Винтовая лестница. Стена

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Это история о том, как старая дева средних лет совсем потеряла разум, оставила в городе уютную квартиру и сняла на лето дом в деревне, в результате чего оказалась в самом центре таинственных преступлений, на которых довольно хорошо заработали журналисты и детективы, чему они были безмерно рады.

Двадцать лет я прекрасно жила в городе. Каждую весну ящики на окнах моей квартиры заполнялись землей, ковры в комнатах свертывались, устанавливались навесы, мебель накрывалась коричневыми льняными чехлами. Каждое лето я видела, как собираются за город мои друзья, сочувствовала им — ведь эти сборы стоили им таких усилий. Я провожала их, а потом возвращалась в свою тихую квартиру, где наслаждалась покоем и удобствами одновременно, потому что почту в городе доставляют три раза в день и наличие воды не зависит от того, полон ли бак, стоящий на крыше.

И вдруг я сошла с ума. Когда вспоминаю о тех месяцах, проведенных в Солнечном, то удивляюсь, как я вообще осталась жива. Все эти приключения, конечно, не прошли для меня даром. Я поседела. Лидди только вчера напомнила мне об этом, заметив, что мне надо несколько подсинить волосы, чтобы они выглядели серебристыми, а не желто-белыми. Не люблю, когда мне говорят неприятные вещи, поэтому я ее здорово отбрила.

— Нет, — возразила я резко, — не собираюсь ни подсинивать волосы, ни крахмалить.

Лидди говорит, что за это ужасное лето нервы ее окончательно истрепались. Но тем не менее кое-что еще у нее осталось, это точно! И когда она злая начинает ходить взад-вперед по квартире, когда рвет и мечет, мне остается только пригрозить ей, что я возвращаюсь в Солнечное. Тогда она пугается, ее охватывает нервное веселье, что в какой-то степени доказывает: лето все же прошло успешно.

Газеты писали об этом настолько запутанно и неполно — обо мне упомянули всего один раз, как о женщине которая в это время снимала дом, — что я считаю своим долго рассказать все, что об этом знаю. Мистер Джеймисон, детектив, сам говорил мне, что без меня он не смог бы ничего сделать, хотя в своем интервью он об этом почему-то не упомянул…

Итак, мне следует начать свой рассказ с событий, которые имели место несколько раньше, лет тринадцать назад. Тогда как раз умер мой брат и оставил мне двух своих детей. Хэлси было тогда одиннадцать лет, а Гертруде — семь. Внезапно на меня навалилась вся ответственность материнства. Чтобы быть хорошей матерью, нужно иметь хоть какой-то опыт, расти вместе с детьми, дабы ощущать их потребности по мере взросления. Я делала лишь то, что могла. Когда Гертруда перестала носить косички, а Хэлси попросил галстук с булавкой и стал носить длинные брюки — представляете, сколько мне пришлось их латать на коленках, — я отправила детей учиться в хорошие школы. После этого воспитывала их, в основном, при помощи писем и три месяца летом, когда покупала им новую одежду, следила за тем, чтобы они дружили с хорошими ребятами, и вообще за всем остальным, о чем не думала в течение девяти месяцев в году.

Позже, когда они подросли и учились в колледже, я очень скучала по ним. Летние каникулы они предпочитали проводить у своих друзей. Постепенно я поняла, что видеть мою подпись под чеками им гораздо приятнее, чем под письмами, хотя писала я им не очень часто. Но когда Хэлси закончил учебу и получил диплом инженера-электрика, а Гертруда закончила колледж, оба они приехали домой и стали жить со мной. И тогда все сразу изменилось. В первую зиму, когда Гертруда вернулась домой, я засиживалась с нею за полночь и объясняла ей, как следует девушке вести себя, а на следующий день, невыспавшаяся, мрачная, я возила ее по портнихам или отваживала нежелательных молодых людей, у которых были деньги, но не было ума, или был ум, но не было денег. Кроме того, я узнала много нового. Например, что не следует говорить «нижнее белье», а нужно называть это комбинацией, что надо обязательно распознавать, вечернее это или обычное платье, что безусые студенты-второкурсники — это не просто мальчики, а уже мужчины. Хэлси требовал от меня меньше внимания, и так как этой зимой оба они получили наследство от своей матери, моя ответственность за них приобрела чисто моральный характер. Хэлси, конечно, тут же купил машину, и я научилась привязывать свою шляпу вуалью, чтобы она не слетала, и с трудом, правда, не останавливаться, чтобы узнать, задели ли мы пробегавшую мимо собаку, хотя это, конечно, немилосердно. Все эти приобретенные знания сделали из меня если не отличную, то вполне приемлемую тетку, и к весне со мной можно было уже ладить. Итак, когда Хэлси предложил разбить летний лагерь в Адриондаксе, а Гертруда — в Бар-Харбор, мы пришли к компромиссу и решили снять дом в деревне недалеко от города, куда в случае необходимости можно было бы вызвать по телефону врача. Так мы и оказались в Солнечном. Мы поехали посмотреть дом. Он выглядел очень весело и вполне приемлемо для обитания. Меня, однако, поразило то, что экономка, которую оставили следить за домом, за несколько дней до нашего приезда почему-то поселилась в доме садовника. А так как этот флигелек находился довольно далеко от основного дома, мне это показалось странным: дом может сгореть или в него залезут воры, а экономка так ничего и не узнает. Участок был довольно большой. Дом возвышался на холме. Кругом зеленые лужайки и подрезанный кустарник. Через долину, примерно в двух милях, находился Гринвуд-клуб. Гертруда и Хэлси были очарованы домом и природой.

— Да здесь есть все необходимое, — заявил Хэлси. — Прекрасный вид, вкусная вода, хорошая дорога. А что касается дома, то он такой большой, что мог бы служить больницей, если бы, конечно, фасад был выдержан в архитектурном стиле времен королевы Анны, а задняя часть дома — в стиле Мэри Энн.

Это, естественно, было полнейшей чепухой, потому что дом был выдержан в духе времен королевы Елизаветы.

Ну, разумеется, мы сняли этот дом, хотя он и не отвечал моим понятиям о комфорте: был слишком большой, находился достаточно далеко от города, что усложняло проблему со слугами. Но я должна сказать, и это делает мне честь, что никогда, несмотря на происшедшее, я не обвиняла ни Хэлси, ни Гертруду за то, что они привезли меня туда. И еще одно: все эти катастрофы привели меня к выводу, что от своих предков, носивших овечьи шкуры и добывавших пищу охотой, я унаследовала инстинкт преследования своей жертвы. Если бы я была мужчиной, мне следовало бы гоняться за преступниками с таким же упорством, как мой предок в овечьей шкуре преследовал дикого кабана. Но я — незамужняя женщина, и это, возможно, моя первая и последняя встреча с преступлением. Еще нужно сказать: могло бы случиться так, что это происшествие стоило бы мне жизни.

Имение принадлежало президенту Торгового банка Полу Армстронгу, который то лето проводил со своей женой и дочерью на Западе. С ними был и доктор Уолкер, домашний врач Армстронгов. Хэлси был знаком с Луизой Армстронг и зимой уделял ей довольно много внимания, но он часто уделял внимание кому-то, и я не придавала этому особого значения, хотя Луиза была очаровательной девушкой. Я знала о мистере Армстронге лишь постольку, поскольку он был связан с банком, куда дети вложили большую часть своих денег. Еще была какая-то неприятная история с его сыном, Арнольдом Армстронгом, который якобы подделал подпись своего отца на какой-то банковской бумаге, стоившей значительную сумму денег. Однако история эта меня особенно не интересовала.

Избавившись от Хэлси и Гертруды — они отправились на вечеринку, — в первый день мая мы переехали в Солнечное. Дорога была ужасная, примерно в миле от дома мы застряли в непролазной грязи. Лидди, выросшая в городе и привыкшая к мощеным дорогам, несколько погрустнела.

Первая ночь на новом месте прошла относительно спокойно, и я была очень довольна. Жизнь в деревне при благоприятных обстоятельствах может быть очень приятной: воздух был напоен ароматами, в темноте стрекотали кузнечики, не пахло бензином, выхлопными газами, не мчались по улицам авто. Однако после этой ночи мне ни разу не довелось класть голову на подушку и оставаться уверенной, что она останется на ней до утра или вообще сохранится у меня на плечах.

На следующее утро Лидди и моя экономка, миссис Ролстон, из-за чего-то поспорили, и миссис Ролстон покинула нас одиннадцатичасовым поездом. После ленча Берк, наш дворецкий, неожиданно заболел — прострел в пояснице, который все время усиливался, едва только я приближалась к нему. Во второй половине дня и он отправился в город. В эту ночь у нашей кухарки родила сестра, и кухарка, увидев в моих глазах неуверенность, тут же добавила, что она родила двойню. Короче, в полдень следующего дня мы с Лидди остались в усадьбе вдвоем. И это в доме, где было двадцать две комнаты и пять ванных.

Лидди тут же заявила, что нам следует вернуться в город, но мальчик, который принес нам молоко, сказал, что Томас Джонсон, дворецкий Армстронгов, работает официантом в Гринвуд-клубе и может согласиться вернуться на свою прежнюю должность. Мне, как всегда, было неудобно переманивать чужую прислугу. Но он работал не на частного хозяина, а на учреждение, а это совсем другое дело, свидетельством чему является то, как мы относимся к железным дорогам или к общественному транспорту. Поэтому я позвонила в клуб, и на следующий день, примерно в восемь утра, Томас Джонсон пришел к нам. Бедный Томас!

Ну, хорошо. Я наняла Томаса, пообещав ему огромные деньги. Томас был седовласым и немного сгорбившимся, но полным достоинства пожилым человеком. Он изъявил желание жить только в домике садовника.

— Я ничего не хочу сказать, мисс Иннес, — неуверенно говорил он, держась за ручку двери, — но в последние несколько месяцев здесь происходит что-то странное. То одно, то другое. То дверь скрипнет, то окно само закроется. Это бы все ничего. Но когда двери и окна начинают выкидывать всякие штучки в доме, где никого нет, это значит, что Томас Джонсон не должен спать в этом доме.

Лидди, которая буквально не отходила от меня все это время и боялась своей собственной тени, тихонько вскрикнула и сделалась желто-зеленой. Но меня не так легко испугать.

Напрасно я говорила Томасу, что мы одни в доме и что он должен побыть с нами хотя бы эту ночь. Он был вежлив, но тверд. Он сказал, что если я дам ему ключ, он придет к нам рано утром и приготовит завтрак. Я стояла на огромной веранде, смотрела, как он, шаркая ногами, уходит от нас по тенистой дороге, и испытывала двойственное чувство — возмущение по поводу его трусости и благодарность за то, что он согласился у нас работать. И мне не стыдно сказать, что, войдя в дом, я дважды повернула ключ в дверях холла.

— Запри все окна, двери и ложись спать, Лидди, — строго сказала я. — У меня мурашки бегают по коже, когда вижу, как ты дрожишь от страха. В твоем возрасте можно быть и умнее. — Когда я говорю Лидди о ее возрасте, она берет себя в руки. Она уверяет, что ей нет сорока. А это полнейший абсурд. Ее мать была кухаркой у моего деда, и Лидди должна быть по крайней мере моей ровесницей, если не старше. Но в эту ночь она так не поступила.

— Вы не можете просить меня все запереть, мисс Рэчел! — возразила она дрожащим голосом. — В гостиной и бильярдной дюжина застекленных дверей, и все они выходят на крыльцо. А Мэри Энн сказала, что прошлой ночью, когда она запирала кухонную дверь, у конюшни ходил какой-то мужчина.

— Мэри Энн просто дура! — возразила я ей строго. — Если бы там был человек, то она пригласила бы его на кухню и накормила бы остатками обеда, как это она всегда делает. А теперь не будь смешной. Все запри и иди спать. А я немного почитаю. Но Лидди крепко сжала губы, не двигаясь с места.

— Я не пойду спать, — отрезала она, — а пойду собирать вещи и завтра же уеду отсюда!

— Ты не сделаешь этого, — быстро парировала я. Я и Лидди часто выражали желание расстаться друг с другом, но когда этого хотела она, я была против. И наоборот. — Если ты боишься, я пойду с тобой, но, пожалуйста, не прячься за мою спину.

Этот дом был типичным летним домом довольно больших размеров. Везде, где возможно, архитектор пытался обойтись без стенок, используя вместо них арки и колонны. Создавалось впечатление прохлады и простора, но не уюта. Когда мы с Лидди переходили от одного окна к другому, нашим голосам вторило эхо, что вызывало довольно неприятное чувство. В доме было много люстр — электростанция находилась в деревне, — комнаты были просторные, пол натерт до блеска, стены в зеркалах, и то тут, то там появлялись наши отражения. Это в конце концов привело к тому, что страхи Лидди передались и мне.

Дом походил на вытянутый прямоугольник. Парадная дверь находилась в центре длинного фасада. Перед дверью была площадка, выложенная кирпичом. При входе — небольшой холл. Справа от него, за колоннами, находилась жилая комната или, вернее, первая гостиная, за ней — еще одна гостиная, а дальше — бильярдная. За бильярдной, в конце правого крыла, располагалась небольшая уютная комната, где играли в карты. Из нее дверь выходила на восточную веранду, откуда на второй этаж вела узкая винтовая лестница. Увидев ее, Хэлси с удовольствием отметил:

— Посмотри, тетя Рэчел, архитектор, составлявший план дома, поступил очень разумно. Арнольд Армстронг и его друзья могут играть здесь в карты хоть всю ночь, а потом тихонько пробраться в свои спальни, не разбудив никого в доме. В противном случае, услышав шум, кто-то может испугаться и вызвать полицию.

Мы с Лидди дошли до комнаты для игры в карты и зажгли там свет. Я попробовала запор на маленькой двери, выходившей на веранду, и проверила все окна. Все было заперто, и Лидди, немного успокоившись, обратила мое внимание на то, что дверь очень пыльная. Вдруг везде погас свет. Мы подождали немного. Лидди, кажется, от страха лишилась дара речи, иначе она бы завизжала. Я схватила ее за руку и показала на окна, которые выходили на крыльцо. Когда погас свет, стало видно, что происходит на улице. И мы увидели: у застекленной двери стоит человек и смотрит на нас во все глаза. Увидев, что я заметила его, он стрелой бросился от нас через веранду и исчез в темноте.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Колени у Лидди подкосились, и она опустилась на пол. Я стояла, окаменев от изумления. Лидди начала тихонько постанывать. У меня тоже от волнения дрожали руки. Но я нагнулась к ней и стала ее трясти.

— Прекрати, — говорила я ей шепотом, — это всего-навсего женщина. Возможно, одна из служанок Армстронгов. Встань и помоги мне найти дверь. — Она снова застонала. — Хорошо, — сказала тогда я, — придется мне тебя здесь оставить. Я ухожу.

После этого она пошевелилась и поднялась. Пока мы нащупывали в темноте дорогу и, наталкиваясь на мебель, пробирались в бильярдную, а потом в гостиную, она все время держала меня за рукав. Вдруг зажегся свет, и у меня возникло такое чувство, что за каждой застекленной дверью стоит человек и смотрит на нас. Исходя из того, что произошло потом, можно с уверенностью сказать, что в этот вечер мы находились под пристальным наблюдением. Мы быстренько осмотрели все окна и двери и поднялись на второй этаж. Я не выключила свет. Эхо вторило нашим шагам, словно мы двигались в пещере. У Лидди вдруг перестала поворачиваться шея — вероятно, оттого, что она все время оборачивалась назад, и она отказалась ложиться в постель.

— Разрешите мне остаться в будуаре, мисс Рэчел, — умоляла она. — Если вы не согласитесь, я буду сидеть в коридоре у вашей двери. Не хочу, чтобы меня убили во сне!

— Если ты собираешься быть убитой, ведь это уже совершенно неважно, будешь ты в это время спать или нет. Но ты можешь остаться в комнате, если ляжешь на диван. Когда ты спишь в кресле, то сильно храпишь.

Она была слишком испугана, чтобы возмутиться. Но через некоторое время подошла к спальне и заглянула в дверь. Я в это время укладывалась в кровать, собираясь почитать перед сном книгу Драммонда «Духовная жизнь».

— Это была не женщина, — сказала она мне, держа в руках туфли, — а мужчина в длинном пальто.

— Какая женщина была мужчиной? — спросила я, не поднимая глаз, чтобы Лидди не продолжала разговор. Она вернулась к себе и легла на диван.

Было одиннадцать часов, когда я наконец собралась спать. Несмотря на то, что я делала вид, будто мне все безразлично, я заперла дверь, выходящую в коридор, и увидев, что задвижка на фрамуге над дверью не входит в паз, осторожно, чтобы не разбудить Лидди, поставила перед дверью стул и, взобравшись на него, положила на край притолоки маленькое зеркальце, чтобы в случае, если дверь будут открывать, оно упало и разбилось, что наделало бы шуму.

После этого легла спать, зная, что все необходимые меры предосторожности приняты.

Я уснула не сразу. Лидди разбудила меня, когда я начала засыпать, войдя в спальню и заглядывая под мою кровать. Разговаривать со мной она, однако, побоялась и вышла из комнаты, тяжело вздыхая.

Где-то внизу часы пробили одиннадцать тридцать, одиннадцать сорок пять, двенадцать, и свет в доме погас. Электростанция к этому времени заканчивает работу, и служащие ее уходят домой. Если у кого-то праздник, то служащим обычно платят, чтобы те выпили горячий кофе и поработали еще пару часов. Но в эту ночь свет выключили в двенадцать. Как я и предполагала, Лидди уснула. На нее никогда нельзя было положиться. Она не спала и готова была болтать, когда в этом не было необходимости, но если была нужна, то всегда засыпала. Я позвала ее раз или два, но в ответ услышала только храп. Тогда я встала с постели и зажгла свечу.

Моя спальня и будуар находились над большой гостиной. На втором этаже вдоль всего дома протянулся длинный коридор, по обе стороны которого располагались комнаты. В левом и правом крыле дома в главный коридор, как в реку, стекались узенькие ручейки-коридорчики. Планировка была очень простой. И как раз тогда, когда я легла в кровать, мне показалось, что в левом крыле кто-то ходит. Я буквально застыла с тапочкой в руке и прислушалась. Но это не был звук шагов. Кто-то постукивал металлом по металлу, и этот звук отдавался в пустых коридорах, как звон колокола, возвещавшего конец света. Казалось, что-то тяжелое, возможно кусок железа, катилось вниз по деревянной лестнице, ведущей в комнату для игры в карты.

Потом наступила тишина. Лидди пошевелилась, а затем захрапела снова. Я была вне себя от возмущения. Сначала она не давала мне спать своими глупыми выходками, а теперь спит как убитая. Я подошла к ней, чтобы разбудить. Нужно отдать ей должное — она проснулась тотчас же.

— Вставай, если не хочешь, чтобы тебя убили в постели.

— Где? Что?! — завопила она и вскочила с кровати.

— В доме кто-то есть. Вставай. Нужно добраться до телефона.

— Только не в холл, — задыхаясь, прошептала она. — только не в холл, мисс Рэчел. — Она пыталась не пускать меня. Но я крупная женщина, а Лидди маленькая. Кое-как мы подошли к двери. В руках у Лидди была медная подставка для дров. Она едва смогла поднять ее, не говоря уже о том, чтобы ударить ею кого-то по голове. Я прислушалась. Ничего не услышав, приоткрыла дверь в коридор. Там было очень темно, и если бы кто-то в нем появился, мы бы не смогли его увидеть. Моя свеча только усиливала мрачное впечатление. Лидди завизжала и потянула меня обратно в комнату. Дверь захлопнулась, и зеркало, которое я поставила, упало и ударило ее по голове. Это окончательно деморализовало нас. Мне понадобилось время, чтобы убедить ее, что это не жулик ударил ее сзади. Но когда Лидди увидела на полу осколки зеркала, она еще больше расстроилась.

— Кто-то умрет! О, мисс Рэчел, кто-то умрет!

— Кто-то действительно умрет, — ответила я ей строго, — если ты не замолчишь, Лидди Аллен.

Итак, мы просидели с ней до утра, думая о том, хватит ли нам свечи и каким поездом нам надо уехать обратно в город. О, было бы прекрасно, если бы мы поутру не изменили этого своего решения и уехали, пока еще было не поздно!

Наконец взошло солнце. Я смотрела в окно и видела, как деревья начали приобретать свои истинные очертания, перестав напоминать призраков. На горе за долиной забелели строения Гринвуд-клуба. Парочка дроздов прыгала по кустам, купаясь в росе. И только когда на дорожке сада появился мальчик, носивший нам молоко, и окончательно рассвело, я нашла в себе силы выйти в холл и осмотреться. Там все стояло на своих местах, как и вечером: сундуки и чемоданы, которые следовало отнести в кладовку. Сквозь матовое стекло окна коридор осветился красно-желтым светом, что способствовало улучшению настроения…

Томас Джонсон прошаркал по дороге в половине седьмого, и мы услышали, как он ходит по первому этажу, открывая ставни. Я вынуждена была пройти с Лидди в ее комнату наверху. Она была уверена, что найдет там что-то ужасное. Когда же этого не случилось и наступившее утро придало ей смелости, она даже разочаровалась.

Надо ли говорить, что в этот день мы не вернулись в город? Когда мы нашли маленькую картинку, упавшую со стены в гостиной, Лидди успокоилась. Однако меня это ни в чем не убедило. Даже принимая во внимание мое нервное состояние и то, что ночью в тишине все звуки кажутся более громкими, я не могла поверить, что эта картинка, упав, могла наделать столько шуму. Чтобы проверить, я снова бросила ее на пол. Она бесшумно упала, а рамка окончательно сломалась. Оправдывая себя, я подумала, что если Армстронги вешают свои картины так, что те падают сами по себе, и сдают дом, в котором живут привидения, то они сами, а не я, должны отвечать за разрушение принадлежащих им вещей.

Я предупредила Лидди, чтобы она никому не рассказывала об этом, и позвонила в город, разыскивая прислугу. После завтрака, который был довольно невкусен, хотя Томас и старался (нужно отдать должное его доброте), я занялась расследованием того, что произошло ночью. Звуки исходили со стороны левого крыла, и не без некоторого колебания я начала свое расследование именно оттуда. Вначале ничего не нашла. Но с тех пор стала более наблюдательной, хотя тогда это чувство у меня еще не было развито. Маленькая комната для игры в карты, казалось, была нетронутой. Я стала искать следы ботинок или отпечатки пальцев, что обычно делают сыщики, хотя, возможно, они поступают так только в художественной литературе. Ничего не обнаружив, я подошла к винтовой лестнице. Здесь картина была совсем иной.

На верхней площадке лестницы стояла высокая плетеная корзина, в которой было сложено белье, привезенное нами из города. Она стояла на краю верхней ступени, загораживая проход, а на следующей ступеньке была длинная свежая царапина. Три ступеньки ниже тоже были поцарапаны, но уже меньше, царапина постепенно уменьшалась, как будто что-то падало, ударяясь о каждую ступеньку. На четырех следующих ступенях царапин не было, а на дереве пятой ступеньки виднелась круглая вмятина. Вот и все, что я увидела. Этого, конечно, было мало. Но я была уверена, что накануне этих царапин не было.

Это подтверждало мою теорию в отношении звуков, которые я слышала ночью, когда подумала, что с лестницы скатывается что-то железное. Четыре ступени оказались нетронутыми. И я решила, что это могла быть железная палка, которая ударилась о две-три ступеньки, потом перевернулась, перескочила несколько ступеней и с шумом упала на пол.

Железные палки, как вы понимаете, с лестницы ночью самостоятельно не падают. Однако, вспомнив о фигуре не веранде, которую мы видели, можно было бы объяснить этот железный шум. Но — и это меня больше всего удивило — все двери в это утро было заперты, все стекла целы, окна закрыты, и дверь, которая вела из карточной комнаты на веранду, запиралась на замок, ключ от которого находился у меня, а замок был цел.

Я решила, что кто-то пытался нас обокрасть, что было естественным объяснением, но вору помешал этот упавший предмет, разбудивший меня. И все же я не могла понять двух вещей: каким образом этот вор смог убежать, раз все двери и окна заперты, и почему он не захватил с собой наше столовое серебро, которое, в отсутствие дворецкого, оставалось на первом этаже?

Под предлогом ознакомления я попросила Томаса Джонсона показать мне дом и обошла его весь, включая подвал. Безрезультатно. Все было в полном порядке. В доме имелись все удобства, и у меня не было причин думать, что я заплатила слишком много, когда снимала его. Если, конечно, не думать о ночи и последующих за ней чередой таких же беспокойных ночах и о том, что полицейский участок расположен довольно далеко от имения.

Во второй половине дня из деревни Казанова приехала машина, полная прислуги. Водитель подвез их к служебному входу, высадил, а потом подъехал к парадной двери, где я ждала его.

— Два доллара, — ответил он на мой вопрос. — Я беру деньги только за дорогу в один конец, обратно еду бесплатно. Мне придется возить их все лето, поэтому я делаю вам скидку. Когда они выходят из вагона, я говорю им: «Ну вот, опять приехала прислуга для хозяев из Солнечного — кухарка, горничная и так далее». Да, мэм, вот уже шесть лет подряд каждое лето я вожу их, и они не держатся здесь больше месяца. Думаю, они не привыкли к деревне и одиночеству.

С появлением прислуги я стала храбрее, а к вечеру Гертруда сообщила нам, что они с Хэлси приедут из Ричфилда около одиннадцати вечера на машине. Мы повеселели. И когда Бьюла, моя кошка, умнейшее животное, нашла около дома заросли валерьяны и стала в них кататься в экстазе, я решила, что правильно сделала, выехав наконец-то на природу.

Лидди постучала в мою дверь, когда я одевалась к обеду. Она еще не пришла в себя, но, как мне кажется, больше думала о разбитом зеркале и о том, что это плохая примета, чем о чем-либо другом. Она — что-то держала в руке, затем осторожно положила эту вещь на туалетный столик.

— Нашла в бельевой корзине. Должно быть, это принадлежит мистеру Хэлси, но как она могла попасть туда?

Это была половина запонки уникальной формы, и я внимательно на нее посмотрела.

— Где ты нашла ее? В самом низу корзины?

— Нет, на самом верху, — ответила Лидди. — Хорошо, что она не выпала, когда перетаскивали корзину.

Когда Лидди ушла, я взяла запонку и поднесла к глазам, чтобы получше разглядеть. Я никогда не видела ее у Хэлси. Запонка итальянской работы: на перламутре с помощью тонюсеньких проволочек укреплены малюсенькие жемчужины, в центре которых располагался маленький рубин. Была она довольно оригинальна, но самое интересное было то, что Лидди нашла ее именно в той корзине, которая загораживала проход на лестничной площадке.

В этот вечер экономка Армстронгов, молодая хорошенькая женщина, заняла место миссис Ролстон, и я очень обрадовалась. Она выглядела так, будто могла заменить десяток таких, как Лидди. Глаза у нее были черные и очень живые, подбородок упрямый. Звали ее Энн Уотсон. В этот день я впервые как следует пообедала.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Мы обедали в комнате для завтраков. Огромная столовая почему-то наводила на меня тоску. Томас, который весь день был в довольно хорошем настроении, с заходом солнца погрустнел. Он постоянно заглядывал в углы комнаты, которые при свечах, горевших на столе, оставались в тени. В общем, обед прошел не очень весело.

Затем я пошла в гостиную. Дети должны были приехать не раньше чем через три часа. И я собралась вязать, поскольку привезла с собою около двух дюжин пар подошв для тапочек разных размеров — я всегда посылаю в дом престарелых на Рождество вязаные тапочки, — и решительно стала подбирать нитки, чтобы не думать о предыдущей ночи. Но я никак не могла сосредоточиться. Через полчаса, заметив, что вместо светло-зеленых ниток стала вязать голубыми, я бросила это занятие.

Взяв с собой половину запонки, я отправилась в буфетную. Томас начищал столовое серебро. В комнате сильно пахло табаком. Я вдохнула воздух и огляделась. Трубки нигде не было.

— Томас, вы сейчас курили?

— Нет, мэм, — ответил он. Он был сама обиженная невинность. — Это запах от моего пиджака. В клубе джентльмены…

Томас не закончил свою речь. В буфетной запахло горящей тканью. Томас схватился за пиджак, подбежал к раковине, налил стакан воды и очень аккуратно вылил ее в правый карман.

— Томас, — сказала я, когда он смущенно вытирал пол, — курение — это ужасная и вредная привычка. Но если вы курите, то курите открыто и не прячьте зажженную трубку в карман пиджака. Вы принадлежи те себе самому, и если хотите сгореть, это ваше дело. Но дом не мой, и я не хочу, чтобы он тоже сгорел… Вы когда-нибудь видели эту запонку?

Нет, он никогда не видел такой запонки, но взгляд его был какой-то странный.

— Нашла ее в холле, — сказала я безразличным тоном. Глаза старика под мохнатыми бровями хитро смотрели на меня.

— Здесь происходит что-то странное, мисс Иннес, — он покачал головой. — Обязательно что-то случится. Вы не заметили, что большие часы в холле остановились?

— Глупости. Часы всегда останавливаются, если их не заводят, не так ли?

— Они заведены. И все же остановились вчера ночью в три часа, — торжественно ответил он. — Более того, эти часы ни разу не останавливались с тех пор, как умерла первая жена мистера Армстронга. И это еще не все. Нет, мэм. Прошлые три ночи я спал здесь. И когда выключили электричество, мне был подан знак. Моя лампа была полна керосина, но она все время гасла, что бы я ни делал. Как только я закрывал глаза, лампа гасла. А это знак смерти. В Библии говорится: пусть свет всегда горит! И когда невидимая рука гасит свет, это признак смерти. Точно!

Старик говорил убежденно. По спине у меня пробежали мурашки. Он продолжал что-то бормотать себе под нос, и я ушла. Позже услышала, что в буфетной что-то разбилось. Лидди сообщила, что Бьюла, моя черная как смоль кошка, выпрыгнула откуда-то как раз тогда, когда Томас держал в руках поднос с посудой. Для него это было уж слишком. И он уронил поднос.

Шум мотора автомобиля, поднимавшегося в гору, стал для меня музыкой, а когда я увидела Гертруду и Хэлси, то подумала, что мои неприятности закончились. Гертруда стояла в холле и улыбалась. Шляпка ее сползла набок, волосы под розовой вуалью растрепались, но все равно выглядела она прекрасно. Гертруда очень хорошенькая, и никакие шляпки не могут испортить ее внешности. Я совсем не удивилась, когда Хэлси представил мне молодого человека приятной внешности, который кланялся мне, но смотрел на Труд — это странное имя Гертруда привезла к нам из школы.

— Я привез гостя, тетя Рэй, — сказал он. — Прошу его любить и жаловать в этот уик-энд. Позволь мне представить Джона Бейли, но называй его, пожалуйста, Джек. Через двенадцать часов он будет называть тебя тетей. Я его знаю.

Мы пожали друг другу руки, и я получила возможность рассмотреть мистера Бейли. Это был высокий парень лет тридцати с маленькими усиками. И я еще подумала: зачем он носит усы? У него красивый рот. И когда он улыбнулся, то показал белые ровные зубы. Никогда не знаешь, почему некоторым мужчинам нравится, чтобы их верхняя губа была покрыта волосами, которые лезут в тарелку, когда они едят, и почему некоторые женщины накручивают свои волосы на какие-то ужасные проволочки. В остальном он был очень приятным на вид, крепкого сложения, загорелый, смотрел прямо в глаза, что мне всегда нравится. Я так подробно рассказываю о мистере Бейли, потому что во всей этой истории он играл важную роль.

Гертруда устала с дороги и рано отправилась спать. Я решила ничего им не говорить, подождать до следующего утра, а потом рассказать о наших приключениях как можно более непринужденно. А в общем-то, что произошло? Кто-то смотрел на нас через стекло, что-то свалилось ночью, несколько царапин на ступенях лестницы и сломанная запонка! Что же касается Томаса и его рассуждений, то он был излишне суеверен.

Это была суббота. Мужчины отправились в бильярдную, я поднималась по лестнице и слышала, как они там беседовали и гоняли шары. Кажется, Хэлси остановился у клуба, чтобы заправить машину, и среди прочих гостей, которые приезжают туда на воскресенье, встретил там Джона Бейли. Бейли нетрудно было убедить — возможно, Гертруда знала, почему, — и они привезли его к нам. Я подняла Лидди, чтобы она приготовила им что-нибудь поесть. Томас был далеко, в своем домике для садовника, и я не стала придавать значения ее страхам и нежеланию идти на кухню. Потом я легла спать. Мужчины все еще находились в бильярдной, когда я задремала. Последнее, что помню, был вой собаки возле дома. Она выла и выла не переставая, то громче, то тише.

В три часа ночи меня разбудил выстрел. Казалось, стреляли за моей дверью. На какой-то момент я остолбенела. Потом услышала, как Гертруда вскочила с кровати. И тут же она открыла дверь, соединяющую две наши комнаты.

— О, тетя Рэй! Тетя Рэй! — закричала она в истерике. — Кого-то убили! Убили!

— Это воры, — сказала я. — Слава Богу, в доме есть мужчины. — Я надела халат и тапочки, а Гертруда в это время дрожащими руками зажигала лампу. Потом мы отворили дверь в коридор. На верхней площадке лестницы собрались горничные, бледные и дрожащие. Среди них была Лидди. Они смотрели вниз. Они приветствовали меня тихим повизгиванием и вопросами. Я постаралась их успокоить. Гертруда села на стул, она вся дрожала.

Я прошла по коридору к комнате Хэлси и постучала в дверь. Дверь была не заперта, я приоткрыла ее и увидела, что комната пуста. Кровать застлана! В ней никто не спал!

— Должно быть, он в комнате мистера Бейли, — предположила я, и в сопровождении Лидди мы отправились туда. Но и эта комната была пуста, кровать нетронута. Гертруда без сил прислонилась к косяку, чтобы не упасть.

— Их убили! — сказала она, задыхаясь, и потянула меня за руку к лестнице. — Но, может быть, они еще живы. Мы должны найти их. — Зрачки ее расширились от волнения.

Не помню, как мы спустились с лестницы. Но спиной я ощущала страх. Кухарка на втором этаже звонила по телефону в Гринвуд-клуб, а Лидди плелась позади, еле переставляя ноги: она боялась идти со мной, но боялась также остаться в доме без меня. В большой и маленькой гостиных все было в порядке. Не знаю почему, но я решила, что если мы и найдем что-нибудь, так это в комнате для игры в карты или на лестнице. Только мысль о том, что Хэлси в опасности, заставила меня идти туда. Казалось, ноги отказывают мне. Гертруда шла впереди. В комнате для карточной игры она остановилась, высоко подняв свечу. Потом молча показала на дверной проем, ведущий в холл. На полу ничком, раскинув руки, лежал мужчина. Гертруда всхлипнула и побежала к нему.

— Джек! — крикнула она. — О, Джек!

Лидди завизжала и убежала. И мы с Гертрудой остались одни. Гертруда перевернула его на спину, и мы смогли увидеть его белое лицо. Она тяжело вздохнула, упала на колени с ним рядом. Это был мужчина, джентльмен в белом смокинге, испачканном кровью, мужчина, которого мы никогда раньше не видели.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Гертруда смотрела в его лицо как завороженная. Затем подняла руки, и я подумала, что она упадет в обморок.

— Он убил его… — произнесла она невнятно. После этого, потому что нервы мои уже не выдержали, я стала ее трясти.

— О чем ты говоришь? — спрашивала я ее. В голосе ее слышалась такая горечь и убежденность, что я была вне себя. Наконец она взяла себя в руки, но не сказала больше ни слова. Она стояла и смотрела на эту печальную фигуру на полу, в то время как Лидди, устыдившись своего бегства и боясь вернуться одна, привела с собой в гостиную трех испуганных женщин. Дальше они идти боялись.

Вернувшись в гостиную, Гертруда упала в обморок и то приходила в себя, то опять теряла сознание. Мне с трудом удалось удержать Лидди, которая хотела облить ее холодной водой. Слуги забились в угол. Вскоре, хотя казалось, что прошла целая вечность, к дому подъехала машина, и Энн Уотсон, которая к тому времени уже оделась, открыла им дверь. Из Гринвуд-клуба приехали трое мужчин. Они быстро вошли в дом. Я узнала мистера Джарвиса. Остальные были мне незнакомы.

— В чем дело? — спросил Джарвис. Мы действительно являли собой странную картину. — Все здоровы? Все в порядке? — Он посмотрел на Гертруду.

— Нет, мистер Джарвис, — ответила я. — Кажется, совершено убийство.

Когда я произнесла это слово, кухарка заплакала, миссис Уотсон ударилась о стул и перевернула его. На мужчин это тоже произвело сильное впечатление.

— Кто-то из членов семьи? — спросил мистер Джарвис, придя в себя.

— Нет. — Кивнув Лидди, чтобы она присматривала за Гертрудой, я взяла в руки лампу и провела их в комнату для карточной игры. Один из мужчин вскрикнул, и все они поспешили к телу. Мистер Джарвис взял у меня из рук лампу. Я вдруг почувствовала, что ужасно устала, и закрыла глаза. Когда пришла в себя, они уже закончили осмотр тела, и мистер Джарвис старался усадить меня на стул.

— Я должен подняться наверх, — сказал он твердо. — Вы и мисс Гертруда тоже. Это ужасно. В своем собственном доме… Я смотрела на него во все глаза, ничего не понимая.

— Кто это? — спросила я, еле ворочая языком. Горло мое было словно туго стянуто чем-то — спазм, вероятно…

— Это Арнольд Армстронг, — ответил он, странно глядя на меня. — И его убили в доме отца.

Через некоторое время я взяла себя в руки, и мистер Джарвис помог мне пройти в гостиную. Лидди отвела Гертруду наверх. Все это напряжение и шок, пережитый мной, ужасно на меня подействовали. Я просто теряла сознание. И тогда мистер Джарвис задал мне вопрос, который привел меня в чувство:

— Где Хэлси?

— Хэлси! — Я вдруг вспомнила искаженное лицо Гертруды, пустые комнаты наверху. Где же в самом деле Хэлси?

— Ведь он был здесь! — настаивал мистер Джарвис. — Он останавливался у клуба по дороге сюда.

— Я… я не… знаю, где он, — ответила я слабым голосом.

Один из людей, прибывших из клуба, спросил про телефон, и я слышала, как он возбужденно разговаривал, упоминая следователя по делам о насильственной смерти и детективов. Мистер Джарвис наклонился ко мне.

— Почему вы не доверяете мне, мисс Иннес? Я сделаю все, что смогу. Но расскажите же мне все, что случилось.

И я стала ему рассказывать все с самого начала. И когда сообщила, что дети пригласили на уик-энд Джона Бейли, Джарвис присвистнул.

— Мне хотелось бы, чтобы оба они были сейчас здесь, — сурово произнес он, когда я закончила свой рассказ. — Не знаю, что заставило их покинуть дом, но было бы гораздо лучше, если бы они сейчас были здесь. Особенно…

— Особенно что?

— Особенно потому, что Джон Бейли и Арнольд Армстронг — враги. Это из-за Бейли у Арнольда были неприятности прошлой весной. Что-то связанное с банком. А потом…

— Продолжайте, — попросила я. — Если есть что-то еще, я должна об этом знать.

— Да ничего особенного, — заметил Джарвис довольно уклончиво. — Мы можем рассчитывать только на одно, мисс Иннес. Любой суд в нашей стране оправдает человека, который убил другого человека, залезшего к нему в дом ночью. Если Хэлси…

— О чем вы говорите? Вы же не думаете, что Хэлси его убил? — спросила я взволнованно. Мне стало нехорошо, тошнота подступила к горлу.

— Нет. Вовсе нет, — ответил он мне с наигранной веселостью. — Пойдемте, мисс Иннес. Вы выглядите как привидение. Я помогу вам подняться наверх и позову вашу горничную. Вы столько пережили.

Лидди помогла мне лечь в постель. Считая, что я замерзаю, она положила бутылку с горячей водой мне под сердце, а другую — в ноги. Потом ушла. По голосам под моим окном я догадалась, что мистер Джарвис и его люди что-то ищут вокруг дома. Что же касается меня, то чувства мои были обострены. Куда подевался Хэлси? Как и когда он ушел? Конечно, до убийства. Но кто этому поверит? Если он или Джон Бейли услышали, что кто-то забрался в дом, и убили этого человека, — что было вполне законно, — то почему тогда они скрылись? Все это совершенно невероятно, возмутительно, но игнорировать это нельзя.

В шесть часов утра в комнату вошла Гертруда, одетая для выхода. Я заволновалась и села в постели.

— Бедная тетя! — сказала она. — Какая это была ужасная ночь!

Она подошла ко мне, присела на кровать, и я увидела, что ее прелестное лицо выглядит усталым и измученным.

— Есть какие-нибудь новости? — спросила я взволнованно.

— Нет, никаких новостей. За исключением того, что пропала машина, и наш шофер ничего не знает о ней.

— Ну ладно, — угрожающе сказала я. — Если я когда-нибудь доберусь до этого Хэлси Иннеса, я скажу ему, что о нем думаю. Когда все это дело выяснится, я тотчас же перебираюсь в город и буду там спокойно жить. Еще одна такая ночь, и мне конец.

И тут я рассказала Гертруде о шуме, который слышала предыдущей ночью, о человеческой фигуре на восточной веранде, а потом достала и показала ей половину запонки.

— Теперь я совершенно не сомневаюсь, что позапрошлой ночью здесь был Арнольд Армстронг. У него, конечно, есть ключ. Но почему он должен забираться в дом своего отца тайно? Этого я не понимаю. Он мог бы попросить у меня разрешения, и я бы впустила его. В общем, тот, кто был здесь позапрошлой ночью, оставил нам свой подарок.

Гертруда посмотрела на запонку, и лицо ее стало белым как мел. Она поднялась с кровати и уставилась на меня.

— Откуда у тебя эта запонка? — спросила она наконец, изо всех сил стараясь говорить спокойно. И пока я ей рассказывала, на лице ее появилось такое выражение, которого я никогда раньше не видела. Я с облегчением вздохнула, когда в дверь постучала миссис Уотсон, которая принесла чай и поджаренный хлеб. Кухарка лежит в кровати, не может встать, сообщила она, а Лидди, очень смелая днем, ходит по дому в поисках следов чужих ботинок. Сама миссис Уотсон выглядела ужасно. Губы у нее посинели, одна рука — на перевязи. Она сказала, что упала с лестницы. Было вполне понятно, что все это произвело на нее ужасное впечатление, ведь она служила у Армстронгов несколько лет и знала их сына.

Пока я беседовала с миссис Уотсон, Гертруда незаметно выскользнула из комнаты, а я оделась и спустилась вниз. Бильярдная и комната для игры в карты были заперты в ожидании детективов, а мистер Джарвис и остальные члены клуба уехали.

В буфетной Томас вздыхал и причитал по поводу гибели мистера Арнольда, как он называл его, и перечислял предзнаменования, предшествовавшие убийству. Я больше не могла оставаться в доме, мне было нечем дышать здесь, поэтому, накинув на плечи шаль, я вышла на дорогу. В саду мне повстречалась Лидди: юбка ее была до колен мокрой от росы, а волосы все еще накручены на бигуди.

— Сейчас же пойди в дом и переоденься, — сказала я ей строго. — Посмотри, как ты выглядишь. И это в твоем-то возрасте!

В руках у нее была клюшка для игры в гольф, и она сказала, что нашла ее на лужайке. В этом не было ничего необычного, но я подумала, что клюшка с металлическим концом могла быть тем предметом, который поцарапал лестницу у карточной комнаты. Я взяла у нее клюшку и еще раз попросила переодеться. Ее отвага в дневное время и то, что она считала себя очень важной персоной, в сочетании с ее увлеченностью таинственными событиями раздражали меня до предела. Когда Лидди обиженно удалилась, я обошла дом вокруг. Казалось, все было, как прежде. Дом, освещенный утренним солнцем, выглядел мирным и спокойным, как и в тот день, когда я сняла его. Не было даже намека, что в доме существует какая-то тайна, что там совершено насилие и произошло убийство.

На клумбе с тюльпанами черный дрозд усиленно клевал что-то поблескивавшее на солнце. Осторожно, чтобы не замочить юбку о росу, я подошла к этому месту и нагнулась. Почти утопленный в мягкой земле, на клумбе лежал револьвер! Носком туфли я разгребла землю, подняла револьвер и положила его в карман. Потом пошла в спальню, заперла дверь, повернув ключ два раза, и, вынув из кармана револьвер, стала его рассматривать. Но мне достаточно было одного взгляда. Это был револьвер Хэлси! Только накануне я вынула его из чемодана и положила на столик, где лежали бритвенные принадлежности Хэлси. Ошибки быть не могло. На серебряной пластинке рукоятки револьвера выгравировано его имя.

Мой мальчик, будучи невиновным — я это твердо знала, — попался в сеть. Револьвер — я очень боюсь оружия, но обстоятельства были таковы, что я собрала всю свою отвагу и посмотрела в дуло, — был заряжен, в нем было две пули. Слава Богу, что я нашла его раньше, чем успели приехать эти остроглазые детективы!

Я решила хранить все улики, которые у меня были, — запонку, клюшку для игры в гольф и револьвер, — в укромном месте, пока не возникнет необходимость представить их следствию. Запонка, помнится, лежала в маленькой коробочке, для драгоценностей на моем туалетном столике. Я открыла коробочку, но она оказалась пустой. Запонка исчезла!

ГЛАВА ПЯТАЯ

В десять часов утра из Казановы приехали люди. Один представился следователем по делам об убийствах, а два других — детективами из города. Следователь в сопровождении детективов тотчас же отправился в левое крыло дома и с помощью одного из детективов стал осматривать убитого и комнату, где он находился. Другой детектив, быстро осмотрев тело, вышел на улицу. И только после того, как они внимательно все осмотрели, пригласили меня.

Я приняла их в первой гостиной, заранее решив, что буду говорить. Я сняла этот дом на лето, пока Армстронги находились в Калифорнии. Несмотря на то, что слуги говорили, будто в доме бывают слышны какие-то странные шумы — я процитировала Томаса, — первые две ночи прошли спокойно. На третью ночь показалось, что в доме кто-то есть — мне послышалось, будто что-то упало, но, поскольку в доме мы были вдвоем с горничной, я не решилась посмотреть, что это. Утром все двери и окна оказались запертыми, как и накануне вечером, все было в порядке.

