Ветер в твои паруса

13

Пурга, как всегда, пришла неожиданно.

Первые дни они отдыхали. Потом стали тревожиться. Срывалась работа. Телеграммы синоптикам носили оскорбительный характер. Шла третья неделя, как непогода загнала их под крышу в маленьком тихом поселке у моря. Он прилепился меж сопок на берегу залива, который не замерзал даже в самые сильные морозы, и зверобои в лихих брезентовых робах вытаскивали на берег нерпичьи тушки, покрытые, словно воском, налипшей дробленой шугой.

А где-то рядом, может быть, прямо за каменистыми отрогами, до которых, казалось, подать рукой, лежало Теплое озеро. Его не было на картах. Зимой над озером клубился туман, а летом десятки и сотни верст непролазных хлябей отрезали к нему дорогу. На берегу озера лежал песок и мелкий морской голыш, а в теплой воде плескались большие темные животные с чешуйчатыми спинами. Они иногда выходили на берег, и после них на влажном песке оставались причудливые ложбины.

Это было известно доподлинно. Было известно, что у животных длинная шея, и когда они сидят в воде, высунув наружу маленькую плоскую голову, то становятся похожими на водяных змей.

Так говорили на побережье вот уже много лет.

…На исходе третьей недели они целыми днями лежали в спальных мешках и равнодушно поругивали Таля за то, что он проиграл Ботвиннику, а Ботвинника за то, что он проиграл Петросяну. Они думали, что все идет к чертовой матери, работа безнадежно горит, и никому на эту катавасию не пожалуешься.

Павел должен был выбрать место для круглогодичной поисковой партии, а Олег измерял таинственные величины земного магнетизма, и ему для этого выделили специальную машину. Они «шлепали» посадки на лед, и пока Венька соображал, как он будет взлетать между торосами, полыньей и вмерзшей в лед бочкой из-под солярки, Олег колдовал над приборами. Такой веселой жизнью они наслаждались неделю. Потом хозяин, у которого они остановились, сказал среди белого ясного дня, что хватит, отлетались, надо втащить в тамбур лед, иначе завтра они останутся без воды. Синоптики сообщили о непогоде через день после того, как Веня, Олег и Павел залезли в спальные мешки.

На двадцатые сутки Олег нарушил табу. По молчаливому согласию было решено не поминать Теплое озеро до тех пор, пока не представится возможность организовать его поиски по всем правилам. Но случай тяготел над ними. Судьба искушала. В поселке еще были живы старики, которые помнили, как их деды рассказывали о своих друзьях, купавшихся в теплой воде…

Они держались двадцать суток. Потом среди ночи Олег сказал:

— Нет, я не могу на него смотреть. Он спит, как сурок. Веня, я умываю руки. Нужно иметь крепкие нервы, чтобы спать в ста километрах от ихтиозавра.

— Может быть, в пятидесяти, — сказал Веня.

— Тем более.

— Я не сплю, — сказал Павел. — Я думаю… Думаю о том, что нужно быть безграмотным прожектером, чтобы нести всю эту ахинею. Ихтиозавры! Да просто для того, чтобы допустить существование озер с морской фауной в глубине материка, без всяких там ихтиозавров, надо пересмотреть все существующие теории континентообразования…

Павел говорил все это не потому, что не верил в существование озер, а потому, что слишком хорошо знал своих друзей и боялся, что они наделают глупостей. Себя он считал более опытным и трезвым.

— Ты стал солидным и скучным, — задумчиво проговорил Олег. — Тебя хочется прологарифмировать.

— Тихо, мальчики. Хватит, — сказал Веня. — Будем спать. Утро вечера мудренее.

Пурга утихла ночью. А утром Павла разбудил бульдозер, расчищавший полосу. Он наскоро оделся и вышел в тамбур. Олег и Веня сидели на ящиках и о чем-то вполголоса переговаривались, стараясь не смотреть друг на друга.

— Вполне реально, — сказал Олег.

— Пожалуй, — подтвердил Веня. — По крайней мере, часов десять мы можем что-нибудь такое чинить. Ремонт нам небольшой нужен.

— Лыжу, — подсказал Олег.

— Вполне. Лыжа у нас никуда. И потом, мы слишком хорошо думаем о синоптиках. Кто сказал, что у нас уже не дует? У нас еще немного дует, правда?

Павел поморщился.

— Вы что задумали, пираты?

— Мы задумали сделать несколько галсов над побережьем, — смиренно сказал Олег. — Ты ведь не станешь чинить препятствия, поскольку это для науки.

— Для нее, родимой, — сказал Веня.

— Наука — это лучший способ удовлетворить свое любопытство за счет государства, — усмехнулся Павел. — Вы не согласны? Так считает один наш крупный ученый.

