Ветер, кровь и серебро

Глава 14

Сначала Кристина подумала, что на встречу с Элис ей следует надеть платье и украшения и сделать сложную причёску. Она не хотела как-то подчёркивать своё вдовство, потому что чем больше времени проходило, тем меньше ей верилось в правдивость письма. И если чёрное платье она могла оправдать геральдическим цветом, то волосы всё же решила не распускать.

Заглянув в сумку, которая так и не была полностью разобрана, Кристина обнаружила, что не взяла с собой ни одного платья. Она вздохнула и устало присела на краешек кровати.

Доспехи-то она прихватила, конечно: кольчугу, новый блестящий горжет, наручи, поножи… В общем, всё, что нужно для боя, но никак не для проведения мирных переговоров. Хотя до них ещё есть время, а платье можно одолжить у баронессы Карразерс… Но потом Кристина решила, что леди Элис, возможно, тоже не станет щеголять в шелках и кружевах — ей, в конце концов, из Шингстена добираться ещё дольше и труднее.

Леди Коллинз-Штейнберг уже третий день коротала в замке, ожидая, когда шингстенские корабли покажутся вблизи острова Зари — ждать Элис прямо на острове, промозглом, продуваемом всеми ветрами, с единственной косоватой башенкой и парой лачуг на побережье, ей не хотелось. Зато здесь, в прибрежной крепости, Кристине удалось принять ванну и вымыть голову; здесь можно было спать в мягкой тёплой постели, а не на походной лежанке или жёсткой крестьянской кровати в доме придорожной веси; здесь к столу подавали кальмаров, рыбные пироги и безумно вкусное вино, привезённое из-за Серебряного моря, а не солонину с сухарями. В этот раз до побережья Кристина добиралась десять дней, а не четыре, как было в прошлый раз. Её отряд теперь насчитывал больше людей, из-за чего его скорость замедлилась, к тому же где-то в середине пути ударил дождь, и им пришлось пережидать его в первой встретившейся деревушке. И сейчас, оказавшись в тёплом замке со всеми удобствами, Кристина даже радовалась, что ей пришлось здесь задерживаться.

Она смотрела из окна на море, которое было хорошо видно из её комнаты. В прошлый раз, когда Кристина прибыла на остров Зари, у неё не было возможности полюбоваться морем: шла зима, и от бескрайних водных просторов веяло лишь холодом, опасностью и злобой. Кроме того, Хельмута тогда укачало, и ей пришлось сидеть с ним в каюте всё время, пока они плыли на остров. Хорошо, что он не поехал в этот раз. Счищать остатки его обеда со своих сапог Кристине не очень понравилось.

Теперь же, в первые осенние дни, море было спокойным, маленькие волны слабо бились о прибрежный гранит, а солнечные блики весело плясали на синей глади. Остров Зари был не так далеко от материка, но, смотря на далёкую, едва заметную полоску горизонта, Кристина не обнаруживала никаких намёков на сушу. Интересно, сколько ей предстоит плыть туда на этот раз? И сможет ли она оттуда вернуться?

Предчувствие, которое последнее время ни разу не ошиблось, нашёптывало ей, что Элис мирно вести себя не станет. Поэтому Кристина и взяла небольшое войско, не будучи уверенной, что леди Карпер, в свою очередь, не приведёт солдат. Так что нужно будет сделать всё, чтобы предотвратить возможную стычку. Речи о том, что ей с первого раза удастся добиться от Элис мира, пока не шло — Кристина, хоть и училась дипломатии, не считала себя очень искусной переговорщицей. А леди Карпер к тому же старше, правит дольше, и ума у неё явно побольше… Кристина хотела выяснить, что этой женщине вообще нужно, и попробовать найти хоть какой-нибудь компромисс. Не сразу, конечно, но там уж как получится… Чувствуя, какими нелёгкими будут предстоящие дни, как ей придётся постоянно очень напряжённо мыслить, чтобы не ошибиться, обдумывая множество решений, она вздохнула.