Затем как можно подробнее я рассказала о событиях предыдущей ночи. Нас разбудил выстрел. Мы с моей племянницей решили узнать, в чем дело, и нашли убитого мужчину. Я не знала, кто этот человек, пока мистер Джарвис не сказал мне, что это Арнольд Армстронг. Я заметила, что меня удивило, почему он должен был тайком, да еще ночью пробираться в дом своего отца. Я бы впустила его сюда в любое время.

— У вас есть основания полагать, мисс Иннес, — спросил меня следователь, — что кто-то из вашей семьи, решив, что мистер Армстронг жулик, застрелил его, защищая свою жизнь?

— Нет, я так не думаю, — ответила я спокойно.

— Значит, вы считаете, что за мистером Армстронгом следил его враг, который прокрался вслед за ним в дом и убил его?

— Я вообще ничего не считаю. Но меня удивляет, почему мистер Армстронг проникал две ночи подряд в дом своего отца как вор, когда мог бы просто постучать в дверь и войти.

Следователь был немногословен. Он что-то записал в блокноте, назначил предварительное слушание дела на следующую субботу, дал мистеру Джеймисону, младшему из двух детективов, который, кстати, выглядел наиболее умным, несколько указаний и, пожав мне руку и выразив сожаление, что все так получилось, ушел в сопровождении другого детектива. Он торопился на поезд.

Я свободно вздохнула, но мистер Джеймисон, который все это время стоял у окна и смотрел на улицу, подошел ко мне.

— Вы здесь одна, мисс Иннес?

— Со мной племянница.

— Только вы и ваша племянница?

— Еще племянник, — я облизнула пересохшие губы.

— А, племянник. Я хотел бы поговорить с ним, если он здесь.

— Сейчас его здесь нет, — я старалась говорить как можно спокойнее. — Но он должен скоро появиться.

— Вчера вечером он был здесь, мне кажется?

— Нет… То есть да.

— А разве он не привез с собой гостя?

— Да, он пригласил своего друга на уик-энд к нам. Друга зовут мистер Бейли.

— Мистер Джон Бейли, кассир Торгового банка, если не ошибаюсь? Я поняла, что кто-то в Гринвуд-клубе уже обо всем ему поведал.

— Когда они отсюда уехали?

— Очень рано. Точно не могу сказать. Мистер Джеймисон посмотрел мне в глаза.

— Постарайтесь все вспомнить. Вы говорите, что ваш племянник и мистер Бейли были в доме вчера вечером. Однако тело нашли вы, ваша племянница и несколько женщин-служанок. Где в это время находился ваш племянник? И тут меня охватило отчаяние.

— Не знаю! — закричала я. — Но будьте уверены, что Хэлси ничего не знает об этом. И никакие косвенные улики не могут сделать невиновного человека виновным.

— Садитесь, — Джеймисон придвинул мне стул. — Я должен вам кое-что сказать, а вы за это расскажите мне, пожалуйста, все, что знаете. Поверьте, рано или поздно все откроется. Во-первых, в мистера Армстронга стреляли сверху, стреляли с близкого расстояния. Пуля вошла чуть ниже плеча, прошла сквозь сердце и застряла в спине, возле поясницы. Поэтому я полагаю, что убийца стоял на лестнице и стрелял вниз. Во-вторых, на краю бильярдного стола я нашел окурок сигары и сгоревшую сигарету. И сигара, и сигарета были зажжены, положены на край стола, а потом о них забыли. Вы не знаете, почему ваш племянник и мистер Бейли вдруг бросили курить, прекратили игру в бильярд, уехали на машине, даже не предупредив шофера? И все это произошло до трех часов утра…

— Не знаю. Но будьте уверены, мистер Джеймисон, Хэлси вернется и все объяснит.

— Надеюсь на это, — сказал он. — Мисс Иннес, а вы не думаете, что мистеру Бейли что-то известно обо всем этом?

В это время в гостиную вошла Гертруда и, услышав последнюю фразу детектива, внезапно остановилась, словно ее ударили.

— Им ничего об этом неизвестно, — отчеканила она, побледнев. — Мистер Бейли и мой брат ничего не знают. Убийство было совершено в три часа. А они уехали без четверти три.

— Откуда вам это известно? — странным голосом спросил мистер Джеймисон. — Вы точно знаете, когда они уехали?

— Да, знаю, — твердо ответила Гертруда. — Мой брат и мистер Бейли уехали из дому без четверти три через главные ворота. Я присутствовала при этом.

— Гертруда! — воскликнула я. — Ты бредишь! Почему без четверти три?..

— В полвторого внизу зазвонил телефон. Я не спала и услышала, что он звонит. К телефону подошел Хэлси. Через несколько минут он поднялся на второй этаж и постучал в мою дверь. Мы поговорили с ним примерно минуту, потом я надела халат, тапочки и спустилась с ним вниз. Мистер Бейли был в бильярдной. Минут десять мы разговаривали, а потом решили, что… что оба они должны уехать…

— Не можете ли вы объяснить все это более понятно? — спросил мистер Джеймисон. — Почему они уехали?

— Я рассказываю вам, что произошло, а не почему это произошло, — ответила ему Гертруда очень спокойным голосом. — Хэлси пошел за машиной, и чтобы никого не будить, не подогнал ее к дому, а поехал по нижней дороге, которая проходит у конюшни. Мистер Бейли должен был встретить его в конце поляны. Мистер Бейли ушел…

— Через какую дверь? — быстро спросил Джеймисон.

— Через парадную. Он ушел… без четверти три. Я это точно знаю.

— Но часы в холле стоят, мисс Иннес, — улыбнулся Джеймисон. Он все замечал.

— Он посмотрел на свои часы, — ответила ему Гертруда, и я увидела, как загорелись глаза мистера Джеймисона, словно он сделал открытие. Что же касается меня, то во время всего этого разговора я поражалась все больше и больше.

— Извините меня за нескромный вопрос, — смущенно кашлянул детектив. — В каких вы отношениях с мистером Бейли? Гертруда заколебалась, потом взяла меня за руку и сказала:

— Мы с ним обручены. Я выхожу за него замуж.

Я так привыкла к сюрпризам, что просто вздохнула, услышав это, а Гертруда стояла и молчала. Рука ее была горяча как огонь.

— После этого, — продолжал мистер Джеймисон, — вы пошли спать? Гертруда снова заколебалась.

— Нет, — сказала она наконец. — Я, в общем, спокойный человек, и когда погасили свет, то вспомнила, что кое-что оставила в бильярдной. Поэтому в темноте начала спускаться вниз.

— А вы не можете сказать, что вы там оставили?

— Не могу, — она медленно произносила слова. — Я не сразу вышла из бильярдной…

— Почему, мисс Иннес? Ведь это очень важно.

— Я плакала, — продолжала она тихо. — И когда французские часы в гостиной пробили три, я поднялась и… услышала шаги на восточном крыльце, как раз у карточной комнаты. Кто-то открывал замок ключом; и я подумала, что это Хэлси. Когда мы снимали дом, он сказал, что это будет его дверь. У него был ключ от нее. Дверь открылась. Я хотела спросить, почему он вернулся. Но тут раздался выстрел, и вошедший тяжело упал на пол. Я чуть с ума не сошла от страха, выбежала в гостиную и помчалась наверх. Я едва помню, что делала.

Она опустилась в кресло, а я подумала: слава Богу, мистер Джеймисон закончил свои вопросы. Увы, это было не так.

— Вы, конечно, выгораживаете своего брата и мистера Бейли, — заметил он. — Ваши показания бесценны, особенно если учесть тот факт, что ваш брат и мистер Армстронг очень сильно повздорили некоторое время назад.

— Глупости, — вмешалась я. — Все и без того очень плохо. И не следует выдумывать того, чего не существует. Гертруда, я совсем не уверена, что Хэлси был знаком с… убитым. Я права?

Но мистер Джеймисон был уверен в обратном. Ссора, полагаю, произошла из-за того, что мистер Армстронг плохо вел себя по отношению к вам, мисс Иннес. Он приставал к вам? А я никогда не видела этого человека!

Когда Гертруда утвердительно кивнула головой, я ужаснулась тому, какие это могло иметь последствия. Детективу оставалось только отыскать доказательства, что Гертруда испытывала неприязнь к молодому Армстронгу, что он не только надоедал, но и угрожал ей и она его боялась… А если к этому прибавить признание девушки, что она присутствовала в бильярдной во время убийства… Положение семьи Армстронгов в обществе было залогом того, что убийцу постараются отыскать, и если с нами ничего не случится, то уж публичного скандала не избежать.

Мистер Джеймисон захлопнул блокнот и поблагодарил нас.

— У меня есть идея, — вдруг сказал он. — Что бы там ни было, привидение покинуло этот дом. Все эти шумы, которые вы слышали — а ваш дворецкий-негр говорит, что они начались, когда семья три месяца назад уехала на Запад, — должны прекратиться.

К сожалению, его прогноз не оправдался. Привидение не только не покинуло дом, после убийства Арнольда Армстронга оно еще более усилило свою деятельность.

Мистер Джеймисон оставил нас, и когда Гертруда поднялась наверх, а сделала она это тотчас же, я села в кресло и стала обдумывать то, что мне довелось услышать. Ее помолвка, при других обстоятельствах имевшая бы очень большое значение, сейчас это значение утратила в связи с тем, что она поведала детективу. Если Хэлси и мистер Бейли покинули дом до выстрела, каким образом револьвер Хэлси оказался на клумбе? Что заставило обоих молодых людей внезапно уехать средь ночи? Что Гертруда позабыла в бильярдной? Какую роль во всем этом играет запонка и куда она подевалась?

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Уходя, детектив попросил нас пока держать все, что нам известно, в строгом секрете. То же самое пообещали ему и люди из Гринвуд-клуба. А так как в воскресенье вечером газеты не выходили, то об убийстве стало известно лишь в понедельник. Следователь сам сообщил об этом юристу, занимавшемуся делами семьи Армстронгов, и тот прибыл к нам вскоре после полудня. С утра я мистера Джеймисона не видела — он опрашивал слуг. Гертруда заперлась в своей комнате, сославшись на головную боль, и я сидела за ленчем в одиночестве.

Мистер Хартон, адвокат, был маленький, худенький человечек. Казалось, ему не очень нравится его работа.

— Какая неприятность, — сказал он, когда мы с ним познакомились. — И все так таинственно. Его отец и мать на Западе, поэтому все заботы ложатся на меня. А как вы понимаете, это не очень приятная обязанность.

— Совершенно с вами согласна, — пробормотала я безразличным тоном. — Мистер Хартон, можно вам задать несколько вопросов? Надеюсь, вы ответите на них. Я считаю, что должна кое-что знать, потому что я и моя семья находимся в настоящее время в двусмысленном положении.

Не знаю, понял ли он меня или нет, но снял свои очки, протер их и приготовился отвечать.

— Хочу спросить вас, знал ли Арнольд Армстронг, что его родители сдали Солнечное на лето?

— Думаю, да. Дело в том, что я сам сообщил ему об этом.

— И ему было известно, кто именно снял этот дом?

— Да.

— Последние несколько лет он не жил с семьей?

— Совершенно верно. К несчастью, Арнольд поссорился со своим отцом. Два года он жил отдельно, в городе.

— Значит, вряд ли он приходил сюда прошлой ночью, чтобы забрать свои вещи?

— Откровенно говоря, мисс Иннес, я просто не могу себе представить, зачем он сюда приходил. Джарвис сказал мне, что последнюю неделю он жил в Гринвуд-клубе, расположенном по ту сторону долины. Но этим можно объяснить только то, каким образом он очутился здесь, но не зачем явился сюда. Несчастная семья!

Хартон грустно покачал головой, и я подумала, что этот высохший маленький человечек знает многое, но не хочет мне об этом говорить. Я не стала больше ничего выпытывать у него и пошла вместе с ним, чтобы показать ему тело убитого, пока его не увезли в город. Юношу положили на бильярдный стол и накрыли простыней. В основном в комнате все осталось на своих местах. Мягкая шляпа лежал рядом с трупом, воротник смокинга все еще бы поднят. Красивое разгладившееся лицо Арнольда Армстронга, лишенное страстей, вызывало только глубокую жалость. В дверях бильярдной появилась миссис Уотсон.

— Заходите, миссис Уотсон, — пригласил адвокат, но она покачала головой и ушла. Миссис Уотсон была единственной в доме, кто жалел убитого. Но даже она казалось, скорее была поражена случившимся, чем расстроена.

Я подошла к двери, расположенной рядом с винтовой лестницей, и открыла ее. О, если бы сейчас на дороге появился Хэлси на своей машине! Господи, как я была бы рада, если бы хоть услышала шум мотора. Тогда я была бы уверена, что все мои неприятности позади. Но никого не было видно. Стояла тишина, как это обычно бывает в воскресенье пополудни. Вдали на дороге показался мистер Джеймисон. Он шел медленно то и дело наклоняясь и что-то рассматривая на земле. Когда я отошла от двери, мистер Хартон украдкой вытирал слезы.

— Блудный сын вернулся домой, мисс Иннес, — сказал он. — Как часто грехи отцов сказываются на детях!

Эти его слова заставили меня задуматься. Перед уходом адвокат все же рассказал мне кое-что о семье Армстронгов. Пол Армстронг, отец Арнольда был женат дважды. Его вторая жена была вдова. Вышла она за Армстронга, когда ее дочь была еще совсем маленькой, а Арнольду было что-то около десяти лет. Сейчас девушке двадцать, зовут ее Луиза Армстронг, она взяла фамилию своего отчима. Вместе со своими родителями Луиза находится в Калифорнии.

— Вероятно, они тотчас же приедут, — сказал Хартон в заключение. — Я пришел сюда еще и потому, чтобы уговорить вас освободить дом. Я была непреклонна.

— Считаю, что с этим следует подождать. Возможно, они и не приедут. Кроме того, в моем городском доме идет ремонт.

Он больше ничего не сказал, но позже этот вопрос снова возник, что доставило мне немало неприятностей.

В шесть часов вечера тело увезли, и в половине восьмого, пообедав с нами, мистер Хартон уехал. Гертруда к обеду не вышла. Хэлси не вернулся, и мы все еще не знали, где он. Мистер Джеймисон поселился в деревне. Я видела его во второй половине дня, а потом он куда-то пропал. Около девяти часов вечера в дверь позвонили, в гостиную вошел детектив.

— Садитесь, — предложила я ему довольно нелюбезно. — Вы нашли какие-либо улики против меня, мистер Джеймисон? Он почувствовал себя несколько неудобно.

— Нет. Если бы вы убили мистера Армстронга, мисс Иннес, то не оставили бы никаких улик. Вы слишком умны для этого.

После этих слов наши отношения несколько улучшились. Он полез в карман и вытащил оттуда два клочка бумаги.

— Я был в клубе и среди вещей мистера Армстронга нашел эти бумажки. Одна из них любопытна, а другая довольно загадочна.

На первом клочке, оторванном от фирменной писчей бумаги, принадлежащей клубу, многократно была выведена подпись: «Хэлси Б. Иннес». Было заметно, что тот, кто пытался подделать подпись Хэлси и тренировал руку, очень старался. Последние подписи были выполнены значительно лучше, чем первые. Мистер Джеймисон улыбнулся.

— Старые штучки, — заметил он. — Поэтому я считаю эту бумажку просто любопытной. Вторая же меня просто удивила.

На записке, свернутой несколько раз в маленький четырехугольничек, некоторые слова стерлись, написана она была неразборчивым почерком. Сохранилась лишь часть ее:

— Вот и все.

— Та-ак, — протянула я, подняв глаза. — Ну и что же здесь загадочного? Человек имеет право изменить план своего дома и не быть при этом подозрительным.

— В самой этой записке нет ничего особенного, — согласился со мной Джеймисон. — Но почему Арнольд Армстронг носил ее с собой? Значит, в ней что-то есть. Он никогда не строил дома, уверяю вас. А если речь идет об этом доме, то это может означать все что угодно, начиная от потайной комнаты…

— И кончая еще одной ванной комнатой, — добавила я грустно. — А отпечатки пальцев у вас тоже есть?

— Есть, — он улыбнулся. — И след обуви на клумбе, где растут тюльпаны. И еще кое-что. Но самое странное, мисс Иннес, что эти отпечатки пальцев, скорее всего, ваши, а уж след ботинка — точно ваш.

Эта его наглость спасла меня. Его улыбка заставила меня насторожиться, и я выработала план действий, прежде чем ответить ему.

— Зачем бы мне понадобилось топтать клумбу, по-вашему?

— А затем, чтобы что-то поднять, — ответил он весело. — О чем вы собирались рассказать мне позже.

— Вы так полагаете? — съязвила я вежливым тоном. — И если вы такой ясновидец, не могли бы вы сказать мне, где сейчас находится моя машина, которая стоит четыре тысячи долларов?

— Я как раз это и собирался сообщить вам. Вы можете забрать ее. Она в тридцати милях отсюда, на железнодорожной станции Эндрюс, у механика. Ее приводят в порядок. Я отложила свое вязание и посмотрела ему в лицо.

— А Хэлси? — с трудом выговорила я.

— Давайте обменяемся информацией, — предложил он. — Я расскажу вам о вашем племяннике, когда вы скажете мне, что нашли на клумбе.

Мы молча, оценивающе смотрели друг на друга, но не как враги. Он улыбнулся и встал со стула.

— С вашего разрешения, я еще раз осмотрю комнату для карточной игры и винтовую лестницу. А вы тем временем подумайте над моим предложением. — Он прошел в большую гостиную, а я сидела и слушала, как удаляются его шаги. Тогда я отшвырнула вязание, которым заставляла себя заниматься, откинулась на спинку кресла и стала вспоминать, что же все-таки произошло за последние сорок восемь часов. Это я — Рэчел Иннес, старая дева, внучка Джона Иннеса, видной фигуры времен Гражданской войны между Севером и Югом, светская леди — я оказалась замешанной в вульгарном убийстве и даже пытаюсь нарушить закон! Нет никакого сомнения, что я сошла с правильного пути.

Я встала с кресла, когда услышала, что мистер Джеймисон поспешно возвращается. Он остановился в дверях.

— Мисс Иннес, пойдемте со мной. Включите, пожалуйста, свет в восточном коридоре. Я запер кого-то в маленькой комнате у лестницы, над карточной комнатой. Я подскочила.

— Вы хотите сказать, что это убийца?

— Возможно, — спокойно ответил он. Мы быстро поднимались по лестнице. — Кто-то появился на лестнице, когда я подошел к ней. Я окликнул этого человека. Но вместо того чтобы ответить, он бросился бежать. Я помчался за ним. Было темно. Но я увидел, как кто-то нырнул в эту дверь. Запор был, к счастью, снаружи. И я запер дверь. Думаю, что это стенной шкаф. — Мы уже были наверху. — Покажите мне, где здесь выключатель, мисс Иннес, и лучше уйдите в другую комнату.

Я дрожала от страха, но была полна решимости увидеть, кто же прячется за дверью. Не могу сказать, чего я боялась, но за это время произошло столько неожиданного, что неизвестность пугала меня больше всего.

— Я прекрасно себя чувствую. И останусь здесь, — твердо ответила я.

Мы включили свет в этом конце коридора. В том месте, где широкий коридор пересекался с узким, винтовая лестница вела на третий этаж. Дверь, о которой говорил мистер Джеймисон, находилась за углом, в маленьком коридоре. Я еще не знала хорошо расположение комнат и этой двери раньше не видела. Сердце мое билось так сильно, что удары отдавались в ушах. Но я кивнула ему, чтобы он открыл дверь. Я находилась примерно в восьми или десяти футах от двери, когда он снял болт.

— Выходите, — сказал Джеймисон спокойно. Никто не ответил ему. — Выходите, — повторил он. Тогда, мне кажется, у него в руках был револьвер, но я не уверена в этом. Он отошел в сторону и распахнул дверь.

С того места, где я стояла, не было видно, что происходит внутри, но я видела, как изменился в лице мистер Джеймисон и что-то буркнул себе под нос, а потом побежал вниз по лестнице, перескакивая через три ступеньки сразу. Когда у меня перестали дрожать колени, я медленно подошла к двери. Сначала мне показалось, что это шкаф, совершенно пустой. Но, присмотревшись, я пришла в ужас. Вместо пола в шкафу была дыра, откуда тянуло сыростью. Мистер Джеймисон запер кого-то в шахте, ведущей в подвал. Когда я нагнулась, мне послышалось, что внизу кто-то стонет. Но, может быть, то был шум ветра.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Я была в панике. Когда бежала по коридору, была уверена, что мы нашли этого таинственного человека, проникающего к нам в дом, который, возможно, и есть убийца, и что он лежит в подвале мертвый или умирающий. Я кое-как спустилась с лестницы к двери, ведущей в подвал. Но мистер Джеймисон опередил меня. Дверь была открыта. Посреди кухни стояла Лидди, держа в руках вместо оружия сковородку.

— Не спускайтесь вниз! — закричала она мне, когда увидела, что я направляюсь к лестнице, ведущей в подвал. — Не делайте этого, мисс Рэчел. Мистер Джеймисон уже внизу. Погоня за привидениями не приводит ни к чему хорошему, они заводят людей в бездонные колодцы, от них одни неприятности. О, мисс Рэчел, не смейте!.. — просто завизжала она, когда я пыталась пройти мимо нее.

В это время мы увидели мистера Джеймисона. Он бежал по лестнице вверх, перескакивая через две ступеньки сразу. Лицо его было красным и злым.

— Все заперто, — сказал он раздраженно. — Где ключ от прачечной?

— В двери, — ответила ему Лидди. — Весь этот отсек заперт, чтобы никто не мог туда пробраться и украсть белье. А ключ мы оставляем в двери, чтобы жулик, если он не слепой, как некоторые… детективы, мог все же туда попасть.

— Лидди, — сказала я строго, — спустись с нами вниз и зажги везде свет.

Она тут же, как обычно, сказала мне, что увольняется, но я взяла ее за руку, и она все же пошла с нами, зажгла везде свет и недовольно показала на дверь.

— Вот дверь. Ключ в замочной скважине.

Но ключа там, вопреки ее уверениям, не оказалось. Мистер Джеймисон попытался выбить дверь, но она была довольно крепкой. Потом он нагнулся и стал просовывать в замочную скважину карандаш. Когда разогнулся, лицо его было взволнованным.

— Дверь заперта изнутри, — сказал он тихо. — Там кто-то есть.

— Господи, спаси нас и помилуй! — заплакала Лидди и собралась бежать.

— Лидди! — крикнула я ей вдогонку. — Обойди сейчас же дом и посмотри, кого нет на месте. Мы должны разобраться в этом деле немедленно. Мистер Джеймисон, постойте здесь, а я схожу в домик и приведу Уорнера. Томас нам не сможет помочь, а с Уорнером вы можете выбить дверь.

— Прекрасная мысль, — кивнул он. — Но здесь есть еще и окна. И тот, кто сидит там, может спокойно через них выбраться.

— Тогда заприте дверь, ведущую на лестницу, — предложила ему я, — и следите за домом с улицы.

С этим он согласился, и у меня возникло такое чувство, что тайна Солнечного будет вот-вот раскрыта. Я выскочила на улицу и побежала по дороге. На повороте столкнулась с кем-то, кто был так же взволнован, как и я. Отступив на пару шагов, увидела, что это Гертруда. Она тоже узнала меня.

— Боже мой, тетя Рэй! — воскликнула она. — Что случилось?

— Кто-то заперся в прачечной, — стала объяснять я, задыхаясь, — если, конечно, ты никого не видела сейчас на поляне или около дома. Видела кого-нибудь?

— Думаю, мы все здесь просто помешались на таинственном, — сказала Гертруда. — Нет, я никого не видела, кроме старого Томаса, который что-то искал в буфетной. Кто же заперся в прачечной?

— У меня сейчас нет времени на объяснения. Я бегу за Уорнером. Если ты вышла погулять, то надень галоши. — И тут я заметила, что Гертруда прихрамывает. Ей, видимо, было больно, но она не показывала виду.

— Что с тобой? Ты ушибла ногу?

— Споткнулась и упала, — объяснила она. — Думала, что приехал Хэлси. Он уже должен быть здесь.

Я побежала дальше. Домик находился на некотором расстоянии от большого дома, на перекрестке нашей дороги и дороги графства. Он был окружен деревьями. У въезда на нашу территорию стояло два белых каменных столба, но железные ворота, которые раньше запирал и открывал сторож, были всегда открыты. Наступило время автомобилей. Ни у кого не было времени, чтобы открывать и закрывать ворота. Сторожей уже никто не держал. Этот домик, скорее сторожка, служил просто жилищем для прислуги и был таким же удобным, как и большой дом, но более уютным.

Хотя я и торопилась, мысли мои продолжали работать. Кого мистер Джеймисон поймал в прачечной? Мертв ли этот человек или просто сильно ранен? Однако у него хватило сил запереть прачечную изнутри. Если это не кто-то из домашних, как он пробрался в дом? Если же этот человек живет в доме, кто бы это мог быть? И тогда меня вдруг охватило чувство страха. Гертруда! Гертруда и ее подвернутая лодыжка! Гертруда, которую я увидела хромающей на дороге, когда она должна была быть в постели!

Я старалась отогнать от себя эту мысль, но она не уходила. Если Гертруда была этой ночью на винтовой лестнице, почему она убежала от мистера Джеймисона? Эта догадка, какой бы загадочной она ни казалась, происходила от того, что человек на лестнице плохо знал дом, он не предполагал, что за дверью может находиться шахта. Дело все больше и больше запутывалось. Какая тайная связь могла существовать между Хэлси и Гертрудой, с одной стороны, и убийцей Арнольда Армстронга — с другой? Однако с какой бы стороны я ни рассматривала случившееся, все указывало на то, что такая связь существует.

Дорога проходила вокруг сторожки, окна которой были ярко освещены. Свет весело пробивался сквозь деревья. На верхнем этаже в освещенном окне двигалась тень. Казалось, кто-то с лампой в руке ходит по комнате. На мне были тапочки, поэтому шагов слышно не было, и я еще раз за этот вечер столкнулась с кем-то у дома. Я буквально уперлась в мужчину в длинном пальто, в кепке с козырьком. Он стоял ко мне спиной в тени деревьев и наблюдал за домом.

— Какого черта! — вскрикнул он возмущенно и повернулся ко мне. Но когда увидел меня, не стал объясняться, а растворился в темноте. Это не фигуральное выражение. Он действительно растворился, исчез в темноте, и я не смогла рассмотреть его лицо. Мне показалось, я никогда не видела его раньше. Итак, он исчез…

А я подошла к сторожке и постучала в дверь. Стучать долго не пришлось, Томас тут же подошел и приоткрыл дверь.

— Где Уорнер? — спросила я.

— Наверное, в постели. Он спит, мэм.

— Поднимите его. И, пожалуйста, откройте дверь, Томас. Я подожду Уорнера в доме.

— Здесь довольно душно, мэм, — сказал он, но дверь все же открыл, и я увидела уютную и прохладную комнату. — Может быть, вам лучше отдохнуть здесь, на крыльце.

Было настолько очевидно, что Томас не хочет, чтобы я вошла в дом, что я вошла.

— Скажите Уорнеру, чтобы он поторопился, — повторила я и вошла в маленькую гостиную. Я слышала, как Томас поднимается по лестнице, как он будит Уорнера. Потом послышались шаги Уорнера, который ходил по комнате, собираясь выйти. Но внимание мое привлекла гостиная.

На столе в центре комнаты стояла открытая кожаная сумка. В ней виднелись флакончики с золотыми крышками, щеточки и другие туалетные принадлежности. От сумки пахло дорогими духами. Она должна была принадлежать богатой женщине, которая следит за собой и не жалеет на это денег. Как она могла попасть сюда? Я все еще пыталась найти ответ на этот вопрос, когда с лестницы сбежал Уорнер. Он был полностью, но как-то странно одет, и его открытое мальчишеское лицо выглядело смущенно. Он был деревенским парнем, абсолютно честным, на него можно было положиться. Он получил довольно хорошее образование — один из тех молодых американцев, которые увлекаются техникой и хорошо зарабатывают на любимой работе.

— Что случилось, мисс Иннес?

— Кто-то заперся в прачечной, — объяснила я. — Мистер Джеймисон хочет, чтобы вы помогли ему взломать дверь. Уорнер, чья это сумка?

В это время он был уже в дверях и притворился, что не слышит моего вопроса.

— Уорнер, — повторила я, — вернитесь. Чья это сумка? Он остановился, но в комнату не вернулся.

— Вероятно, Томаса, — пожал он плечами и выбежал из домика.

Томаса! Лондонская сумка, полная зеркал и косметики, о которой Том не имел ни малейшего представления! Я запомнила эту сумку, отнеся ее к разряду аномальных фактов, которые имели здесь место и, на первый взгляд, не были связаны друг с другом, и побежала за Уорнером.

Лидди вернулась на кухню. Дверь, ведущая на лестницу в подвал, была заперта, к ней был придвинут стол, а на столе, за которым сидела Лидди, лежали разнообразные кухонные принадлежности, которые она могла бы, в случае необходимости, использовать в качестве оружия. Я спросила Лидди:

— Ты проверила, все ли дома? — и сделала вид, что не замечаю всех этих сковородок, кастрюль и кочерги.

— Рози нет, — ответила Лидди. Она недолюбливала Рози. — Миссис Уотсон вошла к ней в комнату и увидела, что она ушла, даже не надев шляпы. Люди, которые нанимают в прислугу неизвестно кого и живут вдали от города, в чужих домах, вполне могут однажды проснуться и обнаружить, что им перерезали горло.

Сказав все это, Лидди замолчала. В это время вошел Уорнер. В руках у него были кое-какие инструменты. Мистер Джеймисон направился с ним в подвал. Как это ни странно, но я вовсе не волновалась. Я хотела, чтобы вернулся Хэлси, но страха у меня не было. У дверей Уорнер положил свои инструменты и стал рассматривать замок. Потом без малейшего труда повернул ручку, и дверь открылась. За дверью находилась комната для сушки белья. Было очень темно. Мистер Джеймисон выругался.

— Никого нет, — сказал он. — Что я за дурак! Нужно было сразу догадаться.

Он был прав. Мы зажгли свет во всех трех помещениях подвала, и он внимательно их осмотрел. Все было тихо и спокойно. Мы поняли, почему тот, кто прыгнул в шахту, не пострадал. Как раз под люком стояла большая корзина, наполненная грязным бельем. Он угодил именно в нее. Мистер Джеймисон стал осматривать окна. Одно окно было не заперто, и через него вполне можно было убежать. Так как же скрылся этот человек — через окно или через дверь? Вполне вероятно, что через дверь. И, как я надеялась, это было именно так. К этому времени я была уверена, что мы гонялись в темноте за моей бедной Гертрудой. Гертруду я встретила как раз неподалеку именно из этого окна.

Наконец я поднялась наверх, усталая и расстроенная. Миссис Уотсон и Лидди готовили чай на кухне. В тяжелые периоды жизни, когда кто-то в отчаянии переживает неприятности или болеет, чай бывает прекрасным лекарством. Чай дают умирающему, наливают в бутылочку малышам. Миссис Уотсон ставила приборы на поднос, чтобы отнести его мне наверх, и я спросила ее о Рози.

— Ее нет, — ответила мне экономка, — но я бы не стала об этом беспокоиться, мисс Иннес. Она хорошенькая молоденькая девушка. Возможно, у нее есть парень. Хорошо, если бы это было именно так. Горничные лучше работают и дольше живут у своих хозяев, если их что-то держит.

Гертруда вернулась в свою комнату, и пока я пила чай, ко мне зашел мистер Джеймисон.

— Мы можем теперь продолжить наш разговор, который прервали полтора часа назад, — дружелюбно улыбнулся он. — Но перед этим хочу сказать вам следующее: в шахте, ведущей в прачечную, была женщина. Она носит обувь среднего размера. У нее высокий подъем. На правой ноге не было туфли, только чулок. И несмотря на то, что дверь была открыта, из прачечной она выскользнула через окно.

И тогда я опять вспомнила о подвернутой лодыжке Гертруды. Только какая это была нога, правая или левая?

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

— Мисс Иннес, — начал наш разговор детектив, — как выглядел человек, которого вы видели на восточной веранде в ночь, когда остались с горничной одни в доме?

— Это была женщина, — сказала я решительно.

— Однако ваша горничная так же решительно утверждает, что это был мужчина.

— Чепуха, — возразила я. — У Лидди были закрыты глаза. Она всегда закрывает глаза, когда пугается.

— А вы не думали, что эта женщина и нынешней ночью пробралась в дом?

— У меня были причины полагать, что в доме был мужчина, — сказала я, вспомнив про перламутровую запонку.

— А теперь к делу! Что это были за причины? Я заколебалась.

— Если вы предполагаете, что вашим ночным гостем был мистер Армстронг, вы должны обосновать это, мисс Иннес. Мы ничего не должны принимать на веру. Если, например, человек, который уронил палку и поцарапал лестницу, — вы видите, я знаю об этом, — был женщиной, почему бы не предположить, что эта женщина вернулась в дом следующей ночью, встретилась на винтовой лестнице с мистером Армстронгом и в панике выстрелила в него?

— Нет, это был мужчина, — упрямо повторила я. И поскольку у меня не было иных доказательств тому, кроме злополучной запонки, пришлось поведать детективу о ней. Он слушал меня с большим интересом.

— Вы не можете показать мне эту запонку? Я считаю, что это очень важная улика.

— А если я просто опишу ее?

— Нет, лучше все-таки убедиться воочию.

— Извините меня, — сказала я тогда как можно спокойнее. — Дело в том, что я потеряла ее. Возможно, она куда-то упала с моего туалетного столика.

Разумеется, он мне не поверил, но ничего не сказал, попросил как можно точнее описать запонку. Я стала ее описывать, а он смотрел на записку, которую вынул из кармана.

— Запонки с монограммой, — начал читать он, — перламутровые запонки без всяких украшений, запонки с камеей из изумрудов и бриллиантов. Здесь нет сведений о запонке, которую вы описываете. Но, возможно, вы правы, мистер Армстронг мог вдеть в манжеты новые запонки, не заметив, что в одном из них осталась половинка старой.

Об этом я не подумала. Но если это не был человек, которого убили, кто же это тогда мог быть?

— В этом деле очень много странного, — продолжал детектив. — Мисс Гертруда Иннес утверждает, что слышала, как кто-то возится с замком, что потом дверь открылась, и почти тут же раздался выстрел. Здесь вот что странно, мисс Иннес. У мистера Армстронга не было ключа. Ключа не было и в двери. Не было его и на полу. Иными словами, это доказывает, что мистеру Армстронгу открыли дверь изнутри.

— Но это невозможно, — прервала его я. — Вы понимаете, мистер Джеймисон, что это может значить? Понимаете, вы практически доказываете, что Армстронга в дом впустила Гертруда?

— Не совсем так, — он снова дружески улыбнулся мне. — Видите ли, мисс Иннес, я просто уверен, что она этого не делала. Но до тех пор, пока вы, как и мисс Гертруда, будете утаивать от меня всю правду, я ничего не смогу сделать. Я знаю, что вы что-то подобрали на цветочной клумбе, но вы отказываетесь рассказать об этом. Я знаю, что мисс Гертруда вернулась в бильярдную взять то, что она там забыла, но она не говорит, что именно. Вы предполагаете, что могло случиться с запонкой, но не делитесь со мной вашими подозрениями. А пока я уверен лишь в том, что ночным посетителем, который так испугал вас, уронив на лестнице палку или, скажем, биту для гольфа, не был Арнольд Армстронг. И я уверен, что когда он пришел, кто-то впустил его в дом. Кто знает, может быть, это была Лидди… Я раздраженно помешивала ложечкой чай.

— Говорят, что могильщиками всегда бывают веселые молодые люди. Чувство юмора у мужчин всегда обратно пропорционально серьезности их профессии.

— Мужской юмор, мисс Иннес, часто бывает жестоким и грубым, — согласился он со мной. — Но по сравнению с женским юмором это объятия медведя, а не царапины, которые оставляют… скажем, все, у кого есть когти. Это вы, Томас? Войдите.

Томас Джонсон стоял в дверях. Он выглядел взволнованным и испуганным, и я вдруг вспомнила про сумку, стоявшую на столе в домике. Томас вошел в комнату и встал у дверей с опущенной головой, глаза его, спрятанные под мохнатыми седыми бровями, неотрывно смотрели на мистера Джеймисона.

— Томас, — обратился к нему следователь довольно приветливо, — я прислал за вами, чтобы вы рассказали нам то, что говорили мистеру Боханнону в клубе за день до того, как мистер Арнольд был найден мертвым. Послушайте, вы пришли сюда в пятницу вечером, чтобы увидеться с мисс Иннес, правильно? И начали работать у нее с утра в субботу?

По неизвестной причине Томас явно почувствовал облегчение.

— Да, сэр, — ответил он. — Понимаете, когда мистер Армстронг с семьей уехали, они оставили миссис Уотсон и меня следить за домом, пока его не снимут. Миссис Уотсон работала здесь давно и не боялась оставаться в доме. Поэтому она спала здесь. Меня же преследовали призраки, я рассказывал об этом мисс Иннес. Потому-то и предпочел спать в сторожке. Потом однажды миссис Уотсон пришла ко мне и сказала: «Томас, вы должны спать в большом доме, я стала бояться». Тогда я подумал: уж если она боится там спать, то мне-то тем более будет страшно. Мы поговорили с ней, и в конце концов миссис Уотсон стала спать в сторожке, а я отправился искать работу в клубе.

— Миссис Уотсон сказала вам, почему она стала бояться спать в большом доме?

— Нет, сэр. Она просто боялась, и все. Вот что мне было известно до тех пор, пока я не пришел вечером встретиться с мисс Иннес. Я шел по дорожке через долину — я всегда по ней хожу, когда бываю в клубе, — и у ручья столкнулся с человеком. Он стоял ко мне спиной и что-то делал с фонарем, карманным фонарем. С ним что-то случилось — он то загорался, то гаснул. Когда я проходил мимо этого человека, то увидел, что на нем была белая рубаха и галстук. Я не видел его лица, но точно знаю, что это был не мистер Арнольд. Этот человек был выше. Кроме того, мистер Арнольд в это время играл в клубе в бридж, как он это всегда делал.

— На следующее утро вы опять пошли по этой дорожке? — упорно продолжал спрашивать мистер Джеймисон.

— На следующее утро я опять пошел по этой дорожке и спустился туда, где видел этого мужчину. И нашел там вот что. — Старик протянул ему какой-то маленький предмет, и мистер Джеймисон взял его и протянул мне на ладони, чтобы я могла увидеть. Это была вторая половинка перламутровой запонки!

Но мистер Джеймисон еще не закончил допрашивать Томаса.

— Итак, вы показали это в клубе Сэму и спросили его, не знает ли он, чья это запонка. И что ответил Сэм?

— Сэм сказал, что он видел такие запонки на рубахе мистера Бейли, Джона Бейли, сэр.

— Я пока оставлю у себя эту запонку, Томас, — сказал детектив. — Это все, что я хотел у вас спросить. Спокойной ночи.

Пока Томас, шаркая ногами, выходил из комнаты, мистер Джеймисон внимательно смотрел на меня.

— Понимаете теперь, мисс Иннес, что мистер Бейли связан со всем этим делом? Если он приходил сюда в пятницу вечером, чтобы встретиться с Арнольдом Армстронгом, но не застал его, он мог, увидев, как Арнольд входит в дом следующей ночью, ударить его, то есть сделать то, что хотел сделать предыдущей ночью.

— Но почему? — спросила я. Меня просто начало трясти.

— Причин достаточно. И это можно доказать. Арнольд Армстронг и Джон Бейли стали врагами с тех пор, как последний, будучи кассиром Торгового банка, чуть не засадил его в тюрьму. Кроме того, вы забываете, что оба они ухаживали за вашей племянницей, мисс Гертрудой. И то, что Бейли убежал, выглядит не слишком хорошо.

— И вы полагаете, что Хэлси помог ему убежать?

— В этом нет никакого сомнения. А как вы можете еще назвать это, если не побегом? Мисс Иннес, давайте восстановим события того вечера. Бейли и Армстронг поругались в клубе. Сегодня мне рассказали об этом. Ваш племянник привез Бейли сюда. Движимый ревностью и гневом, Армстронг по тропинке тоже направился сюда. Он вошел в крыло, где находится бильярдная. Возможно, он постучал, и ваш племянник впустил его. И кто-то выстрелил в него, кто-то, кто стоял на винтовой лестнице. Услышав выстрел, Бейли и ваш племянник тотчас же покинули дом. Они направились к гаражу и поехали по нижней дороге, чтобы не был слышен шум мотора. Когда вы и мисс Гертруда спустились на первый этаж, все было тихо.

— Но как же тогда быть с тем, что рассказывает Гертруда? — спросила я, заикаясь.

— Мисс Гертруда рассказала нам о том, как она представляет события этой ночи, только на следующее утро. Я не верю ей, мисс Иннес. Это выдумка влюбленной девушки.

— А то, что произошло сегодня ночью?

— Это может изменить всю картину дела, как я ее понимаю. Мы не должны верить ничему, мы должны во всем сомневаться. Например, фигура, которую вы видели на крыльце. Если это была женщина, нам следует исходить из других предположений. Или объяснения мистера Иннеса, Может быть, он застрелил мистера Армстронга, думая, что это жулик, а потом испугался. Во всяком случае, я уверен, что ваш Хэлси покинул дом уже после убийства. Мистер Армстронг ушел из клуба, чтобы прогуляться при свете луны, в половине двенадцатого. А выстрел прозвучал в три часа ночи.

Я была поражена. Мне казалось, в этот вечер произошло много значительного, что могло бы все объяснить, если бы только у меня был ключ к разгадке. Кто упал в подвал — Гертруда или кто-то другой? Что за мужчина встретился мне на дороге возле сторожки? Чью сумку я видела на столе в гостиной той же самой сторожки?

Было уже поздно, когда мистер Джеймисон собрался уйти. Я подошла с ним к двери. Мы стояли на веранде и смотрели в сторону долины. За ней виднелась деревня Казанова с домами старинной архитектуры, с цветущими деревьями. Она выглядела очень мирно. А выше, на холме, горели огни Гринвуд-клуба. Можно было видеть даже параллельную линию светящихся фонарей, установленных вдоль дороги. И я вспомнила о слухах, ходивших об этом клубе, о пьянстве, крупной игре и о самоубийстве, которое произошло под теми же самыми фонарями в прошлом году.

Мистер Джеймисон направился по короткой дорожке в деревню, а я все стояла, смотрела на клуб и думала. Было тихо, и единственное, что я слышала, так это тиканье часов на лестнице. Потом раздались чьи-то торопливые шаги на дороге. Дверь была открыта, свет падал на дорогу, и я увидела женскую фигуру. Подбежав к двери, женщина схватила меня за руку. Это была Рози. Лицо у нее было перекошено от страха. В руках она держала тарелку из моего столового сервиза и серебряную ложку.

Я пропустила Рози в дом и взяла у нее из рук тарелку. Она, согнувшись и дрожа всем телом, прислонилась к стене.

— Та-ак, — сказала я. — Твоему приятелю, что, не понравилась еда, которую ты ему вынесла?

Рози словно онемела и смотрела на ложку, которая все еще была у нее в руках.

— Я понимаю, что ты хотела сделать ему приятное, но в следующий раз, пожалуйста, не бери тарелки из этого сервиза. У нас есть другие тарелки, они не такие дорогие.

— У меня нет приятеля, мисс Иннес… Во всяком случае, здесь. — Она, наконец, пришла в себя. — За мной гнался вор!

— Когда же вор погнался за тобой? Когда ты вышла из дому или сейчас, когда ты возвращалась?

Тогда Рози заплакала, громко и истерически. Я потрясла ее за плечи.

— Что с тобой, Рози? Ты потеряла разум? Сядь, успокойся и расскажи все по порядку. Рози села и засопела носом.

— Я шла по дороге…

— Начни с того, как ты попала на дорогу с моей посудой и серебром, — прервала ее я, но, увидев, что у нее опять начинается истерика, сдалась. — Прекрасно. Итак, ты шла по дороге…

— В руках у меня была корзина… с посудой и столовым серебром, а в руке, другой руке, тарелка, то есть блюдо, потому что я боялась его разбить. Вдруг из кустов вышел мужчина и протянул вперед руку, чтобы я не могла пройти мимо него. Он сказал… Он сказал: «Не торопитесь, девушка. Покажите, что у вас в корзине».

Она так волновалась, что вскочила со стула и схватила меня за руку.

— Вот так, мисс Иннес. Когда он сказал это, я закричала и, нагнувшись, проскользнула у него под рукой. Он схватился за корзинку, и я выпустила ее из рук. Я бежала так быстро, как только могла. Он преследовал меня до деревьев. Потом остановился. О, мисс Иннес, должно быть, это был тот мужчина, который убил мистера Армстронга!

— Не говори глупостей. Тот, кто убил мистера Армстронга, сейчас далеко от этого дома. А теперь ложись спать. И если я узнаю, что ты рассказала об этом другим горничным, вычту у тебя из зарплаты за всю разбитую посуду, которую найду на дороге.

Я слышала, как Рози поднялась на второй этаж и побежала к своей комнате. Затем хлопнула дверь. Сев на стул, я задумалась, глядя на блюдо и серебряную ложку. Я привезла в загородный дом свою посуду и обеденные приборы. Судя по всему, обратно увозить мне почти ничего не придется, подумала я. Но как бы я ни сомневалась в правдивости рассказа Рози, кто-то чужой действительно был в эту ночь на дороге. А он не должен был там находиться, как, впрочем, и Рози.

Я представила себе лицо Лидди. Если она узнает, что ее предсказания, особенно неприятные, подтвердились, она всегда будет напоминать мне об этом, при любом удобном случае. Мне показалось, что было бы глупо оставлять на дороге посуду, которую она могла бы найти утром. Поэтому я решительно открыла дверь и вышла в темноту ночи. Лишь только дверь за мной закрылась, я тут же пожалела, что поступила именно так. Но, стиснув зубы, все же храбро отправилась во тьму.

Я никогда не была трусихой. Об этом я уже, кажется, упоминала. Кроме того, побыв минуту или две в темноте, я стала видеть, что происходит вокруг. Меня немного испугала Бьюла, моя кошка, которая мягко прыгнула с крыльца и стала тереться о мою ногу. Потом мы с ней пошли вместе.

