Глава девятая
Из рукописи Николая Александровича Чишинова «Нефтяник № 1»:
«Время, когда под руководством Виктора Ивановича Муравленко создавался и развивался нефтегазовый комплекс Западной Сибири, было и временем созидания по всей стране, а вовсе не периодом стагнации и застоя, как любят уверять перекройщики истории, похожие на хитроумных портных, умеющих шить лишь «голые платья для короля». Эти портняжки способны только на то, чтобы действительно оставить всю Россию голой. Подкреплю свои слова широко известными достижениями советской науки, промышленности и культуры в те годы, поскольку о многих из них уже начинают забывать, а молодое поколение и вообще ничего не знает, представляя прошлое своих отцов и дедов как один сплошной негатив, этакий большой «Черный квадрат» Малевича. На ум приходят самые разнообразные события, беру их в хронологическом порядке, как страницы героической летописи, о которой говорил сам Муравленко.
1966 год. Страна отстраивает Ташкент после разрушительного землетрясения силою 7,5 балла. Вот где поистине проявляется настоящее подлинное братство народов СССР — в отличие от «перестроечных кровопролитий». На воздушные трассы выходит новый самолет «Як-40», летавший на средние и близкие расстояния. Авиакомпания «Аэрофлот» и американская компания «Пан Ам» заключают соглашение, открывшее воздушное сообщение между СССР и США. Отечественные часы «Ракета» экспортируются в тридцать стран мира и пользуются большой популярностью. Начинается освоение Южно-Якутского угольного бассейна. Открыто Оренбургское газоконденсатное месторождение. Деревянный церковный ансамбль в Кижах становится национальным историко-культурным заповедником. Теплоход «Александр Пушкин» открывает водную трассу Ленинград — Монреаль. Москву впервые посещает Шарль де Голль — толпы приветствующих на улицах. «Луна-9» совершает мягкую посадку на Луну, доставляя туда вымпел с гербом Советского Союза — на несколько месяцев раньше американской станции «Сервей-ор-1»: в космической гонке наши конструкторы по-прежнему впереди. И сразу же очередной успех — советская станция «Венера-3» доставляет вымпел и медаль на поверхность Утренней звезды, впервые рукотворный объект оказывается на другой планете! Журнал «Москва» публикует роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», ставший сразу же культовым. А Василий Белов выходит к читателям с повестью «Привычное дело», которая тоже становится классикой. В Советском Союзе создается первый в мире цирк на льду, появляется чрезвычайно популярная телевизионная передача «Кабачок «13 стульев»», на улицах крупных городов, как дань всеобщей автоматизации, появляются автоматы с «газировкой», которые теперь являются милым ностальгическим воспоминанием. Сняты фильмы «Андрей Рублев» Андрея Тарковского, «Обыкновенный фашизм» Ромма, «Берегись автомобиля» Рязанова, «Никто не хотел умирать» Жалакявичюса.
Но в этот же год страна понесла тяжелую утрату — умер генеральный конструктор советской космической техники Сергей Королев. Их не зря сопоставляют как людей одного уровня, одной великой цели — Королева и Муравленко.
1967 год. Построена Братская ГЭС — символ эпохи. В Москве сооружен мемориал Могила Неизвестного Солдата с Вечным огнем (после развала СССР «додумаются» даже до того, что отключат его, якобы из «экономии»). Открыта постоянная экспозиция Алмазного фонда в Кремле. Открыт Калининградский университет. Создан Северо-Осетинский заповедник. Художник Михаил Савицкий выставляет «Партизанскую мадонну». В Латвии, на месте немецкого концлагеря близ Риги, построен Саласпилсский мемориал. (Теперь в Прибалтике сносят памятники советским воинам-освободителям и проводят марши эсэсовских ветеранов.) В Москве сооружается знаменитая полукилометровая Останкинская телебашня, ставшая на то время высочайшим сооружением в мире (при ее сооружении использовалась особая, «безфундаментная» технология). В Волгограде на Мамаевом кургане возводится мемориал защитникам Сталинграда с гигантской фигурой Родины-матери (скульптор Евгений Вучетич, архитектор Яков Белопольский). В Ереване построен стадион «Раздан», в Пицунде — курортный комплекс. И первая жертва в космосе: при возвращении на Землю нового советского корабля «Союз-1» гибнет космонавт Владимир Комаров…
1968 год. В Институте атомной энергии имени Курчатова советские ученые создали первые экспериментальные термоядерные установки «Токамаки». С конвейера сошел первый «Москвич-412». На севере Тюменской области открыто Русское газонефтяное месторождение. Была запущена беспилотная станция «Зонд-5», облетевшая Луну и вернувшаяся на Землю. Совершена первая в мире автоматическая стыковка спутников «Космос-186» и «Космос-188», а Георгий Береговой в космосе сблизился и успешно совершил маневры с неуправляемым «Союзом-2». На телевидении появилась программа новостей «Время», ставшая на долгие годы официальным источником телеинформации. Родилась еще одна популярная передача — «В мире животных». В Минске построен Дворец спорта, в Москве — Новый Арбат, начато строительство мемориального комплекса в Хатыни. Новое здание получил МХАТ. Симфонический оркестр Ленинградской филармонии возглавил Юрий Темирканов. В Большом театре с триумфом прошла премьера балета Хачатуряна «Спартак» (с Екатериной Максимовой, Владимиром Васильевым и Марисом Лиепой; в области балета, как пелось в песенке, мы «впереди планеты всей»). Событиями в области киноискусства стали фильмы «Мертвый сезон», «Доживем до понедельника» и искрометная комедия «Бриллиантовая рука». И самая трагическая утрата — гибель во время испытательного полета первого космонавта планеты Юрия Гагарина (вместе с ним разбился инструктор, полковник Владимир Серегин).
1969 год. В космосе была проведена состыковка кораблей «Союз-4» (Шаталов) и «Союз-5» (Волынов, Елисеев, Хрунов). Чуть позже прошел одновременный полет уже трех кораблей (с космонавтами Шониным, Кубасовым, Филипчен-ко, Волковым, Горбатко, Шаталовым и Елисеевым). Во время этого полета впервые в открытом космосе были проведены сварочные работы. Чемпионом мира по шахматам стал Борис Спасский. В СССР были основаны сразу три университета — Красноярский, Куйбышевский (ныне Самарский) и Северо-Осетинский. Образован Припятский заповедник в Белоруссии. Правительство приняло государственную программу охраны озера Байкал. Вышел роман Бориса Васильева «А зори здесь тихие…». Издательство АПН выпустило мемуары маршала Жукова (общий тираж — 7 миллионов экземпляров). Появились две полюбившиеся стране песни: «Журавли» Френкеля и «Огромное небо» Фельдмана. Взлет отечественной мультипликации: «Бременские музыканты», «Винни-Пух», сериалы «Ну, погоди!», «Чебурашка и Крокодил Гена»… Умерли популярнейший певец и актер Марк Бернес, а также один из сталинских «соколов» — маршал Клим Ворошилов.
1970 год. Автоматическая станция «Луна-17» доставила на поверхность нашего спутника «Луноход», а «Венера-7» впервые в истории совершила мягкую посадку на поверхность другой планеты Солнечной системы. Проведена Всесоюзная перепись населения, торжественно отмечено 100-летие со дня рождения Ленина. Впервые разыграна общенациональная лотерея «Спортлото». Физик Юрий Денисюк получил Ленинскую премию за разработку принципов объемной голографии. Открыты еще два новых университета: Калмыцкий и Кубанский. Валентин Распутин публикует свой выдающийся роман «Последний срок», Василь Быков ~ повесть «Сотников», Чингиз Айтматов — «Белый пароход», Федор Абрамов — «Деревянные кони». (В самиздате появляется скандальная повесть Венедикта Ерофеева «Москва — Петушки».) Выходит суперпопулярный фильм Владимира Мотыля «Белое солнце пустыни», который, пожалуй, не устареет никогда. Еще две картины оставляют заметный след в советском киноискусстве: эпопея «Освобождение» Озерова и «Адъютант его превосходительства» с Юрием Соломиным в главной роли.
1971 год. Советская станция «Марс-2» совершила облет «красной планеты», а спускаемый аппарат со станции «Марс-3» осуществил мягкую посадку на ее поверхность. Трагически завершилось возвращение из космоса корабля «Союз-II»: произошла разгерметизация и все три космонавта — Добровольский, Волков и Пацаев погибли… Брежнев выступил с инициативой одновременного роспуска НАТО и Варшавского договора. Был принят девятый пятилетний план, предусматривавший, в отличие от всех предыдущих, рост выпуска потребительских товаров. На очередном съезде КПСС объявлено о построении в СССР «развитого социализма». Выпущен классный отечественный грузовик БелАЗ грузоподъемностью 75 тонн. Самым массовым легковым автомобилем в СССР стали «Жигули», собиравшиеся на автозаводе в Тольятти. Выходят книги Виктора Астафьева «Пастух и пастушка» и Гавриила Троепольского «Белый Бим Черное ухо». Построены мемориальный комплекс «Брестская крепость» и новый столичный цирк на проспекте Вернадского. На фронтоне московского Театра кукол установлены знаменитые «сказочные» часы. Написана последняя, 15-я симфония Дмитрием Шостаковичем, струнный квартет — Софией Губайдулиной, балет «Икар» — Сергеем Слонимским. У советских солдат появляется своя главная строевая песня «Не плачь, девчонка» Шаинского, а в эстрадном оркестре Лундстрема начинает выступать юная солистка Алла Пугачева. На экраны выходят фильмы: «Белорусский вокзал» Смирнова, «Король Лир» Козинцева, «Бег» Алова и Наумова, «Джентльмены удачи» Данелия. В Москве появляются первые универсамы… Трагически обрывается жизнь великого русского поэта Николая Рубцова. Тихо кончает свои дни «персональный пенсионер» Никита Сергеевич Хрущев.