И вот наконец был дан сигнал к отплытию. Кристине помог надеть доспехи оруженосец барона Карразерса — нового владельца замка, некогда принадледащего вымершим Бейкерам. Она, как и многие другие, по старой памяти называла это место Бейкером — и каждая мысль отзывалась в ней болью и чувством вины. Отец был дружен с покойным бароном Рэймондом, а его сын Людовик даже сватался к ней… Тогда Кристина, будучи тринадцатилетней девчонкой, разозлилась на шестнадцатилетнего юношу за то, что тот слишком уж настойчиво добивался её руки, и хорошенько врезала ему по носу. Но теперь она не испытывала к Людовику никаких отрицательных чувств. Он был обычным мальчишкой, вот и всё. Таким же, как десятки, сотни дворянских сыновей, переживающих переходный возраст. Он погиб вместе с отцом во время прошлой войны, а вместе с ними пал и весь род Бейкеров, защищая Нолд от Джоната Карпера. То есть, за неё. Из-за неё.

Сначала Кристина хотела разделить земли Бейкеров среди тех феодалов, что жили поблизости, но Генрих посоветовал ей передать эти владения кому-то из вассалов Бейкеров, рыцарей-ленников. Не просто так, конечно, а в награду за что-либо. Позже отбивавший у шингстенцев Серебряный залив барон Остхен поведал ей, что особенно среди всех защитников выделились Карразерсы — молодой, но довольно сильный и относительно богатый рыцарский род. Их она и наградила — теперь они правили Заливом и почти всем его побережьем. И ни разу не заставили леди Коллинз-Штейнберг пожалеть о своём выборе.

Сейчас именно на Карразерсов у неё была вся надежда: если начнётся война прямо там, на острове, они вместе с отрядом Кристины первые примут удар.

На причале она увидела барона Акселя Карразерса, высокого темноволосого мужчину с дружелюбными голубыми глазами, острыми чертами лица и великолепной осанкой. Он был ровесником Кристины и вёл себя с ней несколько фамильярно, но не без учтивости и почтения. Помнится, после прошлой войны он приезжал к ней получать титул и давать присягу и ненавязчиво намекнул, что раз он теперь барон, то и жена ему нужна с соответствующим титулом… Кристина поняла, что он решил просить руки Софии Даррендорф, и быстро дала ему понять, что та уже помолвлена. Интересно, что было бы с бедной девушкой, если бы она всё-таки вышла за Карразерса?..

В итоге барон Аксель взял жену из дома своих вассалов, некогда таких же, как он, простых рыцарей-ленников. Сейчас его жена, беременная уже третьим, стояла рядом с мужем на причале, что-то негромко нашёптывая ему на ухо. На ней было серое платье, скромное, мешковатое из-за положения женщины, но всё же довольно красивое — из блестящего шёлка, с простой кружевной отделкой на неглубоком вырезе. Карразерс же почему-то был облачён в лёгкий доспех и коричневый суконный плащ с капюшоном, а на поясе его висел меч. Кристина взглянула на них удивлённо, и барон усмехнулся и пояснил:

— Я думаю ехать с вами, миледи, а Доротея меня не пускает.

— Зачем со мной? — поинтересовалась Кристина. — Вам стоит остаться в замке и быть готовым к тому, что, возможно, придётся прикрывать моё отступление с острова и принимать бой…

— Здесь будут люди, готовые к этому, — возразил Аксель. — Вы видели моё войско, миледи, а с собой от него я возьму лишь малую часть, с которой и ваш отряд будет повнушительнее. Ведь если нам придётся принимать удар, то нужно много людей…

— Вы правы, — кивнула она, — но неужели вам обязательно ехать самому?

— Да, Аксель, пошли кого-нибудь вместо себя, — поддержала её Доротея, касаясь своего значительных размеров живота. Интересно, как скоро придёт её время?..

Глядя на неё, Кристина вдруг ощутила странную тоску. Вот женщина, которая, по мнению многих людей, должна быть образцом и примером для других — тихая, покорная жена, заботливая мать, ожидающая дома мужа, пока тот сражается где-то далеко… И ведь она знала немало таких женщин, как Доротея, Анжелика Вэйд, да даже София, упокой, Господь, её душу. Сложно ей, что ли, стать такой же? Она могла бы никогда не расставаться с сыном и не сталкиваться с осуждением, что она его оставила и ушла на войну. Пусть мужчины отвоёвывают для неё Нолд, обагряют оружие вражьей кровью и погибают на полях сражений.