На дороге не было никаких осколков, но когда мы подошли к рощице, я увидела серебряную ложку. Пока рассказ Рози подтверждался. И я подумала, что, может быть, не стоит ходить ночью одной в этом месте, которое заслуженно пользуется плохой репутацией. Но тут я увидела нечто блестящее, что оказалось ручкой чашки, а немного дальше нашла осколок тарелки. Но самым удивительным было то, что я нашла корзинку, которая стояла на обочине и в которой лежали осколки разбитой посуды, а также несколько серебряных ложек и вилок! Я стояла и смотрела на все это. Рози рассказала правду. Но куда же она ходила с этой корзинкой? И почему вор — если это был вор — собрал осколки разбитой посуды и оставил их в корзине вместе с серебром?

Меня начала колотить нервная дрожь, но тут я услышала шум автомобиля. Приглядевшись, я поняла, что это наша машина. Значит, Хэлси вернулся.

Хэлси должен был очень удивиться, увидев меня среди ночи на дороге с поднятыми почти до плеч полами серого шелкового халата, державшей в одной руке посудную корзину, а в другой — черную кошку. От радости я стала плакать, вытирая слезы о шерсть Бьюлы.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

— Тетя Рэй! — воскликнул в темноте Хэлси. — Что ты здесь делаешь?

— Гуляю, — ответила я, стараясь выглядеть спокойной. Не думаю, что этот странный ответ удивил тогда нас обоих. — О, Хэлси, где ты был?

— Пойдем в дом, — он взял у меня из рук корзину и Бьюлу. Теперь я хорошо видела машину. За рулем сидел Уорнер. Он был в халате и тапочках. Джона Бейли в машине не было. Я села в машину, и мы тихонько поехали к дому.

Мы не разговаривали. То, что мы хотели друг другу сказать, было слишком важно, чтобы начинать разговор в машине. Кроме того, мужчины были заняты машиной, которая с большим трудом взбиралась по склону вверх. И только после того, как мы закрыли за собой дверь, войдя в холл, остановились, глядя друг на друга, Хэлси сказал, крепко обняв меня за плечи и повернув лицом к свету:

— Бедная тетя Рэй! — Я чуть не расплакалась. — Я должен повидать Гертруду. Мы поговорим втроем.

В это время Гертруда спустилась к нам по лестнице. Она явно не ложилась в постель. На ней был белый халат, в котором она была вечером, и она прихрамывала. Пока она спускалась по лестнице, я успела заметить следующее. Мистер Джеймисон сказал мне, что женщина, которой удалось убежать из подвала, была в одной туфле. На правой ноге туфли не было. А Гертруда подвернула именно правую лодыжку!

Встреча между братом и сестрой оказалась довольно напряженной, но слез не было. Хэлси нежно поцеловал Гертруду, но было видно, что оба они очень обеспокоены.

— Все в порядке? — спросила Гертруда.

— Вроде бы да, — ответил Хэлси, принужденно улыбаясь.

Я зажгла свет в гостиной, и мы прошли туда. Всего полчаса назад я сидела в этой комнате с мистером Джеймисоном, слушая, как он открыто обвинял Гертруду и Хэлси, по крайней мере, в том, что они оба знали о смерти Арнольда Армстронга. Сейчас Хэлси был здесь и мог говорить сам за себя. Теперь я должна узнать все, что не давало мне покоя и мучило своей таинственностью.

— Я узнал о случившемся, прочитав сегодняшнюю вечернюю газету, — говорил между тем Хэлси. — И был просто ошеломлен. Подумать только, произошло такое несчастье, а в доме одни женщины! Лицо Гертруды было напряженным и белым как мел.

— Это еще не все, Хэлси, — сказала она. — Вы с Джеком уехали отсюда почти одновременно с тем, что здесь произошло. Детектив считает, что вы, то есть мы, что-то знаем об этом убийстве.

— Черт побери! — возмутился Хэлси, широко раскрыв от удивления глаза. — Извини, тетя Рэй, но этот парень ненормальный.

— Расскажи мне все, Хэлси, прошу тебя, — стала я умолять его. — Куда ты направился в ту ночь? И почему уехал так поспешно? Эти сорок восемь часов были ужасными для всех нас.

Он стоял и смотрел на меня, и я видела, как ужас всего случившегося постепенно доходил до него. Лицо его вытянулось.

— Я не могу сказать тебе, куда я ездил, тетя Рэй, — ответил он мне после некоторого молчания. — А почему уехал, ты скоро узнаешь. Но Гертруда знает, что мы с Джеком уехали прежде, чем произошло это ужасное убийство.

— Мистер Джеймисон не верит мне, — заметила Гертруда тихо. — Хэлси, если все сложится неудачно, если тебя захотят арестовать, ты должен будешь рассказать им все.

— Ничего я им не расскажу, — Хэлси был очень серьезен. — Тетя Рэй, нам с Джеком было необходимо уехать той ночью. Я не могу сказать тебе, почему. Пока не могу. А где я был, даже если от этого будет зависеть мое алиби, я не скажу. Все это какая-то глупость. Это выдуманное обвинение не может восприниматься серьезно.

— Мистер Бейли уехал в город или же отправился в клуб? — спросила я.

— Ни то, ни другое предположение неверно, — ответил он мне с вызовом. — Где он находится сейчас, я не знаю.

— Хэлси! — произнесла я очень серьезно, наклонившись к нему. — Ты подозреваешь кого-либо в убийстве младшего Армстронга? Полиция полагает, что Арнольда впустили в дом и выстрелили в него сверху. Кто-то стрелял в него с винтовой лестницы.

— Я в самом деле ничего не знаю, — пожал он плечами, но мне показалось, что они с Гертрудой переглянулись — какое-то мгновенье.

Как можно спокойнее я стала рассказывать им все, что произошло с той ночи, когда мы с Лидди были одни в доме, включая странную историю с Рози и ее преследователем. Корзинка — молчаливый свидетель этого последнего таинственного происшествия — все еще стояла на столе.

— И вот еще что, — добавила я с некоторым колебанием. — Хэлси, я никому не говорила об этом, даже Гертруде, но утром после убийства я нашла на клумбе с тюльпанами револьвер. Твой револьвер, Хэлси.

Некоторое время Хэлси молча смотрел на меня. Потом он обратился к Гертруде:

— Мой револьвер, Труд? Как это могло произойти? Ведь Джек взял его с собой.

— Боже мой! Не может быть! — воскликнула я. — Детектив считает, что Джон Бейли вернулся, и… все это произошло.

— Он не возвращался, — покачал головой Хэлси. — Гертруда, в тот вечер ты принесла револьвер, чтобы отдать его Джеку… Чей же ты взяла? Мой?

— Нет, твой был заряжен. И я побоялась, что Джек может им воспользоваться. Я отдала ему свой револьвер, который приобрела еще года два назад. Он не был заряжен. Хэлси безнадежно развел руками.

— Чего еще можно ждать от девчонки! Почему ты не сделала так, как я просил тебя? Ты отправила Бейли с пустым револьвером, а мой, заряженный, бросила в клумбу! Другого места не могла найти? Мой револьвер 38-го калибра. И следствие, конечно, докажет, что пуля, убившая Армстронга, тоже 38-го калибра. Что же теперь будет со мной? Я решила вмешаться.

— Ты забыл, что револьвер у меня, и никто об этом ничего не знает… Но Гертруда вдруг разозлилась и заплакала.

— Вот всегда так! Просто возмутительно. Во всем бываю виновата я! Хэлси, я не бросала твоего револьвера в клумбу! Думаю, ты сам это сделал!

Они стояли по обе стороны большого стола, недоверчиво глядя друг на друга. Потом Гертруда протянула к нему руки.

— Мы не должны себя так вести, — сказала она дрожащим голосом. — Сейчас, когда все поставлено на карту, это просто бессовестно. Ну, скажи, что тебе, как и мне, ничего об этом неизвестно. Ведь это так, Хэлси?

Хэлси стал ее успокаивать, и они помирились. Было уже очень поздно, и я отправилась к себе. Хэлси же все еще сидел внизу в гостиной, пытаясь осмыслить все, что произошло. Мне было грустно: ведь они оба знали, по какой причине Хэлси и Джон Бейли так внезапно уехали той ночью. Знал он также, где они были эти сорок восемь часов и почему Джон Бейли не вернулся вместе с ним. Мне казалось, что если дети не будут полностью мне доверять — а они всегда для меня останутся детьми, — я ничего не смогу понять.

Мне не спалось. Наконец, я услышала шаги Хэлси. Он поднялся на второй этаж и постучал в мою дверь. Я надела халат и впустила его в спальню. Он постоял немного в дверях, а потом вдруг его охватило бурное веселье. Я села на край кровати и, не говоря ни слова, стала ждать, пока он успокоится. Но он не успокаивался. Придя через некоторое время в себя, он взял меня за локоть и подвел к зеркалу.

— Рецепт красоты, — процитировал он рекламу. — Советы молодым и пожилым Беатрисы Фэрфакс! — И тут мне стало понятно, в чем дело. Я забыла, что мое лицо густо намазано кремом, и, естественно, выглядела довольно странно. Я считала и считаю, что женщина должна следить за собой, но делать это нужно так, чтобы другие не замечали. Я стерла крем, и Хэлси посерьезнел.

— Тетя Рэй, — сказал он, загасив сигарету о ручку щетки, которой я расчесывала волосы. — Слово джентльмена — я хотел бы рассказать тебе все, но не могу. Через пару дней, возможно, ты все узнаешь. Но я должен был тебе сказать уже давно о другом. И если бы ты знала об этом, то у тебя бы и мысли такой не возникло, что я… что я замешан в этом преступлении. Конечно, один Бог знает, что я мог бы сделать человеку, который спровоцировал бы меня. И у меня был револьвер. Но… Я очень люблю Луизу Армстронг, тетя Рэй. Надеюсь, что смогу на ней жениться. И разве я мог бы убить ее брата?

— Ее сводного брата, — уточнила я. — Нет, конечно. Это невозможно. Почему ты не сказал мне об этом раньше, Хэлси?

— На это у меня были две причины. Во-первых, у тебя уже была на примете невеста для меня…

— Какие глупости, — прервала его я, чувствуя, что краснею. — Действительно, была одна девушка… Но не будем об этом.

— А во-вторых, Армстронги и слышать не хотят обо мне. Тут я выпрямилась и глубоко вздохнула.

— Армстронги! — возмутилась я. — Старый Питер Армстронг возил через горы почту, когда твой дед был губернатором…

— Ладно, ладно. Старый губернатор умер и не собирается жениться, — прервал меня Хэлси. — А молодой Иннес считает, что он недостоин Луизы.

— Совершенно верно, — я расстроилась. — О человеке судят по тому, как он сам себя ценит. Иннесы не всегда так низко себя ставили.

— Нет, не всегда, — подтвердил он, улыбаясь мне своей мальчишеской улыбкой. — К счастью, Луиза не придерживается мнения своей семьи. Она согласна выйти за меня замуж независимо от того, кем был мой дедушка. Но она не может этого сделать без согласия своей матери. Она не особенно любит отчима, но обожает мать. Теперь ты понимаешь, в каком я оказался положении? Убийство Арнольда все зачеркивает. И почему это случилось именно здесь?

— Но все это сплошное недоразумение, — возразила я. — И, кроме того, клятвенное заявление Гертруды, что ты уехал раньше, чем все это случилось, полностью тебя оправдывает.

Хэлси ходил взад-вперед по комнате. Вся его веселость пропала.

— Она не может поклясться… Гертруда говорит правду, но не всю правду. Арнольд Армстронг приходил сюда в половине третьего ночи, он был в бильярдной, а потом ушел. Ушел через пять минут. Он принес нам… кое-что.

— Хэлси! — воскликнула я. — Ты должен сказать мне всю правду. Всякий раз, когда я прихожу к выводу, что ты невиновен, возникает какая-то новая тайна… я просто в отчаянии! Что он вам принес?

— Телеграмму для Бейли. Ее в клуб привез специальный нарочный из города. Это была очень важная телеграмма. Управляющий знал, что Бейли уехал с нами сюда, что Арнольд собрался погулять в своем имении, и передал ему телеграмму.

— И он принес ее?

— Да.

— А что было в телеграмме?

— Я скажу тебе, когда некоторые сведения будут преданы огласке. А это случится лишь через несколько дней, — ответил Хэлси мрачно.

— А рассказ Гертруды о телефонном звонке?

— Бедная Труд! — ласково сказал он. — Бедная преданная девчонка! Тетя Рэй, не было никакого телефонного звонка. И твой детектив, без сомнения, уже проверил это. Вот почему он не верит Гертруде.

— Значит, когда она вернулась, то взяла телеграмму?

— Возможно, — задумчиво ответил Хэлси. — Когда начинаешь думать обо всем, тетя Рэй, то кажется, что мы все трое замешаны в этом деле. И все же я клянусь, что никто из нас ни случайно, ни намеренно не убивал бедного парня.

Я посмотрела на дверь, которая вела в спальню Гертруды, и понизила голос.

— Ты прав, эта ужасная мысль не оставляет меня. И все же Гертруда, возможно, держала в руках этот револьвер. Она должна была посмотреть, заряжен ли он. Той ночью, когда ты и Джек уехали, молодой Армстронг мог вернуться, и она… и она…

Я не закончила свою мысль. Хэлси стоял и смотрел на меня, сжав губы.

— Она могла услышать, как он возится с дверью. Ключа у него не было. Мне сказал об этом следователь. — Она подумала, что это вернулся ты или Джек, и впустила его. А когда увидела, что ошиблась, побежала к лестнице, поднялась, а затем, повернувшись к нему и чувствуя себя загнанным зверьком, выстрелила в него…

Хэлси закрыл мне рот ладонью. Мы стояли и смотрели друг на друга, не двигаясь.

— Револьвер, мой револьвер, кто-то бросил в клумбу, возможно, из окна — ведь ты сказала, что он увяз в земле. И Гертруда была очень расстроена. Тетя Рэй, а ты не думаешь, что это Гертруда упала в подвал? Я только кивнула. Ответить у меня не было сил.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Был вторник. Хэлси вернулся накануне ночью. Арнольда Армстронга убили у винтовой лестницы в три часа утра в воскресенье. Отпевание должно было состояться во вторник, а похороны отложили до возвращения семьи Армстронгов из Калифорнии. Все, кто знал молодого Армстронга, не особенно переживали, что его нет в живых, его насильственная смерть вызвала кривотолки, даже жалость и симпатию к жертве. Устройством похорон и всем остальным занялась кузина Армстронгов, миссис Огден Фицхью. Она старалась не устраивать по этому поводу ничего особенного, чтобы все прошло как можно тише. Я разрешила Томасу Джонсону и миссис Уотсон поехать в город и проститься с покойным, но они почему-то не захотели.

Хэлси некоторое время провел с мистером Джеймисоном, но не рассказал мне, о чем они говорили. Выглядел он серьезным и озабоченным. Во второй половине дня он долго беседовал с Гертрудой.

Во вторник вечером в доме было очень тихо, как это обычно бывает перед грозой. Гертруда и Хэлси впали в мрачное уныние. Лидди узнала, что часть сервиза разбилась, — трудно что-либо скрыть от прислуги, которая работает у тебя так долго, — и мы обе тоже были не в настроении. В семь вечера Уорнер принес письма и газеты. Мне было интересно узнать, что пишут об убийстве. Нас осаждало около дюжины репортеров, но мы отказались с ними разговаривать. Я взяла газету, которая так и называлась — «Газета», и мне дважды пришлось перечитать заголовок статьи на первой странице, чтобы понять его. Заголовок гласил: «ТОРГОВЫЙ БАНК ОБАНКРОТИЛСЯ». Я положила газету на стол и спросила Хэлси:

— Ты знал об этом?

— Я… Я ждал этого, но не думал, что это случится так скоро.

— А ты? — спросила я Гертруду.

— Джек кое-что нам рассказывал, — ответила она тихо. — О, Хэлси, что же ему теперь делать?

— Джек! — насмешливо заметила я. — Теперь очень легко объяснить, почему он дрался, ваш Джек. И вы обе помогали ему бежать! Это гены вашей матери. Иннесы так бы не поступили. Вы знаете, что все деньги, которые у вас есть, лежат в этом банке?

Гертруда хотела возразить мне, но Хэлси остановил ее.

— Это не все, Гертруда… Джек арестован.

— Арестован!? — воскликнула Гертруда и, вырвав у него из рук газету, прочла заголовок, скомкала ее и швырнула на пол. Хэлси поднял листы, разгладил их и стал читать, а Гертруда, положив голову на стол, громко зарыдала.

У меня где-то есть эта статья. Но я примерно помню, что было в ней написано.

В понедельник во второй половине дня, перед закрытием, часа в два или три, мистер Джекоб Тротман, президент компании «Пэрл Брюин», пришел в банк, чтобы вернуть определенную сумму денег, которую он брал взаймы. В качестве залога он оставил в банке триста облигаций международной компании морских перевозок на общую сумму триста тысяч долларов. Мистер Тротман, крупный вальяжный немец, подошел к клерку, занимавшемуся займами, и после определенных формальностей клерк отправился в подвал банка, где находились сейфы. Мистер Тротман ждал его возвращения, тихонько посвистывая. Клерк долго не возвращался, а потом появился и направился к помощнику кассира. Оба они опять спустились в подвал. Прошло еще минут десять. Помощник кассира вернулся и подошел к мистеру Тротману. Лицо его было белым как мел. Он сказал мистеру Тротману, что облигации, вероятно, куда-то переложили, и попросил его прийти в банк на следующий день утром. К тому времени, мол, облигации найдут.

Но мистер Тротман был умным и хитрым бизнесменом. Ему все это очень не понравилось. Он не моргнув глазом, вышел из банка и в течение тридцати минут обзвонил членов правления Торгового банка. В половине четвертого было срочно собрано заседание правления, которое прошло не без возмущенных высказываний, а к вечеру государственному ревизору были представлены бухгалтерские книги банка. Во вторник Торговый банк не открылся.

В половине первого в субботу, перед тем как все это случилось, закончив работу, мистер Джон Бейли, кассир более не существующего банка, взял шляпу и ушел. Во второй половине дня он позвонил члену правления мистеру Аронсону, сказав, что заболел и, возможно, пару дней побудет дома. Бейли пользовался в банке большим уважением, поэтому мистер Аронсон выразил по этому поводу свое сожаление. И все. С этого момента до вечера понедельника, когда мистер Бейли пришел в полицию и сдался, мало что известно о его действиях. Где-то после часа дня в субботу он был на телеграфе, откуда послал две телеграммы. В субботу вечером был в Гринвуд-клубе и выглядел очень странно. Сообщалось, что его выпустят под залог, который составит огромную сумму, в середине дня во вторник.

В заключение в статье говорилось, что хотя работники банка отказались делать какие бы то ни было заявления до тех пор, пока ревизор не закончит свою работу, стало известно, что из банка исчезли ценные бумаги на сумму около миллиона с четвертью. Затем следовала критика по поводу того, как такое оказалось возможным, высказывалось мнение, что банком не должен руководить один человек, что правление собиралось только для того, чтобы пообедать вместе и выслушать краткий отчет кассира, и что политика правительства, которое считает возможным всего только два раза в год проверять в течение двух-трех дней работу банка, несостоятельна. Арест кассира, однако, ни на йоту не приблизил раскрытие аферы. Не впервые подчиненные — «стрелочники» отвечают за махинации дельцов-начальников. Такие понятия, как биржевая игра, растрата, часто используются вместе, но имя Джона Бейли не было известно на бирже. Единственно, что он сказал, когда сдался полиции, так это то, что нужно срочно вызвать мистера Армстронга. В ответ на телеграмму, которая в конечном итоге разыскала президента Торгового банка в маленьком калифорнийском городе, доктор Уолкер, молодой врач, уехавший вместе с Армстронгами, сообщил, что Пол Армстронг очень болен и не может передвигаться.

Таково было положение дел вечером во вторник, когда я прочитала статью в газете. Торговый банк прекратил все выплаты, Джон Бейли арестован по обвинению в срыве его работы, Пол Армстронг лежал больной в Калифорнии, а его единственный сын застрелен за два дня до этого. Я была в расстроенных чувствах. Дети мои потеряли все свои сбережения. Правда, у меня средств было достаточно. Я могла бы поделиться с ними, если бы они согласились на это. Но Гертруда была в отчаянии, и здесь я не могла ей ничем помочь. Человек, которого она полюбила, обвинялся в огромной растрате и даже в еще худших грехах. Джона Бейли могли также обвинить в убийстве Арнольда Армстронга… Гертруда, наплакавшись, подняла голову.

— Зачем он сделал это, Хэлси? — начала причитать она. — Почему ты не остановил его? Это же самоубийство! Хэлси смотрел в окно невидящим взглядом.

— Это было единственное, что он мог сделать, Труд, — ответил он наконец. — Тетя Рэй, когда я встретил Джека в Гринвуд-клубе в субботу вечером, он был в совершеннейшем отчаянии. Я не мог говорить об этом, пока Джек не разрешит мне, но… он не виновен во всем этом, поверь мне. Мы с Труд думали, что помогаем ему, но получилось наоборот. Он решил вернуться и сдаться полиции. Ведь именно так должен был поступить невиновный человек?

— Зачем же он тогда бежал? — спросила я. Уверения Хэлси меня не убедили. — Невиновный человек не будет убегать в три часа ночи. Мне кажется, он просто решил, что скрыться ему не удастся, и отправился к властям. Его карта была бита… Гертруда возмутилась.

— Ты несправедлива! — вспылила она. — Ты ничего не знаешь, а обвиняешь его!

— Я знаю, что все мы потеряли много денег. И буду считать мистера Бейли невиновным, когда это будет доказано. Ты заявляешь, что он неповинен, что он ни в чем не замешан, тебе что-то известно, но ты не можешь ничего рассказать мне. Так чему же я должна верить? Хэлси похлопал меня по руке.

— И все же ты должна верить нам, тетя Рэй. Джек Бейли не взял ни цента. Увидишь, через день-другой настоящий растратчик станет известен всем.

— Я поверю этому, когда это будет доказано, — повторила я. — А пока что не верю никому. Уж такие мы есть, Иннесы. Гертруда вскочила.

— Хэлси, разве вор не станет известен, когда облигации поступят в продажу? Хэлси улыбнулся ей с чувством превосходства.

— Увы, этого не произойдет. Облигации возьмет тот, кто имеет к ним доступ. И затем он положит их под залог займа в другой банк. Таким образом этот делец получит восемьдесят процентов их стоимости.

— Наличными?

— Совершенно верно, наличными.

— Но все-таки человек, который сделает это, будет предан огласке? Он же не сможет тайком провернуть такую сделку.

— Да. И я совершенно уверен в том, что банк обокрал сам Пол Армстронг. Думаю, таким образом он сможет заработать не меньше миллиона. И никогда сюда не вернется. — Хэлси горестно вздохнул. — А я теперь стал нищим, поэтому ничего не смогу предложить Луизе. Я просто схожу с ума из-за всего этого.

В тот день самые обычные события могли перевернуть нашу жизнь. Поэтому, когда Хэлси позвали к телефону, я перестала делать вид, что ем то, что лежит у меня на тарелке. Он вскоре возвратился. Лицо его было каким-то опрокинутым. Однако Хэлси выждал, пока Томас выйдет из комнаты, и лишь потом сказал:

— Сегодня утром Пол Армстронг умер в Калифорнии. Что бы он ни натворил, закон теперь не сможет наказать его. Гертруда побледнела.

— Единственный человек, который мог бы доказать невиновность Джека, не сможет этого сделать! — сказала она грустно.

— Кроме того, мистер Армстронг теперь не сможет защитить и себя, — добавила я. — Когда ваш Джек придет ко мне и принесет двести тысяч долларов, примерно столько, сколько вы потеряли, я поверю в его невиновность. Но не раньше.

Хэлси в сердцах бросил свою сигарету в пепельницу.

— Ты опять за свое, тетя Рэй. Если бы он был вором, он мог бы вернуть деньги. Но если он чист, то у него, возможно, нет и десятой доли таких денег. Тем более наличными. Ты рассуждаешь с типичной женской логикой.

Гертруда, бледная и расстроенная, вдруг покраснела от возмущения. Она встала рядом со мной, высокая и тоненькая, и с обидой посмотрела на меня сверху вниз.

— Я считала тебя своей матерью, — сказала она взволнованно. — Я любила тебя, как свою мать. Верила тебе. И теперь, когда ты мне так нужна, ты отворачиваешься от меня. Уверяю тебя, Джек Бейли — прекрасный честный человек. Если ты считаешь, что это не так, то ты…

— Гертруда! — резко оборвал ее Хэлси. Она не нашла ничего лучше, как снова сесть за стол, уронить голову и зарыдать в отчаянии.

— Я люблю его, люблю, — всхлипывала она. Это прежде так не соответствовало ее непреклонному, гордому характеру. Она и в детстве не была плаксой. — Разве я думала, что такое… может случиться?

Мы с Хэлси беспомощно стояли рядом, не зная, что делать. Я хотела обнять ее, но Гертруда оттолкнула меня. Было в ее горе нечто такое необычное и странное для нее, что не позволяло принимать ей никакой жалости и утешений. Наконец, когда она выплакалась и глаза высохли от слез, она протянула мне руку.

— Тетя Рэй… — прошептала она. Я опустилась перед ней на колени, она обняла меня за шею и прижала мое лицо к своим волосам.

— А мне что делать? — шутливо спросил Хэлси, пытаясь обнять нас обеих. И мы невольно рассмеялись. Он отвлек нас, и Гертруда пришла в себя. Эта небольшая гроза очистила воздух. Но я своего мнения не изменила. Мне нужно было многое выяснить, прежде чем возобновить свое знакомство с Джоном Бейли. И дети мои, хорошо зная мой характер, понимали это.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Мы закончили обед примерно в половине девятого, все еще озабоченные одной проблемой — растратой в банке и связанными с нею неприятностями. Я и Хэлси вышли прогуляться. Вскоре к нам присоединилась Гертруда. Сумерки сгущались, заквакали лягушки, стрекотали кузнечики. Но в гармонии природы царила давящая атмосфера одиночества, и мне вдруг захотелось домой, в город, на каменные мостовые, захотелось услышать цоканье лошадиных копыт, голоса людей и играющих детей, увидеть свет фонарей на улицах. Таинственная тишина ночи давила на психику. Звезды, которые в городе не казались такими яркими из-за электрических ламп, здесь просто подавляли своим холодным свечением. И, хотелось мне этого или нет, я стала искать созвездия, названия которых были мне известны, чувствуя, себя незначительной по сравнению с Вселенной. Это было довольно горестное ощущение: мы — песчинки, мы пришли на один только вечер в этот мир, но сколько же зла мы несем друг другу, как отравляем этот короткий миг…

Мы тихонько бродили втроем по дорожкам сада, стараясь избегать разговоров об убийстве. Увы, мы с Хэлси не могли позабыть о нашей беседе накануне вечером, отрешиться от навалившихся на нас неприятностей. Из рощицы нам навстречу внезапно вынырнул детектив Джеймисон.

— Добрый вечер, — обратился он к нам. Но Гертруда никогда не была с ним любезна и лишь холодно поклонилась. Хэлси вел себя более вежливо, хотя все мы были очень напряжены. Они с Гертрудой пошли вперед, а я осталась с детективом. Когда они удалились на такое расстояние, что не могли слышать наш разговор, мистер Джеймисон сказал:

— Знаете, мисс Иннес, чем больше я изучаю это дело, тем более странным оно мне кажется. Жаль мисс Гертруду. Кажется, Бейли, которого она так защищает, пытаясь спасти, просто подонок. Поэтому ей, видимо, тяжелее всех.

Я посмотрела на мелькавшее в темноте светлое платье Гертруды. Она действительно боролась за него, бедная девочка. И что бы она ни стремилась доказать, мне было ее жаль. Если бы она тогда рассказала мне всю правду!

— Мисс Иннес, — продолжал Джеймисон, — в последние три дня вы не заметили здесь никого подозрительного? Не видели никакой женщины?

— Нет, — ответила ему я. — У меня полно горничных, и все они неустанно следят, чтобы здесь никто не появлялся. Если бы здесь кто-то был, то уж Лидди наверняка бы увидела, будьте уверены. У нее зрение, как у телескопа. Мистер Джеймисон задумался.

— Возможно, это и не имеет никакого значения… Здесь трудно что-либо понять, ибо в деревне каждый уверен, что видел убийцу. Либо вечером, либо ночью, либо утром, после преступления. Причем половина «свидетелей» не побоится несколько преувеличить события, чтобы понравиться следствию. Но человек, который возит здесь всех на станцию, рассказывает очень интересные вещи.

— Я, кажется, слышала об этом. Одна из горничных вчера говорила, что он видел на крыше привидение, ломавшее себе руки. А мальчик, который приносит нам молоко, говорил, что видел бродягу. Он якобы застирывал пятна крови на рубахе в ручейке у моста.

Мистер Джеймисон улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами.

— Ни то, ни другое. Мэтью Гейст, так зовут этого человека, утверждает, что в субботу вечером, в половине десятого, женщина в вуали…

— Я так и знала, что это будет женщина в вуали, — прервала его я.

— Женщина в вуали, — продолжал Джеймисон, — молодая и красивая, попросила отвезти ее в Солнечное. Возле ворот она велела остановиться и вышла, несмотря на все его протесты. Сказала, что дальше предпочитает идти пешком. Она заплатила ему, и он уехал. Итак, мисс Иннес, была вчера у вас такая посетительница?

— Нет, — решительно отрезала я.

— Гейст почему-то полагает, что это могла быть горничная. Нет ли у вас новой горничной? Он удивился, почему она вышла у ворот. Во всяком случае, у нас теперь есть еще и леди в вуали. Она и похожий на привидение посетитель, который был здесь в пятницу вечером, представляют теперь двойную загадку, которую я никак не могу разгадать. И мне никто из вас не помогает…

— Все это действительно очень странно. Хотя я, возможно, могу дать этому объяснение. Дорожка из Гринвуд-клуба в деревню проходит мимо нашей сторожки. И женщина, которая хотела бы попасть в клуб незаметно, могла воспользоваться этой дорогой. В клубе ведь полно женщин.

Кажется, мои слова заставили его задуматься, ибо вскоре он попрощался со мной и ушел. Хотя сама я не была удовлетворена. Но в одном была уверена: если мои подозрения оправданны, — а у меня было полно подозрений, — я сама займусь расследованием и расскажу мистеру Джеймисону только то, что сочту нужным.

Мы вернулись в дом, и Гертруда, которая после разговора с Хэлси успокоилась, села за стол красного дерева в гостиной и стала писать письмо. Хэлси же ходил по восточному крылу дома из комнаты в комнату. То он появлялся в бильярдной, то в комнате для игры в карты, то в большой гостиной, отравляя воздух едким дымом своих сигарет. Через некоторое время я присоединилась к нему в бильярдной, и мы опять стали обсуждать детали событий, имевших место в тот день, когда нашли труп Анрольда Армстронга.

В комнате для игры в карты было довольно темно. В бильярдной, где мы находились, свет исходил только от одного бра. Мы разговаривали очень тихо, как того требовало позднее время, да и тема разговора. Когда я рассказала о фигуре человека, которую мы с Лидди увидели в пятницу вечером на крыльце через окно комнаты для игры в карты, Хэлси пошел в эту темную комнату, и мы вместе с ним встали примерно в том же месте, где в пятницу стояли с Лидди.

Окно слабо светилось серым четырехугольником, как и в ту ночь. Как раз в нескольких футах отсюда мы нашли в холле тело Арнольда Армстронга. Я немного нервничала, поэтому держалась за рукав Хэлси. Вдруг наверху, на лестнице, мы услышали тихие шаги. Вначале я не была уверена, что это действительно шаги, но, взглянув на Хэлси, поняла, что он тоже их слышит. Медленные, очень осторожные шаги приближались к нам. Хэлси попытался освободить свой рукав, но мои пальцы были как парализованные.

Мы слышали шуршание одежды, вероятно — плаща, касающегося перил. Спускавшийся таинственный незнакомец достиг конца лестницы и, увидев наши неподвижные силуэты, остановился. Хэлси оттолкнул меня и двинулся вперед.

— Кто там? — спросил он резко, направляясь к лестнице, потом что-то буркнул себе под нос — по-моему, выругался. Послышался шум падающего тела, наружная дверь захлопнулась, наступила тишина.

Кажется, я закричала. Потом зажгла свет и увидела Хэлси, бледного от ярости. Он барахтался в чем-то белом, теплом и мягком, пытаясь освободиться. На его виске я увидела свежий шрам — видимо, он ударился о нижнюю ступеньку лестницы. Выглядел Хэлси ужасно. Швырнув мне это что-то, опутавшее его, он ринулся к входной двери и исчез в темноте.

На шум прибежала Гертруда. Мы стояли и смотрели друг на друга. В руках у меня было великолепное пушистое одеяло, обшитое по краям светло-зеленым шелком. От него исходил очень приятный запах. Первой заговорила Гертруда:

— Откуда это одеяло?

— Оно… оно было у вора… — сказала я заикаясь, — Хэлси вырвал его, когда пытался поймать этого жулика. Но упал. Гертруда, это не мое одеяло. Я никогда его не видела в доме.

Она взяла одеяло у меня из рук и стала его рассматривать. Потом подошла к двери на веранду и широко ее распахнула. Примерно в сотне футов мы увидели двух человек, идущих к дому. То были Хэлси и наша экономка, миссис Уотсон.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

При необычных обстоятельствах самый заурядный случай приобретает таинственную окраску. Что особенного было в том, что миссис Уотсон взяла одеяло и спустилась с ним по винтовой лестнице восточного крыла дома? Ничего. Но уже одно то, что она взяла это одеяло в одиннадцать часов вечера и спускалась крадучись, чтобы никто не услышал ее шагов, а когда мы их все же услышали, швырнула одеяло Хэлси в лицо, как он утверждал, и стремглав выбежала из дому, делало это событие значительным.

Они пересекли поляну и стали подниматься по лестнице. Хэлси что-то тихо говорил ей, а миссис Уотсон, опустив глаза, слушала. Она была женщиной с достоинством, работала она очень хорошо, хотя привередливая Лидди всегда могла бы отыскать у нее недостатки, если бы, конечно, не боялась, что экономка всегда может уйти от нас. Но сейчас лицо миссис Уотсон было для меня загадкой. Стараясь казаться покорной, она все же выглядела вызывающе и очень нервничала.

— Миссис Уотсон, — строго обратилась я, к ней, — будьте так добры, объясните мне ваше странное поведение.

— Здесь нет ничего странного, мисс Иннес. — Обычно голос у нее был низким, а слова она выговаривала очень четко. Но сейчас голос немного дрожал. — Я взяла одеяло для Томаса. Он… не очень хорошо себя чувствует. А по этой лестнице я пошла потому, что она ближе к сторожке. Когда мистер Иннес закричал и бросился ко мне, я… я испугалась и бросила одеяло. А он… он в нем запутался…

Хэлси рассматривал ранку на виске, глядя в маленькое зеркальце, висевшее на стене. Ранка была небольшой, но сильно кровоточила. Выглядел он довольно страшно.

— Томас заболел? Странно. Я видел его в саду, когда вы выбежали из дома, перепрыгнув через крыльцо.

Я заметила, что Хэлси, якобы рассматривая рану, наблюдал за ней с помощью зеркала.

— Это роскошное одеяло принадлежит прислуге? — спросила я строго, поднеся его к свету, чтобы получше разглядеть.

— Все же остальное заперто, — ответила экономка. И это была правда. Я ведь сняла дом без постельных принадлежностей.

— Если Томас болен, — сказал Хэлси, — кто-то из членов нашей семьи должен навестить его. Не беспокойтесь, миссис Уотсон, я отнесу ему одеяло. — Она выпрямилась, хотела возразить, но сказать ей было нечего. Она стояла и разглаживала складки на своем черном форменном платье, заметно побледнев при этих словах Хэлси. Наконец она решилась:

— Что ж, мистер Иннес. Вам лучше пойти туда самому. Я сделала все, что могла.

Она повернулась к нам спиной и стала подниматься по винтовой лестнице, очень медленно, держась прямо и с большим достоинством; Мы же трое стояли внизу и смотрели друг на друга и на пушистое одеяло, Хэлси покачал головой.

— Боже, дорогие мои, что за имение мы сняли! Ну и отдых у нас, какой-то кошмар! У меня такое впечатление, что мы, трое чужаков, заплатили большие деньги за то, чтобы наблюдать, как на сцене играют привидения за закрытым занавесом, время от времени приоткрывая его.

— Ты считаешь, — спросила Гертруда с сомнением в голосе, — что она действительно хотела отнести это одеяло Томасу?

— Когда я побежал за миссис Уотсон, Томас стоял возле магнолий, — ответил ей Хэлси. — Все это связано между собой, тетя Рэй. Корзина с посудой, которую несла Рози, и это одеяло означают только одно — кто-то скрывается или они, наши слуги, скрывают кого-то в сторожке. Я не удивлюсь, если нам теперь удастся это разгадать. Во всяком случае, я иду в этот домик на разведку.

Гертруда тоже хотела пойти с ним, но она была так бледна и расстроена, что я настояла, чтобы она осталась дома. Я попросила Лидди уложить ее в постель, а мы с Хэлси отправились в сторожку. Трава была мокрой от росы, но Хэлси все равно, как это присуще мужчинам, пошел напрямик, через лужайку. На полпути он, однако, остановился.

— Нам лучше все-таки пойти по дороге. Это не лужайка, а заросшее поле. Где же наш садовник?

— У нас нет садовника, — заметила я смущенно. — Мы рады уже тому, что нам готовят и подают обед, стелют кровати. Садовник, который раньше работал здесь, теперь работает в Гринвуд-клубе.

— Напомни мне завтра, чтоб я послал в город за садовником. Я знаю одного, очень хорошего…

Я упоминаю об этом разговоре потому, что решила писать обо всем, что имеет отношение к случившемуся. Садовник, которого порекомендовал мне Хэлси, сыграл важную роль в дальнейших событиях, которые затем, как вы знаете, всколыхнули всю страну. Однако в тот момент я была занята подолом своей юбки, стараясь не замочить ее, и совершенно не придала значение этому замечанию Хэлси по поводу садовника.

Когда мы шли по дороге, я показала Хэлси, где нашла корзину с черепками посуды, аккуратно в нее сложенными. Племянник выслушал меня довольно скептически.

— Уверен, это дело рук Уорнера, — улыбнулся он, когда я закончила свой рассказ. — Решил пошутить с Рози, а кончил тем, что стал собирать осколки с дороги, чтобы не проколоть шины. — Это его замечание доказывает, как близко человек бывает к истине, не придавая этому никакого значения.

В сторожке все было спокойно. На первом этаже, в гостиной, горел свет, едва светилось окно на втором этаже. Хэлси остановился и внимательно осмотрел сторожку.

— Не думаю, тетя Рэй, что это женское дело. Женщина всегда делает из мухи слона. — Именно такими словами Хэлси пытался выразить свою заботу обо мне.

— Я никуда не уйду, — сказала я, пересекая маленькую веранду, пахнувшую жимолостью, и постучала в дверь.

Ее открыл сам Томас. Он был одет и совершенно здоров. В руках у меня было одеяло.

— Я принесла одеяло. Очень жаль, что вы серьезно заболели.

Старик стоял, вытаращив на меня глаза. Потом перевел взгляд на одеяло. При других обстоятельствах его замешательство выглядело бы смешным.

— Что? Так вы не больны, — возмутился Хэлси, стоя на ступеньках. — Я уверен, что вы симулянт.

Томас, казалось, боролся сам с собой. Он вышел на крыльцо и тихонько закрыл за собой дверь.

— Думаю, мисс Иннес, вам лучше войти в дом, — осторожно произнес он. — Я просто не знаю, что мне делать, а делать что-то нужно. Все равно, рано или поздно вы должны узнать…

Он открыл дверь, и я вошла в дом. Хэлси шел за мной по пятам. В гостиной старый негр с достоинством сказал ему:

— Вам лучше подождать здесь, сэр. Мужчине там делать нечего.

Хэлси не ожидал такого поворота событий. Но он сел за стол, стоявший в центре комнаты, и, засунув руки в карманы, смотрел, как мы с Томасом поднимаемся по лестнице. На верхней площадке лестницы стояла женщина. Это была Рози. Она немного смутилась, но я ей ничего не сказала. Томас показал мне на полузакрытую дверь, и я вошла в комнату.

В домике садовника на втором этаже было три спальни. В этой, самой просторной, слабо горел ночник, и я смогла рассмотреть простую железную кровать, на которой спала девушка. Рози набралась мужества, вошла в комнату и зажгла свет. И тогда я узнала Луизу Армстронг. Она не спала, а металась на подушке. Волосы на лбу слиплись. У нее был сильный жар. Губы обметало лихорадкой. Девушка бредила.

Я стояла и в изумлении смотрела на нее. Луиза скрывается в домике садовника. Она больна! И тяжело больна! Рози подошла к кровати и расправила покрывало, укрывавшее девушку.

— Ей очень плохо, — осмелилась она наконец сказать. — Хуже, чем раньше.

Я приложила ладонь ко лбу девушки. Он был как огонь. Повернувшись к Томасу, я спросила:

— Почему вы не уведомили меня об этом раньше, Томас Джонсон? — Я не скрывала своего возмущения.

— Мисс Луиза не разрешила, — серьезно ответил он. — Я хотел. В тот же вечер, как она приехала, нужно было вызвать доктора. Но она и слышать не хотела об этом. Ей очень… очень плохо, мэм?

— Да, ужасно, — сухо ответила я. — Позовите сюда мистера Иннеса.

Хэлси поднимался по лестнице довольно медленно, с интересом разглядывая все вокруг и ожидая получить удовольствие. Какое-то время он не мог разглядеть, что происходит в комнате. Остановившись, он посмотрел на Рози, потом на меня, и только после этого его взгляд остановился на лице лежавшей на подушке девушки. Думаю, он понял, кто это, еще до того, как разглядел ее. Хэлси быстро подошел к кровати и наклонился над девушкой.

— Луиза, — позвал он нежно. Но она ничего не ответила. По ее глазам было видно, что она не узнала его. Хэлси был молод. Болезни были ему чужды. Он выпрямился, все еще не отводя от нее глаз и схватил меня за руку.

— Она умирает, тетя Рэй, — сказал он хрипло. — Умирает! Она не узнала меня!

— Чушь! — возразила я. Я не выносила чувства жалости и от этого становилась резкой. — Ничего подобного! И перестань щипать меня за руку! Если тебе некуда применить свою энергию, пойди и удуши Томаса.

В это время Луиза закашлялась и немного пришла в себя, Рози приподняла ее за плечи и высоко взбила подушку. Луиза узнала нас. Хэлси только это и нужно было. Он считал: если она в сознании, значит уже поправилась. Он встал у кровати на колени, убеждая ее, что она поправляется, говорил, что она очень красивая и что мы перенесем ее в дом. Потом он окончательно сломался и замолчал. К этому времени я пришла в себя и выставила его из комнаты.

— Немедленно убирайся! И пришли сюда Рози.

Но далеко он не ушел, а уселся у дверей на верхней ступеньке лестницы, всего единожды покинув свой пост, чтобы позвонить по телефону и: вызвать врача. Он всем мешал, предлагая свои услуги. Мне все-таки удалось от него избавиться, послав подготовить машину на случай, если доктор разрешит перевезти Луизу в дом. Он прислал в сторожку Гертруду, нагрузив ее всякой всячиной, включая кучу махровых полотенец и коробку с горчичниками. Увидев Гертруду, Луиза обрадовалась. Девочки были знакомы друг с другом.

Пока мы ждали доктора из Инглвуда, я заставила Томаса прекратить объяснять мне то, чего он сам не понимал, а рассказать лишь то, что произошло.

Старик поведал мне, что в прошлую субботу вечером, около десяти часов, он сидел в гостиной и читал, и тут кто-то тихонько постучал в дверь. Старик был в доме один, Уорнер куда-то уехал, и вначале он не знал, стоит ли открывать. Но в конце концов все же открыл. И каково же было его изумление, когда он увидел Луизу Армстронг! Томас был старым слугой ее семьи. Он служил у родителей теперешней миссис Армстронг, когда та была еще совсем девочкой. Он очень забеспокоился, когда увидел Луизу. Заметив, что она очень устала и взволнована, Томас привел ее в гостиную и усадил в кресло. Через некоторое время пошел в большой дом и привел в сторожку миссис Уотсон. Они долго беседовали втроем. Старик сказал, что у Луизы какие-то неприятности, и она очень испугана. Миссис Уотсон приготовила чай и принесла его в сторожку. Луиза просила никому ничего не говорить о ее приезде. Она не знала, что родители сдали на лето Солнечное, и это известие расстроило ее еще больше. Она была в замешательстве. Ее отчим и мать все еще были в Калифорнии. Это единственное, что она рассказала о них. Почему она убежала из дому, девушка не объяснила. Арнольд Армстронг был в это время в Гринвуд-клубе, и Томас, не зная, что делать, решил отправиться туда по тропинке. Была почти полночь.

На полпути он встретил Армстронга и привел его в сторожку. Миссис Уотсон отправилась в большой дом за постельным бельем, так как было решено, что при сложившихся обстоятельствах Луизе лучше остаться до утра в сторожке. Луиза и Арнольд долго беседовали. Арнольд громко кричал и возмущался. Ушел он после двух часов и отправился к большому дому. Томас не знал, зачем. В три часа ночи Арнольда застрелили у винтовой лестницы.

На следующее утро Луиза заболела. Она спросила, где Арнольд, и ей сказали, что он уехал из города. У Томаса не хватило мужества сказать ей, что его убили. Она отказалась от доктора и просила никому не говорить, что она в сторожке. Миссис Уотсон и Томас были заняты делами, поэтому решили взять в компанию Рози. Она носила в сторожку необходимые продукты и помогала хранить тайну.

Томас откровенно сказал мне, что скрывал присутствие Луизы в сторожке еще и потому, что все они виделись той ночью с Арнольдом Армстронгом, а было известно, что он, Томас, недолюбливал молодого мистера. Почему Луиза убежала из дому и почему не отправилась к своим родственникам Фицхью или другим знакомым в городе, он, так же как я, понятия не имел. Теперь, когда ее отчим умер, и семья должна будет обязательно вернуться домой, все значительно усложнялось. Мне показалось, что Томас почувствовал облегчение, поведав мне обо всем. Нет, Луиза ничего не знает ни о смерти отчима, ни о гибели сводного брата.

