Ветер бездны

Глава I

В назначенное время все собрались за городом в том месте, которое указал Удод. Лица мальчишек были серьезны и сосредоточены, никто не отпускал обычных шуток: все понимали — дело, на которое они идут, не может сравниться с тем, чем они занимались до сих пор. Впервые Соня пришла на сборище вместе с Хункаром. Дома она без труда отпросилась к Илинне: мать считала, что общение с благовоспитанными девочками может хорошо сказаться на необузданном характере младшей дочери. Но, увидев, что они собираются вдвоем с Хункаром, недоуменно взглянула на старшего сына.

Парень поспешил неловко объясниться:

— Я решил проводить Рыжую к Илинне.

Родители переглянулись. Келемет одобрительна хмыкнул:

— Ты, кажется, становишься настоящим мужчиной.

Соня с Хункаром, радуясь, что отделались сравнительно легко и расспросы не затянулись на неопределенное время, поспешили покинуть родительский дом. Всю дорогу они строили догадки по поводу предстоящего дела. Но на этот раз Удод не поделился планами даже с Хункаром.

— Идти придется далеко, — хмуро глядя на своих сообщников, сообщил главарь. — Лиг пять, а то и больше. Клинки у всех с собой?

Мальчишки дружно закивали головами. Удод удовлетворенно оглядел всех и скомандовал:

— Теперь за мной! Что делать, скажу на месте.

Идти, в самом деле, пришлось немало, но цели они достигли задолго до захода солнца.

— Вот за тем холмом, — Удод указал рукой на вершину, встающую над кронами деревьев небольшой рощицы, — на ночевку встанет караван.

— Караван?! — раздались изумленные голоса.

— А вы что думали? Всю жизнь лавки потрошить? — издевательски протянул Удод.

Ответа не последовало, и он довольно ухмыльнулся:

— Не бойтесь, для первого раза караван всего ничего. Их шесть человек, а нас… — Он обвел внимательным взглядом свою ватагу. — Все пришли?

— Все, все, — загалдели мальчишки.

— Значит, четырнадцать клинков, а со мной, — он гордо выпятил грудь, — пятнадцать. Здесь караулить не придется, — он, скривил губы в ухмылке, глянув на Соню, — всем найдется работа!

Та ответила ему злой усмешкой и отвернулась. Главарь меж тем продолжал:

— Караванщиков всех убить. Свидетелей оставлять не будем. Понятно? — жестко добавил он.

Все закивали головами, но далеко не с прежней готовностью. Мальчишки прекрасно понимали, что убивать — дело не шуточное. Не в лавку ночью залезть.

— Кто из вас уже убивал?

Отозвалось человек пять и среди них, к удивлению Сони, Косой Талгат и Хункар. Ее брат, которого она в душе считала рохлей и трусом, совершил убийство? Новость не укладывалась в голове девочки. Она с недоумением взглянула на Хункара, а тот в ответ только важно кивнул головой.

— Ладно, я-то знаю все ваши подвиги, — усмехнулся Удод, — а спросил для того, чтобы другие не струсили. Пойдем по двое, — он оглядел своих подчиненных, — Хункар, возьмешь вон его, ты, Косой, вместе с девчонкой, Волчий Клык, пойдешь с ним…

Распределив людей, главарь принялся объяснять каждой паре их задачу. Соня поняла, что она, похоже, ошибалась в Удоде. Этот парень, хотя поначалу и показался ей туповатым, но в своем ремесле разбирался неплохо. Ей и Талгату выпало снять второго дозорного, если караванщики выставят двоих. Первого взялся убрать сам главарь. Компания расположилась на некоторое время среди деревьев, пока не вернулись посланные в разведку Хункар и Волчий Клык.

— Подошли! — радостным шепотом сообщил Хункар. — Семь человек и двадцать лошадей.

— Хорошо! Ждем, пока стемнеет. Все помнят свою задачу? Смотрите в оба, это вам не по чужим огородам шастать! — зловеще усмехнулся он. — Кто не расстарается — нянчиться не буду, а здесь и оставлю на съедение шакалам. Мне хоронить вас некогда. Тюк! Тюк… — главарь грязно выругался, — заснул что ли, мерзавец?

— Я! — истошно вскрикнул задремавший подросток.

— Тихо, дубина! — зашипел Удод. — Переполошишь охрану. Ты что, отдохнуть сюда явился?

— Да я…

— Закрой рот! — оборвал его главарь. — Возьми своего напарника и беги к стоянке. Посмотришь, что там и как. И сразу назад… Понял, сонная задница?

— Понял, понял… — испуганно закивал головой Тюк.

Парочка, отправленная на разведку, не мешкая, заспешила к холму.

— Остальные хорошенько запомните, что я сказал: не зевать! Скоро отправимся. — Удод еще раз оглядел свою шайку. — Верю — удача сегодня с нами!

Он подобрался, его напряженная фигура и хищный блеск прищуренных глаз напомнили Соне голодного волка. Она, правда, никогда не видела этого зверя, но представляла его именно таким.

Когда стемнело, шайка, вытянувшись цепочкой, направилась к холму. Подойдя ближе, все остановились. Удод приглушенным голосом приказал:

— Тихо…

Парни замерли.

— Видите костры?

Шагов за двести за изгибом склона блеснул слабый отблеск огня.

— Теперь не зевать! — Главарь негромко свистнул и через некоторое время в кустарнике зашуршало, и появились Тюк с напарником.

— На караул выставили двоих, — свистящим шепотом сообщил Тюк. — Остальные в шатре. Второй дозорный с лошадьми там, неподалеку. — Он показал направление.

Небо было покрыто редкими облаками, но сквозь их пелену луна достаточно, хорошо освещала местность. Глаза, привыкнув к полумраку, четко различали все вокруг.

— Все готовы? — спросил главарь. — Косой с девчонкой обходите справа. Видели, куда указал Тюк? Ступайте! — получив утвердительный кивок Талгата, велел он. — Остальным разделиться и с двух сторон двигаться к шатру. Начинаем по третьему свисту. Вы, — он отыскал глазами Хункара с напарником и еще двоих, — как только увидите, что Талгат или Рыжая, — он кивнул в их сторону, — убрали парня, гоните к стоянке лошадей. Всех! Понятно?

Он еще чуть постоял, напряженно вслушиваясь вдаль, и махнул рукой:

— Пошли! Помните — у караванщиков могут оказаться и мечи, так что не зевайте.

«Чего же не прихватил хотя бы три-четыре сабли на всех? — подумала Соня. — Глупость какая-то: с кинжалами на вооруженных мечами людей! Неужели Удод настолько скуп? — вдруг сообразила она. — Мечи или сабли еще купить надо… Эх, пожалел десятка золотых!»

Но особенно раздумывать стало уже некогда: все дружно ринулись в разные стороны, выполняя распоряжения главаря. Соня с Талгатом поползли сквозь невысокую траву и редкий кустарник к дозорному с лошадьми. Через некоторое время девочка уже могла разглядеть долговязого мужчину, который, опершись на копье или пику — в слабых отблесках пламени невозможно было определить точнее, — помешивал палкой угли в маленьком костерке.

Соня толкнула Косого локтем.

— Вижу! — шепнул тот. — Я брошу клинок первым!.. Если промахнусь, метни вслед за мной.

Девочка, сжав губы, кивнула в знак того! что поняла.

— Готовься! — махнул рукой Талгат и быстро пополз вперед.

До костра оставалось шагов двадцать, когда подельники заметили, что кустарник и трава уступили место вытоптанной площадке, посреди которой и сидел дозорный. Поодаль паслись стреноженные кони. Мужчина сидел вполоборота к костерку и приглядывал за лошадьми, но временами крутил головой, осматриваясь по сторонам. Подобраться к нему ближе, без риска обнаружить себя, оказалось невозможным.

Чуть слева, из темноты, раздался тихий свист, похожий на голос какой-то птицы. Дозорный встрепенулся, привстал, но, не заметив ничего подозрительного, снова уселся у костра. Сигнал повторился. Талгат начал медленно приподниматься на одно колено, чтобы по третьему знаку Удода метнуть кинжал.

Внезапно налетевший порыв ветра взвил пламя костра, и в этот момент дозорный повернул голову в их сторону. Движущаяся тень заставила его вскочить на ноги. Ему вряд ли удалось различить среди поросли Косого, однако мужчина встревожился и поудобней перехватил копье.

Талгат метнул кинжал, не дожидаясь третьего сигнала, но второпях промахнулся и попал не в горло, куда целил, а в бедро караванщика. Тот, присев от боли, громко заорал. Теперь о внезапном нападении не могло быть и речи: слева от них, там, где стоял шатер у большого костра, раздались ответные крики. Раненый Талгатом дозорный выхватил саблю и, припадая на одну ногу, ринулся в сторону растерявшегося мальчишки.

— Соня!

Но сдавленный крик Косого оказался лишним. Девочка, чуть отклонившись назад, уже метнула кинжал. Клинок вонзился прямо в горло бегущего к ним человека. Тот машинально сделал еще пару шагов и рухнул ничком. Изо рта хлынул поток крови, заметный даже в тусклом свете луны. Соня выдернула свое оружие из раны и, вытерев клинок о его же куртку, спрятала в ножны.

— Не забудь, — она повела головой, указывая подбородком на ногу мертвеца, из которой торчал нож Косого.

Не глядя на тело мужчины, который мгновение назад был жив и здоров, а теперь лежал, застыв, с раскинутыми по траве руками. Соня не испытывала почти никаких ощущений.

Она хладнокровно убила человека? Необходимость, не более. Иначе это ее кровь сейчас бы впитывалась в землю. Главное в жизни — опередить противника, хоть на волосок, хоть на вздох, на удар сердца, и нанести удар первой.

— Змея! — похвалил девочку Талгат. — Теперь быстро к нашим, может, нужна помощь!

Они бросились к месту, где стоял шатер. Оттуда неслись громкие крики и шум борьбы. Соня оказалась права: жадность Удода, не захотевшей снабдить никого из своих мечом или саблей, дорого обошлась троим мальчишкам. Их неподвижные тела виднелись почти у самого костра. Но силы все-таки были неравны — пять человек, не вполне очнувшиеся со сна, пусть и неплохо вооруженные, против десятка ловких, умеющих работать кинжалом молодых разбойников.

Главарь, услышав вопль раненного Косым дозорного, не раздумывая, кинулся на другого, а подоспевший Гафур добил бешено сопротивляющегося караванщика. Но спасая главаря, он подставил спину выбежавшему из шатра воину. Парнишка только и успел, что обернуться… Его тело лежало среди тех, кому сегодняшней ночью повезло меньше всех, а лицо было располосовано мечом. Соня узнала беднягу лишь по одежде.

Девочке на мгновение стало жаль его, хоть он всегда и задирал их, городских, да и вообще казался ей весьма неприятным, злобным типом. Потери шайка понесла из-за того, что несколько замешкались те парни, в чью задачу входило перебить караванщиков, отдыхающих в шатре. Главарь, возбужденный и довольный, властно отдавал распоряжения:

— Быстро собирайте поклажу! Где эти, с лошадьми?

Соня, поймав в отблеске костра его взгляд, внезапно поняла, что Удод нимало не огорчен гибелью своих подельников. Его сейчас занимали только размер добычи и стремление поскорей покинуть разоренную стоянку.

— Почему не дождался третьего свистка, засранец? — напустился он на Косого.

— Понимаешь… — начал оправдываться Талгат, — он сам…

— Молчать! Завтра разберемся! Присоединяйся к остальным! А ты, — он кивнул Соне, — побудь рядом, может быть, еще понадобишься. Мальчишки, подгоняемые криками Удода, носились как нахлестанные, подготавливая к перевозке вьюки и упряжь.

— Клык! Клык! — крикнул Удод.

Бегущий мимо них Волчий Клык резко остановился.

— Проверь у всех карманы и кошельки! — Приказал главарь. — И у наших тоже, — усмехнулся он, и в его глазах Соня вновь уловила зловещий блеск, — им ничего больше не понадобится. Лошади, где лошади? — снова заорал он.

В тот же миг послышался топот копыт, и на поляну влетели верхами Хункар и трое других, каждый вел за собой в поводу двух-трех коней.

— Не торопишься, растяпа! — Предводитель шайки раздраженно накинулся на Хункара.

— Да мы…

— Скорей грузите, — отмахнувшись от его объяснений, приказал Удод, и все бросились навьючивать поклажу.

