Виртуозы лжи (СИ)

1

Tom’s POV

Каждый человек лжёт. Нет того, с чьих уст никогда бы не слетела приторная выдумка, быть может, даже случайная, или потому, что так удобнее. Гораздо легче соврать, что сидел весь день дома, чем рассказывать нудную историю о том, как ты протаскался по магазинам, перегрызся с половиной кассирш, а вечером отправился в клуб напиваться, и оттуда тебя тащили в жопу пьяного. Тут ещё большое значение имеет время и расположенность к разговору.

Я часто лгал. Мы с братом часто лгали. Наша ложь была довольно-таки мелочной, просто для разнообразия скучной жизни или вообще без повода. Я сам не понимаю, зачем лгать без смысла, но это было, отнекиваться нельзя. Ложь рождалась самостоятельно, она жила своей обособленной жизнью, никогда не спрашивала, можно ей вылезти или нет. Всё было ужасно просто, ужасно банально. Всё было ужасно. Сейчас, по прошествии времени, мне это кажется низким, я отказываюсь понимать, для чего мы позволяли такому разбавлять наше существование.

Скука наступала. Мы же вращались в каком-то диком однообразии, которое со стороны почему-то выглядело ярким и насыщенным. Быть может, так оно и было. Наверное, многие люди ответят, что хотели бы жить той нашей жизнью, но нам она приелась. Требовалась новизна. Это я сейчас так рассуждаю, пытаясь оправдывать всё то, что произошло. Но эти мои попытки — детский лепет. И всё же…

Глубже копать никто не хотел, мы не собирались искать причину общего сумасшествия, поддались порыву и на этом размышления закончились. Хотя не исключаю, что я что-то забыл. Мы отрицали то, что витало между нами, кажется, всю жизнь, такую правду признавать не хотелось.

Теперь мы лжём только в самых крайних случаях, потому что сами обожглись о прекрасные выдумки. Тогда я считал, что между мной и братом нет недосказанностей, но одна присутствовала, очень серьёзная. Сейчас могу заявить с уверенностью — мы знаем друг о друге всё, мы не лжём.

— …Билл в подлокотники вцепился, на меня так смотрит сумасшедшими глазами.

— Ты что заливаешь? — прервал меня вошедший в комнату Билл. — Не слушайте его, фильм — полное дерьмо, ребёнок не испугается. А ты, братец, мог бы и поискуснее что-нибудь выдумать.

Билл окинул меня деланно презрительным взглядом и уселся рядом вполоборота ко мне. Да что бы я ни сказал, он всё равно устроился бы именно так. Меня иногда очень волнует вопрос, почему, мы часто цапаемся, а всё равно лезем друг к другу.

— По-моему, совершенно не важно, кто куда вцепился, — примирительно сказал Густав, на что Георг поддакнул.

Мы все сидели дома у второго и по-дружески поедали содержимое холодильника Листинга, оправдывая это тем, что при разговорах сгорает много калорий. На самом деле, дома жрать было нечего. Густав, правда, не наглел так, как мы с Биллом, но оно и понятно — у него обыкновенно в холодильнике есть еда, а вот нам просто лень куда-то тащиться. А просить кого-то мы не любим.

— Билл, ты опять всё испортил, — констатировал я. — Ну, вы же знаете, он не смотрит ужасы.

Билл цокнул и отвернулся, что являлось явным признаком того, что ему стало глубоко фиолетово на то, что я произнесу в следующую секунду. Он мёртвой хваткой вцепился в очередной пакет гадости, который притащил с кухни. Гадость при ближайшем рассмотрении оказалась чипсами. Мы что, съели всё съедобное?

— А сейчас почему стал смотреть? — устало поинтересовался Георг.

Я чувствовал, нас скоро вытурят отсюда. Мы с Биллом успели поссориться три раза, причём первый был самый кошмарный, разбили вазу, которую Георг так неудачно водрузил на тумбочку в прихожей. Я думаю, только идиот может поставить дорогую вазу на тумбочку в прихожей, зная, что вскоре придёт мой брат. Тумбочки — его излюбленные места вместо мебели, предназначающейся для сидения. Ну, он своим задом и снёс эту чёртову вазу. Георг до сих пор не отошёл.

— Потому что Том заставил, — голосом обиженного ребёнка воскликнул Билл.

Да, конечно, я его заставил, зверь всё-таки, потому и измываюсь над ребёнком всеми доступными способами. Сам припёрся ко мне, заявив, что ему скучно, и согласился не выключать фильм. Я, правда, преувеличил, что потом он глаз не сомкнул всю ночь, но добрую половину мы точно не спали. Вместе. Всё разговаривали, вспоминали былые времена почему-то. Меня даже ностальгия захватила. Такое замечательное чувство, если воспоминания тебе по-настоящему дороги.

— Ладно, хватит на брата наезжать. Парни, мы уже поедем, наверное.

