16

В костер много раз подбрасывали хворост, но теперь от него осталась только груда раскаленных углей. Каменные стены словно придвинулись ближе, заглушая звуки, создавая ощущение уюта, несмотря на то что в пещере было пусто и голо.

К этому времени остальные успели проснуться и теперь, столпившись вокруг Уэса, разглядывали его.

Ниши опустели.

Уэстон Чейз покачал головой, поправил очки и сказал:

— Боже мой, Арвон, я в жизни не слышал ничего подобного.

— Тем не менее все это правда, — сказал Арвон.

— Да, знаю. Потому-то и трудно поверить.

Уэс чувствовал себя оглушенным и не мог отделаться от этого ощущения. Нелегко, когда твои понятия, представления, самая структура твоего мира вдруг вывертываются наизнанку, искажаются, вырываются с корнем, так что все перестает быть тем, чем казалось прежде.

Уэс Чейз больше не испытывал ужаса. Но ему хотелось плакать.

— Кажется, я понимаю, — сказал он, обращаясь к Арвону и к остальным, хотя они не знали его языка. — Это… словом, это невероятно.

Арвон нахмурился:

— Вы мне не верите? Вы думаете…

— Нет, нет. — Уэс беспомощно замахал рукой. — Просто вы меня ошеломили. Не только рассказ, но и вы сами. То, как вы переменились.

Сумеет ли он объяснить им, заставить взглянуть на все случившееся его глазами, которые теперь видели все по-новому?

Они же оказались совсем не такими, какими представлялись ему раньше, до рассказа Арвона. Один раз он уже испытал нечто подобное. Когда начал заниматься на первом курсе медицинского факультета университета в Цинциннати. Он приехал из Огайо и не был ни с кем знаком. На первых занятиях он озирался кругом и видел только незнакомых людей, равнодушных, высокомерных, отпугивающих. А спустя несколько лет, когда он, окончив университет, проходил стажировку в больнице Иисуса, он едва мог вспомнить впечатления тех первых дней. Теперь все они были его друзьями или хорошими знакомыми. Он с ними учился, собирал скелеты, пил в одной компании. Они были уже не морем враждебных лиц, а Биллом, Сэмом, Майковтом и Холденом. Он знал их, был среди них своим.

И сейчас, в этой необыкновенной пещере в колорадских горах, произошло то же самое.

Адский выходец с белым лицом, при виде которого кровь стыла в жилах, оказался просто Арвоном, человеком иного склада и привычек, но все-таки понятным ему. В некоторых отношениях он знал Арвона даже лучше, чем большинство тех, кого ежедневно видел в Лос-Анжелесе, да и испытывал к нему гораздо большую симпатию.

Ну, а остальные астронавты, которые проснулись во время рассказа Арвона, жадно набросились на добытую им еду, а теперь не отрывали от незнакомца взглядов, в которых странно мешались надежда, страх и отчаяние?

Не требовалось представлять их Уэсу.

Тот, кто наблюдает за ним с иронической полуулыбкой, конечно, Нлезин. Он плешивее, чем рисовал его себе Уэс, и худее. Должно быть, похудел со времени катастрофы. Господи, неужели это было пятнадцать тысяч лет назад? Уэс увидел глаза Нлезина: проницательные, зеленые, но где-то в глубине прячется доброта.

А высокий костлявый человек со странными черными глазами — несомненно, Хафидж, навигатор «Ведерка». Да, теперь Уэс понял, что имел в виду Арвон: Хафидж чужой здесь, ему не нужны ни суша, ни вода, ни приветливое синее небо — его сердце отдано звездным глубинам, для него родной дом — мрак и сталь. Уэс проникся к нему неприязнью, но не мог не восхищаться им.

Црига. Уэс слегка улыбнулся. Он действительно почти мальчик. Его одежда заметно ярче, чем у остальных. Долговязый, неуклюжий, худой. И, по-видимому, нервничает больше, чем Уэс. Уэсу стало горько — Црига был слишком похож на сына, которого у него так никогда и не будет.