— Ха! — Он довольно потер руки. — Теперь нас на трех человек меньше и каждому как раз достанется по верховой лошади. Сумеешь добраться до города в седле? — Главарь повернулся к Соне.

Девочка усмехнулась. Хункар подставил кулак, и она легко взлетела на спину серого жеребца, которого подвел кто-то из мальчишек. Поймала ногой стремя и спокойно наблюдала сверху, как Волчий Клык ссыпает в поставленный главарем мешочек улов, добытый из карманов и кошельков убитых.

— Держи, Рыжая! — Удод кинул добычу девочке. — Отдашь потом, когда спрошу. По коням! — гаркнул он, увидев, что лошади навьючены.

Глава II

Удод вскочил на рыжую кобылу и медленной рысцой тронулся вперед. Остальные двинулись за ним цепочкой. Назначенные главарем вели в поводу вьючных лошадей; трое, среди которых оказалась и Соня, замыкали колонну.

— Как же так? — наклонившись к Хункару, спросила она тихим шепотом, чтобы не слышали другие. — Наших мальчишек даже не закопали…

— А! — пожал плечами брат. — До утра шакалы и гиены только кости оставят и от наших, и от караванщиков… пустая забота. Потратим время, а за это головой поплатиться можно.

Соня, с сомнением покачав головой, ослабила повод своего коня и поскакала вперед. Все ехали молча, но лица мальчишек горели от возбуждения, события прошлой ночи еще не отпускали их.

Когда подъехали к городу, Удод повел своих спутников прямо к пролому в стене, за которым начиналось бесконечное нагромождение лачуг Ослиной пустоши. Они проехали несколько пустынных в это раннее время проулков, и Удод остановив свою лошадь, соскочил на землю. Тут же приотворились большие ворота какого-то двора. Их явно ждали, и все поспешно двинулись внутрь…

Человек в плаще с капюшоном немедленно: затворил тяжелую створку. Он подошел к главарю, и Соне показалось знакомой походка этого мужчины. Когда тот, отбросив капюшон, обменялся с Удодом несколькими словами, она чуть не вывалилась из седла — это же отец Талгата!

— Быстро спешивайтесь, расседлывайте лошадей, снимайте поклажу, — негромко, но четко велел Удод.

Мальчишки засуетились, исполняя приказ. Соня, спрыгнув с жеребца, подошла к Талгату:

— Ты знал?

— А ты как думала! — довольно осклабился тот. — Если большой улов, мы почти всегда привозим его моему отцу, — добавил он.

— Он знает, что я с вами?

— Этого я ему не говорил, клянусь всеми богами! — горячо заверил ее Косой. — Ты отойди в сторонку, за лошадей, может, он тебя и не заметит.

Совет припоздал. Рашмаджан направился прямо к сыну, но, не дойдя пару шагов, увидел Соню и остановился, как вкопанный:

— Ты? — не сказал, а скорее прохрипел Рашмаджан.

Видимо, от великого изумления он на миг потерял голос.

— Да, — просто сказала Соня. — Чего ж тут удивительного? Вон твой сын и мой брат, — он указала на Хункара, который поблизости снимал вьюки, — занимаются этим промыслом, а почему мне нельзя? Что тебя так поразило? Я ничем не хуже их!

— Но ты… — Он подумал немного, подбирая подходящее возражение, но, не найдя другого, вынужден был сказать: — Ты же девочка!

— Девочка, мальчик — какая разница? — усмехнулась Соня. — Важно, чтобы человек был подходящий, с головой на плечах, да и руки росли, откуда следует. Так ведь, Талгат? — повернулась она к Косому.

— Верно, отец! — подтвердил ее приятель. — Рыжая сегодня мне жизнь спасла. Если б не она, тот караванщик, видят боги, проткнул бы меня саблей. Я тебя еще не успел поблагодарить. — Он с восхищением посмотрел на Соню. — Значит, судьба, — вздохнул Рашмаджан. — Меня когда-то спас твой отец, а моего сына — ты… Наша семья в неоплатном долгу перед вами!

— Так это правда? — спросила Соня.

— Что «правда»? — насторожился собеседник.

— Что ты и мой отец… — начала девочка, но Рашмаджан, не дослушав ее, повернулся к сыну, удивленно вращая глазами:

— Все разболтал, паршивец? — Он с размаху влепил сыну крепкую затрещину. — Зря ты его спасла, — усмехнулся он Соне, — болтунов убивать надо! Точно тебе говорю!

— Но ты же сам все рассказал ему, — вступилась за Талгата девочка.

— Я говорил ему, как сыну, надеясь на то, что он сможет держать за зубами свой длинный язык. Трепливая баба! — Рашмаджан в сердцах залепил Косому еще одну оплеуху.

— Что это вы не поделили? — Услышав шум, к ним подошел главарь шайки.

Рашмаджан усмехнулся.

— Просто беседую с сыном. По-родственному. Получил все сполна? — спросил он у Удода.

— Да. — Главарь поднял вверх зажатый в правой руке небольшой кожаный мешочек.

— Ну и хорошо, — кивнул Рашмаджан. — Она тебе сегодня понадобится?

— Зачем? — криво улыбнулся Удод.

Соня одарила его неласковым взглядом, и ухмылка с лица вожака мгновенно исчезла.

— Нет, нет! — торопливо добавил он, — сейчас всех распущу по домам.

— Не хочешь ли ты поговорить со мной? — повернулся к Соне Рашмаджан. — И позавтракать.

— Согласна. — Соня, бросив главарю мешочек с награбленными у мертвых деньгами, пошла вслед за отцом Косого.

— А ты, сучий потрох, — обернулся он к Талгату, — дуй домой, пока я тебя не угробил, да скажи матери, что скоро буду.

Девочка посмотрела на удрученное лицо парня и, не удержавшись, подмигнула. Талгат отреагировал вяло. Он, насупившись, потирал щеку, которая еще горела: отец приложил от души, а рука-то у него была тяжелая.

Пройдя за Рашмаджаном в низкую каморку, Соня присела на короткую лавку, стоявшую около деревянного стола, такого старого, что между досками столешницы образовались щели в палец шириной. Отец Талгата сел напротив и, положив локти на стол, подпер ладонями подбородок и некоторое время молча смотрел на девочку. Потом обернулся, достал из небольшого сундучка и доставил перед ней тарелку с сыром и вяленым мясом. Хмыкнул и добавил к угощению кувшин вина. Появилась и пара кружек.

— Так что ты хотел мне сказать? — спросила она, засунув в рот кусок солоноватого сыра.

— Прежде всего, попросить: не говори отцу о том, что мой разгильдяй все выболтал…

— Понимаю.

Жевать и улыбаться оказалось делом трудным, даже для Сони.

— Он будет вне себя от ярости, если узнает… — тихо продолжал Рашмаджан.

В голосе его слышался нескрываемый страх.

— Боишься, что убьет? — предположила Соня, и по: изменившемуся лицу собеседника поняла, что не ошиблась.

— Да… — прошептал Рашмаджан, будто опасался, что его кто-то услышит. — Келемет не щадил никого и никогда. В Аграпуре у него кличка была среди… — Он замялся, но девочка пришла ему на выручку, подсказав:

— Среди разбойников?

— Угу, — потупился отец Талгата, словно услышал из уст ребенка непристойность.

— Продолжай!

— Его называли Бешеный Гирканец. Там было много лихих людей, но твой отец считался среди них атаманом, никто не осмеливался ему перечить.

— А сейчас? — внезапно спросила Соня.

— Что сейчас? — недоуменно переспросил собеседник.

— Он продолжает…

— Нет, что ты! — замахал на нее руками отец Талгата. — Теперь Келемет почтенный купец. У него другие дела… — И тут же осекся, словно сболтнул лишнее, но Соня ничего не заметила.

— Расскажи мне о его прошлом, — удобнее пристраиваясь на лавке, потребовала девочка.

Рашмаджан налил вина из кувшина, подвинул кружку Соне. Пригубил сам.

— Нет, — он никак не мог решиться продолжить тягостный для него разговор, — не могу!

— Не можешь? — почувствовав, что этот грузный, лысеющий мужчина не осмелится ей перечить, Соня тихо, с расстановкой добавила:

— Мне очень хочется узнать, чем занимался в молодости мой отец. Но если ты не желаешь говорить, то придется обратиться к нему самому. Может, он кое-что вспомнит…

— Да ты что? — Рашмаджан пришел в такой ужас, что у него даже щеки затряслись. — Ладно, ладно… Так и быть, спрашивай.

— Он много людей убил?

— Кто считал? — вздохнул отец Талгата. — думаю, и Келемет не знает.

— Я жду, — требовательно заявила девочка.

Рашмаджан воззрился на нее с недоумением, но, почесав затылок, все же начал рассказ.

Глава III

— Аграпур, — отец Талгата сладко причмокнул, словно не слово произнес, а прожевал шербет или сладкий орех, — совсем не такой город, как эта дыра. В пять раз больше, а богаче в десять. Вокруг него высятся стены, крепостные ворота окованы железом. Никто не войдет в город, не заплатив дань страже. Не то что здесь, — усмехнулся Рашмаджан, — целый караван явится в Ослиную пустошь, а никто его и не заметит.

— Да, мать тоже не любит Майран. Но ты отвлекся, меня интересует прошлое отца, а не порядки в Аграпуре, — напомнила она.

— Верно, — кивнул головой ее собеседник, — просто дело происходило именно там, потому я издалека и начал. Потерпи чуток, и ты услышишь все. Я обещал, и слово свое сдержу. — Он немного помолчал, словно вглядываясь в прошлое, затем продолжил: — Мы познакомились с Келеметом давно, совсем молодыми. Тогда твои родители еще и не знали друг друга. Я был членом шайки Синих Тюрбанов. Она существовала с давних времен, может, лет пятьсот или больше — так говорили все. Главари принадлежали одной семье, не буду упоминать ее имя, тебе оно ничего не скажет, да и никого из них уже нет в живых — род прервался. Принимали они только гирканцев и только по очень хорошему знакомству. Поручитель отвечал головой за того, кого привел. Если новичок оказывался трусом или утаивал часть добычи, то расправе подвергались оба.

— А как ты попал к ним? — перебила Соня.

— О, это весьма необычный случай, — небрежно сказал Рашмаджан, но по лицу мужчины легко читалось: он невероятно горд тем, что; произошло много лет назад. — Я был в те времена погонщиком верблюдов у одного караванщика и однажды нашел в пустыне раненого. Я подобрал несчастного и тот выжил. Хотя казалось, что истощенный и потерявший много крови; бедолага вряд ли протянет до Аграпура.

— Неужели? — с иронией спросила девочка. Твоя доброта достойна похвал. — Сомневаться в правдивости собеседника ее заставила всем известная жадность Рашмаджана.

— Ну, как сказать… — замялся достойный муж, чувствуя себя крайне неуютно под взглядом насмешливой девчонки. — Видишь ли, он пообещал…

— Много? — засмеялась Соня. — А то я подумала, что ты один в вашем роду такой…

— Какой? — насторожился Рашмаджан.

— Да не чета сыну, — усмехнулась Соня. — Талгат вечно норовит заработать хотя бы медяк.

— Ты молода и глупа! — рассердился Рашмаджан. — Я учу его бережливости, как меня учил этому мой отец. Чего сорить деньгами, если они достаются тяжким трудом? Моя наука идет ему впрок! Тут медяк, там серебряный — глядишь, и золотой в кармане.

Он припал к кружке. Потом засунул в рот большой кусок мяса и принялся сосредоточенно жевать, недовольно сопя. Налил себе еще и проворчал:

— Ты будешь слушать или нет?

— Буду, буду, — успокоила его девочка.

— Так вот, — продолжал отец Талгата, — этот человек оказался двоюродным братом предводителя Синих Тюрбанов. Родственником самого Анвара!

— А ты этого не знал?

— Представь себе, не знал. Этот Самат ехал к нам из другого города, когда на него напали и тяжело ранили.

— Странно, — не выдержала Соня, — напали, а не убили. Зачем оставлять свидетелей?

— Да-а… — пожевал губами опешивший Рашмаджан. — Вся в отца! Узнаю Келемета. Вижу, девочка, от тебя нужно держаться подальше, иначе не выживешь. — Улыбка Сони не сулила ничего хорошего.

Собеседник взглянул на нее с удивлением, и в глазах его мелькнуло нечто вроде уважения к рыжей соплячке.