Мне показалось, или Георг облегченно выдохнул? Он сегодня нервный, во всяком случае, по отношению к бьющимся предметам точно. Подумаешь, ваза какая-то! Я вообще не понял её предназначения в этом доме.

— А вы куда так рано? — спасибо, Густав.

Билл расплылся в улыбке и уже открыл рот, чтобы выдать какую-нибудь чушь. И почему-то замер. Захлопнул рот. Я хохотнул и, прижав палец к губам, сообщил:

— Это секретная информация. А вообще мы скоро уезжаем, забыли сказать.

Мы все вместе очень редко собираемся последнее время. У всех свои дела, проблемы появились. С друзьями детства лично нам очень сложно поддерживать постоянные отношения. А тут ещё и уезжаем. Оказывается.

— На Сейшельские острова? — Георг заржал. Что меня бесит, так это часто неуместный смех с его стороны. — Или в ближайшую деревню?

Билл скроил миленькую улыбку, которая медленно, но всё же перекосилась в недовольство. Что-то он сегодня какой-то нервный, возмущается часто. Надо бы его действительно где-нибудь выгулять, чтобы успокоился.

— На Ибицу, блин, — бросил Билл.

Отличная идея. И почему наша жизнь складывается именно так? Мы всё решаем в разговоре, сначала фраза идёт в качестве язвительного высказывания или просто шутки, а потом странно переходит в реальность.

— Что, серьёзно? — спросил Георг. — Хорош уже издеваться, достали за весь вечер.

— Ещё подумаем, конечно, не завтра всё-таки уезжаем. Но Ибица — вариант номер один в списке. Хотя в списке больше и нет ничего.

Парни кивнули, а Билл как-то засуетился, куртку свою в руки схватил. По ходу дела, мы действительно уходим.

— Ну, ладно. Всем пока, — Билл это сказал за нас обоих. Я только кивнул.

До машины шли молча. Остроумие у Билла не блещет, конечно. Не буду говорить, что оно всё ко мне перешло, я не привык бахвалиться, но весомая его часть — определённо. Брат встал у машины, поглядывая на меня. Ждёт, пока я сниму сигнализацию. А мне интересно, что он сделает, если я так и буду тупо его разглядывать, и не думая открывать машину. Да, братец, а всё потому, что ты так опрометчиво согласился ехать на моей тачке.

— Том, открывай, чёрт возьми!

Я улыбнулся ему, наслаждаясь реакцией моего драгоценного близнеца. Сейчас постоит пару секунд, потом взбесится и накинется на меня отнимать ключи. А после ещё и за руль сядет. Я незаметно — очень на это надеюсь — скинул ключи в карман джинс и облокотился на капот.

— Чудный вечер, правда?

А ведь действительно чудный. Я не любитель выводить Билла из себя, но сегодня почему-то хотелось именно этого, и мне даже нравилось.

— Том, я устал и хочу домой, — убитым голосом протянул Билл.

Вот что ему не удастся никогда, так это заставить меня что-то делать подобным образом. Пусть он тут хоть истерику устраивает, всё равно интересно. Он не устал.

— А что ты там хотел сказать? Куда мы сегодня едем-то?

— Я промолчал, между прочим.

Билл остро на всё реагирует. Кажется, я понял, почему он промолчал. Стоило ему что-то сказать, я бы немедленно увёз его в место, совершенно противоположное названному, или в названное, но конкретно испортив все его планы. Скажет клуб — получит притон, скажет ресторан — поедем домой, устроимся на кухне. Правда, ему абсолютно плевать, он не страдает от моих выходок. Если Биллу реально куда-то надо, я всегда доставлю, а вообще у него есть свой транспорт.

— Тогда едем домой.

Билл фыркнул, медленно подбираясь ко мне. Сейчас будет домогаться, требуя ключи. Кажется, он сегодня задумал порулить. У моего брата есть дурацкая привычка — он обожает ездить на моих машинах. Причём я на его добро не покушаюсь, это у нас только Биллу всегда мало.

Брат подошёл вплотную, отчего по телу прошла нехорошая дрожь. Длинные пальцы скользнули по моей футболке, и Билл запустил руку в карман. Зря я надеялся, что он не заметил, куда делись ключи. Этот монстр смотрел прямо в глаза, точно гипнотизировал, заставляя не дёргаться и не препятствовать ему в захвате водительского места. Я и не собирался. Пусть делает, что ему угодно, только руку из кармана вытащит. Нам, конечно, скучно, разнообразия часто хочется, но не до такой же степени. Что-то мне эта игра не нравилась. Не нравилась, но я продолжал стоять и не двигаться.

