Вето на любовь

Глава 23. Тирания

Еще и девяти утра не было, как радетельный друг, Свидетель наш со свадьбы, Георгий Матросов, он же Жора, прискакал к своему горячо любимому другу.

По стопке для опохмела — и пошли «разогревать мотор», дабы проследовать во вчерашний ресторан для продолжения пира.

А в моей голове набатом сегодняшняя ночь, да и разговоры с Никой.

Под предлогом за таблетками для желудка, в аптеку.

Срочное. Противозачаточное.

Там же и глотнула на сухую.

И снова попытки строить вид, что не я это готова все спалить вокруг дотла. Что каждое живое существо в этом зале… ненавижу и презираю до глубины души. Особенно его — моего «золотого» муженька, что так и норовил украдкой Свидетельницу потискать, раз жена… несговорчивой моральной уродкой оказалась.

Но ночь… расставила вновь всё на свои места.

И снова я в ванную — заливаться слезами… и ненавистью к самой себе.

Благо, третий день — вместе с дружками укатил на озеро. На рыбалку. С ночевкой.

Дожила до понедельника — и к платному гинекологу с самого утра.

Едва ли не на колени упала, моля спасти от жуткой участи, но так, чтобы муж не догадался.

Для чего-то серьезного — требовались анализы, а потому пока — спермицидный крем.

И надежду в придачу.

Учеба. Кроме всего этого ада… еще и поступление на носу. Будто со свадьбой никак подождать не могли. Будто завтра планета скукожится, и засосет ее в Черную дыру.

Но черт с ним. Как уж есть.

Учеба. Вновь учеба — панацея от мыслей, слез и страха. И снова попытки забить голову всем, чем только можно, лишь бы уйти от реальности…

Пришел лишь под вечер Лёня. Пьяный, помятый, замученный.

— Ты что… работу прогулял? — с опаской отозвалась я к нему, едва тот помыл руки и подался в сторону кухни.

— Тебя забыл спросить, — грубо рявкнул. Но тотчас прокашлялся. Взял стакан, набрал из бутылки воды. Разворот и, опершись на столешницу, окинул с ног до головы взглядом: — А ты чем занималась? Зачем к врачу бегала? — глоток спасительной влаги.

В ужасе окоченела я, уставив на него очи:

— А ты откуда знаешь?

— Я всё о тебе знаю. Ты же теперь моя жена.

Побежали мурашки по телу.

Лжет, не лжет?

Пристыжено опустила глаза. Ва-банк:

— Я же говорила… живот болит.

— Ты говорила, месячные, — поспешно, едко.

— Ну да… — хрипло, задыхаясь. Нервно сглотнула слюну. — Просто… по-странному как-то. Ты кушать будешь? — вперила в него взор, моля поддаться — поменять тему. — Я тут суп приготовила. И тефтели.

— Нет, спасибо, — неожиданно как-то уже мягче отозвался. Оторвался от стола, стакан в раковину и на выход, на ходу обронив: — В ресторане поел.

— А чего тут… книжек столько? — обмер в растерянности среди зала.

— А, это… — испуганно кинулась я, собирая, сгребая все свои вещи. — Это я к поступлению готовлюсь. Прости.

— У себя была, что ли?

«Ты же всё знаешь!» — так и захотелось съязвить.

Сдержалась. Значит, врет. Ничего толком не знает.

— Да, у себя.

— Понятно. Только на хр*н тебе всё это? — раздраженно.

— В смысле? — оторопела я.

— Ты же замуж вышла.

— И что? — еще шире мои глаза, поражаясь абсурду заявленного.

— Мне жена нужна. А не академик наук, — с отвращением.

— Но мне это надо… — растеряно пожала плечами.

— Зачем? — невозмутимо. — Ты теперь у нас будешь зарабатывать? А я — на кухне… супы варить?

— Причем тут это? Я же успеваю все…

— А дети когда пойдут? — вперил убийственный взгляд.

Поежилась от жути. Сердце замерло в страхе, предчувствуя гнев, если узнает правду о моем походе. Нервически сглотнула слюну. — Я это… — невнятно зашептала, — я академку возьму.

— Ну-ну. Деньги некуда выкидывать.

— Я на бюджет.

Тотчас прыснул от смеха, заливаясь ядом:

— Ну-ну, давай. Удачи, наивная дурочка. Если что — то я тебе даже проставлюсь. Удиви меня, Фунтик!

Видимо, и вправду, сильно устал… потому что этой ночью ко мне даже не притронулся. Зря только кремом нашпиговалась. Хотя нет, не зря. Уж лучше перестраховаться, так как срочным — запретили больше пользоваться. По крайней мере, полгода нужен перерыв.

А дальше — и вовсе повезло. Командировка на несколько дней. До выходных могла выдохнуть.

Я знаю, знаю, что перед смертью не надышишься. Что так или иначе… мне придется со всем смириться, принять. Но не могу. Не могу. Каждый раз — как будто предаю Федю. Себя. Каждый раз — как будто какой-то страшный зверь меня глодает, раздирая сознание изнутри.