— В общем, — он снова почесал в затылке, — тот человек замолвил за меня словечко Анвару. Сама понимаешь, в знак благодарности, да и рубакой я был тогда совсем неплохим, — самодовольно добавил он.

— Ну а какое отношение к твоим успехам имел отец? — поинтересовалась девочка.

— Я как раз к этому подхожу, — почему-то понизив голос, сказал отец Талгата. — В городе Синих Тюрбанов боялись, как огня. Никто не решался с ними связываться. Как-то мелкая шайка Хромого Сабира, взяла одну лавку. Так себе людишки, не из особо ловких. Во всяком случае, мало кто про них знал. Копошатся себе, ну и пусть копошатся… — На лице Рашмаджана появилась, презрительная гримаса. — Так вот, погрузили они товар на двух ослов и собирались уже сматываться. Дело, сама понимаешь, происходило ночью. Кто ж днем ворует? — ухмыльнулся Рашмаджан, — На их беду в переулок, где подельники ограбили лавку, въехало человек двадцать из Синих Тюрбанов. И сам Анвар с ними.

— А ты?

— Я охранял дом главаря. Так вот, — продолжал он, — Анвар был в плохом настроении и велел отобрать добычу у Хромого Сабира. Просто решил повеселиться да указать воришкам, место. Кто ж посмеет перечить Анвару? Отдали безропотно, но один человек все-таки высказался: в ночном промысле, мол, все свои и негоже так поступать.

— Мой отец? — затаив дыхание, спросила девочка.

— Да, он, — вздохнул Рашмаджан. — Я его тогда не знал. Анвар рассвирепел и приказал убить нахального парня, да тот оказался не из пугливых…

— Ну! — Соня даже привстала в нетерпении. — Что он сделал?

— Убил троих и сумел удрать.

— Здорово! — восхищенно захлопала в ладоши девочка.

— Так-то оно так, — снова вздохнул отец Талгата, — но его узнали. Келемет ведь не с луны спрыгнул, а жил в Аграпуре с детства и многим был знаком. Я тоже слышал о нем от брата, с ним твой отец вел какие-то торговые дела.

— И что?

— А то, — покачал головой Рашмаджан. — Анвар пришел в ярость и приказал добыть его, хоть из-под земли и прирезать. Наши кинулись в дом Келемета, но его, разумеется, там не оказалось. Но Синие Тюрбаны убили его жену, ее мать, а жилье и лавку подожгли.

— Ничего не понимаю, — нахмурилась Соня. — Ты сказал, что мои родители тогда еще не познакомились…

— Да, — кивнул Рашмаджан. — Но Келемет в юности был женат на другой женщине, а с твоей матерью встретился позже.

Девочка сильно сдвинула брови. Она живо представила себе, как десяток бандитов издеваются над двумя невинными женщинами. В ней всколыхнулась жалость и к ним, и к отцу. Он ушел на дело, оставив семью, дом, а вернулся на пепелище, к обгорелым трупам. Соня в гневе сжала кулачки.

— Дальше! — требовательно воскликнула она.

— Дальше? — задумчиво повторил собеседник. — Мне пришлось познакомиться с Келеметом… — Он прикрыл глаза, пытаясь справиться с нахлынувшими на него воспоминаниями.

Соня молча ждала, наконец, Рашмаджан, заговорил вновь:

— Я уже сказал, что стоял в ту ночь на страже у дома Анвара, огромного дома, с садом, бассейном, окруженного крепкой стеной. Таких в Аграпуре нашлось бы немного, может, только у наместника пороскошней, да у пары вельмож, — медленно продолжал Рашмаджан. — Каждую ночь человек семь-восемь из Синих Тюрбанов охраняли самого главаря и его семью. Надо ли говорить, — гордо продолжал он, — какие умелые ребята мы были. Любой мог справиться с двумя, а то и с тремя воинами. Боялись нас все. В Аграпуре, да и за его стенами, не удалось бы найти человека, который по доброй воле, в твердом разуме, решился бы столкнуться с Синим Тюрбаном. Но один такой сыскался.

Соня вся превратилась в слух. Она впилась глазами в Рашмаджана, и тому показалось, что эти серо-стальные глаза с неподвижными бездонными зрачками пронизывают его насквозь. Он зябко повел плечами, удивляясь, как может обладать подобным взглядом молоденькая девчонка.

— Я нес службу во внутреннем дворике, у покоев Анвара и его близких. Остальные сторожили в других местах: кто в саду, кто у ворот один всегда сидел на крыше. Сама понимаешь, времена были неспокойные — а когда жизнь шла без тревог? — да и обиженных Синими Тюрбанами хватало, в общем, охрана имелась многочисленная и надежная…

Он снова надолго замолчал, собираясь с мыслями.

— Короче говоря, я ничего не услышал: ни шума, ни шороха, но внезапно почувствовал у своего горла холод лезвия. Меня спас подаренный братом шелковый платок, очень яркий: даже в ночном полумраке пурпурная материя переливалась и блестела. Брат купил два таких не то в Иранистане, не то еще где-то в тех краях и один отдал мне. — Рашмаджан весь съежился, будто вновь очутился в ночном карауле, а смертельный холод стали по-прежнему сковывает его движения и разум.

Я различил тихий, почти неслышный шепот, а в моих ушах он прогудел словно колокол:

«Как зовут твоего брата?»

«Ришат», — прохрипел я, уже прощаясь с жизнью.

«Я так и подумал, — лезвие чуть ослабило свой нажим, — считай, что тебе повезло. Ришат мой друг, и я пощажу тебя, если только будешь сидеть тихо, как мышь».

Ничего не оставалось, я согласился. Человек, держащий клинок, издал короткий смешок, взмахнул рукой, и я провалился в темноту. Потом Келемет рассказал мне, что для верности оглушил меня рукояткой кинжала. Вот этого! — Он кивнул на оружие, которое торчало из ножен Сони. — Отец подарил?

— Кто же еще? — фыркнула Соня. — Не отвлекайся!

— Да, это он, — не обращая внимания на возглас девочки, продолжал Рашмаджан. — Хороший клинок, — причмокнул он губами. — Не тяжел для тебя?

— В самый раз по руке, — усмехнулась Соня. Продолжай!

— Да, собственно, это все, — ответил Рашмаджан. — Келемет сумел проникнуть в сад, вырезать охрану, а как он расправился с Анваром и его семьей, он мне никогда не говорил. На следующий день жители Аграпура узнали, что какие-то люди ночью убили двенадцать человек в доме Анвара! После этого банды Синих Тюрбанов не стало. Оставшиеся попытались было найти убийц своего главаря, но их быстро постигла та же участь. Только я и Ришат, который спрятал меня в подвале своей лавки, знали, что произошло на самом деле: Келемет не прикончил меня, Но велел не показываться в городе. Он уничтожил всех! Подумай, он назидательно поднял вверх палец, — банду из трех десятков человек! Один! И не какую-то шайку, а Синих Тюрбанов.

На Соню рассказ произвел неизгладимое впечатление. Девочка сидела молча, сосредоточенно, как будто заново переживая события, о которых поведал Рашмаджан.

— А что произошло с твоим братом? — спросила она. — Я никогда не слышала о нем.

— Потом твой отец сколотил свою шайку посильнее Синих Тюрбанов. Такие дела проворачивал, что Анвару и присниться не могли! Главное, люди много лет не догадывались, кто такой на самом деле почтенный купец Келемет. Никто! Но нет ничего вечного — нас раскрыли. Свой же предал. А брат мой погиб. Уцелели только мы с Келеметом. Чудом удалось сбежать из Аграпура…

— А если вас найдут?

— Не успеют, — ухмыльнулся Рашмаджан. — У Келемета есть верный человек в столице, он многим обязан твоему отцу. В случае чего предупредит.

— Обязан — чем?

— Ну, это уже совсем другая история, — пробормотал растерянно сотоварищ Келемета.

— Расскажи, — потребовала девочка.

— Я и так много лишнего понарассказывал, — замялся Рашмаджан, но, увидев нахмуренные брови своей собеседницы, понял, что иначе отвертеться от Рыжей не удастся, печально вздохнул и начал:

— Мы торговали шелком с кхитайцами…

— С кхитайцами? — перебила Соня, в ее голосе послышались нотки презрения.

— А что? — недоуменно вымолвил Рашмаджан. — Чем они тебе не угодили? Любое дело не зазорно, особенно если приносит хороший доход. Торговля шла бойко, и мы ждали очередной караван из Хоарезма…

— А почему не морем? — вдруг поинтересовалась девочка.

— Морем, морем… — передразнил ее Рашмаджан, чуть не поперхнувшись от дерзости маленькой негодяйки, — много ты понимаешь. Конечно, переправлять товар на корабле было бы быстрее и дешевле, — он взглянул на Соню с некоторой долей уважения, — в этом ты права… но существовало в те времена Черное братство — пираты… Товар мог и не дойти. По суше надежнее. Караванщиком и был Маади… — Внезапно лицо рассказчика исказилось гримасой отчаяния. — Я назвал его имя… — прохрипел он, закрыв глаза ладонями.

— Да будет тебе, — фыркнула Соня, — ну проговорился, с кем не бывает… Уже забыла, как его зовут. Не беспокойся, я умею молчать.

— Так вот, — продолжал Рашмаджан, — утром в город прискакал погонщик, весь окровавленный, еле в седле держался. И рассказал, что на наш караван напали аквилонцы. Почти всех перебили, а товар забрали. Повезли, наверное, в Замору.

— Аквилонцы? — переспросила Соня и топнула ногой. — Ненавижу этих собак!

— Кто их любит? — отозвался отец Талгата, — Им давно пора как следует пощипать перья! Да, собственно говоря, Келемет тогда им показал… Он разъярился, ведь у него увели товар из-под самого носа. Мы сразу помчались в погоню, времени собирать людей недостало, и нас оказалось всего семеро. Это против полутора десятков рыцарей в броне… и хорошо вооруженных к тому же, — добавил он.

— Как же вы сумели? — Соня вся подалась вперед, не отводя взгляда от рассказчика.

— Мы — гирканцы, — самодовольно усмехнулся Рашмаджан. — Лук и аркан — ничего больше и не требуется. Я, знаешь ли, сам неплохой лучник, но такое видел впервые в жизни. — У него округлились глаза, как будто отец Талгата заново испытывал охватившее его некогда чувство изумления. — Мы догнали самодовольных болванов к полудню, Келемет с ходу закричал, чтобы те вернули нам верблюдов и товар. Аквилонцы лишь приостановились и захохотали… Конечно, они же видели, что нас вдвое меньше… Но что потом началось! — Рашмаджан, словно большой толстый кот, зажмурил от удовольствия глаза. — Я только успевал подавать стрелы твоему отцу, а он стрелял с поразительной скоростью в коней аквилонцев. Да так точно, что несчастные животные валились, как подрезанные стебли. Никто не успел и глазом моргнуть, а половина рыцарей уже валялась на земле, пытаясь выбраться из-под рухнувших лошадей. Остальные из наших, набросив арканы, стащили с седел неповоротливых вояк. Против нас, гирканцев, не особо повоюешь! — гордо заявил он. — Все произошло так быстро, что эти закованные в железо остолопы не успели даже мечи вытащить из ножен. Мы их добили дубинами, словно куропаток. — Рашмаджан залился дробным смехом.

— А Маади? — напомнила Соня.

— Ах, да… — Ее собеседник утер выступившие от смеха слезы. — Беднягу длинным ремнем привязали к верблюду. Аквилонцы прихватили нашего товарища для потехи, чтобы посмотреть: успеет ли тот за ходом отряда и сколько протянет без воды и пищи. Еле мы его потом выводили… Сама понимаешь, он на всю жизнь запомнил, как твой отец спас ему жизнь.

— Ненавижу их! — еще раз повторила Соня. — Я бы этих аквилонцев… всех… — Она с силой ударила по столу маленьким кулачком.

— Придет время, — согласно кивнул Рашмаджан, — и гирканцы покажут Золотому льву, кто истинный хозяин всей Хайбории. Еще попляшем на благородных костях!

Соня сидела не шевелясь. Она в свое время не до конца поверила рассказу брата, но теперь все встало на свои места. От услышанного кружилась голова и темнело в глазах. Подумать только, ее отец — грабитель, воин, герой, а она до сих пор так мало знала о нем!