Слава Богу, одна тайна раскрылась, но возникла другая. Если теперь я знала, почему Рози взяла корзину с посудой, то мне было неизвестно, кто разговаривал с ней и преследовал ее на дороге. Ну, хорошо, Луиза больна и находится в сторожке, но почему она все-таки здесь? Арнольд Армстронг тоже провел некоторое время перед убийством в этом домике, но зачем он отправился в большой дом и кто убил его? Кто был тем ночным посетителем, который так испугал Лидди и меня? Кто упал в прачечную через люк? Кто он на самом деле, тот человек, которого любит Гертруда, — преступник или жертва преступления? Голова моя раскалывалась от громоздившихся вопросов. Ответы на них должно было дать время.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Доктор из Инглвуда приехал довольно быстро, и я проводила его в спальню больной девушки. Хэлси отправился к машине и положил на заднее сиденье одеяла и подушки, Гертруда пошла проветривать комнаты Луизы в большом доме. Ее гостиная, спальня и комната для одевания даже не открывались после нашего приезда. Они находились в конце восточного крыла, за винтовой лестницей.

Девушка была слишком больна, чтобы видеть происходящее. Когда с помощью доктора, пожилого человека, отца нескольких дочерей, мы привезли ее домой и уложили в кровать, она уснула неспокойным сном и проспала до самого утра. Доктор Стюарт, так звали врача из Инглвуда, провел с ней почти всю ночь, потчуя лекарствами. Позже он объяснил, что девушка едва не получила воспаления легких и, что еще страшнее, менингита.

Он позавтракал с нами и уехал, сказав, что, по его мнению, кризис уже миновал, но больной нужен покой.

— Это, вероятно, вызвано двумя смертями в семье, — предположил доктор, беря саквояж. — Какое несчастье!

— Но она же ничего об этом не знает, доктор, — поспешила я ввести его в курс дела. — Пожалуйста, ничего не рассказывайте ей.

Он посмотрел на меня удивленно, если врачи могут, конечно, удивляться.

— Я не знаком с этой семьей. Их обслуживает молодой врач Уолкер. Насколько мне известно, он должен был жениться на этой девушке.

— Вас неправильно информировали, доктор, — возразила я. — Мисс Армстронг выходит замуж за моего племянника. Доктор улыбнулся.

— Молодые девушки теперь часто меняют свои решения. Мы считали, что свадьба не за горами. Ну что ж, я заеду к вам во второй половине дня, чтобы проведать свою пациентку.

Он уехал, а я стояла и смотрела вслед его коляске. Он был врачом старой школы, домашним врачом, профессия которых мало-помалу вымирает, одновременно доктором и советчиком, к которому прислушивались, честным и преданным. В детстве у нас тоже был такой доктор, его вызывали, когда у нас была корь, и тогда, когда сестра моей мамы умерла далеко на Западном побережье. Он вырезал аденоиды и принимал роды с одинаковой уверенностью. Теперь же всем этим занимаются разные специалисты. Когда маленькие дети плакали, наш старый доктор Вайнрайт давал им таблетку с ментолом и капал в уши камфарное масло, твердо зная, что если это не желудочные колики, значит воспаление среднего уха. Когда в конце года отец встречал его на дороге, едущим в коляске, которую везла белая лошадь, и просил представить за услуги счет, доктор ехал домой, подсчитывал примерно, что он для нас сделал и сколько это стоит, а потом делил сумму пополам. Не думаю, что он записывал в книге все свои визиты. Он писал счет неразборчивым почерком на листке из тетрадки в линейку и отсылал его отцу. Он был почетным гостем на всех свадьбах, крещеньях и похоронах. Да, на похоронах, поскольку все знали: он сделал для этого человека все, что мог, но судьба есть судьба.

Да, доктор Вайнрайт умер, а я стала пожилой женщиной, любящей вспоминать прошлое. Контраст между моим доктором и доктором из деревни Казанова Фрэнком Уолкером вызвал у меня чувство гнева и возмущения.

В тот день, в среду, где-то во второй половине дня, мне позвонила миссис Огден Фицхью. Я с ней была едва знакома. Она состояла в правлении дома престарелых и портила желудки старушек, посылая им на каждый праздник мороженое и торты. Кроме этого и еще того, что она очень плохо играет в бридж, я о ней ничего не знала. Это она взяла на себя заботы, о похоронах Арнольда Армстронга, что делает ей честь, поэтому я поспешила к телефону.

— Мисс Иннес, — голос миссис Фицхью был слишком приторный, какой обычно бывает у болтливых женщин, — я только что получила очень странную телеграмму от моей кузины, миссис Армстронг. Вчера в Калифорнии умер ее муж. Подождите минутку. Я прочту вам телеграмму.

Я уже знала, в чем дело, и сразу решила как буду себя вести. Если у Луизы Армстронг были серьезные причины для того, чтобы покинуть свою семью и приехать сюда, в домик садовника, а не отправиться к своим родственникам, я не намерена ее выдавать. Пусть Луиза сама сообщит своим, где находится! Я сейчас себя не оправдываю, но вспомните; что мои отношения с семьей Армстронгов были довольно странными, если не сказать больше. Я была в какой-то степени связана с хладнокровным убийством, а мой племянник и племянница были практически ограблены главой этого семейства. Миссис Фицхью нашла наконец телеграмму.

— «ВЧЕРА УМЕР ПОЛ. СЕРДЕЧНАЯ НЕДОСТАТОЧНОСТЬ, — прочла она. — СРОЧНО ТЕЛЕГРАФИРУЙ; У ТЕБЯ ЛИ ЛУИЗА». Видите ли, мисс Иннес, — заговорила она уже от себя, — Луиза, оказывается отправилась на Восточное побережье. И Фанни волнуется.

— Да-а? — притворно удивилась я.

— Луизы у меня нет, — продолжала миссис Фицхью. — И никто из ее друзей, из тех, кто еще в городе, не видел ее. Я звоню вам потому, что Солнечное еще не было сдано, когда Луиза уехала. Поэтому она могла приехать к вам…

— Извините, миссис Фицхью, но ничем не могу вам помочь. — Я сказала это, и меня начали мучить угрызения совести. А вдруг Луизе станет хуже? Кто я такая, чтобы играть роль судьбы? Мать, беспокоящаяся о своей дочери, вне всякого сомнения, должна знать, что с ней не случилось ничего ужасного. Поэтому я прервала многословные извинения миссис Фицхью за то, что она меня побеспокоила. — Миссис Фицхью, простите, но я собиралась дать вам понять, что ничего не знаю о Луизе Армстронг. Однако, подумав, приняла другое решение. Луиза здесь, со мной. — На другом конце провода последовали бурные восклицания. — Она больна, и ей нельзя передвигаться. Кроме того, она не в состоянии принимать посетителей. Поэтому я попросила бы вас послать ее матери телеграмму, что она в Солнечном и что оснований для беспокойства нет. Увы, я не знаю, зачем Луиза сюда приехала…

— Дорогая мисс Иннес, — защебетала миссис Фицхью, но я резко прервала ее:

— Я пошлю за вами, как только Луиза будет в состоянии принять вас. Нет, сейчас ей лучше. Положение не критическое, но доктор сказал, что ей нужен абсолютный ПОКОЙ.

Я положила трубку и задумалась. Значит, Луиза убежала от своих из Калифорнии и приехала сюда одна! В этом не было для меня ничего нового, но почему она это сделала? Я подумала, что это могло быть связано с доктором Уолкером. Возможно, он был слишком навязчив. Но мне казалось, что Луиза не такая девушка, чтобы бежать от неприятностей. Она всегда была веселой, высоко держала голову, мне казалось, что с ее характером она должна была дать решительный отпор его притязаниям, и бежать должен был он, а не она.

Шло время, а я все никак не могла понять, в чем же дело. Тогда решила посмотреть утренние газеты. В них много говорилось об ограблении Торгового банка, интерес к которому значительно усилился из-за смерти Пола Армстронга. Ревизоры просматривали бухгалтерские книги и не давали интервью прессе. Джона Бейли выпустили под залог. Тело Пола Армстронга должны были привезти в воскресенье в его городской дом. Ходили слухи о том, что у покойного не так уж много денег. Это показалось мне важным.

Двести облигаций Американской транспортной компании, внесенные в качестве залога в Морской банк в связи с займом на сумму в сто шестьдесят тысяч долларов, взятым Полом Армстронгом перед поездкой в Калифорнию, предъявил некий Уолтер Бродхерст. Эти облигации были частью тех, которые исчезли из Торгового банка! И хотя все доказывало, что бывший президент банка замешан в скандале, это, на мой взгляд, совершенно не оправдывало кассира банка Джона Бейли…

Садовник, о котором упоминал Хэлси, приехал к нам в два часа дня. Он мне понравился. У него была прекрасная рекомендация: он работал у Бреев, пока те не уехали в Европу, и выглядел молодым и сильным. Он попросил себе лишь одного помощника, и я была рада, что так легко отделалась. У него оказалось приятное лицо, черные волосы и голубые глаза. Звали его Александр Грэм. Я так подробно описываю Алекса, потому что он сыграл впоследствии очень важную роль в развернувшихся событиях.

В тот вечер я узнала еще кое-что о характере умершего банкира, побеседовав с Луизой. Она послала за мной, и хотя мне очень не хотелось идти, я все же поднялась к ней. Девушка была еще очень слаба, и ей многого не следовало знать. Вот почему я боялась этой встречи. Однако все оказалось значительно проще, чем я предполагала, ибо она меня ни о чем не спрашивала.

Гертруда легла в постель, потому что всю ночь была на ногах, Хэлси куда-то исчез, что вошло у него в привычку. Теперь его часто не бывало дома. Куда он ходил, никто не знал, пока в ночь на десятое июня не произошло событие, которое все разъяснило. Лидди сидела в спальне у больной. Делать ей было нечего, и она постоянно оправляла одеяло или взбивала подушки в изголовье больной девушки. Луиза лежала под тем самым белым пушистым одеялом, угол которого был откинут, и Лидди педантично следила за тем, чтобы он был равносторонним, постоянно поправляя его, когда девушка шевелилась.

Она услышала мои шаги, поднялась и открыла мне дверь. Казалось, Лидди теперь постоянно чего-то боялась, и у нее выработалась привычка, разговаривая со мной, смотреть куда-то в сторону, как будто она что-то видела за моей спиной. Я была вынуждена все время оборачиваться, чтобы узнать, на что она смотрит. Это меня здорово раздражало.

— Она не спит, — сообщила Лидди, глядя на винтовую лестницу позади меня. — Во сне она говорила что-то ужасное. О мертвецах и гробах.

— Лидди, — спросила я очень серьезно, — ты рассказывала ей о том, что здесь произошло и чего не происходило?

Лидди посмотрела на запертую дверь шахты, в которую кто-то недавно прыгнул и угодил в бельевую корзину.

— Ни слова. Только задала ей несколько вопросов. Ничего особенного. Она сказала, что в этом доме раньше никогда не было привидений.

Я с возмущением смотрела на нее, не находя слов. Закрыв дверь в будуар Луизы, к огромному разочарованию Лидди, я вошла в спальню.

Кем бы ни был Пол Армстронг, на свою падчерицу денег он не жалел. Комнаты Гертруды у нас были очень хорошо обставлены, но апартаменты в восточном крыле, предназначенные для хозяйской дочери, выглядели великолепно. Здесь все было устроено богато и с комфортом, начиная от стен, ковров на полу, мебели и кончая туалетной комнатой с изящными кранами и ванной, утопленной в пол. Луиза ждала меня в спальне. Я сразу заметила, что ей стало значительно лучше; лицо ее приобрело нормальный цвет, дышала она ровно. Девушка протянула мне руку.

— Что мне сказать вам, мисс Иннес? — начала она медленно. — Я приехала сюда так… так неожиданно для вас…

Мне показалось, что она разрыдается, но этого не произошло.

— Не думайте ни о чем, кроме как о своем здоровье, — я похлопала ее по руке. — Когда вам станет лучше, я отругаю вас за то, что вы не пришли сразу прямо к нам. Это ваш дом, дорогая, и для старой тетки Хэлси вы всегда желанная гостья. Она грустно улыбнулась.

— Мне не следовало встречаться с Хэлси. Мисс Иннес, я думаю, вы никогда не поймете что происходит. Я не должна была сюда приезжать. Я живу сейчас здесь, вы ухаживаете за мной, а я знаю, что вы будете презирать меня.

— Что за глупости, — резко возразила я. — Как будет ко мне относиться Хэлси, если я посмею вас презирать? Он такой большой, такой сильный. Да он вышвырнет меня за это в окошко! Он на это способен, держу пари.

Она вряд ли слушала мои шутливые речи. Ее красивые, выразительные карие глаза смотрели на меня с беспокойством.

— Бедный Хэлси, — нежно сказала она. — Мисс Иннес, я не могу выйти за него замуж, но так боюсь сказать ему об этом…

Я присела на краешек ее постели. Она была еще слишком слаба, чтобы спорить с ней. И потом больные люди часто везут себя странно. — Мы поговорим об этом, когда вы будете себя лучше чувствовать, — осторожно сказала я.

— Но кое-что я должна обязательно вам сказать, сейчас, — продолжала настаивать она. — Вы, вероятно, удивляетесь, почему я здесь оказалась и почему пряталась в сторожке. Милый старик Томас чуть не сошел с ума. Я не знала, что дом сдан. Мне было известно, что мама хотела сдать этот дом тайно от моего… отчима, но что дом сняли, она до моего отъезда не знала. Когда я уехала из дому, у меня была только одна мысль — побыть одной и подумать над тем, что происходит. Я, наверное, простудилась в поезде…

— Да, вы были одеты так, словно собрались на юг, — заметила я. — И, как все теперешние молодые девушки, вы, конечно, не носите теплого белья.

Но она не слушала меня.

— Мисс Иннес, скажите, мой брат… Арнольд… покинул нас?

— Что вы имеете в виду? — сделала я удивленные глаза. Но она ничего не имела в виду, и я это поняла, когда она продолжила свою мысль. — Он не вернулся, а мне было так необходимо с ним поговорить.

— Кажется, он уехал, — ответила я неопределенно, — Может быть, мы сможем сами решить эти вопросы?

Она отрицательно покачала головой.

— Нет, я сама должна это решить, — проговорила Луиза скучным голосом. — Мама, наверное, не сказала отцу, что сдала Солнечное. Мисс Иннес, знали ли вы людей, которые были очень бедны, хотя и жили в роскоши? Многие годы мы с мамой жили в роскоши. Но все это была одна видимость. У нас не было ни цента, мисс Иннес. Наверное, поэтому мама и сдала Солнечное. Мой отчим оплачивает наши счета, но денег у нас нет. Это унизительно. Лучше уж мы были бы бедны и жили четно, не скрывая ничего.

— Это неважно. Когда вы с Хэлси поженитесь, вы будете жить честно. А уж бедными-то теперь будете наверняка.

В это время явился Хэлси. Я слышала, как он уговаривал Лидди впустить его в спальню.

— Пригласить его сюда? — спросила я Луизу, не зная, как поступить. Девушка вся сжалась, услышав его голос, и я немного разозлилась на нее. Таких ребят, как Хэлси, не так уж много. Он прямой, честный и готов пожертвовать всем для любимой. Когда-то я была знакома с таким парнем. Это было более тридцати лет назад. Он давно умер. Иногда я достаю его фотокарточку и смотрю на нее. Он там с тросточкой и в цилиндре. Увы, в последнее время я делаю это все реже и реже. Он ведь так и остался навсегда молодым, а я уже старушка…

Возможно, это воспоминание заставило меня крикнуть:

— Хэлси, входи!

Я взяла свое шитье и деликатно направилась в будуар, стараясь не слушать, о чем они говорят. Но дверь была открыта, и я слышала каждое их слово. Хэлси, видимо, подошел к кровати и поцеловал ее, Некоторое время они молчали, как будто слова были им не нужны.

— Я чуть не рехнулся, дорогая. Почему ты не послала за мной? Ты не веришь мне?

— Я не верю себе, — ответила она тихо. — Я слишком слаба сегодня, чтобы бороться. О, Хэлси, как мне хотелось тебя видеть!

Она еще что-то произнесла очень тихо, я не расслышала. А затем Хэлси сказал:

— Мы можем уехать. Что нам остальные? Мы будем вместе, это главное. Луиза, не говори мне, что этого не будет. Я тебе не верю.

— Ты не знаешь, ты ничего не знаешь… — твердила она тихим, скучным, невыразительным голосом. — Хэлси, я люблю тебя, ты это знаешь, но замуж за тебя выйти не могу. Я не хочу испортить тебе жизнь…

— Это неправда, Луиза, — серьезно сказал Хэлси. — Ты не можешь смотреть мне в глаза и говорить это.

— Я не могу выйти за тебя замуж, — повторила девушка. По голосу чувствовалось, что она несчастна. — Все и так очень плохо. Не стоит усложнять еще больше. Придет день, и ты будешь рад, что не женился на мне.

— Значит, ты никогда не любила меня. — Чувствовалось, что он глубоко оскорблен, что его самолюбию нанесен сильный удар. — Ты видела, как я к тебе относился, и позволяла мне любить себя, делала вид, что тоже влюблена. Но до поры до времени. Нет, Луиза, ты чего-то недоговариваешь. У тебя есть кто-то другой?

— Да, — ответила она чуть слышно.

— Луиза! Я не верю тебе!

— Это правда, — печально сказала она. — Хэлси, нам больше не нужно встречаться. Как только я выздоровею, я сразу же уеду отсюда. Вы так ко мне добры, а я… право, я не заслуживаю этого. И что бы ты обо мне ни услышал, постарайся не думать обо мне очень плохо. Я выхожу замуж за другого. О, как ты должен меня возненавидеть! И ты будешь прав!

Я услышала, как Хэлси встал и принялся ходить по комнате. После некоторой паузы он вернулся к ней. Я не могла сидеть спокойно, мне хотелось ворваться в спальню и как следует потрясти девчонку за плечи.

— Значит, это конец! — он тяжело вздохнул. — Все планы, которые мы с тобой строили, все наши надежды — всему конец! Ладно, я не ребенок. И не буду тебя преследовать, как только ты скажешь мне, что не любишь меня, а любишь другого…

— Я не могу этого сказать, — прошептала она. — Но очень скоро я выйду замуж за другого человека. Хэлси победно захохотал.

— Плевать мне на этого человека! Солнышко, пока ты любишь меня, я ничего не боюсь.

В это время дверь между спальней и будуаром захлопнулась, видимо, от сквозняка, и больше я ничего услышать не смогла, хотя и придвинула свой стул поближе к двери. Через некоторое время я вошла в спальню. Луиза лежала одна, уставившись в расписанный ангелами и херувимами потолок. Выглядела она очень усталой, и я не стала ее беспокоить.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Мы нашли Луизу в сторожке во вторник вечером. В среду я беседовала с ней. В четверг и пятницу все было относительно спокойно, наша гостья — вернее, хозяйка — выздоравливала. Гертруда почти все время была с ней, они подружились. Но кое-что продолжало меня беспокоить: предварительное слушание дела об убийстве Арнольда Армстронга, назначенное на субботу, а также приезд миссис Армстронг и молодого доктора Уолкера, которые должны были привезти тело покойного президента Торгового банка. Луизе мы пока не сообщали ни о той, ни о другой смерти.

Но более всего я переживала из-за детей. Все было ужасно. Они потеряли наследство, полученное от матери, так как банк разорился. Их сердечные дела тоже терпели крах. Кроме того, Лидди поссорилась с кухаркой из-за рецепта бульона, который та готовила Луизе, и кухарка ушла от нас.

Миссис Уотсон, как мне показалось, была довольна, что переложила на нас заботу о Луизе. Томас каждое утром и каждый вечер поднимался к ней в спальню и, останавливаясь в дверях, желал ей доброго утра и спокойной ночи. Бедный Томас! У него было качество, присущее некоторым старым слугам-неграм, унаследованное со времен рабства: жить жизнью своих хозяев. Томас никогда не говорил «я», он всегда говорил «мы». Мне очень не хватает этого старого, подобострастного, не очень надежного, но доброго человека, с его вечной трубкой…

В четверг мистер Хартон, адвокат Армстронгов, позвонил мне из города. Он сообщил, что миссис Армстронг приедет и привезет тело своего мужа в понедельник. Ему не очень удобно об этом говорить, продолжал он, но его попросили, чтобы он уговорил меня расторгнуть договор о сдаче Солнечного, так как миссис Армстронг хотела бы вернуться именно — и только? — в деревню. Я была возмущена.

— Сюда? Вероятно, вы ошибаетесь, мистер Хартон. Мне казалось, после того, что здесь произошло всего несколько дней назад, она вообще не захочет сюда возвращаться!

— И тем не менее, она изъявила желание вернуться в свой деревенский дом. Потому попросила, чтобы я сделал все возможное и невозможное, лишь бы освободить Солнечное…

— Мистер Хартон, — сказала я ему очень вежливым, но твердым тоном, — а теперь выслушайте меня. Я ни за что отсюда не уеду! Я сняла этот дом за огромную сумму, чтобы провести здесь лето. Моя городская квартира не приведена в порядок, там идет ремонт. Я прожила здесь всего неделю, и в течение этого времени ни одну ночь не спала спокойно. Поэтому я намерена остаться здесь и прийти в себя. Кроме того, если мистер Армстронг умер банкротом, то его вдове лучше было бы освободиться от такой дорогостоящей собственности, как Солнечное. Адвокат кашлянул.

— Очень жаль, мисс Иннес, что вы приняли такое решение. Миссис Фицхью сказала мне, что мисс Армстронг находится у вас. Это так?

— Совершенно верно.

— Вы информировали ее об этих двух печальных событиях?

— Еще нет. Она была очень больна. Сегодня вечером мы, возможно, сообщим ей.

— Печально. Очень печально. У меня есть для нее телеграмма, мисс Иннес. Переслать ее вам?

— Лучше откройте ее и прочтите, — предложила я. — Если там что-то важное, сэкономим время. Он медленно прочел мне текст:

— Хм! — повторила я. — «НАЙДИ НИНУ КАРРИНГТОН. БУДУ ДОМА ПОНЕДЕЛЬНИК». Очень хорошо, мистер Хартон. Я передам ей. Но она сейчас не в состоянии кого-либо искать.

— Спасибо, мисс Иннес. Но если вы все же решите отказаться от контракта, сообщите мне, — закончил адвокат.

— Я ни от чего не откажусь! — воскликнула я. Он здорово разозлился, потому что тут же бросил трубку.

Не доверяя своей памяти, я записала текст телеграммы и решила спросить доктора Стюарта, когда можно будет рассказать Луизе всю правду. О том, что Торговый банк закрылся, на мой взгляд, говорить ей не стоило. Но о смерти отчима и сводного брата следовало сообщить как можно скорее. Иначе она может узнать об этом от других — и в более неприятной форме.

Доктор Стюарт пришел около четырех часов, бережно неся свой саквояж. Он открыл его у порога и показал мне дюжину крупных желтых яиц, лежавших среди пузырьков с лекарством.

— Настоящие деревенские яйца, — произнес он с гордостью. — Не имеют ничего общего с теми инкубаторскими, которые вы покупаете в магазине. Они даже еще совсем теплые. Попробуйте. Сделайте для мисс Луизы гоголь-моголь.

Глаза его сверкали. Он был доволен, а перед уходом настоял на том, чтобы пойти в буфетную и самому сделать ей гоголь-моголь. Пока он взбивал яйца, я почему-то вспомнила о докторе Виллоубэе, невропатологе, и представила, как он взбивает гоголь-моголь. Я решила, что он даже не может прописать такое плебейское, но такое вкусное лекарство.

— Я сказал миссис Стюарт, — откровенничал доктор со мной, взбивая яйца, — когда, пришел тогда домой: говорю, мисс Иннес, наверное, подумала, будто я старый сплетник, зачем только я рассказал ей о мисс Луизе и докторе Уолкере?

— Ничего подобного, — запротестовала я.

— Дело в том, — продолжал он, оправдываясь, — что я получил эту информацию оттуда, откуда мы часто ее получаем: из кухни. Шофер молодого Уолкера, а Уолкер очень современный молодой человек и ездит к пациентам на машине, приходит в гости к нашей служанке. И он-то как раз и поделился с ней этой тайной… Я решил, что это вполне возможно: прошлым летом Уолкер проводил здесь очень много времени. Кроме того, Риггс, это шофер Уолкера, рассказал о том, что доктор строит дом на своем участке, как раз у подножия холма. Дайте мне, пожалуйста, сахару.

Гоголь-моголь был готов. Доктор накапал в него немного спиртного, еще немного взбил, понюхал и сказал:

— Настоящие яйца, настоящее молоко и немного хорошего виски.

Он направился в спальню, но на пороге остановился.

— Риггс сказал, что план дома делал архитектор Хьюстон. Поэтому я, естественно, ему поверил.

Когда доктор спустился вниз, я приготовила для него вопрос.

— Доктор, живет ли где-нибудь поблизости женщина по фамилии Каррингтон? Нина Каррингтон?

— Каррингтон? — Он сморщил лоб. — Каррингтон? Нет, я не помню семьи по фамилии Каррингтон. Раньше здесь жили Ковингтоны, у ручья.

— Нет, нет, Каррингтон, — сказала я, и разговор закончился.

В этот вечер Луиза спала, а Гертруда и Хэлси долго гуляли. Время текло медленно, и я, по выработавшейся у меня в последнее время привычке, села и стала думать. В результате этих моих размышлений я внезапно поднялась и пошла к телефону. Мне очень не нравился этот доктор Уолкер, которого я никогда не видела и о котором в деревне говорили как о женихе Луизы Армстронг.

Я хорошо знала Сэма Хьюстона. Было время, когда Сэм был значительно моложе. Тогда он и женился на Энн Эндикот. Я с ним общалась в то время довольно близко. Поэтому сейчас без колебаний позвонила ему. Но когда к телефону подошел один сотрудник, потом передал трубку другому, более высокопоставленному, который, в свою очередь, удостоился соединить меня со своим начальником, я несколько растерялась, не зная, с чего начать.

— Хэлло! Как поживаешь, Рэчел? — приветствовал меня своим звонким голосом Сэм. — Собираешься строить дом в Рок Вью? — Это была шутка тридцатилетней давности.

— Когда-нибудь, возможно, и соберусь, — ответила я. — А сейчас хочу тебе задать один вопрос, который, в общем-то, по логике, меня не касается, но тем не менее…

— Как я вижу, Рэчел, ты совсем не изменилась, хотя прошло четверть века. — Это должно было быть еще одной любезностью с его стороны. — Спрашивай. Расскажу тебе обо всем, кроме моих домашних дел.

— Постарайся быть серьезным. Ваша фирма делала недавно какие-нибудь планы дома для доктора Уолкера из Казановы?

— Да, делала.

— А где должен быть построен дом? У меня есть причины этим интересоваться.

— Кажется, в имении Армстронга. Мистер Армстронг сам консультировался со мной. Дело в том, и я в этом совершенно уверен, что речь шла о доме для его дочери, Луизы, которая помолвлена с доктором Уолкером.

Когда архитектор, спросив о здоровье членов моей семьи, наконец повесил трубку, я была уверена в одном: Луиза Армстронг любит Хэлси, а замуж выходит за доктора Уолкера. Более того, это решение принято давно. Этому должно быть какое-то объяснение. Но какое?

В тот вечер я прочла Луизе текст телеграммы. Она все поняла. Но более печального лица, чем у нее в тот момент, я никогда не видела. Такие лица, вероятно, бывают у смертников, которые до конца надеялись на помилование, подавая всевозможные апелляции, но им было отказано… Смертная казнь оказалась неминуема.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

На следующий день, в пятницу, Гертруда сообщила Луизе о смерти отчима. Она подбирала слова, подготовив девушку сначала: мол, он очень тяжело болел, а потом все же умер. Луиза восприняла это сообщение довольно странно. Гертруда была шокирована.

— Она лежала и так смотрела, на меня, тетя Рэй, будто рада этому, рада! Она слишком честный человек, чтобы притворяться. Что представлял собой этот мистер Пол Армстронг?

— Он был грубиян и преступник, Гертруда. Убеждена в одном: теперь Луиза захочет увидеть Хэлси и они помирятся.

Нужно сказать, что до этого Луиза отказывалась видеться с Хэлси, и он буквально сходил с ума.

Мы около часа спокойно, беседовали с Хэлси в тот вечер. Я рассказала ему, что нас просили покинуть Солнечное, рассказала о телеграмме, пришедшей на имя Луизы. О том, что ходят слухи о предстоящей свадьбе девушки с доктором Уолкером…

Он сидел, откинувшись на спинку мягкого кресла, лицо его было в тени. Сердце мое разрывалось — так мне было его жаль. Он такой большой, но еще совсем ребенок! Когда я закончила, он глубоко вздохнул.

— Как бы Луиза ни вела себя, — сказал Хэлси, — я не верю, что она не любит меня, тетя Рэй. Два месяца назад, когда она со своей матерью отправилась на Запад, я был счастливейшим из людей. Потом что-то произошло. Она написала мне, что ее семья против того, чтобы она выходила за меня замуж, что ее чувства ко мне не изменились, но произошло что-то такое, что изменило ее отношение к будущему. Она просила меня не писать ей, пока я не получу письма от нее. Но что бы ни случилось, я продолжаю ее любить. Это кажется загадкой. Когда я увидел ее вчера, то понял: все остается по-прежнему, даже хуже.

— Хэлси, ты не знаешь, о чем говорили Луиза и Арнольд Армстронг в ночь, когда он был убит?

— Они кричали друг на друга. Томас говорит, что даже хотел войти в комнату, потому что беспокоился за Луизу.

— И еще, Хэлси, — спросила я, — ты когда-нибудь слышал от Луизы имя Нины Каррингтон?

— Нет, никогда, — уверенно ответил он. Хотели мы этого или нет, но мысли наши все время возвращались к той несчастной субботе, когда было совершено убийство. Любой разговор сводился к этому. И мы чувствовали, что мистер Джеймисон плетет свои сети, стараясь найти доказательства того, что убийцей является Джон Бейли. То, что детектив перестал к нам ходить, вряд ли могло нас успокоить. Видимо, у него было много работы в городе.

В газетах писали, что кассир Торгового банка болен и лежит у себя дома. И в этом не было ничего удивительного. Вина умершего президента не вызывала сомнения. Было сообщено о том, какие облигации пропали и что некоторые из них нашлись. Они были использованы как залог под заем больших денежных сумм. Предполагалось, что таким образом было получено не меньше полутора миллионов долларов. Тех работников банка, кого арестовали сначала в связи с этим делом, выпустили под большие залоги.

Был ли виновен только президент банка, или же кассир был его сообщником? Где сейчас деньги? Наследство скончавшегося президента было невелико: городской дом на престижной улице и Солнечное, большое имение, но заложенное, страховка на пятьдесят тысяч долларов и кое-какие личные вещи. Вот и все. Остальное, как писали газеты, он потерял, вероятно, в результате неудачных сделок. Было одно сообщение, которое выглядело довольно неприятно для Джона Бейли. Он и Пол Армстронг финансировали одну железнодорожную компанию и, по слухам, вложили туда большое количество денег. Деловое соглашение между ними усиливало уверенность, что Бейли что-то знает об ограблении. Его отсутствие в банке в понедельник, ничем не объяснимое, увеличивало подозрение. Странным казалось то, что он сдался властям, хотя собирался бежать. Мне же это казалось хитрым: расчетом умного преступника. Я не была решительно настроена против человека, которого любила Гертруда, но хотела быть уверенной либо в его невиновности, либо в виновности. Я ничего не принимала на веру.

В эту ночь в Солнечном вновь появилось привидение. Лидди спала в будуаре Луизы на диване. Когда стало темнеть, она забаррикадировала все входы в апартаменты Луизы, которые, как известно, располагались рядом с винтовой лестницей, и ничто, кроме самых необычайных событий, не могло ее заставить оказаться рядом с лестницей после наступления темноты. Должна признаться, что и мне это место казалось зловещим, но в этом крыле мы зажигали свет во всех комнатах, и пока в полночь свет не выключался, эта часть дома выглядела веселой, если, конечно, не знать о том, что там произошло.

В пятницу ночью я отправилась спать, твердо решив, что усну немедленно. Отбросив все беспокойные мысли, я постаралась расслабиться и вскоре уснула. Во сне я видела, что доктор Уолкер строит свой новый дом прямо у моих окон, и слышала, как стучат молотки. Проснувшись от их стука, я поняла, что это стучат в мою дверь.

Я тотчас же встала с постели и направилась к двери. Стук прекратился, и кто-то начал шептать в замочную скважину:

— Мисс Рэчел, мисс Рэчел!

— Это ты, Лидди? — спросила я, держась за ручку двери.

— Ради Бога, впустите меня, — зашептала она.

Лидди стояла, прислонившись к двери, потому что, когда я открыла ее, она просто упала в комнату. Лицо ее было зеленовато-белого цвета, на плечи накинут халат в красную и черную полоску.

— Послушайте, — говорила она, стоя посреди комнаты и держась за меня. — О, мисс Рэчел, это призрак мертвеца стучится к нам в дом, хочет, чтобы мы впустили его!

Действительно, кто-то стучал совсем рядом с нами. Но звук был приглушенный, трудно было установить, откуда он исходит. Он то приближался, то удалялся: где-то под нами слышалось три удара, потом пауза, потом еще три удара, но уже со стороны стены.

— Это не призрак, — сказала я уверенно. — Если бы это был призрак, он не стал бы стучать, а вошел в дом через замочную скважину. — Лидди в ужасе посмотрела на замочную скважину. — Кажется, кто-то пытается пробраться в дом.

Лидди дрожала крупной дрожью. Я попросила принести мне тапочки, она же принесла варежки. Я сама нашла все необходимое и собралась позвать Хэлси. Как и в прошлый раз, света в доме не было. В коридоре было темно, там горел лишь небольшой ночник — керосиновая лампа. Я прошла через коридор в комнату Хэлси. Не знаю, чего я боялась, но почувствовала облегчение, когда увидела, что он крепко спит.

— Просыпайся, Хэлси, — стала я трясти его.

Он немного пошевелился. Лидди стояла в дверях, боясь, как всегда, остаться одна в коридоре, но стесняясь войти в спальню. Вдруг все ее стеснение испарилось. Она тихо вскрикнула, вскочила в комнату и встала, держась за спинку кровати Хэлси. Хэлси в это время начал просыпаться.

— Я видела привидение, — зашептала она. — Это женщина, вся в белом. Она была в конце коридора. Я не обратила на ее слова никакого внимания.

— Хэлси, — повторила я настойчиво, — кто-то пытается ворваться к нам в дом. Вставай поскорее!

— Это не наш дом, — сонно ответил он и сел на постели. — Ладно, тетя Рэй, — он все еще продолжал зевать, — если вы позволите мне одеться…

Мне с трудом удалось вывести Лидди из спальни. Она ничего не хотела слушать, поскольку видела привидение, и ничто не могло заставить ее выйти в коридор. Но я все же увела ее в свою комнату, Лидди была полумертвая от страха, и я уложила ее в свою кровать.

Стук, который, казалось, прекратился, послышался снова. Но теперь стучали слабее, через несколько минут к нам присоединился Хэлси. Он стоял и слушал, стараясь установить, где стучат.

— Дай мне мой револьвер, тетя Рэй, — попросил он, и я достала револьвер, тот, который нашла в клумбе, и протянула его Хэлси. Он увидел Лидди, лежавшую на кровати, и сразу понял, что Луиза в своем крыле осталась одна-одинешенька.

— Я займусь этим парнем, кем бы он ни был, тетя Рэй, а вы идите к Луизе, пожалуйста. Она может проснуться и испугаться.

Итак, несмотря на протесты Лидди, которая не хотела оставаться одна, я направилась в восточное крыло дома. Возможно, я слишком быстро проскочила мимо этой проклятой винтовой лестницы. Я слышала, как Хэлси тихонько спускается вниз по главной лестнице, как скрипят ступени. Постукивание прекратилось, воцарялась зловещая тишина. Потом вдруг почти под своими ногами я услышала женский крик, ужасный крик. Он смолк так же внезапно, как и возник. Я буквально окаменела, сердце мое сжалось. В наступившей тишине оно так колотилось, словно; вот-вот вырвется наружу. Я бросилась в спальню Луизы. Ее там не было!

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Я стояла и смотрела на пустую кровать. Одеяло откинуто. Розовый халат Луизы, который лежал на кровати у нее в ногах исчез. При слабом свете ночника я видела, что комната пуста. Я взяла лампу, но руки мои дрожали, и я поставила ее на место, Направившись к двери.

В коридоре послышались голоса. Гертруда бежала ко мне.

— Что случилось? — кричала она. — Что это за шум? Где Луиза?

— Ее нет в комнате, — сказала я с глупым видом. — Думаю, кричала она.

К нам присоединилась Лидди с лампой в руках. Мы стояли у винтовой лестницы и смотрели вниз, в темноту. Потом услышали быстрые шаги Хэлси. Он подбежал к нам.

— Никто не пытался ворваться в дом. Я слышал, кто-то визжал. Что это было?

По нашим расстроенным лицам он все понял.

— Кто-то кричал там, внизу. Луиза исчезла, — сообщила я.

Хэлси схватил у Лидди лампу и помчался по винтовой лестнице на первый этаж. Я бежала за ним, но медленнее. Нервы мои были напряжены. Я была будто парализована, ноги меня не держали. Спустившись с лестницы, Хэлси вдруг громко вскрикнул и уронил лампу на пол.

— Тетя Рэй, — позвал он меня.

Внизу у лестницы лежало распростертое тело Луизы Армстронг. Голова ее упиралась в нижнюю ступеньку, халат был распахнут…

Но она была жива. Хэлси поднял ее на руки, Гертруда и Лидди побежали за лекарством. А я опустилась на эту злосчастную ступеньку, потому что не могла стоять, и стала думать: когда же, ну когда все это кончится?! Луиза все еще не приходила в себя, но дыхание ее стало ровным, и я предложила отнести ее в спальню и положить на кровать. Ужасно было увидеть ее лежащей на том же месте и почти в той же позе, в которой недавно находился здесь ее убитый брат. И как раз в это время где-то далеко часы пробили три.

Луиза смогла говорить только около четырех. Первые лучи восходящего солнца осветили ее комнату, окна которой выходили на восток, когда Луиза пришла в себя и рассказала нам, что случилось. Я пишу здесь то, что услышала от нее. Она полулежала в кровати. Хэлси сидел, рядом — Луиза больше не прогоняла его — и держал ее за руку, пока она говорила.

— Спала я плохо, — начала она, — видимо, потому, что немного задремала во второй половине дня. В десять вечера Лидди принесла мне теплого молока, и я уснула. Спала примерно до двенадцати. Потом проснулась и стала думать обо всем, что случилось. Уснуть больше не смогла.

Я все думала, почему же Арнольд не появляется и не дает мне знать о себе после того, как мы поговорили с ним в сторожке. Может быть, он заболел… Он должен, был кое-что сделать для меня, но куда-то пропал. Затем я услышала, что кто-то стучит. Прислушалась. Стук продолжался. Стучали очень тихо. Я уже собиралась позвать Лидди, а потом вдруг поняла, кто стучит. Арнольд всегда пользовался этой винтовой лестницей, когда поздно приходил домой. Иногда, если забывал ключи, тихонько стучал в дверь, я спускалась и впускала его в дом. Я решила, что он пришел повидать меня. То, что уже очень поздно, меня не смущало. Он часто приходил домой ночью. Но я боялась, что у меня не хватит сил спуститься с лестницы. Я очень ослабла. Стук продолжался, и я решила позвать Лидди. Но в это время она стремглав выскочила из комнаты в коридор. Тогда я встала, хотя чувствовала себя очень слабой и у меня кружилась голова, надела халат. Я должна была увидеть Арнольда во что бы то ни стало.

Было очень темно, но я ориентировалась и в темноте. Я нащупала перила и быстро спустилась с лестницы. Стук прекратился. Я испугалась, что он уже ушел, и подошла к двери на восточную веранду. Я не сомневалась, что это Арнольд. Но наружная дверь была приоткрыта, Я удивилась, но потом вспомнила, что у Арнольда ведь есть ключ. Иногда он вел себя очень странно. Я пошла обратно. Когда подошла к винтовой лестнице, то услышала, что кто-то вошел в дверь. Нервы мои были напряжены, я едва держалась на ногах. Я поднялась ступеньки на три или четыре… Но кто-то поднимался следом… И вдруг чья-то рука коснулась моей, потом кто-то пробежал мимо. Я вскрикнула и, вероятно, потеряла сознание.

Не было никаких сомнений, что Луиза говорила правду. Меня особенно поразило то, что бедная девочка спустилась вниз, чтобы встретиться с братом, которого она больше никогда не увидит. Таким образом, дважды по неизвестной нам причине кто-то входил в дом через восточное крыльцо, бродил по дому, а затем тем же путем выходил обратно. Может быть, этот неизвестный приходил в дом три раза, а не два. Я имею в виду и ту ночь, когда убили Арнольда Армстронга. А может быть, он приходил уже четырежды и свалился, замеченный мистером Джеймисоном, в шахту?

Никто из нас больше не мог спать. Мы разошлись по своим комнатам, чтобы одеться. Луиза почувствовала себя несколько хуже. Но я твердо решила, что до вечера расскажу ей всю правду. И приняла еще одно решение, а исполнила его сразу же после завтрака. В восточном крыле была небольшая спальня, выходившая в маленький коридор. Я приготовила ее для гостей. Но сейчас в ней спал новый садовник Алекс, поскольку в доме все время что-то происходило. Алекс был очень приятным парнем и, нужно сказать, вовсе нам не мешал.

В это же утро мы с Хэлси внимательно осмотрели винтовую лестницу и комнату для игры в карты. Все было в полном порядке, и если бы мы сами не слышали ночью стука, я подумала бы, что у Луизы разыгралось воображение. Наружная дверь была закрыта и заперта на ключ. Лестница выглядела обычно, как выглядят все лестницы.

Хэлси, который никогда серьезно не воспринимал наш рассказ о ночных событиях, когда мы с Лидди были в доме одни, теперь отнесся к случившемуся достаточно серьезно. Он осмотрел стенные панели около лестницы, надеясь найти потайную дверь, и тут я вдруг вспомнила об обрывке бумаги, который мистер Джеймисон нашел среди вещей Арнольда Армстронга. Я пересказала Хэлси ее содержание, и он записал все это в блокнот.

— Ты должна была рассказать мне об этом раньше, — сказал он, пряча блокнот. В доме мы ничего не нашли, и я не ожидала полезных результатов от осмотра крыльца и участка рядом с домом. Но когда мы открыли дверь, что-то упало. Это был бильярдный кий. Хэлси поднял его и стал рассматривать.

— Довольно легкомысленный поступок, — заметил он. — Кто-то из слуг развлекается.

Его замечание меня не убедило. Никто из слуг просто так не пошел бы ночью в восточное крыло, если бы в этом не было необходимости. Бильярдный кий! Использовать его в качестве оружия было бы абсурдно, если не согласиться с Лидди, что в доме живет привидение. И даже в этом случае, как заметил Хэлси, привидение с кием в руках было бы чем-то новым в истории привидений.

В этот день Гертруда, Хэлси и я побывали в городе на предварительном слушании дела. Был также вызван и доктор Стюарт. Оказалось, что в то раннее воскресное утро, когда мы с Гертрудой ушли в свои комнаты, его вызвали, чтобы осмотреть труп. Мы поехали в город на машине, отдав предпочтение ужасным дорогам, а не утреннему поезду. Полдеревни Казанова вышли посмотреть на нас. По дороге мы решили ничего не говорить о Луизе и ее встрече со сводным братом накануне его убийства. У девушки и без того было достаточно неприятностей.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Рассказывая сейчас о том, что было на предварительном слушании, хочу напомнить читателю, что произошло в ночь убийства Арнольда Армстронга. Многое не было упомянуто во время следствия, но зато стало известно такое, о чем я раньше не знала. Короче, это было темное дело, и шесть присяжных казались марионетками в руках всемогущего следователя.

Мы с Гертрудой сидели в заднем ряду. Наши лица были под вуалью. Я увидела нескольких знакомых. Барбара Фицхью была в экстравагантном трауре. Она всегда надевала черное, если представлялась такая возможность, потому что этот цвет шел ей. Мистер Джарвис, напомню, приезжал к нам из клуба в ночь, когда было совершено убийство. Адвокат Хартон тоже присутствовал на слушании. Он нетерпеливо морщился, когда вопросы затягивались, но внимательно следил за ходом расследования. В углу сидел мистер Джеймисон, не упуская никаких подробностей.

Первым давал показания доктор Стюарт. Он говорил недолго и поведал примерно следующее. В то воскресное утро, около пяти часов, ему позвонили по телефону. Звонил мистер Джарвис. Он попросил его срочно приехать в Солнечное, где имел место несчастный случай — был застрелен Арнольд Армстронг. Он поспешно оделся, собрал свои инструменты и поехал в Солнечное.

Встретил его мистер Джарвис и отвел в восточное крыло дома. На полу лежал Арнольд Армстронг. Медицинские инструменты не понадобились. Арнольд был мертв. На вопрос следователя доктор ответил, что тело никто не трогал, его только повернули лицом вверх. Убитый лежал у подножия винтовой лестницы. Да, смерть наступила сразу. Тело было еще теплым, не было признаков трупного окоченения. Так бывает, когда смерть наступает внезапно. Он считает, что самоубийство здесь исключено. Судя по ранам, человек мог выстрелить в себя, но сделать это не так-то просто. А потом — рядом не было оружия.

Доктору задали вопросы. Он ответил на них, но колебался и не уходил. Потом откашлялся и сказал:

— Сэр, я не хотел бы занимать время, но всё же должен рассказать об одном случае, который может пролить свет на это дело. Публика замерла.

— Пожалуйста, доктор, — сказал следователь.

— Я живу в Инглвуде, в двух милях от Казановы, — начал доктор. — Так как доктор Уолкер уехал, многие жители Казановы обращаются за помощью ко мне. Месяц назад, точнее, пять недель назад, ко мне пришла женщина, которую раньше я никогда не видел. Она была в трауре, лицо закрыто вуалью. Она привела больного ребенка лет шести. У мальчика, вероятно, был тиф. Мать была вне себя от горя. Она просила разрешения поместить ребенка в детскую больницу в городе, где я работаю, и я разрешил. За два дня до того, как был убит мистер Армстронг, меня вызвали в Гринвуд-клуб. В кого-то нечаянно попали бильярдным шаром. Возвращался из клуба я поздно, шел пешком. Примерно в миле от клуба на дороге в Клейсбург я встретил двух человек. Они о чем-то громко спорили. Я без труда узнал их. Это был мистер Армстронг и та леди, которая приводила ко мне больного ребенка.

Услышав об этом намеке на скандал, миссис Огден Фицхью выпрямилась на своем стуле. Джеймисон смотрел на доктора скептически, а следователь задал ему вопрос:

— Вы говорите, доктор, детская больница?

