Глава 9

Мэри не знала — как заговорить с Филом? Не спросишь же его — ты здешний? Или вылетел вместе с нами в этот новый, а для нас уже очередной мир? Впрочем, и без ее вопросов это должно было проясниться в ближайшее время, вот она ни о чем и не спрашивала, а помалкивала в ожидании его вопросов. Жнец придерживался той же осторожной тактики: на первый вопрос — по поводу того, что здесь творится, — он среагировал следующим образом: убрал пистолет, отряхнул колени и предложил:

— Давайте-ка выберемся из этой халупы на свежий воздух. — И спросил: — Как там погодка, Фил?

«Тоже мне наводящий вопрос!» — возмутилась мысленно Мэри.

— Погодка?.. — Фил сделал лоб гармошкой и ответил: — Погодка на месте. Но вот все остальное… — Он умолк, сказав не так уж много, тем не менее обозначив свою принадлежность почти наверняка. Мэри решила еще повременить с высказываниями, а посмотреть сначала, что же там творится со «всем остальным».

Увиденное снаружи не поражало воображения: дряхлое строение утопало в диких зарослях, только что бывших ухоженным садом, где размещались актеры и съемочный реквизит. Все, имеющее отношение к съемкам, бесследно исчезло — кроме, естественно, их небольшой компании. И… Мэри немного удивилась: за покосившимся штакетником стояла та самая моторизованная рухлядь, на которой Фил намедни прибыл на съемочную площадку. Возможно ли, чтобы она вместе с ними сменила мир? Или здесь у кого-то имелась своя, в точности такая же?..

— Ребята, — сказал Фил, занимавший позицию между ними на прогнившем крыльце, — вы не обидитесь, если я спрошу? — Он сделал паузу и поглядел на Жнеца, затем на Мэри. Та пожала плечами — давай, мол, чего уж там.

— Куда я попал, а?..

Фил всегда отличался сообразительностью, о чем свидетельствовала уже сама постановка вопроса. Разумеется, он не забыл о ее вчерашнем чудесном излечении и, конечно же, не преминул связать оба чуда — вчерашнее и сегодняшнее — воедино. Словом, больше не приходилось сомневаться в том, что с ними пребывает не кто иной, как все тот же прежний, спасенный ею Филипп Корнеев.

— Видишь ли, Фил, какое дело… — начала Мэри и, вздохнув, выложила правду-матку: — Кажется, мы сменили мир. И, по-моему, не на лучший. — «Кажется» вырвалось у нее как указание на то, что не своею волей она произвела данную операцию. Хотя по всему было видно, что Фил пока пытается переварить и усвоить сам факт, не акцентируясь на поиске виновных.

— В «лучший мир» мы всегда успеем, — философски заметил Жнец, — а пока давайте разбираться с тем, что есть. Ты случайно не знаешь, Фил, откуда здесь эта тачка, — указал он на помятый рыдван, — уж больно похожая на твою?

— Это она и есть, — сказал Фил.

— Как?.. — удивилась Мэри и переглянулась со Жнецом, по привычке, как с Гением, хотя этот Смеляков был не в курсе, что до сих пор перемещение в иные миры неодушевленного хлама — по крайней мере в таком объеме — не имело места. — Ты уверен? — спросила она Фила.

— Ну, не знаю!.. Когда это произошло, — он развел руками, как бы показывая, что именно, — я возился с мотором. Поднял голову и не узнал пейзажа. А тачка как была, так и осталась у меня под руками, — он хмыкнул, — единственная деталь от прежней декорации.

Судя по ироничному тону, он уже начал потихоньку осваиваться, ну, приходить в норму. Способствовало и то, что он оказался с понимающими людьми, поднабравшимися уже кой-какого опыта в таких вот внезапных «сменах декораций». Вспомнив себя — одинокую и растерянную, сомневавшуюся поначалу в собственном рассудке, Мэри могла только позавидовать Филу. Хорошо, что на него здесь не напали и не пытались в него стрелять: вряд ли он, в отличие от Гения, успел бы правильно сориентироваться.

Они подошли к машине.

— Неужели это та самая?.. — пробормотала, все еще сомневаясь, Мэри.

— По-моему, все просто, — сказал Жнец. — Если ты тащишь за собой из мира в мир, хм… Смеляковых, даже не потрудившись спросить их разрешения, то почему бы Филиппу не прихватить с собой тачку? Должно быть, какую-то важную роль играют приоритеты…

— Почему же ты не прихватил свою контору? — съехидничала Мэри, не исключая однако в глубине души, что он мог быть прав.

— Я не имел ее под руками.

— Ну да, скорее уж она тебя имела, — Мэри тут же пожалела о сказанном, но слово не воробей.

— Как это ни обидно, — процедил он, — но весь расклад говорит о том, что меня имела ты.

Мэри даже задохнулась от такой прозорливости и не нашлась, что ответить.

Слушая их, Фил только морщил лоб. При взгляде на его такую знакомую живую мимику досада покидала Мэри, и с души как рукой снимало зачатки раздражения. Пожалуй, сейчас это было к лучшему: чудесами и так пока были сыты по горло.

— Что теперь нам делать? — спросил Фил, дождавшись паузы в их странной беседе.

Жнец взглянул на Мэри с оттенком безнадежного вопроса — как, мол, насчет возвращения в родные конгломераты? Поняв по ее молчанию, что дело, очевидно, швах и надежд питать не стоит, он тяжко вздохнул и произнес:

— Поедем в город.

Возражений не последовало: им в любом случае следовало выйти на цивилизацию, а на этой полуразвалившейся вилле дожидаться чего-либо было еще безнадежнее, чем у моря погоды.

Они забрались в машину — мужчины сели впереди, Мэри на заднее сиденье — и выехали на запущенную разбитую дорогу — жалкое подобие той, по которой приехали. Учитывая к тому же далеко не первой свежести драндулет, поездка не обещала быть приятной. Самое время было вспомнить о «телепортациях», и Мэри о них вспомнила, но не в плане скорейшего прибытия на место: она вспомнила, что дорожное раздражение может стать «крючком» к исполнению и какого-нибудь другого желания. Значит, прежде чем раздражаться, следовало обдумать, какую «рыбку» на сей раз не мешало бы поймать. Предел мечтаний — вернуть всех и вся, куда положено — был, очевидно, очень крупной добычей — китом. А кит, ясное дело, на удочку не ловится. На него нужен гарпун, да только где ж его взять?.. Гений, кажется, подбирался к ответу, да только где теперь Гений?

Пока она размышляла, на дороге появился человек: нет, он не вышел из кустов и не голосовал у обочины, а просто брел по ней в ту же сторону, куда ехали они. Услышав позади звук мотора, он обернулся и замер в ожидании. Вообще-то, учитывая инцидент, произошедший в доме, иметь дело с местными жителями было небезопасно. Но путник еще издалека показался Мэри очень знакомым, даже со спины, а уж когда повернулся…

Кажется, Фил тоже его узнал, потому что притормозил, и через несколько секунд к открытому правому окну склонилась озабоченная физиономия в бисеринках пота.

— Ребята, это вы?.. — в голосе звучала растерянность, глаза тревожно прыгали с одного лица на другое.

— Да, Евгений Михайлович. Это мы, — сказал тоже Евгений Михайлович, своему полному, в том числе и генетическому тезке. И предложил: — Садитесь сзади. Мария подвинется.

Мэри быстро переместилась влево, практически вжавшись в противоположную дверь — и не потому, что на сиденье было мало места. Просто сам факт, что двое Смеляковых окажутся рядом с ней, в одной машине, вызывал некоторый страх: как знать, возможно, что одно их непосредственное прикосновение друг к другу грозит аннигиляцией?

Фил покосился на нее через плечо:

— Мария?.. — особого удивления в вопросе не было, скорее желание расставить все точки над «i».

— Лучше Мэри, — пискнула она, в то время как новый пассажир с неловкостью полного человека занимал место рядом с ней. Усевшись, он огляделся и произнес:

— Что за ерунда тут творится? — вытер лоб тыльной стороной ладони, затем продолжил: — Можете вы мне объяснить? Куда подевалась съемочная группа? Где реквизит, декорации, где в конце концов все?.. Такое впечатление, что надо мною подшутили, но… но… — Машина тронулась, он нервно прищелкнул пальцами, явно не в силах подобрать определение происходящей с ним чертовщине.

— Не волнуйтесь, вы не сошли с ума, — сказал Жнец, ответив таким образом на главный вопрос, волнующий человека в подобной ситуации, о чем все присутствующие, в том числе теперь и Фил, знали не понаслышке, а по собственному горькому опыту. — И заранее хочу вас предупредить, что я тоже не сумасшедший, — он оглянулся, — вот Мэри не даст соврать.