Не ведаю, как дальше, и когда это придет смирение… но от страха, этого постоянно понимания, что будет при встрече с ним ночью — сродни пыткам. И скоро… мне кажется, я действительно сойду с ума. Если не сведу счеты с жизнью.

Не могу… сил на все это не хватает.

И снова учеба лекарем. В понедельник экзамен. Зубрить по сотому кругу то, что уже и ночью разбуди — расскажу наизусть. Я справлюсь. Я докажу, что могу. А далее — далее, если есть бог где-то там, он разведет нас. Не даст гнить рядом с тобой. Или просто заберет к себе. Но я не могу. Не хочу. Не буду…

Уснула с немой мантрой на губах. И снова во сне Федька, которого у меня отбирают. Или убивают. Или просто он тает, словно марево.

За что? За что мне все это? Неужели… это и есть расплата за то, что пыталась разлучить пару? За то, что невольно горе дарила другой?

Серебров вернулся домой лишь в воскресенье. Под вечер. Пьяный в усмерть.

Только и успела я ему всучить миску с борщом да сметаны банку.

В ужасе молнией в ванную. За заветный тюбик, шприц и дрожащими руками исполнить задуманное.

— А это что еще? — разрывающим небеса громом прозвучали его слова. За шумом воды не услышала, как дверь открыл, вошел. Замерла я, не дыша, пойманная, словно вор, на горячем.

— Л-лекарство, — только и смогла выдавить из себя.

— С кем это ты уже тр*халась тут без меня, что подцепила заразу? — саркастически-хладнокровно. Выпад — и выхватил тюбик. Повертел в руках.

Холод охватил меня изнутри, отрицая даже законы физики и кипяток, что рвался из лейки дождика.

— Ты ох*ела?! — взбешенно, округлив очи. Тотчас вперил в меня жуткий, убийственный, пронзающий взгляд. — Это то, что я думаю?!

Сжались все мышцы от страха, выгоняя влагу из тела долой.

— Нет, — отчаянно, глупо вру, давясь уже слезами.

— Ты что мне лапшу вешаешь, тварь?! — неистово. — КАКОЕ НЕТ?!

Вдруг рывок — и ухватил меня за волосы. Дернул на себя.

Не поняла даже как выбралась, вылетела из ванны. Поволок. Будто вещь, будто тряпку какую, на крики, мольбу, рев не обращая уже никакого внимания.

— Ах, детей она от меня так хочет! Бережется, гнида е**чая! — разворот за руку — втолкнул меня в зал, швырнул на пол. Отлетела я к батарее. — Сейчас я тебе покажу, как предохраняются! Так покажу, что, с*ка, сама еще у меня будешь молить, чтоб все по-человечески было!

Схватил нахрапом, к себе спиной.

— Не надо! Леня, молю! — горестное. А в голове уже мозги закипали от ужаса, осознавая, что именно тот хочет сотворить.

— Ты у меня, мразь, на всю жизнь запомнишь, как меня в дураки шить, шалава ты малолетняя! На чердаке, значит, говоришь?! И куда он тебя?! НУ?! — бешено, выламывая руки до боли, пытаясь свершить все неестественным путем. Рвя меня до крови и адской боли.

Завыла, завыла я не своим голосом, кошмаром давясь.

— Не надо! Не надо! Я врала!

Сдалась моя вселенная.

Да только Тиран уже ничего не слышал.

Не вышло задуманное, так вышло иное — привычное. Не менее мерзкое и унизительное.

Бросил там, у батареи — и сам ушел в спальню, на кровать спать.

Поздно уже было что-то делать. Да и пришла в себя лишь под утро, окончательно все осознав.

Это был понедельник. Тот самый. Экзамен. А я ни стоять, ни лежать, ни сидеть толком не могла — все тело адски болело. Да и руки… до сих пор тряслись. Спасибо, что хоть Серебров на работу отправился.

Но уйти из дому — ушла. Не смогла… больше оставаться в этой адской темнице. Там, где не только меня окончательно лишили детских наивных грез, но всякого… человеколюбия.

Куда пойти? Куда податься? Кому жаловаться? Ведь всем… на все плевать.

Да и… вроде как, сама заслужила.

Опять… сама заслужила.

Сама даже не поняла, зачем сюда пришла. Ведь отец явно сейчас… тоже на работе. Но, тем не менее, жму звонок.

Аннет.

— О, привет, — торопко, отступая, давая мне невольно понять ее приглашение. Потопала на кухню. — Ты какими судьбами? Как жизнь молодых?

Разулась — и покорно проследовала за ней. Присела на стул.

— Чего голову повесила?

— Я его ненавижу, — искренне и взрывом. Как никогда еще с ней… искренне. Глаза в глаза.

Оторопела та, выпучив на меня зенки. Так и замерла со столовой ложкой полной какой-то каши, смеси посреди кухни.

Еще один взмах моих ресниц — и потекли слезы. И снова позорно взор уткнуть в пол.

Каюсь.