— Да, но ребенка, который был записан в карточке как Люсьен Уоллес, мать взяла из больницы две недели назад. Я пытался установить, где они находятся, но не смог.

И вдруг я вспомнила телеграмму, посланную Луизе и подписанную инициалами Ф. Л. У., то есть, по всей вероятности, доктором Уолкером. Может быть, эта женщина и была той самой Ниной Каррингтон, о которой говорилось в телеграмме? Но у меня не было никакой возможности подтвердить это предположение. Слушание дела тем временем продолжалось.

Следующим выступил судебно-медицинский эксперт. Вскрытие показало, что пуля вошла слева между третьим и четвертым ребром, далее прошла вниз в сторону, спины, затронув сердце и легкие. Вышла сзади, слева от позвоночника. Такое движение пули показывает, что это не могло быть, самоубийство, а также то, что стреляли сверху. Иными словами, если убитый был найден у подножия лестницы, то стреляли в него сверху. Следов пороха не обнаружено. Пуля 38-го калибра найдена в одежде убитого и показана присяжным.

Следующим давал показания мистер Джарвис, но он не сообщил ничего нового. В Солнечное он приехал с мистером Уинтропом, которого сейчас нет в городе. В дом их впустила экономка. Тело лежало внизу лестницы. Он искал оружие, но не нашел. Дверь на улицу в восточном крыле была приоткрыта.

Я все больше и больше нервничала. Когда вызвали Джона Бейли, публика напряглась, ожидая сенсации. Но вместо Бейли к следователю подошел мистер Джеймисон и что-то сказал ему. Затем вызвали Хэлси.

— Мистер Иннес, — спросил его следователь, — при каких обстоятельствах вы встречались с Арнольдом Армстронгом в ту ночь, когда он был убит?

— Сначала встретились с ним в клубе, — спокойно ответил Хэлси. Он был несколько бледен, но держался с достоинством. — Я остановился возле Гринвуд-клуба, чтобы заправить машину. Мистер Армстронг играл в бридж. Я увидел его, когда он выходил из карточной комнаты, беседуя с мистером Бейли.

— Беседа носила дружественный характер? Хэлси заколебался.

— Нет, они спорили. Я пригласил мистера Бейли поехать со мной в Солнечное и провести вместе уикэнд.

— Вы решили увезти мистера Бейли из клуба потому, что боялись скандала, ведь так?

— В общем-то, ситуация была не из приятных, — уклончиво ответил Хэлси.

— У вас тогда уже были подозрения в отношении растраты в Торговом банке?

— Нет.

— Что же произошло потом?

— Мы с мистером Бейли беседовали в бильярдной комнате в Солнечном до половины третьего ночи.

— И в это время туда явился мистер Армстронг?

— Совершенно верно. Он пришел в половине третьего. Он постучал в дверь веранды восточного крыла, и я впустил его в дом.

В зале стояла полнейшая тишина. Мистер Джеймисон не отрываясь смотрел на Хэлси.

— Вы не скажете, зачем он явился в дом?

— Принес телеграмму, которая пришла в клуб на имя мистера Бейли.

— Он был трезв?

— В общем, протрезвел к тому времени, — улыбнулся Хэлси.

— Не кажется ли вам, что его дружеская услуга выглядела довольно странно, поскольку незадолго до этого они поругались?

— Кажется… Да, я был удивлен.

— Сколько времени он пробыл с вами?

— Минут пять. Потом ушел, выйдя через дверь восточного крыла дома.

— Что произошло потом?

— Мы побеседовали минут пять, обсуждая план, возникший у мистера Бейли. Потом я пошел в конюшню, где стоит моя машина.

— Мистер Бейли оставался в бильярдной один? Хэлси заколебался.

— С ним была моя сестра Гертруда.

У миссис Фицхью хватило нахальства повернуться и навести на Гертруду лорнет.

— Что было потом?

— Я поехал да машине но нижней дороге, чтобы не разбудить никого в доме. Мистер Бейли через поляну и кусты вышел на дорогу, и мы уехали.

— Значит, вы ничего не знаете о том, где был мистер Армстронг после того, как покинул Солнечное?

— Ничего. Я прочел о его смерти в понедельник вечером в газетах.

— Мистер Бейли не видел его, когда пересекал поляну?

— Думаю, нет. Если бы он его встретил, то сказал бы мне об этом.

— Спасибо. Это все. Мисс Гертруда Иннес, пожалуйста.

Гертруда отвечала так же спокойно и уравновешенно, как и Хэлси. Миссис Фицхью внимательно разглядывала ее с головы до ног. Я поздравила себя с тем, что сплетница не смогла найти никаких дефектов ни в ее одежде, ни в манерах. Однако показания бедной Гертруды меня расстроили. Когда ушел мистер Армстронг, говорила она, ее позвал брат. Она находилась с мистером Бейли в бильярдной. Потом заперла дверь, ведущую на винтовую лестницу, взяла лампу и проводила мистера Бейли к парадному входу. Она видела, как мистер Бейли пересек поляну. Вместо того чтобы сразу пойти в спальню, она вернулась в бильярдную, где кое-что забыла. В комнате для игры в карты и в бильярдной было темно. Она на ощупь нашла то, что искала, и уже собиралась возвращаться к себе, когда услышала, что кто-то возится у двери с замком. Решила, что это вернулся ее брат, и хотела отпереть дверь. Но дверь внезапно распахнулась сама, и тут же прогремел выстрел. Она в панике побежала через гостиную и разбудила всех в доме.

— Вы больше не слышали никаких звуков? — спросил ее следователь. — Мистер Армстронг был один или с ним был еще кто-то?

— Было очень темно. Ведь электростанция перестает подавать ток в полночь. Никаких голосов я не слышала. Не слышала ничего. Дверь распахнулась, раздался выстрел… И упало что-то тяжелое. Вот и все…

— Значит, когда вы бежали через гостиную, чтобы разбудить домочадцев, преступник, кто бы это ни был, мог скрыться через дверь в восточном крыле?

— Да.

— Спасибо. Достаточно.

От меня же следователю удалось узнать очень немногое. Я заметила скептическую улыбку на лице мистера Джеймисона. И через некоторое время следователь оставил меня в покое. Я призналась, что нашла труп. Сказала, что не знала, кто это, пока мистер Джарвис не сообщил мне, а в заключение, глядя прямо в глаза миссис Фицхью, отметила, что, снимая этот дом, не предполагала быть замешанной в семейном скандале. Услышав это, она покраснела как рак.

Был вынесен вердикт, что в мистера Арнольда Армстронга стрелял неизвестный или неизвестная, и все мы собрались уходить. Барбара Фицхью вышла, не подождав меня, чтобы поговорить, но адвокат Хартон подошел ко мне.

— Надеюсь, вы решили расстаться с домом, мисс Иннес? Миссис Армстронг прислала еще одну телеграмму.

— Я не собираюсь уезжать из Солнечного, пока не выясню некоторые интересующие меня вещи. Уеду сразу, как только найдут убийцу.

— Значит, по моим предположениям, вы очень скоро отправитесь в город, — заявил он. Я поняла, что он считает убийцей кассира Торгового банка Джона Бейли.

Подошел мистер Джеймисон.

— Как дела у вашей пациентки? — спросил он, странно улыбаясь.

— У меня нет никаких пациенток. Я же не врач.

— Тогда я спрошу вас иначе. Как чувствует себя ваша гостья — мисс Армстронг?

— Она? Она чувствует себя очень хорошо, — я почему-то запнулась под его пристальным взглядом.

— Ну и замечательно, — весело заметил он. — А ваше привидение? Вы нашли его?

— Мистер Джеймисон, я хотела бы, чтобы вы оказали мне любезность и пожили бы у нас несколько дней. Мы не нашли привидения. Но я очень прошу вас провести хотя бы одну ночь в этом таинственном доме и последить за этой злополучной винтовой лестницей. Убийство Арнольда Армстронга было лишь началом, а не концом этого дела. Он серьезно посмотрел на меня.

— Возможно, я так и сделаю. Я был занят другим делом, но… я приеду к вам сегодня вечером.

По дороге в Солнечное мы молчали. Я смотрела на Гертруду, и мне было ее жаль. На мой взгляд, в ее показаниях оказалась одна явная нестыковка. Все должны были это заметить. У Арнольда Армстронга не было ключа, а она заявила, что заперла дверь. Кто-то должен был впустить его в дом, повторяла я себе снова и снова.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

То, что я пригласила детектива в Солнечное, вызвало у Гертруды и Хэлси бурю возмущений. Это было для меня неожиданностью, и я не могла понять причину такой реакции. На мой взгляд, детектив Джеймисон был менее опасен для нас, если я могла наблюдать за ним, знать, чем он занимается. В городе же он мог использовать различные обстоятельства и улики против нас и узнавать любыми путями о том, что происходило в Солнечном. Я была довольна, что он был с нами, когда начались все последующие события.

Я ожидала, что некоторые обстоятельства должны будут повлиять или, во всяком случае, изменить ход событий. В понедельник или, в крайнем случае, во вторник в свой бело-зеленый дом в деревне должен был вернуться доктор Уолкер. От того, как сложатся дальнейшие отношения Уолкера и Луизы, зависело счастье Хэлси. Кроме того, возвращение ее матери должно было означать, что Луиза нас покинет, а я очень к ней привязалась.

Когда прибыл мистер Джеймисон, Гертруда резко изменилась по отношению ко мне. Она больше не была со мной откровенна, как прежде, отвечала односложно и вообще старалась не оставаться со мной наедине. В то время я полагала, что она переменилась ко мне из-за того, что я запретила ей встречаться с Джоном Бейли или связываться с ним любым иным путем, и отказалась признавать, что она обручена с ним. Гертруда много гуляла в саду или бродила по округе в одиночестве. Хэлси ежедневно играл в гольф в Гринвуд-клубе, и когда Луиза уходила из дому, мы с мистером Джеймисоном много времени проводили вместе. Он неплохо играл в карты, но, раскладывая пасьянс, немного жульничал.

В субботу вечером, когда он прибыл, мы с ним долго беседовали. Я рассказала ему о том, что случилось с Луизой Армстронг накануне ночью у винтовой лестницы, и о мужчине, который так напугал Рози. Он счел эту информацию важной, но когда я спросила, не вставить ли нам еще один замок в дверь восточного крыла, ответ его был отрицательным.

— Я думаю, что ваш посетитель придет еще раз. Поэтому все нужно оставить, как было, и не вызывать у него подозрений. Я могу следить за дверью ночью в течение какого-то времени. В этом мне может помочь и мистер Иннес. Постарайтесь ничего не говорить об этом Томасу. Этот старик явно что-то знает, но он предан хозяевам как собака и будет молчать…

Я предположила, что Алекс, наш садовник, возможно; тоже согласится помочь, и детектив сказал, что поговорит с ним. В первую ночь, однако, мистер Джеймисон решил караулить дверь один. Но ничего не случилось. Детектив сидел в полной темноте на нижней ступеньке лестницы и дремал. Никто не мог пройти мимо него ни туда, ни обратно. И дверь утром была так же крепко заперта, как накануне. Тем не менее, именно в эту ночь произошло самое странное событие из всех предыдущих.

Лидди пришла ко мне в комнату в воскресенье утром с таким лицом, какого я никогда у нее раньше не видела. Она, как обычно, разложила мои вещи, но не сказала ни слова, хотя любила в это время поболтать. Я заметила ей недовольным тоном, что наша новая кухарка плохо жарит яичницу, но Лидди никак не прореагировала и даже ни слова не сказала о мистере Джеймисоне, хотя всегда была настроена против появления его в нашем доме.

— В чем дело, Лидди? Ты плохо спала?

— Нет, мэм, — ответила она лаконично.

— Ты выпила слишком много кофе за обедом?

— Нет! — На этот раз ответ звучал возмущенно.

Я села в кровати и чуть не пролила горячую воду. Я всегда пью утром подсоленную горячую воду, полагая, что это очень полезно для желудка.

— Лидди Аллен, перестань играть с выключателем и скажи мне, что с тобой.

Лидди вздохнула.

— Я была с вами в юности и в старости, я работаю у вас уже двадцать пять лет, мисс Рэчел, несмотря на ваш характер. (Тоже мне! А сколько я от нее вынесла!) Но, думаю, больше терпеть не могу. Мои вещи упакованы.

— Кто упаковал их? — По тону Лидди можно было ожидать в ответ примерно следующее: она проснулась утром и увидела, что вещи упаковало привидение.

— Их упаковала я, мисс Рэчел. Вы не хотите верить мне, что в доме живут привидения. Кто упал в шахту? Кто напугал мисс Луизу почти до смерти?

— Вот и я стараюсь узнать это. К чему это ты ведешь?

— В комнате, где лежат чемоданы, в стене дыра. Образовалась прошлой ночью. Такая большая, что в нее можно просунуть голову. Все засыпано штукатуркой.

— Глупости, — заметила я. — Штукатурка всегда осыпается.

Но Лидди стояла на своем.

— Спросите Алекса. Когда он относил туда вещи новой кухарки вчера вечером, стена была целая. Сегодня в ней дыра, и чемоданы кухарки засыпаны штукатуркой. Мисс Рэчел, вы можете нагнать сюда дюжину детективов и посадить их у каждой лестницы, но никогда никого не поймаете. Есть такие существа, на которых нельзя надеть наручники.

Быстро одевшись, я отправилась к кладовке, которая находилась как раз над моей спальней. Третий этаж по плану напоминал второй. Однако восточное крыло было не отделано. Там предполагалось устроить нечто вроде комнаты для танцев. Двери комнат горничных, кладовки и других подсобных помещений, включая большую комнату для проветривания одежды, как и на втором этаже, выходили в коридор. А в стене кладовой, как и говорила Лидди, оказалась большая дырка.

Дыра была не только в штукатурке, дранка тоже оказалась сорванной. Я засунула в дыру руку. В трех футах от меня была кирпичная стена. Архитектор неизвестно почему оставил расстояние между кирпичной стеной и перегородкой, отделявшей кладовую. Я сразу подумала, что если бы возник пожар, такое отверстие должно было лишь способствовать доступу воздуха и увеличить силу огня.

— Ты уверена, что этой дыры вчера не было? — спросила я Лидди, лицо которой выражало одновременно удовлетворение и беспокойство. Она показала на чемодан новой кухарки. Он был покрыт слоем пыли от штукатурки, как, впрочем, и пол вокруг него; но нигде не было видно крупных кусков и дранки. Когда я сказала об этом Лидди, она просто подняла брови. Будучи твердо уверенной, что это было сделано привидением, она не беспокоилась о таких пустяках, как куски штукатурки и дранки. Нет сомнения, считала она, что они лежат где-то на могильной плите на казановском кладбище.

Сразу же после завтрака я показала дыру в стене мистеру Джеймисону. Выражение его лица мне не понравилось, ибо детектив придал этому серьезное значение, в отличие от меня. В первую очередь он решил проверить, не спрятано ли в отверстии что-нибудь. Он взял свечу и, немного расширив дыру, смог заглянуть внутрь. Но ничего не нашел. В кладовой, хотя она и отапливалась паровым отоплением, как и все остальные помещения, почему-то был построен камин с облицовкой и всем прочим. Отверстие было сделано между наружной стеной и дымовой трубой. При внимательном рассмотрении ничего подозрительного обнаружить не удалось. По глубине отверстие доходило только до пола. Дырка в стене была сделана примерно в четырех футах от пола, и вся штукатурка оказалась внутри. Привидение работало очень аккуратно.

Я несколько разочаровалась, ожидая найти там тайник. Кажется, мистер Джеймисон тоже был разочарован. Он надеялся отыскать хоть какую-нибудь зацепку, которая помогла бы ему раскрыть преступление. Лидди сказала нам, что вечером слуги чувствовали себя прекрасно, никакого шума никто не слышал. Самое неприятное было то, что этот ночной посетитель мог теперь проникать в дом не только через восточное крыло. Поэтому мы решили усилить бдительность, проверить все окна и двери.

Хэлси же отнесся ко всему этому довольно легкомысленно. Он считал, что эта дырка могла существовать уже месяцы, и мы могли ее не заметить, а пылью чемодан мог покрыться накануне. На этом мы и прекратили наше расследование, но воскресенье провели беспокойно. Гертруда пошла в церковь. Хэлси отправился на довольно дальнюю прогулку. Луиза уже могла сидеть и попросила Хэлси и Лидди к вечеру помочь ей спуститься вниз. Восточная веранда была довольно затененной, увитой виноградным плющом. Кругом росли пальмы. На веранде стояла летняя мебель. Мы вынесли туда подушки, усадили Луизу в шезлонг, Веранда выглядела довольно весело, Луиза сидела тихо, сложив руки на коленях.

Мы молчали. Хэлси на перилах покуривал трубку, не сводя глаз с Луизы, а она смотрела через долину на холмы. Мрачная тень вдруг окутала лицо девушки, и мальчишеское лицо Хэлси тоже погрустнело. Он стал очень похож на своего отца.

Мы засиделись до вечера, и Хэлси становился все печальнее. Около шести он поднялся, пошел в дом, а потом вернулся, чтобы позвать меня к телефону. Из города звонила моя приятельница Анна Уоткомб. Она проболтала минут двадцать, рассказывая мне, как ее дети болели корью и как ее портниха, мадам Суини, испортила ей платье.

Когда я закончила разговор, то увидела, что за моей спиной стоит Лидди со сжатым ртом.

— Лидди, развеселись. У тебя такое кислое лицо, что от него даже молоко может превратиться, в простоквашу.

Но Лидди теперь редко отвечала на мои шутки. Она еще плотнее сжала губы.

— Он позвонил миссис Уоткомб и попросил ее как можно дольше отвлекать вас по телефону, чтобы самому иметь возможность поговорить с мисс Луизой наедине. Неблагодарность детей хуже, чем укус змей.

— Ты говоришь глупости. Я и так могла бы их оставить, чтобы они поговорили. Прошло слишком много времени с тех пор, как мы влюблялись с тобой, Лидди. Мы все забыли.

Лидди хмыкнула.

— Нет такого мужчины, который мог бы обвести меня вокруг пальца, — сказала она уверенно. — Никому не сделать из меня дурочку.

— Кому-то это все же удалось, — ответила я.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

— Мистер Джеймисон, — сказала я, когда после обеда вечером мы остались с ним одни, — вчера на предварительном слушании не было сказано ничего нового, повторялось все, что мы уже знали. Только доктор Стюарт по собственной инициативе поведал кое-что об этой незнакомке под вуалью.

— Предварительное слушанье — простая формальность, мисс Иннес, — пояснил мне детектив. — Его, цель, если преступление не было совершено у всех на виду, получить свидетельские показания от людей, как-то связанных с этим, пока они ничего не забыли. Полиция включается в дело позже. Мы с вами знаем, о каких важных событиях не было сказано ничего. Например, у погибшего не было ключа, однако мисс Гертруда показала, что он возился с замком, а потом сам открыл дверь. А к истории, рассказанной доктором Стюартом, мы должны отнестись очень осторожно. К доктору пришла пациентка, одетая в черное, с лицом, закрытым вуалью. Настоящая таинственная леди! А потом доктор встречает Арнольда Армстронга, отрицательного типа, которого уже нет в живых, и видит, что Арнольд ссорится с этой таинственной леди в черном. Значит, они как-то связаны между собой…

— А почему мистер Бейли не присутствовал на слушанье? Детектив странно посмотрел на меня.

— Его доктор сказал, что он болен и не может встать с постели.

— Болен? Почему же ни Луиза, ни Хэлси не сказали мне об этом?

— В этом деле, мисс Иннес, есть еще много загадочного. Бейли говорит, что он ничего не знал о банкротстве банка и прочитал об этом лишь в понедельник вечером в газетах. А когда узнал, то вернулся и сдался властям. Я этому не верю. Джонс, сторож в банке, рассказывает совершенно другое. Он говорит, что еще в четверг вечером, в восемь тридцать, Бейли вернулся в банк. Джонс впустил его. Он говорит, что Бейли был в ужасном состоянии. Кассир работал до полуночи, затем запер дверь в подвал и ушел. Это было настолько необычно, что сторож думал об этом всю ночь. Что делал Бейли, когда вернулся в свою квартиру? Взял чемодан и решился уехать. Но он слишком долго копался, чего-то ждал. Думаю, хотел проститься с мисс Гертрудой, прежде чем покинуть страну. Поэтому-то и оказался в Гринвуд-клубе. Потом, когда ночью он застрелил молодого Армстронга, ему пришлось выбирать между двумя одинаково неприятными вещами. И он решил сдаться, что сразу привлекло бы на его сторону общественное мнение. Все решили, что он невиновен. Но тот факт, что он собирался бежать, говорил не в его пользу. И он решил: лучше остаться, дабы его не подозревали в убийстве Армстронга. Это очень хитрый ход.

Вечер тянулся и тянулся. Когда я уже собиралась ложиться в постель, ко мне явилась миссис Уотсон и спросила, нет ли у меня мази, показав распухшую руку, от которой к локтю поднимались красные полосы. Она сказала, что ушибла руку той ночью, когда было совершено убийство, и что боль не дает ей спать. Я сочла это очень серьезным и предложила обратиться к доктору Стюарту.

На следующее утро миссис Уотсон уехала в город одиннадцатичасовым поездом, и доктор поместил ее в больницу. У нее оказалось заражение крови. Я хотела навестить ее, но другие события задержали меня. Все же в этот день я позвонила в больницу и попросила, чтобы ее положили в отдельную палату и сделали все возможное, чтобы облегчить ее состояние.

В понедельник вечером в город приехала миссис Армстронг и привезла тело своего мужа. Панихида должна была состояться назавтра. Их дом, находящийся на Креснат-стрйт, был открыт, и во вторник утром Луиза уехала домой. Перед отъездом она попросила меня зайти. По ее опухшим глазам я увидела, что она плакала.

— Не знаю, как вас благодарить, мисс Иннес. Вы поверили мне, не задавали никаких вопросов. Когда-нибудь я расскажу вам все, и вы будете презирать меня. И Хэлси тоже.

Я возражала ей, что, напротив, мы были рады хоть как-то облегчить ее состояние. Но она словно не слушала, что-то ее мучило. Сдержанно попрощавшись с Хэлси, Луиза шепнула мне:

— Мисс Иннес, если они… если кто-то попытается заставить вас освободить этот дом, сделайте это, если сможете. Я боюсь за вас.

Вот и все. Гертруда вызвалась сопровождать Луизу в город. Вернувшись, она сообщила нам, что встреча Луизы с матерью была очень холодной, что в доме был доктор Уолкер, он занимается похоронами.

После отъезда Луизы Хэлси исчез и вернулся в девять часов вечера, грязный и усталый. Что касается Томаса, он ходил грустный и подавленный. Во время обеда детектив внимательно наблюдал за ним. Даже сейчас я не могу точно сказать, что было известно Томасу, кого он подозревал.

В десять часов домочадцы отправились спать. Лидди, которая теперь заняла место миссис Уотсон, осмотрела посудные полотенца и все углы на полках в холодной комнате, где хранились продукты, и пошла себе в спальню. Садовник Алекс тяжело протопал по винтовой лестнице к себе в комнату, а мистер Джеймисон осматривал замки на окнах. Хэлси плюхнулся в кресло в гостиной и расстроено смотрел перед собой, раздумывая о чем-то. Затем он спросил сестру:

— Как выглядит этот доктор Уолкер, Гертруда?

— Высокий, черноволосый, хорошо выбрит. Неплохо выглядит, — ответила ему Гертруда, положив книжку, которую собиралась читать, вернее, делала вид, что собирается. Хэлси ударил ногой по табурету.

— Представляю, какая тоска будет здесь зимой, — заметил он ни с того ни с сего. — Девушка будет похоронена здесь заживо.

Именно в это время кто-то постучал в тяжелую парадную дверь. Хэлси неохотно поднялся с кресла и впустил Уорнера. Он задыхался от быстрого бега.

— Извините, что беспокою вас, но просто не знаю, что мне делать. Это касается Томаса.

— Что такое с Томасом? — спросила я. Мистер Джеймисон тоже вышел в коридор, мы стояли и смотрели на Уорнера.

— Он странно ведет себя. Сидит на крыльце и говорит, что видел привидение. Старик плохо выглядит. Почти не может говорить…

— Он полон предрассудков, — сказала я. — Хэлси, принеси виски, пойдем посмотрим, что с ним.

За виски, однако, никто не пошел. Из этого я сделала вывод, что у каждого в кармане есть по фляжке на чрезвычайный случай. Гертруда набросила на плечи шаль, и мы стали спускаться с холма. Я так часто теперь гуляла здесь по ночам, что прекрасно знала дорогу. Но Томаса на веранде не было, не было его и в доме. Мужчины переглянулись, и Уорнер пошел за фонарем. А вернувшись, заметил:

— Он не мог уйти далеко. Он так дрожал, что не мог стоять, когда я оставил его.

Джеймисон и Хэлси обошли домик садовника, время от времени окликая Томаса. Но он не отзывался. Дворецкого, нигде не было видно. Я заволновалась.

Гертруда, которая никогда не боялась темноты, пошла по дороге к калитке и остановилась, глядя на желтеющую ленту дороги. А я осталась на маленькой веранде.

Уорнер был удивлен. Он подошел к веранде, уставясь на нее, как будто бы она знала ответ загадки.

— Может быть, он вошел в дом, — предположил Уорнер, — но он не был в состоянии подняться по лестнице. Его нет ни в доме, ни в саду, это точно.

К тому времени все вернулись обратно, нигде не отыскав никаких следов Томаса. Его трубка, ещё теплая, лежала на перилах. А в доме на столе лежала его старая серая шляпа. Это доказывало, что он не мог далеко уйти.

Он и не ушел далеко. Я посмотрела на стол, а потом на дверцу стенного шкафа. Не знаю, почему, но я подошла к нему и повернула ручку. Дверца распахнулась под тяжестью, давившей на нее, и что-то тяжелое выпало из шкафа. Это был Томас. Томас без единой царапины. Но он был мертв.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Уорнер опустился на колени, стараясь расстегнуть воротник рубашки Томаса, но Хэлси взял его за руку.

— Оставь старика в покое. Ему уже не поможешь, он мертв.

Мы стояли, стараясь не смотреть друг другу в глаза, переговариваясь тихими голосами в присутствии покойника и не упоминая о подозрении, о котором думал каждый. Мистер Джеймисон, закончив поверхностный осмотр тела, поднялся с колен и отряхнул брюки.

— Никаких ран нет. Судя по словам Уорнера и по тому, что он спрятался в стенном шкафу, можно предположить, что он до смерти испугался. Страх и слабое сердце — вот причина его смерти.

— Но что же могло его так напугать? — удивилась Гертруда. — Он выглядел вполне нормально сегодня во время обеда. Уорнер, что он сказал, когда вы нашли его на крыльце?

Уорнер был потрясен. Его честное мальчишеское лицо смертельно побледнело.

— То, что я говорил вам, мисс Иннес. Он сидел внизу и читал газету. Я поставил на место машину. Мне хотелось спать. Вернулся в домик и собрался лечь спать. Когда я поднимался по лестнице, Томас положил газету на стол, взял трубку и вышел покурить на крыльцо. Вдруг я услышал, как он закричал.

— Что же он крикнул? — спросил мистер Джеймисон.

— Я не мог разобрать, но голос его звучал странно, удивленно. Я подождал. Думал, он еще что-нибудь скажет, но старик молчал. Я спустился вниз. Он сидел на ступеньках крыльца, глядя прямо перед собой, как если бы увидел что-то среди деревьев по ту сторону дороги. Он бормотал, что видел привидение. Лицо у него было какое-то перекошенное, и я попытался помочь ему вернуться в дом, но он не двигался с места. Тогда я подумал, что мне следует позвать вас.

— А больше он ничего не говорил? — спросила я.

— Он сказал что-то вроде того, что могилы не принимают мертвецов.

Мистер Джеймисон проверил карманы старика, а Гертруда сложила его руки на груди, на белой, всегда такой чистой рубашке. Мистер Джеймйсон взглянул на меня.

— Вы говорили мне, мисс Иннес, что убийство молодого Армстронга — в этом доме только начало, а вовсе не конец. Слово джентльмена, вы были правы!

Осматривая карманы старика, детектив добрался до внутреннего кармашка в черном сюртуке и извлек оттуда маленький плоский ключ с привязанной к нему красной ленточкой и сложенный вчетверо клочок бумаги. Детектив развернул записку. Корявым почерком Томаса там было что-то написано. Мистер Джеймйсон прочел и передал бумагу мне. Чернила были совсем свежие. На записке значился адрес: «Люсьен Уоллес, Элм-стрит, 14, Ричфилд».

Бумажка пошла по рукам, а мы с детективом внимательно смотрели на лица читающих. Все они были в замешательстве.

— Ричфилд! — воскликнула Гертруда. — Элм-стрит — главная улица города, ведь так, Хэлси?

— А Люсьен Уоллес — это ребенок, о котором говорил доктор Стюарт, — заметил Хэлси.

Уорнер инстинктивно потянулся за ключом. То, что он сказал, нас уже не удивило.

— Ключ от английского замка. Вероятно, от двери в восточном крыле большого дома.

Не было никаких причин удивляться, почему у Томаса, старого слуги, был ключ именно от этой двери, хотя вход для прислуги был в западном крыле. Но я не знала раньше о наличии у Томаса этого ключа, и теперь это давало возможность для новых предположений. Однако именно в тот момент навалилось много других дел, и, оставив Уорнера с телом, мы все, удрученные пошли обратно в большой дом. Я и мистер Джеймисон шли вперед, а Гертруда с Хэлси — за нами.

— Думаю, мне следует поставить об этом в известность Армстронгов, — сказала я. — Они, вероятно, знают, где живут родственники Томаса. Все расходы по похоронам я беру на себя, но родственников нужно найти. Как вы думаете, мистер Джеймисон, что его так напугало?

— Трудно сказать. Но думаю, что он спрятался от кого-то в стенном шкафу, и его сердце разорвалось именно от страха. Мне очень жаль, что так получилось. Я всегда полагал, что Томас что-то знает или кого-то подозревает, но не хотел говорить нам об этом. Знаете, сколько денег было в его рваном кошельке? Около сотни долларов! Почти двухмесячная зарплата. А у негров редко бывают деньги, они их тут же тратят. Ну что ж, ему платили за молчание. И то, что он знал, к сожалению, ушло вместе с ним и будет похоронено.

Хэлси предложил осмотреть окрестности, но мистер Джеймисон запретил это делать.

— Вы ничего не найдете. Человек, который был настолько умен, чтобы пробраться в большой дом и проделать дыру в стене, когда я сидел внизу, не будет ходить по кустам с фонарем в руке.

Я считала, что со смертью Томаса события в Солнечном достигли своего апогея. Следующая ночь была довольно спокойной. Хэлси сторожил у подножия винтовой лестницы, все двери были крепко заперты на все засовы.

Один раз в эту ночь я все же проснулась. Мне показалось, что кто-то опять постукивает. Но все было тихо, бессонные ночи доконали меня, и я достигла к тому времени такого состояния, что незначительные события меня уже не беспокоили.

Мы сообщили Армстронгам о смерти Томаса, и в связи с этим у меня состоялась моя первая беседа с доктором Уолкером. Он приехал к нам на следующее утро очень рано. Мы только что позавтракали. Я нашла его прохаживающимся в гостиной и, несмотря на свою предубежденность, должна была признать: Уолкер был видный, довольно импозантный мужчина. Как уже отмечала Гертруда, он был хорошо выбрит, держался прямо, черты лица крупные, челюсть квадратная. Выглядел он даже слишком элегантно для домашнего врача:

— Должен дважды извиниться перед вами за свой ранний визит, мисс Иннес, — сказал он, садясь в кресло. Кресло оказалось низким. Он не ожидал этого, поэтому неудачно плюхнулся в него, что несколько принизило в его глазах собственное достоинство. Пришлось ему собраться с мыслями, прежде чем продолжить свою речь. — Свой профессиональный долг, который превыше всего, я не мог не выполнять, потому что был занят… и… — Тут он перешел на нормальный язык: — Что-то нужно делать с телом…

— Да, — заметила я. — Мне просто хотелось узнать адреса родных дворецкого. Вы могли бы просто позвонить мне, раз уж так заняты.

— Но я хотел встретиться с вами еще и по другому поводу, — ответил он. — Что же касается Томаса, то миссис Армстронг просила, чтобы вы разрешили ей участвовать в расходах по похоронам. Я уже сообщил о его смерти его брату. Он живет в деревне. Полагаю, у него был разрыв сердца. Ведь у Томаса больное сердце.

— Разрыв сердца от испуга, — уточнила я.

— Насколько мне известно, у вас в доме поселилось привидение? И вы нагнали сюда детективов, чтобы освободиться от него? — съехидничал Уолкер.

Не знаю, почему, но мне показалось, что, прикрываясь шутливой иронией, он старается что-то выведать у меня.

— Вас неправильно информировали, — ответила я.

— Как, в доме нет ни привидений, ни детективов? — спросил он, улыбаясь. — Какое разочарование для деревенских жителей.

Мне не понравилось его игривое настроение. Нам здесь было не до шуток.

— Доктор Уолкер! — сказала я резко. — Не вижу ничего смешного в создавшемся положении. С тех пор, как я сюда переехала, одного человека застрелили, другой умер от шока. Дом постоянно кто-то посещает. Слышны посторонние шумы. Если все это смешно, значит, я напрочь лишена чувства юмора.

— Вы меня не поняли, — ответил Уолкер все еще доброжелательно. — Мне кажется смешным, что вы, при сложившихся обстоятельствах, не хотите покинуть этот дом. Я полагал, что вы тут же уедете.

— Неправильно полагали. Наоборот. Все это только укрепляет мою решимость остаться в доме до тех пор, пока тайна не будет разгадана.

— Я должен вам кое-что передать, мисс Иннес, — сказал он, поднявшись с кресла. — Миссис Армстронг просила меня поблагодарить вас за ваше доброе отношение к Луизе, которая из-за своего каприза попала в довольно затруднительное положение. Кроме того, и это дело деликатное, она попросила меня воззвать к вашей доброте, учитывая положение, в котором она сейчас оказалась, и попросить вас пересмотреть свое решение относительно Солнечного. Это ее дом. Она очень любит его. И ей хотелось бы тотчас же вернуться сюда и пожить в тишине и покое.

— Должно быть, у нее изменилось отношение к Солнечному, — ответила я ему довольно резко. — Луиза говорила, что ее мать ненавидела эту усадьбу. Кроме того, это не тот дом, где она может обрести покой при сложившихся обстоятельствах. Во всяком случае, доктор, я решила остаться здесь. На некоторое время, по крайней мере.

— На какое время?

— Я сняла этот дом на шесть месяцев. И останусь здесь, пока не будут выяснены некоторые вещи. Теперь в этом замешана моя семья. И я сделаю все от меня зависящее, чтобы разъяснить тайну убийства Арнольда Армстронга.

Доктор стоял и смотрел в пол, постукивая перчаткой по ладони своей ухоженной руки.

— Вы сказали, что дом посещали незваные гости? — спросил он. — Вы уверены в этом?

— Уверена.

— И куда именно они проникали?

— В восточное крыло дома.

— Не можете ли вы сообщить, когда именно это происходило и зачем, по вашему мнению, они делали это? Вас пытались обокрасть?

— Нет, — ответила я твердо. — В первый раз это произошло в пятницу ночью неделю назад, а потом на следующую ночь, когда был убит Арнольд Армстронг. И еще раз это случилось в прошлую пятницу ночью. Доктор посерьезнел. Он что-то соображал и наконец решился.

— Мисс Иннес, я нахожусь в довольно затруднительном положении, но все же скажу вам, что думаю по этому поводу. Я, конечно, понимаю вашу позицию. Но не считаете ли вы, что поступаете неразумно? Как только вы появились в этом доме, против вас были предприняты враждебные выпады, против вас лично и против вашей семьи. Я не хочу накликать на вас беду, но я… просто предупреждаю вас. Покиньте этот дом, пока не случилось ничего страшного, ничего такого, о чем бы вы сожалели потом всю жизнь.

— Что ж, я готова рискнуть, взять на себя такую ответственность, — холодно ответила я.

Полагаю, он решил уступить и попросил показать, где был застрелен Арнольд Армстронг. Я показала. Он внимательно все осмотрел, а когда попрощался со мной, я была уверена: доктор Уолкер сделает все, чтобы выкурить меня из Солнечного.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Мы нашли тело бедного Томаса в понедельник вечером. Ночь прошла спокойно. В доме было тихо. Мы не рассказали прислуге о странных обстоятельствах его смерти; Рози взяла на себя обязанность заботиться о столовой и буфетной, пока мы не найдем другого дворецкого.

Дела с Торговым банком развивались медленно. Люди, которые держали в нем небольшие вклады, сильно пострадали. Среди них был священник маленькой церкви в Казанове. Он получил от своего дяди по наследству несколько акций Торгового банка, чему был очень рад. А теперь сильно горевал. Он потерял все, что имел. И его чувства к Полу Армстронгу, несмотря на то, что тот умер, были полны горечи. Его попросили отслужить панихиду после того, как тело Армстронга будет захоронено на деревенском кладбище, но он сказался больным. Вместо него это сделал другой пастор.

Через несколько дней он навестил меня — человек с простым добрым лицом в истрепанной рясе и застиранном галстуке. Думаю, он не знал, кем я прихожусь семье Армстронгов и как восприняла смерть Пола — с радостью или с горем. Но сомневался он недолго.

Мне понравился этот маленький человек. Он знал Томаса и сказал, что отслужит по нему панихиду. Он многое рассказал мне о себе, и перед его уходом я удивила его (и себя!), пообещав подарить церкви новый ковер. Он был очень тронут, и я поняла, что он заботится о своей маленькой церкви не меньше, чем о себе.

— Я очень благодарен вам, мисс Иннес. Ваш ковер будет находиться в таком месте, где его не съест моль, и не украдут жулики.

— Вы правы. Это, конечно, более надежное место, чем Солнечное, — согласилась с ним я. Мысль о ковре вызвала у него улыбку. Он стоял в дверях, глядя то на роскошные комнаты дома, то на прекрасный сад вокруг него.

— Богатые люди должны быть добрыми, — произнес он задумчиво. — Они окружены красотой, а красота облагораживает человека. И все же, хотя о мертвых не говорят плохого, мистер Армстронг не понимал этого. Он смотрел на эти поля и деревья не как на созданные Богом, а лишь как на свою собственность. Он очень любил деньги, мисс Иннес. И служил своему золотому тельцу. Не хотел ни власти, ни продвижения по службе. Хотел только денег. — Потом пастор перестал говорить так, будто читал проповедь и сказал очень просто. — Несмотря на всю эту роскошь, мисс Иннес, люди в деревне говорят, что он дрожал за каждый доллар. В противоположность тем, кто приезжает сюда на лето, он никогда не помогал бедным или церкви. Он тратил деньги только на себя.

— А в саване карманов нет, — заметила я цинично.

— Да, — кивнул он, — с пустыми руками приходим в сей мир, с пустыми его покидаем.

Я отправила его домой на машине с огромным букетом роз из оранжереи для его жены. Он остался очень доволен. Что же касается меня, то я получила удовлетворение, подарив церкви ковер. Вспомнила, что у меня не было той радости и меня не так искренне благодарили, когда я подарила городской церкви серебряный прибор для причастия.

В эти дни мне было над чем подумать. Я составила список вопросов и возможных ответов на них. Однако я двигалась по замкнутому кругу и всегда возвращалась туда, откуда начинала свои поиски. Вот примерно содержание этого списка:

Ревизоры все еще работали с бухгалтерскими книгами Торгового банка. Возможно, для выяснения положения дел придется затратить несколько недель. Группа квалифицированных бухгалтеров, которым было поручено просмотреть книги два месяца назад, заверила, что все облигации, все ценные бумаги в то время были на месте. Вскоре после этого президент банка, вдруг почувствовав себя плохо, уехал в Калифорнию. Мистер Бейли все еще был болен, лежал у себя дома в постели. Поведение Гертруды в связи с этим меня удивляло. Ей, казалось, было все безразлично. Она отказалась обсуждать вопросы, связанные с банком, и, насколько мне известно, не писала жениху, не звонила по телефону и не навещала его. И я пришла к выводу, что Гертруда, как и все остальные, тоже поняла, что Бейли виновен. Но хотя я и сама так считала, меня возмущало ее равнодушие. В мое время девушки не соглашались так быстро с приговором общественного мнения и боролись за своих любимых.

Однако затем произошло нечто такое, что заставило меня изменить свое мнение о поведении племянницы, ибо под нарочитым спокойствием Гертруда скрывала бурю эмоций.

Во вторник утром детектив тщательно обыскал участок, но ничего не нашел. Во второй половине дня он куда-то исчез и вернулся только поздно вечером. Он сказал, что на следующий день должен вернуться в город, и договорился с Хэлси и Алексом об охране дома. В среду утром ко мне пришла Лидди. Она держала в руках свой черный шелковый фартук, как флаг, а глаза ее сверкали ненавистью. В этот день в деревне хоронили Томаса, и мы с Алексом были в оранжерее, готовя для гроба цветы. Лидди очень любила быть несчастной. И сейчас уголки ее губ были опущены, а глаза светились триумфом.

— Я всегда говорила, что в этом доме у нас под носом происходят события, которых мы даже не замечаем, — заявила она, протягивая мне фартук.

— Я вижу не носом, а глазами. В чем дело?

Лидди отодвинула в сторону полдюжины горшков с геранью и на освободившееся место высыпала то, что было в фартуке — пригоршню маленьких клочков бумаги. Алекс немного отступил, и я увидела, что глаза его засверкали от любопытства.

— Подожди, Лидди, — сказала я. — Ты опять рылась в корзинке для мусора, которая стоит в библиотеке?

Лидди очень ловко складывала клочки, как будто бы она до этого долго практиковалась, и не обращала на меня никакого внимания.

— Тебе приходило когда-нибудь в голову, — продолжала я, — что если люди рвут свои письма, они делают это именно для того, чтобы их не читали посторонние?

— Если бы им не было стыдно за свои письма, мисс Рэчел, они бы этого не делали, — провозгласила Лидди голосом оракула. — Кроме того, сейчас у нас такое положение, что я просто считаю своим долгом читать эти письма. Если мы не будем их читать и принимать необходимые меры, я передам это мистеру Джеймисону, и тогда он не поедет сегодня в город.

Ее последнее замечание заставило меня решиться. Если в этих бумажках был ответ хоть на один из мучавших меня вопросов, обычные условности не имели значения. Лидди разложила бумажки, как дети раскладывают кусочки картона, собирая из них картинки. Делала она это с большим удовольствием. Закончив работу, она отошла в сторону, чтобы я могла прочесть текст.

— «В среду ночью у моста», — прочла я вслух. Увидев, что Алекс смотрит на меня во все глаза, я повернулась к Лидди.

— Ну и что из этого? Это нас не касается.

Лидди очень расстроилась и собиралась ответить мне, но я собрала обрывки бумаги и вышла из оранжереи.

— Ну так вот, — сказала я, когда мы вышли на улицу, — не можешь ли ты мне объяснить, почему ты решила сделать все это при Алексе? Он не дурак и все понял. И думаю, что ты показала письмо всем на кухне. Теперь я не смогу потихоньку пробраться ночью к мосту и посмотреть, что там будет происходить. Все наши домочадцы соберутся у моста.

— Об этом никто ничего не знает, — скромно заметила Лидди. — Я нашла это в корзинке для мусора в комнате мисс Гертруды. Посмотрите, что на обратной стороне. — Я перевернула несколько бумажек и увидела, что это пустой бланк Торгового банка. Значит, Гертруда собиралась встретиться у моста с Джоном Бейли. А я-то думала, что он болен! Невиновный не станет вести себя так подло, не станет избегать дневного света, тем более родственников своей невесты. И я решила удостовериться в этом и отправиться ночью к мосту.

После ленча мистер Джеймисон предложил мне поехать с ним в Ричфилд, и я согласилась.

— Я склонен верить тому, что сказал доктор Стюарт, после того, как нашел адрес в кармане Томаса. Это подтверждает то, что женщина с ребенком и женщина, которая ссорилась с Армстронгом, одно и то же лицо, Возможно, Томас участвовал в каком-то деле, которое не делает чести Арнольду, и, будучи верным слугой, решил не рассказывать об этом. К тому же и ваш рассказ о женщине, которая смотрела в окно карточной комнаты, теперь обретает смысл. Это пока единственная возможность в настоящее время как-то приблизиться к раскрытию тайны.

Уорнер отвез нас в Ричфилд на машине. На поезде нужно было проехать миль двадцать пять, на машине же, выбирая краткий путь, мы добрались туда довольно быстро. Это был хорошенький маленький городок, расположенный у подножия холмов на берегу реки. На холме стоял большой дом Мортонов, где Хэлси с Гертрудой гостили до убийства Армстронга.

Элм-стрит была почти единственной улицей города, и мы легко нашли дом номер четырнадцать: маленький, беленький коттедж, несколько обшарпанный, но не ставший от этого менее живописным, с одним окном, небольшим крыльцом и узенькой лужайкой перед ним. На дорожке стояла детская коляска, а у качелей, чуть в стороне, слышались голоса споривших детей; Трое малышей ссорились из-за какой-то игрушки, а бесцветная молодая женщина с добрым лицом пыталась их помирить. Увидев нас, она сняла фартук и пошла к крыльцу.

— Добрый день, — обратилась я к ней. Джеймисон приподнял шляпу, но ничего не сказал. — Мы приехали, чтобы узнать о ребенке по имени Люсьен Уоллес.

— Очень рада, что вы приехали, — улыбнулась она. — Хотя здесь много детей, мальчик чувствует себя одиноким. Мы ждали, что сегодня приедет его мать. Мистер Джеймисон подошел к ней поближе.

— Вы миссис Тейт? — спросил он. Не знаю, откуда он узнал ее имя.

— Да, сэр.

— Миссис Тейт, мы хотели бы кое-что разузнать. Может быть, мы пройдем в дом?

— Проходите, — пригласила она нас очень гостеприимно. Как только мы вошли в маленькую убогую гостиную Миссис Тейт села на стул, положив руки на колени. Было видно, что она не совсем в своей тарелке.

— Сколько времени Люсьен находится у вас? — спросил мистер Джеймисон.

— Примерно неделю. С прошлой пятницы. Его мать заплатила за неделю вперед, она мне немного должна.

— Он был болен, когда приехал сюда?

— Нет, сэр. Мать сказала, что у него был брюшной тиф, но что он уже поправляется.

— Вы не дадите мне адрес его матери?