— Угу, — донеслось подтверждение из угла заднего сиденья, и на продюсера сверкнули глаза, почему-то заставившие его поежиться.

— Только не вздумайте паниковать: мы с вами всего-навсего находимся в другом мире.

— Как-как? В другом?.. — опешил Смеляков. Мэри произвела мысленный подсчет: это, выходит, был Смеляков-4. Она назвала его про себя Михалычем — для удобства. — Что за бред вы несете?.. — недоумевал он, все в том же ключе.

— Понимание непременно придет — со временем, — утешил его Жнец, — а пока отставьте здравый смысл в сторонку и просто напрягите воображение: оно у вас достаточно развито… — тут он слегка запнулся, помолчал и добавил: — …раз вы имеете дело с кино.

Мэри прекрасно понимала Жнеца: беднягу Михалыча не стоило так сразу оглоушивать известием о том, что, кроме всего прочего, он в данный момент имеет дело со своим двойником, немножко осведомленным о скрытых внутренних качествах оппонента. Она только задавалась вопросом — неужели этот продюсер был «захвачен» ею вместо Гения, то есть, если следовать терминологии, вместо Смелякова-2? Или Гений уже тоже где-то здесь? То есть их тогда будет трое?.. А со здешним, если он тут имеется, — четверо? И почему бы тогда ей в тот, самый первый переход не «прихватить» с собой Смелякова-1?.. «Нет уж, нет уж, — подумала она, — хватает и так…»

Странное занятие — отыскивать семена логики в проявлениях Хаоса. И все же, все же… В логике — в этом извечном оружии разума заключалось спасение. Хаос оставался лишь средством — могучей слепой стихией, и, как любую стихию, его только требовалось направить в нужное русло, нащупав верные рычаги… Конечно же, для поиска решения ей необходим был Гений: с ним они, что называется, сработались и понимали друг друга с полуслова. Остальные Смеляковы хоть и были, безусловно, ему сродни, но пока еще мало что смыслили в их общей проблеме — даже Жнец был не в курсе, что уж говорить о продюсере.

Вот она и определилась с желанием: ей требовалось заполучить назад Гения — где бы он сейчас ни находился, вытащить его к себе, пусть даже третьим Смеляковым в команду, естественно, не парализованным, а в рабочем состоянии — то бишь в ясном уме и в твердой памяти.

«Теперь можно и пораздражаться, — подумала Мэри, — более того — нужно». Она попыталась сосредоточиться: неприятные чувства хоть и поддаются воспроизведению намного легче, чем такие, как, скажем, любовь, но и их не всегда просто бывает вызвать силой.

В это время по левую руку за окном показалось море — нежнейшая предзакатная акварель — и затопило душу, вымыв оттуда зачатки раздражения и любых нечистот, как кофейную гущу со дна чашки.

Красота вытеснила Хаос из властного над ним сердца. Она способна была спасти мир.

Но не «злую волшебницу».

А на дороге впереди показалось заграждение — не обычный милицейский кордон, а кое-что посерьезнее: грузовики, выставленные поперек проезда, были подкреплены с двух сторон парой бронированных машин — что-то из здешнего арсенала техники, но очень смахивающих на БТРы. Людей видно не было, но вскоре они довольно убедительно заявили о своем присутствии: перед самым носом движущегося автомобиля асфальт прострочила очередь. Когда Фил уже дал по тормозам, усиленный мегафоном голос приказал остановиться и выходить из машины. Дождался выполнения и добавил — с поднятыми руками!

Мэри послушалась первой, больше всего испугавшись за Фила: судьбу не обманешь, тем паче чужую судьбу, но она это сделала, как знать, может быть — лишь временно?..

— Не верится, просто не верится!.. — высказался, покидая салон, Смеляков-4, однако не слишком громко — только для своих. И руки, хоть и неуверенно, но поднял.

— В забавные края нас занесло… — проворчал Фил, нехотя поднимая руки.

— Я это понял сразу, когда нас тут чуть не пристрелили, — сказал Жнец, следуя в отношении рук общему примеру. Потом добавил: — Переговоры беру на себя.

К этому моменту появились те, с кем их вести: из-за машин вышли несколько человек — судя по всему, военные — и направились к ним.

Мэри повела глазами окрест, подняла их к небу, опустила на пыльную дорогу — окружающий мир по-прежнему был безупречно красив. Тем не менее у обочины стал образовываться маленький смерчик. Тогда она спросила, почти не шевеля губами, просто в ожидании, как бы между прочим:

— Никого не раздражает ситуация?..

— Мэри, не надо, — процедил Жнец, косясь на как-то вдруг рывком подросшую пылевую воронку. — Бояться нам нечего, попробуем здесь кое-что выяснить. — Он так и остался после съемок в одежде военного покроя, потому, наверное, рассчитывал на взаимопонимание.

— Хорошо, как скажешь, — вздохнула Мэри, и с ее последней фразой хиленькая воздушная турбуленция разлохматилась, на глазах опадая.

— Не разговаривать! — шедший впереди молодой военный со светлыми, словно запыленными волосами остановился напротив Жнеца. — Кто такие? — строго спросил он.

— Приезжие из Москвы. Направляемся в город по делу.

Белобрысый перевел взгляд на машину:

— Значит, прямо из самой Москвы? — с насмешливым недоверием спросил он. — Вот на этом вот?

— Нет, сначала на поезде. Руки уже можно опустить?

Остальные солдаты встали чуть поодаль — не вмешиваясь, но с молчаливой угрозой держа приезжих на прицеле. Главный, пристально разглядев собеседника, недоверчиво скривил углы рта, но все же сказал:

— Можно, — и добавил: — Только осторожно. Документы какие-нибудь при вас имеются?

Жнец протянул ему заранее зажатую в пальцах карточку. Мэри сразу опознала в ней ту самую — сотрудника ФСК — и мысленно застонала, скрестив пальцы только что с облегчением опущенных рук: ну нельзя же так наглеть, в самом деле! В его мире сей документ был силен и непререкаем, а документы вообще обнаружили стойкую тенденцию к идентичности, но кто поручится за то, что и здесь, при столь явно иной политической обстановке, этот пластиковый жетон окажется действительным? Белобрысый внимательно его изучил, затем поднял глаза на остальную компанию:

— И ваши попрошу! А также попрошу сдать имеющееся оружие.

— Там указано, что я имею право на ношение, — заметил Жнец, кивнув на удостоверение.

— А я имею право на конфискацию, — произнес военный спокойно — еще бы, ведь дула шести автоматов были достаточно веским аргументом! И Жнец вынужден был это признать: пожав плечами, он отдал свой парализатор. Белобрысый оглядел его, хмыкнул и, сунув в карман, пошел собирать документы с остальных «задержанных». Именно так — арестованными они себя теперь и ощущали: что-что, а подобное начало никак нельзя было назвать удачным. У Мэри, кстати сказать, и вовсе не было с собой никакого удостоверения личности — впрочем, может, оно и к лучшему, памятуя об упорном внимании властей всех «параллелей» к ее персоне.

Отобрав документы у мужчин и получив от женщины лишь разведение рук, хозяин ситуации, подкрепленный войсками и БТРами, произнес:

— Так, а теперь пройдемте, — кивнув при этом в направлении скопления техники.

Мэри со Жнецом переглянулись.

— Зачем это? — буркнул Фил, утративший свое обычное насмешливое спокойствие, что и не мудрено при таком количестве малоприятных и малопонятных происшествий, следующих одно за другим.

Белобрысый взглянул на него так, словно размышлял — а не пристрелить ли ему этого любопытного прямо тут на месте без долгих разговоров? Мэри сделала к ним осторожный шажок, внутренне цепенея и лихорадочно отыскивая в глубине души нужную кнопку, надеясь как-то нейтрализовать опасность. Но тот только сказал:

— Вы задержаны, — и мотнул головой — мол, вперед и без разговоров.

Разумеется, им пришлось подчиниться. Хотя… Были варианты, о которых большинство присутствующих не подозревало. Однако Мэри все продолжала искать и с удивлением не находила в себе раздражения: вместо него появилась в мыслях эдакая насмешка: «Хотел тут что-то выяснить — пожалуйста, выясняй. Пока самому не надоест, ну а тогда уж…» — додумать она не успела.

Воздух словно разорвало и заполоскало в оглушительном треске — стреляли окружавшие их солдаты. Стреляли и падали.

Жнец с криком:

— Ложись!!! — упал с разворотом назад, отбросив с собой Мэри, другой рукой успев толкнуть наземь Михалыча. Мэри оглянулась в отчаянии на Фила, лишь в этот миг ясно осознав, что стреляют не солдаты.

