал священник, – как хорошо, что вы принесли ее сюда, ко мне. Какое счастье, что она цела и невредима.

Освещенный желтым светом, отец Рейнард повернулся. Бледная кожа приобрела цвет слоновой кости, глаза превратились в две темные ямки. Седина блестела в бороде. Священник был в грубой крестьянской тунике, явно надетой второпях, потертый ворот свободно болтался на худой шее.

– Я не собирался идти сюда, но очень хорошо, что вы ей обрадовались. Святой отец, вы должны сейчас же нас поженить.

Николь посмотрела на державшего ее на руках мужчину. В свете луны был отчетливо виден его точеный мужественный профиль. Спокойствие Гиллиама нервировало ее. Она чувствовала бы себя лучше, если бы Гиллиам злился, тогда она могла бы по крайней мере накинуться на него.

– Что? – Брови отца Рейнарда поползли вверх, отчего на лбу образовались глубокие морщины. – Я думал, что вы уже вчера поженились, милорд.

– Возникли сложности…

– Я отказалась, – перебила его Николь. – Я вообще не хочу этого брака.

– Да что же тебя заставляет отказывать ему? – изумился священник.

Сердце Николь упало. Кто-кто, а отец Рейнард должен был ее понять.

– Это был не просто отказ, – заметил Гиллиам. – Впрочем, объяснение может подождать. Итак, святой отец, берите свое облачение и пойдемте в церковь. Возьмите все необходимое для церемонии.

Все еще держа Николь на руках, Гиллиам повернулся, давая понять, что разговор окончен, и пошел из хижины. Священник, которому ничего другого не оставалось, как следовать за рыцарем, подчинился. Он семенил за Гиллиамом, делая два шага в то время, как его спутник делал один.

Они завернули за угол церкви, и Николь увидела пустой двор. Девушка вздохнула с облегчением. Конечно, никто не пришел и не придет.

Священник открыл дверь и торопливо зашел внутрь церкви, звонко стуча каблуками по каменному полу. Гиллиам тоже вошел, но, переступив через порог, сразу остановился и опустил Николь на пол.

Колени девушки затряслись, ноги едва ее держали, рана заныла. Николь покачнулась и ухватилась за Гиллиама, чтобы не упасть. Он позволил ей вцепиться в его руку, потом обнял.

Пламя лампы священника металось на сквозняке, пока он пересекал церковь. Установив светильник на алтаре, отец Рейнард надел облачение поверх туники, потом повесил на грудь большой крест. Пламя в светильнике снова заплясало, приближаясь к Николь. Отец Рейнард остановился прямо перед ними… и в крайнем изумлении уставился на девушку, наконец как следует рассмотрев ее.

– Боже мой! Что они с тобой сделали?

– То, что вы видите, сделала она сама, пытаясь убежать от меня, – объяснил Гиллиам. – Опустите лампу ниже и взгляните, что на ней надето.

Отец Рейнард так и поступил, и его лицо невольно вытянулось. Толстым коротким пальцем он потрогал кольчугу, потом коснулся одного из коротких локонов, свисавших у щеки.

– Боже мой и все святые! На этот раз она сделала из себя мальчика! – пробормотал он, едва сдерживая негодование.

– На этот раз? – рассмеялся Гиллиам. – Расскажите-ка, святой отец, что еще она вытворяла? Мне не терпится услышать.

Николь передернуло от его веселья. На девушку снова накатила ярость, способность рассуждать здраво улетучилась.

– Не смейся надо мной!

И Николь кинулась на Гиллиама с кулаками. Удар пришелся по руке, но через секунду девушка уже висела у Гиллиама на плече кверху задом, болтая ногами в воздухе. Она пыталась распрямиться, но синяк на боку давал о себе знать.

– Черт побери! Отпусти меня! Поставь на пол! – задыхаясь, требовала она.