У нас странные отношения. Мы друг друга боготворим, с ума сходим от осознания невероятной духовная близости, которая присутствует. А она воистину удивительная. Между нами действительно словно ниточка протянута. Нет, не ниточка, а провода, так, пожалуй, точнее будет. Не знаю, с какого возраста мы целуемся. Конечно, между обыкновенными братьями это не является нормой, но у нас всё обстоит именно так. Кажется, что по-другому просто не может быть. Но дальше поцелуев не заходило никогда. Так что ж я тогда так реагирую на его руку у меня в кармане? И вообще, почему он её не вытаскивает?

— Билл, шуруй в машину, можешь побыть сегодня моим личным водителем.

Брат хмыкнул, видимо, уловив мои мысли, и, отключив сигнализацию, скрылся в салоне. Я ещё постоял с секунду, приходя в себя. На улице было хорошо и прохладно, поэтому мысли мгновенно приобрели ясность. Билл — идиот, у меня нет для него другого определения. Ведь нарочно, сволочь, так сделал. Я уже не про его руку, смотрел, как удав на кролика, точно сожрать собирался, причём сначала изнасиловать.

Я сел в машину, которую брат уже успел завести, и мы выдвинули на дорогу. С лица Билла всё ещё не сходила самодовольная улыбка, а мне, быть может, впервые в жизни не хотелось знать, о чём она. Что-то я не больно горел желанием ещё раз увидеть такой взгляд брата, направленный на меня. Ему что, дружков его мало? Да, именно дружков. Он больше по этой части, хотя в редкие дни его можно встретить в компании девушки. Со стороны выглядит комично.

— Ну, что? Продолжаешь считать вечер чудесным?

Не понял… Ему не понравилось, что я вечер чудесным назвал? Нет, он, наверняка, отплатил мне таким образом за все мои сегодняшние реплики в его адрес. Я что-то действительно разошёлся, надо было сбавить обороты.

— Продолжаю, — упрямо заявил я. — Кстати, у меня появилась идея, ты можешь его скрасить.

Билл посмотрел на меня, выгнув бровь. А внутри-то дёрнулось, я знаю, ненаглядный мой. Нечего шутки тупые устраивать, мне как-то не смешно было.

— Не заслужил.

Ну, вот кто, кроме меня, способен увидеть за этой его непринужденностью волнение? Как по написанному мне его мысли не прочитать, конечно, но очень хотелось бы. Откуда эти нервы — испугался или чего придумал? Нет, это не для нас. Как бы скучно ни стало, до такого не дойдём, в этом я был уверен. Мы с братцем психи в некоторой мере, но даже этот чокнутый не способен издеваться надо мной такими способами, а издеваться он любит.

Я думаю, со стороны было бы очень интересно наблюдать за нашей жизнью, мы порою такие фортели выкидываем, что держись. Можно снимать комедийный сериал. Кстати, это тайная мечта Билла, он почему-то об этом никому не рассказывает. Мне кажется, актёр из него вышел бы хреновый, он бы переигрывал серьёзно. На сцене Билл потрясающе держится, но вот для фильма его персона явно не подходит. Сам я о таких вещах никогда не задумывался, но меня кинематограф и не притягивает.

— Билл, давай фильм снимем?

Брат повернулся с крайне удивлённым выражением лица. Видимо, я застал его за какими-то мыслями, очень далёкими от кино. Чёрт, ну, почему мне не дано узнать, что творится в его голове? Чувства — пожалуйста. Он растерян, слегка нервничает, незаметно с виду, но волнение присутствует. Я внимательно смотрел ему в глаза, они мне напомнил прошедшие времена. Вот такой его взгляд потрясающ.

— Том, у тебя с головой всё в порядке, или на тебя повлияло то, что машину веду я?

Ну, если проследить логическую цепочку, то да. Но Биллу об этом знать необязательно, к тому же всё слишком сложно, не хотелось его грузить. Да, забота о младшем брате прежде всего, и я думаю, тут нет лукавства.

— Только на главную роль я тебя не возьму. Будешь спонсором.

Я заржал, а Билл что-то недовольно пробурчал себе под нос. И почему он мне так часто кажется недовольным?

— Чего? — спросил я.

Билл толкнул меня в плечо, причём довольно-таки ощутимо толкнул, я ударился о дверцу. Вот кого ничего в этом мире не заботит, кроме собственного благополучия. Я, правда, немного загнул, но всё же.

— А если бы я её случайно открыл? Билл, ты чуть не лишился брата.

— Какая трагедия!

Он картинно закатил глаза, осталось только руки к небу воздеть. Давай, братик, отпусти руль, и пусть мы не впишемся в следующий поворот, зато у тебя будет полноценное представление.

Всё-таки с фильмом плохая идея. Всё, что мы можем сделать, — видео про нас любимых на любительскую камеру, которая пылится в шкафу, никому не нужная. На большее бюджета не хватит. Мне порою так недостаёт денег на осуществление более глобальных желаний, чем новая футболка. На новые мозги для Билла денег тоже не хватит. Хотя я его и таким люблю. Да, это священная истина, которую я привык всячески охранять.

