Видимость правды

Все свое время до 9.50 вечера в тот сентябрьский день Поль Стэндиш посвятил, как это и положено молодому врачу, нуждам скромной, но растущей медицинской практики. И только когда он поставил в гараж машину и подходил к дверям своего многоквартирного дома, ему пришлось приступить к выполнению дополнительных обязанностей в качестве медицинского эксперта.

Догадаться, что он потребуется именно в этом качестве, было нетрудно, как только он увидел полицейский «седан» на обочине и узнал водителя. Так бывало и раньше, и он знал, что диспетчер в Управлении попытался с ним связаться, а когда это не удалось, послал за ним машину, которая его и дожидалась. Он нехотя сел в автомобиль. Одному Богу известно, когда теперь он доберется до постели.

— Что на этот раз? — спросил он.

— Стреляли. — Водитель нажал на стартер. — Видимо, убийство.

Они быстро проехали по городу и, наконец, прибыли к нужному кварталу на самом краю центральной части города, по соседству с небольшими неприглядными магазинчиками, которые обманом проникли на место каменных жилых домов, строившихся здесь прежде. Две полицейские машины стояли напротив узкой входной двери, рядом с мастерской по починке радиоаппаратуры. Кроме них, под углом к поребрику, припарковалась «скорая помощь» из морга, и Стэндиш быстро переговорил с водителем.

Полицейский в форме стоял в дверях, другой ходил в холле на третьем этаже, где виднелась распахнутая дверь. Гостиная за этой дверью была переполнена народом, там было жарко и душно, но из присутствующих только полицейский фотограф уделял какое-то внимание неподвижной фигуре в кресле.

Лейтенант Боллард из отдела по борьбе с убийствами разговаривал с участковым капитаном и двумя неприметно одетыми мужчинами. Они глянули на Стэндиша, когда он вошел, кивнули ему. Фотограф тоже мимоходом поприветствовал его и отошел в сторону. Тогда и Стэндиш рассмотрел человека в кресле: высокий, крепкого сложения и по-своему красивый, если не принимать в расчет тяжелую челюсть; парень лет тридцати или около того, одетый в брюки, шлепанцы и футболку с темным пятном на груди.

Положив сумку, Поль Стэндиш постоял с минуту, изучая лицо погибшего, и ему показалось, что он его где-то видел, хотя и не мог вспомнить. Затем, хотя часть его мыслей была занята другим, он проделал свою работу: поднял веки и осмотрел глаза, осторожно проверил степень окоченения, ощупывая мускулы челюсти, шеи, колен.

Закончив, он отошел и взял из сумки блокнот, чтобы записать то, что обнаружил. Он все еще писал, когда к нему подошел лейтенант Боллард.

Стэндиш глянул на него.

— Кто это?

— Джордж Флеминг. Хулиган, громила. Работал прошлую зиму во Флориде вышибалой; в последнее время околачивался на подозрительной стоянке подержанных машин на 4-й улице. Дважды привлекался к ответственности за хулиганские действия и один раз — за непреднамеренное убийство.

— И еще, — спокойно добавил Стэндиш, — он привлекался за что-то еще.

— Да?

— Три месяца назад. Смерть в результате уличного происшествия — Флеминг сбил человека по фамилии Тримэйн, в какую-то из суббот.

Боллард нахмурился, потом медленно кивнул.

— Да-да, — сказал он. — Что-то припоминаю. Тримэйн был маклером.

— И мои показания помогли Флемингу выйти сухим из воды, не считая того, что у него отобрали права, — сказал Стэндиш. — Потому что Тримэйн оказался мертвецки пьяным, и вскрытие это подтвердило.

— Да-да, — кивнул опять Боллард. — Ну, это значения не имеет. Когда я сюда приехал, я так понял, что его убили из-за женщины по имени Сильвия Кейт. Работает в гардеробе в клубе Нейлан.

Он покачался с пятки на носок; плотный мужчина под сорок, с волосами цвета соломы и пристальным взглядом серых глаз, в которых светился ум и опыт. Зрелый взгляд.

— Этот случай из понятных, — сказал он. — Иногда и нам везет. Дело было так, — сказал он все еще с удовольствием в голосе. — Эта самая Кейт встречалась с юнцом по фамилии Эсти, и Флемингу это не нравилось. У них с Эсти была стычка вчера вечером, и Эсти здорово досталось. Малыш обзавелся пистолетом — мы нашли бармена, который это видел, и сегодня вечером пустил его в дело. В клубе сегодня выходной, а то у нас сейчас была бы и девчонка.

Он повернулся к невзрачно одетому человеку, который к нему обратился, и Стэндиш вернулся к своему блокноту, на одном листке которого он набросал план комнаты, отметив двери, окна, положение тела. Он понятия не имел, понадобится ли это когда-нибудь; это было частью рутины, которой обучил его старый доктор Лэтроп, который принял его на работу ассистентом, когда Стэндиш нуждался в деньгах. Он опекал молодого человека, готовя себе смену на должности медицинского эксперта перед тем, как уйти на пенсию. Закончив набросок и отметив, что фотограф освободился, Стэндиш пошел к двери, ведущей в холл, и вызвал людей из «Скорой помощи».

Даже когда убрали тело, комната все же казалась переполненной. Воздух был синим от табачного дыма, в комнате наблюдалось постоянное движение, так как детективы сновали то туда, то сюда, поджидая своей очереди на консультацию у Болларда и участкового. Пора было вымыть руки и уходить, и Стэндиш, не зная, где ванная, очутился в нише, которая служила кухней. Там стоял небольшой холодильник, двухконфорочная плита и на стене над раковиной висели кухонные шкафчики. На крючке болталось сырое полотенце, но имелся и рулон бумажных полотенец, и Стэндиш оторвал парочку, чтобы вытереть руки. Скомканную бумагу он бросил в металлическую корзину для мусора под раковиной, промахнулся и нагнулся, чтобы ее поднять.

Его врожденная привычка к аккуратности подсказала ему этот жест, и та же привычка подтолкнула его на дальнейшие действия. Потому что, подняв полотенце, он заметил маленький скомканный обрывок бумаги, очевидно, брошенной туда кем-то менее аккуратным, и инстинктивно захватил и его.

И только держа его в руках и заметив его необычную белизну и сгибы, он задержал на нем уже осознанный взгляд, и тут им овладело — нет, не подозрение, а смутное любопытство, которое основывалось на ощущении чего-то знакомого; таким же образом свернутые пакетики, аналогичного размера и гладкости он уже встречал.

Вот так и получилось, что он не стал кидать бумажку, расправил на пакетике складки и заметил остатки какого-то бесцветного кристаллического вещества, издававшего слабый запах — ничего особенного, просто приятный аромат. Тогда он отделил крупинку и положил ее на язык, вкус был горький.

Стэндиш выпрямился: довольно высокий мужчина, слегка за тридцать, худощавый; взгляд его стал угрюмым и отсутствующим, когда он уставился на стену над раковиной. Он не слышал жужжанья голосов и не ощущал суеты в комнате по соседству; прошло несколько секунд, прежде чем он снова взглянул на бумагу в руке и начал умело ее сворачивать. Когда он засунул комочек в карман, то оглядел кухню и вернулся в комнату, чтобы забрать сумку.

Лейтенант Боллард перехватил его на выходе.

— На этот раз, — сказал он с удовлетворенной усмешкой, — я не вызову неудовольствия Мэри Хэйворд и мне не придется выслушивать ее сетования. Не забудь ей это напомнить.

Мэри Хэйворд была медсестрой, секретаршей и верной Пятницей доктора Стэндиша. Она ревновала доктора к его работе и, вполне вероятно, к его привязанностям. Она с негодованием встречала притязания, которые иногда предъявлял на него Боллард в трудных случаях, и без колебаний высказывала все, что думала по этому поводу.

— Что касается вскрытия, — сказал Боллард, — мы вытащили пулю из спинки стула, так что мы не торопимся.

Стэндиш помедлил, взгляд его все еще оставался задумчивым.

— Надо бы, — медленно сказал он, — сделать вскрытие сегодня же ночью, если доктор Лумис будет ассистировать.

Левая бровь Болларда поползла вверх. На секунду в глазах мелькнуло подозрение, но улыбка стерла его.

— Как хочешь, — заметил он. — Только пусть Мэри не ругает меня за то, что я задержал тебя до утра.

Стэндиш не ответил, но прошел в холл и спустился по узкой лестнице к тротуару. Небо над головой закрывали облака, воздух был достаточно прохладным, и он на минутку остановился глотнуть свежего воздуха. Отыскивая машину, которая доставила его сюда, он заметил, как из подъехавшего полицейского автомобиля выходят двое мужчин и женщина; увидев, что они направились к раскрытым дверям дома, он решил, что это, должно быть, девица Кейт.

На улице было темно, и он не мог бы сказать о ней ничего, кроме того, что на вид это была молодая и привлекательная девушка, слишком высокая для своего возраста. Летнее платье подчеркивало стройность фигуры, плечи прикрывал легкий жакет, доходящий до бедер. Он заметил еще, что она была блондинкой и шла между двумя мужчинами, опустив голову.

Поль Стэндиш работал в эту ночь допоздна. С помощью доктора Лумиса, который часто помогал ему за вознаграждение, как некогда Стэндиш помогал старине Лэтропу, он провел вскрытие. Он также обратился к химику и предложил ему задачу, над которой тот еще трудился, когда медики выполнили свою часть работы. И даже тогда Стэндиш не пошел домой, а вместо этого направился в свой кабинет в морге; там он открыл картотеку и просмотрел отчет, который делал по случаю смерти Уолтера Тримэйна в дорожном происшествии.

В одиннадцать часов на следующее утро он вошел в просторную комнату детективов, примыкавшую к кабинету Болларда, и снова увидел девушку, которую заметил накануне вечером. Она сидела около двери Болларда, не замечая двоих неприметно одетых мужчин, которые печатали на машинках отчеты, впрочем, и мужчины не обращали на нее внимания; она не замечала ничего вокруг, сидела неестественно прямо, с остановившимся взглядом, стиснутыми кулаками; тонкое, с выступающими скулами лицо ее под копной пепельных волос, было напряженным, бледным, блестело от пота и усталости.

Врач в Стэндише отметил все эти признаки надвигающейся истерики; как мужчина, он обратил внимание на раскосые, глубоко посаженные глаза, длинные ресницы, чувственные, подвижные губы. Похоже, что она и его не заметила, когда он прошел мимо и открыл дверь.

Лейтенант Боллард развалился на стуле около своего стола, по виду его можно было предположить, что спал он еще меньше Стэндиша. Его соломенная шевелюра была всклокочена, одежда измята. Ему не мешало бы побриться. И все же он бодро приветствовал Стэндиша:

— Привет, док! — сказал он. — Присаживайся.

Стэндиш сел и спросил, есть ли какие-то результаты. Боллард сказал, что дело это простое. Что убитый, Джордж Флеминг, давно не давал покоя Сильвии Кейт. Она привыкла к тому, что мужчины не дают ей прохода, такая уж у нее работа, но Флеминг зашел слишком далеко. Он был настойчив, с ним трудно было договориться, и когда он узнал, что Ральф Эсти влюблен в девушку и проводит с ней время, он решил, что если она не досталась ему, то не видать ее и Эсти.

Произошла драка, о которой уже упоминали и в которой Эсти здорово избили. Эсти, клерк в компании, выдававшей мелкие ссуды, имел разрешение на ношение оружия. Вчера ночью он отправился на квартиру к Флемингу, застрелил его и убежал.

— Вы его взяли? — спросил Стэндиш.

Боллард покачал головой и встал.

— Нет, — коротко ответил он, — но возьмем. — Он подошел к окну, потом вернулся. — Под наблюдением железнодорожная станция, автовокзал и аэропорт. Установлена слежка за квартирой Эсти, девушки, за конторой, где он работает.

Он хотел закончить фразу, но внезапно прищурил глаза и посмотрел на Стэндиша.

— А к чему такой интерес? — спросил он. — Надеюсь, нет сомнений, что Флеминг умер от раны при выстреле из пистолета?

— Никаких. Все дело в том, — спокойно сказал Стэндиш, — что кто-то, видимо, накормил его перед выстрелом порошком, от которого теряют сознание.

Боллард, усаживаясь за стол, схватился руками за его крышку, да так и застыл.

— Порошком?.. — воскликнул он. — От которого теряют сознание? — Он медленно опустился на стул. — Откуда ты узнал? — потребовал он.

Стэндиш объяснил, как он нашел свернутую белую бумажку. Он сказал, что узнал в ней пакетик, в каких в аптеке отпускают лекарства в порошке. Нетрудно было исследовать несколько крупинок, прилипших к бумаге, гораздо труднее и дольше было проверить, принимали ли этот порошок внутрь.

— Сомнений нет, Том, — сказал он. — Я так и пишу в отчете.

Боллард еще некоторое время молча смотрел на Стэндиша, потом внезапно вскочил и забегал по комнате. Он покружил возле стола и остановился перед Стэндишем; лицо его покраснело, рот кривился в усмешке.

— Да, были случаи, когда я нуждался в твоей помощи и получал ее, — сказал он, как будто доктор был в чем-то виноват. — Но только не в этот раз. Мы возьмем Эсти еще до конца дня. У нас есть и мотив преступления и возможность его совершения. На следующей неделе мы попросим, обвинительное заключение; и помяни мое слово, его получим.

Он сглотнул слюну и сказал:

— Если кто и подсунул Флемингу порошок, так это та особа, за дверью. Они, может быть, действовали заодно. Ты ее хорошенько рассмотри, — потребовал он. — Красивой ее не назовешь, но что-то в ней есть. Такое, что мужчины будут из-за нее драться. Она хотела молодчика Эсти, а Флеминг встал у нее на пути; вот они вдвоем…

Он не закончил свою мысль, обнаружив, что зашел слишком далеко в своих предположениях. Через некоторое время он снова плюхнулся на стул.