– Миледи, прекратите. Нельзя вести себя так с мужем! – взмолился священник, пораженный неожиданным нападением своей питомицы на благородного господина.

– Эта грязная свинья мне не муж! И никогда им не будет! – вопила Николь. – Отпусти меня, ты, скотина – Кулаками девушка беспрерывно колотила Гиллиама в спину.

– С меня хватит твоих оскорблений! – закричал, в свою очередь, великан, и от мощи его голоса над головой задрожали балки. – Еще раз ударишь, тебе не поздоровится.

Потрясенная, но ничуть не испуганная его гневом, Николь затихла. Кровь стучала в висках.

– И что же будет? – Вопрос был задан смело, но ответа она ждала настороженно.

– Ударь и узнаешь, – произнес он мрачным напряженным голосом.

Неопределенность угрозы была хуже, чем конкретное обещание. Николь представить не могла, что у него на уме. Воображение рисовало разные варианты дальнейшего развития событий, и все малоприятные. Охваченная злостью и беспокойством, Николь чувствовала себя ужасно беспомощной, и поражение в поединке с Гиллиамом Фицхенри казалось ей весьма возможным.

– Милорд, отпустите ее, – попросил священник.

Николь облегченно вздохнула. Ей не придется подчиняться Гиллиаму, отец Рейнард убедит его.

Священник спокойным тоном продолжал увещевать Фицхенри.

– Пожалуйста, милорд. Отнеситесь ко всему спокойнее. Сейчас очень поздно, мы все устали. Пойдите спать, отдохните. Завтра утром все предстанет в ином свете. Женитесь на ней завтра.

– Святой отец, я не потерплю вашего вмешательства! – Слова Гиллиама падали в тишине, как тяжелые камни. – Речь идет не о ребенке, которого надо защищать. Перед вами вполне взрослая женщина. Она должна понять, что за оскорбления рано или поздно приходится расплачиваться. Я думаю, ей и так слишком долго потакали.

Глаза Николь широко раскрылись.

– Слишком долго потакали? – она едва не задохнулась от негодования. – Меня несколько месяцев держали, как в тюрьме. Мой дом отдали человеку, который лишил жизни моего отца. А мое естественное сопротивление твоему насилию ты называешь плохим поведением?! – Девушка заморгала, пытаясь отогнать набежавшие на глаза слезы. – Я ненавижу тебя!

– Можешь ненавидеть, если хочешь. Только не поднимай на меня руку, – резко ответил Гиллиам. – Поклянись, что ты никогда больше не ударишь меня, и я отпущу тебя. Но не давай клятву только ради клятвы. Я буду следить за тобой. Если нарушишь слово, берегись!

– Отец Рейнард, прикажите ему отпустить меня, – взмолилась Николь.

– Очень плохо, когда женщина бьет мужчину, – тихо произнес священник.

– Я ненавижу всех мужчин! – в ярости прорычала Николь. И, взяв себя в руки отчаянным усилием воли, отчеканила: – Извини, что ударила тебя.

На самом деле Гиллиаму не были так уж нужны ее извинения, поэтому он ничего не ответил, ожидая продолжения.

В висках у Николь бешено стучала кровь.

– Жестокий, ты выиграл эту схватку лишь по одной причине: ты больше и сильнее, а я ранена! Клянусь перед Богом на этом святом месте, больше я не ударю тебя Надеюсь, ты как следует насладишься своей победой.

Гиллиам по-прежнему молчал, не отпуская девушку.

Николь прекрасно понимала, чего еще он хочет. Голова ее раскалывалась, она так устала от борьбы.

– Пожалуйста, отпусти меня, – тихо прошептала она.

Рыцарь тут же поставил ее на ноги. Перед глазами Николь все поплыло. Она пошатнулась и ухватилась за Гиллиама. Он притиснул ее к своему боку.