1972 год. Триумф советского спорта на Олимпийских играх в Мюнхене: 50 золотых медалей (у американцев на 17 меньше). Чемпионами стали спринтер Валерий Борзов (дважды), прыгуны Виктор Санеев и Юрий Тармак, десятиборец Николай Авилов, гимнастки Людмила Турищева и Ольга Корбут. Наши баскетболисты вырвали победу у американской команды за 3 секунды до финального свистка (легендарный бросок Александра Белова вошел в историю спорта). Состоялся первый в истории официальный визит американского президента в Москву. В результате переговоров Никсона с советскими руководителями были заключены исторические договоры об ограничении систем противоракетной обороны (ПРО) и об ограничении стратегических вооружений (ОСВ-1). Было торжественно отмечено 50-летие образования СССР (кто тогда знал, что до его распада остается всего 21 год?). В армии и флоте вновь были введены звания прапорщиков и мичманов. Тюменская область, благодаря мощной деятельности «Главтюменнефтегаза» под руководством Виктора Ивановича Муравленко, становится главным нефтеносным резервуаром страны, в значительной степени обеспечивает бюджет всей страны. Открываются четыре новых университета: Карагандинский, Марийский, Симферопольский и Сыктывкарский. Среди книжных новинок наибольший интерес вызывают «Хатынская повесть» Алеся Адамовича, роман «Дата Туташхиа» Чабуа Амирэджиби, «Затеей» Астафьева. В Москве открывается Камерный музыкальный театр. Выходит «Солярис» Андрея Тарковского. Советские хоккеисты проводят победную серию игр с канадскими профессионалами, где блистают Харламов, Михайлов, Петров, Третьяк и другие наши мастера.
1973 год. Состоялся визит Леонида Ильича Брежнева в США, во время которого Генеральный секретарь ЦК КПСС обратился к присутствующим со словами: «Холодная война окончена, дорогие товарищи!» Увы, это было далеко не так, она лишь на время притаилась — «холодная война» со стороны Запада против СССР — России не окончится никогда (планы уничтожения и разделения России вынашивались и в древние века, и в Смуту, Наполеоном и Гитлером, Черчиллем и Рейганом, обоими Бушами; не откажутся от этих планов и те, кто будет приходить им на смену). В столице прошла Всемирная универсиада — спортивный форум студенчества. Открылись три новых университета: Алтайский, Кемеровский и Тюменский (где до конца жизни преподавал профессор В. И. Муравленко). Был построен музей-панорама Сталинградской битвы. Вышла книга Фазиля Искандера «Сандро из Чегема». Хитом года стал шлягер Давида Тухманова «Мой адрес — Советский Союз». Популярнейшим телесериалом всех последующих поколений становится фильм Татьяны Лиозновой «Семнадцать мгновений весны» с Вячеславом Тихоновым в роли Штирлица (реплики из этой картины так же, как ранее из легендарного «Чапаева», расхватаны на «цитаты»).
Надо бы еще добавить, что именно в этом году, хотя это и не имеет никакого отношения к СССР, в Нью-Йорке завершено строительство двух 110-этажных башен Центра международной торговли, взрыв которых в результате воздушного теракта 11 сентября 2001 года стал поводом для силового, одностороннего передела мира, установления геополитического диктата США — этакого «нового, демократического фашизма»; сама акция будет очень напоминать пресловутый «поджог Рейхстага» со всеми вытекающими последствиями и несомненными преимуществами для самих провокаторов.
1974 год. Началось строительство Байкало-Амурской магистрали, значение которой было огромно и в промышленном, и в идеологическом плане. Наверное, это было последнее всесоюзное строительство подобного масштаба. Были основаны Пинежский заповедник и Омский университет. Вышла повесть Валентина Распутина «Живи и помни», роман Виля Липатова «И это всё о нем…». Создано общество «Книга». В Вильнюсе завершилось строительство Театра оперы и балета. На экраны вышел последний фильм Василия Шукшина «Калина красная», скончавшегося в этом же году на съемках картины «Они сражались за Родину». С большим успехом прошел новый советский телесериал «Тени исчезают в полдень». Умер великий полководец Георгий Жуков. Из страны выслали Александра Солженицына.
1975 год. Шахматная корона вновь вернулась в СССР — двенадцатым чемпионом мира был признан Анатолий Карпов. Нобелевским лауреатом стал ученый-ядерщик, «отец» советской водородной бомбы, будущий правозащитник Андрей Сахаров. Символическими стали совместный полет и стыковка в космосе двух кораблей: советского — «Союз-19» (Леонов и Кубасов) и американского — «Аполлон-18» (Стаффорд, Брэнд и Слейтон). В СССР произошел редчайший случай: мятеж в Балтийском море на военном корабле под руководством капитана Саблина. Начато строительство газопровода «Союз». Созданы Зеравшанский и Кызылсуйский заповедники в Узбекистане, Кардиологический центр в Москве. Построен мемориал «Героическим защитникам Ленинграда» (скульптор Аникушин). Тухманов написал знаменитую песню «День Победы». Вышел на экраны фильм Тарковского «Зеркало».
А в Хельсинки был подписан исторический акт по безопасности и сотрудничеству в Европе. Тридцать три европейских государства, включая СССР, США и Канаду, обязались уважать независимость и национальные особенности друг друга, воздерживаться от применения силы при решении спорных вопросов, соблюдать нерушимость сложившихся после Второй мировой войны границ, а также уважать права и свободы человека, в том числе свободу мысли, совести, убеждений. (Не пройдет и двадцати пяти лет, как НАТО во главе с США начнет ковровые бомбежки Югославии, показав тем самым свое истинное лицо и реальное отношение ко всем подобным соглашениям и договорам.)
1976 год. Еще один триумф советских спортсменов — на Олимпиаде в Монреале (Виктор Санеев выиграл третьи Игры подряд, гимнаст Николай Андрианов завоевал 7 медалей). На зимней Олимпиаде в Инсбруке отличились наши фигуристы Пахомова и Горшков, Роднина и Зайцев. Были построены атомный ледокол «Арктика» и батискаф «Оса». Открылся новый университет в Нукусе. Среди литературных достижений можно назвать роман Распутина «Прощание с Матёрой» и книгу Астафьева «Царь-рыба» — сибирская тема в них приобрела мировое звучание. Фильм «Дереу Узала» получил «Оскара», а под самый Новый год на телевидении появился не подверженный старению хит — «Ирония судьбы, или С легким паром!». Правозащитника Владимира Буковского обменяли на арестованного в Чили лидера местных коммунистов Луиса Корвалана…
1977 год. В Советском Союзе была принята новая Конституция, четвертая по счету, названная в народе «брежневской». В ней говорилось о построении «первого в мире развитого социалистического общества», об «общенародном государстве», о «новой исторической общности». Была принята новая редакция Государственного гимна СССР, из которого были убраны слова о Сталине. Леонид Брежнев, оставаясь во главе партии, одновременно занял и пост Председателя Президиума Верховного Совета. Был построен новый атомный ледокол «Сибирь», а его старший брат — «Арктика» — впервые в истории мореплавания достиг Северного полюса, пробившись через вечные льды. В Ростовской области пустили первую очередь завода «Атоммаш», а в Москве открыли Онкологический центр. Был налажен серийный выпуск первого советского гражданского джипа — «Нива». На Крайнем Севере ученые обнаружили внутри ледяной глыбы хорошо сохранившееся тело мамонтенка, возраст которого составлял 40 тысяч лет. На ВДНХ прошла I Международная книжная ярмарка. В Театре на Таганке поставлен спектакль «Мастер и Маргарита». В Прибалтике состоялся первый в стране фестиваль дискотек. На экраны вышли «Древо желания» Тенгиза Абуладзе, «Неоконченная пьеса для механического пианино» Никиты Михалкова, «Восхождение» Ларисы Шепитько (она потом трагически погибнет в автокатастрофе).
Этот год станет последним и в жизни выдающегося деятеля советской нефтегазовой промышленности Виктора Ивановича Муравленко.
Двенадцать лет, в течение которых он возглавлял «Главтюменнефтегаз», были у него самыми интенсивными и насыщенными: ни минуты покоя. Всегда в движении, в неустанном поиске лучших оптимальных решений, он даже ходил так быстро, что за ним едва поспевали подчиненные, — об этом хорошо знает его постоянный помощник и референт Галина Павловна Запорожец, проработавшая в «Главтюменнефтегазе» с самого его основания до ликвидации. Кто, как не она, может дополнить психологический и личностный портрет Виктора Ивановича Муравленко? Ведь у нее, образно говоря, хранились ключи от всех «тайн мадридского двора», она была ближайшим доверенным лицом руководителя главка, надежным тылом, своеобразным «серым кардиналом при короле». Ведь даже вся почта, приходившая в главк на имя Муравленко, минуя обязательное вскрытие и регистрацию в канцелярии, попадала именно к ней. Она поставила дело так, чтобы посторонние не совали свои длинные носы в личную переписку Виктора Ивановича. Муравленко отдал ей гербовую печать главка и два факсимиле — свое и Филановского, главного инженера; она последней визировала и подписывала все документы. За ней оставалась вся входящая и исходящая документация, она распределяла ее на исполнение по замам и осуществляла контроль.
Практически все поручения Муравленко проходили через нее, она же должна была и проверять их выполнение. Словом, держала руку на пульсе всего «Главтюменнефтегаза». Труд этот, ответственный и напряженный, оказался Галине Павловне под силу — была личностью яркой, талантливой, красивой женщиной, умным и образованным человеком. А кроме того (что немаловажно), верила в Бога. В то атеистическое время это все-таки было большой редкостью. Но, думается, при Муравленко обязательно должен был находиться человек, исповедующий Христа. Думаю, и сам он в глубине души был «у врат Церкви». Ведь все творимые им дела, отношение к людям, к близким, сам образ жизни — всё это было пронизано христианским смыслом, заповедями любви и добра. Можно быть человеком не воцерковленным, но оставаться таковым внутри себя. Жить нравственно, отдавать себя общему делу, как делал это Муравленко. А многие ли нынешние (да и недавние) руководители государства, стоящие напоказ в храмах во время церковных праздников, исполнены подобной же заботой и любви к собственному народу? Для них это всего лишь мода, пиар, но не суть жизни.
Однажды Виктору Ивановичу «подсказали», что Запорожец не член партии. В общем-то, для работы на таком уровне это было недопустимо, хотя и «не преступление». Муравленко пригласил Галину Павловну в кабинет (там уже сидел Крол, его заместитель) и сказал, что сейчас они с Матвеем Марковичем дадут ей рекомендации, а от нее требуется лишь написать заявление для приема в партию. Надо заметить, что членство в партии давало ощутимые блага и преимущества. Многие из кожи лезли, лишь бы получить заветную красную книжицу.