— Не знаю я, кто дал порошок Флемингу, знаю только, как его подмешали в пищу или питье. Вероятнее всего, в питье. Открыли пакетик, когда Флеминг не видел, высыпали в коктейль и дождались результата. Эта штука быстро действует. Когда Флеминг потерял сознание, тот, кто это проделал, вымыл и вытер стаканы — кухонное полотенце было еще мокрое — и все убрал. Скомканный пакетик бросили в мусорную корзину под раковиной — и промахнулись, как и я, когда бросал полотенца.

Боллард не сказал на это ни слова, а Стэндиш расстегнул куртку и наклонился вперед, сидя на стуле; глаза его сузились, взгляд стал задумчивым и виноватым.

— Похоже, что этот Флеминг был законченный подлец. Ты говоришь, он дважды привлекался за оскорбление личности и непреднамеренное убийство? Подходящий тип, если бы потребовался наемный убийца.

— Да, этот парень собственного брата уложил бы, если бы ему хорошо заплатили, — сказал Боллард.

Потом, когда до него дошел смысл сказанного Стэндишем, он переспросил:

— Как, как ты сказал?..

— Я вот думаю, не нанял ли его кто-то, чтобы сбить Уолтера Тримэйна и выдать все за несчастный случай.

— Погоди-ка, погоди… — И Боллард сердито нахмурился.

Стэндиш быстро продолжал, тон его был напряженным, но спокойным. Он объяснил, что просмотрел тот случай трехмесячной давности и освежил в памяти детали.

— Слушай внимательно, — сказал он. — Тримэйн был компаньоном в процветающей маклерской фирме. Он любил выпить, но в течение недели не пил. Как и многие, он давал себе волю по субботам, ходил в ресторан, всегда в одном и том же ночном клубе ужинал, танцевал и пил. Он всегда напивался, но держался в рамках приличий. У него была привлекательная жена, намного моложе его, которая тоже любила развлечься и выпить — но не напивалась, как Тримэйн.

Он помедлил, потом сказал:

— В ту субботнюю ночь они вышли из клуба и стали переходить улицу, пробираясь между двумя припарковавшимися машинами. Было 1.30. За двадцать минут до этого Джордж Флеминг вышел из небольшого бара на этой же улице. Он пробыл там два часа, но за это время выпил только два виски с содовой. Ему не сразу удалось завести машину — кстати, подержанную, — и это дало ему необходимый запас времени. В конце концов мотор заработал; по его словам, учти, он вырулил на мостовую и быстро набирал скорость, когда Тримэйн и его жена вышли из-за двух машин ему наперерез.

Стэндиш махнул рукой.

— Наехал на Тримэйна почти в упор, смерть наступила практически мгновенно. Жена осталась невредимой. Когда она успокоилась, то объяснила свое спасение, — ты помнишь? — она сказала, что ее муж, который был в стельку пьян, успел оттолкнуть ее назад, к машинам, за мгновение до наезда. Насчет его состояния в тот момент нет никаких сомнений. Я делал вскрытие по горячим следам, и процент алкоголя в крови указывал на то, что в момент наезда он был пьян до бесчувствия.

Боллард, который слушал очень внимательно, покачал головой:

— Ну, и что это доказывает, кроме того, что это был очередной несчастный случай? Твое медицинское освидетельствование только подтверждало эту версию, так суд ее и воспринял.

— В то время это был единственный вывод. Если бы удалось доказать, что существует какая-то связь между Флемингом и Уолтером Тримэйном или любым из троих, кому эта смерть была выгодна…

— Но такой связи не обнаружили.

— Тогда — нет.

— И сейчас — нет.

— Я хочу сказать, что несчастный случай с Тримэйном мог оказаться очень хитрым способом убийства, которое трудно раскрыть. И тот, кто пил с Флемингом и подсыпал ему порошок… — Он не закончил фразу и вынул из кармана листок бумаги.

— Я имею в виду следующее, — сказал он. — Сегодня утром, перед тем, как прийти сюда, я навел кое-какие справки. Состояние Тримэйна оценивалось приблизительно в 50 000, оно перешло к его жене. Имелся еще и страховой полис, по которому его жизнь была застрахована на сумму сто тысяч долларов, с условием выплаты двойной суммы. Был и еще один, обычный страховой полис, на сто тысяч долларов, на имя Уоррена Чоута, его компаньона, который выкупал таким образом долю Тримэйна в акционерном капитале компании. Чоут имел аналогичный полис и для аналогичной цели; а именно: если один из компаньонов умрет, сто тысяч выплачивается наследникам умершего, а оставшийся компаньон становится единственным владельцем фирмы.

Он помедлил, проверяя, следует ли Боллард его рассказу, затем продолжил:

— Далее, у Тримэйна есть младший брат, Дональд, которому 27 октября исполняется тридцать пять лет. Их отец оставил состояние больше ста тысяч, но он явно не доверял Дональду, потому что оставил причитавшуюся Дональду половину под контролем Уолтера. В свой ближайший день рождения Дональд получит 50 000 — он бы и так их получил, но со смертью Тримэйна мы имеем следующее. Вдова получает примерно сто тысяч из состояния Тримэйна плюс половину страхового полиса с выплатой двойной суммы — то есть сто тысяч долларов. Это составляет около двухсот тысяч. Брат, Дональд, получает другие сто тысяч по этому полису плюс оставшуюся половину обычного полиса — то есть всего сто пятьдесят тысяч, — Стэндиш постукал свернутым листом по ладони, — но ему не выплачивают все это до достижения тридцатипятилетнего возраста.

Болларду все это было не особенно интересно, но он слушал, потому что Стэндиш был его старым другом. Наконец, он поднялся и сказал:

— Ну, хорошо. Вдова получит свои 200 тысяч, когда умер Тримэйн, компаньон получил фирму. Брат получит 150 тысяч, когда ему исполнится 35 лет, плюс 50 тысяч после смерти отца. Вполне допускаю, что они были рады, когда сшибли этого Тримэйна. Они стали все богаче в результате его смерти. Но как со всем этим связан Джордж Флеминг?

Он быстро продолжал, не дожидаясь ответа. То, что он говорил, не звучало ни враждебно, ни с издевкой, потому что он знал Стэндиша еще со времен его ассистентской работы, и уже тогда молодой врач серьезно интересовался раскрытием преступлений. Он считал, что Стэндиш не бросил работу медицинского эксперта именно из-за этого интереса, хотя Стэндиш не признавался в этом даже самому себе.

— Слушай, док, — сказал он. — Я, кажется, знаю, как мне поступить на этот раз. Думаю, что мы получим обвинительное заключение. Затем ты придешь ко мне с реальными доказательствами в пользу твоей версии, и я тебя выслушаю. А до той поры пусть этим займется полиция.

Стэндиш отложил листок и встал. Он сказал, что Боллард, видимо, прав. У него просто возникла вот такая мысль, и, как ему показалось, ответ был не так прост, как показалось Болларду. Затем, когда ему пришла в голову еще одна мысль, он сказал:

— А что с этой девчонкой у твоей двери? Ты ее задержишь?

— Я еще не думал об этом; а что?

— Да похоже, что она уже на пределе. Боюсь, что тебя ждет истерика.

— Истерика, говоришь?.. — Боллард озабоченно посмотрел на Стэндиша. — И что мне с ней делать?

— Ну, если ты не собираешься задерживать, я отведу ее домой, дам пару таблеток. От нее будет больше толку, если дать ей отдохнуть.

Боллард выслушал совет с уважением.

— Разумеется, — сказал он. — Так и сделай, ладно? Я не хочу из-за нее неприятностей.

Он открыл дверь и подошел с врачом к девушке, которая, казалось, и не пошевельнулась за время их разговора. Ее тонкое лицо все еще было сероватым, а взгляд — неподвижным.

— Это доктор Стэндиш, — сказал Боллард. — Мисс Кейт… Он отвезет вас домой.

Стэндиш взял девушку за руку. Под тканью жакета тело ее казалось напряженным и непослушным, когда он помогал ей спуститься по лестнице и посадил в машину. Когда они отъехали, она заговорила не сразу.

— Это я во всем виновата, — сказала она упавшим голосом.

— В чем? Что Эсти его застрелил? — задал Стэндиш наводящий вопрос.

— Ральф не стрелял в него. — Она выпрямилась, и впервые на ее щеках появился румянец. — Он не мог этого сделать. Никогда.

— Но у него был пистолет.

— Я знаю, но…

— Тогда почему же вы виноваты?

— Мне не надо было встречаться с Ральфом, даже показывать, что он мне нравился. Я знала, что Флеминг жестокий, злобный парень. Большинство мужчин оставляют вас в покое, если видят, что их недолюбливают, а Джордж стоял на своем. Он приходил в клуб каждый вечер и ждал до закрытия, чтобы отвезти меня домой. Мне надо было сообщить в полицию, надо было все уладить с Джорджем, прежде чем начать встречаться с Ральфом. Он был не такой, как все. Не смотрел косо, не приставал, не отпускал грязных шуточек, как другие, когда чистишь их щеткой. Ральф хотел, чтобы я ушла с этой работы. Он любил меня. Я рассказала ему о Джордже, но он сказал, что сам с ним разберется. — Она низко опустила голову.

— Вы же не виноваты, что у Эсти оказался пистолет.

— Нет, это из-за меня. После драки Ральф сказал, что Джордж снова изобьет его. У него в кабинете был пистолет, и он сказал, что будет носить его с собой, а я его не отговорила. Я знала, что Джордж был задирой, но считала, что он трус.

— Если Эсти не виноват, почему же полиции приходится его разыскивать?

— Не знаю… — У нее перехватило дыхание от рыданий. — Может, он пришел к Джорджу, увидел, что тот уже мертв, и испугался, когда понял, чем это обернется.

Стэндиш оставил ее в покое на несколько минут, затем начал осторожно расспрашивать о ней самой. Ему удалось узнать больше, так как она начала говорить быстро, слова вылетали так поспешно, словно ей захотелось, наконец, выговориться.

Оказалось, что она живет в двух кварталах от него, и гаражи стоят в одном и том же месте. Он выяснил, что она приехала из рабочего городка в штате Огайо, что ей — 21 год, что она хотела играть на сцене и даже два сезона играла в летнем театре. Она не потеряла надежды стать актрисой, хотя особого успеха не имела, и сейчас работала одновременно гардеробщицей и продавщицей сигарет, так как это был единственный способ заработать — из тех, что ей были известны. Накопив денег, она собиралась попробовать счастья на Бродвее; да тут встретила Ральфа.

Он время от времени бросал на нее внимательный взгляд, и в то время, как врач в нем отмечал, что его действия помогли избежать истерического припадка, мужчина в нем попал под обаяние ее привлекательности. Он отдавал себе отчет в том, что ее грациозная фигура имела приятные округлости в нужных местах, что у нее были красивой формы руки и ноги, что, хотя выступающие скулы и мешали назвать ее лицо красивым, губы ее были мягкими и полными, а глаза, большие, зеленоватые и слегка раскосые, под густыми бровями, притягивали взгляд. Помня слова Болларда, сказанные недавно, он допускал теперь, что в определенных обстоятельствах мужчины могли бы вступить из-за нее в драку.

То, что она как будто не сознавала своей привлекательности, отнюдь не уменьшало ее; и он перед тем, как отвезти ее домой, сказал, что хочет заглянуть в свою приемную.

Мэри Хэйворд занималась журналами регистрации больных, когда он провел Сильвию Кейт в кабинет. Мэри холодно представилась и, поскольку не в обычаях Стэндиша было приводить в офис хорошеньких молодых женщин, поглядывала на них обоих с подозрением, пока доктор усаживал девушку и искал что-то в шкафчике с лекарствами. Она пронаблюдала, как Стэндиш вытряхивал на ладонь таблетки и наливал в стакан воду.

Потом сказала:

— Доктор, звонила мисс Руперт. И мать того мальчика, по фамилии Клайн. Я сказала, что вы навестите их до приема. — Она взглянула на часы. — Сейчас уже десять минут первого.

Стэндишу был хорошо знаком деловой, безапелляционный тон. Мэри пользовалась им, когда не одобряла его действий. Она пользовалась им, например, когда лейтенант Боллард, по ее мнению, неоправданно посягал на время доктора; она прибегала к нему, когда считала, что он должен более внимательно относиться к частной практике, к богатым пациентам, которые имеют состоятельных друзей.

Поскольку Стэндиш все это понимал, ее строгость не раздражала, а скорее, забавляла, ибо Мэри Хэйворд была весьма юной особой, может быть, всего на два года старше Сильвии Кейт и настолько же привлекательной и женственной после работы, насколько она была деловой и расторопной в своем белом халате. У нее были каштановые волосы, которые отливали на свету золотом. В карих глазах ее светились ум и понимание: на носу рассыпались веснушки, и весь ее облик был свежим и чистым.

— Ну, хорошо, Мэри, — сказал он. — Я все сделаю, если ты отвезешь мисс Кейт домой. У нее был нелегкий разговор с лейтенантом Боллардом, и надо дать ей отдохнуть.

— Ах, Боллард… — сказала Мэри с неприязнью. — Хорошо, доктор, как скажете.

Стэндиш подал Сильвии Кейт маленький пакетик, где лежали 4 таблетки:

— Примите одну из них, когда будете дома, — сказал он. — А потом закройте дверь и полезайте в постель. Да не слишком беспокойтесь о Ральфе Эсти.

Он поколебался, не зная, рассказать ли ей о том, что он узнал, и решил, что следует рассказать:

— Видите ли, кто-то подсыпал Флемингу порошок, от которого теряют сознание, — до того, как в него выстрелить. Возможно, порошок подмешали в питье. Отпечатков пальцев не нашли, но…

— В питье? — Пушистые брови взметнулись вверх, и зеленые глаза широко раскрылись. — Но, — у нее перехватило дыхание, и она начала снова, возбуждение ее росло. — Но тогда это точно не Ральф. Он бы не стал пить с Джорджем. Тот никогда бы ему не предложил, они ненавидели друг друга.