Боже, как она его ненавидела! Ей ужасно хотелось оттолкнуть Гиллиама, но девушка понимала, что если сделает это, то не устоит на ногах. Ей не хотелось даже смотреть на него, она знала, что увидит на его лице улыбку. Этот бессердечный человек испытывает искреннюю радость от каждого ее поражения.

Она сердито вздохнула.

– Отпусти меня. Мне невыносимы твои прикосновения.

– Какая жалость. – В голосе Гиллиама звучала ирония. – А мне ты как раз кажешься ужасно привлекательной. Только немного дикой.

Насмешливый тон резанул Николь острее, чем нож Алана. Никто из мужчин никогда не считал ее привлекательной.

– Лжец! А теперь отпусти меня! Я могу стоять без твой помощи. – Девушка не смотрела на Гиллиама. – Отпусти сейчас же!

– Вряд ли я смогу удовлетворить твою просьбу до тех пор, пока святой отец не совершит обряд. Де Окслейд дышит мне в затылок, вот-вот здесь появится. Я не собираюсь уступать ему Эшби из-за того, что он дал клятву.

– Уступать Эшби де Окслейду? Что вы хотите этим сказать? – вопрос священника, заданный взволнованным голосом, привлек внимание Николь.

Отец Рейнард переводил взгляд с девушки на великана рядом с ней.

– Видите ли, святой отец, ваша госпожа уверяет, будто она обручена с соседом Эшби…

Гиллиам не успел договорить, как под сводами церкви гулко загремел голос священника.

– Что?! – завопил он, уставившись на девушку. Казалось, от удивления его глаза вот-вот выскочат из орбит. – Как ты осмелилась играть священными понятиями о браке!

– Отец, у меня не было другого выхода, – заспорила Николь.

Сквозь открытую дверь она видела приближающиеся факелы. К церкви подходили слуги, подчинившись приказу Гиллиама. Если она сейчас же не перетянет священника на свою сторону, ей конец. В отчаянии девушка вцепилась в рукав отца Рейнарда.

– Вы должны понять, – молила она, – я не собиралась оставаться замужем за тем хорьком. Как только Окслейд сошел бы в могилу, Эшби оказался бы в моих руках.

У отца Рейнарда от потрясения отвалилась челюсть, лицо застыло.

Гиллиам стоял так близко, что Николь явственно услышала его сдавленный смех.

– Бедная моя девочка. Теперь я понимаю, почему ты предпочитала его мне.

– Убийца! – Священник наконец сумел исторгнуть из себя хотя бы слово. Одновременно он сделал попытку отцепить ее пальцы от своего рукава. – Ты собиралась его убить?! Божья матерь! Явись и спаси бедную женщину от нее самой. – Отец Рейнард принялся громко молиться, потом, видимо, подумав, что небесного вмешательства недостаточно, решил призвать на помощь земные силы. Свободной рукой он схватил Гиллиама за руку и опустился перед ним на колени. – Милорд, умоляю вас, если вы в силах вытерпеть этот союз, позвольте мне немедленно совершить обряд. Правда, судя по ее словам, леди Николь не совсем в себе. Но она прекрасно лечит, может содержать в чистоте дом, ловко управляется на кухне. Ее сыры известны всей округе. Видит Бог, отец испортил ее тем, что отказывался хоть немного ограничивать ее свободу. Пожалуйста, милорд, я вижу, сколь отчаянно она нуждается в вашем руководстве. Может быть, вы сумеете восстановить то, что разрушил ее отец.

– Нет, отец Рейнард! – это был гневный и отчаянный крик. Николь охватила паника.

Гиллиам рассмеялся и прижал девушку к себе.

– Не бойтесь, я хочу ее в жены, не важно, сумасшедшая она или нет. Советую вам как следует сосредоточиться, вы же видите, она намерена бороться с нами до конца.