Невольно коснувшись выглядывающей из ножен рукояти меча, Кристина поняла, что да, сложно.

— Ладно, поедемте, — кивнула она барону Карразерсу. Тот улыбнулся, а Доротея тоскливо вздохнула. — Не переживайте, ваша светлость, — обратилась Кристина к молодой женщине, — если всё пройдёт благополучно, он подоспеет как раз к вашим родам.

Не хотелось ей лгать и напрасно обнадёживать, но ей самой сейчас не помешала бы хоть капля надежды.

«Как же невовремя, — билась в голове одна-единственная мысль, пока он накладывал стрелу, целился и выпускал, — как же невовремя, чёрт возьми, она уехала!»

Хотя, в конце концов, что бы сейчас исправил один-единственный человек? Хорошо, не один, а с довольно большим отрядом мечников и копейщиков, причём не простых солдат, а обученных воинов из гарнизона… К тому же, как поговаривали, с волшебным мечом, не знающим поражения. И с горячим желанием отстоять свой замок любой ценой, что, в принципе, тоже прибавило бы сил.

Да, Кристина уехала на переговоры с леди Элис на остров Зари очень, очень невовремя.

Возможно, это было лишь отвлекающим манёвром: Джойс наверняка рассчитывал, что она возьмёт больше людей, а потому напал на Эори со спокойной душой, считая, что оборонять его будет по сути некому. Он зашёл с севера — ещё вчера разведка докладывала, что его войска видели на самом южном краю Белых лесов, и уже сегодня он оказался здесь. Тут была замешана магия, не иначе… Кристина бы точно разобралась. Кстати, главное, чтобы она на острове не обнаружила вместо леди Элис хорошо вооружённую армию или флот… Впрочем, она же не дурочка и может с помощью разведчиков или, в конце концов, той же магии проверить, всё ли там чисто. Но Хельмут всё равно беспокоился за неё. Даже сильнее, чем за себя, хотя беспокоиться за себя в данный момент у него было намного больше причин.

Он не стал отсиживаться в относительно безопасном замке и вышел на городскую стену, недалеко от Северных ворот, чтобы возглавить оборону Нижнего города. Допустить, чтобы захватчики прорвались в город, ни в коем случае нельзя — последуют разрушения и множество жертв. Конечно, небоеспособных жителей было решено спрятать за стенами замка, но всё же позволить Джойсу оттеснить защитников на улицы, где бой вести куда сложнее, совершенно нежелательно.

Основной напор на себя приняла городская стена, достаточно высокая и крепкая, но всё же не вечная — по ней уже ударило столько камней из требушетов, что, возможно, недолго ей осталось…

Кристина перед отъездом вручила Хельмуту несколько защитных амулетов и велела использовать их в битве, но он не очень представлял, как. Насколько он понял, эти руны должны защищать замок от силовой магии противника, которая была способна разрушить или как-то повредить стены или ворота, а поэтому приказал повесить несколько деревяшек над входом.

Узнав о приближении врага, он быстро снарядил отряды лучников и арбалетчиков, что рассредоточились по всей стене; вскоре подоспела кипящая смола и камни, которые сбрасывались в основном на осадные башни — у Джойса их и так было немного, и одну уже удалось разрушить полностью, а тех солдат, что укрывались под ней, расстрелять. Однако оставалось ещё несколько, да и без них вражеские воины не прекращали лезть на стены по лестницам — на концах у них были крюки, хорошенько вцепляющиеся в стены, и оттого сбросить лестницы было тяжело.

Больше всего людей было послано на защиту ворот — самое уязвимое место. На Северные пришёлся самый сильный удар, но и недалеко от Южных, Западных и Восточных разведка то и дело замечала отряды и осадные орудия.