Она продолжала развивать эту мысль, пока Стэндиш не прервал ее.

— Это пока только предположение, — напомнил он. — Но оно дает нам пищу для размышления. А теперь поезжайте и делайте все, как вам сказал врач… И еще одно: если Эсти вам позвонит, я бы на вашем месте постарался его убедить, что лучше прийти самому, а не ждать, пока его отыщет полиция. Пусть позвонит мне, если надумает.

Доктор Стэндиш принимал больных с 1.30 до 3.00, но в этот раз последний пациент задержал его до двадцати минут четвертого. До сих пор у Мэри Хэйворд не было времени рассуждать о Сильвии Кейт, а у Стэндиша не было времени на объяснения, вот и сейчас он дал ей задание, не как другу, а как медсестре.

— Позвоните Чоуту и Тримэйну в здание Первого национального банка, — сказал он, — и скажите г-ну Чоуту, что доктор Стэндиш желает его видеть в ближайшее время в кабинете морга. Затем позвоните миссис Тримэйн — вы найдете ее телефон в книге — и Дональду Тримэйну.

Мэри поджала губы, и тон ее был отстраненным, деловым и неодобрительным.

— А если я не застану кого-нибудь?

— Постарайтесь застать.

Он затем быстро вышел из приемной, чтобы навестить захворавшего пациента, и приехал в морг в 4.30. Здесь, на втором этаже, находился официальный офис медицинского эксперта, состоящий из двух комнат. Офис ничем не отличался от тысяч других небольших контор; в более просторном кабинете размещались секретарь и служащий, а также длинные ряды металлических шкафов с картотекой.

— Миссис Тримэйн и г-н Чоут ждут вас, — сказала секретарь. — Звонила Мэри и сказала, что она не может найти Дональда Тримэйна.

Поль Стэндиш видел Эвелин Тримэйн издали на суде, когда разбиралось дело Флеминга. Он запомнил ее как женщину привлекательную; но сейчас, когда он вошел в кабинет и увидел ее — она сидела на одном из кожаных стульев — ему пришли на ум слова «поразительно красивая». Эвелин Тримэйн оказалась женщиной статной, с высокой грудью, черными, как смоль, волосами, белой кожей и глазами, которые казались черными под тщательно подведенными бровями. Волосы были стянуты сзади узлом, что придавало ей классический облик и очень шло к классическим чертам ее лица — красивого, но холодного. И хотя сейчас оно было совершенно спокойным, Стэндиш допускал, что при определенных обстоятельствах это лицо могло быть и мягким и оживленным.

По крайней мере такое впечатление сложилось у него при первом внимательном взгляде на Эвелин Тримэйн. Он перевел взгляд на Уоррена Чоута и увидел перед собой преуспевающего мужчину лет сорока пяти, энергичного, крепко скроенного, широкоплечего.

Стэндиш поблагодарил их за то, что они пришли. Он сел за стол, и сказал, что, видимо, им хотелось бы узнать причину, по которой их сюда вызвали, и Чоут подтвердил, что это так. Стэндиш спросил, знают ли они о смерти Джорджа Флеминга.

Г-н Чоут читал об этом. Г-н Чоут знал также, что это именно тот человек, который сбил машиной его компаньона и мужа госпожи Тримэйн несколько месяцев тому назад.

— Нашли того, кто убил Флеминга? — спросил он. Стэндиш сказал, что не нашли, и заговорил в тоне конфиденциальном, немного таинственно и что-то недоговаривая.

— Мы, — он использовал это «мы», так как оно звучало лучше, чем «я», — мы пытаемся выяснить некоторые моменты, — сказал он. — Пока неофициально, просто, чтобы восполнить некоторые недостающие детали. Как я понимаю, в настоящее время вы являетесь единственным владельцем фирмы «Чоут энд Тримэйн»?

Чоут подтвердил, что это так, поскольку страховка по полису уже выплачена в равных долях миссис Тримэйн и брату Тримэйна.

— Но половина, причитающаяся Дональду Тримэйну, не была выплачена ему наличными, не так ли? — сказал Стэндиш. — Как я понимаю, это будет сделано позже, когда ему исполнится тридцать пять лет; то же самое и с его долей наследства. Почему было поставлено такое условие? Разве брат ему не доверял?

— Дело не столько в брате, сколько в отце. — Чоут посмотрел на Эвелин Тримэйн. — Похоже, что еще в колледже Дональд попал в переделку, и старик крепко на него рассердился; держал его под башмаком — до самой своей смерти. Он оставил Дональду половину состояния, но им владел по праву доверительного собственника Уолтер. Вот почему, я думаю, и Уолтер составил страховку на таких же условиях.

— И Дональду все это не нравилось?

— Очень может быть.

Стэндиш опять понимающе кивнул.

— Что он из себя представляет?

— Дональд? — Чоут пожал плечами. — Довольно приятный малый. Спокойный. Слишком спокойный, может быть. Младший компаньон в аудиторской фирме.

— У него есть какие-то собственные средства?

— Он скопил несколько тысяч и вложил их в акции.

Стэндиш учел этот момент, мысленно прикидывая стоимость костюма Чоута, который переливался, как кожа акулы.

— Он был когда-нибудь женат?

— Насколько я знаю — нет. — Чоут усмехнулся. — Он, знаете, немного застенчив.

Стэндиш повернулся к женщине. Он спросил, получила ли она деньги, причитающиеся ей после смерти мужа.

— Что касается страховки, — да. Остальная часть наследства все еще не получена.

Здесь Стэндиш резко отклонился от темы и заговорил о несчастном случае, в результате которого был убит ее муж.

— Иногда, — сказал он, — спустя некоторое время после подобного случая очевидец вспоминает какую-то деталь, которая ускользнула от него раньше. Мне хотелось бы знать, не вспомнилось ли вам что-то подобное, что вы захотели бы мне рассказать.

Наблюдая за ее реакцией, он заметил, как она покачала головой и опустила глаза. Секунду спустя она тяжело вздохнула.

— Нет, — сказала она, — откровенно говоря, я изо всех сил старалась забыть все это.

Стэндиш сказал, что он ее понимает. Он заметил, что ее собственное спасение можно объяснить только чудом.

— Насколько я помню, — добавил он, — вы тогда упали, но машина вас даже не задела.

— Я до сих пор не могу понять почему, — сказала она, все еще не глядя на Стэндиша. — Но до конца жизни я не забуду свет фар этой машины и рев мотора, и потом этот ужасный толчок и визг тормозов… в этот момент я упала на колени. Я думала, мне конец — но тут подняла голову и увидела…

Она внезапно оборвала рассказ, ее передернуло, и Стэндиш увидел, что она старается подавить рвотный рефлекс.

Уоррен Чоут осторожно кашлянул со своего стула.

— Я все же не могу понять, доктор, зачем мы вам понадобились.

— Я хочу выяснить, была ли какая-то связь между Джорджем Флемингом и Уолтером Тримэйном, была ли смерть Тримэйна случайной или это было преднамеренное убийство.

Чоут подался вперед, на скулах заиграли желваки.

— Преднамеренное? Вы ничего глупее не могли предположить?

— Я просто рассматриваю возможные варианты.

— Великолепно! — Чоут откинулся назад. Он взглянул на женщину, которая сидела неподвижно, широко раскрыв глаза, губы ее шевелились. — Суд не пришел к такому выводу, у страховой компании тоже не было претензий!

— При наличии полиса страхования жизни для страховой компании не имело значения — насильственная это смерть или несчастный случай.

— Это что — ни на чем не основанные предположения? Или у вас есть доказательства?

Стэндиш почувствовал, что его загнали в угол, он прекрасно это понимал.

— Есть одна-две зацепки, — сказал он уклончиво.

— И какие же?

— Я не имею права их называть.

Чоут внезапно встал, лицо его побагровело; он жестко сказал:

— Думаю, что с меня достаточно. Я возмущен, что меня вызвали сюда единственно ради того, чтобы выслушивать всю эту ерунду. И думаю, что миссис Тримэйн будет полностью со мной согласна, если я скажу, что не верю вашим словам ни на грош.

Он подошел к вставшей при этих словах женщине.

— Если у вас будет что-то, хотя бы отдаленно напоминающее доказательства или какие-то факты, мы будем рады помочь вам, если это будет в наших силах. Но я уверен, что до тех пор миссис Тримэйн не пожелает обсуждать этот вопрос ни здесь, ни в каком-то другом месте.

Он открыл дверь, прикоснулся к руке Эвелин Тримэйн, пропуская ее вперед, и вслед за ней вышел из комнаты.

Дональд Тримэйн занимал второй этаж модернизированного кирпичного особняка в районе, который все еще считался престижным. Когда он открыл дверь, в руках у него был бокал виски с содовой; он узнал доктора прежде, чем тот успел представиться.

— Приветствую вас, — сказал он. — Доктор Стэндиш, если не ошибаюсь? Не угодно ли войти? Сейчас я приготовлю вам виски.

Он провел доктора в гостиную, со вкусом обставленную, и был явно задет тем, что Стэндиш отказался с ним выпить. Он небрежным жестом указал на коричневые кресла с подушечками для головы, стоявшие по бокам небольшого камина, и вернулся к прерванному занятию: прослушиванию очередного выпуска новостей. Он был весьма приятным на вид мужчиной, с узкой костью, но хорошо сложен, с коротко подстриженными волнистыми волосами и очками в тонкой оправе, которые зрительно увеличивали его голубые глаза. Голос его, приятный и богатый интонациями, звучал подчеркнуто любезно и официально, когда он предложил серебряный портсигар и, наконец, уселся со стаканом в руке.

— Это официальный визит, доктор? — спросил он. — То есть, имеет ли ваш визит отношение к этому малому, Флемингу, который сшиб моего брата?

— Полиция склонна усматривать здесь определенную связь.

Тримэйн поправил очки.

— Вы в чем-то сомневаетесь?

Стэндиш улыбнулся. Он ответил, что, вообще говоря, всегда есть место сомнениям.

— Да, — ответил Тримэйн. — Полагаю, вы правы. — Он помедлил, раздумывая. — Вы не совсем удовлетворены, в этом все дело?

Стэндиш пропустил этот вопрос и сменил тему беседы.

— Я разговаривал с Уорреном Чоутом и миссис Тримэйн. Они сообщили мне, что вы никогда не были женаты.

— Да, это верно, — согласился Тримэйн. — Не мог себе это позволить.

— Вы сможете это сделать, когда вам исполнится тридцать пять лет.

— Вполне вероятно. Ситуация немного изменится. — Он отвечал с улыбкой, без тени неудовольствия или обиды, оставаясь вежливым и любезным, прихлебывая свое виски.

Стэндиш продолжал, сказав не менее любезно, что, по его подсчетам, Тримэйн получит 200 000 долларов.

— Примерно так, — подтвердил Тримэйн.

— Вы никогда не пробовали возмутиться, почему надо ждать до тридцати пяти лет и лишь тогда получить доступ к своей доле наследства?

— Разумеется, я возмущался, но безуспешно. — Тримэйн заглянул в опустевший стакан и встал. — Мне надо заправиться, — сказал он. — Прошу извинить. Вы уверены, что не присоединитесь ко мне?..

Он исчез за дверью, и Стэндиш огляделся, отметив безупречные накидки на мебели, с полдюжины хороших эстампов на стенах, несколько старинных столиков и этажерок, которые были расставлены по стенам. Он вытащил из серебряного портсигара сигарету и, обнаружив, что не захватил спички, встал, чтобы поискать их в комнате. Когда он увидел небольшую золотую зажигалку на каминной полке, он взял ее и отколупнул крышечку.

Колесика, которое нужно было бы повернуть, там не оказалось, нашелся только маленький рычажок, на который он и нажал. И только тут обнаружил, что это была не зажигалка, а миниатюрный флакончик духов с пульверизатором; но было поздно: облачко духов медленно осело на рукав и манжету.

Он поставил безделушку на место и попытался стереть духи: сладкий, пряный запах уже начал распространяться по комнате. Он отошел от камина. И удивился: что делает этот флакончик с духами в комнате застенчивого, тихого человека, у которого, как с уверенностью говорят, нет подруги?

Взглянув на вошедшего с бокалом виски Тримэйна, он решил держаться от него на расстоянии, не забывая о надушенном манжете; но тот не подал виду, что заметил что-то. Когда Тримэйн опустился в кресло, Стэндиш предусмотрительно отошел к изящному письменному столику.

— Кстати о Флеминге, — сказал Тримэйн, все еще не теряя снисходительно любезного тона. — Что не удовлетворяет вас в версии полиции? Или, — тут он улыбнулся, — у вас есть своя? Видите ли, мне интересно было бы узнать ваше мнение. Когда я прочитал это сообщение, мне показалось символичным, что ему суждено было умереть насильственной смертью, как умер и мой брат.

Стэндиш уставился на хозяина квартиры с некоторым изумлением, пораженный тем, что ему удается сохранять небрежно-любезные манеры; затем, размышляя дальше, предположил, что тон этот был напускным.

— У меня нет версии в настоящий момент, — наконец сказал он. — Назовем это плодом праздных размышлений, основанных на предположении, что убийство Флеминга было не случайным, а запланированным.

— Запланированным?.. — Улыбка исчезла с его лица.

— Я не полицейский, — сказал Стэндиш. — Я не мыслю в тех категориях, в каких мыслит полицейский. Они считают, что им известно, кто убил Флеминга и почему. Но как медицинский эксперт, я обнаружил некоторое несоответствие.

Стэндиш нагнулся, ощутил слабый запах духов, исходящий от рукава, и отставил руку.