Рашмаджан тоже сидел задумавшись. Казалось, только вчера его колени сжимали бока горячего скакуна, горячий ветер бил в лицо и ладонь ощущала привычную тяжесть сабли. Степь, бьющая черед край сила, молодость… Лицо Рашмаджана разгладилось, и он почти с нежностью посмотрел на разбудившую в нем воспоминания рыжую девчонку.

— За то, что сделал для меня твой отец, — торжественно сказал он, — ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь! Любую… Только — его лицо опять приняло умоляющее выражение, — прошу, не выдавай меня Келемету!

— Я обещала, — повела плечом девочка, — чтя никому не скажу, значит, так и будет!

Соня повернулась к двери и пошла к выходу, не оборачиваясь на притихшего Рашмаджана.

«Каким человеком был мой отец! — восхищенно и гордо повторяла она про себя. — Я сделаю все, чтобы походить на него!»

Глава IV

Дни катились один за другим, как обычно, но после разговора с Рашмаджаном девочку не покидало смутное и тревожное желание совершить что-либо достойное дочери такого великого человека, ее отца. Соню томили неясная тоска, нетерпеливое желание действий и жажда приключений.

По ночам она лежала без сна, раздражаясь дарящим вокруг покоем и легким посапыванием спящей рядом старшей сестры. Придумывала сотни способов расправы со своими врагами.

Правда, пока особых противников у нее не было. Удод, казалось, совсем забыл о том, как Соня опозорила его. Красочный рассказ Талгата о Сонином кинжале в горле дозорного, убедил главаря: девчонка не промахнется, если почувствует опасность.

Конечно — и Соня это прекрасно сознавала, — мстительный Удод просто выжидает удобный случай, чтобы рассчитаться с ней за свое унижение. Но пока он вел себя с нею ровно, даже выделял среди других своих подельников.

Они провернули несколько успешных дел, все члены шайки, в том числе и обитатели Ослиной пустоши, ходили сытые и довольные. А Соня просто не знала, куда девать принадлежавшую ей долю добычи — не нести же матери, на хозяйство!

Однажды девочка представила: вот она передает свое богатство Сиэри, попутно объяснив, откуда деньги… Соня долго не могла справиться с душившим ее хохотом. Она поделилась выдумкой с братом, и Хункар тоже долго смеялся, повизгивая от удовольствия и похлопывая себя по коленкам.

У него, как и у остальных, подобных забот не существовало: лист желтого лотоса, вино, портовые девки через короткое время не оставляли ни медяка в карманах. Тогда все впадали в некоторое уныние, за исключением Талгата. Безденежье товарищей приносило «бережливому» сынку достойного родителя хорошую прибыль.

— Смотрю, ты не в духе? — Соня вошла в подвал и наткнулась на Косого, сидящего у самого входа и меланхолично двигающего челюстями.

— Да нет, ничего, — неопределенно ответил мальчишка.

Действительно, сейчас Талгат был в мрачноватом настроении: его услуг не потребовалось — мальчишки жевали листья, купленные у других, не забывая одаривать приятеля насмешливым взглядом.

— Не грусти, — похлопала его по плечу Соня, поняв причину его подавленного состояния. — Сам знаешь этих недоумков, скоро опять прибегут к тебе. Расскажи лучше, что новенького?

— Тебе главный велел что-то передать, — вздохнув, ответил Талгат, — спроси у Клыка, он знает.

Девочка оглядела собравшихся в подземелье ребят. Все давно приняли ее как свою и относились к ней с должным уважением. В отсутствие Сони, конечно, обсуждались ее ноги, бедра, грудь, но и только. Руки распускать никто бы не посмел, все прекрасно помнили, что случилось при подобной попытке с их главарем. Сейчас подростки дружно жевали листья и находились, в самом что ни на есть прекрасном расположении духа.

— Что передал мне Удод? — спросила Соня, подойдя к Волчьему Клыку. Тот ухмыльнулся и нехотя процедил:

— Он сказал: ты вряд ли с этим справишься. Можешь отказаться, он простит…

— Совсем отупел? — Соню задела такая снисходительность. — Говори, что велено!

— Надо разведать, что происходит в подвале у Обезьяны.

Прозвище это было дано жителями Султанопура одному из городских сборщиков налогов за его неповторимое сходство с уродливым животным.

— Собираемся его навестить? — небрежно спросила она.

— Не знаю, — с рассеянным выражением лица произнес Волчий Клык. — Удод решит, стоит ли. Никому, кроме тебя, идти к Обезьяне не следует — там всех нас знают. Сразу засуетятся.

— Знаешь, как пробраться в подвал? — спросила Соня.

— Удод сказал, лезть туда вовсе не обязательно. Просто проберись в сад и загляни в окно, оно около большой чинары. В общем, на месте сообразишь. Собак у Обезьяны нет. Потом придешь и расскажешь мне, что выяснила. Вот и все.

— Всего-то? — удивилась девочка.

— Всего-то, — в тон ей ответил Клык, и девочке показалось, что в его голосе она уловила усмешку.

— И когда?

— Сейчас.

«Нет ли здесь подвоха?» — подумала Соня, но отказаться не позволила гордость. Она вышла из подземелья и направилась к дому Обезьяны.

«Надо быть поосторожней, этот подонок Удод запросто может подстроить мне пакость, — размышляла она. — Но какую?»

Рыжую не особенно беспокоило то, что прислужники Обезьяны могут поймать ее в хозяйском саду. Во-первых, пусть попробуют, если заметят, конечно; а во-вторых, всегда можно прикинуться заблудившейся дочерью уважаемых родителей. Слуги не посмеют грубо вести себя с прилично одетой девочкой.

«Нет, послать меня в ловушку Удод не посмеет, — решила она. — Или главарь сам собирается подстеречь глупую девчонку… Один? Вряд ли! Побоится. Отправится наверняка с кем-нибудь еще. С кем, интересно?»

Она стала перебирать в уме мальчишек, которых приметила сегодня в подземелье. Дважды себя перепроверив, удовлетворенно кивнула: были все, кроме Удода и ее брата.

«Да, но братец ему тут не помощник… Или опять нанял ублюдков? — задала она себе вопрос. — Нет! Тут что-то другое…»

Размышляя, таким образом, она сама не заметила, как очутилась почти у самой цели. Стоит перейти через площадь и за каменным забором начнется усадьба Обезьяны.

Соня свернула в переулок, по которому собиралась подобраться к саду с тыльной стороны — не идти же ей через ворота! Неторопливо прошла пыльной тропинкой вдоль высокой изгороди и; найдя в стене выемку, уперлась в щербатый камень носком ноги. Подтянулась, и через мгновение ее голова уже высовывалась над кромкой ограды.

Вечерело, и стало довольно темно, но что происходит за забором, разглядеть удалось. Девочка несколько раз пробежала глазами уголки сада, доступные ее взгляду, и, не обнаружив ничего подозрительного, решительно перемахнула внутрь. Оглянулась и приметила место, где казалось удобнее всего преодолеть каменную преграду в случае нужды.

Осторожно ступая по усыпанной прошлогодней листвой земле, направилась к дому. Сад Обезьяны толком и нельзя было назвать садом: так, несколько шелковиц да ореховых деревьев — старых, огромных, разросшихся до такой степей ни, что их ветки закрывали, чуть ли не половину крыши.

Дом выходил в сад глухой стеной, и только у самой земли виднелось небольшое окно. За ним горел свет, и тень от переплета лежала на песчаной дорожке, насыпанной вдоль фундамента.

«Вот то, что мне нужно, да и песок кстати! неслышно будет, как подойду…»

Соня на всякий случай еще раз оглянулась по сторонам и настороженно прислушалась. В соседнем дворе, за высоким деревянным забором, кто-то дразнил собаку, и она то хрипло лаяла, то переходила на жалобное повизгивание. Больше никакие звуки тишину не нарушали. Девочка медленно, стараясь ступать бесшумно, подошла к окну и заглянула внутрь.

Ничего примечательного она там не увидела. Обычное помещение, похожее на их собственный подвал, где свалены в кучу всякая рухлядь и старые вещи — вдруг пригодятся рачительному хозяину. Здесь повсюду стояли большие корзины, а в углу лежали набитые чем-то мешки. Еще в углу расположилась женщина, на вид лет двадцати, в длинной синей юбке, светлой просторной блузе с глубоким вырезом, открывавшим крепкую белую шею и ложбинку на груди.

Она ничего не делала, а присев на большой сундук, очевидно, прислушивалась к чему-то приводящему за стенами. Толстые зеленоватые втекла, вставленные в потрескавшийся заваленный переплет, не пропускали звуков.

«Ну и что я расскажу Удоду? — с недоумением пожала плечами Соня. — Самый обыкновенный подвал… Подожду немного…»

Она устроилась так, чтобы ее не заметили изнутри, и стала ждать. Ожидание не затянулось. Внизу открылась дверь, и вошел сам хозяин дома. Он был пожилым человеком, с узким лысым черепом, квадратным; подбородком с огромным, словно растянутым в стороны, ртом. Из-под закатанных рукавов белой рубахи торчали покрытые густыми волосами длинные руки, действительно похожие на лапы обезьяны. А лицо его с выдвинутой вперед нижней челюстью и толстыми широкими губами усиливало сходство с этим животным.

Он сказал несколько слов женщине, и та расплылась в довольной улыбке. Она встала со своего сундука и подошла к нему. Обезьяна снова открыл рот и, беззвучно для Сони, произнес что-то. Обхватил женщину своими лапами и притянул к себе. Молодка откинулась назад, засмеялась, довольно жмуря глаза. Хозяин дома приник к ее открытой шее, впился в нее поцелуем. Женщина выгнулась еще больше, и некоторое время они оставались в такой позе. Соня смотрела на парочку и недоумевала: зачем ее послали сюда? Наблюдать, как этот старик своим слюнявым ртом целует служанку? Обладатель нелестного прозвища меж тем не остановился на достигнутом, его волосатая рука полезла в глубокий вырез и принялась шарить там. Он оторвался от шеи женщины, и на мгновение Соня увидела его лицо, на котором расплылась похотливая улыбка. А прислужница зашлась громким визгливым смехом, отзвуки которого, даже сквозь толстое стекло, долетели до ушей девочки.

«Какая мерзость! — подумала Рыжая. — Зачем же послал меня сюда главарь?»

То, что произошло дальше, показалось ей еще отвратительней. Старик, высвободив вторую руку, с обезьяньей ловкостью стянул с женщины рубаху, та помогала ему, подняв руки вверх и смеясь, словно ее щекотали. Скрюченные пальцы мужчины сжали груди служанки и принялись мять их, как пекарь мнет куски теста. Движений обольстительницы Соня не видела, поскольку Обезьяна повернулся к ней спиной, заслонив собой женщину.

«Гадость! — передернула плечами девочка. — И Удод хотел, чтобы подобное проделали со мной стражники».

Гнев и отвращение душили Рыжую. А двое за окном переступали ногами, словно кони, медленно кружили среди хлама, и перед глазами Сони мелькала то голая спина женщины, то профиль старика, высунувшего от избытка удовольствия влажный язык.

Он подхватил подол широкой юбки служанки, и та уже стояла перед ним почти обнаженной. Обезьяна, отступив на шаг в сторону и чуть ли не пуская от вожделения слюни, рассматривал ее тело. Широкие бедра, тяжелая грудь делали служанку более толстой, чем она казалась в одежде. Старик в этот момент отвернулся, но Соня готова была поклясться, что тот снова раскрыл свой широкий, как у лягушки, рот.

«Пакость, пакость», — шептала она, но все же не могла заставить себя оторваться от действа, что разворачивалось внизу, будто какая-то сила удерживала ее на месте. Женщина, дав партнеру время, чтобы тот вдоволь насмотрелся на нее, отошла к сваленным в углу тюкам и легла ничком, выставив в сторону Сони свой пухлый широкий зад. Старик, торопливо расстегивая пояс штанов, направился к ней.

То, что дальше предстало перед девочкой, напомнило ей случку собак, причем визг и крики находившихся в подвале долетали до нее, почти не отличаясь от визга спаривающихся животных. Сердце Сони учащенно забилось, а лицо запылало, словно кто-то застал ее за похожим занятием. Не в силах больше выносить подобное зрелище, Рыжая метнулась к забору, вскарабкалась на него и спрыгнула вниз, в переулок.