— В том-то и дело, что я его не знаю. Она назвалась миссис Уоллес и сказала, что пока адреса у нее нет. Хотела снять комнату в городе, в частном пансионе. Сказала, что работает в магазине и не может пока смотреть за ребенком, а малышу нужен свежий воздух и парное молоко, У меня самой трое детей. Одним больше, одним меньше — какая разница. Но мне хотелось бы получить деньги за следующую неделю.

— А она не сказала, в каком магазине работает?

— Нет, сэр. Но все вещи мальчика куплены в магазине «Кинг». У него очень хорошие вещи.

На улице дети кричали все громче и громче, кто-то завизжал, послышался шум шагов на крыльце, и в комнату влетели два мальчика. Они играли в лошадок, запряженных бельевой веревкой. За кучера был мальчик лет семи в бежевом костюмчике с золотыми пуговицами. Я сразу обратила на него внимание. Красивый ребенок. Только худенький и бледный.

— Но, но, Флендерс! — повелительно покрикивал он.

Мистер Джеймисон показал ему карандаш в сине-желтых полосках. Мальчик подошел к нему.

— Ну вот, — сказал он, пока мальчик пробовал, как пишет карандаш на белом манжете детектива, — могу поспорить, что ты не знаешь, как тебя зовут.

— Знаю, — ответил мальчик. — Я Люсьен Уоллес.

— Прекрасно. А как зовут твою маму?

— Ее зовут мама, конечно. А вашу маму как зовут? — и он показал на меня пальцем. Я тут же решила, что мне следует перестать носить черное, это старит женщину.

— А где же ты жил раньше, Люсьен? — Детектив был достаточно вежливым, он даже не улыбнулся на замечание мальчика.

— У бабушки, — ответил он по-немецки. Брови мистера Джеймисона поползли вверх.

— Вот как, ты знаешь немецкий? Но о себе почти ничего не знаешь, ай-ай…

— Я всю неделю пыталась у него что-нибудь узнать, — вмешалась миссис Тейт. — Мальчик знает несколько слов по-немецки, но не знает, где жил и кто он такой.

Мистер Джеймисон что-то написал на своей визитной карточке и вручил ее миссис Тейт.

— Я бы попросил вас, миссис Тейт, кое-что сделать для меня. Вот вам деньги. Как только появится мать мальчика, позвоните по этому телефону и попросите человека, чье имя здесь написано. Вы можете сказать, что вам нужно в аптеку напротив. Сделайте это незаметно. Скажите только: «Леди пришла».

— Леди пришла, — повторила миссис Тейт, — Очень хорошо. Надеюсь, она скоро появится. Только за молоко я теперь плачу в два раза больше.

— А сколько вы берете за то, что ребенок живет у вас? — спросила я.

— Три доллара в неделю, включая стирку.

— Миссис Тейт, я заплачу вам за прошлую неделю и за неделю вперед. Если приедет его мать, не говорите ей о том, что мы здесь были. За ваше молчание сможете потратить эти деньги на ваших детей.

Ее усталое выцветшее лицо осветилось улыбкой. Она посмотрела на стоптанные башмаки детей. Обувь для детей была почти такой же дорогой, как их кормежка.

По дороге домой мистер Джеймисон сделал всего только одно заявление. Думаю, он был очень разочарован.

— «Кинг», — спросил он меня, — это детский магазин?

— Нет. Это обычный универмаг.

Больше он не сказал ни слова, но когда мы прибыли домой, тут же пошел к телефону и позвонил в магазин «Кинг».

Через, некоторое время ему удалось связаться с управляющим. Повесив трубку после довольно продолжительного разговора, мистер Джеймисон сказал:

— Дело становится все более запутанным. В «Кинге» работают четыре женщины по фамилии Уоллес. Все они незамужние и всем до двадцати лет. Думаю, мне следует сегодня вечером отправиться в город. Хочу побывать в детской больнице. Но перед этим должен сказать вам, мисс Иннес: мне бы хотелось, чтобы вы были со мной более откровенны. Покажите мне, пожалуйста, тот револьвер, который вы нашли в клумбе. Значит, он все знал!

— Да, я нашла револьвер. Но не могу показать его вам. У меня его нет.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

За обедом мистер Джеймисон сказал, что, поскольку ему необходимо отлучиться, он может прислать вместо себя замену на несколько дней, но Хэлси был уверен, что больше ничего не случится и они с Алексом вполне справятся одни. С наступлением вечера детектив уехал в город, а Хэлси, который играл в гольф, чтобы ни о чем не думать, как это обычно делают мужчины, когда возникают неприятности, к девяти часам крепко спал на кожаном диване в гостиной.

Я сидела и вязала, сделав вид, что не заметила, когда Гертруда встала и вышла из дома. Немного подождав, я поднялась и тихонько вышла следом. Подслушивать я не собиралась, но мне нужно было убедиться своими глазами, что встречается она у моста именно с Джоном Бейли. Произошло слишком много такого, в чем Гертруда была замешана или казалась замешанной, поэтому нельзя было пускать это дело на самотек.

Я тихонько прошла через поляну, обогнула кустарник у сторожки и оказалась на дороге. В ста футах от меня находилась тропинка, которая вела к Гринвуд-клубу, там-то и находился мост через ручей под названием Казанова. Но когда я уже собиралась свернуть на эту тропинку, послышались торопливые шаги. Я нырнула в кусты. Боже, Гертруда почему-то возвращалась домой?

Я очень удивилась и не могла понять, что произошло, пока не увидела на мосту высокую фигуру. Но то был не Джон Бейли, а наш садовник Алекс. Облокотившись о перила моста, он стоял с трубкой в зубах. Я ужасно разозлилась и готова была удушить Лидди за то, что она прочла содержание изорванной записки при нем. С удовольствием удушила бы и Алекса за его нахальство.

Однако делать было нечего. Я повернулась и пошла вслед за Гертрудой в дом.

Частые посещения дома непрошеными гостями делали невозможным отдых в вечернее время. Мы удвоили внимание к замкам и задвижкам, но, как предложил мистер Джеймисон, оставили дверь, ведущую в восточное крыло дома, запертой только на английский замок. Мы полагали, что единственный способ раскрыть тайну — оставить один вход в дом и следить за ним, постоянно охраняя в темноте винтовую лестницу.

В отсутствие детектива Алекс и Хэлси решили подменять друг друга. Хэлси сторожил с десяти вечера до двух ночи, а Алекс — с двух до шести утра. Оба они были вооружены — в качестве дополнительной меры предосторожности, когда один дежурил, другой спал в комнате на втором этаже рядом с винтовой лестницей, не закрывая двери, чтобы быть готовым к любой неожиданности.

Все это делалось втайне от прислуги, которая немного успокоилась, скрываясь на ночь в своих комнатах с запертыми дверями и горящими до утра керосиновыми лампами.

В среду ночью в доме было опять спокойно. Прошла почти неделя с тех пор, как Луиза встретилась с кем-то на винтовой лестнице, и четыре дня после того, как мы обнаружили дыру в стене. Арнольд Армстронг и его отец покоились рядом на деревенском кладбище Казановы, а на холме спокойным сном спал, бедный Томас.

Луиза с матерью были в городе, и кроме вежливой записки с благодарностью мы от нее ничего не получали. Доктор Уолкер вновь занялся практикой, и время от времени мы видели, как он проносился мимо нас в своей машине всегда на огромной скорости. Убийца Арнольда Армстронга найден не был, и я твердо стояла на своем, не собираясь уезжать из Солнечного, пока это дело хотя бы частично не разъяснится.

И несмотря на все это спокойствие, именно в ночь со среды на четверг кем-то была предпринята самая смелая попытка проникнуть в дом. В четверг во второй половине дня прачка просила передать мне, что хочет со мной встретиться. Я приняла ее в маленькой гостиной рядом с моим будуаром.

Мэри Энн чувствовала себя не очень удобно. Она опустила рукава платья и постоянно разглаживала складки белого фартука красными от воды пальцами.

— Ну, Мэри, в чем дело? — подбодрила я ее. — Неужели кончилось мыло?

— Нет, мэм. — У нее была привычка смотреть сначала в один мой глаз, а потом в другой. Поэтому ее глаза все время бегали, и кончалось тем, что мои тоже начинали бегать. — Нет, мэм. Я хотела спросить: не вы ли поставили лестницу в лифтовую шахту?

— Что?! — завопила я и тут же пожалела, увидев, что ее подозрения оправдались. Она вся побелела, и глаза ее забегали еще быстрее.

— Там стоит лестница, мисс Иннес, и я не могу сдвинуть ее с места. Я не стала никого просить помочь мне, не поговорив сначала с вами.

Притворяться не было смысла. Мэри Энн знала так же хорошо, как и я, что лестница там стоять ну никак не должна. Но я все же решила немного отругать ее, чтобы успокоить.

— Значит, вы не заперли вчера дверь в прачечную?

— Нет, заперла, хорошо заперла, а ключ повесила на гвоздик на кухне.

— Прекрасно! Тогда забыли закрыть окно? Мэри заколебалась.

Да, мэм, — сказала она наконец. — Я думала, что заперла все окна, но сегодня утром одно окно оказалось открыто.

Я отправилась вниз, Мэри Энн плелась за мной по пятам. Дверь люка, ведущего в подвал, была заперта. Я открыла засов и убедилась, что это не фантазии прачки: садовая лестница стояла в шахте прислоненная к стене между первым и вторым этажами. Я повернулась к Мэри.

— Вот к чему приводит невнимательность. Если бы всех нас убили во сне, виноваты были бы вы. — Она задрожала. — А теперь никому ни слова! Позовите сюда Алекса.

Алекса при виде садовой лестницы чуть не хватил удар от злости, но вместе с тем я вдруг почувствовала, что он будто чем-то удовлетворен. Возвращаясь мысленно к этим событиям, я удивляюсь, как в то время могла не замечать самых простых вещей, вернее, не придавать им значения. Теперь уже всё всем ясно. Видимо, это все было настолько непостижимо, что мое невнимание и легкомыслие можно оправдать.

Алекс нагнулся, посмотрел в шахту и стал разглядывать лестницу.

— Они не смогли ее вытащить, идиоты, — хмыкнул он. — Оставить такую улику! Единственное, что плохо, мисс Иннес: они теперь явятся нескоро.

— Я бы не стала об этом сожалеть.

В эту ночь Хэлси и Алекс долго возились в шахте. Им с трудом удалось вытащить лестницу. Они поставили новый засов на дверь. А я сидела и думала, кто же такой этот мой злейший враг, решивший уничтожить меня во что бы то ни стало.

Я нервничала все больше. Лидди перестала делать вид, что ничего не боится, и спала теперь в моем будуаре на диване. Рядом с ней лежало Евангелие и большой кухонный нож. Таким образом, она была готова дать отпор и человеку, и привидению. Вот как обстояли дела в четверг ночью, когда я сама приняла участие в завязавшейся борьбе.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

В этот вечер, около девяти часов, Лидди пришла в гостиную и сообщила, что одна из горничных видела, как двое неизвестных проскользнули за конюшню. Гертруда, занятая своими невеселыми мыслями, вздрогнула и сказала:

— Лидди, ты сплошной комок нервов. Ну и что из того, что Элиза видела у конюшни двух мужчин? Может быть, это были Уорнер и Алекс.

— Уорнер сидит на кухне, мисс, — ответила Лидии с достоинством, поджав губы. — Если бы вы пережили то, что пережила я, вы бы тоже стали комком нервов. Мисс Рэчел, я была бы вам очень благодарна, если бы завтра вы заплатили мне зарплату за прошлый месяц. Я уезжаю жить к сестре.

— Прекрасно, — кивнула, к ее изумлению, я. — Я выпишу чек, а Уорнер отвезет тебя к поезду, который уходит в полдень. Лидди очень удивилась.

— Ты прекрасно проведешь время у сестры, — продолжала я. — У нее, кажется, пятеро детей?

— Совершенно верно, — ответила Лидди и расплакалась. — Выгоняете меня на улицу после стольких лет. А я еще не довязала вам шаль. И никто не знает, как нужно готовить ванну для вас.

— Пришло время мне самой научиться готовить ванну. — Я очень старательно вязала. Но Гертруда встала и обняла Лидди за вздрагивающие плечи.

— Вы ведете себя, как двое маленьких детей, — стала она успокаивать нас. — Вы же не сможете, прожить и часа друг без друга. Прекратите ссориться. Лидди, иди наверх и приготовь тете постель. Она сегодня рано ляжет спать.

Когда Лидди ушла, я стала думать о двух неизвестных у конюшни. Беспокойство мое росло. Хэлси беспечно гонял в бильярдной шары. Я позвала его.

— Хэлси, ты не знаешь, в Казанове есть полицейский?

— Констебль, — ответил он лаконично. — Ветеран войны, без одной руки. А почему ты спрашиваешь?

— Потому что сегодня чувствую себя очень неспокойно. — И я рассказала ему о том, что услышала от Лидди. — Есть здесь кто-нибудь, на кого можно положиться, чтобы он посторожил дом снаружи?

— Мы можем вызвать из клуба Сэма Боханнона, — задумчиво ответил он. — Это было бы неплохо. Он очень умный негр. И если рот у него закрыт, а рубашка спрятана под курткой, то его не увидишь в темноте и на расстоянии ярда.

Хэлси посоветовался с Алексом, и через час явился Сэм. Ему дали очень простое задание: кто-то постоянно пытается проникнуть в дом, охранник должен не напугать взломщиков, а постараться поймать их. Заметив что-либо подозрительное, Сэм подойдет к двери восточного крыла, где дежурят Хэлси и Алекс, и предупредит их.

Успокоившись, я решила пораньше лечь в постель, чтобы наконец выспаться. Дверь между моей спальней и покоями Гертруды была открыта, а двери, ведущие в коридор, заперты, хотя Лидди уверяла, что для нашего взломщика запоры ничего не значат.

Как и всегда, Хэлси наблюдал за восточной дверью. Он любил комфорт и поставил себе тяжелое дубовое кресло, широкое и глубокое. Мы поднялись наверх довольно рано, хотя продолжали беседовать через открытую дверь. Лидди расчесывала мои волосы, а Гертруда — свои.

— Ты знаешь, что миссис Армстронг и Луиза сейчас живут в деревне? — неожиданно спросила меня племянница.

— Нет, — я очень удивилась. — А откуда тебе это известно?

— Сегодня я встретила старшую дочь доктора Стюарта, и она сказала мне, что после похорон они не вернулись в город. Они направились прямо в маленький желтый коттедж, что рядом с домом доктора Уолкера, и будут там жить. Сняли его вместе с мебелью на лето.

— Но это же малюсенький домик. Не могу представить себе Фанни Армстронг живущей в таких условиях.

— Тем не менее, это так. Элла Стюарт говорит, что миссис Армстронг очень постарела. Она еле ходит.

Я легла в постель и до полуночи думала об этом. Электрический свет постепенно выключили. Наступила тьма очередной ночи.

Прошло всего несколько минут. Глаза мои привыкли к темноте, и вдруг я заметила в окнах слабые розовые сполохи. Лидди, вероятно, тоже их заметила и вскочила с кровати. В этот момент мы услышали бас Сэма.

— Пожар! — кричал он. — Горит конюшня!

Я видела, как он понесся по дороге. Через минуту к нему подбежал Хэлси. Алекс проснулся и тоже побежал вниз по лестнице. Через пять минут после того, как мы узнали о пожаре, три горничные уже сидели на дороге на своих чемоданах, хотя за исключением нескольких искр огня ближе ста ярдов не было.

Гертруда в экстремальных ситуациях не теряется, поэтому она побежала к телефону. Но к приезду пожарных-добровольцев из Казановы конюшня уже превратилась в сплошной факел. Машину едва успели вывести оттуда: Как раз когда пожарные принялись за работу, взорвалась канистра с бензином. Они очень испугались. Так как конюшня стояла на холме люди, живущие рядом, увидели огонь и решили, что горит все Солнечное. Удивительно, сколько народу прибежало на пожар. Скучно им, наверное, жилось в деревне, еще бы, пожар в Солнечном был для них большим развлечением.

Конюшня находилась у западного крыла. Не помню, почему я вдруг вспомнила о винтовой лестнице и неохраняемой двери внизу. Лидди уже складывала мои вещи в простыни, готовясь выбросить их в окно, когда я нашла ее и убедила не делать этого.

— Пойдем со мной, Лидди. Возьми свечу и пару одеял.

Она шла довольно далеко позади, когда поняла, что я иду в восточное крыло дома. У лестницы она остановилась и твердо сказала:

— Я не пойду туда.

— Внизу дверь никто не охраняет, — стала объяснять я. — Кто знает, может быть, конюшню подожгли специально, чтобы отвлечь внимание от двери и забраться в дом.

Едва произнеся это, я тут же догадалась, почему возник пожар. Возможно, было уже поздно. Я прислушалась, и мне показалось, что на восточном крыльце кто-то ходит. Но у конюшни собралось так много народу, и стоял такой крик, что ничего невозможно было услышать. Лидди собралась уходить.

— Ну, что ж, — сказала я, — значит, пойду вниз одна. Беги в комнату Хэлси и принеси мне его револьвер. Но не стреляй вниз с лестницы, если услышишь шум. Запомни, что я внизу. Поторопись.

Я поставила на верхней площадке лестницы свечу и сняла тапочки. Потом стала тихонько спускаться с лестницы, стараясь не скрипеть. Нервы мои были настолько напряжены, что страх пропал. Как приговоренный к смерти, который спит и ест перед казнью, я уже больше ничего не боялась. У подножия лестницы я сильно ушибла палец на ноге о дубовое кресло Хэлси. Я стояла на одной ноге и молча ждала, пока боль немного утихнет. И потом… потом поняла, что была права. Кто-то уже поворачивал в замке ключ! Но дверь почему-то не открывалась. Тогда ключ вынули. За дверью тихо переговаривались. В моем распоряжении была всего секунда. Еще одна попытка, и дверь откроется. Свеча освещала сверху лестницу, напоминавшую колодец, и в это мгновение у меня возник план действий.

Тяжелое дубовое кресло заняло почти все пространство между стойкой винтовой лестницы и дверью. Я с трудом повернула его набок, спинка уперлась в дверь, а ножки — в лестницу. Когда я переворачивала кресло, оно грохнулось об пол, и я услышала, как завизжала Лидди. Через секунду она уже бежала с лестницы, держа перед собой револьвер.

— Слава Богу! — выдохнула она. — Я думала, это упали вы. Я показала ей на дверь, и она поняла.

— Позови сюда людей, крикни им из окна западного крыла, — зашептала я. — Беги и скажи им, чтобы не задерживались.

Она побежала по лестнице вверх, перепрыгивая через ступеньки. Вероятно, она наткнулась на свечу, и та погасла. Я оказалась в кромешной тьме.

Как иностранно, но я почему-то совершенно успокоилась. Помню, я обошла кресло и прижалась ухом к двери. Никогда не забуду то чувство, которое охватило меня, когда дверь под давлением извне стала понемногу открываться. Но тяжелое кресло, мешало ее открыть, хотя одна ножка у него с треском сломалась. И вдруг я услышала звон стекла: кто-то разбил окно в карточной комнате. Держа палец на курке, я вздрогнула, и револьвер выстрелил. Пуля пробила дверь. Кто-то выругался. И я впервые услышала голоса преступников.

— Только царапина… Мужчины с другой стороны дома… Сейчас все они будут здесь. — Затем последовал поток грязных ругательств, которые я не буду, здесь приводить. Голоса слышались со стороны разбитого окна, и хотя я дрожала от страха, все равно твердо решила, что не пущу их дальше, пока не подоспеет помощь. Я поднялась по лестнице на несколько ступенек, чтобы видеть происходящее у разбитого окна карточной комнаты. Я увидела, как человек небольшого роста перекинул ногу через подоконник и вошел в комнату. Он запутался в занавесках, освободился и направился… не ко мне, а в сторону бильярдной. Я снова выстрелила. Что-то разбилось — стекло или фарфор, осколки посыпались на пол. Потом я побежала вверх по лестнице и дальше по коридору к парадному входу. Там стояла Гертруда, чутко прислушиваясь к выстрелам. Должно быть, я выглядела ужасно: волосы закручены на бигуди, ноги босые, в руках револьвер. У меня не было времени разговаривать с ней. В холле внизу послышались шаги. Кто-то побежал вверх по лестнице.

Думаю, я просто рехнулась, поскольку перегнулась через перила и снова выстрелила. Хэлси снизу закричал мне:

— Что ты там делаешь?! Ты с ума сошла, чуть меня не убила!

И тут я потеряла сознание. Когда пришла в себя, Лидди терла мне виски хинной водой, а в доме продолжались поиски.

В общем, взломщик удрал, конюшня сгорела дотла. Толпа веселилась, видя, как догорают бревна, а добровольцы-пожарные поливали из садового шланга горящие доски. Хэлси и Алекс обыскали в доме каждый уголок на первом этаже, но никого не нашли.

То, что мне все это не пригрезилось, доказывало разбитое окно и опрокинутое кресло. Пробраться на второй этаж неизвестный практически не мог. Он не мог воспользоваться большой лестницей, из восточного крыла на второй этаж пройти было невозможно, а в западном крыле Лидди стояла у окна, рядом с которым находилась лестница для прислуги. Но в эту ночь спать мы не ложились. К поискам присоединились Сэм Боханнон и Уорнер. Было осмотрено все до последнего шкафа, даже подвал. Но безрезультатно. Во входной двери восточного крыла осталась дырка от моей пули. Сама пуля застряла в перилах крыльца. Красные пятна на крыльце свидетельствовали о том, что она достигла цели.

— Кто-то теперь будет хромать, — заметил Хэлси, установив направление пули. — Пуля могла попасть только в ногу.

С тех пор я внимательно разглядывала каждого мужчину, попадавшегося на глаза, пытаясь установить, не хромает ли он. Но в Казанове не было хромых мужчин. Хромал только стрелочник, но он, как мне сказали, был без двух ног и ходил на протезах. Итак, наш взломщик исчез, а вместо конюшни в Солнечном лежала груда дымившихся черных бревен. Уорнер клялся, что это был поджог, а так как одновременно была предпринята попытка проникнуть в дом, его утверждение не вызывало никаких сомнений.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Если бы Хэлси с самого начала рассказал мне обо всем, дело это можно было бы раскрыть гораздо легче. Если бы он был откровенен в отношении Джона Бейли и на следующий день после пожара поделился бы со мной своими подозрениями, нам не пришлось бы переживать эти ужасные дни, когда мальчик был в опасности. Но молодежь не желает считаться с опытом старших, и старшие часто страдают из-за этого.

На следующий день после пожара я чувствовала себя отвратительно, и Гертруда решила, что мне следует развлечься. Машина наша была не на ходу, а лошади отправлены из Солнечного на ферму. Поэтому Гертруда наняла в Казанове коляску, и мы поехали покататься. Когда мы выехали на главную дорогу, нам навстречу попалась незнакомая женщина. У ее ног стоял маленький чемодан, женщина внимательно разглядывала наш дом. Я вряд ли обратила бы на нее внимание, если бы не ее лицо. Оно было обезображено оспой.

— Господи, — воскликнула Гертруда, — какое ужасное лицо! Вперед, Флендерс!

— Флендерс? — спросила я. — Эту лошадь зовут Флендерс?

— Совершенно верно, — ответила Гертруда, поторапливая лошадь прикосновением кнута. — Это не извозчичья лошадь. Хозяин сказал, что купил ее у Армстронгов, когда те приобрели пару автомобилей. Молодец, Флендерс! Хорошая девочка!

Флендерс, конечно, было странным именем для лошади. Но тут вдруг я вспомнила, что дети в Ричфилде тоже называли свою маленькую игрушечную лошадку Флендерс. Я задумалась.

По моей просьбе Хэлси сообщил о пожаре агенту, через которого мы сняли этот дом. Он позвонил также мистеру Джеймисону и довольно сдержанно рассказал ему о ночных событиях. Детектив обещал вечером приехать и привезти с собой еще одного человека. Я не сочла нужным сообщить о случившемся миссис Армстронг, которая жила в деревне. Без сомнения, она уже знала о пожаре, и, в связи с моим отказом освободить дом, наша беседа с ней была бы довольно неприятной. Но когда мы проезжали мимо зелено-белого дома доктора Уолкера, я кое-что вспомнила.

— Остановись, Гертруда. Я выйду.

— Хочешь повидать Луизу?

— Нет, хочу что-то спросить у молодого доктора Уолкера.

Ее одолевало любопытство, я это поняла, но у меня не было времени объяснять ей свои намерения. Пройдя к дому по дорожке, я увидела на двери медную табличку с именем доктора и вошла. В приемной было пусто, но из кабинета слышались голоса, которые нельзя было назвать дружественными.

— Это возмутительно, — услышала я.

Доктор стал что-то объяснять спокойным тоном. Но у меня не было времени слушать эти споры доктора с пациентом, касающиеся, возможно, платы за услуги, и я громко кашлянула. Голоса смолкли. Где-то хлопнула дверь, и доктор вышел в приемную. Он удивился, увидев меня.

— Добрый день, доктор, — сказала я официальным тоном. — Не буду вас задерживать. Я хотела задать вам всего один вопрос.

— Садитесь, пожалуйста.

— Благодарю, я постою. Доктор, не обращался ли к вам кто-нибудь сегодня рано утром или днем; с пулевым ранением?

— Нет, ничего подобного не было. Подумать только, пулевое ранение! Ну и делишки творятся у вас в Солнечном!

— Разве я сказала что-то о Солнечном? Но это действительно произошло там. Если кто-нибудь придет к вам с таким ранением, не будете ли вы так любезны, позвонить мне?

— Непременно сделаю это. Насколько мне известно, у вас был пожар. Пожар и стрельба. Не слишком ли много событий для такого спокойного места?

— Да, место в самом деле спокойное. У нас, как на базаре, — заметила я и повернулась, чтобы уйти.

— И все же вы продолжаете жить там?

— Да, продолжаем, — ответила я резко и, спускаясь с лестницы, вдруг спросила, не знаю почему. — Доктор, вы когда-нибудь слышали о мальчике по имени Люсьен Уоллес?

Он был очень умным и хитрым, но лицо его вдруг преобразилось и застыло. Он опять был начеку.

— Люсьен Уоллес? — повторил он. — Нет, не знаю. Фамилия Уоллес довольно распространенная, но Люсьена я не знаю.

Но, разумеется, это имя и мальчик были ему знакомы. Люди обычно мне не лгут, но он явно лгал. Он, конечно, был предупрежден, что мне кое-что известно, и я ушла ни с чем, раздраженная и расстроенная.

У доктора Стюарта нас встретили совсем иначе и сразу пригласили в дом. Мы привязали Флендерса у дороги, и лошадь стала щипать траву. Нас угостили домашним ягодным вином. Я рассказала доктору о пожаре. Что же касается более серьезных событий, о них я умолчала. Но когда, наконец, мы распрощались и вышли на крыльцо, а доктор пошел отвязывать нашу лошадь, я задала ему тот же вопрос, что и Уолкеру.

— Пулевое ранение! — воскликнул он. — Господи! Нет, конечно. Чем вы там занимаетесь, мисс Иннес, в этом большом доме?

— Кто-то попытался во время пожара влезть в дом. В человека стреляли и легко ранили, — стала я объяснять поспешно. — Пожалуйста, никому не рассказывайте. Мы не хотим, чтобы это стало известно в округе.

Была еще одна возможность, и мы решили ее испробовать. На вокзале в Казанове я встретилась с начальником станции и спросила его, был ли поезд из Казановы сразу после часа ночи. Был только один — шестичасовой. Следующий вопрос требовал большой осторожности:

— А вы не видели, садился ли в этот поезд мужчина, который немного прихрамывал? Постарайтесь вспомнить. Мы хотим найти человека, который бродил возле Солнечного прошлой ночью перед пожаром. Он очень внимательно меня выслушал.

— Я сам был на пожаре, так как являюсь членом добровольной команды пожарников. Это первый большой пожар с тех пор, как сгорел летний домик у поля для игры в гольф. Жена даже упрекала меня за то, что я, купив пожарную форму и каску, зря истратил деньги. А прошлой ночью они пригодились. Пожарный колокол звонил так громко, что я едва успел переодеться.

— И все же: заметили ли вы прихрамывающего мужчину? — вмешалась Гертруда, когда он остановился, чтобы передохнуть.

— В поезде не видел. Никто с такими приметами в поезд не садился. Но я скажу вам, где видел хромого мужчину. Я не стал ждать, пока пожарные окончательно затушат конюшню. В четыре сорок пять утра мимо нас проходит товарный поезд, и в это время я должен быть на станции. На пожаре я не был особенно нужен. Дело шло к концу. — Гертруда посмотрела на меня и улыбнулась. — Поэтому я стал спускаться с холма. То тут, то там мелькали люди, возвращающиеся домой. А на тропинке, ведущей к клубу, впереди меня шли двое мужчин. Один был невысокого роста, он хромал. Затем он присел на камень, спиной ко мне, достал из сумки что-то белое, похожее на марлю. Вроде бы он даже забинтовал ногу. Я прошел мимо и обернулся. Он встал и захромал, по-моему, он жутко ругался.

— Они направлялись в сторону клуба? — спросила Гертруда.

— Нет, мисс. Думаю, они шли в деревню. Я не видел их лиц, но знаю в деревне каждую курицу. И все знают меня. Поскольку они не окликнули меня, тем более что я был в форме пожарника, я решил, что это чужаки.

Итак, что же мы узнали, потратив почти всю вторую половину дня? Пуля, пробившая дверь, кого-то ранила. Человек этот не уехал из деревни и не обращался к врачу. Доктор Уолкер знал, кто такой Люсьен Уоллес. И то, что он отрицал это, подтверждало: хотя бы в этом мы на правильном пути.

Мысль о том, что к вечеру приедет детектив, радовала меня больше всего. Мне кажется, что даже Гертруда была этому рада. Возвращаясь домой, я впервые за эти дни увидела ее лицо, освещенное солнцем, и поразилась, как плохо она выглядит. Она сильно похудела. Лицо было бледным и грустным. И я сказала:

— Гертруда, я вела себя как законченная эгоистка. Сегодня же ты уедешь отсюда. Энн Мортон отправляется на следующей неделе в Шотландию. Ты поедешь с ней. К моему величайшему удивлению, она покраснела и ответила:

— Я не хочу уезжать отсюда, тетя Рэй. Не заставляйте меня этого делать.

— Но ты портишь свое здоровье. Ты выглядишь ужасно, — заявила я решительным голосом. — Тебе необходимо сменить обстановку.

— Нет, — ответила она так же решительно. А потом более веселым голосом добавила. — А кто будет решать ваши с Лидди споры? Ведь вы ежедневно ссоритесь.

Возможно, я стала к тому времени подозревать всех и каждого, но мне показалось, что Гертруда притворяется веселой. По дороге обратно я время от времени смотрела на нее, и мне не понравились два красных пятна на ее бледных щеках. Но я больше ничего не говорила ей о Шотландии. Поняла, что она никуда не поедет.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Этот день был полон событий. Когда я вошла в дом и увидела Элизу, лежавшую в кресле в холле на втором этаже, суетившуюся вокруг нее Мэри Энн с тряпочкой, смоченной нашатырем, и Лидди, растиравшую ей запястья, я поняла, что привидение опять ходит по нашему дому, теперь уже в дневное время.

Элиза была вне себя от страха. Она схватила меня за рукав, когда я подошла к ней, и не хотела отпускать. Ей обязательно надо было рассказать, что с ней случилось. После пожара все домочадцы были деморализованы. Поэтому меня не удивило, когда я встретила Алекса и помощника садовника, несущих вниз огромный сундук.

— Я не хотел этого делать, — сказал мне Алекс. — Но она так взволнована. Я побоялся, что она сама потащит его вниз и поцарапает лестницу.

Я старалась снять с головы чепец и одновременно успокоить горничных.

— Элиза, умойся и перестань кричать. А потом приходи ко мне в комнату и расскажи, в чем дело.

Лидди, не говоря ни слова, убрала мои вещи. Вся ее фигура выражала неодобрение.

— Ладно, — сказала я, когда молчать больше было невозможно. — Атмосфера, кажется, накаляется. Лидди глубоко вздохнула, но ничего не ответила.

— Если Элиза уйдет от нас, где я смогу найти кухарку? Опять молчание.

— Я думаю, Рози умеет хорошо готовить. Лидди хмыкнула.

— Лидди, не смей отрицать, что ты наслаждаешься создавшимся положением. Тебе все это очень нравится. Выглядишь ты великолепно. Никогда так не выглядела. Все эти волнения способствуют работе твоей печени.

— Я думаю не о себе. Возможно, печень моя работает лучше, а возможно, нет. Но я знаю одно. Я тоже не бесчувственная. И видеть, как вы стоите на лестнице и стреляете через дверь!.. Я никогда больше не буду такой, что была раньше!

— Очень рада этому. Наконец-то ты изменишься, — заметила я. В это время в комнату вошла Элиза в сопровождении Мэри Энн и Рози.

Вот что она рассказала мне, время от времени прерываясь, чтобы всплакнуть и прислушаться к замечаниям Рози и Мэри Энн. В два часа (в два пятнадцать, поправила ее Рози) она поднялась к себе в комнату, чтобы взять картину и показать ее Мэри Энн (картину с изображением леди, вставила Мэри Энн). Она поднялась по лестнице для прислуги и прошла по коридору к своей комнате, которая находилась между кладовой для чемоданов и недостроенной залой для танцев. Идя по коридору, она услышала шум. Как будто кто-то передвигал мебель. Она немного испугалась, но решила, что это мужчины проверяют, все ли в порядке в доме после вчерашнего пожара. Она заглянула в кладовку, но никого там не увидела.

Когда она вошла в свою комнату, шум прекратился. Все было спокойно. Элиза присела на край кровати. У нее закружилась голова. Голова у нее часто кружится. Она прилегла на подушку и… — Задремала? — вмешалась я. — Хорошо. Что же было дальше?

— Когда я пришла в себя, это так же точно, мисс Иннес, как то, что я сижу сейчас здесь, я подумала, что сейчас умру. Кто-то дотронулся до моего лица, и я села на кровати. И тогда я увидела кусок штукатурки, отвалившейся от стены. В стене зияла дыра. И сквозь эту дырку кто-то просовывает железный прут вот такой длины — ярда два. Прут падает на кровать. Если бы я все еще спала, он ударил бы меня по голове и убил!

— Вы бы слышали, как она закричала! — вмешалась в разговор Мэри Энн. — Когда она спустилась с лестницы, лицо ее было белым, как наволочка.

— Этому должно быть какое-то естественное объяснение, Элиза, — сказала я. — Возможно, тебе все приснилось, когда ты упала в обморок. Если же действительно произошло так, как ты говоришь, то дыра в стене и железный прут должны быть на месте. Элиза немного смутилась.

— Дыра в стене есть, — сказала она. — Но когда Мэри Энн и Рози пришли за моими вещами, железный прут исчез.

— Но это еще не все, — проговорила Лидди загробным голосом откуда-то из угла. — Элиза говорит, что сквозь дыру в стене на нее смотрел горящий глаз!

— Стена довольно толстая, не меньше шести дюймов, — ехидно заметила я. — И если человек, который проделал дыру, не вставил в нее свой глаз с помощью палки, Элиза не могла его видеть.

Но факт остается фактом. Посещение комнаты Элизы доказало, что она ничего не выдумала. Я могла говорить что угодно, но кто-то проделал в стене дыру со стороны залы для танцев через кирпичные перегородки и с такой силой пробивал штукатурку в комнате Элизы, что железный прут упал на кровать. Я поднялась наверх одна, и нужно сказать, что это меня озадачило. В двух или трех местах в стене были проделаны небольшие дырки, но все они были неглубокими. Не менее удивительным казалось исчезновение железных инструментов, которыми эти дырки были проткнуты.

Я вспомнила когда-то прочитанный рассказ о карлике, живущем в пространстве между стенами старого замка. И подумала: возможно, мое предположение о том, что в доме есть потайная комната, было верным. А в доме живет кто-то пугающий нас в темноте и делающий в стенах дырки, чтобы подслушивать, о чем мы говорим.

Мэри Энн и Элиза покинули нас в тот же день, но Рози осталась. Около пяти часов за ними со станции приехал извозчик, но, к моему удивлению, в коляске уже кто-то сидел. Мэтью Гейтс вызвал меня и с гордостью объяснил:

— Я привез вам кухарку, мисс Иннес. Когда мне сообщили, что вы просите приехать, чтобы отвезти на станцию двух девушек с вещами, я сразу понял, в чем дело, а эта женщина искала работу в деревне. Поэтому я решил привезти её к вам.

К тому времени я уже привыкла нанимать прислугу без рекомендательных писем и не возмущалась, когда кухарка садилась в кресло в моей гостиной и выслушивала мои указания. И была благодарна, если она не чистила серебряные ложки и вилки наждачной бумагой. Поэтому я просто сказала Лидди, чтобы она пригласила кухарку ко мне. Когда женщина вошла, я чуть не вскрикнула от удивления. Это была та самая, с лицом, обезображенным оспой!

Она выглядела довольно неуклюже, стоя в дверях, но в ней чувствовалось достоинство, внушающее доверие. Да, готовить она умеет, особых блюд не делает, но супы и десерты у нее съедобны. Салаты не получаются. В конце концов я наняла ее. Как сказал Хэлси, неважно, какое у кухарки лицо, лишь бы она была чистоплотной.

Я уже говорила, что Хэлси не находил себе места. В тот день это особенно чувствовалось, до ленча он где-то мотался. Думаю, надеялся встретить Луизу, а возможно, и встречал ее, но по его унылому виду можно было предположить, что отношения между ними не наладились.

Во второй половине дня он читал. Днем нас с Гертрудой дома не было, а после обеда мы вдруг ощутили, что опять что-то случилось. Хэлси хмурился, что на него было вовсе не похоже, и каждые пять минут смотрел на часы. Он почти ничего не ел. Дважды за обедом спрашивал, каким поездом приедет мистер Джеймисон и другой детектив, задумывался, не слыша вопросов, которые мы ему задавали, и ковырял вилкой скатерть. От десерта он отказался и, встав из-за стола, извинился, сказав, что должен повидаться с Алексом.

Однако садовника нигде не было. После восьми вечера Хэлси попросил приготовить ему машину и стал спускаться с холма на скорости, которая даже для него была необычной. Вскоре после этого Алекс сообщил нам, что он готов обойти дом и запереть его на ночь. Сэм Боханнон прибыл без четверти девять и стал обходить участок. Зная, что скоро приедут два детектива, я была довольно спокойна.

В половине десятого я услышала, что по дороге к дому несется лошадь, запряженная в коляску. У парадных дверей она остановилась, и на веранде послышались поспешные шаги. Наши нервы были на пределе, и Гертруда, которая все последние дни находилась в постоянном напряжении, тут же подбежала к двери. В дом вошла Луиза. Она была без шляпы и тяжело дышала.

— Где Хэлси? — Одета она была в простое черное платье, глаза были огромные и потемневшие от волнения. Несмотря на быструю езду, лицо ее даже не порозовело и оставалось бледным. Я встала и придвинула ей стул.

— Он еще не вернулся, — сказала я как можно спокойнее. — Садись, девочка, ты еще недостаточно окрепла после болезни.

— Он не вернулся? — Она посмотрела на меня, а потом на Гертруду. — А куда он поехал? Где я могу найти его?

— Боже мой, Луиза! — вспылила Гертруда. — Объясни, в чем дело. Хэлси нет дома. Он поехал на станцию встречать мистера Джеймисона. Что случилось?

— На станцию? Ты уверена в этом, Гертруда?

— Да, — сказала я. — Слышишь гудок поезда? Она немного успокоилась и опустилась в кресло.

— Может быть, я ошибаюсь, — сказала она низким голосом. — Если все в порядке, он сейчас будет здесь.

Мы сидели втроем и молчали. И я, и Гертруда понимали, что расспрашивать Луизу бесполезно. Ее молчание тоже соответствовало той роли, которую она играла. Мы внимательно слушали, ожидая, что вот-вот послышится шум мотора и на дороге появится машина. Прошло десять минут, пятнадцать, двадцать. Я видела, как руки Луизы все крепче стискивают подлокотники, как бледнеет Гертруда. Сердце мое сжалось от ужасного предчувствия.

Через двадцать пять минут мы услышали шум, но это был не шум мотора. Это приближалась коляска из Казановы. Гертруда раздвинула занавески и стала смотреть на дорогу.

— Это извозчик, я уверена, — сказала она, немного успокоившись. — Что-то стряслось с машиной… Нет ничего удивительного. Я видела, на какой скорости Хэлси спускался с холма.

Мне показалось, что прошло очень много времени, прежде чем коляска остановилась перед домом. Луиза встала со стула и уставилась на дверь, положив руку на горло. Гертруда открыла дверь, и в комнату вошли мистер Джеймисон и плотный человек средних лет. Хэлси с ними не было. Выражение лица моей племянницы менялось резко, как кадры немой кинохроники: ожидание, напряжение, затем вроде бы облегчение, и снова — полнейшее отчаяние. Отбросив всяческие церемонии, я спросила:

— Где Хэлси? Разве он вас не встретил?

— Нет, — немного удивился мистер Джеймисон. — Я ждал машину. Но мы и так добрались.

— И вы его не видели? — взволнованно спросила Луиза.

Мистер Джеймисон догадался сразу, что это Луиза, хотя прежде не видел ее: она была больна и находилась в своей спальне, а потом, после возвращения матери, покинула наш дом.

— Нет, мисс Армстронг, не видел. А что случилось?

— Тогда мы должны найти его. Дорога каждая минута. У меня есть основания полагать, что Хэлси в опасности. Не знаю, в чем она заключается, но мы должны найти его.

Плотный человек, второй детектив, молча выслушал девушек и затем бросился к двери.

— Я задержу извозчика. Этот джентльмен в городе?

— Мистер Джеймисон, — сказала Луиза, — можно я поеду на извозчике? А вы возьмите мою лошадь и постарайтесь найти машину Хэлси. Я думаю, это будет нетрудно. Другого способа я не вижу. Только поторопитесь.

Пожилой детектив вышел, и через минуту мистер Джеймисон последовал за ним. Послышалось цоканье копыт. Луиза стояла и смотрела в окно. Гертруда возмущенно, почти осуждающе бросила ей:

— Ты знаешь, что угрожает Хэлси! Знаешь, в чем заключается эта ужасная тайна, Луиза! Я убеждена в этом. Если с Хэлси что-нибудь случится, я не прощу тебе…

Луиза только безнадежно развела руками.

— Мне он так же дорог, как и тебе, — грустно заметила она. — Я его предупреждала.

— Чушь! — сказала я как можно более резко. — Мы делаем из мухи слона. Хэлси мог опоздать. Он всегда опаздывает. В любой момент мы можем услышать его машину.

Но этого не случилось. Через полчаса Луиза тихо вышла из дома и не вернулась. Я не заметила, когда и как она вышла. Уехала она на извозчике. В одиннадцать часов зазвонил телефон. Звонил мистер Джеймисон.

— Я нашел машину, мисс Иннес. Она столкнулась с товарным поездом у станции. Нет, мистера Иннеса в машине не было. Но мы найдем его. Пошлите Уорнера, чтобы он забрал машину.

Хэлси они, однако, не нашли. На следующий день в четыре утра нам все еще ничего не было известно. Алекс в это время охранял дом, а Сэм дежурил на улице. Я задремала, когда уже рассвело… Хэлси не вернулся. Не вернулся и напарник Джеймисона.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

До сих пор мы еще ничего такого не переживали. Убийство Армстронга и внезапная смерть Томаса непосредственно нас не касались. Исчезновение же Хэлси — совсем другое дело. Наша маленькая семья распалась. Мы были уже не наблюдателями, мы оказались в центре событий. Конечно, тогда я об этом не думала, а думала только об одном: с Хэлси случилось несчастье…

Мистер Джеймисон приехал в восемь утра. Он был весь в пыли и без шляпы. Завтракали мы, практически ни к чему не притрагиваясь. Тягостное ожидание беды нависло над нами. За чашкой черного кофе детектив рассказал нам, что ему удалось узнать о Хэлси. До определенного момента путь машины прослеживался легко…

— Он выехал из дому примерно в десять минут девятого, так? Выехал один. В восемь двадцать остановился у дома доктора Уолкера. Я прибыл к доктору в полночь, но он был на вызове и к четырем часам утра еще не вернулся. От дома доктора мистер Иннес проследовал к коттеджу, где поселились миссис Армстронг с дочерью. Миссис Армстронг уже была в постели, и он обменялся буквально несколькими словами с Луизой. Она все еще молчит, но, видимо, подозревает, что случилось. Она думает, что случилось несчастье, но какое — не знает. Потом он направился, видимо, на станцию. Ехал очень быстро. Полицейский на перекрестке заметил его машину. Он также узнал ее сигнал. Где-то между перекрестком и вокзалом машина резко свернула в сторону. Возможно, на дороге появился пешеход. Машина ударилась о товарный вагон. Там мы и нашли ее прошлой ночью.

— Не могло ли ударом отбросить его под поезд? — спросила я взволнованно. Гертруда задрожала.

— Нет. Этого не могло быть. Мы осмотрели каждый участок пути. Никаких следов.

— Но не мог же он просто взять и исчезнуть! — закричала я. — Должны же быть хоть какие-то следы на дороге!

— Следов нет. Дорога очень сухая, сплошная пыль. Давно не было дождя. А тропинка посыпана золой. Мисс Иннес… Судя по тому, что случилось здесь раньше, на него напали. Но я не думаю, что его убили. — Я вся сжалась при этом слове. — Детектив Бернс сейчас находится в деревне, проверяет улику, о которой мы узнали от ночного служащего аптеки. Днем сюда еще прибудут мои люди. В городе полиция тоже занимается этим делом.

— А вы были у ручья? — спросила Гертруда.

— Ручей почти пересох. Если бы были дожди, тогда другое дело. А теперь, мисс Иннес, — повернулся он ко мне, — я должен задать вам несколько вопросов. У мистера Иннеса были причины уехать, не предупредив вас?

— Не было.

— Но ведь однажды он уехал так же. И тогда вы тоже были уверены, что он не мог этого сделать.

— Но тогда он не оставил свою машину, упершуюся носом в товарный вагон.

— Нет, но он оставил ее в мастерской далеко отсюда. Вы не знаете, есть у него враги? Есть кто-нибудь, кто хотел бы, чтобы он не мешался под ногами?

— Я таких не знаю. Хотя… Нет, этого не может быть.

— Обычно он держит при себе деньги?

— Нет. Разве только на текущие расходы…

Мистер Джеймисон встал и принялся расхаживать по комнате.