Хельмут так и не смог посчитать, кого было больше — защитников или захватчиков, однако он рассчитывал воспользоваться слабыми местами войск Джойса: малым количеством осадных башен, плохой защищённостью требушетов и тем, что их нападение не было неожиданным, не застало его врасплох. В Эори уже давно были готовы к штурму и осаде, и даже для самого простого воина — крестьянина, которому пришлось отложить грабли и взять копьё, — нашлась либо бармица, либо кольчужный воротник, либо даже бригантина, а об оружии и вовсе речи не шло: копий, простых мечей и фальшионов, а также луков, арбалетов, топоров и алебард было изготовлено достаточно. Среди врагов же Хельмут видел тех, у кого не было никакой защиты корпуса — лишь кольчужный капюшон, доходящий до плеч, поножи и наручи, стёганка не в счёт. Именно такие и были пушечным мясом, в них с большей охотой попадали стрелы и болты.

Хельмут прицелился и выстрелил в одного из солдат, тащивших лестницу, но потеря единственного товарища отряду не помешала: они водрузили лестницу и полезли друг за другом. На то, чтобы её скинуть, времени не было: один из воинов, со стремительной скоростью поднимаясь и уворачиваясь от стрел, добрался до верхней перекладины и бросился на него с мечом. Хельмут ударил его луком по защищённой шлемом голове, быстро извлекая свой меч, попытался хоть как-то его ранить, но удар луком врага, видимо, даже не сильно оглушил — тот хорошо защищался. Однако у Хельмута было преимущество: солдат так и продолжал стоять на лестнице, которая могла вот-вот упасть. Приглядевшись, он увидел, что по ней лезет ещё один, и выругался. Рядом с ним, конечно, сражались другие защитники Эори, но в основном они были заняты обстрелом тех солдат, что находились внизу, лезли по лестницам или выглядывали из осадных башен, и ближний бой пришлось вести едва ли не ему одному.

Решив если не ранить, то хотя бы просто сбросить его, Хельмут пошёл в атаку, тратя все силы на рубящие удары, но его противник, будто не зная усталости, продолжал защищаться довольно хорошо. В конце концов кому-то всё-таки удалось отцепить крюки лестницы от стены и сбросить её, так что оба вражеских солдата удачно полетели вниз и, вероятно, разбились.

Хельмут выдохнул с облегчением и, спрятав меч, потянулся за очередной стрелой, коих оставалось достаточно, и то и дело приносили новые. Фехтовать без огромных латных перчаток было, конечно, удобно — больше манёвренности, — но при этом небезопасно. Отрубят ему кисть, и что тогда делать?

Он быстро извлёк стрелу из колчана, наложил, приподнял лук, надавливая, натянул тетиву и прицелился — на это ушло не более двух секунд. Попал прямо в грудь одного из солдат из ближайшей осадной башни, пробив его кольчугу. Он прицелился снова, но его внезапно отвлёк голос Кевина Олреда, капитана гвардии Эори, оставленного Кристиной, дабы тот помог Хельмуту в случае штурма.

— Ваша светлость! — прокричал тот, подбегая к нему с окровавленным мечом в руках. — Ваша светлость, просят ещё людей к воротам…

— Берите, сколько нужно, — кивнул Хельмут, всё-таки прицелился и пустил стрелу в одного из солдат, тащивших внизу очередную лестницу. Буквально тут же на весь этот отряд вылилась струя кипящей смолы.

Вообще, вокруг творился полный хаос: туда-сюда летали камни, стаи стрел и арбалетных болтов, со стен лились целые водопады кипятка и смолы, а на стены, будто ядовитый, растущий с нечеловеческой скоростью плющ, взбирались вражеские солдаты. Участвовать в штурме Хельмуту приходилось и раньше, но только тогда он был среди нападавших… Нет, всё-таки отбивать было чуть легче. Совсем чуть-чуть.

— Цельтесь в их требушеты и башни! — проорал он солдатам у собственных требушетов. — Чем быстрее мы разрушим весь этот хлам, тем нам будет легче!

Если хоть один зубец на стене окажется сбит, если хоть один кирпичик выпадет из стены, Кристина ему это так легко не простит… Да и он сам будет вполне готов лично отстраивать стену в таком случае.