Запорожец стала приводить аргументы, напомнила, что у нее и муж, и мама — партийные, и этого, мол, достаточно. Доводы Виктора Ивановича и Крола не убедили. Тогда она сказала, что верит в Бога. А это уже был аргумент повесомей, с марксистской идеологией шел вразрез. (Хотя многие коммунисты, как ни странно, были действительно искренно верующими людьми, особенно на фронте.) На следующий день Муравленко предпринял еще одну попытку переубедить Запорожец. Он дал ей почитать «распечатку» брошюры Фридриха Ницше «Антихрист». Она была вся в карандашных пометках Виктора Ивановича, видно, и сам он читал ее очень внимательно. А в работе этой проводятся мысли, созвучные с идеей Достоевского: если Бога нет — тогда всё позволено. Куда, к какому нравственному, мировоззренческому, цивилизационному кризису приводят подобные «теории», мы знаем.
Следует сказать, что подобная литература для широкого пользования была запрещена, кроме диссидентов, с нею могли ознакомиться лишь люди высокопоставленные, но кто из руководителей подобного ранга вообще находил время на чтение? А Муравленко интересовался и этим. Через несколько дней он спросил у Галины Павловны: ну как, не передумала? Запорожец ответила еще более решительно: нет! И Виктор Иванович навсегда закрыл тему «о пополнении рядов Коммунистической партии еще одним членом». Через несколько лет при встрече с иностранной делегацией Муравленко, представляя своего референта, говорил:
— Вот мой помощник, она знает всё, но — не член партии.
Заморские гости дивились и, наверное, не верили: они ведь тоже считали, что все в Союзе сплошь большевики, чекисты и безбожники, — их пропагандистская машина работала похлеще советской.
А Галина Павловна «в ответ» подарила Виктору Ивановичу на день рождения альбом с рисунками датского карикатуриста Бидструпа, очень популярного в то время. Мало того, что рисунки были действительно смешны и забавны, — в творчестве Бидструпа отчетливо прослеживались и грустные нотки, особое внимание к одиноким и беззащитным людям, то есть был некий нравственно-философский стержень. И он полностью совпал с внутренним миром самого Муравленко. Ведь он также был, несмотря на всю свою общительность и коммуникабельность, энергичность и подвижнический энтузиазм, в какой-то степени и одиноким, и беззащитным. Просто не допускал, чтобы это вырывалось наружу. А альбом Бидструпа держал в столе в своем рабочем кабинете, часто вынимал, рассматривал рисунки и смеялся. Как говорит Галина Павловна, «с чувством юмора у него было все в порядке, смеяться мог, как ребенок, до слез». Вот эта сохраненная «детскость», чистота чувств, возможность искренно удивляться и радоваться миру — тоже редкое качество человека, делающее его всегда молодым, не стареющим в душе.
Будучи родом из Витебска, Галина Павловна оказалась в Тюмени в пятидесятых годах, одно время работала преподавателем в Ханты-Мансийске. До приезда Муравленко занималась буровым оборудованием в «Тюменнефтегазе» — предтече главка. Но с Виктором Ивановичем познакомилась во время командировки еще в Москве, у министра Шатина. Случайно, в общем-то. В Тюмени тогда уже ждали нового «большого начальника», гадали, кого пришлют. Говорили: если приедет Муравленко, то небо с овчинку покажется, «уж больно строг мужик». Привыкли к тишине и покою, как в омуте. Но прибыл именно Муравленко. И завертелось. С его приездом сутки стали намного короче. Аппарат главка формировался быстро и только высококвалифицированными кадрами.
Виктор Иванович поначалу привез с собой лишь главного бухгалтера — Владимира Игнатьевича Деринговского. Затем появились Крол, Павлов, Филановский, Сафиуллин, Постнов, Коломацкий. У последних троих был опыт работы на Кубе, в Китае, в Индии. Среди первых руководящих сотрудников главка — Шаевский, непререкаемый авторитет у геологов, Цимберов и Голдырева, отвечавшие за заработную плату, главный энергетик Росляков, Кленова, занимавшаяся комплектацией объектов, финансист Кин, «твердый фундамент главка», Межлумов, Осинцев, Платонов. В скором времени аппарат стал насчитывать 225 человек.
Сам Муравленко говорил: «Через день после приезда я уже знал экономику объединения — то есть освоение денег по направлениям. Понимал, что нет жилья и ехать с семьями некуда, но дело шло к зиме, грузы на зимник уже формировались, и упустить этот момент значило упустить год работы, что было непозволительно. Спасибо ребятам, приехали быстро. Филановского поселили в отведенную мне квартиру, а мы жили в гостинице 'Заря». Хорошее было время: 24 часа в сутки — работа. Обсуждали, решали, планировали…»
Будучи хорошим психологом, Виктор Иванович знал, что для человека самое страшное — это потерять доверие, стать изгоем, а для руководителя это особенно недопустимо. Основой его управления людьми было именно доверие, и все также дорожили этим. Аппарат главка Муравленко считал своей семьей, говоря так: «Это элита нефтяной промышленности». В числе самых первых в главке оказалась и Галина Павловна Запорожец. Когда Муравленко предложил ей совместную работу — в должности помощника, она сначала как-то даже опешила: «А что я делать буду?» Виктор Иванович ответил, что и сам пока не знает этого. Эта откровенность ей сразу понравилась. Она, правда, попросила время на размышления, но, когда вернулась в свой буровой отдел, ее начальник сказал, что надо оформлять перевод, с завтрашнего дня она уже числится помощником у Муравленко. Такой у него был «фирменный стиль» — реализовывать принятые решения быстро. А в Галине Павловне он, видимо, сразу разглядел преданного и нужного для дела человека.
Все в главке быстро уяснили истинные масштабы дела, которым теперь предстояло заниматься, — «тихий омут» заканчивался. Муравленко сократил должность заместителя по экономике и подчинил экономические службы только себе. Через месяц на столе у него уже стоял телефон ВЧ. Он начал напрямую общаться с высшими руководителями страны, с Косыгиным, с Байбаковым. Создав диспетчерскую службу, он организовал ее работу таким образом, что днем ее сотрудники работали в своем кабинете, а вечером и ночью — в приемной. Баринова, начальника конторы связи, строго предупредил: «Если спрашивает диспетчер — это спрашиваю я. Связь в первую очередь, информация только достоверная». Это было неукоснительным правилом. Диспетчерская служба знала всё: метры проходки по мастерам, показатели добычи, положение дел на объектах строительства, где находятся в данный момент руководители подразделений и их замы. Врать, обманывать нельзя было даже по мелочам. (Да мелочей и не могло быть в таком деле!) Как-то раз у одного из руководителей отдела главка разбилась машина. Он отлучился на часок в ремонтную мастерскую, а в отделе сказал, что идет в обком. И вдруг он срочно понадобился Муравленко. Стали искать в обкоме — нет, нигде не могут найти. Скандал вышел невероятный. Этот руководитель потом сам пришел к Виктору Ивановичу и покаялся, рассказал, где был. Муравленко в наказание снял с него персональную надбавку к зарплате.
Работа диспетчеров была очень тяжелой, нервной, за ночь они собирали сводки со всего Севера, а к утру оставались буквально «без голоса». Однако сводки, как бутерброд к завтраку, были всегда готовы, и у всех начальников управлений рабочий день начинался именно со сводок. Можно сказать, что диспетчерская служба формировала дисциплину в главке.
Сама Запорожец прошла месячную стажировку в секретариате одного из заместителей председателя Совета Министров СССР. Это стало для нее хорошей школой, там ее научили мудрому правилу аппаратного работника: «Ничего не бери, ничего не давай и никого не продавай». Последнее было важно в любом общем деле, ведь жизнь сурова и беспощадна ко всяким проявлениям малодушия, к обману, к самоутверждению за чужой счет. Сам Виктор Иванович никогда никого не предавал и не продавал, но мог быть жестким, требовал быстрого и четкого выполнения своих распоряжений, а если этого не происходило, то тогда бывал и беспощаден — головы летели независимо от положения их владельцев. Двигали им не эмоции, а в первую очередь разум. Он мог сдержать свое раздражение или изменить решение, когда понимал, что не прав. Но если был прав — назад ходу не было. Собственное мнение не всегда было определяющим. Если в каком-то вопросе чувствовал себя не твердо — созывал совет, выслушивал компетентные доводы.
Когда в главке шло совещание по вопросу строительства «белых городов» в Тюменской области, он произнес «золотые слова»: «Каждый проект делать, рассматривать и принимать индивидуально! Второй Западной Сибири на планете нет!» Это раскрывает всю степень его ответственности за будущее края, стремление избежать ошибок, строить не на годы, а на века.
Документооборот в главке увеличивался, как девятый вал, и всё это лежало на плечах хрупкой женщины с такой грозной мужской фамилией — Запорожец. Рассмотреть каждую бумажку Муравленко не смог бы чисто физически, многое, что приходило с почтой, ему вообще не докладывалось: Галина Павловна оберегала его от пустой траты времени. И это было естественно — мелкие вопросы решали сами. Но Виктор Иванович в обязательном порядке рассматривал документы, которые касались финансовых вопросов, внешних связей, личные обращения к нему и, разумеется, официальные письма, приказы, запросы. Запорожец докладывала ему, хотя бы коротко, по каждому из документов, сообщала, если нужно, мнения соответствующих специалистов и работников аппарата. И все знали главное правило Муравленко: вопросы Севера решать в течение часа, в крайнем случае — в течение суток. Сам он работал с бумагами допоздна, уходя из главка чуть ли не последним.
Однажды произошел такой случай: Виктор Иванович приехал из командировки, а документов на его рабочем столе накопилось особенно много. Сидел он над ними, ломал голову, а потом… Потом, когда утром Галина Павловна пришла на работу, то увидела, что все бумаги и документы лежат… в урне. Не выдержал, не стерпел, вот и сгреб их со стола одним решительным жестом. Это, конечно, был единичный случай, Муравленко, разумеется, понимал, что ни от бумаг, ни от проблем уйти невозможно, всё равно достанут. А на минутную слабость имеет право каждый человек.