А это капитан. На него нельзя не обратить внимания. Уайк был центром этой горстки людей, хотя не произнес еще ни слова. Он мерял пещеру короткими нетерпеливыми шагами. Капитан напомнил Уэсу боксера на ринге, ожидающего противника. Он был натянут, как струна, взведен до отказа и потому опасен. Он был не просто полон жизни — он кипел энергией. Он ни разу не улыбнулся. Невысокий? Да, но это не заметно. Глядя на Уайка, вы понимали, что он тверд, тверд как скала, несгибаем. В нем чувствовалась тайна, она окружала его, как ореол. Он был нетерпелив, беспокоен, всегда в борьбе с самим собой. Уэс приглядывался к нему и думал: «Осторожно, Уэс. Этот человек убьет тебя, не задумываясь, если сочтет нужным».

Уэс достал сигарету и закурил. Десять глаз наблюдали за каждым его движением. Дым показался Уэсу горьким.

Хватит ли у него духа сказать им? Он путешествовал с ними среди звезд, готовился к смерти, когда корабль ударился о землю, смеялся на пиру в шатре из шкур, глядел вместе с ними на зеленые неведомые равнины под вертолетом…

Это была одиссея, потрясавшая человеческое воображение, одиссея, начавшаяся в глубинах пространства и времени, только чтобы завершиться здесь, в этой пещере среди колорадских гор, — завершиться полной неудачей.

Уэс смотрел на них. Чужие? Каким бессмысленным казалось теперь это слово! То, что понятно, не может остаться чужим. Уэс готов был пожалеть, что познакомился с ними и участвовал и их приключениях.

Он не смог скрыть своей грусти.

— Арвон, — медленно произнес он, — я должен сказать вам одну вещь, сейчас же, не откладывая. Мне трудно говорить, но поверьте, это правда. Арвон, все было напрасно.

Арвон посмотрел на него с недоумением.

— У нас еще нет космических кораблей, — продолжал Уэс, ненавидя себя за эти слова. — Не знаю, взорвем мы себя или нет: пока возможно и то, и другое. Но как бы то ни было, кораблей у нас нет. Арвон, вы промахнулись — все вы. Вы взяли билет в один конец.

Арвон медленно встал. Словно оглушенный, помотал головой. Потом что-то сказал товарищам на своем языке.

Наступило тяжелое молчание.

— Забраться так далеко, — прошептал наконец Арвон. — Рискнуть, проснуться, увидеть, что этот мир еще жив, преисполниться надежды и вдруг…

Он умолк.

Уэс похолодел.

К нему медленно шел Уайк, и в его глазах Уэс прочел смерть.



Уэс попятился, сжав кулаки. Он понял, что Уайк обезумел от отчаяния, и не собирался стоять и ждать, пока его убьют. Что-то в Уайке сломалось, и он готов был убивать — слепо, без разбора…

Нлезин шагнул вперед и схватил Уайка за руку, капитан оттолкнул его, но к ним подбежал Арвон.

Они с Нлезином принялись быстро говорить, очевидно, в чем-то убеждая Уайка.

Капитан пришел в себя, глаза его прояснились. Он тряхнул головой, явно испытывая стыд за свою вспышку. Потом взглянул на Уэса и попытался улыбнуться, словно прося извинения. Уэс улыбнулся в ответ, но без большой готовности.

— Он очень сожалеет, — объяснил Арвон. — Для него это тяжелый удар, пожалуй, даже более тяжелый, чем для нас всех.

Уайк что-то настойчиво доказывал Арвону.

— Вы твердо уверены в том, что сказали мне? — спросил Арвон. — Я знаю, что вы не солгали, но, может быть, вы ошибаетесь?

Уэс старался сохранять спокойствие, но заключение в пещере начинало сказываться на его нервах.

— Вы же побывали внизу в городке. Как по-вашему: похож Лейк-Сити на космический порт?

— Это ничего не значит. На Лортасе тоже есть такие деревушки, сонные, глухие, всеми забытые. Но в больших городах у вас, несомненно…

Уэс сел, но продолжал поглядывать на Уайка, который беспокойно шагал взад и вперед.

— Мы стоим на пороге, — признался он, — но и только. Мы сбросили атомную бомбу во время войны — это было давно, лет десять назад (заметив выражение лица Арвона, Уэс покраснел). У нас, если не ошибаюсь, успешно ведется работа над ракетами — управляемые снаряды и прочее. — Он опять вспыхнул и, раздосадованный этим, заторопился. — Мы, правда, объявили о проекте создания искусственного спутника, пока небольшого, который собираются запустить в космос. Можно, конечно, при желании назвать его космическим кораблем, но домой вы на нем не полетите.