И тут один из камней пролетел буквально в полуметре от его головы, угодив прямо в грудь одного из обороняющих стену солдат. На нём не было кирасы, а бригантина удара не выдержала. Хельмут поёжился, но тут же взял себя в руки и снова натянул тетиву. От вражеских стрел и болтов ему пока удавалось удачно уворачиваться или защищаться, прячась за зубцами. Однако некоторые из его боевых товарищей уже полегли, пронзённые меткими стрелами. Пущенные с большого расстояния, кольчугу они вспарывали, будто шёлк.

Поэтому Хельмут пытался стрелять как можно быстрее, а солдатам велел как можно чаще заряжать требушеты, чтобы от нападавших одно мокрое место осталось.

— Ваша светлость! — позвал его один из солдат. — Они атакуют Восточные ворота.

— Не позвольте им взять нас в кольцо и штурмовать с четырёх сторон, — отозвался Хельмут, не отвлекаясь от стрельбы. — Осторожно!

Услышав его, солдат пригнулся, он сам тоже, и над их головой пролетел огромный камень. Не успей они, точно бы разбил лица обоим…

— Попытайтесь согнать их оттуда, — велел Хельмут перепуганному солдату. — Восточные ворота укреплены слабее Северных, делайте всё, чтобы не пустить их в город.

Солдат быстро поклонился и убежал.

Позволив себе небольшую передышку, Хельмут прислонился спиной к зубцу, поднял забрало и тяжело выдохнул. Времени на отдых не было вовсе, вокруг него то и дело гибли воины, на их месте оказывались другие, над головой продолжали летать камни и стрелы, а ещё здесь стоял такой шум, от которого уши закладывало и голова болела просто нещадно.

Выглянув из-за зубца, Хельмут вновь прицелился на очередной отряд с лестницей и, быстро выпустив две стрелы, смог выбить его из строя. Рядом пролетел огромный камень, попал в осадную башню и сделал в ней пробоину, с неё посыпались изломанные доски и куски шкур, а также выпало несколько человек. Ему удалось застрелить пару лучников этой башни, но возле неё вдруг возникла ещё одна лестница, по которой взобрались по очереди аж три человека. Хельмут не знал, куда ему деваться: обстреливать солдат с башни или принять бой тех, что взбирались по лестнице.

— Обстреливайте башни! — напомнил он.

На одну из соседних лестниц вылился водопад кипятка, обожжённые, сбитые напором струи солдаты полетели вниз, но их товарищей с ближайшей к Хельмуту лестницы это не остановило. Один из врагов уже достиг стены, и барону Штольцу пришлось снова извлекать меч. Он рубанул по плечу солдата, но, кажется, даже не ранил — сталь с зубодробительным звуком лишь скрежетнула о наплечник. Противник же замахнулся и ударил очень удачно, задев его предплечье, затем попытался уколоть под ребро, но Хельмуту удалось увернуться. Он делал всё, чтобы задержать воина на лестнице, не пустить его на стену. Это, правда, ограничивало манёвренность, но уж лучше так, чем сражаться с ним на равных на стене.

Внезапно в этого солдата попала стрела — угодила в руку с мечом, прошла навылет, и тот, взвыв от боли, камнем рухнул с лестницы, жаль, не навзничь. На его месте оказался другой, ещё более остервенелый и наглый. Судя по гербу на сюрко, шингстенец, солдат Мэлтонов. Ну, неудивительно — они всегда сражались, будто стая волков. Видимо, шингстенцев Джойс пустил с лестницами и таранами, своих же наёмников приберёг для контроля за требушетами и атак из осадных башен. Правда, ни одному из отрядов с башен ещё не удалось даже выйти на мостик и приблизиться к стене — воины оказывались обстреляны, а башни — изломаны камнями. Также несколько камней долетело и до вражеских требушетов, но их всё равно оставалось довольно много, и они продолжали метать камни.