— Вот видишь! Такого случая больше не будет. — Олег смотрел на него кротко и убедительно. — Мы сядем в ста метрах от живого ихтиозавра и возьмем у него интервью. Ты хоть представляешь себе, Пашенька, какими буквами завтра во всех газетах мира будут напечатаны наши имена? И твое тоже…

— Мое не надо, я скромный. И вообще, какого лешего вы меня уговариваете? Я вам что, начальство? Летите хоть в преисподнюю. И нечего друг другу голову морочить. Лыжу они чинят. Да кто вас хватится с вашим рыдваном, сутками раньше прилетите, сутками позже… И приготовьте мне самое удобное место. Вы знаете, я не люблю сидеть в хвосте.

— Именно этого мы и боялись, — сказал Веня. — Нам не нужен твой энтузиазм. Нам нужно, чтобы ты сегодня вышел на связь с моим начальником: «Вениамин меняет тягу левого элерона. Очень занят. Завтра ждите». У тебя обаятельный голос.

— Ну уж дудки! — сказал Павел. — Ищите дураков.

Самолет у Вени был такой домашний и уютный, что его хотелось погладить рукой по симпатичной тупой морде. Он весело щурил глаза-иллюминаторы и кокетливо покачивал крыльями. В воздухе Вениамин был с ним на равной ноге, они вместе закладывали такие виражи, что у новичков захватывало дух, но на земле относился к нему снисходительно.

— Кушетка рвется в облака, — говорил он, выметая из машины окурки. — Самый раз на покой, так нет, романов начиталась. Горе ты мое горькое…

Первые полчаса все было обычно. Павел ухитрился даже немного вздремнуть и проснулся оттого, что машина легла в крутой вираж, и он чуть было не свалился с сиденья.

— Циркачи! — закричал он. — Вам в небе места мало?

Венька кивнул вниз. Они шли на небольшой высоте, и Павел увидел на снегу темные пятна яранг и суетящихся вокруг них людей.

— Ничего не пойму, — сказал Олег. — Что-то больно резво бегают, руками вроде машут.

Вениамин снова развернул машину и прошел над стойбищем совсем низко. Теперь ясно была видна цепочка людей; они действительно махали руками, а несколько человек бежали в сторону замерзшей реки, словно бы собираясь встретить самолет при посадке.

— Не нравится мне это, — сказал Вениамин. — Похоже, что-то стряслось. — Он обернулся к ребятам. — Надо сесть, я думаю.

— Пожалуй, — согласился Олег.

— Только вон та штука мне тоже не нравится. — Веня кивнул в сторону горизонта, где из-за хребта выползала темная полоса, предвещавшая пургу. — Кажется, придется возвращаться. Ладно, сядем, а там видно будет.

Едва Веня спустил трап, как к самолету подбежали несколько чукчей и заведующий красной ярангой, огромный детина с казацкими усами. Веня часто летал с ним по тундре.

— Ну, молодец! — сказал заведующий, пожимая ему руку. — Ну, если бы я знал, что это ты летишь, мы бы не волновались. А то заладили — пурга да пурга! Вот тебе и пурга!

— Что за чепуха? — не понял Вениамин. — Никуда я не летел. Я случайно увидел, что вы тут галдеж устроили, вот и подумал… А что у вас случилось?

— У нас чумработница помирает, — сказал заведующий. — Эмкуль, ты ее знаешь. Темная женщина! — он вдруг рассердился. — Говорили — давай в больницу, давай рожай по-человечески, а она свое… Сейчас вот кровь хлещет, родить не может. Застряло у нее что-то.

— Понятно, — сказал Веня. — Вы что, радио давали?

— Ну да, по рации… Со мной тут девчонка, медичка, стада объезжала, да что она может? А из района говорят — попробуем, только особо не надейтесь: пурга…

— У них действительно пурга, — кивнул Веня.

Он смотрел на горизонт. Темная полоса уже перевалила хребет, и облака, перемешавшись с туманом, спускались в долину. Начиналась поземка. «Через полчаса тут будет такая свистопляска, что не приведи бог, — подумал он. — Скверная долина. Как труба. Недаром ее кто-то обозвал пристанищем ведьм».

— Веня, — сказал пожилой чукча. — Веня, помрет дочка-то. А? У нее крови не хватит. Отвези ее скорей. А, Веня?

Вениамин посмотрел на Олега. Тот кивнул.

— Живо! Какого черта мы тут треплемся! Тащите! И медичку давайте. Сгодится.

— Я выйду на связь? — спросил Олег.

— И что ты скажешь?

— Скажу — экстренный случай. Летим, мол. И так далее.

Веня усмехнулся:

— Летим… Лететь нельзя, мальчики. Лететь ни в коем случае нельзя. Вы посмотрите.

Сопок уже не было видно. Облака садились все ниже и ниже, а навстречу им из устья долины поднимался густой и плотный туман.

— Так как же? — не понял Павел.

— Я сказал, что нельзя лететь. Но можно ехать. Впрочем, ехать тоже нельзя, но что делать? Ладно, мальчики, все. На борту чрезвычайное положение.

Павел уже не раз видел, каким становился Вениамин в трудные минуты. Он менялся даже внешне. И трудно было себе представить, что командир корабля, который сейчас отвечает за пять жизней, — это и есть Венька, еще утром кувыркавшийся на снегу возле дома и предлагавший пожать лапу ихтиозавру.