Зато цифры из тех же бумаг и документов он знал назубок. Выступая на совещаниях или на собраниях партхозактива, Муравленко практически никогда не заглядывал в подготовленные тексты, свободно оперировал данными. Да, он был самолюбив, но у него было и повышенное чувство собственного достоинства. Он любил, когда его хвалили за конкретное дело — за новую школу в каком-нибудь поселке нефтяников, за подсобное хозяйство на промысле, но подхалимов не переносил на дух. Не терпел грубости, хамства. Как-то раз его заместитель Крол накричал на Галину Павловну. Запорожец пришла к Муравленко и сказала, что кричать на себя никому не позволит. Виктор Иванович нажал на селектор, вызвал Крола и твердо заявил: «Матвей Маркович, вы позволили себе накричать на Галину Павловну. Это должно быть в последний раз — она мой помощник, а я на нее голос не поднимаю никогда». Крол извинился. И больше подобного не повторялось.
Но однажды пробежала «черная кошка» и между ними: начальником главка и его помощником. Дело было так. Одного из высоких гостей из Москвы надо было отправлять обратно в столицу. Муравленко поручил это Галине Павловне. Но рейса в тот день не было. Гостя, чтобы не пропадало зря время, повезли показывать красоты окрестностей. Виктор Иванович, когда узнал, что этого человека «держали» в Тюмени чуть ли не целые сутки, страшно разозлился. Он не разобрался в ситуации, вызвал в кабинет Запорожец, сам разговаривал на повышенных тонах, а потом предложил написать заявление об уходе. Галина Павловна — человек с характером. Она тут же написала это заявление и ушла в отдел, как говорится, собирать вещи. Но через полчаса в отделе появился сам Муравленко. Ему уже доложили, как и что было по существу. Пришел с извинениями. И это тоже было очень по-мужски, по-человечески. Мир между ними восстановился и уже более не нарушался никогда.
В заботу Галины Павловны входила и доставка необходимых для его здоровья лекарств, а многие из них были дефицитом. Приходилось договариваться, встречать рейсы, а то и ездить за тем же астмапеном в Москву. А Муравленко мог на следующий день отдать лекарство какому-нибудь другому человеку, который, на его взгляд, нуждался в этом еще больше. Оберегал «своих». А «своими» были все работники главка, все сотрудники трестов, управлений, объединений, даже те, кто уходил на другое место работы — на повышение в Москву или в обком партии, где был создан отдел нефти, газа и геологии. Все они были единомышленниками, общались и жили, как одна большая дружная семья. Чужие не задерживались. Муравленко объяснял это так: «Если кто «не тот», его сама среда вытеснит и очень быстро». Вот почему он был не только руководителем, но и «батей», как его уважительно называли в главке. Чего стоит такая трогательная забота о женщинах, как открытие в главке дамской парикмахерской — это о чем-нибудь да говорит! А он просто хотел видеть всех сотрудниц красивыми. Может быть, красота, гармония, тяга к прекрасному, к высшему преображению и были самой содержательной гранью его жизни.
…После смерти Муравленко в главке был глубокий траур — потеряли самого близкого человека. Даже громко не разговаривали. Через семнадцать дней новым начальником был назначен Феликс Григорьевич Аржанов, началась реорганизация. Не по воле Аржанова, а по решению сверху, из министерства. Министр Мальцев разговаривал с новым руководителем «Главтюменнефтегаза» только на повышенных тонах и нередко через мат, чего он никогда бы не позволил в отношении Муравленко. Все обиды, накопившиеся на главк за его самостоятельность, «вылились» на Аржанова. Он оказался словно буфером между блестящим прошлым и неизвестным будущим.
Впрочем, не таким уж оно было и неизвестным. Феликс Григорьевич был замечательным главным инженером, технарем-теоретиком, но у руководителя должен быть несколько иной талант. Прежде всего — воля, дипломатия, самостоятельность, абсолютный авторитет. Муравленко знал и вникал во все: в экономику, строительство, сельское хозяйство, медицину, торговлю. У Аржанова не было времени учиться всему этому. Каждый, входящий к нему в кабинет, невольно сравнивал его с Муравленко. И сравнение это было не в пользу Феликса Григорьевича. Надо признать: как начальник главка он не состоялся.
В 1980 году вместо него был назначен Ришад Тимиргалиевич Булгаков. Это был человек математического склада ума, интеллигент в третьем поколении, трудоголик. Его страстью были редкие книги, он их не только собирал (все букинисты в Москве знали его в лицо), но и внимательно читал, анализировал. Назначение это тоже оказалось ошибочным, но, может быть, оно было и сознательным — кому-то надо было еще больше подтолкнуть главк к пропасти. При Булгакове главком пытались руководить едва ли не все управления министерства. Иные высокие гости, приехав в Тюмень в командировку, пытались самостоятельно открывать и закрывать скважины — это же смешно! Но Булгаков ни во что не вмешивался. Потом «ушли» и его. Сменивший Булгакова Кузоваткин был конечно же «своим» в главке. Ему даже повысили статус, сделав заместителем министра. Но дерзость и напористость не помогли «Самотлору Ивановичу», а порой даже мешали ему. Все генеральные директора объединений были теперь вполне самостоятельными руководителями, но единой организации, когда «все пальцы сжаты в кулак», как при Муравленко, уже не было. И что толку, что ты — заместитель министра, всего лишь «первый из равных»… А планы добычи всё росли и росли.
Виктор Иванович, по свидетельству многих, хотел видеть своим преемником Валерия Исааковича Грайфера. О нем следует сказать особо. Они были близки по характеру, по темпераменту, по трудолюбию, по видению перспективы, по требовательности, по организационным талантам да и по отношению к людям. Грайфер родился в «нефтяном Баку», это словно бы предопределило и всю его дальнейшую судьбу. Он окончил Московский нефтяной институт имени Губкина, работал на промыслах в Татарии, в семидесятые-восьмидесятые годы занимал должность начальника планово-экономического управления Министерства нефтяной промышленности СССР. С Муравленко по роду работы поддерживал самую тесную связь. Это был энергичный, мудрый руководитель, именно он и возглавил в 1985 году «Главтюменнефтегаз», но пришел, к сожалению, на уже разваливающуюся структуру.
В том году в Тюмень приехал только что избранный новый Генеральный секретарь ЦК КПСС Горбачев и буквально умолял Грайфера: «Валерий, сделай так, чтобы страна не нуждалась в нефти». Необходимо было как можно скорее вводить новые месторождения. Только свежие запасы нефти могли заполнить образовавшийся пробел в добыче. Был такой оптимистический лозунг: «Мы найдем в Западной Сибири еще одну Западную Сибирь». Но во «вторую» Западную Сибирь следовало вкладывать огромные деньги. С увеличением темпов освоения месторождений требовалось все больше капвложений: по экономическим подсчетам, необходимо было ежегодно увеличивать их в 1,6–1,8 раза, а денег таких в стране не было. Еще один лозунг «Максимум добычи — минимум затрат» на практике привел к масштабному кризису в нефтяной отрасли, а потом и в экономике страны в целом.
Еще в середине семидесятых годов Муравленко предвидел эту ситуацию, препятствовал, как мог, распространению упрощенного подхода к освоению недр. Он понимал, что оно должно быть сопряжено со строительством городов и поселков, созданием социальной инфраструктуры. Он не отделял нефть от строительства. Такой же линии придерживались и все его преемники: Аржанов, Булгаков, Кузоваткин, Грайфер. Все они в той или иной степени были «муравленковцами». Но на долю Грайфера выпала самая тяжелая ноша. Именно в 1985 году высшее руководство страны стало осознавать, что нефтяные запасы не беспредельны. Будучи начальником главка, Грайфер запретил себе показывать высокому начальству только достижения: новые школы, Дома культуры, отличные столовые. Он возил комиссии по загаженным кварталам балков, демонстрировал скудные прилавки магазинов, тяжелые бытовые условия промыслов. И это действовало на контролирующих отрезвляюще.
После визита Горбачева в Тюмень вышло специальное постановление ЦК КПСС и Совмина. Триста работников ЦК разъехались по заводам-поставщикам, и главк в течение нескольких месяцев получил требуемые фонды. Необходимое оборудование, материалы позволили вводить в эксплуатацию одно месторождение за другим. По двадцать пять месторождений в год. В чем же причина разрушения главка, этого гигантского корабля, первым капитаном которого был Виктор Иванович Муравленко, а последним — Валерий Исаакович Грайфер?
Стоит предоставить слово ему самому: «Причину ликвидации Главтюменнефтегаза» я видел в следующем: Министерство нефтяной промышленности усматривало в главке определенного конкурента. В силу удаленности от Москвы мы были вынуждены вести дела самостоятельно, без ненужных согласований по пустякам со столицей. И вот в министерстве стали говорить, что руководство главка рвется к власти и вообще у них много амбиций. Именно ревностное отношение к нам и нашей работе проявилось при подготовке решения о ликвидации главка. Вероятно, в Москве думали, что тем самым удастся поднять престиж самого министерства. С другой стороны, у некоторых наших директоров производственных объединений на местах тоже было желание освободиться от лишних, как им казалось, начальников. Поэтому в некоторых объединениях формировалось такое мнение: тюменское начальство надо убирать. Поскольку Москва далеко и руки у министерства до всего не дойдут, властвовать на местах будем сами. Причем, приезжая в Тюмень, эти директора отчаянно защищали главк, но в телефонных переговорах с министром занимали противоположную позицию».