Хельмут сцепился с новым противником, отбил несколько его ощутимых ударов и чисто из-за простой человеческой усталости пропустил один, решающий — меч попал в просвет между наплечником и налокотником, вспорол стёганку, и его на мгновение парализовало от резкой, острой, пронзительной боли. Противник быстро занёс меч для следующего удара, и Хельмуту из-за этой адской боли пришлось сжимать полуторный меч одной рукой, слава Богу, что пострадала левая… Раненой рукой он вцепился в зубец для опоры, а правой начал наносить удары и блокировать выпады противника. Когда тот, просчитавшись, ослабил защиту корпуса, Хельмут изо всех сил пнул его ногой, и солдат, оступившись, рухнул с лестницы.

— Быстро сбросьте, пока новые не залезли! — заорал барон Штольц.

Вслед за сброшенной лестницей со стены полилась новая струя смолы.

Хельмут мельком взглянул на руку: из-под доспехов струилась кровь, рану раздирала боль, а когда он потянулся за луком, то она усилилась во сто крат. Но выбора не было, придётся сражаться дальше. Нельзя покидать стену до тех пор, пока натиск не будет отбит.

Из-за ранения он стал чаще мазать, однако его боевые товарищи не подводили: казалось даже, что ряды противника очень хорошо поредели… Однако, обернувшись, Хельмут обнаружил, что и защитников стало меньше.

— Вашесть! — раздался слева чей-то голос. Барон Штольц лишь кивнул в сторону солдата, чтобы тот продолжал докладывать безо всяких формальностей. — Их отбили от Восточных, но далеко они не удрали, видать, с осадой хотят сесть.

— Главное — отбить натиск здесь, — отозвался Хельмут.

Солдат кивнул, не забывая орудовать мечом и поражая насмерть забравшегося по лестнице врага. Вскоре лестницу тоже сбросили.

Пущенный камень с душераздирающим шумом и хрустом разрушил верхушку ещё одной осадной башни. Поток кипятка обрушился на бегущих с тараном солдат, одни из них успели дать дёру, другие же, свалившись на землю, остались страдать от полученных ожогов. Однако их быстро заменили новые — на них обрушился град стрел, но огромный деревянный щит, обитый шкурами, спас большинство из них. А рядом с Хельмутом, пронзённые стрелами и сбитые камнями, падали защитники Эори. Не у всех из них были шлемы с забралами, одному стрела распорола щёку, другому забравшийся по лестнице вражеский воин вонзил панцербрехер прямо в глаз, но тут же оказался убит верным ударом копья в шею. Как ни странно, тот солдат, которому пронзили глаз, остался жив — из глазницы вытекала кровь вместе с белой кашицей, он кричал и метался, пока его уводили… Видимо, лезвие не достало до мозга.

— Ваша светлость, вы ранены, — заметил вдруг один из солдат, сражавшихся рядом. — Позвать лекаря-то?

— Ага… — отмахнулся Хельмут.

О боли он уже почти забыл, точнее, привык к ней.

Лекарь примчался быстро — Хельмут знал его, это был монах одной из северных обителей, отправленный в Эори на послушание. Однако монашеские обеты не помешали ему принять участие в битве. Лекарь аккуратно положил наземь свой арбалет, тут же извлёк из сумки небольшой пузырёк, зубами вырвал пробку и влил прямо под доспехи какого-то зеленоватого вязкого зелья. На то, чтобы снять латы и стёганку и перевязать, времени не было — этим можно будет и после битвы заняться, ранение не глубокое, не страшно. Хельмут не рассчитывал, что на рану таким образом попадёт хоть капля, но когда только-только унявшаяся боль вспыхнула с новой силой, заскрипел зубами и понял, что всё-таки попало достаточно.

— Обезболивающая настойка, — кивнул лекарь, пряча бутылку в сумку и снова хватаясь за арбалет, — но при этом не парализует, как большинство обезболивающих, поэтому сражаться сможете спокойно.

— Спасибо, — процедил Хельмут, опуская забрало. Боль и правда начала проходить.

Вернувшись в вихрь битвы, он обнаружил, что осталось всего две осадные башни, а камни со стороны противника летели реже: видимо, удалось уничтожить большинство их требушетов. Правда, ворота продолжали штурмовать с тараном, но на этот отряд лилось куда больше смолы и стрел, чем на остальные.