Стреляло их оружие.

Кого-то ранило сразу, кто-то в панике отбрасывал бьющийся, словно в припадке, плюющий огнем автомат. Только один боец сообразил направить ствол в землю. Краем глаза Мэри успела заметить, как метнулся за свою машину Фил.

Все стихло так же внезапно, как началось. Впрочем, нет, не все — с обрывом автоматных очередей стали слышны стоны и проклятия.

Мэри, лежавшая ничком, приподнялась: Жнец рядом был определенно невредим. Он первым делом схватился за нее, охлопал:

— Цела?

За Жнецом чертыхался Михалыч, держась за окровавленную ляжку. Не приходилось сомневаться, что он-то не вполне цел, но жить почти наверняка будет, поэтому Мэри, вскочив, первым делом обежала машину и облегченно перевела дух: Фил, живой и невредимый, сидел на асфальте, озабоченно глядя прямо перед собой — туда, где на дороге поднимались солдаты. А кое-кто уже не поднимался.

— Наши все целы? — спросил он.

— Михалыч ранен. В ногу.

— Рвать надо отсюда, пока они не очухались, — задумчиво произнес Фил, не двигаясь с места.

Мэри вздохнула:

— На нашем-то рыдване?

— Догонят, — согласился Фил.

От грузовиков уже бежали люди.

— Еще решат, что это мы виноваты, — размышляла Мэри. На самом деле она ни секунды не сомневаясь в том, что именно они и виноваты, вернее — кто-то из них, в раздражении пожелавший этому блокпосту чего — неизвестно, но уж точно не «всех благ».

— Остаемся, — подытожил Фил. Без эмоций, но Мэри все же решила, что его необходимо ободрить:

— За нами ничего нет, в конце концов нас либо пропустят, либо завернут обратно, — сказала она, думая о том, что независимо от того, задержат ли их на этом посту, ей придется провести со своей командой просветительную беседу, во избежание нанесения самых неожиданных увечий — не только врагам, но в первую очередь ближайшему, вполне дружественному окружению.

«Кстати, об увечьях…»

Она вернулась к Смеляковым и застала их в буквальном смысле за самолечением: Жнец накладывал продюсеру жгут, то есть ремень, затягивая его на ноге выше раны. Михалыч морщился. При виде Мэри взгляд его стал жалобным. «Ну вылитый Ген, подсадивший занозу! Смеляковы мои, ну что мне с вами делать?..» — вздохнула она мысленно, присаживаясь рядом.

— Ну-ка, что тут у нас? Дай-ка я посмотрю, — не так легко дался ей этот деловой тон при виде белых штанов, наполовину залитых кровью. Но врачевание не допускает сюсюканий и охов — от них даже уколовшийся булавкой превращается в умирающего.

— В мякоть, навылет, — сообщил Жнец, весьма озабоченный повреждением, нанесенным «емуиному». А Мэри подумала, что не без опаски он, наверное, прикоснулся к своему полному тезке — все-таки тактильный контакт, риск аннигиляции, или мало ли там чего еще. Вот и проверили — рукопожатие не смертельно!

— Ничего, сейчас перебинтуем, и будешь жить! — обнадежила она раненого Смелякова и подняла голову, интересуясь — ну как там на блок-посту, не передумали еще их арестовывать? Оказалось, нет — давешний белобрысый командир, оставшийся невредимым в «перестрелке», был уже на подходе с новой группой бойцов, не лишенных оружия, но предусмотрительно державших его стволами вниз. Большинство прежних сопровождающих в данный момент уносили на носилках к машинам, их автоматы лежали кучей у гусениц левого БТРа. Подходила группа настороженно, явно не исключая, что виной «оружейному бешенству» могло быть некое секретное устройство, активированное гостями. Однако то, что они после происшествия не дали деру, и один из них в результате него оказался ранен, говорило в их пользу.

Приказав приезжим подняться — Жнец и Мэри совместно поддержали Михалыча, — начальник заново их арестовал, на сей раз не обойдясь без обыска. Лицо его было хмуро и подозрительно, однако не вызывало сомнений, что под суровой маской скрывается растерянность. С задержанными он об инциденте не заговаривал. Помалкивали и они, предпочитая оставить событие без комментариев.

Их препроводили за грузовики и усадили наземь у колеса. Мэри попросила бинт — ей его дали. В то время как командир скрылся в постовом домике, приставленные им охранники принялись горячо обсуждать случившееся, тем же занимались и прочие бойцы, располагавшиеся кто где — возле машин и у палаток, разбитых на обочине. Одновременно они производили проверку личного оружия — разбирали и собирали его обратно, так что в основном споры велись о поведении автоматов, но из долетавших разговоров стало ясно, что один из постовой группы был убит взбесившимся оружием, трое ранены, и шальной пулей ранен один шофер.

Михалыч издал сдавленный стон.

— Больно? — участливо спросила Мэри, бинтовавшая в это время его ногу; мешавшую штанину они оторвали. Мэри подумывала о том, что надо бы оторвать и вторую, тогда получатся шорты, но пока было недосуг.

— Да нет, нормально… — пробурчал Михалыч, взглядывая на нее исподлобья, как настоящий стоик.

— Знаю, что больно, и неприятно, — сказала Мэри, — но все-таки попытайся отвлечься и послушай меня внимательно. И вы тоже послушайте, это важно. — Она со значением взглянула на Жнеца и повторила: — Очень важно. Вам знакомо такое понятие — Хаос?..

Мэри продолжала говорить — негромко, четко и уверенно. Она не рассказывала о себе, просто объясняла, кем они стали, выйдя за границы своих миров, как понимала это сама: в чем кроется опасность и в чем, как это ни странно, состоит теперь их сила. Ее слушали молча, не перебивая, только Михалыч время от времени досадливо морщился. Мэри поглядывала на него с понимающим сочувствием. Она напомнила Жнецу о закольцованном им на съемках времени, потом, понизив голос, сказала, что она думает о причинах «оружейного бунта». Она не собиралась выяснять, кто виноват — тем паче что вина была непреднамеренной. Фил хмыкнул:

— Признаюсь, что был здорово раздосадован, но как-то не верится, что своим раздражением — всего-то навсего! — мог такое учинить.

Мэри сузила глаза.

— Не верится? — она перевела взгляд на Михалыча, слушавшего с выражением задумчивого недоверия. — А тебе, Михалыч?

Он чуть заметно улыбнулся, сказал:

— Вы, Мэри, можете звать меня Женей.

— Ага, — кивнула Мэри. — Женей. Учту. А теперь прошу вас вот так — да, спасибо — подвинуть ногу. Не больно? Нет? Отлично. — С этими словами она отстегнула «жгут» на его бедре и стала снимать только что наложенный бинт, успевший пропитаться кровью.

— Сейчас я вам докажу!

— Мэри, все в порядке, не надо, вы хорошо забинтовали! — пробовал протестовать он, но безуспешно. Остальные насмешливо глядели на ее действия — до тех пор, пока их не отвлекло тарахтение в небе.

Со стороны города летел вертолет — с виду, может быть, не совсем привычной конструкции, но с винтом сверху, где и полагается, зеленый, явно военный, о чем свидетельствовала пара веерных пулеметов, закрепленных на его бортах. Он приземлился невдалеке, прямо на дороге, дверца на боку открылась. В то же время из домика показался командир и устремился встречать, к нему присоединились еще каких-то два офицера, выскочившие из палаток.

Мэри со вздохом вернулась к своему занятию — стала доразбинтовывать смеляковскую ногу, думая о том, что вряд ли этот визит имеет отношение к ней и к ее компании, а если и так, то гости никуда не денутся, а закончить ей все равно придется. К тому же в последнее время она питала стойкую нелюбовь к вертолетам.

— Ну вот, — сказала она, снимая последний виток, и, склонившись, осмотрела место ранения. — Вот.


Она и не заметила, что Жнец уже поднялся навстречу человеку, шедшему от вертолета прямиком к группе арестованных. Офицеры поспевали за ним с видом людей, преследующих по пятам собственную участь.

— Евгений Михайлович, куда ж вас занесло!

Михалыч встрепенулся и попытался встать, что

ему на сей раз удалось сделать самостоятельно и даже без особого труда. Поднявшись, Смеляков-4 заметно растерялся, поняв, что обращение относилось вовсе не к нему: прибывший — широкий сдобный мужчина с совершенно лысой головой — пожимал руку статисту, устроившемуся на днях к нему на съемки и заявившему потом, что все они попали в другой мир.

— А… А… Андрей!.. — произнес Михалыч, кажется, узнав мужчину, но был либо не услышан, либо полностью проигнорирован визитером: его внимание было оккупировано Жнецом и не отвлекалось на странных личностей, щеголяющих в брюках с одной штаниной.