Арвон перевел слова Уэса своим товарищам, и они начали что-то взволнованно обсуждать. Уэс заметил, что Нлезин криво усмехается. Если все это не нравилось ему пятнадцать тысяч лет назад, то время подтвердило его мрачные предчувствия.

— Ну, а эти ракеты? — настаивал Арвон. — Какое топливо они используют? Жидкое? Твердое? Какое?

Уэс пожал плечами.

— Я врач, а не специалист по космосу.

В глазах Арвона отразилось недоумение, и Уэс пояснил:

— Я почти ничего не знаю о ракетах. У нас есть реактивные самолеты, и они, кажется, все используют жидкое топливо. Атомных двигателей, насколько мне известно, у нас нет.

Арвон удрученно кивнул.

— Погодите-ка! — Уэс щелкнул пальцами, и Уайк насторожился, как кошка. — У нас ведь есть инженеры, заводы и конструкторы. Почему бы вам не объяснить им, что надо делать, как построить корабль? Ваш опыт поможет нам создать космический корабль на несколько веков раньше, чем мы смогли бы сделать это без вас.

Арвон засмеялся — отрывистым, нервным смехом, какого Уэс у него раньше не слышал, и беспомощно развел руками.

— Вы не понимаете всей сложности проблемы, — сказал он. — Мне трудно найти примеры… нет, это не то выражение, которое мне нужно, — он задумался, подыскивая слова. — Мне трудно подыскать аналогию из вашего опыта. Но я попробую угадать некоторые стадии, через которые вы, вероятно, прошли. У вас есть корабли, большие океанские суда?

— Да, мы их называем океанскими лайнерами.

— Хорошо. Предположим, вы капитан такого лайнера, и вдруг вы перенеслись в прошлое в… ну, какой это должен быть год?

— Скажем, 1700 год, — подсказал Уэс.

— Хорошо, в 1700 год. Вы находите корабельного мастера и объясняете ему, что вам нужно. Вы, может быть, даже нарисуете ему картинку. Сможет ли он построить для вас океанский лайнер?

Уэс покачал головой, уже понимая, к чему клонит Арвон.

— Конечно, не сможет. Ну, а космический корабль с межзвездным двигателем сложнее во много сотен раз. Такой корабль строят высококвалифицированные специалисты. И мы не строили наш корабль — ведь пилоты ваших реактивных самолетов тоже, наверное, не сами их собирают? Уайк был капитаном космических кораблей, но он не мог бы начертить даже схему атомного двигателя нашего «Ведерка». Хафидж — навигатор, но он изложит вам лишь самые общие принципы действия поля искривления пространства. Если бы наш корабль сохранился, мы могли бы кое-что наглядно продемонстрировать вашим инженерам, и это имело бы смысл. Но наш корабль давно бесследно исчез. Наши знания могли бы немного сэкономить время, дали бы шанс избежать некоторых тупиков, но это все. Если ваши сведения точны, то межзвездные полеты на вашей планете начнутся не ранее чем через сто лет. До Луны вы, конечно, доберетесь скорее, но нам от этого пользы мало. А ста лет нам не прожить, Уэс, особенно после того, как мы спали тысячелетия.

Уэс ждал, но Арвон умолк и задумался о чем-то своем.

— Все это сулит мало хорошего и мне не нравится, — сказал наконец Уэс.

— Вы почти цитируете Нлезина.

Нлезин, услышав свое имя, посмотрел на них и торжественно поклонился.

— Но вы правы, — продолжал Арвон. — Все это сулит мало хорошего не только нам, но и вам тоже. Ваша Земля, пожалуй, сумеет выжить и даже, подобно нам, проникнуть в межзвездное пространство. Но вы сами можете догадаться, что за этим последует.

— Мы достигнем звезд, — медленно сказал Уэс, — и обнаружим то же, что и вы. Мы обработаем собранные сведения с помощью вычислительных машин, и тогда это станет нашей проблемой.