Хельмут хотел бы увидеть сейчас Джойса, посмотреть ему в глаза, но тот, наверное, участия в штурме не принимал, руководя всем издалека. Для Хельмута же такое поведение было неприемлемым: раз уж ты — главный, так сам и веди своих солдат в бой, сам указывай им путь, направляй и подавай пример.

Внезапно рядом возник капитан Олред.

— Они рассредоточились вокруг стены, ваша светлость, — сообщил он, поднимая забрало. — На большом расстоянии, атаковать вроде не собираются. Осада?

— Ага, — отозвался Хельмут, целясь по ноге скрытого щитом солдата с тараном. Стрела вошла прямо под поножем. — Значит, и эти скоро будут отступать, судя по всему… Не расслабляемся! — проорал он солдатам у требушета. — Добьём этих сукиных детей!

— Их вроде совсем немного осталось, — заметил Олред. — Стрелы уже не летят почти, заметили?

И он чуть наклонился, выглядывая из-за стены, чтобы проверить правдивость своих слов.

— Капитан, нет! — вскрикнул Хельмут. Ему пришлось быстро выстрелить наугад, он схватил Олреда за плечо, чтобы оттащить подальше, но было поздно. Сразу два арбалетных болта легко и быстро пронзили его голову в области подбородка, ещё один впился в горло почти по основание.

А четвёртый каким-то образом долетел до Хельмутова плеча — на этот раз правого. Он выругался так, что Бог имел право прямо здесь и сейчас поразить его молнией за такие проклятия, отбросил труп Олреда, из головы которого хлестала кровь, и выдернул болт из руки. Боль была просто невыносимой, к тому же она усугубляла усталость, и он понял, что сил сражаться дальше у него просто нет.

Взгляд стремительно мутнел, но Хельмут всё же видел, как последняя осадная башня разлетелась в щепки, как вцепившаяся крюками в стену прямо напротив него лестница оказалась сброшена, да ещё и полита сверху струёй кипятка, как отряд с тараном бросил своё орудие и, прикрываясь огромным щитом, побежал назад, а вслед ему летели и летели стрелы… Кажется, вражеский требушет горел — или это у него начались видения из-за потери крови…

Хельмут пошатнулся, попытался схватиться за зубец, чтобы не упасть, но руку заново пронзила раскалённая боль. От этой боли, от отчаяния и беспомощности, от злости на весь проклятый мир буквально хотелось плакать, и он стиснул зубы, прикусил до крови губу. Усталым, неловким жестом отбросил забрало.

Потом ему показалось, что он попал в один из своих самых страшных кошмаров.

В него летела стрела.

Он попытался увернуться, но ноги не послушались его. Вместо того, чтобы отбежать куда-нибудь, он просто облокотился о зубец.

Стрела, пробив кольчугу и стёганку, прошла навылет где-то в правом боку. Наверное, задела печень или кишечник…

Хельмут зачем-то усмехнулся. Он знал, что падает, хотя продолжал отчаянно хвататься за зубец. Ему казалось, что это как-то прибавит ему несколько жалких минут жизни, как-то остановит смерть, в объятия которой ни в коем случае нельзя было падать. Сначала нужно ведь окончательно отбить штурм… Уничтожить все требушеты… Расстрелять всех нападавших… Плюнуть в мерзкую рожу Джойса…

Хельмут осел на одно колено, вглядываясь вперёд. Но ни вражеских требушетов, ни бегущих (неважно, в какую сторону) солдат, ни лестниц и стрел он уже не видел. Перед его глазами из ниоткуда возник тонкий, изящный силуэт, горящие изумрудом глаза и волосы — как огонь, пожирающий вдалеке осадные орудия. Она словно парила в воздухе и тянула к нему руки, она звала его — и он, инстинктивно коснувшись груди, где под доспехами и стёганкой хранилось её кольцо на цепочке, пошёл к ней, несмотря на боль и усталость, несмотря на не до конца выполненный долг. Он пошёл к ней, потому что тогда ещё не знал, что это была не София — это была смерть.