Николь извивалась, желая освободиться из его железных объятий. Когда Гиллиам подхватил девушку на руки, она попыталась воспротивиться. Тогда он слегка разжал руки, будто собирался уронить ее. Николь вскрикнула, обхватила его за шею, но в следующее мгновение сердито сжала кулак и замахнулась. Он удивленно приподнял брови.

– Что? Разве твое слово ничего не значит?

– Ты нечестным путем вырвал у меня клятву. – Но рука, занесенная для удара, сначала замерла в воздухе, потом опустилась. Нарастающий гнев требовал выхода, поэтому девушка схватила Гиллиама за ворот кольчуги. – Вообще все, что ты делаешь, нечестно.

Гиллиам посмотрел на девушку. В свете лампы и разгорающегося пламени факелов волосы рыцаря переливались, как золотые нити. Тени играли на его лице, подчеркивая красивый изгиб губ. Должно быть, от игры света выражение его лица казалось нежным, ласковым и немного печальным.

– Я знаю, – тихо согласился он, – но кричать из-за этого не стоит, этим делу не поможешь. Мы скоро поженимся, и тебе лучше попробовать извлечь из нашего союза что-то хорошее.

– Какая же я после этого буду дочь! – с болью в голосе воскликнула Николь.

Против воли одинокая слеза скатилась по щеке к подбородку девушки. Гиллиам открыл рот, желая что-то возразить, но Николь приложила руку к его губам, требуя, чтобы он молчал.

– Я не могу больше слушать, будто ты не делал этого. Я была там и видела сама.

Гиллиам прикрыл глаза, потом коснулся губами ее ладони. Девушка удивленно отняла руку. Когда он заговорил, его слова были похожи на глубокие вздохи.

– Ты неверно расценила мой удар. Если бы сейчас можно было повернуть время вспять! Как дорого мне обошелся тот взмах мечом, гораздо дороже, чем я мог себе представить.

– Нет! – сказала Николь окрепшим голосом. – Нет, я не принимаю твоих извинений и не выйду за тебя замуж. Крестьяне поддержат меня, они выступят против тебя.

– Я молю Бога, чтобы они не поддержали твое решение, – ответил рыцарь. И хотя секунду назад его лицо казалось печальным и сочувствующим, в этот миг оно сияло веселой улыбкой. – Сыры, которые ты умеешь делать, меня заинтриговали.

Николь отвернулась от Гиллиама, когда он на руках понес ее из церкви. Но даже поставив на ноги, он крепко держал ее сзади за кольчугу.

Николь сощурилась от яркого света, но потом, когда глаза немного привыкли к нему, посмотрела на огромную толпу у входа в церковь. Люди продолжали прибывать: завернутые в плащи, в накидки или просто в одеяла, с факелами, свет которых выхватывал из темноты только носы и брови. Николь не узнавала своих крестьян. Ночь делала всех похожими.

Ветер играл огнем факелов, иногда особенно сильные порывы подбрасывали в небо длинные языки пламени. Пригоршни искр рассыпались вокруг, кружась в диком танце. Внезапно ветер склонил пламя факелов в одну сторону: повалил густой вонючий дым чернее самой ночи.

Через толпу пробирался управляющий. По тяжелой походке Николь сразу узнала Томаса, отца Тильды. Под накидкой на нем была короткая туника, в свете костра девушка разглядела волосатые икры. Судя по всему, Томас торопился и не успел надеть штаны. Он был уже достаточно старым человеком, и его лицо имело мало общего с лицом красивой дочери. Томас был рыжеволос, с густой бородой и глубоко посаженными глазами, почти не видными на грубом лице.

Николь приготовилась улыбнуться приземистому человеку, посмотревшему прямо на нее. Однако лицо его сморщилось от разочарования, когда он увидел, что девушка сделала со своими волосами, и, покачав головой, управляющий отвернулся.

Да, Томас ее не поддержит. Она предала Эшби и теперь не может рассчитывать на его любовь. Еще одна слезинка покатилась по лицу Николь, и девушка сердито смахнула ее.