— Может, поработаем завтра? — о, оттаял.

В нашем случае поработать означает то же самое, что и развлечься. История довольно прозаическая, но мы с её исходом смирились и теперь вот живём, как можем. Украшаем свою жизнь всем, чем сумеем, и пока вроде не жалуемся. Нытьё Билла по некоторым поводам не считается.

— И что ты будешь там делать? Порядки проверять?

Билл вытаращил на меня глаза и крайне возмущённым голосом проговорил:

— Нет! Ты вот когда последний раз с гитарой общался?

Допустим, вчера, но это не имеет никакого значения. В данном случае надо слово «гитара» заменить на слово «дети». Или прибавить слово «дети», для меня смысл высказывания не изменится.

— Да с ними и Георг прекрасно общается.

Наверное, стоит пояснить ситуацию. Когда-то, в те замечательные времена, которые мне сегодня напомнили глаза брата, — странно, не так ли? — у нас была группа Tokio Hotel, в которую ещё Георг и Густав входили, причём группа успешная. По Европе катались. Прожила она года два, мы распались до нашего с братом совершеннолетия. Контракт разорвали, причём так аккуратно, что мы, сколько ни пытались, придраться не смогли. Погнали нас в шею со сцены. Мне до сих пор иногда бывает стыдно перед друзьями, ибо я уверен, что распад произошёл исключительно из-за нас с Биллом. Он, естественно, пытается так не думать, но для меня не секрет, что и мой брат какое-то время мучился с совестью. Понимаю наших продюсеров. Близнецы Каулитц — вечный кошмар, не знаю, как они терпели нас целых два года. Мы с трудом принимали тот график, который нам предоставляли, всё казалось невыполнимым за один день, поэтому Билл часто «болел», я «болел», мы «подворачивали» ноги и выдумывали прочую чушь. Те альбомы, что выпустили за время существования Tokio Hotel, дались нам с боем. Чаще всего в недовольстве пребывал Билл. Из-за него переписывали по сто раз. Вообще у нас было песен больше, чем вышли официально, просто брат их ненавидел всей душой, а потом буквально умолял меня запарывать гитарные партии. Я говорил, что не ложится тут и тут, что никак музыка не идёт, мы вместе просили парней говорить то же самое, лажая. Кто-то скажет, что мы не особо ценили свою работу. Видимо, это действительно так. А если подумать, ни один нормальный человек не будет выкидывать такие выкрутасы, рискуя всем. Мы плевали на то, что будет дальше, точно знали, что не сдохнем и на том спасибо. Что ж, вот, живые, при деле.

После группы мы какое-то время бездействовали, а потом поняли, что на другом поприще можно даже и не пытаться себя реализовывать. Мы не имели нормального образования, а навёрстывать упущенное в силу нашей лени не были никакого желания. Пожалуй, тут мог бы попытаться Густав, но он просидел лодырем, пока не появилась идея. Решили, что с музыкой расставаться просто глупо, и открыли музыкальную школу. Учим детей и подростков. Набрали преподавателей, иногда сами занимаемся. Кстати, последнее придумал брат, что, надо сказать, повышает популярность заведения. Приятно, что тебя не забыли. Нам всем приятно.

Билл легко улыбался уголками губ, видно, впал в одно из своих любимых занятий — ностальгию. Он часто вспоминает то, через что мы прошли, и я с ним соглашусь в том, что это поистине удивительное время. Мы объездили столько городов, что я не могу перечислить все, где останавливались. Наверное, проще зайти в интернет на какой-нибудь затухший сайт, посвящённый нам. Выматывающие туры оставили потрясающие эмоции, у меня до сих пор сердце быстрее бьётся, когда я вспоминаю огромные залы, многотысячную толпу… Это удивительно — стоять на сцене и сверху взирать на творившуюся в зале истерию. Сейчас расплачусь, бл*.

Я опустил стекло, подставив лицо под осенний ветер. В салоне становилось холоднее. Билл вопросительно посмотрел на меня, но поняв, что я не здесь, не стал ничего спрашивать. Обожаю его.

Люблю ездить по ночному Берлину. Сейчас ещё не ночь, но уже темно. Мне нравится бесконечная череда фонарей, проносящиеся машины, обдающие тротуары стеной воды из луж. Осень плоха дождями, слишком угнетает эта льющаяся с неба вода. А Билл иногда любит усесться на окно и писать стихи, наблюдая за стекающими по стеклу каплями. Я наблюдаю за ним в такие моменты.

— Том, мы приехали.

— Спасибо, что сообщил, — с непонятной даже мне язвительностью сказал я.

Ладно, накатывает на меня порою. Наверное, защитная реакция, я так пытаюсь абстрагироваться от своего лиричного настроения, которое мне ну никак не подходит.