Господи, мне даже больше не к кому пойти. Никому не нужна. Никто не хочет слышать. И даже ей все равно, но все же…

Нервически сглотнула девушка слюну. Шумный вздох.

Разворот и опустила заготовленное в детскую бутылочку.

Руки в боки — и вперилась в меня:

— И что ты от меня хочешь?

— Ничего, — с обидой, залпом. Живо встала я с места, только в коридор, как тотчас поймала та меня за руку:

— Стой!

Подчиняюсь. Лицом к лицу, не касаясь глаз.

— Присядь, — кивок головы, указывая на стул.

— Я пойду. Зря я вообще… пришла, — растерянно, с опаской: уже не знаю… от кого что еще можно ожидать. И кто еще как решит меня наказать, унизить.

— Вань, присядь, пожалуйста. Давай поговорим.

Колкие сомнения — и покоряюсь.

Вторит и Аннет мне. Напротив.

Шумный вздох. Взор около. И вдруг осмеливается, шепотом:

— А замуж ты за него зачем тогда пошла?

В удивлении выгнула я брови. Миг — и сдалась: очи в очи.

— Отец заставил.

От шока даже рот ее на мгновение приоткрылся.

— А то ты не знала, — невольно язвлю.

Еще бы! Его же женушка всегда в курсе всех событий!

— Нет, — искренне, замотав головой. Прокашлялась. — Но… почему?

— Неважно, — от стыда прячу очи. Гадко сознаться, в том, в чем всегда за глаза, наедине тихо сама с собой, обвиняла Анну, а в итоге и сама оказалась не лучше — поступила точно так же.

Жгучие мгновения растерянности, выжидания, и вдруг снова отозвалась:

— Ну… не знаю. Если уж… так.

— Я домой пойду, — резво вскакиваю вновь.

Разворот, как тотчас мне в спину, будто бомбой:

— А ты другого представляй.

— Что? — в ужасе уставилась я на нее, не веря своим ушам.

— Другого, говорю, представляй. Глаза закрыла — и вперед, — смущенно, тихо прошептала.

— Так, как ты с моим отцом делаешь, да? — сама не знаю, почему сорвалась, столь жуткое ляпнула.

Опешила девушка. Мгновение — и наконец-то натянула на лицо свою привычную, злобно-циничную маску:

— До него. А ты, Вань, — гневно, — взрослая девочка. И хватит из себя жертву строить. Тут два выхода: или смирись… и слушай, что тебе советуют, раз этот брак так нужен был. А нет — мы не в девятнадцатом веке. Паспорт в зубы — и на развод. Гляди, и покороче браки в жизни случались.

Ошарашенная, виновато опустила я голову. Молчу.

— И потом… это же мужики. Всё от тебя зависит. Будет ли он тебя любить и за тобой ухаживать, слушаться и подчиняться, или же станет деспотом и разотрет тебя в порошок. Прошло детство. Включай мозги. И хитрость. Нужен — хватай за рога и правь парадом. А нет — пинок, и пошагала смело дальше по жизни. Не повторяй моих ошибок — не жди годами, что ненужное вдруг станет нужным. А отца твоего — я люблю. И ребенок у нас с ним — общий и долгожданный. Что бы там твоя мать про меня не говорила, и какие сплетни в чужие уши не вливала. Так ей и передай. И себе запомни. Я люблю Колю. И мне плевать, что это вас раздражает.

Когда попала домой, Он уже вернулся с работы.

— Где шлялась? — грозно.

— У мачехи, — виновато, с испугом, тихо.

— Что… новые методы контрацепции выспрашивала? — ядовитым сарказмом прыснул.

— Нет, — поспешно.

— Или жаловалась?! — исступленно.

— Нет, конечно, — опустила голову. Помыть поспешно руки — и на кухню. — Кушать будешь?

— Нет, б***ь! Я воздухом питаюсь! Чего у нас пусто?! — не усмиряет пыл.

— Там вчерашнее… — тихо с испугом.

— Сама жри вчерашнее! Я что… мало денег зарабатываю?! Что буду этим дерьмом давиться! — тотчас схватил кастрюлю (что я успела достать из холодильника) и запулил в раковину. Зазвенела посуда. — И чего, б***ь, тарелки немыты?! Или что, у тебя руки только под крема заточены?

— Мне плохо было, — взволнованным шепотом, пряча взгляд.

— Плохо?! — яростным криком. — Я сейчас быстро тебе хорошо сделаю!

Замах руки — как вмиг завизжала я, давясь страхом. Забилась в угол, прикрываясь ладонями.

Но… не тронул.

— Моду взяла… пререкаться! — более сдержано. — ЖРАТЬ ДАВАЙ! — отступил пару шагов назад. — Чего замерла?!

— Прости, сейчас, — торопливо. Кинулась я к холодильнику прожогом.

— И не ной мне здесь. Бесишь.

Ушел в комнату, к телевизору, давая нерадивой жене… больше свободы.

Смирение. Мой выбор — смирение.

И эту ночь, хоть душой… но провела я вместе с Федей.