— Я вас разыскиваю, — говорил он, — и вдруг мне сообщают, что вы на восточном посту, арестованы!

— Ездил по делу, — скупо пояснил Жнец. — А ребята молодцы, — он кивнул на белобрысого, — бдительные ребята. Документы не забудьте отдать.

Белобрысый, на глазах просветлевший, протянул ему стопку документов.

Михалыч стоял позади своего полного тезки, как потерянный — а ведь он еще не знал, до какой степени «полного».

— Фил, — сказала Мэри единственному, кто еще сидел рядом с ней и кого явно забавляла необычная ситуация, — посмотри на его ногу.

На голой ноге Михалыча видна была только подсыхающая кровь. Сквозная рана, из которой она только что вытекла, полностью исчезла. Фил перевел взгляд на Мэри и произнес:

— Нечто подобное я уже видел вчера.

— Лишние дырки в теле — чертовски раздражающая штука, — заметила она и поднялась, поскольку как раз в это время Жнец на предложение пройти в вертолет обратил внимание гостя на то, что он здесь не единственный арестованный.

— Вы что же, Евгений Михайлович, предлагаете взять их с собой? — последовал удивленный вопрос, но Жнец собеседника уже не слушал: обернувшись, он с удивлением обозревал Михалыча, твердо державшегося на двух, похоже, что вполне здоровых ногах.

— Небольшая царапина, — улыбнулась Мэри, помахивая бинтом, — быстро затянулась.

Сам Михалыч, кажется, лишь теперь понял, что как-то он слишком мобилен для раненого. Он поглядел на свою ногу, потом ощупал ее и поднял лицо, немалую площадь которого занимал открытый рот. Жнец не стал дожидаться, пока оттуда польются вопросы.

— Эти люди мне нужны, — заявил он, — они летят с нами. — И, развернувшись, направился к вертолету. Вся компания во главе с Андреем Валентиновичем — вряд ли тем самым, а видимо, очередным, к тому же опять лысым — потопала следом, провожаемая не больно-то приязненными взглядами бойцов: разъездились, мол, тут и разлетались, одни потери от них — уже не только люди, но и оружие бесится…

При виде пилота Мэри, закусив губу, покосилась на Фила. Он был спокоен и удивления не выказывал, вернее — все его удивление относилось к оборудованию вертолета или к устройству панели управления.

«Опять! — подумала Мэри с мысленным стоном. — Господи боже мой, опять он пилотирует эти чертовы вертолеты! Куда от них деваться? Как от них спасать? Или, может быть, рассказать все Филу, и пусть он сам себя спасает, он же специалист?.. Это стоит обдумать. Или вот еще — почему люди не желают узнавать сами себя? В зеркало, что ли, редко смотрятся? Впрочем, некоторые самовлюбленные типы даже в окружающих не замечают сходства, хоть близнецов перед ними посади», — эта мысль относилась к Андрею Валентиновичу, никоим образом не реагировавшему на то, что один из пассажиров является почти точной копией его пилота — разница только в стрижке и в одежде. Михалыч, правда, тоже ничего не видел, занятый чудесным «воскрешением» своей ноги: сгибал ее, разгибал, ощупывал и стирал кровь в поисках шрамов, позабыв даже оторвать вторую штанину. Мэри его отлично понимала. Жнец… Жнец, пожалуй, все понял. Но на нем сейчас был план дальнейших действий и в частности — общения с толстяком, прототипом одного его хорошего знакомого. Потом, потом с ним надо будет поговорить, ведь он знал о гибели Фила в своем мире…

Пока что Жнец молчал, не интересуясь даже тем, куда конкретно они в данный момент летят: ждал, наверное, что толстяк сам проболтается, или, может быть, спросит: «Куда вас, Евгений Михайлович, прикажете доставить?» Но тот ничего не спрашивал — знал, наверное, куда.

Появившийся внизу город выглядел каким-то пришибленным и серым, несмотря на розовый предвечерний флер. Может быть, так казалось с высоты?.. Но сравнить не довелось — в город они так и не опустились: вертолет свернул к морю и уверенно взял курс на горизонт. Тут даже у Мэри зачесался язык спросить — далеко ли они летят и не ошиблись ли с направлением? А Жнец все молчал, слушая болтовню толстяка о каком-то званом вечере в экзотической обстановке с оркестром и наядами, для которого Евгений Михайлович непременно должен выкроить время, несмотря на свою непомерную занятость. Мэри подумала: «Может быть, я что-то пропустила? Что-то важное, что уже ясно Жнецу?..»

Вертолет пошел на снижение, так и не совершив разворот к берегу, и всем несведущим стало ясно, что местом посадки будет служить корабль, в носовой части которого имелась для этого специальная, отмеченная крестом площадка. Судя по остальному экстерьеру и по пухлым обводам корпуса, судно не являлось военным.

Очень скоро, попав на его борт, Мэри поняла, что она и впрямь кое-что пропустила: та самая званая вечеринка, о которой распинался толстяк, проходила здесь, на этом корабле. Набежавшие чуть ли не к самой посадочной палубе стюарды пригласили Евгения Михайловича в отдельные, специально для него зарезервированные апартаменты, где он, как было сказано, сможет переодеться и привести себя в порядок. А группе незваных гостей предложили спуститься в нижний отсек и подождать там, пока для них найдут приличную одежду.

Происходящее все меньше нравилось Мэри. Но Жнец сказал, что все будет в порядке, и, заставив ее окончательно опешить, отчалил в направлении «люкса». Она перестала улавливать в его действиях логику: ей показалось, что ему просто хочется отдохнуть, в то время как их общее положение было более чем шатким. Да какие могут быть «званые вечеринки», когда по дорогам бродят вооруженные бандиты, а въезды в город перекрыты военными кордонами?..

Андрей Валентинович, как это ни странно, не испарился вместе с «дорогим гостем», а взялся лично проводить его спутников: поддерживал Мэри за локоток на крутых лестницах и распахивал перед нею металлические двери нижнего отделения. Она уже ничего не понимала — имелось только очень четкое ощущение, что добра от всего этого не жди.

— Мы с вами непременно еще увидимся, милочка, — загадочно посулил он, открыв дверь в небольшую каюту, где им, видимо, и предлагалось коротать время. — Обещаю!

«Вот уж не дай бог!» — мысленно открестилась Мэри. С нее вполне хватило поезда. Мужчины тоже смотрели на толстяка без особой приязни, особенно упорно игнорируемый им Михалыч, да и Фил, судя по всему, не больно-то доверял его добродушному обличью.

Дверь закрылась, и они услышали, как ключ повернулся в замке.

— Так я и думал. Попались!.. — произнес Фил, чьи подспудные подозрения мигом выплеснулись на поверхность.

— Раз ты так думал, то почему молчал? — поинтересовалась Мэри, садясь на койку — так, кажется, на флоте называлась эта жесткая штука, привинченная к стене. Фил подергал дверь — она не подавалась.

— Я пока слишком мало понял, — сказал он. — Почему мы здесь? Что должны делать? За кого нас держат?

Мэри не стоило труда догадаться, что он имеет в виду не эту каюту.

— Такое впечатление, — заговорил Михалыч, — что тебя втянули в чужую игру, где ты не видишь начала и не знаешь правил, но почему-то обязан играть. Почему?.. — Он сел напротив Мэри и делал попытки наконец-то оторвать вторую штанину. Мэри вздохнула:

— На эти вопросы, увы, ответов нет. В каждом мире приходится просто жить. И включаться в его игры. Или навязывать ему свои. Вот например, Гений… — она запнулась, стрельнув глазами в Смелякова.

— Ну, продолжайте, что гений? Что, по-вашему, сделал бы гений? — Он рванул штанину и усмехнулся: — У меня, между прочим, было такое прозвище в свое время в определенных кругах. А теперь я хотел бы одного — вернуться в свой мир, к своим собственным играм. Вы меня понимаете?

— Еще как! — поддержал Фил, уставший смотреть на его мучения, поэтому наклонившийся и решивший проблему последним мощным рывком. — Желаешь, чтобы тебя отсюда выдвинули? Обратно, на свое место, верно?

— Да, но где искать тех, кто выдвинет? — спросил Смеляков, стаскивая с ноги остатки штанины. И с надеждой поглядел на Мэри: — Вы не знаете?

— Нигде, — припечатала она. — Мы ищем способ вернуться уже не первый день и не в первом мире. Поверьте, никто не будет вас «выдвигать»: пока есть есть желающие только задвинуть, и даже конкретнее — уничтожить. Мы сами должны найти выход, иначе…

— Что иначе?.. — спросили они хором — оба, такие разные, затаив дыхание.