— Совершенно верно. А вероятность того, что вы найдете Лортас, неизмеримо мала. Мы нашли вас только благодаря счастливой случайности. Конечно, я не могу с уверенностью утверждать, что Земля уцелеет. Я слишком мало знаю о ней и предсказывать не берусь. А как думаете вы, Уэс?

Уэс вспомнил газету, которую читал накануне того дня, когда отправился удить форель. Вспомнил заголовки, вспомнил разговоры в гостях, в барах, у себя в приемной.

Он вспомнил Хиросиму и Нагасаки.

Он вспомнил Гитлера и все прочее.

— Не знаю, Арвон, — сказал он. — Я просто не знаю.

Арвон обвел взглядом голые стены, люминесцентные трубки, снятые с разбитого корабля. Он молчал, и Уэс понял, что он смотрит дальше этих каменных стен, в глубь веков, скрытых за серой пеленой времени…

— Сто лет! — воскликнул вдруг Арвон, потрясенный иронией случившегося. — Проспать пятнадцать тысяч лет — и не дотянуть одного столетия!

Он обернулся к остальным и, жестикулируя, быстро о чем-то заговорил. Он показал им свои записи. Говорил он долго, и Уэс уловил английские слова.

Арвон учил остальных астронавтов английскому языку.

Уэс вдруг почувствовал, как у него защемило сердце. Внезапно он вернулся к действительности — впечатление от рассказа Арвона начинало стираться.

И он по-прежнему заперт в этой проклятой пещере.

— Арвон!

Тот повернул голову.

— Вы не имеете права держать меня здесь. Моя жена с ума сходит от беспокойства.

Арвон колебался.

— Мы поступаем так, как нас вынуждают обстоятельства, — неохотно ответил он.

— Значит, вы меня все-таки не отпустите?

Арвон подошел к нему.

— Вы мне нравитесь, Уэс, поверьте. Но вы же человек. Мы знаем о вас только то, что оказали нам вы сами. Мы рискнули слишком многим и слишком многим пожертвовали, чтобы рисковать и теперь. Вы можете вызвать сюда армию, сбросить на нас атомные бомбы, взять нас в плен и запереть в клетку, как диких зверей. Такая судьба постигала астронавтов с Лортаса в других обитаемых мирах. Мы еще не решили, что с вами делать. Обещаю одно: мы вас убьем только в случае крайней необходимости.

Он отвернулся и принялся что-то объяснять Уайку.

Уэс попытался подавить закипавший в нем гнев. Это уже подлость! Он, Уэс, ни на минуту не усомнился в их истории, как она ни фантастична, а теперь этот Арвон ему не доверяет!

— Сукин сын, — сказал он вслух.

И тут же подумал: «Предположим, я — один из них и пытаюсь вопреки всему найти на чужой планете то, что нам нужно. Предположим, я поймал аборигена, который шнырял около моего убежища. Отпустил бы я его, дал бы ему вернуться к своим и рассказать о том, что он видел?»

Однако доводы рассудка уже не могли помочь.

Уэса охватила отчаянная тоска по дому.

Он думал о Джо, вспоминал, какой она была до того, как они поженились, и после. Вспоминал шелк ее волос, когда она стаскивала с головы шапочку после купанья в бассейне, вспоминал, как искрились ее глаза, когда ей случалось выпить слишком много, ее смех, которого он так давно не слышал. Он видел свой домик на Беверли-Глен: дикий камень, красные панели, герань в саду. И зеленый газон, сверкающий под вращающейся струей фонтана…

Джо. Он не мог не думать о ней, но не все мысли были приятного свойства. Господи, сколько же он здесь пробыл? Как она объясняет его исчезновение? Что делает теперь, сию минуту? Любит ли еще его? А что если Норман…

Нет, не надо так думать. Это нечестно.

Да?

Он уткнулся лицом в ладони и с удивлением обнаружил бороду. Закрыл глаза, задыхаясь от безысходной тоски. Его прежняя жизнь отодвинулась далеко-далеко, и она не была той жизнью, о которой он когда-то мечтал.

И это, в сущности, причиняло гораздо большую боль, чем все проблемы всех людей прошлого, настоящего и будущего.

Он спал, и видел сны, и вскрикивал, блуждая во мраке собственной души.

Загрузка...