Все эти проблемы Муравленко также предчувствовал. Он понимал, что если будут созданы производственные объединения, то в какой-то момент они захотят избавиться от опеки главка и работать с министерством напрямую. В откровенных беседах с Грайфером он говорил: «Года через полтора я уйду на пенсию. Валерий, сделай все, чтобы не создавать пока объединений». После его смерти главк просуществовал еще более десяти лет. Но мог ли он все-таки сохраниться? Грайфер считает: нет. Предоставим ему слово вновь:
«…Почему умер Муравленко? Он с этим бардаком не мог уже ладить. И вина Грайфера только в том, что он не умер. Вот и все. Виктор Иванович чувствовал и понимал, что в лице объединений появляются могильщики главка. Именно эта постоянная тревога, забота о нефтяном будущем Западной Сибири и подорвала его здоровье. Он ведь был еще относительно молод. Я был очень близок с ним в этот момент. После его смерти изменилась не только структура нефтяной промышленности, мы стали жить в другой стране, с изменившимся политическим устройством, рыночной экономикой. И вряд ли главк смог бы остаться в прежнем виде. И ничего бы Муравленко в этой ситуации не сделал. Не было уже Косыгина, Байбакова, через которых он мог решать в Москве все вопросы. У нас не осталось защитников. Был ликвидирован отдел тяжелой промышленности ЦК КПСС, с должности первого секретаря Тюменского обкома партии был освобожден Богомяков. К тому времени уже умер Щербина, поддерживавший нас в правительстве. Я писал письма в ЦК КПСС, лично Горбачеву, но он уже их не читал. Это был глас вопиющего в пустыне. Вот так мы и орали, но никому до нас дела не было.
К сожалению, к нам не прислушались, и состоялось то, что состоялось. Не уверен, что кому-нибудь в тех условиях удалось бы сохранить главк. Никто в тот момент ничего сделать бы не смог. Было совсем другое время. Время перестройки, когда всё крушилось, ломалось. И ни перед чьим авторитетом никто не останавливался. Авторитет и влияние партии были уже утрачены. По вопросу сохранения главка мы собирались с нефтяными генералами минимум двадцать раз. Но большая беда была в непостоянстве тогдашних руководителей. Ни один из них ни разу мне не сказал, что главк не нужен, а уходя с этих совещаний, они занимали совершенно противоположную позицию. Ликвидация главка была неизбежной. Главтюменнефтегаз не прекратил своего существования, он был уничтожен. Уничтожен при прямом участии тогдашних руководителей Министерства нефтяной промышленности, которые видели в нем прежде всего соперника по влиянию на положение дел в отрасли, а не структуру, обеспечивающую эффективную работу одного из крупнейших в мире топливно-энергетических комплексов. Горечь от этого остается до сих пор».
А вслед за главком росчерком пера было ликвидировано и государство. Что к этому можно добавить? Обратно пути нет, нужно двигаться дальше, история России еще не кончилась. Добавить можно и такую фразу одного из трезвых политиков: «Только мерзавец не жалеет о распаде Советского Союза. Но только неумный человек желает его возродить»».
Из выступления В. И. Муравленко:
«Город в деревянном исполнении… Как-то обидно звучит для наших населенных пунктов. Да, есть такой термин у архитекторов. Разумеется, дело не в дереве. Дерево — отличный строительный материал, если хотите, традиционный для нашего Севера. Дело в исполнении. Исполнение больно казенное, без души. Те же сборные дома могут быть интереснее, веселее. Дом, в котором живет человек, должен радовать, иметь свою душу, что ли».
Некоторые сравнительные показатели
Производительность труда в нефтедобыче и заработная плата
Несколько цитат:
«С первых дней работы «Главтюменнефтегаза» под руководством В. И. Муравленко у нас установились прочные деловые взаимоотношения. Во всех подразделениях Главка начала функционировать стройная научно-обоснованная система охраны труда и постоянного технического контроля за его безопасностью. Руководители отделов проводили в жизнь комплексные планы по охране труда и санитарно-гигиеническим мероприятиям, направленным на снижение и ликвидацию производственного травматизма… Виктор Иванович один из немногих руководителей, который чутко, внимательно, по-государственному вникал во все тонкости медицинского обслуживания работников нефтяной промышленности, оперативно решал вопросы материально-технического обеспечения учреждений травматологического профиля необходимым, часто дорогостоящим оборудованием и аппаратурой. Он постоянно заботился о здоровье своих сотрудников… Проведение форума травматологов именно в Тюмени явилось также высочайшей оценкой заслуг многотысячного коллектива «Главтюменнефтегаза» под руководством легендарного нефтяника Виктора Ивановича Муравленко».
Т. Д. Сатюкова, врач высшей категории, Герой Социалистического Труда
«Своими решительными действиями Муравленко добился высокого авторитета как в области, так и в Москве. Его мнение уважали, а инициативу, как правило, поддерживали… Мне могут возразить, что и на солнце бывают пятна, но сегодня, оценивая вклад Виктора Ивановича в Западную Сибирь, можно уверенно утверждать, что этому району просто повезло — появление Муравленко было очень своевременно. А его опыт и знания, правильная оценка возможностей своих подчиненных заслоняли некоторые человеческие слабости, которые, в конце концов, можно простить. Его имя, я считаю, навечно вписано в историю развития гигантского нефтяного региона, заслуги его бесспорны, а жизнь и дела заслуживают самого пристального внимания…»
Л. Д. Чурилов, бывший министр нефтяной промышленности СССР, главный редактор журнала «Нефтяное хозяйство»
«Впечатления от первой встречи с Муравленко у меня были очень хорошие. Я увидел человека разносторонне талантливого, очень общительного, обаятельного. Человека, который сразу располагал к себе любого, кто с ним беседует или просто стоит в стороне. Виктор Иванович от природы был рожден лидером, вождем в лучшем понимании этого слова. Люди за ним шли, люди ему верили. И он это понимал. Сознавал, какое влияние он оказывает на людей… У него вообще все было связано с людьми. Когда он пришел в Западную Сибирь, в «Главтюменнефтегазе» работало несколько тысяч человек. А уже к концу его жизни численность работающих измерялась сотнями тысяч…
Он прилагал очень много усилий для того, чтобы пересмотреть в сторону повышения тарифные ставки, территориальные коэффициенты. Он искренне гордился тем, что буровые мастера у него зарабатывают больше, чем министры. Муравленко старался, чтобы люди Главка были отмечены наградами и званиями. Он буквально организовывал выдвижение работ на Государственную премию, на Ленинскую. Как вообще его хватало на всё это? Секрет прост: он был очень работоспособный человек. И потом, он создавал вокруг себя такую атмосферу… Я бы даже сказал, что его аура создавала такую атмосферу, что в подавляющем большинстве случаев его приказания и указания не повторялись. Каждый считал, что его работа — это само собой, а выполнить поручение Виктора Ивановича — это дело чести. Вокруг него такой психологический настрой был, что люди работали на полную катушку. Я всегда в этом смысле по-доброму завидовал Муравленко.
Еще одна черта Виктора Ивановича, о которой я нигде не высказывался. Погиб его старший сын. Естественно, всем это было очень трудно воспринять, пережить. Летели телеграммы с соболезнованиями. И получилось так, что я через несколько дней приехал в Тюмень и, конечно, первое, что сделал, — высказал ему соболезнование. Он очень спокойно его принял, заговорил о деле. Я стал наблюдать за ним. Понимаете, по этому человеку не было видно, что он потерял сына. Он обладал огромной волей, а такие люди в подобных случаях не показывают своих переживаний, потому что это плохо влияет на окружающих и мешает работе… На фоне других нефтяных начальников Виктор Иванович Муравленко не выделялся. Он вообще не любил свои проблемы вытаскивать на обсуждение в присутствии других руководителей.
Он никогда «крутым» себя не показывал, что больше других добывает. Он был в этом отношении скромен. Но, с другой стороны, само дело, которое он вел, сами результаты были таковы, что не надо было ничего показывать. Все и так понимали, что в Тюмени делается дело, не имеющее себе равных. История развития промышленности на нашем земном шаре таких примеров, как развитие нефтегазового комплекса Западной Сибири, пока не знает. Я думаю, что и не будет другого примера».
Ш. С. Донгарян, в 1965–1989 годах — заместитель министра нефтяной промышленности СССР
«Диплом я получал как раз из рук Муравленко и Щербины, поскольку они были председателями госкомиссии. Они и лекции нам читали. Представьте, насколько это было значимо для молодого человека, который, скажем, на 5-м курсе слушает первого секретаря обкома или начальника Главка… Когда Муравленко не стало, то все мы, даже молодые, осознали, что потеряли очень много. Я хорошо помню свое ощущение: потеря огромная для всех нас — конкретных нефтяников, рабочих, инженеров. Я не говорю даже про страну, про область, а про свое НГДУ, поскольку видел объемы работ, ответственность огромную и точно сознавал, что нового руководителя такого уровня, такого масштаба просто взять и назначить нельзя. Можно назначить исполнителя — организатором нужно родиться и вырасти.
В нем сочетаются и образное мышление, и точное понимание целей и механизмов реализации. Причем механизмов как тюменских, так и московских. Это совокупное качество очень ценное и очень редкое. Это я понимаю с позиций уже сегодняшних. У Виктора Ивановича, на мой взгляд, были весьма достойные преемники, но такую личность полностью заменить в те годы не смог бы, пожалуй, никто. Да и не только в те годы… В современной истории человечества после атомной бомбы и покорения космоса не было более значимого проекта, чем создание Западно-Сибирского нефтегазового комплекса — более значимого по объему средств, по количеству людей, по темпам и срокам и, в конце концов, по результатам. А еще по влиянию на судьбу страны, и не только страны: до сих пор пол-Европы «привязано» к нам нефтяными и газовыми трубами, проложенными за два десятилетия…
Россия всегда требует большой цели, большого проекта — она самая большая. Сейчас все сетуют, что нет уже людей масштаба Виктора Ивановича Муравленко. Мне кажется, это неверный посыл. Просто, если нет великой цели — нет и личностей, ей соответствующих. Но если страна найдет в себе разум и силы смело заглянуть вперед, осмыслить путь — такие личности обязательно появятся, они будут востребованы временем. История, в том числе и наша нефтегазовая, это уже доказала на примере Виктора Ивановича Муравленко».
Ю. К. Шафраник, в 1993–1996 годах — министр топлива и энергетики Российской Федерации
«Виктор Иванович был очень светлым человеком, он принес огромную пользу нашей стране. Он получил множество наград и званий, был высоко оценен государством, однако прошло время, и в наши дни, бывая в Тюменской области, я с грустью замечаю, что даже сами нефтяники и геологи все реже вспоминают о тех, кто открыл Самотлор, о его «отцах» — Муравленко и Эрвье. Эти люди смотрели вперед и беспокоились о судьбе страны. Невозможно сегодня представить Россию без Тюменской области, без Ямало-Ненецкого округа, без нефти и газа — без всего, что было создано Виктором Ивановичем Муравленко. Таких людей вообще мало рождается — и в том, прежнем нашем государстве их было немного, а сегодня тем более».