Я поспешил покинуть салон и направился к дому, где благополучно вспомнил, что ключи остались в машине. Надеюсь, Билл их заметил и взял. Что ж он так возится-то? Брат подошёл и остановился, чего-то ожидая. Дёрнул ручку двери.

— Том, открывай.

— Я ключи в машине оставил.

Билл недовольно цокнул и встал в излюбленную позу моделей.

— Да неужели?

Я кивнул, но это показалось брату не самым убедительным аргументом, поэтому он принялся шарить по мне руками, тщетно пытаясь обнаружить ключи. Что ж сегодня за день-то? Сначала чёртовы ключи от машины, из-за которых он по моим карманам шарился, теперь от дома… Прямо ключный праздник какой-то. Было приятно. Правда, я не понимал, зачем руки брата скользили по моей груди и животу, там нет никаких карманов, и я не ношу лифчики, чтобы прятать в них вещи. Ответ не заставил себя ждать, Билл как-то рвано выдохнул и прижался ко мне сзади, обняв за талию. Я тоже выдохнул и закрыл глаза. Прикосновения для нас очень многое значат, мне, бывает, тоже безумно хочется вот так его обнять. Просто для того, чтобы лишний раз убедиться — он рядом и никуда от меня не денется. Никогда. И до меня вдруг неожиданно так дошло, что Билл прекрасно знал, что я ему не соврал, этот обыск являлся всего лишь предлогом. И зачем нам это? Мог бы напроситься на объятия без всяких, я никогда не против. Билл убрал правую руку с моего живота и в следующую секунду помахал ключами перед моим лицом. Взял всё-таки.

— Открывай, шутник, — как-то хрипло произнёс я, переплетя с ним пальцы.

Да, я бываю сентиментальным, но только наедине с одним человеком, а его мне незачем стеснятся. Кажется, стало жарко. Билл, определённо, странно на меня влияет и делает это, по всей видимости, неосознанно.

— Не одному же тебе шутить.

Брат, наконец-то, провернул ключ в замочной скважине, и мы ввалились в темноту квартиры. Я щёлкнул выключателем и, по пути снимая кроссовки, прошёл в гостиную. Там мерцал экран телевизора, сменялись картинки, а в углу экрана висел значок, свидетельствующий о беззвучке. Замечательно, мы забыли выключить телевизор, перед тем как ехать к Георгу. А уехали мы… Чёрт, давно, часов в пять.

— Том, ты безалаберный! — не понял.

В комнату ввалился Билл, уже скинувший свои любовно-братские чувства. Он схватил пульт, сиротливо валяющийся на полу возле меня. Что ж, я чудом на него не наступил, иначе всё могло бы закончиться плачевно, а именно — моей больной ступнёй. Билл включил звук, наполняя дом человеческими голосами, которые мне, если честно, захотелось выключить обратно.

— Это ты последний телевизор смотрел, так что безалаберный из нас двоих точно не я.

Билл бросил в меня прожигающий взгляд и удалился в свою спальню. Пока. Правда, мой брат невыносим? А я терплю его, уже даже не обращаю внимания на его закидоны, успел смириться за двадцать лет совместной жизни. Это цифра меня всё ещё пугала, хотя с нашего Дня Рождения прошло уже четыре с половиной недели. Действительно удивительно, что мы с Биллом двадцать лет не расстаёмся, всегда вместе по возможности. И очень тяжело переживаем день, если нужно делать что-то порознь. Меня это откровенно напрягает, да и его тоже.

Я улыбнулся своим мыслям и, небрежно бросив толстовку в кресло, направился в комнату к Биллу. Он перебирал какие-то листы, стихи или песни, наверное, наполовину переодетый. Странная у него особенность. Стянуть походные цацки, напялить домашнюю футболку, а спортивные штаны надеть только на одну ногу. И в таком виде он обязательно где-нибудь сядет и за что-нибудь возьмётся. А дело всё в том, что спокойно одеваться мой брат не умеет, ему обязательно надо ходить по комнате, из угла в угол желательно. Он вообще весь представляет собой движение. Конечно, есть дни, когда Билл лежит на кровати, диване и других горизонтальных поверхностях, но это он так отдыхает. Подобный отдых может продолжаться и неделю, и больше, в зависимости от степени усталости и его готовности помирать со скуки. Но у него есть я, поэтому второй пункт можно без последствий опустить.

— Это что?

Я подсел к брату на постель, заглядывая в текст на листах. Угадал, песня.

— Хочу продать, — сообщил близнец.

Забыл о ещё одном нашем заработке сказать. Свои творения мы иногда продаём. Удобно, не муторно. К тому же мы не выступаем перед публикой, поэтому без труда можем от этих песен не отказываться, продолжая петь их в душе — это излюбленное занятие Билла — и играть вечерами — а это уже моё излюбленное занятие. Что-то я не так рассказал, мы делаем всё это отдельно. Только слушаем иногда. Но я тут выхожу полнейшим мучеником. Билл никогда не спрашивает, хочу ли я наслаждаться его хриплыми воплями спросонья. Он же не распевался всю ночь, верно?!