— Убийство в результате наезда автомобиля — штука хитрая. Благодаря обстоятельствам и алкогольному опьянению, обнаруженному у вашего брата, Флеминг отделался легко. С другой стороны, Флеминг, как я выяснил, был таким типом, которого вполне могли нанять, если бы нашелся смекалистый человек, который обнаружил бы преимущества смерти в результате дорожного происшествия и смог бы все спланировать. Давайте предположим, что кто-то действительно нанял Флеминга и заплатил ему за это. Предположим, что Флеминг истратил деньги и потом обнаружил, что у него есть прекрасный предлог для вымогательства. А в подобных обстоятельствах тот, кто его нанял, мог прийти к выводу, что у него нет иного выхода, кроме как совершить еще одно убийство.

Он встал, сознавая, что Тримэйн не сводит с него глаз.

— Я хотел поговорить с вами, женой вашего брата и г-ном Чоутом, чтобы выяснить, нет ли у вас фактов в поддержку этой гипотезы.

Тримэйн отставил стакан и встал, улыбка его стала натянутой, в остальном он был по-прежнему джентльмен до кончиков пальцев.

— Весьма интересно, — сухо сказал он. — Весьма. А что, вы обнаружили какие-то важные детали?

— Ничего определенного. — Стэндиш невольно посмотрел на флакончик для духов и отвел взгляд. — Кроме того, что каждый из вас был, теоретически говоря, заинтересован в смерти вашего брата.

Было почти шесть часов, когда Поль Стэндиш добрался до своего офиса; он с удивлением обнаружил, что Мэри Хэйворд все еще не ушла и составляет ежемесячный отчет.

— Эй, — сказал он, — ты что-то заработалась.

— Так же, как и ты, — сказала Мэри, не глядя на него.

Стэндиш стащил куртку. Он заглянул в книгу вызовов и увидел, что вечером ему надо зайти к трем пациентам, но ни один вызов не был срочным.

Тут Мэри заговорила.

— Когда, наконец, ты собираешься рассказать мне, в чем дело?

— Ну, хорошо, — ответил он и начал рассказывать, так как любил обсудить с ней свои дела после работы. Когда он закончил, Мэри громко вздохнула.

— Этого я и боялась, — заявила она.

— Чего — этого?

— Сам знаешь чего. Я сразу поняла, когда утром ты привел сюда эту девушку, что ты всего этого так не оставишь.

— Что ты скажешь об этой девушке, Мэри?

— С ней-то все в порядке. Она рассказала мне, что случилось и что она думает, что это все из-за нее. Остается только ей посочувствовать. — Она встала и налила себе воды. — Не знаю, в чем тут дело, но что-то в ней очень привлекает.

Стэндиш поразмыслил над этим. Он и сам чувствовал, как его тянет к этой девушке, но думал, что это — чисто физическая привлекательность, на которую женщина не обратит внимания. Он все еще думал об этом, не заметив, что Мэри замолчала, насторожилась и начала принюхиваться.

— Ты с ней опять встречался? — резко спросила она. — Это ее духи? — Она увидела, как Стэндиш рассмеялся, но напряжение ее все возрастало. — Или миссис Тримэйн?

Стэндиш рассказал ей о флакончике духов с пульверизатором в квартире Дональда Тримэйна. Сказал и о том, что присутствие такого аксессуара не вполне соответствует словам Уоррена Чоута о том, что у Тримэйна нет женщины.

Но Мэри не так-то легко было сбить с толку. Как только она выяснила насчет духов, она сказала:

— Конечно, если ты твердо решил посвятить себя карьере медэксперта вместо того, чтобы расширять частную практику, тебе действительно надо уделять расследованиям больше времени. Я даже могу понять, когда к тебе обращается за советом лейтенант Боллард. Но чего я не могу понять, так это когда ты ходишь ко всем этим людям, задаешь им массу личных вопросов — и притом, что тебя это вовсе не касается. Или касается? — требовательно спросила она.

— Строго говоря, — нет, — вынужден был признать Стэндиш. — Просто я вижу, что Боллард пошел с этим убийством по неверному пути. По крайней мере, отчасти по неверному. Если бы шла речь о разборках между бандами, никому не пришло бы в голову кормить Флеминга порошком, и Боллард с этим согласен. Но кто-то подсыпал ему порошок! Я не могу себе представить, что это был Эсти: с чего бы это два соперника, которые ненавидят друг друга, стали пить вместе на квартире у Флеминга?..

— Ты обнаружил какую-то связь между Флемингом и кем-то из троих — Уорреном Чоутом, Дональдом или миссис Тримэйн?

— Нет.

— Так почему же ты?..

— Потому что если — и это очень весомое «если» — кто-то действительно нанял Флеминга, чтобы сбить Уолтера Тримэйна, подозрение неизменно падает на одного из троих. Брат со смертью Уолтера Тримэйна получает 200 тысяч вместо 50 тысяч, когда ему исполнится тридцать пять лет; миссис Тримэйн становится весьма богатой вдовой, а Чоут — единственным владельцем фирмы, доходов которой прекрасно хватало и на двоих.

Мэри отпила из своего стакана. И снова вздохнула. Она осталась при своем мнении.

— Но в твои обязанности не входит выяснение всего этого, — сказала она. — Если бы у тебя были реальные доказательства, ты бы пришел с ними к Болларду, правда? Но доказательств у тебя нет; и как же ты надеешься их получить, если даже полиция ничего не может сделать?

Стэндиш уже думал над этим. В целом он был согласен с логикой Мэри. Загвоздка была в том, что Боллард был убежден: убийство — дело рук Ральфа Эсти. Чего же ему было беспокоиться об уликах, которые не укладываются в его версию.

— Я бы мог вызвать Ли Чини, — сказал он наконец. Ли Чини был частным сыщиком. Стэндиш время от времени пользовался его услугами в прошлом, когда необходимо было дополнительное расследование. В бюджете была, между прочим, отдельная статья подобных расходов; к тому же, Ли Чини с лихвой оправдывал свои гонорары.

— Чини? — Мэри была шокирована. — Нет-нет, пожалуйста, не надо.

Стэндиш уставился на пол; его худощавое лицо выдавало усталость.

— Если в моих подозрениях что-то есть, Чини обязательно докопается до сути, — сказал он.

— Но, Поль! — у Мэри перехватило дыхание. То, что она назвала его по имени в рабочее время, свидетельствовало о крайней степени ее возбуждения. — Такое расследование не проходит по твоему отделу. А если ты ошибаешься? Никто не оплатит твои расходы, и…

— Не оплатит, я знаю, — прервал ее Стэндиш, — но я не могу отказаться. Если я не прав, мне придется заплатить Чини из своего кармана.

Мэри с размаху поставила стакан на стол.

— Ну, конечно, — сказала она язвительно. — А как же иначе. Зарабатывая на вскрытиях такую кучу денег, можно позволить себе эти расходы. — Она встала, взгляд ее был озабоченным.

— Ответь мне на один вопрос, — продолжала она. — Почему это тебя так волнует? Из-за этой девушки, Кейт? Ты делаешь это ради нее? Или просто потому, что считаешь Эсти не виноватым? Если он не виноват, то почему он сбежал?

Стэндиш попытался трезво подойти к этим вопросам, ибо, хотя они и были весьма существенными, до сих пор их удавалось избежать.

Он подумал о Сильвии Кейт. Он вспомнил, как трогательно она выглядела у дверей кабинета Болларда, как рассказывала о происшедшем в машине, как искренне брала вину за случившееся на себя. Даже перед самим собой ему нелегко было признаться, до какой степени им владело желание ее защитить и как доктору, и как мужчине; в поисках ответа его мысли перешли к исчезновению Эсти.

Он пошевелился на стуле, на время забыв об окружающем. Почему же, — опять и опять спрашивал он себя, — почему попались на глаза остатки этого порошка? Почему? И он вспомнил слова старины Лэтропа.

«Правда всегда звучит убедительно, — говаривал Лэтроп, — но видимость правды всегда допускает множество толкований».

Вот и теперь. Может, Боллард нашел правду? Или это только видимость правды? Вот это и тревожило его; один голос, внимая предостережениям Мэри, твердил ему: оставь все это. Не трогай влиятельных людей, не задавай свои вопросы. У тебя будут неприятности из-за превышения своих полномочий.

Но другой голос говорил: что-то здесь не так. Не звучит убедительно. Может, когда полиция обнаружит Эсти и тот даст свою версию происшедшего, ты успокоишься. А до тех пор — ищи верный ответ.

Он тряхнул головой, освобождаясь от дум, и повернулся, чтобы поделиться с Мэри своими мыслями, но ее в комнате не было. Он и не заметил, как она ушла. Но тут же увидел, как девушка выходит из дверей раздевалки, сменив белый халат на легкий бежевый костюм. Когда Стэндиш увидел, как нарядно и привлекательно она выглядит, он бодро ей улыбнулся.

— Подожди минутку, Мэри, — сказал он. — Сейчас я позвоню Чини, и потом мы пойдем куда-нибудь вместе поужинаем.

Мэри покачала головой, волосы ее плеснули каштановой волной.

— Нет, — спокойно и холодно сказала она, почувствовав в его бодром тоне фальшивую нотку. — Мы не пойдем ужинать. У меня в холодильнике найдутся продукты, чтобы приготовить ужин. Спасибо за приглашение. До свидания, доктор!

С видимым разочарованием Стэндиш проследил взглядом, как она вышла и закрыла дверь. На лице у него снова появились усталые морщинки. Он тяжело вздохнул. Наконец он снова повернулся к столу, сделал в блокноте записи, затем набрал номер.

Когда Ли Чини взял трубку, Стэндиш вкратце и в общих чертах рассказал ему суть дела. Он упомянул троих людей, которые в первую очередь его интересуют, и сказал, что ему хотелось бы знать, чем они занимались на протяжении нескольких недель, особенно в плане общения с другими людьми. С кем — имелись в виду лица противоположного пола — были встречи у Уоррена Чоута, Эвелин и Дональда Тримэйна? И как они проводили вечера?

— Меня также интересуют их банковские счета, — сказал он и назвал дату смерти Уолтера Тримэйна. — Особенно денежные операции в период, скажем, за неделю до и неделю спустя после несчастного случая.

Частный детектив, который до сих пор молчал, подал голос.

— Ты меня за кого принимаешь, — спросил он жалобно, — за волшебника? Ты же знаешь, что без вызова в суд к банковским счетам не подпускают.

— Но ты можешь получить информацию конфиденциально, если расстараешься. А позже, если у нас что-то будет, может, и повесткой в суд разживемся. В любом случае сделай все, что в твоих силах, — сказал он, — и посмотри, что еще можно узнать о финансовом положении Джорджа Флеминга за последние три месяца.

Чини отозвался без особого энтузиазма.

— Мне понадобится помощь, — сказал он.

— Конечно. Возьми себе парочку помощников. Да, Ли, я думаю, надо еще понаблюдать за домом Дональда Тримэйна. — Он продиктовал адрес и описал внешность Тримэйна. — Мне надо знать, бывают ли у него посетители. Если он сам куда-то пойдет, за ним надо проследить.

Чини крякнул.

— Это будет уже три помощника, — сказал он. — Это обойдется тебе в сотню долларов в день плюс расходы.

Поль Стэндиш оставался сидеть за столом еще некоторое время после того, как повесил трубку. Он не знал, сколько он так просидел, но за окном уже опустились сумерки, когда пронзительный телефонный звонок заставил его вздрогнуть. Он взял трубку и услышал голос лейтенанта Болларда, резкий и требовательный.

— Я жду тебя, док, у дверей твоей конторы через три минуты, — сказал он.

Боллард подъехал из минуты в минуту. Он был не в полицейской машине, и, кроме него, в машине никого не было. Не успел Стэндиш захлопнуть дверцу, как Боллард уже набирал скорость.

— Я говорил тебе, что мы возьмем Эсти, — сказал он.

Стэндиш не ответил, потому что при той скорости, на которой они летели по городу, он предпочитал, чтобы лейтенант полностью сосредоточил свое внимание на дороге. Перед заброшенным кирпичным домом с выбитыми стеклами, рядом с которым стояли три полицейские машины, Боллард резко затормозил. Стэндиш выбрался из машины и пошел к дому. Он успел дойти до тротуара, когда его схватили сзади за плечо.

— Не туда, док, — сказал Боллард ровным голосом. — Вот сюда. — И подтолкнул Стэндиша к «седану» выпуска пятилетней давности, который в первый момент не попал в поле зрения Стэндиша.

«Седан» стоял между двумя полицейскими машинами, окна были опущены, и Стэндиш сразу увидел на сиденье скорченную, застывшую фигуру; на сером лице выделялось безобразное пятно. Приглядевшись, можно было заметить крошечное отверстие в виске и вокруг него — ожог от пороха.

Он открыл дверцу и наклонился над телом, его опытные пальцы автоматически проделали свою работу. Потом он спросил, где пистолет.

— Он был под телом, — сказал Боллард. — Пуля прошла насквозь и застряла вот здесь. — Он показал на обшивку в промежутке между дверцами. — Пистолет 32 калибра, — сказал он. — Уже отдали на проверку; почти наверняка это тот самый, из которого стреляли во Флеминга. Когда наступила смерть?

— Вероятно, более 12 часов тому назад. Точнее пока сказать не могу.

— Да, конечно, — сказал Боллард. — Это произошло вчера вечером. Выбежал после того, как убил Флеминга, поездил по городу, смекая, какие у него шансы выкрутиться, и выбрал легкий путь. Где-то около полуночи. А на каком расстоянии, по-твоему, произведен выстрел?

— Похоже, что несколько дюймов. Это не контактная рана.

Боллард был вполне удовлетворен. Он признал, что его отдел допустил промашку, — не учли, что у Эсти была машина. Он объяснил, что машину заметили этим утром, но тщательно не осматривали, так как она не вызывала подозрений. И только когда любопытный полицейский заглянул, наконец, внутрь, был обнаружен труп Эсти.

Он говорил что-то еще, но Стэндиш уже его не слушал. Его взгляд не мог оторваться от тела Ральфа Эсти; при жизни это был коренастый мужчина лет двадцати пяти, с буйной шевелюрой и широким худощавым лицом. Что-то помимо смерти заставило Стэндиша испытывать чувство странного потрясения и горечи.