Мэри глубоко, отчаянно вздохнула: как высказать то, чему она пока не умеет выстроить доказательств — за отсутствием знаний, да просто элементарной информации, но что ощущается в глубине души непреложным фактом? Сказать все как есть, как можешь…

— Мы противоречим законам мироздания. Либо оно нас раздавит, либо мы разрушим… разрушим… его, — нелегко ей далось это пророчество. «Тоже мне, злая волшебница…» — горько хмыкнула она про себя.

На некоторое время воцарилось молчание.

— Ерунда, — произнес Смеляков, хмурясь. — Все, что мы имеем, — это какие-то точечные сбои в законах. Мироздание этим не проймешь. Мало ли в нем аномалий!

— Но эта аномалия растет, — возразила Мэри, — нас становится все больше — пока только количественно, просто мы не умеем… То, что вы сегодня сделали случайно: ты, Фил, «разбудил» оружие, а Михалыч залечил свою рану — ведь по сути это всемогущество! Кто от него откажется? И надо-то всего — научиться манипулировать своим раздражением, сделать так, чтобы оно для тебя стало перманентным, вошло в норму!

Фил неожиданно засмеялся. Мэри осеклась и взглянула на него обиженно.

— Прости, — сказал он, — просто вспомнились сказки о колдунах и ведьмах — так вот почему все они настолько… неприятные! Бедняги вынуждены постоянно находиться в таком режиме, иначе от их всемогущества останется пшик!

— В сказках почти всегда присутствует здравое зерно… — задумчиво произнес Смеляков. — Вот уж воистину — трещина мира проходит сквозь сердце человека…

— Ну, стало быть, всемогущество… — сказал Фил, поднимаясь. — Я вам еще не говорил, как я ненавижу, когда меня запирают? Вот, помню, один раз… — он замолчал, подойдя к двери, и дернул за ручку. Дверь и не подумала отпираться. Он обернулся к Мэри, во взгляде — разочарованный вопрос.

— В тебе говорит злость, Фил, — сказала она, ощущая себя начинающим инструктором по теории Хаоса. — А нам нужно что?

— Так, ясно!.. — сказал он, напряг плечи, сделал сосредоточенное лицо и вдруг улыбнулся, обмяк: — А это на самом деле не так просто, как кажется.

— А знаете-ка что?.. — Михалыч медленно встал, потирая руки, словно хирург перед операцией. — А ну-ка дайте-ка место! — Он отстранил Фила и сделал шаг к двери.

В этот момент замок вытек. Это не походило на расплавление — он просто выплеснулся и стек по двери, как вода, но на бежевой краске остались металлические потеки. Смеляков не успел даже прикоснуться к ручке!

— Вот это да-а… — протянул Фил. — Уважаю. Видна привычка к спецэффектам. А я просто хотел, чтоб щелкнуло.

— А мне — простите, Мэри, — просто очень захотелось в туалет.

Они вышли в узкий пустой коридор, но Фил продолжал дискуссию:

— Рискованно раздражаться на такие вещи: мог просто замочить шорты, — сказал он.

Они свернули направо, здесь была лестница.

Михалыч не собирался оставаться в долгу:

— Я раздражался не на свою естественную физиологическую потребность, а на то, что мне не позволяют ее осуществить, — он осмотрелся. — А кстати, что мы собираемся делать дальше?

— Искать гальюн! — сказал Фил.

— Спасибо, — искренне отозвался Михалыч.

Мэри вздохнула: эти новенькие «вирусы» пока еще не задумывались о риске таких пикировок. Расплавить ведь можно не только замок. «Злые волшебники» делали лишь первые шаги, они еще не боялись хохмить и подзуживать друг друга.

И на первых порах вообще мало чего боялись.

— Попробуем найти Жнеца, — сказала она. А потом добавила: — Но и сортир не мешало бы. — Когда на их пути встали двое солдат: то есть не то чтобы сразу встали, сначала просто появились: они подпирали стены у выхода с лестницы. Первым поднимался Фил: ему моментально уткнули дуло в грудину, скомандовав:

— Назад!

— Нет, только не назад! — донеслось с конца лестницы, где находился Михалыч. Мэри была посредине, но и она подумала о том же.

А в следующий момент перед ее глазами появились два нуля, нарисованные на бежевой плоскости. Над нулями красовалась женская фигурка.

«Ох, слава богу», — подумала она первым делом и только потом огляделась. Справа была дверь мужского туалета, прямо перед нею стоял Михалыч. Из-за него выглянул Фил и сделал ей ручкой.

Когда Мэри вышла и наконец огляделась как следует — куда их, собственно, занесло? — то обнаружила вокруг роскошное убранство «под дуб», украшавшее довольно длинный коридор, ведущий к лестнице наверх. Рядом из двери выскочил Фил, за ним с достоинством появился Михалыч.

— Наверх! — скомандовала Мэри, и они устремились по коридору к лестнице.

Не успели они преодолеть и половины пути, как им навстречу посыпались стюарды, у первого же в руке торчал пистолет, надо думать, что и остальные были вооружены не подносами с мартини.

— Стоять! — скомандовал первый, а в следующий миг Мэри оказалась на свежем воздухе. Впереди была корма, расцвеченная огнями, а по обе стороны — она облегченно перевела дух — Михалыч с Филом.

— В банкетный зал! — скомандовала она, хотя на корабле это, наверное, называлось иначе, как и все на флоте.

В зал, полный респектабельного народа, они ворвались, как группа альтернативщиков — драные джинсы, окровавленные шорты и выцветшие майки. На Мэри кто-то кидался, кто-то пытался ее задерживать, но все они в мгновение ока пропадали, оставаясь позади. Она высматривала Жнеца.

Его не было.

— Ч-черт, — она поглядела вправо-влево — Михалыч и Фил по-прежнему были рядом. Впереди опять виднелась корма, расцвеченная огнями.

А с двух сторон приближались темные силуэты.

— Стоять! — донеслось откуда-то справа. — Руки за голову!

Мэри послушно подняла руки и положила их на затылок. Потом сказала негромко:

— Ребята, нам нужен Жнец, — вздохнула коротко и скомандовала: — Вместе.

Точка перед глазами взорвалась, обернувшись комнатой, или каютой — небольшой, со вкусом обставленной. За накрытым столом напротив друг друга сидели двое. Один из них, наголо обритый, рявкнул:

— Вон! Я занят! — потом поднял глаза и произнес:

— Машка, — помолчал и промолвил: — Давно тебя не видел.

— А я тебя вижу регулярно, Смеляков, — сказала Мэри. И спросила: — Можно нам присесть? — Не дожидаясь разрешения, она скомандовала, поглядев вправо-влево, на верных попутчиков: — Приземляемся, ребята.

Она подвинула себе стул, еще один поставил к столу Фил, а Михалыч, за неимением свободных стульев, подтащил поближе аккуратное кресло и рухнул в него.

— Продолжаем разговор, — стоически предложил Смеляков-5, когда все расселись. И вопросительно оглядел присутствующих.

Из всех известных Мэри Смеляковых больше всего он бы походил на Жнеца, если бы не был лысым.

Жнец, так и не переодевшийся «в приличное», дымил сигаретой.

Присутствующие безмолвствовали. Наверное, приходили в себя.

— Я думаю… — только собралась заговорить Мэри, но в этот момент в комнату вкатился Андрей Валентинович с докладом:

— Евгений, это черт знает что такое! Их потеряли на верхней па… — он запнулся и смолк. Потом растерянно произнес: — А, их уже привели?..

— Мы сами пришли, Андрей Валентинович, — сказала Мэри. — Вы, надеюсь, уже поняли, что нас не стоит держать под стражей?

— Все в порядке, Андрей, — кивнул ему Смеля-ков-5. — Ты пока можешь выйти.

— Но я тоже имею право знать, что происходит! — отважно заявил толстяк.

— Выйди, Андрей, — с нажимом повторил Смеляков, — и подожди за дверью. Поверь, так будет лучше.

К счастью, толстяк послушался, а то Мэри уже начала за него тревожиться. Она перевела взгляд на Жнеца и спросила:

— Он в самом деле принял тебя за двойника, или?..

— Или, — проронил Жнец. — Евгений Михайлович, — кивок на Смелякова-5, — является представителем спецслужб. Он был предупрежден о нашем появлении.

— Но, честно говоря, не больно-то верил, — сказал тот. — Когда мне сообщили, что я пытаюсь проехать в город через восточный пост, причем в двойном экземпляре, то это меня, сами понимаете, насторожило. Тем паче что там началось странное бешенство оружия.