— Ты мне не говорил, дай почитать.

— Да только сейчас решил.

Брат вручил мне текст, и я пробежался глазами по строчкам. Помню это творение Билла, мне оно очень нравится. С чего это он продавать собрался, когда текст уже пару месяцев у него на столе лежит?

— А почему именно эту песню?

— Что-то я потерял к ней интерес.

Ага, так всегда. Билл говорит, что либо перестаёт чувствовать песню, либо она ему надоедает, либо ещё какая-нибудь глупость… Конечно, не моё дело, но мне бы не хотелось, чтобы это пел кто-то ещё, кроме Билла.

— Может, не стоит? Мне она нравится.

Он пожал плечами и натянул вторую штанину. Чёрт, а я и не заметил, что брат до сих пор так сидел. Что за дурацкая привычка?! Она раздражает, но у меня железные нервы, поэтому я стараюсь держаться. Про железные нервы, кстати, не я сказал. Это мне Билл однажды сделал комплимент, давно было, но фраза запала, и я никогда не премину ему о ней напомнить. Особенно, когда близнец злится и упрекает меня в том, что я исключительно отрицательный персонаж в этой жизни. Перегибает палку, но ему можно, я прощаю.

— Да говорю тебе, песня уже будто и не моя. Я и не трогал-то её давно. Что пылится?

Билл просмотрел остальные листы, которые были раскиданы по постели, и аккуратно сложил их, видимо, решив, что остальное он продавать не будет. Сейчас, во всяком случае. А я всё перечитывал строчки, снова и снова убеждаясь, что песня обо мне. Нет, я не страдаю нарциссизмом и повышенной самооценкой, но почему-то кажется, что львиная доля песен Билла посвящается мне. Вряд ли он когда-нибудь признается в этом, но я в признаниях и не нуждаюсь, сам прекрасно всё знаю.

— Спой, а я вынесу окончательный вердикт.

Билл вздохнул и затянул какой-то грустный мотивчик, а до меня дошло, что я писал к этой песне музыку. Он что, издевается? Хотелось прервать Билла немедленно и протрясти хорошенько. Мне мелодия очень нравилась, и я продавать ничего не собирался. Под один текст могут и другой мотив подобрать, а сюда ничего больше не подойдёт.

Я нетерпеливо ёрзал на кровати, не имея возможности отключиться и просто наслаждаться. Билл задушевно пел, мне, разумеется, нравилось до безумия, но больше хотелось вставить ему мозги на место. Это надо — переодевался, а в это время в голову пришла бредовая идея. Так умеет только мой брат, у него поистине талант к придурочным вещам. Вероятно, вид у меня был не самый восторженный, поэтому на середине Билл замолчал.

— Ну, что я говорил?

Он кинул лист на кровать и принялся складывать разбросанные шмотки.

— Да ничего, блин! Ты идиота кусок, я обожаю эту песню! У меня, между прочим, к ней музыка написана, поэтому ничего ты не продашь!

Билл изумлённо, даже слегка испуганно, посмотрел на меня, застыв с джинсами в руках. По ходу, я переборщил с децибелами. Мой брат очень впечатлительный, хотя сам может впечатлить кого угодно, да так, что мало не покажется. Психологические травмы, заикания… Обращайтесь, этот человек способен на многое!

— Точно, — растерянно произнёс Билл. — Я и забыл, что ты музыку писал.

Э-э-э… Это общая фраза, она относится конкретно к этой песне? Может, мне напомнить брату, что я ещё и на гитаре играю? Вот у него лицо вытянется от удивления, хоть поржать можно будет.

— Вот такой у тебя талантливый близнец.

Я подмигнул Билл и сунул листы с песнями в тумбочку, стоящую у кровати. Всё лежит именно там, потому что он от бессонницы может что-нибудь написать или просто ночью проснуться, взять ручку и настрочить что-нибудь. Мне всегда хотелось на это посмотреть, я думаю, выглядит забавно. Брат просыпается, резко садится на кровати и с маниакальным блеском в глазах лезет в тумбочку за бумагой и ручкой. Отбрасывает один лист, потому что он исписан, второй, наконец, находит чистый и принимается скидывать с себя груз рифм. Что ж, меня на такие представления не приглашают.

— Ладно, что-нибудь другое продам.

Я хохотнул. Похоже, у Билла появилось ярое желание продавать. Может, в бизнесмены ему заделаться? Будет втюхивать некачественную продукцию потребителям, её хоть не жалко.

— А давай мы продадим половину твоих шмоток, если тебе так хочется заработать?

— Том, я тебе серьёзно говорю. Мы же отдыхать собрались.