Остолбенела от раздавшегося отовсюду громового хохота. Оказалось, вся шайка, собралась у изгороди и терпеливо ждала ее появления. Соня мгновенно догадалась: мальчишки просто подшутили над ней, отправив наблюдать за любовными играми мерзкого старикашки. Рыжая не страдала излишней чувствительностью, но сейчас помимо ее воли на глаза навернулись слезы.

— Тупицы! Ублюдки! — набросилась она на товарищей, чуть не плача.

Подростки заржали еще пуще прежнего.

— Нажевались, как ослы своего листа, недомерки!

Соня помчалась прочь, а вдогонку ей по-прежнему неслись взрывы хохота.

Глава V

— Благодари своего косого приятеля. — Хункар говорил медленно и степенно, подчеркивая этим, свою значимость. — Он уговорил Удода взять и тебя…

— Куда? — оживилась Соня.

Последние несколько дней она не появлялась на сборища, и от скуки не знала, куда себя деть.

— Дело стоящее?

— Угу, — важно кивнул брат, — вечером пойдем в море.

Слушая его, можно было решить: он на большом корабле собирается плыть куда-нибудь на остров Лавас или в Аграпур, по крайней мере. Но речь шла о лишь том, чтобы на лодке подойти к одному из торговых судов и взять товар.

— Что за груз? — спросила Соня, хотя и без того; легко догадывалась: скорее всего, это будет очередной мешок листа желтого лотоса.

— Точно, — вновь ухмыльнулся Хункар, словно прочитав ее мысли, — лотос. Самый лучший товар, легкий, расходится хорошо, да и недешевый. Так что, — он радостно заулыбался, — опять будем с деньгами.

— С деньгами! — рассмеялась Соня. — Ты бы поменьше пил вина и не тратился на эту отраву, тогда бы деньги у тебя не переводились! Подожди!

Она поднялась с лавки и вышла из комнаты. Хункар услышал, как сестра легко бежит по лестнице наверх, а через некоторое время звук ее стремительных шагов, вернее, прыжков по скрипучим ступенькам, подсказал ему, что девочка возвращается.

— Смотри! — Влетев в комнату, она развязала кожаный мешочек и высыпала на стол груду монет: серебряных, медных, даже один золотой ярко блеснул желтизной среди не столь блага родного металла.

— Ничего себе! — ахнул Хункар. — Откуда у тебя столько?

— Догадайся! — усмехнулась Соня. — Сколько времени прошло с тех пор, как ты меня привел в шайку?

— Не помню, — почесал затылок брат, — может, две луны, может, три…

— Мы получали одинаково, — показывая на горку монет, сказала девочка, — но у меня все цело, а у тебя пары медяков не найдется.

— Да, даже кошель, что отец подарил, заложил Талгату — с сожалением подтвердил Хункар, но, похоже нащупав что-то в кармане, расплылся в довольной улыбке. — Есть! Серебряная… нет, медная, — вздохнул он, рассматривая монету.

Его лицо помрачнело еще больше, когда он перевел взгляд на груду денег, лежавшую на столе.

— Ты совсем как наш братец, — осуждающе заметил он, — Эйдан сам не свой становится, когда в руки деньги попадают. Купчишка занудливый — хмыкнул он. — То-то я заметил, ты с Косым в сотоварищах. Понятно: два ростовщика…

— Сам ты ростовщик! — вспыхнула Соня. — Это мои деньги, доля из нашей добычи. А показала, чтоб ты понял, сколько тратишь на разное дерьмо вроде листа этого проклятого лотоса!

— Никогда не задумывался об этом, — честно признался Хункар, растерянно глядя на монеты. — Конечно, дом на это не купишь, но…

— Правильно! — насмешливо глянула девочка, сгребая монеты обратно в мешочек. — Еще не все мозги прожевал, соображаешь!

— Ты свои сокровища хранишь в спальне? — стараясь говорить как можно небрежнее, поинтересовался Хункар.

— Сейчас, расскажу! — усмехнулась сестра. — Лежат, где надо лежат! Когда отправляемся? — перевела она разговор на другую тему.

— Удод сказал, что корабль подойдет на закате, так что после обеда сразу и двинемся. Сколько нас будет?

— Трое: ты, я и твой любимый Косой, — хохотнул брат. — Небось, соскучилась по нему? Дня три уж не встречались? — засмеялся он, видя, глаза сестры начинают темнеть от гнева.

— Угомонись, глупец! — Соня, схватив свой мешочек, со всего размаху огрела брата по спине.

Раздался звон металла и жалобный вопля Хункара:

— Ой, больно! Прекрати! Это же железо! — причитал он, уворачиваясь от ударов Рыжей. — Хватит! Я пошутил!

— Язык у тебя поганый, как ишачий хвост! — оставила за собой последнее слово Соня и хлопнула дверью, выбегая из комнаты.

Но через мгновение приоткрыла створку, просунула голову в щель:

— Да и не железо в мешке, а серебро! Девочка показала брату язык, и звук ее шагов затихая, понесся куда-то вверх.

Они шли по старому деревянному настилу вдоль морского берега. Хункар и Талгат несли на плечах весла и шест с намотанным на него парусом, а Соня шла налегке, держа в правой руке кошель с деньгами, который вручил ей Удод.

— Проверь, а то подсунут какое-нибудь дерьмо, — наставлял Удод Хункара. — Хотя Сурету можно доверять, но…

Он недоговорил, покачав головой. Каждый и так понимал — доверять в эти времена стоит только самому себе, да и то не всегда. Теперь троица двигалась по пристани, выбирая подходящее суденышко. Лодок оказалось немного, все они были надежно привязаны цепями к сваям. Они слаженно покачивались на мелких волнах, набегавших на причал и с шорохом облизывающих покрытые плесенью, почерневшие от воды и ветров доски.

Порт, как и все в этом городе, хранил на себе разрушительные следы времени и запустения. Давно уж никто не следил за покосившимся настилом, и местами дерево прогнило настолько, что при неосторожном шаге можно было запросто провалиться вниз, под причал.

Чуть ближе к порту была другая пристань, где стояли суденышки рыбаков, каждый день выходивших на них в море, там все содержалось в большем порядке, но зато здесь не было лишних глаз и никто не стал бы интересоваться, зачем да на чьей лодке собираются отчалить трое человек.

— Какую возьмем? — Талгат вопросительно взглянул на Хункара.

Тот окинул внимательным взглядом десяток старых посудин, высматривая, какая покрепче, но никак не мог выбрать.

— Может, все-таки пойдем на большую пристань? — неуверенно спросил он Талгата, но тот уже бренчал отмычками, примериваясь к замкам на ржавых цепях.

— Конечно, — усмехнулся Косой, — и за нами сразу увяжутся какие-нибудь ублюдки.

— Да все давно разошлись по домам…

Хункар обернулся назад и, прикрыв ладонью глаза от солнца, посмотрел вдаль, туда, где за вдававшимся в море небольшим мысом виднелись белые паруса и вершины мачт кораблей.

— Кто их знает, — покачал головой его приятель, — хорошо, если так. А вдруг морская стража захочет, на нашу беду, выйти в море? Давай не будем рисковать. Да и вашу лодку брать не стоит: найдутся желающие сообщить Келемету.

— Верно, — согласился Хункар.

На большом причале у отца имелась хорошая, почти новая лодка с парусом, но народу там действительно было слишком много, и, поразмыслив, парень решил не спорить с Косым.

— Давай вот эту. — Наконец Хункар остановил свой выбор на одной из лодок, показавшейся ему сравнительно крепкой.

Соня не вмешивалась в беседу брата и Талгата, полагая, что им лучше знать, какое суденышко получше. Она не раз ходила в море вместе с отцом и братьями, умела поставить парус и поймать попутный ветер, это занятие нравилось ей, как, впрочем, и все остальные; требующие быстроты реакции и ловкости тела, будь то фехтование на мечах, стрельба из лука, метание кинжала. Чего Рыжая не выносила, так это неподвижности и безделья. А сейчас, предвкушая выход в море, улыбаясь, щурилась на поверхность воды, блестевшую яркими бликами отраженных лучей солнца.

Погода была отличной, небо ясным и голубым, только далеко на горизонте чернела темная полоска туч, но ветер дул с берега, и она постепенно таяла, уходя все дальше и дальше.

— Готов? — Хункар наклонился с причала, посматривая, как Талгат с сопением возится с замком величиной с баранью голову.

— Сейчас, — отозвался Косой, безуспешно пытаясь прокрутить длинную отмычку. — Тупицы! — Он поднял на Хункара покрасневшее от натуги лицо. — Зачем им такой ржавый замок, его никакой ключ не возьмет. Чья это лодка, как ты думаешь?

— Не нашего ли знакомца? — хохотнул Хункар, осторожно кивая головой в сторону Сони.

Талгат недоуменно взглянул на приятеля, а потом тоже захихикал, стараясь, чтобы смешок не достиг ушей девочки, стоящей поодаль.

— Угадал, Обезьяна ее владелец. — Он согнулся в три погибели, заходясь от смеха. — У него на ней надпись имелась, — парень, осторожно переступая по днищу лодки, прошел к корме, — не могу вспомнить, то ли «Звезда», то ли «Сияние», — он перегнулся через борт, пытаясь прочесть полустертые временем буквы.

Хункар оглянулся в сторону Сони, но та не прислушивалась к разговору, наслаждаясь видом бескрайней водяной глади, ослепительно сверкавшей на солнце.

— Точно! — послышался голос Косого. — «Блеск»! Это его лодка. Надо же, название какое дал этой рухляди старый таракан!

— Он не родился старым, да и лодка когда-то была новой, — возразил Хункар, снова хихикнув. Кстати, судя по всему, он и сейчас в кое-каких делах очень прыток… — Он, не сдержавшись, захохотал громче. — Как ты думаешь, что она видела?

— Откуда я знаю? — Талгат поднял палец вверх, видимо что-то прикидывая. — Смотря, с кем резвился старый плут, — добавил он. — Если с двоюродной сестрой Удода, то тогда ничего особенного, а вот если с толстушкой, прислужницей своей, то-о… — Он вкусно причмокнул губами и закатил глаза.

Мальчишки дружно заржали.

— Что вас так развеселило? — Соня подошла поближе.

— Пустяки, — поперхнулся Хункар. — Одну смешную историю вспомнили.

— Понятно. — Соня с подозрением взглянула, на брата.

Парень втянул голову в плечи и смотрел на сестру, ожидая взрыва ярости. Однако та молча смерила его взглядом и спросила:

— Готовы?

— Да, да, сейчас, — заторопился Талгат, и, словно услышав его молитвы, замок поддался.

Раздался легкий скрежет, цепь соскользнула. Без долгих размышлений брат с сестрой спрыгнули к Талгату, и Хункар оттолкнулся веслом от причала.

— Давай на веслах отойдем подальше от берега, — предложил Косой, — а за тем островком поднимем парус. Где эти ублюдки будут нас ждать!

— У Длинных островов, — буркнул Хункар, усилием налегая на весла.

Длинные острова лежали неподалеку от гавани Майрана. Собственно, они даже и не были островами, эти три длинные скалистые гряды, выступающие над водой. Иногда, когда дул сильный восточный ветер, их заливало, и немало кораблей проломило днища о предательские камни.

Находились желающие, понырять в тех местах. Им удавалось обнаружить на дне много всякой всячины, которую еще не успело занести песком. Попадались и старинные монеты, и доспехи, и бочонки с вином — для хорошего ныряльщика настоящая сокровищница. Раз Талгату повезло — отыскал там толстую золотую цепочку и удачно продал ее местному ювелиру.

Как он усмотрел безделушку, оставалось загадкой даже для него самого. Несомненно, боги, решили поощрить, таким образом, если не его стремление к обогащению, то завидное упорство в достижении этой цели. Так думали все знакомые парня.

Слабый ветерок с берега немного помогал гребцам, и лодка шла быстро; мелодично журчала вода, рассекаемая острым носом. Соня, устроившись на корме, посматривала вперед: не покажутся ли паруса нужного им корабля, но пока горизонт был пуст.

Как и договорились, отойдя за небольшой островок, подняли парус, и дела пошли еще веселее. Теперь Хункар и Талгат оказались свободны и, усевшись на скамейку около мачты, тихо перешептывались. Соня, взяв весло, держала курс на Длинные острова, ориентируясь по прибрежным холмам.

— Корабль! — вдруг воскликнул Талгат.

— Вижу!

Все посмотрели в ту сторону, куда указывал его грязный палец. В самом деле, почти! наперерез им шел небольшой двухмачтовый корабль.