Факты недвусмысленно свидетельствовали в пользу версии о самоубийстве. Он ясно это сознавал; и все же какая-то часть разума упрямо отказывалась признать очевидное. Как он ни спорил сам с собой, он не мог найти объяснения тому факту, что Флеминга накормили порошком, от которого теряют сознание. Вскрытие это подтвердило. Положение усугублялось тем, что сейчас одного этого факта было уже недостаточно.

У доктора не было времени, чтобы заняться собственным расследованием, почти до вечера следующего дня. Утром пришлось делать вскрытие, и оно лишь подтвердило предположение о самоубийстве; днем один за другим шли пациенты, а после окончания приема пришлось посещать больных на дому.

Когда он в начале пятого вернулся в офис, Ли Чини ждал его в приемной — небольшой человечек с острым носиком неопределенного возраста.

Он и его помощники обнаружили множество деталей, притом самых разных. Среди них несколько фактов, похоже, заслуживали внимания. Первое: Уоррен Чоут, вдовец, на протяжении нескольких последних недель скромно обедал с женщиной в черном.

— Брюнетка, — добавил Чини, — всегда в шляпе с вуалеткой, никто не мог назвать ее имени.

— И как часто они обедают вместе?

— Трудно сказать, но дама всегда одна и та же.

— Неплохо, — сказал Стэндиш. — Ну, а как насчет миссис Тримэйн?

— Тут у нас почти ничего, вроде как прочерк, — сказал Чини, глянув на свою сигарету, докуренную до последнего сантиметра, и затушил окурок в пепельнице. — Почти все время сидит дома, покупки совершает, в основном, по телефону. Иногда выходит из дома вечерами. Соседи видели, как она выходила часов в семь, не всегда видели, как она возвращается домой.

Взгляд Стэндиша пополз вверх и застыл на стене над головой Чини. Внутри у него росло возбуждение.

— А Дональд Тримэйн?

— Ну, здесь у нас дела получше, — Чини откинулся назад, явно довольный собой. — Ты знаешь, где он живет? Такой небольшой дом. Одна квартира на этаж. Владелец занимает нижний этаж и любопытен донельзя, да к тому же у него бессонница. Похоже, что у Дональда есть подружка, которая навещает его раз в неделю после наступления темноты. Примерно в девять часов. Хозяин дома считает, что уходит она очень поздно, потому что он ни разу не видел, как она возвращается. Кроме как в прошлую ночь.

— Ага! — Стэндиша все больше охватывало волнение. — Брюнетка?

— Угу. Обычно появляется по понедельникам, но неожиданно зашла вчера. Примерно на час.

Стэндиш насторожился.

— Ты поставил человека на этот дом, как я говорил?

Чини усмехнулся.

— А как же. И парень не растерялся. Он даже проводил ее. Брюнетка в темных очках, женщина не маленькая, с вуалеткой. Тебе, может, рассказать, куда она направилась?

— К дому Тримэйнов.

— Верно. — Чини скрестил ноги и отпустил замечание, явно не содержащееся в записях. — Похоже, — сказал он, — что наша брюнетка успевает на оба конца, а?

Стэндишу понадобилось некоторое время, чтобы переварить услышанное и сделать выводы.

И только после этого он был готов слушать дальше.

— Что с банками?

— Тут тоже прочерк, — сказал Чини. — Я начал с Национального, потому что три нужные нам конторы находятся в этом же здании. Все три имеют банковские счета. Я однажды оказал небольшую услугу Национальному банку, и кассир относится к моим просьбам с пониманием, если я говорю ему, что это конфиденциально и в качестве личного одолжения.

Он сверился с записями и сказал:

— Что касается Чоута, тут глухо. Его счет слишком велик и операции проходят так часто, что углядеть что-то особенное на тот срок, что ты отметил, невозможно. У миссис Тримэйн был небольшой счет с ежемесячным балансом около трехсот долларов. Никаких ощутимых вкладов или изъятий денег не было, кроме как две недели тому назад, когда, как я понимаю, ей выплатили страховку.

— Дональд Тримэйн?

— Примерно то же самое.

Стэндиш поразмыслил над этой информацией и нашел, что она их вперед не продвигает.

— Что у Джорджа Флеминга?

— Никакого банковского счета найти не удалось. Темные личности вроде него счетов не заводят. — Чини отложил свои записи. — Но, может быть, вот это тебе пригодится, док. Флеминг никогда не шиковал. До недавнего времени. За прошедшие три месяца он купил машину новой модели, хотя и подержанную, за две тысячи семьсот зеленых — наличными! — и несколько новых костюмов и крупно играл на скачках, хотя много не выигрывал. — Он встал. — Пожалуй, все.

Стэндиш остался сидеть, где сидел, и угрюмо наблюдал, как уходит маленький сыщик. Сосредоточась на финансовой информации, которая теперь у него имелась, он понял, что только Флеминг давал кое-что в поддержку его версии. Флеминг разжился деньгами; следовательно, его могли нанять для того, чтобы сбить Уолтера Тримэйна. Но кто?

У Уоррена Чоута был мотив для убийства и были деньги, но не было доказательств, что он воспользовался деньгами именно с этой целью. У Эвелин Тримэйн явно не было наличных, чтобы в то время заплатить за такую работу, правда, она могла договориться с Флемингом о том, что заплатит за сделку позже, что было маловероятно. Не было денег и у Дональда Тримэйна. Вот только…

Он вскочил, когда в мозгу сверкнула эта мысль; в нем снова стало разгораться возбуждение. Когда он вошел в свой кабинет и увидел за столом Мэри Хэйворд, он сказал, что хочет пойти к Чоуту Уоррену и вернется самое большее через полчаса.

Большинство из обслуживающего персонала фирмы «Чоут энд Тримэйн» уже разошлись к тому времени, когда Стэндиш до них добрался. Но дверь была еще не заперта, и он вошел. Уоррен Чоут перед тем, как уйти, складывал на столе бумаги. На этот раз его взгляд был непроницаемым и свирепым.

— Нет, — сказал он, когда Стэндиш высказал свою просьбу. — Никогда.

— Но у Дональда Тримэйна действительно имеется здесь счет?

— На это я вам отвечу: да, имеется. Что же до остального… — Он не закончил фразу, оперся руками о стол и нагнулся к Стэндишу. — Я сказал вам вчера: я буду сотрудничать с вами, если у вас будут доказательства в пользу вашей теории. В настоящее же время, как я понимаю, полицию удовлетворяет версия, по которой Эсти убил Флеминга, а потом застрелился сам. При данных обстоятельствах ваше желание просмотреть счета наших клиентов может быть удовлетворено только при наличии вызова в суд, доктор.

Стэндиш встретил этот отпор без всякой враждебности. Голос его оставался ровным, уверенным и ясным, хотя от него явно отмахнулись.

— Говорите все, что вам будет угодно, г-н Чоут. — Стэндиш сел на ручку кресла; он не торопился. — То, что стало мне известно, подтверждает мои сомнения насчет случайности смерти Уолтера Тримэйна. Я бы предпочел вести свое расследование без лишнего шума, но если вы настаиваете, я пойду в полицию и предоставлю им свои данные. Думаю, они не откажут в вызове в суд, но в ту же минуту, как они это сделают, вся пресса будет об этом знать. Если вам сейчас нужна эта шумиха…

Он поднялся, расправил куртку и приготовился уйти.

— Минуту.

Стэндиш остановился.

Чоут смотрел на него с холодным презрением, но в голосе его появилась неуверенность.

— Что вам нужно?

— Я хочу знать, что вы купили или продали от имени Дональда Тримэйна в июне.

Чоут помедлил, бросил взгляд в сторону, наконец расправил плечи и стал выходить из-за стола, сказав, что посмотрит записи.

Стэндиш подошел к окну, ощутив напряжение, в котором он находился, и с облегчением улыбнулся. Он вытер платком ладони и ждал со спокойной уверенностью, когда придет Чоут; тот пришел с выражением озабоченности на лице.

— Он продал сотню акций Америкэн Фэкториз 14 июня по курсу 50¾. Это составляет немногим более пяти тысяч, — сказал Стэндиш. — Вы перевели деньги на его счет или выдали ему чек?

— Он пожелал иметь чек.

— И получил по чеку наличными?

— Разумеется, получил.

Стэндиш сказал про себя «Ага!» с чувством внезапного удовлетворения. Вслух же он сказал:

— Весьма вам благодарен, г-н Чоут.

Был уже шестой час, когда Поль Стэндиш вернулся в свой офис после посещения на дому больных. В приемной он обнаружил Эвелин Тримэйн, которая беседовала с Мэри. Женщина, по-видимому, только что пришла, так как обе разговаривали стоя, и Мэри сказала:

— А вот и он.

Пока Стэндиш здоровался с ней и убирал в шкаф медицинский саквояж, Эвелин Тримэйн внимательно разглядывала его своими карими, с влажным блеском глазами. На ней было темно-синее прилегающего фасона платье с небольшим жакетом. Через руку был перекинут меховой палантин. Все вместе производило впечатление чего-то дорогого, высокомерного, недосягаемого и нетерпеливого. И все же, услышав ее грудной голос, который просил его о разговоре наедине, Стэндиш не мог отделаться от мысли: какой станет эта женщина, когда напускные равнодушие и отчужденность — он был уверен, что все это напускное, — спадут.

Он провел миссис Тримэйн в хирургическую, кивком указав Мэри на коммутатор внутренней связи. Войдя в хирургическую, он украдкой включил коммутатор и пригласил женщину сесть.

Эвелин Тримэйн начала с того, что откровенно призналась: она пришла пригрозить ему. Как она заявила, ей было известно обо всех визитах Стэндиша к ее деверю и к Чоуту; более того, намеки, которые он делал накануне, так ее расстроили, что она вынуждена была обратиться к своему адвокату, который заверил ее, что у Стэндиша не было никаких полномочий, никаких прав на ведение подобного расследования. Она сказала, что, если доктор будет продолжать свои недопустимые инсинуации, и она и все остальные, кого это затрагивает, позаботятся о том, чтобы вопрос был вынесен на рассмотрение соответствующих полномочных органов.

Стэндиш позволил ей закончить, зная, что у нее есть веские основания для таких заявлений, хотя мысли его в то время были заняты другим. Он сказал, что хотел бы задать один вопрос.

— Вы вчера вечером были у доктора Тримэйна?

Что-то промелькнуло в темной глубине ее глаз и пропало.

— Возможно.

— Вы бывали у него и раньше.

Опять что-то случилось с ее глазами, но она сумела скрыть свои чувства прежде, чем он понял, в чем дело. Она сняла с платья пушинку, и, когда подняла взгляд на Стэндиша, улыбка ее была деланой.

— Бывала у Дональда? — спросила она надменно. — После смерти моего мужа? Не смешите меня, доктор.

— Она еще покажет тебе, Поль, — сказала Мэри, когда миссис Тримэйн ушла. — Ты с ней наплачешься.

Стэндиш улыбнулся — мягко и понимающе, так как он чувствовал озабоченность Мэри и знал, что беспокоится она за него. Он рассказал ей то, что узнал от Ли Чини.

— Что-то не сходится, Мэри, — пожаловался он ей.

— Но если даже ты прав, если кто-то действительно нанял Флеминга, чтобы он сбил Тримэйна, — у тебя нет никаких доказательств. Это не могла быть миссис Тримэйн; у нее в то время не было денег.

— Но она могла быть в сговоре с кем-то: или с Чоутом, или с братом Тримэйна. Все, что от нее требовалось, — это слегка подтолкнуть пьяного мужа в нужный момент.

Мэри издала испуганное восклицание:

— Но это так ужасно!

— У Чоута были деньги — Дональд Тримэйн тоже получил по чеку наличные, пять тысяч, и он не положил их на счет. Это было за три дня до убийства его брата. Что он сделал с деньгами?

— А если ты ошибаешься — ведь ты не исключаешь эту возможность? — и они подадут жалобу… Представь, начнется официальное расследование и тебя снимут с должности. Что будет с твоей врачебной практикой?

Стэндиш проглотил подступивший к горлу комок.

— Я должен использовать эту возможность, — сказал он наконец. — По крайней мере, попробую.

Клуб «Нейлан» был не из лучших, но место пользовалось популярностью во многом благодаря превосходному оркестру и умеренным ценам. Раздевалка находилась в небольшом фойе у входа, и, когда Поль Стэндиш вошел в тот вечер в половине одиннадцатого в клуб, он сам бы не смог объяснить, зачем он это делает.

Сначала его решение было основано на желании выразить Сильвии Кейт свое сочувствие и сказать ей, что он по-прежнему не удовлетворен версией о самоубийстве; теперь же, когда он пришел, он обнаружил, что это был только предлог, чтобы увидеть ее, поговорить с ней.

Она стояла в уютной нише вместе с другой девушкой. Обе были в темных платьях с низким декольте, отделанным белой бейкой; девушка узнала его в первый же момент, ее раскосые глаза просияли улыбкой. Она вышла из-за прилавка, пожала ему руку и лишь затем взяла его шляпу и передала второй девушке.

Она сказала:

— Я рада, что вы пришли.

Стэндиш спросил, можно ли им присесть где-нибудь на несколько минут, и она ответила, что да, можно, и переговорила со своей напарницей. Затем она провела его в комнату, где стояли несколько столов для тех, кто предпочитал тишину шумной танцующей компании.

Когда они сели за стол, он сделал заказ и спросил, не нарушает ли он их правила, и она заверила его, что все в порядке, она договорилась, и ее заменят.

— При первой же возможности я увольняюсь, — сказала она. — Мне трудно здесь работать после всего, что случилось с Ральфом.