А, точно. Я уже и забыл, что мы сообщили Георгу с Густавом о нашем отдыхе. Стоп. Мы что, реально собрались? Мне куда-то ехать не очень хотелось, если честно, мороки столько. На мой взгляд, лучше забаррикадироваться дома, а чтобы не трогали, не звонили, не дёргали, сказать, что мы действительно уехали. Нехорошо друзей обманывать, но есть такие вещи, о которых проще соврать, чем рассказывать. Хотя я, наверное, утрирую, тут и рассказывать-то нечего. Мол, так и так, хотим отдохнуть от внешнего мира, на звонки не отвечаем, дверь не открываем. Не в нашем стиле. Интересно, а что в нашем?

Мои глубокомысленные размышления о стиле нашей с братом жизни прервал сам брат. Вечно влезет, когда не надо, я почти разобрался во всём.

— Ну, что ты молчишь? Только не говори, что опять я буду думать о месте времяпрепровождения.

Я деликатно кашлянул, понадеявшись, что Билл поймёт характер этого проявления. Мой дражайший братец слишком много на себя берёт, свой отдых мы всегда пытались — именно пытались — планировать вместе, но ему постоянно что-то не нравилось, и он брал управление в свои руки. Лучше бы сидел и не высовывался, я помню, где мы отдыхали в прошлом году. И в позапрошлом. И в поза-позапрошлом…

— Ты ни в коем случае не будешь об этом думать! — возмущённо воскликнул я, но далеко не из братской заботе о несчастном мозге Билла, который может перенапрячь извилины. — Тебе не удастся затащить меня на Мальдивы в сто пятьдесят первый раз!

Я воинственно встал на кровати, наигранно высокомерно взглянув на Билла, который машинально поднял голову. Думаю, такое положение вещей ему не очень по душе пришлось, иначе он бы не дёрнул меня за ногу так неожиданно, что я рухнул обратно, причём довольно смачно. Если не нравилось, мог бы сам встать, а у меня уже всё болит от долгого сидения.

— Ты, между прочим, всегда соглашался!

Сейчас обидится.

— Я соглашался, потому что все предложенные мною варианты ты отклонял, то есть нам не оставалось ничего, как делать всё по твоему требованию. Ты мною вертишь, как хочешь, — последнее попробовал сказать фальцетом. Лучше бы не пробовал.

Билл заржал, видимо, над моими попытками, и я шутя толкнул его в бок. Правду надо принимать, какой бы печальной она ни была, а Билл этой способности напрочь лишён, поэтому и врёт часто. В основном окружающим, мне может даже не пытаться — всегда понимаю. Но мой брат упрямый, как баран, поэтому изредка практикуется, наверное, проверяя, разучился я в его глазах ответы видеть или нет. Зря надеется.

— Знаешь, что, несчастный ты мой? А вот захочу, и полетим на Мальдивы, ясно?!

На этом моменте я обязан был испугаться. Но меня в детстве учили, что мальчики должны быть смелыми, с тех времён прошло много лет, а мужественность у меня до сих пор прибавляется.

— Не стращай меня, а то один полетишь.

Билл мгновенно расцвёл, забрался на кровать со всеми своими конечности, поджал под себя ноги, повернувшись ко мне.

— Это «да»? — восторженно спросил он.

Чем бы дитя не тешилось… Я не умею идти против него, пусть он хоть ещё сорок раз затащит меня на эти чёртовы Мальдивские острова, похоже, всегда буду соглашаться. На моём лице появилась снисходительная улыбка, и я официально заявил:

— Да, я согласен лететь с тобой на Мальдивы.

Вот вам и Ибица. Простите меня, парни. Я бы лучше на Ибицу отправился, но это чудовище не даёт мне и шагу спокойно ступить, всегда что-нибудь выкинет.

— Так бы сразу! — удовлетворённо ответил Билл.

Что? Я думал, он кинется мне на шею с криками «Я обожаю тебя, Том». Какая замечательная благодарность моей снисходительности. Сейчас как передумаю, будет знать. В этом весь Билл.

Я раскинулся поперёк кровати, утянув его за собой. Близнец беспрекословно лёг рядом, только на бок повернулся, с улыбкой разглядывая моё лицо. А меня почему-то охватило такое лёгкое волнение, мечущееся внутри, точно в клетке, и сердце быстрее забилось. Это повторяется из раза в раз. Я не могу привыкнуть, когда Билл не просто рядом. Не знаю, как объяснить, но сейчас он не просто лежит на одной кровати со мной. Мы же только что на ней сидели и ничего. Сумасшедшее чувство, такое восхитительное, что я ради его повторения на многое готов. Вот только ничего из того, на что готов, не делаю.