— Они, наверное, прибыли заранее и отсиделись в Извилистой бухте, — предположил Косой. — Соня, дай чуть левее.

— Без тебя знаю! — Девочка круче поставила весло, и их лодчонка немного изменила направление.

На корабле их заметили и стали убирать паруса. Судно легло в дрейф у самой гряды камней. Расстояние быстро сокращалось, и скоро лодка подошла почти вплотную к небольшому паруснику с пышным названием «Утренняя звезда». Десяток матросов расположились у борта и следили за тем, как приближалась старая посудина с ребятами.

— Эй, на палубе! — крикнул Хункар. — Давай капитана!

— Сейчас, — отозвалось несколько голосов, в один из моряков, отлепившись от борта, скрылся в надстройке.

Вид у этих покорителей морей был весьма живописный. Они, по всей видимости, находились в море очень давно, а их суденышко не раз трепали бури. Все дочерна загорелые, полуголые — настоящие оборванцы, весьма смахивающие на майранских нищих, что гнусавыми голосами выпрашивают подаяние на базарной площади.

Увидев в лодке девочку, они сначала притихли от неожиданности, а потом их глаза зажглись алчным блеском.

— Эй, на лодке! — крикнул один из них. — А девку-то зачем с собой прихватили? Не иначе нам побаловаться, а?

Соня передернула плечами и отвернулась.

— Да ты не прячься, красотка! — приплясывая от нетерпения заорал второй. — Хочешь заработать пару монет, поднимайся к нам! Жалеть не будешь! Мы ребята щедрые!

По всей видимости, последний раз судно было в порту несколько лун назад, и матросы смертельно истосковались по женщинам. Они так и пожирали Сонину фигурку глазами.

— Девчонка-то красавица! — Мужчина перегнулся вниз почти по пояс, рассматривая Соню. — А за пазухой у девки полным-полно! — радостно сообщил он товарищам.

Все дружно загоготали, подталкивая друг друга локтями. Нагнувшийся матрос, усердно оглядывая Соню, едва не свалился за борт, но остальные успели подхватить его, и тот, поболтав в воздухе ногами, все-таки опустился на палубу, а не полетел вниз головой в воду.

— Что происходит? — На палубу вышел человек в цветастом шарфе на шее, примерно таком, как описывал Рашмаджан, говоря о куске материи, спасшей ему жизнь.

— Да вот, девчонку привезли! — скаля в улыбке рот, сказал один из подчиненных.

— Действительно, недурна, — пожевал губами капитан, — только нечего рот разевать: такие девочки — для приличных людей, а не для такой швали, как вы. Верно, малышка? — обратился он к Соне.

— Отстань… — нахмурив брови, отозвалась та без всякого почтения. — Займись лучше делом.

— Ты что, не видишь, с кем говоришь? — обиделся не ожидавший такого обращения капитан.

— Почему же? — усмехнулась Соня. — Таких, как вы, я уже навидалась. Если есть желающие отправиться кормить рыб, могу помочь!

На палубе удивленно засвистели.

— Вас прислал Удод? — обратился капитан я Хункару, не желая более иметь дела с дерзкой и, по его мнению, абсолютно не понимающей! своего счастья девчонкой.

— Да, — кивнул брат Сони, который все это время сидел молча.

«Сидят, как пни! — зло подумала девочка; оглянувшись на брата и Талгата. — Хоть бы словечко сказали в мою защиту! Привыкли, что сама со всем справляюсь…»

— Деньги привез? — хмуро спросил капитан.

— Я же не покататься на лодочке выехал, — усмехнулся парень.

— Тогда поднимайся. Бросьте ему трап, — кивнул капитан матросам.

Те повиновались приказу, и на дно лодки шлепнулся конец веревочной лестницы. Хункар, ловко забравшись наверх, скрылся с капитаном внутри надстройки. Слегка присмиревшие, было, матросы вновь принялись отпускать соленые шуточки. Особенно старался один из них, худой, заросший черной бородой мужчина, по виду происходивший из козаков, живших по ту сторону моря Вилайет.

— Поднимись к нам, и я тебе кое-что дам. — Он порылся в кармане грязных коротких штанов и вытащил какой-то блестящий предмет. — Смотри-ка, проказница! Такого браслета здесь ты не найдешь! И всего-то за один разочек. Еще благодарить потом меня будешь!

Весельчаки на палубе вновь дружно захохотали. Соня оглянулась на Талгата — тот сидел, отвернувшись от корабля, и, свесив руку, лениво плескал в воде ладонью.

«Ну, подожди ты у меня!» — рассвирепела Соня.

— Ну, ты даешь, Муншаб! — подтрунивали над чернобородым его приятели. — Да за такое дерьмо с тобой не то что эта красотка, а и овца не пойдет! Ха-ха-ха!

— А это мы сейчас посмотрим! — вскипел матрос. — Я вам покажу, как объезжают таких непокорных кобыленок! Последний раз тебе спрашиваю, — свесив голову вниз, с угрозой закричал он Соне, — пойдешь по-хорошему?

— Сено к лошади не ходит, — подняв голову вверх, невозмутимо отозвалась вдруг девочка. — Если уж тебе так приспичило, спускайся сюда, тогда и поговорим.

На палубе на мгновение воцарилось гробовое молчание, потом чернобородый, оглянувшись на товарищей и довольно хохотнув, перевалился через борт и стал спускаться по веревочной лесенке в лодку. Соня краем глаза заметила, что Талгат повернулся к ней, и в его глазах мелькнул огонек тревоги.

Матрос, уже почти добравшийся до лодки внезапно остановился: он почувствовал, как что — то острое и холодное уперлось ему прямо в поясницу. Кинжал!.. Соня надавила чуть посильнее:

— Что же ты встал? — медоточивым голосом произнесла она. — Неужели расхотелось? Или забыл что-нибудь наверху?

Матрос, вцепившись в перекладины лестницы не мог заставить себя даже пошевелиться. Острая сталь уже впилась ему в спину, и он чувствовал, как из разреза на коже начинает сочиться кровь.

— Ты чего? — только и смог прохрипеть он, — шуток не понимаешь, что ли, совсем дикая?

— Я тоже, знаешь ли, обожаю пошутить, — со злостью сказала Соня. — Этим кинжалом таких, как ты, порезано человек двадцать! Исключительно ради шутки!

Она надавила сильнее.

— Давай живо наверх! — потребовала она. — Если поторопишься, останешься в живых. Может быть…

— Сумасшедшая! — прохрипел матрос, сваливаясь на палубу под громоподобный хохот приятелей.

— А ты что вылупился? — набросилась Соня на Талгата, который с открытым ртом смотрел на происходящее. — Мог бы и защитить меня, осел безмозглый!

— Да я… — смущенно протянул Косой. — Понимаешь…

— Сиди уж! — Соня презрительно махнула на него рукой. — Все вы только зубоскалить и можете…

От позора Косого спасло только появление Хункара.

— Лови! — Перегнувшись через борт, тот бросил в лодку объемистый мешок.

— Ух, ты, сколько! — радостно завопил Талгат, легко принимая мешок на руки. Он бережно уложил его, чтобы не замочить: суденышко было старым, и, пока они шли к длинным островам, успело набрать воды. Хункар попрощался с капитаном и быстро спустился вниз.

— Давайте-ка быстрее! — бросил он Талгату и Соне. — Отсюда не видать, но там идет большая туча. Похоже, движется прямо на нас. Как бы в бурю не угодить… Ставь парус! — кивнул он Косому и оттолкнулся веслом от борта корабля.

Он сделал несколько сильных гребков. Огромная черная туча словно выползала из-за удаляющегося судна, и, когда они отошли дальше, стало видно, что тьма затмила почти весь горизонт.

Талгат расторопно поставил парус, и в то же мгновение налетел первый порыв ветра. Он был таким сильным, что даже корабль, до которого было уже больше ста шагов, резко накренился под его напором. Матросы на палубе забегали как ошпаренные, подчиняясь приказам капитана.

— Держи вон к тому мысу! — прокричал Хункар, уворачиваясь от брызг. — Там укроемся, покуда буря не спадет!

Глава VI

Лодка, подгоняемая порывами ветра, мчалась вперед. Небо быстро темнело, и Соня, обернувшись назад, уже не могла различить силуэт корабля, от которого они отошли только что: все потонуло в сплошном сером мареве. Еще мгновение, и хлынул дождь. Поднялось сильное волнение, и лодку качало вперед-назад, как ореховую скорлупку.

— Уйди с кормы! — Соня скорее поняла по жесту, чем расслышала слова брата.

Рев ветра и плеск разбушевавшихся волн заглушали его голос. Девочка кивнула и, хватаясь руками за борта, перебралась на середину лодки, туда, где Талгат, отворачивая от дождя лицо, пытался направить парус так, чтобы ветер гнал лодку к берегу. Соня схватилась рядом с ним за перекладину паруса, но и вдвоем им было не удержать его.

Ткань намокла, она то висла бесформенным комком около мачты, то, расправляясь под натиском ветра, хлопала со страшной силой и вновь нахлестывалась о деревянный шест. Наконец рывок ветра оказался настолько резким, что раздался треск, мачта переломилась и подхваченная вихрем вместе с обрывками паруса исчезла в волнах. Лодка стала совершенно неуправляемой: ее швыряло в разные стороны.

— Мешок! Держите мешок! — заорал Хункара.

Соня посмотрела под ноги и увидела, что тюк с драгоценным грузом намок. Тогда она, держась одной рукой за борт лодки, чтобы не вывалиться в пенящееся море, ногой запихнула его поглубже под сиденье.

«Высушим потом, — подумала она. — Главное — не потерять!»

Налетевший шквал сорвал лодку с волны, она на мгновение повисла в воздухе, а затем тяжело шлепнулась прямо на гребень поднявшегося морского вала и сильно черпнула бортом воды.

— Где черпак? — истошным голосом завопим Талгат, ныряя под скамью. Он долго шарил там, но когда голова его вновь показалась наружу, на лице парня было написано отчаяние.

— Нет черпака! — закричал он и начал горстями вычерпать воду.

Соня попыталась помочь ему, но где там! Каждый новый порыв ветра приносил с собой столько воды, что не справилось бы и десять человек. Хункар, бросив бесполезное весло, тоже присоединился к ним, но тщетно: вода неумолимо прибывала. Наверное, старая посудина от сильных ударов волн дала трещину.

— Тонем! — в панике вопил Талгат.

Его взгляд метался по сторонам, на искаженном страхом лице читалось только одно желание — уцелеть. Он наклонился вперед, стараясь найти взглядом берег, но в пелене дождя и разошедшихся от ветра высоких волн, невозможно было ничего разобрать.

— Смотри! — вдруг заорал Косой, и щеки его от ужаса приобрели землистый оттенок.

Соня с Хункаром одновременно повернулись в ту сторону, куда указывала его рука, и увидели нечто похожее на струйку дыма от костра, поднимающуюся из моря. Она клубилась, каждое мгновение изменяя свои очертания, становясь более широкой вверху, соединяясь с тучами. Как завороженные, ребята, судорожно вцепившись руками в лодку, не могли оторвать взгляда от зловещего зрелища. Постепенно тонкий сначала столбик превратился гигантскую воронку, которая в сполохах молний казалась черной. Бешено вращаясь, она увлекала в себя волны и неслась прямо в их сторону.

— Смерч! — обреченно произнес Талгат и опустился на дно своего суденышка, которое еле держалось на поверхности; почти полностью залитое водой.

Воронка стремительно приближалась, и Соня неожиданно ощутила смертельный страх, которого не чувствовала никогда в жизни. Она вдруг поняла: все, конец, ничто не может спасти их… Последнее, что ей врезалось в память, — сведенное судорогой лицо брата, потом все поглотила черная и удушающая мгла. И девочке казалось, какая-то гигантская рука вытащила ее из лодки и поволокла…

Дальше не стало ни верха, ни низа — ее несло куда-то с невероятной силой и скоростью, тащило, швыряло, кувыркало, обдавало леденящими потоками воды. Она не могла вздохнуть, потому что всю ее накрыло, спеленало, сжало давящее со всех сторон облако, тяжелое, пронизывающее насквозь и сковывающее движения.

Сколько это продолжалось, Соня не знала, но внезапно она ощутила сильный удар, как будто тело ее с размаху налетело на препятствие. Она на мгновение потеряла сознание, но быстро очнулась, чувствуя дуновение ветерка. Соня улучила момент, ухитрилась вдохнуть глоток воздуха. Нырнула поглубже, чуть передохнула от ударов волн.