Он сказал, что понимает ее. Он вкратце рассказал ей о том, чем занимался все это время и, рассказывая, смотрел на нее и видел, что лицо ее осунулось, высокие скулы и впадины под ними подчеркивали пухлые губы. В полумраке ее волосы казались мягкими и блестящими, смуглая кожа — гладкой; косметики было немного.

— Похоже, что у Флеминга водились деньги? — спросил он.

— Да, пожалуй. — Она взглянула на него. — У него была хорошая машина и — да, думаю, он был при деньгах.

Не называя имен, Стэндиш рассказал о 5 тысячах, которые Дональд Тримэйн получил, но никуда не вложил. Есть возможность свести эти два конца.

Он увидел, что она хотела что-то сказать, но сдержалась. Дыханье у нее перехватило, грудь под тканью платья напряглась. Она посмотрела прямо ему в глаза, наклонившись так близко, что он мог заглянуть в зеленую глубину ее глаз.

— Вы думаете, что этот человек заплатил Джорджу пять тысяч, чтобы…

— Чтобы он сбил Уолтера Тримэйна, — закончил Стэндиш. — Думаю, что несчастный случай был заранее спланирован. По-видимому, Джордж нуждался в деньгах, и для него это был способ, чтобы их заработать. Возможно, тот, кто его нанял, понял, какой козырь дал ему в руки, и решил положить вымогательствам конец.

Это объясняет применение порошка; но просто застрелить Флеминга было бы недостаточно. Убийца должен был быть уверен, что его никогда не обнаружат; ему надо было разработать еще один сценарий, такой же хитроумный.

Он перевел дыхание и сказал:

— Из разговоров с Флемингом тот обнаружил, что у Флеминга были неприятности из-за Эсти. Он, вероятно, даже назначил Эсти встречу и пошел на нее прямиком после того, как управился с Флемингом. Каким-то образом, обманом или под угрозой пистолета, он заставил Эсти сесть за руль и ехать в район порта. — Он помедлил, не желая останавливаться на подробностях. — Когда все было кончено, он оставил свой пистолет и забрал пистолет Эсти, чтобы у полиции сложилось вполне определенное мнение; так оно и случилось.

Она напряженно следила за его рассказом, глядя на него широко раскрытыми глазами; наконец, она со вздохом откинулась назад.

— Да, видимо, все так и было. Ральф никогда бы так не сделал, и… — она помедлила и их взгляды встретились. — Вы собираетесь все это доказать?

Стэндиш сказал, что надо попытаться. С минуту он любовался ею. Затем внезапно смутился, так как знал, что не имеет права так на нее смотреть.

Он подозвал официанта и заплатил по чеку. Все еще немного смущенный, он пожал ей руку в фойе и услышал слова благодарности.

Небо и прежде было закрыто тучами, и теперь, расплачиваясь за свою беспечность, Поль Стэндиш оказался под дождем без пальто, на скользком и грязном тротуаре. Машину он припарковал почти за квартал от клуба, и, хотя дождь шел не сильный, он поливал усердно, и ему ничего не оставалось, как бежать бегом.

Он плюхнулся на сиденье, захлопнул дверцу и обнаружил, что в машине было мокро из-за того, что он забыл поднять окно; пришлось закрыть его. Он выудил из кармана ключи, включил дворники и, наконец вырулил со стоянки. Через восемь минут он был уже среди гаражей примерно в квартале от своего дома. Он запер гараж и стал ощупью пробираться по темной, скользкой улице.

Он повернул направо, из-за дождя держась поближе к домам. На углу он снова повернул. До дома оставалось еще порядочное расстояние, и он шел, держа в руках сумку; темнота сгущалась. Лишь несколько окон были освещены на этой улице; кругом стояла тишина, только где-то впереди слышался низкий, стреляющий звук работающего вхолостую мотора.

Стэндиш не смог бы объяснить, что заставило его поднять взгляд и остановиться буквально у порога собственного дома. Ведь он спешил. Он смотрел вниз, защищаясь от дождя. Звук мотора не значил ничего. И все же какое-то внутреннее чувство заставило его поднять голову, и он застыл, как вкопанный.

Наискосок от входа в здание, в десяти метрах от него, стоял небольшой двухместный автомобиль с работающим мотором. Правое окно было опущено, и внутри темнела фигура. Стэндиш не мог разглядеть, кто это. Он заметил поднятый воротник, шляпу с полями, низко надвинутую на глаза, — все это смутно, так как его взгляд приковал металлический блеск пистолета.

Дальнейшее заняло доли секунды. Он подобрался, и тут нажали на курок. Он увидел вспышку и услышал, как над головой посыпались осколки кирпича. Потом он упал, почти нырнул, прижавшись к углу здания и закрывая голову сумкой, а из пистолета тем временем сделали еще два выстрела.

Напрягая мускулы и стараясь не двигаться, он вжимался в тротуар, пока не услышал, как нажали на стартер, и автомобиль, визжа тормозами на поворотах, умчался вверх по улице. Стэндиш осторожно поднял голову, но фары не горели, и номера не было видно.

Он особенно и не приглядывался, так как услышал хлопанье открывающихся окон: любопытные соседи желали узнать причину выстрелов. Быстро нырнув во входную дверь, он поднялся на лифте на четвертый этаж и только тогда ощутил дрожь в коленях — наступила реакция.

Очутившись у себя дома, он положил сумку и оглядел одежду: она была мокрая и грязная, но дырок нигде не было заметно. Ладони его дрожащих рук были совершенно черные, и он пошел на кухню вымыться.

Он не заметил, когда прошла дрожь. Он быстро налил рюмку и, когда нес ее в гостиную, обнаружил, что негромко насвистывает. Это так его изумило, что он стал доискиваться причины и нашел ответ, странным образом его удовлетворивший. Кто-то здорово испугался.

Поль Стэндиш позвонил лейтенанту Болларду на следующее утро, прямо из дома. Он не хотел, чтобы Мэри узнала о покушении на убийство. На этот раз угрюмый, неразговорчивый, Боллард хмуро выслушал рассказ и обследовал три отметины на фронтоне кирпичного дома, оставленные пулями.

В более спокойной обстановке Стэндиш догадался бы, что угрюмость Болларда — следствие его обеспокоенности тем, что случилось, что причиной неразговорчивости являются его напряженные попытки понять и объяснить происшедшее, что уже нельзя было оставлять без внимания версию доктора.

Не чувствуя всего этого, Стэндиш уколол его:

— Это на юного Эсти уже не повесишь.

Боллард с раздражением глянул на него.

— Ну, хорошо; и на кого же тогда мы это повесим?

Стэндиш пожал плечами.

— Я тебе говорил на днях свое мнение.

— Я помню. Ты считаешь, что кто-то нанял Флеминга, чтобы сбить Уолтера Тримэйна; поскольку Флеминг начал свои вымогательства, кто-то подсыпал ему порошок, а потом застрелил. Значит ли это, что ты считаешь, что или вдова, или брат убитого, или этот брокер Чоут убили и Флеминга, и Эсти и стреляли в тебя?

— Вот именно. И я хочу знать: будешь ты искать в этом направлении?

— Будь спокоен, — сказал Боллард. — Разумеется, док, мне хотелось бы сначала обговорить это, но — будь спокоен, после мы немедленно всем этим займемся.

Но, несмотря на эти заверения, говорил он без особого энтузиазма, Стэндиш даже слегка обиделся на своего друга, когда поднимался в свою квартиру. Там же вовсю звонил телефон. Голос в трубке принадлежал Чини.

— Не знаю, нужно ли тебе это или нет, — сказал маленький сыщик, — но только Дональд Тримэйн остановился сегодня утром, по пути на работу, в аэропорту и спрашивал о рейсах на Майами. Билеты он не покупал.

Стэндиш принял это с интересом; уголки его глаз тронула задумчивая улыбка.

— А на работу он пошел?

— Конечно.

— У тебя не найдется ключей, чтобы попасть к нему в квартиру?

— Да ключи найти можно, — поколебавшись, сказал Чини. — Но я с тобой на это не пойду; и тебе не советую.

— Я знаю, — сказал Стэндиш, — тебе идти не надо. Только принеси ключи, хорошо?

С помощью ключей Чини Стэндиш без труда проник в квартиру Тримэйна, и первое, на что он поглядел, была каминная полка, где стояли в прошлый раз духи. Он нашел их в ванной, в шкафчике, но прежде обследовал гостиную с хорошей мебелью и не менее опрятную спальню с двумя стоящими рядом деревянными кроватями, одна из них была не заправлена.

Идя сюда, он не преследовал какую-то определенную цель; он сам не смог бы объяснить, что ищет. Ему надо было что-то, что могло бы укрепить схему, сложившуюся у него в уме; но, пока он не дошел до ванной, его поиски ни к чему не привели.

Здесь же его внимание привлек шкафчик с двумя отделениями. То, что справа, было набито мужскими туалетными принадлежностями, лекарствами, рецептами; полки слева явно принадлежали женщине.

Пульверизатор с духами стоял именно в этом отделении; там же находилось множество бутылочек и тюбиков с косметическими средствами и различными препаратами. Стэндиш с удовлетворением разглядывал их, вспомнив свой визит к Дональду Тримэйну, этому невозмутимому, опрятному, незаметному человеку, у которого, по общему мнению, не было женщины.

Не вдаваясь в глубокие размышления, Стэндиш отошел от шкафчика и оглядел ванную, осматривая занавеску душа, полотенца, коврик на полу. В углу стояла плетеная коробка, и он для порядка взглянул и на нее и заметил, что в плетеной стенке запуталась черная прядь. При ближайшем рассмотрении он нашел еще одну прядь, более длинную, и, вынув из сумки конверт, осторожно высвободил пряди и положил в конверт. Затем, повинуясь внезапному импульсу, он открыл сумочку на «молнии», которую всегда носил с собой, вынул все ее содержимое, отыскал пару резиновых перчаток, осторожно поднял одну за другой все вещи, находящиеся в левом отделении шкафчика, и положил в сумку на «молнии». Проделав все это, он незамедлительно покинул квартиру.

Все еще не имея в голове определенного плана, но полагая, что чем больше информации в твоем распоряжении, тем лучше, даже если она прямо и не относится к делу, он поехал сначала в морг, где на втором этаже располагалась химическая лаборатория, довольно большая комната со скамьями, столами и шкафами, набитыми разнообразными реактивами и лабораторной посудой. Химик, невысокого роста, лысеющий мужчина в очках, выслушал Стэндиша, принял конверт с двумя прядями волос и сказал, что посмотрит, может быть, что-то можно сделать.

— Я позвоню вам после обеда, — сказал Стэндиш, вернулся в машину и поехал в полицейское управление, где в лаборатории криминалистики у него работал приятель.

— Погляди-ка вот это, Эдди, — сказал Стэндиш, — может, найдешь отпечатки пальцев. — И он выгрузил содержимое сумочки на рабочий стол. — Здесь наверняка что-то есть.

— Что мне делать, если я найду парочку хороших отпечатков? — спросил Эдди.

— Пока не знаю, я тебе позвоню.

Почти до четырех часов Поль был занят своей медицинской практикой. Когда ушел последний пациент, он попросил Мэри закрыть входную дверь и поднял трубку телефона.

У химика была для него информация, и Стэндиш сказал:

— Да… Ага. — Затем, понижая голос. — Обесцвеченный?.. По всей длине?.. Так. Спасибо.

Он набрал следующий номер и перекинулся парой слов с Эдди.

— Ну как?

— Есть хороший большой палец левой руки и правый указательный, — сказал Эдди. — Теперь куда с ними?

Стэндиш отвечал не торопясь, обдуманно. В конце разговора в кабинет вошла Мэри, но, поскольку она ничего не сказала, он набрал еще номер и застал Ли Чини в его офисе.

— Дональд Тримэйн все еще под наблюдением?

— Нет, — сказал Чини.

— Поставь человека, пусть следит за квартирой. Всех остальных отзови, а то мне не расплатиться, но квартира должна быть под наблюдением. Если покажется наша брюнетка, пусть твой человек сразу же мне позвонит. Буду ждать.

— И сколько ты собираешься ждать? Почему ты думаешь, что она сегодня придет?

— Потому что, — сказал Стэндиш, — у них, как я понимаю, не остается времени. Если я ошибаюсь, если она до полуночи не появится, пусть мне все равно позвонят.

Мэри слушала, наводя порядок в хирургической, потом села за свой стол.

— Я вижу, — сказала она несколько сурово, — ты перестал выполнять свои обязанности доктора до 12 ночи. А если кто-то позвонит?

— Ты ответишь на звонок, — сказал Стэндиш. — Все вызовы переводи доктору Янгу, как ты делаешь, когда я уезжаю.

Мэри подавила вздохом свое раздражение. Она припудрила нос, с сердцем захлопнула пару ящиков и в конце концов снова села за стол, раскрасневшаяся, с сердитыми искорками в темных глазах.

— А что ты собираешься делать, если брюнетка действительно придет?

— Нанесу ей неофициальный визит. — Стэндиш поднялся и глянул на часы. — Уже шестой час, — сказал он. — Ты не торопишься домой?

— Где ты будешь ужинать?

— Ты могла бы принести мне сэндвич и кофе перед тем, как уйти домой.

Она ничего не сказала. Зазвонил телефон, и она взяла трубку и направила пациента к доктору Янгу. Через двадцать минут она поднялась и пошла переодеваться, затем без единого слова вышла. В ее отсутствие снова зазвонил телефон, теперь это был не пациент, а Эдди из Управления, сообщивший дополнительную информацию.

Когда Мэри вернулась, при ней было три пакета из коричневой бумаги. Из первого она извлекла два сэндвича, которые положила на стол Стэндиша, из второго — два больших бумажных стакана с кофе; из третьего — две груши и кисть винограда без косточек.

Стэндиш внимательно следил за ее действиями. Он посмотрел на Мэри и, когда улыбнулся ей, с него слетела вся усталость, накопившаяся за эти дни.

— Итак, — сказал он, — ты не идешь домой?

— Нет.

Стэндиш с нежностью смотрел на нее.

— Давай поедим, — сказал он наконец. — Я ужасно хочу есть.

— Я тоже, — сказала Мэри. — Надеюсь, ты любишь виноград!

И они с аппетитом ели сэндвичи и пили кофе, не торопясь, чтобы растянуть удовольствие; курили сигареты и слушали радио. Они почти не разговаривали, но оба, как бы невзначай, посматривали на часы на столе; время ползло лениво: 8.00, 8.30, 9.00. И вдруг телефон разразился звонками, и оба они вздрогнули.

Доктор не признал голоса, который доносился из трубки, но сообщение все прояснило:

— Оставайтесь там, — сказал Стэндиш. — Я еду.

Незнакомый мужчина вышел из тени деревьев на противоположной стороне улицы, когда Стэндиш припарковал машину метрах в сорока от входа в кирпичный дом, где жил Дональд Тримэйн. Он сообщил, что брюнетка все еще у Тримэйна и спросил, нужна ли Стэндишу помощь. Тот ответил, что нет, и, когда человек ушел, он повернулся к Мэри.

— Если хочешь помочь, можешь позвонить Болларду. На углу есть аптека. — Он вышел из машины. — Скажи ему, где я, и пусть приедет и ждет меня здесь, или поднимется в квартиру, как пожелает.

Мэри совсем не одобряла его решение, и это было заметно по тону ее голоса.

— А что будешь делать ты?

Стэндиш и сам толком не знал этого, когда шел в темноте к дому, так и не потрудившись ответить Мэри. Он думал, что сможет вытянуть из Дональда больше информации, чем это мог бы сделать Боллард, действуя как официальное лицо; и раз уж он зашел так далеко, ни с кем не советуясь, надо было идти до конца. Он сам себе это доказывал, стоя на площадке второго этажа; он постучал в дверь Тримэйна, потом снова постучал, чувствуя, как внутри нарастает напряжение.

Прошло добрых десять секунд, пока за дверью не послышались шаги и мужской голос спросил:

— Кто там?

— Доктор Стэндиш.

Еще десять секунд прошли. Наконец щелкнул замок и дверь приоткрылась на несколько сантиметров; показалась фигура Тримэйна, он был в своих неизменных очках.

— Извините, доктор, — сказал он, по обыкновению официально, — я не один.

— Я знаю. Об этом я и хочу поговорить с вами.

И тут Стэндиш сделал быстрое движение, навалившись на дверь, и быстро оттеснил хрупкого Тримэйна, ворвавшись в пустую комнату.

Он услышал, как за спиной захлопнулась дверь, и Тримэйн с быстротой молнии подскочил к Стэндишу. То, что случилось дальше, вовсе не входило в планы доктора. Ибо хотя человек, который очутился прямо перед ним, по-прежнему был безупречно опрятным и выхоленным, лицо его окаменело, подбородок упрямо вздернулся, а губы побелели от гнева.

— Вы не имеете права врываться подобным образом, — закричал он. — Я не позволил бы даже полиции врываться без ордера!

Прокричав это, он размахнулся. Удар был не из мастерских, но он нанес его неожиданно и со всей силой, на которую был способен. Стэндиш вовремя заметил его движение и успел отклонить голову, не совсем, но достаточно, чтобы выдержать удар.

И все же кулак задел его скулу, и он отступил на шаг, а Тримэйн двинулся следом, замахнувшись левой. Дело осложнялось тем, что Стэндиш немного занимался боксом в колледже, а Тримэйн, по всей видимости, нет: теперь он промахнулся левой, а Стэндиш схватил его за руку, но бить не стал, а просто крутанул и свалил его с ног, а потом бросил на диван, с которого тот сполз на пол.

Тримэйна выдал взгляд: даже тогда, когда он пытался сесть, он смотрел не на Стэндиша, а на что-то за его спиной, так что доктор успел обернуться и заметить убегавшую женщину прежде, чем она добралась до двери. Она вышла из спальни, вся в черном, высокая брюнетка в темных очках; когда он бросился к ней, она уже открывала дверь в холл.

Ему удалось схватить ее за руку, когда она была уже в холле. Он втащил ее в комнату и свободной рукой захлопнул дверь. С минуту она пыталась с ним бороться, потом размахнулась сумкой и со всей силы ударила его по плечу. Сумка отскочила и упала.

И тут Стэндиш ухватился за черную шевелюру, она подалась, зацепив мимоходом очки, которые тоже слетели. Та, кого он в результате увидел, не была брюнеткой. Это оказалась блондинка с разъяренным взглядом зеленых глаз, с бледным, искаженным лицом.

Перед ним стояла Сильвия Кейт.

Стэндиш отступил назад, тяжело дыша, но не удивляясь. Он свернул черный парик и положил его и очки в карман. Он молча наблюдал, как черты лица девушки обрели обычное выражение, как она привела в порядок платье. Грудь ее все еще судорожно вздымалась, губы были крепко сжаты.

Все это продолжалось не более пяти секунд, никто за это время не проронил ни слова. Затем Тримэйн вскочил и дал волю чувствам. Он сказал, что потребует ареста Стэндиша, что сделает все, чтобы у него отобрали разрешение на частную практику и на проведение медицинской экспертизы, и еще много всякого говорил он Стэндишу, и тот все выслушал.

— На вашем месте, — сказал Стэндиш, когда тот выдохся, — я бы больше молчал.

— Я вызову полицию! — сказал Тримэйн, и, когда Стэндиш ответил, что был бы только рад этому, решительно направился к телефону. Он не успел сделать и двух шагов, как его остановил голос Сильвии Кейт.

— Подожди, Дан! — злой голос ее срывался. — Пусть теперь он скажет.

Тримэйн помедлил, потом, махнув рукой, повиновался. Стэндиш опять посмотрел на Сильвию и только когда он вспомнил, что она в некотором роде была актрисой, он признал в этой безжалостной женщине со стальным взглядом ту девушку, которой он пытался помочь и с которой беседовал только накануне вечером.

Он сел и обратился к Тримэйну:

— Полагаю, что вы ее любите.

— Разумеется, я люблю ее.

— Еще с того времени, когда ваш брат был жив… Тогда почему же вы на ней не женились? Потому что ваш брат, под влиянием которого вы всецело находились, — раньше это было влияние отца — не одобрял этого?

Приступ ярости у Тримэйна прошел. Негодование осталось, но он уже был в состоянии контролировать свое поведение, его выдавали только нотки возмущения в голосе.

— А какое, собственно говоря, вам до этого дело?

— Да почти никакого, — сказал Стэндиш. — Вот только, если у вас не найдется убедительной версии для полиции, вам, вероятно, предъявят обвинение в убийстве, а по меньшей мере вы будете проходить по делу как соучастник.

Тримэйн подался вперед, лицо его вытянулось, глаза широко раскрылись. Опередив его вопрос, Стэндиш продолжал спокойным, уверенным, деловым тоном. Он напомнил Тримэйну об их последнем разговоре и о том, что версия о случайной смерти Уолтера Тримэйна его не убедила. Он снова изложил свою собственную версию, добавив, что это уже не теоретическое предположение, а факт.

Затем он быстро сказал:

— В июне вы получили чек на пять тысяч долларов от Уоррена Чоута.

— Он продал по моему поручению несколько акций.

— Вы никуда не поместили эти деньги, взяли их наличными. Что вы с ними сделали? — И, когда Тримэйн не ответил, настойчиво повторил. — Кому вы передали деньги?

— Как — кому? — Он отвел взгляд, потом снова посмотрел на Стэндиша. — Сильвии.

— Наличными?

— Ей нужны были наличные.

— Для чего?

— Чтобы заплатить по закладной за дом ее матери в штате Огайо. Она сказала, что, не сделав этого, она не сможет выйти за меня замуж.

Стэндиш медленно выдохнул. Что-то в манере этого человека, в его почти наивной откровенности, говорило ему, что он не лжет.

— Закладная?.. — переспросил он. — Хорошо, это мы сможем проверить. А теперь, если позволите, я скажу, на что она на самом деле употребила эти пять тысяч. Она отдала их Джорджу Флемингу, — сказал он и быстро сообщил то, что узнал от Болларда и Ли Чини об этом человеке. — Его можно было склонить на такое дело, если пообещать хорошие деньги; а риск был не слишком велик, и, — он кивнул в сторону девушки, — она это знала. — Он продолжал: — Она никогда не вышла бы за вас замуж при жизни вашего брата, не так ли? Что она вам говорила? Что она хочет подождать, пока вам не исполнится 35 лет и вы не получите свою долю наследства и сможете вести независимый образ жизни? Какой бы предлог она ни использовала, дело было в том, что она узнала от вас, что ваш брат имел страховой полис, по которому выплачивается двойная сумма в случае его внезапной смерти. А она умела считать. Человек, имеющий двести тысяч, был для нее более интересен, чем тот, кто получал пятьдесят тысяч. Насколько я понимаю, она вполне могла запланировать убийство не только вашего брата, но и его жены, это почти удвоило бы состояние в 200 тысяч. Если это входило в ее планы, Флеминг промахнулся; но сейчас это уже не имеет особого значения.

У Тримэйна пересохли губы. Он покачал головой, недоверчиво глядя на Стэндиша.

— Вы говорите, Сильвия наняла Флеминга, чтобы убить моего брата? — спросил он тихо.

— Именно это я и пытаюсь вам втолковать. Она заплатила Флемингу пять тысяч, и Флеминг проделал эту работу. Мои показания о степени алкогольного опьянения вашего брата помогли Флемингу выйти сухим из воды. Дело осложнилось тем, что Флеминг сам влюбился в Сильвию, и, когда она отвергла его ухаживания, у него возникли подозрения. Сначала, как я думаю, ей удалось убедить его, что она действует в интересах третьего лица. Позже, когда у него кончились деньги, он, видимо, стал за ней следить и в один из понедельников обнаружил, куда она ходит. И тогда он наконец-то понял, зачем ей понадобилось убрать вашего брата под видом несчастного случая. Она явно собиралась разбогатеть, выйдя за вас замуж по исполнении вам 35 лет. Флеминг, не будучи дураком, не упустил свой шанс. Когда он сказал ей все, что думал, она поняла, что придется убрать и его, или он вытянет из нее все деньги.

Он внезапно остановился, пораженный переменой, происшедшей с Тримэйном. Взгляд Тримэйна переместился, и глаза его за стеклами очков приобрели странное выражение. Он сказал:

— Нет, Сильвия! — и от тона, каким он это сказал, у Стэндиша по спине забегали мурашки.

Он медленно обернулся и посмотрел на Сильвию Кейт; заметил раскрытую сумочку и дуло пистолета, направленное на него. При виде пистолета он невольно вздрогнул, и ему пришлось снова перевести взгляд на лицо Сильвии. Судорожно глотнув, он привел в порядок свои чувства.

— Это пистолет Эсти, не так ли? Вам пришлось забрать его после того, как вы его застрелили — из пистолета, которым воспользовались в случае с Флемингом. — Он помедлил, так как ему в голову пришла новая мысль. — У Эсти было разрешение на ношение оружия, на бумаге должен быть проставлен номер пистолета. Где был пистолет в тот вечер, когда, как вы знали, вас будут разыскивать?

— Положила в камеру хранения на автовокзале.

— А на следующий день вернулись и забрали его. Как я понимаю, вы держали его под рукой, на всякий случай. Вот и вчера вечером он был у вас неподалеку, так?

Он снова повернулся к Тримэйну, не дожидаясь ответа. Он рассказал, что случилось накануне.

— Дождь только-только начался, — сказал он, — и, когда автомобиль отъехал, я заметил, что мостовая под ним была мокрой, блестела от дождя. Если бы он стоял на этом месте давно, если бы кто-то специально меня выслеживал, место под автомобилем было бы сухим. Вчера вечером я подумал, что кто-то — я подозревал в тот момент вас, Тримэйн, — ехал за мной.

Ничего не изменилось в выражении лица Тримэйна, и Стэндиш вновь обратился к девушке.

— Вы поняли, кого я подозревал, когда рассказывал вам о тех пяти тысячах, — сказал он. — Вы поняли, что стоит мне задать ему, — он кивком указал на Тримэйна, — один вопрос и обнаружится истинное положение дел, и тогда нечего будет и думать о замужестве и о двухстах тысячах. Вы должны были остановить меня любой ценой, и вы очень старались.

Он изобразил улыбку, но взгляд его оставался внимательным.

— Как только я вышел из клуба, вы схватили в раздевалке первую попавшуюся шляпу, пальто и свою сумку — или пистолет был в машине? — и под каким-то предлогом исчезли, сказав своей напарнице, что вернетесь через несколько минут. Вам не надо было ехать за мной. Вы единственная из всех знали, где у меня гараж. Все, что вам оставалось сделать, это ждать меня напротив моего дома. Я думал из-за пальто и шляпы, что в меня стрелял мужчина.

Она ничего не сказала. В лице ее ничего не изменилось. Пистолет в руке не дрогнул.

Стэндиш опять проглотил слюну, чувствуя, что у него начинают потеть руки. Он посмотрел на Тримэйна и спросил:

— Хотите ли вы услышать все остальное? — Но тот продолжал с ужасом, неотрывно смотреть на девушку, не веря самому себе.

— Она думала, что ей придется убрать Флеминга. — Стэндиш повысил тон, но Тримэйн по-прежнему не глядел на него. — Ей надо было сделать это так, чтобы остаться вне подозрений, и она действовала так же умно, как и в случае с дорожным происшествием. Кстати подвернулся парень по имени Эсти, который ухаживал за ней. Все, что ему требовалось, — это немного поощрения, и он уже был влюблен до безумия и готов делать все, что угодно. Она хорошо знала Флеминга, знала, чем все кончится. Ей не трудно было вызвать драку в присутствии свидетелей, она же подсказала Эсти, что ему следует носить при себе пистолет, чтобы защитить себя и ее. Затем она пошла к Флемингу домой с порошком; они вместе выпили, потом она подсыпала ему порошок и, когда он подействовал, она вымыла стаканы, чтобы нельзя было догадаться, что именно он пил. Она не забыла и о бумажном пакетике из-под порошка; просто она не попала в мусорное ведро, а я оказался слишком любопытным.

Сильвия прокашлялась.

— Ты спятил, док, — сказала она. — Если я собиралась его застрелить, к чему было возиться с порошком?

— Я думаю, потому, что вы не очень хорошо стреляете. Вчера вечером вы промахнулись три раза подряд, стреляя в меня с десяти метров. Вам не подходил тот вариант, когда внезапно вынимают пистолет и стреляют, вы не представляли, сколько потребуется сделать выстрелов. Есть много случаев, когда выживают и с четырьмя, и с пятью пулями, а вам надо было действовать наверняка. Вам надо было прицелиться без помех и убить его одним выстрелом.

Он обнаружил, что вытирает ладони о пиджак, и прекратил это.

— Затем вы поехали к Эсти, а может, вы заранее назначили свидание и предложили ему прогуляться в его машине. Вниз по набережной, в район порта, где было темно и безлюдно. Попасть на близком расстоянии было не трудно, вы забрали его пистолет, оставили свой — и подтолкнули полицию к легкому решению, полностью исключив подозрения в отношении себя.

Он снова обернулся к Тримэйну и обнаружил, что тот застыл в прежней позе. Он медленно поднялся и подошел к софе, стараясь не смотреть на пистолет. Он подвинул подушку, чтобы можно было сесть на валик, и потом тронул Тримэйна за плечо.

— Вы слышали то, что я говорил?

— Слышал, — Тримэйн моргнул и, как показалось, встряхнулся.

— Полиции могут понадобиться некоторые пояснения. Вы знали, что Сильвию допрашивали, что она была знакома с тем, на кого падали подозрения в убийстве. — Стэндиш помолчал, и внезапное нетерпение овладело им. — Вы узнаёте, что девушка, которую вы любите, знакома с человеком, сбившим вашего брата. Неужели вы ничего не заподозрили? Вы что же, думали, что это совпадение?

— Она рассказывала мне об этом, — Тримэйн наклонился вперед, зажав ладони между коленями. — Я уезжал в то время, после смерти брата. Когда я вернулся, Сильвия сказала, что Флеминг к ней пристает, что он хочет ходить с ней в рестораны, дарить ей подарки. Что он ее ревнует, если она разговаривает с другим мужчиной. Что она боится его и ничего не может сделать. Она не дала обратиться в полицию, сказала, что ни к чему мне быть замешанным в этой истории. Тогда-то она и начала приходить ко мне в парике и в темных очках. Она сказала, что надо потерпеть до октября, а потом они обвенчаются и уедут жить куда-нибудь в другое место.

Он вздохнул и сказал:

— Я пытался с ней спорить, но она рассказала мне об этом молодом парне, который в нее влюбился. Она сказала, что не поощряла его ухаживаний, но боится, как бы что не случилось между ним и Флемингом. Она сказала, что нам надо скрывать свою любовь до женитьбы.

Голос его замер, и он стал разглядывать свои стиснутые руки. В комнате внезапно стало тихо, и, когда Стэндиш попытался осмыслить происшедшее, объяснение пришло само собой; сначала он лишь смутно догадывался, но потом все быстро прояснилось. Ответ был, как он понял, в характере Тримэйна и в физической привлекательности девушки, которую редкий мужчина не заметил бы.

Стэндиш не стал доискиваться, что так привлекало в ней, он вспомнил, что и сам поддался ее обаянию. Даже Флеминг, который по опыту знал, чего можно ожидать от подобных женщин, не устоял. Так же и Эсти, который верил всем ее басням и полностью был под ее влиянием. Как мог Тримэйн, с его спокойными манерами, нестойким характером, отсутствием жизненного опыта, сопротивляться ее обаянию, если она, с ее умом, поставила себе целью его заарканить?

Конечно, Тримэйн верил ей и, несомненно, был благодарен судьбе за встречу с ней. Держа в объятиях Сильвию, легко было предоставить ей полную свободу принимать решения, обещать ей все, чего она ни попросит, ждать столько, сколько она ни пожелает, в надежде, что настанет день и она будет принадлежать ему.

Такие женщины были всегда, и всегда найдутся мужчины, которые будут ходить за ними по пятам. Но даже когда Стэндиш и понял, почему Тримэйн вел себя подобным образом, сама мысль об этом была ему неприятна и вызывала отвращение.

— Ну, хорошо, — сказал он, — видно, все так и было. Вероятно, полиция…

Девушка резко прервала его.

— Послушай, Дональд, — сказала она так, что заставила Тримэйна оглянуться. — Он ничего не сможет доказать. Если мы избавимся от этого пистолета, у него не будет ни одной улики.

Она помедлила. Это была уже не та девушка с колючим взглядом, которая вцепилась в Стэндиша и выкрикивала оскорбления и угрозы. Она была такой, какой он знал ее прежде — с такой же улыбкой, вот только глаза… Она была уверена, что сможет вернуть свое влияние.

— Если ты поможешь, мы все уладим, Дональд, — сказала она мягко, умоляюще. — Мы сейчас же отсюда уйдем. Доктора надо взять с собой. Как с ним поступить, мы можем решить позже, но мы должны быть уверены, что пистолет никто не найдет. Ты должен мне довериться, Дональд. Ведь других доказательств у него нет.

Тримэйн медленно встал, и Стэндиш ошибся в определении его реакции.

— Не делайте глупостей! — сказал он.

Тримэйн, казалось, не слышал. Он видел только девушку, и, когда он поднялся, подбородок его задрался кверху, а сам он будто стал выше. Лицо посерело — стали проявляться все признаки шока.

— Пистолет возьму я, — сказал он голосом, который Стэндиш никогда прежде у него не слышал. — Мы никуда не идем.

— Дональд!

Имя прозвучало с укоризной, и, когда он сделал шаг вперед, она резко вскочила со стула.

— Дай его мне, Сильвия.

— Нет! — она вся подобралась, и пистолет, который прежде был направлен на Стэндиша, теперь был нацелен на Дональда. Она смотрела, как он медленно делает шаг по направлению к ней, и в глазах ее появился опасный блеск. — Нет, сумасшедший!..

Внезапно напряжение, которое копилось у Стэндиша внутри, достигло предела, у него перехватило дыхание. Девушка никому не отдаст этот пистолет.

Что она и сказала в следующий момент. Она попятилась, но ей помешал стул, стоящий за спиной. Потом она взяла себя в руки и закричала резким, срывающимся голосом на Тримэйна, угрожая ему, так как ей, по-видимому, стало ясно так же, как и Стэндишу, что Тримэйн не собирался останавливаться.

— Я убью вас обоих!.. — пронзительно закричала она. — И никто не узнает об этом. Единственный, кого я боялась, был Флеминг, а он уже мертв.

— Ты убила моего брата, — сказал Тримэйн ужасным голосом. — Ты убила Флеминга и Эсти. Ты хотела убить Стэндиша.

Он заколебался, прежде чем сделать следующий шаг. Стэндиш знал, что он его сделает, и знал, что дело тут не во внезапном приступе храбрости. До сих пор Тримэйн считал, что его девушка никому не может причинить зла.

Теперь мир вокруг него пошатнулся. Он сам заплатил за убийство брата. Он видел теперь единственный путь к спасению, к обретению уважения к самому себе в полном самоочищении.

Тримэйн сделал следующий шаг, и Стэндиш увидел, что Сильвия крепче сжала пистолет, увидел отчаянную решимость в ее взгляде. Он закричал, чтобы предупредить выстрел, но его никто не услышал, и тогда, поскольку ему ничего уже больше не оставалось, он тайком протянул за спиной руку и взялся за подушку.

Он бросил ее, вскочив на ноги, метясь в пистолет, и видел, как неправдоподобно долго, лениво, подушка летит мимо плеча Тримэйна.

Это было не бог весть какое оружие — диванная подушка — но она выполнила свое назначение. Она отвлекла внимание девушки на нужные мгновения. Сильвия видела, как она приближается, и не знала, что делать — увернуться или стрелять, и затем Стэндиш услышал выстрел — за мгновение до того, как подушка ударила по пистолету.

Тримэйн остановился как вкопанный. Пистолет упал и покатился по полу, и тут девушкой овладела паника, и она повернулась и побежала, забыв в спешке про пистолет. Каким-то образом ей удалось открыть дверь прежде, чем подоспел Стэндиш, и она исчезла.

Стэндиш не стал ее догонять, он подошел и осторожно поднял пистолет. Посмотрел на Тримэйна. Тот с удивлением разглядывал голубоватую царапину на ладони, там, где чиркнула пуля. На ранке проступила кровь.

— Она… она могла убить меня, — сказал он дрожащим голосом, — если бы не вы.

Потрясенный не меньше, Стэндиш хотел подбодрить Тримэйна, но тут из холла послышался шум. Он открыл дверь и увидел лейтенанта Болларда, который тащил, почти нес упиравшуюся Сильвию вверх по лестнице. Следом шла Мэри Хэйворд.

Сильвия все еще сопротивлялась, когда Боллард затащил ее в комнату и кивком попросил Стэндиша закрыть дверь. Сильвия выкрикивала бессильные угрозы, платье ее задралось выше колен, подол оборвался. В отчаянии Боллард встряхнул ее, поставил на ноги, снова тряхнул. Внезапно она рухнула на пол, и Боллард поднял и положил ее на диван.

Шея Болларда покраснела от напряжения, лицо было угрюмым и мокрым от пота. Он с шумом выдохнул и сказал:

— Ну, действуй, ты же врач.

Стэндиш кивнул Мэри, которая молча застыла у дверей. Она поняла, что ему нужна сумка, которая осталась в машине, и вышла из комнаты. Стэндиш опять посмотрел на Тримэйна. Шок еще не прошел, это было видно по его серому лицу, по запавшим глазам, по невидящему взгляду. Тримэйн постарел за последний час на добрый десяток лет, и как врач Стэндиш больше беспокоился за него, чем за девушку.

Только после полуночи все формальности были улажены и сделаны соответствующие заявления. Наконец в кабинете Болларда остались только Мэри и Стэндиш. Лейтенант подошел к двери и плотно ее закрыл. Из нижнего ящика стола выудил наполовину опустошенную бутылку виски и бумажные стаканы.

— Это, — сказал он со счастливой улыбкой, — строго воспрещается. — Он плеснул в каждый стакан, добавил холодной воды и затем сел, поднял стакан и с видимым удовольствием выпил. — Ну-с, — сказал он, — ты опять оказался прав, док.

— Так же, как и ты.

— То есть?

— Насчет порошка, — улыбнулся Стэндиш. — Помнишь, ты сказал, что если кто и подсыпал порошок, так это женщина. Так оно и оказалось.

— Да-да. Было дело, говорил. — Боллард ухмыльнулся, вспомнив это, и сказал: — Когда ты понял, что это была она?

— Только сегодня, в обед, — сказал Стэндиш. — Я думал, что за этим стоит Дональд Тримэйн, раз он выигрывал больше всех. Пара черных прядей перевернула все мои представления.

Он объяснил, как их нашел и что сказали в химической лаборатории.

— Там обнаружили, что они обесцвечены, — сказал он.

— Ну и что?

— Обесцвечены по всей длине, от кончика до корня.

Стэндиш отхлебнул из стакана, и вкус виски был ему приятен.

— Если бы это были живые волосы, цвет у корня был бы другой. Мне сказали, что это, видимо, парик.

Боллард кивнул.

— Так-так, — сказал он. — Брюнетка, например миссис Тримэйн, вряд ли надела бы темный парик.

— Туалетные принадлежности поставили точку над «i». Эдди нашел парочку отпечатков. Ты брал отпечатки у Сильвии Кейт в тот первый вечер на случай, если в квартире Флеминга окажется что-то подобное. Тогда они не понадобились, а сегодня пригодились.

Стэндиш помахал стаканом.

— Сильвия была тайной любовью Дональда. Она приходила вечером по понедельникам — когда клуб не работал, — хотя я не мог сначала связать эти два факта, — и она была замешана в убийстве Флеминга, а Флеминг убил брата Дональда. — Он пожал плечами. — Слишком много совпадений.

Он продолжал:

— Мне казалось, что Дональд слабый, безвольный тип. Я думал, что, если поставлю его перед фактами, он сам расскажет мне, как выдал Сильвии эти пять тысяч. Я не предполагал, что у нее есть пистолет.

Мэри тяжело вздохнула.

— Она, наверное, сошла с ума.

— Не настолько, чтобы это подтвердила медицинская экспертиза, — сказал Стэндиш. — Конечно, надо подождать результатов обследования, но наверняка дело тут не в нарушении психики, а в окружении, в котором она выросла.

Боллард поставил стакан.

— Она бы не попалась, не найди ты этот пакетик из-под порошка и не проведи при вскрытии анализ на присутствие его в организме. — Он улыбался, но глаза его смотрели на доктора с уважением.

— Ты похож на старину Лэтропа, — сказал он. — Тебе стало любопытно, — ты заинтересовался, и тебе было все равно, что говорят по этому поводу другие и твое это дело или нет. Ты не мог бросить этот след, пока не выяснил истину. Так?

— Возможно, так и было. Да, что-то вроде этого, — сказал Поль, но, говоря это, он вспомнил странную привлекательность Сильвии и подумал, что в иных обстоятельствах он, может быть, тоже не устоял бы перед ней, как и Дональд Тримэйн.

Мысль эта была не из приятных, и от нее нелегко было отмахнуться. Он увидел, как возле него встала Мэри, и, попрощавшись с Боллардом, он взял ее под руку. Рука была крепкой и теплой, и, когда она улыбнулась Стэндишу, он почувствовал, что здесь, по крайней мере, было что-то настоящее, что-то честное, что-то надежное.