Иосиф Кобзон, народный артист СССР
Минут за десять до начала долгожданного матча Алексей вновь появился в квартире своего старшего соседа. Тот сидел перед телевизором в костюме, свежей рубашке и галстуке.
— Ответственное дело-то, — пояснил он. — Как бы не проиграть. Надо сосредоточиться.
— А это не тот галстук, который тебе подарил Виктор Иванович? — вспомнил Леша.
— Тот, — кивнул дядя Коля и поправил узел. Галстук был уже старый, выцветший, темного цвета, далеко не модный. Очевидно, Чишинов доставал его из своих закромов редко и надевал только в исключительных случаях. Наверное, он для него являлся талисманом.
— Дашь мне его на свадьбу? — неожиданно попросил Леша.
— А ты жениться надумал? — удивился сосед.
— Да как бы.
— И что у вас за манера такая: все время вставлять дурацкие обороты — «как бы», «вроде», ничего прямо сказать не можете. Просто — «блин» какой-то! — усмехнулся Николай Александрович.
— Ну, мы, типа, развиваем великий и могучий русский язык, — рассмеялся в ответ Леша. — Так дашь?
— Нет, — отрезал Чишинов. — Зальешь соусом.
— Я в такой ответственный момент вообще ничего есть не буду. — Помолчав, Алексей добавил: — Не выходит у меня из головы то, что ты, дядя Коля, сегодня весь день рассказывал. О Муравленко. О Западной Сибири. О нефти. Просто как заноза в мозгу сидит. Не поверишь — даже футбол не хочется так смотреть, как еще послушать! Типа другим человеком заделался. Как в реке искупался и смыл что-то липкое. Самому странно. Мистика какая-то.
— Никакой мистики, — ответил сосед. — Хотя… Многие уже после смерти Виктора Ивановича словно бы ощущали его присутствие в кабинете, в главке. Будто он продолжает оберегать их. Но это понятно: когда человека столь сильно любят и уважают, он мысленно и живет рядом. Магия великих людей — это реальность. Физически они уходят, но влияние на ход истории остается. Хотя бы через последователей, учеников. Через идеи, достижения. Их биографии — это уже готовые учебники жизни, пособия для начинающих. Может быть, я неверно выразился. Не учебники и пособия, а увлекательные и познавательные романы, книги на каждый день. Типа путеводителей. Ну вот! — расстроился дядя Коля. — И я твое слово-сорняк подхватил. Типа заразился. Лучше, пока еще есть время, кое-что еще расскажу. Как раз о футболе. Виктор Иванович был ведь страстным болельщиком.
— Сейчас бы, наверное, болел за итальянцев в этом матче, — подсказал Леша.
Дядя Коля оставил его инвективу без внимания.
— И еще любил розыгрыши, — продолжил он. — Галина Павловна Запорожец рассказывала, что в душе он был как мальчишка. И вот однажды они пошли на футбол: Муравленко, его главный бухгалтер Деринговский, главный механик Коломацкий и еще один заместитель Виктора Ивановича по снабжению — Николай Кузьмин. А стадион был напротив главка, можно даже из окон смотреть. Надо сказать, что у Кузьмина была красавица-жена. Он ее очень любил, но перед друзьями порою мог прихвастнуть, что, дескать, «я в доме самый главный». Решили, не сговариваясь, его проучить.
Пришли, значит, на стадион, сели в правительственной ложе. Виктор Иванович спрашивает у Кузьмина: «А тебя, Коля, Нина-то отпустила на футбол?» — «Да я… — отвечает тот. — Да чтобы мне! Да куда хочу, туда и иду!» Заговорщики перемигнулись, а потом, пока шел матч, каждый из них на некоторое время отлучался и звонил Нине, жене Кузьмина. Сначала Деринговский позвонил, спрашивает: «А где Николай Николаевич-то? Мы его на стадионе ждем, договаривались…» Потом Коломацкий звонит и спрашивает: «Куда Коля делся?» И Муравленко то же самое: где твой муж, дескать, исчез куда-то… Самое смешное началось потом. Утром Кузьмин является в кабинет к Виктору Ивановичу, и вид у него как у побитой собаки. Говорит, чуть не плача: «Нина вчера такой скандал устроила, даже домой не пустила. Позвоните ей хоть вы, скажите, что я вместе со всеми был на футболе! Иначе опять погонит». — «То-то, — отвечает Муравленко, — не будешь больше хвастаться, что тебя жена боится!» Такие вот были забавные розыгрыши. Умели и работать, и отдыхать весело.
Все помнят, когда сдавали Дом культуры — какой праздник был! Муравленко всех женщин заранее отпустил с работы, чтобы они были нарядными и красивыми, автобус выделил, каждую сотрудницу персонально домой отвозили. А когда решался вопрос, как назвать построенный Дом отдыха в Туапсе, долго ломали голову с названием. Предлагали разные варианты. Но окончательное слово осталось за Виктором Ивановичем, это он придумал: «Нефтяник Сибири». Не Тюмени, а именно всей Сибири. И название сразу понравилось, прижилось. Под Тюменью была построена база отдыха Лебяжье. В городе была прекрасная филармония, теперь она носит имя Юрия Гуляева, потому что он сам тюменский, учился в ней. А сколько артистов со всего Союза, из Москвы к нам приезжало! Как говорила Антонина Александровна Жарко, старший инженер техсовета, между всеми нами, молодыми, энергичными, дерзкими, установилось некое духовное родство, потому что были общие интересы; коллектив был дружный, единый, легко работалось, легко и отдыхалось. Все праздники — вместе, часто на природе. Словом, действительно родная семья.
— Сейчас это слово, дядя Коля, приобрело зловещее значение, — вставил Алексей. — Сразу вспоминается «семья» Ельцина.
— Тьфу, тьфу, тьфу! — замахал руками Чишинов и перекрестился. — Не к ночи будет помянут. Сгинь, нечистая сила!.. Нет, у нас была семья бессребреников, людей здоровых душой. А если Виктор Иванович и был ее «крестным отцом», то только в самом лучшем, духовном смысле слова. Его, между прочим, безгранично уважал Иосиф Кобзон, часто приезжал в Тюмень, поскольку очень любил сибирских зрителей, и они его тоже. И всякий раз по приезде обязательно встречался с Виктором Ивановичем, любил с ним посидеть, поговорить, попить чайку. Он и теперь, когда бывает в Тюмени, всегда навещает его могилу на кладбище. А ведь однажды чуть не погиб там, на гастролях.
— Как это? — заинтересовался Алексей.
— Дело было… не помню, в каком году, где-то в конце шестидесятых. Но Самотлор уже бурно развивался, — начал рассказывать Чишинов. — Кобзона ждали всегда, из Тюмени он летал в разные города: Нефтеюганск, Сургут, Нижневартовск, — а еще на новые месторождения, где тоже устраивали концерты. Муравленко понимал, что буровикам, рабочим нужна духовная пища, они страдали без телевидения, кино, музыки. А когда на дальнее месторождение прилетает известный артист из Москвы и выступает непосредственно ради них, чумазых и уставших после смены, — это дает людям мощный эмоциональный заряд, подпитку. Как-то раз после концерта приходит Муравленко к Кобзону за кулисы, открыли шампанское. «Куда теперь?» — спрашивает Виктор Иванович. «Домой», — отвечает Иосиф Давыдович. «А можешь на пару недель задержаться? У меня там геологи…» — «Но со мной коллектив, ансамбль», — говорит артист. «Вот и хорошо, с ансамблем и полетишь. Передай своим ребятам, что я вам буду платить в два раза больше, чем по тарификации, потому что условия там, предупреждаю заранее, очень тяжелые».
И они сделали несколько вылетов прямо в геологические партии. Инструменты подключали прямо к работающему двигателю вертолета, концерты давали на буровых, нередко всего для 15–20 человек. Но Муравленко считал, что в этом-то и заключается главная ценность: чтобы каждый геолог и буровик знал: артисты прилетели в такую даль именно ради него. А вот на обратном пути произошел почти трагический случай. Кобзон с ансамблем выступил еще в Салехарде, потом пошли к самолету. Их было всего несколько человек. Пилоты в Ил-14 обомлели, спрашивают: «А что, больше пассажиров не будет? Это из-за вас-то всего и лететь?» — «Так получилось», — извиняется Кобзон. Он еще не знал, что летчики так разозлились «на этих пижонов, которым выделили отдельный самолет», что решили в отместку не включать в салоне отопление. А температура за бортом — минус сорок. И в салоне почти такая же. Пассажиры могли попросту замерзнуть, привезли бы одни ледышки. Так, собственно, чуть и не случилось, Кобзон по приезде не сдержался, позвонил Виктору Ивановичу, пожаловался, что они чуть жизни не лишились из-за этих летчиков, которые всё сделали специально.
— И? — спросил Леша.
— Муравленко вскоре прислал Кобзону копию приказа, что летчиков-разгильдяев уволили из отряда. Хорошо, что всё обошлось тогда, а то бы ты сейчас песни народного артиста не слушал…
— А я всё равно других «народных артистов» слушаю: Гомана, Подольскую, Билана, Стоцкую, — сказал Алексей. — Катю Лель, Глюкозу.
— Глюкозы у тебя в мозгу маловато, — посетовал дядя Коля и продолжил: — Можно сказать, что Нижневартовск — это Тюменский край в миниатюре. И надо было не только качать нефть, развивать инфраструктуру, но не забывать и о коренных жителях — национальных меньшинствах. Была разработана программа по улучшению их социально-бытовых условий. За каждым национальным поселком закрепили коллективы нефтяников, геологов, строителей, которые возводили жилье, дороги, объекты соцкультбыта, подводили электроэнергию, помогали орудиями труда и инструментами. Участвовали в национальных праздниках, знали их традиции и обряды. В Нижневартовске, кстати, начинал свою трудовую биографию сын Виктора Ивановича — Сергей. В его работе и жизни были свои сложности, связанные, прежде всего, с фамилией.
— Почему?