Рядом с Мэри раздался тяжкий вздох:

— И вы тоже Евгений Михайлович? — спросил Смеляков-4, он же Михалыч. — Надеюсь, не Смеляков? — спросил он.

— Напрасно надеетесь, — «успокоил» его Жнец.

— Вы до сих пор себя не узнаете? — поинтересовалась Мэри.

Смеляковы глядели друг на друга. Мэри вздыхала, Фил чесал в голове.

— Ну ничего себе, дела!.. — похоже, что и для него идентичность Смеляковых стала открытием.

— А вы, насколько я понимаю, двойник моего пилота, — преподнес ему очередной сюрприз Смеляков-5. Палитра имен, похоже, исчерпалась, и Мэри окрестила его про себя просто — Пятый. — Простите, что пришлось вас на время запереть, — сказал он, — я должен был действовать с максимальной осторожностью и хотел поговорить сначала с капитаном ФСК. Но теперь, раз мы все собрались и уже уяснили некоторые моменты, давайте перейдем к главному вопросу: что вы намерены делать дальше?

Отвечать ему принялся Жнец:

— Мы прекрасно понимаем, что наше пребывание здесь является серьезным нарушением мирового порядка, — сказал он. — Наша задача — вернуться и тем самым этот порядок восстановить. Вопрос лишь в том, как это осуществить. Ваша служба была предупреждена о нашем появлении — значит, у них имеется связь с теми, кто затеял этот эксперимент, а сейчас, возможно, пытается устранить его последствия. Я понимаю, что вас могли не посвятить в подробности, как и меня когда-то. Но вам должны были дать по поводу нас какие-то указания; мы все заинтересованы в восстановлении стабильности и в сотрудничестве, поэтому надеюсь, вы сообщите нам, в чем состоят эти указания.

— Ну что ж, пожалуй, — кивнул Пятый. — Мне поручено вернуть вас в Москву. Именно там находится решение — это единственное, что мне известно.

Жнец оглядел своих: надежда в их глазах боролась с сомнением.

— Почему бы и нет? — сказал он.

— Но только не поездом! — заявила Мэри и, чуть подумав, добавила: — Честно говоря, насчет самолета я тоже не уверена…

— Это, собственно, основная проблема, — заявил Пятый. — У нас некоторые сложности с транспортным сообщением: в стране идет необъявленная гражданская война, и…

— Что-о-о? — спросили присутствующие нестройным хором.

— Я вижу, что не везде до этого докатились, — произнес Пятый со вздохом. — Так вот: поездка поездом действительно небезопасна, кроме того, она может затянуться на месяцы. Поэтому в ближайшее время нам, я надеюсь, будет предоставлен военный самолет. Хотя перелет, должен предупредить, тоже связан с изрядным риском, — он сочувственно взглянул на Мэри, решив, наверное, из ее слов, что она боится летать, да и ездить тоже, и закончил: — Но тут уж ничего не поделаешь.

— Я не этого опасаюсь, — сказала она. — Вы многого не знаете. Дело в том, что… — Объяснить, в чем заключается подлинная проблема, связанная с транспортировкой «вирусов», ей так и не пришлось: снаружи послышались выстрелы, зачастили автоматы, почти одновременно в комнату ворвался Андрей Валентинович, встрепанный, колыхающий животом, словно бурдюком, залитым по самую шейку — нет, не вином, а жиром.

— Евгений, нападение! — завопил он в панике. — Я предупреждал, я говорил, что эти «вечеринки на воде» добром не кончатся! — задыхаясь, кричал он, в то время как вся компания выскочила в коридор и стала пробиваться к выходу сквозь обезумевший народ, хлынувший сверху и мечтающий только об одном — укрыться в каютах. Люди с вытаращенными глазами, налетающие на тебя так, словно надеются проскочить насквозь — достаточно мощный раздражающий фактор. Поэтому стоит ли удивляться, что Мэри с Филом и Михалычем мигом оказались на палубе, в то время как Пятый, не обладающий в собственном мире всепроникающей способностью, прокладывал себе путь наверх старинным дедовским насильственным методом. Жнеца почему-то тоже рядом не было — может, остался помочь «сам себе», или просто не сумел влиться в коллектив, сплотившийся еще во время его поисков.

А наверху, между прочим, посвистывали пули: охрана, рассредоточившись вдоль бортов, отстреливалась от людей, носившихся по воде на скутерах.

Компания укрылась за какую-то тумбу, Мэри немного растерялась — в самом деле не вдруг соображалось, как справиться с ситуацией. Было ясно только, что необходима согласованность, поэтому она спросила:

— Ребята, что будем делать? — и запнулась. В этот момент мимо пробежал человек и помчался к вертолету. Это был Фил — здешний, конечно, потому что свой, ну, относительно свой, стоял рядом.

«Он что, хочет взлететь?..» — Мэри прошиб холодный пот. Вряд ли Фил собирался драпать, скорее — обстрелять нападавших с воздуха, но ведь и они по части стрельбы в долгу не останутся! Мэри дернула за локоть своего Фила:

— Скорей! Беги за ним, сделай что-нибудь! Его надо спасать!

— Я справлюсь, — спокойно сказал он, провожая глазами двойника.

— Ты не понимаешь! Он погибнет — так суждено! И ты бы погиб, это я тебя спасла, а двоих из вас — не сумела!..

Фил взглянул на нее — глаза его стремительно темнели — потом повернулся и побежал вслед за «собой». Тогда Мэри запоздало испугалась и за него тоже, да и за себя, чего скрывать — такие тысячелетние «привычки», как инстинкт самосохранения, враз не изживаются, а нападавшие уже лезли через борта, закидывая на них сначала тросы с крючьями. Михалыч, явно упустивший вожжи недавнего всемогущества, пребывал рядом в заметной растерянности.

Пора было брать себя, а заодно и его в руки крепкого, искрометного раздражения.

— Так, — сказала Мэри себе и ему. — Соберись! Страх не поможет, это не наше амплуа. Бояться должны нас. — Она отставила ногу и уперла руку в бок: — Посмотри-ка, эти сволочи лезут со всех сторон, как тараканы! Эти слизняки прервали важный разговор, решили нас ограбить, испортить нам вечер!

— И морской воздух заодно, — поддержал догадливый Смеляков.

На ближайшую, уже бегущую к ним фигуру упала с неба градина величиной с кочан. Следующие двое налетчиков были сбиты с ног комьями белесого желе, также неожиданно свалившегося с неба, наподобие ядер, но только жидких: при ударе они растеклись, облепив тела вязкой слизью.

— Кое-кому не мешало бы искупаться, — сказала Мэри.

— Б-р-р, и пол хорошо бы помыть, — добавил Михалыч.

Слева над бортом поднялась водяная колбаса, изогнулась и ударила в палубу, сметая «скользких типов», а заодно с ними всю слизь и еще человек десять нападавших.

Вертолет тем временем уже поднялся и пошел на облет судна, строча из пулеметов по тем, кто был на воде. Они тоже пытались стрелять, но… Мэри, поймав вертолет взглядом, заметила, что смотреть на него становится все труднее: он начал светиться, разгораясь все ярче, свет этот нестерпимо резал глаза и разливался над кораблем, так что невозможно стало не только разглядеть на небе что-либо, но и вообще взглянуть вверх. Это служило источником дополнительного раздражения, то есть являлось подспорьем: теперь не стоило даже напрягаться, чтобы направлять его против тех, кто был виной происходящему безобразию. Их было много, может быть, поэтому они, несмотря ни на что, продолжали штурм.

— Как мне они надоели! — вздохнула Мэри, глядя на новые обезумевшие рожи, лезущие через борт. Сказала и подняла глаза, а потом схватила ртом воздух, беззвучно ахнув.

Море за кормой вздымалось, с каждым мгновением все выше, образуя не просто волну, а стену воды, медленно надвигающуюся на корабль. То есть «медленно» это только выглядело: вот уже палуба накренилась, начиная превращаться в горку. Усеявшие воду скутеры заскользили вниз, а звук вертолета, все еще порхавшего над кораблем, значительно удалился; возможно, воздушный аппарат уже стал видимым, но никто им больше не интересовался.

В слабой и, конечно же, бесполезной надежде удержаться Мэри схватилась за какой-то поручень, но тут же с удивлением поняла, что ей, как и Михалычу, подхватившему ее за руку, это ни к чему: они продолжали стоять так, словно судно оставалось параллельным горизонту, в то время как мимо пролетали несостоявшиеся захватчики, делая отчаянные попытки за что-нибудь уцепиться. А уцепиться здесь было за что: не считая переборок, неплохим стопором для свободного полета служила надстройка. Только Мэри это про себя отметила, как возле ее ног зародился серый вихрь и прошелся зигзагом по палубе, через каких-то пять секунд полностью ее очистив — покидав за борт как чужих, так, кажется, и остатки защитников — впрочем, эти ей тоже успели за время пребывания здесь порядком досадить. Вихрь прошел вдоль борта, направляясь в носовую часть, сделал небольшой вираж, подцепил еще парочку «штурмовиков» и лишь взметнул волосы Мэри — они с Михалычем продолжали стоять как ни в чем не бывало, взявшись за руки, вопреки закону всемирного тяготения, на вставшей уже почти вертикально палубе. И на ней имелся еще по крайней мере один человек, не подверженный всемирному закону: он спокойно шел по образовавшейся стене — наподобие мухи, только покруче, поскольку двигался всего на двух ногах, лишенных к тому же цепляющихся щетинок — направляясь к ним.

Мэри взмахнула приветственно рукой, не решаясь сделать шаг навстречу: радость соседствовала в ней с головокружительным ужасом. Приближавшийся Смеляков, хоть и напоминал Жнеца, но вряд ли им являлся, поскольку, во-первых, только что залез на борт в числе осаждавших, и, во-вторых, Мэри была уверена, что узнает в нем Гения. К тому же позади нее раздался голос:

— Похоже, что нашей компании прибыло: не иначе как это недостающий гениальный компонент, — высказывание принадлежало Жнецу. Мэри покосилась через плечо — так и есть, со спины подходили вместе Жнец и Пятый. С лица приближался Гений, он же — Второй. Рядом стоял, держа ее за руку, Михалыч — Четвертый. Жнец был, естественно, Третьим, и он был прав: вся компания Смеляковых, «подобранных» ею в разных мирах, впервые оказалась в сборе — на палубе корабля, летящего по исполинской волне прямиком в небо.

Абсурд стал для нее почти бытом: она могла восхищаться, или ужасаться, но удивляться?.. Это казалось настолько маловероятным, что навевало легкую грусть. Корабль сорвался с волны — вода из-под него словно бы исчезла, и появилось полное ощущение, что он на самом деле летит — у Мэри просто заново перехватило дыхание: все же плыть вверх, спокойно стоя на палубе, когда с нее уже слетело все лишнее — это почти то же самое, что по обычному морю; первые секунды полета были, конечно же, более захватывающи. А следующие принесли удивление.

Корабль продолжал плыть — уже не по воде, а по воздуху. Вода не схлынула вниз, она действительно исчезла, и нигде не было видно даже краешка моря, занимавшего только что половину мира. Моря не было, тем не менее далеко впереди висел необъятный кусок суши с горами, лесами и с каменистым днищем. Вернее, он находился позади корабля, поскольку они стояли на корме и смотрели в сторону, противоположную его теперешнему движению.

Их опять «перенесло» — в этом не оставалось сомнений — и на сей раз уже не вместе с раздолбанным рыдваном, а с огромным судном. Но, если до сих пор миры рознились такими мелочами, как обличье городов и технический уровень цивилизаций, то теперь… теперь… Да было ли это вообще миром? Или, может быть, какой-то окраиной, куда мироздание, поднатужившись, наконец-то выплюнуло их, как неподвластный законам разрушительный элемент?..

— Как это возможно?.. — заговорил Михалыч, вновь и вновь поводя головой едва ли не на триста шестьдесят градусов. — Разве обычный плоский мир мог прийти в такое состояние?..

Фраза приковала к нему общее сочувственное внимание: немудрено человеку в таких условиях сдвинуться рассудком.

— Ну, если плоский, то, конечно, не мог, — поддакнул Жнец, тая усмешку. — Тем более, если он на трех слонах…

— А те на большой черепахе, — не выдержала и дополнила Мэри. Михалыч сердито взглянул на одного, на другую, перевел глаза на отдаленный «берег» и произнес ледяным тоном:

— Вы выбрали неудачное время для шуток.

— А что у вас за краем? — спросил с неподдельным интересом Гений. Взгляд Михалыча обежал компанию с пристально-тревожным выражением.

— Край — это условное понятие. Давно доказано, что пространство замкнуто на себя, — ответил он, заметно обеспокоенный подобными вопросами с их стороны.

— Но тогда получается шар, — высказал свое мнение Пятый.

— Или сфера, — блеснула интеллектом Мэри.

Михалыч кивнул с ошарашенным видом человека, считавшего, что находится в серьезной компании, и вдруг обнаружившего себя в группе дошкольников.

— Долгое время так и считалось, — пробормотал он. — Но первый же полет к Своду доказал…

Откуда-то донеслось тарахтение вертолета, отвлекшее практически всех, за исключением особо пытливых умов, от пояснений относительно подлинного устройства мира.

— Что доказал? — спросил Гений. — Что мир плоский?

— Как блин, — обреченно подтвердил Михалыч.

Не успели все уронить челюсти, как откуда-то снизу, из-за правого борта вынырнул вертолет — хорошо видимый и по виду похоже, что тот же самый. Заложив вираж, он опустился на посадочную площадку, точнехонько в центр креста.

— Надеюсь, что это не местная Федеральная Служба, — сказал Гений.

— Да нет же, это Фил!

Мэри оказалась права, хотя и ошиблась в количестве: дверцы кабины распахнулись, и с обеих сторон из аппарата вышло по Филу.

— Значит, и они здесь. Отлично! — сказал Гений. Мэри лишь потерла лоб: здорово, что очередной Фил был спасен «собой, спасенным-ею», но в результате их компании опять прибыло. Сколько вокруг нее еще будет набираться двойников? Долго ли это может продолжаться?..

Не дойдя до них нескольких шагов, Филы остановились и переглянулись. Мэри поняла их замешательство: земля раскололась, море пролилось в пустоту, и, похоже, то, что осталось, будет вскоре населено одними Смеляковыми.

— Классная посадка! — похвалила она, чтобы немного их ободрить. — А теперь давайте-ка я вас со всеми познакомлю. — Она обернулась к Смеляковым и начала «по старшинству»: — Вот это Гений.

— Скромненько, — высказался, ухмыльнувшись, Пятый. В той или иной мере хмыкнули и остальные Смеляковы, почти синхронно.

— Да, такой уж он, — сказала Мэри, ничуть не сомневаясь, что в глубине души все они считают себя гениями, пусть и непризнанными. — Это Жнец, — продолжила она и, предупреждая возможные реплики, добавила: — Что он жнет, я не знаю. И спрашивать, — она покосилась на Жнеца, — не советую. — Это Михалыч — если вы не против, Женя: мне кажется, в мужской компании тезок так будет солиднее. Извините, — обратилась она к Пятому, — вас мне еще не представили… — Она подумала: «А смысл?..» и продолжила так: — …Поэтому сами скажите, как вас называть. — «Только бы не по имени-отчеству!»

Он улыбнулся:

— Зовите меня просто — Смелый, — заулыбались и остальные, а он добавил: — В поддержание нашей скромной традиции именоваться по достоинству.

Закончив представление Смеляковых, Мэри обратилась к Филиппам, различимым практически только по одежде:

— Корнеевы, ну а вы что скажете? Как прикажете вас различать?

— Меня можете звать Фил, — объявил тот из них, которого она спасла. Кажется.

— Ну а я тогда Корень, — представился второй, переглянувшись вопросительно с «собой-собратом».

— Вот и познакомились! — сказал облегченно Гений. — Теперь можно и разобраться в обстановке.

— Не обстановка, а черт знает что! — сразу сообщил Корень, уже немного полетавший тут по окрестностям.

— И черт его знает, как с ней разбираться, — мрачно добавил Фил.

Это сказали два человека, наиболее осведомленные в этой самой обстановке.

— Предлагаю пойти на капитанский мостик, — сказал Смелый. — Оттуда, думаю, будет видней.

Возражений не последовало, и они пошли вслед за Смелым по кораблю. На палубах не наблюдалось ни души — судно, похоже, полностью очистилось от посторонних.

— Интересно, — сказала Мэри, — а капитан-то хоть на месте?

— Мог выпасть во время вертикального крена, — сказал Гений. — Либо просто внезапно остался без корабля.

— А пассажиры? — обернулся Смелый, заметно встревоженный. — Тоже остались без корабля?

— Ну, необязательно, — пожал плечами Гений. — Имеются варианты…

— Ой, мамочки!.. — тихо ужаснулась Мэри, вспомнив несчастных пассажиров поезда. — Лучше бы им остаться!..

— Правильно, туда им и дорога, — согласился Гений. Мэри от этого заявления слегка опешила: она совсем не то имела в виду:

— Ты что! Там до берега далеко, они же утонут!..

Видимо, Гений именно это и подразумевал, когда сказал, что туда и дорога. Он вздохнул, покачав головой:

— Не утонут, по крайней мере, не все. Ты обратила внимание на исчезновение спасательных шлюпок? То ли они сорвались при крене, то ли среди нас имеется тайный гуманист.

— Это точно не к тебе, — заметила она. — Кстати, как ты оказался в этой бандитской шайке? — «А не он ли ее сколотил?..» — возникло у нее очень даже реальное, если знать Гения, предположение. Он отмахнулся:

— Это долгая и запутанная история. Потом как-нибудь расскажу. Если будет время.

«Долгая?.. Запутанная?..» — удивилась про себя Мэри: они же и суток не пробыли в том мире! Но расспрашивать не имело смысла, тем паче при Смелом — его это могло кровно заинтересовать. Пока, правда, он был увлечен разговором с Михалычем.

— …Ты только представь, — говорил Смелый, — что где-то, может быть, существует одна только Россия, замкнутая сама на себя, закольцованная в пространстве? Ну да, плоская, само собой… Или круглая — почему нет? Какая разница?

— Как это какая? Да принципиальная! — кипятился Михалыч, но собеседник его не слушал:

— Европа, Америка — все могут быть сами по себе, отдельно закольцованы…

«…И путешествовать по заграницам можно только моим способом», — подумала Мэри, вздохнув, и обернулась к Филу:

— Как это у тебя вышло, со свечением?

— Ты о чем? — не понял он.

— Ты знаешь, что ваш вертолет светился почище солнца? На него взглянуть было невозможно, не то что прицелиться.

— Светился? Да ну?.. — Фил, похоже, был искренне удивлен. — Честно говоря, не заметил. Просто хотел спасти напарника и еще… — он поморщился, потом улыбнулся по-особому, для понимающих: — В общем, был раздражен их мельтешением. А когда вы подняли эту безумную волну, пришлось отлететь подальше. Летим — а кругом одно небо, горизонт исчез, и появились эти висячие острова… — Они как раз вышли на мостик, и Фил указал по курсу корабля: там, немного левее, располагалась еще одна земля — пожалуй, менее гористая. Зато на ней ясно просматривались руины.

— Вот вам и обстановка, как на ладони, — сказал Смелый. — Погода летная, в пределах видимости имеется земля. Даже две земли. Идем к одной из них, но можем попробовать развернуться. Хотя, на мой взгляд, эта будет поближе, а хрен редьки не слаще.

— Ну что ж — можно сказать, осмотрелись, ситуацию худо-бедно контролируем. Прекрасно, — изрек Гений к недоумению окружающих, не совсем понимавших, что он тут нашел прекрасного? Пейзажем, что ли, впечатляется?

— А теперь прошу внимания, — сказал он. — У меня имеется нетривиальное предложение, от которого вы вряд ли сможете отказаться: прежде чем мы займемся здесь исследовательской деятельностью, давайте попробуем вернуть все на свои места. У меня есть по этому поводу одна идея.

Остальные Смеляковы пришли в заметное волнение.

— У меня тоже наклевываются кое-какие соображения, — сообщил Михалыч.

— И я об этом думал, — признался Жнец, — но давайте уж по порядку, кто первый предложил, тот и излагает. К тому же у него больше опыта, — честно признал он, хотя они с Гением, как ни парадоксально это звучит, друг друга недолюбливали.

— Все очень просто, — сказал Гений. — Мы несем в себе Хаос и способны им, ну, скажем, в некотором роде управлять. Но до сих пор не могли вернуться, несмотря на все желание. Сам Хаос естественным образом этому противостоит: ведь исконная задача вируса — распространять заразу, а ни в коем случае не самоустраняться. Но в данном случае лазейка кроется в самой природе недуга: мы его несем, но сами мы ему неподвластны и неподконтрольны, поскольку власть и контроль подразумевают некий порядок, а порядок есть противоположность Хаоса. Улавливаете мою мысль?

— Мы хотели вернуться к норме, — сказал Жнец, — но это невозможно…

— …И в то же время возможно! — воскликнул Михалыч.

— Так, что ли?.. — недоверчиво спросил Смелый.

— Это Хаос, — развел руками Гений. — Прямое желание — вернуться к норме, естественно, неосуществимо.

— А если нам вернуть одну только Мэри? Общими усилиями? — внес предложение Михалыч. Мэри встрепенулась и оглядела их безрадостно.

— Ну, может быть… — нехотя проговорила она. — С меня все началось, я вас как-то затянула… Верните меня — тогда и вы, глядишь, обратно потянетесь…

— Вы идете путем моих размышлений, — сказал Гений и добавил: — Что, впрочем, неудивительно. Но я успел сделать следующий шаг. Я сегодня немного поэкспериментировал со временем — была такая необходимость, ну и… — он кинул быстрый насмешливый взгляд на Смелого. Тут-то Мэри поняла, почему его нерассказанная история могла быть «сложной» и «запутанной»: если он, как Жнец на съемках, «закольцевал» время, то мог прожить этот день не один раз, снова и снова все переигрывая, пока не встретился с ними… Но Гений не стал вдаваться в подробности, сказал только: — Словом, я понял, что время возможно вернуть, причем без потери памяти о нем для себя лично. Так вот, нашим общим желанием будет вернуть время в исходную точку событий. Итак, Мэри, когда все началось?

— В пятницу, тридцатого июня.

— Какого года? — спросил он, похоже — на всякий случай.

— Этого, конечно!

— Значит, на прошлой неделе, — констатировал он. — Во сколько?

— Около семи часов вечера, — ответила она.

— Точнее!

— Ну, в восьмом часу это произошло…

— Ты понимаешь, чего тебе не стоило в тот вечер делать?

— Кажется, да, — сказала Мэри, а про себя подумала: «Открывать холодильник?..»

— Кажется? — с нажимом переспросил Гений.

— Понимаю, — уверенно заявила она.

— Значит, в восьмом часу. А в шесть вечера все еще было нормально? Так. Временной отсчет, как я заметил, везде идентичен. Берем пятницу тридцатого июня, полшестого вечера. Чуть больше, меньше — думаю, уже роли не играет. Все, что нам требуется, — вернуть время к этому моменту. Каждый из нас должен хорошенько зарубить у себя в мозгу, что в этом спасение, и именно этого больше всего желать.

— Ну хорошо, допустим, зарубили, — сказал Фил. — Но где нам взять такой раздражитель, чтобы всех сразу вставило?

Гения вопрос ничуть не смутил:

— Так, сейчас посмотрим… — он устремил взгляд вперед, на постепенно приближавшийся «остров»: хорошо видны были замшелые развалины домов со слепыми окнами. — Места здесь, как я погляжу, дикие, — сказал он, — наверняка что-нибудь такое непотребное рано или поздно на нас вылезет.

— Идея неплохая… — похвалил Жнец и добавил, покосившись: — Без малого моя. Жаль только, если все получится, мы так и не узнаем, кто за этим стоял. — Он прищурился: — Хотелось бы мне на него взглянуть…

— Их может быть целый коллектив — мы этого в любом случае не узнаем, — сказал Гений. — Мы только жертвы эксперимента — не того полета птицы, чтобы нам открывали подобные секреты.

— Наверняка государственной важности, — вставил Фил и спросил: — На берег-то будем сходить?

— А как же! — отозвалась Мэри и напомнила: — Нам же теперь требуется, кровь из носу, найти на свои задницы паршивое приключение.

Они перебрались с мостика к левому борту. «Берег» медленно проплывал мимо — уровень земли был ниже киля и проходил на достаточном удалении — не перепрыгнешь. Хотя в здешней «плавучей» атмосфере можно было и попробовать…

— Пойти, что ли, в рубку, порулить… Вдруг получится? — подал голос Корень.

В это время «на берегу» из-за развалины поднялся человек. Он был замечен сразу всеми, поскольку имел крупную комплекцию, был одет в светлый костюм и абсолютно лыс. Кроме того, увидев «проплывающий» мимо корабль, он дико заорал:

— Я здесь!!! Ко мне!!! — и побежал к «берегу», махая руками.

— О те на! — произнес Фил, узнавая его отнюдь не первым. — А этот откуда здесь?..

Все подавленно молчали — ответа никто не знал. Между тем они тоже не остались неузнанными.

— Евгений Михалыч! — завопил местный Робинзон, поглядел на них, задрав голову, и поправился: — Евгении Михалычи, погодите! Я сейчас к вам… Сам к вам… — Подбежав к краю, толстяк оттолкнулся ногами, совершил отчаянный прыжок в пустоту и… полетел над бездной. Верней, «поплыл», производя в воздухе нелепые лягушачьи движения.

Вся компания, открыв рты, наблюдала за его неумолимым приближением. А потом…

Потом время повернуло вспять

Загрузка...