— Тогда, думаю, будем действовать методом исключения. Значит, он не уехал сам. Если был ранен, мы нашли бы какие-нибудь следы, а их нет. Похоже, его просто похитили. Этот молодой доктор Уолкер… Вы не знаете, зачем он заезжал к нему?

— Не могу понять, зачем он это сделал, — вмешалась в разговор Гертруда. — Не думаю, что он был даже знаком с ним. И их отношения вряд ли могли бы быть сердечными, судя по обстоятельствам.

Мистер Джеймисон насторожился. Мало-помалу он вытянул из нас историю несчастной любви Хэлси и то, что Луиза собиралась выйти замуж за доктора Уолкера.

— Да, все это довольно загадочно, — задумчиво проговорил он. — Женщина, мать Люсьена Уоллеса, исчезла. Вашего племянника, вероятно, похитили. Было предпринято несколько попыток проникнуть в этот дом, которые осуществились на практике. Доказательством этому является то, что случилось с вашей кухаркой вчера вечером. И у меня есть еще одна информация. — Он старался не смотреть на Гертруду. — Мистера Джона Бейли в его квартире нет. Где он — неизвестно. Какая-то мешанина. Китайская головоломка. Концы с концами не сходятся. Если, конечно, ваш племянник и мистер Бейли опять… И тут Гертруда снова меня удивила.

— Нет, они не вместе, — решительно заявила она. — Я знаю, где находится Джек. Моего брата с ним нет. Детектив внимательно посмотрел на нее.

— Мисс Гертруда, — сказал он, — если бы вы и мисс Луиза рассказали мне все, что знаете об этом деле или хотя бы подозреваете, я мог бы сделать гораздо больше, чем делаю сейчас. Думаю, смог бы найти вашего брата и сделать еще кое-что. Но Гертруда была непреклонна.

— То, что мне известно, не поможет вам отыскать Хэлси, — упрямо заявила она. — Я знаю об этом так же мало, как и вы. Могу сказать только одно: я не верю доктору Уолкеру. Считаю, что он ненавидит Хэлси и сделает все возможное, чтобы от него, избавиться.

— Возможно, вы и правы. Я и сам так думал. Но доктор Уолкер вчера поздно ночью отправился в Сомметсвилл к тяжело больному пациенту и все еще находится там. Бернс проследил его маршрут. Мы довольно осторожно навели справки в Гринвуд-клубе и в деревне. И ничего особенного не узнали. Хотя кое-что нас заинтересовало. На насыпи у железной дороги — в том месте, где нашли машину, — стоит маленький домик, в котором живет с дочерью старая женщина. Дочь сильно хромает. Они говорят, что слышали удар машины о вагон. Поэтому вышли в сад посмотреть, в чем дело, увидели автомобиль с горящими фарами и решили, что кто-то ранен. Было очень темно, но они все же видели двух мужчин, стоявших возле машины. Женщин обуяло любопытство. Они направились по дорожке к месту аварии. Когда же подошли поближе, машина все еще стояла там, фары были разбиты, но людей около нее уже не было.

Поведав нам все это, мистер Джеймисон откланялся, а мы с Гертрудой, как это положено женщинам, сидели и ждали. К полудню ничего не выяснилось. Я была вне себя. Затем поднялась в комнату Хэлси просто потому, что уже не могла видеть лицо Гертруды, ее полные ужаса глаза.

Лидди сидела в моем будуаре. Глаза у нее были подозрительно красные. Она пыталась приметать левый рукав к правой пройме новой куртки, которую мне шила. Но я была слишком расстроена, чтобы сделать замечание.

— Как назвалась эта новая кухарка? — спросила она меня, с силой разрывая наметку на рукаве.

— Блисс. Мэтти Блисс.

— Блисс. Значит, М. Б. А на чемодане у нее другие инициалы. Н. Ф. К.

Новая повариха и ее инициалы меня совершенно не интересовали. Я надела чепец и вызвала из Казановы извозчика. Решив действовать, я никогда не отступала. Повез меня Уорнер. Он был возмущен и правил лошадью, как машиной, нажимая левой ногой на воображаемый тормоз и локтем — на воображаемый клаксон всякий раз, когда на дороге встречалась собака.

У Уорнера было что-то на уме, и когда мы выехали на дорогу, он решил высказаться.

— Мисс Иннес, вчера вечером я подслушал часть разговора, смысла которого не понял. Меня это не касается. Но весь день я ломал голову над тем, что я услышал. Вчера во второй половине дня, когда вы с мисс Гертрудой уехали кататься, я привел в порядок машину после пожара и хотел позвать мистера Иннеса, чтобы он взглянул на нее. Я пошел в гостиную, и мисс Лидди сказала, что он в библиотеке. Я подошел к дверям и услышал, что там мистер Иннес с кем-то разговаривает, он ходил взад-вперед по комнате, был, видимо, очень зол, его голос звучал отрывисто.

— Что он говорил?

— Сначала он просто ругался. «Проклятый подонок! — кричал он. — Я просто убью его». Потом услышал женский голос. Женщина сказала: «Я предупреждала их, но они решили, что я испугаюсь».

— Женский голос? А вы знаете, кто это был?

— Я же не следил за ними, мисс Иннес, — с достоинством ответил Уорнер на мой вопрос. — Просто стоял за дверью и слушал… И я насторожился, когда эта женщина сказала: «Я с самого начала думала, что здесь что-то не так. Человек заболевает, а на следующий день он уже мертв. Без всяких причин». Я решил, что она говорит о Томасе.

— И вы не знаете, кто это был?! — воскликнула я. — Уорнер, у вас был ключ к разгадке этой тайны, и вы не воспользовались им.

Но делать было нечего. Я решила порасспросить обо всем этом подробнее, но позже, а пока мне необходимо было повидаться с Луизой Армстронг и выведать у нее все, что она знает или о чем подозревает. Но и здесь, как всегда, я столкнулась с большими трудностями.

Аккуратно одетая горничная открыла мне дверь, но встала в проеме таким образом, что невозможно было пройти в дом, не потеряв при этом своего достоинства.

— Мисс Армстронг очень больна и не может никого принять, — высокомерно заявила она. Но я ей не поверила.

— А миссис Армстронг тоже больна?

— Она у Луизы и просила ее не беспокоить.

— Скажите ей, что ее хочет видеть по очень важному делу мисс Иннес.

— Это бесполезно, мисс Иннес. Мне строго-настрого приказано не беспокоить ее.

В это время я услышала тяжелые шаги. Кто-то спускался по лестнице. Через плечо горничной я увидела знакомые густые седые волосы, а потом очутилась лицом к лицу с доктором Стюартом. Он был очень серьезен. Обычное добродушное выражение сменилось сдержанным.

— О, вы-то мне как раз и нужны! — быстро произнес он, пожимая мою протянутую руку. — Отпустите вашу коляску. Я сам отвезу вас домой. Что такое с вашим племянником?

— Он исчез, доктор. И не только это. Есть доказательства, что его похитили. Или… — я не закончила своей мысли. Не могла. Доктор помог мне сесть в свой просторный кабриолет. Мы молчали. Едва мы отъехали от коттеджа, он дружески повернулся ко мне:

— А теперь расскажите мне все, что знаете. Он слушал меня, не прерывая.

— И вы полагаете, Луиза что-то знает? — спросил он, когда я закончила свой рассказ. — Я-то почти на все сто уверен в этом. И доказательством служит то, что она спросила меня, не объявился ли он или не стало что-либо известно о нем. Она не пускает Уолкера к себе в комнату, просила меня встретиться с вами и передать, чтобы вы ни в коем случае не прекращали поиски Хэлси. Так она сказала. Его необходимо найти как можно быстрее. Он жив.

— Прекрасно. Если ей известно это, тогда она знает больше нашего. Она жестокая и неблагодарная девица, а я-то была так расположена к ней…

— Она очень больна, — сказал доктор серьезно. — И ни я, ни вы не можем судить ее, пока не узнаем всего. Она и ее мать сейчас просто превратились в тени тех, кем были раньше. Эти две внезапные смерти, кража в банке, череда загадочных событий в Солнечном, исчезновение Хэлси. Все это не случайно, связано с какой-то тайной, которая скоро будет раскрыта. И когда она будет раскрыта, мы поймем, что Луиза Армстронг — жертва.

Вначале я не обратила внимания, куда мы едем, но потом поняла, что направляемся мы к железной дороге. Подъехав к станции, мы увидели неподалеку толпившихся зевак: именно здесь наша машина столкнулась с товарным вагоном. Правда, кроме щепок и обломков металла, больше никаких следов аварии заметно не было.

— А где же тот вагон, с которым столкнулась машина? — спросил доктор прохожего.

— Его утром угнали вместе с остальным составом.

Вот и все, что мы узнали. Доктор показал мне дом на насыпи, откуда старушка и ее дочь слышали удар и видели двух человек возле машины. После этого мы медленно поехали домой. Доктор высадил меня у ворот, и я пошла к дому пешком мимо сторожки, где мы нашли больную Луизу, а позже — бедного Томаса, по дороге, где я видела мужчину, следившего за сторожкой, и где встретила испуганную Рози, мимо восточного входа в дом, через который совсем недавно так настойчиво пытались прорваться к нам и где две недели назад мы с Лидди видели незнакомую женщину. Рядом с западным крылом чернели руины конюшни. Остановившись на веранде у входа, я вдруг почувствовала себя так, будто от меня тоже остались одни руины.

Пока меня не было, приехали два частных детектива. Я с облегчением переложила на их плечи ответственность за дом и его окрестности. Они сказали, что мистер Джеймисон нанял еще детективов, чтобы разыскать Хэлси. К тому времени полиция прочесывала всю округу в надежде найти исчезнувшего человека.

Что касается прислуги, у нас опять были потери. Лидди сказала, что новая кухарка ушла от нас, взяв свои вещи и даже не дождавшись платы за работу. Судя по тому, что женщину, с которой, по словам Уорнера, Хэлси разговаривал в библиотеке, никто из слуг в дом не впускал, я поняла, что кухарка с оспинами на лице вполне могла открыть дверь для незнакомки. Но кто была та женщина? И почему исчезла кухарка? Вопросы, вопросы…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Четыре дня, с субботы до вторника, мы жили в ужасном напряжении. Ели только тогда, когда Лидди приносила что-нибудь на подносе, и то очень мало. Газетам, конечно, все стало известно, и нас одолевали репортеры. Со всех концов страны поступали сведения, вселявшие в нас надежду, которые потом оказывались ложными. Все морги, все больницы были опрошены. Всё было напрасно.

Мистер Джеймисон лично возглавил поиски и каждый вечер, где бы ни находился, звонил нам по телефону. Говорил он все время одно и то же. Ничего нового. Есть основания надеяться, что на следующий день новости будут. Мы с болью в сердце клали трубку и продолжали ждать.

Состояние тревоги и полнейшей беспомощности убивало нас. Лидди целыми днями плакала и, зная, что я буду ругаться, хлюпала носом где-нибудь в углу.

— Прошу тебя, улыбнись! — возмущалась я. И ее попытка изобразить улыбку на лице с красными глазами и опухшим носом доводила меня почти до истерики. Я смеялась и плакала одновременно, и вскоре, как две старые дуры, какими мы и были, мы ревели, обнявшись, и сморкались в один и тот же платок.

Тем не менее, что-то все время происходило, но нас это словно не касалось. Из благотворительной больницы позвонили доктору Стюарту и сказали, что состояние миссис Уотсон критическое. Кроме того, я узнала, что адвокат Хартон подал на меня бумагу в суд, будто я якобы незаконно пытаюсь присвоить себе собственность покойного Пола Армстронга и лишила его наследниц права жить в Солнечном. Луиза поправлялась, но была очень слаба. Какая-то сиделка охраняла ее покой и никого к ней не пускала. В деревне ходили сплетни, их принесла нам Лидди от мясника, что свадьба Луизы и доктора Уолкера уже состоялась, и это обстоятельство заставило меня действовать.

Во вторник я велела приготовить машину и собралась выехать из дому. Я стояла у дороги в ожидании машины и заметила помощника нашего садовника, тихого пожилого мужчину, подрезавшего возле дома траву. Рядом с ним стоял детектив. Увидев меня, он спросил:

— Мисс Иннес, вы не знаете, где ваш садовник Алекс?

— Нет. А разве его нет в доме? — удивилась я.

— Вчера вечером он ушел и до сих пор не вернулся. Давно ли он работает у вас?

— Пару недель, кажется, — рассеянно ответила я.

— Он хороший работник? Знает свое дело? Я пожала плечами:

— Сад вроде бы приведен в порядок… Но я в этом ничего не смыслю.

— Этот человек, — детектив показал на помощника садовника, — утверждает, что ваш Алекс и понятия не имеет о садоводстве.

— Странно, — задумчиво протянула я. — До нас он вроде бы работал у Бреев, которые сейчас в Европе… Но, правда, никаких рекомендательных писем он мне не представил.

— Вот именно, — улыбнулся детектив. — Не все, кто умеет подстригать траву, являются садовниками, мисс Иннес. И мы должны подозревать каждого, такая уж у нас работа, пока не будет доказано, что этот человек невиновен. А вы легкомысленно нанимаете людей без всяких рекомендаций…

В это время подъехал Уорнер, и мы прекратили разговор. Помогая мне сесть в машину, детектив тем не менее предупредил:

— Ни слова о нашем разговоре Алексу, если он вернется.

Поначалу я отправилась к доктору Уолкеру. Мне надоело ходить вокруг да около. Я была уверена, что ключ к исчезновению Хэлси находится здесь, в Казанове, несмотря на все версии мистера Джеймисона.

Доктор был у себя. Он тут же появился в приемной, чопорный и крайне нелюбезный. Сквозь зубы Уолкер предложил мне пройти в его кабинет.

— Благодарю, но я не буду входить, доктор. Поговорим здесь. — Мне не нравились ни его лицо, ни его манеры. Что-то в нем изменилось. Он сбросил маску дружелюбия. Кроме того, он был чем-то обеспокоен и раздражен, это чувствовалось.

— Доктор Уолкер, я приехала, чтобы спросить вас кое о чем. Надеюсь, вы ответите на мои вопросы. Как вам известно, моего племянника до сих пор не нашли.

— Знаю, — ответил он сдержанно.

— Полагаю, что вы, если захотите, сможете нам помочь. И это связано с ответом на мой первый вопрос. О чем вы беседовали с ним в ночь, когда на него напали и похитили?

— Напали! Похитили! — воскликнул он с притворным удивлением. — Послушайте, мисс Иннес, вам не кажется, что вы несколько преувеличиваете? Насколько мне известно, мистер Иннес исчезает не в первый раз.

— Вы уклоняетесь от прямого ответа, доктор. Речь идет о жизни или смерти. Я жду ответа на свой вопрос!

— Разумеется, я отвечу. Ваш Хэлси сообщил мне, что у него не в порядке нервы, и я выписал ему рецепт. Я не должен нарушать врачебную тайну и говорить вам об этом.

Ах, какой демагог! Как он любит прикрываться пустыми трескучими фразами!

Но я не сказала ему этого, хотя по выражению моего лица он понял, что я ему не верю.

— А мне казалось, — проговорила я с улыбкой, — что речь шла о Нине Каррингтон. — И я открыто, с вызовом встретила его злой взгляд.

Я думала, что он ударит меня. Лицо его побелело как мел, на виске запульсировала голубая жилка. Потом он вдруг засмеялся.

— Кто такая Нина Каррингтон?

— О, я скоро это узнаю! — пообещала я угрожающе. Он нервно захрустел пальцами. Было легко догадаться, что доктор боится этой Нины Каррингтон больше, чем дьявола. Распрощались мы очень быстро. Вернее, мы стояли в приемной по обе стороны стола, заваленного старыми журналами и газетами, и некоторое время с ненавистью глядели друг на друга. Затем я резко повернулась и вышла, хлопнув дверью.

— В Ричфилд, — сказала я Уорнеру.

Что-то не давало мне покоя… Ах да, вопрос Лидди… Инициалы «Н. Ф. К.» на чемодане исчезнувшей кухарки.

«Нина Каррингтон, Нина Каррингтон», — казалось, пели колеса. Нина Каррингтон, Н. К. И тут я все поняла, поняла сразу. На чемодане женщины с лицом, обезображенным оспой, были инициалы «Н. К.». Мэтти Блисс несомненно и была Ниной Каррингтон. Это с ней Хэлси разговаривал в библиотеке. И то, что она сказала ему, заставило его быстро отправиться к доктору Уолкеру, а оттуда, возможно, навстречу своей гибели. Если бы нам удалось найти эту женщину, мы могли бы, возможно, отыскать и след Хэлси.

Мы уже почти подъехали к Ричфилду, поэтому я решила не возвращаться. Правда, теперь голова у меня была занята другим. Я думала о Хэлси и о той ночи. Что такого поведал он Луизе, если она приехала к нам в Солнечное, опасаясь за его жизнь? И я решила, что обязательно повидаюсь с Луизой, даже если мне придется прорваться к ней через труп сиделки. Машина остановилась перед домиком Тейтов.

Я увидела ту же картину, что и в прошлый раз. Коляска с ребенком на дороге. Группа детей у качелей. Миссис Тейт. Она пошла мне навстречу, и я увидела, что в лице ее уже нет того беспокойства, как в прошлый наш приезд. Она казалась даже хорошенькой.

— Я рада, что вы приехали, потому что должна вернуть вам деньги.

— Почему? Появилась мать мальчика?

— Нет, это была не его мать. Другая женщина приехала и заплатила мне за целый месяц. Она долго разговаривала с Люсьеном, но когда я спросила его, кто это был, он ответил, что не знает.

— Это была молодая женщина?

— Нет, не очень. Лет сорока, думаю. Небольшого роста, блондинка, чуть с сединой. И очень печальная. Она была в глубоком трауре. Сначала она протянула мне деньги и собралась сразу уехать. Но мальчуган очень заинтересовал ее, и она осталась и долго с ним беседовала. Я заметила, что когда леди уезжала, она уже не выглядела такой грустной.

— Вы уверены, что это была не его мать?

— Конечно, уверена. Она даже не знала, какой из трех мальчиков Люсьен. Я подумала, что это — ваша приятельница. И не спросила у нее, кто она, даже имени ее не узнала.

— У нее на лице не было следов оспы? — решилась спросить я.

— Нет, не было. Кожа у нее была гладкой, как у ребенка. Но, может быть, вы узнаете по инициалам. Она вытирала мальчику лицо своим носовым платком и забыла его на скамейке. Платок очень красивый, дорогой. На нем инициалы: «Ф. В. А.» Меня осенило: Боже, это же Фанни Армстронг!

— Нет, это не моя приятельница…

Я еще раз попросила миссис Тейт держать в тайне мой визит и отправилась обратно в Солнечное. Итак, Фанни Армстронг знала о Люсьене Уоллесе и была достаточно в нем заинтересована, чтобы заплатить за его содержание. Кто же мать этого мальчика и где она сейчас? Кто такая Нина Каррингтон? Знает ли кто-нибудь из них, где сейчас Хэлси и что с ним произошло?

По дороге домой мы проехали мимо маленького кладбища, где был похоронен Томас. И я подумала, что если бы он был жив, то, наверное, помог бы найти Хэлси. А чуть дальше находилось более респектабельное кладбище, где покоились Арнольд Армстронг и его отец. Увы, больше всех мне было жаль беднягу Томаса…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Время шло, но общественное мнение продолжало возмущенно склонять имя покойного президента Торгового банка. Его и при жизни-то не очень любили, но даже те, кто ничего не потерял, все больше и больше возмущались им, слушая разные истории о его невероятной жадности. Торговый банк был местом, куда вкладывали деньги мелкие торговцы. Они полагали, что им будет на что жить в старости, а теперь могли рассчитывать только на богадельню. Их незначительные сбережения пропали. Так всегда случалось, если банк разорялся. Совет директоров этого банка пытался вернуть людям хотя бы двадцать процентов от их вкладов.

Мы же с Гертрудой вовсе и думать забыли о банке и даже не упоминали имя Джона Бейли. Однако мое мнение, что ее жених был виновен, не изменилось, и Гертруда это знала. Что же касается убийства сына президента банка, то тут я ни в чем не была уверена. То мне казалось, что Гертруда знает, что его застрелил Бейли, то я думала, что это сделала сама Гертруда. Потом на сцене появилась мать Люсьена Уоллеса, и она тоже оказалась подозрительной. Но было время, когда мне хотелось отбросить все эти догадки и считать, что Арнольд убит неизвестным лицом.

Мне не удалось найти Нину Каррингтон. Женщина бесследно исчезла. Казалось, человека с таким лицом найти нетрудно, но она пропала. По возвращении домой я описала ее внешность одному из детективов, и начались поиски. Я рассказала Гертруде о телеграмме, пришедшей на имя Луизы, когда та лежала у нас в жару, и подписанной, по всей вероятности, доктором Уолкером, о своем повторном посещении дома этого доктора и о своих подозрениях, что Нина Каррингтон и Мэтти Блисс, наша кухарка, одно и то же лицо. Гертруда согласилась со мной.

Однако я не стала рассказывать ей о подозрениях детектива в отношении Алекса. И мне вдруг вспомнились некоторые вещи, которым я раньше не придавала значения. Мне померещилось, что Алекс был лазутчиком из вражеского стана, которого я впустила в дом и который здорово нам навредил. Но в восемь вечера Алекс вернулся и привел с собой какого-то худого, высокого оборванного субъекта. Оба они, и Алекс и этот тип, походили на бродяг. Один глаз у моего садовника был подбит.

Гертруда сидела и ждала ежевечернего звонка мистера Джеймисона, но когда эта странная пара бесцеремонно явилась в гостиную, она вскочила и уставилась на них. Винтерс, детектив, дежуривший в это время, вошел вместе с ними, не спуская глаз с человека, которого поймал Алекс. Потому что он в самом деле поймал его. И я вспоминаю теперь, что даже не спросила его, почему он накануне ушел без спросу и вернулся только теперь.

— Мисс Иннес, — возвестил Алекс без всяких предисловий, — этот человек может рассказать нам очень важные вещи, связанные с исчезновением мистера Иннеса. Я схватил его, когда он продавал его часы.

Алекс вынул из кармана часы и положил на стол. Это действительно были часы Хэлси. Я подарила их в день совершеннолетия моего непутевого племянника. Я просто онемела от ужаса.

— Он говорит, что у него были еще и запонки, но он их уже продал…

— За один доллар пятьдесят центов, — пробормотал бродяга, испуганно глядя на детектива.

— Он… не умер? — спросила я с мольбой в голосе. Бродяга откашлялся.

— Нет, мэм, — ответил он хрипло. — Его здорово отделали, но он был живой. Он приходил в себя, когда я… — Он замолчал и снова взглянул на детектива. — Я не украл это, мистер Винтерс, — заскулил он. — Я нашел это на дороге, клянусь Богом!

Мистер Винтерс не обратил на него никакого внимания. Он не сводил глаз с Алекса.

— Пожалуй, лучше я расскажу все по порядку, — вмешался в разговор Алекс. — Это сэкономит время. Когда мистер Джеймисон позвонил, мы начали поиски. Мистер Винтерс, я встретил этого человека в городе, он пытался продать мне часы за три доллара.

— А как вы узнали эти часы? — перебил его Винтерс.

— Видел их раньше, много раз. Мистер Иннес давал мне их, когда я дежурил ночью. — Детектив был удовлетворен. — Когда этот парень предложил мне часы, я сразу же узнал их и сделал вид, что собираюсь купить. Мы прошли с ним в аллею, и я взял у него; часы. — Бродяга поежился. Можно было себе представить, каким образом Алекс приобрел эти часы. — Потом… этот парень рассказал мне, как они к нему попали. Уверяет, что видел все происшедшее. Он как раз спал в том пустом товарном вагоне, в который врезался автомобиль.

Здесь в разговор вмешался бродяга и, часто прерываемый то Алексом, то Винтерсом, рассказал все, что видел. Говорил он на жаргоне, на котором обычные слова имели совершенно другой смысл. Но постепенно мы стали понимать.

В ту ночь бродяга спал в пустом товарном вагоне, стоявшем в Казанове. Состав отправлялся на запад, должен был тронуться на рассвете. Бродяга был в хороших отношениях с тормозным кондуктором, и все шло нормально. Около десяти вечера, а может быть, и раньше, он проснулся от сильного удара в стенку вагона. Попытался открыть дверь, но не смог. Вышел с другой стороны на путь и как раз в это время услышал, что кто-то стонет.

Бродяжничество приучило его к осторожности. Он встал на буфер вагона и посмотрел, в чем дело. В вагон врезался автомобиль. Бампер машины был приподнят, она держалась лишь на задних колесах. Задние фонари горели, передние фары разбиты. Двое мужчин нагнулись над человеком, лежавшим на земле. Потом тот, что был повыше, пробежал вдоль поезда, ища пустые вагоны. Примерно вагона через четыре он нашел то, что искал, и быстро вернулся. Эти двое подняли человека, который был без сознания, и отнесли в пустой вагон. Сами тоже залезли в вагон, но минуты через три-четыре вылезли обратно. Они задвинули дверь вагона и через насыпь отправились в сторону города. Тот, что пониже ростом, сильно хромал.

Бродяга не торопился. Минут через десять увидел, как по дорожке с насыпи спустились две женщины и стали осматривать автомобиль. Когда они ушли, он залез в пустой вагон и закрыл за собой дверь. Потом чиркнул спичкой и увидел в углу человека. Он был без сознания. Во рту у него был кляп, руки связаны. Бродяга не стал терять времени: обыскал его карманы, нашел немного денег, запонки и спрятал все это. Потом несколько ослабил кляп, который был во рту у этого человека, вышел из вагона, закрыл за собой дверь и отправился по своим делам. На дороге нашел часы. Через некоторое время сел на скорый поезд, отправлявшийся на восток, и приехал в город. Там продал запонки и хотел продать часы Алексу, но тот как раз и схватил его.

Его рассказ, в котором было столько подлости и злодейства, сделал свое дело. В том, что это был Хэлси, сомнений не было. Как сильно он ранен, куда уехал — вот вопросы, которые требовали немедленного ответа. Но это была первая информация, которую мы получили. Мальчика моего не убили сразу. И на смену ужасу неизвестности пришел другой ужас — при мысли, что он может лежать где-то в бесплатной больнице, лишенный комфорта и внимания, я вся похолодела. Но даже это было бы счастьем по сравнению с тем, что пришлось ему пережить. И сейчас еще я просыпаюсь в холодном поту, вспоминая, в каком страшном положении находился Хэлси в течение трех дней после того, как исчез.

Мистер Винтерс и Алекс отпустили бродягу. Было очевидно, что он рассказал нам все, что знал. Через день или два случай доказал нам, что мы были дважды правы, отпустив его на свободу.

Вечером позвонил мистер Джеймисон, и мы все ему рассказали. Но он остудил наш пыл, трезво рассудив, что Хэлси пока невозможно найти. Ведь с момента нападения на него прошло три дня, товарные вагоны могли оказаться разбросанными по всей стране. Но он заверил нас, что мы не должны терять надежды и что новость, которую мы ему сообщили, очень важна. А тем временем в этом злосчастном доме события развивались с молниеносной быстротой.

Мы испытывали разные чувства: радости, тревоги, на все лады пересказывали новость.

Тот день прошел мирно. А ночью вдруг заболела Лидди. Услышав стоны, я вошла в ее комнату и увидела, что она лежит с бутылкой горячей воды на щеке, которая страшно раздулась.

— Зуб болит? — спросила я не слишком участливо. — Ты сама виновата. Женщина в таком возрасте предпочитает ходить с обнаженным нервом и боится вырвать зуб! Всего одна минута, и больного зуба нет.

— Повеситься тоже можно за одну минуту, — возразила Лидди, прижимая к зубу бутылку. Я стала искать вату и настойку опиума.

— У вас у самой есть такой же зуб, мисс Рэчел, — хныкала Лидди. — И я уверена, что доктор Бойл не раз предлагал вам его удалить.

Однако настойка опиума куда-то подевалась, и Лидди устроила скандал, когда я предложила использовать карболовую кислоту, напомнив мне, что однажды я слишком сильно намочила ватку и сожгла ей десну. Это не было так уж ужасно. Правда, в течение нескольких дней она должна была есть только жидкую пищу, но доктор сказал, что это даже полезно для желудка. Тем не менее от кислоты она отказалась и продолжала стонать, не давая мне возможности заснуть. Наконец я встала и пошла к Гертруде через дверь, которая соединяла ее спальню с моей. К моему удивлению, ее дверь оказалась запертой.

Тогда я вышла в коридор и прошла через другую дверь. Спальня была пуста, кровать разобрана. Ночная рубашка и халат Гертруды лежали наготове в соседней комнате, но ее самой нигде не было. Она даже не раздевалась.

Не могу даже сказать, какие ужасные мысли возникли в моей голове, пока я стояла там. Через дверь я слышала, как стонет Лидди. Теперь она подвывала, очевидно, боль усилилась. Я автоматически взяла настойку опиума и отправилась к ней.

Прошло целых полчаса, пока Лидди успокоилась. Время от времени я подходила к двери, ведущей в коридор, и выглядывала, но не видела и не слышала ничего подозрительного. Когда Лидди задремала, я подошла к треклятой винтовой лестнице и посмотрела вниз. У подножия лестницы спокойно похрапывал детектив Винтерс. Вдруг где-то вдали послышалось характерное, знакомое постукивание, которое в свое время разбудило Луизу и заставило ее спуститься по винтовой лестнице. Это было две недели назад. Сейчас стучали где-то наверху, очень тихо, три-четыре постукивания, пауза, потом снова стук, очень приглушенный, будто арестант передавал какое-то сообщение азбукой Морзе.

Посапывание мистера Винтерса действовало успокаивающе. Зная, что я в любое время смогу позвать его, если понадобится помощь, я не стала его будить. Какое-то время я стояла в оцепенении, слушая отдаленный стук. Странные вещи рассказывала Лидди о привидении, — я не суеверна, хотя среди ночи возникают всякие мысли, особенно в темноте, — и я стала вспоминать о них. Было очень темно и ничего не видно. Я стояла и прислушивалась, дрожь охватила меня. Вдруг совсем рядом раздался какой-то звук, очень тихий, нечто неопределенное. Потом опять тишина. Детектив пошевелился, хмыкнул, и снова воцарилась гнетущая тишина. Я стояла, не шевелясь, почти не дыша.

Потом поняла, что не ошиблась. Кто-то тихонько шел по коридору, прошел мимо лестницы в мою сторону. Я прислонилась к стене, у меня подогнулись колени. Шаги приближались. И тут я подумала о Гертруде. Ну, конечно, это Гертруда. Я вытянула вперед руку. Никого не было. У меня сперло дыхание, я едва могла произнести: «Гертруда!»

— Боже мой! — услышала я рядом мужской голос и почувствовала, что теряю сознание. Кто-то подхватил меня. Тошнота подступила к горлу. Больше ничего не помню.

Когда я пришла в себя, начало светать. Я лежала на кровати в комнате Луизы. Херувимы с расписного потолка смотрели на меня. Я была очень слаба, голова кружилась. Собравшись с силами, я встала и подошла к двери. Внизу, у подножия винтовой лестницы, все еще похрапывал Винтерс. Едва держась на ногах, я кое-как добралась до своей комнаты. Дверь в спальню Гертруды была не заперта. Гертруда спала, как уставший младенец. А в моем будуаре Лидди держала у щеки холодную бутылку и что-то бормотала во сне.

— Не на всех можно надеть наручники, — вдруг внятно сказала она.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Впервые за многие годы я осталась в постели. Лидди ужасно испугалась. С ней чуть не случилась истерика. Сразу же после завтрака она послала за доктором Стюартом. Гертруда провела утро со мной. Она что-то читала мне, сейчас уже не помню. Я была слишком занята своими мыслями, чтобы слушать. Детективам, однако, я ничего не рассказала. Лишь к мистеру Джеймисону я испытывала доверие и могла с ним откровенничать.

Господи, что же за ночи я переживала в этом доме, полном тайн, смертей, стуков, взломов, шагов в темноте, незнакомцев, подглядывающих в окна, поджигающих строения, пугающих прислугу до разрыва сердца! День и ночь нас охраняли, но все было напрасно: по дороге в имение, на веранде, на чертовой винтовой лестнице нас подстерегала смертельная опасность…

И еще одно. Человек, с которым я встретилась в темноте, испугался не меньше меня, а голос его показался мне удивительно знакомым. Все утро, пока Гертруда читала мне вслух, а Лидди ждала врача, я напряженно думала, чей же это голос, но так и не могла догадаться.

И еще я спрашивала себя: как отсутствие Гертруды в спальне связано со всем случившимся и связано ли вообще? Возможно, она услышала постукивание раньше меня и вышла на разведку. Но в этот день меня почему-то обуяла моральная трусость, и я не осмелилась спросить ее.

Странно, но то, что случилось ночью, немного отвлекло меня. Я стала меньше думать о Хэлси и о том, что рассказал нам бродяга. День тянулся очень долго, все мы прислушивались к телефону. Вскоре после ленча приехал доктор Уолкер и попросил, чтобы я вышла к нему.

— Спустись вниз, — сказала я Гертруде, — и скажи ему, что меня нет. Только ни в коем случае не говори, что я больна. Узнай, чего он хочет, а потом прикажи прислуге, чтобы его ни в коем случае не впускали в дом. Я ненавижу этого человека.

Гертруда вскоре вернулась. Лицо ее горело.

— Он требовал, чтобы мы немедленно убирались отсюда. Сказал, что Луиза Армстронг поправляется и желает жить только здесь.

— И что ты ему ответила?

— Что нам очень жаль, но мы пока не можем уехать из Солнечного. Однако будем рады принять у себя Луизу. Он чуть не убил меня взглядом. Потом спросил, можем ли мы рекомендовать Элизу как хорошую кухарку. К нему сейчас приехал пациент из другого города. Он расширяет свое дело. Так он объяснил.

— Желаю ему счастья с Элизой, — сказала я ехидно. — А про Хэлси он спрашивал?

— Да. Я сообщила ему, что прошлой ночью мы отыскали его след, и теперь это только вопрос времени. Он буркнул, что очень рад, хотя радости на его лице видно не было, но добавил, что нам не следует быть такими оптимистами на сей счет.

— Знаешь, что я думаю? Доктор Уолкер что-то знает о Хэлси. Не исключено, что он организовал и аварию, и нападение. И это врач, дававший клятву Гиппократа! — от гнева у меня перехватило дыхание.

В этот день произошло несколько удививших меня событий. Примерно в три часа со станции Казанова позвонил мистер Джеймисон, и Уорнер на машине поехал его встречать. Я встала с постели, быстро оделась и пригласила детектива к себе в комнату.

— Есть новости? — спросила я, когда он вошел. Он старался выглядеть веселым, но это ему не удавалось. Он был весь какой-то запыленный, серый от усталости. Было заметно, что ему некогда даже привести себя в порядок, хотя обычно он отличался аккуратностью.

— Скоро все выяснится, мисс Иннес, — сказал он, потирая небритый подбородок. — Я приехал к вам по довольно странному делу, о чем расскажу позднее. А сейчас хочу задать вам несколько вопросов. Кто-нибудь приходил вчера чинить телефон? Проверять провода на крыше?

— Да, — быстро ответила_ я. — Но о телефоне электрик ничего не говорил. Сказал, что пожар мог начаться из-за проводки. Я сама поднялась с ним наверх, но он ничего не делал, только посмотрел.

— Вот и хорошо! — Он похлопал меня несколько раз по руке. — Не впускайте в дом никого, кому не верите, а верить никому не надо. Не все, кто носят резиновые перчатки, могут быть электриками.

Он отказался что-либо объяснять, но достал из своего бумажника листок бумаги и аккуратно развернул его.

— Послушайте. Вы уже слышали это, только тогда не восприняли всерьез. Но в связи с тем, что произошло, я хочу, чтобы вы еще раз прочли. Вы умная женщина, я уверен в этом, мисс Иннес. Также уверен, что в этом доме есть нечто такое, что кому-то очень хочется заполучить.

Это была та самая записка, которую он нашел в вещах Арнольда Армстронга, и я снова прочла ее:

— Кажется, понимаю, — медленно произнесла я. — Кто-то ищет здесь тайник, и наши непрошеные гости…

— И дырки в штукатурке… И характерные простукивания стен…

— Да, да, именно этим и занимались! Они или он… — воскликнула я.

— Или она.

— Она? — переспросила я.

— Мисс Иннес, — сказал детектив, вставая, — полагаю, где-то в стенах этого дома спрятаны деньги или хотя бы часть денег, украденных в Торговом банке. И я уверен, что молодой доктор Уолкер, приехав из Калифорнии, уже знал об этом. Когда ему не удалось выселить вас отсюда и поселить здесь миссис Армстронг с дочерью, он или его сообщник попытались проникнуть в дом. И дважды им это удалось.

— Трижды, по крайней мере, — уточнила я, рассказав о предыдущей ночи. — Я долго думала об этом, но уверена, что человек, которого я встретила нынче ночью у винтовой лестницы, не доктор Уолкер. Не думаю, что он мог пробраться в дом, да и голос был не его.

Мистер Джеймисон прохаживался по комнате, заложив руки за спину.

— И еще кое-что озадачивает меня, — сказал он, остановившись передо мной. — Кто такая Нина Каррингтон? Если это она находилась в доме под именем Мэтти Блисс, что она сказала Хэлси? Что заставило его броситься к доктору Уолкеру, а затем к мисс Армстронг? Если бы нам удалось найти эту женщину, мы разгадали бы тайну.

— Мистер Джеймисон, а вам не приходило в голову, что Пол Армстронг умер неестественной смертью?

— Именно это мы и пытаемся узнать, — ответил он. В это время вошла Гертруда и сообщила, что пришел какой-то человек и ждет внизу мистера Джеймисона.

— Я бы хотел, мисс Иннес, чтобы вы присутствовали сейчас при нашем разговоре, — сказал Джеймисон. — Можно Риггсу сюда подняться? Он был у доктора Уолкера и хочет кое-что нам рассказать.

Риггс неуверенно вошел в комнату, но мистер Джеймисон ободрил его. Однако он с опаской косился на меня. Когда я пригласила его сесть, шофер Уолкера опустился на стул у двери.

— Послушайте, Риггс, — начал разговор мистер Джеймисон, стараясь говорить как можно мягче. — Расскажите все, что хотели рассказать, в присутствии этой леди.

— Вы обещали, что об этом никто ничего не будет знать, мистер Джеймисон. — Риггс явно не доверял мне. Взгляд его, обращенный ко мне, был явно враждебным.

— Совершенно верно. Мы защитим вас. Но вы принесли нам то, что обещали?

Риггс вынул из внутреннего кармана пачку бумаг и передал ее Джеймисону. Тот с интересом и удовлетворением стал их рассматривать, а потом передал мне.

— Это план Солнечного. Что я вам говорил, помните? А теперь, Риггс, мы готовы выслушать вас.

— Я бы никогда не пришел к вам, мистер Джеймисон, если бы не мисс Армстронг. Когда мистер Иннес пропал и мисс Луиза заболела из-за этого, я решил, что дело зашло слишком далеко. Я и раньше делал кое-что для доктора, чем вряд ли можно гордиться, но теперь меня просто тошнит от этого.

— И вы помогли ему разделаться с Хэлси? — негодующе спросила я.

— Нет, мэм. Я узнал об этом только на следующий день, когда вышла местная газета. Но знаю, чьих это рук дело. Лучше начну с самого начала.

Когда доктор Уолкер уехал с семьей Армстронгов в Калифорнию, в городе пошли разговоры, что когда он приедет, то женится на мисс Армстронг. Мы все этого ожидали. Но тут я получил от доктора письмо. Он писал, что очень обеспокоен отъездом мисс Армстронг домой, и прислал мне немного денег. Я должен был следить, не ходит ли она в Солнечное и где вообще бывает, не выпускать ее из виду, пока он сам не вернется. Я узнал, что она находится в сторожке, и, кажется, напугал вас, когда вы вышли ночью на дорогу, мисс Иннес.

— И Рози тоже! — добавила я. Он смущенно улыбнулся.

— Я только хотел убедиться, что мисс Луиза в сторожке. Рози бросилась бежать, когда я хотел остановить ее и как-то объяснить, почему я здесь. Но она рванулась от меня.

— А осколки сервиза?

— Осколки — это смерть для автомобильных шин, — заметил он. — Я ничего не имею против вас, а машина ваша мне вообще очень нравится.

Итак, разбойником с большой дороги, напавшим на Рози, был Риггс!

— Я сообщил доктору Уолкеру телеграммой, где находится мисс Луиза, и продолжал за ней следить. За день или два до того, как они приехали сюда с телом мистера Армстронга, я получил от него еще одно письмо, в котором он просил меня проследить за женщиной с лицом, испорченным оспой. Фамилия ее Каррингтон. Доктор строго-настрого приказал мне, если я ее увижу, не выпускать ее из виду, пока он не приедет сам.

Дел у меня было много, но такая женщина не появлялась, а когда она прибыла, доктор был уже здесь.

— Риггс, — спросила я, — вы пытались ночью попасть в этот дом вскоре после того, как я сюда приехала?

— Нет, мисс Иннес, я никогда не был в этом доме. Сегодня я здесь впервые. Эта женщина, Каррингтон, появилась здесь только вечером того дня, когда исчез мистер Иннес. Она пришла к доктору поздно вечером. Его не было. Она с нетерпением ждала его, ходила по приемной, волновалась. А доктора все не было. Она прямо вся извелась, просила меня найти его. А он все не появлялся. Тогда она стала обзывать его разными словами, сказала, что ему не обмануть ее. Мол, было совершено убийство, и он за это ответит.

Она мне не понравилась. Ушла после одиннадцати, пошла через дорогу к Армстронгам. Я крался за ней. Она вначале обошла дом кругом, глядя на окна. Потом позвонила в дверь. Дверь открылась, и она тут же вошла в холл.

— И долго она пробыла там?

— Вот это-то как раз и странно, — заметил Риггс. — В ту ночь она вообще не выходила из дома. Я лег спать, когда уже начало светать. Увидел ее на следующий день на станции на открытой платформе. Тело лежало прикрытое простыней, говорили, что она угодила под экспресс. Ее трудно было узнать. Думаю, ту ночь она провела у Армстронгов. Станционный смотритель сказал, что она пересекала пути, собираясь сесть в поезд, идущий в город, но тут ее сшиб экспресс.

— Опять замкнутый круг! — воскликнула я. — Мы опять там, где и были. Ходим кругами.

— Все не так уж плохо, мисс Иннес, — заметил Риггс. — Нина Каррингтон приехала из Калифорнии. Из того города, где умер мистер Армстронг. Почему доктор так боялся ее? Эта женщина что-то знала. Я служу у доктора семь лет и хорошо его изучил. Он ничего не боится. Думаю, он убил мистера Армстронга где-то на западе. Что еще он сделал, не знаю. Но он уволил меня, едва не удушив, когда я сказал мистеру Джеймисону, что мистер Иннес приезжал к нему ночью и что они ссорились.

— Что слышал Уорнер, когда эта женщина разговаривала с мистером Иннесом в библиотеке? — спросил меня детектив.

— Она сказала: «Я с самого начала знала, что что-то здесь не так. Человек не может быть здоровым и умереть на следующий день без всяких на то причин». Все совпадало!

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Риггс рассказал все это в среду. Хэлси исчез в предыдущую пятницу. Чем больше проходило времени, тем меньше я надеялась увидеть его живым. Я понимала, что вагон, будучи прицеплен к какому-то составу, мог увезти Хэлси за тысячи миль. Без воды и пищи. Я знала такие истории, когда в пустых запертых вагонах находили мертвецов, и с каждым часом состояние тревоги за племянника все усиливалось.

А нашли Хэлси так же неожиданно, как и потеряли. И этим были обязаны бродяге, которого отпустил Алекс. В знак благодарности за это он узнал о местонахождении Хэлси от другого бродяги и тут же сообщил нам.

В среду вечером мистер Джеймисон направлялся к нам от коттеджа Армстронгов, где ему так и не удалось поговорить с Луизой.

У ворот Солнечного его остановил какой-то субъект. Он знал детектива в лицо и сунул ему в руку листок бумаги, на котором было нацарапано:

Косноязычно объяснив, что сам он ничего об этом не знает, что записку передал ему кто-то из Джонсвилла, который знал, что для нас это очень важно, посыльный предпочел быстро ретироваться.

Начались междугородные переговоры. Мистер Джеймисон позвонил в больницу, а мы стояли рядом с ним. Когда мы получили подтверждение, мы стали смеяться и плакать одновременно. Я уверена, что целовала Лидди и, кажется, даже мистера Джеймисона…

В тот же вечер одиннадцатичасовым поездом Гертруда выехала в Джонсвилл, расположенный в трехстах пятидесяти милях от нас. Ее сопровождала Рози. Из прислуги осталась только верная Лидди. Днем к нам приходила кое-что поделать по хозяйству жена помощника садовника. К счастью, Уорнер и детективы по-холостяцки ели в сторожке. Из уважения к Лидди они раз в день сами мыли посуду и, по ее мнению, делали это так неумело, что только разводили грязь. Завтрак они готовили себе сами, всегда один и тот же: жарили хлеб с луком и салом, благоухая на всю округу. Иногда Лидди снисходила к ним и жарила мясо, за что они были очень ей благодарны.

И только когда Гертруда с Рози уехали, остальные домочадцы улеглись спать, а Винтерс, как обычно, устроился у подножия винтовой лестницы, мистер Джеймисон решил посвятить меня в свой план, тщательно продуманный по дороге к нам.

— Мисс Иннес, как у вас сегодня с нервами?

— Мои нервы истрепаны, их у меня не осталось, — сказала я ему весело. — Хэлси нашелся! Какие, могут быть нервы!

— Хочу вас спросить, — продолжал он, — готовы ли вы помочь мне в довольно необычном деле?

— Самым необычным делом, на мой взгляд, была бы спокойная ночь. Но если что-то произойдет, разумеется, я хочу в этом участвовать, — храбро улыбнулась я.

— Не если, а точно что-то произойдет, — кивнул детектив. — И вы единственная женщина, которую я мог бы взять с собой. — Он посмотрел на часы. — Не задавайте никаких вопросов, мисс Иннес. Наденьте удобную обувь, темное пальто и приготовьтесь ничему не удивляться.

Лидди спала сном невинного ребенка, когда я поднялась наверх за вещами. Детектив ждал меня в холле, и я удивилась, увидев вместе с ним доктора Стюарта. Они о чем-то тихонько беседовали, но когда я подошла к ним, замолчали. В доме нужно было еще кое-что сделать, проверить замки на окнах и дверях, предупредить Винтерса, чтобы он удвоил бдительность. После этого мы погасили свет в холле, потихоньку прошли в темноте к парадной двери и вышли на улицу.