— Вениамин, — растерянно сказал заведующий, когда Эмкуль уложили на шкурах, — как же ты все-таки?..

— Тихо! Эттугье, поди сюда, — позвал он отца Эмкуль. — Ты долину знаешь, речку знаешь, да? Садись рядом, будешь показывать. Хорошо?

— Буду показывать, — согласился Эттугье и сел в кресло второго пилота. — Речку знаю, долину знаю. Да.

— Смотри внимательней, — сказал Веня. — Ехать будем быстро. Прозеваешь — врежемся. Ты меня понял?

— Понял. Смотреть буду хорошо…

Веня запустил мотор. Машина покачалась немного, отрывая лыжи от наста, потом тихонько тронулась. Павел не очень хорошо представлял себе, как все это получится, потому что вокруг было сплошное белое молоко, видимость не превышала нескольких метров. Он ездил на аэросанях и знал, что это далеко не прогулка — каждая заструга, выемка, трещина грозили аварией. И потом, сани есть сани, они для того и сделаны, но мчаться по незнакомой дороге, почти вслепую, на самолете…

— Павел, — ткнул его Олег, — вот наш ящер-то на озере небось хохочет. А?

— Не говори… Предлагала мне Танька в прошлом году застраховаться, так я, дурак, не захотел.

Иллюминаторы залепило снегом, ничего не было видно, но по тому, как вздрагивал самолет, словно поеживаясь под ветром, по тому, как мотор то стихал до шепота, то вдруг начинал реветь оглушительно и сердито, и машина рывком уходила в сторону, Павел чувствовал, что пурга усиливается.

Они шли по реке, которая должна была привести их в поселок: до него напрямик километров восемьдесят, но речка так немыслимо петляла среди сопок, что Павел даже приблизительно не мог сообразить, сколько им предстоит пройти. Сто пятьдесят, двести километров?

С одной стороны берег был обрывистым, вода пробивала себе дорогу, выгрызая подножия сопок; другой берег уходил в тундру, но и там каждую минуту машина могла либо рухнуть в припорошенную яму, либо напороться на кочкарник или застругу.

Павел не успел додумать все это, потому что самолет вдруг словно налетел на что-то упругое и податливое. Удара не было, была внезапная, рывком, остановка; мотор заныл на самой верхней ноте, машина круто развернулась и пошла в сторону. Павел понял, что они вышли из русла реки и идут теперь по тундре. Это было почти безумием. Зачем? Но тут же вспомнил, что именно здесь, возле Каменного кряжа, река делает огромную петлю, путаясь меж отрогов, и если попытаться пройти напрямик, через перемычку, то это сократит дорогу почти вдвое.

Павел залез на ящик с приборами и через спины Вени и Эттугье заглянул в смотровое стекло кабины. Пурга немного стихла — здесь, меж двух кряжей, ей было не разгуляться: видимость стала лучше. «И все-таки, — подумал Павел, — самые головоломные трассы автомобильных гонок пустяк по сравнению с тем, что предстоит сейчас Веньке». Машина шла со скоростью сорока-пятидесяти километров, и этого было достаточно, чтобы при первой же оплошности распороть себе брюхо…

Что видел в этой круговерти старый Эттугье? Что чувствовал Венька, превратив свой веселый самолетик в неуклюжий вездеход, вслепую карабкавшийся по тундре? Эттугье что-то говорил, вплотную склонившись к Вене, показывая руками, и Венька то отворачивал в сторону, то, слегка притормаживая, осторожно перебирался через заносы.

«Скоро начнет смеркаться, — подумал Павел, потеряв всякое представление о том, где они сейчас находятся и сколько еще предстоит пройти. — Скоро будет совсем темно, и наше путешествие окончится…» И в ту же минуту машина слегка подпрыгнула, мотор взвыл и стал снижать обороты.

— Что случилось? — спросил Олег, когда Веня выглянул из кабины.

— Надо выходить на связь. Приехали. Пора легализоваться. Пусть подают машину прямо к берегу. Мы на льду залива, здесь километров пятнадцать, живо доскочим.

— Ты уверен?

— Эттугье уверен, — кивнул Веня на старика. — Этого достаточно.

Эмкуль, дремавшая в полузабытьи, подняла голову, слабо улыбнулась. Венька подмигнул ей, взял у старика трубку, которую тот только что раскурил, сделал несколько затяжек и рассмеялся:

— Ну и поотрывают же нам головы! Мне, конечно, в первую очередь. Но когда будут отрывать, все-таки скажут: отличный у нас пилот Вениамин Строев!..

Утром, когда они вдоволь отоспались, Веня сказал:

— А что, мальчики? Одно доброе дело этот ихтиозавр уже сделал. Не будь его, не родила бы Эмкуль сына, а теперь вот родила. Только мы к нему еще слетаем в гости, к этому ящеру. Слетаем ведь?