– Друзья мои, – обратился отец Рейнард к собравшимся на их родном языке. – Наш новый хозяин просит вас стать свидетелями его обручения с нашей хозяйкой. Леди Николь накануне отказалась обручиться с ним и пытается снова это сделать. Вы должны решить, в наших ли интересах поддержать ее или настоять на браке?

– Вы не можете со мной так поступить! – запротестовала Николь на том же языке. – Если вы решите его поддержать, вы предадите память моего отца. Не позволяйте человеку, который убил ваших любимых и разрушил ваши дома, стать новым лордом Эшби!

– Я отношусь к вам со всем уважением, миледи, но кто сейчас станет беспокоиться о том, что достойно или не достойно памяти? – медленно заговорил Александр Лейн, деревенский плотник. – Никаких убийств не было бы, не возьми ваш отец в плен лорда Грейстена и не держи его у себя. Нельзя осуждать лорда Гиллиама за то, что он пришел освободить родственника.

– Да как ты можешь его оправдывать? – не веря своим ушам возмутилась Николь – Ты тоже так скажешь, Джон Брук? – И она повернулась к угрюмому мужчине средних лет. – Твоя дочь погибла в тот день. – Девушка была одной из горничных Николь. Она выбрала именно Джона, потому что обычно он любил покричать обо всяких несправедливостях. Но сегодня все, казалось, были против нее.

– Моя дочь умерла, и теперь не важно, кто в этом виноват. Мне надо заботиться о доме и ферме. За последние месяцы я своими глазами наблюдал, как интересуется нашей жизнью лорд Гиллиам Оглядитесь вокруг: все, что он разрушил, спасая брата, он восстановил своим потом и кровью. Без его помощи нам не удалось бы снова возвести наши стены. Короче, благодаря ему у нас есть крыши над головой и неплохой урожай. Нам не страшны зимние холода.

– Ха! – мрачно воскликнула Николь, стараясь скрыть возрастающее отчаяние. – Разве вы не видите, что он помогал вам для того, чтобы купить вашу верность? Как только Гиллиам Фицхенри получит то, что хочет, можете не сомневаться, он сбросит свою маску, и вы увидите другого человека.

– Может, она и правду говорит, но после пяти месяцев жизни при лорде Гиллиаме мне не слишком в это верится. – Кузнец Уильям Смит скрестил на груди сильные руки. – А что обо всем этом скажет управляющий?

Томас вскинул косматую голову.

– Ничего не скажу. Вы все знаете, что леди тесно связана с моей семьей. Поэтому я оставлю свое мнение при себе.

Николь почувствовала некоторое облегчение. Если даже Томас не поддержит ее, то по крайней мере и не станет выступать против.

– Миледи, есть мужья намного хуже этого, – раздался томный женский голос, но его обладательницу не было видно в темноте. – Такой огромный мужчина поможет согреться в длинные зимние ночи.

Крестьяне расхохотались.

– А еще он хорошо плавает, миледи, – заявил какой-то ребенок, уверенный, что для мужа нет качества главнее.

– Хватит этой чепухи! – воскликнул Ральф Вуд. Его дребезжащий голос эхом отдался от стены церкви. Его слово имело большой вес, так как он владел самой значительной частью земли в деревне.

Толпа в ожидании его речи умолкла.

– Сейчас холодно. Завтра ни свет ни заря надо начинать молотьбу. И вот она, а не кто-то еще, закрыла мост перед лордом Гиллиамом, когда он появился, чтобы освободить брата. Именно она виновата во всем, что с нами произошло. Этот хозяин, ясное дело, лучше ее отца. Поэтому пускай говорит что хочет, а брак этот надо заключить, если мы хотим оказаться под надежной защитой со своими домами и фермами.

Николь покачнулась, ее сердце разрывалось на куски. Ее люди отказывают ей в поддержке, они винят ее в падении Эшби. Как же это вынести?!