Я ни о чем их не спрашивала, считая, что они оказывают мне честь своим доверием, и я докажу, что могу молчать так же, как и они. Мы прошли через поле и оказались рядом со сгоревшей конюшней, переступая через низкие заборчики. Только раз было произнесено несколько слов: доктор Стюарт выругался, когда наткнулся на проволоку.

Через пять минут к нам присоединился еще один человек. Он что-то нес на плече. Я не могла понять, что это. В молчании шли минут двадцать. Я потеряла ориентировку, позволяя мистеру Джеймисону направлять меня в ту или иную сторону, когда возникала необходимость. Я не знала, чего мне ждать. Где-то я неудачно перепрыгнула через лужу, зачерпнув полный ботинок воды пополам с грязью, но мне было весело, хотя я, по-моему, громко хлюпала в ночной тишине своим намокшим ботинком. Помню, я сказала шепотом мистеру Джеймисону, что никогда не видела таких красивых звезд. Очень жаль, что Бог сотворил такую красивую ночь, а люди почему-то должны в это время спать! Когда мы остановились, доктор немного задыхался. И я мысленно сравнила этот безрадостный пейзаж, который предстал моим глазам, с нашим уютным и веселым Солнечным. Перед нами было ровное поле, окруженное подрезанными кустами. Луна, затянутая облаками, едва освещала ряды белых камней на могилах. Кое-где высились темные громады памятников или склепов. Сердце мое сжалось — мы стояли на краю казановского кладбища.

Обернувшись, я разглядела того, кто по дороге присоединился к нам, и его ношу. Это был Алекс. На плече он держал две лопаты с длинными ручками. Я ничем не выразила своего удивления. Мы пошли друг за другом мимо могил, и когда я поняла, что иду последней в этой молчаливой цепочке, я невольно, оглянулась. Когда этот инстинктивный страх у меня прошел, я поняла, что ночное кладбище ничем не отличается от нашего злополучного имения. Постоянно появлялись какие-то тени, слышались непонятные шорохи. Вдруг кто-то негромко вскрикнул. Я невольно вздрогнула. Но мистер Джеймисон успокоил меня, сказав, что это всего лишь сова, и я постаралась поверить ему.

Мы остановились у склепа Армстронгов. Доктор Стюарт изъявил желание избавить меня от дальнейшего зрелища.

— Женщинам здесь нечего делать, — сказал он.

Тогда детектив стал ему что-то доказывать о свидетелях. Доктор подошел ко мне и пощупал пульс.

— Что ж, оставайтесь, — проворчал доктор. — Думаю, здесь зам будет не хуже, чем в доме, полном ужасов.

И он постелил на ступеньки склепа свое пальто, чтобы я могла сесть.

Могила всегда напоминает о конце. В яму бросают землю, и люди чувствуют, что это конец. Что бы ни происходило до этого и что бы ни было потом в вечности, это храм, где тело предается земле, а душа возвращается туда, откуда она пришла. Поэтому возникает чувство, что происходит осквернение святыни, когда тело вновь извлекают из могилы. Однако в эту ночь на казановском кладбище я была совершенно спокойна, наблюдая, как Алекс и мистер Джеймисон раскапывают могилу. Я боялась только одного — что нам могут помешать.

Доктор стоял на страже, но кругом было тихо. Время от времени он подходил ко мне и похлопывал по плечу.

— Никогда не думал, что такое может случиться, — сказал он. — Во всяком случае, меня не будут подозревать в соучастии. Доктора обычно участвуют в констатации смерти, а не в эксгумации.

Когда Алекс и мистер Джеймисон положили на траву лопаты и закончили работу, мне вдруг стало жутко. Признаюсь, я закрыла лицо руками. Они стали вытаскивать тяжелый гроб, я все еще не могла прийти в себя и не глядела, только слушала скрежет открываемой крышки. И тут детектив негромко вскрикнул, а доктор снова стал нащупывать мой пульс.

— А теперь, мисс Иннес, — сказал доктор, — подойдите, пожалуйста…

При свете фонаря, направленного на лицо усопшего, я увидела, что в гробу покоится совершенно незнакомый человек. На серебряной табличке, приколоченной к крышке, значилось: «Пол Армстронг». Но в гробу лежал вовсе не он!

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Я не помню, как возвращалась с мужчинами в Солнечное в насквозь промокших ботинках и испачканном пальто, как осторожно пробиралась наверх, стараясь никого не разбудить, особенно Лидди. Почему-то меня беспокоило тогда не то, что я пережила на кладбище, а то, куда можно засунуть от зорких глаз горничной свою грязную обувь. Наконец, решив, что утром я закину ботинки в дыру, проделанную «привидением» в стене кладовой, я тут же уснула. А приснилось мне как раз то, что довелось увидеть и услышать в склепе, но только во сне я вроде бы как кино смотрела. Вот группа людей у мертвого тела на траве, вот слышится хриплый голос Алекса:

— Теперь они попались! Попались! — Казалось, он кричит мне это прямо в ухо.

Несмотря на физическую и нравственную усталость, проснулась я рано. Лежала в кровати и думала. И снова вопросы мучили меня. Кто такой Алекс? Я больше не верила, что он садовник. Кто был тот человек, которого похоронили вместо Пола Армстронга? Вернее, привезли из Калифорнии в заколоченном гробу… И где же тогда сам мистер Армстронг, президент Торгового банка? Возможно, живет сейчас преспокойненько в какой-нибудь стране на украденные из банка деньги. Знают ли Луиза и ее мать об этом постыдном обмане? Что было известно Томасу и миссис Уотсон? И кто такая эта Нина Каррингтон?

На последний вопрос, как мне показалось, ответ был найден. Эта женщина каким-то образом узнала обо всем и пыталась шантажировать или доктора, или Фанни Армстронг. Но все, что она знала, умерло вместе с ней. Однако она успела рассказать об этом Хэлси, и тот от такой новости едва не рехнулся. Ему стало ясно, что Луиза выходит замуж за доктора Уолкера именно потому, чтобы не раскрылась эта позорная тайна, думая, конечно, о своей матери. И Хэлси, недолго думая, не понимая, чем это может ему грозить, тотчас же отправился к доктору Уолкеру и все ему высказал. Они поругались, и он направился на станцию, чтобы встретить мистера Джеймисона и все рассказать ему. Доктор — человек очень активный — вместе с Риггсом, который не был таким уж щепетильным до ссоры со своим хозяином, отправились к насыпи у железной дороги и, внезапно появившись на дороге перед машиной, заставили Хэлси резко свернуть в сторону. Что было потом, известно.

Такова была моя версия. В общем-то, я оказалась недалека от истины в своих толкованиях событий.

В то утро я получила телеграмму:

Так начался тот день, четверг. Как сказал мистер Джеймисон, сети уже расставлены. Но мы не предполагали тогда, что в эти сети попадусь именно я и едва не погибну.

Прочитав телеграмму, я еще некоторое время лежала в кровати, разглядывая стены. Где же может находиться этот чертов тайник? Уже взошло солнце и залило веселым светом мою спальню. Да, днем Солнечное вполне отвечало своему названию. Я никогда больше не видела такого пронизанного солнцем уютного и веселого дома. Много света и солнца. А где-то за красивыми обоями находился тайник, из-за которого мы пережили столько тревожных ночей.

Я решила днем измерить все комнаты и дом снаружи, чтобы определить расстояние между наружными и внутренними стенами. Я старалась вспомнить, что точно было написано на листке бумаги, который показывал мне мистер Джеймисон.

Там было слово «камин». Это единственная улика. А в таком большом доме, как Солнечное, каминов было множество. Открытый камин в моем будуаре… В спальнях каминов не было. Еще было слово «труба»… И вдруг я вскочила. Кладовая! Она находилась как раз над моей головой. И там был камин. Открытый камин — и именно с кирпичной трубой!

Я стала внимательно рассматривать стену. В ней не было дымохода. Дымоходов не было и в холле на первом этаже под спальней. Как я уже говорила, дом отапливался батареями. В гостиной тоже был огромный камин, но он находился в западной половине дома.

Для чего, зачем в кладовке были и батареи, и камин? Обычно архитекторы довольно разумно составляют план дома. Через четверть часа я уже была наверху с портновским сантиметром в руках, пытаясь оправдать мнение мистера Джеймисона о моей персоне, будто я умная. Я решила ничего не рассказывать ему до тех пор, пока не добуду доказательств своей правоты. Дыру в кладовке между трубой и внешней стеной не заделали, и она зияла, как и прежде. Я осмотрела ее внимательно, но не узнала ничего нового. Однако расстояние между кирпичной стеной и внутренней стеной из дранки и штукатурки приобрело теперь новое значение. Через дыру была видна только одна сторона трубы, и я решила узнать, что же находится по другую сторону камина.

В то утро Лидди отправилась в город за покупками, мне просто повезло. У меня не было инструментов, но я нашла садовые ножницы, топорик и начала работать. Штукатурка отходила довольно легко. С дранкой было хуже. Я просто измучилась, покуда топорик наконец не пробил стену и не рухнул вниз. Я вздрогнула от этого звука — будто прозвучал выстрел, — и поглядела на свою ладонь, на которой набухал волдырь. Сердце мое готово было выпрыгнуть из груди. На шум ведь могла примчаться ватага слуг и детективов. Но ночное дежурство кончилось, дом мирно спал, никто не появился. Ножницами я стала расширять дыру, дрожащей рукой зажгла свечу и поднесла ее к темному проему. Увы, я увидела такое же пространство, как и по другую сторону трубы, и ничего более, и была ужасно разочарована.

Мистер Джеймисон считал, что если в доме и есть потайная комната, она должна непременно находиться возле винтовой лестницы. Насколько мне известно, он внимательно осматривал шахту, ведущую в подвал. И я уже почти решила, что он прав, когда мой взгляд остановился на камине и его облицовке. Камином явно никогда не пользовались, он был закрыт железной решеткой. Когда же я попробовала отодвинуть ее и поняла, что она плотно прикреплена к кирпичу, я оживилась и выбежала в соседнюю комнату. Надо же, там находился точно такой же камин, и его решетка тоже не снималась. В обеих комнатах дымоходы в стенах несколько выдавались наружу. Дрожащими руками я взяла сантиметр и стала измерять. Они выдавались в каждой комнате на два с половиной фута. Если к этому прибавить два раза по три фута, то есть расстояние между наружной и внутренней стенами, то получалось восемь футов. Восемь футов в одну сторону и почти семь в другую! Что же это за каминная труба?

Итак, потайную комнату я нашла, но как в нее войти, не знала. Я не видела никакой кнопки на деревянной отделке камина, никакой отодвигающейся доски на полу. Я была уверена, что попасть в тайник можно. И довольно просто. Но каким образом? Что скрывается в нем? Неужели детектив прав и там находятся деньги и ценные бумаги, пропавшие из Торгового банка? Или вся наша теория ошибочна? Возможно, Пол Армстронг забрал все это с собой. Если же деньги хранятся там и доктор Уолкер знает об этом, то ему известен и ход в тайник. Тогда кто же проделал ту, первую дыру в стенке?

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Во время ленча Лидди нашла проделанную мною новую дыру в стене кладовки и, визжа, прибежала вниз. Она уверяла, что когда вошла, невидимые руки как раз пробивали эту дыру, но тут же прекратили свою работу, и в комнате стало очень прохладно и сыро. Словно в подтверждение своим словам, она торжествующе продемонстрировала мои грязные мокрые ботинки, которые я позабыла спрятать.

— Что я говорила, — сказала она голосом, каким говорят на сцене в драматических ситуациях. — Посмотрите на ботинки. Это же ваши, мисс Рэчел. Они все в грязи и совсем мокрые. Можете надо мной смеяться сколько хотите, но их кто-то надевал. И от них пахнет кладбищем. Откуда мы знаем, что оно не бродило этой ночью по казановскому кладбищу и не сидело на могилах! Мистер Джеймисон чуть не подавился.

— Не удивлюсь, что так оно и есть, мисс Лидди, — заметил он, когда наконец отдышался. — Привидение вполне способно на это.

Полагаю, у детектива был план, по которому он действовал. План должен завершиться взрывом. Но события разворачивались так быстро, что у него не хватило времени осуществить его. Во-первых, позвонили из больницы и сообщили, что миссис Уотсон умирает. Она просила, чтобы я приехала проститься с нею. Признаться, ехать мне не хотелось. Господи, еще и это! После стольких переживаний, смерти Томаса, волнений из-за Хэлси я должна еще видеть умирающую экономку… Однако Лидди приготовила мне черную одежду и вуаль, и я поехала. Мистеру Джеймисону и другому детективу я поручила внимательно изучить винтовую лестницу, все обстукать и измерить. Я предчувствовала, как они удивятся, когда вечером расскажу им о своем открытии. И я действительно их удивила, да еще как!

Сойдя с поезда, я отправилась в городскую больницу, где меня тут же провели в палату, стены которой наводили тоску своим серым цветом. На высокой железной кровати лежала миссис Уотсон. Она очень похудела, глаза запали, нос заострился. Мне стало стыдно. Мы были так заняты своими делами, что оставили эту бедную женщину умирать без доброго «прости».

Сестра сделала ей укол, и через некоторое время она смогла говорить. Привожу ее бессвязный рассказ. Она рано потеряла родителей и одна воспитывала, своих младших братьев и сестер. Они один за другим умирали и были похоронены рядом с родителями в маленьком городке на среднем западе. Осталась всего одна сестра, маленькая Люси. Ей и отдала всю свою любовь старшая сестра. Люси было девятнадцать, когда в город, где они жили, приехал юноша. Он направлялся на восток после отдыха в Вайоминге на ферме, где проводят время никчемные молодые люди из богатых семей, где они дышат деревенским воздухом, ловят рыбу и охотятся. Ее младшая сестра влюбилась в одного из таких парней. Это было семь лет назад. Она вышла за него замуж. Звали парня Обри Уоллес.

Сама же Энн Хэсвелл вышла замуж за плотника и жила в своем родном городе. Муж ее умер, и она осталась вдовой. Три месяца после свадьбы младшей сестры прошли спокойно. Обри увез Люси в Чикаго, там они жили в отеле, Простота девушки, которая так очаровала его в деревне, в городе стала ему приедаться. Он не был образцовым мужем даже в эти три месяца. И когда он исчез, Энн с облегчением вздохнула. Сестра отнеслась к этому совсем иначе? Она очень переживала, плакала и после рождения ребенка умерла. Энн взяла ребенка и назвала его Люсьеном.

У Энн не было своих детей, и всю свою нежность она отдала мальчику. Но твердо решила отыскать этого беспутного Обри Уоллеса, чтобы он мог оплачивать расходы по воспитанию сына. Однако это было нелегко — на все ее запросы приходил отрицательный ответ. Она перебралась на Восточное побережье, зарабатывая шитьем, домашней работой, чтобы мальчуган ни в чем не нуждался. Когда ей подвернулось место экономки у Армстронгов, она поместила мальчика в церковный приют. И вдруг в Солнечном она видит отца Люсьена. Оказывается, зовут его вовсе не Обри Уоллес, а Арнольд Армстронг, и он сын ее хозяина!

Энн рассказала ему о смерти Люси, о мальчике и потребовала у Арнольда денег на содержание его сына. Какое-то время Арнольд деньги давал, чтобы экономка ничего не говорила его отцу. Но когда узнал, где находится ребенок, стал угрожать ей, что выкрадет его. Энн обезумела от горя. Положение изменилось. Если раньше Арнольд давал деньги на ребенка, то теперь именно Энн Уотсон снабжала его деньгами на пьянки и развлечения, пока совсем не обанкротилась. Чем больше опускался Арнольд, тем больше он требовал. А когда порвал с семьей, стало еще хуже. Энн забрала ребенка из приюта и спрятала его в деревне близ Казановы. Иногда она ездила к мальчику. Там он заболел. Люди, у которых жил мальчик, были немцами. Он звал хозяйку по-немецки бабушкой. Вырос красивым мальчиком.

Когда Армстронги уехали в Калифорнию, преследования Арнольда усилились. Он взбесился, когда узнал, что она спрятала ребенка, и грозился убить ее. Энн переехала из большого дома в сторожку. Когда я сняла на лето Солнечное, она обрадовалась, решила, что он перестанет ее преследовать, и нанялась ко мне экономкой.

Это было в субботу. В ту ночь неожиданно приехала Луиза. Томас пошел в клуб сообщить об этом Арнольду. Экономке нравилась Луиза, она напоминала ей Люси. Энн не понимала, в чем дело, но девушка была на грани нервного срыва. Арнольд был взбешен, они ссорились. Из сторожки он вышел около половины третьего и направился в большой дом. Его впустили через восточную дверь. Вскоре он вышел. Что-то произошло. Что именно, она не знает. Вслед за ним вышли мистер Иннес и другой молодой человек, которые уехали на машине. Луизу удалось успокоить, и около трех миссис Уотсон отправилась в большой дом. Томас дал ей ключ от двери в восточное крыло.

Когда она шла через газон, то увидела Арнольда, пытавшегося проникнуть в дом. В руках у него была клюшка для игры в гольф. Когда Энн отказалась впустить его, он ударил ее клюшкой, сильно поранив руку. В рану попала инфекция, и теперь она умирает от заражения крови. Она вырвалась от него, вне себя от гнева и злости, и вошла в дом в то время, когда мисс Гертруда и мистер Бейли стояли у парадного входа. Экономка поднялась наверх и, не помня себя, вошла в комнату Гертруды. Там на кровати лежал револьвер Хэлси. Она схватила револьвер и побежала вниз по винтовой ^лестнице. Арнольд снаружи возился с замком. Она тихонько спустилась с лестницы и открыла замок. Но не успела еще подняться по ступенькам, когда он ворвался в дом. Было темно, но она отчетливо различала белую рубашку и выстрелила в него. Он упал. Кто-то в бильярдной закричал и побежал. Началась тревога. У нее не было времени подняться наверх. Она спряталась в западном крыле, пока все не спустились вниз. Затем поднялась наверх, выбросила револьвер из окна и снова спустилась вниз, чтобы впустить в дом людей, прибывших из Гринвуд-клуба.

Если Томас что-то подозревал, он никогда не говорил об этом. Когда Энн увидела, что рука, по которой ее ударил Арнольд, распухла и посинела, она дала дворецкому адрес Люсьена в Ричфилде и почти сто долларов. Он должен был платить за Люсьена, пока она не выздоровеет. Ей хотелось видеть меня, чтобы я сообщила миссис Армстронг, что законный сын Арнольда находится в Ричфилде, и уговорить ее признать мальчика. Она умирает. Мальчик — Армстронг, поэтому имеет право на их имущество. Бумаги находятся в ее чемодане в Солнечном. Там же и письма убитого ею отца мальчика к Люси, что подтверждает истину. Она умирает. Земной суд судить ее не будет. А на небе, возможно, Люси выступит в ее защиту. Это она, Энн, спускалась по винтовой лестнице в ту ночь, когда Джеймисон заметил там кого-то. Испугавшись преследования, она открыла первую попавшуюся дверь и угодила в подвал. Внизу стояла корзина с бельем. Это ее спасло.

Я вздохнула с облегчением. Значит, все-таки это была не Гертруда!

Вот такая история. Как ни печальна она была, как ни трагична, умирающая женщина, рассказав ее, получила облегчение. Она не знала, что Томас умер, и я не стала говорить ей об этом. Пообещала позаботиться о Люсьене и сидела с ней, пока она окончательно не потеряла сознание. Ночью Энн умерла.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Когда я возвращалась домой со станции в Казанове, я увидела детектива Бернса, прохаживающегося по улице у дома доктора Уолкера. Значит, мистер Джеймисон все же установил за ним слежку. Я не сомневалась, что скоро все раскроется.

В доме стояла тишина. Были сняты две ступеньки, винтовой лестницы, но безрезультатно. Гертруда прислала телеграмму, что она приезжает вместе с Хэлси домой. Мистер Джеймисон, не найдя тайник, отправился в деревню. Позже я узнала, что он посетил доктора Уолкера под предлогом несварения желудка. Перед уходом спросил о расписании поездов, направляющихся в город, объяснив, что потратил на наше дело слишком много времени, и пожаловался на слишком живое воображение мисс Иннес-старшей. Доктор знал, что дом охраняется день и ночь. Но Джеймисон разуверил его: коль у дома такая скверная репутация, то охрана ему вовсе не нужна. И в этот вечер он и еще два детектива демонстративно отправились по главной улице Казановы к станции, дабы покинуть это злосчастное место.

Никто не знал, что на следующей станции они вышли и в темноте вернулись в Солнечное. Мне лично вообще ничего не было известно. Я, расстроенная исповедью миссис Уотсон, отдыхала у себя после поездки в больницу. Лидди принесла мне чаю. На подносе с чашкой лежала маленькая книжка из библиотеки Казановы — «Невидимый мир». На обложке были нарисованы веселые привидения, обернутые в простыни и танцующие вокруг могилы…

Когда я рассказываю о случившемся, именно здесь Хэлси постоянно замечает: «Женщина всегда считает, что дважды два — шесть». На что я ему отвечаю: «Если дважды два плюс икс равно шести, та найти неизвестное число очень просто. Детективы не могли найти потайную комнату, поскольку все время пытались доказать, что дважды два четыре».

Поглядев на обложку, я рассмеялась — ох и Лидди! Знала бы она, что роли этих веселых привидений довелось прошлой ночью играть доктору Стюарту, Алексу, мистеру Джеймисону и мне, она бы пришла в неописуемый ужас. Около пяти часов вечера Лидди велела мне вздремнуть, напялив на меня серый шелковый халат. Прислушавшись к ее удалявшимся шагам, я быстренько поднялась и направилась в кладовую. Там все было, как прежде. Я снова стала искать потайную дверь. В обоих каминах, как я уже говорила, за решетками ничего не было видно, кроме трех футов кирпичной стены. Не было никаких признаков, что там может быть вход. Никаких ручек, никаких петель. Вход должен был быть или в облицовке, или наверху, на крыше дома, решила я и, потратив полчаса на осмотр облицовки — конечно, без толку, решила исследовать крышу.

Я плохо переношу высоту. Несколько раз даже на стремянке у меня кружилась голова, и дрожали колени. Взобраться на памятник Вашингтону было для меня так же недоступно, как занять президентское кресло. И все же я без колебаний взобралась на крышу дома. Как собака, идущая по следу, как мой далекий предок в медвежьей шкуре и с копьем в руках, преследующий кабана, я была поглощена страстью охоты, неистовством преследования и предвкушением битвы. Я была вся в пыли, когда вылезла из окна недостроенной залы для танцев на крышу восточного крыла дома.

Мне показалось, что достичь крыши основного здания теперь будет нетрудно. Нужно подняться по небольшой вертикальной железной лестнице, приделанной к стене, всего футов на двенадцать. Двенадцать футов — снизу это казалось не слишком много. Но взбираться по вертикальной лестнице трудно. Я подвязала полы своего длинного халата и все же взобралась наверх. Но при этом совершенно выдохлась и присела на крыше, упершись ногами о ступеньку лестницы. Пояс где-то потерялся, и ветер раздувал полы халата, как паруса. Одна пола, зацепившись, вероятно, за железный конек, разорвалась. Я оторвала кусок шелковой материи, окончательно испортив халат, и завязала им волосы.

Звуки, раздававшиеся снизу, казались особенно четкими. Я слышала, как мальчик, разносивший газеты, засвистел. Но услышала и другой звук: обо что-то ударился камень, затем раздалось мяуканье моей Бьюлы. Я забыла, что боюсь высоты, и подошла к краю крыши. Было около семи вечера. Темнело.

— Эй, парень! — крикнула я. Мальчик обернулся и стал оглядываться. Никого не увидев, он поднял глаза. И тут заметил меня. С минуту он стоял как парализованный, потом заорал, бросил газеты и помчался через поляну к дороге, ни разу не обернувшись.

Таким образом возникла легенда о Серой леди, которая до сих пор в Казанове часто повторяется. И вывод делается такой: нельзя бросать камни в черных кошек.

Я решила поторопиться со своими исследованиями. К счастью, крыша была плоской, и я смогла осмотреть каждый ее участок. Однако опять ничего не обнаружила. Никаких дверей, никаких стеклянных окон — ничего. Только две трубы диаметром два дюйма и примерно восемнадцать дюймов в высоту, стоящие друг от друга на расстоянии трех футов, с крышкой наверху, чтобы туда не попадал дождь. Я подняла камешек и бросила его в одну из труб, прислушиваясь. Он ударился о железо, но на какой глубине, я не могла понять. Тогда, решив оставить это занятие, я спустилась с лестницы и через окно незаметно проникла в дом. Вернувшись в кладовку, я села на ящик и стала думать над возникшей проблемой. Если трубы на крыше служили вентилятором для потайной комнаты, а наверху не было никакой двери, вход должен быть в одной из двух комнат под трубами, если, конечно, он не замурован.

Меня все больше удивляла обшивка камина, сделанная из дерева и украшенная резьбой. В самом деле, подумала я, к чему было так украшать камин в подсобном помещении, где практически никто не бывает и не сможет оценить эту красоту? Какой-то абсурд! Завитки, филенки. Я провела по ним рукой и тут почувствовала, что одна из филенок отъезжает в сторону. Под ней оказалась медная ручка.

Взявшись за нее, я с силой повернула ее в сторону. И тут вся прекрасная обшивка отошла от стены. Она-то и служила дверью в тайник.

Глубоко вздохнув, я вошла в эту секретную комнатку. В полутьме успела заметить маленький сейф, письменный стол и стул. И тут дверь за мной захлопнулась. С минуту я стояла в темноте не двигаясь, не понимая, что случилось. Потом стала бить кулаками по двери. Она не поддавалась. Мои пальцы скользили по гладкой деревянной поверхности. Никаких ручек изнутри на двери не было.

Я ужасно разозлилась — на себя, на дверь, на все. Задохнуться я не боялась. Из двух вентиляционных труб в крыше пробивался свет. Оттуда шел воздух, и это все. Комната оказалась очень темной.

Я села на жесткий стул и попыталась вспомнить, сколько дней можно прожить без пищи и воды. Потом мне надоело сидеть. Я встала и, как это, вероятно, делают заключенные, запертые в темной камере, стала ощупывать стены. Комната была очень маленькой. Я ощупывала стены, покрытые досками. Решив снова сесть на стул, ударилась обо что-то лицом. Этот предмет с шумом упал на пол. Собравшись с силами, поняла, что это электрическая лампочка, висевшая на шнуре. И если бы не этот несчастный случай, я могла бы умереть в этом склепе.

Наверное, я задремала. Уверена, что сознания не теряла. Стала почему-то думать: если меня не найдут и я тут умру, кто же возьмет себе мои вещи? Я знала, что Лидди нравится мой поплин цвета лаванды, а ей зеленый не к лицу. В перегородках зашуршали мыши. Тогда я села на стол, поставив ноги на стул. Мне хотелось думать, что меня ищут. Действительно, послышались шаги, кто-то вошел в кладовку (слава Богу, что я не заперла ту дверь!).

— В трубе, в трубе! — что есть силы закричала я.

В ответ раздался визг Лидди, и дверь в кладовку что есть силы захлопнулась.

Мне стало легче, хотя в потайной комнате стало очень жарко. Это действовало мне на нервы. Теперь я была уверена, что поиски пойдут в нужном направлении. Вскоре я задремала. Сколько спала, не знаю. Наверное, несколько часов, потому что день у меня был напряженным, я устала. Проснулась я от боли, тело затекло. Несколько минут не могла вспомнить, где нахожусь. Голова была тяжелой, звенело в ушах. Постепенно я пришла в себя. Несмотря на вентиляцию, воздуха становилось все меньше. Дышать было нечем, на лбу выступила испарина. Наверное, я провела здесь длительное время. Поиски, вероятно, продолжались в саду, меня искали в речушке, в лесу. Я знала: еще пару часов, и потеряю сознание. Я не смогу кричать, и тогда меня не найдут. Не знаю, почему в комнате было так душно. Наверно, в доме сильно топили. Чтобы не потерять сознание, я стала ходить из угла в угол, но потом устала и села на стол спиной к стене.

В доме почему-то было очень тихо. Внизу я услышала чьи-то шаги. Кажется, это в моей комнате. Я схватила стул и стала стучать им по полу. Увы, за этим ничего не последовало. Ни криков, ни беготни. С горечью я поняла, что если кто и слышал стук, то решил, что это то же самое постукивание, которое постоянно слышалось в доме.

Я не знала, который теперь час. Где-то далеко раздался знакомый звук — то был рычащий шум мотора нашей машины. Боже, да ведь это Гертруда и Хэлси! Я вновь воспрянула духом. Трезвый ум Хэлси и интуиция Гертруды могут вычислить, где я нахожусь. Они же не верят в привидения, как истеричка Лидди…

Спустя какое-то время я решила, что была права. Что-то действительно происходило подо мной внизу. Хлопали двери, по коридорам бегали люди, слышались взволнованные голоса. Я так надеялась, что они найдут меня. Но через некоторое время все стихло, и я опять осталась в тишине, запертая в душной и темной клетушке. Казалось, стены тайника надвигаются и душат меня.

Первым предупреждением был звук открывающегося замка в панели камина. Я открыла рот, чтобы закричать, но какое-то шестое чувство велело мне молчать. Я сидела не шевелясь, затаив дыхание. Там, снаружи, кто-то искал вход в тайник. И наконец нашел его.

Теперь шум внизу усилился. Я слышала, как несколько человек бегут вверх по лестнице. Шаги приближались, и я даже смогла различить слова.

— Следите за двумя боковыми лестницами! — кричал мистер Джеймисон. — Черт возьми! Здесь нет света! — И через мгновенье: — А теперь все вместе: раз, два, три…

Дверь в кладовку, оказывается, изнутри кто-то запер. Через секунду она с шумом раскрылась, ударилась о стену, и кто-то влетел в комнату. А в это время чья-то рука уже тихонько отодвигала панель. Панель открылась и снова закрылась. Теперь — когда мой рассказ доходит до этого места, Лидди всегда визжит, прикрыв пальцами уши, — в моем тайнике появился непрошеный гость. Он тяжело дышал. Он стоял так близко от меня, что я могла бы дотронуться до него, протяни только руку.

Меня сковал ужас. Снаружи слышались взволнованные голоса и удивленные проклятья. Люди стали двигать чемоданы и сундуки, открывали окна. А человек, который проник сюда ко мне, прислонясь к стене, слушал. Его преследователи оказались обманутыми. Он с облегчением вздохнул и отошел от стены. И тут — представляю себе его состояние! — коснулся моей руки — холодной, влажной от пота руки, как у мертвеца.

Чья-то рука в пустой комнате! Он отпрянул и, по-моему, перестал дышать. Думаю, он был в ужасе. Потом стал пятиться от меня задом.

И тогда я завизжала так громко, что в кладовке меня услышали.

— В трубе! — визжала я. — За каминной отделкой!

Мой гость в тайнике выругался и бросился на меня, но промахнулся. Я снова закричала. Он ударился о стену. На этот раз мне удалось увернуться от него. Я стояла у стены рядом со стулом. Он прислушался, а потом снова бросился на меня. Я схватила стул и ударила его по голове. За дверью стало тихо, и я услышала, как кто-то спросил:

— Мы не знаем, как войти. Как открыть дверь? Но человек в моем тайнике не был, увы, оглушен.

Он сменил тактику. Я слышала, как он тихо подбирается ко мне шаг за шагом, но не знала, с какой стороны. И тут… он схватил меня, зажал мне рот рукой. Я только успела укусить его за палец. Я была беспомощна, задыхалась. Кто-то тщетно пытался проникнуть к нам через камин. Но тут вдруг дверь начала уступать. Я увидела желтый свет, проникающий через щелку. Когда бандит, державший меня, увидел это, он выругался и бросил меня. Противоположная стена бесшумно открылась и потом снова закрылась. Я осталась одна. Гангстер исчез.

— В другой комнате! — закричала я что было мочи. — В другой комнате!

Но удары по стене камина заглушили мой голос. Пока они поняли, что я им кричу, прошло несколько минут. Все бросились за ним. Все, кроме Алекса, который решил освободить меня. Когда я вышла в кладовку, снова став свободной женщиной, то услышала шум погони внизу.

Должна вам сказать: хотя Алекс очень старался меня освободить, он уделил мне мало внимания, сразу же бросившись в тайник и схватив сейф.

— Поставлю его в комнату мистера Хэлси, мисс Иннес, и пришлю одного из детективов охранять.

Я едва понимала, что он говорит. Мне хотелось смеяться и плакать одновременно, забраться в постель, выпить стакан чаю, поссориться с Лидди, сделать тысячу вещей, которые я уже не надеялась сделать. А воздух! Какой прекрасный холодный ночной воздух! Оказывается, уже была ночь… Сколько же времени я провела взаперти?

Когда мы с Алексом спустились на второй этаж, нас встретил мистер Джеймисон. Мой вид его напугал, он укоризненно покачал головой. Затем он перевел взгляд на сейф в руках Алекса.

— Вы можете пройти со мной, мисс Иннес? — спросил он очень серьезно. Я кивнула, не в силах говорить, и он, поддерживая, повел меня к восточному крылу. Повсюду горели свечи и фонари. Горничные сбились в кучу и смотрели вниз. Увидев меня, они завизжали и пропустили нас вперед. Алекс, шедший за мной, что-то произнес и бесцеремонно прошел вперед. И тут я увидела, что у подножия винтовой лестницы лежит человек. Алекс нагнулся над ним.

Когда я тихонько спустилась вниз, Винтерс отступил, а Алекс распрямился, глядя на меня каким-то отсутствующим взглядом. В руках он держал растрепанный седой парик, а на полу лежал человек, который должен был покоиться в могиле на кладбище в Казанове. Это был Пол Армстронг.

Винтерс в нескольких словах объяснил, что случилось. Спускаясь по винтовой лестнице и преследуемый Винтерсом, Пол Армстронг оступился, упал, ударился головой о дверь на веранду и, вероятно, свернул себе шею. Когда Винтерс подошел к нему, он был уже мертв.

Детектив закончил рассказ, и я увидела Хэлси, бледного и взволнованного. Он стоял в дверях карточной комнаты, и я перестала себя контролировать: обняла моего мальчика и на какое-то время потеряла сознание. Он поддержал меня. Я тут же оправилась, но то, что увидела, тоже чуть не лишило меня чувства. В темной комнате для игры в карты стояли Гертруда и Алекс, наш садовник, и он целовал ее!

Я потеряла дар речи. Дважды открывала рот, чтобы хоть что-нибудь сказать, но не смогла. Тогда я повернулась к Хэлси и показала ему на них пальцем. Они нас не замечали. Она склонила ему голову на плечо, а он уткнулся лицом в ее волосы. Эту сцену прервал мистер Джеймисон. Он подошел к Алексу и взял его за руку.

— А теперь давайте перестанем играть нашу маленькую комедию, мистер Бейли.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Газеты очень подробно сообщали об исчезновении доктора Уолкера, который в ту же ночь бежал в Южную Америку, о том, что в сейфе потайной комнаты были найдены деньги, около миллиона долларов, и ценные бумаги, исчезнувшие из Торгового банка. О моем же активном участии в раскрытии этого преступления газеты почему-то умолчали. Наши переживания так и остались никому неизвестными. Все похвалы достались мистеру Джеймисону. Но если бы Джон Бейли, когда он был Алексом, не нашел Хэлси и не настоял на вскрытии могилы Пола Армстронга, если бы он не подозревал всего этого с самого начала, где бы сейчас был детектив?

Когда Хэлси узнал все, он настоял на том, чтобы на следующее утро, несмотря на слабость, отправиться в деревню к Луизе и привезти ее в Солнечное, где она могла бы находиться под присмотром Гертруды. Ее мать уехала к Барбаре Фицхью.

Я не знаю, что сказал Хэлси миссис Армстронг, но не сомневаюсь, что вел он себя уважительно и по-джентльменски. Хэлси всегда так вел себя с женщинами.

До этого вечера они с Луизой не разговаривали. Гертруда и Алекс, я имею в виду Джона, вышли погулять. В половине десятого, устав от одиночества, я спустилась вниз и нашла там молодежную компанию. Я остановилась у дверей в гостиную. Гертруда и Джон уже вернулись с прогулки и сидели на диване. В комнате было довольно темно. Они не видели и не слышали меня, поэтому я поспешила ретироваться в библиотеку. Но там мне пришлось снова остановиться в дверях. Луиза сидела в глубоком кресле, лицо ее сияло. На ручке кресла сидел Хэлси, крепко обнимая ее.

Пожилой старой деве внизу делать было нечего. Я поднялась наверх в свой будуар и занялась вязанием. Скоро мои материнские обязанности закончатся!

На следующий день я постепенно узнала все подробности.

Пол Армстронг был жаден до безумия. Он страстно, до патологии любил деньги. Деньги любят многие. Но он любил деньги не потому, что на них можно было что-то покупать, а просто хотел их иметь. Бухгалтерские книги показали, что когда кассиром в банке работал Джон Бейли, все было в порядке. До Бейли же кассиром был Андерсон, старик, который затем умер, и в банке допускались финансовые нарушения.

Когда железная дорога в штате Нъю-Мехико разорила Армстронга, он решил восстановить потери одним махом: выкрасть ценные бумаги, продать их и бежать из страны. Но закон не так просто обойти. Пол Армстронг, конечно, внимательно все изучил. Вспомнив старую пословицу, в которой говорится, что хорошим индейцем может быть только мертвый индеец, он понял, что хорошим жуликом может быть только мертвый жулик. И решил сделать вид, что умер, а когда шум вокруг банкротства банка утихнет — тратить украденные деньги по собственному усмотрению.

Но ему понадобился сообщник. Он знал, что доктор Уолкер влюблен в Луизу, и решил этим воспользоваться. Доктор не был щепетилен, и Армстронг быстро уговорил его. План был очень прост. Маленький городок на западе, инфаркт, из Сан-Франциско коллега присылает доктору тело из морга, его гримируют под Пола Армстронга. Что может быть проще?

Нина Каррингтон стала первой помехой в осуществлении этого плана. Что она знала, что подозревала, мы так никогда и не смогли узнать. Она работала горничной в отеле и, видимо, шантажировала доктора. Он оказался в очень неудобном положении. Заплатить ей означало признать свою вину. Он все отрицал, и тогда она приехала в Солнечное и решила все поведать Хэлси.

Именно поэтому Хэлси отправился к доктору Уолкеру в ночь своего исчезновения. Он обвинил доктора в обмане, а потом пошел к Луизе и высказал ей нечто ужасное. Он думал, что его невеста тоже участвует в обмане. Удрученный, он помчался на станцию, чтобы встретить мистера Джеймисона и все рассказать ему. Доктор Уолкер и Пол Армстронг — он прихрамывал, ведь это в него я стреляла — поспешили туда же, твердо решив не допустить встречи Хэлси с детективом, покуда они не забрали деньги из тайника. Они вышли на дорогу, встали перед машиной Хэлси, чтобы остановить ее. Тут им повезло. Хэлси резко крутанул руль, и машина врезалась в товарный вагон. Им оставалось только убрать опасного свидетеля. Хэлси был без сознания. Убивать они не хотели, поэтому связали и бросили его в пустой вагон, решив, что связанный по рукам и ногам, без воды и пищи, с кляпом во рту, он умрет сам. Им и в голову не пришло, что бродяги могут быть более человечными, нежели они, респектабельные джентльмены.

Но вернемся к Полу Армстронгу. Он не думал, конечно, что его жена, не посоветовавшись с ним, сдаст Солнечное на все лето, это не входило в его планы. После неудачных попыток выкурить меня из имения хозяин был вынужден тайком пробраться в свой дом. Лестница в шахте, пожар в конюшне, разбитое окно в комнате для игры в карты — все это были попытки попасть в потайную комнату и забрать сейф.

Луиза и ее мать с самого начала были камнем преткновения для преступного банкира. Правда, Фанни Армстронг была женщиной безвольной, уломать ее ничего не стоило, Луиза же ненавидела отчима. Они хотели отправить Луизу с глаз долой, но она вернулась в отель в самое неудачное для них время и таким образом узнала, что отчим не умер, а жив и здоров. Девушке начали что-то объяснять, говорили, что банк разорился, что ее отчима должны посадить в тюрьму, что он не вынесет этого и покончит жизнь самоубийством. Мать плакала, умоляла Луизу помочь и не открывать тайну. Уступив ее мольбам, подавленная случившимся, девушка, самозабвенно преданная матери, соглашается и бежит.

Откуда-то из Колорадо она все же посылает анонимную телеграмму Джону Бейли на адрес Торгового банка. Оказавшись в безвыходном положении, она не хочет, чтобы невиновный человек сел в тюрьму. Бейли, получив тревожную телеграмму, остается вечером в банке, чтобы все проверить: действительно, огромная растрата налицо.

Луиза приезжает и узнает, что Солнечное сдано. Не зная, как быть, посылает в Гринвуд-клуб за Арнольдом, кое-что рассказывает ему, но не все. Она сообщает: что-то случилось, и банк вот-вот закроется. В этом виноват его отец. О заговоре ни слова. К ее удивлению, Арнольд уже знает об этом от Бейли. Более того, он подозревает — чего не может предположить Луиза, — что деньги находятся в Солнечном. У него был листок бумаги, в котором говорилось о потайной комнате.

Алчность, унаследованная от отца, не дает ему покоя. Он хочет удалить из дома Хэлси и Бейли, направляется к восточному крылу дома и в бильярдной комнате сообщает Бейли то, чего не хотел сказать вечером в клубе: адрес Армстронгов в Калифорнии. Он также передает ему телеграмму от доктора Уолкера, которую переслали Джону в клуб. В телеграмме говорится, что Пол Армстронг тяжело болен.

Бейли просто в отчаянии. Он хочет ехать в Калифорнию и увидеться там с Армстронгом. Но катастрофа в банке произошла раньше, чем он предполагал. Уже на станции, где мистер Джеймисон нашел его машину, он узнает из газет, что банк обанкротился. Разражается скандал. Тогда кассир решает вернуться и сдаться полиции.

Джон Бейли хорошо изучил характер Пола Армстронга. Он не верил, что деньги пропали. Кроме того, истратить такую сумму за столь короткое время было просто невозможно. Где же ценные бумаги? И тут он вспоминает, что несколько месяцев назад Арнольд Армстронг как-то обмолвился, что в Солнечном есть потайная комната. Он попытался поговорить с архитектором, строившим дом, но тот отказался выдать свою профессиональную тайну. Хэлси предложил другу пожить в доме под видом садовника и постараться найти тайник. Джон Бейли сбрил усы, загримировался, постригся, я не узнала в Алексе кассира Торгового банка, жениха Гертруды.

Итак, именно он, Алекс, и стал нашим привидением. Он не только испугал Рози, но и сам перепугался на винтовой лестнице, а позже проделал дыру в кладовке и довел кухарку Элизу до истерики. Записка, которую Лидди нашла в корзине для мусора в комнате Гертруды, была написана им. Это из-за него я потеряла сознание у люка, ведущего в подвал, это он с помощью Гертруды перенес меня в комнату Луизы. Гертруда, как я потом узнала, всю ночь сидела у моей постели, беспокоясь о моем состоянии.

Старый Томас, безусловно, видел своего хозяина и решил, что это то самое привидение, беспокоящее всех. Это совершенно очевидно. Что же касается заявления Томаса, будто он видел на дороге Джона Бейли, идущего из Гринвуд-клуба в Солнечное в ночь, когда мы с Лидди слышали шум на винтовой лестнице, то он был прав. В ночь перед убийством Арнольда Армстронга Джон Бейли уже пытался отыскать потайную комнату. Он взял из комнаты Арнольда ключи от двери в восточное крыло и вошел в дом, взяв с собой клюшку для игры в гольф, чтобы простукивать стены. На верхней площадке лестницы он споткнулся о корзину для белья, сломал запонку и уронил клюшку, которая с шумом упала с лестницы. Он был счастлив, что ему удалось убежать, и уехал ночным поездом в город.

Самое странное то, что мистер Джеймисон через какое-то время понял, что Алекс — это Джон Бейли. Псевдосадовник был очень удивлен, когда проницательный детектив сказал ему той ночью, что не стоит больше играть комедию.

Сейчас уже все в прошлом. Пол Армстронг похоронен на кладбище в Казанове. На этот раз — уже точно. Я ходила на похороны — решила убедиться, что это действительно он. Я посмотрела на лестницу склепа, на которой сидела в ту ночь, и спросила себя: неужели это была я? Солнечное выставлено на продажу. Но я решила ни за что не покупать его! Маленький Люсьен живет со своей настоящей бабушкой, миссис Армстронг, которая постепенно оправляется от пережитого. Ее второй брак оказался ужасно несчастливым, все эти треволнения едва не стоили ей жизни. Энн Уотсон покоится в могиле неподалеку от могилы человека, которого убила она, и который убил ее. Бедняга Томас, воочию столкнувшийся с привидением и не вынесший зрелища, похоронен на холме. Итак, считая попавшую под экспресс Нину Каррингтон, подлый заговор банкира и доктора унес пять жизней.

Но жизнь продолжается… Вскоре состоятся две свадьбы, и Лидди попросила, чтоб я все же дала ей надеть на торжество свое поплиновое платье цвета лаванды. Я так и знала. Она уже три года мечтает получить его. Я пролила на платье кофе, испортила вещь, но это ее не останавливает. А, пусть берет!

Мы с ней живем мирно, ссоримся редко. Она все еще продолжает уверять меня, что в Солнечном водятся привидения, вспоминая мои грязные, мокрые ботинки. Я действительно поседела, но никогда еще не чувствовала себя так хорошо. Иногда, когда бывает скучно, я вызываю Лидди, и мы с ней вспоминаем, что с нами произошло. Когда Рози вышла замуж за Уорнера, Лидди хмыкнула и сказала, что я принимаю за верность простую сентиментальность. Лидди презирает меня за то, что я подарила им свое столовое серебро.

Итак, мы сидим и болтаем. Иногда Лидди грозится уйти от меня, иногда я говорю ей, что уволю ее, но мы не расстаемся. Я собираюсь на следующее лето снять дом в деревне, и Лидди требует, чтобы было точно проверено, не живут ли в нем привидения.

Пока я все это писала, прошло много времени. Мои соседи готовятся на лето покинуть город. Лидди же уезжать не хочет. Она заполнила землей ящики на окнах и установила навесы от солнца. Но я все же решила снять дом в деревне, даже если в нем будет винтовая лестница…