Видение о Петре-пахаре

Однажды летней солнечной порою

Облекся я в одежду пилигрима —

Хоть по делам я вовсе не святой —

И странствовать пошел по белу свету,

Узнать, какие в мире чудеса,

И майским утром на холмах Мальвернских

Прилег, дорогой длинной утомленный,

Я отдохнуть на берегу ручья.

Склонившись вниз, я стал глядеть на воду;

Приятный плеск поверг меня в дремоту,

И я, заснув, уввдел странный сон.

Мне снилось, будто я в неведомой пустыне,

Іде никогда дотоле не бывал.

К востоку от меня стояла башня;

В долине перед ней была тюрьма,

И страшны были рвы темницы мрачной.

Меж башней и тюрьмой в красивом поле

Увидел я огромную толпу.

Был всякий люд там: знатный и простой.

Кто странствовать пускался, кто трудился,

Как издавна на свете повелось.

Одни тянули плуг, копали землю,

В труде тяжелом взращивая хлеб;

Другие ж их богатства истребляли.

И были, кто, объятые гордыней,

В наряды дорогие облеклись.

Иные ж предавались покаянью,

Молитвой жили и постом в надежде

Сподобиться небесного блаженства.

Они закрылись в одиноких кельях

И в мир не шли за ублаженьем плоти.

И были, кто избрал себе торговлю:

Известно,— процветают торгаши.

Другие ж в менестрели подрядились

И добывали хлеб веселой песней,

За это их никто не обвинит.

Шуты, жонглеры — сыновья Иуды —

Болтали вздор, ломали дурака,

Однако ж, как и всем, в поту трудиться

У них вполне достало бы ума.

Про них сказал еще апостол Павел,

Что сквернослов — угодник Сатаны.

Кругом все попрошайками кишело;

У них набиты брюхо и мешки;

По сердцу им, как нищим, побираться

И пьянствовать, и драться в кабаках.

Нажравшись, пьяные они ложатся

И с дикой бранью поутру встают;

Проводят жизнь свою во сне и лени.

Там меж собой решили пилигримы

Идти к святому Якову[1] и в Рим.

Когда ж из странствий возвратятся,

Каких понарасскажут небылиц!

Я слышал тех, что у святынь бывали:

Что ни рассказ, то лжи нагроможденье,

И с ложью, вцдно, свыкся их язык!

Шли в Уолсингем на поклоненье Деве

Паломники, а с ними — девки их.

Работать лень болванам долговязым;

Куда вольготней, в рясы нарядившись,

Бездельников блаженных жизнью жить!

Всех орденов бродячие монахи

Народу там Писанье толковали:

И вкривь и вкось евангельскую правду

Они вертели, только бы щедрей

Им заплатил доверчивый мирянин.

Есть щеголи среди господ монахов.

Ведь их товар и деньги — неразрывны;

И стало мелким торгашом Прощенье:

Отпустит знатным лордам грех любой,

Лишь только бы они ему платили.

Когда не станут церковь и монахи строже,

Великих бедствий ждать нам на земле!

Торговец индульгенций ходит с буллой[2],

На булле той епископа печать.

Хоть нету у плута святого сана,

Но отпустить грехи он всем сулит.

И люд мирской, колени преклоняя,

Целует с верой буллу продавца.

Ему кто брошкой платит, кто кольцом.

Так золотом мирян обжоры сыты

И, как святой, у них в почете плут.

Носи епископ митру по заслугам,

Печатью не скреплял бы он обман.

Епископ сам с обманщиком в ладу.

Приходский поп с торговцем индульгенций

Разделят полюбовно серебро.

Не будь бы их, на эти деньги можно

Всю бедноту прихода накормить.

Попы из сел епископа молили

Позволить в Лондон перебраться им,—

С тех пор как по стране прошла зараза,

Приходы их погрязли в нищете.

Всем в Лондон им хотелось бы забраться,

За мессы там побольше получать.

Епископы, магистры, бакалавры,

Священники, носящие тонзуру[3],

Все те, кому Христос препоручил

Радеть о душах грешных прихожан,

Их исповедовать, за них молиться,—

Они живут все в Лондоне отлично.

Кто состоит на службе короля,

Казну его считает в казначействе,

Ему долги взымает с горожан,

Берет имущество и скот в уплату

С кварталов королевских должников.

Другие ж знатным лордам служат,

Как стюарды, хозяйство их ведут.

Не до заутрен им, не до обеден,

Делами светскими поглощены.

В день Страшного Суда их всех, наверно,

Христос, прокляв, низринет прямо в ад.

…………

Еще я видел там в нарядных шапках

Судейских стряпчих целую толпу.

Они закон отстаивать готовы

За фунт иль пенсы, а не ради правды.

Измеришь ты мальвернские туманы

Скорей, чем их заставишь рот раскрыть,

Не посулив вперед хорошей платы.

И видел я баронов, горожан

(О них я вам поведаю позднее),

Варилыциц пива, женщин-пекарей,

И шерстобитчиц видел, и ткачих,

Портных, и пошлин сборщиков на рынках,

И медников, и множество других.

Из всех работников на белом свете

Трудятся всех ленивей землекопы:

«Пусть Эмму бог хранит!» — поют.

Там повара и слуги их кричали:

«Горячих пирожков кому угодно!

Гусей отменных, уток, поросят!»

Им вторили хозяева таверн:

«У нас есть вина Рейна и Рошели,

Эльзаса белое и красное Гаскони;

Жаркое славно будет им запить!»

Так снилось мне и больше семьюкрат.