«Спасена!» — мелькнула мысль, когда она снова вынырнула на поверхность бушующего моря. Огромные валы то бросали девочку вниз, то поднимали на гребень, но теперь она уже успевала нормальная дышать и пыталась оглядеться.

Ни лодки, ни ее спутников ей не удалось обнаружить, по-прежнему только пелена косого дождя вокруг и пенистые шапки разбушевавшихся волн.

«Где берег?» — Она судорожно вертела головой, стараясь разглядеть хоть какой-нибудь признак суши.

Но серая хмарь застилала и небо, и море. И все усилия Сони теперь были направлены только на то, чтобы удержаться на поверхности воды. Надежды девочки таяли, но неожиданно она вскрикнула от удара по ноге, лодыжка сразу же заныла от острой боли.

«Что это? — пронеслось в голове Сони, и тут же она вновь почувствовала прикосновение чего-то твердого. — Неужели берег?»

Она из последних сил сделала два-три мощных гребка.

Да! Соня не могла поверить в свое счастье: нога ступила на зыбкий песок! Девочка, оттолкнувшись, сделала еще гребок и твердо встала, но тут же новая волна подняла ее вверх. Девочка понеслась к берегу, помогая себе руками, а когда вновь ощутила под ногами спасительную твердь, бросилась вперед. Соня не смогла достичь берега, когда следующая волна накрыла ее с головой, но уже не отнесла так далеко. Еще одна попытка, и Рыжая побежала по мелкой воде, стараясь обогнать новую волну. В сумерках и пелене дождя она увидела поднимающийся вверх невысокий Скалистый склон, но тут с шумом и грохотом ее накрыл новый пенный вал. Девочку потащило по песку, она чуть не разбила лицо о камень, увернулась… ей удалось вскочить, и она со всех ног кинулась к прибрежным скалам. Ей повезло: она попала на узкую песчаную промоину, уходящую вверх. Если б не эта спасительная ложбинка, ей бы не выбраться на сушу — волны неминуемо расплющили бы ее своими ударами.

Соня, увязая по щиколотки в песке и помогая себе руками, выбралась на ровную часть берега, поднятую над морем. Потом она долго без сил бежала на пожухлой и мокрой траве у подошвы холма, а море разъяренно ревело внизу, Словно злясь, что упустило добычу.

Девочка не замечала ничего: ни хлещущие по ее телу струй дождя, ни воя бури — и только немного отдышавшись, начала приходить в себя и осознавать, что, похоже, самое страшное позади. Прошло немало времени, пока она смогла подняться на ноги и оглядеться по сторонам. Уже стемнело, небо казалось почти черным в светлых пятнах клочковатых туч, убегавших за гребень холма, сполохи молний и раскаты грома слышались где-то вдалеке, но море еще шумело, не успокаиваясь.

Соня зябко поежилась: теперь она ощутила, что промокла насквозь и измучена так, будто целый день ворочала камни. Одежда на ней была разорвана в клочья, и остатки ее прилипли к мокрому телу — только это позволяло им каким-то образом еще держаться.

«Хункар! Талгат!» — Она с надеждой взглянула на море, но на расстоянии двадцати шагов от пенных гребней, бьющихся о берег волн все терялось во мраке. Соня приложила ладони ко рту и закричала, но тут же поняла всю тщетность своей попытки — в реве прибоя ее голос не услышат. Она пошла, всматриваясь в набегающие валы, но, кроме них, ничего не видела.

«Погибли… оба погибли!» — И девочка повернула в обратную сторону, по направлению к городу.

Зубы ее стучали от холода, и Соня побежала, стремясь согреться и побыстрее добраться домой. Море успокаивалось и уже не ревело так свирепо. Взошедшая луна сквозь прорехи, а облака освещала все вокруг скудным светом, достаточным, чтобы различить дорогу, и Соня могла не опасаться, что споткнется в темноте.

Дальше берег спускался к морю, и по светлому песку бежать было еще легче. Она помчалась, что есть сил и вскоре согрелась, но быстро выдохлась и перешла на шаг. Слабый отсвет вдали — огни засыпающего Майрана — радовали ее. Расстояние до города оказалось большим, чем она подумала вначале, но Соню это не огорчило: лишняя лига пешком немного значит в сравнении с тем, что ей довелось только что испытать…

Ее внимание привлек какой-то темный бугор впереди. Сначала Соня решила, что это камень или куча водорослей, но очутившись ближе, разглядела выброшенное на берег, тело человека. Она стремглав помчалась к нему. Хункар!

Ее брат лежал навзничь на мокром песке у самой кромки воды, и волны, лизнув ему ноги, с шумом откатывались назад.

— Хункар! Хункар! — Девочка приподняла голову брата, повернула набок, из носа и рта полились струйки воды.

С трудом приподняв его за плечи, Соня повернула парня на живот и попыталась встряхнуть посильнее. Набежавшая волна окатила их брызгами, и девочка, схватив тело брата под мышки, с трудом поволокла его повыше на берег.

Она уложила Хункара на спину и несколько раз ударила по щекам, но ее попытки успеха не имели: он не подавал признаков жизни.

— Хункар! Очнись же! — в отчаянии повторяла Соня, тряся его за плечи.

Брат оставался нем, его голова безжизненно моталась из стороны в сторону. Соня, потеряв надежду помочь Хункару, в изнеможении опустилась рядом.

Небо совсем расчистилось, и звезды одна за другой вспыхивали на небе, чуть посеребрена ном светом узкого серпика луны. Вдруг раздался слабый стон. Девочка оглянулась на брата думая, что ей почудилось, но грудь его судорожно поднялась, и он сделал глубокий вдох.

— Хункар! Брат! — закричала она во всю силу своих легких. Его веки на мгновение распахнулись, парень вздохнул еще раз и открыл глаза. Некоторое время он бессмысленно смотрел вверх потом повернул голову к Соне:

— Ты… — и обессилено умолк.

— Я! Я! Это я, Соня! — Девочка припала к нему.

— Не тормоши меня! — слабым голосом прохрипел Хункар, потом посмотрел на сестру и попытался приподняться.

Соня помогла ему, и Хункар, повернувшись сначала на бок, оперся на руку и с трудом сел.

— Где Талгат? Где лодка? — спросил он почти нормальным голосом.

— Лодка разбилась. Ты ничего не помнишь? — Девочка была настолько рада возвращению брата к жизни, что обо всем остальном просто не думала. Мы живы! Живы! Понимаешь?

— Понимаю… — он снова глубоко вздохнул и уставился на сестру.

Лицо его приняло недоуменное выражение, и Соня, проследив за его взглядом, вспомнила, что на ней только жалкие лохмотья.

— Чего пялишься, бесстыжая морда? — сурово спросила девочка, безуспешно пытаясь стянуть на груди остатки одежды. — Мало насмотрелся на проделки вашей Обезьяны?

— Успокойся, — ухмыльнулся Хункар. — Ты же мне сестра. А где Талгат? — отвернувшись, спросил он.

— Не знаю… — прошептала Соня. — Утонул, скорее всего, твой Талгат… Но может, это и к лучшему…

— Как — к лучшему? — ошарашенно переспросил Хункар.

— Да так! — отрезала Соня. — Теперь точно ничего не разболтает!

— Вот ты какая… — Хункар захлопал глазами, силясь осознать услышанное. В глубине души он понимал жестокую правоту сестры, но разум воспринимать ее отказывался.

— Не рыдай, — одернула его Соня, вскакивая на ноги. — Пошли домой, я совсем замерзла…

Отчаяние, вызванное потерей брата, сожаление по поводу нелепой смерти Талгата в Сониной душе уступили место одному желанию — поскорее попасть в тепло.

— Подожди… — опираясь на ее руку, Хункар наконец поднялся с земли. — А мешок где?

— Идем! — потянула его за рукав девочка. — Вспомнил… Там, где и лодка. — И, помолчав, жестко добавила: — и Косой…

— И еще, — когда они уже торопливо шагали вперед, к огням Майрана, наставительно промолвила Соня. — Родителям скажем, что поехали покататься на лодке и попали в шторм. Понял?

— Угу-гу-гу, — согласно кивнул брат, стуча зубами.

Хункар осторожно, стараясь не производить лишнего шума, отворил калитку в заднем конце двора. Они собирались незаметно проскользнуть к дому, но услышали крик:

— Сиэри! Она здесь!

От ворот спешил отец с лампой, поднятой в правой руке.

— Где тебя носило? — набросился он на дочь, не заметив стоящего чуть поодаль от нее Хункара. — Боги! — подойдя ближе, воскликнул он. — Что приключилось?

От дома уже бежала Сиэри, на ходу причитая:

— О, девочка моя! Жива!

Она с разбегу чуть не налетела на вышедшего вперед сына и только тогда заметила, в каком виде ее дети. Оторопело глядя на них, она на некоторое время лишилась дара речи, а потом, как следует, огрев Хункара по щеке левой ладонью, прижала к себе дочь:

— Бездельник! — повернулась она к сыну, не переставая гладить Соню по мокрым волосам. Сам неизвестно где шляешься, так зачем же сестру с собой поволок?

— Да я… — потирая щеку, начал оправдываться Хункар, но мать, не слушая его, повернулась к мужу: — Келемет! — чуть не рыдая, простонала она. — Сделай же что-нибудь!

— Хватит! — гаркнул на нее муж. — Идите в дом, переоденьтесь в сухое. Мать принеси горячего вина с травами. Тогда и поговорим.

Глава VII

Скандал в доме произошел грандиозный. Даже Ална на следующее утро сочла необходимым вмешаться и, поджав губы, посоветовала матери:

— Надо отправить ее подальше от Майрана, в какой-нибудь храм на обучение. С ней тебе не справиться. А я могу попросить сестер.

— Иди ты со своими сестрами… — Последнее слово Соня прошептала едва слышно. Но жестом сопроводила недвусмысленным.

— Вот, видишь, отец, что творит? — оскорбленная в лучших чувствах, Ална беспомощно оглянулась на Келемета, ища поддержки.

— Да уж, вижу, — усмехнулся он. — Ладно, не гневите богов — хорошо, что хоть живы остались, мокрые кошки… Но, может, ты и права, — посмотрел гирканец на старшую дочь. — Надо подумать… А ты, Рыжая, хорошенько запомни: дальше дома этой трещотки, как ее там?.. — обернулся он к Соне.

— Илинна, — хмуро глядя в пол, проговорила дочь.

— Вот, вот, — прищурился Келемет. — Дальше ее дома тебе путь заказан. Иначе выдеру араод ником. Хорошо меня поняла?

— Угу… — с облегчением вздохнула Соня. Ее немалый опыт подсказывал: на этот раз гроза миновала.

Удод яростно шипел, словно рассерженный кот:

— Ты понимаешь, сучий потрох, какие деньги мы потеряли?

— Конечно, я тоже считать умею, — оправдывался Хункар. — Но я не виноват… Я же сказал тебе, мы попали в страшную бурю, лодку разбило, Талгат утонул.

Ватага молча слушала разговор главаря с Хункаром. Каждый знал: за листья желтого лотоса, что стали добычей разбушевавшегося моря, был отдан целый кошель серебра. И кто знает, может, Хункар просто хотел все свалить на шторм, а Талгата предусмотрительно убрал с дороги, чтобы тот не продал его Удоду? Как оно было на самом деле?

Мальчишки сидели тихо, боясь вымолвить хоть слово, иначе гнев предводителя мог запроста обрушиться на любого из них. Сони не было — девочка благоразумно решила первые день-два не ссориться с родителями. Потом все успокоятся, надеялась она, и можно будет зажить по— старому.

— Значит, поступим так… — Удод повертел своей маленькой головкой по сторонам, — даю тебе три дня! Потом принесешь деньги. Верно я говорю, разбойники? — Он обвел глазами сидящих перед ним мальчишек.

— Верно, — послышался нестройный хор голосов.

— Удод! — взмолился Хункар. — Где же мне взять столько денег?

— Не знаешь, где достать, — проси у отца! — усмехнулся главарь. — И запомни, — его глаза зловеще сверкнули, — если не принесешь, можешь пенять на себя. Рахманкула помнишь?

Лицо Хункара покрылось холодным потом, в висках болезненно застучало.

— Давай я отработаю, — жалобно проскулил он. — Пойми, мне не найти столько денег за раз!

— Я сказал, — жестко отрезал главарь. — Через три дня. Ступай!

Хункар на подгибающихся ногах вышел из Подвала и без сил прислонился к стене дома. Руки предательски дрожали, перед глазами плавали огненные круги.

«Бежать из этого Майрана! — билась в голове одна только мысль. — Убьет же, скотина, как пить дать, убьет! Но куда?..»

Парень медленно пошёл по проулку, понурив Голову и ссутулив плечи, придавленный своим несчастьем.

«Сестра!» — неожиданно вспыхнуло в мозгу. Но тут же понял, что и ее денег не хватит. «Но если принесу половину… — с надеждой подумал он. — Может, сумею уговорить этого ублюдка подождать. Не убьет, решит дождаться остального…»

Он вошел в дом и, пройдя через нижнюю комнату, стал подниматься по лесенке в комнату сестер.

«Хорошо, что никого нет, — открыв дверь, подумал он. — Где она их, интересно, прячет?»

Хункар методично и со знанием дела обшарил оба сундучка, заглянул под матрацы на кроватях — нигде не было и следа того мешочка с серебром, что он видел в руках сестры.

«Придется попросить, — решил он. — Неужели сестра откажет? Не захочет же рыжая шельма, чтобы Удод убил ее брата?.. А если пожадничает? — Он похолодел от страха. — Попрошу взаймы!..»

Парень сел на кровать, обхватив голову руками. Погруженный в свои мысли, Хункар не слышал, как Соня поднялась по лестнице, и открыл глаза только на стук открывающейся двери.

— Привет! — кивнула она брату. — Что это ты делаешь в нашей спальне?

— Со мной приключилась большая беда… — Хункар с виноватым видом посмотрел на сестру. — Удод требует с меня деньги!

— Какие деньги?

— Те, которые отдали за листья…

— Он совсем с ума сошел? — презрительно повела плечом Соня. — Ты разве виноват? Мы сами еле спаслись…

— Я объяснял, а он слышать ничего не хочет, — заскулил Хункар.

— А если не принесешь?

— Тогда… — Брат выразительно провел ладонью по своему горлу.

— Ох, бедненький! — ехидно бросила девочка. — Ты не пробовал искать другого выхода?

— Нет, искал! Дай мне денег. В долг, в долг, — видя, как поднялись брови сестры, торопливо добавил Хункар. — Я верну… Постепенно…

— Ах, вот что ты делал здесь! — усмехнулась Соня. — Искал мой кошель с монетами. Или скажешь — нет?

— Рыжая, да я… — начал брат.

— А что на это сказали остальные? Как обычно, молчок? — спросила Соня, не желая выслушивать его сбивчивые оправдания.

— Ты же знаешь… — подавленно взглянув на сестру, ответил Хункар. — Они все смотрят ему в рот. Как он скажет, так и будет. Кто ему возражал когда-нибудь? Все имеют голову на плечах, своя шкура дороже.

— Надо же, нахватался разумных мыслей! Рассуждаешь, словно познал мудрость древних, — Съязвила сестра. — Почти как Джанель…

— Эта та, которая была в Аренджуне? — спросил Хункар, чтобы поддержать беседу, втайне надеясь, что сестра, смягчившись, все-таки даст ему денег. — Хорошая девушка…

— Ошибаешься, — фыркнула Соня. — Расфуфыренная глупышка, хотя в Аренджуне ее и пытались обучить чему-то. Впрочем, безуспешно. — Она усмехнулась. — Впрочем, тебе виднее, ты же у нас здорово разбираешься в женщинах…

— Ты дашь мне взаймы? — окончательно потеряв терпение, спросил Хункар.

— И не подумаю! — жестко отрезала сестра. — Сам ведь не веришь, что сможешь отдать! Да как ты мог распустить сопли из-за пустяка? — набросилась она на него. — В кого ты уродился таким тюфяком? Ты должен брать пример со своего отца, а не с каких-то водоносов с рынка, у которых душа расстается с телом при одном только виде клинка…

— Он же убьет меня… — запричитал парень. — Сама прекрасно знаешь, каков Удод…

— Если будешь вести себя как трусливый шакал, конечно, убьет! — Девочка посмотрела на Хункара, прищурив глаза. — Что, руки растут не из того места? Чему нас учил отец?

— Но их же много! — чуть не взвизгнул брат, втянув голову в плечи. — И потом, Удод владеет ножом не хуже меня…

— Владеет ножом… не хуже меня… — передразнила его Соня. — Красиво говоришь! Да только никто из мальчишек по доброй воле не станет его защищать… Никогда об этом не догадывался?

— А если он прикажет?

— Так постарайся управиться до того!

— Тебе легко говорить, — внезапно перешел в атаку Хункар. — С тебя и спроса нет, хотя не я один там был…

— Узнаю своего брата — в первую очередь пытается свалить вину на кого угодно, — язвительно произнесла девочка. — Да, ты там был не один. Ты еще Косого забыл упомянуть! Только вот с него, бедняги, теперь не спросишь! — Она посмотрела на него взглядом, полным презрения — Ты жалкий трус!

— Что же делать? — упавшим тоном спросил Хункар.

— Но все-таки ты мне брат, хотя иногда я и удивляюсь этому… Ладно! Уговорил, — сказала Соня. — Когда, говоришь, он велел принести деньги?

— Я же знал, ты не бросишь меня в беде! — с явным облегчением воскликнул Хункар.

— Ты не так меня понял, — прервала его восторги сестра. — Денег для этого ублюдка ты не получишь.

— Но он велел…

— Я пойду с тобой, и думаю, мне удастся уговорить его!

— Он ни за что не согласится, ты его знаешь…

— Да уж знаю, — усмехнулась Соня. — Не бойся, он будет просто в восторге!

На следующий день, когда Соня с Хункаром вошли в логово шайки, там их встретили только двое: Волчий Клык и Тюк. Они лениво жевали свою жвачку, прислонившись спиной к стене, и, не проявив особого интереса к вошедшим, небрежными кивками ответили на приветствие.

— Где Удод? — спросила Соня, подойдя почти вплотную к Клыку.

— Придет, — захихикал тот, глядя на нее замаслившимися глазами.

Соня смерила его презрительным взглядом и, пройдя в глубину помещения, привычно села в кресло главаря. Хункар опустился невдалеке на какой-то хлам и, сжав голову руками, невидящим взглядом смотрел в пустоту перед собой.

Утром он попробовал еще раз уговорить сестру, но та наотрез ему отказала. Теперь его трясло от страха, хотя парень изо всех сил старается не подавать виду.

Предводитель пришел довольно скоро. Он удивленно посмотрел на Хункара, поднявшегося со своего места при его появлении. Соня не шелохнулась, деланно безразличным взглядом смерив Удода!

— Принес? — усмехнулся главарь. — Я не сомневался…

Закончить фразу он не успел. Краем глаза он уловил резкое движение Сони, но и только: кинжал, который мгновение назад она держала за спиной, уже вонзился в живот Удода.

Главарь, согнувшись, схватился руками за рукоять, и лицо его исказилось от боли. Он качнулся, попытался шагнуть к ненавистной девчонке и рухнул лицом вниз. Тюк и Волчий Клык вскочили. Но тут в руках Сони блеснул еще один клинок — и парни тут же уселись обратно.

— Вы ведь ничего не видели? — выразительно спросила Соня.

Нагнувшись, она ловким движением перерезала Удоду шею от уха до уха. Лицо ее осталось, спокойным, только мстительная усмешка заиграла на губах.

Оба мальчишки дружно замотали головами.

«Твой отец свидетелей оставлять не любил», — вспомнила Соня слова Рашмаджана.

— Может… — повернулась она к Хункару.

— Что ты? Что ты? — с исказившимся от ужаса лицом, тот замахал руками.

— Слюнтяй! — Она посмотрела на брата и повернулась к намертво приклеившимся к стене мальчишкам. — Возьмите вашего бывшего, — она небрежно кивнула на скорчившееся на полу тело, около которого растекалась порядочная лужа крови, — и отнесите его за изгородь, в конце тупика. Ну? Что застыли?..

Тюк и Волчий Клык стремительно рванулись со своих насестов. Схватив Удода за руки и за ноги, они проворно поволокли тело к выходу.

— Стойте! — Соня подошла к ним, выдернула клинок из раны.

Вытерев его об одежду убитого, она кивнула парнишкам и повернулась к Хункару:

— Вот и все, — произнесла она так буднично и просто, что у Хункара по спине пробежал противный холод. — Ты никому ничего не должен.

— Прав был Талгат, — переведя дух, сказал старший брат, — ты, Соня, настоящая змея… Рыжая змея, — добавил он, и впервые за последние дни на его губах показалась слабая улыбка.

Когда они вошли во двор, отец вновь ждал детей у порога.

— Я ведь тебе ясно сказал: не дальше дома твоей подружки, — устало произнес он. — Мое терпение иссякло. Иди за мной.

Соня поспешила следом и увидела мать, держащую лист пергамента.

— Ну, вот и все! — почти теми же словами, что Соня произнесла чуть раньше, приветствовала ее Сиэри. — Наконец-то я смогу вздохнуть спокойно.

Девочка вопросительно посмотрела на нее, потом перевела взгляд на отца.

— Мой старый знакомый прислал письмо — кивнул отец на пергамент в руке жены, — он приглашает тебя пожить у него.

— Где это? — не поняла Соня.

— Поедешь в Хауран, — сказал Келемет, и по его голосу Соня поняла, что этот вопрос решен окончательно и любые споры бесполезны. — Поживешь там год или два. Обучишься всему, что стоит знать приличной девице. Маади был не последним человеком в столице, а уж в провинции и вовсе стал важной персоной. Кстати, у него дочь твоих лет, — продолжал отец. — Подружишься с достойными людьми, а не с теми шалопаями, с которыми водится твой брат. Так что собирайся. Завтра отправишься в путь…

— Но я не хочу уезжать отсюда, отец! Как же мы расстанемся? — Неожиданно даже для самой себя Соня хлюпнула носом. — Я вас всех так люблю, да и мама будет переживать…

Сиэри растерялась от подобных речей строптивой девчонки, и на ее глаза навернулись слезы.

— Келемет, — повернулась она к мужу. — Может быть…

Тот не дал ей договорить и твердо произнес;

— Соня уедет. — Он устало повернулся к дочери и улыбнулся. — Пойми, малышка, это тебе не в наказание… хотя ты его вполне заслуживаешь! И не простая прихоть… Маади прислал мне письмо неспроста. Он сообщает тревожные вести. Мы с матерью вынуждены отправить вас, тебя и Алну, подальше отсюда: времена наступают неспокойные. А в Хауране пока все мирно…

Соня кивнула. Хотя она не вполне понимала намеки отца, но привыкла, что Келемет всегда знает, о чем говорит. Девочка напряженно ждала Продолжения.

— Ална завтра уедет в свой храм, к сестрам, — в глазах Келемета, как показалось Соне, промелькнула смешливая искорка, но тут же исчезла, уступив место озабоченности, — а мы с мамой и с мальчиками будем пока управляться тут. Ну а там видно будет. Всякое бывает, — вздохнул он, обведя семейство глазами. — Так что иди, Рыжая, собирай вещи. Ничего не поделаешь, дочка.

Когда на следующее утро несколько всадников по извилистой тропе взобрались на перевал и весь Майран оказался перед ними как на ладони, один из верховых, обернувшись к Соне, бросил:

— Посмотри на свой город, девочка! Неизвестно, когда увидишь его в следующий раз.

— Очень даже известно, — возразила Соня. — Отец сказал: следующим летом я смогу на пару лун вернуться домой, навестить их.

Сама она не очень верила в то, что так и будет: в прощальных словах отца Соня уловила скрытую тревогу и невысказанное предостережение. Но девочке не хотелось выказывать слабость или сомнения при посторонних…

— Ну, тогда конечно. Келемету можно верить… — Мужчина сумрачно усмехнулся в бороду и тронул коня: — В путь!

Соня все же повернулась взглянуть на город, и на мгновение ей стало немного грустно: окончились ее дни среди лихих майранских мальчишек. Стало жаль пропавшего средь бурных волн Талгата и других, кому больше не радоваться солнцу и соленому запаху моря… Но грусть промелькнула мимолетным облачком и уступила место новым надеждам.

Девочка тронула поводья и поскакала вслед за спутниками, ни разу больше не оглянувшись.