— Фамилия Муравленко была как знак качества, она сама по себе приковывала повышенное внимание окружающих. Попробуй-ка, поноси ее, чтобы не уронить! Сергей находился, говоря образно, словно под увеличительным стеклом. Все как будто пристально следили за ним и ждали: вдруг оступится, сделает что-то не так. Но младший Муравленко таких «ожиданий» не оправдал. Работал не просто как все, а вдвое лучше, соответствуя той высокой планке, которую поднял для него отец. Стал комсомольским лидером. А сколько отпрысков больших начальников скатилось вниз! К примеру, сын нашего сибирского академика Трофимука просто спился и бесследно исчез. Эти бездарные дети получали должности и материальные блага только за счет своих родителей, быстро проматывали их и вылетали «в трубу». Как в басне Крылова «Стрекоза и Муравей». Вот Сергей был именно Муравьем, не только по отношению к труду, к жизни, но и по своей знатной фамилии.
— И что, Виктор Иванович так уж и не помогал никак своему сыну? — недоверчиво спросил Лёша.
— Он, безусловно, волновался за него, — ответил Чишинов. — Ведь Сергей оставался последним, Валерия к тому времени уже не было. Виктор Иванович постоянно интересовался его делами, но справедливо считал, что Сергей должен пройти все низовые ступени, проявить свои профессиональные и личностные качества. Никогда ему не протежировал. Не было такого случая, чтобы Муравленко-старший торопил начальника Сергея — Кузоваткина с продвижением того по служебной лестнице. Только после смерти Виктора Ивановича Сергей стал главным инженером, начальником НГДУ, генеральным директором ПО «Юганскнефтегаз», а потом — председателем совета директоров нефтяной компании «ЮКОС». Но все это уже было в другие годы. Однако видится здесь не только семейная традиция, но родовые гены. Будь жив Валерий, он, не сомневаюсь, тоже достиг бы больших высот в нефтяной отрасли. Одно исчерпывающее слово — «Муравленко», оно много значит.
Николай Александрович подошел к столу, взял один из своих черновиков и, полистав, продолжил:
— Хочу привести тебе слова самого Сергея Муравленко о том времени. Он чувствовал свою ответственность, никогда не хотел подводить ни отца, ни Кузоваткина. Считал, что производственные показатели — это одно, а отвечать за воспитательный нравственный, духовный климат в коллективе, за быт и досуг — это совсем другое. Это был именно мурав-ленковский настрой, стиль и ритм жизни. Вот, слушай: «Ребята были счастливы тем, что у них отличная, нужная стране работа. Тогда мы были очень молоды и за здоровьем не следили. Однажды в сорокаградусный мороз прорвало нефтепровод. Вырыли котлован. Нужно было залезть туда и закрыть задвижку. Витя Таут разделся, нырнул в холодную нефть и закрыл. Никому тогда не надо было приказывать. На сутки нужно было оставаться, на двое — оставались. Никто не роптал. Был подлинный подъем… И я сам позже почувствовал, что стал намного сильнее физически, приобрел опыт. Работал как вол и при этом получал огромное удовлетворение. Именно на КСП — комплексном сборном пункте по подготовке нефти и газа — я сформулировал цель жизни: посвятить себя нефтяной отрасли, продолжить дело отца». И всей своей последующей жизнью и работой Сергей Муравленко доказывал свою профессиональную и личностную состоятельность, свое право носить известнейшую фамилию. И несет ее с честью.
А рядом с ним в Нижневартовске в то время жили и трудились такие замечательные люди, о которых просто нельзя не вспомнить. Ведь этот город действительно стал символом воплощения идей Виктора Ивановича Муравленко. По его настоянию Совет Министров СССР утвердил генеральным застройщиком Нижневартовска Министерство промышленного строительства. При самом активном участии Муравленко в Нижневартовске не только решалась острейшая проблема жилья, но и были построены кинотеатр, детская школа искусств, стадион, гостиница, пансионат нефтяников. Можно с полным правом сказать, что Нижневартовск — это живой памятник Муравленко.
Школу Муравленко прошли и выдержали временем и сегодняшние «нефтяные генералы», президенты и председатели советов директоров — Городилов, Богданов, Вершинин, Путилов, Филимонов, Алекперов, Медведев, Сивак, Маричев, Отт и другие. Они — его ученики и продолжатели его дела. А из нижневартовцев нужно непременно назвать Бахилова, Абазарова, Кузоваткина, Пикмана, Малинского, Михайлова, Шереметьева, Москаленко, Рыкуна, Исянгулова, Хлюпина, Дунаева, Луценко, Мазура… Да просто перечисление одних фамилий займет целый том. А о каждом хотелось бы сказать что-то важное.
— Ну и скажи, — посоветовал Леша. Они так увлеклись, что совсем забыли о времени. Произошло нечто странное — то, чего с таким напряжением ждали весь день, — как-то забылось и отодвинулось на второй план. Прошлое заслонило собой футбол. Жизнь победила Игру. Это была та самая «магия» Муравленко и его времени…
— Вот сегодня в сознание людей намеренно вбивается стереотип, что во всех проблемах виноваты коммунисты, — продолжил Николай Александрович. — Но именно коммунисты были на самых трудных участках освоения тюменской земли. Что, Муравленко разве не был коммунистом? Или Кузоваткин, Телепнев, Чирсков, другие преданные своему Отечеству люди? Таким был и Василий Васильевич Бахилов — фронтовик, командир огневого взвода зенитной батареи, коренной сибиряк, родившийся в Ишиме. Его было за что уважать — своей порядочностью, надежностью в работе и жизни он резко выделялся среди иных чванливых партработников, не терпел имитаторов и подхалимов.
Сначала он работал в Ханты-Мансийском окружкоме, потом его избрали первым секретарем Сургутского райкома партии. Под его руководством осваивалась и обустраивалась югорская земля. Тогда седьмая пятилетка была именно пятилеткой геологоразведчиков. Один за другим открывались новые месторождения — Шаимское, Усть-Балыкское, Мегионское, Правдинское, Самотлорское. Василий Васильевич сам исходил по бездорожью сотни километров. Он не давал никому расслабиться, настойчиво требовал выполнения порой невыполнимых решений, мобилизовывал все имеющиеся ресурсы. Дисциплина и порядок при нем были железными.
Геологи любили его. И именно они на пленуме Сургутского горкома партии настояли на представлении Бахилова к званию Героя Социалистического Труда. Он оказался в числе первых в областной партийной организации, удостоившихся этого высокого знания. Потом были годы работы в Нижневартовске. Этот район уже вышел на первый план по добыче нефти, и тут нужен был именно такой партийный боец, прошедший школу Сургута, лидер. Время требовало от руководителей всех рангов неимоверного напряжения сил, воли, большой самоотдачи и мужества, они все были коммунистами и патриотами. А в нефтяной промышленности есть специфическая черта — общий успех здесь, как в эстафете, зависит от каждого «участника». Бахилов объединял людей, неоднократно подчеркивал, что вранье одного работника может обернуться неприятностями и недоверием к делам всех, принизить роль партаппарата среди населения. А партийные организации города и района сыграли, без преувеличения, решающую роль в создании крупнейшего Нижневартовского нефтяного региона. При Василии Васильевиче произошли многие позитивные изменения: построены хлебозавод и молокозавод, благоустроены жилые микрорайоны, улицы Нижневартовска стали избавляться от грязи, пришло освещение. А однажды он совершил настоящий подвиг.
— Как это? — полюбопытствовал Алексей.
— Произошло это летом, Василий Васильевич находился на Самотлоре. Сюда вертолетом Ми-8 доставляли конструкции ЛЭП-500 для строящейся линии электропередачи к Белозерному товарному парку и нефтеперерабатывающему заводу. Так уж случилось, что на его глазах вертолет начал терять высоту из-за сильно раскачивающегося подвесного груза. В таких ситуациях, как правило, командиром принимается решение о сбросе аварийного груза. Вертолет упал в болото на расстоянии 300–400 метров от дороги. Василий Васильевич с шофером, утопая по пояс в болотной топи, бросились спасать экипаж. У командира вертолета была сломана нога. Они вынесли его на руках и доставили в городскую больницу. Так что это был далеко не «кабинетный работник». Ему принадлежат «золотые слова»: «Есть простая истина: если люди из-за тебя теряют время попусту, с тобой работать нельзя». Под этой фразой мог бы подписаться и Муравленко, потому что у него был точно такой же стиль работы. А умер Василий Васильевич Бахилов тоже рано — в шестьдесят три года. Подобные люди сердце свое не щадили. Но они стояли у истоков экономического подъема Тюменской области, создавали Западно-Сибирский нефтегазовый комплекс. Жили и работали на будущее, а не для себя.
Николай Александрович бросил взгляд на свою «фотографическую стенку», словно черпая из старых снимков силу, обретая воспоминания, и продолжил:
— Таким был и главный буровик Нижневартовска — Валентин Иванович Хлюпин. Даже его, кадрового нефтяника, поражала удивительная работоспособность Муравленко, умение ориентироваться в сложнейшей обстановке, видеть все сразу: кадры, техническую политику, технологию бурения, нефтедобычу, обустройство месторождений, дорожное строительство, быт людей. Он мог вынести Хлюпину выговор за простой бурового станка, но в то же время и создать все условия для бесперебойной работы. Виктор Иванович умел, по словам Хлюпина, соединять мелочи, связывать их в крупный узел, находить комплексные решения. И этому же учил других. Именно учил работать и руководить людьми, часто повторял тому же Валентину Ивановичу: «Вы — государственные люди и должны видеть не только свою кочку, не только свою узковедомственную пользу, а соблюдать государственный интерес. Только так можно руководить предприятием, коллективом». И ему верили, за ним шли, потому что сами видели, что о нефтяных делах он думает днем и ночью, из рабочего ритма не выходит круглые сутки.
Чишинов снова взял со стола один из своих черновиков.
— А вот послушай, что Виктор Иванович говорил о буровом мастере Левине, которого сам приглашал в Тюмень, и не ошибся — тот стал в 1971 году Героем Социалистического Труда, а позже вырос до начальника Управления буровых работ «Сургутнефтегаза» и является одним из самых прославленных нефтяников нашей отрасли: «В этом человеке удивительно гармонично сочетаются мужская красота и профессиональное мастерство, юношеский задор и зрелое понимание своего долга, рабочая честь, большая скромность и доброта».