Билл потянулся ко мне, замер в каких-то сантиметрах от лица, а я и шевелиться не смел. Может, нужно было хоть как-то проявить инициативу, но у меня всё свело от волнения, а двигаться я и подавно не мог. Брат улыбнулся и коснулся моих губ, захватил верхнюю и тут же отпустил. А мне не оставалось ничего, кроме как умереть, потому что было мало. Я притянул его к себе, всё-таки активизировав двигательные процессы. Мы целовались совсем невинно, без языков, просто лаская губы друг друга, а внутри всё равно скакали в ненормальном хороводе нервы, в висках стучал пульс, выбивая дробь покруче тех, на которые способен Густав. А Билл, видно, увлёкся, он принялся покусывать мои губы, явно напрашиваясь на что-нибудь посерьёзнее. Если честно, самому хотелось хотя бы просто дотянуться до его пирсинга, меня всегда разряд от этого металла прошибает. Брат с готовностью приоткрыл рот, когда понял мои намерения, и я не медля завёл игру с его языком. Жутко хотелось улыбнуться, потому что чаша эмоций у меня внутри переполнилась очень обстоятельно. Я провёл рукой по щеке Билла, убедившись, что он сходит с ума не меньше, горячий до безумия, казалось, может обжечь. То, что хватит нам развлекаться, мы поняли одновременно, резко оторвавшись друг от друга. Вот так всегда. Шаг влево, шаг вправо, и всё прерывается, нельзя же так. Я часто дышал, а сердце и не думало успокаиваться, и его удары раздавались во всём теле.

Билл выдохнул и позволил себе улыбнуться, так счастливо, так здорово… Его улыбка бесценна, а про глаза я вообще промолчу. Он у меня восьмое чудо света, и весь мой. От сознания последнего сладко заныло в груди. Билл как-то смущённо посмотрел на мой пах и тут же отвёл взгляд, устраиваясь рядом.

Ненормально ли это? Наверное, в нашем чокнутом мире я не имею права задумываться над данным вопросом. Правда, никогда не задумывался. Мы целовались чёрт знает с какого возраста, для нас это всегда было нормально, но до безумия волнительно, словно впервые. К этому невозможно привыкнуть, и я не могу уразуметь, почему же. Это длится долго. Не часто, ни в коем случае не каждый день. Мы можем месяц вести себя совершенно спокойно, без намёков на такие вот игры. Просто бывают моменты, когда до безумия хочется прикоснуться к его губам, это представляется чем-то жизненно-необходимым, без чего ты загнёшься в следующую секунду. Намёков на дальнейшее не было никогда. И я практически уверен, что не будет. Только не нужно меня спрашивать, почему «практически».

Надо было что-то сказать, наверное. А то говорили, говорили об отдыхе, а тут бац. Стоп, я же согласился на Мальдивы, так что тема отдыха закрыта. Приятное она имела завершение. У Билла, похоже, процесс мышления шёл гораздо быстрее.

— Завтра надо заглянуть в школу.

Мне туда не хотелось. Я пребывал в таком состоянии, когда не нужно вообще ничего. Ну, можно в пустоту провалиться, ещё не помешало бы чего-нибудь холодненького выпить, умыться… Всё-таки желания у меня остались.

— Эта фраза очень странно звучит. Не находишь?

— А как мне ещё сказать? — Билл говорил ровным голосом и выглядел каким-то умиротворённым, его бешеная эмоциональность, которая присутствовала в репликах при обсуждении Мальдив, испарилась без следа.

— Надо придумать другое название, мне это напоминает школьные года. Заглянуть в школу. Кошмар.

— Специально для тебя могу говорить «заглянуть на работу».

Я неопределённо повёл плечами. Мне вообще никакой вариант не нравился, потому что я свободная личность, ничем не связанная, поэтому нечего в мою жизни привносить такие понятия, как учёба, работа и всё с этим связанное. Я просто живу на этом свете и наслаждаюсь своим существованием, которое мне порою кажется довольно ярким и интересным.

— Ладно, заглянем. Только ненадолго, мне так не хочется ничего делать. А что мы там, собственно, забыли?

Билл возмущённо хмыкнул, по всей видимости, к нему возвращались силы на эмоции. Потрясающе, мой брат — просто генератор чувств.

— Ну, что-нибудь да забыли. Мы не показывались там уже приличное время. Наорёшь на кого-нибудь за то, что играет неверно, покажешь правильный вариант.

Обучаются там у нас дети и подростки. Обе категории меня раздражают. С детьми возни много, будь они хоть десять раз понятливые. А подростки нервные. Даже страшно представить, что я когда-то был таким же чудовищем. И Билл. Он ко всему этому безобразию лояльнее относится, ему даже удовольствие доставляет заниматься с кем-то вокалом. Любит передавать свои навыки. Что ж, он оставит после себя «наследничков», в этом можно не сомневаться.

— Ладно, я согласен на эту пытку, к которой меня, кстати, ты склоняешь, а это очень жестоко — издеваться подобным образом над близнецом.

— Том, ты что несёшь?

Я пожал плечами. Действительно чушь какую-то смолол, но меня это не особо волновало.