В 70-е годы это был стахановец в бурении, человек-символ. Не было тогда в Западной Сибири популярнее нефтяника, за исключением, может быть, самого Виктора Ивановича Муравленко. Они были знакомы еще по Сызрани. А Левин привез за собой в Тюмень целую бригаду. По распоряжению Муравленко им построили двухэтажный дом, чтобы жили семьями. Между прочим, медаль Героя он получил будучи беспартийным. Это к тому, что каждый рабочий мог достичь высот и наград за свой самоотверженный, рекордный труд…
Высоко ценил Муравленко и руководителя «Нижневартовскспецстроя» Ефима Аркадьевича Луценко. Тот тоже, как и Аржанов, был юнгой, участвовал во время войны в морских сражениях, имел орден Суворова. А у Виктора Ивановича к морякам было особое отношение еще с периода работы на Сахалине, он восхищался их мужеством и героизмом. От Луценко и Яна Михайловича Малинского, управляющего трестом «Нижневартовскжилстрой», зависела судьба выполнения напряженных планов по вводу в городе объектов жилья и соцкультбыта. Эти два темпераментных строителя порою схватывались и доказывали до хрипоты свою правоту, но то были не личные амбиции, а желание решить задачи быстрее и качественнее. У Луценко была лучшая художественная самодеятельность, лучшие футбольная и хоккейная команды, которые занимали первые места не только в городе и округе, но и в области. Сам он напоминал аристократа, даже на праздниках пил только шампанское. Однажды за столом Муравленко, шутя, сказал ему: «Ефим, сколько лет живешь на Севере, а так и не научился пить водку». При Малинском, начиная с 1972 года, ежегодно вводилось в эксплуатацию по две школы — темпы строительства были очень высокими. Но ведь и прибывало в Нижневартовск каждый год до полутора тысяч детей школьного возраста. Народное образование в городе по праву стояло на первом месте в округе и области.
К сожалению, Малинский попал в автомобильную аварию, вышел из больницы с тростью, но в тот же день приступил к работе. Его уговаривали какое-то время отдохнуть, но куда там! Он и представить не мог свою жизнь без труда, о покое и слушать не желал. Так и шли хтройки — с утра до вечера. А ночью страшные боли. Через год началась гангрена. Сначала лишился одной ноги, затем — второй. Болезнь приковала этого жизнелюбивого деятельного человека к постели. Однако в общении он по-прежнему оставался добрым, мудрым, сердечным. Рано умер. Но остался в памяти строителем-созидателем, слился воедино со всеми, кто создавал на Тюменском Севере богатство и будущность страны.
— Сами-то пожить как следует не успели, — задумчиво проговорил Леша.
— А что ты вкладываешь в это — «как следует»? — спросил Николай Александрович. — Бесконечный отдых на Лазурном Берегу или хождение по ночным клубам? Так то самая пустая и никчемная жизнь, вроде отбывания «тюремного срока» на земле. Это не веселье, а скука, пресыщенность. Напоминает шевеление червей в навозной куче. Сами они ничего не производят, питаются только мертвой плотью, потому что сами мертвы с рождения. Мне жалко таких людей. Я их презираю. Муравей в природе — вот образец неустанного труда, «умного делания». Да, жизнь его коротка и опасна, но он тянет порой непосильную ношу и упорно движется к цели. А надо будет — и с червяками разберется, чтобы не мешали строить.
Помолчав немного, Николай Александрович продолжил:
— Уходили действительно очень рано. Как, например, Николай Петрович Дунаев, главный инженер «Главтюменнефтегаза». В сорок один год. Он был высококвалифицированным специалистом, прошел Усть-Балык и Мегион, был просто человеком красивым, уверенным и веселым. Спортивен, с большими карими глазами, открытым лбом, доброй улыбкой. Щедро наделенный талантами. Настоящий нефтяник. Он никогда ни на что не жаловался, был постоянно целеустремлен и заряжен на работу. Но это была работа «на износ». Он не раз рисковал своей жизнью в Отрадном, Нефтеюганске, Нижневартовске при ликвидации пожаров на месторождениях. Однажды на промысле при обходе объекта в зимнюю ночь он провалился в яму, заполненную нефтью. Вытащили его в страшном виде и на «Урале» доставили домой отмываться. Сердце у него было больное. Вот как-то раз и не выдержало, в самую пору расцвета.
Но некоторые уходили иначе, что, может быть, еще горше. Летчик Герой Социалистического Труда Юрий Александрович Редькин, нижневартовский ас, мужественный и душевный человек, был просто кумиром молодежи во всей Тюменской области и за ее пределами. О нем писали газеты, с ним дружила знаменитая Марина Попович, он часто выступал по телевидению. Редькин летал и на самолетах Ан-2, и на вертолетах Ми-4 и Ми-8. Его авиаотряд считался лучшим в области. Однажды он управлял вертолетом, в котором летели партийное начальство и летчик-космонавт Лебедев, дважды побывавший в космосе. Лебедев попросился за штурвал. Сказал, что из космоса хорошо видны факелы Самотлора, и еще там, во Вселенной, он поставил перед собой задачу: обязательно побывать на этом гигантском месторождении, а если получится — то и самому пролететь над ним, держа штурвал в руках. Как было отказать гостю, коллеге, ведь они были одной крови, космонавт и летчик. Умер Юрий Александрович Редькин трагически, уже в постперестроечное время, в Ленинградской области, практически в нищете и безвестности, у его близких даже не было средств на похороны. Людское беспамятство — самое страшное, может быть, оно сродни повальному сумасшествию. Когда общество забывает своих героев — их у него может больше никогда не быть. Вот опять же можно поставить в пример Муравленко и его время.
Алексей внимательно слушал, больше не перебивая.
— …Сам Виктор Иванович ходил буквально по лезвию бритвы, не щадил себя, зачастую действовал на пределе физических и психологических возможностей. Но о других помнил постоянно, всегда интересовался их здоровьем. Начальником медицинско-санитарной части «Главтюменнефтегаза» был опытный врач Анатолий Гдальевич Духанов. Муравленко постоянно спрашивал у него: как чувствует себя такой-то, может быть, надо отправить его подлечиться, какие нужны лекарства? Он вообще уделял здоровью людей самое большое внимание. Особенно профилактике. Конечно, аварий на производстве не избежишь, на промыслах в Западной Сибири их хватало: и буровые взрывались, и вертолеты падали в топи болот, и автомобили сталкивались в условиях бездорожья. Медицинская помощь оказывалась постоянно, работали больницы, поликлиники, травматологические службы, подведомственные Министерству здравоохранения СССР. Но нужна была еще и своя собственная медсанчасть в «Главтюменнефтегазе». По замыслу Муравленко, это должен был быть настоящий цех здоровья. Вот эту структуру и возглавил Духанов, загоревшийся идеей Виктора Ивановича.
Вначале он был один: ни коллектива, ни здания. Но корпус уже начал строиться. Тут Муравленко не жалел средств, сам живо интересовался деталями в ходе строительства, спрашивал, сколько на объекте рабочих, как организован их труд, в чем ощущается нужда. Наконец 22 января 1968 года была перерезана красная ленточка, медсанчасть начала свою благотворную деятельность. Муравленко предложил: а почему бы не создать, помимо всего прочего, бассейн с минеральной водой, обеспечить и бальнеологическое лечение? Слов на ветер он не бросал. Откуда-то с Севера доставили буровую установку, с ювелирной точностью втиснули сорокаметровую громадину на пятачок среди жилых домов. Где-то на глубине полутора километров нашли водоносный горизонт, и проблема решилась. Потом Виктор Иванович достал через Госплан огромные уникальные ванны из какого-то особого фарфора для бальнеологических процедур — минеральная вода не оставляла на них никаких следов. Такие были только в санаториях для членов ЦК партии. А тут — для простых нефтяников. Ну, разумеется, и все самое современное оборудование, не только отечественного, но и японского производства — все это тоже заслуга Виктора Ивановича. Затем началось строительство больницы нефтяников в Патрушеве. Это в пригороде Тюмени.
— А почему не в центре города? — спросил Алексей.
— Муравленко был дипломатом, — с улыбкой ответил Чишинов. — Он вообще не имел права строить эту больницу, она не проходила ни по каким титульным спискам. С него ведь в первую очередь требовали одно: нефть. И соответствующе объекты: буровые, промыслы, трубопроводы, дороги. Если бы он начал строить больницу именно в Тюмени, то каждый проверяющий сразу же бы сообразил, что это его рук дело. А так объект где-то за чертой города, лишний раз в глаза не бросается. Так что он всё делал правильно, с умом. Обеспечил медсанчасть главка необходимым количеством автомашин, чтобы помощь люди могли получить в любое время и быстро.
Не без его влияния было осуществлено еще одно большое и важное дело. На всех предприятиях и в подразделениях «Главтюменнефтегаза», расположенных в областном центре — это заводы «Нефтемаш», «Электрон», РЭБ флота, УТТ, ремонтно-механические мастерские, институт «Гипротюменнефтегаз» и другие, — были созданы своеобразные мини-медсанчасти. Прекрасно была налажена патронажная служба. Все работники главка — больные и здоровые — находились у Духанова на учете, состояние здоровья каждого было известно. И всё, заметь, абсолютно бесплатно, это тебе не нынешняя «зурабовщина», когда нет ни лекарств, ни, собственно, самой медицины, а министр здравоохранения применяет к ветеранам термин «сроки дожития». Можно ли быть более бессердечным к людям? К тем, трудами которых всё создано?
— Да что о нем говорить! — плюнул Алексей.
— А в то время, благодаря Духанову и Муравленко, заботами всех тамошних врачей смертность в Тюмени от инфарктов снизилась в 3–4 раза. Но сам Виктор Иванович был уже серьезно болен. Свое-то сердце он не жалел. А после его смерти строительство больницы в Патрушеве затормозилось на долгие годы. При последующих начальниках главка были то всплески, то спады. Сдали объект в эксплуатацию уже много позже. Но у кого теперь есть деньги лечиться? Проще умереть.
— Ой! — воскликнул вдруг Алексей и схватился за сердце.
— Ты чего? — встревожился дядя Коля.
Юноша с трагическим выражением лица молча ткнул пальцем в сторону телевизора.
— Включаем! — решительно произнес летописец.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги